Бесплатный фрагмент - Звучащие

Пролог.

Книжный магазин на Красной улице, скрытый за витринами, всегда манил Оксану. Сюда её тянуло, несмотря на привычный городский шум, который не доходил до этого тихого уголка. Вечером, когда солнце уже пряталось за горизонтом, а лучи его, преломляясь, золотили старинные окна, она стояла у полки с эзотерической литературой. Книга в её руках была увесистой, с тёмно синим переплётом, на котором, будто золотая рука, было выгравировано: «Волшебство слова». Серебряное тиснение, отливавшее в сумерках, казалось живым, почти пульсирующим.

Оксана открыла книгу наугад, как будто следуя невидимой руке, которая сама привела её сюда. Страница, словно сама себя открыв, манила к себе.

«Древние знали то, что мы почти полностью утратили. Слово — это не просто набор звуков или символов на бумаге. Слово — это код реальности, ключ к глубинным пластам мироздания. Когда человек произносит слово с полным осознанием его сути, вибрации его голоса входят в резонанс с тончайшими струнами вселенной…»

Она прочитала эти строки вслух, и, не ожидав этого, почувствовала, как холодок пробежал по её спине. Каждое слово отзывалось в душе, как будто оно давно было ей знакомо. И вот, вдруг, каждый символ, каждая буква приобрели новое, почти физическое измерение. Это было не просто знание, а откровение. Она интуитивно почувствовала, что в этой книге скрыто нечто важное, нечто, что она искала всю свою жизнь, но не осознавала этого до сих пор.

«Когда наши предки произносили слово, они знали его силу. Слово могло излечивать, изменять, пробуждать скрытые силы. Но в нашем мире мы превратили слово в оболочку, полую и беспомощную, не отдавая себе отчёта в его истинной мощи. Мы обмениваемся словами, не задумываясь о том, что говорим, не понимая, какую силу в них заключаем…»

Оксана задержала дыхание, почувствовав, как мир вокруг начал тускнеть, а всё внимание было сконцентрировано лишь на книге. Внезапно её пальцы задрожали, когда она перевернула страницу, как если бы сама книга ждала этого момента, раскрывая очередную тайну.

«Есть люди, сохранившие эту древнюю связь со словом. Они — проводники той силы, что способна менять реальность. Эти люди, часто не подозревая об этом, воспринимают свой дар как случайность. Но когда они говорят или пишут от сердца, их слова обретают особую власть…»

Оксана чувствовала, как её грудь сжимает незнакомое чувство тревоги, смешанное с волнением. Сердце учащённо билось, а каждый звук на страницах казался частью неведомой симфонии, которую она должна была услышать. Книга сияла, и буквы на странице вдруг стали пульсировать, точно отзываясь на её биение сердца.

Внезапно она моргнула. Книга не просто светилась — она пульсировала. Как живое существо, подключённое к её собственному дыханию, это была не игра света. Это был отклик, реакция на её присутствие, на её дыхание, на её внутреннее состояние.

Она захлопнула книгу, прижала её к груди, словно спасая от чего-то незримого. Вокруг всё оставалось таким же: шелест страниц, разговоры посетителей, поглощённость продавцов своей работой. Но для Оксаны мир вокруг изменился. Он стал чужим и пустым, как будто бы она была на границе между двумя реальностями — той, где люди существовали, не понимая глубины того, что происходит, и той, где каждое слово имело значение.

«Я должна купить её», — промелькнуло в её сознании. «Не просто купить. Я должна понять её. Прочитать каждое слово. Впитать их в себя.»

Что-то внутри неё сказало: эта встреча не случайна. Это начало чего-то большего. Пути, о существовании которого она догадывалась, но не решалась пройти. И только сейчас, стоя в этом магазине, она была готова сделать первый шаг.

Продавщица на кассе странно посмотрела на неё, когда пробивала книгу.

— Знаете, это странно, — сказала она, — эта книга лежала у нас больше года, и никто её не брал в руки. А сегодня вы уже третий человек, кто заинтересовался ей. Правда, двое других положили её обратно.

Оксана молча кивнула. Но внутри неё всё пело. Она знала: книга ждала именно её. Этот момент был предначертан, и ничто не могло помешать ей теперь пройти этот путь.

Оксана

Она стояла у окна своей квартиры на седьмом этаже, рассеянно помешивая остывший кофе. Закатное солнце играло в её чёрных волосах, выхватывая редкие серебряные нити — свидетельства того, что молодость уже уступила место зрелости. Высокая, статная, с той особенной грацией движений, которая появляется только к сорока, когда женщина наконец принимает себя целиком, без оговорок и сожалений.

Слова всегда жили внутри неё, словно стая птиц, рвущихся наружу. Они приходили по ночам, заставляя вскакивать с постели и торопливо черкать в блокноте, который она держала у изголовья. Утром эти записи казались наивными, и она прятала их в старую коробку из-под конфет, где уже скопилось несколько начатых рассказов и даже набросок романа. «Кто я такая, чтобы писать?» — говорила она себе, возвращаясь к привычной жизни преподавателя английского, к онлайн-урокам и повседневным заботам.

Но слова не отпускали. Они жили в её интонациях, когда она говорила с учениками, и те вдруг начинали понимать язык так, словно знали его всю жизнь. Они звучали в её голосе, когда она утешала подругу, и та неожиданно находила решение давней проблемы. Они струились в письмах дочери в Москву, после которых Алина чувствовала прилив сил и уверенности, будто мать не просто написала ей, а передала частичку какой-то древней, глубинной мудрости.

Её руки, длинные и изящные, всегда были в чернильных пятнах — она упрямо продолжала писать от руки, считая, что клавиатура убивает душу слова. Карие глаза, обрамлённые мягкими морщинками, хранили ту особую глубину взгляда, которая бывает у людей, много читающих и много думающих о прочитанном.

В свои сорок два она была похожа на нераспустившийся бутон — того и гляди раскроется, явив миру что-то необычайное. Знакомые мужчины заглядывались на неё, но она словно существовала в другом измерении, где главными собеседниками были книги, а лучшими друзьями — слова, затаившиеся между строк.

В Краснодаре её знали как хорошего преподавателя и просто приятную женщину, которая живёт одна в квартире, заставленной книгами, пьёт крепкий кофе по утрам и любит гулять по старому центру города, останавливаясь у витрин букинистических магазинов. Никто не догадывался, что в ней живёт та самая сила, которая когда-то двигала миром — сила правильно сказанного слова. Она и сама не подозревала об этом. Пока не взяла в руки ту книгу.

Дождь усиливался, превращая вечерний Краснодар в размытую акварель. Оксана перечитывала их переписку, и каждое его сообщение отзывалось в ней особым трепетом. Георгий — так он представился — писал не просто красиво, он писал иначе. В его словах была та самая глубина, которую она всегда искала в книгах.

«Знаете, Оксана,» — писал он сегодня утром, — «иногда мне кажется, что слова — это не просто способ общения. Это двери в другие миры, которые мы носим в себе. И некоторые люди умеют эти двери открывать…»

Она замерла, перечитывая эти строки. Странное совпадение — сегодня в книжном она наткнулась на книгу именно об этом. О силе слова, о его магии.

«Вы верите в совпадения?» — напечатала она и тут же стёрла. Нет, рано. Их виртуальная близость была слишком хрупкой, чтобы нагружать её подобными вопросами.

Три месяца переписки превратились в целую вселенную, существующую параллельно её обычной жизни. Днём — уроки английского, звонки дочери в Москву, бытовые заботы. А вечерами — погружение в удивительный мир их диалогов, где каждое слово имело вес и значение.

Телефон снова завибрировал.

«Не спите? Я тут думал о том, что некоторые люди обладают особым даром. Они могут словами менять реальность. Звучит безумно, правда?»

Оксана почувствовала, как по спине пробежал холодок — точно такой же, как сегодня в книжном магазине.

«Совсем не безумно,» — ответила она, чувствуя, как сильнее забилось сердце. — «Продолжайте.»

«Представьте человека, чьи слова имеют силу не просто убеждать или вдохновлять, а буквально преображать мир. Менять судьбы, исправлять ошибки прошлого, создавать новое будущее…»

Она смотрела на экран, не в силах пошевелиться. Он словно читал её мысли, озвучивал то, о чём она боялась думать даже наедине с собой.

«Кто вы?» — напечатала она дрожащими пальцами.

«Тот, кто знает, кто вы,» — пришёл ответ.

Оксана выронила телефон. За окном сверкнула молния, на мгновение осветив комнату призрачным светом. В этой вспышке она увидела, как буквы в купленной сегодня книге снова начали светиться — теперь уже не только на страницах, но словно проступая сквозь обложку.

Её дар, который она всегда считала просто особенностью характера, вдруг предстал в новом свете. И этот загадочный Георгий каким-то образом знал о нём.

«Может, пришло время встретиться?» — мигнуло новое сообщение.

За окном громыхнул гром, и на мгновение Оксане показалось, что весь мир замер в ожидании её ответа.

После встречи с той загадочной книгой Оксана вернулась домой в странном состоянии. Она поставила чайник, открыла ноутбук — привычные вечерние ритуалы, которые обычно успокаивали. Но внутри всё дрожало от предчувствия чего-то важного.

Первым делом она проверила сообщения. Георгий. Как обычно в это время. Их переписка началась три месяца назад на форуме любителей классической литературы — случайный комментарий к её посту о Булгакове перерос в долгий разговор, а потом в ежедневное общение. Он писал так, словно видел её насквозь, словно знал что-то важное о ней — что-то, чего она сама о себе не знала.

«Знаете, Оксана,» — светилось новое сообщение, — «есть люди, которые носят в себе особый дар. Они могут словами менять мир вокруг. Как вы думаете, случайно ли мы начали общаться именно сейчас?»

Она перечитала сообщение несколько раз. Эти слова слишком перекликались с тем, что она прочла сегодня в книжном. Слишком точно попадали в её потаённые мысли.

Дождь за окном усилился, капли барабанили по стеклу как чьи-то торопливые пальцы. Оксана встала и подошла к зеркалу, вглядываясь в своё отражение. Сорокадвухлетняя женщина, живущая размеренной жизнью, вдруг оказалась на пороге чего-то необъяснимого. Той самой книги, этой странной переписки, собственного пробуждающегося дара…

— Ну что я делаю? — Оксана смотрела на своё отражение в зеркале, не в силах сдержать тихую улыбку. — У меня же семья, работа, устоявшаяся жизнь.

И тут же, как противовес:

— Но разве я не имею права просто чувствовать? Жить? Снова ощущать себя живой?

Телефон вибрирует на столе, заставляя её сердце дрогнуть. Оксана поднимает его, читает сообщение, и щеки невольно окрашиваются лёгким румянцем.

— Господи, — она тихо смеётся, будто в ответ на свои же мысли. — Я как девочка-подросток. Сижу, жду каждое его слово, каждую весточку.

Сквозь стекло за её спиной слышен усиливающийся дождь. В комнате мягкий свет, на столе чуть остывший чай. Всё вокруг дышит привычной, размеренной жизнью. Но внутри неё — водоворот.

— Когда со мной было такое в последний раз? Да никогда. Даже в юности не было этого… этого полёта мыслей, этой лёгкости в общении.

Она откладывает телефон и подходит ближе к зеркалу. Смотрит на себя внимательно, как будто видит впервые.

— А ведь я хороша, — произносит она чуть громче, будто напоминая самой себе. — Столько сообщений от него сегодня… и каждый раз что-то откликается внутри.

Глаза её сияют. Это не может не радовать.

— Но ведь я заслужила чувствовать. Разве не для этого дана жизнь? Для эмоций, для красок? — Она касается своего отражения, затем снова слышит сигнал телефона. Сообщение. Ещё одно. Ещё одна улыбка.

Внутри теплится вопрос, и он не даёт покоя: «А если я влюблюсь?»

— Если затянет так, что не выплыву?

Она прикрывает глаза, стараясь найти ответ. Но, кажется, его там нет.

— Или я этого боюсь? Не того, что влюблюсь… а того, что уже?

Шум дождя за окном становится сильнее. Оксана облокачивается на подоконник, наблюдая, как капли стекут по стеклу, и тихо произносит:

— Всего одна встреча… Что в ней такого? Ничего. Но я знаю, за первой будет вторая. И всё изменится.

Её отражение смотрит на неё, но на лице уже нет той уверенности.

— А заслужила ли я эти перемены? Эти эмоции, этот вихрь чувств? А как же стабильность?

Она смеётся и качает головой.

— Спокойствие… Разве это жизнь? Разве можно всю жизнь только существовать?

Она делает глубокий вдох, ловит на себе в зеркале новый взгляд — другой. Словно внутреннее «я» уже сделало выбор.

— Что самое удивительное, — говорит она себе в полголоса. — Я уже изменилась. Даже без встречи. Просто от того, что он есть.

И голос в голове, такой тихий, как шёпот: «И что в этом плохого?»

Оксана берёт телефон, открывает их диалог.

— Может, иногда нужно просто позволить себе быть счастливой?

Она улыбается. Её пальцы уже касаются экрана.

На кухне тепло от духовки, и воздух пропитан ароматом картофеля, чеснока и пряностей. Оксана методично нарезает картошку тонкими кружочками, раскладывая их ровными рядами в форме.

— Как же я хочу, чтобы всё в голове было так же ровно, — пробормотала она, усмехнувшись.

Умом она знала, что сейчас нужно сосредоточиться на работе. Бизнес — вот что имеет значение. Сейчас рынок образования на подъёме. Онлайн-курсы, новые технологии, дистанционное обучение.

— Но как сделать что-то действительно новое? — задаёт она вопрос себе и тут же кивает, словно уже знает ответ. — У меня же есть наработки. Двадцать лет опыта. Их не пропьёшь.

Она посыпает картошку солью и перцем, выкладывает лук.

— Может, сделать упор на взрослых? — вслух размышляет она. — На тех, кто пытался учить язык, но забросил. Как раз моя специализация: барьеры, страх общения…

Она улыбается своим мыслям, выкладывая последний слой сыра.

— Интересно, что бы он сказал? — невольно произносит она, представляя его реакцию. — Да что там. Сказал бы: «Делай, Оксана. Верь в себя».

И почему-то эта мысль её успокаивает.

Дождь за окном стихает. Она ставит блюдо в духовку и, вытирая руки, ловит себя на мысли, что внутри уже давно нет сомнений.

— Всё идёт так, как должно идти, — говорит она себе с тихой улыбкой.

Следующая неделя прошла для Оксаны в вихре предновогодних хлопот. Город погрузился в праздничную суету: огоньки гирлянд загорались в витринах, запах хвои и свежей выпечки стоял в воздухе. Но её будни словно потеряли обычную обыденность.

Странности, которые прежде могли бы насторожить, теперь только развлекали. Они напоминали сериал — с предсказуемым, но затягивающим сюжетом.

В её любимой кофейне, которую она уже называла своей, продолжался парад случайностей, слишком полезных, чтобы быть простыми совпадениями.

Утром за соседним столиком появился бородатый айтишник, который увлечённо объяснял другу разницу между платформами для образовательных сайтов:

— Если тебе нужна гибкость, бери Wordpress, но хостинг… тут не ошибись. Важна скорость, поддержка SSL, и… — дальше его голос был почти не слышен из-за шума кофемашины, но Оксана уже торопливо строчила заметки в блокнот.

— Курс молодого бойца по созданию сайта, — пробормотала она себе под нос и усмехнулась.

На следующий день её столиком владели две дамы-маркетологи, обсуждая воронки продаж:

— Главное — не пугать людей сложностью, всё должно быть просто и понятно. Сначала лид-магнит, потом трипвайр, а дальше уже автоматизация.

— Господи, — Оксана поставила чашку с капучино, чтобы не расплескать. — Они что, читают мой бизнес-план?

Случайности стали не просто странными, они начали казаться частью какого-то спектакля.

«Я будто попала в реалити-шоу „Как открыть своё дело для чайников“, где главные роли играют случайные посетители», — думала она, в очередной раз унося с собой в блокноте несколько новых идей.

Вчерашний случай окончательно выбил её из равновесия.

Она возвращалась из торгового центра, когда ей дорогу перегородил Дед Мороз — слишком уж похожий на того самого Петровича из кофейни. Его густой, басовитый голос остановил её:

— А что же вы, уважаемая, без письма Деду Морозу?

— Простите, но мне как-то не шестнадцать, — ответила она, пытаясь обойти его.

— А вот это вы зря! — Дед Мороз хитро прищурился. — Взрослым особенно надо верить в чудеса. Детям-то что? У них вся жизнь волшебная.

«Логика железная,» подумала она, улыбнувшись.

— Ладно, — неожиданно для себя согласилась Оксана, — но только одно желание.

На крошечном листке бумаги она написала:

«Хочу, чтобы моя онлайн-школа…»

И запнулась.

«Господи, это же как в письме Санте. Сейчас ещё попрошу пони и новый айфон.»

— Главное — от души, — подбодрил её Дед Мороз, подмигнув совершенно по-петровичевски.

«…Хочу измениться, стать увереннее и…? — что б мир изменился вместе со смной» — дописала она, решив, что это самое безопасное желание.

Утром следующего дня в кофейне её ждал сюрприз.

За её любимым столиком сидел пожилой мужчина в дорогом костюме и увлечённо рассказывал коллеге про юридические тонкости образовательных проектов.

— Нет, лицензия на курсы — это полбеды. Нужно учесть ещё авторские права на материалы. Особенно если школа работает на нескольких языках.

«Так, либо у меня мания преследования, либо это заговор,» — подумала Оксана, делая вид, что увлечена своим кофе. — «Либо… Нет, даже думать не буду. Просто запишу всё, что услышу. На всякий случай.»

Официантка с серебристой прядью принесла ей капучино и печенье. Внутри оказался небольшой клочок бумаги.

«Интересно, что на этот раз? „Верь в себя“? „Следуй за мечтой“?» — она развернула записку, и пальцы чуть не выронили её.

На бумажке было написано:

«Сегодня первый день всей оставшейся жизни.»

День рассыпался, словно джазовые ноты.

Оксана пыталась сосредоточиться на уроках, но привычный ритм работы ускользал. Слова учеников звучали отрывисто, словно невнятные аккорды в шумном кафе, а её мысли всё возвращались к одному и тому же.

Во время занятий она всё чаще машинально проводила пальцами по запястью, там, где во сне его пальцы оставляли невидимые узоры.

— Простите, Светлана, давайте повторим это предложение, — в третий раз попросила она студентку, осознав, что ответ пропустила мимо ушей.

Когда уроки закончились, Оксана с усталым вздохом закрыла ноутбук. Она подошла к окну, оперлась лбом о прохладное стекло. За ним начинался дождь. Те самые капли, те же звуки, которые она слышала во сне.

Город за стеклом жил своей жизнью, размытые огни машин и фонарей превращали улицы в хаотичную акварель.

Телефон завибрировал на столе.

«Джаз начинается в семь. Говорят, сегодня особенный вечер для особенных встреч.»

Сердце пропустило удар. Слова, словно сотканные из того же сна, оживали перед глазами. Её рука автоматически потянулась к телефону, но она замерла.

На кухонном столе, рядом с чашкой остывшего кофе, лежала палочка корицы. Оксана замерла. Она точно знала, что не покупала корицу несколько месяцев.

— Я схожу с ума, — прошептала она, глядя на невинный предмет, который вдруг стал невыносимо важным.

Она надела пальто, аккуратно поправила волосы перед зеркалом в прихожей и, едва заметив своё отражение, застыла.

В зеркале, за её спиной, на долю секунды мелькнуло что-то — высокая тёмная фигура.

Оксана резко обернулась. Комната была пуста. Только мягкий свет торшера заливал её уютным жёлтым сиянием.

На улице дождь усилился, превращая город в мерцающую золотистую реку света. Под козырьком подъезда она остановилась, достала телефон и замерла.

«Я буду,» — набрала она, и, не давая себе времени передумать, отправила.

Ответ пришёл почти мгновенно:

«Я знаю.»

И в этот момент, сквозь шум дождя, до её слуха долетели первые ноты мелодии. Билли Холидей. Та самая песня.

Машина.

Когда она вышла на улицу, у подъезда её ждал автомобиль — роскошный седан цвета мокрого асфальта. Дождевые капли стекали по его лакированным бокам, создавая причудливые узоры.

Задняя дверь открылась бесшумно, словно приглашая войти.

Она замерла. Внутренний голос настаивал: «Развернись и иди домой.» Но в этот же момент что-то другое — тихое, но непреклонное — подталкивало её сделать шаг вперёд.

Эта машина… Она была в её сне.

Изнутри доносились тихие звуки джаза. Конечно же, Билли Холидей.

— Садитесь, — голос раздался из тёмного салона. Бархатный, глубокий, он будто проникал под кожу, заставляя дрожать от непонятного волнения. — Обещаю, это будет самое безопасное приключение в вашей жизни.

Её ноги сами сделали шаг вперёд, прежде чем она успела подумать.

Когда Оксана устроилась на мягком кожаном сиденье, дверь закрылась плавно, отрезав шум дождя.

Внутри было темно, но уютно.

Запах дорогой кожи, смешанный с тонкими нотами корицы и мужского парфюма, заполнял воздух.

Оксана подняла глаза. Силуэт напротив был едва различим в полумраке, но при каждом огоньке фонаря за окном свет выхватывал детали его лица.

Те же карие глаза, что и во сне. Тот же взгляд — пронизывающий, но не пугающий.

— Вы не боитесь, — сказал он. Это прозвучало не как вопрос, а как утверждение.

Она удивилась, насколько ровно и спокойно прозвучал её голос:

— Должна бы. Но почему-то нет.

Он слегка наклонился к ней, и она почувствовала, как тепло его присутствия заполняет пространство между ними.

— Потому что вы уже знаете меня.

Её сердце пропустило удар. Эти слова, сказанные во сне, теперь звучали так реально.

— Мы встречались… — начала она, но не смогла договорить.

— В каждом сне, — закончил он её мысль.

Машина мягко скользила по вечерним улицам, словно парила. За тонированными стёклами город превращался в размытые тени и золотистые росчерки.

— Куда мы едем? — спросила Оксана, хотя в глубине души уже знала ответ.

Он заметил, как её пальцы нервно подрагивают на колене, и медленно накрыл её ладонь своей.

Его прикосновение — тёплое, уверенное — было настолько естественным, будто он делал это уже сотни раз.

Тепло его ладони прокатилось по её телу, заставив дыхание на миг сбиться.

— Туда, где всё начинается, — ответил он мягко. — И заканчивается.

Сквозь пелену дождя проступили очертания особняка.

Седан свернул на узкую подъездную дорожку, и фары выхватили из темноты мокрые стволы деревьев и кованые ворота с причудливым орнаментом. Оксана заметила, как её рука невольно сильнее сжала край пальто.

— Последний шанс передумать, — полушутя-полусерьёзно сказал он, не отпуская её руки.

— Вы так говорите, будто собираетесь укусить меня и превратить в вампира, — улыбнулась она, но её глаза на миг стали серьёзными.

— Музыка может быть опаснее, — мягко возразил он.

— Правда? — Оксана чуть приподняла бровь.

— Ещё как, — он кивнул, глядя прямо в её глаза. — Особенно та музыка, что живёт в этом доме. Она меняет людей. Навсегда.

Машина остановилась у ворот. Он развернулся к ней, и теперь их лица разделяли лишь считанные сантиметры. В полумраке салона его глаза казались почти чёрными, лишь золотистые блики от капель на стекле выдавали глубину их цвета.

— И всё же я здесь, — тихо произнесла она.

— Может быть, именно поэтому, — его голос стал чуть ниже, мягче. — Потому что обычная жизнь перестала быть достаточной?

Она молча кивнула. Да, он был прав. Обычная жизнь действительно больше не могла её удержать.

Он слегка сжал её пальцы, прежде чем отпустить.

— Добро пожаловать в «Коричное время.»

— —

Дом словно вышел из другого времени.

Особняк выглядел величественно и загадочно. Причудливые башенки, узорная ковка, высокие окна — всё казалось излишне театральным, но при этом притягивало взгляд.

— Викторианский стиль, конец XIX века, — начал он, когда заметил, как Оксана рассматривает здание. — Архитектор — Джеймс Ренвик младший. Вы могли слышать о нём: он спроектировал собор Святого Патрика в Нью-Йорке. Это была одна из его последних работ в Европе.

Они шли по мощёной дорожке, и дождевые капли тихо звенели по её каменным плитам. С каждым шагом дом раскрывал всё больше деталей: тонкая резьба в виде нотного стана на карнизах, барельефы с античными музами.

— Изначально дом принадлежал графу Михайловскому, — продолжил он. — Русскому аристократу, который сбежал из России задолго до революции. Он был… скажем так, эксцентричным человеком. Помешан на музыке, собирал редкие инструменты. Некоторые из них до сих пор хранятся в этом доме.

Оксана заметила нотки восхищения в его голосе.

— А после графа? — спросила она, указав на витражи второго этажа.

— После графа здесь жила французская оперная дива Элен Дюваль. Она устраивала музыкальные салоны, которые собирали весь цвет европейской богемы. А потом… — он загадочно улыбнулся, — потом дом нашёл меня. Или я нашёл его. Это как посмотреть.

Её взгляд вновь скользнул к витражам. Цветное стекло складывалось в сложный узор, и чем дольше она смотрела, тем больше казалось, что там что-то спрятано.

— Это зашифрованная партитура? — догадалась она.

Он одобрительно кивнул.

— Именно. Эскизы создавал сам граф, а воплощением занимался мастер из Праги. Правда, никто до сих пор не смог полностью расшифровать мелодию.

— Но пытались?

— Конечно. Но, как гласит легенда, партитуру можно услышать только в полнолуние, когда лунный свет падает через витражи под правильным углом.

— И вы верите в эту легенду?

Он задержал её взгляд чуть дольше, чем требовалось.

— В этом доме я больше ни в чём не уверен, — наконец ответил он, доставая из кармана старинный ключ. — Именно поэтому он идеально подходит для того, что мы делаем.

Массивная дверь открылась практически бесшумно, впуская их в просторный холл.

Приглушённый свет старинных бра играл на деревянных панелях стен, создавая уютную, почти интимную атмосферу. Воздух был наполнен запахом древесины, чуть уловимым ароматом воска и чего-то пряного — возможно, корицы.

— Прежде чем мы продолжим, — он повернулся к Оксане, его голос звучал мягко, но уверенно, — позвольте предложить вам кое-что.

Оксана замерла, вопросительно глядя на него.

— Чтобы в этом доме вы чувствовали себя гармонично — от музыки до внешнего облика. Наверху, в будуаре мадам Дюваль, вас ждут наряды. Думаю, вы найдёте тот, который идеально подойдёт к сегодняшнему вечеру.

На верхней площадке лестницы появилась элегантная женщина средних лет в строгом чёрном платье. Её безупречный вид и прямой взгляд сразу внушили уважение.

— Анна-Мария поможет вам с выбором.

Оксана бросила взгляд на него, в её глазах мелькнуло сомнение.

— Не волнуйтесь, — он улыбнулся, словно угадав её мысли. — Здесь всё продумано до мелочей. И да, мы не одни в доме. Есть небольшой штат людей, которые помогают поддерживать особую атмосферу «Коричного времени».

— А вы? — она подняла одну бровь, уже стоя на первой ступеньке лестницы.

— Я буду ждать вас в музыкальной гостиной, — ответил он. Его взгляд стал чуть серьёзнее. — Когда вы будете готовы, Анна-Мария проводит вас туда.

Он сделал паузу, оценивающе посмотрел на неё и добавил:

— И помните — вы всё ещё можете уйти. Но если останетесь… будьте готовы к тому, что ваша жизнь изменится.

— Вы всегда так драматичны? — Оксана постаралась улыбнуться, скрывая нарастающее волнение.

— Только когда это действительно того стоит, — его ответ прозвучал с неподдельной серьёзностью. — Идите. Я подожду.

Она начала подниматься по лестнице. Каждый шаг, казалось, приближал её к чему-то неизведанному, волнующему и, возможно, опасному. Но впервые в жизни она была готова рискнуть всем ради этого.

Будуар мадам Дюваль

Анна-Мария провела её в просторную комнату, где время словно остановилось век назад. Большое зеркало в позолоченной раме, туалетный столик с флаконами духов, мягкий свет винтажных ламп, кресло с вышитой обивкой — всё дышало историей и изысканным вкусом.

— Позвольте помочь вам, — спокойно произнесла Анна-Мария, начав расстёгивать пуговицы на блузке Оксаны. Её движения были точными, профессиональными, но в то же время уважительными.

— Прошу прощения за прохладу — старинные дома имеют свой характер, — добавила она.

Оксана почувствовала, как холодный воздух коснулся обнажённой кожи. Её повседневная одежда — блузка, юбка — вдруг показались здесь неуместными, почти грубыми.

— А теперь… — Анна-Мария открыла массивный гардероб из красного дерева.

Внутри висели несколько нарядов, но взгляд Оксаны сразу притянуло платье тёмного бургунди, с корсетом, расшитым тончайшим узором из серебряной нити.

— Сначала нижнее бельё той эпохи, — пояснила Анна-Мария, доставая шёлковую сорочку и панталоны с кружевной отделкой. — Без этого платье не будет сидеть правильно.

Шёлк скользнул по её коже, оставляя приятное ощущение лёгкости. Затем последовал корсет.

— Дышите глубже, — предупредила Анна-Мария, затягивая шнуровку. — Не волнуйтесь, эта модель удобна. Она формирует силуэт, но не стесняет движений.

Корсет обнял её фигуру, словно кто-то сильный и надёжный поддерживал её осанку. Оксана почувствовала, как её дыхание стало более осознанным, а каждое движение — плавным и грациозным.

— Теперь платье, — Анна-Мария помогла ей шагнуть в облако шёлка и кружева. Платье, кажется, само опустилось на плечи, идеально подчеркивая её фигуру.

— Оно создано для вас, — отметила Анна-Мария.

Оксана повернулась к зеркалу. Из отражения на неё смотрела женщина из другого времени. Глубокий оттенок платья подчёркивал её бледную кожу, корсет создавал идеальную осанку, а пышная юбка делала её движения воздушными.

— Теперь волосы, — Анна-Мария начала ловко закалывать пряди, закручивая их в изысканный узел. — В этом доме каждая деталь имеет значение. Цвет платья — это цвет зрелого вина, символ опьянения музыкой. Узор на корсете — зашифрованные ноты…

Оксана удивлённо подняла бровь.

— Зашифрованные?

— Да, — кивнула Анна-Мария, закрепляя последнюю шпильку.

Затем она достала небольшой флакон.

— Последний штрих, — сказала она, сбрызнув запястья и шею Оксаны каплями духов. — Это особый аромат дома. Корица, ваниль и кое-что ещё. Секретный ингредиент «Коричного времени».

Оксана вдохнула аромат. Он был тёплым, глубоким, одновременно убаюкивающим и пробуждающим.

— Ну что ж, — Анна-Мария отошла на шаг, чтобы оценить результат. — Теперь вы готовы.

Музыкальная гостиная встретила Оксану полумраком и ароматом горящих свечей.

Тёплый свет мягко рассыпался по гладкому наборному паркету, отражаясь от полированных поверхностей и поблескивая на лакированных музыкальных инструментах. Её каблучки отбивали ритм — глухой, но уверенный. Каждый шаг отдавался лёгким шелестом шёлка, создавая ощущение, что её платье пело вместе с ней.

Она замерла на пороге. Корсет, плотно стягивающий талию, заставлял дышать иначе — медленно, глубоко, чувственно, будто каждый вдох наполнял её новым осознанием.

Он стоял у рояля. Вечерний костюм сидел на нём безупречно, подчёркивая грацию его фигуры. На мгновение Оксана ощутила, что её окружение замерло, будто время сделало паузу. Его взгляд поймал её, и дрожь пробежала по её телу. В этих тёмных, почти чёрных глазах плескалась какая-то бездонная тьма — манящая, опасная.

— Вы… прекрасны, — сказал он, двинувшись к ней. Его шаги были почти беззвучными, но каждый шаг приближал эту тьму всё ближе.

Когда он оказался рядом, Оксана затаила дыхание. Его пальцы, длинные и сильные, мягко коснулись её обнажённого плеча, оставляя за собой невидимый след, словно электрический разряд.

— Это платье… — его голос был низким, бархатным, — оно словно создано для вас.

Она чувствовала, как под этим взглядом, под этим прикосновением, её тело становилось чем-то иным — чувствительнее, живее.

Музыка родилась в тишине.

Вокруг них сидели музыканты. Их силуэты в чёрном растворялись в тенях, будто они были частью этого дома. Скрипка, виолончель, рояль — их инструменты поблёскивали в свете свечей, словно древние артефакты, ожившие только для этого момента.

Первая нота прорезала воздух — низкая, вибрирующая. Она словно проникла под кожу, пробежала по позвоночнику, отозвалась в сердце.

Оксана закрыла глаза, чувствуя, как музыка поглощает её целиком. Корсет вдруг стал теснее, будто с каждым аккордом он сжимался сильнее, подчёркивая её тело, делая его частью ритма.

— Позвольте вашу руку, — его голос прозвучал как шёпот, но при этом заполнил всё её сознание.

Она подняла взгляд, и он уже стоял так близко, что она могла ощущать жар его тела сквозь слои шёлка и кружева.

Он привлёк её ближе, его ладонь обвила её талию, и они начали двигаться в такт музыке. Их движения были плавными, словно повторяли незримый узор, который плела мелодия.

— Сегодня особенная ночь, — сказал он, его губы почти касались её уха. — Ночь, когда музыка способна открыть в вас то, о чём вы даже не подозревали.

Каждое его слово, каждое прикосновение, каждое движение музыки словно вытягивало её из реальности. Её мысли путались, растворяясь в вихре ощущений, которые становились всё ярче, всё насыщеннее.

Витражные окна заливали стены мягким светом, создавая на них причудливые узоры. Но Оксана видела, что это уже не просто отражения. Узоры начали двигаться, складываясь в странные символы, которые она не могла понять, но которые отзывались чем-то глубоким в её душе.

— Чувствуете? — прошептал он, его голос звучал гипнотически, как заклинание. — Как музыка проникает в каждую клеточку вашего тела?

Его ладонь мягко скользнула по её спине, точно повторяя линии корсета. Она чувствовала это прикосновение всей кожей, каждым нервом, словно её тело стало частью огромного инструмента, на котором он играл.

— Ваше сердце, — его голос стал тише, глубже. Он притянул её ближе, их тела почти соприкоснулись. — Оно бьётся в идеальном ритме с музыкой. Слышите?

Она не могла ответить. Сердце действительно стучало в унисон с мелодией, словно подчинилось какому-то древнему закону, который управлял всем в этом доме. Каждый удар отдавался эхом в её теле, и музыка вплеталась в это эхо, становясь её частью.

Её дыхание стало поверхностным, едва уловимым. Ей казалось, что корсет сжимается всё сильнее, и с каждым вдохом её тело становится не её — оно принадлежит чему-то большему.

Музыка преобразила реальность.

Оксана открыла глаза. В его тёмных, гипнотических глазах золотистые искры пульсировали, складываясь в символы. Она видела их уже раньше — те же самые линии и знаки проступали на витражах.

— Позвольте музыке вести вас, — его голос был почти осязаемым. — Отпустите всё. Станьте самой музыкой.

И она подчинялась.

Музыка больше не была просто звуком. Она становилась ритмом её дыхания, биением её сердца. Её сознание, её тело и даже её душа начинали раскрыться, как бутон под лучами солнца.

Оксана ощущала, как внутри неё просыпается что-то древнее, что-то, что она никогда не знала, но что всегда было частью её.

— Это только начало, — произнёс он, его голос звучал словно издалека.

Её разум с каждой нотой уходил всё дальше от привычной реальности. Её тело пело вместе с музыкой, её сердце билось в ритме этой мелодии, а её душа становилась её частью.

И где-то на самом краю сознания мелькнула тревожная мысль, едва различимая, но тут же исчезла — смытая новой волной музыки.

Музыка становилась всё настойчивее.

Её ритм становился глубже, сильнее, древнее. Оксана чувствовала, как каждая нота проникает в её тело, пробуждая нечто дремлющее, спрятанное в самой её сущности. Его руки, скользя по изгибам корсета, казались музыкантом, играющим на живом инструменте. Каждое прикосновение отзывалось новым звуком, новой вибрацией, проходившей через всё её естество.

И вдруг она заметила, что тонкая вышивка на корсете начала мерцать — сначала едва уловимо, потом всё ярче. Узоры, которые раньше казались просто декоративными, теперь пульсировали светом, складываясь в странные, древние символы. Их свет отражался в его глазах, превращая их в омуты с золотистыми всполохами, словно они скрывали что-то бесконечно глубокое.

— Позвольте музыке говорить через вас, — прошептал он. Его голос был похож на дыхание морозного ветра, прохладного и обжигающего одновременно.

Он развернул её к витражным окнам, прижавшись к её спине. Его грудь касалась её лопаток, а дыхание холодило шею, заставляя кожу покрываться мурашками. Его пальцы скользили по корсету, медленно и уверенно, будто активируя каждый из мерцающих символов.

Музыка звучала всё громче, погружая её в незримый вихрь. Музыканты теперь казались размытыми тенями. Их инструменты издавали звуки, которые не могли принадлежать этому миру. И всё же это была музыка, которая отзывалась внутри неё.

В отражении витражей Оксана увидела их фигуры. Его — тёмную, властную, словно сам дом подчёркивал его присутствие. Её — окружённую светом, исходящим от корсета. Свет мерцал, пульсировал, текуче сплетаясь с тенью вокруг неё.

Он запел.

Звук, глубокий и вибрирующий, исходил откуда-то из его груди. Его голос звучал на языке, которого она никогда не слышала, но каждое слово отзывалось где-то в её глубине, пробуждая воспоминания, которых у неё не могло быть.

Музыка и его голос переплетались, создавая невидимую сеть, которая с каждым мгновением всё сильнее затягивала её.

— Ваш дар пробуждается, — прошептал он, и его губы почти коснулись её шеи. — Чувствуете, как реальность становится текучей? Как границы между мирами истончаются?

Она чувствовала.

Стены словно дышали. Витражи светились, их узоры плавились и перетекали друг в друга, превращаясь в калейдоскоп образов. Каждый из них был знакомым и незнакомым одновременно, вызывая странное чувство, будто она должна помнить их.

Корсет сжимался всё сильнее, теперь он казался живым существом, дышащим в такт музыке. Он вибрировал, словно откликаясь на аккорды, становясь частью этой симфонии. Её дыхание стало коротким, каждый вдох давался с трудом, но это только усиливало охватившее её чувство исступления.

Его рука мягко скользнула вверх, касаясь её горла. Другая рука замерла над её сердцем. Прикосновения были ледяными, словно он держал в руках саму суть холода.

— Сейчас, — его голос стал тише, почти шёпотом, — момент пробуждения.

Его губы коснулись линии её шеи там, где кожа была особенно чувствительной. Но это был не поцелуй. Он произносил слова — древние, властные, врезающиеся в саму суть её существа. Её кожа будто загоралась от его слов, выжигая невидимые знаки.

Мир дрогнул.

Свет витражей изменился. Казалось, они переливаются, как вода, их лучи ложились на стены причудливыми узорами. Символы на корсете вспыхнули ярче, их линии сложились в единый, пульсирующий узор, который поднимался от её талии вверх, к шее.

Музыка достигла крещендо. Каждый звук, каждый аккорд теперь имел физическую форму. Они кружились вокруг них, создавая светящиеся спирали, медленно стягиваясь в центр комнаты.

— Грань истончается, — его голос звучал повсюду, словно музыка исходила и от него тоже. — Врата готовы открыться.

Слова вызвали что-то внутри неё. Её кожа стала почти прозрачной, свет внутри корсета будто распространился по всему её телу. Через неё проступали узоры — такие же, как на корсете, но более древние. Они были словно запечатаны в её крови, и теперь выходили на поверхность.

Он повернул её к себе лёгким, но уверенным движением.

Его глаза больше не были глазами человека. Теперь они полностью почернели, а внутри плавали золотые искры, складывающиеся в символы, которые она не могла разобрать, но которые, казалось, говорили с ней.

Одной рукой он удерживал её за талию, другой — начертил в воздухе сложный знак. Его движения оставляли светящиеся следы, которые повисали в воздухе, не исчезая.

— Позвольте мне завершить ритуал, — прошептал он, его лицо было совсем близко. — Позвольте пробудить то, что спало веками.

Реальность дрожала.

Музыканты теперь двигались по кругу, их движения были медленными, но ритмичными. Их инструменты издавали звуки, напоминающие пение существ из другого мира. Воздух в комнате сгустился, становясь плотным, как вода. Каждое движение давалось с трудом, но было пропитано странной силой.

Вдруг где-то вдалеке послышался звон разбитого стекла, но этот звук растворился в общем хоре.

Музыка становилась всем — дыханием, биением сердца, самой основой реальности. Оксана больше не могла понять, где заканчивается музыка и начинается она.

Мир вокруг плавился, границы исчезали. Всё вокруг неё и внутри неё сливалось в единую симфонию света, звука и движения.

Сознание возвращалось медленно, как морской прилив.

Первым, что Оксана ощутила, был запах — тёплый древесный дым от камина, смешанный с чем-то пряным… корица? Мускатный орех? Этот аромат казался таким уютным, что она на миг забыла обо всём.

Она приоткрыла глаза. Комнату озарял мягкий свет пламени, отбрасывая причудливые тени на стены, обитые тёмно-бордовыми обоями. Оксана обнаружила себя в глубоком кожаном кресле, укутанную пледом из мягкой шерсти. На старинном столике из красного дерева стоял хрустальный стакан с водой.

— Как предусмотрительно, — пробормотала она себе под нос, хватая стакан. Вода оказалась удивительно свежей, с лёгким привкусом мяты.

Мысли постепенно начали проясняться. Воспоминания всплывали разрозненными обрывками: музыка, танец, светящиеся символы на корсете…

— Господи, какая нелепость, — хрипло выдохнула она, не сдержав нервного смешка. — Светящийся корсет? Я точно пересмотрела фэнтези.

Но её улыбка погасла, когда она заметила что-то странное на своём запястье. Узоры, едва заметно мерцающие в полумраке, напоминали те самые символы с корсета. Она быстро потерла кожу, надеясь стереть иллюзию. Узоры не исчезли.

— Так… спокойно, — Оксана сделала глубокий вдох, силясь взять себя в руки. — Давай по порядку. Я могла сойти с ума, но когда? В филармонии всё казалось реальным — билет, гардеробщица, музыка…

Её пальцы снова коснулись запястья, и она замерла. Символы под пальцами слегка пульсировали, как будто были живыми.

— Это не может быть сном. Я никогда не хожу во сне… — она подняла взгляд и начала рассматривать комнату. Антикварные часы на каминной полке, фолианты в кожаных переплётах на полках, тяжёлые бархатные шторы — всё здесь дышало стариной.

Неожиданно её охватила холодная догадка.

— Где я вообще? — её голос прозвучал громче, чем она ожидала.

В панике Оксана попыталась встать, но резкая головокружительная слабость заставила её рухнуть обратно в кресло. В этот момент где-то вдали послышались шаги.

— Кто здесь? — она спросила, её голос прозвучал чуть громче, чем шёпот.

Шаги становились всё ближе, а затем за спиной раздался спокойный, мягкий голос:

— Не пытайтесь вставать, мисс Оксана. После первой инициации вам нужно время, чтобы восстановиться.

Оксана медленно обернулась. В дверях стояла женщина лет пятидесяти. Она была одета в элегантный костюм цвета слоновой кости, а её серебристые волосы были собраны в идеальный пучок. В руках она держала поднос с дымящимся чайником и парой чашек.

— Инициации? — Оксана попыталась вложить в голос сарказм, но её голос всё ещё звучал хрипло.

— Именно, — с лёгкой улыбкой подтвердила женщина, подходя ближе. Её движения были изящными и непринуждёнными, как у балерины. — Позвольте представиться: Маргарита Степановна. И прежде чем вы продолжите строить теории о похищении, наркотиках или чём-то ещё, — она мягко фыркнула, разливая чай, — позвольте мне объяснить, что же на самом деле произошло.

Она протянула Оксане чашку с ароматным напитком.

— Хотя, возможно, вы уже начинаете догадываться?

Оксана настороженно взяла чашку, но не спешила пить. Её взгляд снова упал на мерцающий символ на запястье, а затем на женщину напротив.

— Видите ли, — начала Маргарита Степановна, садясь в кресло напротив, — то, что произошло сегодня в филармонии, должно было произойти немного иначе.

Она на мгновение поморщилась, словно вспомнив что-то неприятное.

— Но наш дорогой Георгий Александрович, как всегда, проявил излишнее рвение.

— Георгий Александрович? — переспросила Оксана, её голос звучал недоверчиво.

— Ах, конечно, — кивнула Маргарита, — вы знаете его как дирижёра. Он действительно великолепен в своём деле, но иногда забывает, что подобные ритуалы требуют… тонкости.

— Простите, но я не совсем… — начала Оксана, чувствуя, как тревога снова сжимает её горло.

— Понимаете? Конечно, не понимаете, — Маргарита отхлебнула чай и бросила на неё внимательный взгляд. — Вы даже не подозревали о своём даре. А между тем, ваша бабушка…

Оксана резко выпрямилась, почувствовав, как её сердце пропустило удар.

— Откуда вы знаете про мою бабушку?

Маргарита Степановна загадочно улыбнулась, поставив чашку на столик.

— О, милая, — её тон был одновременно мягким и непоколебимо уверенным. — Александра Павловна была одной из самых сильных в нашем кругу. Её способности были поистине уникальными.

Оксана не могла отвести взгляда от женщины.

— Но когда она решила уйти, отказавшись от силы и от нашего общества, мы были… как бы это сказать… обескуражены. Она выбрала обычную жизнь. Это был её выбор. И мы его приняли.

Слова эхом отдавались в сознании Оксаны. Её бабушка? Сильнейшая в каком-то «кругу»? Это всё звучало безумно.

— Но она оставила кое-что для вас, — продолжала Маргарита, её взгляд задержался на мерцающем узоре на запястье Оксаны. — Даже несмотря на её уход, её сила всегда передавалась через поколение. Вы — наследница этого дара. И теперь ваша очередь выбрать, как распорядиться им.

Оксана ощутила холодок, пробежавший по спине. Бабушка никогда не говорила о своём прошлом. Она всегда была спокойной, даже немного загадочной, но её рассказы ограничивались сказками из детства. И иногда, перебирая старые фотографии, она смотрела на внучку, улыбалась и говорила:

— Каждому своё время, внученька…

Теперь эти слова обрели пугающе реальный смысл

.

«Вот эта чашка, из которой вы сейчас пьёте,» — Маргарита Степановна кивнула на изящный фарфор в руках Оксаны. — «Она когда-то принадлежала вашей бабушке. Александра Павловна часто сидела именно в этом кресле.»

Оксана машинально посмотрела на чашку. На её дне, среди тонкой золотой каймы, действительно виднелся едва заметный узор — и он удивительно напоминал символ, который мерцал на её запястье.

«Послушайте,» — она поставила чашку на столик с резной кромкой. — «Всё это звучит… странно. Но я совершенно не понимаю, о каком даре идёт речь. Я обычный человек: изучаю языки, преподаю своим студентам…»

«А странные события вокруг вас никогда не происходили?» — мягко перебила Маргарита Степановна, её голос звучал так спокойно, будто она обсуждала погоду. — «Например, когда вы волновались за кого-то? Или читали стихи вслух?»

Оксана нахмурилась. Воспоминания всплывали в голове, как картинки из далёкого сна. Как на её лекциях самые непослушные студенты вдруг затихали, слушая её голос. Как её случайные пожелания «всё будет хорошо» обретали странное исполнение. Как однажды, читая стихи Блока, она вдруг ощутила, что слова будто наполнились жизнью, а в комнате установилась странная, гулкая тишина…

«Это всё… совпадения,» — неуверенно произнесла она, глядя в чашку, будто там можно было найти подтверждение её словам.

«Милая моя,» — Маргарита Степановна слегка наклонилась вперёд, её светло-серые глаза казались глубокими, как зимние озёра. — «В нашем деле совпадений не бывает. Особенно если речь идёт о наследии Звучащих.»