Бесплатный фрагмент - Жизни Анны

Глава 1. Анна

Шум трибун доносился до самых нижних уровней амфитеатра. Порой гул усиливался, и по стенам проходила легкая дрожь от многотысячных криков и возгласов сверху. Шестнадцать мужчин и женщин сидели на каменном полу в сырых слабоосвещенных подвалах, ожидая своего выхода на арену. Они не были гладиаторами, что сражаются за жизнь на потеху всему Риму. Они также не были и преступниками: их руки не совершали убийств и краж. Сложив ладони на груди, шестнадцать мужчин и женщин тихо пели молитву, понятную только им самим. Стражники смотрели за ними особенно пристально и не позволяли общаться между собой, грозя копьями.

В дверях появился легионер в начищенных доспехах.

— Оставьте нас, — приказал он стражам.

Когда они неспешно вышли в коридор, легионер подошел к камере осужденных.

— Лукия! — окликнул он худенькую девушку, прервав ее тихую молитву. — Лукия, это я.

— Сервий?! Ты пришел! — Дрожь в голосе выдала оставшиеся крохи надежды.

— Лукия, я прошу тебя, отрекись от своей веры. Я не могу тебя спасти, это не в моей власти. Но ты сама можешь публично отречься. Пока еще не поздно, прошу тебя. Я сейчас вызову трибунала, и он дарует тебе помилование.

Легионер просил, умолял девушку, но тщетно. Лукия попятилась назад, оглянулась на своих единоверцев и со счастливым смирением в лице ответила ему:

— Нет, Сервий, ты просишь невозможного. Я сделала свой выбор. Ты же можешь вернуться к нам.

— И пойти с вами всеми на смерть?! Нет, Лукия. Я — легионер. Я…

— Ты обретешь жизнь вечную…

— Нет. Нет! Ничего не говори мне больше об этом. Все это ложь, вся ваша вера — ложь! — прокричал Сервий всем шестнадцати христианам, приговоренным к смерти.

— Сервий, ты ведь был одним из нас. Посмотри, здесь и Паланий, что крестил тебя.

Старик повернулся в сторону Сервия, желая что-то ему сказать. Легионер сжал зубы, и крик, похожий на стон, вырвался у него из груди.

— Я люблю тебя, Лукия. Но я не могу…

Послышались шаги стражи.

— И я тебя люблю, Сервий. За нами идут. Ступай с Богом! Живи…

— Лукия, прости меня…

С этими словами Сервий выбежал из камеры, разминувшись в коридоре со стражей.

Иссушающее полуденное солнце подогревало переполненные эмоциями трибуны Колизея.

Стражники вывели на свет шестнадцать приговоренных к казни мужчин и женщин. Под оскорбительные выкрики римлян они прошли к центру арены и продолжили воздавать понятные только им молитвы. Старец Паланий, как мог, высоко поднял деревянный крестик в дрожащей руке. Лукия старалась увидеть на трибунах Сервия, словно в надежде еще раз призвать его вернуться. Но его нигде не было видно.

Шум утих. Открылись затворы, и на арену выбежали львы. Их было по числу людей в серых одеждах, смирившихся со столь жутким исходом. Лукия первая кинулась навстречу львам. Смерть тела не так страшна, когда знаешь, что впереди — вечная жизнь.

Прошло несколько минут, и шестнадцать римлян, все до единого, приняли мученическую смерть первых христиан Вечного города.

                                       * * *

— Аа-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Нет! А-а-а-а-а!

Кричал ребенок.

— Папа! Папа!

Маленькая девочка проснулась от страшного кошмара, задыхаясь и держа руку на горле.

— Анечка, что случилось? — прибежал из другой комнаты отец, включив светильник над кроватью дочери.

— Папа, мне приснился страшный сон.

— Доча, опять кошмар?!

— Да, — на глазах девочки выступили слезы. — На меня напал лев. Большой лев, он напал и схватил, вот сюда, прямо за шею.

Отец обнял дрожащую дочь.

— Это просто сон, дорогая моя. Это просто сон.

В глазах ребенка жил безмерный ужас. Девочка успокоилась через некоторое время, уснув на руках отца, серьезно озадаченного постоянными кошмарами дочери, не поддающимися объяснению.

                                        * * *

Со временем страшные сны перестали беспокоить девочку, и к восьми годам Аня уже подзабыла про нападающих львов, битвы и сражения в неизвестных полях и лесах. Сны как мультики: дают яркие эмоции, но на короткое время. И уже через день–другой их не вспомнить.

С началом школы у Ани появились новые кошмары: опоздать на первый урок, получить плохую оценку. Для многих детей было привычным делом просыпать, симулировать болезнь, не делать домашку, но не для Ани — каждое задание воспринималось как долг, требующий тщательного выполнения.

Родители и учителя не могли не радоваться успехам Ани и ее любви к учебе. Девочка получила такое доверие, что мама никогда не проверяла ее дневник или школьные тетради. Всем было понятно — все и так сделано на «отлично».

Особую любовь у девочки вызывали книги. С десяти лет увлечение художественной прозой стало сродни спорту и хобби одновременно: Аня могла выходные провести за чтением новых книг, обсуждением прочитанного в литературных группах ВКонтакте. В старших классах с чтением пришла любовь к европейской культуре, особый отклик в душе вызывал немецкий романтизм в поэзии, философии и музыке, давшей миру такие имена, как Мендельсон, Шуман, Брамс и Вагнер.

Скромный бюджет семьи не позволял на каникулы поехать дальше родного Великого Новгорода, не говоря уже о путешествии по замкам Баварии, поэтому обстоятельства диктовали суровую реальность — пробивать дорогу придется себе самой. В десятом классе девушка решила, что будет поступать в Санкт-Петербургский государственный университет на немецкую филологию. Но Северная столица почти так же недоступна, как и Германия. Рассчитывать на зарплату родителей, трудящихся в бюджетной сфере, не приходилось, поэтому учеба стала единственной возможностью вырваться из провинции в самый европейский город России.

Получив высокие баллы по ЕГЭ, Анна Соколова подала документы в СПбГУ и, скрестив пальцы, начала думать о жизни в Петербурге.

                                       * * *

С началом первой пары «Введение в специальность» Анна успокоилась — теперь она студентка одного из самых престижных вузов в стране на курсе своей мечты.

Иностранные языки, как и филология любого направления, — это всегда осознанный выбор, в отличие от топовых специальностей, как менеджмент или юриспруденция, куда поступают с одной мыслью — сделать карьеру, неважно где и как. Будущими филологами движет интерес к культуре страны изучаемого языка. Кому близок чарующий древний Восток — постигают арабский, таинственная Индия — хинди. Английская культура раскрывается через историю языка и чтение Шекспира в оригинале, а русская душа познается в книгах великих поэтов и писателей, сформировавших если не всю нашу культуру, то, по крайней мере, достойные образы России за ее пределами.

Каждый студент-филолог понимает, что знание иностранных языков всегда пригодится в работе и в жизни. И даже если устроиться под солнцем не удастся, с английским можно заработать как минимум на колу и картошку фри.

Сокурсники Анны в большинстве своем рассчитывали попасть в крупную немецкую компанию или уехать в Германию, найти себя в развитой европейской стране. Мало кто из студентов помышлял остаться на кафедре продолжать познание языка в преподавании или издании учебных пособий. Но именно к таким относилась Анна. С первого дня учебы у нее был четкий план получить диплом бакалавра, потом поступить в магистратуру, затем — в аспирантуру, написать кандидатскую по особенностям немецкого языка и культуры. Научная степень сулила преподавательское будущее, к которому Анна, как ей самой казалось, готовилась всю жизнь.

Первый год в Питере прошел в учебных аудиториях, библиотеках и комнатах для индивидуальных занятий, где каждый вечер зубрилось по сотне немецких слов. Жизнью это сложно было назвать: ни вечеринок в общаге, ни экскурсий по городу — ни на что у Анны не было времени. Все подчинялось служению одной цели — сдать сессию на «отлично», слыть самой лучшей на курсе.

Все свое время Анна проводила на Васильевском острове, с которого однажды выбралась на противоположный берег Большой Невы посмотреть Исаакиевский собор. И это едва не закончилось падением при подъеме на купол собора по железной неустойчивой лестнице. Недосыпание и скудное студенческое питание обернулось обморочным состоянием, и, если бы не китайские туристы, подхватившие Анну за руки, неизвестно, чем бы закончился осмотр достопримечательности. Покорить купол тогда не удалось.

Занятия проходили на Университетской набережной Васильевского острова в красивом старинном дворце середины восемнадцатого века, выкрашенном в насыщенный зеленый цвет. Само здание университета с богатой историей и духом в каждом камне настраивало учиться, не отвлекаясь на мимолетные радости юности.

Старина и многовековые сооружения окружали Анну с раннего детства: в Великом Новгороде храмам и соборам по семьсот–восемьсот лет, чью историю она знала от своей матери, культуролога по профессии. Но атмосфера здания филологического факультета околдовывала мрачностью коридоров; потрескавшимися двухметровыми дверьми из деревянных реек, покрытых многослойным темным лаком; облупленной штукатуркой, за которой виднелась оригинальная стена восемнадцатого века; скрипящим паркетом со времен перестройки. Дух времени ощущался по всему зданию и действовал на тонкую душевную организацию девушки подобно благоухающему ладану на прихожан в церкви.

Во дворе «зеленки», как прозвали студенты здание факультета, располагался ухоженный сад квадратной формы с вечнозелеными елями и кипарисами и такими же зелеными лавочками, расставленными в большом количестве вдоль дорожек. Попасть в сад могли только студенты СПбГУ, простых горожан пускали редко, в специально отведенное время для экскурсий. В те немногие дни, когда выдалась хорошая погода, в саду кипела студенческая жизнь: играла гитара, звучали песни на разных языках, читались стихи и выдержки из прозы мировой классики.

Когда поточные лекции проходили с видом на Неву, Анна рассматривала купол Исаакиевского собора на противоположном берегу и мечтала посмотреть на «зеленку» с его вышины, взглянуть на город как на ладони, почувствовать в полной мере его величественный дух. Быть может, со второй попытки получится забраться на него, думала она. Но питерская погода более коварна, чем шаткое здоровье студентки. Редкие проблески свободного времени в выходные дни омрачались тяжелыми темными тучами, косым дождем или мокрым снегом. Выходить на улицу из общежития совсем не хотелось.

Жить в любимом городе, куда так стремилась, и не пройтись по историческим улицам, каналам, музеям и галереям. Да, город коварно не открывался перед ней, подобно священной горе, что не пускает неготового путника. Или, наоборот, город оберегал от внешних соблазнов и ненужных мыслей, мешающих обучению.

Корпус общежития располагался на 5-ой линии уже родного Васильевского острова, или «васьки», как его называли питерцы, чуть более двух километров от «зеленки», двадцать минут быстрым шагом. Анне повезло с соседкой по комнате. Маша Никитина была так же не из столицы, а из далекого Кемерово, всегда хотела вырваться в Москву, в МГУ, но по баллам прошла в СПбГУ, чему не сильно огорчилась. Девушки учились в одной группе и сразу стали подругами, помогая друг другу не только в учебе, но и в быту — делили один холодильник на двоих, вмести тратили родительские переводы на карту и скромные стипендии.

— Ань, пойдем к парням на второй этаж, там Кирилл играть на гитаре будет. Хватит сидеть за учебниками, — сказала Маша, дергая подругу за руку.

— Ты иди, я подойду позже. Доделаю модуль по грамматике… Как думаешь, завтра дождь прекратится?

Анна надеялась услышать от подруги обнадеживающий прогноз погоды, прогуляться по Питеру так хотелось.

— Ничего не выйдет. Говорят, солнце будет только в мае, еще два месяца ждать.

— Хоть бы плесенью не покрыться.

— А вот если не пойдешь, то покроешься! У парней есть, между прочим, красное винишко. Пошли, домашка подождет.

Маша победила, и подруги пошли к ребятам этажом ниже петь песни группы «Ленинград» и пить вино из кружек, на случай если комендант общежития заглянет с проверкой. Но комендант сам потягивал яблочный сидр, отстукивая ногой в ритм песни:

А в Питере — пить! В Питере — пить! В Питере тире пить.

Глава 2. Франк

Почему-то на втором курсе многие студенты начинают активно пропускать пары и не делать домашние задания. Когда за плечами две сессии, учеба становится механическим процессом: можно делать только самое главное, а точнее, где больше с тебя спрос.

Маша нашла время на подработку в студенческом кафе, парни со второго этажа устроились курьерами по доставке еды. Однако Анна не спешила работать. Родители, пусть и скромно, но оказывали денежную помощь: на все самое нужное хватало, а о большем пока мечтать было рано.

Когда у Маши появился очередной краткосрочный парень — студент из Штутгарда, приехавший в Питер учиться по академическому обмену, — Анна продолжала оставаться одна. С каждым днем это обстоятельство вызывало прогрессирующее отчаяние, а вместе с ним новые комплексы по поводу внешнего вида, особенно по поводу тела. Если судить объективно, то ей не о чем было беспокоиться: высокая стройная шатенка с выразительными светло-карими глазами, большим открытым лбом и густыми бровями. Анна имела все шансы стать девушкой самого крутого парня универа, но неуверенность в себе отражалась на восприятии своего внешнего облика. Поэтому густые брови казались ей неухоженными, худое тело — уродливым и немного полноватым, темный цвет волос и глаз — непривлекательными. А когда твоя соседка и лучшая подруга — голубоглазая блондинка, шансов найти парня вообще нет.

Только Кирилл, студент-индолог со второго этажа общаги, главный запевала и душа любой компании, несмотря на все предрассудки Анны о своей внешности, оказывал ей знаки внимания. И это не могло остаться незамеченным.

— Ты в курсе, что нравишься Кириллу? — завела разговор Маша.

— Разве? Думаю, тебе показалось, — Анна и правда не замечала.

— Он постоянно смотрит на тебя, налюбоваться не может.

— Глупости, Маша.

— Да ты посмотри, как часто он к нам заглядывает? Зовет на вечеринки. Сейчас, думаешь, зачем приходил?

— Маша, он просто пригласил нас послушать его новую песню.

— Да тебя он видеть хочет! Не понимаешь, что ли?

— Вообще-то, он нас двоих пригласил. Он наверняка тебя хочет видеть, а меня за компанию просто позвал.

— Слушай, может, тебе сразу в монахини постричься? Ну что ты у меня такая бесчувственная?

— А на что ты у меня такая… — парировала Анна.

— И какая это я?

Маша встала в позу, руки в боки. Анна поняла, что зря поддалась на провокацию.

— Давай, говори, какая я, ну, — нажимала Маша.

— Свободная… Ты такая легкая в общении и вообще без комплексов. Я так не могу.

— А ты учись. Если я говорю, что ты нравишься парню, то значит — нравишься. Так что быстро встала и пошла за ним.

— Ма-аша-а, я так не могу.

Анна расписалась в своем бессилии.

— Надо, Ань, надо. Нам скоро уже двадцать, не успеем оглянуться, как будет четвертак, и, опачки, мы никому с тобой не нужны.

— Ну это же бред?! Люди и после тридцати под венец идут.

— Не бред, Аня, а жизнь! Играть свадьбу после тридцати могут только мужики, им и после сорока можно, шестидесяти. А нам нужно до двадцати пяти, не позже. У нас, женщин, такая карма. А нам с тобой нужно выйти за немцев, или за французов на крайняк, чтобы свалить в Европу. Лучше студентками.

— Да, планы Наполеона — ничто по сравнению с твоими!

— А ты не смейся, подумай об этом, подруга моя.

— Я вообще замуж не хочу, — сказала Анна и вернулась к открытому учебнику немецкого, не обращая внимания на соседку, собирающуюся на очередное романтическое свидание.

                                       * * *

В конце сентября, когда Петербург погружается в привычное для его жителей состояние черно-серой меланхолии, где ночь сменяет вечер, а вечер — ночь, власти города, театры, галереи и прочие заведения высокой и не очень культуры проводят выставки, спектакли, фестивали, концерты и иные развлекательные мероприятия с одной целью — поддержать чувство радости горожан. Кто как не петербуржцы знает, что отсутствие солнца приводит к нехватке витамина D, синтезирующего гормон радости серотонин. Поэтому, помимо пищевых добавок, каждый житель и приезжий потребляет искусство в большом количестве и порой без разбора, главное — получить новые впечатления. Может быть, именно дефицит витамина D побуждал писателей, поэтов и художников создавать главный товар, имеющий непомерный спрос у страдающих авитаминозом, — эмоции, на время спасающие от депрессии и уныния. Несомненно, вся российская культура обязана витамину D, точнее, его нехватке в наших организмах.

Санкт-Петербургский государственный университет по-своему участвовал в марафоне по производству новых впечатлений у студентов. В этот раз администрация вуза решила привлечь европейских ученых с курсом занимательных лекций по истории предмета.

По запросу университета немецкая служба академических обменов DAAD направила научного работника для чтения лекций по истории языка и богатству диалектов Германии. Ключевая задача программы DAAD — популяризация культуры, а не преподавание языка, поэтому лекции молодого немецкого ученого сразу понравились студентам.

— Ань, пошли сегодня в пять на лекцию по истокам немецкого, говорят, вчерашняя собрала аншлаг.

— Да, я слышала. Думаешь, стоит?

— Конечно, всем, кто доходит до конца курса лекций, обещают поставить плюсик на экзамене. Но самое главное не это.

— А что?

— Лекции читает молодой симпатичный немец, тебе должен понравиться.

— Я так и знала, что все к этому сведется.

В этот раз Маше удалось вытащить Анну из комнаты, буквально оторвать от зубрежки учебника.

На пути к «зеленке» Маша вспомнила про ритуал, что давно намеревалась совершить с подругой.

— Пойдем загадаем желание у бегемотихи Тонечки, чтобы найти женихов.

— Ты правда веришь в эту сказку?

— Веришь — не веришь, главное, чтобы работало. Все загадали у нас в группе, одни мы остались.

И девушки вышли во внутренний сад, где сразу по правую сторону красовалась маленькая бронзовая скульптура бегемотихи.

— Легенда гласит, что в восемнадцатом веке двое влюбленных прыгнули в Неву, то ли из-за большой любви, то ли из-за невозможности быть вместе, — Маша, тараторя, читала Анне с телефона. — По какому-то чуду в реке проплывала бегемотиха, за которую пара схватилась и спаслась. Никто не знает, откуда взялась эта легенда, как и имя Тоня. У скульптуры есть надпись… Ань, посмотри, что там.

На небольшой металлической табличке читался текст: «Девушка, мечтающая найти жениха, должна подержаться за правое ухо бегемотихи, а молодой человек, если он хочет найти невесту, — за левое».

Маша припала к крошечному натертому бронзовому ушку. Прошла минута, вторая, но она продолжала нашептывать желание.

— Ну как?

— Бомбическое чувство!

— Пойдем уже, опоздаем на лекцию.

— Так, теперь твоя очередь. Держись за правое ухо и думай о женихе, представь его, — со знанием дела Маша все объяснила подруге.

Анна дотронулась до правого уха бегемотихи Тонечки, демонстративно закатив глаза, едва сдерживая смех.

— Ну все, тебе достаточно, — сказала Маша, и обе поспешили в актовый зал в превосходном настроении.

Говорят, что немцы пунктуальны и не терпят, когда опаздывают другие. Франк Шольц задержался на начало собственной лекции на десять минут. Извинившись перед студентами, он запустил презентацию на экран и начал сразу с краткого экскурса в историю немецких племен первых веков нашей эры, их письменности, языковых особенностей, различия и сходства. Удивляло, как Шольц вел лекцию на беглом русском языке: пусть и неидеально им владея, делая изредка ошибки в ударениях и спряжении глаголов, он весьма легко объяснял тонкости древних немецких фразеологизмов. Познавательная информация и харизма симпатичного молодого ученого покорили собравшуюся публику. Все понимали — Франк Шольц станет звездой филологического факультета.

Сложно определить, что вызывало у Анны наибольший интерес: занимательный материал лекции или внешность молодого ученого. Худощавое телосложение, рост под два метра, но это ладно, а вот недоглаженная и плохо заправленная в джинсы белая рубашка никак не сходилась со сложившимся образом всегда опрятных немцев.

Размахивая время от времени длинными руками в разные стороны, Шольц обращался к слушателям с риторическими вопросами, чтобы никто даже и не подумал задремать. По ходу лекции он перескакивал на немецкий, древнесаксонский и готские языки, а затем переводил сам себя так непринужденно, словно опытный жонглер. Все это больше походило на лингвистическое шоу, нежели на лекцию по истории немецкого, какие обычно читают студентам в нагрузку по образовательной традиции филологического факультета.

Когда в конце начались вопросы, Шольц сделался по-немецки серьезным и сдержанным. Шоу закончилось, и начались конкретные ответы без приемов красноречия. Тогда студенты узнали еще и настоящего ученого в улыбчивом немецком госте, ставшем доктором филологических наук в двадцать восемь лет.

---

Анна не задала свой вопрос публично. После лекции, когда все уже разошлись, включая Машу, она осталась в аудитории, чтобы спросить Шольца лично, наедине.

— Извините, доктор Шольц, вы так интересно рассказывали о готском происхождении столь важного для русских слова «хлеб», что я хотела бы побольше узнать о готском и его влиянии на славянские языки. Порекомендуете, что почитать?

— О, спасибо, спасибо! Я позже посвящу этому отдельную лекцию. Приходите на мой курс по готскому языку, — сдержанно улыбаясь, ответил доктор Шольц, — я там вам все расскажу и дам список литературы.

— Обязательно. Спасибо большое!.. Auf Wiedersehen, — неуверенно ответила Анна и собралась уходить.

— Подождите!

Анна вздрогнула. Голос Шольца прошелся током по виску, вызвав резкую боль. Повернувшись, она увидела перед собой немца с буклетом в руке.

— Послезавтра, в пятницу, приходите на открытие дней немецкой культуры в Санкт-Петербурге, вам должно понравиться.

Вручив Анне буклет с приглашением, доктор Шольц улыбнулся и поспешил собирать вещи в рюкзак. Получив столь неожиданное приглашение, Анна быстро спрятала буклет в сумку, опасаясь, что в любой момент может зайти Маша и напридумать себе историю.

Выйдя на улицу, Анна захотела прогуляться до общежития одной. За все время учебы в Питере без видимой на то причины на нее нахлынула сильная тоска по дому, родителям. Вот уже вторая осень проходит не в родных краях: не пройдешься вдоль высоких стен Новгородского кремля, не посидишь на берегу тихой реки Волхов, не пойдешь с отцом на лодке рыбачить на Ильмень-озеро.

Более часа прогулявшись по похожим друг на друга линиям Васильевского острова, погрузившись в детские воспоминания, Анна сделала звонок матери и успокоила свою душу. Наступили сумерки, похолодало, и девушка поспешила в родную комнату на 5-ой линии.

Глава 3. Чтец

Дни немецкой культуры проходили в новом творческом лофт-пространстве «Красный треугольник» на Обводном канале. В главном зале, где когда-то был большой цех по изготовлению обуви, камерный оркестр исполнял арии Баха, в коридорах висели фотографии немецких городов, а в книжной лавке шли презентации современных писателей.

Прогуливаясь по залам в надежде найти что-то стоящее ее внимания или встретить знакомых из универа, Анна оказалась на просмотре оскароносного фильма «Чтец» с Кейт Уинслет в главной роли. Одноименную книгу Бернхарда Шлинка она прочитала в шестнадцать лет, а фильм не произвел впечатления. Осмотрев импровизированный кинозал, Анна узнала доктора Франка Шольца на первом ряду и решила остаться ради дискуссии.

Дискуссия на тему вины немцев в преступлениях национал-социализма началась сразу, как пошли финальные титры. После войны прошло так много времени, но вопросы звучали актуально, по крайней мере, для немецкого народа: «как это случилось?», «знали ли простые люди о преступлениях?», «почему молчали?». Модерировал дискуссию доктор Шольц.

— Это виновато массовое безумие из-за пропаганды, когда обещали власть над всем миром и победу одного народа и одной культуры над другими. Никто не мог верить и предполагать о газовых камерах, концентрационных лагерях. Люди в Германии не знали об ужасах войны и страданиях людей на востоке, — Франк Шольц эмоционально, с ошибками в русской речи пытался объяснить в некогда блокадном Ленинграде, что обычные жители немецкой глубинки не знали о преступлениях нацистов и поэтому невиновны.

Когда уже почти все в зале с этим согласились, Анна решила встать и громко заявить, о чем долго думала еще после прочтения книги:

— Простите, но у меня иное мнение. Уверена, они все знали и все понимали. Просто это казалось обычным делом. Уничтожение евреев ими воспринималось как само собой разумеющееся, поскольку одобрялось руководством Германии. Когда власть узаконивает преступление, оно не ощущается как преступление. Уничтожение евреев, целых народов становится задачей, проектом.

Тишину в зале нарушил доктор Шольц. Он не стал спорить и опять возвращаться к своим увещеваниям о временном помешательстве немцев, а лишь поблагодарил Анну за комментарий и быстро резюмировал итоги дискуссии, сказал пару банальных фраз о необходимости мира во всем мире, следовании общемировым принципам гуманизма. Когда все стали расходиться, Шольц поспешил за Анной.

— Послушайте… Извините, я, кажется, вас помню, вы были у меня на лекции.

— Да, это я, вы меня пригласили сюда.

— Конечно, конечно. Вы очень хорошо говорили сейчас. Вы знаете… а можете сейчас ходить со мной ужинать?

Предложение доктора Шольца вызвало у Анны улыбку то ли из-за акцента, то ли из-за растерянной манеры поправлять сползающие с переносицы очки.

— Хорошо, пойдемте.

Анна впервые за время учебы, жизни в Питере согласилась пойти на ужин с мужчиной. Решение, на удивление, далось так легко, словно это привычная встреча двух давно знакомых людей. Анне и в голову не могла прийти мысль, что она на свидании: исключительно ужин с современным ученым, лектором, с которым интересно поговорить на общие культурологические темы, не более того.

Ужин перешел в свидание так же неожиданно, как и случился.

— Вы родились здесь?

— Нет, я в Петербурге всего второй год, сама родом из Великого Новгорода.

— О, как интересно. Я давно хотел посетить Великий Новгород.

— Это стоит того. У города богатая история. Вы знаете, что в средние века Новгород был одним из самых свободных и демократических городов Европы?

— Да, я читал об этом. Новгород-с-кое вече, кажется. Нужно туда пойти.

— Пойти?

— То есть ехать… ох, мой русский. Я всегда путаю ваши глаголы, — с досадой сказал Франк Шольц.

По выражению его лица было видно — дело безнадежно.

— Правильно будет «поехать», вернее даже «съездить». Можно сказать: «нужно туда поехать», но лучше: «нужно туда съездить», — Анна объяснила, как настоящий педагог.

— О, как же это сложно! «Ехать», «поехать» и «съездить», в чем разница, я не понимаю ничего совершенно?!

— Тут все просто. Разницы никакой нет, это один глагол «ехать» в разных формах. Например, в поезде, в машине можно ехать, «ехать по дороге в Москву», а вот «поехать» означает направленное движение, например, «я поеду домой». Так понятнее стало?

— Точно, я чувствую разницу. Спасибо вам.

— Да не за что…

— А что значить «съездить»? Чем отличается от «поехать». Как будет правильно: «поехать в Новгород» или «съездить в Новгород»? — Франк решил разобраться основательно.

Победа в городской олимпиаде по русскому среди школьников 11 класса и, как она думала, отличное знание родного языка не позволяли Анне быстро найти нужный ответ на столь простой вопрос.

— Разница незначительна. Все дело в совершенном и несовершенном виде. Можно говорить и так, и так, но «съездить» означает неминуемое завершенное действие, подразумевает, что будет скорое возвращение. Понимаете?

— Да, кажется, понял. А давайте чаще встречаться? Я буду вам помогать с немецким и в исследовании готского, а вы мне объяснять особенности русского языка? Хорошо?

Вот так незаметно, по причине гуманитарных соображений оказания помощи иностранному ученому, началась история отношений Анны Соколовой и Франка Шольца.

Через три дня они перешли на «ты», когда встретились на лестнице общежития. Анна поднималась на свой третий этаж, а доктор Шольц спускался с четвертого. Университет предоставил ему комнату на верхнем этаже, где обычно жили молодые преподаватели или приглашенные лекторы. Соседство по общежитию позволило чаще встречаться. Анна купила два учебных пособия по изучению русского как иностранного, чтобы правильно объяснять Франку особенности наших глаголов, Франк, в свою очередь, подарил Анне книгу по истории немецкого, написанную в соавторстве с профессором Грассом.

                                       * * *

Маша первая заметила перемены в Анне. На смену серым однотонным бадлонам с высоким воротником до подбородка пришли яркие блузки, обнажающие шею и локти. Глаза подчеркнул темный обводной карандаш, а губы впервые после школьного выпускного стали вновь цвета алой помады.

— У вас уже все было? — Маша в своей непринужденной манере закинула вопрос в сторону Анны, собирающейся на встречу с Франком в кафе.

— Что ты говоришь такое? Мы с доктором Шольцом друзья!

— На встречу с друзьями не собираются полчаса. Ну, расскажи, как он тебе?

Назойливость Маши была на пределе терпения Анны.

— Мне с ним очень нравится бывать.

— Да ты уже и говорить стала как он. Жесть.

— Мне пора. Не люблю опаздывать.

— Беги, беги. Только не забудь в аптеку по пути зайти!

Маша рассмеялась то ли от своих слов, то ли от грозного взгляда Анны в дверях комнаты.

Обычно середина октября в Санкт-Петербурге — это серая тоскливая осень, но в этот субботний день небесная канцелярия решила сделать подарок. Солнце вывело на улицы всех горожан: молодые люди катались на скейтах или велосипедах, парочки, держась за руки, неспешно прогуливались по паркам, туристические группы кружили вокруг достопримечательностей, подобно рою пчел у цветка.

В переполненном кафе было невыносимо шумно, и Анна с Франком решили прогуляться по улицам города. Проходя Дворцовый мост, Франк предложил подняться на купол Исаакиевского собора, чтобы оттуда рассмотреть весь город. Анна вспомнила, как в прошлый раз это для нее едва не закончилось трагедией, но мечта подняться на купол взяла верх, и, полагаясь на Франка, она пошла за ним.

На этот раз подъем прошел успешно. Головокружение началось уже наверху, и чтобы обрести большую опору, Анна схватилась за руку Франка и тут же испугалась своей дерзости. Франк не растерялся, проявил инициативу: обнял Анну вначале за плечи, а потом обхватил большой рукой за талию, словно защищая и оберегая ее от окружающего мира.

Прогулка вдоль канала Грибоедова и по прилегающим улочкам длилась до вечера. Уже немного устав, они вышли к острову Новая Голландия в Адмиралтейском районе, где забрели в первое попавшееся кафе в необычном круглом здании, носящем название «Бутылка». В девятнадцатом веке оно служило местом заключения провинившихся моряков, а в наши дни стало модной культурной площадкой, где размещаются творческие студии, магазины дизайнеров, а на первом этаже — уютные ресторанчики и бары. Именно в одном из таких мест за бокалом яблочного сидра Анна услышала от Франка слова, что раньше ей никто не говорил:

— Аня, ты очень красивая и настоящая… Ты нравишься мне.

— Я? Правда? — Анна покраснела.

— Да, точно так, — речь Франка была по-немецки точна.

— Спасибо… Ты тоже мне очень нравишься, Франк.

«Кажется, я влюбилась, — подумала про себя Анна и засмущалась от своих чувств. — Вот бы уверенности и смелости, как у Маши».

Дальнейший ход мыслей нарушил поцелуй Франка, перевернувший все с ног на голову. Уже не нужно было спешить в общагу готовиться к завтрашнему семинару. Уже не нужно бояться быть естественной, собой.

Глава 4. Вознесенский проспект

Отношения развивались стремительно, и уже через две недели Анна собирала вещи для переезда к Франку в съемную квартиру на Вознесенском проспекте. СПбГУ и DAAD пришли к соглашению, и доктор Шольц оставался на год в университете читать лекции по готскому, а также по истории немецкого. Жить в общежитии целый год Франк не хотел, поэтому решил переехать.

Анна не думала переезжать, но Франк настоял на совместном проживании, к тому же Анне это ничего не стоило, все затраты на оплату квартиры взяло на себя DAAD. Мама особенно радовалась новостям от дочери.

— Аня, а он не женат?

— Нет, мама, не женат.

— Не сильно старый?

— Ему тридцать один. Почти двенадцать лет разница, но меня это не смущает.

— Не страшно, соседи побухтят, правда.

— Какие соседи, при чем тут они?

— Ну, Аня, все уже спрашивают, когда ты замуж выйдешь.

— Мама, я не собираюсь за Франка замуж!

— А вот нужно. Жизнь в Германии куда лучше, чем у нас. Кузнецовы уехали все в Берлин и счастливо живут, дети работают, создают семьи. Потом и нас с папой заберешь к себе.

В семье Соколовых за прагматизм, определенно, отвечала Наталья Ивановна.

— Мама, ты, как обычно, думаешь за всех. Ладно, давай, мне пора…

Анна не услышала, как Франк вошел в комнату и незаметно подошел к ней со спины.

— Как мама?

Подпрыгнув от испуга из-за неожиданно раздававшегося голоса Франка, Анна вскрикнула и уронила телефон.

— Это ты… ты меня напугал…

— Моя мышка, я не хотел. Это просто так получилось.

В тот момент Анна испытала нечто большее, чем девичий испуг. Это был страх, исходящий из глубин бессознательного. На мгновение ощущение времени и происходящего покинуло ее, Анна стояла напротив высокого мужчины и смотрела в его голубые глаза, словно в них появился зашифрованный текст, правда, пока еще непонятный ей самой.

— C тобой все хорошо?

Громкий по своей природе голос Франка не сразу вернул девушку в настоящее.

— Да, прости… Не делай так больше, пожалуйста!

— Моя маленькая мышка, — Франк обнял Анну и поглотил девушку своими длинными руками.

— Мама просит, чтобы мы приехали. Хочет познакомиться с тобой.

— Это очень хорошо. Я буду рад знакомству с твоими родителями. А ты мне покажешь Великий Новгород?

— Конечно, и мама тоже будет рада, она работает в новгородском музее и может провести большую экскурсию.

— Замечательно! Тогда нужно запланировать поездку. Я думаю, что в феврале можно поехать или в начале марта, да, лучше так, как раз на праздник.

У немцев есть уникальная особенность — они всегда все планируют и составляют список дел на месяцы вперед. Франк держал специальную тетрадь с глянцевой обложкой в мелкую клетку, куда ежедневно записывал расходы и предстоящие траты. После магазина, ресторана или уличного кафе по приходе домой Франк фиксировал в ней все совершенные покупки. Там же отмечались траты на подарки, интернет, сотовую связь, одежду и на все остальное вплоть до покупки презервативов.

Еще до знакомства с Анной Франк планировал полететь на Рождество домой к родным в Мюнхен. Теперь он решил пригласить Анну с собой, торжественно объявив, что оплатит ей билеты и все сопутствующие расходы, в том числе визу. Естественно, все суммы нашли свои строчки в тетради. Нельзя было назвать Франка экономным или скупым человеком, но его педантичность в финансовых вопросах казалась Анне чрезмерной и старомодной. Что ему мешает подключить онлайн-банк и совершать мониторинг движения денежных средств через личный кабинет по телефону, без ведения тетради, спрашивала она себя.

Но Анна ни в этом случае, ни в других никогда не вмешивалась в особый мир и быт любимого человека. Она спокойно воспринимала, когда Франк закрывался в комнате и работал сутки в одиночестве, изредка показываясь на кухне, чтобы добавить в стакан воды немного апельсинового или, как он выражался, «апельсинского» сока. Анна в это время обычно сидела одиноко за кухонным столом, читая очередную книжку по учебе, или общалась с Машей по Вотсапу.

                                       * * *

Так и прошел месяц совместной жизни. Каждый день стал походить на шаблонный сценарий: объятия после пробуждения, совместный завтрак с поцелуями, теплые слова с пожеланиями хорошего дня, ужин в ресторане или дома, кровать, секс.

Первая интимная близость между ними случилась еще до переезда, в комнате Франка, когда беседа о глаголах русского языка затянулась до полуночи. Анна, словно околдованная, повиновалась Франку, ничего не чувствуя. И только на следующее утро осознала произошедшее, как случившийся факт, без каких-либо положительных или отрицательных эмоций. Франк, скорее неосознанно, чем умышленно, подавил ее волю, будучи опытным в вопросах обольщения, подчинил не только чувства девушки, но и ее физическое состояние, что в итоге у Анны не осталось ничего, что можно запомнить о первой ночи.

Они заключили между собой договор, что в России будут общаться по-русски, тогда как в Германии — по-немецки. В кафе люди за соседними столиками всегда с удовольствием слушали эмоциональные разговоры двух филологов о спряжении русских глаголов или об особенностях немецкого словообразования.

Напротив дома на Вознесенском проспекте работала типичная питерская пирожковая, где можно было всегда отведать вкусный и свежий рыбный пирог, а на десерт — черный чай с творожной ватрушкой.

Официантка через месяц могла уже немного изъясняться на немецком, поскольку не слышать громкий, объясняющий Анне сложности языка голос Франка было невозможно.

— Der nahrungsmittelzusatzstoff, der nahrungsmittelzusatzstoff, — Франк дважды повторил слово, но Анна не могла произнести его, не сбившись.

— Господи, это просто космос, я не смогу выучить немецкий никогда, — Анна решила произнести по частям чудо-слово, что переводится как «пищевая добавка», — nahrungs-mittel-zusatzstoff.

— Вот, уже лучше. Но есть еще более длинное слово, 33 буквы.

— Ох, нет, я буду капут.

— Я его очень хорошо знаю, — Франк сделал вдох и на выдохе пропел, — bundesausbildungsförderungsgesetz.

— Что это? Я понимаю частями bundes… förderungs…

— Федеральный закон по поддержанию профессионального образования, — с трудом, но с большим старанием Франк произнес это по-русски.

— Удивительно!

— Именно благодаря этому закону я сейчас здесь работаю в России, понимаешь.

— Без запинки не произнесешь.

— Немецкий язык очень музыкален, представляй, что не говоришь, а поешь, и тогда станет легче быстро произносить сложные слова, — Франк и здесь был прекрасным преподавателем.

— Добрались до Ленинграда, фашисты, — голос пожилой женщины за соседним столиком прервал милую беседу.

Улыбка ушла с лиц молодых людей в одно мгновение. Анна уже собралась что-то возразить старушке, но Франк остановил ее, положив свою огромную ладонь поверх хрупкой кисти девушки.

— Анна, не нужно. Давай пойдем, пожалуйста.

Пожилая женщина в старом бордовом пальто радовалась, что прогнала «фашистов», и, не постеснявшись, взяла с их столика полный заварник чая себе на стол. «Не пропадать ведь добру», — прозвучало в пустом зале тесной пирожковой, куда Франк и Анна больше не заходили.

Почему-то Анна чувствовала вину из-за случившегося в кафе, словно это произошло из-за нее: незнакомая женщина пришла, сказала не очень приятные слова и расстроила Франка. «Может, не стоило приходить в эту пирожковую, где так дешево и куда приходят всякие?», «Может надо было идти в булочную на соседней улице?» — бродячие мысли выносили ей мозг.

Все, что расстраивало Франка, будь это косые взгляды незнакомых людей в кафе или скисшее молоко из магазина, задевало Анну и вызывало у нее сожаление. Она хотела избавиться от неприятных людей в общественных местах, что пялились на них, обратиться в администрацию, чтобы чистили тротуары шампунем, как в Германии.

Постепенно у Анны выработался комплекс неполноценности и чувство вины за свою страну, не соответствующую ожиданиям Франка и его представлениям о комфорте и качестве жизни. По-иному и быть не могло, когда каждый день слышишь: «а в Германии это так» или «в Германии сделали бы лучше» — самым убийственным стал риторический вопрос: «Почему у вас не могут сделать правильно?!».

Анна старалась поступать и делать все правильно. Написала длинную жалобу в Роспотребнадзор на придомовой магазин за продажу скисшего молока и просроченный сыр, который однажды купил Франк, чем испортил им двоим вечернее настроение. Позвонила в полицию, чтобы приехали за бомжом, который шатался около подъезда.

Незаметно Франк стал для Анны всем, заполнив собой окружающий мир. Более ни для кого не осталось места: ни для родителей, ни для друзей, ни для однокурсников или кого-то еще. Франк не просто стал любовником, другом, преподавателем, он стал объектом постижения. «Мне до него расти и расти», — призналась Анна как-то Маше, за что получила от нее в ответ иронические шуточки.

Больше Анна никогда и ни с кем не говорила о жизни с Франком.

Глава 5. Кирилл

В середине декабря, когда первый снег уже растаял, а второй выпал в виде дождя, петербуржцы, выходя из дома, берут с собой зонт и губку для обуви. Без этих двух вещей самый успешный день может напрочь испортиться.

В пятницу 13 декабря Кирилл отмечал свой день рождения, устроив в общаге нечто вроде творческой посиделки. В программе значились песни под гитару, алкогольный глинтвейн с добавлением рома и приятные беседы. Отличный вечер для пятницы тринадцатого в слякотном Питере.

Поскольку Франк готовился к субботней лекции и не мог уделить ей вечер, Анна решила принять приглашение. Не сидеть ведь одной дома.

Первым делом Анна навестила Машу и сразу была огорошена новостью об отношениях подруги с Кириллом.

— Почему ты мне раньше не рассказала?

— Ну, испытательный месяц прошел — можно всем говорить.

— Всем? Я, вообще-то, твоя близкая подруга.

---

— А почему ты так распереживалась? У тебя Франк есть.

— Маша, ты о чем?

— Я о том, что раньше Кирилл за тобой бегал, а сейчас за мной, понятно?

— Да пожалуйста, я ведь только рада. Для меня Кирилл всегда был другом, ты же знаешь!

— Вот и клево. Ну что, побежали? Уже пора…

Анна, недоумевая, последовала за Машей в комнату Кирилла. Впервые между подругами пробежала неприятная эмоция, подобно электрическому заряду, запустив постепенный процесс отторжения друг от друга. Но об этом обе еще не догадывались.

                                       * * *

Когда Кирилл исполнил четыре песни о любви, смысле жизни и потерянном рае и все сказали свои тосты, Кирилл завел разговор на тему, глубоко ему интересную, но о которой он предпочитал не рассуждать вслух с людьми, далекими от этого вопроса.

— Слушайте, я тут на днях решил прогуляться до Финского залива вдоль Университетской набережной и по пути зашел в музей семьи Рерихов. В Новосибирске — большой дом-музей Рерихов, и я там часто бывал, поэтому не мог не зайти здесь. К тому же как раз начиналась лекция одного доктора про околосмертный опыт и прошлые воплощения.

— Ну ты даешь, и не рассказывал! Тебя там еще в секту не записали? — Машин сарказм пришелся Кириллу не по душе, и он, отстранившись от нее, продолжил:

— Учение Рерихов — это универсальная философия, там сектой близко не пахнет.

— И что было в этой лекции интересного? — поинтересовалась Анна.

— Доктор рассказывал о своей терапевтической технике. Он много лет наблюдает пациентов, которые приходят к нему на консультации по различным психологическим и физическим болезням. Для выявления причины той или иной проблемы он применяет гипноз. С опытом доктор обнаружил, что можно погрузить человека, своего пациента, в прошлую жизнь — и там найти корень настоящих бед. Я был просто ошеломлен. Представляете, есть такой гипноз, позволяющий узнать свои прошлые жизни!

— Жесть просто! — протянули двое товарищей Кирилла в один голос.

— Серьезно, что ли? — Маша тоже заинтересовалась.

Одна Анна молча сидела, слушая, как Кирилл делится впечатлениями, словно это большая прелюдия к его очередной песне про смысл жизни.

— В зале присутствовала женщина, что, кажется, была у него много раз, он про нее едва ли не целую книгу написал. Так вот, при помощи сеансов они исследовали более десяти ее прошлых воплощений на Земле.

— И кем она была? Крысой небось все жизни?! — Маше удалось рассмешить всех, включая Анну и Кирилла.

— К счастью, или к сожалению, но нет, она всегда воплощалась человеком: когда мужчиной, когда женщиной. Ее самое раннее воплощение проходило в древней Индии. Кстати! Она работает у нас в институте, я ее видел несколько раз в коридорах.

— Все вы, гуманитарии, немного с приветом, — ехидно подметил товарищ Кирилла с инженерного факультета.

— Интересно, а кем были мы в прошлой жизни? — вопрос Маши оживил собравшихся еще больше.

— Это невозможно угадать, — ответил Кирилл.

— Так ты же сказал, что есть методика, техника или как там… гипноз.

— Регрессивный гипноз. Подождите, я взял парочку брошюр и визитку доктора.

Кирилл достал из рюкзака цветные проспекты, показывая друзьям.

— Ань, а давай сходим? Узнаем, кем мы с тобой были, — Маша уже не шутила.

— Я в это не верю. Думаю, что если и есть прошлые жизни, перевоплощения и все такое, то это невозможно узнать, — рационализм Анна явно переняла у Франка.

— Вот и узнаем. Пойдем, пойдем…

Анна знала, что если Маша вбила себе что-то в голову, то это надолго, и не стала сопротивляться: «себе дороже ведь будет».

Кирилл предостерег девушек от легкомысленного подхода к таким вещам, ссылаясь на разные истории доктора-гипнотерапевта, но Маша уже не слушала Кирилла. Анне же было все равно.

Когда вечеринка закончилась, Кирилл по-дружески обнял Анну и тихо сказал на ухо:

— Не ходи, не стоит.

Анна не сразу поняла, к чему относились его слова. Ей нужно давно было быть дома: шел второй час ночи, Франк уже дважды звонил и спрашивал, когда она вернется.

                                       * * *

На следующее утро Анна проснулась раньше Франка из-за сильной головной боли. Снился кошмар: некто в черном душил ее за горло, а потом едва живую тащил по темному коридору. Поскольку сон был туманным и спутанным, ничего разобрать и понять не получалось, однако удушение ощущалось реально. Но что действительно казалось странным и даже пугающим — подобный сон мучал ее в детстве. Среди многих кошмаров маленькой Анне снился и этот: взрослый мужчина в черном держал ее так крепко за горло, что кричать не представлялось возможным.

Анна, машинально потирая под подбородком, словно облегчая дыхание после удушья, встала и пошла на кухню, выпила стакан воды, затем второй. Головная боль усиливалась с каждой минутой. Левый висок бил пульсирующими ударами, спазм отдавал глубоко в голову. «Две таблетки цитрамона должны помочь… это все бредовый сон», — подумала она.

— Ты здесь.

— А-а-а-а-а! — Анна уронила стакан с водой.

Голос Франка напугал Анну еще сильнее ночного кошмара. Схватившись за сердце, она смотрела на полусонного Франка со страхом и злостью одновременно и ничего не могла сказать.

— Ох, прости, я не хотел пугать тебя.

— Вот черт, — Анна попятилась назад от осколков стекла на полу. — Не ходи, я сейчас замету.

— Ты уже давно встала?

— Недавно.

— Уже нужно завтракать.

— Да, можно, — сухо ответила Анна, убирая в совок стекло.

— У-у-у, ты чувствуешь опять этот запах на кухне? — Франк подошел к плите.

— Это газ, похоже, где-то неисправность.

— Уже неделю этот запах есть по утрам. Это не есть хорошо. Почему у вас в России так плохо следят за коммуникациями?! У нас в Германии есть специальные службы, что проверяют трубы газа постоянно. Почему у вас не так?

— Франк, не волнуйся так, пожалуйста, я позвоню в управляющую компанию, вызову мастера сегодня. Не переживай.

Анна снова взяла на себя привычную функцию исправлять весь окружающий мир, лишь бы Франку было комфортно, как дома, в родной Германии.

— Уже через две недели буду дома на Рождество. Ох, скорее бы. Нужно нам будет поехать в Нойшванштайн, тебе там понравится. И еще наш баварский сыр. Мама делает очень вкусно, тебе тоже понравится.

С приближением Рождества и даты вылета Франк сильнее скучал по родине и все больше говорил о красотах Баварии, традициях своей семьи, любимой крестной и всех соседях родителей, где каждый славился своими причудами и занятиями.

Анне не терпелось побывать у всех в гостях. Для этого случая весь субботний день она посвятила покупкам весьма милых новогодних безделушек в русском традиционном стиле на рождественской ярмарке в уже привычной для покупок и отдыха Новой Голландии. Родителям Франка Анна взяла набор елочных игрушек с видами Питера, соседям — елочные матрешки и сахарные пряники, а родственникам и друзьям Франка — вязаных снеговиков ручной работы. Сложнее всего было с выбором подарка Франку, ничего из представленного ему не подходило, ничто не цепляло внимание.

Увлекшись покупками, Анна не сразу услышала, как зазвонил сотовый. Это была Маша. «Зачем же звонить, можно в Вотсап писать», — подумала про себя, явно не расположенная к разговору с подругой после вчерашней вечеринки.

— Маша, я перезвоню.

— Слушай, — начала подруга, не обратив внимания на ее слова, — я позвонила доктору, и у него есть время нас принять завтра, в воскресенье.

— Какой еще доктор? — Анна продолжала изучать витрину с шерстяными свитерами.

— Ну, тот доктор по гипнозу, чтобы узнать свои прошлые жизни, забыла? Мы ведь вчера решили к нему пойти.

— Маша, я не уверена, что стоит… гипноз, вообще-то, опасная вещь.

— Да не бойся ты. Я на Ютюбе посмотрела видео и прочитала, как это выглядит, вообще безопасно. Значит так, у него есть время только завтра. Потом он улетает в отпуск на месяц. Пойдем… я прошу тебя… пошли. Я одна боюсь, вдруг меня этот доктор изнасилует под гипнозом, а я и не вспомню потом.

— О господи, ну хорошо, хорошо, пойдем. Только я не буду проходить этот гипноз, понятно?

— Ну, как хочешь, побудешь рядом со мной во время сеанса.

Анна согласилась пойти с подругой в ту секунду, когда на глаза попался тот самый свитер и шарф с елочками, снежинками и северными оленями, который она подарит Франку на Рождество.

                                       * * *

Вечером Анна тоже решила порыться в интернете, чтобы побольше узнать о методиках гипноза и прошлых жизнях. Google сразу выдал книги Майкла Ньютона и несколько весьма занимательных сайтов.

«Благо, что это не из серии про экстрасенсов и гадалок, — успокоила она себя, нарезая капусту для борща, который так обожал Франк. — Посижу, послушаю, что у Маши получится… Может, самой попробовать тоже? Вдруг я была королевой Англии или датской принцессой, которую взял в жены красивый принц… ха… размечталась… ой, черт!»

Порезанный палец, кровь на белых листах капусты. Продолжать готовку борща пришлось с пластырем на руке. Главное, чтобы получилось вкусно, иначе Франк опять начнет ругаться на грязные улицы, запыленные фасады домов и отсутствие замка на почтовом ящике в подъезде.

                                       * * *

Ночью опять снился сон. В этот раз было осеннее поле после дождя: мокрая трава по колено, грязь, лошади, много лошадей. Затем вокруг начинается битва, мечи и копья летят в разные стороны, трупы, много трупов. Кто-то бежит с мечом, потом… раз, и его нет… второй, третий… все убиты ударами меча. Рядом деревня, там женщины, дети… они плачут, что-то говорят, о чем-то просят… Сон начался с середины и так же закончился без какого-либо финала, словно отрезанный фрагмент киноленты.

Когда Анна проснулась, часы показывали восемь утра. Нужно собираться на прием к гипнотерапевту. В вагоне метро сцены из сна вернулись, прокрутились в памяти вновь. Стало наконец-то ясно, что во сне она видела саму себя в момент какой-то военной битвы.

Глава 6. Регрессия

Офис, в котором принимал доктор Игорь Николаевич Остапцов, больше напоминал рабочий кабинет писателя с полками книг до потолка, массивным деревянным столом у окна и комфортным креслом у стены, нежели типичный кабинет врача в клинике. Атмосфера кабинета располагала к разговору, а красивый китайский чайный сервиз и вазочка с конфетами на журнальном столике обещали приятную беседу.

Доктор Остапцов начал с неудобного вопроса девочкам.

— А вы, вообще, для чего пришли?

Неловкая пауза становилась все длиннее, словно подруги поняли, что зря напросились на сеанс.

— Я хочу узнать, кем была в прошлой жизни, — сказала Маша.

— А я просто пришла вместе с подругой, — обозначилась Анна.

— Это понятно. А для чего вам нужны эти знания? — спросил доктор Остапцов Машу.

Второй вопрос оказался сложнее первого. Маша растерялась, но Анна спасла ситуацию.

— Чтобы понять смысл жизни.

— Да, да, понять смысл моей жизни, — Маша быстро сообразила, что требуется от нее.

— Вот! — радостно воскликнул доктор. — Именно для этого регрессивная терапия и создана — помочь человеку понять цель своего существования!

Если бы Анна ответила как-то иначе, им обеим, скорее всего, пришлось бы уйти. Доктор Остапцов не переносил любознательную молодежь, что записывалась к нему на прием ради интереса и новых впечатлений. Цель всей его жизни — оказание психологической помощи человеку, попавшему в сложную ситуацию, потерявшему ценностные ориентиры или даже смысл дальнейшего существования. К Остапцову приходили страдающие хроническими депрессиями, но с виду успешные бизнесмены и политики, брошенные жены и пережившие большие трагедии семьи. Но молодежь с целью обретения смысла жизни — крайне редко.

На девушек доктор Остапцов произвел благоприятное впечатление. Будучи невысокого роста, с немного заметным животом и лысиной, мужчина средних лет тем не менее вызывал симпатию своими добрыми светло-голубыми глазами и скромной улыбкой. Его теплая байковая клетчатая рубашка, заправленная в свободные джинсы на кожаном ремне, больше соответствовала образу американского фермера, нежели доктора. Но когда Игорь Николаевич начал объяснять свой метод работы, стало ясно — внешность обманчива.

— Дело в том, что регрессия — это возвращение вашей души назад, в предшествующие настоящему состояния. Этих предшествующих состояний может быть от одного до сотни, все очень индивидуально. В мире немало молодых душ, которые живут первое или второе воплощение на планете. Они редко оказываются у меня на сеансах, поскольку еще не наработали карму, что отяготила бы их настоящее. В основном ко мне приходят зрелые души, прожившие более десяти воплощений. Таких подавляющее большинство на планете. И все они связаны между собой, как…

— Как нити, — Маша перебила доктора. — Извините, просто возникла ассоциация с разноцветными нитками для вязания, спутанными в клубке.

— Абсолютно. Это совершенно правильное сравнение. Человеческие судьбы так переплетены, что разобраться в этом крайне сложно. С каждой новой жизнью клубок запутывается все сильнее и сильнее, наступает момент, когда невозможно найти начало нити. И вместо того чтобы задуматься о корне проблем, человек продолжает создавать новые проблемы, теряя смысл своего существования. Регрессия помогает распутать клубок, возвращая в начало. Именно там, в прошлом, все началось.

— Да, в детстве, — тихо сказала Анна, надеясь, что ее не услышат.

— Нет, нет, не в детстве, а еще раньше, в предыдущем воплощении или, что еще хуже, в далеких воплощениях. У нашей души, у абсолютно каждой души, хочу это подчеркнуть, есть своя так называемая кармическая память. Вы ведь знаете, что такое карма? — доктор Остапцов, прищурившись, задал девушкам каверзный вопрос.

Маша и Анна кивнули, стараясь всем видом показать, что они действительно понимают, о чем говорит доктор.

— Предлагаю такой пример, пусть и грубый, но показательный. В античном Риме гладиатор выигрывает десятки битв на арене Колизея, заслужив славу, почести и свободу ценой сотни человеческих жертв. Вопрос вам: что ждет душу гладиатора?

— Ад, — ответила Маша.

— Не совсем. Конечно, после смерти ему придется испытать боль, причиненную своим жертвам, пройти через своего рода чистилище. Но после этого его душе будет дарован шанс исправиться, искупить вину перед сотней убитых им людей. И пока душа гладиатора не сослужит доброе дело этой сотне душ или сто раз не погибнет за них, кармический узел не развяжется. Только так она обретет покой. Отработка кармы может происходить сотни и даже тысячи лет, и необязательно этому гладиатору всегда рождаться в Риме и встречать реинкарнацию своих жертв на руинах Колизея. Он может воплощаться где угодно, хоть сегодня в Петербурге, однако карма из древнего Рима будут его преследовать всю жизнь.

«Ему не хватает телекамер», — подумала Анна, слушая жестикулирующего оратора, увлеченного своей речью.

Через полчаса за ароматным зеленым чаем разговор особенно задался, когда Анна пообещала помочь Остапцову с переводом научной статьи немецкого профессора по околосмертному опыту, где, судя по всему, давалось научное доказательство существования души.

— Что касается сеанса регрессивной терапии, вначале мы поймем, насколько качественной может быть у вас регрессия, — доктор начал объяснять механизм сеанса. — У всех получается по-разному: кто-то способен погрузиться сразу глубоко, а кто-то — нет. Первым делом мы погрузимся в лучшее воспоминание вашего детства, а потом уже перейдем в предыдущее воплощение, где также посмотрим детские годы прошлой жизни, затем — взрослое состояние. После этого рассмотрим самое яркое и ключевое событие в том периоде. Такой план.

— То есть я не увижу все свои прошлые жизни?

— Мария, что вы! На это потребуется множество сеансов, да и зачем?! Ключевое событие прошлого воплощения практически всегда дает понимание основных проблем и цели нынешнего. Для начала этого будет достаточно. Поверьте мне, после сеанса вы будете думать так же.

— А это безопасно? — Анну все еще раздирали сомнения.

— Что именно?

— Пребывание в прошлом воплощении, это не принесет вред здоровью или жизни в целом?

— Нет, физическому здоровью вреда не принесет, — успокоил доктор. — Вся регрессия проходит под моим контролем, и если пациенту, то есть вам, будет некомфортно, что-то сильно начнет расстраивать, я сразу отведу прочь от этого события или прерву сеанс. С психологическим состоянием сложнее. Если оказываешься в моментах трагических событий, потом обычно требуется гипнотерапия, чтобы прийти в психоэмоциональное равновесие и вернуться к текущему положению дел.

— А я буду помнить, что увижу? — поинтересовалась Маша.

— Конечно. Более того, вы будете все осознавать. Это выглядит так, — доктор Остапцов сделал глоток зеленого чая. — Вы садитесь удобно в это комфортное кресло у стены, я погружаю вас в регрессивное состояние. Мыслительные процессы и осознание происходящего вас не покинут ни на секунду. Даже если мы уйдем в глубины подсознания, ваш мозг продолжит анализировать не только мои вопросы, но и все, что вы увидите, услышите и скажете. Я начну с расслабляющей техники, чтобы успокоить ум и снять напряжение с тела. Затем вы должны увидеть лестницу, по ступеням которой вы спуститесь по моему счету. Все понятно?

— Не совсем, но я разберусь, — Маше не терпелось приступить.

— Это похоже на просмотр кино? — спросила Анна.

— Да, совершенно верно. С одной лишь разницей, что вы смотрите кино с собой в главной роли в режиме онлайн, при этом сохраняете способность анализировать происходящее со стороны. И да, после сеанса, Маша, вы будете помнить все: мои вопросы, увиденное вами и даже больше.

— Больше?

— После регрессии с вами останутся эмоции, переживания и даже ваше прошлое «я», — доктор сделал вдох и продолжил. — Этот феномен я не так давно обнаружил. Дело в том, что частичка прошлой личности после сеанса невольно забирается пациентом с собой в актуальную жизнь.

— Ничего себе! Получается, что если я была алхимиком и превращала железо в золото, то после сеанса регрессии я все эти знания перенесу в эту мою жизнь и стану богатой?

— Ты о себе слишком высокого мнения, — осадила подругу Анна.

— Ха-ха, да, да. В целом, примерно так и получается, — доктору нравилось общество двух красивых и остроумных студенток. — Ну что, приступим?

Доктор Остапцов встал и указал Маше на кресло. Та уже через секунду в нем расположилась и принялась готовиться к мистическому путешествию.

Анна осталась на диване пить ароматный молочный улун.

— Вы можете также задавать вопросы подруге во время сеанса, только, пожалуйста, негромко и спокойно, — обратился доктор к ней, прежде чем приступить к работе с Машей.

Но вопросов не последовало. Гипнотерапевт пробовал погрузить Машу в регрессивное состояние, следуя своей проверенной технике, но ничего не получалось.

Маша лежала в кресле с закрытыми глазами, не шевелясь. Ее дыхание становилось более ровным, едва заметным.

— Твое внутреннее зрение отчетливо видит лестницу, ведущую вниз, в ней десять ступеней… Маша, ты видишь лестницу?

— Нет, — отвечала доктору Маша.

На смену любопытству пришло опустошающее разочарование. Вторая попытка также не увенчалась успехом: доктор пытался вести Машу в глубины ее подсознания, но девушка продолжала блуждать во тьме. Нечто непреодолимое не позволяло ей погрузиться в гипнотическое состояние.

— Никак не получается увидеть эту лестницу. Может, я неправильно что-то делаю?

— Похоже, вы не поддаетесь гипнозу. Так бывает, — резюмировал Остапцов.

Доктор излучал дзен-спокойствие, несмотря на то что сеанс не удался. Тогда как Маша сидела в кресле, подобно расстроенной маленькой девочке, получившей огромную коробку в подарочной упаковке на Новый год, в которой ничего не оказалось, ничего.

— Давайте попробуем с вами? У меня еще есть время, — обратился Остапцов к Анне.

— Точно, давай, может, у тебя получится, — оживилась Маша, в надежде хотя бы увидеть на подруге действие регрессивного гипноза.

— Я не уверена, смогу ли. Да и зачем?!

Анна не была готова к такому повороту событий и почувствовала себя крайне неловко.

— У вас есть какая-то проблема со здоровьем, или, может быть, сейчас вас что-то тревожит?

Вопрос доктора попал в точку.

— Сны. Меня беспокоят странные сны, особенно в последнее время.

— Очень интересно. И что вам снится?

— В одном меня пытались убить. А этой ночью приснилось, что убиваю уже я… Вернее, я сражаюсь в поле, затем вижу лица женщины и двух детей, умоляющих меня о чем-то… Я не понимаю, к чему эти сны и почему эти заплаканные лица детей из сна меня так беспокоят.

— Давайте разберемся. Очень часто сны, особенно повторяющиеся или серийные, — это глубинные воспоминания прошлых воплощений, идущие из подсознания души. Во время сна, когда наш физический ум отдыхает, эти воспоминания фрагментарно приходят в виде снов, часто спутанно и неразборчиво. Ваш случай не единственный, в литературе встречается часто.

— То есть вы хотите сказать, что я во сне вижу свои прошлые жизни?

— Да, фрагментарно и, похоже, с определенной целью. Подсознание вашей души пытается донести до вас нечто важное, то, что нужно осознать. Обычно, когда так происходит, у человека случаются перемены в жизни, важные события.

— Что у тебя такого важного, чего я не знаю? — Маша была удивлена.

— Да ничего особенного, — Анна отвечала не подруге, а доктору Остапцову. — Все как у людей: учусь в университете, живу с парнем…

— Анна, подумайте, сеанс регрессии поможет вам разобраться в причинах этих снов.

— Хорошо. Давайте попробуем.

Анна, не до конца уверенная в своем решении, пересела в кресло для сеанса.

— Я буду обращаться на «ты», чтобы убрать барьеры, не против?

— Делайте как нужно, я готова, — сказала Анна доктору и закрыла глаза.

Остапцов начал медленно погружать Анну в регрессивное состояние.

— С каждым выдохом ты будешь все больше и больше расслабляться и возвращаться в свой самый счастливый день детства. Вдох… выдох… вдох… выдох, — голос доктора Остапцова звучал тихо, мелодично, слегка нежно и монотонно. — С каждым выдохом уходит напряжение из всего твоего тела. Теперь ты можешь почувствовать себя полностью расслабленной, свободной от всех забот, от всей тяжести и напряжения. Ты чувствуешь легкость и покой.

Пребывая в полулежащем положении, Анна чувствовала полное расслабление и покой: ничто не беспокоило, никакие мысли и воспоминания более не тревожили. Все внимание сосредоточилось на голосе доктора и, подобно бумажному кораблику, плыло по спокойному весеннему ручейку в лесу.

Доктор Остапцов продолжал:

— Сейчас ты стоишь перед лестницей, ведущей вниз. Перед тобой десять ступеней. Следуя моему голосу, ты будешь спускаться по этой лестнице. Ты делаешь шаг, и вот ты уже на девятой ступени. Вместе с этим пришло еще большее расслабление. С каждой ступенью ты будешь погружаться вглубь себя, в дальние комнаты подсознания. Шаг — и ты на восьмой ступени… на седьмой… шестой, — голос вел Анну все ниже и ниже по лестнице.

С каждой ступенью, с каждым шагом растворялся физический мир: руки и ноги перестали ощущаться на пятой ступени, ко второй сознание ушло настолько далеко, что тело не ощущалось вовсе.

Мгновенье — и Анна уже не в кабинете доктора, а в длинной комнате, в конце которой виднелась большая металлическая дверь.

Повинуясь голосу, рука потянулась к железной кованой ручке, дверь легко открылась. Один шаг, и…

Чистое голубое небо и белый песчаный пляж. Счастливые мама и папа с мороженым и плавательным резиновым кругом подхватывают за руки, и все вместе бегут в теплое море.

— Что ты видишь вокруг себя? — раздался голос из другого мира.

— Море. Кругом вода. Папа учит меня плавать без круга. Мне страшно и весело одновременно. Ай, ай… ха-ха… Я так рада… у меня получается… я плыву, папа держит меня за животик, а мама фотографирует.

Счастливая Анна заговорила, оказавшись в самом ярком и лучшем переживании детства, когда пятнадцать лет назад они всей семьей полетели на море в Египет.

— Очень хорошо, очень хорошо, — подытожил доктор, то ли для наибольшего спокойствия пациента, то ли для фиксации успешного течения регрессии.

Анна взахлеб делилась своими ощущениями: о теплой прозрачной воде, о следах морской соли на кожи, об улыбках родителей и фруктовых коктейлях, пока доктор не перебил ее, переходя к основной части процедуры — погружению в предыдущее воплощение.

— Теперь мы начнем погружаться еще дальше. Каждый раз, когда я коснусь твоей руки, ты будешь спускаться еще на ступеньку по лестнице, все глубже и глубже в свое подсознание. Мы отправимся в самый яркий день твоего детства предыдущего воплощения твоей души.

Вдох. Выдох.

Десять

Девять

Восемь

Семь

Шесть

Пять

Четыре

Три

Два

Один.

                                       * * *

Тишина.

Маша задержала дыхание и боялась пошевелиться. Остапцов смотрел сосредоточенно на закрытые глаза Анны.

— Что ты видишь? Опиши, что тебя окружает.

Тишина.

— Посмотри на свои руки.

Команда доктора звучала крайне необычно. Казалось, Анна сейчас откроет глаза, посмотрит на свои остриженные ногти, засмеется и пойдет пить кофе с подругой в Новую Голландию.

Но Анна продолжала неподвижно молчать.

Физический ум Анны не останавливал мыслительные процессы. Она слышала, как Маша ерзала на стуле, слышала голос доктора, но она уже была не Анной. Физический ум столкнулся с неким другим человеком внутри себя, с новыми мыслями и чувствами, с каждой секундой становившимися более отчетливыми. И эта новая личность проявлялась с каждым мгновением, заполняя сознание, плавно и без боли отодвигая в сторону идентичность Анны Соколовой.

«Посмотри на свои руки», — прозвучал голос доктора.

На секунду физический мозг Анны вернулся в текущий момент происходящего в кабинете и дал импульс неподвижному телу открыть глаза и посмотреть на руки. Но тело абсолютно не подчинялось: глаза не открывались, руки не шевелились. И тогда внутреннее внимание перешло к новой осознаваемой реальности. Команда посмотреть на руки поступила подсознанию.

Секунда, две, три, и, словно из тумана, прямо перед взором показались детские девичьи ручки. Это были родные исхудалые руки. В правой — старая книжка в кожаном потрепанном переплете, в левой — ничего, открытая ладонь. Еще мгновение — и пришло ощущение юного дрожащего то ли от холода, то ли от голода тела. Начал проявляться внешний вид: льняное местами грязное платье, на плечах ощущались заплетенные с ленточкой косички.

— Я вижу… Я вижу, — начала тихо, едва уловимым тоненьким голоском произносить свои первые слова из прошлой жизни Анна.

— Очень хорошо. Твое зрение четкое и ясное. Что ты видишь перед собой? — доктор Остапцов продолжил вести сеанс согласно своей технике.

— Вижу портреты, большие портреты на стенах нашего детинца.

— Чьи портреты ты видишь?

— Его… Ленина.

— Очень хорошо, где висят портреты Ленина?

— На стенах детинца нашего новгородского.

Анна осматривала стены Новгородского кремля с портретами вождя революции.

— Видишь людей вокруг?

— Да, их так много, — голос Анны стал громче и жестче.

— Что они делают?

— Они выносят иконы и кресты с собора, безбожники проклятые.

Голос Анны стал более тревожным и громким одновременно.

— Все хорошо. Не волнуйся. Что ты там делаешь?

— Я пришла спасти что можно. Вот псалтырь нашла в луже… еще молитвослов бы уберечь…

Маша сидела и не могла поверить своим ушам. Доктор сделал выдох и продолжил дальше.

— Очень хорошо. Как звать тебя?

— Лиза.

— Очень хорошо, Лиза. Теперь отправимся немного вперед, в один из самых важных дней твоей жизни. В самое яркое воспоминание твоих молодых лет, Лиза. На счет три ты будешь там.

Раз

Два

Три.

Молчание повисло в комнате.

— Лиза, где ты сейчас?

— Я. Я у себя.

Голос Лизы прозвучал негромко, но так быстро, словно она куда-то спешила.

— Где именно ты находишься, Лиза?

— Я у себя. В зале, на работе.

— Где ты работаешь?

— В ЦГБ… в Центральной городской библиотеке, — все так же быстро и тихо произнесла Анна.

— Что ты делаешь там сейчас? — доктор Остапцов аккуратно, подобно археологу на раскопе, проводил расчистку слоя за слоем прошлого своей пациентки.

— Мне стоило бы уехать… надо было уехать, как все, в Ленинград… Но уже поздно. Они здесь… здесь…

Голос стал громче и тревожнее, в нем слышались отчаяние и страх.

— Кто уже здесь? Кто они?

— Они, эти чертовы гитлеровцы, фашисты уже здесь. Я слышу их, они подъехали… Нужно бежать… нет, поздно, слишком поздно… Так, где бы спрятаться, где? Я не хочу, я не хочу умирать…

Из правого глаза Анны побежала слеза.

— Все хорошо, Лиза. Вдох… вы…

— Нет, все плохо! — прокричала девушка, перебив доктора.

На лице Остапцова появилось удивление и непонимание одновременно. За десять лет практики еще ни разу ни один пациент не комментировал и не перебивал его во время сеанса регрессии.

— Где ты пытаешься спрятаться, Лиза? — исследовательский интерес взял верх.

— За дальним книжным шкафом редких книг. Они уже здесь, я слышу… Кто-то ходит, кто-то ходит совсем рядом… Кажется, меня заметили, нашли.

— Лиза, спокойно, дыши ровно. Все хорошо.

Доктор пытался нормализовать дыхание Анны и при помощи одной из методик снять эмоциональное переживание.

Но что-то пошло не так.

Анна перестала слушать команды гипнотерапевта.

— Нет! Нет! Не трогай меня, убери от меня свои руки… Нет…

Анна кричала. Анна плакала. Анна стонала.

В эти несколько минут бесконтрольного сеанса никто — ни ошарашенная и испуганная Маша, ни озадаченный и слегка взволнованный доктор Остапцов — не представляли себе и даже не могли почувствовать толику того, что в это самое время испытывала Анна.

                                       * * *

Офицер СС в круглых очках и черной фуражке с металлической кокардой в виде черепа правой рукой удерживал Лизу за горло, прижав со всей силой к стене, в то время как его левая рука в черной кожаной перчатке срывала нижнее белье с жертвы, что продолжала сопротивляться из последних сил.

Лиза поняла, что ей уже нечего терять, когда огромный офицер всем своим телом и гигантскими лапищами придавил ее маленькое тельце к стене и доделывал начатое, учащенно дыша ей в ухо тошнотворным перегаром.

Закончив дело, фашист оставил Лизу судорожно сползать по стене на пол.

— Warte Morgen hier auf mich.

Она могла тихо досидеть у стены с зелеными обоями допоздна и пережить этот день. Но Лиза была не из робких девушек. На полке книжного шкафа стояла пустая керамическая ваза с отколотым краем. Девушка схватила ее, и… ваза пролетела мимо головы офицера СС.

— Du bist eine jüdische Hure!

Мгновение, и чудовище в черном потащило рыжеволосую девушку за руку, за волосы, за все сразу во двор библиотеки.

— Diese jüdische Hure muss in die Gaskammer geschickt werden.

— Der Zug ist gerade abgefahren, — отрапортовал некто офицеру.

Кругом была красивая новгородская осень. Лиза лежала на желтых дубовых листьях, держась за голову руками.

Офицер СС достал пистолет «Вальтер».

— Не надо, я прошу…

Выстрел.

                                       * * *

— Не надо, я прошу, — Анна, протяжно всхлипывая, произнесла последние слова Лизы.

— Лиза, дышим, все хорошо. Вдох… выдох… вдох… выход. Сейчас мы начнем возвращение в то самое место, откуда начали.

Однако Анна не реагировала на команды доктора, что заставило его начать волноваться. Остаться или зависнуть в прошлом воплощении — гипотетически возможный сценарий развития сеанса регрессии, но еще ни разу не задокументированный в мировой практике, поэтому Остапцов надеялся, что пациентка откликнется.

— Как мне хорошо, — неожиданно сказала Анна, прервав доктора, продолжающего давать инструкции.

— Где ты сейчас находишься? Опиши, что вокруг, — выдохнув, спокойно спросил доктор.

— Я в туннеле, быстро двигаюсь вперед. Мне хорошо… нет боли. Там, впереди, свет… Меня кто-то встречает.

— Очень хорошо. Направляйся навстречу свету, навстречу тому, кто тебя встречает.

— Да.

— Опиши того, кто тебя встречает. Ты его видишь?

— Я его вижу, — громко сказала Анна.

— Кого ты видишь? — спросила ошарашенная Маша.

— Его… офицера СС, убийцу… Он стоит передо мной… Он смотрит на меня.

— Не беспокойся. Он больше не причинит тебе вреда. Иди ему навстречу. Попробуй поговорить с ним, — доктор направлял Анну в загробном мире.

— Он смотрит на меня. Что-то хочет сказать… О нет, он… он теперь Франк.

— Что? — Маша не понимала.

— Он воплотился сейчас во Франка. Я вижу его душу, он говорит со мной.

— Лиза, продолжай. Что он тебе говорит?

— Он тянет ко мне руки. Нет… я не хочу его видеть. Убийца… Как ты мог? Зачем?

— Ты взяла его руку, Лиза… Анна, ты взяла его руку? — переспросил доктор, словно это было очень важно.

— Нет. Он меня убил. Я не могу…

Анна начала учащенно дышать.

— Хорошо, оставь его.

Тишина. Доктор сделал глоток воды и продолжил:

— Анна, сейчас ты начнешь путь назад, туда, откуда мы пришли. Следуя за счетом от одного до десяти, ты будешь идти туда, откуда пришла.

Один. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять. Десять.

Анна, ты снова здесь и сейчас. Ты чувствуешь свои руки, ноги, все свое тело. Можешь открыть глаза.

Анна открыла глаза через две минуты, когда Остапцов повторял счет.

Девушка смотрела вперед, сквозь маячившую Машу, щелкающие пальцы доктора, прямо на белую стену. Ее глаза были красны от слез и выражали ужас. Этот ужас не мог понять никто, кроме нее самой. Ужас стал ее частью, он стал Анной.

Глава 7. Анна 2:0

Доктор Остапцов принес печенье и конфеты. Аромат свежезаваренного улуна наполнил кабинет. После кружки горячего чая на щеках Анны выступил румянец, еще через некоторое время из глаз перестали бежать слезы.

— Расскажи подробнее, что ты еще увидела? — Маша сидела рядом и продолжала назойливо выпытывать от Анны что-нибудь остренькое, впечатляющее, совершенно не думая о чувствах подруги.

Но Анна молча пила вторую кружку чая мелкими глотками, смотря куда-то вбок и вниз, совершенно не обращая внимания на Машу и доктора, чьи слова тоже не доносились до ее ушей.

— Что-то пошло не так. За все годы практики впервые такое вижу, — бормотал Остапцов, перебирая книги в шкафу, стараясь отыскать упоминания подобных случаев.

— Игорь Николаевич, что с ней произошло? Посмотрите, она совсем меня не слышит.

Похоже, до Маши дошло, что все куда серьезнее, чем она могла себе представить.

— Может, стоит попробовать гипноз еще раз? — Маша начала суетиться, просить Остапцова предпринять какие-то меры, во многом чувствуя свою вину за произошедшее. Ведь если бы не ее любопытство, их бы здесь не было, и Анна не сидела полчаса как онемевшая.

— Необходимо провести еще один сеанс. А желательно целую серию, чтобы досконально разобраться в произошедшем и отработать ситуацию.

— Не нужно, — сказала Анна.

— Наконец-то! — Маша хлопнула в ладоши.

— Я ничего не хочу, вообще ничего, — Анна закрыла лицо руками, положив локти на журнальный столик.

— Вам нужна гипнотерапия, чтобы восстановиться от полученной в прошлом воплощении травмы. Послушайте, Анна, буквально десять минут, и станет легче.

— Нет. Нет. Я не хочу опять что-либо видеть… Мне достаточно, мне хватило… не нужно.

Анну начало трясти. Казалось, еще немного, и она разразится истерическим рыданием.

— Это необходимо для вашего же стабильного психоэмоционального состояния, — доктор был настойчив.

— Со мной все хорошо. У меня стабильное состояние.

Слова Анны звучали крайне неубедительно, но в одном она была решительна — проходить какой-либо новый сеанс гипноза она больше не намерена.

Сейчас Анне хотелось только спрятаться, убежать, скрыться от всех, лишь бы ее не видели и даже не думали о ней. Нахлынувшее чувство стыда еще больше усилило неловкость: так обычно бывает, когда личные секреты и интимные подробности становятся известны окружающим. Затем вдруг стало холодно. Еще одна кружка чая не согревала, подаренный Франком кашемировый шарф вызывал дискомфорт. Взгляд начал метаться по комнате в поисках неизвестно чего, на ум приходили спутанные мысли, ей казалось, что нужно было куда-то идти, только куда… куда?!

— Маша, я пойду.

— Куда? На тебе лица нет, ты ходить еще не готова.

— Хочется воздуха, свежего воздуха.

— Да, это хорошо, свежий воздух поможет. Я завтра улетаю в командировку, потом — в отпуск, в середине января снова буду в городе. Звоните, приму без очереди… И да, по переводу статьи мы можем договориться, у меня есть много материала для перевода.

— Игорь Николаевич, а ей хуже не станет, может, какие-то таблетки пропить? — поинтересовалась Маша, пока Анна отлучилась в туалет.

— Никаких таблеток пить не стоит. Состояние должно само нормализоваться. Правда, в случае Анны могут быть небольшие осложнения.

— Какие еще осложнения?

— Видите ли, Анна получила серьезную психологическую травму в прошлом воплощении. Боюсь предположить, что эта травма перешла к ней в настоящее.

— То есть вы хотите сказать, что она будет ходить как мертвая?

— Ну что вы, нет. Полагаю, переживание смерти и насилия к ней время от времени будет возвращаться. Именно поэтому я настаивал на гипнотерапевтическом сеансе. Но без согласия пациента провести сеанс я не имею права.

— А есть какие-то методы, чтобы справиться с этой проблемой без гипноза? Игорь Николаевич, прошу, подскажите, — Маша не могла успокоиться.

— Ее парень, с кем она сейчас встречается…

— Франк.

— У них могут начаться трудности. Важно, чтобы Анна ясно понимала границу прошлого и настоящего.

— Вот черт! Игорь Николаевич, почему так случилось?

— Это уникальный сеанс в моей практике, — доктор пожал плечами, — Анна не реагировала на команды, ее словно вели высшие силы в загробный мир, чтобы она там узнала, кто ее убийца. По-другому не могу объяснить.

— Маша, пойдем, скоро будет темно, — появилась у выхода Анна.

Быстро надев пуховики и шапки, девушки вышли на улицу. Кабинет доктора Остапцова располагался на Петроградке, улице Мира. Несмотря на то что им было не по пути, Маша предложила провести подругу пешком до дома в надежде разболтать и занять своими шутками, но Анна отказалась гулять по мрачным декабрьским улицам, к тому же во второй половине дня обещали дождь со снегом. Было решено поехать на такси в Новую Голландию, посидеть в баре, выпить по бокалу глинтвейна, развеять мысли, так сказать.

Всю дорогу в машине Анна молча смотрела в окно, стараясь не слышать Машу и не думать о прошедшем сеансе. Но мысли сами лезли в голову.

«Франк скоро будет звонить. Кажется, я обещала приготовить ужин. Как же я его люблю, скорее бы увидеть его, обнять, окунуться в его теплоту и не думать больше ни о чем, не думать о том, что случилось… Забыть этот страшный гипноз… Гипноз. Зачем я согласилась на него? Я ведь не хотела».

Приехали. Такси остановилось у небольшого мостика через Адмиралтейский канал прямо у главного входа в Новую Голландию, привычное место отдыха и покупок в выходные дни. Начался дождь, девушки, добежав до «Бутылки», зашли сразу в первое заведение справа.

— Мне здесь не очень нравится, — сказала Анна, оглядывая стены кафе мексиканской кухни, — я пойду…

Маша не успела оглянуться, как Анны и след простыл. Подруги не было ни в соседнем, ни в следующем кафе. Телефон не отвечал. Анны не было нигде на этаже.

                                       * * *

«Прости, мне нужно побыть одной», — Анна мысленно попросила прощение, выбегая из «Бутылки» на улицу.

Дождь оборачивался в снег, температура воздуха неуклонно понижалась, кругом все спешили по своим машинам или такси; женщина с коляской, переходя дорогу в спешке, едва не угодила под колеса грузовика.

Но Анна не замечала происходящего, она шла быстрым шагом в сторону дома, как ей казалось. Незаметно к сердцу подкатило тревожное чувство, растущее с каждым встречным. Вдруг какой-то злой человек возьмет и толкнет в воду, схватит за руку и потащит за угол дома. Опасность могла подкрасться со спины, выбежать навстречу, налететь сбоку.

«Смотри, куда идешь!»

«Девушка, осторожнее».

Кричали ей случайные прохожие, на которых Анна то и дело натыкалась, никого не замечая. Растянувшись на склизкой мостовой, она опомнилась и поняла, что забрела на неизведанные улицы. И тут же поймала себя на мысли, что в ее голове присутствует иная личность, ведущая свой, не подвластный Анне внутренний монолог. Этой личностью была Лиза.

Лиза хотела бежать, цель не имела значения, просто куда-нибудь, только бы не стоять на одном месте, не быть замеченной, узнанной или пойманной врагом. А враг мог крыться в каждом встречном прохожем.

Контролировать блуждающие мысли получалось с переменным успехом. Умом Анна понимала, что внутренний голос не ее, что мысли идут явно из прошлого по причине регрессивного гипноза. Но пытаться обхитрить сознание — заведомо проигрышная партия. Спустившись во время гипноза по лестнице, Анна открыла дверь в прошлую жизнь. Возвращаясь в нынешнюю, не закрыла дверь за собой.

Опомнилась Анна у ворот Николо-Богоявленского морского собора. Местный приход спешил на воскресную вечернюю службу. Некая женщина в черной старой куртке и целлофановом пакете на вязаной шапке дернула Анну за руку словами:

— Что потерянная такая бродишь? Тебе батюшке исповедаться не мешало бы.

— Простите, что?

— Да ништо! Не броди около храма, коль заходить в него не собираешься.

Хриплый громкий голос вернул Анну в нерадостное настоящее. Ботинки промокли насквозь, вода бежала по волосам за шиворот. Холодная дрожь прошла по всему телу.

Благо Вознесенский проспект недалеко. Подходя к дому, она вспомнила, что забыла купить к ужину продуктов по списку Франка. Но мокрые замерзшие ноги отказывались шагать в магазин по слякоти.

Франк стоял прямо у входа, с тревогой и настороженностью смотря на отрешенную Анну.

— Где ты была? Почему не звонишь и не отвечаешь на телефон? Анна, мы уже все переживали…

— А что случилось? Я встречалась с Машей.

— Маша час назад звонила спросить, где ты сейчас. Твой сотовый не отвечает никому. Аня, что случилось, где ты была?

— Франк, я просто пошла…

— Куда?

— Я пошла одна гулять.

— В такую погоду? Oh mein Gott!

— Да, мне хотелось пройтись… я зашла в пироговую, делала задания по английскому на завтра.