Бесплатный фрагмент - Зимопись

Развлекая, поучать

(Гораций)

Часть первая

Один на всех

Глава 1

Трещали электрические разряды, в ушах тревожно бумкало — как в поезде, только перестук выходил басовито-гулкий и зловещий. Поднявшийся вихрь взмел пакеты и обрывки газет. Мы проявились в родном мире такими же, какими прибыли в другой — нагими и беззащитными. Вцепившись в почву всеми конечностями, Тома пряталась между Шуриком и чем-то недовольным дядей Люсиком, я осматривался. Пока все жались к спасительной земле, Малик медленно распрямился.

— Мне нужна твоя одежда, — грозно объявил он оказавшемуся неподалеку первому встречному.

Похожая на скалу фигура нашего друга нависла над крепким мужичком, каким тот казался себе и окружающим, пока не рядом не оказался Малик.

Все же нельзя так грубо. К тому же, фразу наш горбоносый пилот явно у кого-то стащил.

Да это же сцена из старого фильма, но теперь с нашим участием — какая-то пародия, как все в жизни, если сравнивать с кино.

Сон лопнул как лед на реке и лениво потек куда-то. Окончательно проснувшись, я обнаружил себя повернутым к дереву, а Варвару — обнявшей меня сзади. Во сне перевернулись. Ладно, это во сне, не считается. Зато тепло было. Надо бы спасибо сказать. Впрочем, обойдется. Я снял с груди ее руку и убрал назад, затем моя спина осторожно рассталась с теплотой соседки. Мысли о возвращении в далекий дом развеялись, меня с головой утопило в настоящем. Угораздило же оказаться во главе такого гарема. Пятнадцать девок, один я. Некто Сухов вел нечто похожее через пустыню. Я вел через горы. Суть одна: отвечаю за кучу доверившихся неопытных баб. Прошу прощения — молодых и чрезвычайно молодых женщин. Но по уму — баб, где логика рядом не ночевала, а самомнение хоть половником хлебай. Ничего не знают, ничего не умеют, зато — царевны. Или: царевны, потому и.

В свое время Гомер придумал виртуальную игру вроде компьютерной и резался в нее с наслаждением: осаждал и громил Трою, затем с трудностями и невероятно прописанными приключениями вел главного героя домой… Думалось ли мне когда-нибудь, что окажусь в роли героя игры-бродилки? Местами — стрелялки. А также стратегии. Всю жизнь я мечтал быть не пешкой, а игроком, двигающим королями и королевами. И вот, получите: участник квеста.

Окончательно высвободившись, я потянулся, отошел в сторонку и несколько раз присел. За приседаниями последовали нагибы в разные стороны, прыжки на месте и, наконец, пробежка вокруг сонного царства. Царевны беспардонно дрыхли, прижавшись друг к дружке — носы сопели, ресницы иногда подрагивали, ноги поджимались к скукожившимся туловищам. Хоть из пушки пали. Можно прийти, грохоча латами, целой армии, каждую из них связать, покидать штабелем в телегу и увести — они не проснулись бы. Организмы брали свое. Точнее, забирали. Мозгам велели молчать.

Нет, в телегу не погрузили бы, телега сюда не доберется. Я осмотрелся по сторонам с края лесочка. Каменная пустыня предгорья отсюда начинала обрастать кустарником. Чем ниже, тем больше. Вдали волновалась зеленая масса деревьев. Полдня пути — и мы под защитой бескрайнего леса.

Под защитой ли? Там могут быть волки, рыкцари, человолки… да мало ли. Для нас лес опасен своей ежесекундной неожиданностью.

Меня тянуло в горы. Туда не ходят местные, там нет ничего и никого, поэтому спасаться нужно именно там. Но сначала — найти еду. Места почти знакомые, со стаей я проходил здесь чуть ниже.

Вспомнились нескончаемые грядки клубники. Мм-м… К ним идти долго и опасно, но это вторично, потому как не сезон. Какие овощи и фрукты созревают в декабре, я не знал, тем более — в новом климате и в новом месте, где знакомой кажется в лучшем случае половина флоры. Отчего так — загадка. На родной Земле похожая на эту местность мне неизвестна, как и многие здешние растения. Не видел даже на картинках. Где же мы? Вопрос (пока) ответа не имел.

До сих пор ногти приходилось обгрызать или стачивать о камни, и вот — счастье! — в руках острейший нож. Я присел между нескольких валунов, и в траву полетели срезаемые заскорузлые кусочки. После рук настала очередь ног, и я снова почувствовал себя человеком. Долой наследие звериного царства, человек — звучит гордо! И какой человек. Ну, настоящий полковник. Для полного счастья осталось полк накормить. Для начала.

Теперь вспомнились апельсины, которыми так беззаботно кидались. У них-то самый сезон, но именно со стороны известной мне рощи двигались полчища разбойников. Надо искать еще, это же не единственная роща в мире.

Я продолжил обход. Ниже по склону нашлась полянка со съедобными корешками. На шестнадцать рыл — каждому на один зуб, но я собрал все, сколько нашел, и, вернувшись, сложил у лежанки. Ученицы еще спали. Кажется, их морили не только голодом, но и бессонницей. Или с теми рожами в одном помещении не поспишь.

Длинные Варварины руки занимали освобожденное мной место. В уме пометилось: узнать о церемонии посвящения в невесторы, иначе опять попаду впросак. Если это случится на допросе, все кончится хуже, чем плохо. А мне скорее всего предстоит такой допрос. Мы же идем к царице. К ее войскам. И Тому, если с ней все в порядке, следует искать там же.

Если.

Настроение ушло в минус.

Подумав, я вновь отправился вниз по склону, на этот раз еще ниже и во много раз осторожней — чтоб не попасть на глаза никому, кто случайно (или не случайно) окажется в дальнем лесу.

Глаза не врали — в одном месте в зелени пробивались оранжевые проблески. Пошла слюна, сработал глотательный рефлекс. Легки на помине. Если это действительно апельсины, спускаться до них по скалистым буеракам несколько часов. Потом еще не заблудиться в лесу. Но — апельсины!

Слева метрах в пятистах торчала небольшая каменная гряда, за которой просто обязана находиться поляна, с продуваемых мест почву смывает именно в такие естественные низинки. Прежде, чем отправить отряд дальше, его нужно накормить, а для этого — побольше узнать о местности. Может, счастье ждет за поворотом. Я направился туда.

Предчувствие не обмануло. В сырой впадине за отрогом обнаружились кусточки, на них — длинные плоды, внешне похожие на чурчхелу с солнечного юга, только зеленые. Я надкусил один. Сухо, вязко, противно. Под надорванной толстой кожурой обнаружились зеленоватые овальчики — жесткие и тоже невкусные. Собственно, в таком виде практически несъедобные. Но если перетереть их в порошок или попытаться съесть с чем-то в перетертой массе… Инстинкт подсказывал, что это едят. Только как?

Отвык я от людской жизни. Их варят! Это горошек, бобы или что-то в том же роде. Можно сварить кашу. Наверняка многое из еденного мной в местной школе сделано из этого растения. Как его назвать — овощ? Ягода?

Взгляд под ноги заставил побелеть. Между кустами почву проминал след — отчетливый, большой, довольно свежий. След сапога.

Сначала я огляделся. Видимость со склона хорошая, нигде никого не видно. След направлялся влево, на запад, куда мы с царевнами двигались все это время. Кто-то ушел перед нашим приходом сюда. Или мы его согнали? Вчера, в темноте, мы чужих не видели. Но ведь — в темноте. Вот и ответ. Если это враг, он мог пойти за подмогой.

Взбудораженный, я обследовал обследовали округу еще на несколько сот метров. Итог: чужак был не один. Несколько человек тащили что-то тяжелое — в паре мест заметны следы волока. И главный вывод: они ушли еще ночью. Сами нас испугались. Если бы рыкцари — не стали бы прятаться от сборища малолеток. Может, кто-то из разбойников решил вернуться к мирной жизни и спасался теперь от всех — своих и чужих?

Неважно. Нам они не опасны, и они уже далеко, точка. Набрав в подол юбки местного гороха столько, сколько смог унести, я двинулся обратно.

Место ночлега медленно оживало. Одни девчонки еще спали, вторые сонно выглядывали из лежанки, пытаясь сообразить, что, где и почему, третьи уже встали и оправляли помятую одежду. Некоторые отходили в сторонку.

Варвара искала меня взглядом.

— Что это? — уставилась она на принесенную добычу.

— Еда, — кратко ответил я, подходя бочком, чтобы не шокировать задранной юбкой.

На землю ссыпалась горка пупырчатых полосок весом в пару килограммов.

Варвара подошла почти вплотную.

— Ты это… — не то со смущением, не то с досадой пробубнила девушка, приблизив губы к моему уху, — вчерашнее не принимай всерьез. Что-то я перенервничала.

— Ладно, проехали. Представь мне команду, за которую теперь несу ответственность.

Как у ребенка, воображающего, что стреляет из пулемета, Варварин указательный палец застрочил по ученицам:

— Александра Пелагеина, Клара Ольгина, Кристина Есенина, Амалия Фаинина, Майя Береславина…

— Тпррр. Стоп, пожалуйста, — перебил я. — Память не резиновая.

— Какая?

Я мигом поправился:

— Плохая. Давай только имена. Сразу всех не запомню, но хоть что-то останется.

— Представление начать с себя?

Хотелось съязвить, что начала его вчера, но я сдержался.

Теперь Варвара стала декламировать, проговаривая медленно и четко, как чтец указа о награждении посмертно:

— Александра, Кристина, Клара, Майя, Амалия, Софья, Анна, Ираида, Марьяна, Антонина, Ефросинья, Ярослава, Любава, Феофания.

— Угу.

У меня закружилась голова. Точнее, в голове закружились имена, сваленные в кучку рядом с другой кучкой — из лиц. И они никак не хотели распределяться попарно.

— Теперь еще раз, только по тем, кто встал, — попросил я.

— Длинноволосая блондинка, что идет за деревья — Александра. Мелкая, которая встает…

— Клара, помню. Кудрявую темненькую Кристину тоже знаю. Кто эта курносая, которая вчера всем помогала, хотя сама еле ноги переставляла?

— Майя. Она из…

— Без подробностей, — взмолился я.

Плотненькая девочка восторженно таращила глазки, пытаясь вспомнить, каким чудом ее занесло в предгорный лес, а вспомнив — еще больше обрадовалась. Темные волосы за ночь расплелись, одежда смялась, но царевна не обращала внимания. Дескать, мелочи. Не до них. Напевая под нос и ритмично покачивая растрепанной головкой, она вылезла и с упоением уставилась на задравшуюся за облака кардиограмму горного массива.

Вчера эта девочка отлично себя проявила. Побольше бы таких.

— А крупная, примерно моего роста?

В начале июня, когда я сам Варваре, образно выражаясь, в пупок дышал, эта ученица тоже ничем не выделялась. Теперь вот раздалась ввысь и вширь как на дрожжах. Плечам и рукам мог позавидовать кузнец, почти соломенные ярко-желтые волосы чуточку вились и едва достигали объемистых плеч. Густые брови свелись над предметом изучения: царевна рассматривала царапинку на шлеме, который не бросила вчера, несмотря на усталость. Она попыталась затереть царапину рукавом рубашки. Деловитая, основательная, ответственная.

— Антонина, — представила ее Варвара.

— Позови Майю, Антонину и Кристину, только тихо, пусть остальные отдыхают.

Собравшись в течение минуты, все расселись вокруг меня на траву: грязные, мятые, стыдливо прикрывающие пятна на одежде. Давно не мытые головы по-заговорщицки приблизились. Довольные, что выбор остановился на них, девчонки горели жаждой деятельности.

— Мы с вами пойдем в дальний лес за едой, — объявил я. — Возьмите по пустому мешку.

— Оружие брать? — поинтересовалась большая Антонина, серьезно глядя в лицо. Без страха. Вдумчивая и предусмотрительная, она просто узнавала, к чему быть готовой.

Хорошие качества для похода. Я похвалил себя за выбор.

— Обязательно. Кто-нибудь из гнука стрелять умеет?

Все сделали страшные глаза. Еще бы, запрещенное оружие.

— Берите мечи. — Я обернулся к Варваре: — Захочется пить, выкопайте ямку в самом сыром месте, будет сочиться вода.

Она непонимающе сомкнула брови:

— Разве я не иду?

— Остаешься за главную. Сидеть тихо, не шуметь, деревьев не валить, костров не разжигать. Появятся чужие — уходите от них в противоположную сторону. Если мы не вернемся до утра, идите на закат, сколько сможете, там повернете на север, к людям. Должны выйти к своим.

— А если вам понадобится помощь?

Я отмахнулся:

— Ни в коем случае не идти за нами без разрешения. Если что — пришлю связную. Или дам знак: на высоких деревьях вон в той стороне вывешу свою рубаху.

— Тогда сразу идти к вам?

Я на миг задумался. Какой сигнал подать, если опасность? Костер развести? Дерево свалить? Это долго, и кто-то может сделать то же самое случайно. Можно поднять два сигнальных флага. Если уже прячешься на дереве, это возможно, но поднимать два при реальной угрозе… нет, при угрозе надо делать простейшее. Меняем.

— Одна тряпка — срочно уходите. Две — идите к нам. Повтори.

— Одна — бежать от, две — шуровать к.

— Отлично.

Моя команда повеселела, Антонина широко и могуче потянулась, курносое личико Майи вскинулось на меня, ожидая приказа. Кристина даже оперлась о землю руками, готовясь вскочить всеми четырьмя конечностями. Кандидатка в стаю, понимаешь. Сам бы так сделал. Я ведь только-только начал отвыкать. Приходилось постоянно держать себя в руках и пресекать на корню позывы, которые испугали бы девчонок. Не хватало еще привычно грыкнуть с возмущением или обратиться к кому-нибудь кратким «ррр» вместо неимоверно длинной фразы, которую нормальный человолк легко понял бы по интонации, позе и мимике.

— Насчет воды, — вернулась Варвара к насущной теме. Начавшие вставать ученицы со вздохом опустились на место. — Она не резиновая.

— Какая? — опешил я.

— Плохая. Сам это слово говорил.

Ну, хрен ей в редьку. Еще ляпнет при ком-то, кто в курсе, останутся от козлика рожки да ножки.

Так странные слова в обиход и прилетают — от нас, прилетевших из будущего. А не остались от прошлого, как упорно думалось, невзирая на объяснения дяди Люсика.

Да, это еще одно подтверждение, что мы в прошлом. Вопрос: тогда откуда у этого прошлого свое прошлое, что вылезает срытыми крепостями и косорукими акопалипсами?

Это промелькнуло в голове за секунду. Я вернулся в настоящее.

— Вода будет грязной. Надо дать отстояться.

— Ее может не быть, — возразила Варвара.

Девчонки закивали, подтверждая. Мой носок сапога ковырнул почву.

— Сыро. Значит, в глубине совсем мокро.

— Мокрая земля — не вода. Лизать ее, что ли?

Меня всколыхнуло. Горло успело подавить уже вырывавшийся упомянутый грык. Комки грязи, вылетевшие из-под ударившего в землю каблука, разлетелись в стороны. Один прилип к щеке Варвары.

— Если умираешь от жажды — будешь лизать, — жестко проговорил я, — а нет — значит, не умираешь!

Девочки съежились, присмирели. Даже Варвара. Вытершись тыльной стороной ладони, она не проронила ни слова. Кажется, женская интуиция воспринимает телепатию не хуже звериной.

Покончив с пораженческими настроениями, я продолжил спокойнее:

— Возьмите мешок, набирайте мокрую землю и выкручивайте, пока вода не просочится наружу. Так много раз.

— Тревога! — раздалось с дальней окраины леска.

Хватая оружие, все бросились туда. Лица перестали быть сонными, лежак опустел, словно тополиный пух ветром сдуло. Этот пух ощетинился клинками, готовясь продать свою жизнь как можно дороже, а еще лучше — купить пару-другую чужих.

Остры, однако, глаза у девчонок: в далекой дали по камням что-то быстро неслось в нашу сторону — как перекати-поле, как сдутые ветром клочья тумана над водой, нисколько не обращая внимания на кажущуюся непроходимость. Щурившаяся Варвара вдруг побелела:

— Это…

Я кивнул:

— Стая.

Упавшее слово обратило все живое в такой же камень, как скалы вокруг: на пределе видимости двигались по горе человолки с добычей. Уйму вооруженных людей, от которых разило немытостью, они учуяли издали и, плавно изменив траекторию, стая ушла верхним отрогом.

В ближайшее время страшного противника можно не опасаться — трофеи нужно доставить в пещеру, а там начнется пир. Новая охота возможна не ранее завтра-послезавтра, и это в случае, если еды окажется мало. А ее, как я увидел, хватало. Вряд ли это волчатина, скорее, человолки поживились на месте очередной битвы.

— Отбой тревоги, — объявил я, когда последние движущиеся точки исчезли вдали. — Отдыхайте. Но по сторонам посматривайте.

Даже расслабиться не успели:

— А-а! — со страхом и болью донеслось сбоку.

Отдых отменялся. Кристина, шагнувшая на ком сухой травы, теперь торчала над ним в перекособоченной позе — нога провалилась по самый верх бедра и застряла в дыре среди камней. Ни туда, ни сюда.

Мои усилия по вытаскиванию за руки вверх успехом не увенчались, а ее собственные попытки, связанные с дерганьем в стороны, едва не повредили ногу. Громкое «Ой!» остановило нашу бурную деятельность. Несколько учениц, толкаясь, принялись раскидывать траву, почву и перекрестно лежавшие — словно специально уложенные таким образом — ветви под ней.

Скальную породу пересекала трещина, она вилась между деревьями на несколько метров вперед. Кристину угораздило попасть в самую узкую часть. Дальше в щель могла бы поместиться не только нога, но и весь человек, что и было мной тут же продемонстрировано. Нырнув во тьму, я просочился в самую глубину, внутри дал глазам немного привыкнуть и осмотрелся.

Щель как щель, в качестве пещеры использовать нельзя: пролом почти вертикальный, от дождя не укроешься, а дно — череда сплошных острых выступов и углублений. Ни лечь, ни отдохнуть. Впрочем, здесь можно прятаться паре человек — при угрозе жизни, когда дождь и прочие неудобства просто не замечаются.

Нога Кристины в грязном кожаном мокасине едва не била меня по макушке. Вот оно что: нужно двигать ее вперед согнутой, тогда выйдет на широкое место. Я осторожно взялся пальцами за тонкую щиколотку.

— А-а! — оглушил сверху девичий вопль.

— Кристина, это я. — В одно движение ее нога была вытянута мной в нужном направлении. — Вот и все.

Обошлось содранным кусочком кожи. Могло быть хуже.

Полазив по трещине еще, я сделал вывод: пещеркой активно пользуются. Людям здесь некомфортно, а вещам — в самый раз. На камне виднелись многочисленные потертости и царапины, оставленные опускаемым и поднимаемым грузом. Сейчас чей-то возможный тайник был пуст.

Прошу прощения, не пуст. Один камень явно выделялся своей инородностью — на мой взгляд недавнего человолка, привыкшего к жизни среди камней. Я расшатал его и вынул. В глубине обнаружилась выемка, за которой можно спрятать пару мешков золота. Вместо золота здесь ползали мокрицы, а в застоявшемся воздухе, несмотря на сырость, стоял убойный запах чеснока и пота. Кто-то был здесь совсем недавно. Возможно, те самые обладатели ног и груза, чьи следы я видел около лагеря.

Попыхтев, я выкарабкался на свет и указал на трещину.

— Не накрывайте, чтоб еще кто-нибудь не провалился. И хорошо бы огородить торчащими ветками.

С этой минуты движения царевен по леску стали намного аккуратнее, ступни прощупывали почву, прежде, чем перенести вес. Вот и прекрасно, целее будут.

Я вновь собрал отобранную команду в сторонке. Остававшаяся за командира Варвара, естественно, тоже присутствовала, и мои первые распоряжения коснулись именно ее:

— Воду наберите про запас в шлемы, у вас их остается три. Отстоится, можно пить. Лучше, конечно, прокипятить, но дым выдаст убежище, а рыкцари опаснее микробов. Напейтесь и наберите воды с собой, возьмем в горы. И дров наберите, сколько можно. И сухой травы. Не думаю, что дело дойдет до костра, но если дойдет, нужно быть готовым. Вопросы есть?

Антонина подняла бровь:

— Как ты сказал: рыкцари опасней, чем кто?

Мяч ей в ворота и полный стадион зрителей. И мне заодно, поскольку сам виноват.

— Чем другие рыкцари, мелкие и вредные. Неважно. Я спрашивал по существу дела.

— Вдруг вы не вернетесь до утра потому, что просто задержитесь? — задумчиво ввернула Варвара. — А мы уйдем.

— Тогда отправимся вам на перехват. Постараемся не задерживаться. Вон кучка корешков. — Я указал на принесенное с утра. — Разделите, поешьте.

Кристина сглотнула. И не она одна.

— Себе еще найдем по дороге, — успокоил я команду. — С вопросами все?

— Какой знак подать, если увидим угрозу вам? — осведомилась Варвара.

Гм. Соображает. Об этом я не подумал.

— Пригните крайнее деревце на пригорке. На фоне скалы его должно быть видно от леса. Буду знать, что к нам кто-то идет.

— Если враг двинется сюда, как сообщить, что мы ушли, а здесь засада?

Я вытащил и протянул девушке кремень:

— Запалите собранный хворост, мы увидим дым.

— А если снова туман? — возразила она.

Я пожал плечами.

— Тогда не увидим.

Больше вопросов не возникло.

Непросто быть командиром. Столько мелочей, о которых нужно думать заранее. Поправив на плече гнук, я повел навьюченную пустыми мешками продовольственную экспедицию в сторону далекого леса. Наступали осторожно, памятуя о прикрытой трещине. Каменистый склон оказался крутым, дальше понадобилась еще большая осторожность, чтоб не соскользнуть. Я постоянно оглядывался. Спутницы всматривались вперед. Высокое солнце слепило слева, не мешая видеть далеко и отчетливо. Жаль, что это работало и в обратную сторону — мы являлись прекрасной мишенью для любого, кто мог поджидать в лесу.

— Съедобно. — Я кивнул на ростки под ногами.

Антонина провела по ним носком сапога:

— Такие сухие и хиленькие…

— Если не голодная, не переводи продукт, оставь другим, — выговорила ей Кристина, собираясь рвать зеленый пучок. Видимо, в плену их кормили только вершками.

Неужели жизнь ничему не научила? Пришлось подавать пример. Выдернув похожий на недозрелую морковь белый корень, я тщательно обтер его перед тем, как отправить в рот. Джентльменский позыв предложить первый кусок дамам мозг безжалостно придушил: мало ли.

Девочки хором захрумкали, дорога пошла веселей. Мой взор метался и постоянно обращался назад. Муки командира: почему не пошел всем отрядом? Стоило ли разделяться, когда за нами погоня?

От погони мы как-то спаслись, иначе нас уже догнали бы. Зато: если напоремся на разбойников всего лишь вчетвером, остальные спасутся.

— Все помнят сигналы?

Если со мной что-то случится, сигналить и принимать информацию придется им. Вышагивавшая плечом к плечу Кристина бойко отрапортовала:

— Один флаг — срочно уходите, два — идите к нам. Если кто-то движется в нашу сторону — согнутое деревце. Если лагерю угроза — костер.

— Откуда взять флаг? — с детской прямотой вопросила Антонина.

Единственная из нас в доспехах и шлеме, из-за своей крупности она выглядела самой взрослой. Внешность обманчива.

Я прокашлялся, не зная, как приступить к объяснению. Разговаривая с Варварой, имел в виду себя, теперь задумался о вариантах.

— Решим этот вопрос, — успокоила меня Кристина, переглянувшись с Майей.

Та едва сдерживала смех.

Глава 2

Многие племена индейцев Амазонки не приняли католичества по глупой причине: не могли верить людям, у которых для обозначения зеленого цвета всего одно слово. У них самих до трехсот. Сейчас все эти триста, а то и больше, составляли наш вожделенный горизонт, играя дополнительными сотнями оттенков и тысячами нюансов.

После основательной чистки шлем на Антонине сиял как самовар, и я забеспокоился, не привлекут ли блики чужого внимания. В кино спрятавшегося снайпера выдавало стекло на оптическом прицеле, а у нас целый купол на вершине самоходной башни.

— Вас не учили маскировке?

— Но это некрасиво, — скривилась единственная наша обладательница доспехов.

— Тоня, сейчас это опасно, — поддержали меня Майя с Кристиной.

Скрепя сердце, Антонина покрыла предмет спора горстью пыли. Остальной металл на ней был тусклым — ее руки, к нашему счастью, туда еще не добрались.

К лесу мы вышли часа за два с половиной. У девочек уже подгибались ноги.

— Сидите здесь, — приказал я, остановившись перед внушавшей благоговение стеной неизвестности. — Если через полчаса не вернусь, бегите назад. Если волки — лезьте на дерево. Если враги — подавайте сигнал и спасайтесь.

— Если обожжетесь — подуйте на пальчик, — продолжила тираду Кристина, поигрывая локоном. — Чапа, мы не маленькие.

— Если бы.

На вид — еще согласился бы, чувственные симпатяшки с выпирающими свидетельствами взрослости, одна из которых даже обогнала меня ростом, имели полное право не называть себя маленькими. Далеко не дети. Но дело касалось выживания. При встрече с врагом соблазнительные выпуклости не помогут. Если только очаровать, чтоб противник дар речи потерял… но где взять такого врага-эстета, чтоб не мечом рубил или за волосы в плен волок, а издали женской красотой восторгался? Даже Варваре, которая в этом плане превосходила большую, тоненькую и плотную спутниц как плазма ламповые телевизоры, не повезло использовать природные козыри на всю катушку. В общем, большой ты или маленький — решают поступки, а не слова. На сем остановимся.

Деревья за спиной сомкнулись. Крадучись и прислушиваясь, я пробежался, где позволяла местность, и продрался, где не позволяла. Впереди действительно сияла оранжевыми точками апельсиновая роща. Не роща, а несколько деревьев, зато в самом соку. Я бросился назад.

Вдруг — запах, чужой и неправильный, что-то напомнивший. Чувства взбурлили, но предательски задрожавшие ноги уже вынесли в просвет между стволами. Прямо напротив в такой же оторопелости застыли два мужика. Одеты в рубахи, юбки и стоптанные сапоги, в руках короткие копья, выполнявшие роль посохов. Один — неохватно-крупный, с наивно-добрым лицом несмышленого кутенка, которого невзначай испугали и обидели разом. Он одеревенел у огромного куста в позе вратаря, готового к пенальти. Второй — просто мускулистый, но намного более быстрый. Его копье взлетело в замахе:

— Медленно полоши орушие на землю.

Тон шамкающего голоса, выговаривавшего «ж» как «ш», сквозил неприятностями. До меня расстояние вдвое меньше, чем от Гордеевских бойников в свое время до волчьей своры, которую такими же копьями вмиг превратили в энтомологическую экспозицию. В аналогичных умениях «немца» (так я окрестил копьеугрожателя за схожий акцент) я почему-то не сомневался. Руки отстегнули ремень и скинули перевязь.

— Давай сюда.

Меч и нож нашли новых владельцев. Немец улыбнулся во всю ширь, разглядывая невероятную рукоять ножа, открытый рот объяснил акцент: внутри не хватало целой череды зубов.

Пока второй запоздало брал меня на прицел, Немец поднес к моей шее лезвие моего же ножа:

— Кто такие?

Вон оно как, о нас знают, если во множественном числе. Или — берет на понт, не зная, кто я и сколько нас?

С ножом у горла врать трудно. Но недоговаривать можно.

— Мы сопровождаем в ближайшую башню нескольких царевен.

— Кто «мы»? Сколько вас?

— А вас?

— Не дерзи. — Клинок вжался, а на ногу наступил тяжелый сапог, видавший лучшие времена.

На рыкцарей мужики не похожи, скорее, на бежавших крепостных. Только от кого бежавших, если в этой части страны безвластье?

Немец почему-то забыл предыдущий вопрос, перейдя к следующему:

— Царевны, говоришь? Варфоломеины среди них есть?

— А что?

Между ушами ухало: «Варфоломеины»! Не один я надеюсь отыскать следы Зарины?!

— Ответ неправильный. — Острие процарапало кожу над кадыком. Тычок носка сапога в голень усилил впечатление от недовольства собеседника. — О потерянных царевнах что-нибудь слышал?

— Их и сопровождаю.

— Не о тех, — скривился Немец. — О приемных, бывших ангелах.

Ни фига себе, оказывается, не о Зарине речь. Откуда такой интерес к нашим с Томой скромным персонам у каких-то крестьян?

— Говорили, что одну человолки съели.

— То есть, — Немец прищурился, наклонив голову, — одна еще жива?

Отвечать не пришлось: из леса к нам неслось пять больших волков — быстро, мощно, в полном молчании. Когда хотят прогнать — лают. Эти нападали. И нападали на троих, что не стыковалось с засевшими в мозгу установками. Впрочем, звери — телепаты, они чуют состояние людей, определяя взаимоотношения по запаху. Мы для них были два против одного. Узнать ответ умозрительной загадки, не придут ли волки на помощь одному против двоих, не хотелось — а вдруг наоборот?

В аховой для себя ситуации мои поимщики сделали правильный выбор. Отстранившийся клинок развернулся протянутой рукоятью, и мне под ноги упала кинутая обратно перевязь с мечом:

— Помогай. Отходим.

Руки с удовольствием схватили родное оружие, мы одновременно отступили к кустам. За пышной растительностью обнаружился его один человек — в такой же одежде, скорчившийся, с трудом сдерживавшийся, чтоб не стонать. Середину тела покрывала сплошная бинтовка, сверху запеклась кровь.

— Волки? — Догадался он по нашему поведению. — Дайте огужие.

Этот не выговаривал «р». Прямо день логопеда какой-то.

Волков мы встретили, выставив клинки по кругу и защищая спинами раненого. Резкая смена ситуации зверей смутила. Раздались удивленные гавки, но набравшая скорость стая не смогла перестроиться. Сшибка произошла в молчании, быстро перешедшем в вой. Все три клинка достигли целей, четвертый — в нетвердой руке лежачего — просто отогнал зверюгу, пытавшуюся прорваться снизу, но пятый волк впился в бедро Немца, добивавшего первую жертву. Пригвоздив своего, дергавшегося на клинке, к земле и так оставив, я ножом прикончил висевшего на Немце.

— Шпашыбо, — с присвистом вышло из его разбитого рта.

Оставшийся в живых волк просто сбежал. Оружие Немца опустилось, веселый взор уставился мне в переносицу:

— Неплохо.

— Шкуры. — Здоровяк с упоением глядел на убитых зверей. — Сразу четыре.

Лоб Немца сошелся в задумчивости.

— Только быстро, — разрешил он. — Поможешь?

Последнее предназначалось мне. Почему нет, если мы теперь вроде как союзники?

Освежевание в шесть рук прошло быстро. Мясо, сопровожденное моим горестным вздохом, отправилось муравьям в траву, шкуры ушли в котомку, распухшую до размеров мешка. Стоя с оружием друг против друга, никакой враждебности мы больше ощущали.

— Ладно, пацан, сделаем вид, что друг друга не видели. Так лучше для всех.

Медлительный здоровяк поднял лежачего, от них слегка повеяло чесноком и потом. Немец, прежде чем прихватить шкуры, вскинул на плечо еще один вытащенный из кустов мешок. В нем звякнуло, а тяжесть и остро торчащие углы не оставили сомнений: оружие. Или доспехи. Скорее всего, мне довелось напороться на местных мародеров, тоже собравших жатву на поле боя и теперь с приключениями пытающихся доставить ее до места назначения. Впрочем… На этот раз я узнал не дававший покоя запах — тот самый, из трещины. Вот откуда мешок. И вот кого мы выгнали из леска своим туда вселением.

Фигуры скрылись среди деревьев. Я заставил себя забыть про мясо — царевны за одну мысль о нем на месте зарубят, но мысль — не муха, просто так не прогонишь. Тропа вела меня к горам, кучка калорийнейшей пищи быстро удалялась, а душа разрывалась. Почему надо голодать, если можно не голодать?!

Потому. Я потряс головой. Труднее всего победить в борьбе с собой. Потому что силы равны.

Глава 3

— Уважаемые дамы, подъем. Хочу угостить вас солнцем.

Они впервые увидели апельсины на ветвях. Раньше — только на столе, в нарезке или в жидком виде. Место боя с волками мы обошли по небольшой дуге, а последние сотни метров, когда яркие точки уже просматривались, наша фуражная команда летела на крыльях. Зубы вонзились в брызнувшие фрукты, располовиненные мечами.

— Чапа, сегодня лучший день в моей жизни! — получленораздельно донеслось из чавкающего рта Майи.

— И моей! — поддержала Кристина, засевшая на ветке не хуже иной обезьяны. Лицо и кудри были измазаны соком, а девочка все не могла остановиться.

— Обычный фрукт. — Антонина стойко держалась выбранного стиля общения, уминая при этом не меньше приятельниц.

У нее текло по подбородку, капало на доспех, оттуда впитываясь в рубаху. Впрочем, так было у всех. И никого не волновало.

Девочки не обратили внимания, что понизу все сорвано. Здесь проходило много людей, и они очень торопились, иначе брали бы и выше. Торопились — значит, ушли, и это хорошо. Возможно, убегали от царберов. Это еще лучше. Можно если не вздохнуть свободно, то бояться уже не так сильно.

И, судя по количеству сорванного, это явно не мои знакомцы-мародеры, им столько за полжизни не съесть.

Сжевав пару-тройку шариков, я взялся за наполнение мешков. Чувство долга заставило спутниц присоединиться. Их лица блестели пленкой застывшего счастья, глаза сияли. Оттого, наверное, каждая работала за двоих. Вскоре все четыре мешка были заполнены доверху.

Еда для отряда добыта, вылазка удалась. Удовлетворенно выдохнув, я скомандовал:

— Уходим!

— А можно еще? — уморительно взмолилась Майя, вздернув носик и просительно сложив ладони. — Ну, Чапочка, ну, миленький…

Один в один — птенчик, требующий еды.

— Еще по три, и уходим, — вынуждено разрешил я на правах родителя, который обязан заботиться о чадах.

— Что она должна потереть? — обеспокоилась Антонина.

Я закатил глаза. Ну, не понимает человек ни юмора, ни нюансов великого и могучего. Такое — только принять и простить. И постараться не очень за это над ней — большой и сильной — смеяться.

Майя прыснула в ладонь и умчалась за новой порцией солнечной мякоти. Антонина обиженно двинулась к другому дереву. Какие же они еще девчонки. Шутки, мысли и желания не вышли за пределы ясельного возраста, а мнят себя воительницами и правительницами.

Я отошел в сторону, оглядываясь и прислушиваясь. Как бы ни было спокойно вокруг, а никогда не забыть, как неслышно и неожиданно подошел враг к купающимся мне, Томе и Юлиану.

— Чапа, держи!

Кристина бросила мне, стоявшему на страже, несколько плодов.

Мой кивок с благодарной улыбкой вызвал такую же ответную улыбку и новую бурную деятельность на высоте двух человеческих ростов.

Окрестности вздрогнули от донесшегося с соседнего дерева ликующего вскрика:

— Здесь озеро!

Стоя меж двух крепких ветвей, Майя глядела далеко в сторону, ладонь — козырьком, на лице — предвосхищение блаженства.

Три девичьих взора ударили меня, как кнуты непутевого раба — типа, тут не думать, тут действовать надо! Пока еще вменяемый облик царевен (феи за секунду до превращения в фурий) привыкший к невербальному общению мозг перевел в конкретное «Не пустишь — забудь, что когда-то мы тебя слушались».

— Время идет. Нас ждут, — попробовал я образумить много дней не мытые создания.

Проще тигра уговорить стать вегетарианцем.

— Если выйти на пять минут позже, все равно успеем к вечеру, а обещали вернуться до утра, — рассудительно сообщила Антонина. Взгляд уколол холодом. — Времени полно.

Еще две пары глаз виновато поддержали.

— Уже почти вечер, — попытался возражать я, внутренне понимая, что они победили.

Запрещу — меня съедят. С потрохами. Пять минут действительно роли не играют, просто пойдем быстрее.

— Бегом, — разрешил я. — Подходите с трех сторон, посмотрите внимательно, чтоб никого не было.

— Спасибо-о!!! — Майя почти свалилась с ветки, бросившись к спрятанной между деревьев луже, которую они называли озером.

Не менее радостная Кристина послала мне пылкий воздушный поцелуй и тут же покрылась бурым румянцем, ярко проступившим под желто-оранжевым блеском. Затем, больше не глядя в мою сторону, она тоже скоренько сверзилась с дерева.

— Дожили, у парня разрешения помыться просим, — проворчала Антонина, спокойно спускаясь и направляясь к вожделенной воде.

— А ты? — издали вспомнила обо мне Майя. — После нас?

— Я о себе не забуду. Давайте быстрее.

— Ой, — донеслось от пытавшейся встать на ноги Кристины. — Больно. Чапа, я кажется…

У нее потекли слезы.

Озеро отменялось. Подбежав, я осмотрел грязную штанину и мокасину. Был бы врачом, может, что-то увидел бы. Увы, видел просто ногу — миниатюрную и вполне симпатичную, ту самую, которая проваливалась в скальную трещину.

— Очень больно?

Последовал краткий кивок. Кристину корежило, но до воплей она не снизошла, прорывались только тихие стоны.

Если ушиб, это пройдет. Как говорил разбойничий лекарь, простой зашиб и растягушка. Лечится временем. Будь я дома, приложил бы лед и прописал недвижимость. А если перелом? Ступня лежала неестественно, Кристина не могла на нее встать.

Вернулись Майя с Антониной, так и не успевшие добраться до воды.

— Что случилось?

— Нужно делать носилки, — сказал я.

— Подвернула? — уточнила Антонина.

— Или сломала, — сказал я. — Разбираешься?

Она презрительно сморщилась:

— Меланьиным не нужно разбираться во врачевании. У нас лучшие врачеватели и физики.

— Могла бы чему-то научиться, если под боком хорошая практика, — буркнул я.

Царевна надменно отвернулась. Ее и так напрягало, что приходится подчиняться парню.

— Из чего делать? — поинтересовалась деятельная Майя насчет носилок. На лбу, протертом тыльной стороной ладони, остался грязный развод.

Если не дам девчонкам помыться, они меня ночью придушат. А как теперь мыться? Не до того. Дилемма-с.

— Апельсиновые деревья слишком корявые, — сообщила Антонина, не нашедшая в пределах видимости ни единой прямой ветви.

— Плодовые деревья в любом случае рубить нельзя, — отрезал я. — Берите мешки, я возьму Кристину. Пронесу, сколько смогу.

— Мешки? Каждая по два? — недовольно прикинула Антонина. — Это невозможно.

— Берите по одному.

Перевесив гнук на плечо Кристины, я опустился на четвереньки:

— Цепляйся.

Тонкие руки обвили мою шею, основной вес равномерно распределился по спине.

Вес — не то слово. Если нести далеко, то он, вообще-то, немаленький, но… до чего же приятный. Раздавившееся об лопатки прежде не касалось меня с такой откровенностью. И что же, что через одежду? Дело не в одежде. Когда я носил Тому в стае, одежды не было, но отношение к происходившему было другое. Там командовал инстинкт выживания. Здесь он мирно подремывал, а бодрствовал, увы, его вечный соперник.

Я завел руки назад и подхватил Кристину снизу под бедра. Пальцы почувствовали, как доверчиво расслабляются ее напряженные мышцы, и как удерживающий сверху захват превращается в объятия. Хорошо, что смотреть нужно в другую сторону, прямого взгляда чернокудрой царевны мне сейчас не выдержать. Уши, думаю, уже горят.

— Встаю, — предупредил я, перед тем как подняться на ноги.

Кристина кивнула, что выглядело потиранием щеки о мой затылок, и это вызвало в организме дополнительный жар. А его и так хватало.

Антонина не преминула фыркнуть:

— Эту двусмысленность обязательно нужно было озвучить?

— Тонька, перестань, Чапа все делает правильно, — донесся звонкий голос Майи. — Он о нас заботится. А ты просто завидуешь. Если б знала, что возьмут на ручки, то ведь непременно бы себе тоже что-нибудь сломала или подвернула, а?

Антонина высокомерно отвернулась:

— Не мерь других по себе.

И это правильно, подумалось мне. Тащить на закорках самую крупную царевну вовсе не улыбалось, и дело не в габаритах, не сравнимых с Кристиниными, и тем более не в доспехах, имевшихся из нас четверых только у нее. Доспехи можно снять, а габариты… что бы ни говорили, а в них есть некая прелесть. Но одно дело соприкасаться с нежным фронтом Кристины, для которой любое общение со мной в радость, и другое — с вечно недовольной язвительной особой. «Мисс Негатив». С ней я и встал бы не так, и взялся не за то, и подумал не о том. В общем, пожелаем Антонине здоровья, а если не сбудется, то нести буду исключительно на носилках.

«Или волочь», — с готовностью подсказал внутренний голос.

«Фу, как не по-джентльменски», — сказал я ему.

«Да, — согласился он, — царевна такого обращения не простит. Лучше сразу закопать».

Пришлось встряхнуть головой, чтоб в нее не лезла всякая дурь.

Сначала я не понял, чем в это время занималась Майя: высыпав фрукты из четвертого мешка, она разрезала его, затем концы были привязаны к горловинам двух мешков с апельсинами, полученную перевязь царевна перекинула как коромысло и подняла получившуюся конструкцию, словно тяжелоатлет штангу.

— Куда ты столько, — возмутился я. — Оставь.

— Девочки голодные, — отмахнулась она, игнорируя приказ.

Точнее, пожелание, выглядевшее как приказ. Майя восприняла именно как пожелание, я вынужденно согласился, и это было лучше для всех. Она пошла первой. Я нес Кристину, замыкала Антонина с одним мешком.

Там, где ровно, все было нормально. Терпимо. В буераках Кристина съезжала, заваливаясь в сторону от больной ноги. Мои пальцы, сжавшие ее ноги под коленями, не справлялись с нагрузкой.

— Держись крепче! — говорил я, словно она сама не понимала.

Еще как понимала. Не хуже иной обезьянки царевна цеплялась даже здоровой ногой. Горячее дыхание опаляло мне ухо. Свисавшие кудряшки щекотали лицо.

— Если нести вдвоем, будет легче, но придется бросить еще один мешок, — констатировала Антонина, глядя на изменившиеся деревья вокруг.

Она была права, из тянувшегося вверх молодняка можно сделать удобные носилки. Но на изготовление уйдет время, а оно на исходе. И я не останавливался.

В траве под ногами попадалось все больше камней. Кроны шумели. Наши носы сопели и раздувались, шаги становились все тяжелее и меньше, пот застилал глаза, капал со лба и щек, пропитывал одежду.

Через какое-то время девочки сдулись, как забытые воздушные шарики. Ровно державшая спину Майя без сил опустилась на землю. Антонина грохнула мешок наземь так, словно там камни. Мешок обиженно чавкнул.

— Оставляем поклажу, — распорядился я. — Позже вернемся сюда за едой и водой.

— Если опять что-то не приключится, — не преминула вставить Антонина.

Когда снова двинулись, царевны несли по нескольку апельсинов — ни у кого рука не поднялась бросить все.

Хватило нас еще на полчаса. Увидев, что мои ноги заплетаются, Майя с Антониной молча опустились на землю. Я осторожно расположил Кристину рядом.

— Тихо! — взлетел мой палец.

Хруст. Или показалось? Уверенности не было, но стрела легла в поданный Кристиной гнук.

Я сделал круг. Потом большой круг. Девочки испуганными мышками застыли, выставив вперед мечи.

Юлиан уже определил бы на запах, есть опасность или нет. Но Юлиана не было. Был мой нос. Мои глаза. Мои уши. Они все тщательно просканировали. Если хруст имел место, то естественный.

— Отбой тревоги, — сообщил я по возвращении.

Но гнук пока остался под рукой — на всякий случай.

Клинки вернулись в ножны, Кристина вновь принялась маяться с удерживаемой на весу ступней, Майя вытянула ноги и, прикрыв глаза, откинулась спиной на ствол дерева. Присевшая на бугорок Антонина задумчиво теребила рукоять меча.

— Взявшего в руки запрещенное оружие ждет смерть, — с отсутствующим взором заявила она.

Я объяснил:

— Если применю его, то исключительно против врагов.

Рано обрадовался.

— Неважно, — спокойно проговорила крупная царевна. — Это нарушение закона.

Не желая встречаться взглядом, она сняла шлем и принялась начищать узорчатый металл пучком сухой травы. Высвобожденные волосы заключили лицо в светлую рамку и красиво упали на защищенные бронзой плечи. Густые брови сурово сошлись на переносице. Вид хмурой царевны вызывал в памяти сцены из фильмов про женщин-рыцарей, коротающих время между схватками с недостойными их клинка рубаками-мужчинами, вечно не понимающими, с кем имеют дело.

— Тоня, если на нас нападут, — сказала Кристина, — мы будем защищаться от врага его же оружием, иначе нас перестреляют.

— Все равно это нарушение закона, а преступивший закон сознательно ставит себя вне общества — общество обязано ответить тем же.

Кто бы мне сказал, что попадусь в свои же сети. Однажды я так погубил Гордея. Теперь по макушку наполненная самомнением зазнайка хочет угробить меня. И угробит, сто процентов. Потому что закон, каким бы дурацким ни был, на ее стороне.

Кристина занервничала:

— Тоня, с ума сошла?! Чапа и его гнук — наш единственный шанс выжить!

— Заповедь гласит: соблюдай закон, — стояла на своем Антонина. Ее натиравшая шлем рука словно сдирала кожу с вероятного противника. — В заповеди нет оговорок. Любая поправка — кощунство, надругательство над законом.

— Самозащита не может быть преступлением! — не выдержала Кристина.

Даже забыла о боли в ноге.

— Закон справедлив, когда он выполняется, — процитировала Антонина школьную молитву, — всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость.

Кристинин взгляд посерел и похоронил меня заживо. Майя хотела что-то сказать в попытке вразумить, но Антонина вдруг встала, руки надели шлем, словно добавив происходящему солидности, и царевна произнесла формулу, после которой ничто не может остаться прежним:

— Говорю! Наш временный командир Чапа назначен ангелом Томой, позволившей ему взять в руки запретное оружие и командовать царевнами. Посему она тоже нарушительница закона. Каким-то обманным путем коварная Тома сумела растопить сердце доблестной Варфоломеи, заставив цариссу удочерить ее. Затем произошли странные события. На школу совершено нападение, перед этим кого-то внутри школы предупреждали вывешенным флагом с треугольниками. Затем Варфоломея с семьей погибает, оставляя новоявленную царевну Тому единственной наследницей. Уже здесь стоило бы задуматься. Но никому нет дела, каждый за себя. А Тома, которая, насмехаясь над традициями, даже ходит в мужском, продолжает хохотать нам в лицо!

Антонина распалилась в пламенном негодовании. Щеки порозовели, маленькие глазки прожигали насквозь. Откуда в этом чердаке под шлемом столько зависти и мстительности? Неужели царевна верит в произносимое?!

Она верила. И пыталась уверить других.

— Не достигнув необходимого возраста, — продолжала Антонина, — но зная, что это спишется на ангельское происхождение, Тома обзавелась двумя невесторами неизвестной породы, из числа не то чертей, не то людоедов. Одного поставила нам командиром. Он с первой минуты плевал на закон, который запрещает брать в руки гнук. Он даже бравирует этим. Это неслыханно. Я сообщу о нарушении закона немедленно, как только мы спасемся.

Не как только, а если, подумалось мне. А учитывая происходящее…

— Тоня, как ты можешь?! — Кристина вытянула больную ногу и оперлась на утонувшую в траве ладонь. — Еще издеваешься: «как только спасемся». Кто нас спасет? Сами? Ты даже еды сама добыть не можешь. Из пещеры от смерти и многого другого нас спасла Тома, сейчас спасает ее друг Чапа. Сказано: не враждуй на сестру свою в сердце своем…

— …И обличи ближнюю свою, и не понесешь греха, — с удовольствием закончила фразу Антонина. — Вот! Знание о преступлении и недонесение не менее преступны, чем само преступление.

— Ближнюю свою! — уцепился я за соломинку. — Не ближнего. Я — мужчина.

— Под ближней имеется в виду…

— Говорю! — громко перебил я. — Обвиняю Антонину, как там тебя…

— Меланьину, — напомнила Кристина позабытую мной фамилию.

— …В корыстной трактовке и собственных толкованиях буквы закона!

— Это неправда! — Антонина побелела.

— В присутствии свидетелей Кристины Есениной и Майи…

— Береславиной, — быстро подсказала курносая девочка.

— Береславиной, — повторил я, — также обвиняю Антонину Меланьину в том, что зная о ношении мной гнука с целью самообороны и защиты жизней учениц школы, она не менее преступно покрывала возможное, как она его теперь называет, преступление в течение двух суток, пока считала эту самооборону защитой себе самой. Когда поняла, что спаслась, решила обвинить других в том, что они делали не только возможное, но и невозможное для ее спасения, рискуя своими жизнями ради спасения ее жизни. Ты знала, что я спасал тебя из пещеры с помощью гнука?

Царевна окаменела под моим взглядом.

— Ну…

— Да или нет?

— Я не присматривалась…

— Прошу свидетелей заметить, — ликующе заострил я внимание, — обвиняемая пытается солгать в свое оправдание. Гнук в моих руках не заметить было нельзя, с его помощью я освободил всех. Он был на мне с первой минуты до нынешней. А как же заповедь седьмая — не произноси ложного свидетельства? Так видела ты гнук с момента освобождения, Антонина Меланьина, или нет? Как думаешь, что по этому поводу скажут еще двенадцать свидетельниц?

— Видела, — вылепила та мертвецки-бледными губами.

Я смягчил тон:

— Прошу отметить — обвиняемая призналась сама, без давления, при свидетелях. Целых двое суток совесть обвиняемой была спокойна. Некоего нарушения закона, если оно осуществлялось на благо самой обвиняемой, она не замечала. Значит, нарушения закона не было, иначе его заметили бы все. Но пятнадцать носительниц высоких фамилий, которых можно опросить в любую минуту, видели только самозащиту. Теперь обвиняемая пытается оклеветать присутствующего здесь своего спасителя и даже отсутствующую спасительницу, которая не имеет возможности сказать слова в свое оправдание. Но сказано: соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их — и не свергнет вас земля, которую вам дали жить. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!

Хорошо нам вдолбили эти молитвы. Сам не думал.

— Алле хвала! — в два голоса поддержали меня Кристина и Майя.

Антонина села на землю, ее остановившийся взгляд смотрел внутрь.

— Ты отказываешься славить Аллу-всесвидетельницу, да простит Она нас и примет? — снова закипятился я.

— Нет, что ты! Алле хвала! — раздался мгновенный выкрик.

Я повернулся к Майе и Кристине:

— Как думаете, стоит рассказать об этом недоразумении, когда попадем к царберам?

Первой обрела речь Майя.

— Думаю, не надо.

Кристина все еще не верила глазам. Глядя на живого меня, прыгнувшего за порог смерти и назло всем выпрыгнувшего обратно, она просто кивнула.

— Вот и ладушки, — в тридцать два зуба улыбнулся я. — Забыли. Но если кто-то напомнит…

— Никогда, — испуганно проговорила Антонина.

Я облегченно выдохнул. Взгляд скакнул вверх, на кое-где пробивавшееся сквозь кроны темнеющее небо. Не дойдем. Через час стемнеет окончательно, а нам полчаса-час только до сигнального места. Если бы шли пустыми…

Пронзило спицей в задницу вплоть до мозга: что мы делаем?! Зачем идти из места, где есть вода, еда и укрывающий лес, и откуда враг уже ушел, на прежнее открытое место?

Вот так быть командиром. Все надеются, что он самый умный, а он только думает, что самый умный. Жизнь все расставляет по местам.

— Антонина, — позвал я.

Она посмотрела на меня одновременно испуганно-покорно и уничижительно-надменно, как обнищавший герцог на нувориша. С тем же уровнем послушания и доверия.

— Нет. — Я передумал. — Майя. Ты вроде бы лазишь хорошо. Вывесишь сигнал, чтобы все шли к нам.

— Две вещи, — не преминула напомнить пришедшая в себя Антонина.

Едко так намекнула, что на девочке их всего две — рубашка и штаны.

— Мы будем ждать здесь, — сказал я.

Одновременно передал информацию и как бы сообщил, что не парься, никто не увидит.

Вставшая и замершая в таком положении Майя хлопнула ресницами:

— А если на обратном пути заблужусь?

— Найди точку обзора повыше. Выше ближайших деревьев. Если такой нет, выходи из леса, поднимайся в гору, пока не откроется вид сверху. Затем разворачивайся и иди на оранжевое. Тогда сбор у озера.

Майя все же сомневалась.

— Мне стоило бы, конечно, пойти самому, но… — Я показал на обездвиженную Кристину, которая самостоятельно не могла даже привалиться к дереву, где недавно сидела Майя. — Если что-то произойдет…

А произойти может что угодно, в этом все уже не раз убеждались.

Несчастная Мисс Кудряшка не сводила с меня глаз. То ли тоже не хотела оставаться в лесу наедине со сварливой напарницей, то ли по другой причине — кто их, девчонок, знает? Всегда смотрят так, чтоб мы горы сворачивали и цветы дарили. Если б я что-то понимал в девичьих капризах, то давно ходил бы в кино и на другие развлечения не с Томой, а в более интересной компании. А я ходил с Томой. В общем, это я теперь такой умный, потому что жизнь бурлит, и каждый день дает новые знания. Но не по всем направлениям. Если в людях в целом разбираться стало проще, то девушки по-прежнему оставались тайной за семью (или сколько их там) печатями. Мудрые люди говорят: «Всему свое время». Надеюсь, что говорят правду.

Майя оценила ситуацию правильно.

— Понимаю. — Ее курносое лицо, серьезное и собранное, дернулось в решительном кивке. — Сделаю. Можно взять апельсинов?

— Сколько хочешь.

— Где лучше вывесить?

— На палках, чтобы было повыше. Над любым деревом в пределах видимости из леска на горе. Там следят. Подашь сигнал, и сразу возвращайся.

Майя ушла. Оглядевшись, я принялся заготавливать лапник. Антонина состроила недовольное лицо: мол, не барское дело… но подключилась. Пока мы в походе, она будет через силу подчиняться, затем лучше держаться от нее подальше.

Лежанка получилась уютная. Приняв под плечи и колени, я осторожно перенес туда Кристину. Антонина, метнув в соседку странной завистью, бухнулась рядом.

Темнело. Майи не было.

— Все же заблудилась, — спокойно констатировала Антонина.

Кристина испуганно моргнула:

— Пойдешь искать?

— Придется, — подумав, согласился я. — Антонина, сможешь поднять Кристину на дерево, если появятся волки?

— Легко.

Не то, чтоб легко, но определенно сможет. Я кивнул.

— Тогда спите, но по очереди. Найду Майю и вернусь.

— Сам не заблудишься? — хмыкнула Антонина.

— Если не вернусь, отъедайтесь апельсинами и ждите кого-нибудь.

— Кого-нибудь? — мелькнул страх у обеих.

— Не бойтесь. Я найду вас первым.

Тоже прихватив апельсинов, я двинулся в сторону гор. Совсем стемнело. Майя должна была где-то укрыться. Нельзя в одиночку ходить по лесу ночью. Даже мне. Но мне нужно.

Через некоторое время я сбавил ход и стал озираться. След потерялся. Майю что-то остановило или заставило уклониться. Или…

Насчет последнего «или» думать не хотелось.

Наконец, я вышел на опушку. Впереди взметалась вверх гора, с которой мы спускались. В облачной дымке проступал лишь силуэт. Рассеянный лунный свет позволял видеть с трудом, только рядом и только контрастное. Выйдя на пригорок, как советовал девочке, я оглянулся. Раскинувшийся до горизонта лес чернел опасным морем, в котором водились хищники — разноразмерные акулы и прочие барракуды. Я же — обычный окунь. Куда лезу?

Куда надо. Не будь в мире подобных мне рыбешек, акулы давно пожрали бы всех, а потом друг друга, выясняя, кто акулистее.

Стоп, а это что? Я соорудил из двух кулаков подобие подзорной трубы, отсеяв ненужное и сосредоточившись на одной точке. Тряпка на дереве. Или две? Не видно. Зато видно, где. Земля бросилась под помчавшиеся ноги. Камни, трава, кусты — все желало уколоть, уронить, подсечь или сбить скользкой либо глубокой ловушкой. Мне безумно везло. Или опыт сказывался, не зря столько времени в стае своим считали. Почти не разбирая дороги, за пять минут я домчался до нужного дерева, но подходил аккуратно, стараясь не напугать царевну, если она там.

Ее не было. Я сделал несколько все увеличивавшихся кругов, каждый куст вызывал пристальное внимание, ветви раздвигались, заросли высокой травы прочесывались с тщательностью сыщика, который сдает экзамен на соответствие должности. Ничего. Точнее, никого. Чужого присутствия тоже не отметилось. Следы читались плохо, мешала тьма, но жизнь в человолках научила многому. Тело, вспомнившее звериное прошлое, опустилось на четвереньки и принялось вынюхивать, высматривать, отходить и вновь возвращаться. Чувства подсказывали, что Майя не ушла далеко. Что вообще не ушла.

Слух подтвердил. Тихое сопение донеслось из-под дерева неподалеку.

— Майя! — шепотом позвал я.

В ответ — тишина. Либо царевна крепко спит, либо… это не Майя.

Натянув тетиву, я направил оружие на кучу веток, где кто-то прятался. Шаг. Еще шаг. Совсем близко. Моя ступня аккуратно разворошила верхний слой листьев.

Все-таки Майя. Она беззаветно дрыхла — уставшая, намучившаяся, укрывшаяся лапником. Обе вещи честно вывешены на жерди над самым высоким деревом. Логово царевна соорудила себе неподалеку, чтоб убежать, если к сигнальным флагам придут чужие, и отрубилась, как казненный на плахе после финальной встречи с топором.

Стараясь не шуметь, я стянул с себя кожано-ременной доспех, за ним последовала рубаха. Затем защитная конструкция вернулась на голый торс, а рубаху я положил около спящей.

— Майя!

И едва успел шарахнуться от вылетевшего в грудь меча.

— Не подходи! — зашипела царевна. — Убью! Ой, это ты, Чапа? А мне подумалось…

— Надень. — Я мотнул подбородком на придвинутую рубаху и отвернулся.

Сзади зашуршало.

— Почему не вернулась?

— Рыкцари, трое, — она принялась сбивчиво рассказывать, возясь в куче веток и пыхтя от усердия. — С запада, вдоль леса. Не скрываясь. С горы их тоже должны были увидеть.

— Там все нормально? — сразу уточнил я, — на горе?

Майя кивнула:

— Ни дыма, ни погнутого дерева.

В моей рубахе она выглядела сбежавшим из лечебницы психом. Рукава связать — и полная картина. Руки утонули, не видно даже пальцев. Подол, который я дважды обрывал на перевязки, доходил до середины бедер. Зато нос гордо вздернут, а глаза светятся радостью. Она не одна, теперь ничего не страшно.

— Дождалась, пока пройдут, — продолжила Майя, встав рядом и сонно потягиваясь. — Потом разместила флаги. Уже в темноте. Чтоб утром сразу увидели. Легла в стороне, на всякий случай.

— Молодец.

Возвращаться к Кристине и Антонине по темноте нет смысла, часа через три рассвет. Майя думала о том же.

— Ложись. — Она показала на свою лежанку. — Как ты говорил: один индеец под одеялом замерзает, два индейца под одеялом не замерзают.

Я становлюсь просто кладезем необычных слов для нового мира. Надо это прекращать, добром не кончится.

— Опасно, — сказал я, пробежавшись взором по спальному месту царевны.

Майя обиженно сжалась:

— Но я же спала?

— А если бы волки?

Мне продемонстрировали обнаженный меч.

— Несерьезно, — возразил я, сделав несколько практически бесшумных шагов вокруг. — Я подошел легко, другие тоже смогут.

«Что же делать?» — читалось в блестящих глазах спутницы.

— Собери ветки и листья лежанки, когда скажу — подашь. — Я оттолкнулся ногами, руки ухватились за широкую ветвь, и подтянувшееся тело взлетело в самую середину дерева с флагами.

Теперь надо вспомнить, с чего начинал Юлиан, когда плел гнездо. Дерево оказалось подходящим. Надломив толстые ветви, я стал переплетать их с мелкими, и, с мольбой, чтоб все получилось, через некоторое время осторожно опробовал дырчатое сооружение собой. Держит!

Затем Майя передавала лиственные охапки, я совершил несколько ходок вверх-вниз.

— Хватит. Лезь сюда.

Остальное мы досыпали, сорвав над собой. Гнездо вышло корявым, но жизнеспособным.

— Теперь ложись, — пригласил я.

Места для двоих хватило впритирочку. Мы обнялись, грея друг друга. По-другому никак. С удовольствием поворочавшись, Майя хихикнула:

— Два индейца?

Плотно сбитая, мелкая, она утонула в гнезде, опутанная мной как паутиной.

— Дались тебе эти индейцы, — нахмурился я.

Ночная напарница растеряла былой сон. Теперь она не только не боялась, а получала наслаждение от раскачивания ложа в многих метрах над землей. Наивная маленькая дурочка. Я бы не доверял ни скрипучей небесной конструкции, ни непонятно откуда взявшемуся соседу, с которым царевна оказалась в столь тесной компании. Но это я. Она была другой. Доверие к моей особе и всему, что делаю, почему-то зашкаливало.

— Вы с Томой помолвлены? — донесся тихий вопрос из района подмышки.

Рот уже открылся сказать «да», но мозг коротнуло.

— Ты о церемонии? — осведомился я как можно спокойнее, словно зная, о чем говорю.

Догадки уже появились. Невестор — жених. Варвара заявляла о моей нелегитимности в этом звании. Значит, необходимо соблюсти некий ритуал. Осталось узнать какой и не выдать себя незнанием.

— Ну да. — Майя завозилась в моих руках. — Ты официальный невестор или только объявленный?

— Я… это…

— Вы же познакомились только в горах?

Выходит, большой церемонии с родственниками и свидетелями у нас быть не могло. Сейчас меня выведут на чистую воду. И я решился:

— С какого момента человек становится официальным невестором?

— С официальной помолвки, — пожала плечами Майя.

Была не была:

— Как она проходит?

Царевна не заметила ничего странного в моем любопытстве. Она хотела помочь, это чувство вытеснило подозрительность. Да и как подозревать того, кто тебя постоянно спасает?

— В храме, после выяснения всех деталей, мотивов и родословных. В крайнем случае, в башне, но обязательно в присутствии сестриссы.

— Скоро это произойдет, — как бы успокоил я, закрывая тему. — Выйдем к людям, встречусь с Томой и тогда…

Майя резко повернулась ко мне:

— Пока ты лишь объявленный, никакие права на тебя не распространяются. Можешь меня поцеловать!

Засиявшие глазки закрылись, губки выпятились.

Мой палец нажал на них, возвращая в исходное положение.

— Я поцелую только любимую.

— Ты так любишь Тому? — искренне удивилась девочка.

Не стоило объяснять, что это два разных человека.

— Очень, — кивнул я, — как сестру!

Майя устремила в небо, бывшее где-то сверху, над темной кроной, чувственный сентиментальный взор.

— Как здорово, — сказала она. — А нам говорят, что выбирать нужно умом.

— Если выбирать, то умом, — согласился я. — А сердце — оно не спрашивает.

Глава 4

Странно было обнаружить чужие волосы, щекочущие голую грудь, и сопящий вздернутый носик на своем плече. Я закрыл глаза, вспомнил все и вновь открыл. Потому что первое пришедшее в голову, когда очнулся: снова в стае. Не было драки с восхотевшим Томы вожаком, не было ухода, и Смотрик на всю жизнь остался Смотриком. Как не было и тонущего посреди Урала теплохода «Чапаев» с командой из пятнадцати штук царевен…

Я еще раз моргнул и окончательно проснулся. Уже рассвело. Сигналы должны быть видны.

Рука осторожно высвободилась из-под спящей. Ее мягкие губы проплямкали что-то, мохнатые бровки подрагивали, закрытые веки что-то передавали кому-то во сне азбукой Морзе, периодически резко сжимаясь. Я сел вертикально, механически поправив на соседке рубаху. Пусть досматривает сон, а я погляжу, как там на горе. Идут ли. Или…

Нет, даже не думать об этом.

С дерева не видно, мешают соседние. Пришлось слезть. Я вышел не опушку. Яркие лучи подымавшегося солнца прекрасно все высвечивали и подчеркивали. Приходилось даже морщиться. Я вгляделся… и в следующий миг обнаружил себя несущимся к сигнальному дереву. Оно качнулось под взлетающим мной, растревожив Майю.

— Рыкцари?! — Она позеленела.

— Хуже. — Пробравшись по ветвям, я сорвал флаги и кинул девочке. — Одевайся!

Висячая конструкция трещала под ней, грозя развалиться. Майю трясло. Ноги не попадали в штанины. Когда попали, царевна попыталась встать, чтоб натянуть дальше, и провалилась ступней в дыру. Она до крови закусила губу, в глазах стояли слезы.

Пришлось помогать. Жестко обхватив одной рукой — другая держалась за ствол — я приподнял девчонку, позволив быстро закончить начатое. Но как ни старалась, она успела одеть только штаны, рубаха на ней осталась моя.

— Не успеваем. Ложись. И ни звука!

Мое тело упало сверху и прижало ее, стараясь занять как можно меньше места. Нас не должны увидеть, иначе — смерть. Страшная смерть.

Вместе со мной Майя наблюдала сквозь щели гнезда, как в лес втягивалась стая человолков.

— Тсс!

Я перекрыл ладонью ее губы, когда рот непроизвольно отворился, а расширившиеся от ужаса глаза хотели выплеснуться эмоцией. Мои локти и колени сжали напрягшееся тельце почти до хруста. Она даже не заметила.

Голые четвероногие создания направлялись прямо к нам. Минуту назад с опушки я увидел их не меньше десятка, несшихся под уклон с добычей под животом. Они спускались из леска, где ночевали ученицы. Мозг отказывался принимать, что могла тащить с собой стая.

От нас с царевной несло, как от бомжей — одним лишь потно-сальным амбре можно травить крыс, не говоря о других составляющих многодневного отсутствия воды. Если нас не увидят, то учуют. Нужно готовиться в обороне, которая отсроченная смерть. Нападать самим — безумие. Кто-кто, а я знаю человолков в бою.

Дешево не продадимся. И девчонку живой им не отдам. Она заслуживает легкой смерти. Человеческой.

Мы с Майей посмотрели друг на друга. Ее била крупная дрожь. Моя рука нащупала и вставила в ее ладонь рукоять меча.

— Если меня… — начал я.

Она отрицательно затрясла головой.

Не хотела умирать.

Тем более, не хотела умирать так жутко.

Страх и ужас. Последние чувства. Нехорошо. Пусть на том свете, если он есть, она вспомнит последний миг жизни не только как самый худший.

— А знаешь… — И я впился жестким поцелуем в дрогнувшие и тут же расслабившиеся губы.

Очумевшая царевна все поняла и ответила. Поплыл окружающий мир, свернувшись в трубочку. С одной стороны трубочку подожгли, со второй намочили. Сквозь трубочку плюнули косточкой, попали в мозг. В ушах зазвенело. Глаза закрылись в страхе смерти и желании жизни. Щеки в ладонях превратились в жидкий огонь.

Влажный сочный рот оказался безумно вкусным. И невероятно сладким.

— Кажется, там кто-то есть, — раздалось внизу громко и отчетливо.

— Где?

— Вон. Двое. Они целуются!

— Кто?! — голос Варвары. — Я видела рубашку и штаны. Здесь должна быть только кто-то из девочек.

— Но их двое!

— Смотрите, вон уголок гнука торчит!

— А-ааа!!! — в тот же миг разнеслось по лесу.

Подхватывая одежду, которую принесли, ученицы прыснули во все стороны.

Оторвавшись друг от друга, мы с Майей обалдело глядели вниз. Там мелькали спины, ноги, пятки. На секунду установилась тишина.

— Слезайте, голубки, — раздался чуть сбоку голос Варвары, с интересом разглядывавшей наше логово.

— У вас есть голуби? — удивленно шепнул я случайной сообщнице.

— Кто это?

— Забудь, — мотнулась моя голова. — Это из разряда нерезиновых индейцев.

Майя спустилась первой. Я подхватил забытую ей рубаху и тоже быстро соскочил вниз, прыгая с ветки на ветку.

Ничего не стеснявшаяся Варвара одевалась прямо под деревом, нас оглядело ее насмешливо скривившееся лицо:

— Хороши. Майя в Чапиной рубашке. Одна только юбка на Чапе, за которым так любопытно наблюдать, когда он слазит с высокого дерева. Вы почему в таком виде?

Покрасневшая до кончиков волос Майя открыла рот, я перебил:

— А вы почему в таком виде?

Начальственный тон подействовал. Девушка вспомнила о временно установленной субординации.

— Вечером с запада на восток прошло трое рыкцарей, — сообщила Варвара. — Утром они возвращались с востока по склону горы той дорогой, которой вчера пришли мы. Еще несколько разбойников показались в этот момент на западе, тоже высоко, путь оставался только вниз. Тут мы увидели ваш сигнал. Я подумала: они ищут девочек, а человолков боятся. Почему не пустить пыль в глаза?

— Умница! — воскликнул я.

— Вообще, это была моя идея, — раздалось сбоку.

К нам потихоньку подтягивались принявшие обычный вид ученицы. Некоторые смущенно опускали лица, другие, наоборот, глядели с вызовом.

Девочка, чью мысль присвоила Варвара, смотрела укоризненно. Прямой взгляд был смел и говорил о решимости всегда стоять на страже справедливости. Не склонное к полноте тело прекрасно уживалось с припухлыми щечками, которые не ввалились даже в плену. Отчекрыженное ножом каре темных волос заканчивалось чуть ниже ушей. Молодец. Не все рискнули в плену драгоценными локонами, продолжая мучаться с ними.

— Амалия, это не важно, — отмахнулась Варвара. — Мы сделали это!

— Молодец, Амалия, — восстановил я справедливость. — Побольше бы таких идей. Может, придумаешь, как в полевых условиях вылечить перелом?

— Какой перелом? — напряглась Варвара. — У кого?

— Здесь апельсины! — донесся ликующий вопль.

Кто-то нашел оставленное мной и недоеденное Майей.

— Поделите на всех и ешьте, — крикнул я в ту сторону. Потом к Варваре: — Кристина подвернула или сломала ногу.

— Готовы? — в тот же миг обернулась она к ученицам. — Выдвигаемся!

Кажется, у меня забирают лидерство. С одной стороны, это хорошо, меньше ответственности, больше соответствия местным традициям. С другой — мой опыт выживания в полевой жизни на порядок превышает опыт девчонок.

— Издали мы выглядели настоящей стаей, — продолжила Варвара хвастаться подвигами. — Передвигались на четвереньках.

Мне продемонстрировали расцарапанные грязные ладони. То же самое сделали еще несколько царевен. Все были в восторге от удачно закончившегося приключения.

— Одежду в свертках несли, прижимая одной рукой. Было сложно, — гордо продолжила Варвара. — Но мы справились. Увидев стаю на марше, рыкцари отступили.

— С человолками никто не связывается, — подтвердил я.

— На это мы и рассчитывали.

Довольная Варвара бодро вышагивала рядом со мной, иногда криком подгоняя девочек. Некогда на ум пришло сравнение ее с быстроходным фрегатом, равно готовым как сразиться с вооруженным до зубов линкором, так и броситься от него наутек, но никогда не дать спуску ни одному более мелкому, чем сама, суденышку. Ничего не поменялось. Кроме взгляда. Покровительственно-колючий раньше, теперь он стал у девушки вдумчиво-осторожным, примеривающимся, прощупывающим. В данную секунду он был ироничным, в очередной раз упав на мою голую грудь. Губы ехидно растянулись:

— Как же получилось, что Майя уснула без штанов, а проснулась в твоей рубахе?

Майя шла сзади, но все слышала:

— Думали, что это последний миг жизни!

— Извиняемся, что заметили вас слишком рано, — съязвила Варвара. — Нужно было дать еще часик.

— Ты все не так понимаешь!

— Неважно, как я понимаю. Не оправдывайся.

— Да, Майя, — серьезно поддержал я. — Никогда не оправдывайся. Не унижай себя. Пусть думают, что хотят. Мы-то знаем правду.

Майя вздернула носик и величественно понесла его, глядя на подруг свысока. На нее стали смотреть уже не жалостливо, как на предмет придирок Варвары, а завистливо.

Правильно говорят, счастье — внутри нас. Чтоб жить и радоваться, нужно всего две вещи: во-первых, жить, во-вторых, радоваться. Ферштейн?

Меня догнала Амалия:

— Когда мы сможем помыться?

— Через час, — пообещал я.

— Алле хвала!

Новость разбежалась по ученицам, как жир по бульону. Скорость хода увеличилась, будто ежиков пнули, и они перешли на качение вместо утомительно унылого переставления ножек. Вскоре я несся навстречу Антонине и приподнявшейся на локтях Кристине, которая выглядывала из листвяного убежища:

— Как вы?

— Без происшествий.

Варвара и Амалия присели перед вытянутой ногой девочки. Штанина была поднята, насколько позволила ткань, ступню, лодыжку и голень тщательно осмотрели.

Мокасина уже не налазила. Расширялся отек.

— На перелом не похоже, — задумчиво произнесла Варвара.

— Да, — сказала Амалия.

Она встала со стороны пятки, взялась особым образом и дернула.

— А-а! — И сразу же после визга лицо Кристины просветлело: — Ой. Кажется, больше не больно.

— Вывих, — диагностировала Амалия, поднимаясь. Пухлые щечки зарумянились.

— Уже можно ходить? — удивилась Кристина.

— Не сразу. Полежи, отдохни, потом не утруждай.

Как все просто, когда знаешь, что делать. У меня гора свалилась с плеч… и еще с души целый хребет.

Кристина ревниво отметила перемены в моем и Майином одеянии.

Вынужденный привал Майя как раз использовала, чтоб переодеться в свое.

— Спасибо, — вернула она мне рубаху и, уходя, подмигнула.

Трудно быть единственным мужчиной в женском коллективе, где общение с мужским полом ограничено. Цепляются, даже если не нужен. Просто, чтоб другим доказать, что не лыком шиты.

Ближайшее дерево скрыло от присутствующих мое быстрое переодевание.

— До воды менее получаса, — объявил я, вернувшись.

Подействовало не хуже дихлофоса на мелкую живность. Все подхватились и ринулись вперед. Я подставил спину Кристине:

— Давай, пока не зажило.

Гнев мгновенно сменился на милость, царевна взгромоздилась, обхватив шею тонкими руками, и я аккуратно шагнул вперед

Лесная почва теперь проминалась под двойным весом, свисавшие ветви мешали, но я не жаловался. Ноша была приятной. Обе штанины задрались выше колен, отчего ладони поддерживали Кристину прямо за прохладную кожу. Гладкие икры иногда поджимались, захватывая пальцы в жаркий плен подколенья. Над ухом тогда проносился слабый вздох, а персиковая щечка терлась о выпиравшие шейные позвонки.

Стыдливый шепот нарушил колдовство чувственного тет-а-тета:

— Вы с Майей… ночевали вместе?

Мои предплечья и ребра ощущали сквозь ткань тугие бедра, спина впитывала растекшийся мед живота и всего, что выше. Кристина явно тоже что-то чувствовала, и тоже что-то весьма неуместное, если ситуация вызвала к жизни такой вопрос.

— Хочешь узнать, было ли у нас что-то? — Я помолчал, прежде чем закончить. — Не больше, чем с тобой.

Поверила ли? Но успокоилась. Дыхание выровнялось. Черные закрученные змейки свесились с моего плеча, иногда щекоча шею. Мне ее волосы не мешали, она тоже не спешила откидывать. Создалось ощущение, что прятала лицо от окружающих.

Я сказал, что не больше, чем с ней. Сказал с чистой совестью. То, что чувствовал, носясь с мисс Кудряшкой, не шло ни в какое сравнение с единственным, хоть и зубодробительным, поцелуем с мисс Курносиком. Облегание меня Кристиной и касания наших рук с другими частями тел являлись намного более плотным поцелуем-единением, да еще растянутым во времени на сотни и тысячи неповторимых мгновений. Только с приходом усталости поцелуй организмов через одежду превратился из восторженно-любовного в уныло-семейный. Так почему-то считается, что брак, быт и время убивают страсть, хотя о моих родителях подобного не скажешь. Поэтому перефразирую: наше соприкосновение с царевной из желанного постепенно стало невыносимым. Для меня. Ей там, сверху, почему-то так не думалось.

— А-а-а! — раздалось впереди.

Не испуганно. Радостно. И это о-о-очень мягко сказано. Шедшие впереди девочки обнаружили оставленные нами в дороге апельсины. Три мешка. Пришлось устроить привал, пока не съели штук по пять. А потом еще по одному. Ну, и еще. В кого влезло.

— Стоп, — сказал я. — Мешки освободите и заберите с собой.

— Выбросить? — не поняла Варвара. — Апельсины?!

— Впереди будет много, — объяснила за меня Антонина.

Взгляд крупной ученицы во вновь заблестевшем шлеме изо всех сил старался не встречаться с моим.

— Отсыпьте, чтоб можно было нести, — изменила мой приказ Варвара.

Царевны послушались ее. Так и теряется авторитет.

То, что высыпали, теперь подобрали и спрятали за пазуху остальные. Может, они правы. Вдруг новое нападение и внезапное бегство, а еда с собой. Не совсем еда, но прекрасный заменитель на первое время. Еда-питье в одной обертке. А есть хотелось очень, что-то настоящее, пусть не мясо, но хотя бы кашу. Только не осточертевшие фрукты-овощи-травки. Не при царевнах будь сказано, мой желудок любой флоре предпочел бы фауну, но об этом молчок, жизнь дороже.

Следующее «Аааа-а!» донеслось, когда растянувшийся караван достиг апельсиновой рощи. Не останавливаясь, я донес Кристину до ближайшего дерева.

— Сыта апельсинами по горло. — Она отшатнулась от оказавшегося рядом кривого узкого ствола. — Видеть не могу. Можно меня к воде?

Я помнил, в какой стороне обнаружили воду, и направил стопы туда.

Лужа метров восьми в диаметре. Они называют это озером. Я называю это недоразумением. Но в отсутствие настоящих озер любое недоозеро — море.

— Ааа!!! Вода-а-ААА!!! — Гикающее стадо учениц промчалось к водной глади, уже заметной в низинке.

Я оглянулся на более спокойную Варвару. Начав ощущать себя командиром, она и вела себя соответственно.

— Так шуметь нельзя, — сказал я. — Мы с лесу, где за каждым кустом может быть…

— Всем! — что есть мочи взвопила Варвара. — Соблюдать тишину-у-у!!!

Когда ухо отошло, я добавил:

— И дозорных выставить. Мало ли.

— Александра, Амалия, Антонина, — продолжила Варвара, — периметр!

Кажется, она начала по алфавиту. До моей «ч» далеко. Интересно: тоже поставит в общем ряду или вспомнит, что командир, вообще-то, я?

И еще любопытно. Алфавит. Не получилось узнать раньше: похож ли на наш? Букв царских времен типа ятей не заметно, но это ничего не значит, привет от Охлобыстинского суслика. И порядок букв может быть таким же бредом сумасшедшего, как наш, только другим. Бредом другого сумасшедшего. Или другой. Не удивлюсь, если изобретение грамоты здесь припишут святым Кирилле и Мефодии.

Я опустил тяжко вздохнувшую Кристину на бережок, на самую кромку травы, переходящую в мокрый песок. Девчонки, достигшие воды раньше, глядели зверем.

— Все, ухожу. Амалия, давай сменю. — Я встал подальше, чтоб обозревать одну сторону леса и не видеть учениц, которые радостно полезли в низко расположенную воду. Достоинство местных озер, что выглядывали из ям как из засады, становилось недостатком при внезапном нападении — бери голыми руками, как нашу троицу не так давно. Как вспомню, так вздрогну.

Позади начался гвалт и полный разброд. Засучившие штанины ученицы, умывшись, увидели, что я далеко. Берег моментально усыпало рубахами, штанами и остатками не брошенных в пути доспехов. Плеск и гомон вновь наполнили лес. Самозваная командирша Варвара отмывалась вместе со всеми, призвать к порядку было некому.

Плевать. Если кто-то идет по нашему следу, все равно найдет. Остается надеяться, что вслед за «стаей» преследователи в лес не сунутся. Если это именно преследователи. Может, разрозненные группки разбойников, бродивших по местности после разгрома. Несомненно, разгрома: откуда еще взяться сразу такой прорве, да еще двигавшейся в направлении гор — последнего места, где можно укрыться. Значит, остальная территория ими утрачена. Даже из любимых лесов выгнали. Вывод: нам здесь проще напороться на спасителей-царберов, чем на разбойников.

Это успокоило. Пусть шумят. Пусть радуются. Столько дней без мытья. Еще — многоголосый гомон отпугнет волков и мелкие шайки вроде недавних мародеров.

Решив, что двух дозорных поблизости достаточно, я двинулся по расширяющейся спирали посмотреть, что и как вокруг. Апельсиновые деревья быстро закончились, дальше простирался более высокий лиственный лес. Рощица осталась далеко позади, меня приняло в свое хромоногое подданство царство бурелома и валежника. Почти непроходимо. Кроме одного места. Ровно на север вела широкая просека — несомненно, искусственная, хоть и заросла высокой травой. Кто-то прорубался здесь в незапамятные времена, а потом периодически пользовался.

Я направился по ней. Не зря. Спереди донесся резко не природный шум. Не близко, но. Меня как раз внесло на пригорок. Кто-то жутко ругался вдали. Несколько голосов. Мужских.

Бежать, спасать царевен? От чего? Вдруг впереди как раз спасители?

А если нет?

Надо разведать. Но если там разбойники, у них может быть псина — и уже никто никого не спасет, не предупредит.

Испарина на лбу подтолкнула организм к действиям. Одежда мгновенно слетела с тела, набранная горстями земля покрыла лицо и плечи. Псины рвут людей, но боятся человолков. А я кто, пусть в недавнем прошлом? Пленка, отделяющая человека от зверя, тонка до прозрачности. У кого-то исчезает с совестью, у меня упала вместе с одеждой.

Руки легко вспомнили, как ходить. Позвоночник принял удобное положение. Колени разъехались в непредставимой прежде растяжке. Шея выгнулась в обратную сторону, давая глазам возможность смотреть вперед. Поочередно переступая, я двинулся на голоса.

— Говорил же, проверь!

— Я проверял!

Несколько человек чинили отлетевшее колесо телеги. Лошадь прядала ушами, всхрапывала. Псины не было. Приблизившись, я детально рассмотрел всех. Четверо из них — крестьяне, однозначно. Пятый — в балахоне бойника с колпаком, скрывавшим лицо.

Конец мучениям. Бойник — работник законных властей. Обрадовавшись, я приподнялся, забыв, в чьем образе нахожусь. Жизнь в стае приучила к естественности.

Бойник поглядывал по сторонам, охраняя починщиков от неприятностей.

— Стой! — крикнул в мою сторону. — Назовись!

Я привстал… и резко опустился: руки бойника хватали с телеги запрещенный властями гнук.

Стрела сорвалась с тетивы. Плечо больно царапнуло — хотя я лежал, распластавшись по земле. Умелец там, однако.

— Грррр! — взревело мое горло.

— Человолк!

Вторая стрела едва не пригвоздила к дереву, за которое удалось отскочить. Ноги помчали меня назад, виляя между естественными преградами. Еще одна стрела почти достала на излете, содрав кожу на ягодице. Куда мне тягаться с таким в меткости, я со своим гнуком против него — как с рогаткой против снайперской винтовки.

Подхватив сложенную одежду, я еще долго не останавливался, и лишь на подходе к лагерю тело вернуло себе человеческий облик.

Глава 5

Ученицы блаженствовали. Омовение сменилось играми. Забравшись одна на другую, царевны пихались, пока все вражеские пары не опрокинутся, локти сталкивались, фасады вминались, пальцы захватывали и дергали чужие всклокоченные волосы. Визг, плеск, брызги, хохот. Верхние изо всех сил старались удержать равновесие, нижние крепко держали их за бедра, но сами едва стояли на ногах. Толчок — и гогочущая конструкция летела вниз. Вздымалась пенная завеса, каскады ледяных брызг накрывали соседей, которые визжали и бросались мстить обидчицам.

Знавший о море и теплых пляжах я не понимал местной любви подолгу булькаться в невыносимом холоде.

На страже стояла Антонина. Заметивший меня взор равнодушно уехал в сторону, поза вовсе не изменилась: разместившись на небольшой возвышенности, царевна примяла бугорок могучим седалищем, одной рукой она опиралась на траву сзади, а в другой держала перекинутый поперек живота обнаженный клинок.

— Где Варвара? — спросил я.

Поправив под шлемом мокрые пряди, Антонина указала подбородком назад, на бурлившую весельем лужу.

— Позови, — попросил я.

— Я дозорная. Тебе надо, ты и зови. — Она высокомерно отвернулась.

Вредина. Понимала же, почему обращаюсь. Пришлось сунуться в пределы видимости.

— Варвара!

Среди девчонок случился маленький переполох. Они посыпались в воду, которой было по пояс, оставляя снаружи одни головы. Одна пара просто развернулась ко мне. Верхняя в паре, чуть не до пояса закрытая длиннющими волосами Александра, испуганно прикрылась еще и руками, ее ноги изо всех сил пинали в бока нижнюю. В нижней узналась ничуть не смутившаяся Варвара.

— Что?

Ей надоело терпеть пинки, она подняла за бедра и сбросила взвизгнувшую златовласку. Вопли и махание рук закончились большим бульком. Варвара бесцеремонно уставилась на меня, возвышаясь над пейзажем как продавец над арбузным полем, причем арбузы были сердитые и недовольные.

— Маленькая, но срочная проблема. Выйди.

Отойдя, я через несколько шагов присел на землю спиной к возобновившемуся празднику жизни.

— Что за проблема? — осведомилась расположившаяся рядом Варвара.

Мокрые плечи покрывала наспех накинутая рубаха, голые ноги девушка вытянула вперед, шевеля пальцами, почти синими от холода. Бедра и некогда гладкие икры топорщились гусиной кожей.

— Не переохладитесь, а то заболеете.

— Об этом хотел поговорить так срочно? — Варвара резко поднялась, окатив морозным воздухом. — Не маленькие, сами разберемся.

— Сюда двигаются пятеро на телеге. Четыре крестьянина и бойник. — Я потянул девушку за промокший подол рубахи, усаживая обратно. — С гнуком.

Варварино лицо, белое от холода, стало серым:

— Как это понимать?

Я предположил:

— В этих местах царит безвластие. Рыкцари ушли, цариссы еще не воцарились. А урожай собирать надо. — Мой палец указал вверх, на свисающие оранжевые солнышки. — Идут за апельсинами, прямо сюда, по просеке.

— Что будем делать?

— Уходить.

— Из этого рая?! После стольких дней мучений?!

— Что предлагаешь?

Варвара сузила глаза, превратив их в плюющиеся свинцом смертельные амбразуры:

— Нападать. Их всего пятеро, нас шестнадцать, у тебя тоже гнук.

— Я их стрелку не чета, не сможем даже подойти. Половину уложит еще по дороге.

— Как же подошел ты? И откуда знаешь о его меткости?

Наклонившись на один бок, я потер рукой сочившуюся кровью ягодицу:

— Метров с девяноста. Мне такое не по зубам даже во сне. Еще в плечо с сорока, причем он стрелял интуитивно, не видя меня, а только предполагая. И чуть не расщепил дерево, за которым я прятался.

— Круть, — обмерла Варвара, отдавая врагу дань почтения. К пупырышкам холода прибавились пупырчики испуга.

— Надо уходить. Распорядишься?

— Нет. — Варвара поднялась и обернулась к озеру: — Девочки! Нужно повторить утренний подвиг.

Там упала тишина.

— Собирайтесь, выдвинемся навстречу. Враг недалеко.

— Почему надо как утром? — не выдержал кто-то.

— Давайте сразимся! — донесся еще один возглас, наивный и звонкий.

— Там пятеро. Один с гнуком, настоящий мастер, — громко сообщила Варвара. — Остальные — крестьяне. Их жизни не стоят того, чтоб пострадала хоть одна наша.

— Не лучше разойтись миром?

— Нельзя обнаруживать себя, пока идет преследование. Каждая из нас — ценная добыча. Их стрелок — возможный рыкцарь, отставший от отряда или временно вернувшийся домой. Где один, там многие.

Она повернулась ко мне:

— Они же не сунутся к человолкам, правда?

— Правда, — признал я. — Пока не явится сила, способная нас выгнать, а их защитить, они сюда не придут.

— Вперед! — скомандовала Варвара, подбирая свои штаны и впрыгивая в них.

— А я? — Сидевшая на крутом бережке Кристина беспокойно крутила головой. Щеки пылали румянцем. Ее штанины были задраны до уровня шорт, пострадавшая нога с чувством морозилась на дне. Опуститься царевне пришлось прямо на влажную песчаную кромку, подоткнув под себя полы рубахи. Образовавшиеся грязные разводы не смущали; остальное, что выше и ниже, тоже красотой не блистало, выделяясь лишь степенью мокрости.

— Идти сможешь? — поинтересовалась Варвара.

— Сейчас попробую… — Кристина наступила несколько раз. Затем радостно потопталась. — Еще ноет, но, кажется, могу.

Я двинулся сквозь лес показывать дорогу. По мере одевания ученицы нагоняли меня, в просеку вошли уже полным отрядом. Перед пригорком, за которым пологий спуск, я остановился.

— Здесь.

Все как-то сразу потупили лица.

— Может, без Чапы справимся? — выразила общую мысль Антонина.

Я сказал:

— Сам бы с превеликим удовольствием устранился, но у человолков вожак всегда самец.

— Одно слово — звери, — сквозь зубы выплюнула Антонина.

— Если крестьяне сталкивались со стаей, они заметят несоответствие. — Меня чужие мнения не волновали, волновало наше будущее. — Все главные бойцы стаи — самцы.

Варвара перехватила слово:

— На этот раз враг будет близко. Глядя в упор, он должен принять нас за стаю и испугаться, а для этого должен поверить. Чапа, — ее лицо обратилось ко мне, — что сделать для правдоподобности?

Царевны застыли, на мне сосредоточилось их пугающее внимание.

— Кхм, — прокашлялся я. — Когда вы спускались с горы, издалека наблюдатель видел только отсутствие одежды и четвероногость, главные признаки человолков.

— А что еще? — недовольно вбросила Антонина.

— Чшш! — шикнули на нее.

— Ну-ка, рыкните, — попросил я.

Посыпалось:

— Рряв!

— Тяв!

— Гав!

— Ррр! — просто прорычала Амалия.

— Вот. — Я указал на нее. — Лучше просто рычите без всяких гавков. Не ртом, а из глубины, из самой груди, будто горло полощете. Ну-ка, все вместе!

— РРРР!

— Не фонтан, но сойдет. Рычать на противника — это первое. Второе: взгляд. Не опускать ни в коем случае. Кто отвел глаза, тот боится и заранее проиграл. Стая, которая боится, не противник. Третье.

Я перевел дух. Девочки ждали.

— Третье: поза и походка. Это главное. Любой отличит человека, ставшего на четвереньки, от настоящего человолка.

— Ну-ка, изобразили стаю, — включилась Варвара.

Ученицы опустились на карачки. Представшее глазам резало без ножа. Я вежливо попросил:

— Не возражаете, если поправлю.

— Для того и собрались, — кивнула Варвара, тоже приняв положение низкого старта. — Давай, знаток. Что не так?

— Все!

В таких позах только поясницу тренировать или челом бить перед вельможами. Не бойцовая стойка, а поклон или упражнение «достаньте руками пол». Царевен словно на веревке развесили, только прищепок не хватало. Перегнутые спины грозили сломаться, волосы свалились, обнажив загривки и перемешавшись с травой, налившиеся кровью лица видели только муравьев между ладонями. Лишь некоторые додумались не гнуть спину. У этих смекалистых торчали кверху округлые задики, глаза исподлобья пытались увидеть хоть что-то выше моих ступней, а никак. Потому что шея к такому не приспособлена.

— Вам даже стоять неудобно. А бегать или драться? Центр тяжести должен располагаться как можно ниже. Толкните друг друга.

Полянка, запруженная согбенными до земли созданиями, колыхнулась. Кандидатки в человолки поочередно толкнулись, и каждая завалилась на бок. Потирая бока, все вновь встали на четыре точки, стараясь найти наилучшее положение. На их пыжившиеся усилия нельзя было смотреть без слез.

— Что это? — Я подошел к Александре.

Теперь она сидела пятой точкой на сведенных пяточках, опираясь на разведенные носки ступней. Прямые руки внизу касались друг друга сдвинутыми ладошками.

— Милое создание. Няшка, ми-ми-ми. Хочется погладить по головке и угостить вкусненьким. Человолки так не сидят! — выговорил я.

Александра испуганно пригнулась как отруганная собака, но за что ругают, так и не поняла.

Я встал у коряво изогнувшейся Клары:

— А это?

Типичнейшая ошибка, и никаких выводов из моего первого замечания не сделано. Царевна покраснела.

— Мне так удобно, — выдавилось сквозь надувшиеся губки. — По-другому не могу.

Снова сведенные ступни и ладони. Еще и колени. Прямо опущенные руки. Почти прямые ноги. Спина изображает трамплин, который заканчивается свесившейся головой. Удобно пукнуть в лицо врагу, но не драться с ним.

— Не пойдет, — просто сказал я, переходя к Майе.

У этой получше. Задние ноги чуть расставлены, а передние, увы, снова вместе. Снова трамплин, не позволяющий поднять лицо. Я нажал ей на поясницу, немного опуская, отчего спина выгнулась горбиком.

— Так? — радостно спросила она.

— Не так, но не хуже, чем было.

У одной низенькой царевны, не помню имени, ладони и ступни упирались в землю строго друг за другом, по одним параллельным линиям. Как собирается ходить — боком, в манере краба?

Варвара, замершая в позе для прыжка, нервно ожидала похвалы. Ее тело прижалось к земле, выпятив лопатки, ноги напружинились, лицо глядело вперед.

— Для начала боя хорошо, а двигаться не сможешь: весь вес позади.

— А так?

Она переместила центр тяжести и чуть не завалилась вперед. Выправившись, девушка стала похожа на детскую лошадку, но никак не на бойца.

— Не пойдет, — подытожил я и обратился ко всем: — Встаньте и сделайте упражнение на растяжку. Кто умеет — сядьте на шпагат. Потренировались? Теперь расставьте ноги пошире.

— Настолько?

С усилием выпрямившееся воинство выполнило указание. Чтоб не растянуть или не порвать при сильном сгибании ног, каждая синхронно приподняла прихваченную над коленями ткань штанин. Чисто мужской жест, но в данном исполнении напомнил придерживание пальчиками пышного кринолина.

— Еще шире. Носки не в сторону, а вперед. Опускайтесь вперед расставленными на ширине плеч руками. При виде сверху должна получиться трапеция. Смотрите на меня.

Я показал.

— Так бы сразу, — облегченно выдохнула Амалия.

Вот же он, способ научить и воспитать: «делай как я». А «делай, как я говорю» — свидетельство беспомощности или высокомерное издевательство.

Дело сразу пошло.

— Колени не вперед, а в стороны и только потом вперед! Спины параллельно земле! Антонина, тебе шлем и меч не мешают?

— Пусть будут, — не отступилась та. — Придет время, сниму.

Точно, она ведь дежурная.

— Ступни держать параллельно, не раздвигать уголком. Варвара, чтоб выпрямиться, нужно не носки свести, а пятки раздвинуть.

— Тогда зад поднимается! — возмутилась девушка.

— Так и должно быть.

Одновременно еще несколько холмиков взметнулись ввысь.

— Положение ступней закрепили? Теперь таз опускать до тех пор, пока спина не выправится по горизонту.

— Но это слишком… откровенно, — застыдилась Клара, глядя на успешно выполнившую упражнение Варвару перед собой.

— Ты о чем думаешь?! — зашипела на нее Варвара. — О жизни своей никчемной думай!

— Но я… — пунцовая даже на верхней стороне ладоней, Клара заткнулась.

Она попыталась сделать, как надо, но что-то внутри не давало. Что-то в характере, а не в теле.

Остальные потихоньку справлялись. Еще не стая, но уже стадо, не толпа. Прогресс, однако, чтоб им счастья привалило размером с этот прогресс.

— Колени не должны быть под локтями, — заметил я ошибку сразу у нескольких. — Выводите за локти, наружу.

Клара чуть не плакала. Поняв, что дальнейшие замечания принимают опасно-интимный характер, Варвара обошла ее сзади.

— Таз ниже, ноги в стороны… — Она взялась руками поправлять Клару.

— Не могу! — взмолилась та. — Я как на выставке!

— О, точно, — согласилась Варвара, — представь, что я врачевательница, и нужно показать все как можно подробнее.

— Какой стыд, — пробормотала Клара.

Но нужную позу приняла.

Я встал перед ними:

— Теперь идем вперед. Одновременный шаг руки и противоположной ноги. Раз!

Кто-то завалился. Кто-то перепутал и шагнул иноходью.

— Еще раз, — скомандовал я. — Отлично. Еще. Раз! Молодцы! Раз! Раз!

Для большего нет времени.

— Можно выдвигаться. — Отвернувшись, я взобрался на край пригорка. — Едут. У нас пара минут.

Рядом с хрустом примялась трава под присоседившейся Варварой:

— Ты должен показать пример.

— Черт бы вас подрал, — бросил я, понимая, что девушка права.

— Я бы не отказалась, — облизнула она губы.

Это шуточки такие или возраст бурлит? Скорее бы сдать беспокойное хозяйство в родительские руки.

— Всем опустить головы, — приказал я. — Когда поднять, скажу.

Только что чувствовал себя пастухом перед стадом, теперь же превратился в зверушку на арене цирка, а четвероногие нелепости — в зрителей, причем придирчивых. Если б можно было как в цирке хоть на секунду свет выключить…

Увы. В небе шкворчала ослепительная глазунья, чей знакомый желток доказывал, что мы все же на Земле, пусть и не в своем времени. В каком? Позже разберемся. Сейчас передо мной стояла другая задача: прилюдно раздеться. Для начала пришлось отползти с бугра: не светиться же перед противником. Это еще больше приблизило меня к заждавшемуся на четвереньках… стаду? Отряду? Может, все же, стае, как они наивно о себе воображали?

Взгляд обвел плотно заполненную площадку, и вдруг пробрало до печенок: мне словно поклонялись. Ощущение, скажу, невероятное: полтора десятка царевен опустились на колени и покорно склонили головы. Только Варвара выделялась, с удобством возлежа в траве практически рядом: скрещенные ноги сзади, руки перед собой, в уголке губ дергалась покусываемая травинка. Пришлось состроить злобную рожу, чтоб сосредоточенные на мне влажные колодцы хоть на время прихлопнулись крышками.

Приступим. Откинутые портянки накрыли сапоги, следом отправилась рубаха, последней была быстро стянута юбка.

— Ваша очередь. — Я сел на пятки спиной к царевнам и стал ждать.

Необходимо было слышать приближение противника, но звуки неслись только сзади: шорох, кряхтенье, легкое звяканье металла.

— Можно, — раздалось через минуту.

Всеми силами вжимаясь в землю, на меня глядели полтора десятка пародий на человолков. Видны только вздернутые лица, покатые спинки и венчавшие композицию раздвоенные холмики. Глаза — испуганно-детские, ожидающие наказания за сотворенную шалость. Были конфузливо прячущиеся, как у Клары и еще кое-кого, а так же дерзкие, как у Варвары, и несколько деланно равнодушных. Пришлось напомнить:

— Что я говорил про взгляд?

— Кристина, останешься с вещами и оружием, — внезапно приподняв голову, распорядилась Варвара.

— Правильно, — согласился я. — Кстати, еще: всем, у кого стянуты или заплетены волосы, распустить их и растрепать. Человолки не расчесываются. Даже пятерней. Можете смазать глиной или землей, или что там у вас под ногами. Чем страшнее, тем лучше.

— Жалко, — жалобно прокуксилось сзади.

— Если вернемся, отмоем.

Варвара, державшаяся позади, но как можно ближе ко мне, уцепилась за слово:

— Если, поняли?

Ну, всех подготовил, осталось заставить себя самого. Я еще раз оглянулся на свое воинство, решив толкнуть что-нибудь воодушевляющее, как всегда делают полководцы перед битвой:

— Любое проблемное событие, будь то мелкие неприятности или неописуемое горе — измерение силы воли. Слабые ломаются, сильные закаляются. Будьте сильными! Побеждает не тот, кто сильнее, а кто идет до конца. Готовы?

— Алле хвала!

Как же режет слух этот боевой клич.

— И не забывайте: спины параллельно земле! Ступни ровно, колени в стороны, центр тяжести как можно ниже. Выходим!

— Я справа от Чапы, Антонина — слева! — понеслись команды Варвары, когда, совершив над собой насилие, я встал на четыре ноги, спина выпрямилась, и тело с кошачьей грацией двинулось вперед.

— Вот как надо ходить, видите? — обратила Варвара всеобщее внимание туда, куда я меньше всего желал.

У меня все подобралось и съежилось. И ведь все понимает, мерзавка, но нарочно желает. Ох, отомщу однажды, и мстя моя, как говорится, будет ужасна. И повод, который благородным мотивом прикроет будущий акт возмездия, тоже будет непробиваемым. Уж я постараюсь.

— Распределитесь по росту и комплекции! — продолжала распоряжаться царевна Дарьина. — Большие и высокие рядом с нами, мелкие во второй ряд. Создавайте видимость массовости! Нужно выглядеть грозно!

Я распластался как можно ниже, пряча все лишнее в траве. Трава щекотала и кололась. Миновав последние метры, я приподнял голову над пригорком.

— Человолк! — раздалось вдали.

Ну и зрение — до них метров двести. Лошадь мелко трусила, таща пустую телегу по не езженой с прошлого года просеке. Все пассажиры телеги соскочили, хватаясь за оружие: дубины, вилы. Бойник прикинул расстояние, посомневался, но стрелу направил. Правда, пока не выстрелил. Хочет, чтоб наверняка.

Я поднялся на всю высоту четырех конечностей.

— Грррррр! — раскатисто выдало горло подзабытый звук.

Справа ко мне прижалось крепкое холодное плечо Варвары, слева, немного отстраненно, высунулась Антонина. Самые массивные наши девочки. За ними появлялись и появлялись остальные. Сзади напирали еще, приподнимаясь всем телом на руках и ногах, высовывая вверх любопытные головы.

— Грр! — снова вступил я.

— РРРРРРР! — накрыло лес подхватившим многоголосым рыком.

Настал решающий момент.

— Он привел стаю!

— Отходим!

— Сысой, Рюма, лошадь спасайте! Уводите, прикроем!

Крестьяне засуетились, начали быстро вызволять лошадь из упряжи.

— Не отобьемся!

— Самыка, они, кажись, не голодные.

Все пятеро одновременно оглянулись на нас.

А вот вам баклажан в салат из помидоров. Я пошел вперед — медленно, крадущимися стелющимися шагами. Немигающий волчий взор обещал кусать, кромсать, рвать и грызть до последнего издыхания. Варвара выдвинулась рядом, выверяя каждое движение, следя за коленями и спиной. Чуть задержавшись, слева бочковато вывалилась Антонина.

Суета превратилась в панику:

— Бросайте все, бежим!

— А лошадь?

— Сама вернется.

— А если ее съедят?

— Пусть лучше ее!

Опережая Антонину, слева выскочила Майя. Курносый нос недовольно вздернулся: почему не преследуем? Казалось, еще секунда, она залает и бросится в нападение в одиночку.

Я продолжал идти медленно, лишь немного ускоряясь. Только увидев, что противник скрывается в лесу, осторожно перешел на бег.

— Гррр! — выдал им на прощание.

Ученицы в меру умения бежали за мной. Целая лавина звероподобных существ скатывалась с пологого холма. Лошадь ржала, запутавшись в постромках. Достигнув телеги, я остановился. Подоспевшая Варвара выпутала дергавшуюся лошадь, и освобожденная животина рванула в обратном направлении.

— Гррр! — напомнил я о себе, если кто-то вздумает остановиться.

— Победа? — прошептала сиявшая Майя.

Еще бы, такое приключение. Кому расскажешь… нет, лучше не рассказывать.

— Еще нет, — возразил я, взглядом избегая отвлекающего района подмышек четвероногих соратниц, где навязчиво белело, выступало, свисало, раскачивалось или заострялось. — Но почти. Забирайте из телеги все съедобное. Вещи оставьте. Если кто вернется, пусть он останется уверен, что в роще настоящая стая.

— Здесь котел! — Антонина выглядывала с другого конца телеги, чтоб не показаться мне на глаза.

— Нет.

Она указала на мешок с крупой:

— А в чем будем варить это?

Крупа?! Ура! На душе посветлело.

— В шлемах.

— Как в шлемах? — На меня воззрилась не только Антонина. — В них подкладка и отверстия!

— Подкладка съемная, а отверстия две трети объема оставляют глухим, что нам прекрасно подходит. Берите крупу, дуйте обратно, там переодевайтесь и ждите. Варвара, Майя и… Ярослава?

Стоявшая рядом красивая крепкая блондинка кивнула, что да, я не ошибся, Ярослава. Она быстро освоилась со звериной ролью, отлично бегала на четвереньках и не стеснялась меня. То, что требуется.

— Вы трое со мной. Проверим, реально ли от нас сбежали. Амалия, остаешься за старшую. Если за нами погонятся, беритесь за оружие.

— Здесь еще соль! — донеслось от телеги.

— Берите обязательно. — Мой кадык дернулся в непроизвольном глотке.

Я рванул по просеке галопом. Тыбдын, тыбдын, тыбдын. Прыжок, приземление на руки, перебирание, мощный толчок ногами. Тыбдын, тыбдын, — три ученицы за мной, остальные с радостью в обратную сторону.

Царевны не успевали, я набрал слишком большую скорость. Таков расчет. Они прикроют меня, если что, а в самое пекло, извините, я один. Моей целью был следующий волнистый пригорок, с которого можно увидеть, что дальше. До его верхушки — метров пятьсот. Для меня, долго передвигавшегося подобным образом, пустяки, для учениц — невыполнимая задача. Едва научившиеся ходить смешно перебирая руками и ногами, то и дело забывая о ровной спине и вскидывая попы, они были в шоке от моих прыжков.

С возвышенности удалось заметить, как, не снижая скорости, вдали исчезают крестьяне и балахонистый защитник. Все отлично. Я спокойно потрусил обратно, махнув царевнам, чтоб не старались и ждали там, докуда дошли. Ну, доковыляли.

— Сбежали? — спросила Варвара, единственная не опустив голову до земли, когда я приблизился.

— Только пятки сверкают.

Прикольный у нас получался военный совет: трое на одного, лицом к лицу, и все на четвереньках. На вид сверху — птичий след.

— Значит, можно больше не притворяться! — восторженно воскликнула Майя.

Восторг мгновенно сменился задумчивостью.

— Ну… — Я замялся, представив, как идем назад во весь рост, такие разные. — В принципе…

Царевны, до сих пор державшиеся в мою сторону только лицом, с сомнением переглянулись. Варвара начала подниматься.

Я резко встал, прикрывшись ладонями:

— Иду вперед и не оборачиваюсь. Иногда поглядывайте назад. Если что…

— Знаем, — перебила Варвара, — не маленькие.

Как же она права. Удаляясь, я буркнул под нос, выравнивая дыхание и выгоняя из памяти ненужное:

— В том-то и дело.

Часть вторая

Все на одного

Глава 1

— Наш четвероногий защитник! — выкрикнул кто-то, решив поюморить. — Гроза крепостных! Да здравствует человолк Чапа — лучший командир среди человолков, и лучший человолк среди командиров!

Остальные вроде бы сохраняли серьезность:

— Хвала командиру! Алле хвала за такого командира!

Возвращение вышло триумфальным. Косясь и посмеиваясь, одевшиеся ученицы воздавали нам хвалу, а затем, словно сговорившись, скопом бросились на меня. Конечно, сговорились. Как ни отбивался, я оказался схваченным, пятнадцать всегда поборют одного. Меня принялись качать, мои три соратницы тоже подключились. Особенно усердствовала Варвара.

— Ра-аз… два-а… три-и… — скандировал забавлявшийся хор.

Я подлетал и падал в подставленное море рук.

— Четы-ыре… пя-ать… ше-эсть…

Меня переворачивали в воздухе, подкидывая то так, то эдак.

— Се…

Кто-то не удержал, кольцо рук прорвалось. Хорошо, обошлось сотрясением земли, а не мозга.

— Аааа-а!!! — Проказницы разбежались в разные стороны, едва я начал подниматься.

Варвара, Майя и Ярослава улепетывали вместе со всеми. Где-то за деревьями им отдали одежду. Моя стопка по-прежнему лежала у пригорка. Сквозь деревья за мной наблюдали десятки шаловливых глаз.

Одеваться пришлось на виду, повернувшись спиной. Жизнь в стае приучила не обращать внимания на подобные мелочи, это ведь мелочи, если не имеют последствий. А какие последствия у веселого подглядывания? Царевны хоть и вышли из детского возраста, но в стадию унылой взрослости не вошли, ребячливость и желание пошалить проглядывали в каждом поступке. Представляю, что творили бы в прежней школе мои одноклассницы, если бы тоже учились одни, без мальчиков. Вплоть до одиннадцатого класса. Затем в институте — без парней. Интуиция и полученное за последнее время знание людей подсказывали, что игривым любопытством, как у местных, дело бы не ограничилось. Ведь «жизнь нужно прожить так, чтобы не было больно за бесцельно прожитые годы».

Ну, любят у нас выдергивать из контекста. И не только у нас, это общемировое заболевание — перевирать масштабное чужое, чтоб подкрепить авторитетным мнением корыстное и куцее свое. А что было у Николая Островского? «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно стыдно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое». В цитировании окончание фразы, как правило, убирали, оно не вписывалось в новые реалии. Зато активно следовали продолжению: «И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее». Обидно, что призыв к достойной жизни подняли на стяг сиюминутных удовольствий.

Облачившись в замызганные юбку и рубаху, я обул сапоги и опоясался портупеей с оружием.

— Не обижаешься? — Пряча улыбку, ко мне подошла Варвара. — Девочки от радости. От всего сердца.

Позади нее сбилось в кучку виновато переглядывавшееся стадце.

— Понятно, от радости, — ворчливо ответил я. — Не для забавы же, в самом деле.

Вернувшись в рощу у озера, первым делом все бросились к апельсинам. Пальцы рвали, выжимая в подставленный рот, зубы выгрызали мякоть из разодранных половинок, звуки стояли, словно стая волков лакомится человечинкой. Но до чего ж завидно и аппетитно. Разум все еще обиженно бухтел, а рука не удержалась. Сладковатая кислота брызнула в нёбо, обтекла язык, разлилась по пищеводу и подбородку. Остановиться удалось, только откинув третью корку. Тогда я встал посреди полянки, упер руки в бока и выдал во всеуслышание:

— Нужны дрова. Кто не принесет — всыплю по мягкому месту похлеще ваших четверодителей. Ну, чего стоим?!

Прозвучало совсем не шутливо — я еще не отошел от проделки со мной.

— Не имеешь права! — заявила в ответ Антонина.

— Мы в походе, здесь правила устанавливаю я. Объявляю, что теперь у нас есть телесные наказания.

Не позволю больше над собой насмехаться.

Варвара подхватила Антонину и увела с глаз долой. Ученицы занялись костром. Я подготовил для него удобное место, наковыряв и притащив камней для установки «котлов», то есть оставшихся у нас четырех шлемов.

— Не отдам, — внезапно встала в позу Антонина, когда Варвара по моему приказу попыталась изъять девайс. — Он закоптится, а подшлемник испортится.

— Нет проблем. — Я равнодушно пожал плечами и продолжил раскладывать хворост. — Апельсинов много, с голода не помрешь.

— Не поняла.

Я пояснил свою незатейливую мысль:

— Кашу будем есть без тебя.

— Шлемов нет у многих, они свои выбросили! — возмутилась Антонина. — Они тоже не должны есть!

— Бросить шлемы был приказ — для тех, у кого не осталось сил двигаться в них. Если ты свой сохранила, это тебе в плюс. Ты сильная и ответственная. Это здорово. А твой шлем теперь нужен для общего дела.

Под взорами, которыми на нее глядели, Антонина смирилась. Гордо задрав нос, она кинула мне шлем, словно пожаловала милостыню нищеброду.

Воду поставили на принесенные камни. Собранная сухая трава вспыхнула от искры кремня, занялись веточки. Постепенно разгорались более солидные дрова, за неимением топоров нарубленные мечами. Я сидел на корточках, вороша поленья. Рядом подсела Варвара:

— Нужно посмотреть твою рану.

— Ты уже посмотрела, — хмыкнул я, — когда восхищалась моей звериной походкой.

— Тогда я рану только заметила, — не отлипла девушка. — Нужно посмотреть внимательно, вдруг что-то серьезное.

— На серьезном я бы не сидел.

— А если загноится? Тогда необходимо прижечь или присыпать травами.

— Разбираешься в травах?

— Я разбираюсь в людях, и у меня есть человек, разбирающийся во врачевании.

Мимо как раз проходила Амалия.

— Посмотри, пожалуйста, — попросил я Амалию, приподняв юбку на одной ягодице. — Это не серьезно?

Она бросила мимолетный взгляд.

— Заживет.

— Спасибо.

Когда обернулся, Варвара уже стояла в трех метрах, обращаясь ко всем:

— Пока закипает, предлагаю сыграть в игру, она из толпы делает команду.

Тимбилдинг — под таким названием я знал подобные игры. Девочки заинтересовались.

— Становимся вокруг костра в два круга, один внутри другого, — распорядилась Варвара. — Поровну, восемь и восемь. Один круг лицом к другому, попарно, как бы лучиками солнца.

Началось броуновское движение внутри одной отдельно взятой полянки. Меня Варвара поместила во внешний круг, сама встала рядом справа.

— Расположились? Теперь киваем той, кто оказался напротив в другом круге. Один кивок означает рукопожатие. Если обе кивнули по разу — насколько возможно дружески пожмите друг другу руки.

— С нами Чапа, — вмешалась оказавшаяся во внутреннем круге Амалия, на лбу которой, как и у всех, горел вопрос: что же будет дальше? — А ты говоришь только в женском роде.

— Прости, Чапа, привычка, — отмахнулась Варвара и невозмутимо продолжила. — Итак, один — пожатие руки, а два кивка — обнимание за плечи, можно с чуть отстраненным легким прижатием. И, наконец, три — тесные объятия, можно с дружескими поцелуями, если вам хочется и человек попался хороший. Если количество кивков разное, считается меньший результат. Все понятно?

— То есть, если хочешь обняться, а тебе жмут руку… — протянул кто-то сзади.

— Жмешь в ответ и не рыпаешься, — отрезала Варвара. — Правило должно соблюдаться четко. Закон всегда на стороне более скромного в запросах. Итак, киваем.

Во внутреннем круге передо мной стояла Кристина. Она так быстро откивала три раза, что мне пришлось сделать так же.

— Теперь выполняем то, что накивали, — объявила ведущая.

Мы шагнули друг к другу, обнялись и вместе со всеми расцепились, сделав по шагу назад. Порозовевшая Кристина благодарно улыбнулась.

— Не болит? — я указал взглядом на ногу.

— Теперь — совсем не болит, — лукаво сощурилась она, будто между нами завелась очередная тайна.

Варвара огласила:

— Внешний круг — переход на одного человека влево, внутренний остается на месте, и повторяем предыдущее упражнение!

Передо мной оказалась Майя. Она расплылась в такой непосредственной детской радости, что кивнуть меньше трех раз казалось кощунством. Мы тоже тесно обнялись, как старые друзья и соратники.

Мне игра начала нравиться.

По мере продвижения я оглядывался краем глаза на остальных, и так же делали все ученицы. До рукопожатия никто не снизошел, все обнимались: либо за плечи, либо по-настоящему.

— Переход!

Вот и Клара. Стеснительная, вечно краснеющая. Я упростил ей выбор: кивнул три раза и замер. Ее ресницы испуганно хлопнули, и она ответила тем же. Мои руки раскрылись. Клара робко подняла свои. По шагу навстречу, конфузливое соприкосновение, и мы неожиданно жарко обнялись, прижавшись щеками. Кларе пришлось встать на цыпочки. Ее щека была сухой и раскаленной, как песок на пляже.

— Видишь, я не кусаюсь, — шепнули мои губы в близкое ушко, решив то ли подбодрить, то ли успокоить, то ли пошутить.

— Не факт. — Кларино лицо осталось серьезным. — Это слова, а словам верить нельзя.

— Правильно, — согласился я и легонько цапнул зубами за мочку.

Опешившая девочка отпрянула.

— Переход!

Секунда — и передо мной новое лицо. Ученица по имени Феофания испуганно взморгнула, ротик открылся. Чуточку низенькая, плотно сбитая, она лучилась жизнелюбием и бездонным доверием к миру. Близко посаженные глаза на широком лице создавали иллюзию полноты, но она сразу терялась при опускании взгляда ниже: коренастое тельце и желало бы растолстеть, да кто ж ему даст. Голод и нагрузки уничтожили былые запасы. Осталась только отрыгнутая обстоятельствами жизнерадостность.

Царевна нервно откинула лезущую в глаза темную прядь. Никогда не сталкивавшаяся со мной столь близко, Феофания не знала, что делать. Кажется, она меня боялась. С дружелюбной улыбкой я медленно махнул головой, потом еще… и еще. Не меняя ни выражения лица, ни застывшего в ступоре взгляда, ни даже положения раздвинутых бубликом малиновых губок, она почти бездумно поддержала мой выбор. Затем — шаг, словно на эшафот. Руки и тела переплелись на несколько горячих мгновений. Слишком горячих. С той же силой, что страшилась, теперь она вознеслась над собственным страхом. Отрываться не хотелось ни ей, ни мне. Но пришлось.

— Переход!

Александра. Ее роскошные золотые водопады заставили сердце сжаться в память о Зарине. Царевна уловила что-то в моем взгляде — некое страдание, спрятанную боль. Сделав три быстрых кивка, она, не дожидаясь ответа, сочувственно прильнула. Я прижал к себе чудесную светлую головку. Сердце дрогнуло. Отступая, пришлось отвернуться из страха увидеть не то лицо, что стояло перед глазами.

Следующий шаг в сторону привел меня к Любаве — еще одной серой мышке нашего отряда. Вместе с Феофанией они могли бы составить пару близнецов. С одинаково круглыми лицами, одной надежно-крепкой приземистой формации, обе компанейские неконфликтные хохотушки легко различались с первого взгляда: Феофанию природа одарила пышными темными волосами, ниспадавшими до ключицы, Любаву — не менее пышной и яркой белизной, подстриженной точно так же. Обе периодически закидывали непослушные локоны за любопытно торчавшие уши.

Любаву раздирали противоречивые эмоции, она глядела на меня с ужасом, тело одновременно отстранялось и тянулось вперед. Вспомнил: в мою бытность ангелом она вместе с Кларой расспрашивала меня о мальчиках потустороннего мира. Сейчас перед ней стоял живой мальчик мира реального. Обеспокоенный Любавин взор пробежался по сторонам. Там царило нарастающее братание. Два раза уже никто не кивал.

Пришлось помочь с непростым решением. Не бойся, я не злой серый волк, кушающий хорошеньких девочек, сказало мое трижды качнувшееся лицо. Царевна помедлила, вдруг засияла и поддержала предложенное решение. Плотненькое тельце привстало на носочки… и поцеловало в губы.

Я не ждал такого и как-то машинально отстранился. Любава сжалась, будто ее ударили, на лице вновь отразился ужас, а глаза заволокло сыростью, что грозила прорваться бездонным океаном.

Ну что ты будешь делать, детский сад и сбоку бантик. Взяв лицо окаменевшей царевны в ладони, я сам поцеловал ее — по-братски, успокаивающе, но… ведь в губы. В ответившие губы.

— Браво! — воскликнула все отмечавшая Варвара. — Переход!

Мы с Любавой смущенно распались двумя магнитами, вдруг обращенными другим полюсом, и покосились на окружающих. Оказывается, замечание Варвары касалось не только нас. Вот, вроде бы: у каждой ученицы свои понятия, свое мировоззрение, свое отношение к конкретным окружающим, которое понятно и незыблемо… Но нет. Глядя на ликующее переплетение тел рядом, стало стыдно кивать два раза и совсем невозможно один — даже если пересиливаешь себя для этого. А наблюдая за искренне обнимающимися и даже целующимися, хочется попасть на их место. Это же так просто — всего-то кивнуть на один раз больше.

В чистом воздухе кружила мошкара, но не досаждала. Под ногами шуршала трава. Стрекотали кузнечики. Только вряд ли кто-то видел сейчас окружающий пейзаж или слышал какие-то природные проявления. Все чувства сосредоточились на главном.

Меня пробрало до печенок: передо мной стояла Антонина — недавно надменная, озлобленная проигрышем в диспуте с возможным смертельным исходом, но прощенная и вновь принятая в команду. Вечно пикировавшаяся со мной по поводу и без. Сейчас ее глаза говорили: забудем былое. Сосредоточенно глядевшее лицо деловито кивнуло — троекратно.

Ладно, забудем. Я раскрыл руки для объятия.

Из Варвары интриганка — не хуже, чем из ее родительницы. Человек всегда остается человеком, общественным животным, что бы о себе ни воображал. И поступает соответственно — думая, что сам принял решение. Ага, щщаз. Варвара лихо поставила всех в ситуацию, отступать из которой выглядело неприличным. Наоборот, приличным и естественным — не отступать. Я понимал это где-то внутри. Глубоко внутри. А снаружи следовал за фонтанирующим ручьем действия.

Антонина, крупная, одного со мной роста, сграбастала меня целиком, вжав в доспехи. Ее губы нашли мои и хозяйски впитали. Прилетел и окучил их нахальный язычок. Я не успел даже удивиться.

— Следующая! — выпалила Варвара, которая следовала за мной по пятам.

Она выпросталась из рук Любавы и шагнула к ошалелой, бурно дышавшей Антонине.

На меня глядела только что выпавшая из чужих товарищеских объятий Амалия. Девичьи щеки вспыхнули румянцем: все же не подружку получила в напарницы по игре, а парня. И командира в одном лице. Но какая разница, это игра, всего-навсего игра. Ей хотелось огня, фейерверка, забыться и улететь… но природные скромность и кротость просто перли из каждой щели… ну, это так говорится. Амалия была девушка милая, простая и серьезная. Каре темных волос пошло волнами: три безоговорочных кивка. Напряжение вспыхнуло и заискрило. Нас толкнуло друг к другу, как автомобили в краш-тесте: притиснуло, раздавило, расплющило. Передо мной возникло ищущее зовущее лицо. Глубокие глаза, затянутые поволокой, закрылись. Я впечатался в подставленные губы.

А ведь минуту назад ни она, ни я представить не могли, что наши тела заходят стать одним, а мысли и рты на миг станут общими. Параллельные прямые не пересекаются, учат нас в школе. Ерунда, еще как пересекаются. Только их слишком уж много.

— По одному, по два кивка в этом туре было? — донесся из другого мира голос Варвары.

— Было по два! — откуда-то ответили ей.

— Продолжаем! Переход!

Амалию унесло вихрем ускорившихся событий. Снова Кристина. После семи раундов с другими поединщиками сердца бились бурно и в унисон. Оба взбудораженные, до предела взвинченные, мы сразу шагнули друг к другу. Губы встретились. Меня расплескало по горизонту чувств.

Спереди Ярослава дружески тискалась с Майей. Сзади Амалия восполняла с Варварой время и ощущения, недодобранные со мной. Все четыре косились на меня и унесшуюся в межзвездные дали Кристину.

— Следующая!

Майя вспорхнула на меня радостным воробушком. Из внешнего круга донесся гул недовольства. Ярослава по-братски крепко прижимала к себе Феофанию, но лица обеих обратились назад, на меня. Выпрыгивавшее сердечко Кристины колотило довольную чем-то, хитро скалившуюся Варвару.

На этот раз Майя не обошлась без поцелуя. Мы оба помнили утро и внезапный порыв, совершенный в ожидании страшной развязки. Казавшийся нам последним, как достопамятная самая вкусная земляничка Хрисанфии, тот поцелуй был другим. Он стоил смерти.

Этот стоил жизни.

— Переход!

Снова Клара. Бегающие глазки. Вздымающаяся грудка. Пятнисто-пунцовые щеки. Сбитое нервное дыхание. В голове явно зреет непростое решение. Низенькая царевна делает над собой усилие и взлетает на цыпочках. Распростершиеся руки обвивают мою шею. Рот находит рот и залепляет его, как скотч дырку на штанах.

Сбоку нас жгут неестественно зеленые лазеры Ярославы, стоящей во внешнем круге слева от меня. Белые, почти платиновые волосы недовольно змеятся, готовясь то ли к броску и укусу, то ли к удушению. В любом случае ничего хорошего не сулят. Собственные ощущения в данную минуту царевну не занимают.

— Так нечестно! — слышится от нее громко и обиженно.

Варваре не нужно объяснять, что именно, и, словно она давно готовилась, сразу разнесся ее довольный голос:

— Это командная игра, правила существуют лишь для начала. Дальнейшее строим сами, как пожелаем. Главное — вместе!

Ярослава и едва не опередившая ее Феофания мигом повисли на мне с одной стороны, Варвара с Кристиной — с другой. Подключились остальные. Куча-мала росла в геометрической прогрессии. Круги разрушились, все обнимались со всеми, поперек и всмятку, большинство атаковали меня.

— И я! И я хочу! — доносилось от оказавшихся сзади.

Варвара с трудом высвободилась, выползя из вопящего месива чуть не под ногами. Пожевывая тростинку, она со стороны с улыбкой наблюдала за устроенным безобразием.

От меня не отстали, пока не обнял и не чмокнул каждую.

— Кипит, — со вздохом констатировала Варвара.

Глава 2

Вода во всех шлемах не просто кипела, а выкипала. Утихомирившиеся ученицы все вместе посмотрели на меня — видимо, готовить в школе не учат. Всю жизнь их кормили другие.

— Антонина, неси крупу.

— Почему я?

— Ты самая сильная. Клара, наберешь в горсть и будешь сыпать, пока не остановлю.

— А с этим что делать?

Феофания захватила из леска вид гороха, который я принес им перед уходом.

— Молодец! — похвалил я. — Бросай в отдельный шлем, сегодня у нас будет первое и второе. Теперь делаем себе ложки: находим подходящую ветку, отрубаем, очищаем и выстругиваем углубление.

Ближайшие минуты все были заняты. Майя от усердия высунула язык, Клара и Кристина, наоборот, сжали зубы до побеления щек. Феофания прикусила нижнюю губу. А ненапрягшихся скул вообще не было — царевны старались изо всех сил, и работа лицевых мышц, видимо, как-то им в этом помогала.

Я иногда помешивал веточкой варево, не зная, сколько его надо варить. Ничего, горячее сырым не бывает, после пытки апельсинами съедим все.

Вскоре около костра собрались все ученицы, запах привел. Перенесенные из огня шлемы прочно сели в подготовленные углубления.

— Прошу к столу! Объявляю обе… — я посмотрел на горизонтально пробивавшиеся с запада лучи и поправился, — ужин открытым. На первое — гороховый суп. Прошу черпать осторожно. Горячо.

— Не маленькие, — вновь отделалась привычной фразой Варвара, отпихивая меня плечом.

В шлем потянулись сразу полтора десятка ложек.

После супа приступили к каше. Ели одновременно, никому не мешая, прилюдно чавкая и цокая от удовольствия.

— Вечером устроим большую стирку, — шепнула мне Варвара, с трудом оторвавшаяся от еды.

После многодневного плена рубахи и штаны царевен превратились в грязные рваные ошметки. Ночевки в пещере и лесу лоска не добавили. Моя трофейная одежда, снятая с убитого рыкцаря, пахла тоже отнюдь не Хьюго Боссом. Проблема, однако. Только как бы ее решить так… поаккуратнее? Чтоб радикально, и при том без обиженных и виноватых. Попозже, решил я, придумаю деликатный способ. Существуют проблемы более злободневные: безопасность, пища, скорейшее достижение отрядом освобожденных территорий. Поэтому я возразил:

— Завтра все равно идти через грязь и снова потеть. Потерпите до возвращения к своим.

Варвара презрительно сморщилась:

— Сразу видно — мужчина.

— Одежда до утра не высохнет.

— Не твои проблемы.

— Как раз мои!

Варвара вновь поглядела на меня, как владелец бронированного Роллс-Ройса на рискнувшего остановить гаишника:

— Девочки больше не могут ходить в грязном. Сегодня — стирка.

Она отклонилась от меня, снова зачерпывая корявым подобием ложки и отправляя еду в рот — как бы известила, что тема закрыта и обсуждению не подлежит.

В недавнем желании остаться с Томой в горах и дать бой рыкцарям, Варвара проявила удивительную смесь трусости с отвагой, она предпочла возможную опасность страшащей неизвестности. Но неизвестность выиграла у опасности. Тогда амбициозная девица загнала претензии на значимость подальше и с удовольствием отказалась от лидерства, возложив на плечи того, кто рискнул. И всегда держалась рядом, чтоб подхватить, когда этот взваливший на себя ответственность надломится. Иногда сама провоцировала. Толчок мог оказаться исподтишка или внаглую, как у Аглаи во время игры в «желайки». Варвара, виртуально получив по зубам, чаще всего откатывалась на исходные позиции, помахивала хвостиком и вновь подлизывалась. Сложный человек. Впрочем, где я видел простых? Надо уживаться и делать общее дело с теми, которые есть. А если они все с прибабахом, то кто сказал, что я сам без него?

Когда последняя ложка доскребла остатки, я объявил:

— Нужно создать подразделения. Трудно уследить за всеми.

— А ты не следи, — буркнула Антонина.

— Почему? Мне нравится, когда он за мной следит, — ровным голосом сообщила Ярослава.

Я по-командирски строго глянул на нее: не до шуточек в таких вопросах.

Ярослава спокойно выдержала взгляд, а затем подмигнула. Ну, Варвара, устроила бедлам. Тимбилдинг делает из толпы команду, Варвара сумела превратить команду в толпу. Тогда вопрос: не этого ли результата она добивалась?

Хороший вопрос. Обсужу его как-нибудь наедине с собой.

— Как будем делиться? — вернула нас на землю Амалия.

— На пятерки.

— Как в сестричестве! — воскликнула Кристина.

— В первой, — не дал я себя отвлечь, — Варвара, Кристина, Антонина, Ярослава и Клара. Руководит пятеркой Варвара. Когда она выполняет роль старшей всего отряда, ее замещает Кристина. Все ясно? Во второй: Майя, Александра, Любава, Феофания и… — Я указал пальцем, сделав извиняющийся умоляющий взгляд.

— Ефросинья, — обидчиво назвалась худенькая царевна.

А чего обижаться? Когда народу много, запоминаешь чем-то выдающихся и тех, с кем делал что-то совместное. С этой нас ничего не связывало. Держалась она обособленно, а то, что периодически посматривала на меня заинтересованно, так прочие царевны глядели так же — вроде голодного путешественника, который обнаружил неизвестный фрукт и придирчиво оценивает на предмет съедобности. Даже суматоха всеобщего братания во время тимбилдинга не дала мне зацепки, чтоб выделить Ефросинью хоть как-то. Она была со мной во внешнем круге и не пересекалась до самого конца, когда на мне висла и лезла с поцелуями обезличенно-настырная толпа.

— И Ефросинья, — завершил я формирование пятерки. — Старшая — Майя.

Вскинув ставший руководительским носик, Майя осветилась улыбкой. Взгляд Ефросиньи сообщил мнение, что подружка заработала командирство через постель — так мне понялась выразительная смесь презрения и зависти. Любопытно, а бывает такое в мире матриархата? Или оно тоже наоборот?

— Во главе третьей пятерки — Амалия. — Оставшихся девочек звали Софья, Ираида, Анна и Марьяна. Я все еще путал, кто есть кто, и решил не позориться. — Пока мы в лесу, командование остается у меня, а дальше поведет Варвара. Также она командует в мое отсутствие.

— Это понятно, — кивнула Варвара. — Интересно, почему делимся именно сейчас.

— Появилась необходимость, — объяснил я. — Все получат задания. Слушаем внимательно, чтоб потом не говорили, что не слышали. Первая и вторая пятерки заготавливают еще дров, третья готовит ночлег, но сначала все выделяют по человеку на посты для охраны периметра. Дальше сами внутри разберетесь, кому сколько дежурить и когда сменяться.

— Согласна, без охраны оставаться нельзя, — сказала Варвара.

— Еще, — перебил я. — Нужно подготовиться к мгновенному отходу. Мешки наполнить и снабдить постромками, чтоб носить за плечами.

Царевны хлопнули ресницами, попереглядывались, и кто-то озвучил общий вопрос:

— Из чего их делать?

Стянув портупею, я оставил только пояс с мечом — все равно идем туда, где рыкцарские прибамбасы вызовут подозрение.

— Вот. Может, кто-то еще пожертвует кожаные перевязи. Если не хватит, раскулачим.

Последнее слово Варваре понравилось. Кажется, она вложила свой смысл.

— А зачем столько дров?

— Не только дрова несите, еще нужны длинные шесты, лучше с развилками. И тридцать две легких крепких палки примерно по пояс.

— Зачем? — спросили меня откуда-то сбоку.

— Будем драться на палках? — предположила Майя, озорно изобразив фехтование.

Пришлось нахмуриться:

— Приказы не обсуждают, а выполняют.

— Мы не обсуждаем, просто интересуемся. Особенно насчет последнего.

Заинтригованные ученицы не расходились, боясь пропустить объяснение, в результате дело встало.

— У озера много тянущегося вверх молодняка, обрубите ветви, зачистите стволы от коры и заусениц. Выполнять!

Без толку.

— Какой конец заострять?

— А какой я приказал?

Пронесся взволнованный гул, и, наконец, кто-то выпихнул:

— Пока никакой.

— Потому что не надо заострять! — поднял я голос.

Командирский взор хоть и сверкал праведным гневом, но воздействие оказал близкое к нулю. Сгрудившиеся царевны прятались одна за другую и не расходились.

— Под хват зачищать? — от имени всех осведомилась Варвара.

— С толстого конца, — со вздохом понизил я тон.

— Из молодняка, где ты показал, будут слишком легкие. Лучше дойти до опушки…

— Я же четко сказал: нужны именно легкие!

— Зачем?

— Научу быстро ходить.

— Как?!

— Кверху каком, — рявкнул я. — В свое время узнаете.

Эта мысль не давала покоя с тех пор, как увидел рыкцарей, быстро шедших по горам с короткими копьями в каждой руке.

— Выполнять, я сказал!

— А длинные для чего?

Мои глаза закатились. Как же тяжело с женщинами.

— Для большой стирки, — выдавил я, пока не достали окончательно.

Словно солнце вышло прямо под ветвями. Пятнадцать лиц превратились в сияющие светильники. Пятнадцать ртов одновременно улыбнулись. Волшебное слово произнесено!

Приятно приносить людям радость.

Ученицы бросились выполнять приказ и приближать минуту счастья. Лишь Амалия, глава пятерки, ответственной за размещение, осторожно выступила из мечущейся оравы:

— Где лучше расположить лежак?

Я решил проверить:

— Как сама считаешь?

Она огляделась и решительно заявила:

— Здесь, неподалеку от костра, чтоб тепло доходило.

— Правильно. Только не перестарайтесь, не подпалите.

В голове возник голос Варвары: «Не маленькие!»

Амалия только улыбнулась. На губах всплыл вкус ее губ. Безумие какое-то. Что за день.

Мимо пронеслась с охапкой валежника златовласая Александра. Мои ладони вспотели, фантомно ощутив ее крепкое тело в руках. Захотелось вновь обнять, прижать, погладить по волосам…

Не по этим. По утраченным. Которые так и не погладил.

Которую так и не поцеловал.

Глава 3

Доставучие ученые заявили: за моногамию у человека отвечает гормон окситацин. Примите, распишитесь. Никаких ссылок на совесть и верность. И на желание посвятить жизнь любимому — единственному и несравненному. На отдать все за желание быть с ним и только с ним. Причем все — это именно все, до последнего.

Вздоха.

Что же теперь, верить не голосу разума, а науке? А как же Отелло, Ромео с Джульеттой… да мало ли примеров в истории и литературе? Химия, понимаешь. Гормон, говорят. И ничего не поделать — наука, блин ее за ногу. Но почему-то хочется наплевать на такую науку, разорвать в клочья и еще попрыгать сверху. Присутствие гормона, оказывается, определяет, будет тебе верен человек, или нет. А Божья искра и почитание заповедей — коту под одно место?

Не хочу верить науке. Я хочу верить себе и своим чувствам. К тому же наука очень часто (хочется сказать: слишком часто) меняет свои взгляды и утверждает обратное… снова заставляя себе верить. Ведь — наука! Но согласно научной же статистике ее непогрешимое святейшество наука ошибается гораздо чаще, чем редко подводящая меня интуиции.

Ощущения говорили: ты влип, приятель. Никакой окситацин ни при чем. Я влюбился. Я любил Зарину. Сердце не верило в ее гибель. Здесь, окруженный сонмом красотулечек, за знакомство с которыми когда-то без раздумий отдал бы левую руку, я тосковал. По несбывшемуся.

Пока мысли гуляли, руки заканчивали сооружать сушилку: чистили от мелких веток длинные жерди, составляли треноги, на них прокидывались поперечины.

Царевны выставили часовых. Игра в камень-нож-лопух определила очередность заступления на охрану в каждой пятерке. Остальные ринулись к озеру стираться.

— Воды наберите во все шлемы, пока достаточно чистая! — крикнул я вдогонку.

— Куда ставить? — донеслось через несколько мгновений.

— Не на проходе. В углубления, чтоб не опрокинуть. — Краем глаза я глянул на озеро: зайдя в воду, ученицы постягивали штаны и приступили к стирке. Свисавшие до середины бедер рубашки поплыли полами по воде, доходившей до пояса.

Про меня все забыли. Правильно. Зачем командир, когда все хорошо. Я подошел к дежурившей на отшибе уныло глядевшей во тьму Антонине.

— Иди со всеми, я здесь вместо тебя посмотрю.

— С чего это? — ощетинилась она.

— Не хочу мешать.

Объяснение, что дело не в ней лично, успокоило дозорную, последовал благодарный кивок, и Антонина растворилась в ночи.

Светло было только у костра. Туда периодически подбегали царевны, лица суетливо крутились в поисках меня, вздернутые руки быстро накидывали постиранную вещь на обращенные к костру жерди, и босые ноги вновь уносили владелиц во тьму.

Шлеп, шлеп, — едва слышно. В мою сторону. Взнузданный мозг взревел сигнальной сиреной, пальцы схватились за гнук…

Отбой. Звук пришел со спины, от озера. Из темноты проявилась Варвара, в одной рубашке, постиранную вещь держа в руках.

— Так и подумала, что ты здесь.

— Поздравляю, гигант мысли.

Антонина в ее пятерке, обязана была доложить. Интересно, чего Варвара приперлась, и чем мне это грозит.

Не девка, а загляденье: высокая, крутобедрая, всюду налита тугой плотью. Под четкими крыльями бровей сверкают умом и чувствами чуть притопленые глаза — то ли серо-зеленые, то ли серо-голубые. Сейчас, во тьме, просто глубокие и блестящие. Крупноватый нос незаметен благодаря притягивающим внимание ямочкам на щеках и большому рту. За многообещающими губами вспыхивают бликами оттертые мелом зубы. Варвара отлично знала о своей привлекательности, но не знала, что не все клюют на холодную классическую красоту. Кроме ума и страстности в глазах хотелось видеть еще кое-что. Душу. Конкретнее: красивую душу. Красоту души. Иными словами, красота должна быть в основном внутри, а не снаружи. Но каждый судит обо всех по себе, оттого все проблемы в мире.

— Я не принесла дров.

Она повесила штаны на сук и замерла, скрестив руки.

— Ну, не принесла, и что? — не понял я. — Ах, да…

Даже сам забыл о стимуле, озвученном, чтоб подвигнуть девчушек-веселушек на общественно-полезные работы. Зря ей вспомнилось.

— Сама напросилась. Вставай к дереву.

Варвара еще не поняла, что меня злить опасно. Красиво вышагивая, ее длинные ноги прошествовали передо мной в указанное место, руки уперлись в ствол, а позвоночник изящно прогнулся. Спинка наклонилась, глаза томно прикрылись. Девушка опустила голову и замерла, выпукло выгнувшись в мою сторону. На лице расцвела предвкушающая улыбка.

— Накажи меня, воин, — проворковал манящий голос, обволакивающий, как паутина. — Докажи, что ты истинный командир.

Как фекалиями с чужого балкона. Уводит у подруги невестора? В любом случае — думает, что все парни одним миром мазаны. Фигушки.

Я отломил длинную тонкую ветвь. Хруст встревожил девушку:

— Ты чего удумал?

— Буду наказывать. Как обещал.

— С ума сошел?! — Варвара отпрянула и попыталась сбежать.

— Стоять!

Я успел перехватить отбивавшуюся сильную руку, которой все же далеко до моей.

— Отстань, дурак! — Варвара дергалась, извивалась змеей, но это не помогало. — Я не то имела в виду! Совсем крышей поехал?

— Обещал всыпать — всыплю, — объявил я, заламывая сопротивлявшуюся конечность назад.

Чуть не плачущий противник был повержен на колени.

Бессознательно я привел Варвару в одну из поз, у человолков выражавших покорность. В стае любая давно признала бы себя неправой и отправилась по своим делам. Но здесь не стая, здесь нужно победить не только физически.

— Совсем ни ума, ни фантазии?! — почти рыдала скрючившаяся девушка, силой уткнутая лицом в землю.

— Зато с совестью нормально, — парировал я, прижимая сверху коленом.

Готовый вырваться новый довод замер на девичьих губах — едва не высказанного, она проглотила его обратно. Тактика резко сменилась.

— Чапа, прости, — взмолилась Варвара. — Черт попутал.

Всегда у них так: то черт, то кто-то другой такой же виноват. Только не сами. Ангелы во плоти.

— Решай, — объявил я. — Одна плеть сейчас или пять потом, при народе, если сбежишь.

— Ты серьезно?!

По лицу увидела, что да. Ее мышцы медленно расслабились, и смирившаяся красотка сдутым мешком осела на землю. Даже жалко такую прелесть — розгами. А что делать, не я инициатор. Прежде, чем что-то делать, думать надо, варианты просчитывать. Просчитывать, а не просчитываться.

— Вставай, как сказал. — Прут в моих руках со свистом рассек воздух.

Казалось, даже окружающий сумрак беспокойно завибрировал. Гладенькие бедра обратились в мрамор, тревога струилась из каждой клеточки каждой безупречно поданной взору подробности, чувственной и соблазнительной, хоть сейчас готовой лечь прекрасными обводами на холст мастера, если таковой найдется.

Шмыгая носом, отпущенная мной Варвара поднялась и вновь приняла указанную позу у дерева — покорно и по-настоящему испуганно.

— Чапа, прости. Хотела, как лучше, мне в голову не могло прийти, что кому-то не понравится.

Кому-то. Ну-ну.

— Другим нравилось? — Я для удобства встал сбоку.

— Ты же мужчина, должен понять, — плаксиво юлила девушка. — Я же не только для себя…

— Ударю один раз, но сильно, чтоб запомнилось.

— Уже запомнилось!

Варвара окончательно поняла, что экзекуции не избежать. Взор померк.

— Пожалуйста, — просящие интонации в голосе из истерических превратились в деловые, — сделай, чтоб рана не сильно выделялась. Перед девочками стыдно будет.

Ага, меня ей не стыдно.

Но что-то в душе надломилось. Не такой я зверь, как хочу казаться. В последний момент отбросив прут, открытая пятерня влепила с размаху, вызвав звон в ушах и вязкие волны.

— Свободна. — Я отвернулся, опускаясь на землю.

Удивленно оглянувшись, Варвара вдруг примостилась рядом, ее рука потерла отбитое место.

— Почему ты такой злой?

— Ты знала, что в конце игры оба круга сольются в общую кучу?

Девушка спокойно кивнула:

— В конце всегда все виснут на всех, мама рассказывала.

— Чтоб не было сбоев, такой команде желательно быть полностью однополой, — предположил я. — Или равномерно двуполой. С одним мной ты просчиталась.

— Поставленного результата я добилась. Поставленного, а не заявленного. Скажешь, тебе не понравилось?

Я не просто покраснел. Побагровел.

— Как бы сказать…

Варвара тихо усмехнулась:

— Скажи как есть.

— Ну… — замялся я, — некоторый момент удовольствия во всем этом имелся.

Девушка ехидно хихикнула:

— Ладно, назовем это некоторым моментом. Главное, что имелся.

Какое-то время я слушал тишину. Вряд ли на нас нападут в условиях, когда из-под любого куста может выскочить отряд царберов, но охрана должна быть просто потому, что должна быть. Иначе хаос. А я, не стоит забывать, сейчас часовой.

От Варвары искрило невысказанными мыслями, которые она не осмеливалась озвучить. Меня это устраивало. Не туда мыслит, куда надо, ой, не туда.

— Почему встала со мной, а не во внутренний круг? — спросил я притихшую собеседницу, почему-то не спешившую возвращаться к остальным.

— Знала, что можешь отчебучить что-то роняющее мой авторитет.

Ишь ты. Так бы и сделал. Предусмотрительная.

— Можно вопрос? — полюбопытствовал я, не поднимая лица на соседку.

— Нескромный?

— Очень.

Ее глаза странно загорелись:

— С радостью.

— Чего ты в меня вцепилась?

— Это и есть вопрос? — Недовольно вытянутые губки скривились. — Неужели не понятно?

— Прикинь, нет.

Она выдавила, словно выплюнула:

— Нравишься.

— Всем остальным — тоже?

— Конечно.

— Всем сразу — один я, вот такой невероятный и замечательный? Вздор. Вам все равно, кто. Под руку попался я. Вцепились, как…

Я прикусил язык на не успевшем вылететь слове «крабы». Мозг в авральном режиме проштудировал информацию обо всем, что может вцепиться в этом мире. Итог многообразьем не порадовал.

— …волки.

— Это не так. — Варвара, осторожно коснулась меня плечом. — В школе были прекрасные молодые войники, но им далеко до тебя.

Вспомнились Савва и Елистрат, к которым ходил с Варварой в бытность царевной Василисой. Тогда Варваре нравился Савва. Или он нравился потому, что Елистрат был занят Аглаей?

— Понимаю, почему могу понравиться Кристине или, скажем, Майе, — сказал я, не убирая плеча, о которое, как бы извиняясь, терлась девушка. — Но ты старше. Для тебя я малолетка.

— В мужья берут с любой разницей, — покосилась на меня Варвара.

Отметив, что плечо не убрал, она аккуратно придвинулась всем боком.

— Это что, предложение? — удивился я.

— Некоторый момент предложения в этом имелся, — с плутовским прищуром процитировала она недавнего меня.

— Ничего, что я невестор Томы?

Ее взор сказал: «Какие мелочи».

— Неофициальный, — вслух уточнила Варвара, — просто объявленный, то есть, еще все возможно. Даже невозможное. Помнишь, на горе читали возвышенку: я не прошу, я действую. Трудно — да, долго — может быть, но не невозможно.

— Эту энергию бы да на благое дело… — Я поморщился. — А ты пропустила строчку: слушаю умных, но верю только верным, в этом состоит мудрость.

— Пропустила. Потому что несла другую мысль.

— А я эту. Верю только верным. Человек, отбивающий невестора у другого, доверия не заслуживает.

Тело Варвары заметно напряглось.

— Это как бы отказ?

Не привыкла к отказам.

— Это как бы намек, что все остается, как есть, — объяснился я.

У костра появились первые полностью постиравшиеся ученицы. Слепо озираясь в темноту, они опасливо семенили к сушилке, выжатые перекручиванием рубахи служили прикрытием. У жердей босые ножки задумчиво затоптались. Настороженные лица вновь оглянулись во все стороны. Решившись, девчонки поднялись на цыпочки, быстро накинули имущество на высокие поперечины и опрометью унеслись во тьму.

Варвара отследила мой косившийся взгляд.

— Они стесняются. Нужно что-то придумать.

— Посидишь, пока Антонина не вернется? — предложил я. — Отойду подальше, чтоб не смущать.

К моему удивлению, Варвара отрицательно покачала головой.

— Стеснение убивает игра. Нужно… — Ее взор упал на мою грязную рубаху. — А почему ты тоже не стираешься? Ты же командир. Нам будет стыдно идти рядом с таким вонючкой.

— Сами вонючки, — обозлился я. — Понюхали бы себя, когда из плена вышли.

Девушка вспыхнула пороховым складом, в котором закурили:

— Обстоятельства непреодолимой силы не считаются!

— Но весьма ощущаются.

— Нужно понимать, что плен — не наша прихоть.

— Мозг понимает. Носу не объяснишь.

— Ладно, допустим. — Варвара взяла себя в руки. — Теперь ситуация изменилась. Есть возможность помыться и постираться. Нехорошо отлынивать.

— Как ты это представляешь? — с нажимом вопросил я.

На озере не стихал веселый гомон и плеск. Варвара тоже прислушалась. Ее пальцы, обнимавшие ноги, машинально забарабанили по гладким коленным чашечкам.

— Не вижу препятствий, — спокойно заявила она.

— Не заметила хоть краешком помутившегося сознания, что я отличаюсь от остальных?

— Хвостиком спереди? — раздалось насмешливо. — Эка невидаль. Мы уже бились плечом к плечу без одежды. В походе все равны.

— Я равнее. Я ваш командир.

— Только на время похода, и то случайно.

— Но командир?

Она не сдавалась:

— Тем более. Командир обязан показывать пример. Вот и показывай.

— Что показывать?! — вспылил я.

— Все, — спокойно заявила она. — Ходить с нами немытым не позволим.

— Не говори за всех. Может, кроме тебя никто…

— Девочки!!! — завопила Варвара как оглашенная. — Командир стесняется! Нужно помочь ему помыться и постираться!

— Какого чер…

Варвара накинулась на меня, не дав закончить.

— Я его держу-у-у!!!

Она вцепилась изо всех сил, обхватив руками и ногами. Первой к нам добралась Антонина в нательном доспехе, удачно скрывавшем отсутствие одежды под ним.

— Я на месте, пост приняла!

Подлетела Ярослава, совершенно не смущавшаяся своего вида. Конечно, ночь, темнота, но не до такой же степени. Ярослава втиснулась в борьбу между мной и Варварой, где уже вырисовывался победитель.

— За ноги держи! — крикнула ей Варвара, которую я почти отодрал от себя. — Уйдет!

— Держу! — выдохнула Ярослава, оплетая телом голени.

Увидев, что тьма скрывает, а действие нарастает, появились еще девочки. Множество рук подняло меня, капкан Варвары и Ярославы распался.

— Вперед! — повела Варвара безумную процессию за собой.

Поддерживаемый на весу, я поплыл в сторону озера.

— За мной! — распоряжалась Варвара. — Сюда! Давайте поближе. Перехватывайте за руки, за ноги. Раз…

Меня раскачали.

— Два… три!

Ночной мир дважды перевернулся в глазах. Вода с грохотом распахнулась, нежданно твердая и морозная, верх и низ на секунду исчезли.

Вынырнув, я вновь ощутил себя в плену. Царевны срывали с меня одежду. Воды было по пояс, это устраивало, но вода оказалась ледяной просто до ужаса.

Некоторым образом это тоже устраивало.

Меня вновь опрокинуло чем-то навалившимся сзади. Когда я с трудом встал, то обнаружил себя оседланным крепкими ногами Варвары.

— Кто на нас?! — завопила она, с трудом удерживая равновесие. — Готовы сразиться?

Ярослава полезла на хрупкие плечики Александры.

— Готовы!

Ненавижу насилие, пусть оно даже приводит к чему-то приятному. Цель не оправдывает средства.

— Вот и сражайтесь. — Я вздернул крепкий живой хомут вверх, и шея едва не свернулась, сбрасывая ношу. Недавняя захватчица отправилась в недолгий полет.

Через миг взметнувшая стены брызг Варвара вынырнула с криком:

— Кто еще хочет полетать?!

Она схватила мои ладони в свои, и получилось подобие качелей.

— Я! — само собой вызвалась Ярослава, заместительница Варвары по части красоты, соблазна и наглости.

Цепкие пальцы вонзились нам в плечи, ступня встала на площадку из рук, и вес перетек на эту ногу, вытащив тело из воды, а затем вознеся его над нашими головами.

— Раз, два, три-и! — скомандовала Варвара.

— Ааа-а! — восторженный вопль распугал леших на километр вокруг.

Быдымс! — прорвалась гладь под обрушившейся массой.

— Теперь я! — помогая себе руками, сквозь толщу воды к нам пробиралась Феофания.

— Потом я! — крикнула с берега Майя, только что вернувшаяся от сушилки.

Брызжущие плюхи высоко задираемыми ногами заставили многих взвизгнуть.

— И я хочу! — с обидой оглянулась на нее Александра, встряхнув длиннющими волосами.

Просто не успела сказать раньше.

На бережок из озера вылезла Кристина, последней достиравшая рубашку. Тут же умчалась вывешивать. Только пятки сверкали. Так говорится. Потому что сверкало другое.

— Раз, два, три-и! — отправили мы в небеса отчаянно взвизгнувшую Феофанию.

— Игра убивает стеснение, — услышал я в ухе задорный шепот Варвары.

— Они же постирались, — так же ответил я. — Мог бы спокойно прийти, когда никого…

— Одежде нужно сохнуть. Долго сохнуть.

— Пережил бы где-нибудь как-нибудь.

На плечо оперлась ладонь Майи. Мы подняли ее, присевшую на корточки и опалившую мне лицо коснувшейся мякотью. Одновременно с толчком она распрямила ноги и раскинула руки. Ангел. Через миг — падший ангел. Взорвавшаяся вода поглотила летящее существо.

— Теперь Клара! — распорядилась Варвара, приостановив Александру, за которой начала выстраиваться очередь. — Клара, иди сюда.

— Я не хочу, — испуганно подалась назад самая мелкая царевна.

Она пряталась за чужими спинами, оттуда наблюдая за случившимся весельем.

— Надо! — объявила Варвара.

— Она же не хочет, — повернулся я к водяной командирше.

Девушка шепнула:

— Клара — слабое звено, которое потянет за собой остальных. Самая стеснительная. Если она решится, все проблемы позади.

— Говорю же, могу пересидеть где-нибудь…

— Ночь на дворе. Долгая декабрьская ночь.

Милая, рассказал бы я тебе, что такое долгая декабрьская ночь.

— Завтра тебе командовать, вести нас. Нам нужен здоровый командир. — Подумав, она добавила: — И защитник.

— Клара, давай, — подбадривали девочку подружки, выталкивая вперед. — Не бойся.

— Я не боюсь.

— А ощущение складывается, что боишься.

Той ничего не оставалось, как подойти. Взять «на слабо» — один из самых действенных способов воздействия на неокрепшие мозги.

— Живее, не задерживай, — провожали ее нетерпеливые русалки, жаждущие новых впечатлений.

Впечатлений хватало. Особенно будоражило, что это только начало — начало ночи, которую придется провести в ожидании досушки одежды.

Клара прикрывала ладонями верх как все ученицы. Плечи сгорбились, опущенное лицо спряталось, что превратило обладательницу в скрутившегося в комок ежа. Обрезанные по плечи мокрые волосы прилипли к щекам. Низенькая царевна делала шаг за шагом, страшась неотвратимости момента, когда придется развести руки, когда пальцы возьмутся за мое и Варварино плечо, и придется лезть на наши ладони, выходя из спасительной толщи полностью.

Отфыркиваясь, с другой стороны приблизилась матово светившаяся Ярослава. Эта ничего не стеснялась, еще и нагло колыхнула темными носиками, почти черными в ночи.

— Непередаваемо! — поделилась озерная нимфа, с которой текло, как с чучела в ливень, но столь чудесно струясь, искрясь и переливаясь, что я невольно повернул голову.

Мое отвлечение мгновенно использовали. Клара вскочила на подставленные ладони, оттолкнулась и бросилась вниз. Думала, что вниз. Наши руки отправили ее в небо. Сказочная птица воспарила, инстинктивно раскинув руки, и оглушительно приводнилась.

— Теперь я! — бросилась к нам Александра.

— Теперь все. — Варвара подмигнула мне, как соучастнику.

Глава 4

Действительно, потом были все. Одна за другой. Мелькали разноразмерные ступни и ладони, колени и локти, спины и животы. Восторженные вопли сменяли смех, визг, фырканье и обрывавшиеся на середине захлебывающиеся звуки. Летели брызги, на берег обрушивались волны. Вернулась и слетала в заоблачные ощущения завизжавшая от неслыханных эмоций Кристина. Отметилась второй раз Ярослава, прыгнув спиной назад и ликующе взбурлив воду в форме звезды. Феофания сделала в воздухе сальто. Майя животом легла на подставленные руки и потребовала запустить ее «стрелкой», что оказалось знакомым мне «ласточкой». Клара смогла получить от повторного прыжка удовольствие. Попривыкнув, она больше не робела, полускрытая ночною тьмой. Ножки спокойно встали на наших скрещенных ладонях, и царевна прыгнула одновременно с толчком, а вынырнув — сияла.

На посту сменили Амалию и Любаву, еще не постиравшихся, но застывших столбами и забывших, что нужно стираться. Завороженные видом летающих подруг, они конфузливо скинули грязное и пристроились в очередь.

— Устала, — объявила, наконец, Варвара. — Больше не занимать!

Отправив в полет последнюю, она обернулась ко мне:

— Не откажешь? — Маленькая холодная ступня поднялась на уровень моего живота.

Мои ладони машинально подставились, и я присел, погрузившись по шею — для разгона.

— Раз, два, три! — отсчитала Варвара.

Она напружинилась и при моем вставании выметнулась из воды с одновременным изгибом назад. Красиво, хвост ей в перья. Водяная стена взбрызнула выше голов.

Затем ученицы отправились греться, а я в компании Амалии и Любавы взялся за приведение одежды в божеский вид. Удивился, заметив Варвару — она не ушла со всеми.

— Ты чего?

Девушка показала свою рубашку. Точно, за разговорами и играми забыли. И штаны где-то на дереве висят не сушенные.

Быстро сполоснув свое, Варвара предложила:

— Давай, помогу.

— Спасибо, обойдусь.

— Нет, помогу, — почти насильно отобрала девушка рубаху, оставив мне разбираться с юбкой.

Амалия с Любавой с любопытством поглядывали на странный дуэт. Ни слова не вылетело из наших уст. Я мял, тер, полоскал, отжимал, снова мочил и оттирал илом. То же самое делала Варвара в полуметре от меня. Что ей движет? Ищет примирения? Вымаливает прощение? Зачем? Кто я ей? Особенно после отказа в замысловатом предложении себя как возможной спутницы жизни — согласной взять в качестве одного из мужей. Первого. Это, наверное, должно внушать благоговение и радовать до истерики. Увы, не оправдал. Другие приоритеты.

Амалия и Любава потихоньку испарились, стараясь не мешать нашему напряженному молчанию.

Я вскоре закончил: сильнее без моющих средств не отстирать. Не специалист и не волшебник, большего не смогу. Варвара тоже выпрямилась, плечи расправились.

— Пойдем? — Я подал руку.

— Куда?

Прожекторы из ее глазниц вонзились в душу, магниты зрачков потянули к себе. Девушка крепко схватила мою ладонь, вопреки менталитету не отказавшись от помощи… или просто от руки?

— К костру, — пояснил я, могуче преодолевая засасывающее водно-грязевое препятствие.

Раздался тяжелый выдох. Варвара опустошенно вылезла вслед за мной, подтаскиваемая на буксире, и потянулась к моим постирушкам:

— Давай.

— Почему?

— У тебя рук не хватит.

— А у тебя?

Меня смерил насмешливо-усталый взгляд:

— А я не против, чтобы ты любовался. Именно ты. — И она крутанулась на месте, продемонстрировав, чем.

— Я как бы тоже не против, — потупив взор, честно признался я, — но это неправильно.

— Чужая душа — потемки.

— Потемки — плохо, — сообщил я, насильно переставляя ноги в сторону костра, подальше от новых кошмарно-приятных провокаций. — В душе должен быть свет.

Прекратив дискуссию, Варварины руки отобрали мою одежду, вырвав из сомневающихся пальцев.

— Нас много, а ты у нас один. Не делай проблемы из ерунды.

— Спасибо.

Ученицы грелись, неутомимо подбрасывая дрова. Пламя полыхало до небес. Заметив мой обрисовавшийся силуэт, прикрылись. Я указал свободной рукой на дрова:

— Хватит.

Нахохлившимися воробушками царевны расположились вокруг костра, поочередно поворачиваясь то лицом, то спиной. Жар шел отменный. Кто-то сидел на корточках, выставляя к огню ладони, кто-то расположился прямо на земле. Некоторые уже завалились в огромный ветвяной лежак чуть поодаль. Туда тепло доходило, но не настолько мощное. Кожу не опаляло. Варвара, которая по дороге прихватила штаны, деловито тянулась к жердям, развешивая свое и мое. Застопорившийся на ней взгляд выжег напалмом раскаленную впадинку. А не спороли ли вы чушь-с, господин-с поручик-с? Никаких обязательств вам не предлагали… хотя не знаю, что предложили бы потом, поставив перед фактом. Гаденький голосочек пищал одно, голос разума твердил другое. Спор прикрыло сердце, выставив перед глазами печальное лицо Зарины.

Костер потрескивал. Все взоры вольно или невольно сходились на нем.

— Чапа, — обратилась ко мне Майя, руками окольцевав прижатые к груди колени и устроив сверху подбородок. — Ты жил у человолков. Они правда людоеды?

— Да.

— И ты ел с ними…

— Если б я ел с ними, я бы остался с ними. Был бы одним из них.

— Что же ты ел?

— Все, что нахожу для вас сейчас.

— Апельсины?

— Они в горах не растут.

Встряла Феофания:

— Получается, что одни корешки?

— Все виды плодов, травы, корни, кору, червей, насекомых…

— Фу! — Она сморщилась и нервно сглотнула. — Как можно?!

— Можно, если нужно. Кстати, вкусно.

— Фу! — повторило большинство.

— А я бы попробовала, — послышалось от меньшинства.

— Если останется желание, завтра предложу, — пообещал я.

Меньшинство мгновенно уменьшилось до микрошинства в лице Ярославы. Закрадывалась мысль, что эта девица непременно хочет попробовать все, что предлагает жизнь, чтобы потом, если остаток здоровья позволит, отделить зерна от плевел и читать внукам мораль со знанием дела. Есть такие особы. Не мой тип, хотя, как правило, симпатичный внешне и при верном подходе доступный внутренне. Потому и не мой.

Рядом со мной расположилась закончившая с развешиванием Варвара. Она присела по-турецки на траву, сложив руки перед собой.

— Одного не пойму, — разнесся над поляной ее задумчивый голос. — Про их передвижение.

— Нам же все показали, — удивилась Ярослава. — Или хочешь еще раз посмотреть? Сразу говорю: я поддерживаю!

Она сидела на пятках, сведя колени, и растопыренной пятерней пыталась расчесать волосы изумительной белизны. Для идеальности им не хватало только объема. Самой же девице хватало всего: и красоты, и самомнения, и нахальства. Пронзительные неестественно зеленые глаза впитывали жизнь как пустыня внезапный дождик. Не будь Варвары, она наверняка взялась бы верховодить. Конечно, если б Антонина согласилась.

Варвара, на чье лидерство среди царевен никто пока не покушался, объяснила:

— Поза, в которую мы становились, чтобы бегать… низко, стелясь по земле… Не понимаю. Как у них получается ничего не задевать, ничем не цепляться?

Я развел руками:

— Опыт — великое дело.

Ладони пришлось срочно вернуть на место: любопытству царевен предела не оказалось.

— Как они пьют? А живут все вместе? Как у нас или парами? Или вообще всвалку? — посыпалось отовсюду.

— Живут парами.

— Животные!

— Пары складываются не сразу, зато на всю жизнь, — продолжил я.

— Пьют из ладоней? — поинтересовалась Амалия.

— Лакают.

— Зверье! — снова не утерпел кто-то.

— А как по нужде ходят? — не стерпела Майя, тут же спрятав глаза за ладошкой.

Сначала я не понял, затем улыбнулся.

— На четвереньках или на корточках. Самцы во весь рост никогда не встают.

— А как любят друг друга? — Темный завиток в Кристининых руках начал жить собственной жизнью.

Я прокашлялся. Ну и вопросики.

— В основном по-звериному. Самец…

Кристина стала краснее огня:

— Имела в виду, уединяются или…

— Или.

— И все у тебя на глазах?! — Взбудораженный взгляд Майи прожег меня насквозь, словно в ней рванула цистерна с бензином. Она даже привстала, шея вытянулась, руки всплеснулись, колыхнув тугими дыньками.

Ойкнув, царевна резко присела и вновь прикрылась.

— В пещере есть ответвления и перепады. — Я мужественно смотрел в другую сторону. Ну и цирк устроила Варвара. Здесь, в отличие от моего прежнего мира, нравы немного другие, к природе более близкие, но когда ты один в присутствии пятнадцати… ощущения, скажем прямо, просто зубодробительные. — В основном было только слышно.

— В основном? — осторожно повторила за мной Александра. Мокрые пряди свисали волнистой бахромой, синхронно раскачивались и липли к коже в самых странных местах, рисуя фантастические узоры. Чуть склоненное набок лицо улыбалось то ли мечтательно, то ли иронически. Она переглянулась с насмешливо фыркнувшей Ярославой.

— Девочек слишком волнуют вопросы пола, — задумчиво проговорила Варвара. — Нужно провести занятие на эту тему. Пока не поздно.

Да, пока не поздно, сразу внутренне согласился я. А то такого наворотят…

— Школу когда еще отстроят, — добавила девушка.

— Правильно. Как старшая, подумай, как это сделать, и проведи, — распорядился я.

— Что думать, — хмыкнула Варвара. — Мама водила меня на такие занятия в прошлый поток. Кое-что помню.

— И по вопросам пола?

— По ним в первую очередь. — Улыбка у нее вышла сардонической. — Я такая же была, — взмах подбородка указал на самых мелких, но самых любопытных и неуемных.

Неслышно выплыла из окружающего небытия Антонина — нереальная, словно тень отца Гамлета. Ладони прикрывали самое необходимое, которого при ее богатырском сложении имелось немало. Напористый взор быстро нашел меня:

— Я оставила доспехи следующей дозорной. Пусть пользуются, пока их одежда сушится.

— Правильно, — одобрил я.

Глаза Антонины сузились, немаленькое тело выпрямилось.

«И все?» — как бы сказала она.

— Ты молодец, — прибавил я. — Нашла лучшее решение. Так держать.

Тяжело быть командиром. Нужно думать даже о подобной ерунде.

Антонина чуть расслабилась, но не присела к костру со всеми. Донесся ее суровый голос, как бы обвиняющий собравшихся во всех грехах:

— Говорят, я многое пропустила.

— Не многое, но кое-что, — признала Варвара.

— Не верю, — без обиняков заявила Антонина. — Клара сказала, что я полжизни потеряла. Полжизни для меня не кое-что.

Я понял, что пока вопрос не закроется, покоя не будет.

— Что предлагаешь?

— Тоже хочу полетать, — сказала Антонина с видом оскорбленной справедливости и добавила в свое оправдание: — Как все.

Заметив мой настрой решить проблему, Варвара начала подниматься. Я остановил ее нажимом на плечо:

— Не надо, отдыхай. Справлюсь. — И повернулся к Антонине: — Пошли.