Бесплатный фрагмент - Знамение

Часть первая

I

Плоский телевизор, висящий на стене гостиной нашей крохотной, но уютной квартиры на двенадцатом этаже добротного жилого комплекса, показывает новости. На экране люди в белых халатах суетятся вокруг трех космонавтов, закованных в скафандры. Они только что приземлились в обожженной дочерна металлической капсуле, похожей на пустую пивную банку. Ветер теребит края валяющегося в пыли парашюта, на котором капсула спустилась из космоса. Прямиком с зависшей на орбите международной космической станции.

Один из космонавтов прислоняется спиной к корпусу капсулы и устало улыбается в камеру. Он снимает шлем, подшлемник и с наслаждением вдыхает воздух степи. Его мокрое от пота лицо — на весь экран. Внезапно улыбка сменяется гримасой напряжения. Он тяжело кашляет. Врачи бросаются к нему на помощь.

Я замечаю в нижнем углу экрана телевизора дату трансляции: 15 мая 2020 года.

Картинка меняется. Снова новостной репортаж. На экране молодая деловитая девушка в накинутом на плечи белом халате. Она вещает из больницы.

— …состояние космонавта остается стабильным. Врачи Центральной городской больницы делают все возможное, чтобы поставить верный диагноз. По предварительным данным, космонавт может страдать от острого бронхита, вызванного перепадами температур на МКС и снижением иммунитета от воздействия солнечной радиации. Мы будем держать вас в курсе…

Краем глаза я вижу дату: 17 мая 2020 года.

Следующая новость. Та же девушка-репортер. Рядом с ней худой мужчина в белом халате и маске. Он нервно проводит ладонью по лбу и подозрительно смотрит на журналистку.

— Пожалуйста, сообщите зрителям канала, имеются ли изменения в состоянии космонавта? Был ли поставлен окончательный диагноз? — задает вопросы девушка.

— М-м-м… состояние пациента вызывает тревогу. Были выявлены новые симптомы, которые требуют дополнительного изучения и анализов…

— О каких симптомах идет речь? — перебивает врача девушка.

Мужчина растерянно смотрит в объектив камеры, снимает очки и трет покрасневшую переносицу.

— Неудержимый кашель, температура, потливость и головные боли у пациента прошли. Теперь мы имеем дело с симптомами иного рода: сыпь, диарея и рвота, что нетипично для предполагаемого диагноза. Мы отправили пробы дерматологам и аллергологам в столицу. У них есть оборудование… Они проведут исследования и сообщат… Пока результаты анализов не готовы, мне трудно судить определенно…

— Некоторые пользователи социальных сетей считают, что космонавт мог заразиться новым видом вируса, подхваченным в космосе. Как вы относитесь к подобным слухам?

— Вряд ли, — нервно усмехается он, — нам нужно время, чтобы разобраться. Уверен, что со дня на день у нас сложится полная картина и со слухами будет покончено. Мы также связываемся с иностранными коллегами. У них были выявлены аналогичные симптомы. Они обещали поделиться с нами результатами своих исследований. Так что…

Его речь прерывается приступом кашля. Он зажимает рот под маской ладонью и пытается унять спазм. Его лицо краснеет, а глаза наливаются кровью. Перед тем как передача прерывается, я замечаю дату трансляции: 30 мая 2020 года.

Экран отключается и снова оживает. Опять новости. В нижнем левом углу дата: 2 июня 2020 года.

Крупным планом — знакомая репортерша. Она стоит у крыльца здания. Это та же больница, что и в предыдущем выпуске новостей. За ее спиной — стеклянные вращающиеся двери, из которых непрерывным потоком торопливо выходят люди. Лицо журналистки наполовину закрыто медицинской маской, как и лица людей, появляющихся на заднем фоне. Глаза каждого излучают страх…

Девушка смотрит в камеру и читает свой текст, и из-за маски кажется, что она стоит молча, а голос исходит от кого-то за кадром.

— …после того, как у пятерых медицинских работников были выявлены похожие с пациентом симптомы, в отделении был объявлен карантин. По нашим данным, заболевшие были госпитализированы. К сожалению, наши попытки связаться с администрацией не увенчались успехом. Мы обратились к городским властям за комментариями, но они также отказались от интервью… Несмотря на то что карантин был объявлен только в одном отделении, как вы сами видите, персонал и пациенты клиники спешно покидают больничный комплекс, опасаясь распространения заражения. Давайте попробуем поговорить с кем-либо из них…

Журналистка поворачивается к дверям, выискивая глазами подходящего собеседника.

— Здравствуйте. Вы можете ответить на несколько вопросов для наших зрителей? — обращается она к семенящей по ступеням женщине, которая тащит за собой девочку лет четырех. Маска свисает с уха девочки, обнажая милое детское личико. Она тянется к репортерше и с интересом всматривается в камеру.

— Нет!!! — испуганно отстраняется от журналистки женщина, одергивая девочку. — Не волочись! Быстрее! — командует она дочери. Обернувшись назад, замирает, замечая свисающую маску. — Надень обратно! — вскрикивает она и судорожно пристраивает маску на место.

Репортерша замечает худого мужчину в больничной рубашке, только вышедшего на крыльцо. В отличие от остальных, он без маски. Пациент неторопливо спускается с крыльца и закуривает. Довольная улыбка растягивается на его изрезанном глубокими морщинами лице.

— Добрый день! Вы можете ответить на несколько вопросов для наших зрителей? — обращается к нему девушка, и камера фокусируется на лице мужчины.

— Здравствуй, красавица. Могу… — прокуренным басом отвечает тот, выпуская сигаретный дым из ноздрей.

— Вы пациент больницы?

— Из хирургии я.

— Вы знаете, что происходит в клинике?

— Знаю, — отвечает он, плотоядно осматривая фигуру девушки.

— По нашим сведениям, пациенты и персонал покидают комплекс из страха заразиться неизвестным вирусом, который называют «космическим». Что вы можете сказать по этому поводу?

— Все правда, красавица! В моем отделении все разъезжаются. К вечеру, думаю, никого не останется. Врачи тоже заразились. Пытались держать их в карантине. Но не помогло… Слышал, в других отделениях народ тоже закашлял…

— А вы не боитесь заразиться?

— Нет. Я уже ничего не боюсь. Я онкологический, и мне терять нечего. Да и идти тоже некуда. Останусь тут. Посмотрю своими глазами, чем все закончится.

— Что вы слышали о заболевших?

— Ну… может, слухи, но, говорят, началась заваруха с того космонавта. Вроде он заразил врачей, а потом врачи заразили больных. Говорят еще, что космонавт тот покрылся сыпью и волосы потерял… А потом впал в кому…

Интервью прерывает вой сирен. Камера поворачивается и фокусируется на военном грузовике и нескольких сопровождающих его полицейских легковушках, которые въезжают в ворота больницы, стремительно преодолевают расстояние до крыльца здания и со скрипом тормозов останавливаются прямо перед репортером.

Из грузовика, словно попкорн из сковородки, выпрыгивают люди в камуфляже с оружием наперевес. На лице каждого бойца противогаз.

— Выключите камеру, — на мгновение в кадре показывается суровый мужчина в темной униформе. Трансляция тут же прерывается.

Телевизор снова оживает. Аккуратно причесанная ведущая новостей вещает из броско оформленной студии. На ее лице повязка. Внизу экрана дата: 14 июня 2020 года.

Она чеканит слова, нанизывая их на нити длинных предложений.

— …мы имеем дело с не известным науке видом вируса, привезенным с МКС. В настоящее время лучшие лаборатории мира занимается его изучением и поиском вакцины. Но для этого понадобится время. По данным властей, зараженных в городе от пятнадцати до тридцати тысяч. Однако специалисты сомневаются в верности таких цифр. Ими называются значения в пятьдесят и даже семьдесят тысяч. По их мнению, число зараженных растет каждый день в геометрической прогрессии, и мы имеем дело с крупномасштабной эпидемией, стремительно распространяющейся по стране. По сведениям, полученным от наших американских и китайских коллег, аналогичные вспышки зафиксированы и у них. С сожалением сообщаем, что редакция канала также не избежала последствий эпидемии. Наш специальный корреспондент, проводившая репортаж из клиники, где размещен космонавт, стала одной из жертв так называемого «космического» вируса. Мы держим постоянную связь с ее родными и надеемся на ее скорейшее выздоровление.

Диктор поправляет маску и выдерживает паузу.

— Сегодня в редакцию поступило официальное сообщение Министерства по чрезвычайным ситуациям, которое мы уполномочены распространить. Каждый, кто чувствует следующие симптомы: повышенная температура, кашель, потливость и головная боль, должен немедленно обратиться в ближайшее медицинское учреждение для направления в карантин, где ему будет оказана неотложная помощь и обеспечено наблюдение. Также министерство рекомендует гражданам оставаться дома и без веских причин не выходить на улицу. Для защиты от вируса рекомендуется носить повязки и не контактировать с зараженными. Предприятиям предписано распустить работников по местам их проживания. Все государственные учреждения, организации образования и муниципальные заведения будут закрыты начиная с завтрашнего дня вплоть до дополнительного уведомления…

Девушка наклоняет голову, прислушиваясь к сообщению в наушнике, скрытом за ухом. Глаза ведущей расширяются от удивления.

— Только что мы получили неоднозначное сообщение о том, что произошли изменения в состоянии космонавта. Я заранее прошу прощения за возможное недоразумение… но, как следует из полученной информации, пациент вышел из комы и… повторяю, вероятнее всего, это лишь недоразумение, он вышел из комы и напал на медиков. Предварительно, в результате укусов пациента, повлекших у жертв разрывы глотки и брюшной полости, погибли трое врачей и две медицинские сестры. Также от рук, вернее, зубов космонавта погибли двое военных, охранявших отделение. Космонавт прорвался через карантин и в настоящее время его местонахождение неизвестно. При этом его внешность претерпела изменения. По сведениям очевидцев, он полностью лишился волосяного покрова на голове, его кожа приобрела белесый оттенок, и он передвигался на четвереньках.

Сигнал прерывается. Белый шум. Я смотрю в экран и жду продолжения. Через мгновение экран оживает.

Снова та же девушка-диктор. Метка: 29 июня 2020 года. На этот раз ведущая не выглядит аккуратной и уверенной. Ее поставленный голос срывается, а прическа растрепана. Знакомая студия также изменилась. Телевизионные панели отключены. Неоновая подсветка изогнутого стола нервно моргает.

— Канал уполномочен сообщить, что по решению правительства в стране вводится чрезвычайное положение и круглосуточный комендантский час. Всем гражданам следует сохранять спокойствие, оставаться в домах и ждать прибытия помощи. Эпидемия находится под контролем служб чрезвычайного реагирования, и гражданам предписывается… — девушка запинается, подносит к лицу лист бумаги, с которого читает текст, а потом комкает его и отбрасывает в сторону. — Какой бред!!! — выкрикивает она. — Я не буду это читать, — она обращается к кому-то за камерой.

— Дорогие граждане, — продолжает она после паузы, — очевидно, что эпидемия так называемого космического вируса захлестнула всю планету. Вы все об этом знаете. Достаточно взглянуть в окно. Я не буду тешить вас ложными надеждами. Просто скажу — спасайтесь сами. Никто нам не поможет! Правительство разбежалось. Теперь каждый сам за себя. Все, что ясно на данный момент, так это то, что вирус передается воздушно-капельным путем, а также через кровь. Первые симптомы заболевания похожи на обычную простуду: кашель, температура, потливость. Приблизительно через две недели после инфицирования указанные симптомы полностью прекращаются и появляются другие: ярко выраженное раздражение кожи, диарея и рвота. Также инфицированные лишаются волосяного покрова, кожа бледнеет, они бредят, перестают реагировать на внешние раздражители, а после впадают в кому. Приблизительно через две недели после погружения в кому зараженные приходят в себя. После пробуждения теряют человеческую идентификацию, становятся агрессивны и опасны для окружающих. Передвигаются они на четвереньках. При этом обладают невероятной силой и быстротой в движениях. Если кто-то из ваших близких заражен, вам следует немедленно прекратить любые контакты с ним. Это может прозвучать жестоко, но для того чтобы выжить, вам, возможно, придется избавиться от инфицированных… В любом случае оставайтесь дома и никого не впускайте. Запасайтесь пропитанием и водой. И да поможет нам бог…

Сигнал прерывается. Я лежу на диване и продолжаю смотреть на черный экран потухшего телевизора. Потом перевожу взгляд на дочурок, двух девочек пяти и трех лет. Они играли с куклами, устроившись в углу комнаты, и теперь вопросительно смотрят на меня. Потом я ловлю взгляд супруги, занятой приготовлением ужина. С помытых овощей в ее застывшей в воздухе руке падают капли воды.

Становится так тихо, что я улавливаю шлепок сорвавшейся с мокрого помидора капли о кафель. Ощущается приближение чего-то жуткого. Уничтожающего. Необратимого. Будто волна цунами накатывает на остров, где мы стоим беззащитные на пляже возле глупого лежака с зонтом и коктейлем. Я смотрю в темнеющий океан и вижу эту страшную волну, которая накатывает огромной стеной. И бежать некуда. И поздно…

И тут я слышу, как откуда-то снизу, из-под окна, тишину, словно хрустальный бокал, разбивают истеричный женский визг и скрипящий вопль, вибрация от которого неприятным зудом отдается в моих ушах. Я поднимаюсь с дивана, подхватываю на руки притихших девочек и направляюсь к супруге.

II

— Что это? — спрашивает меня она, всматриваясь в квадрат окна.

Я молча встаю рядом. Девочки жмутся по сторонам. Мы вглядываемся в очертания ночного города.

Наша квартира — на верхнем этаже жилой высотки, а окно кухни расположено на торце здания, из которого открывается широкий обзор на район новостроек. Мне такой обзор нравится. Он напоминает о мечте жить в мегаполисе, в небоскребе на верхнем этаже, наблюдать вечерами за переливом городских огней и чувствовать себя властелином мира. Жена жалуется на вид копошащихся на строительных площадках рабочих, на кучи строительного мусора и вереницу неопрятных контейнеров. Теперь такой обзор позволяет нам рассмотреть, что происходит внизу.

Все вроде как обычно. Привычный вечерний пейзаж городского муравейника.

Но тут мы замечаем, что автомобильную парковку под нашим окном пересекает светлый внедорожник. Он движется быстро. Автомобиль проскакивает мимо мусорных контейнеров, подняв в воздух пару пластиковых пакетов. Пролетает под высоким фонарем, свет которого позволяет разглядеть, что снаружи за лобовое стекло держится некое существо, похожее на обнаженного человека.

Я немедленно связываю увиденное со словами дикторши из новостей: «лишаются волосяного покрова», «кожа приобретает белесый вид», «становятся агрессивны», «обладают невероятной силой и быстротой».

Приглядевшись, я замечаю, что существо яростно колотит в лобовое стекло, пытаясь прорваться внутрь салона. Автомобиль продолжает движение и вскоре на полном ходу врезается в стоящий седан, отбросив существо на асфальт.

Водительская дверь внедорожника открывается, и из автомобиля выходит женщина. Шатающейся походкой она подходит к лежащему существу. Даже с высоты двенадцатого этажа я замечаю, что ее трясет.

Женщина вдруг одергивается и кидается обратно к машине. Существо на асфальте поднимает безволосую голову, рывком встает на нижние конечности и издает скрипящий вопль. Женщина успевает скрыться в салоне за мгновение до того, как существо снова накидывается на внедорожник.

Мы молчим, не в силах оторвать взгляд от происходящего под окном. Рука супруги находит мою ладонь и до боли ее сжимает.

— Папа! Кто это?! Почему дядя хочет обидеть тетю? — высокий детский голосок старшей дочери прерывает тишину.

Я не в силах ответить. Лишь продолжаю наблюдать, как лобовое стекло поддается под натиском животного и со звоном разбивается. Существо скрывается в образовавшейся дыре. Автомобиль качает из стороны в сторону. Потом доносится высокий женский крик, на который, наконец, реагирую. Самым нелепым образом. Я отталкиваю родных и, трясясь от страха и негодования, забираюсь на кухонный шкаф, открываю настежь окно и с неожиданной силой легких диким рыком выкрикиваю:

— Отвали от нее!!! Урод!!!

Мой выкрик эхом отдается по округе. Внедорожник замирает, и через мгновение из него выбирается существо. Оно пружинистым движением взрослой гориллы запрыгивает на крышу автомобиля и задирает голову. В сторону моего окна. Я могу отчетливо рассмотреть звериную морду, перепачканную кровью несчастной жертвы, и пару желтых глаз, свирепо уставившихся на меня.

Осознав, что натворил, я в ужасе захлопываю окно и спрыгиваю со шкафа, пряча лицо от осуждающего взгляда супруги.

— Зачем? — шепотом спрашивает она, протягивая руки к детям.

В ответ я лишь пожимаю плечами, растерянно озираясь по сторонам, пытаясь понять, что делать дальше.

В голове закручивается ураган вопросов: «Закрыта ли входная дверь? Прочны ли окна? Фрамуги лоджии в детской? Ручка окна в спальне сломана и держится на скотче (какой же я кретин, что до сих пор не починил)».

«Да не парься, оно не сможет забраться на двенадцатый этаж».

«А если пойдет через подъезд? Ха! Тупое животное. А вдруг не тупое? Может, это человек. Типа того космонавта!»

«…после пробуждения теряют человеческую идентификацию… становятся крайне агрессивны и опасны…»

«Хорошо. Входная чертова дверь! Слабое звено! Дешевая дверь от застройщика. Мы живем тут третий год. Надо было давно сменить. Ленивая задница!»

«Что с оружием? Монтировка? Швабра? Смешно».

«Мама. Она далеко! В другой части страны. Не сейчас. Я подумаю о ней позже?»

«Друзья? Коллеги с работы? Завтра на работу… Какая, к черту, работа?!»

Снова забираюсь на кухонный шкаф и смотрю вниз. От того, что я вижу, мое сердце на секунду останавливается. Существо, цепляясь за карнизы, лихо перепрыгивая между окнами, забирается по отвесной стене здания.

Еще я замечаю, как со стороны дальней строительной площадки к нашему дому приближается скопление серых тел, отчетливо видимых в свете вышедшей из-за туч луны. Вот они совсем близко, так, что я могу разглядеть их — свору бегущих на четвереньках обнаженных существ. Они легко перепрыгивают через мусорные контейнеры, на мгновение останавливаются, задирают морды и замечают меня в окне. Потом кидаются на стену дома, следуя примеру сородича, который успел добраться до уровня шестого этажа.

— Что там?! Что?! Он там?! — истерично кричит супруга.

Мои ноги дрожат, и я с трудом спускаюсь на пол. Супруга хватает меня за плечи и трясет, продолжая повторять вопросы.

— Да. Прячьтесь с детьми в ванной, — выдавливаю я.

— Что?! Нет!!!

Она плачет, хватает детей и в панике кидается по сторонам. Опомнившись, я выталкиваю жену и детей в ванную комнату и захлопываю за ними дверь.

— Оружие! Что же делать?! — бормочу я под нос, сжимая вспотевшие пальцы.

Взгляд падает на кухонный нож, оставленный супругой на дне раковины. Я хватаю его. Замираю, внутренне сжавшись. Смотрю в окно не моргая и жду.

Секунда проходит за секундой. Окно остается нетронутым. Абсолютная тишина! Только оглушительно громко капает вода из крана. Будто мир занял места в грандиозном Колизее, замер в ожидании финальной развязки.

Тут я слышу шум. Замечаю серую лапу, цепляющуюся за край окна. Мерзкое животное подтягивается и устраивается на внешнем карнизе. Теперь я могу вблизи рассмотреть его. Существо похоже на человека. Голова, туловище, пара рук и ног. Но несмотря на подобное сходство, человеком оно уже не является. У него почти прозрачная серая кожа, через которую просвечивают мышцы и кости. Оголенный череп в синей сетке вен. Оскаленная крысиная морда с вымазанной кровью пастью. И жуткие желтые глаза, источающие лютую ненависть.

Зверь смотрит на меня и тяжело дышит. В двух метрах от меня. Нас отделяет лишь тонкое стекло. В моей голове больше нет мыслей. Лишь глухое оцепенение.

Чудовище не двигается и смотрит на меня, а я ловлю себя на трусливой мысли, что, может быть, оно просто оставит нас в покое.

Но стоило мне так подумать, как животное поднимает морду, взвывает скрипящим воем и таранит лбом стекло.

Еще и еще!!! Стекло и рама трещат, но выдерживают. Удар! УДАР!! Еще УДАР!!!

Теперь он колотит кулаками длинных жилистых лап.

«Может, стоит резко открыть окно и скинуть его вниз?» — всплывает в голове мысль.

Но я не решаюсь.

Стекло не выдерживает, расходится по сторонам трещинами, пока не появляется дыра. Стекла градом осыпаются внутрь.

«Я готов!!! Давай!!!»

Позади тоже треск. Видимо, другие звери зашли с тыла, проникая в квартиру через лоджию в детской.

Медленно отхожу к середине гостиной и заглядываю в комнату детей. Подозрения оправдались. Трое чудовищ раздирают стекла лоджии, словно бумагу. Один уже пробрался внутрь и принялся терзать балконную дверь.

Оборачиваюсь к кухонному окну. Первый уже внутри. Он спрыгивает на кафель и готовится к следующему прыжку. Прямо на меня.

Еще секунда! Еще чуть-чуть… И все кончено…

Я зажмуриваюсь… и… просыпаюсь…

III

Я просыпаюсь в кровати. Рядом спит супруга. Между нами, широко раскинув руки и ноги, храпит старшая дочь. У ног, найдя уголок и скомкав одеяло под себя, сопит во сне младшая.

Проснулся я рывком, без обычной утренней сонливости. Моргаю, осматриваюсь, пытаюсь осознать себя в новом пространстве. Спальня. Потолок. Тишина. За окном розовое небо рассвета.

Мокрое от пота тело неприятно холодит утренний бриз из открытого окна. Перед глазами картина из сна. Морды чудовищ. Звон битого стекла. Отчаянье. В этой самой квартире.

Вспоминаю детали сна в мельчайших подробностях. Такой не отличимый от реальности сон я вижу впервые за сорокалетнюю жизнь. Столь яркого сна не было, даже когда я сильно уставал и испытывал сильное волнение. Даже в детстве, когда летал, или подростком — с первыми эротическими переживаниями.

Может быть, я схожу с ума. Говорят, что цветные сны видят шизофреники. А мой сон был, без сомнения, цветной.

Нахожу на тумбочке айфон и проверяю время.

7:15 утра. 15 мая 2019 года.

Цифры вспышкой отзываются в сознании. Они что-то значат. Что-то очень важное. Пытаюсь понять почему.

И тут меня настигает озарение. Вспоминаю телевизионный репортаж из сна. Степь. Мокрое от пота лицо космонавта. Его кашель. И дата — 15 мая 2020 года. Да-да!!! Ровно через год с этого дня!

Какое странное совпадение…

Осторожно встаю с кровати, чтобы не разбудить родных, и решаю записать сон на бумаге, пока все помню. По некому наитию понимаю, что записать его очень важно. Каждую деталь. Тем более даты.

Мечусь по квартире в поисках бумаги и ручки и невольно с содроганием останавливаюсь возле кухонного окна. Целого и невредимого. С видом на стройку, парковку и мусорные баки. Потом захожу в детскую комнату с лоджией. Осматриваю игрушки, выставленные в ряд на не используемой девочками кровати. Надувного ослика, прислонившегося к двери. Россыпь прилепленных к стене флуоресцентных звезд.

Какое странное чувство.

Лист бумаги нашелся среди кипы детских рисунков, а ручку я заменил красным карандашом. Быстрым неряшливым почерком я восстанавливаю хронологию событий пережитого кошмара. Про репортажи, космонавтов, больницу и эпидемию. Про первичные симптомы заражения. Про симптомы через две недели. Про пробуждение зараженных еще через две. И про то, что надежда остается только на самих себя.

Закончив, я облегченно выдыхаю, уверенный, что сделал важное дело.

Сжимая в руках исписанный лист бумаги, я возвращаюсь в кровать. До работы остается час, и можно поспать минут тридцать. Хотя понимаю, что заснуть не получится. Сердце сжимается от волнения и тревоги. От того, как жутко представить, что сон может повториться в реальности.

Смотрю на спящих родных. Супруга — хрупкая девушка двадцати шести лет. Моя тонкая лань, имевшая неосторожность юной девятнадцатилетней студенткой семь лет назад выйти за меня замуж, за мужчину на тринадцать лет старше, раньше времени загрузившего ее тяготами и невзгодами семейной жизни. Она спит, укрывшись детским одеялом, на самом краю кровати, предоставив больше места дочерям. Вена на изящной тонкой шее едва заметно пульсирует. Кожа на лице будто светится изнутри. Она красива и беззащитна.

Мои детки. Мои птички. Мои кошечки. Я осторожно поглаживаю их крохотные розовые ножки, мягкие, будто резиновые, прикасаюсь к пальчикам на руках.

А ведь я не смог придумать ничего лучшего, как запихнуть их в ванную комнату в нелепой попытке спасти от чудовищ.

От этих мыслей на глазах наворачивается влага. Снова и снова прокручиваю картинки из сна, ужасаясь, что они могут случиться наяву.

«Если сон — правда? Если даже один шанс из тысячи, что сон вещий? Если это предвидение? Предсказание! Знамение! Тогда я обязан быть готов. Пусть это безумие и паранойя. Плевать! У меня нет права бездействовать. Я обязан защитить семью, — тело обдает жаром, а мысли выстраиваются в четкий ряд. — Получается, есть год, чтобы подготовиться. Когда настанет час икс, я буду на страже! В руках моих будет точно не кухонный нож. А квартиру защитит не дешевая жестянка…»

IV

Рабочая неделя началась, как обычно. И к среде волнения той ночи начали терять остроту. Я помнил про обещание, данное себе в то утро, начать подготовку к часу икс. Про хрупкие окна, дешевую китайскую дверь, оружие… Брал в руки исписанный красным карандашом лист бумаги, перечитывал неровные строки.

Но в свете дня, в офисе, болтая с коллегами за чашкой кофе, просматривая ленты социальных сетей, листая переписку в мессенджере, идею о том, что нужно готовиться к глобальному апокалипсису, я ощущал все более нелепой.

К концу недели я совершенно растерял запал, и затея казалась абсолютно идиотской.

«Какой, к чертовой матери, апокалипсис? Какие монстры? Какой еще космический вирус? Тебе сорок лет!!! Ты живешь в реальном мире среди реальных людей. И в реальном мире люди не мутируют в чудовищ из-за вируса, подцепленного на космической станции! Уймись! — говорил я себе. — Это все про фантазии сценаристов фильмов ужасов, но не про обычную жизнь, где люди ходят на работу, воспитывают детей, оформляют скидочные карты и внезапно умирают от инфаркта».

К выходным я окончательно забываю про планы. Однажды перед сном, копаясь в прикроватной тумбочке, натыкаюсь на исписанный карандашом листок. И не перечитывая, скомкав, швыряю его в мусорное ведро.

Казалось бы, на этом история закончилась…

Но ночью случается странное.

Просыпаюсь я посреди ночи. Часы на руке показывают начало четвертого. Плечо ноет от неудобной позы, и я переворачиваюсь на спину, уставившись на колыхающиеся от сквозняка шторы, которые защищают помещение от света фонарей и луны.

Лунный свет все же просачивается в комнату через узкую щель, которой хватает, чтобы спальня оказалась залита неоновым свечением.

Последние несколько недель я каждую ночь просыпаюсь примерно в это же время. Между тремя и четырьмя часами. И всегда словно по включателю. В отличие от утренних пробуждений, долгих и мучительных. Говорят, все дело в каких-то ритмах сна. А может, просто возраст.

Тут я чувствую легкое движение за спиной и нервно оборачиваюсь. Это старшая дочь. Она сидит лицом в сторону от меня, на кровати между мной и спящей супругой. Мне не видно ее лица. По ее плечам рассыпаны волосы. Обожаемые мною шелковистые волосы цвета коры молодого дерева.

Неприятный холодок студит мой затылок.

«Почему она проснулась? Почему она не хнычет, как обычно делают дети при таком пробуждении?» — спрашиваю себя я. Дочь, как правило, спит крепко и редко просыпается среди ночи. Ей всего пять, и у нее пока нет причин для бессонницы.

Я замираю, продолжая с тревогой смотреть на девочку.

Напряжение нарастает. Мне становится не по себе. Я вспоминаю десятки похожих сцен из фильмов ужасов, где дети, в тела которых вселяются сущности, нападают на родителей.

— Котенок, что случилось? — шепотом спрашиваю ее я, притрагиваясь к тонкой спинке.

На одно предательское мгновение мне кажется, что она сейчас обернется, и я увижу, что моя малышка стала оборотнем, зомби или вампиром.

— Папа, мне страшно, — чуть слышно пискнула она.

Я с облегчением выдохнул.

— Почему тебе страшно? — мягко спросил я.

— Страшный сон, папа, — она повернула ко мне милое пухлое личико, и я окончательно убедился, что это была моя дочь, а не чудовище из преисподней.

— Что тебе приснилось?

— Ну, как будто я и ты, мама и ляля. Мы в нашем домике. Ну, в этом домике…

Она шепчет, с трудом подбирая слова. Ее глаза широко раскрыты, губы подрагивают.

Я слушаю и не перебиваю. Смутная догадка пронзает меня. Страшная догадка. Не догадка, а многотонный поезд. Я лежу посреди путей, привязанный к рельсам. А он несется на меня.

«Пусть она расскажет обычный детский кошмар про говорящего мишку или летающую варежку», — затаив дыхание, молю я, но уже знаю, что надежды нет.

Дочь тянет ко мне руки, и я обнимаю ее. Она не плачет, смотрит на меня глазами, до краев наполненными страхом, ища защиты. И начинает рассказывать. Слово за словом, стремительно ускоряя движение поезда. Он гремит, искрит колесами, орет оглушающим гудком и все набирает скорость.

— …там были плохие люди. Ну, не люди, а как чудища. Такие страшные. Они сначала съели тетю внизу… там… где все машинки. Тетя ехала, а чудище сидело на машине, хотело ее съесть, а потом тетя ударила машинку — в-ву-у-у-ух-х-х-х-х!!! Все равно он тетю съел. А потом ты, папа, крикнул чудищу, чтобы он не обижал тетю, а он стал злым на тебя. И полез к нам. Прямо вот так, по дому. Его друзья еще прибежали. Тоже начали лезть к нам… Ты, папа, нас с мамой и лялей спрятал в ванной. Мы сидели тихо-тихо. Мама плакала и хотела идти к тебе. Но потом осталась с нами, потому что нам с лялей было страшно. Мы слышали, как ты кричал. И тебя съели…

Поезд с грохотом пронесся по моему телу, разорвав его на мелкие куски.

Я молча сидел, размышляя, пытаясь осознать и понять…

А потом рывком встал с кровати, прошел к кухне, достал мусорное ведро и на самом дне, под грудой отходов нашел скомканный листок бумаги, исписанный неделю назад красным карандашом неровными нервными строками.

V

Наша жизнь кажется простой. Ничто не может нарушить привычный ход вещей. Точно не может? Может, привычность — лишь тонкий слой пудры, покрывающий бурлящий огненный бульон под ним, который в любое мгновение может прорвать хрупкую защиту и разнести к чертям всю кухню! Может, стоит одному не известному науке вирусу попасть на землю со спорой, прячущейся в легких космонавта, как вся цивилизация рассыплется, будто вавилонская башня?

Погруженный в эти мысли, я еду на работу. Вокруг яркое и свежее утро, контрастирующее с мраком в душе. Опаздываю. Поспешно здороваюсь с коллегами, включаю компьютер и создаю на рабочем столе видимость бурной деятельности. Потом, дождавшись удобного момента, выскакиваю в коридор, нахожу ближайший туалет и запираюсь в кабинке, чтобы подумать в одиночестве.

Сижу и жду, пока в соседней кабинке закончит дела коллега.

Смотрю на шуруп, отошедший от крепления двери кабинки. Он чуть искривлен. Видимо, закручивали силой, а он все равно не вошел по резьбе, как нужно. И теперь дверь можно выбить одним легким ударом. Я размышляю об этом идиотском шурупе. О неумехе-строителе, который его закручивал. И о том, что эта оплошность способна стоить человеку жизни, который может прятаться тут, надеясь защититься от нападения.

От этих мыслей не спастись. Будто жижа, они пролезают сквозь щели в плотине, состоящей из кривых шурупов, и обрушиваются на аккуратно возделанные поля, живописные деревеньки и зеленые луга мирной долины моей привычной жизни.

Тем временем в туалет заходит кто-то еще. Устраивается в соседней кабинке. Надолго. Раздаются щелчки клавиатуры смартфона, и тишину нарушает фрагмент выпуска новостей.

— …страны готовятся к предстоящему запуску ракеты-носителя Falcon 9 с кораблем Dragon и грузом для экипажа Международной космической станции. Запуск производится с космодрома Байконур. Космонавты прибыли на испытательный полигон для прохождения необходимых процедур подготовки… — вещает журналист.

«Космонавт. МКС. Байконур», — выхватываю я контекст новости.

Со щелчком смартфон переключается на следующую новость. Что-то про беспорядки в Париже. Их я уже не слышу. Судорожно достаю свой смартфон и прокручиваю ленту новостей. Нахожу, что нужно. Космонавт. МКС. Ракета-носитель. Запуск запланирован на 7 июля 2019 года.

Несколько раз перечитываю. Захожу на известный англоязычный портал. На главной странице Илон Маск и его SpaceX. А дальше про запланированный полет американского космонавта 7 июля 2019 года.

Сходится.

«Что происходит? Я действительно увидел пророческий сон? Или сошел с ума? А старшая дочь? Мы вдвоем одновременно сошли с ума? Или все — правда, и нужно готовиться. Менять дверь и усиливать окна. Закупать оружие!»

Перед глазами плывут круги. Не хватает воздуха, чтобы вздохнуть.

Тем временем сосед заканчивает и уходит. Я тоже собираюсь на выход, чтобы на рабочем месте тщательно изучить новости с компьютера. Но тут в туалет опять кто-то заходит, и я замираю.

Его шаги тяжелые. Шлепающие. В офисе ходят в туфлях, и они так не шлепают. Шаги все ближе. Слышу тяжелое дыхание.

«Что за ерунда происходит?»

Я будто снова в недавнем кошмаре. Монстры лезут по стене дома. Вламываются в квартиру! Окружают, чтобы сожрать.

Но я не сплю. Сейчас утро. Яркое. Летнее. Свежее. Я в офисном туалете!

В дверь моей туалетной кабинки вдруг начинают колотить. Незакрученный шуруп дребезжит, шатается и шлепается на пол. Дверь кренится в сторону, и я понимаю, что это конец.

Негнущимися пальцами отвожу щеколду и резко распахиваю перегородку.

И вижу уборщицу с нашего этажа. Она удивленно смотрит на меня. В руке швабра. В другой ведро. На ногах резиновые калоши, которые издавали те шлепающие звуки.

— Ох, простите, я думала, тут никого нет, — извиняется она, — думала, дверь сломалась. А так я долго ждала снаружи! Никто не выходил, — она краснеет от смущения и пятится, чтобы пропустить меня.

Я что-то бормочу и выбегаю из помещения.

VI

День занят тем, что я, вцепившись потными пальцами в мышку компьютера и прилепившись к монитору, выискиваю в интернете информацию о предстоящем полете. Найденное я распечатываю и складываю в файл. Фотографии космонавтов. Их биографии. Время полета. Запланированное время возвращения. Штудирую статью Википедии про МКС.

Все сходится.

Между тем приходят с вопросами люди, трезвонит рабочий телефон, копятся имейлы. Я их игнорирую. Выключаюсь из офисной жизни, удивляя этим коллег, привыкших знать меня приветливым и отзывчивым менеджером.

Разве работа имеет теперь значение? Уважение шефа и коллег, профессиональная репутация, зарплата, уволят — не уволят. Ведь менее чем через год цивилизация рухнет в тартарары. Но зарплата еще нужна. Сбережений может не хватить. Чтобы уехать на Северный полюс? Высоко в горы? На необитаемый остров? Купить яхту?

Ближе к обеду, распечатывая очередной лист с информацией, поднимаю глаза на коллег. Они спрятались за мониторами и изредка с недоумением поглядывали на меня.

В просторном кабинете с шикарным видом на море через панорамные окна повисла неловкая тишина, которую нарушают лишь журчание сопел вентиляции и клацанье пальцев по клавиатурам. Это смешно и жутко одновременно. Если мои опасения оправдаются, то менее чем через год мои коллеги либо превратятся в монстров, либо станут их пищей. Что мне делать? Предупредить? Что они подумают? Поверят? Почему бы не выйти на уровень страны, связаться с телевизионными каналами и новостными порталами? Предупредить всех! Могу попытаться вовсе предотвратить трагедию, убедив правительства не отправлять космонавтов в полет. Могу предоставить доказательства. Мои записи! Мои записки сумасшедшего…

Мне не поверят. Только посмеются над очередным кретином, вещающим про конец света. Сколько было таких? Тысячи! Я сам смеялся над подобными идиотами, ждущими скорого апокалипсиса, тративших сбережения на постройку бункеров, уходивших в отдаленные общины, кончавших жизнь коллективными самоубийствами.

Теперь я сам стал таким?

Нет. Нельзя действовать сгоряча.

Попробую для начала рассказать жене. Посмотрю, как она отреагирует. Супруга младше на тринадцать лет, из поколения девяностых, с другим складом ума. Менее замороченная, менее впечатлительная, менее склонная к хандре. Я кидаюсь с головой в увлечения, рефлексирую. Она же просто живет. Смотрит реалити-шоу и покупает новые босоножки. Вкусно готовит. Целует и любит. Она умеет меня приземлять.

Вечером, после ужина, я рассказываю свою историю, выложив перед ней смятый листок бумаги, исписанный красным карандашом, и кипу распечаток, где кружками выделены совпадающие факты: даты, имена и страны.

— Что ты хочешь сказать? — она плохо сдерживает усмешку, перебирая руками ворох бумаг.

— У меня был пророческий сон, — отвечаю я, пытаясь выглядеть как можно более респектабельно, — через год, в мае 2020 года, мир будет заражен вирусом, который превратит людей в зомби.

— Что? — она не сдерживается и смеется. Смотрит на меня, будто на ребенка.

— Не веришь?

Она перестает смеяться. Пристально смотрит в глаза, поняв, что я ее не разыгрываю.

— Нет, — после долгой паузы коротко отвечает она.

— Почему? Разве не видишь сама? Все — тут! — мой голос срывается. Я возмущен и хлопаю ладонью по бумагам, — Это я написал сразу после того, как проснулся 15 мая. А вот это новости неделей позже! Ты видишь? Про полет? Все же сходится!

— Не знаю… может, это совпадение, ты увидел днем эти новости мельком, а ночью твое подсознание… — она смотрит на меня, как на больного головой.

— Ничего такого не было. Никакой игры подсознания! Смотри! Я записал сон 15 мая 2019 года. Вот. Три космонавта на МКС. А вот реальная новость неделей позже. Смотри дату! Как я мог об этом знать?

Она молчит. Ее высокий лоб покрывается складками.

— Хорошо, ты не веришь нашим новостям. Вот то же самое. Новости Euronews. Вот BBC! New York Times! Выдержки с сайта NASA! — возбужденно выкрикиваю я.

И замолкаю. Ей нужно время осознать. Но выдерживаю секунд десять и продолжаю давить дальше:

— Я знаю, как безумно это выглядит. Но скажи мне, пожалуйста, — я перехожу на шепот, приблизившись вплотную к ее лицу, — пусть это хрень собачья. Но если есть хоть сотая доля вероятности, что это правда? Разве мы не обязаны быть готовыми? Хотя бы ради девочек?

Она беззвучно открывает рот.

Не дождавшись ответа, я решаю добить супругу джокером и зову из детской старшую дочь, где дети заняты просмотром видео на купленном недавно планшете.

К удивлению, девочка без промедлений появляется на пороге. Обычно их не оторвешь от интернета. А тут — пришла по первому зову.

— Ляля, не смотри без меня! Я сейчас приду… — обращается она к младшей. Потом подходит к нам.

— Сладкая, расскажи маме свой сон.

Дочь не переспрашивает. Не капризничает. А спокойно рассказывает.

Я с торжественным молчанием наблюдаю за реакцией супруги. Как расширяются ее глаза. Как поднимаются брови.

И понимаю, что она поверила.

VII

На календаре конец мая. Прошло две недели с того сна. Прошлой ночью мы с супругой составляли перечень задач. Он вышел длинный и путанный. Но я рад, что мы в деле вдвоем.

Май в нашем городе выдался необычным. То по-июльски жарким, то по-осеннему прохладным и ветреным.

Еще появились бабочки! Миллион бабочек! Они покрыли цветастым орнаментом каждое дерево и куст, облепили фонарные столбы и тротуары. Дети в восторге. Их не удержишь дома. Они выбегают во двор и проносятся сквозь кружевные облака, заливаясь смехом. Соседские девушки публикуют красоту в соцсетях, а мужчины улыбаются.

Но меня бабочки пугают. В них есть что-то зловещее. Будто природа решила напоследок показать последний сюрприз. Накормить смертника, идущего на электрический стул, последним ужином.

Я веду автомобиль вдоль моря к офису. По краям дороги в ряд высажены деревья, сплошь покрытые тучами этих чертовых бабочек. Меня от них тошнит!

В салоне то и дело раздается хруст. Это очередная бабочка врезается и размазывается об лобовое стекло. В предсмертных конвульсиях колышутся разорванные крылышки, растекаются внутренности, крошечные глазки умирающих насекомых смотрят на меня. В который раз включаю дворники. Жижа размазывается по стеклу, и я счищаю ее омывателем.

Дорога также покрыта ими, тысячами раздавленных насекомых, в то время как их сородичи продолжают беспечно кружить в майском воздухе, танцевать от ветки к ветке, пока случайный автомобиль не расплющит их хрупкие тельца.

Помню, читал где-то, что бабочки живут лишь день. Их тела даже не приспособлены, чтобы жить дольше. Отведенное время они тратят на брачные танцы, спаривание и откладывание яиц для следующих поколений. Первым умрет после спаривания самец. После кладки — самка. Жизнь — для одного танца любви. Как романтично.

Тут чувствую запах. Тошнотворный сладковатый запах. Открываю окно, чтобы проветрить салон, но запах становится интенсивнее. Он мне знаком. Он родом от куда-то из детства.

Мне лет семь. Закат советской эпохи. Очередное лето у бабушки в одном из маленьких грязных индустриальных городов, каких было полно на карте страны. Мама отправила меня, словно посылку, в одном аэропорту, а встречала в другом бабушка. Много лет спустя я понял, почему мама делала это. Ей не было и тридцати пяти, когда умер отец. Она наделялась устроить личную жизнь.

Мы с бабушкой трясемся в старом трамвае. Он гремит на ржавых рельсах. Мы пересекаем агонизирующую промышленную зону, проезжаем мимо череды монструозных корпусов металлургических комбинатов, доживающих последние дни, перед тем как развалиться вместе с Союзом.

Едем в кино в богом забытый Дом культуры каких-то металлургов или шахтеров. Все фильмы в городских кинотеатрах мы уже видели, так что остались только дома культуры. Я маленький тиран обожающей меня бабушки. Делаю, что вздумается, и получаю, что хочу. А когда не получаю, закатываю истерики.

Через открытые окна трамвая проникает тот тошнотворный сладковатый запах.

— Это аммиак, внучек, — со знанием дела говорит бабушка и задумчиво смотрит в сторону огромного серого корпуса, ощетинившегося поверху тремя почерневшими трубами. Одна из них изрыгает розоватый дым.

Мне лишь семь, но, когда я смотрю на ту уродливую трубу, то понимаю, что так выглядит смерть. И так она пахнет.

Теперь, тридцать пять лет спустя, я снова ощущаю тот запах. Хотя рядом нет аммиачного завода. Это лишь иллюзия.

Запах пропадает так же внезапно, как появляется. Но я еще будто ощущаю его внутри. Слишком глубоко он проник в меня. И я догадываюсь, что этот запах, и бабочки, и мой недавний кошмар — все связано.

В ближайшую пятницу я напился. Нас с коллегами забросило на дегустацию вин в местной винотеке. Дегустация превратилась в пьянку.

По мере того, как я пьянел, становилось легче. Я снова шутил и наслаждался жизнью. Темнота в душе вроде светлела, а запах аммиака выветривался.

Но на следующее утро, как это бывает, стало только хуже…

VIII

Суббота наступает с похмельного пробуждения.

Будто вынырнув из воды, я нахожу себя лежащим лицом вниз на диване. Без подушки. Без простыни.

В голове мелькают события прошедшего вечера, последние часы которого я не помню. Как всегда, накатывает чувство вины. Опять напился. Провел вечер с малознакомыми людьми взамен времени с семьей. Потратился. А главное — за то, что договорился с женой на выходных готовиться к часу икс, а теперь лежу и страдаю от похмелья.

В комнате жарко. Окна закрыты. Кондиционер и вентилятор отключены. В горле — пустыня, а мочевой пузырь сейчас лопнет. Судя по тишине в квартире, родные еще спят.

На часах начало двенадцатого дня. 1 июня 2019 года. День защиты детей.

Шатаясь, встаю с дивана и собираю разбросанную одежду. Портмоне на месте. Телефон на остатках заряда. Несколько пропущенных звонков и сообщений от коллег.

«Срочно перезвоните». «Шеф вызывает в офис». «На производстве погиб человек». Сообщения кажутся шуткой. Но позже приходит осознание серьезности случившегося.

В корпоративном мире нужно держать нос по ветру. Можно не быть лояльным и полезным, но важно казаться таковым, что особенно проявляется в подобных случаях.

Ватная голова светлеет, и я прихожу в чувство, решив немедленно выдвинуться в офис. Циничная мысль проскакивает в голове, что мне безразлична судьба несчастного работника, а заботит лишь собственная карьера. Хотя имеет ли это теперь значение? Может, парню повезло уйти до того, как грянет «буря». А будет ли «буря»? Может, придет время, и мы с женой будем смеяться над фантазиями, в которые поверили. На 7 июля назначен запуск космического корабля. Тогда-то и станет ясно.

Еще есть время, чтобы остановить маховик. Связаться с властями, с NASA и ООН. Убедить не отправлять экипаж в космос. Выйти на прессу. Опубликовать посты в соцсетях. Получится ли? Поверят ли? А если предсказание сбудется, что будет с нами? Вмиг я стану знаменитостью. Меня будут благодарить? Проклинать? Обзовут мессией? Решат навредить? Отомстить за что-то? Убьют? Нет. Нельзя так…

С этими мыслями я добираюсь до офиса, где все уже в сборе. Оказалось, что работник погиб от инфаркта, а не от производственной травмы, тем самым инцидент был исчерпан. Дело осталось лишь за тем, чтобы навестить семью работника и выплатить финансовую помощь.

Ближе к вечеру мы на месте. Я, кадровик и шеф. Еще к нам присоединилась жена шефа, скорее по скуке, чем по необходимости, — энергичная молодая женщина, страдающая от безделья, настоявшая на том, чтобы мы приоделись для визита в черное.

Когда я выгружаюсь из прохладного салона внедорожника, невольно задерживаю дыхание. В топке сорокоградусной жары солнце яростно жарит город.

Нас, будто охотники жертв, окружает район старых четырехэтажных многоквартирных домов. Когда-то, лет пятьдесят назад, эти дома были примером передового советского строительства. Теперь это жалкое зрелище. Обшарпанные бетонные коробки. Ободранные двери. Гирлянды белья. Прыщики кондиционерных блоков и спутниковых антенн. Запахи сырости, вареного мяса, крыс и мочи. И как вишенка на торте — полуразрушенные конструкции детской площадки, воткнутые в серую пыль плешивого двора.

И конечно, бабочки. Они облепляют каждый сантиметр чудом выживших в пустынном климате деревьев. Кружат свой предсмертный танец. А у меня снова ощущение, что все это неспроста.

IX

Некоторое время мы стоим под нависающим над нами зданием, смущенные его убогостью, контрастирующей с тем, как выглядим мы. Со стрелками на брюках, фитнес-часами, костюмами-футлярами, кожаными туфлями и белоснежными рубашками, а также с галстуком в воротнике шефа, отутюженным так старательно, что ему трудно опустить подбородок.

Опомнившись, мы проходим через пахнущий мочой подъезд на второй этаж к группе мужчин, столпившихся возле распахнутой настежь двери в квартиру.

— Похороны тут? — спрашиваю я.

Несколько секунд они недоверчиво осматривают нас, будто экзотических зверей в зоопарке.

— Тут, — подозрительно отвечает пузатый смуглый мужик и протягивает мозолистую руку, чтобы поздороваться, пряча вторую за спиной, в которой дымится зажженная сигарета.

Через заваленный обувью коридор мы проходим в душную комнату без мебели, сплошь застеленную матрасами. На матрасах сидят женщины. Будто по команде, они театрально начинают причитать. Мы опускаемся перед ними, неловко обнимаем за плечи, выцеживаем соболезнования.

В центре круга женщина, вопящая громче остальных. Она выглядит привлекательно, в отличие от остальных, не обабившись раньше времени. Ее полноватость уместна и приятна, полные губы напомажены, а брови подведены. Я догадываюсь, что она вторая супруга погибшего. Находясь в середине круга женщин, она все же кажется отделенной. А воздух в комнате будто заряжен электричеством тлеющего конфликта.

Не выдержав напряжения, я сбегаю в коридор.

— Он кто? — спрашивает меня молодой коренастый парень, судя по знакомому голосу — старший сын погибшего. Мы с ним утром созванивались, чтобы договориться о нашем визите.

— Кто? — не понимаю вопроса я.

— Ваш шеф, — уточняет он, раздражаясь, бросая на меня нехороший взгляд.

— Канадец, — отвечая я.

— М-м-м-м, — тянет он уважительно. Тут моя очередь осуждать. За то, как простые люди благоговеют перед белыми иностранцами.

— А жена? — кивает он в сторону супруги шефа.

— Местная, — говорю я, с интересом наблюдая за его реакцией: удивлением, а после — пренебрежением.

Вскоре нас рассаживают за столом в главной комнате и предлагают скромные угощения, рядом со взрослыми мужчинами, такими же угловатыми и смуглыми, как те, которых мы встретили ранее. Враждебное молчание затягивается. Так долго, что я начинаю бояться за нашу безопасность. Когда за стол садится пожилая полная женщина в туго завязанном на голове платке, я успокаиваюсь. При женщинах убивать они нас не станут. Судя по ее хозяйским повадкам, я понимаю, что мы в ее доме, и что она первая жена погибшего.

Мы делаем вид, что едим, отламывая от лепешек по кусочку.

— Горе какое! Сердце не выдержало, — вдруг прерывает молчание она, — пост держал, а на улице жара… И таблетки от давления не пил, — начинает она. — Я супруга. Законная! — с нажимом произносит она, презрительно обращаясь к стене, за которой находится комната, где осталась та, которая увела ее мужа. — Вот сыновья мои старшие, без работы ходят, нигде не берут… — она показывает рукой на двух парней за столом, — вот младший. Инвалид, несчастная душа… Отец кормильцем был, с лечением помогал.

Я оборачиваюсь и замечаю мальчика лет восьми. Он стоит, прислонившись к шкафу, и бесцеремонно смотрит на меня. Синдром Дауна. Будто этим несчастным людям не хватало невзгод, а тут еще природа добавила.

Словно услышав мои мысли, мальчик собирает слабую ручку в кулак и грозит им мне. Я смущенно отворачиваюсь.

Мать держит паузу и водит по нам нахальный взгляд бесцветных глаз. Ответить на очевидный, но незаданный вопрос должен шеф. Но он молчит, покручивая ложку в стакане чая.

На помощь приходит коллега.

— От лица компании мы выражаем вашей семье глубочайшие соболезнования и выплатим в помощь родственникам годовую заработную плату, — отчеканивая каждое слово, официальным тоном заявляет она, будто зачитывает поздравление.

Лица присутствующих светлеют. Губы растягиваются в улыбки. Даже воздух кажется легче. Женщина одобрительно кивает.

Покончив со щепетильным делом и попрощавшись, мы выходим из-за стола. Толкаемся в тесной прихожей, выискивая туфли в груде чужой обуви, и торопимся выйти. И вдруг, переступая порог, я ощущаю легкое прикосновение к ноге. Опять мальчик. Он стоит возле меня и снова смотрит в глаза. Пристально и не моргая.

Я жду. Он молчит. Потом вдруг хватается цепкими пальцами за штанину, тянет к себе и, когда его лицо оказывается на уровне моего уха, едва слышно шепчет. Одно слово, от которого приподнимаются волосы на затылке.

— Готовься, — шепчет он, грозит кулаком и уходит в глубину квартиры.

X

Вечер. Ужин с женой. Запеченная курица с картофелем.

— Он говорит мне «готовься», представляешь? — заканчиваю я рассказ.

Она молча кивает и делает глоток воды.

— Я думаю, он тоже знает. Выходит, что пацан — третий, — продолжаю я.

— Что значит третий? — острый подбородок на ее красивом лице, кажется, становится еще острее.

— Первый я. Вторая наша дочь. Пацан третий.

— Как же он понял, что ты первый? Почему он выбрал именно тебя? Вас там было четверо, так же? — ее голос слегка дрожит, я не понимаю почему.

— Не знаю. Может, у таких детей способности… — я откладываю вилку в сторону и принимаюсь за рассуждения. — Представь, человечеству грозит вымирание, цивилизация вскоре рухнет. И вот высшие силы посылают сигнал о грядущем, который ловят только определенные люди, — я самодовольно улыбаюсь.

У нее каменное лицо. Она смотрит в тарелку.

— Хотя, с другой стороны, есть теория, что во Вселенной есть два варианта существования. В единственном экземпляре и в бесчисленном множестве, — решаю я блеснуть перед женой знаниями, — то есть если сигнал получает только один, то он уникален, если двое, тогда их может быть бесконечно много, и мы лишь сбитые с настроек радиоприемники.

Меня несет. Задорный всплеск фантазии вдруг окрашивает события в светлые тона приключения, лишив прежней мрачности.

— Представляешь, если сигнал пришел к знаменитостям, поп-звездам или известным политикам? Я могу зарегистрировать в соцсети страницу об этом, чтобы найти их. Круто, да? Я могу даже написать книгу! Представляешь?

Воодушевленный, я ожидаю от супруги поддержки.

Но она молчит. Маша и Медведь в телевизоре о чем-то опять спорят, наведя меня на мысль, что важно не забыть выкачать из интернета архив мультфильмов для детей. И про нас не забыть. Хотя зачем мыслить узко? Нужно сохранить всемирное культурное наследие. Все, что представляет ценность. И решить, как питать приборы, когда пропадет электричество.

— Ну, что скажешь? — спрашиваю я.

— Ты кому-нибудь уже рассказал? — неожиданно серьезно отвечает она вопросом на вопрос.

— Нет.

— Когда бухал вчера. В то время, когда мы должны были начать планировать закупки по списку? — язвительная усмешка растягивает ее губы. Наконец, она поднимает на меня глаза.

— Нет, — с напускной уверенностью отвечаю я, хотя концовку вчерашнего вечера моя память утопила в алкогольном тумане, — чего ты так завелась? Что с тобой? — я пытаюсь сбежать из роли обвиняемого и вернуть инициативу в свои руки.

— Со мной все нормально! — неожиданно резко отвечает она. — А вот что с тобой не так?! Для тебя это игра? Страница в соцсетях? Рассказики в интернете? — она переходит на крик, швыряя вилку на пол. Ее глаза горят возмущением.

Девочки отвлекаются от мультфильма и смотрят на нас, вопросительно вытянувшись, похожие на фарфоровых кошечек из бабушкиного сервиза.

— Прости, — выдыхает она, скинув маску фурии и вернувшись в привычный облик. — Слушай меня. Я много думала о том, что ты сказал. Сначала поверила, мы писали тот список и строили планы… Но когда ты ушел на работу, а потом загулял, начала сомневаться. Какие зомби? Космонавты? Так не бывает. Помнишь, на второй день после родов старшей ты потащил меня на премьеру фильма про зомби. Я перетянула полотенцем живот и пошла. Вот дура! Но сейчас не об этом. Ты же любитель этих зомби, фанатеешь от них, наверное, мечтаешь, чтобы так и случилось в жизни. Вот теперь и поверил в фантазии.

— Помню, — отвечаю я, на мгновение окунувшись в воспоминания о днях, когда впервые стал отцом.

— Я спрашивала старшую про сон. Она его забыла. Не знаю, что и думать. Перечитала твои распечатки новостей, твой листочек, в интернете копалась. Там столько всего, чего только ни пишут… Засомневалась. Решила, буду молчать и ждать, пока сам не успокоишься. Потом начала сомневаться в том, что засомневалась. Совсем запуталась…

Ее губы дрожат. Щеки горят румянцем. Руки то тянутся ко мне, то теребят край сарафана.

Я смотрю на нее, и мне стыдно за эгоистичную черствость. История казалась только про меня. При этом я упустил, что чувствует она, будучи реальной женщиной, матерью и женой, а не персонажем в детском рисунке, где папа показывает пальцем на солнце, а мама кивает и улыбается в ответ.

Только сейчас я осознаю, что эти дни она вела себя отстраненно. Молча занималась домашними делами, не задавала вопросов, не проявляла инициативу. А теперь вдруг эта неожиданная агрессия.

— Теперь ты этого мальчика… — скорбно выдавливает из себя она, закрывает лицо руками и опадает. По вздрагиваниям спины я понимаю, что она плачет. В растерянности касаюсь ее плеча. Она поднимается со стула, садится мне на колени и обнимает, судорожно и крепко, увлажняя жарким дыханием и слезами мою шею.

Теперь я понимаю, что делать. Нахожу губами ее висок и целую, стараясь передать этим, что прощу прощения и люблю. Поднимаю ее лицо и целую в губы, ощущая телом, как она обмякает и расслабляется.

Время замирает. Мир пропадает. Так было в наши первые недели знакомства. И вот снова та же острота чувств. Спустя семь лет брака. Мы целуемся и обнимаемся, забыв про детей. Мы на вершине горы. Благодарные и любящие. Способные вместе пережить испытание.

— Ты прав, — вдруг шепчет она.

— В чем?

— Если есть вероятность, что твое видение — правда, мы должны подготовиться. Но нельзя болтать об этом, понимаешь? Это опасно. Может, только родителям… Мы приготовимся тихо, чтобы никто не знал. Потом, ближе к дате, когда запасы будут готовы, мы решим, кому еще сказать. Потом обдумаем, не сейчас. Хорошо?

— Хорошо, — соглашаюсь я.

Она возвращается на свой стул, а я жалею, что миг страсти прошел.

Мы продолжаем ужинать и обсуждаем планы. Она предлагает неожиданное решение устроить убежище в квартире. Говорит, что ехать куда-то нет смысла. Наш городок подходит для выживания. Он не слишком большой, чтобы оказаться в эпицентре эпидемии, и не слишком маленький, чтобы не было доступа к нужным магазинам.

Я соглашаюсь. Предлагаю рассмотреть вариант с яхтой. Она не поддерживает и права в этом. Море — для подготовленных.

Она вспоминает, что рядом продается квартира, справа от нас, которую мы можем купить. Отличная идея. Участок общей площадки перед квартирами можно отрезать от подъезда общей дверью. Так будет больше места для хранения, учитывая, что наша квартира слишком мала для основательной подготовки.

Она спокойна. Деловито рассуждает и планирует.

Наблюдая за ней, я ловлю себя на мысли, что вижу в ней что-то новое. Теперь, после волн неприятия, агрессии и слез, в ней проявляется новая грань. Спокойная и рассудительная. Я слушаю ее с удивлением. Потом с уважением. А после — с облегчением, что рядом есть человек, на которого в грядущем испытании можно будет положиться.

XI

Несмотря на поздний час, воодушевленный идеей покупки соседней квартиры, я немедленно решаю исследовать возможность. Выхожу босиком в темный подъезд. Освещение, управляемое сенсором движения, не загорается. Гребаные сенсоры. Их три по длине коридора на три лампы освещения. Ближайший — над нашей дверью. Они вспыхивают по очереди по мере того, как проходишь по коридору, позволяя ощущать себя звездой сцены. Но бывает, как сейчас, не срабатывают, будто не признают тебя человеком.

Топаю ногой о кафель. Плафон желтой флуоресцентной лампы со щелчком вспыхивает, освещая небольшую площадку. Осматриваюсь, представляя крепкую железную дверь, которая перекроет проем перед квартирами. Изучаю соседскую дверь. Массивную, оформленную декоративным кольцом, видимо, дорогую.

— Отлично! — говорю я себе под нос и возвращаюсь к жене.

Оказалось, супруга шапочно знакома с хозяйкой квартиры. Они пересекались в лифте месяцев шесть назад. С того времени жилье, кажется, пустует. И контактов с хозяйкой нет. О том, что квартира продается, жена читала как-то в групповом чате подъезда. Несколько минут занял поиск нужного сообщения и номера телефона отправителя.

Предлагаю написать немедленно. Супруга колеблется, ссылаясь на позднее время.

— Все равно! Пиши! — подначиваю ее я. — Вдруг не спит. А если спит, утром прочитает.

Мы шкодливо улыбаемся друг другу.

— Сам пиши, — она сует мне в руки свой телефон.

«Здравствуйте. Предложение по квартире актуально?» — смело набираю сообщение я. Текст уходит в сеть. Одна, потом две серые галочки. Вдруг галочки окрашиваются в синий.

«Доброй ночи. Да. Позвоните утром», — появляется ответ на экране.

«Ок», — с ликованием набираю я в восторге от того, что план осуществляется.

Тут лицо супруги темнеет. Она открывает профиль контакта, где выложена фотография миловидной девушки, обнимающей двух детей, девочку постарше и мальчика младше.

— У нее дети… как наши, — после долгой паузы упавшим голосом говорит она.

Я не понимаю, о чем речь. Но потом доходит. Мы цинично планируем использовать жилье соседки для собственного спасения, тогда как она и ее семья, если предсказание верно, погибнут…

XII

Остаток ночи мы проводим над списком покупок. Он множество раз переписывается, дополняется, пока не превращается в длиннющую мешанину из неразборчивых записей.

Прежде всего мы решаем, что с продуктами и медикаментами торопиться не стоит, учитывая их ограниченный срок годности, поставив заметку, что запас следует сделать ближе к апрелю 2020 года, за месяц до предполагаемой катастрофы.

В остальном список состоит из следующих пунктов:

1. Купить соседнюю квартиру. Установить железную звуконепроницаемую дверь в проеме перед квартирами.

2. Установить решетки на окнах и лоджии (я помню, как они нас подвели).

3. Получить лицензию на охотничье оружие. Закупить оружие и патроны к ним. Еще обзавестись топорами, ножами и битами на случай, когда патроны подойдут к концу.

4. Закупить комплекты качественной походной одежды и рюкзаков (вдруг нам придется покинуть убежище).

5. Купить профессиональный бинокль, компас, водонепроницаемые механические часы, приспособления для высекания огня и готовки пищи на природе, фонари, палатки и спальные мешки (на случай, если нам придется покинуть квартиру).

6. Заказать солнечную панель. Ее можно установить на балконе, чтобы питать электроприборы. Пару недорогих вариантов я успел отобрать в интернете. Идея о дизельном генераторе отброшена сразу из-за трудностей пополнения запасов топлива и шума генераторов, что исключает их использование в наших условиях.

7. Обзавестись радиопередатчиком и рациями (наземная и сотовая связь быстро выйдут из строя).

8. Решить задачу с пополнением запасов воды. Пока рабочих идей нет. Уловители дождя? Конденсаторы? Фильтры? Обеззараживающие таблетки? Даже аппараты по переработке мочи в питьевую воду?

9. Определиться, можно ли вырастить овощи и фрукты в домашних условиях. Идей также нет. Каретки с черноземом? Капельное орошение? По крайней мере, можно купить семена. Что-то базовое. Картофель, лук, огурцы и помидоры. Может, даже клубнику, малину, апельсины и лимоны (вряд ли их получится вырастить, но лучше закупить и иметь возможность высадить, чем потом сожалеть, что не позаботился заранее).

10. Оборудовать миниатюрную домашнюю птицефабрику? Для пары куриц, чтобы получать яйца, как источник белка? В этом деле много нюансов. Оплодотворение. Корм. А еще помет! Куча вонючего помета! Нет. Вряд ли сработает.

11. Наконец, заказать надежное вместилище данных, чтобы сохранить личный цифровой архив фото и видео, а также закачать контент, чтобы коротать время.

Пока все.

Заканчиваем мы ближе к трем ночи. Уставшие, но воодушевленные. Опьяненные энтузиазмом общего дела. За окнами мигает огнями заснувший город. Мухой жужжит вентилятор. Оставленный детьми кусок шоколада валяется на полу. Смартфоны щелкают уведомлениями. Мир живет в обычном ритме. Но уже не для нас. Теперь наша реальность — это списки дел для подготовки к катастрофе.

Дети давно уснули прямо на полу со сжатыми в руках планшетами. Я отношу их в детскую. Старшая почти просыпается, но, поворчав, успокаивается, стоит мне крепче прижать ее к себе, глубоко вдыхая сладкий детский запах.

Я знаю, что делать дальше. Достаю бутылку красного вина и разливаю рубиновый напиток в два бокала. Включаю негромкую джазовую музыку на ноуте.

Мы любим друг друга. Долго и страстно. С перерывами на массаж, который я делаю жене, водя пальцами по обнаженному, пропитанному маслом телу.

Изможденные и хмельные, мы засыпаем, когда небо подергивается первыми розовыми всполохами. Медленно, но неумолимо мир накрывает новый день…

XIII

— Вам посчитать? — спрашивает меня крепкая тетка средних лет. — Деньги посчитать? — раздраженно повторяет она, с вызовом оглядывая нас сквозь стекла крупных, на половину лица, очков с завитками на оправе. Такие же завитки украшают высокий стул, на котором она расположилась, за массивным деревянным столом, будто на троне.

Мы у местного нотариуса, женщины с высокой рыжей прической, агрессивно-красным маникюром и окрашенными в тот же тон губами. От нее пышет хамской самоуверенностью и крепким достатком, приправленным, как я представляю, солидным коттеджем в приличном районе, мужем-чиновником на белом внедорожнике и взрослыми детьми, пристроенными в престижные университеты. На нас она смотрит свысока, будто на помеху, мешающую жить свободно и не оглядываясь.

Ее нотариальный кабинет — единственный в районе, работающий в выходные. Я невольно представляю ее грядущую судьбу, как она бегает по улицам в погоне за жертвами, одержимая голодом, раздирает маникюром животы, погружает зубы в плоть, размазывая помаду.

— Да, посчитайте, — отвечает девушка, сидящая рядом.

Увесистая пачка денег переходит из моих рук в цепкие пальцы нотариуса, потом в каретку счетной машинки, которая принимается жужжать, стремительно выплевывая купюры в поддон. Странный выбор — связаться с наличными деньгами, а не рассчитаться банковским переводом. Впрочем, так настояла хозяйка квартиры.

На часах чуть за полдень, а событий случилось с начала дня на целую неделю.

Рано утром, созвонившись с хозяйкой квартиры, мы договорились встретиться. Через полчаса она была на месте. Ожидая подвоха, я прошел в квартиру и потерял дар речи от удивления. Планировка представляла собой зеркальное отражение нашего жилья. Окна выходили на противоположную сторону и упирались в сплошной массив соседнего жилого комплекса, что было минусом, но высокий этаж позволял квартире быть щедро освещенной солнцем. Ремонт и обстановка оказались отличными, жилье выглядело уютным и современным.

— Мы хотели тут жить, не думали продавать, — будто оправдываясь, отвечает хозяйка на не заданный мною вопрос.

— Сколько? — спрашиваю я, задержав дыхание, опасаясь услышать завышенную цену.

Она называет цифру.

Я переспрашиваю, не веря ушам.

Она повторяет сумму, которая значительно ниже средней цены на рынке.

— Мы берем, — сухо отвечаю я, не торгуясь, стараясь держаться хладнокровно, при этом внутри себя ликуя об удаче.

Глаза девушки вспыхивают. Она также кажется приятно удивленной моим быстрым решением, и я ловлю себя на неприятной мысли, что где-то прогадал. Но, присмотревшись к ней, я понимаю, что в сделке нет второго дна. Ее худая, даже изможденная фигура, бледная кожа с сеткой тонких преждевременных морщин, темные круги под грустными глазами и болезненная сосредоточенность в движениях — на всем лежит невидимая печать трагедии, которая, вероятно, служит причиной продажи квартиры. Мне не хочется знать об этой причине, но она рассказывает сама. Бесцветным монотонным голосом.

Год назад ее дочери диагностировали редкую и трудноизлечимую болезнь глаз, быстро прогрессирующую в слепоту. Они пытались разобраться с напастью в местных клиниках, но безуспешно. Потом выезжали за границу, где начали дорогостоящее лечение, быстро исчерпавшее сбережения семьи. Так как продолжать терапию денег не осталось, семья решила перебраться в столицу и лечиться в центральной клинике, где терапия оплачивается государством. Она вынужденно бросила работу, чтобы ухаживать за дочерью, понадеявшись на доходы мужа. Но тот вскоре их бросил, не выдержав трудностей, и она осталась с проблемой одна. Теперь ей нужно поскорее продать жилье и устроиться на новом месте, где на вырученные деньги она будет продолжать бороться за здоровье дочери.

Дело у нотариуса делается быстро. Документы подписываются, и деньги подсчитываются. В начале второго дня мы уже стоим на гремящей автомобилями улице со свежими бумагами в руках.

— Вот ключи, — девушка передает мне связку. У нее ледяные руки, будто на календаре зима, а не начало лета.

— Спасибо вам, — я ловлю ее взгляд, не найдя других слов, ощущая себя виноватым перед ней.

— Вам спасибо, — отвечает она, — счастья в новом доме. До свидания, — она садится за руль припаркованного у обочины автомобиля и уезжает.

Мы с женой смотрим вслед удаляющемуся седану, а потом молча отправляемся в сторону дома, погруженные в мысли о том, что только что совершили гадкое дело.

XIV

К следующей среде первый эшелон защиты нашей крепости готов. Широко улыбаясь, словно школьник на последнем звонке перед каникулами, я передаю в испачканные строительной грязью руки мастера деньги за установленную дверь — бронированную махину, обшитую шпоном под дерево, отрезавшую площадку перед двумя квартирами от остальной лестничной клетки.

— Отлично получилось! — хвалю я работу коренастого немногословного мужика неопределенного возраста, одетого в синюю спецовку.

И я не лукавлю. Для меня, мужчины, выросшего без отца и с руками «из заднего места», такая работа, выполненная в одиночку за пару часов, кажется невероятной.

На похвалу мужик, собирая инструменты в чемодан, лишь пожимает плечами, давая понять, что для него подобные задачи не представляют сложности.

Когда он уходит, я с благоговением снова осматриваю дверь и аккуратно оштукатуренные проемы по краям, а потом в который раз с наслаждением прохожусь по отдающим эхом пустым комнатам купленной квартиры, увеличившей площадь убежища вдвое.

XV

С решетками, вторым уровнем защиты убежища, получается сложнее. Через месяц с небольшим, в субботу 13 июля 2019 года, я делаю заказ в крупной местной мастерской, выбрав самый крепкий вариант из имеющихся. Остается около десяти месяцев до часа икс, и по мере того, как мы выполняем пункты плана, мне становится спокойнее.

— Выкусите, уроды, — злорадно шепчу я под нос, с удовольствием поглаживая привезенные накануне решетки.

Решив сэкономить, я нахожу в сети контакты бригады работяг, чьи услуги выгодно отличаются от конкурентов по цене. В результате трое молодых ребят устраивают в доме сущий ад, за два дня закончив лишь с двумя из шести решеток. Они шумят, мусорят, перекуривают каждые пятнадцать минут и ведут бесконечные разговоры по телефону, а бывает, появившись утром, надолго пропадают и появляются лишь к вечеру.

Когда наступает третий день грязи и бардака с обнаженными проемами окон, закрытыми полиэтиленовой пленкой, у супруги лопается терпение. Она накидывается на меня с жалобами, что бригада вновь пропала, оставив работу на половине.

Появившись к вечеру, ребята клянутся закончить на следующий день и просят аванс, сославшись на чрезвычайные нужды семейного характера. Старая песня. Соглашаюсь заплатить, понимая, что рискую больше их не увидеть, но в глубине души даже надеюсь на это, настолько мне опротивели их наглые рожи, а также беспорядок, который они навели.

Троица, действительно, не появляется. Больше для успокоения совести я к вечеру следующего дня набираю их номер. Он ожидаемо отключен. Конец истории. Остается лишь фантазировать, каким способом бездельников настигнет карма, когда начнется заварушка. Поделом.

С «белым флагом» набираю номер мастерской, которая изготовила решетки и чьи услуги по установке показались мне дорогими, чтобы договориться о работе.

«Скупой платит дважды», — будто говорит между словами менеджер, регистрируя мой заказ. И я с ним согласен.

XVI

— Решетки чуть держатся. Могут от ветра упасть. Крепления никуда не годятся, — мозолистый палец мастера указывает на отверстие в стене, в котором утоплена оконная решетка.

Лицо у мужика твердое, крупное, с широко поставленными глазами. Он выглядит серьезным. Но его верхняя губа предательски вздернута в ухмылке. Его эта ситуация забавляет. Офисного дурачка, решившего сэкономить, обдурили трое местных бездельников. А бригада настоящих мастеров молча, быстро и чисто закончила работу за один субботний день, вдобавок переделав недостатки предыдущих «умельцев».

— Мда, — пристыженно комментирую я, укоряя себя за подобную инфантильность, ведь мне не должно быть дела до его мнения. Я плачу деньги, а он делает работу. Конец истории.

— Лучше обращаться к авторизованным специалистам, чем к кому попало с улицы, — продолжает он, давя на больное.

Я закипаю. Да, я принял неверное решение, в итоге переплатил за работу и усложнил задачу. Это моя проблема. Его она не касается, и нечего читать лекции.

— Неужели? — с издевкой произношу я, о чем тут же сожалею, понимая, что тем самым признаю уязвимость собственной самооценки.

---

«Масштаб вашей личности определяется величиной проблемы, которая способна вас вывести из себя», — вспоминаю я слова Зигмунда Фрейда.

— Нам часто приходится вот так переделывать чужую работу. Понимаете, у нас сложные решетки, тут особые инструменты нужны и навыки. Правильно сделали, что обратились к нам, — говорит мужик, хлопая рукой по железным прутьям, не реагируя на сарказм в моих словах.

Теперь мне стыдно. Простой мужик, трудяга, хорошо сделал дело, дает хорошие советы, а я ерничаю.

— Да-да. Вы правы, — выдыхаю я.

— Все же хочу спросить… — он зажимает пальцами кончик широкого вздернутого носа.

— Да, спрашивайте.

— Вам эти решетки зачем? На двенадцатом этаже? — он кивает в пустоту за окном.

— Просто… ради безопасности, — мямлю я.

— К концу света готовитесь? — добродушно улыбается он.

— Что?

— К концу света, говорю, готовитесь?

Как рыба на суше, я открываю и закрываю рот, неспособный найти нужные слова в ответ. А он все смотрит на меня и улыбается, только глаза его вдруг становятся жесткими и испытывающими. Словно все это время он разыгрывал комедию, притворяясь простаком.

В голове проносится мысль, что все это как-то связано. Я, этот странный мужик, пацан, сказавший мне «готовиться», и моя дочь, увидевшая похожий с моим кошмар.

Мы стоим и испытывающе смотрим друг на друга. Будто боксеры перед боем. И тут он внезапно отцепляет от меня недобрый взгляд и принимается поспешно собирать инструменты.

Через минуту бригада уходит, не прощаясь, мягко прикрыв за собой входную дверь.

XVII

— Представляешь, он спросил, не готовлюсь ли я к концу света, — в нервном возбуждении я залетаю в спальню, где жена занята уборкой мусора.

— Что? — переспрашивает она.

Меня раздражает особенность некоторых людей переспрашивать, даже когда они расслышали вопрос, только чтобы выиграть время на обдумывание ответа. Подозреваю, что супруга — одна из них. Знаю, что нужно принять человека таким, какой он есть, и не ныть, но ведь так трудно удержаться.

— Мне он тоже показался странным, — продолжает она, — какой-то скользкий. А его помощники, они за все время не сказали ни слова. Я к ним подходила и спрашивала про решетки, а они таращатся и молчат. Может, по-русски не понимают. Странные…

Жена замирает с мусорным пакетом в одной руке и тряпкой в другой. На ее узком бледном лице — гримаса озабоченности, обозначившая характерные складки на высоком лбу. Еще одна ее особенность, которая меня подбешивает. Стоит ее чуть отвлечь от того, чем занята, так она застывает на месте, похожая на суриката в степи, который заворожен светом автомобильных фар.

— Странные — не то слово, — соглашаюсь я и тут вспоминаю, что не оплатил услуги, а мастер не напомнил о деньгах.

Терзаемый смутными подозрениями, я бегу в гостиную, нахожу смартфон и набираю нужный номер, ставя аппарат на громкую связь. В трубке шипит и щелкает, потом срывается на длинный гудок. Первый, второй, третий.

Пальцы отбивают мелкую дробь. Звонок не проходит. На шестом гудке, когда я отчаиваюсь дозвониться, звонок, наконец, принимают. Трубка оживает знакомым женским голосом оператора компании.

Стараясь выровнять срывающийся от волнения голос, я называю адрес, объясняю, что их мастера только что были у нас с установкой решеток, но забыли про оплату.

— Я вижу ваш заказ, — отвечает молодой звонкий голос, — шесть стационарных сварных решеток, 14 миллиметров, купленные у нас, дизайн «Маркиза».

— Все верно.

— Тут указано, что вы отменили заказ, — чуть поколебавшись, выдает оператор.

— Что? Я отменил? Этого не может быть. Я не отменял! Говорю же, ваши люди только что были у нас! — мое сердце стучит, а кровь отливает от лица.

— Я поняла, сейчас уточню, оставайтесь на связи.

Мелодия спокойной классической музыки, заигравшая на стороне оператора, не в силах унять нарастающую тревогу.

— Ошибки нет, — мелодия обрывается знакомым голосом, — ваш заказ отменен, и наши мастера не выезжали.

— Но как это? Ведь… — начал протестовать я.

— Кто бы ни был у вас, это не наши люди. У вас ко мне будут еще вопросы? — вежливо, но с нажимом пытается завершить разговор девушка.

— Спасибо. Нет. Извините. До свиданья, — в моих глазах темнеет, и я с трудом нахожу кнопку отбоя связи.

XVIII

— Что? Что она сказала? Как это? — супруга, слышавшая наш разговор, сыплет вопросами, на которые нет ответов. Будто в тумане, я принимаюсь ходить по комнате, нарезая круги, пытаясь разобраться, разложить факты и найти разумное объяснение.

«Кто отменил заказ? Тот странный мужик с вопросом про конец света? Зачем ему это? А первая бригада? Может, они не просто пропали, чтобы обмануть на деньги, а им помогли пропасть? Кто-то так подстроил?»

Озадаченный роем вопросов, я подхожу к окну и тут в лучах вечернего солнца замечаю причудливые разводы, едва различимые на стекле.

На прозрачной поверхности виднеются некие знаки.

Я подзываю супругу и указываю на находку.

— Это цифры! — возбужденно выдает она.

Так и есть. Поймав угол наклона для лучшего ракурса, я отчетливо различаю набор цифр, нанесенный, вероятно, пальцем по стеклу.

«43,630188, 51,172650».

— Что это такое? Как это? Кто это сделал? Тот мужик? — продолжает трещать супруга, отталкивая меня в сторону, чтобы лучше разглядеть находку.

— Откуда мне знать! — раздраженно отвечаю я, недовольный ее бесцеремонностью.

— Точно, цифры, — щурясь на свету, она с энтузиазмом крутится вокруг окна.

Это ее тема. Школьной отличницы, победителя математических олимпиад, выпускницы политехнического института, фанатки «Кода да Винчи». Цифры. Ключи. Ребусы.

— Надо записать, — выкрикивает жена, суетясь перед окном, не обращая внимания на детей, цепляющихся за ее ноги.

— Сфотографировать, — я нахожу лучший способ зафиксировать надпись и щелкаю поверхность стекла на смартфон.

Фотография получается не в фокусе, и надпись едва различима.

— Надо записать! — супруга убегает из комнаты и возвращается с клочком бумаги и карандашом в руках.

Когда дело сделано, мы кладем листок на подоконник и завороженно смотрим на надпись, пытаясь разгадать загадочное послание.

«Что это? Артикул товара? Номер телефона? Код входной двери? Цифры нужно сложить? Разделить? Разгадать ребус по очередности букв в алфавите?»

В голове стучит от волнения. На лбу выступает испарина. Мысли крутятся бешеным вихрем, пока не выдают одну рабочую догадку.

— Это географические координаты! — выкрикиваю я, наблюдая, как от изумления расширяются глаза супруги.

XIX

На следующий день, в воскресенье 14 июля 2019 года, я просыпаюсь рано, в начале девятого утра. В квартире тихо. Через полуоткрытое окно доносится шум зарождающегося дня. Воздух в комнате будто подернут дымкой, а знакомые предметы смотрятся по-новому.

Мы спали эту ночь вместе с детьми, вчетвером, вповалку на одной кровати, будто выводок котят в коробке. Мы с женой по краям, а дети между нами, звездами раскинув по сторонам пухлые ножки и ручки. С дисциплиной в нашей семье плохо. Да и ладно. Время идет быстро, детки вырастут, и вскоре мы будем им не нужны. А пока будем пользоваться возможностью быть с ними ближе.

Я лежу и прислушиваюсь к сопению детей, рассматриваю красивое лицо жены, боясь шелохнуться и разрушить волшебство момента. Хочу посмаковать эти минуты, отложить в тайниках памяти, чтобы когда-нибудь через года достать это воспоминание и снова пережить прекрасные ощущения.

Но волшебство длится недолго. Переживания прошедших дней накатывают на меня, разом возвратив к тревожной реальности, разогнав остатки сна и безмятежность утренней неги. Я осторожно выбираюсь из кровати и начинаю действовать по плану.

Картографический интернет-сервис подсказал, что координаты, найденные на стекле, сходятся в точке, расположенной в нашем городе. Там, где городские кварталы огибают уходящий в море мыс, в небольшой естественной бухте располагается яхт-клуб. Не роскошная марина, как где-нибудь на Средиземноморье, а простенькая база для местных лодок с нелепым названием «Яхт-клуб „Бриз“».

По спутниковым снимкам из интернета клуб выглядит синим размытым квадратом на фоне желтизны ландшафта. Я же помню это место как комплекс разномастных строений и гаражей с рукавом бетонного пирса, уходящего в море, где пришвартовано с десяток посудин разного калибра, от облезлых рыбацких лодок до приличных туристических яхт.

Наскоро проглотив глазунью из трех яиц и запив кофе, я отправляюсь в путь. Город еще не проснулся и дороги пустуют, позволяя автомобилю преодолевать километры, почти не останавливаясь. В раздумьях я осматриваюсь и отмечаю редких прохожих, нашедших дела для воскресного утра. Бабушку с продуктовыми сумками, девушку с ребенком в коляске, долговязого подростка, перебегающего дорогу в неположенном месте. Мелькают окна квартир. Открываются балконные двери. Раздаются голоса. Скоро этой жизни настанет конец…

И тут мои размышления прерывает появление в зеркале заднего вида синего автомобиля, подозрительно близко пристроившегося позади, несмотря на пустую дорогу.

XX

Кажется, впервые я увидел эту машину, когда выезжал со двора. Обыкновенный подержанный автомобиль, каких в городе сотни, с фирменной наклейкой сервиса такси.

Чуть поддаю скорости и отрываюсь от «хвоста», но, когда останавливаюсь на перекрестке, авто снова оказывается позади. Сворачиваю на продольную улицу. Легковушка поворачивает туда же.

«Что за ерунда? Он следит за мной?» — спрашиваю я себя, но решаю не поддаваться мании преследования и даю «хвосту» возможность оторваться. Выворачиваю на приморский бульвар с плотным в этот час движением. Синяя легковушка теряется в потоке. С облегчением выдыхаю, изредка посматривая по сторонам, ожидая, не появится ли авто рядом вновь.

Проехав почти до пункта назначения, я уже посмеиваюсь над собственной мнительностью. Но стоило свернуть на улицу, ведущую к парку развлечений, как я опять замечаю знакомый автомобиль. Синяя легковушка выезжает из переулка и снова пристраивается позади.

«Что ты за урод такой!» — в сердцах выругиваюсь я, задетый подобной наглостью. Помню, друг детства учил меня, что в таких случаях нужно резко нажать на тормоз, тем самым отпугнуть «прилипалу». Но в моем случае подобный маневр привел бы к неминуемому столкновению, ведь он держится бампер к бамперу.

«Что тебе нужно?» — выкрикиваю в окно я и пытаюсь разглядеть наглеца, но яркое солнце не позволяет рассмотреть водителя в тени салона автомобиля. Вытираю вспотевшие руки о джинсы и лихорадочно перебираю варианты дальнейших действий. Поступить как неандерталец? Остановиться и вызвать обидчика на разборку? Или постараться оторваться?

Поколебавшись, нажимаю на педаль скорости. Легковушка также ускоряется, подтверждая подозрение, что это действительно «хвост».

Меня трясет от злости и возмущения. Захлебываясь от прилива адреналина, я сильнее давлю педаль в пол, опасно маневрируя в потоке машин. Наглец не отстает.

Впереди нерегулируемый перекресток, где нужно тормозить и пропускать едущих по главной дороге. Перекресток пуст, и я пролетаю его, не останавливаясь. Преследователь мчит вслед за мной, не отрываясь.

Двигатель ревет. Стрелка спидометра дрожит и подползает к сотне. Поворот на яхт-клуб давно позади, и, к счастью, встречающиеся перекрестки свободны и горят зелеными сигналами светофоров.

Понимаю, что поступаю глупо, вступая в подобную игру. Надеюсь, что преследователь отстанет, у водителя сдадут нервы или не хватит мощности двигателя. Но нет. Он продолжает нестись вслед за мной.

Обогнув несколько попутных автомобилей, я замечаю впереди указатель камеры радара и принимаю решение закончить гонку. Глупо получить из-за идиота штраф. К тому же вдалеке виднеется перекресток с оживленной междугородной магистралью, который невозможно проехать, не остановившись.

Хочу затормозить машину «колом», чтобы козел въехал «носом» в мой багажник. Но сдерживаюсь. Не доезжая до зоны действия радара, начинаю притормаживать. Преследователь также снижает скорость.

Съезжаю на обочину и останавливаюсь. Двигатель затихает. Пальцы дрожат. В зеркале заднего вида наблюдаю, как синяя легковушка съезжает с дороги и останавливается в нескольких метрах позади моего авто.

— Выходи, гребаный урод! — злобно цежу я под нос, сжимая и разжимая кулаки, вглядываясь в темный силуэт водителя в салоне.

Проходит около минуты, и ничего не происходит. Сердце стучит все быстрее, нагнетая давление в голове. Тут нервы сдают, и я, рывком распахнув дверь, пружиной срываюсь с места и с решимостью разобраться с обидчиком направляюсь к нему.

Когда до авто остаются считанные шаги и я начинаю различать лицо водителя, его авто внезапно трогается, чуть не проехав по ногам, с визгом покрышек разворачивается и стремительно уезжает в обратную сторону. Озадаченный подобной развязкой, я стою на месте, глотая поднятую дорожную пыль.

Вернувшись в салон, я некоторое время сижу и размышляю, пытаясь понять, что только что произошло и связано ли это с остальными событиями. Не придя к каким-либо выводам, выворачиваю авто с обочины и направляюсь в сторону яхт-клуба.

XXI

Футболка взмокла от пота и липнет к спине. Воздух из окна не приносит свежести, обдувая зноем. Включаю кондиционер, который также дует жаром, но вскоре, разогнавшись, заполняет салон прохладой. Жалею, что забыл включить его сразу. Может, с «холодной» головой я бы поступил с преследователем иначе.

До меня вдруг доходит, что я не запомнил номер регистрации того авто! Самое логичное, что можно было сделать в моем положении.

«Какой же я баран!» — ругаю я себя за несообразительность, стараясь воссоздать в памяти номер. «Номер точно местный. Я бы обратил внимание на другой регион. Кажется, были цифры „пять“, „три“ и „семь“», — безуспешно испытываю память я, подъезжая к яхт-клубу и выискивая свободное место для парковки.

Яхт-клуб выглядит не таким, каким я его помню. Как-то зимой я проезжал мимо, и он казался безжизненным скоплением конструкций, ощетинившимся в холодное небо десятком лодочных мачт, раскачивающихся под аккомпанемент стаккато болтающихся на ветру заборных растяжек рекламных объявлений.

Теперь тут бурлит жизнь. Десятки людей облепляют близлежащий пляж, а к воротам то и дело подъезжают автомобили, выплескивая из салонов стайки праздных туристов, предвкушающих водные развлечения. Кругом смех, солнцезащитные очки, разноцветные сумки и шлепанцы на босых ногах. А по изумрудной глади моря разбросан десяток лодок, яхт и катамаранов.

Мне завидно. Я был бы рад присоединиться к всеобщему веселью, но пляж, море и июльское солнце не в силах развеять мои тревоги.

Подхожу к воротам, осматриваюсь.

«Что искать? На что обратить внимание? Почему координаты указывают на это место?»

В беседке у ворот, скрываясь от солнца, сидит компания женщин.

— Мужчина, вы, случайно, не наш капитан? — заигрывает со мной одна из них — полноватая блондинка средних лет. Кепка едва держится на макушке, груди вываливаются из блузки, а широкие бедра едва прикрыты парео. Ее подруги громко гогочут. Видимо, они пьяны.

— Простите, девушки, нет, — сурово отрезаю я, заставив обиженно померкнуть игривые взоры дам.

Пройдя через ворота, я замечаю подростка, сидящего на стуле и, судя по всему, проверяющего входящих на территорию клуба. В шортах и без майки, загорелый до черноты пацан с наглым выражением веснушчатого лица похож на задиру из детства. Смартфон в его руках вещает трансляцию спортивного матча.

— Добрый день, — обращаюсь я к нему, обдумывая легенду, благодаря которой смогу пройти на территорию.

Паршивец не поднимает на меня глаза и лишь лениво кивает, не удостоив ответа.

— У кого можно поговорить об аренде лодки? — говорю я первое, что приходит в голову.

— Там номера телефонов. Звоните, — наглым тоном отвечает он, махнув на рекламные вывески, висящие на заборе.

— Может, хозяева на месте? Я сразу договорюсь, — не унимаюсь я.

Парень, наконец, отвлекается от смартфона и с прищуром испытывающе осматривает меня.

— Идите в капитанский домик. Там, возле пирса, — наконец, отвечает он, указав на большое строение у кромки моря, и снова утыкается в экран гаджета.

Воодушевленный успешным прохождением препятствия, я направляюсь в указанную пацаном сторону.

XXII

Иду не спеша, внимательно осматриваясь, мимо рядов разномастных ангаров и гаражей. По пути встречаются двое парней, занятых ремонтом двигателя, смачно матерящихся, пытающихся разжать детали механизма. Они не обращают на меня внимания.

Потом встречаю долговязую девочку-подростка в очках и рваных по моде джинсах. Она появляется в проеме гаража, на мгновение скользит по мне взглядом и пропадает в темноте помещения.

Продвигаюсь дальше, выискивая в окружающей обстановке знаки, которые бы помогли решить загадку послания, оставленного на окне. Но ничего пока не вызывает подозрений.

Повернув за угол в сторону пирса, пропускаю группу туристов, видимо, только сошедших с одной из лодок после морской прогулки. Иностранцы. Несколько пар средних лет, активно размахивающих при разговоре руками, а также стайка разновозрастных детей, галдящих на английском и требующих внимания взрослых.

Скрыв глаза за очками, я внимательно осматриваю каждого из них. Ничего необычного.

Однако стоит мне разминуться с группой, как я вдруг ловлю взгляд девочки лет шести. Она идет позади остальных, раскачивая в руках розовый рюкзачок. Ее миловидное личико, обрамленное копной влажных от купания в море волос, по-взрослому сосредоточено. Она будто знает, что я наблюдаю за ними, и, не скрываясь, пристально смотрит на меня.

Мне неловко от ее взгляда, и я ускоряю шаг, оставляя компанию далеко позади. Однако затылком ощущаю, что чудная девчонка продолжает таращиться на меня. Одеревеневшие ноги с трудом передвигаются. Не выдержав напряжения, решаюсь обернуться, убедиться, что стал жертвой собственного воображения.

Потрясенный, убеждаюсь в обратном. Девочка стоит на месте, прилично отстав от родителей, и смотрит в мою сторону, отчего, несмотря на жару, холодок прокатывается по спине. Сцена кажется жуткой, почти списанной со сценариев фильмов ужасов.

«Мало ли что в голове у ребенка? Не накручивай себя!» — одергиваю я себя, невольно проводя параллели с пацаном, который сказал мне «готовиться», а также с собственной дочерью и ее сном.

«Иди своей дорогой», — мысленно обращаюсь я к ней, пригвожденный к месту ее взглядом.

Еще немного, и я сорвусь и наору на девчонку, чтобы та оставила меня в покое. И она вдруг опускает взгляд и убегает вслед удаляющейся родне.

Одеревеневшие было ноги становятся ватными. Смущенный собственной впечатлительностью и сбитый с толку происходящим, я беру время, чтобы взять себя в руки, а потом, выдохнув, продолжаю путь.

XXIII

Мой внедорожник c шелестом покрышек пожирает асфальт шоссе. Пейзаж проплывающего по сторонам города тонет в бесформенной мути. В фокусе лишь квадрат дороги перед глазами. Ощущаю себя скаковой лошадью с шорами на глазах, взмыленной забегом.

В капитанском домике случилась странность, как, впрочем, все, что случается в моей жизни в последнее время. Надо вернуться домой, постоять под горячими струями душа и все обдумать, может, тогда картинка уложится и я пойму, что делать.

Произошло вот что. Отделавшись от странной девочки, я добрался до одноэтажного здания, гордо называемого капитанским домиком, а по сути непримечательного квадратного строения с синей крышей и парой окон в решетках. К морю здание выходило двориком с навесом, под которым укрывался длинный деревянный стол со скамьей, видимо, для застолий.

Я постучал в дверь, защищавшую вход в помещение. Никто не ответил. Дернул ручку. Закрыто. Изучил занавешенные изнутри шторами окна. Никого. Только вроде одна штора как-то дернулась.

— По поводу яхты! — выкрикнул я.

Никого.

Покрутился вокруг строения, походил по дворику, осматривая обстановку. Никто не вышел.

---

«Ну все. Хватит. Домой», — подумал я, ощутив малодушное облегчение от того, что дело, получается, сделано. Напоследок взглянул на зашторенные окна и замер от неожиданности!

«Чертовщина какая-то! Как я сразу не заметил».

Решетки на окнах были совсем новые. Но главное, они были идентичны тем, что недавно установлены в моей квартире. Не веря тому, что видел, я внимательно осмотрел детали, убеждаясь, что не ошибся.

Клубок неразгаданных совпадений стал еще запутаннее, а нить тревоги в животе натянулась еще сильнее.

«Как это понимать? Поддельная бригада бесплатно установила в моем доме решетки? Оставила на стекле координаты места, где установлены такие же? Зачем?»

— Откройте! Слышите, откройте! — завопил я, яростно колотя в окно. Но безмолвие оставалось непреклонным.

Отчаявшись, я выругался и быстрым шагом направился прочь. Стремительно пересек территорию яхт-клуба, буркнув скомканное «до свидания» парню на входе, сел в машину и помчал в сторону дома.

XXIV

Прошло восемь с лишним месяцев. Как один день. Пишу эти строки 1 апреля 2020 года. В день дурака! Смешно.

Но давайте по порядку. Надо отметить, что странностей более не происходило. Никаких вещих снов или знаков на стекле. Кошмары, конечно, снились. Жуткие сны про червей под кожей или чужое отражение в зеркале, но ничего про космические полеты или зомби-апокалипсис. И спать я стал плохо, отчего подсел на снотворное. Но это пустяки.

Супруге удавалось жить, как прежде, заниматься бытом и детьми. Я же тревожился и, кажется, съезжал с «катушек», не в силах обуздать эмоции. Но несмотря на это, нам удалось почти полностью подготовиться по пунктам списка.

Соседняя квартира переоборудована в хранилище. Вопрос с решетками и железной дверью закрыт. После выполнения долгих бюрократических процедур куплены два нарезных карабина, тысяча патронов и сейф для их хранения, как требует закон. В местном спортивном магазине приобретены бейсбольные биты, охотничьи ножи и топор. Заказаны два комплекта походной экипировки и рюкзаки для каждого члена семьи, а также два профессиональных бинокля, походные часы, двадцать блоков охотничьих спичек, три фонаря на аккумуляторах, палатка и четыре спальных мешка.

В интернете я нашел портативные солнечные панели. Еще обзавелся радиопередатчиком, фильтрами для воды и обеззараживающими таблетками. Задачу, как пополнять запасы питьевой воды, я не решил, раздумывал даже над тем, чтобы переехать в родной город с более дождливым климатом, но отбросил идею, рассудив, что безопаснее остаться в маленьком городке, чем оказаться в двухмиллионном мегаполисе.

Еще я оборудовал по стенам комнат соседней квартиры полки с лотками для выращивания овощей и фруктов под инфракрасными лампами освещения. Запасся семенами, а также завез несколько мешков магазинного чернозема. От планов обустройства птицефермы я отказался, учитывая сложность ухода за курами.

Проще всего было закрыть пункт о покупке внешнего диска для хранения личного архива и контента для развлечения. Дело осталось за малым: ближе к дате закупить продовольствие и медикаменты. На этом все.

Вот еще что! В конце марта, примерно за две недели до ожидаемого полета космонавтов на МКС, назначенного на 12 апреля 2020 года, после жарких споров с супругой я отправил сообщение с деталями предсказания на несколько правительственных электронных адресов, а также в английском переводе по адресам правительств крупнейших стран и нескольким мировым новостным агентствам. Вдобавок опубликовал анонимный пост в социальной сети, вкратце описав грядущее.

Никто не ответил! Видимо, посмеялись над чудаком и забыли. Ну и ладно! Придет время — вспомнят меня.

И самое главное! В конце 2019-го, под Новый год, на планете началась сущая неразбериха. Некая эпидемия нового вируса родом из китайского города Ухань, названного COVID-19. К началу апреля он захватил весь мир, закрыв города и страны на карантин, обрушив экономики и отнимая жизни у сотен тысяч людей.

По мере того как в прессе разгоралась истерия, я озадачивался происходящим все сильнее, учитывая, что к середине мая 2020 года ожидаю «свою» эпидемию — космическую заразу, намного серьезней китайской «подделки».

Мой пророческий сон не содержал упоминаний про этот COVID-19. Что это значит, я не понимаю. Может, мои предсказания — иллюзия? А может, поэтому моей анонимке не поверили? Кто воспримет всерьез историю про эпидемию, превращающую людей в монстров, когда на планете ежедневно гибнут тысячи людей от нового штамма гриппа?

Города закрылись, люди сели по домам, отменились массовые мероприятия, перестали летать самолеты и ездить поезда. Я надеялся, что злосчастный полет на МКС также отменят. Но новости говорят об обратном. Полет все же состоится.

И вот 1 апреля 2020 года мы сидим в квартире на изоляции. Я делаю вид, что работаю удаленно, а на самом деле беспрестанно просматриваю новости, пытаясь разобраться в ситуации, чувствуя себя полным глупцом.

Настоящий день дурака!

XXV

8 апреля 2020 года

Утро. Часы бесшумно отстукивают путь к указателю десяти часов. Семья еще спит и будет спать до полудня. Наш город, как вся страна и большая часть мира, — на карантине. В школу и детский сад дети не ходят. Мне же приходится рано просыпаться и подключаться к унылым рабочим звонкам.

Десять часов.

Плотно завтракаю. Закрываю окна на компьютере. Оставляю только страницу видеохостинга. На экране отсчет до начала трансляции. Дьявол точен в деталях и скрупулезно пунктуален.

Чувствую себя странно. С одной стороны, жутко, что сценарий из сна начинает сбываться. С другой — ощущаю азарт и даже желаю подтолкнуть маховик судьбы, чтобы все случилось, как я предсказал.

Забавно. Трансляцию ждут около сотни зрителей. Мир сошел с ума по поводу китайского вируса и не обращает внимания на главное, происходящее в эти минуты. Через месяц мир поймет, что ковид, убивающий два или три процента зараженных, в подметки не годится грядущей заразе.

Картинка на мониторе оживает надписью «Онлайн-конференция с экипажем МКС-63 — LIVE», а после открывает вид на студию.

— Как вы расцениваете решение не переносить срок полета, учитывая эпидемию COVID-19 и объявленный карантин? — после недолгих приготовлений спрашивает бойкий женский голос за кадром, видимо, онлайн, учитывая, что пресс-конференция проводится без физического участия журналистов.

Камера наезжает на угловатое загорелое лицо мужчины в синей униформе.

— Мы следуем правилам строгого карантина и чувствуем себя замечательно, — уверенно отвечает он, но его взгляд контрастирует со сказанным, я замечаю в нем тень неуверенности.

— Всегда принимаются меры, чтобы члены экипажа были здоровы. В этот раз меры еще более строгие. Мы жили в изоляции в Звездном городке. В соответствии с протоколом заключительный этап предусматривает сдачу экзаменов, и по их завершении экипаж обсуждает результат с комиссией. В этот раз даже это общение осуществлялось дистанционно.

— К нам даже семью не пустили! — со смешком перебивает второй космонавт, лысеющий мужчина с широким скуластым лицом. — Волноваться не о чем!

Мое сердце будто падает в желудок и принимается отбивать учащенный ритм. Я узнаю в нем героя из сна! Того самого космонавта!

— С психологической точки зрения, насколько сложным был процесс тренировок вдали от дома, тем более что вы знали, что покидаете планету в разгар пандемии? — слышится следующий вопрос.

На этот раз отвечает третий космонавт. Его бледное плоское лицо почти неподвижно и непроницаемо. Он неторопливо подбирает слова в ответ:

— Конечно, сложно быть в разлуке с семьей, но, по сути, наша ежедневная жизнь в городке не отличалась от стандартных карантинных правил, действующих в любое другое время.

---

«Всадники апокалипсиса. Наивные. Про семью говорят. Знали бы, что сами станут причиной того, что их семьи вскоре погибнут». Камера выхватывает еще одного мужчину. Он в черном костюме и очках в золотой оправе. Его толстая шея наплывает на воротник рубашки. Он зачитывает космонавтам с листка бумаги очередной вопрос:

— Как вы будете проводить в космосе досуг? Берете ли вы с собой книги? Если да, то какие? — он самодовольно улыбается.

К микрофону подтягивается первый космонавт. Он нервно ерзает на стуле.

— Я беру с собой Ричарда Матесона «Я — легенда», — отвечает он, разглаживая ежик темных волос, — экспедиция будет долгая, надеюсь, будет время дочитать. Хотя на борту много дел, так что посмотрим…

От удивления у меня отпадает челюсть.

«Надо же! „Я — легенда“! Он будет читать историю про то, как пандемия губит человечество и превращает людей в кровожадных вампиров. Вот это номер! Вот это высший пилотаж!»

Следующий вопрос заставляет внимательно прислушаться.

— В прошлых экспедициях выход в космос был отменен и перенесен на неопределенное время ввиду технических трудностей. Планируется ли выход в открытый космос во время предстоящей экспедиции?

Отвечать решил скуластый герой моего сна, выхватив микрофон и с вызовом посмотрев в объектив видеокамеры:

— Да. Планируется выход для замены панели регулятора жидкостей ФГБ и выполнение процедуры ВКД на случай отказа жизненно важного оборудования, — отвечает он, бравируя специальными терминами.

Какими бы красивыми аббревиатурами он ни хвастался, ясно одно — они выйдут в космос и там подхватят заразу.

Я хочу заорать от накатившего приступа злости! Шарахнуть кулаком в монитор!

«Идиоты! Что вы делаете?!»

Трансляция заканчивается, а я все продолжаю пялиться в пустой экран.

Все кончено. Надежды нет. Адский механизм запущен. Сцена готова, и актеры поправляют костюмы. Свет в зале потушен. Начинается первый акт…

XXVI

12 апреля 2020 года

Воскресенье. Утро. 11:05. День космонавтики СССР. День, когда пятьдесят девять лет назад, в 1961 году советский космонавт Юрий Гагарин на космической ракете «Восток-1» впервые в истории отправился в космос, проведя на околоземной орбите один час сорок восемь минут.

Какая ирония! То, что было величайшим достижением человека в науке, теперь запускает механизм уничтожения цивилизации. Впрочем, как и многие другие достижения прогресса, улучшая жизнь людей, но в итоге вредя им побочными эффектами вроде пластикового мусора, парникового эффекта или разработки оружия массового поражения. Будто в геноме человека заложен код самоуничтожения, механизм самозащиты Земли от вредоносности человеческого разума.

Я лежу на диване под вафельным одеялом. Рядом спит старшая дочь, свернувшись калачиком. Жена с младшей дочерью в спальне. Из приоткрытого окна веет весенним сквозняком. Того самого окна, теперь защищенного решеткой.

Вдеваю в уши наушники и укрываюсь одеялом с головой, вспоминая, как пару лет назад мы с веселой компанией проводили вечер, устроившись у моря на этом самом одеяле, которое принесла коллега. Испачкав его вином, пообещали отстирать и отдать хозяйке, но так и не вернули. Хорошие были времена. Веселые и душевные. Что теперь будет с нами? Сможем ли мы снова веселиться? Или нас ждут только одиночество, страх и смерть?

Отогнав невеселые мысли, я сосредоточиваюсь на деле. Открываю на смартфоне приложение видеохостинга, нахожу нужный канал и подключаюсь к трансляции.

На экране голубое небо в разводах, размазанных, словно тонким слоем масла по хлебу, облаков, уходящий вдаль поезд и металлическая конструкция на платформе, похожая на люльку. По центру картинка делится пополам фигурой самой ракеты, поставленной острым концом в небо. Начинается второй акт трагедии.

Вдруг раздается раскатистый гул. У ракеты включаются двигатели.

Без предупреждения вроде отсчета секунд вертикальные держатели, сжимающие ракету по бокам, откидываются, из-под ракеты вырывается огненное пламя, и оранжевая дымка окутывает площадку. Ракета медленно, с трудом преодолевая гравитацию, поднимается. Выше и выше, оставляя под собой сияющий хвост яркого пламени.

Картинка меняется, и момент запуска повторяется с нескольких ракурсов, смакуя момент торжества человека над природой и демонстрируя мощь держав, не оставивших космические амбиции даже во время пандемии коронавируса.

Следующая картинка дает обзор вверх, следуя за удаляющейся от земли ракетой. Она уменьшается в размерах, пока не превращается в сияющую точку на фоне неба.

Трансляция прекращается. Теперь точно все. Обратного пути нет.

Волнение сменяется усталостью, несмотря на то что я только проснулся. Отбрасываю смартфон и наушники. Закрываю глаза, позволяя тяжести заполнить тело.

«Да будет так», — говорю я себе и проваливаюсь в сон.

XXVII

14 апреля 2020 года. 13:28 по московскому времени

Долгая и изнуряющая работа за бортом почти закончена. Электронные часы, обернутые вокруг рукава скафандра и застегнутые на самую последнюю дырочку в ремешке, показывают начало пятого часа ВКД — внекорабельной деятельности. Еще проще — нахождения в космосе для замены вышедшего из строя узла на одном из модулей МКС.

За бортом он один. С ним должен был выходить напарник, но тот почувствовал себя плохо. Поднялась температура. Теперь, согласно нормативам безопасности, напарник изолирован, а информация о его состоянии передана на Землю.

«Вот внизу поднимется переполох… Неужели они прошляпили карантин и пропустили коронавирус в зону подготовки?» — недоумевает он, морща лоб, который давно покрылся бы потом, если бы не поток прохладного воздуха, выдуваемого из сопла в шлеме скафандра, подающего кислород и поддерживающего давление.

«Черт знает что происходит!» — с почти детской обидой заключает он, повернув лицо к Земле, которая огромным голубым шаром, закрывая все нижнее пространство обзора, висит у его ног, непоколебимая и безупречная на вид, но на деле переживающая тяжелые времена.

Станция пролетает над центром Евразии, и он безошибочно определяет местонахождение родного города — большое пятно между голубыми каплями озер, опоясанное буграми заснеженных гор. Там, где его ждут семья и родители. Его сердце в очередной раз сжимается от укола сомнения в том, что он поступил правильно и, несмотря на споры с супругой, не отказался от экспедиции.

Будучи проницательной женщиной, она опасалась, что в период хаоса пандемии что-нибудь обязательно пойдет не так. Она была права. Каждый в Звездном городке понимал, что решение не отменять полет является политическим, а не рациональным. Слишком много карьер и амбиций поставлено на кон. Руководством было принято решение рискнуть. Впрочем, рискнуть не собственными жизнями, а трех космонавтов.

Он тоже понимал эти риски. Мог «дать заднюю» в любой момент, но не сделал этого. Потому что ему под сорок и вскоре он выйдет за пределы допуска к полетному отряду, то есть его отправят на пенсию. И эта экспедиция — его последний шанс исполнить мечту: увидеть космос своими глазами.

Во времена его детства пацаны на вопрос: «Кем ты хочешь стать?» — отвечали: «Космонавтом». Повзрослев, забыли об этом. А он не забыл. Напротив, целенаправленно рвался вперед. Выбрался из провинциального городка, поступил в летное училище, прошел жернова военной службы и, наконец, добился своего.

Вспоминая свой долгий путь к космосу, он был уверен, что поступил правильно и что, смалодушничав и отказавшись от полета, потом не простит себя за слабость.

Но сейчас, успешно пережив запуск, шестичасовой полет и стыковку со станцией, когда волнение и эйфория от достижения мечты утихли, вволю налюбовавшись видами Земли из иллюминаторов, он вдруг взглянул на все другими глазами. На тесный лабиринт станции, пропахшей гарью от работающей электроники и двигателей, а также духом немытого тела. И на сам космос, который, к удивлению, не вызывает у него восторга и благоговения. Да, это красивое и необычное зрелище, но странность в том, что оно кажется ему неприятным, навевающим неожиданную тоску, даже отвращение. Отвращение от того, что эта лишенная воздуха бездна мертва, и веет от нее могильным холодом.

Разразившаяся на Земле пандемия добавила тревог. Родные остались в городе, запертом на карантин, а родители по возрасту входят в зону риска. Он, конечно, позаботился о запасе медикаментов и доставке продуктов. Но все же ощущает себя предателем.

Под ногами проплывает родной город, и он чувствует нелепость своего положения. Он ощущает себя куклой, повисшей на высоте трехсот километров над поверхностью Земли. Сражается с неповоротливым скафандром. Прилагает неимоверные усилия к починке какого-то регулятора жидкости для подачи воды то ли в раковину, то ли в унитаз. Как обычный сантехник. В то время, когда он нужен семье. От этой мысли ему становится дурно.

Вспомнив занятия по самоконтролю, он закрывает глаза, три раза глубоко вдыхает и выдыхает, прислушивается к образовавшейся внутри тишине, а после, вернув в нужное положение крепление и внимательно осмотрев законченную работу, направляется в обратный путь.

XXVIII

После четырех часов в открытом космосе он чувствует себя будто пропущенным через мясорубку. Вроде ничего особенного. Для Земли. Но в космосе зажатому в жесткий и неповоротливый скафандр движения даются с трудом. Особенно манипуляции руками в перчатках. Скафандр под давлением, и, чтобы преодолеть его, приходится нажимать пальцами, будто сплющивать теннисный мяч.

Он делает осторожный шаг вперед, закрепляет карабин страховочного троса, продвигает корпус, подтягивает ногу, прижимаясь к обшивке станции, опасаясь, что, если сделает один неловкий маневр, отлетит в пространство космоса. И тогда его жизнь будет зависеть только от надежности троса. Потом он повторяет такой же цикл движений, на этот раз преодолев по пути крупное сплетение узлов и проводов.

«Только бы ничего не зацепить», — думает он, больше беспокоясь о целостности станции, чем о собственной безопасности.

При этом в его памяти всплывает известная всем космонавтам история о том, как во время выхода в открытый космос перчатку космонавта проколол металлический стержень. Космонавт не заметил прокола, так как прут чудом блокировал разрыв. Произошедшее обнаружили только на борту при инспекции оборудования. Неимоверная удача! Будь парень менее везучим, его история закончилась бы гипоксией и быстрой мучительной смертью.

Преодолев еще несколько метров, он решает передохнуть, закрепив карабин за очередной пролет поручня. Он больше не думает ни о родных, ни о проплывшем внизу городе. Он сосредоточен на деле.

Ему жарко, несмотря на активное охлаждение скафандра. Станция совершила виток по орбите Земли и выскочила на освещенную сторону. В черноте космоса ослепительной вспышкой сияет Солнце. Он знает, что температура на солнечной стороне доходит до плюс ста пятидесяти градусов, в то время как на темной стороне опускается до минус двухсот.

Но благодаря защите скафандра он не должен ощущать этого. Однако факт остается фактом. Ему жарко. Он повторяет привычную медитацию: закрывает глаза и глубоко дышит, успокаивая пульс, определяя, действительно ли проблема в скафандре, а не в его волнении.

Он проверяет показания дисплея, встроенного на груди. Опасения подтверждаются. Температура внутри скафандра действительно поднялась на несколько градусов выше оптимальной нормы. Он переводит контроль за температурой из автоматического в ручной режим и выводит целевой показатель. В ответ на это за его спиной узлы питания систем обеспечения жизнедеятельности заработали с усилием, отдавая в скафандр вибрацией. Манипуляция сработала. Воздух, обдувающий лицо, становится прохладнее, и по мокрому от пота телу проходит волна свежести.

«Спокойно. Все под контролем. Надо проверить автоматику после возвращения на станцию», — говорит он себе.

— У тебя все в порядке? — вдруг звонким женским голосом оживает радиосвязь. — Ты переключил контроль температуры на ручной режим?

Лера. Единственная женщина на станции. Она там с конца сентября и считается ветераном. Лера страховала его выход, педантично контролируя детали и следя за каждым движением. Слишком педантично. Слишком по-женски. Как круглая отличница на экзамене. И он не может отделаться от раздражения на этот счет.

Его детство прошло в патриархальной среде, и он перенес те же нравы в свою семью. И несмотря на светское образование и давний переезд из провинции в мегаполис, он остается традиционным ретроградом, не признающим женщин в «мужских» профессиях.

— Температура поднялась на три градуса выше нормы. Ты разве у себя не заметила? — отвечает он чуть резче, чем стоило. Он понимает, что придирается к Лере по пустякам. Ей и без этого сложно, она вынуждена ежедневно доказывать, что по праву занимает место на станции, не уступая коллегам-мужчинам в профессионализме. Но не смог удержаться.

— Да. Я зафиксировала, — отвечает она, и он ловит отзвук металла в тоне ее голоса.

«Тебе никто не обещал, что тут будет легко, девочка», — с сарказмом думает он.

— Могла бы сказать, — комментирует он вслух.

— Ты прав. Моя ошибка, — сквозь помехи отвечает она.

Она, действительно, сожалеет. Хотя промаха с ее стороны не было. Это его работа — наблюдать за рутинными показателями работы скафандра. Она же по регламенту должна сообщить о проблеме, если только бы показатели вышли за верхние пределы нормы.

— Забыли. Сам виноват, — торопится закрыть тему он.

В эфире повисает пауза. Он улыбается. Он не видит ее лица, но уверен, что женщина тоже улыбнулась.

— Возвращаешься? — спрашивает она.