Бесплатный фрагмент - Зовите меня Ада

Все права защищены законом об авторском праве. Никакая часть электронной и печатной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет, на любой из платформ, озвучивание текста, а также частное и публичное использование текста без письменного разрешения владельца авторских прав.

Глава 1

В операционной было тихо. Хирург Анатолий Иванович говорил полушёпотом, слова его, выплывая из-под белоснежной марлевой повязки, скрывающей лицо, мягко плыли по светлому просторному помещению, продезинфицированному висящим на стене рециркулятором, что беспрерывно, но не назойливо, гудел, а затем так же мягко и невесомо ложились на желтовато-коричневые от постоянных обработок, стерильные простыни, коими накрыт был стол, на поблёскивающие на этих простынях инструменты, и затем затихали где-то в глубине тёмной разверзшейся утробы крепко спящего на операционном столе человека.

Медсестра, стоящая напротив, хрупкая и невысокая, с тонкими запястьями, тут же вложила пулевые щипцы в протянутую руку врача, и не медля взяла следующий инструмент. Анатолий Иванович бросил на неё быстрый цепкий взгляд, но тут же отвёл глаза и продолжил работу.

— А она молодец, знает ход операции, видимо, не новичок, — подумал он про себя, — А с виду девчонка, только что окончившая училище. Надо узнать у старшей медсестры про новенькую, а то впервые сегодня работаем с ней.

Анатолий Иванович склонился над петлями кишечника, вынутого из брюшной полости пациента и разложенного на стерильной ткани, подобно извивающейся толстой змее, объевшейся до отвала и сейчас отдыхающей после обильного вкушения пищи. Доктор внимательно осматривал стенки органа на предмет повреждений, операция была экстренная, пациента привезли прямо с улицы — ножевое ранение, колотая рана с проникновением в брюшную полость. Сейчас раны были ушиты, кровотечение остановлено, но пожилой и опытный хирург, тем не менее скрупулёзно продолжал осматривать каждый сантиметр открытого перед ним нутра человека. Анестезиолог уже нетерпеливо поглядывал в сторону Анатолия Ивановича, одним взглядом давая понять, что пора бы и закругляться. Но все знали, что Анатолий Иванович не закончит операцию пока стопроцентно не убедится в том, что всё в порядке. Наконец хирург выдохнул:

— Шьём.

У медсестры уже был наготове корнцанг, луноподобная хирургическая игла и кетгут.

— После того, как закончим, не забудьте пересчитать тампоны и инструменты, — мягко, но в то же время наставительным тоном, обратился Анатолий Иванович к медсестре, она слишком молода, лучше проконтролировать её в первое время.

— Уже пересчитала, — на Анатолия Ивановича глянули огромные зелёные глазищи в пол лица в обрамлении длинных ресниц.

— Не понял, — рука хирурга с корнцангом застыла в воздухе.

— Я пересчитала все перчатки, салфетки и тампоны, Анатолий Иванович, — повторила медсестра.

— Хм, — доктор принялся ушивать ткани, слой за слоем, — Когда же вы это могли успеть? Ведь вы ассистировали мне всё это время.

— У меня это уже на автомате, — повела плечом медсестра.

— Ну, для этого надо иметь счётчик в голове, чтобы не отвлекаться от хода операции и при этом считать расходный материал.

— Видимо он у меня есть.

Анатолий Иванович бросил на неё подозрительный взгляд, и увидел, как на лице медсестры обозначилась лёгкая улыбка под марлевой повязкой.

— Операция окончена, всем спасибо, коллеги! — провозгласил хирург, и снял перчатки.

Медсестры переложили парня на каталку, и, выкатив её из операционной, передали пациента, приехавшим из отделения реанимации, санитаркам. Колёса каталки гулко застучали по гранитному полу в тишине ночной больницы. Этот звук напоминал стук колёс поезда и чем-то, действительно, схож был путь пациента с железной дорогой, что вела в новую жизнь.

— Маргарита Сергеевна, я вас вот о чём спросить хотел, — Анатолий Иванович остановил в коридоре старшую медсестру хирургического отделения, полную женщину лет пятидесяти с добрым лицом.

— Слушаю вас, дорогой Анатолий Иванович, — сестра глянула на хирурга с почтительной улыбкой.

— Эта новенькая девочка, медсестра, кто она, откуда к нам пришла? Удивила меня своими познаниями в ходе операции, и не скажешь, что выпускница училища.

— Что вы? — рассмеялась добродушно Маргарита Сергеевна, — Какая же она выпускница! Ей уже за сорок и она опытный работник.

Брови Анатолия Ивановича взлетели вверх:

— Что вы говорите? Вы ничего не путаете? Я имею в виду операционную медсестру, новенькую. Я с ней оперировал вчера в первый раз. Глазищи ещё у неё вот такие, огромные.

И врач, скруглив большой и указательный пальцы, приставил их к своим глазам.

— Да я поняла вас, Анатолий Иванович, — кивнула сестра, — Я не ошиблась, и мы говорим с вами об одном и том же человеке. Других новеньких у меня нет, только она, я её взяла вместо Лизы Новиковой, вышедшей в декрет.

Пожилой доктор с недоверием уставился на старшую сестру.

— Хм-м, интересненько. Выглядит она лет на двадцать. Ну, да ведь я вообще-то и не видел её лица, можно сказать, одни вот эти её глазища только. Хотя по осанке, фигуре… Нет, больше двадцати не дал бы. Надо узнать, что за секрет у неё, глядишь, и я возьму себе на вооружение, и скину годков, эдак, двадцать пять. А то ноги болят ужасно, вены…

Маргарита Сергеевна с сочувствием посмотрела на хирурга:

— Понимаю вас, Анатолий Иванович, не бережёте вы себя совсем, а работа у вас сложная, целый день на ногах, вот и варикоз. Эх, когда в отпуск-то нынче?

— А я и не помню, надо график глянуть, — махнул рукой доктор, — Да как не работать? Молодые-то нынче не особо к нам идут, всё больше по прибыльным местам наш брат разбегается — пластическая хирургия, платные клиники, скоро и вовсе некому работать станет. Брал бы я что ли эти ночные дежурства? Ещё два года и на пенсию, Бог даст. Ни дня после не задержусь.

Маргарита Сергеевна с недоверием покосилась в его сторону, приподняв одну бровь:

— Вы да не останетесь, Анатолий Иванович? Да разве не знаю я вас? Сколько лет уж вместе работаем. Вы ведь горите своим делом, всего себя вкладываете в профессию. Эх, вот бы все такими были.

Она вздохнула.

— А то молодёжь отлынивать всё пытаются. Да и то, их тоже можно понять, платят-то копейки нам. А жить всем хочется хорошо.

— Мы ведь прожили как-то? — спросил Анатолий Иванович.

— Прожили, — согласилась Маргарита Сергеевна, — И ещё поживём. И девяностые пережили, когда не платили совсем, так что прорвёмся. А что вы узнать-то хотели про новенькую?

— Да интересно стало, откуда она к нам, такая опытная. С кем работала.

— Она из другого города, недавно переехала. Ой, — Маргарита Сергеевна наморщила лоб, — Вот ведь, и не вспомню сейчас из какого. Не замужем, детей нет. Снимает жильё где-то на окраине, в районе городка Металлургов. Работала в хирургии и акушерстве. Стаж уже больше двадцати лет. В общем, опытная. Потому и поставила я её после собеседования сразу в операционную. Значит не ошиблась в ней?

— Нет, не ошиблись, — подтвердил Анатолий Иванович, — Толковая девочка. Как зовут-то её?

— Аделаида, — ответила старшая сестра, — Она просила называть её Адой.

Глава 2

На вокзале было шумно и многолюдно, кто-то уезжал, кто-то возвращался, для кого-то эта станция была лишь перевалочным пунктом на пути следования. Из последнего вагона на платформу вышла молодая женщина, даже девушка, лет двадцати. Её огненно-рыжие волосы были стрижены под мальчика, и это придавало особую хрупкость и беззащитность её и без того стройной фигурке. Ни грамма косметики на чистом свежем лице, на котором выделялись большие кукольные глаза цвета майской листвы, в обрамлении длинных ресниц. Девушка была одета в широкие спортивные брючки, ветровку и кеды. На плече висела объёмная дорожная сумка. В руках девушка держала клетку-переноску, накрытую тканью, из которой время от времени доносилось тихое поскрёбывание.

— Мы уже почти на месте, Гадриэль, — ласково обратилась девушка к тому, кто сидел в клетке.

В ответ раздался короткий писк, и сквозь прутья показалась острая усатая мордочка. Нос сморщился, понюхал воздух и скрылся в глубине клетки.

— Хороший крыс, умный крыс, потерпи ещё чуть-чуть, и я тебя выпущу, — ласково уговорила его хозяйка, и пощекотала нос пальцем, просунутым в клетку.

Поезд застучал колёсами, набирая скорость, а незнакомка с клеткой уверенным шагом зашагала к выходу с вокзала.

***

— Да, ваша квартира мне очень нравится, — кивнула она хозяйке, женщине средних лет, которая сдавала однокомнатную квартирку на окраине города, в зелёном спальном районе, и с которой пару дней назад Ада созвонилась по объявлению.

Несколько старых двухэтажных домов, построенных ещё пленными немцами, стояли обособленно от других, окружённые, словно стеной, густой зеленью деревьев и кустов. Под окнами располагались довольно просторные палисадники, в которых росли яблони, вишни, сливы и груши. Жили здесь в основном пенсионеры, все всех знали, и потому в этих дворах царила тишина и покой, нарушаемая лишь играми воспитанных внуков, приехавших погостить на каникулы к бабулям.

— То, что надо, обожаю такие старые здания, в них всегда есть нечто такое… Особенное. Живое. Чего нет в новостройках, — улыбнулась девушка, и, протянув руку хозяйке квартиры, представилась, — Меня зовут Аделаида. Зовите меня Ада.

— Очень приятно, я Галина Фёдоровна. А на какой период вы планируете арендовать квартиру? — поинтересовалась она.

— Время покажет, — улыбнулась Ада, — Планирую надолго.

— Вот и отлично, — ответила Галина Фёдоровна, — Не люблю, когда каждый месяц меняются жильцы. Я думаю, мы с вами поладим, обещаю не надоедать своими приходами и не устраивать неожиданных проверок. Давайте тогда заключать договор?

— Давайте.

— Можно попросить ваш паспорт?

Ада расстегнула сумочку на поясе и, вынув из неё документы, протянула хозяйке:

— Пожалуйста.

Галина Фёдоровна открыла первую страницу и принялась заполнять договор, попутно расспрашивая новую квартирантку о том, чем она занимается по жизни, почему решила переехать в их город и всякое такое, но тут вдруг рука её замерла, она с недоверием покосилась на Аделаиду, затем вновь заглянула в паспорт, сравнивая оригинал и фото. Кажется, всё нормально, на фото та же девушка, что и перед ней, только вот…

— Аделаида, — замешкалась хозяйка, — Я ничего не путаю? Тут написано, что ваш год рождения… Вам сорок два?!

— Так точно, — улыбнулась Ада, — А что вас смутило?

— Простите, конечно, — оправдываясь, пробормотала Галина Фёдоровна, — Я знаю, что это не совсем этично, говорить женщине про возраст, но вам не дашь ваших лет. Вы ведь всего на три года младше меня. А я-то, было, решила, что вы студентка, вам лет двадцать на вид, не больше… М-да, чудеса. Может, поделитесь секретиком?

Хозяйка рассмеялась.

Ада пожала плечами:

— Да нет никакого секрета. Вот, правда, я не замужем, и детей никогда не было. Может быть дело в этом?

Она улыбнулась хозяйке, обнажив ряд белых, ровных зубов.

— Согласитесь, что мужчины порядком треплют нам нервы?

— Ох, да, — засмеялась Галина Фёдоровна, — У меня старшая дочь недавно внука родила, так что хлопот прибавилось вместе с радостью. Я ведь теперь бабушка! Ну, что ж, договор я заполнила, давайте поставим подписи и возьмём каждая свой экземпляр. Вот здесь, да, спасибо!

Ада рассчиталась с хозяйкой сразу за два месяца вперёд, и та, пожелав своей жиличке счастливо оставаться, ушла.

У подъезда на скамейке восседали, привычные нашему взору, бабушки, без коих не обходится ни один российский двор.

— Галка, привет! Никак новая квартирантка у тебя? Надолго ли? Кто такая будет?

— Доброго дня! Да, новая, налегке вот совсем, без вещей. Ну, да у меня ведь всё есть в квартире, что нужно для жизни. А по профессии медсестра она, сказала завтра пойдёт работу искать.

Бабушки закивали головами:

— Студентка, видимо, наверное, от родителей решила съехать?

— Нет, она моя ровесница почти.

Бабушки переглянулись:

— Ну, мы, видать, не разглядели её, как следует-то, больно молоденькой показалась. А чего ж это она, бездетная что ли? Одна приехала…

— Говорит, что и замужем не была, и детей нет.

— Хм, — хмыкнула Петровна, — Вот ещё одна профурсетка, как наша Верка. Та тоже всё модничает, уж тридцать два, а всё выбирает. Довыбирается, вовсе одна останется.

— Ой, Петровна, — встала Галина Фёдоровна на защиту своей жилички, — Ну, вот чего ты сразу нападаешь? Не зная человека, судишь его, а? Кто знает, что там у неё в жизни? Может и не по своей воле она одинокая, может и рада бы семью иметь, да не может.

— Да уж прямо, все они не могут, — стояла на своём Петровна, — Ничего, мы за ней последим. Небось, с виду только Божий одуванчик, сейчас освоится на новом месте и примется мужиков водить.

Галина Фёдоровна закатила глаза:

— Ладно, мне пора. Вы тут жиличку мою не обижайте, а то, небось, прежние мои девчонки из-за вас и убегали, устроили тут гестапо. Тоже мне, сыщицы.

— Погоди, ты ещё нам спасибо скажешь, — крикнула ей вслед Петровна, а Кузьминична закивала, поддерживая подругу.

— И не говори, Петровна, — поддакнула она, — Мы её на чистую воду выведем. В такие годы уже у всех нормальных людей своё жильё имеется и жизнь налажена. А эта, смотри-ка, по миру ездит.

И бабки, склонившись друг к другу, зашептались, глядя вслед Галине Фёдоровне.

***

Ада сидела за столом, и положив голову на руки, смотрела, как Гадриэль смешно морщит розовый носик, обнюхивая булку, раскрошенную перед ним, как берёт лапками кусочек и кладёт его себе в рот, как довольно прикрывает свои чёрные глазки-бусинки, энергично двигая щёчками.

— Ты самый замечательный крыс на свете, — сказала ему Ада, погладив серую спинку кончиками пальцев, — Ты умнее, чем многие из людей.

Гадриэль внимательно посмотрел на хозяйку и моргнул, словно подтверждая похвалу.

— Ну что ж, — Ада поднялась со стула и прошлась по комнате, — Начнём новую жизнь! Посмотрим, что приготовил для нас этот город…

Глава 3

— Ой, деточка, здравствуй, как ты вовремя! — старшая медсестра хирургического отделения, Маргарита Сергеевна, вошла в кабинет отдела кадров, вызванная по телефону, — У меня как раз операционная сестра в декрет ушла, и никого нет на её место. Хирурги ведь тоже не хотят работать абы с кем, им подавай умелых, опытных. Зинаида Павловна говорит у тебя двадцать лет стажа?

Она кинула взгляд на кадровичку, а затем повернулась к Аделаиде и тут же смолкла, недоверчиво оглядев её с головы до ног. Ада стояла улыбаясь, уже зная какой вопрос последует сейчас в её адрес, она привыкла к нему. Итак — раз, два, три…

— Сколько же тебе лет, деточка? — растерянно спросила Маргарита Сергеевна.

— Мне сорок два, — вежливо ответила Аделаида, — Мой стаж работы двадцать два года.

— О, — только и смогла выдавить из себя старшая сестра, — Ну, что же, давай знакомиться? Меня зовут Маргарита Сергеевна.

— А меня Аделаида. Зовите меня Ада.

— Вот и познакомились, ну, идём, я познакомлю тебя с отделением, а потом, если всё понравится, вернёшься к Зинаиде Павловне, оформляться. И можешь хоть послезавтра приступать к работе, завтра пробежишься по медосмотру.

— Хорошо, — кивнула Ада и женщины вышли из кабинета.

***

Сегодняшняя смена была не из лёгких. На трассе за городом произошла авария, и пациентов везли одного за другим. Машины скорой помощи подъезжали к приёмному отделению, сверкая синими маячками и завывая протяжными, хватающими за сердце, звуками сирен. Пациентов доставляли сразу наверх, в операционные залы, минуя осмотр в приёмном покое.

Работали сразу несколько бригад в четырёх операционных. Хорошо, что был день, и все были на местах. Ночью, когда остаётся лишь дежурная бригада, сложнее. Приходится делать сортировку, дожидаться приезда врачей, поднятых по тревоге из дома. Но такова профессия медика, и до конца остаются в ней только сильнейшие. Фанаты. Те, кто пашут, несмотря на усталость, низкие зарплаты и вечные упрёки со стороны пациентов и их родственников, изредка получая, как брошенную подачку, сухое «Спасибо», чаще же слыша « Бог помог»… Люди не знают или же не понимают того, что Бог помогает и спасает руками людей. После того, как опасность миновала, люди быстро забывают о том, кто пришёл к ним на помощь в минуты, когда они были на грани между жизнью и смертью.

И вновь встают к операционному столу хирурги со скальпелем, и вновь готовят растворы уже отдежурившие сутки медсёстры, и вновь фельдшеры запрыгивают в машину скорой помощи, глядя усталыми, красными глазами в темноту ночи, несясь на вызов к больному…

***

Ада стояла рядом с хирургом, сегодня она работала с Дмитрием Александровичем. На столе, бледный и обескровленный, лежал молодой парень, на нём не было живого места, он находился на переднем сиденье автомобиля, влетевшего под Камаз. Несмотря на сложность ситуации, Дмитрий Александрович работал чётко и холодно, не позволяя себе растрачиваться на то, что не относится к делу. Однако же, даже в такие минуты он успел отметить про себя, что новенькая сестра толковая, редко такие попадаются — инструмент подаёт вовремя, не позже, чем нужно, чтобы не задерживать ход операции, но и не раньше, чем полагается, раздражая хирурга «стоянием над душой» с протянутым инструментом.

Дмитрий Александрович работал над внутренними органами, ушивая разрывы и повреждения, его ассистент молодой интерн Паша, несмотря на взволнованность, помогал также чётко и уверенно. Парень был тяжёлый, можно сказать безнадёжный, это понимали все, но следуя закону, продолжали делать всё возможное и невозможное в данной ситуации. По трубкам капала тёмная бордовая жидкость, без которой нет жизни — кровь, анестезиолог следил за дыханием и ритмом сердца. Там тоже не всё было гладко, пульс частил после болевого шока и массивной кровопотери, давление было не стабильным. Нужно было поскорее заворачивать с наркозом, однако работы ещё было много. Каждый из команды делал всё, что было в его силах. Наконец всё было закончено. За окнами уже опустились сумерки.

Усталые медсёстры выкатили каталку с пациентом из стерильной зоны, и передали его санитарочкам из реанимации.

— Вряд ли дотянет до утра, — устало выдохнул Дмитрий Александрович, вытирая потное лицо маской.

— Дотянет. Он будет жить, — донеслось вдруг из угла.

Дмитрий Александрович удивлённо вскинул глаза — кто это сказал? Новенькая, разбирающая инструменты на обработку и дезинфекцию, не поднимая глаз, повторила:

— С ним всё будет хорошо.

— С чего вдруг такая уверенность?

Аделаида пожала плечами.

— Я работаю хирургом почти двадцать лет, и я вижу, что он не дотянет и до утра, ну, разве что, чудо какое ему поможет.

— А вы не верите в чудеса, док? — улыбнулась в ответ Ада.

Доктор молча посмотрел на огненно-рыжую прядку волос, выбившуюся из-под её шапочки, вздохнул и сказал:

— Я атеист. Я не верю в Бога.

— А в дьявола тоже не верите?

— Странный вопрос, конечно нет.

— А ведь иногда и дьявол может сделать кое-что полезное.

Дмитрий Александрович хмыкнул, и, пожав плечом, отправился на обработку, а Ада невозмутимо продолжила разбирать инструменты.

— Через десять минут завозим следующего! — крикнули из коридора.

— Уже почти готовы! — ответила Ада, и, обработав поверхности, достала очередной стерильный бикс.

***

За окном стояла глухая ночь. Разразилась внезапная гроза, дождь лил такой, словно разверзлись вдруг все небесные хляби, и грохот грома заглушал звуки приборов, попискивающих в палате. На мониторах бежали зубчатые линии, мигали цифры, показывая персоналу, что сейчас происходит с каждым, из находящихся здесь больных. На четырёх кроватях лежали люди, опутанные множеством проводков, кто-то был подключён к аппарату ИВЛ.

— Наш, — безошибочно поняла Ада.

Бесшумно ступая, она подошла к кровати. Ливень барабанил по окну так, что казалось ещё немного, и он выбьет стекло и ворвётся внутрь, смыв всё, что находилось в палате, и унеся в своём могучем, разрушающем потоке дальше за собой. Вспышка молнии осветила всю палату, приглушённый свет заморгал, на мгновение потухнув, но тут же вновь включившись. Да, это был их парень, тот самый.

Ада склонилась над ним, заглянула в безжизненное лицо, бледное, белее простыни, на которой он лежал, зашептала что-то на непонятном языке. Слова её лились без остановки, то громче, то тише, то с придыханием, почти шёпотом, то с глухим рычанием, от которого у любого из присутствующих побежали бы мурашки, находись они в сознании. Но слушать было некому. Постовая реанимационая медсестра отлучилась буквально на минуту и Ада воспользовалась моментом. Она дежурила сегодня на сутках, и в операционной наконец-то стало тихо. Усталые хирурги отдыхали в ординаторской, те, кто не дежурили — разъехались по домам.