Бесплатный фрагмент - Зимопись

Часть первая

Проводник

Глава 1

За триста лет до Иисуса (так договорились историки, и задавать им вопросы по данному поводу себе дороже) Экклезиаст назвал все суетой сует. Но любовь к Богу все же вывел за эти рамки. Позже Иоанн сформулировал обширнее: «Бог есть любовь». Красиво сформулировал. Проникновенно. Мудро. Никто и не спорит. А если посмотреть с другой стороны: можно ли тогда считать правдой обратное, что любовь — и есть Бог?

Здесь сознание впадает в ступор. Начинает возражать. Отвлекаться. Потом — дерзить. Впрочем, с тем, что жизнь без любви — это ад, соглашается легко. И соглашаются все. Потому что в этом аду люди живут. Работают. Создают семьи. Размножаются. Мучаются и мучают. Ищут новые варианты. Ищут смысл жизни. Ищут счастье.

А надо искать — Любовь.

Мы с Юлианом сидели связанными у разворошенных постелей, и кроме мыслей о высоком в висок стучало: дела еще не столь плохи, чтоб рассчитывать на улучшение. Мы живы. Пока. И безоблачно здоровы. У нас остались мечты и надежды. Судьбе еще есть над чем посмеяться. Как гласит закон Мерфи, если дeлa идут xужe нeкудa, скоро oни пoйдут eщe xужe. А слeдcтвиe Фapнcдикa добавляет: пocлe пoвopoтa coбытий oт плoxoгo к xудшeму цикл пoвтopитcя.

Помню еще одну формулировку: пpeдocтaвлeнныe caми ceбe, coбытия имeют тeндeнцию paзвивaтьcя oт плoxoгo к xудшeму. Выбираю этот вариант. Главные слова — «пpeдocтaвлeнныe caми ceбe». Значит, у человека действующего остается шанс.

Томе едва не отрезали голову, когда я не смог сделать выбор. А кто бы смог, да еще — быстро? На вопрос «счастье или жизнь» любой вменяемый человек знает ответ, но как же трудно высказать.

В миг перед окончательным движением меча я замотал головой. Зарина вздохнула и отвернулась. После короткого совещания Тому одели и увели, а мы с напарником так и остались со связанными руками-ногами ждать неизвестно чего.

Тома вернулась под утро. Она с кряхтеньем вылезла из щели в стене, с халата и волос сыпалась земля, пахнувшая червями и сыростью. Перерезанные веревки упали, и некоторое время мы втроем просто сидели, обнявшись.

— Скоро расскажу вам удивительную историю, — тихо сказала Тома. — Сейчас не могу. Дело даже не в этом. — Взгляд указующе пробежался по стенам. — Просто я дала слово. После завтрака выгуляем зверей и поболтаем, о чем получится.

Едва успели привести себя и нервы в порядок, как слуги принесли умывание. Затем нас пригласили на завтрак.

Шатровый городок за ночь исчез. Визит царицы закончился без уведомлений — все точки расставлены, планы озвучены. Осталось вплести в них свои. Сначала их предстояло составить — с учетом новых обстоятельств я не был готов бросать все и ехать в неведомый невесторий. Нужно найти Зарину, без этого никто не заставит меня сделать и шага.

— Чичан, — напомнил я Томе, когда мы втроем сидели за столом в обеденном зале, а вокруг суетились слуги.

Папринций, чтоб не мешать молодежи, не навязывался к нам в компанию. Если серьезного повода не было, он предпочитал завтракать отдельно. Сейчас повод был, но дядя Люсик об этом не догадывался. А жаль, мудрый совет (к которому, честно говоря, я бы все равно не прислушался) не помешал бы — пусть просто в качестве информации к размышлению. Мою голову наполняли мысли, которые едва удерживали седалище на лавке, чтоб не вскочить и не бежать на поиски единственного нужного мне человека.

— Надо позвать Чичана, — повторил я, — слугу, к которому имеется пара вопросов. Желательно сейчас же, чтоб не получилось как с бойником Титом.

— Не надо тебе разговаривать с Чичаном. — Томина голова отрицательно качнулась, а в глазах мелькнуло нечто непонятное — то ли печаль, то ли страх, то ли усталость. — Я сама отвечу на все вопросы.

Пришлось ждать прогулки. Со зверьем на привязи мы отъехали от поселка, только тогда Тома рискнула заговорить. Несколько сопровождавших конных бойников держали круговую оборону, Юлиан нервно оглядывался, а блиставшая короной на шлеме новоявленная царисса удивляла спокойствием.

— Больше не будет покушений, — сообщил ее тихий голос.

А глаза, старательно отводимые в сторону, погрустнели. Или чего-то стыдились?

— Где она? — спросил я.

Не требовалось уточнять, кто.

— Она признала за мной право на вотчину и ушла. Сказала, что больше мы ее не увидим.

— Вы разговаривали? — Надежда на моем лице прожила недолго, разбившись об угрюмость Томиного.

— Нет. Дорофей долго уговаривал Зарину поступить со мной по закону, как он его понимал, но царевна отказалась. Пожелала счастья и приказала доставить меня обратно в башню. Больше нам ничего не угрожает.

— Значит, Зарина не узнала, что мы с тобой родственники?

Тома молча развела руками.

— Мне нужно ее найти. — Судьба висела на волоске, я не мог тупо сидеть и болтать. И вообще чем-нибудь заниматься. — Они не могли уйти далеко. Если мы разделимся и все вместе начнем поиски…

— Если мы начнем поиски, соглашение отменится, и Дорофей в отношении нас получит карт-бланш. Не надо поисков. Я дала слово, что никто не бросится вдогонку.

— Ты не имела права! И… у тебя же был кляп?

— Меня спросили, я кивнула, — пояснила Тома.

— А я слова не давал.

Поводья вздернулись, конь повернул, и я помчался с Пиявкой в поля. Мутный мир расплылся в глазах и щипал, стекая по щекам, сердце одеревенело. Рука механически направляла человолчицу, которая удивленно оглядывалась. Конь куда-то нес, позади слышался топот копыт отправленного вдогонку бойника. Топот не приближался, значит, сопровождающий лишь следит, чтоб я не натворил чего-нибудь. А что сделает, если натворю? Какой у него приказ на этот случай?

Но взбрыкивать не хотелось. Хотелось умереть.

Куда ехать, где и как искать? Просто расширять круги по спирали? Это надежно, но долго. Выбранная прямая дорога уведет Зарину далеко, пока моя спираль обнаружит ее следы.

Стоп. Прочь, эмоции, убейтесь, чувства. Извилины, свистать всех наверх! Где может находиться база заговорщиков, которые мечтали свергнуть самозванку? Не в чужих же краях. Куда помещали нас с Юлианом, когда поймали? Под землю. Кстати, не очень далеко отсюда — где-то между башней и деревней, куда мы вышли с царевнами. Деревня… черт ее дери, даже название не спросил. Можно найти по отношению к горам, если смотреть с возвышенности. Найду, что дальше? Как обнаружить подземное убежище, которое, не сомневаюсь, прекрасно замаскировано? Для этого есть Шарик и Пиявка. Если зверям как-то дать понять, что искать… Но как?!

Думай, голова. Наверняка есть что-то, какая-то деталь, о которой забыл. Чего-то не учел. Надо посоветоваться с дядей Люсиком. Его мозги плюс моя интуиция — чудесная пара.

Пока руки направляли коня в башню, в голове само сложилось: когда нас с Юлианом поймали, то доставили в неизвестное место где-то неподалеку, и с Деметрией мы были в срытом замке где-то в этих местах, когда двигались лесами к башне Варфоломеи. Все крутится вокруг башни, все тайны и загадки либо в ней, либо неподалеку. Значит, и отгадки здесь же!

Тома с Юлианом влетели в ворота башни практически следом за мной.

— Добрик! — заорал я.

Дворецкий привычно соткался из воздуха, хотя его только что не было.

— Слушаю.

— На этих землях есть срытые замки?

— Что есть?

— Крепости, — поправился я. — Или просто башни. Какие-то древние сооружения, от которых остались только фундаменты.

— Что осталось?

— Камни на месте бывших стен.

— Два таких места.

— Далеко?!

— В самой глуши. Плохие места. Раньше исчезали люди, сейчас там ночами плачут и зовут их погибшие души. Крестьяне перестали селиться поблизости.

— Можешь показать на карте?

— На чем?

Боже, дай мне терпения.

— Гляди. — Я начертил на полу большой круг. — Это вотчина Западной границы. Вот река, которая Большая вода. — На пол лег нож. — Это горы. — Под углом от него я положил меч. — А это башня, в которой мы сейчас разговариваем. — Центр композиции занял мой шлем. — В каком районе искать твои камни?

— Где-то здесь. — Его палец ткнул чуть левее от гор и башни, в другую сторону от реки.

Примерно так я и предполагал.

— Туда несколько часов добираться, и лошадь не везде пройдет, — сообщил Добрик, преданно глядя на следившую за нами хозяйку.

— Теперь зови Чичана, — потребовал я.

Из дворецкого словно позвоночник вынули.

— Я мог бы сопроводить сам, если царисса Тома не возражает.

— Бывал? — насторожился я.

— Проезжал мимо, когда везли в крепость, а затем обратно. С дороги уходила тропа, мне объяснили, что там находится знаменитое недоброе место. Но я не боюсь, недобрыми бывают не места, а люди.

— Золотые слова. Поехали.

Добрик не шевельнулся. Огромные глаза ждали решения хозяйки.

— Я не могу разрешить. — Тома смотрела виновато и чуточку жалобно, словно ждала утешений. — Нельзя.

Я пожал плечами и направился к коню.

— Сам справлюсь.

— Отпустить не могу, а послать с тобой никого не имею права!

— Я не спрашиваю. — Тома почти вешалась на руку, и я рывком высвободил локоть. — И ничего не прошу. Если будешь мешать… Не доводи до греха. Когда ты влюбилась в Юлиана и стала делать странные вещи — я принял.

— Не сразу! — втиснула Тома, борясь одновременно с собой и со мной.

Юлиан молча краснел, держался позади, но в пределах досягаемости — он собирался защищать девушку, если что-то пойдет не так. Защищать от меня.

— Неважно. Принял. — Я взлетел в седло, кожа скрипнула, ножны ударились о круп. — Мой случай намного проще. Прошу, пока не случилось непоправимое — прикажи открыть ворота.

Створки задвинули, как только мы оказались внутри, теперь слуги следили за перепалкой. Не будь здесь Томы, меня послушались бы и беспрепятственно выпустили. Сейчас главной была она.

— Подожди. Давай посоветуемся с дядей Люсиком. Добрик, попроси папринция спуститься.

— Не надо гонять пожилого человека по этажам. Тебе требуется совет — сходи сама. Мне совет не нужен, я уже знаю, что делать. Посмотри мне в глаза. Видишь, в эту минуту решается не только моя, но и твоя судьба. Если я сейчас вытащу меч…

Тома отпрянула. Дошло, наконец, что неповиновение официального невестора цариссе — не только наше личное дело.

Вот и ладненько.

Глава 2

Мы отправились вместе. Томины руки задумчиво теребили поводья. Она боялась нарушить некое обещание, но еще больше боялась, что я устрою что-то безобразное и просто немыслимое в нашей подвешенной ситуации.

И ведь устрою, если встанут препятствия. Вернее, если мне их поставят.

Дорогу показывал Добрик. Почти не покидавший башню, сейчас он радовался всему — лесу, полям, пыли, которую прибивал к земле мелкий дождь, просто отсутствию стен и каменной мощи над головой. В седле он держался неплохо, меч на боку, подвешенный по случаю выезда, выглядел органично, тяжелый доспех и шлем не мешали. В них смазливый парень стал даже чуточку мужественным. Юлиан, тоже неплохо освоивший коня и в доспехах выглядевший во много раз внушительнее, на него не глядел. В глазах — смесь ревности и смирения. Тщательно сдерживаемая, она иногда вырывалась, тогда парень отворачивался, не желая наблюдать за задумчиво-ощупывающим взором, которым Тома теперь каждый раз окидывала дворецкого.

Помимо Добрика юную цариссу сопровождало шестеро конных бойников с копьями и дубинами. Я знал, что лишние мечи в башне имеются, почему же не вооружить солдат как подобает? Или бойник — не солдат, благородное оружие не полагается? Вроде, я видел их и с мечами, и с топорами…

Верховная царица упомянула, что войнику в испытании на соответствие надо победить в схватке всех бойников башни. Если бы бойники имели мечи и регулярно практиковались, вряд ли у войников останутся шансы. Видимо, это и есть ответ: меч они взять могут, но такое не приветствуется. Хотя бы, чтоб не наживать врагов в войничьем сословии.

Моросило. Тома ежилась и недобро косилась на меня. Хорошо, что молчала, иначе б я ответил.

Пиявку теперь вел на длинном поводке Юлиан, а Шарик бежал в ногах Томиной кобылы. Зверью гулять нравилось. Несколько часов бега — это, конечно, много, но пока никто не жаловался. Стучали копыта коней, наши зверюги с удовольствием перебирали лапами, километры утоптанного дорожного полотна один за другим оставались позади.

— Здесь. — Перед лесом Добрик указал в самую глушь. — Видите, дерево примечательное, зим сто назад в верхушку молния ударила.

Колонна втянулась под кроны, потеряв друг друга из виду. Я занервничал. И не только я. Чуть отставший Юлиан склонился к моему уху:

— Томе не могли солгать, что ей нечего бояться?

— Если слово дала Зарина, — глухо ответил я, — то ловушки не будет.

— А этому пройдохе-слуге можно доверять по-настоящему? — Напряженный взгляд парня указал на Добрика, в тот момент прокладывавшего путь между оврагом и непроходимой чащей.

Я пожал плечами. Никто не знает, что у дворецкого на уме.

Нервозность не оставляла нас до последнего, под каждым кустом мерещился враг, за каждым деревом — стрелок или копьеметатель. Но стена леса пошла трещинами и обрушилась, вдали открылся знакомый вид.

На конях и по дороге получилось намного быстрее, чем в свое время с рыкцарями пешком по лесам и буеракам. Мы выехали к тем самым развалинам. Даже развалинами не назвать, всего лишь утопленные в траве полосы фундамента, заросшие и раскрошившиеся от времени. Сколько лет-веков-тысячелетий они стоят здесь под солнцем и дождем? А если еще под ледниками и прочими потопами? Мне бы их память, цены бы мне не было.

Любопытно, а сейчас у меня есть цена?

Под удивленным взглядом проводника я целенаправленно двинулся в лесок, образовавшийся на месте бывшей центральной башни. Сухие коряги, что маскировали вход, полетели в стороны. Подключившийся Юлиан помог отвалить в сторону несколько неохватных валунов, и путь под землю открылся.

Дойдя до знакомого зала, я чуть сощурился, когда меня нагнал Добрик с факелом. Заплясали тени, мир перекосился, словно по нему попрыгал ребенок. Тишина нарушалась только шагами нашей компании.

За спиной дворецкого в окружении силуэтов охраны появилась Тома.

— Узнаешь? — Я показал на угол, в котором ей довелось лежать с «растягушкой и зашибом», а на мне тогда оказались безумные заботы по гигиене.

В то время это казалось концом света, верхом неприличия. Кожа просто горела, руки не слушались, я с дрожью в коленях справлялся с выпавшей обязанностью, зная, что это единственная возможность выжить. Жизнь в стае перевернула взгляд на мир. Убрала лишнее. А главное было простым: держаться вместе. Никто нам не поможет, кроме нас самих, и плевать на условности. И мы выжили.

Времена изменились. Тома радовалась вернувшемуся комфорту цивилизации, загребущие руки подминали все, до чего дотягивались. Теперь вот корона Верховной покоя не дает. С моей точки зрения, выше головы замахнулась. Ася рассказывала, что каждый, кто лезет наверх, однажды достигает потолка компетентности, но в своем честолюбии не замечает этого и делает лишний шаг. Грустный факт, но факт. Хотелось бы, чтоб о нем помнил не только я.

Томины губы скривились.

— Отсюда Борзой с компанией устроили нам… с погибшей Чапой долгие приключения.

Умница. А я едва не прокололся. У Добрика уши чуть не вывернулись как у кошки. Расспрашивать о подробностях никто не решился, хотя история явно интересовала всех.

Срочно, для будущих оправданий: откуда я узнал про подземелье и Тому в нем? Вариант «а»: следил за людьми, когда вместе со стаей высматривал добычу. Собственно, варианта «б» не нужно, первый вполне подходит, позже надо согласовать его с Юлианом.

Правило выживания: «позже» может не наступить. Я сразу шепнул парню несколько слов, пока продвигались по брошенному людьми подземелью, он кивнул.

Здесь было пусто, хотя кто-то посещал недавно — кострище засыпано землей, но запах выдавал недавнее пиршество.

— Надо посмотреть с высокой точки, может, успеем кого-то заметить. — Я направился к выходу.

Томин рот уже открылся для вступления в полемику, дескать, чего это я тут распоряжаюсь в ее высоком присутствии… К моему счастью ее опередили.

— Опасность!

Бойники, охранявшие вход и лошадей снаружи, среагировали на лай Шарика и вой Пиявки. Одновременно в них полетели стрелы. Часовой в проеме скатился внутрь, колпак свалился, глаза выпучились:

— Рыкцари!

Стрелы никому не причинили вреда, они воткнулись вокруг нашего отряда. Противник обрисовал ситуацию: место пристреляно, лучше не рыпаться. Невидимые стрелки держали на прицеле бойников, мы все оказались в ловушке.

Юлиан вспыхнул:

— Я же говорил!

Желание выпустить из Добрика кишки и связать из них свитер настолько читалось на лице парня, что Тома заслонила собой дворецкого:

— Нет! Это не могут быть те, которые нападали раньше, у меня же знамя снаружи!

— И что? — Я не видел связи.

Тома заупрямилась.

— Это другие. — Задрав лицо, она громко крикнула: — Здесь царисса Тома! А вы кто?

— Что вы забыли в местах, высокими сословиями давно забытых? — вопросил снаружи строгий женский голос. — Молодость вспомнить решили?

— Кто со мной говорит? — напряглась Тома.

— Не обидитесь, если мы заберем коней, а вас немножко завалим камнями? И шкурки не попортим, и, пока откопаетесь, мы будем далеко.

— Узнала! — всколыхнулась Тома. — Это Грозна? Грозна Святая?

— И я тебя помню, ангелочек, что с того? У нас разные пути, но на этот раз мы пересеклись удачно. Отдай приказ сложить оружие, не играй чужими жизнями. Крови и так пролито слишком много.

— Именно. — На Томином лице засветилась новая мысль. — Куда ты подашься, если отступники разбиты, твой отряд разгромлен, а места прежних лагерей известны царице и контролируются царберами? У меня к тебе предложение!

Повисло несколько секунд тишины.

— Говори, — донеслось снаружи.

— У меня есть титул, но нет семьи в широком смысле. Как ангелу мне разрешено набрать ее самостоятельно. Официально предлагаю тебе войти в мою семью войницей. Знаю, что в прошлом твое фамильное имя — Есенина, ты сестра цариссы Есении, значит, царевна. Царевны имеют право поступать войницами в другие семьи.

— Не смущает мое прошлое?

— Оно меня радует. Ни у кого из царисс больше нет и не будет бойца с такими стажем и опытом.

Круто. Об этом я тоже думал, но выговорить вслух… Потому Тома и Тома, что поступает как Тома, а не как Чапа. Такой Томе, которая даже в ситуации стресса оставалась собой, все удавалось, и все сходило с рук. Вот и флаг ей в эти самые руки.

На этот раз пауза затянулась, словно болтавшимся секундам никак не могли перерезать веревку.

— Ты меня удивила. — Грозна говорила ровно и задумчиво. — Я склонилась бы к твоему предложению — идти действительно некуда, а новый отряд набирать долго и опасно. К сожалению, откажусь. Со мной четыре человека, за которых отвечаю.

Юлиан вскинул лицо на Тому:

— У тебя амнистия для троих рыкцарей!

В парне проснулся талант советника. Если и другие таланты пробудятся такими темпами, мне за цариссиным столом не останется места.

Совет правилен тактически, но стратегически неверен. Трех разбойников можно взять войниками по амнистии, их начальницу — войницей как царевну, хоть и возникнут вопросы связанные больше с моралью, чем с законом. Четвертого при желании можно спрятать. Но это опасно. Лучше переправить через гору в долину. Заодно поделимся новостями. Все это замечательно, если забыть о Малике, которому тоже понадобится официальное прикрытие, когда он явится на причал для возвращения в наш мир. Еще одну амнистию неплохо придержать на всякий случай, мало ли. Последняя может пригодиться самой Грозне, если для властей ее прошлое покажется важнее происхождения.

Жаль, нельзя высказаться при всех. Я с тревогой глядел на Тому, которая уже решилась на какие-то действия.

— Мы можем поговорить? — обратилась она в нервно замершую пустоту.

— Выходи одна без оружия, поговорим.

— Рыкцарям верить нельзя! — заволновались бойники. — Они никогда не держат слова!

— Не держат, если им это выгодно, — успокоила Тома, только непонятно, кого: их или себя. Она протянула мне меч и раздвинула бойников руками. — Пустите. Грозне выгодней моя дружба, а не смерть, сейчас ее слову можно верить.

Взгляды торчавших из подземелья голов проводили Тому наружу. Я тоже смотрел, как навстречу из леса вышла неуловимая разбойница. Высокая и поджарая, она на голову превышала Тому ростом и в полтора раза — шириной плеч. Привычное одеяние рыкцаря Грозна не сменила, несмотря на рыскавшие вокруг отряды царберов. И людей не бросила. Честь имела для нее не последнее значение. Да, такими людьми разбрасываться нельзя. Что ни говори, Тома приняла верное решение.

— Здравствуй, знаменитая Грозна Святая. Жаль, встречаемся в таких условиях, когда я на стороне победителей, а ты наоборот. Еще недавно было иначе.

— Приветствую не менее знаменитую цариссу Тому, о которой ходят легенды. Мои подвиги ничто по сравнению с твоими, если верить слухам. Результат этих подвигов свидетельствует о том, кто более достоин похвал и народных восторгов. Ты на вершине, я в опале. Выходит, твои поступки для высших сил оказались нужнее.

Водянистые глаза и прямой нос, походивший на клюв, сурово уставились на юную хозяйку окрестностей. Лицо — в шрамах, светлые волосы забраны в хвост, который спускался на отороченный волчьим мехом ворот. Такой воротник выполнял роль бармицы и, частично, наспинника, ведь шлемов разбойники не признавали. Видавшие виды штаны заправлены в мягкие сапоги, кожаная сбруя облегала рубаху. Несколько бронзовых блях, тоже несущих защитную функцию, соединяли ремни на небольшой высокой груди. С левого бедра свисал узкий меч в красивых ножнах, правое украшал кривой нож, а за плечами торчал гнук в совмещенном с колчаном налучье.

В голове всплыла ее история, из разных рассказов сложившаяся в общую картину. Грозна встала на путь разбоя из-за любви. Путь разбоя? Громко сказано, к этому она пришла позже. Началось с подросткового отрицания догм, которые вдалбливают с детства без обсуждения. Взрослый мир не нравился, и маленькая Грозна, носившая тогда другое, вполне аристократическое имя, сопротивлялась как могла. Характер способствовал. Девчонкой умудрилась влюбиться в сестрата. Или молодой человек еще не был тогда сестратом? Хороший вопрос. Царисса Степания, ее мать, насильно выдала своенравную девицу за трех своих войников. После смерти Степании той же крепкой рукой правила Есения, старшая сестра Грозны. Для Грозны ничего не изменилось — навязанная стандартная семья не устраивала, а в ответ на отказ и побег любимый человек был устранен. Грозна ушла в сестричество, но не нашла утешения. Вернее, утешение храмов еще больше настроило ее против насилия, что именуется устоявшимся порядком.

— Кроме четырех человек, за чью судьбу несешь ответственность, можешь назвать другие причины отказа?

— Твое предложение слишком хорошо звучит, чтобы быть правдой. И оно опасно для нас обеих. — Держа дистанцию, Грозна говорила с Томой не как с противником или жертвой, а как с равной. Уже хорошо. Такими темпами и до почтения рукой подать. — Моя репутация не вызовет восторгов и любви у тех, кого я раньше грабила или чьих родичей убила.

— Кого волнуют чьи-то восторги? Если врагов не мирить, войны не прекратятся. — Тома храбро глядела в глаза бывалой разбойнице. — Умелая воительница, ты принесешь больше пользы на страже порядка, чем продолжая грабить и убивать. Если кто-то не согласится с таким раскладом, он сам преступник.

— А как же с законом «Я жесток и беспощаден с преступниками, ибо преступивший закон сознательно поставил себя вне общества — общество обязано ответить тем же»?

Серьезный довод.

— Сказано: «Победа — сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки. Недобор в любой из составляющих — смерть». — Улыбка пробежала по Томиному лицу. — Проявив смекалку, я заставила ум принять нужное решение, и у меня хватит воли, чтоб принять на службу твои опыт и подготовку и отстоять это решение перед любым, кто посмеет оспорить. У меня на службе ты станешь частью семьи. Семейное право гласит: «Не восставай на жизнь ближней своей». А также «Не мсти и не имей злобы на ближних своих». Ты станешь для всех такой ближней. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!

— Алле хвала! — механически откликнулась Грозна давно забытой формулой.

Вздрогнув, она передернула плечами и посуровела:

— Все слишком красиво. Так не будет, потому что так не бывает. Тебе известна моя история?

— В общих чертах.

— Я боролась за право жить по собственным законам. Если перейду к тебе, мне вновь придется признать верховенство правил, которые я годами втаптывала в грязь.

Тома быстро оглянулась на нас и продолжила:

— Предлагаю сделку.

Она шагнула вперед. Дальнейшие переговоры велись шепотом, до нас долетал только сам факт разговора, не более. В какой-то момент Грозна кивнула, поднятая рука заставила четырех бойцов опустить гнуки и подойти к разговаривавшим. Бойники вокруг меня заволновались, я успокоил:

— Опасности нет. Наоборот, теперь царисса станет намного сильнее. И все мы тоже.

Глава 3

Совмещенный отряд двигался по видимым лишь Добрику ориентирам. Грозна со своими людьми держалась позади, прикрывая тыл. Наша свита надеялась, что разбойники потихоньку сбегут, но те и не думали. Тома гордо восседала на коне, лицо цвело улыбкой. Я полюбопытствовал, о чем же договорились.

— Я сказала: «Ты присягнешь на верность и пойдешь служить войницей Тамариной. Я, в свою очередь, спасу тебя от казни — раз, и разрешу жить по своим правилам, например, иметь одного мужа, и не буду возражать или вмешиваться. Это два. Главное, чтобы внешне все выглядело благопристойно». В общем, как у нас тобой.

— Ее такое устроило? — ответно прошептал я.

— О лучших условиях она мечтать не могла. И… у нее не было выбора.

— А ее люди? Как ты справилась с четырьмя, если амнистий — три?

Я также собрался негодовать по поводу зря использованных возможностей, которые могли пригодиться в будущем, но улыбка Томы стала еще довольней, по ширине соревнуясь с чудным при ясной погоде Днепром:

— Я предложила Грозне, чтобы троих она взяла мужьями. Разумеется, фиктивно. Поскольку она по титулу — войница, это автоматически даст им достоинство войников и спасет жизни. Они также будут служить мне, но в ее отряде. По амнистии я взяла только четвертого.

Красиво, черт ее дери.

— Поздравляю.

Сказано было чуть не с завистью. Тома оценила.

— Спасибо. Новая войница задала единственный вопрос: можно ли оставить имя Грозна? Я ответила, что не возражаю, но не знаю, нормально ли это с точки зрения действующих правил. Грозна пояснила, что сейчас решаю я, а затем все будет вынесено на усмотрение Верховной царицы.

Задумчивый Томин взгляд некоторое время изучал небо.

— Темнеет. Надо возвращаться.

— Возвращайтесь. — Я даже не повернул лица. На нем все было написано крупным шрифтом.

После секундной паузы Тома объявила:

— Готовьте лагерь! Ночуем здесь.

— Нехорошие места, — пробурчал кто-то из бойников.

Интонацией он лишь донес мнение, возражать по-настоящему никто не осмелился.

Промедление меня не устраивало.

— Сколько до других развалин?

— Часа четыре, — сообщил Добрик.

— В какую сторону?

Его испуганный взгляд метнулся на Тому. Она заговорила сама:

— Ты не попадешь туда один среди ночи. Уверяю, если там кто-то есть, они тоже не уйдут в ночь. Дождись хотя бы рассвета. И поужинать надо, я должна заботиться о своих людях. Даже о тебе.

Как ни зудело в одном месте, пришлось согласиться. Начали обустраиваться. Одни рубили дрова для костра, другие тащили лапник и жерди для навеса. Я нетерпеливо ходил по лагерю и кусал губы.

Грозна со своими людьми расположились чуть поодаль, но ужин готовился один на всех. Пока костер разгорался, а поставленная вода чуть теплилась, Тома громко поинтересовалась:

— Здесь есть озеро? Воду для котла откуда брали?

— Там ключ из земли бьет. — Ближайший бойник указал на кусты под склонившимся деревом. — Озеро тоже есть, но в другой стороне, минут десять идти. Там и место для привала лучше.

Он явно недолюбливал «нехорошие места», которыми кишели окрестности. Но хорошими или плохими, как хорошо сформулировал Добрик, места делают люди, и если здесь вдруг обнаружится некая мистика, я удивлюсь. До сих пор мистика в моей жизни присутствовала в пропаже из виду понадобившихся мелочей или постоянного ухода автобуса из под носа, все остальное наукой вполне объяснялось. Кроме пути, которым попали в этот мир. Но и ему рано или поздно найдется отгадка.

Тома придерживалась того же мнения, но, будучи начальницей, народного недовольства без внимания не оставила.

— Чем место у озера лучше этого? Ну, кроме близости большего количества воды.

— Там по ночам на тот свет не зовут.

— С вами ангел, забыли? Если позовут, я отвечу. — Тома гневно стукнула ладонью по рукояти меча, восстанавливая порядок в умах. Затем вспомнила про озеро, с которого начала. — Добрик, можешь порекомендовать своей цариссе… хорошего мойщика?

Лицо парня пошло цветными разводами, как забытый в пакете хлеб плесенью, но благоухало по-прежнему розами. Как умудряется? Какими-то духами пользуется? Честно говоря, в диком мире пота и прочего естества никому бы не помешало. Однажды обращусь за советом. Но не скоро. Сначала в образе брутального и вонючего мачо нужно мир перевернуть, а там посмотрим.

Зато на Тому ухищрения дворецкого действовали безотказно. Если во мне, как мужчине, она ценила ум и надежность, в Юлиане — красоту, простоту и любовь, то в лице Добрика жизнь подкинула ей игрушку, приятную во всех отношениях: красивую внешне, отменно пахнувшую, обладавшую чудесной выдержкой и по приказу хозяйки готовую на все. Со времен кукол Томе ничего подобного в руки не попадалось, и ее пальцы вцепились (пока — виртуально) в новый объект.

Хорошо это или плохо? Зависит от отвечающего. Если взять нас четверых, то с разным отношением к происходящему счет был два-два: я с Юлианом новый выбор не одобряли, считая его опасным, Тома с дворецким придерживались противоположного мнения. Пока нет фактов, доказывающих правоту нашей половины, придется уважать их выбор. О том, что эту катавасию в попытке позлить и мелко укусить я устроил сам, вспоминать не хотелось.

— Трое из наших бойников в свое время имели честь мыть цариссу Варфоломею, — выдавил Добрик через силу. Чувствовалось, что вопрос о мойщиках вызвал в его душе бурю, и в глазах прокрутились невероятные клипы с ограничением по возрасту. — Претензий к их умениям не возникло. А до цариссы Варфоломеи они мыли двух предыдущих владелиц Западной границы. Но если царисса Тома позволит… — Долгая вымученная пауза закончилась ожидаемым: — Я тоже владею подобным умением.

К чему интриганка и вела. Браво. Тома деланно нахмурилась:

— И кого же ты мыл?

— Цариссу и старших дочек, но это было давно, затем только царевну Карину, пока она жила в башне. С тех пор ни разу этим видом деятельности не занимался, поэтому могу порекомендовать Бочара, он…

— Пойдем, рекомендатель.

Лицо Юлиана просто кричало: «А как же я?!»

«Милый, — виновато-успокаивающий взор девушки ответил обволакивающей любовью, которая облизывала добротой и топила в нежности, — ты же все понимаешь. Я не для себя, а чисто из соображений государственного значения».

«Понимаю». — Могучие плечи поникли парня.

«Не я такая, жизнь такая», — продолжали оправдываться Томины глазки, периодически скользя назад в проверке: следует ли за ней указанный персонаж государственного значения.

Я прихватил зверюг, о них просто-напросто забыли: Томе подарили новую куклу, а парень всецело погрузился в мысли о главном. Главное побеждало, второстепенное рассеивалось или вынужденно отступало, и Юлиан смиренно шагал сзади, не забывая поглядывать по сторонам. Бойников, что с удовольствием отправились бы с нами к озеру — подальше от чем-то неправильного по их мнению места — непререкаемый жест цариссы оставил на месте.

— Это опасно! — попробовали настоять они.

При этом не уточнили для кого. Мол, понимайте как хотите, но нас желательно тоже взять.

— В мире все опасно, от всего не застрахуешься. Со мной будут невесторы, дворецкий и звери.

Грозна издали покачала головой, но вмешиваться не стала.

Озеро оказалось близко, Томины ноги остановились на кромке воды, руки раскинулись. Юлиан с одной стороны и Добрик с другой наперебой бросились разоблачать ее. Хмыкнув, я быстро покидал свои доспехи с прочей амуницией на пол и ухнул в ледяную жижу. Второй каскад брызг подняли Шарик с человолчицей, которые с довольным визгом ринулись за мной.

Тома ничего не замечала, она блаженствовала. Быть цариссой оказалось сказочно, исполнение любых капризов восторгало и выдергивало из реальности, оставив там совесть и трезвомыслие. Или… завидую? Непросто не замечать, как млеет под четырьмя ладонями запрокинувшая лицо девушка, как счастлива она, и как не менее счастливы ее добровольные слуги. Добрик был хорош, но рядом с таким красавцем, как Юлиан, у любого появится чувство неполноценности. Впрочем, у всех свои плюсы и свои минусы. Тома решила взять оптом.

Мы со зверьем уже обсыхали, а мытье цариссы только вышло на основную стадию. Некоторые элементы заставили уважать знания дворецкого и интуицию Юлиана.

Легкий рык ударил по нервам: Пиявка и Шарик заволновались.

— Кого-то чуют. — Юлиан прислушался к чувствам. Трепещущие ноздри не выдали ничего существенного. — В лесу кто-то есть, но далеко. Проверить?

— Нет. — Томины глаза с тревогой обежали тьму. — Возвращаемся. Быстро.

Лагерь спокойно ждал нашего возвращения. Со спокойствием тут же покончили. Отправленные Томой трое бойников вернулись через полчаса ни с чем.

— Никого.

— Но кто-то был, — однозначно заявил Юлиан. — Если этот кто-то не следит за нами, то сам от нас прячется.

— Зачем за нами следить? — удивилась Тома.

— Забыла про покушения? — напомнил я, а Юлиан поддержал кивком.

— Их больше не будет.

— Сомневаюсь. Некоторые слова даются специально, по принципу червяка на крючке.

Говоря это, я все же не верил, что обещание, которое дала Зарина, может быть нарушено. Но я сам не выполнил условий, поставленных Томе — отправился на поиски. Можно ли считать это нарушением для применения крайних мер?

Зависит от. Если представить, что решение принимает Дорофей — почему нет?

Наплевать. Тот, кто следит (если именно следит, а не прячется, как здраво предположил Юлиан) — не нападает. Значит, не имеет такого приказа.

Мы отужинали и разместились на ночлег. Тома нежилась между мной и своим парнем, не забывая кидать заинтересованные взоры в сторону расположившегося чуть поодаль дворецкого. Пора возвращать сестренку в реальность.

— Есть мысли, как выручать Шурика? — прошептал я.

— На месте разберемся, — отмахнулась Тома.

— Я бы поискал варианты заранее, — настаивал я.

Зря. Тома вжилась в роль правительницы, как дворянки столбовой, так и владычицы морской. И вообще.

— Шурик сам виноват. — Вместо поиска возможностей она стала обвинять. Самый худший способ решения проблем. — Нечего было к чужим женщинам приставать. Одобряю местные законы насчет сестрации подобных любителей клубнички.

Как любят говорить в фильмах, «мы ее теряем». До чего же местный вариант матриархата портит женское сознание. Я вновь зашептал:

— Когда лежишь раненый в башне, не узнаешь законов так, как мы в школе. Может, он просто хотел быть галантным. Или пошутил неудачно.

— Он пошутил, а нам теперь головой рисковать. Кстати, вариант: подождать, пока сестрируют, и сам выйдет.

Я отвернулся. О чем говорить с женщиной, у которой шила в одном месте не хватает? Как с мужиком, когда у него что-то в том же роде.

— Шучу, — примирительно принеслось вслед.

— Не приходило в голову, — вновь обернулся я, — что Шурика можно взять третьим невестором?

— Ни за что! — Девичий взгляд метнулся на дворецкого.

Добрик мирно посапывал, подложив ладони под щеку. Если сравнивать внешне, одессит проигрывает по всем статьям, но разве внешность для мужчины главное? К тому же, это не на всю жизнь, а только до возвращения домой, фиктивно. Как со мной.

— Подумай, это лучший выход, — потянул я ту же ниточку. — Здесь нет сословных ограничений. Пусть он числится крепостным, ты имеешь такое же право взять его в мужья, как и мастерового-дворецкого.

— Шурика? Никогда! Даже не думай об этом.

— Из-за Добрика? — И дернуло же меня сосватать сестренке дворцового очаровашку.

— Добрик ни при чем. Хотя нет, тоже при чем, но не в этом контексте.

— Не понимаю.

— А зря.

На время мы замкнулись каждый в себе. Я перебрал все, что отыскалось в запасниках памяти. Все равно не понимаю. Если дело не в Добрике, не в заполненной нише третьего мужа — в чем же? Стесняется, что обзавелась полузверем-Юлианом? Или настолько свыклась с кандидатурой дворецкого, что теперь не хочет ломать возможной идиллии? Не собирается же она обрастать в этом мире настоящими мужьями?

— Шурик тебе раньше нравился, — сделал я еще одну попытку. — Ты даже целовала его.

Вот теперь воткнувшийся в меня взгляд сказал все.

— Именно! Пусть даже мысли не допускает, что я могу пожелать его в мужья.

А как иначе спасти человека? Неужели не понимает?

Или… понимает? Если спасем Шурика, придется улетать, но сначала — собирать всех вместе, испытывать причал, рисковать всем: положением, жизнью…

Если не выручать Шурика, то у Томы не жизнь, а малина. И, как говорил тот же Шурик, зачем ей тогда весь этот гембель?

— Спи. — Тома отвернулась к Юлиану. — На эту тему позже поговорим.

— А не окажется слишком поздно?

— Спи, говорю.

Если она думает, что может мне приказывать, то ошибается.

— Мы не закончили.

Ее спина содрогнулась от моего толчка, с другой стороны озадаченно и недобро выглянул Юлиан. Я продолжил:

— Если ты против Шурика в качестве невестора, потому что уже комплект, и вакансий вроде как нет, тогда я больше не невестор. Вытаскивайте Шурика без меня.

Томе пришлось обернуться.

— Как же Юлиан справится с этим в одиночку? Даже в лицо не знает.

— Теперь не мое дело.

— Утро вечера мудренее, говорит народ. Давай поверим народу.

— Ошибаться могут все, в том числе целые народы. Если дома смотрела новости, должна знать.

— Что же предлагаешь?

Уже ничего, главное сказано, теперь пусть обдумывает, смиряется и соглашается. Шурика можно вернуть только в качестве невестора.

— Красивых снов, — буркнул я.

И тут завыло. На бойниках, казалось, даже белые балахоны побелели.

— Вот, — прошептал один, — начинается.

— Что начинается? — строго спросил я.

Ну, воет, и что? То ли зверь, то ли человек. Или что-то среднее. В ужастиках и не так воют, хотя там на экране, а здесь в темноте и где-то под боком. Как ни храбрился, а сердце екнуло.

— Сейчас чью-то душу заберут, — сообщил дрожащий голос бойника.

— Кто?

— Черти. Кто же еще.

Если черти, то не страшно. Я сам черт по местным понятиям, значит, встречусь с братьями по крови. Юлиан неуверенно указал пальцем:

— Там.

Тома вжалась в землю, но меня больше интересовала реакция зверюг. Их напрягшиеся тела принюхались и спокойно устроились досыпать дальше. Это заставило меня подняться.

— Не надо, — взмолились бойники чуть не хором. — Не тревожьте чертей, может, обойдется.

— Добрик, а ты что молчишь? — спросил я. — Нужно бояться нехороших мест?

— Их же не зря прозвали нехорошими. — Парень опустил лицо.

— Что было с теми, кто не боялся?

— Кто ж знает, они ведь не возвращались.

— Ты лично таких знал?

— Лично нет.

— А кто знал?

Тишина.

— А рыкцари сюда не боялись ходить?

— Им в любом месте сам черт не брат.

Вот и ответ. Животные не боятся, разбойники тоже. Получается пугалка для хороших людей, чтоб не мешали плохим в их делишках. Стоило подняться ветерку…

— Юлиан, пошли. — Я первым шагнул во тьму.

Стоны продолжались. Юлиан освещал путь горящей палкой.

— Ты знаешь, кто или что это? — Кажется, он тоже трусил, но изо всех сил старался не показать.

— Звуковой эффект. В горлышко бутылки никогда не дул?

— Куда?

— В свистульку. В палку с отверстием. Короче, надо найти дырку, в которой завывает ветер, и засыпать ее чем-то — песком или землей.

— Ветер не может стонать, как человек.

— Поверь, он еще не то может. Пришли.

Спутника ощутимо трясло, я отобрал у него лучину и сам двинулся на звук. Стоны и вой неслись с разных сторон. Пришлось постараться, находя гудящие впадины во вросших в землю развалинах. Часть отверстий показались рукотворными. Кто-то специально позаботился, чтоб в этой местности ходило меньше посторонних.

Потом мы отмылись в озере.

— Это вы? — с испугом раздалось при возвращении.

— Нет, нас съели.

Исчезновение воющих звуков на Тому впечатления не произвело. Она восприняла как должное.

С места поднялась Грозна.

— В суеверия не верю, — сказала она, подойдя ближе, — сама не раз пользовалась ими для выживания, но в лесу происходит что-то для нас нехорошее.

Тома удивленно моргнула, а я уточнил:

— В чем выражается это «что-то нехорошее»?

— Какие-то передвижения. И уже давно, пару дней. Я не видела, но чувствую хребтом. Если б не умела чувствовать, давно кормила бы червей в волчьих выбросах. Раньше не сказала, потому что не была уверена. Сейчас уверена — в лесу кроме нас кто-то есть.

— Насколько близко к нам?

Грозна пожала плечами:

— Вряд ли близко.

Тома поглядела на меня, затем на Юлиана. Я тихо радовался, но виду не подавал. Любой, кто скрывается, может оказаться тем, кто мне нужен. Или тем, кто выведет меня куда нужно. С пазрешения Томы я задал Грозне вопрос:

— Кроме усиления дозора какие-то меры принять можем?

— До утра вряд ли.

Тома поставила точку:

— Тогда всем красивых снов.

Глава 4

Через некоторое время я растолкал Добрика.

— Чшш! — Палец лег на его губы. — В какой стороне вторые развалины?

— Ночью нельзя!

— Напомнить, о чем тебя спрашивали?

Дворецкий моргнул и вздохнул.

— Туда. — Он нехотя указал в сторону гор. — Нужно идти на скалы, пока между двумя передними вершинами не скроется дальняя. Тогда повернуть вправо и идти до озера. Оттуда опять на горы, по правой стороне обойти непролазную чащу, и за низиной появится срытая крепость.

— Спасибо. Спи. Нашим разговором поделишься утром, а если решишь сделать это немедленно, то учти, что я невестор на особых условиях — если вдруг еще не заметил.

— Заметил, — угрюмо подтвердил дворецкий.

— Вот и молодец.

А у самого сердце сжалось: где заметил один, заметят и другие. Пришлось дополнить:

— Ведь я просто интересовался, куда пойдем завтра, правда?

Добрик просветлел: подсказанный выход выводил его из разряда соучастников.

Пиявка радостно завиляла кормой. Вот бы все мне так радовались, как это безмозглое, но предельно верное создание.

— Зверюге по нужде надо, — сообщил я вскочившему дежурному бойнику. — Мы отойдем немного, чтоб вам утренний аппетит не портить.

Вопросов не возникло, часовой уселся на место.

Теперь нужно спешить. Минимум двое сейчас могут доложить хозяйке о моем уходе. Пусть даже о подозрениях на уход.

Пиявка бежала в ночи резво, мои ноги едва успевали найти опору в том месиве, которое она пролетала с легкостью. Хоть сам на четвереньки становись.

Волки не встретились. Счастье. Или везение. Короче, судьба благоволила. Горы, чуть видные в куцем свете луны, медленно, но приближались, а дальняя вершина, о которой говорил проводник, постепенно пряталась. Если он не соврал, скоро буду на месте.

Озерцо обнаружилось на рассвете, а к конечной точке маршрута мы с Пиявкой выходили уже при ярком дневном освещении. Горы синели, закрывая горизонт, могучие деревья на их фоне казались расплодившимися муравьями. В окружении нескольких таких зеленых муравейников нашлось искомое. Как и древние строители, я поставил бы крепость тоже именно здесь — если свести окружающий лес, с этой точки можно контролировать все окрестности вплоть до предгорий.

Закрыв глаза, я постарался представить, как меня вели среди ночи с мешком на голове. Спереди — горы, где-то справа — башня Западной границы, а деревня, где с таким позором поймали, по левую руку. Очень похоже. Вон по той горе мы спускались с царевнами, уходя от погони. Имейся у меня бинокль, даже лесочек разглядел бы.

Никаких движений и признаков деятельности заметно не было. Как и в лесу, несмотря на уверения Грозны. Как и на предыдущей срытой крепости. А там нас, между прочим, поймала в ловушку Грозна. Потому нужно сначала осмотреться, сделать пару кругов. Я ищу Зарину, но мало ли кто еще ищет кого-то в округе. В подземелье, где в свое время держали меня с Юлианом, может оказаться кто угодно.

Пиявка заволновалась.

— Ррр! — понеслось в обратную сторону, откуда я только что прибыл.

Догнала Тома? Очень своевременно. А то предчувствия нехорошие.

Предчувствия не обманули. Волнение человолчицы переросло в страх, она попятилась. Волки?!

— Вверх! — приказал я.

Пинок подействовал быстрее, я мигом взлетел за Пиявкой и уже с ветвей оглядел приближавшихся.

Не волки. И не Тома. Несколько человек умело и быстро шли по моему следу. Сквозь листву я насчитал четверых, но могло быть больше. Все в крестьянской одежде, вооружение — мечи и копья. Гнуков нет, и это радовало.

Рано обрадовался. Появился пятый, с гнуком в руках, с направленной вниз стрелой, при приближении взметнувшейся на меня.

— Здесь! — одновременно вскинулись три руки.

Дерево окружили. Легкий свист призвал еще нескольких. Они вынырнули как из-под земли, и вся недавно пустая местность ожила и зашевелилась. Из кустарника на месте крепости появились еще люди. Не все направились сюда, большая часть растеклась по округе, занимая удобные для обороны места. Многие держали в руках запрещенное оружие.

Под деревом велись тихие переговоры, голоса едва доносились. Трое показались знакомыми — редко встретишь вместе гулкого, картавого и шепелявого.

Пиявка жалобно рыкнула и заскулила. Ей не нравилась роль жертвы.

— С ним человолк!

— Это Чапа, цариссин невестор.

Да, вряд ли еще у кого-то имеется свой человолк. А голос тоже знаком. Внизу — старый знакомый, Тихон, который участвовал в набеге на комнату в башне, и троица мародеров с предгорий — Немец, здоровяк и бывший раненый. И еще кто-то с ними.

Тихон здесь, а это значит, что мои поиски окончены.

— Мне нужна Зарина! — громко объявил я из ветвей.

— Она всем нужна.

— Срочное дело. Мне нужно увидеть ее прямо сейчас.

— А мне нушны шторофье и нофые шубы, и што?

Я проигнорировал Немца:

— Тихон, ты все видел и знаешь, как Зарина ко мне относится. У меня важное послание. Важнейшее. Дело жизни и смерти.

— Насчет последнего сейчас поможем, — высказался неизвестный с гнуком.

— Подожди. — Ладонь Тихона предупреждающе поднялась. — Пусть скажет, с какой вестью прибыл. И как нашел. Молодой цариссе запретили идти вдогонку.

Новый звук, похожий на стрекот цикад, пронесся над лесом. Это оказался сигнал. Люди с оружием попрятались в кустах, исчезая, как по мановению волшебной палочки. Те, которые поджидали меня внизу — тоже. Они рухнули в траву, копья выставились, стрелки натянули тетивы. Обо мне забыли. Будь у меня дальнобойное оружие, расстрелял бы сверху, как в тире. Правда, есть праща на ноге, но чем она поможет на дереве, где ни камней, ни места, чтоб раскрутить? Вот же дурацкие правила, ограничивающие законопослушных людей в выборе оружия самозащиты. Преступник же всегда пользуется не тем, что разрешили, а оптимальным.

Со стороны, откуда я прибыл, доносился шум. Лошади. Много. Затем сквозь листву мелькнул до боли знакомый флаг.

— Ловушка! — заорал я из ветвей. — Не подходите!

Пиявка шарахнулась от моего голоса и чуть не свалилась с ветви. Ее рычание подхватило мой ор, такой дуэт нельзя не услышать. Но копыта коней продолжали мерно топать по направлению к центру ловушки. Они там что, с ума посходили?

— Тома! — снова крикнул я. — Здесь засада!

Тома слышала. И все засевшие в кустах слышали. Никто не сделал ни малейшей попытки заткнуть мне рот стрелой, вместо этого затаившееся воинство поднялось с замаскированных позиций.

— Смерть ради жизни! — хором гаркнули десятки глоток.

— За лучшую жизнь! — завершила Тома фразу, с которой однажды на нее покушался фанатик.

Я ничего не понимал.

— Приветствуем цариссу Тамару! — Мои недавние противники склонили головы.

— Приветствую доблестных воинов добра и света. — Поднятая ладонь остановила свиту, Тома спешилась и в сопровождении одного Юлиана двинулась к нам.

У ее ног бежал учуявший подружку Шарик, на посторонних он внимания не обращал — угрозы от них не чувствовал.

— Это ваш человек с человолком? — Тихон показал на скрывавшую меня крону дерева.

— Если с человолком, то без сомнений. — Тома повысила голос: — Чапа, спускайся, сейчас все объясню.

— Желательно бы.

Я спрыгнул вместе с Пиявкой. Воины добра и света отпрянули, оружие механически выставилось на человолка. С большим трудом у них получилось опустить гнуки, клинки и копья.

Пиявка скалилась и огрызалась, я тоже был не в лучшем настроении.

— Что все это значит?

— У меня теперь собственная армия. — Тома приблизилась. Победная улыбка сияла на ее лице, глаза сверкали. — Теперь мы столько всего сможем!

Мы? Ну-ну.

Сбоку Тому от возможных покушений прикрыл Юлиан, а у ног Пиявка сцепилась с Шариком. Из бывших противников встать близко осмелился только Тихон, к которому я не испытывал враждебности. Но где-то здесь должны обретаться Дорофей и ему подобные, неоднократно старавшиеся отправить меня и Тому на тот свет. Они теперь тоже в ее подчинении? А как насчет меня? Кто я теперь для них — командир, хотя бы младший, чужак-посторонний или соратник (почему-то хочется сказать — соучастник)?

— Сначала пусть ответят — Зарина здесь? — Я уже готов был кинуться на Тихона.

Брошенный им на цариссу взгляд дождался подтверждения — можно отвечать. Как же быстро все переменилось. То убить жаждали всеми силами и средствами, даже ценой жизни, теперь разрешения сказать спрашивают.

— У человека две ноги, две руки, но только одна голова, — проговорил Тихон. — Если головы тоже будет две, человек не выживет. Зарина передала власть и подтвердила законность новой цариссы. Ей ничего не оставалось, как уйти.

— Давно?

— Сразу же. Никто не знает, куда.

— Даже Дорофей?

— Они ушли вместе.

Ответ убил.

Вряд ли меня сейчас что-то интересовало, но Тома взялась тихо рассказывать, мешая утонуть в колодце с болью.

— Варфоломея создала тайную организацию, которую назвали Паутиной. Нечто вроде рыцарского ордена. Лучше сравнить с масонской ложей — сюда тоже не попасть без рекомендации, потом нужно делами доказать убеждения, пройти посвящение… — Тома слегка встряхнули меня, чтоб слушал внимательнее. — Лозунг сообщества — смерть ради жизни, за лучшую жизнь. Нынешняя жизнь не устраивает многих, но все молчат, поскольку за инакомыслие — смерть.

— Ну да, если все равно умирать, то лучше с пользой, — скривился я, волей-неволей втягиваясь в разговор.

Тома улыбнулась сработавшей уловке, но ерничанья не приняла:

— Хотя бы ради счастья детей. Или их детей. Паутина работает не на сейчас, а на будущее.

— За счастливое будущее только что сражалась Деметрия. Принесло это кому-нибудь счастье?

— Власть нельзя свергать, ее нужно брать постепенно, — возразила Тома. — Интересы и планы у Деметрии были свои, у каждого отряда рыкцарей — свои, у крестьян, которые поддержали восстание — тоже свои, совершенно другие. И некоторые царберы немало воды помутили в своих гарнизонах. У нас…

Надо же, «у нас». Быстро осваивается. У меня нашлись силы кисло ухмыльнуться.

— Каждый член ячейки, — продолжала Тома, — дает обет и присягает главе рода, создавшего и курирующего Паутину. На данный момент во главе оказалась я.

Заставить меня прочувствовать величие момента должна была долгая пауза, но эффект не получился. Я тупо глядел в землю, в отличие от Юлиана, который просто ахнул от услышанного. В его глазах девушка давно была царицей, теперь стала богиней. Вот так, из ничего, в буквальном смысле из-под земли у нее появилось связанное клятвой и круговой порукой собственное войско.

Не дождавшись подобных восторгов от меня, Тома сказала:

— Отступники пошли не тем путем, у них был разброд в целях. Деметрия могла обмануть, прикрывшись ложными обещаниями. У нас такое невозможно. Все завязано на одну семью, глава семьи является гарантом всех договоренностей. Если человек падет в борьбе за счастье будущих поколений, его семье оказывают почести и переводят на лучшее положение, приближая к башне. Это стимул для остальных. Варфоломея и ее дочки всегда держали слово. Только наследник основательницы может возглавить Паутину, и сейчас это я.

Ожидаемого энтузиазма Тома опять не дождалась. Повторный упор на предмете гордости вызвал у меня угрюмый оскал — я понимал, к чему приведет дальнейшее. В стране, где за каждой стенкой сидит по подслушивальщику и подглядывальщику, достаточно одному члену Паутины попасть в руки Верховной царицы, и на этом все. Совсем все. Всем.

А Тома все еще надеялась на мои понимание и поддержку.

— Идея Паутины в том, что все равны, — вещала она с восторгом. — При равных правах тоже нужно следить за порядком, и мы создаем структуру, которая, когда придет время, обеспечит людям безопасность. Этому подчинено все. Отдать жизнь за главу организации — подвиг, за который семью поднимут на ступень выше. В Паутине несколько ступеней. Новые члены начинают с низшей, но, к примеру, подвиг павшего поднимает его близких, и его дети начнут с более высоких позиций. Паутина восстанавливала Зарину в правах, чтоб получить прежние возможности. Считалось, что только она, как прямой потомок, может претендовать на лидерство. Теперь все уладилось, права и обязанности гаранта перешли ко мне.

— Зарина сама сказала это?

— Да, — кивнула Тома. — В лесу, куда меня выводили, в присутствии большинства членов Паутины. Мне принесли присягу, и я стала обладательницей собственной невидимой армии с неописуемыми возможностями.

Меня интересовало другое.

— Куда могла уйти Зарина?

— Не сказала. На прощание она просила не преследовать и не искать, чтоб не сделать хуже. С ней вместе ушел Дорофей. Он слишком долго жил с дочерьми Варфоломеи и приемную дочь считал вероломной захватчицей. Теперь мне нужно подтвердить свое вознесение, расширить Паутину на другие вотчины и поднимать по иерархии членов организации и их близких.

Позади послышался шум. Тома нервно обернулась:

— Что там?

— Ваш?

Несколько человек держали скрученного Добрика. Красивая рубаха была порвана, лицо расцарапано, под глазом наливался синяк.

— Это мой дворецкий! Отпустите!

— Как скажете, царисса. — Державшие разжали руки, и парень смог выпрямиться, хотя не сразу. — Он пробирался к дороге.

Взор Томы осмыслился.

— Добрик?

Дворецкий рухнул на колени:

— Простите! Я ваш — душой и телом, я жизнь отдам…

— Отдашь, — хмуро подтвердил Юлиан.

Острие его меча уперлось в спину дворецкого.

— Рассказывай, — приказала Тома.

— Я не мог поступить по-другому. — Голос Добрика сломался. — Я на службе у Верховной царицы. Мне приказали попасть в Паутину, но меня туда не брали, требовали только помогать.

— Ты все-таки помогал?! — У Томы дернулся глаз. — И в подземелье?! И врал прямо в лицо?!

— У меня был приказ. Ослушаться нельзя. Я мучился, не мог придумать, как не нарушить обязательства и при этом не повредить Вам. Я люблю Вас, моя царисса!

У Томы навернулись слезы. Юлиан пнул Добрика:

— Сейчас последний шанс сказать правду. Рассказывай все.

— В крепости преподавали прослушивание и другие премудрости наблюдения, моя основная работа состояла именно в этом. — Лицо Добрика поднялось к Томе в дикой мольбе. — Простите меня, я не мог сказать всего, не имел права, но делал все, чтоб не навредить. Верховная царица знала о покушениях, знала, кто стоит за ними, и кто все устроил. Тит и Чичан с семьями — в ее застенках, никто никуда не сбегал. Ваши разговоры я тоже слушал. Не все понимал, но понял, что есть какая-то тайна. Но я никому…

Брызнуло красным, из горла выше кадыка с хлюпом вышел клинок.

— Он тебя обманывал. — Юлиан вытер меч об юбку. — Предал. Ты могла опять его простить. А такое прощать нельзя.

Тело дворецкого рухнуло к ногам ошалелой Томы. Все застыли. Я перехватил торжествующий взгляд Юлиана. Что бы он ни говорил, а по-настоящему просто избавился от конкурента. Я тоже в некотором роде конкурент. Когда брызнет у меня?

Странно, что Юлиан до сих пор не нашел способа. Ждал момента или боялся. Томиного гнева? Или я в очередной раз чего-то не знаю?

Вдали зацвиркали цикады.

— Тревога! — разнеслось по поляне.

Глава 5

Суета и движение заполонили пространство.

— Царберы! Бежим!

Бежать оказалось некуда. Всадники в желтых плащах несколькими рядами опоясали развалины крепости вместе с лесом вокруг. Сомкнутые ряды с выставленными копьями напоминали грабли, направленные в лицо. Внутри оказалась не только новая армия Томы, но и прежний отряд. Грозна вскочила, но меч остался в ножках — одного взгляда ей хватило, чтобы не дергаться. Она гордо застыла на месте, ладонь легонько постукивала по рукояти.

— Всем сложить оружие и оставаться на местах!

Приказ исполнили беспрекословно. Даже Грозна, вздохнув, отбросила прощально звякнувший клинок.

Тома, Юлиан и я тоже опустили наземь все, чем можно сражаться. Пиявку с Шариком мы на коротких поводках, перехваченных почти у самого у горла, уложили у ног. Зверье порыкивало, но тоже боялось происходящего. То ли наша нервозность передалась, то ли они сами поняли, что с количеством недругов, которые нас окружили, не справиться даже любимым всемогущим хозяевам.

Дождавшись полного разоружения, в центр поляны вошли спешившиеся царберы — строгой колонной, ступая в ногу. Красиво. Какой разительный контраст с нашей разношерстной толпой.

Желтые плащи сначала собрали оружие, затем стали вязать заговорщиков. Все правильно. С точки зрения царицы, мы все — участники заговора с целью свержения законной власти. И попробуй возрази.

Царберы придерживались некой системы. Начали с «воинов добра и света». Их собирали по всему лесу, как грибы, и выковыривали из подземелий. Связанных ставили на колени. Тому со свитой пока не трогали. Когда с лесными заговорщиками закончили, ряды щитов разошлись, и получился узкий защищенный коридор. По нему к нам прошествовала Верховная царица собственной персоной.

Она остановилась неподалеку от Томы, в недосягаемости от зверья, которое могло кинуться, и от меня с Юлианом, поскольку теоретически мы тоже могли кинуться. Оставленное расстояние гарантировало, что любого, кто двинется, успеют несколько раз проткнуть, покромсать на кусочки и даже, возможно, пожарить.

— Здравствуй, юная царисса, извини за этот спектакль. — Рука в позолоченном доспехе описала круг, охвативший происходящее. — Прости, я знала опасность ловли на живца, но ты чрезвычайно удачлива. Я рискнула и не проиграла. И ты тоже. Почему? Потому что я прощу тебя, если все это, — царственный подбородок указал на ряды связанных, — ничего для тебя не значит. Они боролись с установившимся порядком. Они враги равновесия. Ты либо с ними, либо со мной, выбирай.

Слова упали в благодатную почву. Без колебаний Тома выбрала стан победителей. У меня же состояние было, будто из морозилки вынули и в микроволновку поставили.

Под трупом Добрика растекалась кровавая лужа, но до него теперь никому не было дела. Все, что произошло более минуты назад, превратилось в далекое прошлое.

Внимание царицы привлекли не мы, не наши звери, и даже не пойманная армия заговорщиков.

— Это та, о ком я думаю? — Царица явно опешила, увидев Грозну в Томиной свите. — Юная царисса, ты не перестаешь удивлять.

Грозна стояла, не шелохнувшись. Не выказывала ни подобострастия, ни почтения. Но и без дерзости. Просто признавала за царицей высшее право решать. Согласна ли с этим царица — осталось незамеченным, правительница быстро подавила эмоции. Ее глаза затянулись пустотой.

— Теперь царевна Есенина является войницей Тамариной, — со смесью гордости и опаски объявила Тома, — она принесла мне присягу, я приняла ее в семью.

Некоторое время царица раздумывала и вопрос, не являвшийся злободневным, решила не поднимать. Дескать, всегда успеется — в более спокойной обстановке. Если понадобится. А может, не понадобится — один из выживших в кровавой мясорубке могучих врагов превратился в соратника, что может быть лучше? И снова — Тома. Повод для новой легенды.

Царственная рука сотворила сигнальный жест, девушке поднесли меч. Не тот, который отобрали. Новый был тоньше, изящнее, но длина не позволяла думать, что клинок легче. Царбер, который долгое время держал его на вытянутых руках, уже прилагал усилия.

— Бери, — приказала царица. — Я знала, что в конце концов они присягнут новой хозяйке. Без снабжения в лесу не выжить, а грабить они не стали бы из-за убеждений. Без сильной руки во власти у их организации не было будущего, потому мы за тобой следили. — Легкий вздох вырвался у царицы при взгляде на тело дворецкого. — Не были известны ни нахождение базы, ни количество, ни состав и руководители. Другого пути взять всех разом не существовало. Пусть в деревнях остались информаторы, без связи они ничего сделать не смогут. Вместо хвоста мы рубим голову, и чтобы доказать, что твоя не должна слететь вместе с остальными, ты сама исполнишь приговор.

Колени Томы дрожали. К чему идет дело можно было догадаться, едва меч оказался в руках.

— Всех? — все же ужаснулась она.

Два ряда по нескольку десятков человек, которые поклялись отдать ей свои жизни — они никак не думали, что этот миг наступит так скоро.

— Через одного, — разрешила царица.

Ее глаза улыбались.

В годы Второй Мировой офицеры из самурайских фамилий таким способом казнили китайцев. Приговоренных длинными рядами ставили на колени, и жертвы радовались легкому избавлению, подставляя шеи под острия катан. Возможно, и сейчас быстрая смерть спасет людей от кошмара допросов в застенках крепости. Один раз с подобным испытанием Тома справилась — на коронации.

Но здесь никто не опустил головы. Эти люди смерть презирали.

Многие лица мне были знакомы: Тихон, троица мародеров, лесной стрелок, от которого в первый раз мы услышали лозунг «Смерть ради жизни, за лучшую жизнь». Думали ли они, что смерть настигнет их совсем по другому поводу? И вообще: думает ли кто-то о подобном, когда затевает что-то ломающее устои?

Равновесие победило. Тома ступила на другую чашу весов, система выровнялась, и все, чем можно помочь — сделать смерть недавних соратников наиболее милосердной.

— Не убий, если это не враг, посягнувший на твою жизнь, семью и родину, — вдруг произнес Тихон, когда Тома подняла меч.

— Соблюдай закон! — громко напомнила царица другую заповедь. — И да не дрогнет твоя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется — всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость. Исполняй!

— Алле хвала! — с содроганием выкрикнула Тома и с размаху рубанула первого с краю.

Мужчина вытаращил глаза, голова дернулась и, недорубленная, повисла на жуткоих ошметках. Тому затрясло, меч вывалился из рук. Ближайший царбер одним ударом прекратил мучения недоказненного.

— Достаточно, — довольно сказала царица. — Остальных допросим.

Тому подхватил Юлиан, я обнял сзади обоих.

— Я хотела как лучше… — Тома еле слышно всхлипнула.

Потекли слезы.

Верховная царица улыбалась.

— Всем скажем, что это ты нашла и покарала заговорщиков. И твой невестор. — Пронзительный взор ударил мне в зрачки и пробился в мозг в поисках улик, явок, паролей. — Почему твой невестор так рвался сюда?

Хорррро-оший вопрос. У меня бы ответа не нашлось.

Тома подняла красное лицо:

— Он не знал, что заговорщики собираются признать мою власть. Он хотел уничтожить угрожавшую своей цариссе опасность.

Верховная царица задумчиво поглядела на нее, затем вновь на меня, потом прощупывавший взор скользнул по Юлиану и вернулся к Томе.

— Ты веришь в интуицию?

У Томы даже глаза высохли.

— Да, — ответила она, стараясь сообразить, к чему вопрос.

— Я не верю, но иногда прислушиваюсь. И что-то мне говорит, что от твоих долинных невесторов можно ждать неприятностей. А неприятности — это нарушения равновесия, за которое я несу личную ответственность. Потому пришло время разобраться с твоими невесторами. Чапа и Юлиан, подойдите.

Копья почти упирались в бока и грудь, когда мы, передав Томе поводки, медленно двинулись вперед. Нас подпустили так близко, насколько позволяли меры безопасности. Мы остановились на песчаной площадке, головы опустились — не смотреть же царице в глаза, это могут принять за дерзость. А проблем у нас и без этого хоть половником хлебай.

— Нарисуйте карту долины. — Царица указала нам под ноги.

Юлиан в подобном не специалист, и я, упреждая интерес, откуда знаю про карты, спросил:

— Это как бы вид сверху?

— Именно.

В глазах царицы что-то пряталось. Я напрягся.

— Легко, — механически выдало мое горло то, что требовала ситуация. — Тома показывала.

— А ты показывал моему осведомителю. — Царственное лицо совершенно без эмоций показало на валявшийся труп. — За что вы его?

Очень хотелось сказать, что не мы, а заговорщики. Но их допросят, и правда выяснится.

— Это я, — объявил Юлиан сокрушенным голосом. — Почувствовал угрозу цариссе Томе, и вот. — Он совсем по-детски развел руками: дескать, не виноват, оно само разбилось.

Одна бровь царицы поднялась.

— Теперь понимаю, почему выбрала в невесторы именно их, — сказала она Томе.

За это время я начертил ногой две соприкасавшиеся верхушками груши.

— Вокруг — горы, — начал я объяснение. — Посередине и в ближней части долины находятся два озера. Жилища — прямо в горах, вроде пещер, только обжитые. Правитель… ница живет посередине, в высоко расположенных комнатах, как в башне. Лес сохранился только в горах и у ближнего озера, остальное засажено садами и распахано под поля.

Царица всмотрелась в карту.

— Озера, как понимаю, не чета нашим?

— Намного больше, — кивнул я. — Главное, далеко не заходить, бывает глубоко. Вот если б они текли, как Большая вода…

— Наслышана, как вы на Большой воде пожирателей прогнали. Хорошо придумали с человолками. Теперь придумайте, как вернуть население долины в лоно единой власти, желательно тоже без жертв.

Сердце екнуло. Начинается.

— Армию через гору не переправить. — На этот раз мой взгляд не прятался, я смотрел прямо в лицо, которое стало стальным. — Только один из многих переберется, и то, если без оружия — чтоб ничего не мешало, и чтоб цепляться за скалы легче было.

— Сколько людей живет в долине?

— Много. Десятки десятков.

— Сколько воинов?

— Любой умеет обращаться с оружием.

Слово «мужчина» после «любой» добавлять не стал. Так страшнее.

— Чем вооружены жители?

— Металла нет, в ходу каменные топоры, дубины, копья и гнуки со стрелами. У метательного оружия все наконечники тоже из обработанного камня.

Царица выудила главное:

— У вас в ходу запрещенное оружие? — В голосе лязгнули металлические нотки.

— С каменным наконечником оно не пробьет доспехов, а человолков, если сунутся, поражает издалека. Если его запретить, всех съедят.

Верховная царица на секунду задумалась.

— Как в долине расположены гарнизоны?

— Какие гарнизоны? — Я позволил себе улыбнуться. — Каждый сам себе воин. Воевать не с кем, поэтому оружие почти не используется.

— Почти?

— Иногда человолчья стая забредает.

Объяснение царицу удовлетворило.

— Сколько конницы? — принесся следующий вопрос.

— В долине нет ни коней, ни волков, никаких животных. Всех выбили задолго до нашего рождения.

— Как по-твоему, сколько войск и с каким вооружением необходимо, чтоб привести долину под истинную власть?

Здесь нужно повертеться ужом на сковородке. Долинники должны выглядеть безопасным неагрессивным соседом, но с таким учетом, что завоевать их сложно, почти невозможно, а главное — не нужно.

— С нынешним отрядом, — моя рука обвела царскую охрану, — можно уничтожить всех бойцов долины. Но тогда там вовсе не останется населения, которое нужно приводить под вашу руку. У защитников нет даже кожаной амуниции вроде рыкцарской. Воин в доспехах пройдет сквозь вооруженных местных как сквозь туман, бронза защитит от каменного оружия, а местных от меча и копья ничего не спасет. Но главное: захотят ли покоренные подчиниться тому, кто начал с убийства?

— Рассуждаешь правильно, это хорошо. Плохо, что рассуждаешь о том, что тебя не касается. Как передается сигнал опасности? К примеру, о тех же человолках.

— Дозорными разводятся костры, население реагирует на сигнальный дым.

— Дозорные везде, по всему периметру долины?

— Обязательно.

— Зачем? — Взор царицы сказал: вот ты и попался, голубчик. — Ведь проходимо только одно место на одной горе?

— Долинники не знают, где именно горы проходимы. Вообще не знают о проходимости. Они считают, что человолки появляются волшебным образом, а стая подкрепляет эту веру, когда проходит верхами в облаках и спускается потом с разных сторон. Отряд, в котором были мы с Юлианом, нашел переход только потому, что преследовал стаю по пятам. И из всего отряда, повторю, остались в живых всего двое.

— Значит, переходить гору нужно в тумане облаков, когда не видно. Хорошо. Ответь еще на такой вопрос: можно ли обмануть дозорных, если развести костер в одном месте, а с войском в облаках зайти с другой?

Ей понравилось выражение «в облаках», дважды повторила, словно заклинание. Теперь мне предстояло как-то отговорить летать рожденных ползать.

Такой возможности не предоставили. Царица обратилась к Томе:

— Сейчас твои невесторы из неведомой долины отведут туда мою армию. — Вскинутая рука остановила готовый сорваться вопрос. — Ты не пойдешь с ними. Не дело цариссы лазать по скалам, подставляясь под стрелы. Собственно, даже двое не нужны, лучше, если поведет один. Этот.

Взгляд-клинок резанул по живому. Меня внутренне содрогнуло, скрутило и выпотрошило, но другого и не ожидал. Кто, если не я? Юлиан-то отведет, но с каким результатом? В общем, даже хорошо, что я. Как бы мне от этого ни было плохо.

Юлиан переглянулся с Томой. У нее на лице читалось облегчение.

— А чтобы твой дружок чего не отчебучил, когда окажется в родных краях, вы дождетесь его под присмотром децибала Евпатия.

Один из царберов, отличавшийся более пышным султаном на шлеме и мечом, похожим на двуручный, сдержанно кивнул.

— Прости мое недоверие, но разве на моем месте ты не поступила бы так же? — Царица дружелюбно улыбнулась.

Глава 6

— Вот откуда она свалилась.

— Кто?

— Девка, у тела которой сидел парень. Тот, которого юная царисса на церемонии порезала.

Они говорят о Хлысте. Ива сорвалась и погибла, а он спустился за ней и был схвачен. Чтоб они все отсюда грохнулись!

Над нами нависал уступ, состоявший из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. К нему вели почти отвеные стенки с трещинами и выпуклостями, за которые с трудом цеплялись пальцы. Ноги соскальзывали, из-под подошв сыпались мелкие камни, и казалось, что вслед неминуемо полетим и мы сами. До вершины — совсем немного, всего один хороший рывок, и глазам тех, кто доберется, откроется вид на долину. Но сил почти не осталось. «Глаза боятся, руки делают» — на протяжении многих часов это был единственный принцип, с помощью которого передвигалось звенящее бронзой воинство. Мы карабкались по казавшимся неприступными скалам, и вело вперед только знание, что обратного пути нет. Меня вел страх смерти, царберов — приказ, невыполнение которого тоже грозило смертью, причем позорной и предельно мучительной. Вот и получалось, что проще убиться сейчас самому, чем положиться на изощренную фантазию царицы и сестричества.

Одно дело взбираться здесь в обличье человолка, тренированного ежедневной растяжкой, и чувствуя камень всей кожей, и совсем другое — в полном доспехе и вооружении. Царберы несли мечи, огромные прямоугольные щиты и копья. Их доспехи не сравнить с моими — никаких голых локтей или коленей, защита везде, причем защита абсолютная, не пробиваемая ни мечом, ни стрелой. Одна проблема — танки не созданы лазать по горам. А эти танки выполняли дополнительную роль грузовиков, в любую секунду рисковавших превратиться в самосвалы — за плечами каждого висел мешок с вещами и провизией. То, что по земле возили лошади, здесь поднимали на своих плечах.

Меня лишним весом не нагрузили, но минимум трое всегда находились поблизости. Чувствую, на той стороне мне вновь как ровзу ошейник наденут, чтоб не сбежал. А по исполнению миссии сожгут. Почему нет? Кто помешает?

— Видите уступ? — Вскинутый красный рукав указал вверх. — Там сделаем остановку.

У солдат прибавилось сил. Всегда проще что-то сделать, если виден конец пути. Копать от забора до заката неэффективно.

Ветер усиливался. Облака неслись над землей гораздо выше нас, хорошая видимость позволяла разглядеть внизу воинство с Верховной царицей. Где-то среди них, окруженные царберами, остались Юлиан и Тома со всей разросшейся свитой. Если поход затянется, им предстоит стать настоящими пленниками. А если меня раскроют…

Неправильно. Экспедиция состоялась, и вместо «если» можно смело говорить «когда».

Лучше об этом не думать.

В долину отправили не армию, как грозилась царица, а три десятка царберов. Их не выбрали из окружающих, а вызвали специальным сигналом — отдельное соединение, типа спецназа в обычных войсках. Представить страшно, что они умеют, если даже простых царберов никаким местным оружием не возьмешь. Теперь они штурмовали указанное мной направление, иногда поглядывая на командира.

Возглавляла отряд святая сестра, она двигалась одной из первых. Сапожки из мягкой кожи хорошо держались на камнях, ножны с мечом постукивали, отпущенная на свободу накидка развевалась, впервые открыв для меня нижнее одеяние сестер. Помимо шапочки у сестры Вероники, как ее представили, кольчужные элементы защищали грудь и часть спины — они прикрывали кожаную защиту, из-под которой выглядывала обычная тканевая одежда. Кольчуга явно была стальной, как и меч, потому что бронзовый, будь он такой формы, просто не выполнит свою функцию — спасать жизнь владельца и губить чужие. Поверьте мне, как усердному кузнечных дел подмастерью.

Сестре Веронике можно было дать лет двадцать, не больше. Командирские взгляд и голос совершенно не портили лица, которое с первой секунды внушало безграничное доверие. Обаяние сочилось из каждой выпуклости и ровности, большие глаза одновременно требовали сдаться и звали на подвиги, а невообразимые ресницы работали опахалами, овевая негой и вызывая неясное томление. В кино ей доверили бы главные роли — играть искусительниц и совратительниц. Напарница главного героя, девушка Бонда, мечта поэта, да вообще любого мужика — вот такая она, сестра Вероника. Мерилин Монро, только брюнетка. Собственно, Монро, когда звалась Нормой Джин, тоже была не блондинкой. Но и символом женственности не была. Сестра Вероника была им в полной мере, о чем говорили неустанно зацеплявшиеся за ее достоинства взоры царберов.

Каменный уступ, указанный сестрой Вероникой как место привала, находился недалеко от вершины и состоял из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. Привал превратился в ночевку. На высоте ветер пронизывал неизвестным внизу холодом, люди ежились, но дисциплина оставалась отменной — на осыпающихся карнизах вырос некультяпистый, но вполне жизнеспособный лагерь. Вместо палаток сооружались небольшие навесы, в скалы вбивались бронзовые клинья с отверстиями, продетые в них веревки становились страховкой сидевшим на краю пропасти бойцам.

— Всем спать, — распорядилась сестра Вероника и села рядом со мной.

То ли чтоб не сбежал, то ли советоваться будет.

Советы молодой командирше не понадобились. Распределив часовых, она привязала себя к колышку с проушиной, свернулась калачиком и мгновенно отключилась.

Я тихо поднялся.

— Стоять! — Из недр закутанной фигуры вылетел тонкий клинок и замер у моей шеи.

— Я по надобности.

Взгляд замершего лица смягчился, испепеляющий огонь погас.

— По малой?

Я кивнул.

— Отвернись и делай. — Она снова закуталась. — С места не сходить.

— Как скажете.

Я не стал артачиться. Так же как ерепениться, хорохориться и выкобениваться. А может быть и стал. О, святые Яндекс и Гугл, как же трудно без вашего карманного всезнания.

Обрыв, конечно, обрыв, и то, что соседка вроде бы не смотрит (хотя — поди проверь) — это хорошо. А как объяснить боевой тетке, которая привыкла к райским условиям низин, что справление малой нужды вблизи лежащего соседа и сильный ветер — понятия иногда совсем не совместимые? Плевать, у меня приказ. Перед любой фразой нужно думать, а если фраза приказная — тем более. Я только слегка повернулся, чтоб обжигающая струя летела куда угодно, но не на меня. Уже представлял анекдотический разговор, что просто обязан был состояться:

«Дождь?» — «Увы, нет. Ветер».

Крутой ответ остался незадействованным. Выглянув, святая сестра поморщилась и снова свернулась в комок, обратившись в смесь личинки и мумии. Накидка от холода не спасала, навес беспощадно трепало, а ночь только начиналась. Сестра Вероника сделала нужные выводы, и когда я закончил, последовал новый приказ:

— Ложись со мной. Если попробуешь дотронуться до оружия или без разрешения подняться, скормлю волкам.

— Как скажете, — объявил я, соглашаясь сразу и без раздумий.

Опять приснопамятное: «Один индеец под одеялом замерзает, два индейца под одеялом не замерзают». Ничего не имею против, если это не идет наперекор совести и способствует выживанию.

Едва присоседился к жертве обстоятельств в лице морозов и меня, как жертва решила не выглядеть жертвой.

— Не так, — объявила она, разворачиваясь.

Пришлось устроиться к ней спиной. Сзади меня словно обтекла и впитала гибкая губка, сверху завернула накидка, и через несколько минут синхронизировался теплообмен, обрадовавшийся новым мощностям.

А вот глаза лучше сразу закрыть, чтоб не выдерживать десятки завистливых взглядов. Но душа болела: зачем оставлять неподготовленных людей на морозе, если существует простое решение, только что подтвержденное практикой?

— Вообще-то, всем желательно сбиться в кучу. Можно замерзнуть, — сообщил я.

— Мы и так замерзли. — Сестра Вероника еще теснее прижалась.

— Имею в виду — насмерть.

— Если кто-то заболеет, у меня с собой средство против простуды. Но не заболеют. Не зря всю жизнь тренируются.

Вот они какие, янычары страны башен. Даже не болеют. Худшим последствием холода мои спутники считают простуду, а о том, что замерзнуть можно насмерть, просто не догадываются. Пусть так и будет, ведь в порыве человеколюбия я забыл главное: они идут к Малику, и чем меньше их окажется в дееспособном виде на той стороне горы, тем лучше. Эта мысль успокоила, и я уснул.

Ощущение, что меня душат, вырвало из сна. Я дернулся, но тут же получил пинка за чересчур резкое движение, а стиснутое тело сдавило будто клещами. Мы лежали в прежней позе, только на бедре у меня располагалась перекинутая нога, а на груди грелись обвившие руки. Нижняя больно давила на кадык. Я закашлялся, вытянул шею и обнаружил, что кроме нас никто не спит.

— Что это? — Голова проснувшейся от моего рывка Вероники тоже поднялась.

Удивление на ее лице быстро сменилось опасливым смятением. Ни святая сестра, ни царберы не понимали происходящего. Как говорится, хоть стой, хоть падай.

— Обычный снег. — Я слизал с руки единственную долетевшую до меня снежинку. — В горах такое бывает.

— Он опасен?

— Это дождь, который замерз по дороге.

Всего несколько снежинок, а устроили такой переполох. Что будет, если повалит по-настоящему?

Поудивлявшись, отряд вновь улегся. На этот раз командирша доверила мне свой тыл.

— Смотри у меня! — Последовало напоминание о суровой угрозе.

— Куда уж в таких условиях, — честно ответил я.

Поразмыслив над словами, святая сестра позволила себе улыбнуться.

— А ты не так прост.

— И вы не так просты.

Это не было комплиментом, мои пальцы в эту минуту ощупывали кольчугу — пришелицу из другого мира. Откуда здесь сталь и другие технологии?! Возможно, артефакты приносит секретная торговля с более развитой цивилизацией. Где такая может находиться: за горами, за морями, или в другом измерении? Хорошо, если существует еще один портал. Тогда почему кроме нескольких предметов эта цивилизация больше ничего не поставляет или не производит?

Стоп. Если я чего-то не видел, не означает, что этого нет.

— Неплохо держишься в присутствии старшей по полу, званию и положению, — донеслось в ответ на уже забытое.

Хорошо, не добавила «и по возрасту». Ведь тоже правда, но меж стиснутых обстоятельствами представителей разных лагерей чувственности такое вслух не говорят. Даже здесь. Несмотря на весь их феминистский выпендрёж.

Мы укутались в позе сложенных ложек. Все углы идеально сошлись со впадинами, плоскости большей частью сомкнулись, но для некоторых у меня не хватило объема — вдавленное стало плоским, остальное закруглялось передо мной невероятными холмами, не казавшимися настолько огромными, пока не очутились в пределах досягаемости. Я без стеснения обнял командиршу, она спокойно дожала меня к себе заведенными назад рукой и ногой. Для промозглого ветра, когда на ресницах образуется иней — самое то.

— Не боишься? — В голосе соседки присутствовали улыбка и удовольствие.

— Чего?

— Проблем.

— Все, что не убивает, делает нас сильнее, — парировал я старинной мудростью.

Для меня — старинной. Сестра Вероника некоторое время обсасывала в голове сказанное, затем кивнула:

— Хорошо сказал. А если все-таки убивает?

— Не верю, что имеется законный повод поступить со мной таким образом.

— Пока нет, но кто знает?

— Верховная царица назначила меня проводником. Чтоб избавиться от моего присутствия до окончания похода, вам понадобится очень уважительная причина. От меня такой причины не дождетесь.

Уверен, что на языке соседки вертелось «Верховная царица далеко, а я здесь». Святая сестра показала, что владеть собой умеет.

— Еще разок ляпнешь что-нибудь двусмысленное, — сказала она, — и причина найдется.

На некоторое время мы затихли. В спину нестерпимо дуло, зато спереди имелась невероятных размеров и мягкости грелка.

Не то, чтоб я нарывался, но интерес у меня был — не тот, что мог показаться святой сестре. Вряд ли еще когда-нибудь попаду в похожую ситуацию, и нужно выпытать как можно больше секретов. При этом не выдать себя и не огрести из-за неправильного понимания. Я рискнул.

— Какая интересная защита. — Моя ладонь пробежалась по гибкой кольчуге.

Накидка сейчас была сверху, над нами, и все скрываемые прежде тайны — вот они, впритык и даже ближе. Рассмотреть не рассмотришь, а ощупать мне никто не запретит. Это же не приставание, а чисто профессиональный интерес.

Святая сестра не стала ни возмущаться, ни откидывать мою руку. Просто остановила на одном месте, прижав ладонью. Вместо разговора о тайнах я получил следующее:

— Ты, случаем, не донжуган?

— А вы, случаем, не нарушительница семейного права? — Я процитировал: — «Ибо кто ляжет с невестором чужим, то оба да будут преданы смерти: мерзость сделали они, кровь их на них… Не оскверняйте себя ничем этим, ибо всем этим осквернили себя народы, жившие до вас».

— Молодец, знаешь законы. Вношу три поправки.

— Поправки? Закон не может трактоваться, он должен исполняться, — попробовал я тягаться в знаниях с представительницей законотворческого сословия, — «всегда и всеми, наперекор всему. Вот высшая мудрость».

— Умница. Только поправки не в закон, а в твою речь, привязанную к контексту ситуации. Закон говорит о греховном восхождении на ложе, в нашем случае таковой умысел отсутствует.

— Вы уверены? А мне, когда прозвучал приказ возлечь с вами, показалось…

Вероника пихнула меня задом.

— Не дерзи.

Отведя бедра назад, я мстительно пнул ответно:

— И не думаю.

Сестра Вероника не ударила в грязь лицом, новый толчок могучей середины едва не выбросил меня в пропасть.

— А мне кажется… — начала она.

— Когда кажется… — Я запнулся лишь на миг. — Молиться надо!

От падения вниз меня спасли цепкие руки и страховка, но сердце еще колотилось. Вот и поговори с такой о всяком-разном. А говорить надо. Столько тайн рядом, и ни одна не раскрыта.

— Я молюсь, — серьезно ответила соседка. — «Я помогаю окружающим, ведь потом они помогут мне». Сейчас мы друг другу помогаем, и речи о грехе быть не может. Если, конечно, один из нас не сотворит нечто неподобающее.

— Или скажет, — дополнил я.

— Или скажет, — согласилась Вероника. — Как раз об этом вторая поправка, о которой говорила. В законе сказано: «Не делай неправды на суде». То есть не перевирай слова в свою пользу и не истолковывай обстоятельства исключительно на благо себе.

— По-моему, вы только этим и занимаетесь.

Вероника открыла рот для отповеди, задумчиво замерла на миг… и улыбнулась:

— Возможно. Прицепиться можно ко всему, и любое решение всегда кому-то на пользу, хочешь ты того или нет. Если решение не на пользу никому — зачем оно тогда?

Логично. Даже не нашлось, что возразить.

— И третья поправка к твоей тираде, до которой наконец добрались — что если вину докажут, смерти будут преданы оба. Я не хотела бы оказаться даже подозреваемой в подобном нарушении, а свидетелей у нас много. Отсюда вывод: лежать тихо, греть друг друга и не рыпаться.

— Поддерживаю целиком и полностью. Но поговорить-то можно?

— А мы чем занимаемся? — проворчала Вероника.

— Ведем юридический диспут.

— Ну и выражения. От Томы нахватался?

Я прикусил язык.

— Вы не ответили о защите. На бронзу не похоже. Что это?

Зря надеялся.

— Секрет. Служители Аллы-вседержительницы, да простит Она нас и примет, защищены ее словом и делом. Негодное для других защищает нас лучше массивнейших из ваших доспехов.

Не на такой ответ я рассчитывал, но для завязки разговора пойдет.

— Разве меч не разрубит такую легкую сеточку? — снова закинул я удочку. — Или не сеточку, не пойму. Как она называется?

— В худшем случае сомнет. — Вопрос о названии Вероника проигнорировала. — Нас даже стрела не берет. Мы под защитой высших сил.

— А ваш меч разрубит?

— Хватит вопросов. Разворачивайся обратно, задом ты не такой разговорчивый.

Меня вновь спеленали чужие конечности, а при попытке подать голос последовал окрик:

— Спать!

Затем сзади послышалось едва слышной скороговоркой:

«Я отдаю мечты и поступки Алле-воспитательнице, да простит Она нас и примет, я убираю пороки из жизни и мыслей…»

Глава 7

Казалось, только начал дремать, как раздалось:

— Двое со мной, остальные на месте. За проводника отвечаете головами.

Поднявшаяся святая сестра с парой царберов размялись и полезли вверх. Помимо разведки они подготавливали путь для всех нас — стук молотков не смолкал. Впрочем, меня сморило раньше, чем они исчезли из виду.

Рассвет разбудил, но никто не поднялся. Слышались тихие переговоры, все ежились и кутались. Даже завтракать не стали, решив дождаться ушедших.

Замерзшие пальцы еще ощущали сталь кольчуги. Жаль, ничего не узнал. Впрочем, почему ничего? Узнал, что святые сестры тоже люди, но словами играют не хуже меня. Даже молодые. А это опасно. Учту на будущее.

Меня окунуло в раздумья по самое горлышко, только другой стороной. Голова трещала, но ничего похожего на выход не наблюдалось. В долине не примут пришельцев с распростертыми объятиями. В долине не верят в Аллу. В долине не знают, что я их представитель. Меня знают как сбежавшего ровза, который подобно предшественнику из преданий вернулся, поскольку не успел зажариться до полнолуния, и теперь собирается мстить. Уверен, меня попытаются зажарить еще раз, желательно со всей прибывшей компанией. Кто бы ни правил в долине — Вечный Фрист, взбунтовавшиеся хранители или добравшиеся туда рыкцари, мне не сдобровать в девятьсот девяносто девяти случаях из тысячи. Один шанс оставляю на то, что судьба нос к носу столкнет с Маликом, а он сумеет справиться с тремя десятками танков современности и еще утихомирить окольчуженную женщину с клинком, что при умелом обращении перерубает любой известный меч.

Солнце указывало примероно на полдень, когда сверху посыпался мелкий камень, и появились сестра с сопровождающими. Все были живы-здоровы.

— Все, как он сказал. — Сестра Вероника кивнула на меня, описывая результат рекогносцировки местности. — Далеко внизу площадка с водопадом, затем спуск к лесу. В одну сторону можно выйти к озеру, прямо — к дороге, которая вдоль полей ведет к изрытым жилищами горам, а влево — дремучие заросли. Думаю, по ним можно уйти вдоль горы и спуститься прямо к жилищам как дождь на голову.

Я подал голос:

— Царица спрашивала меня, как обойтись без жертв, но ответа ждать не стала. Вас он тоже не интересует?

Вероника отрицательно мотнула головой:

— У меня приказ и конкретные инструкции, действовать будем по ним.

— Погибнет много людей, если просто вломиться с оружием и захватить власть силой.

— Мы не станем захватывать, если нас не принудят. Мы попросим.

Святая сестра отвернулась — разговор окончен.

На уступе провели трое суток. Никакие приметы не работали, природа не хотела нашего выступления. Облака смеялись над нами из неописуемой вышины и упорно не желали снижаться. Мы мерзли, укутывались во все гнущееся и накрывались негнущимся, ели холодные припасы, поскольку принесенные дрова кончились к концу второго дня. И вот — снизошло.

— Подъем! — раздалось среди очередной ночи, полной промозглой мути.

Рассвет еще не наступил, а мы уже карабкались по заранее вбитым клиньям. Каждого с соседом связывала веревка. Заплечные мешки, избавившиеся от дров, воды и съестных припасов, теперь снова распухли, в них сложили часть лат и оружия. Навесы оставили на уступах — если не унесет ветром, на обратном пути будет готовое убежище. Мне оружия не вернули, даже нож отобрали для надежности. В доспехах и шлеме я чувствовал себя глупо без оружия. Ледокол без винта. Сковородка без ручки. Разве что от камней спасет, а они в горах частенько сваливаются — особенно, если выше тебя взбирается еще несколько горе-альпинистов, о технике безопасности знавших только понаслышке.

Сестра Вероника показывала путь. Миновав вершину, царберы облегченно выдохнули и тут же едва не заскулили — спуск оказался ничуть не проще подъема, а подготовленного пути не существовало. Шли наобум. Дважды раздавались грохот, звон и улетавшее вниз шуршание — сорвавшиеся обдирали руки, но не падали благодаря страховке. Они оставались внизу и готовили позиции для спуска остальных. Альпинистским опытом это не назовешь, а вот слаженности можно позавидовать. Когда облако, зацепившееся брюхом за вершину, снялось с крючка и улетело, мы уже приближались к площадке с водопадом.

— Туда идти нежелательно, — высказал я мнение, к которому, к моему удивлению, прислушались. — Удобнейшее место для дозорных. Еда, вода, место для отдыха, обзор. Лучше сразу идти в лес, пока от водопада не увидели.

— Резонно. — Святая сестра обернулась к солдатам, которые вновь облачались в полный комплект брони. — Здесь остается тройка Мамыки. Если в долине начнется заварушка, обойдите площадку снизу и с трех сторон занимайте ее. Противника уничтожить. Если же все нормально, мы вернемся без проблем и встретимся на этом месте.

Тройка солдат осталась, с остальными мы вошли в хилые заросли. С каждой минутой окружавшая зелень становились все выше и мощнее. Когда толщина деревьев позволила, Вероника, оставив накидку и оружие, взобралась по стволу под самую верхушку, пости взлетела — словно тоже часть жизни в стае провела.

Я заворожено глядел на поблескивавший в траве меч. Тонкие ножны чуть изгибались, обмотанная кожей рукоять годилась для обхватывания двумя ладонями. Передо мной лежал не меч, не сабля, а классическая катана, отличалавшаяся от оригинала только типичной для местного оружия гардой. Вот бы мне такой. С ним как с Калашом среди пистолетов. Мечта. Увы, несбыточная. Хотя мысль схватить и убежать, если честно, не покидала.

— Ближайший дым далеко. — Спустившаяся сестра Вероника опоясалась мечтой и облачилась в привычное красное. — Сигналов о нашем прибытии нет, значит, все получилось. Теперь нужно разделиться.

Вооруженный отряд почти в полном составе отправился налево в лес. Остались пятеро — я, святая сестра и тройка царберов в полном вооружении — как символ непобедимой мощи, которая обрушится на непокорных, если будут вести себя плохо. Я давно понял: плохо и хорошо — понятия относительные, они легко перетекают друг в друга. Смотря как смотреть. Сильный всегда больший правдолюб и демократ, чем слабый, поскольку у слабого нет возможности доказать обратное. Слабый всегда виноват, аксиома. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»

— Им нужно время, чтобы уйти подальше.

Отправив отряд вдоль гор, сестра Вероника дала время на отдых. Лучше всех отдохнул я, поскольку единственный не был занят тем, чтоб не спускать с себя глаз.

Тело отдохнуло, не спорю, а душа тыкала в себя включенным утюгом: как обстоят дела в долине? Дошел ли Малик? Если да — кто теперь правит и как? А главное: на каком этапе меня уличат во лжи и линчуют? На той стороне гор все виделось по-иному. Казалось, я обманул всех. Увы, не стоит забывать совет лучшего специалиста в этой области: можно всегда обманывать одного или некоторое время всех, но нельзя всегда обманывать всех. Вот и аукнулось.

Красная накидка ненадолго отлучилась в район ближайших кустов, между солдатами мгновенно завязался разговор — предельно тихий и столь же предельно предметный.

— Хороша. Жаль в сестриссы метит, не по зубам будет.

— Ничего, новенькие подрастут.

Хоть и матриархат, хоть и дисциплина, помноженная на менталитет, а в сугубо мужском коллективе все равно говорят о бабах.

— Как думаете, до посвящения Веронику в командировку отправят?

— Вряд ли.

На меня говорившие внимания не обращали, вернее, решили, что вырубился после перехода. Глаза закрыты, но уши прекрасно расслышали вздох досады. Воин продолжил:

— Для нее лучшей рекомендацией станет возвращение оторванной области в сестричество, потому из кожи вон лезет.

— Как бы совсем не вылезла.

— Лучше б из одежды.

— Быстрей бы в расположение вернуться.

— Уверен, что командировочные лучше Вероники окажутся?

— Как повезет. Когда по приказу Верховной стали изучать подъемы по скалам, в голову не могло прийти, что командиром поставят святую сестру, да еще такую. По ночам спать не могу.

— А инструкторш вспомни! Хоть и бывалые старушенции, а никто с ними на стене не сравнился.

— Сам ты старушенция, в самом соку бабоньки. Кстати, за одну точно скажу — царисса, как-то пересекались на дороге.

— Не одна, а три, и это самое меньшее. Я в цекаде на воротах записывал, хорошо их запомнил, не раз гостили.

Разговор прервался. Легкие шаги сообщили, что сестра Вероника вернулась, рядом прошелестела накидка укладывавшейся наземь начальницы. Оказывается, рядом со мной — будущая сестрисса, и ее назначение зависит от успехов нашего предприятия.

— Спишь? — толкнув в плечо, поинтересовалась у меня командирша.

— Имеет значение?

— Ты прав. Слушай сюда. Сейчас поведешь нас прямо к правительнице. Мы — переговорщики, официальные представители Верховной царицы и сестричества.

Ситуация меняется.

— Мы, — спросил я, — это включая меня?

— Ты и я, — подтвердила Вероника. — Остальные — охрана и прикрытие.

— То есть мне заранее предназначалась роль не столько проводника, сколько местного жителя, готового убедить своих сдаться без боя?

— Верховная царица всегда думает наперед, а тебя посвятили в планы по мере их продвижения. — Святая сестра поморщилась. — И «сдаться без боя» попахивает изменой, следи за словами. Ты на чьей стороне?

— На своей, — честно заявил я. — Я хочу счастья с любимой и не хочу ничьей крови — ни своих, кого бы этим термином ни называли, ни чужих.

Честность Веронике понравилась, как и предельная логичность ответа.

— Не волнуйся, мы предложим простое и безболезненное решение. Если придет отказ, прольется кровь, твоя задача — не допустить этого. Мы оба заинтересованы в одном и том же, потому Верховная царица доверила миссию тебе, пусть и непроверенному человеку. Выдвигаемся.

Сократившийся до пяти человек отряд поднялся. Теперь командовал я. Направление выбирать не приходилось — в сторону не уведешь при всем желании, уклон предгорья сразу вскроет обман. Вести вдоль озера с рыбосушильнями я тоже не решился. И корил себя за это. Единственная реальная возможность сбежать — броситься в озеро и уплыть. Жители страны башен не умеют плавать, а умели бы — все равно не догонят в своей броне. Если только по дну. А я часть доспехов и шлем успею скинуть на ходу, с остальным как-нибудь разделаюсь в воде или выплыву в остатках из простого желания выжить. Главное — отстегнуть нагрудник и наплечники, с этим уж как-ниудь справлюсь.

Ну, уплыву, если смогу, что дальше? А Тома? А дядя Люсик, Шурик, в конце концов — Юлиан?

И не дадут мне добраться до воды. Еще раньше либо на копья поднимут, либо местная стража заметит.

— Меня представишь как посланницу Аллы-объединительницы, да простит Она нас и примет, представленную на Земле сестричеством и лично архисестриссой., — напутствовала между тем святая сестра.

— Нет проблем. — Да хоть самим чертом, какая разница. И еще я не вытерпел, задал давно мучавший вопрос: — У нас к имени Аллы, да простит Она нас и примет, не добавляют определение. Позвольте спросить, как вы находите нужное из тысяч возможных?

— Не добавляют? — Сестра Вероника недовольно покачала головой. — Плохо. Это против традиции.

— Традиции устанавливаются людьми. В начале любого пути традиции отсутствуют, и когда наше племя оторвалось от вашего, они были немного другими. Так как же вы даете определение?

Сестра Вероника улыбнулась моей настойчивости.

— Вставляем то, что наиболее соответствует тайным мыслям по поводу, о котором речь. Если это почему-либо невозможно, используем любое из общеупотребительных. Умение приходит со временем, тогда прибавляемым определением ты сможешь сказать намного больше, чем говоришь.

Примем к сведению.

Разговор велся громко, скрываться нет смысла. Теперь мы не враги, а посланцы. Я бы предложил поднять белый флаг, но не знал, имеется ли здесь такая традиция. Без знака парламентера из любых кустов в нас могут полететь стрелы, оттого я держался подальше от чащ, кущ и прочих дебрей. Никем не остановленные мы дошли до окраины леса, слева мелькнули знакомые сады. Сюда стая приходила за яблоками. А когда она помчались обратно…

— Опасность! — воскликнул один из царберов, взлетая в небеса.

Вот-вот, про это я и подумал.

Ринувшийся на подмогу второй тоже попал в ловушку.

Веревочные сети от ровзов на вес воина в доспехах не рассчитаны. Плавно покачиваясь, деревья-рычаги стали сгибаться обратно, воины снова коснулись земли, а клинки как бумагу порезали местные веревки.

— Ты специально сюда завел?! — с мечом наперевес ринулся на меня первый освободившийся.

— Стоять! — остановила святая сестра. Поковыряв в моих глазах взглядом, она подытожила: — Мальчик не настолько глуп, чтобы надеяться на хлипкие путы. Человека с оружием такой сетью не поймаешь. Он не специально. Так ведь?

— Это от ровзов… тьфу, человолков. Здесь их зовут ровзами. Любой, кто умеет пользоваться руками, из сетей выберется.

Про то, что ему не дадут из них выбраться, я умолчал. Логика подсказывала, что на сработавшие ловушки в долину должен подаваться какой-либо сигнал. Как выяснилось, сестра Вероника имела такое же мнение.

— Скоро к нам пожалуют гости. Оружие не вынимать, применять в крайнем случае. От стрел защищайтесь щитами, непробиваемость доспехов желательно не показывать. Говорить буду я.

— А мне чем защищаться? — развел я руками.

— Ах да, в этом тебя никто не узнает. В какой одежде ходят в долине?

— В какой только не ходят, но я предпочту остаться в доспехах, потому что здесь не любят пришельцев и сначала стреляют, а потом разговаривают.

— Хорошо, тогда говорить начнешь ты. Я подключусь в нужный момент. Твоя задача — убедить местных в нашем миролюбии до того, как мы кого-нибудь убьем.

Чудесная формулировка. Командирша даже мысли не допускает, что могут убить кого-то из нас. Если судить по толщине, количеству и, главное, качеству брони, то могу со стопроцентной уверенностью предположить, кого.

— Эгегей! — донеслось сразу с нескольких сторон.

Нас брали в кольцо.

— Видать, плохо мы им в прошлый раз всыпали, еще захотелось.

— Всыпали хорошо, но с голодухи и в огонь полезешь, если жареным пахнет.

— Жареным сейчас запахнет, это точно.

Голоса были веселые, нас принимали за ровзов. Получается, что разгромленная стая улепетывала именно отсюда. Не верю, что туземцы справились одни. Раньше же не справлялись. Потому что не было стрел с металлическими наконечниками. Много чего не было. Теперь все это должно появиться. А если не появилось… гм, куда тогда делось? Не могли же все как один — в пропасть, как Ива. Или могли?

Глаза с нетерпением ждали появления лиц. Если снова раскрашенные…

Накаркал. Это оказались левые. Черные лица, белые узоры. Несколько человек вышли на нас, размахивая руками, и встали, словно ломом огретые, лица застыли в ужасе.

— Твои? — осведомилась у меня сестра Вероника.

— Ну…

Вот и пришел мой северный пушной зверек. Туземцы в своих тряпочках на поясах и костяных бусах смотрелись чертями на пороге ада. Сейчас мне придется переступить порог.

— Вы кто? — обратились к нам. Тут же раздался крик-призыв в сторону садов: — Зуй!

Зуй?!

Из-за деревьев появился еще один человек. Именно Зуй — изрядно потрепанный, с новыми шрамами, с белым лицом и черными рисунками. Ничего не понимаю. Левые с правыми почти не пересекались, если только…

Да, если только. Чрезвычайные обстоятельства.

Зуй оказался начальником этого отряда. Он внимательно осмотрел нас, особое впечатление произвели не доспехи и щиты, а личность командирши.

— Женщина? — удивился он.

Нас держали на прицеле. Окруживших было два десятка, в случае схватки три царбера даже устать не успеют — каменные наконечники, как и каменные топоры, смешны перед броней.

Каменные? У Зуя стрела блестела бронзовым наконечником! Что же произошло в долине?

Зуй меня не узнал. Еще бы, знал зверя, а тут человек. Напоминать не хотелось. Я наслаждался последними секундами жизни. Что бы ни говорили, а жить — хорошо. Мне даже повезло. Будет что вспомнить, если за чертой что-то есть. В моменты вроде нынешнего нестерпимо хочется, чтоб было.

— Чапа, объясни товарищу, кто мы, и пусть позовет кого-нибудь из начальниц. — В мой бок прилетел тычок. — Заснул, что ли?

— Сестра Вероника является полномочной представительницей Верховной царицы, — начал я, изо всех сил желая закрыть глаза, чтоб все исчезло дурным сном.

Царберы прикрылись щитами, но мечей не обнажили. В ожидании, пока я договорю, святая сестра величественно сложила руки на груди. Туземцы нерешительно приблизились, во все глаза разглядывая диковинные одеяния и предметы.

— Она прибыла в сопровождении охраны и меня, как проводника, для переговоров о воссоединении наших…

— Малик идет! — вскричали сзади.

Меня качнуло. Улетевшая душа вернулась, с наскока едва не опрокинув. К нам действительно спешил Малик — в своей разбойничьей амуниции, с мечом на боку и в штанах, что смотрелось дико для взгляда, который привык к другому. Бритая лысина блестела на солнце ровным загаром, бородка курчавилась, взгляд рыскал.

— Кто? — Гортанный окрик медом втек в уши и разлился по телу овеществленным счастьем. — Ровзы или люди?

— Какие-то переговорщики.

Туземцы расступились, и я чуть не бросился навстречу приятелю. Заметив, что царберы с командиршей одновременно перевели взоры на новоприбывшего, я быстро сложил руками перед грудью косой крест запрета, затем палец лег на губы, а глаза указали на святую сестру.

Вскипевшая радость на лице Малика сменилась пониманием.

— Переговорщики? — медленно проговорил он, затягивая время, понадобившееся на обдумывание.

— Сестра Вероника прибыла по поручению Верховной царицы и сестричества для переговоров с правительницей долины, — выпалил я.

Малик кивнул: ясно. С правительницей, так с правительницей. Хоть с чертом лысым.

— С какой пра…

— Приветствую высоких гостей, — перебил Малик недоумевавшего Зуя и сделал знак молчать. — Прошу извинить, но у меня нет приказа по поводу переговорщиков, а с нарушителями границы мы обращаемся жестко. Сейчас вы для нас в первую очередь нарушители. Вы же явились без приглашения?

Сестра Вероника подтвердила:

— Да, но мы пришли с миром.

— Нам тоже война не нужна. Чтобы как-то разрулить ситуацию, сделаем следующее: ваши воины останутся здесь под присмотром наших ребят, а мы спустимся в долину.

Царберы зароптали, но святая сестра успокоила их:

— Все нормально, это предусмотрено. Ждите. Не вернемся до темноты — поступайте по своему усмотрению.

Интонация последних слов сказала «по заранее оговоренному плану».

Малик тоже понял, но лишь хмыкнул.

— Зуй, отойдите на дальность выстрела и не приближайтесь, с их оружием в ближнем бою вам не совладать. И… если не вернемся до темноты, поступайте по своему усмотрению. Используйте сети, валите камнями, роняйте на них подрубленные деревья или загоняйте в ямы с кольями. Если дойдет до рукопашной, нападайте сразу с нескольких сторон. Пока щит прикрывает лево, стреляйте справа в открытые части лица и наоборот. Лицо — единственное уязвимое место. С нарушителями границы не разговаривать, за любое слово кожу сдеру и съесть заставлю. Двое со мной, прикрывайте сзади. — Лицо с орлиным профилем обернулось к нам. — Пойдемте, сестра. И ты… как тебя?

— Чапа, — с улыбкой представился я. — Теперь меня так зовут. Было время, когда я жил здесь, в долине, пока не попал к человолкам. Гляжу, тут многое поменялось.

— Не представляешь, насколько.

От оставленных воинов и окруживших их туземцев нас отделяло уже достаточное расстояние. Святой сестре не понравился завязывавшийся междусобойчик.

— Представьтесь, — потребовала она от Малика.

— Не собираюсь, пока правительница не разрешит.

Малик откровенно насмехался, но сестра не понимала — она не знала ситуации, не понимала, с кем говорит. Для нее Малик был одним из войников или мужей кого-то приближенного к выдуманной правительнице. Если вспомнить о небольшом народонаселении и том, как его слушались, он мог быть кем-то важным при самой правительнице.

— Мы идем прямо к ней? — осведомилась святая сестра, вышагивая рядом.

Она попала в сложную ситуацию. Нужно не потерять лицо перед нижестоящими мужланами, но в качестве гостя на чужой земле привычным способом, то есть, приказами, этого не добьешься. В качестве способа восстановить привычный статус-кво было выбрано нахрапистое расспрашивание — собеседник ставился в положение подчиненного, который докладывает начальству.

Не тут-то было.

— На нашей земле вопросы задаем мы, — отсек Малик. — Не волнуйтесь, ваше достоинство никто не уронит. Его просто не заметят. Да и зачем оно тут кому-то — такое? Юмор. Мы здесь все очень веселые ребята

Я чувствовал, как он изо всех сил придумывает, как разделить нас и выспросить подробности. Любая оплошность приведет к жертвам, а жертвы потянут ниточку за гору и отразятся на Томе и возможностях вытащить Шурика.

Я думал о том же. Мозг трещал, но не выдал ничего умнее, как отпроситься в туалет. Тогда уж надо ждать, когда отпросится сестра, чтоб остаться наедине с Маликом. Фигушки, она сходила перед самым выходом.

Двое туземцев не принимали участия в разговоре, который назад просто не долетал. В их задачу входило не дать пришельцам натворить бед, если что-то пойдет не так.

Все шло так, мы направлялись прямо во дворец. На вопрос, что случилось в долине, окружающее ответа не давало. В глаза бросалось единственное — частичное перемешивание левых долинников с правыми и оружие рыкцарей у них. Могли отобрать либо получить в качестве союзников. Еще очень интересовало, почему они так слушаются Малика.

Сестра Вероника с любопытством оглядывала окрестности. Фотографический взор останавливался на каждой подробности, подмечал любую деталь.

— Пашете сами? Без лошадей?

Это она заметила туземцев в поле. Ровзов не было, справлялись сами.

— Лошадей у нас нет.

— И волков, вижу, не боитесь.

Палец сестры указал на работников, спокойно передвигавшихся попарно и даже поодиночке, что немыслимо для ближнего загорья.

— Волков тоже нет.

— Но о лошадях и волках вы знаете. — Во взгляде Вероники сгустились тучи.

— Мы много чего знаем.

Ответ святую сестру, естественно, не удовлетворил. Она хмуро поглядывала на кожаный доспех Малика и бронзовое оружие. На меня метнулся вопросительный взгляд. Я лишь развел руками: мол, сам ничего не понимаю.

На месте Вероники я бы решил, что часть рыкцарей сумела пробиться в долину и как-то здесь устроилась. Например, они стали профессиональным наемным войском, вроде царберов, а в обмен на часть оружия получили какие-нибудь дополнительные бонусы.

Проемы каменных жилищ светились жизнью, исходили дымками. Прежде на холостой части такого не было. Иногда из глубин выглядывали лица, в том числе нераскрашенные. Иногда (совсем невероятно) — женские. Мост оказался на месте и закрыт, но часовой отсутствовал.

— От кого или от чего защищаетесь? — Сестра указала лицом на бревенчатый частокол, мешавший пройти в другую часть долины в обход моста.

— От глупости.

На входе во дворец вместо двух красноюбочников ныне дежурил рыкцарь в привычном облачении. Опустив вскинутый гнук, он сдержанно кивнул и посторонился. Сестра едва заметно склонила голову в ответ, гордо пронеся ее в темноту тоннелей. А я не был уверен, что часовой приветствовал именно ее. Малик, уходя в долину, назывался Маликом Носатым, главой рыкцарей, которые перешли к нему от Кудеяра. Скорее всего, часовой — страж из его отряда, а на святых сестер ему плевать, если думать о них именно как о сестрах.

— Помыться с дороги не желаете? — осведомился Малик, когда проходили мимо купальни.

Взор Вероники тоскливо остановился на мне.

— Благодарю, но не могу, — ответила она. — У меня приказ ни на секунду отпускать от себя проводника. Если внешние обстоятельства заставят разъединиться, я обязана убить его и любого, кто захочет этому помешать. Приказы не обсуждают. Даже при угрозе собственной жизни и всей миссии, этот приказ я выполню в любом случае.

— Кажется, святая сестра забылась, что находится не дома. — Малик нахмурился. — Мы своих не бросаем.

Я почти увидел, как к горлу женщины потянулись невидимые щупальца, как гулкая пустота коридоров наполнилась опасностью, а воздух заискрил.

Руки обоих опустились на мечи.

— Чапа не ваш, в скором времени он станет царевичем и обретет положение, завидное для любого мужчины.

Малик с интересом глянул на меня, но линию гнуть не прекратил.

— Он наш по рождению, этого достаточно. Чапа, иди вперед.

Впервые я увидел применение катаны, пусть и оформленной в угоду местным вкусу и традиции. Выхваченный клинок со звоном встретился с тяжелым мечом Малика, оставив на нем зазубрину. Теперь только на перековку. Верткости святой сестре не занимать, но оружие Малика тоже порхало мотыльком, а узкие стены не давали возможности размахнуться.

— Зря. В гостях так не поступают. Будь у вас добрые намерения, клинок остался бы в ножнах при любых событиях. Взять!

Готовясь защищаться, Вероника резко оглянулась. Приказ оказался уловкой. Малик провел непонятный прием, и в одно движение женщина оказалась с вывернутой назад рукой. Сказочный по возможностям меч теперь валялся на полу.

— Чапа, подожди в главном зале, пока мы с гостьей закончим увлекательную беседу на тему этики.

— Хорошо. Но мы шли с миром, также хотели бы и вернуться.

Я двинулся по пустому тоннелю к светившемуся простору зала.

— Понял. — Малик насел на Веронику и стал вязать руки. — Буду предельно галантен.

Коридоры и сам зал оглушали непривычной пустотой. Ни правителя, ни охранителей. У трона стоял столик, обычно носимый служанками, на нем звала перекусить глиняная ваза с фруктами, и лежала восковая табличка Фриста с палочкой-стилусом. Вот! Меня даже не заинтересовала подзорная труба Фриста, что спокойно расположилась сейчас поверх дощечки. Смахнув ее в сторону, я принялся лихорадочно писать:

«Считают, что я местный, взяли как проводника. Пришлось придумать, что страна башен и племя долины разъединились не так давно, что здесь тоже верят в Аллу со всеми придурями типа молитв и прочего. Нас послали миром вернуть долину под власть царицы, иначе будет покорение силой. В лесу по левой стороне гор еще двадцать четыре царбера. И в районе водопада трое. Чтобы подняться, в камень вбили крючья, теперь переваливать гору в сто раз проще».

На последней фразе табличка кончилась, но все уже сказано. Не подписываться же.

— Вы скоро? — позвал я.

Боевитой спутнице этим я сообщал, что никуда не сбежал и не веду ни с кем тайных переговоров, а Малику — что все понял и сделал.

— Наша гостья готова подождать здесь, в коридоре, — донесся веселый гортанный голос. — Я не возражаю.

— Тогда я подожду с ней для общего спокойствия.

Я гулко потопал обратно. По пути глянул в выводившее наружу достопамятное окно. На этот раз ничего интересного — ни свадеб, ни купаний, ни тренировки детей на живых мишенях. Прежняя жизнь канула в Лету.

Когда вернулся к спеленутой в собственную накидку Веронике, губы не сдержали улыбки. Святая сестра напоминала личинку-кокон гигантского насекомого. Бабочку без крыльев, попавшую в паутину. С ног до шеи ее опутывала веревка, словно колбаску, сверху торчала лишь злая растрепанная голова.

— Не развязывай, — предупредил ушедший Малик.

— Спасибо, что вернулся, иначе мне пришлось бы идти на крайние меры. — В глазах спутницы читалась благодарность. — Можешь надрезать веревки?

— Не надо нарываться. Нас приняли хорошо, зачем портить о себе впечатление?

Вероника извернулась червем, привалившись спиной к стене. Из полусидячего положения спросила:

— Меч здесь?

— Нет.

— Плохо. Надо забрать. Когда нас будут отбивать, без него не обойтись.

Меня прорвало:

— Какого ежа горбатого нас отбивать?! Все шло хорошо, нас привели во дворец…

— Хорошо?! — возмутилась Вероника. — Нас… Стоп. Говоришь — во дворец? Я думала, это застенки. Что там дальше по коридору?

— Тронный зал.

— Правительница долины ждет нас?!

— Пока там пусто.

Стало слышно, как вдалеке забегали люди. Малик о чем-то кратко распорядился, шаги стихли. Малик тоже ушел другим ходом. Приятель ориентировался в каменном лабиринте не хуже Вечного Фриста, только халата не надел. Но в стране башен он тоже юбку игнорировал, это не помешало стать командиром отряда. Что, если он — новый Фрист?

Оставалось ждать и надеяться на лучшее.

— Ты сказал — пусто. — Лицо Вероники подозрительно напряглось.

— Кроме этого коридора там сходятся еще три.

— Свет оттуда?

— Из окна. Когда мы подходили к горе, этот огромный проем бросался в глаза, он единственный такого размера.

— Видела. Оттуда не выпрыгнуть, высоко.

Я вздохнул.

— Не надо никуда прыгать. Все идет замечательно.

— Предельно замечательно. — Вероника повела связанными плечами.

— Сами виноваты. Или у вас имеется другой приказ, о котором не знаю? Если истинная цель похода не соответствует заявленной…

— Приказов много, на все случаи, но цель одна — вернуть соседей в лоно истинной власти.

В зале вновь послышалось хождение. Властный женский голос отдал несколько приказов, к нам проследовали воины в рыкцарском одеянии.

— Святая сестра может освободиться, ее ждут, — сообщили они, останавливаясь на безопасном расстоянии.

Правильно. У сестры выучка, с которой совладал только Малик, тоже где-то кем-то неплохо натренированный. Рыкцари подобными навыками не обладали и, предупрежденные, держались подальше. Стрелы, наложенные на гнуки, подрагивали, глядя вниз, вскинуться и вылететь — дело мгновения.

Я помог сестре Веронике с веревками.

— Верните меч, — потребовала она, покончив с путами.

— Возьмите там, где обронили, — раздался хохот в ответ. — Если никто не подобрал. Разве не слышали: что упало, то пропало.

— Вы за это ответите, — прошипела Вероника.

Последнее, находясь рядом, услышал только я.

— Пожалуйте в тронный зал. — Рыкцари отступили, освобождая проход. — Позвольте представить правительницу долины.

Последовал приглашающий жест, мы одновременно шагнули в знакомое гигантское помещение. Ситуация изменилась. По углам снова стояла охрана, но вместо краснорожих зомби на нас обычными лицами пялились рыкцари с гнуками, служанки отсутствовали, а на троне восседала царевна Деметрия.

Глава 8

Мы приблизились, насколько позволила охрана. Когда гнуки вскинулись, и раздался предупреждающий окрик, святая сестра встала как вкопанная. Что говорить о ней, если я тоже оцепенел с открытым ртом. В общем, ни «здрасьте», ни поклона, просто шок.

Царевна ничуть не изменилась. Те же осанка фонарного столба, узкая талия и широкие бедра, тот же снисходительный взгляд. И роскошные доспехи те же — работы кузнецов крепости или привезенные из иных краев, подобно моим ножу и щиту, оставленным на той стороне гор. Дорофей нагло врал, говоря о ее ранении, предводительница отступников цвела и пахла.

— Деметрия Великолепная! — с ухмылкой объявил ее Малик, стоя по правую руку.

Губы царевны добродушно растянулись в уголках:

— Здравствуйте, сестра Вероника, встречались. Как здоровье моей матушки, не хворает?

— Верховная царица чувствует себя прекрасно.

— Приятная новость.

— Думаю, ее тоже обрадует, что дочь жива и неплохо устроилась. Как получилось, что глава отступников воссела на трон потерянной области?

— Не поверите — повезло. Шла по незнакомой местности, устала как волк, дай, думаю, присяду, как раз по дороге стул нарисовался. Оказался троном. Теперь — вот. — Царевна обвела руками зал.

Охрана едва сдерживала смех, святая сестра бурлила и готовилась взорваться. Если б оружие не отобрали…

Изогнутый стальной меч занимал место на поясе Малика. Тяжеленный бронзовый ветеран, получивший в бою смертельное ранение, отправился в небытие. Что-то мне говорило, что обратно сестра своей прелести не получит. А нечего махать где ни попадя.

— Что велела передать мама? — осведомилась царевна.

Святой сестре не нравились ни тон, ни личность собеседницы, но выбора не было.

— Верховная царица предлагает правительнице долины помощь во всем возможном и невозможном, дарует титул цариссы и настаивает на строительстве в долине истинного храма для молитв и утешения.

— Во главе с назначенной из-за гор сестриссой? Уж не с вами ли, сестра Вероника?

— Не мое дело решать за сестричество.

Бравая сестра всем видом выказывала отношение к правительнице, которую никак не ожидала увидеть на троне. Та, с которой воевали и ценой многих жертв победили, снова имела власть. И пользовалась.

— Вы пришли впятером?

В вопросе царевны только я увидел подвох. Точная цифра была написана на дощечке, которая исчезла вместе со столиком, Деметрия не могла не ознакомиться.

— Если посольство не принесет результата, прибудет вся армия.

Царевна поморщилась:

— Сестра Вероника, прочистите уши. Повторяю: вы пришли впятером?

— Да.

Святая сестра глядела дерзко. Уйти от ответа второй раз означало признать, что не все чисто с ответом.

Царевна кивнула:

— Мы тоже отвечаем искренностью и прямотой. Если с вашей стороны все честно, то племя долины принимает предложение со всей душой. Больше никаких войн, жертв и непонимания, это мечта каждого по обе стороны разделяющих гор. Стройте свой храм, сестра Вероника, я выделю людей и помогу с материалами. Теперь можете возвращаться и объявить о нашей дружбе.

— Пусть мне вернут меч, — потребовала Вероника, растаивая под сыпавшимися свидетельствами успеха.

Деметрия покачала головой:

— Никто, находясь на нашей земле, не имеет права поднимать оружие на жителя долины. У Вас должны были его отобрать перед входом во дворец, но сделали исключение, надеясь, что человек подобных святости и положения не станет играть оружием смерти, как неразумное дитя. Вам полагалась немедленная казнь, но я прощаю. Мне не терпится воссоединить наши народы и восстановить отношения с мамой. Передайте, что я готова встретиться с ней на любой территории. Еще нужно назначить ответственного за выработку плана по полному слиянию, он может отправиться с вами и подтвердить договоренности. А сейчас прошу откушать с нами.

Хлопок царевниных рук напомнил Фриста, с этого же места вызывавшего служанок. И они явились. Некоторых я узнал. Не узнавалось только одеяние: вместо чувственной бахромы девушки облачились в полноценные отрезы ткани, как все женщины долины, только раскраску не нанесли.

Никак не пойму, что же в действительности происходит. Куда делись прежний властитель и заместили? Почему такая сборная солянка из всего, что было, и при этом никто никого не убивает?

Перед нами и перед царевной установили по столику с фруктами и напитками.

— Представьте спутника, а то Малик говорит, что это наш житель.

— Любопытное имя — Малик. Весьма знакомое. А не тот ли Малик…

Надо же, наслышана. Теперь Вероника до конца поняла, кто хозяин долины, и к кому она явилась с предложением о слиянии. Все произносимые слова остаются словами, пока их не подкрепят делами, а какие дела можно вести с разбойниками?

— Малик Носатый к вашим услугам, — представился по всей форме горбоносый приятель.

Святая сестра взяла себя в руки.

— Это Чапа, проводник, он действительно бывший житель долины, — чинно сообщила она.

В глазах царевны мелькнуло что-то, но узнавания не произошло. Во мне мало осталось от ангела и Василисы Варфоломеиной, ныне перед царевной стоял здоровенный лоб с короткой стрижкой, мускулистый, загорелый, с крепкими плечами и прямым взглядом.

— Тебя принудили? Хочешь остаться здесь? — донесся прямой вопрос царевны.

Святая сестра превратилась в камень.

Я развел руками:

— Теперь мое место на той стороне гор.

— Любовь? — На лице Деметрии проявились понимание и сочувствие.

Я потупил взгляд. Даже один на один на такую тему говорить не люблю, а тут — во всеуслышание.

— Но что бы ни делал, никогда не сделаю ничего, что повредит родине. Впрочем, так же и той стороне.

— Спасибо за честность.

Деметрия переглянулась с Маликом. Вероника с облегчением выдохнула. А я изо всех сил надеялся, что меня поняли: делаю это не столько по личным интересам, сколько по жизненно важным — если меня силой разлучат со спутницей, утрата доверия на той стороне гор может кому-то стоить жизни. Я видел, что Малик понял это. Он зашептался о чем-то с царевной.

В коридоре громыхнуло, затем звякнуло. Звуки множились и быстро приближались. Столько металлического лязга и стука могли производить царберы, но звуки боя отсутствовали. Непонятное выражение на лице Вероники угасло. Я даже не понял, чего в нем было больше — надежды или страха.

Охрана натянула тетивы, Малик выдвинулся вперед.

— Аллах акбар! — донесся его радостный вопль.

— Что? — вскинулась Вероника, в бессмысленном для себя выражении услышав нечто знакомое.

— Алле хвала! — с улыбкой «перевел» я, чтоб не подставлять ни друга, ни себя. — На другом языке. Вы в курсе о других языках?

— Естественно, — отозвалась сестра Вероника. — Иногда сходили ангелы, которые совершенно не владели общим.

— Не завидую их судьбе, — предположил вернувшийся Малик.

Он сразу втянулся разговор. Лицо пылало ликованием, причиной которого был тот самый шум.

— Большинство гибли, но история знает и положительные примеры. — Вероника не спускала с него глаз. — Вы не женщина, значит, ангелом быть не можете. Вы черт? — Она резко обернулась к Деметрии: — А как же «Если я встречу падшего, я убью его»?

Будь мы за горой, последовало бы въедливое следствие, и покатилась чья-то голова. На этой стороне религиозное рвение святой сестры власти не имело. От Малика донесся смех, а Деметрия ответила так, будто ребенку втолковывала очевидное:

— Помимо Того света на других языках разговаривают за пределами страны башен, вы должны быть в курсе о немцах среди пожирателей. Некоторые слова залетают в наш язык и со временем тоже становятся нашими.

— Слова, которые касаются сестричества, не могут заменяться другими!

— Только если вместе с сестричеством, — с намеком хмыкнул Малик.

Вслед за ним все оглянулись на входившую процессию.

Несколько человек согнулись под тяжестью взваленных на спины мешков, при каждом шаге раздавалось кряхтение, а в мешках стучало и лязгало. Кроме мешков в тронный зал вносились и просто вязанки доспехов и оружия, которые сваливали в большую кучу. Потребовалось несколько заходов, так много оказалось трофеев. В том, что это трофеи, сомнений не оставалось. Большие прямоугольные щиты однозначно выдавали бывших владельцев. Желтые накидки, составлявшие основу вязанок, тоже. Посчитать комплекты получилось не с первого раза, итог порадовал. Ровно тридцать.

Деметрия вопросительно глядела на святую сестру. Та бросила с вызовом и пренебрежительным превосходством:

— После боя у вас остались воины?

В тоне также сквозил фатализм, правда он напрямую граничил с отчаянием. Хотя последнее Вероника очень старалась не показывать.

Возглавлявший процессию рыкцарь теперь стоял, подбоченившись, и ухмылялся в бороду. Деметрия кивнула, он рассказал:

— В поле им равных нет, с этим никто не поспорит. Победить можно только смекалкой. Их основной отряд занял круговую оборону в пещерообразной выемке, на прорыв не шли, чего-то ждали. Сигнала, наверное. — Все снова придавили взглядами сестру Веронику, она даже сгорбилась. — Сверху камнями не достать из-за скального карниза, только если всю скалу обрушить, а это дело многих дней. Но противник не учел удачные для нас перепад высоты и направление ветра. Повторюсь — с царберами никто не сравнится в поле, но горы — иное дело. В нужном месте мы подожгли снопы с полотняной травой, и взяли всех. И не потеряли ни единого человека.

Ни человека!

Полотняной травой, как понимаю, назвали сорт конопли, из которого туземцы Фриста изготавливали все — одежду, белье, веревки. Даже какую-то вкусность готовили, вымачивая, перетирая и с чем-то смешивая. Но конопля все же осталась коноплей, и сожженная в таком количестве с дымом выделила что-то не совсем правильное. Думаю, сдавшихся царберов мучил не только дым. Или не мучил.

— К оставшимся двум тройкам тоже нужный подход нашелся, — самодовольно закончил рыкцарь.

Деметрия произнесла:

— Они пришли незваными, с оружием в руках и не подчинялись приказам власти, которые действуют на этой земле. Что делают с такими пришельцами за горой?

Речь явно о пожирателях.

— Уничтожают, — завершила Деметрия, так и не дождавшись ответа. — В лучшем случае изгоняют, если те успевают сбежать до схватки. Наши незваные гости не успели, значит, остается единственный вариант.

— Верховная царица не простит убийства своих солдат.

— Солдаты существуют, чтоб быть убитыми, это их работа. Послы-переговорщики, которые обманывают тех, с кем договариваются, тоже солдаты. Я казнила бы вас, сестра, не задумываясь, но война не нужна никому. Уходите, с обманщиками мы не ведем переговоров. Отныне любой, кто пересечет горы без разрешения и с оружием, будет считаться врагом, а сам факт перехода — объявлением войны. За исполнением проследит специальный гарнизон, а гору со своей стороны мы сделаем непроходимой. Пойманные царберы останутся у нас заложниками. Их казнят в случае нового проникновения. Жаль, что вы пришли не с добром. Прощайте, сестра Вероника. Передавайте привет маме.

Малик шагнул вперед, еще несколько рыкцарей оттеснили меня с посланницей и вывели в коридор.

— Верните меч, иначе я не уйду. — Рука Вероники протянулась к Малику.

— Пришедший с мечом от меча и погибнет, не слыхали? Идите, пока отпускают.

Посланницу вытолкали взашей без всякого уважения. Конвой из десятка человек почти на пятки наступал, сопровождая до ожидавшей троицы воинов, там передал нас изумленно наблюдавшим царберам с рук на руки, и довел почти до самой вершины.

Перемолвиться с Маликом не удалось. Обидно. Ладно, вернуться с незапятнанной репутацией важнее. Попрощавшись взглядом, я полез вверх.

Глава 9

Встречали нас как героев. Лагерь Верховной царицы бурлил, сестра Вероника прошествовала сразу к правительнице, уже выехавшей навстречу. Снизу нас стало видно пару часов назад, а выставленные почти от самой вершины часовые давно передали по цепочке сообщение, времени на подготовку было достаточно.

Посланница что-то обсудила с царицей, затем правительница объявила:

— Долина захвачена разбойниками, которые ушли от нас.

За это время прибыли Тома с Юлианом. Тома ликовала, Юлиан просто принял мое возвращение как должное. По знаку Верховной стража раздвинулась, на мне повисли почти полцентнера радости и еще две его трети дружески врезали по плечу. Пиявки с Шариком не было, Тома тут же рассказала, что их в специально сделанной клетке отправили назад в башню — звери, как ей объяснили, сильно нервировали солдат. А по-моему, они делали Тому в лагере более значимой, чем сама Верховная царица, а какой правитель смирится с такой ситуацией?

— Интересно, откуда отступники узнали про долину? — продолжил царственный голос, а лицо нахмурилось.

— Кто-то рассказал, — сестра Вероника озвучила намек. — Иначе зачем целой армии лезть по неприступным скалам на собственную погибель?

Все взоры сошлись на мне и Юлиане. Я словно на лежбище ежиков поскользнулся или в стог иголок попал. Наверное, такие же ощущения.

— О долине знали пятнадцать царевен, их родственники и свиты! — возмущенно выдала Тома. — Потом эта новость прокатилась по обслуге башни и всем жителям Западной границы, а затем…

— Никто не спорит. Но почему ты так нервничаешь? — Царица улыбалась.

Доброй такую улыбку на назвать. Впрочем, и злой. Просто диким холодом повеяло.

— Надоело, что моих невесторов все время в чем-то подозревают.

— Большинство обвинений отныне рассеялись. Именно твой невестор доказал на деле существование долины, и мы узнали, какую угрозу она таит. Он не остался там, хотя ему предлагали. Это дорогого стоит, можешь гордиться.

Тома показала, что гордится.

— Также мне не хотелось бы, чтоб остались недомолвки по поводу заговорщиков, — обратилась она к царице. — Хочется быть уверенной, что эта страница перевернута, а моя лояльность доказана. Если не так, скажите сразу.

— Тогда ответь для себя и для всех, громко, с полной ответственностью: ты на чьей стороне?

— На стороне закона! — выпалила Тома. — И да не дрогнет моя рука во исполнение закона, ведь закон справедлив, когда он выполняется — всегда и всеми, наперекор всему, вот высшая мудрость. Да постигнет кара разрушителей и да возрадуются созидатели. И да воздастся справедливым. Алле хвала!

Взгляд царицы потеплел, насколько это возможно для столь высокопоставленной особы.

— Еще раз прости, что пришлось использовать тебя в качестве наживки. Мне доносили, что в стране создана неуловимая организация, но никто не мог выйти на ее главарей, пока ты не вселилась в башню.

— Титул цариссы мне дали только для этого? — насупилась Тома.

Ее кидало из эмоции в эмоцию. Лишь бы не выкинуло.

— И для этого тоже, — спокойно сказала царица.

Она не видела причин что-либо скрывать. Чем лучше собеседница поймет ситуацию, тем честнее последующие отношения. Задача царицы — обезопасить свое царство. Со своей задачей она справлялась отлично. Тома не видела подводной части айсберга, но, оказывается, усиленно помогала. Все хорошо, что хорошо кончается. Только не стоит забывать: у наживки обычно печальная участь. В любом случае. Либо в чью-то пасть, либо в мусор.

— В качестве моральной компенсации прими новость, которая тебя обрадует. — Верховная царица покровительственно улыбнулась. — Я выдвинула тебя на соответствие назначенной возможной преемницы.

Часть вторая

Соответствие

Глава 1

— Приготовления начались несколько дней назад, — говорила правительница, — и как мне доложили, несколько часов назад закончены. Отправляемся.

— Прямо сейчас?!

Томины глаза горели. Царица усмехнулась:

— У тебя есть дела более срочные?

Тома затрясла головой так, что та чуть не оторвалась:

— Нет, но это так неожиданно. А если б экспедиция не успела вернуться из долины?

— Экспедиция никак не соотносилась с проведением соответствия, просто сестре Веронике и твоему навестору пришлось бы дольше до нас добираться. А мне пришлось бы резче реагировать на новости. Рада, что еду с легким сердцем — все проблемы либо решены, либо по ним приняты необходимые меры.

Необходимые меры выразились в оставлении постоянного гарнизона в горах. Отныне путь через перевал закрыт. Как теперь попасть к Малику, а с ним — к причалу? Единственный вариант — с очередным посольством.

Нет, имеется вариант номер два: в составе армии вторжения.

Сборы получились быстрыми, а путь неблизким. Место, которое Верховная определила для прохождения соответствия, по местным меркам было неподалеку — полтора дня пути с ночевкой в цекаде. Там разместился только наш отряд в сопровождении нескольких приглядывавших царберов, а где ночевала Верховная — неизвестно. К следующему полудню нескончаемая процессия въехала на расположенный вдали от дорог холмистый пустырь в вотчине цариссы Дарьи. Когда-то здесь текли бурные реки, сейчас остались только зигзаги каньонов.

Школа отстраивалась тоже где-то в этом районе, но немного дальше. Мы остановились в другой части вотчины, ближе к бесхозной башне Причала и Западного леса. Или уже не бесхозной, мне не докладывали.

На возвышенности стояли заранее выстроенные шатры царицы, их окружала стража. Рядом размещались гости. Судя по флагам, прибыли несколько царисс с семьями и свитами, также мелькало много красных накидок, одну сопровождали с величайшим уважением и называли преосвященством. Стало быть, сестрисса. Когда случайно оказалась рядом, в ней узналась Аркадия из храма земли Конных пастбищ, которая присутствовала на моем с Томой удочерении. При ней по-прежнему состояла сестра первого чина Васса, некогда впервые поразившая не свойственным бронзовому веку оружием. Через некоторое время к Аркадии присоединились две другие сестриссы — наша Устинья с Западной границы и еще одна, неизвестная, мелкая на фоне высоких сухопарых соратниц. Устинью сопровождал Панкратий, а третья сестрисса обходилась свитой нескольких ничем не примечательных сестер.

День выдался облачным. Это радовало, не будет слишком жарко. Ветер почти отсутствовал, его хватало только едва развевать флаги.

Для Верховной царицы в самом удобном месте водрузили переносной трон. Солнце светило ей в спину, неровности местности, куда явно придется добираться соискательницам, раскинулись внизу, как на ладони. По правую руку от трона установили скамью для сестрисс, по левую — для прибывших пяти царисс, сейчас что-то со смехом обсуждавших в своей компании. Из них я узнал только Дарью. Из остальных кто-то тоже мог попадаться на глаза после спасения царевен, кроме одной — молодой цариссы лет двадцати. Она глядела на Тому с вызовом и, переговорив с другими корононосицами, ушла к своей свите.

Тому на скамью не пригласили, видимо, из-за участия в состязаниях. Зрители в лице семей высокопоставленных гостий, а также их войниц и войников с небольшим вкраплением бойничьих колпаков, расположились частью по бокам от скамей, частью по другую сторону открытой площадки. Там солнце слепило в глаза, но когда соревнования переместятся вниз, под уклон, где сейчас что-то спешно доделывали, свет сильно мешать не будет. Зато от начальства далеко — это плюс, который, видимо, перевешивал все минусы. Под уклоном проходило бывшее русло реки, которое просматривалось до дна — место скорых ристалищ, если судить по расположению скамей и направленности взглядов. В недалеком лесочке шумели кроны, вяло похлопывала на ветру натянутая ткань шатров, все это покрывал неразличимый в деталях гул множества разговоров.

Рука царицы приподнялась, и лишние звуки исчезли.

— Все знают, зачем мы здесь собрались, особых ритуалов не предусмотрено, поэтому не будем терять времени. Объявляю испытание на соответствие звания назначенной возможной преемницы Верховной царицы открытым. У нас три претендентки. Выйдите и представьтесь.

Первой вперед шагнула Тома. Ее шаг сломался, когда она увидела, как рядом пристраивается Варвара Дарьина. Затем, протолкнувшись сквозь ряды зрителей, к ним присоединилась та молодая царисса, что издали нехорошо поглядывала на Тому. Я с Юлианом и Грозной, на которую косились и старались обходить стороной, оказались в стороне, но в первых рядах. Остальные, кто прибыл с нами, расположились позади, глядя на происходящее из второго эшелона.

— Это царисса Зоя, — услышал я чей-то разговор сбоку. — В прошлый раз Аглая отобрала у нее победу. Можно сказать, выцарапала.

— Хочет отыграться.

— Мало у кого в жизни появляется второй шанс пройти соответствие.

— Почему новое устроили так спешно?

— Аглая ценой жизни спасла учениц школы, теперь нужно назначить новую наследницу — на случай, если с царицей что-то случится.

— Это правильно.

Голоса утихли.

— Царисса Тамара, — громко назвала себя Тома.

— Царевна Варвара Дарьина, — выпалила вслед недавняя подружка.

— Царисса Зоя, — степенно объявила последняя.

Все претендентки были одеты в легкий доспех, из оружия — мечи, на голове шлемы. У Томы и Зои — с короной.

Царица вновь заговорила:

— В равной битве проиграть тому, кто тоже лучший, не стыдно, но напомню подробность, которую часто забывают: кто выбывает по собственному желанию или проваливает любое из состязаний с позором — теряет нынешний титул и привилегии.

Напоминание для некоторых оказалось неожиданностью. Юлиан нахмурился, я подобрался, по рядам зрителей пролетел и угас шепоток.

— Соответствие состоит из совместной и одиночной программ, а также делится на открытую и закрытую части. — Царица говорила сама, без глашатаев, словно соскучилась по живому общению. Почему нет? При ее затворничестве, когда даже в туалет без провожатых не сходишь, поговорить с народом должно быть радостью. — Часть, открытая зрителям, пройдет здесь на ваших глазах. Если у кого имеются возражения, обращения или дополнения по существу дела, прошу высказаться сейчас.

Открытую ладонь вскинула Зоя:

— У меня обращение.

— Разрешаю, — кивнула царица. — Говори.

Зоя обернулась к сестриссам:

— Царисса Тома не может претендовать на соответствие. Верховная царица на помолвке выступала ее матерью. Дочь Верховной не имеет права даже пробоваться на преемницу, это незаконно.

Вот это поворот. Зрители принялись переглядываться, шушуканье перекрыло завывание ветра в кронах и шатрах. От скамьи сестрисс донесся начавшийся спор:

— То — дочь, а то…

— Отложить на рассмотрение Совета сестер?

— Думаю, да, придется собирать внеочередной Совет.

— При чем здесь Совет?

В пользу Томы выступала Устинья. Надо же, чем-то зацепила старушку. Хотя, какая она старушка, это только с моей точки зрения подростка. Пора привыкать, что я уже тоже взрослый.

— Закон говорит о родных детях царицы, — продолжила Устинья с пылом защищать подопечную. — Здесь ситуация иная. Назначенная возможная преемница, на которую сегодня проводим соответствие, в каком-то смысле тоже дочь Верховной царицы. Что же теперь, исключать всех преемниц из числа преемниц?

— Сестра Устинья, по духу закона Вы абсолютно правы, но буква закона говорит обратное. На помолвку девушку ведет мать, то есть, человек, который родил или удочерил, пусть только формально. В обоих случаях родственные отношения имеют место.

— Факта удочерения в зимописях нет! — настаивала Устинья. — Без доказательства факта письменным свидетельством факт не может признаваться фактом!

Обожаю такую логику. Особенно, когда она в мою пользу. Ну, в нашу.

— Ситуация ведет в тупик, — высказалась Аркадия. — Удочерения как официальной церемонии действительно не было, это неоспоримо. Как неоспоримо и то, что Верховная царица вела юную цариссу на помолвке вместо матери. Замкнутый круг. Необходимо рассмотрение Совета.

Повисла гнетущая тишина. Решение должно исходить из буквы закона, при этом не противоречить духу. Положению, в которое попали сестриссы и царица, не позавидуешь. Тем более, что до сих обстоятельства (в лице правительницы) явно благоволили Томе. Будь это не так, всю нашу компашку казнили бы еще при разгроме Паутины. Или правдой может оказаться второе: Тома и мы, ее странные невесторы, нужны еще зачем-то, о чем не догадываемся. Тогда все еще хуже, чем кажется.

Устинья вновь взяла слово.

— Предлагаю компромисс. Совет рассмотрит сложившуюся ситуацию и вынесет решение как только соберется, а пока мы разрешим участие в испытании цариссе Тамаре на правах возможной претендентки на звание назначенной возможной преемницы. Если Совет отклонит ее кандидатуру, назначенной преемницей станет опередившая или следующая за ней претендентка, но если выскажется за нее… — Сестрисса обвела всех хитрым взглядом. — В таком случае мы все здесь собравшиеся можем оказаться в глубокой штольне, не разрешив юной цариссе участвовать в испытании на соответствие.

Люблю серьезный подход. Тремя руками «за» сестриссы приняли решение за участие Томы. Верховная царица, которая до этой минуты бесстрастно наблюдала за прениями, объявила:

— Если других отводов нет, испытание на соответствие объявляю открытым. Первое задание простое: по сигналу за минуту нужно домчаться до конца площадки, где выставлены фамильные флаги претенденток, — рука царицы указала вдаль, — и вернуться на место старта. Все понятно?

По завершении трех кивков царбер с желтым флагом царицы взмахнул полотнищем.

Три девушки рванули вперед. Тома вначале чуть отстала, не имея привычки к спуртам в доспехах, но постепенно свыкалась, тренированные в походах стаи ноги начали набирать скорость.

Зоя вдруг споткнулась на ровном месте. Как раз, когда Тома пошла на обгон. Со стороны казалось, будто Тома толкнула соперницу. Видеоповторов еще не придумали, и зрители возмущенно загудели. На лице царицы блуждала загадочная улыбка.

Тома обернулась — соперница поднималась, растирая ушибленную ногу. Варвара умчалась далеко вперед, но состязание на соответствие должности — не выяснение, кто сильнее, выше, быстрее.

Тома остановилась.

— Помочь?

— Не надо, — буркнула Зоя.

Ее ладонь оттолкнула предложенную руку, и молодая царисса снова набрала скорость — вроде как прихрамывая, но словно нехотя, без огня в глазах и дыма в пятках. У меня создалось ощущение, что знатная соперница специально затягивает время. Или это я такой мнительный, везде вижу подвох? Но Зоя уже проигрывала подобные состязания, ей известно если не все, то многое. Она о чем-то сосредоточенно думала, странная напряженность проступала на лице.

Варвара уже неслась к финишу, когда Зоя только разворачивалась вокруг знамени. Тома сначала ринулась вперед… но приостановилась. Дождавшись ковылявшую, словно для вида, конкурентку, она пошла рядом. Что-то поняла.

В этот миг и я понял. Зоя не думала о том, как быстрее выполнить задание, она просто считала про себя!

Варвара снисходительно глядела с финиша на бок о бок прибывших Тому и Зою. В момент пересечения черты царица подняла грубые песочные часы с полупрозрачным корпусом из чего-то мягкого. Именно в этот миг песочная струйка иссякла.

— Ровно за минуту, как было оговорено. Похвально. А быстроногой царевне Варваре нужно проявить больше внимания к условиям, если она собирается побеждать в дальнейших соревнованиях. Сейчас прошу конкурсанток занять место у полосы препятствий.

Глава 2

Полосой препятствий назвали петлявший каньон — русло давно высохшей узкой речки, в былые времена, по всей видимости, довольно бурной. Сейчас отсутствовал даже намек на влагу. Там, где стенки не были каменистыми, они осыпались песчаником, кое-где от обвала удерживали только разросшиеся корни кустарника и трава.

Старт обозначили желтым флагом царицы, о месте финиша можно только догадываться. Извивавшийся каньон проходил мимо площадки, внутри виднелись некоторые из препятствий — например, деревянная стена из расколотых половинок бревен, прибитых к врытым столбам. По телевизору я видел тренировки десантников — как они лихо перемахивают эти стенки с помощью подручных средств и друг друга. У соперниц имелись только доспехи, оружие и мозги.

— Запрет один, — объявила царица. — Выйти с полосы препятствий до ее конца — означает не пройти испытания. Пришедшая первой получит дополнительный балл, но оцениваться будет каждый этап, и не только в плане скорости. Готовы? Вперед!

Три девушки ринулись в овраг. Под ногами осыпалась земля, Тома даже съехала на попе последние метры, непроизвольно опередив на пару метров выбиравших, куда наступить, конкуренток.

Первого препятствия они достигли почти одновременно. Хорошо видная нам стена полностью перегораживала бывшее русло. Высота — под два человеческих роста, влезть можно только теоретически. Девушки остановились, осматривая конструкцию. Каждое округлое полубревно выпуклой частью торчало наружу, по бокам их удерживали пары огромных гвоздей, вбитых в оказавшиеся по ту сторону столбы. Зацепиться не за что. Можно пробраться сбоку, если подкопать или осыпать породу, но не завалит ли всех полностью, и сколько на это понадобится времени? Способ хороший, если другого не найдется. А он наверняка имеется, иначе начальство не глядело бы сверху с таким любопытством.

Варвара попыталась взобраться, используя цепкость пальцев. Для этого требовалось родиться ящерицей с присосками на лапах или хотя бы обезьяной. Особенно мешал вес доспехов и оружия. Как бы Томе не пришло в голову перекинуть лишнее на ту сторону и вспомнить человолчье прошлое. С нее станется, даже невзирая на зрителей. Тогда главный вопрос: на каком этапе будет проведена черта между лишним и необходимым?

Зоя вытащила меч и нож. Нож со всей силы вонзился в дерево на максимальной высоте, она подтянулась на нем и, до самой рукояти вставив меч между деревяшками еще выше, сумела вытащить нож. Затем гибкое тело повторило финт, достойный акробата или спецназовца. Запястье каким-то чудом удерживало меч от соскальзывания из прямого угла, а клинок не переламывался. Под ногой одно полубревно заскрипело, и цариссе пришлось быстро упереться ногой в другое, которое выше. Теперь действовали только руки, ноги болтались, а тело раскачивалось, словно маятник.

Сверху ей зааплодировали. Варвара, не теряя времени, скопировала удачный метод. В то время как обе с трудом, но очень зрелищно поднимались, Тома вставила нож над раскачанным ногами взобравшихся бревнышком и в несколько движений срезала кромку. Пальцы пролезли в щель, уцепились и рванули на себя. С чудовищным скрипом бревно поддалось. Раскачанное вперед-назад, оно постепенно выползло наружу, обнажив острия бронзовых гвоздей длиной в ладонь. В полученную дыру Тома спокойно пролезла на ту сторону. В этот момент сверху сверзились конкурентки, едва не отбив ноги при приземлении.

— Неплохо, — раздался голос Верховной царицы.

Относилось сказанное ко всем или к кому-то конкретно, осталось неизвестным.

Следующим препятствием оказался выкопанный поперечный ров. Скажем так: стена наоборот. Ширина идеальна — другой край близко, но не перепрыгнуть. Если только попробовать пойти по тому же пути облегчения веса: снять с себя оружие и одежду, перебросить и попробовать налегке перелететь с разгона в прыжке…

Взгляд на дно рва дал новую информацию: внизу лежал ствол деревца — по длине в самый раз, чтоб использовать в качестве мостика. Кто спрыгнет — поможет другим, остальные рискуют только потерей равновесия. Вытащить спустившегося можно тем самым бревнышком, потянув парой человеческих сил.

Варвара с ходу спрыгнула вниз. Вряд ли исключительно по собственной инициативе. Скорее, соискательница высокого титула, имевшая находчивую в плане интриг родительницу, поняла, а то и была предупреждена, что главное — не дойти до конца, а как дойти. На лицах Томы и Зои прочиталась обида — тоже хотели показать, что готовы рискнуть первенством ради общей победы. Перейдя, они помогли царевне выбраться, и втроем отбыли к следующей преграде, частично скрытой поворотом бывшего русла. Чтоб увидеть дальнейшее, зрителям пришлось подняться с мест. Четко разделенная на группы толпа прошла к краю площадки, оттуда хорошо просматривалось продолжение каньона. Царица с многоуровневой охраной заняла половину имевшегося места, оставшиеся заполонили вторую половину. Мы с Юлианом оказались не в первых рядах, что, впрочем, наблюдению не мешало.

Раздался лай. Стража, окружавшая царицу, не шелохнулась, сама правительница тоже глазом не повела. В бывшем русле навстречу соискательницам вели псину — злую и голодную. По спине пробежала холодная капелька: это была не одомашненная псина, а самый натуральный местный волк — дикий, недавно изловленный. Огромный пес из смеси нескольких пород, умевший единственное — добывать еду в бою с человеком. Человек и являлся едой, живой или мертвой, другой пищи это существо себе не представляло. На длинной цепи его вели вперед несколько царберов, они закрывались щитами, а выставленные копья подталкивали огрызавшегося зверя вперед.

В горловине каньона по центру торчал вкопанный столб, из него — вбитый крюк. Цепь накинули на этот крюк. Длина цепи оставляла в неизвестности: получится ли пройти вдоль стеночки, или клыки достанут? Тварь заливалась во все горло, бросалась на покидавших сцену царберов, затем переключилась на соперниц.

Девушки остановились. Варвара собак боялась панически — это же волки! Зоя тоже окаменела; если что-то в нынешнем испытании было похоже на то, где выиграла Аглая, то волка явно не было.

Тома вышла вперед. Лучшее, что она могла сделать — обратиться перед зверюгой в еще большее чудище. Человолка волк почует и сбежит. Всего-то нужно избавиться от человеческого, встать на четвереньки и рыком объяснить противнику, кто здесь хозяин. Одна закавыка — может ли позволить такое будущая правительница, на которую смотрят как возможные подданные, так и строгие экзаменаторы? Во внимание принимают не только результат, но и путь к нему.

Тома рыкнула, сотворив самую свирепую морду, какую сумела.

В ответ — грозный лай и клацанье зубов. Не прошло. Одетый и двуногий — признак человека, добычи, еды. А волк хотел есть. И если цепь недостаточно крепка или плохо зацеплена…

Зоя и Варвара перебороли страх. Они потихоньку приблизились к Томе, но даже три вооруженных человека волка не испугали. Странно. Хотя… сзади — страшные неуязвимые царберы, сверху — толпа. Бежать некуда. Припертый к стенке всегда непредсказуемо опасен. Три девушки для волка являлись меньшим злом и единственным путем к свободе. Или хотя бы к еде.

Зоя достала меч.

— Просто зарубим, и все, — предложила она.

Хороший вариант. Но не вариант.

— Жалко. Есть бескровный путь. — Тома указала на противоположный край. — Идите туда. Я отвлеку, сразу бегите. Потом отвлечете вы.

— Хорошо. — Меч Зои вернулся в ножны.

Бежать с килограммом в вытянутой руке трудновато, и все же Варвара перестраховалась, решив, что если волк рванет к ним, то лучше встретить во всеоружии.

Тома шагнула в другой стене. Уловка сработала. Бросившийся на нее волк освободил дорогу Зое и Варваре, а когда кинулся вслед им — с другой стороны пронеслась Тома. Жуткая пасть схватила воздух в нескольких сантиметрах от взвизгнувшей Варвары, а затем едва не вцепилась в ногу Томы, успевшей подпрыгнуть. Дальше озлобленное чудище не пустила длина цепи.

Конкурентки переглянулись, клинок Варвары никак не попадал в ножны. Отдышавшись, троица двинулась вперед.

Следующее препятствие тоже было живым. Перед девушками приняли оборонительную позу десяток царберов. Острия копий выставились на приближающихся, глухая стена прямоугольных щитов перекрыла проход от края до края.

— Стойте! — Зоя раскинула руки. — По одной не пройдем. Нужно вместе вломиться в одну часть шеренги и проскользнуть в брешь.

— Другого варианта нет, — нехотя согласилась Варвара. — Если действовать слаженно, кому-то повезет. В конце концов, это соответствие не на личную выживаемость, значит, решение именно в объединении перед общей опасностью и в выработке совместных мер. Я — «за».

Покусав губу, Тома задумчиво вымолвила:

— Можно я попробую по-другому?