Бесплатный фрагмент - Жизнь без прикрас

А. М. Шехтер

Эту книгу без прикрас

Написал друзья для вас

Вспомнил молодость и жизнь:

За соломинку держись,

И иди своей тропой,

Подгоняемый судьбой.

Взгляд пессимиста

Утро! Пять…

Через час вставать?!

Думы, тучи,

Мыслей кручи.

Скоро вставать,

Вещи б собрать.

Зубы почистить, умыться,

Побриться.

Выпить чай, съесть бутерброд —

Или может, наоборот…

В постели поваляться,

Чего каждое утро умываться?

Только побриться,

Чая напиться,

Сумку в руки,

Газету прихватить,

Чтоб не умереть от скуки.

Шесть утра.

На работу пора.

В транспорте суета.

Дорога — маята,

Намяли бока.

Дорога не легка…

Утро, осень.

Надо бы быть в восемь.

Стол, экран, стул…

Начальник заглянул.

Готовы, к работе???

Он всегда в заботе,

Взлохмачен

И чем — то озадачен?!

Компьютер включил,

Очки нацепил.

Вперёд — время понеслось.

Думы, расчёты.

О семье заботы…

И, так, каждый день,

Счастье уходит в тень.

Мысли — отчёт,

Компьютера расчёт.

Всё, как всегда,

Гонка в никуда.

Создатель так устроил жизнь:

Потей, работай не ленись,

А на небесах учтут.

Стрелки переведут

В направлении Рай или Ад.

Может, тогда буду рад???

Взгляд оптимиста

Утро, пять…

Пора вставать.

Хватит спать!

Сделать зарядку,

Волос укладку.

Почистить зубы — умыться,

Хороша водица!

Делаю бутерброд,

Чай или кофе в рот.

Сумку в руки,

Газету от скуки.

В электричку попал,

Чувство локтя познал.

В вагоне гул…

Не уснул!

Утро! Осень…

Буду в восемь.

Стол, экран, стул —

Начальник заглянул:

План надо выполнять!

Задачи сложные решать!

Компьютер включил —

Решаю задачу.

Мысли кидаю в эфир

И открываю мир.

За горизонт заглянул,

Что — то новое почерпнул.

Возник интерес,

Будет прогресс!

Мир оживает,

Живёт!

Лень —

Уползает в тень.

Я ж, человек, не пень.

То, что начальник дал,

Я уж давно разгадал.

Чуть улучшил итог,

По-другому, не мог.

День пролетает в миг.

Что –то сегодня достиг.

Завтра приблизил шутя,

Значит, живу я не зря.

Думаю, жизнь всё учтёт

И радость меня найдёт.

Будут успехи, ухабы,

              большие планы.

 А для куража пишу романы

«Дядька»

Кид — мой пёс. Его подкинули нам в начале апреля.

Погода была мерзопакостная. Холод, снег и ветер.

Мы живём на шестом этаже, четырнадцатиэтажного дома.

В этот день была пасха, и мы оказались все дома, и где — то с десяти утра до обеда нас вдруг стал беспокоить непрерывный визг собаки.

Под нами на пятом этаже была маленькая собачка. Нам было не понятно, почему сегодня она визжит непрерывно.

Может её оставили одну?

Или случайно прищемили хвост, или лапку. Визг не прекращался.

Мы уже стали сердиться, и я хотел идти уже вниз к соседям, чтобы как-то усмирили или успокоили собачку.

Но около двух часов дня, приходит внук, и визг усилился ещё больше.

На руках у него было что — то серое, потом мы уж разглядели голову и четыре шпильки, тонкие лапки. Этот комок напоминал живое, трясущееся и визжащее существо, похожее на собачку.

Он уже навизжался до хрипоты.

— Это, что ещё за спектакль? Возмутился я.

— Да, вот вам на шестой этаж, в район мусоропровода подбросили Щенка,

Неизвестной породы.

Это же надо в Пасху, в год Собаки, и такое чудо подбросить в многоэтажку, аж на шестой этаж.

Внук и жена понесли щенка в ванну. Отмыли в тёплой воде.

Затем я его два часа отогревал на своей груди, после чего щенок наконец утих. У него уже не было сил даже визжать, устав от переживаний, он заснул.

Что с ним делать?

Прибежала дочка, отвезла щенка в ветлечебницу.

Ей сказали, что щенок здоров, но очень истощён и слаб. Он очень промёрз и голоден.

Подсказали, как и чем накормить.

Дочка спросила:

— Какой породы?

— «Двор — терьер», то есть смесь — Овчарки и Лайки.

Сколько ему?

— Месяц, полтора. Он так истощён, что трудно понять.

— А какого роста?

— Должен вырасти большим. Выше полметра.

Что же с ним дальше делать???

Посоветовались и решили оставить его у себя.

Будь, что будет. Может это знак с выше.

У нас уже жила кошка, пусть и щенок живёт.

В это время соседи, которые видели дрожащего щенка на площадке, но не решившиеся его взять, писали в интернете всем: Кому нужен щенок?

Узнав, что мы его приютили, радостно вздохнули и успокоились. У них даже поменялось отношение к нам. Все стали, вдруг приветливее.

Мы дали щенку имя «КИД». Короткое и звучное.

«Кид» — производная от слова «подкидыш» или «кидало», но оказывается на английском ещё имеется ласкательное значение — ребёнок.

Щенок рос «не по дням, а по часам».

Масти он был нобыкновенной, серовато-чёрной — ну, «точь-в-точь», как волк.

Когда мы выходили с ним на прогулку, то все спрашивали:

— Волк, что ли?

— Волк, волк — смеясь говорил я. Это радовало детей и смешило взрослых.

Быстро пролетела весна, а летом мы все вместе поехали на дачу.

Ну, там вольница, не то что московская квартира, и узкая аллея вдоль шоссе.

На дачу мы приехали с Кидом, кошкой и внуком.

Всем было где проявлять свои способности.

Кошка сразу кинулась в загул.

Кид проверял и метил территорию и ближайшие участки.

Внук гонял мяч, и осваивал велосипед.

Бабушка- колдовала на кухне и грядках, чтобы прокормить нашу ораву.

Я, как все мужчины был «руководителем», то есть только выгуливал Кида, и был на подхвате у бабушки.

Лето летит быстро. Солнце, тепло, вода, свежий воздух — раздолье.

Ну и как же прожить нам без трудностей?

Кошка быстрее всех сориентировалась и гульнула.

К концу лета её раздуло.

Нам уезжать, а тут кошка вот- вот окотится.

Решили поедим, когда появятся котята, или хотя бы когда они откроют глаза.

Всю последнюю неделю все не спали.

Внук дежурил аж ночью, чтоб не пропустить такое.

Жена волновалась, и готовила место для кошки и её котят.

Я сдерживал Кида, который не понимал, почему его не пускают к кошке, и месту, где было все приготовлено для котят.

Но, кошка опять всех обхитрила, и окотилась, конечно не в том месте, где все ожидали.

Она принесла котят в очень узком месте, в щели между стеной и кроватью.

Утром писк, крики, плач.

Я прибежал, внук ревёт. Боится, что котята задохнутся. Нам не известно даже сколько их, и не можем им помочь.

Я, тоже завёлся от этой истерии, и возмутился.

— Чего кричите? Всполошили всех, даже Кид лает. Остепенитесь, дайте кошке покой. Всё будет в порядке.

К концу дня мы оттащили тяжеленую кровать, и стали считать котят.

Их оказалось пятеро.

Конечно, пока не разберёшь где кошечка, где котик.

Зато цветов хоть отбавляй. Тут и рыжие, и серые, черные, и серо-буро-малиновые. Та ещё картина.

Кид рвался, и сгорал от любопытства,

Но его не допускали, привязав на веранде к столбу.

Неделя была на нервах, но внук уже успокоился и ждал, когда котята откроют глаза.

Кид уже меньше рвался к кошке с котятами. Он понял, что произошло что — то неординарное, и что кроме кошки появились ещё кто — то в нашем доме.

Целую неделю он провёл на веранде в неведении.

Но, вот, наконец его подпустили, и стали знакомить с новыми обитателями дома.

Кид обалдел, он даже боялся приближаться к разноцветным, шевелящимся комочкам, но сгорал от любопытства.

Отъезд в Москву мы отложили почти на месяц.

Котята открыли глаза, и ползали по всему дому.

Кошка, всё время мурлыкала, облизывала и пересчитывала их.

Кид с любопытством следил за котятами, и уже как старший, носом пытался вернуть их на место.

Наконец нам удалось собрать всех, и вызвав такси, мы вернулись в Москву.

Ну, и как только мы приехали, все котята расползлись по квартире.

Кошка сначала искала их по квартире, а потом махнула на всё.

И, вот тут у Кида проявились отцовские чувства.

Пока мы искали кому бы их отдать, он усердно опекал их.

Выискивал по углам, под мебелью и кроватями.

Он охранял их уже лучше кошки.

За его усердие мы его прозвали «Дядькой», опекавших не своих детей.

Каково же было разочарование Кида, когда мы стали отдавать котят.

Раздали всех, кроме одного котика.

Кид ещё неделю бродил по квартире, заглядывая во все углы, но, там никого не было.

Тогда он всю заботу перевёл на котика. Так они и росли вместе.

У кошки уже были другие заботы.

А Кид, став «Дядькой», превратился в красивого, покладистого и дружественного пса.

Когда мы, иногда выгуливая собак, встречаемся с собачками, особенно маленькими. Мы успокаиваем их хозяев.

— Не бойтесь «Дядьку», он добрый. Пятерых котят вырастил, и вашу собачонку не тронет.

Все улыбаются и довольны.

Женская и мужская логика…

Приехав на дачу, я познакомил маму с будущей женой — Любой.

Познакомившись с Любой, мама принялись готовить обед для всей семьи.

Перебирала овощи и зелень для салата и борща.

Люба предложила помочь.

Мама собрала охапку зелени и предложила Любе сделать салат.

Женщины готовили еду, а мы с отцом приводили участок в порядок.

Поработав, и чуть уставшие, мы пришли на обед.

Стол был накрыт.

Перед борщом нам подали салат. Мы его с удовольствием съели, и похвалили за оригинальный вкус.

Так как мы похвалили салат, а его готовила Люба.

Мама с гордостью сказала:

— А ты знаешь, Любочка, что в салат я добавила дикие, полезные травки, чтоб салат был целебным?

Люба покраснела.

Я подумал, что от гордости.

Мы с удовольствие доели обед, и вышли на веранду.

Люба подошла ко мне и тихо сказала:

— А я все дикие травки из салата выбросила.

Думала, что мама не заметила, и по ошибке сорную траву положила, ведь она была без очков.

Что делать?

Я расхохотался.

— Ну, и что ж? Мама довольна, мы ей ничего не скажем.

И ты довольна, что всё хорошо прошло. Тебя не ругают.

И я доволен. Всё прекрасно.

В общем, все довольны

Иногда «молчание — золото».

Вот когда мы поняли мудрость этих слов.

«Земляк» — стоматолог

Земляк — прекрасное слово и ёмкое.

Наша страна огромна и необъятна.

Находясь в другом городе или в командировке, мы с радостью встречаем земляков, вдали от дома.

В шестидесятые годы, я служил в армии. Уже получил звание старшего сержанта. Служба меня не напрягала. У меня было дружное отделение солдат, да и с офицерами у меня были хорошие взаимоотношения.

Через полгода должен был демобилизоваться, и начать новую жизнь на гражданке.

Со мной служили ребята со всего Союза, и из разных республик.

Особенно много было белорусов и украинцев.

Служба шла своим чередом, но однажды я проснулся с острой зубной болью, которая не давала мне покоя.

Мне хотелось унять боль. Я полоскал рот содовым раствором, принимал аспирин, но боль не давала мне покоя, и только чуть на время усиливалась.

Боль создавал мне нижний зуб мудрости. Я уже не мог ни есть, ни пить, ни говорить. Пришлось идти в лазарет.

Никто не любит стоматологические кабинеты.

К счастью у нас в части был хороший зубной кабинет. Зубной врач пользовался хорошей славой. Это был огромный, добродушный человек, под два метра ростом.

Встречая любого солдата или офицера, он приветствовал:

— Здорово земляк!

У него были все земляки, хоть ты будь из Москвы, а он с дальнего востока.

После такого приветствия контакт с людьми сразу налаживался.

Прибыв в лазарет, мне пришлось идти к нему на приём. С острой болью везде принимают быстро.

— Ну, земляк, что у тебя болит?

— Болит нижний зуб мудрости. Боль невыносимая.

— Ничего земляк, сейчас полегчает.

Он усадил меня в кресло, набросил простыню, затем клеёнку на грудь мне.

Включив фонарь, изрёк:

— Раскрой рот.

Я раскрыл рот.

Он взглянул и радостно заговорил:

— Ничего земляк, мы его за минуту уберём, тебе сразу полегчает.

Бодрый голос, здоровый рост и крепкая хватка доктора действовала успокаивающе.

Я спросил:

— А укол будете делать?

— А зачем? Я его ать — два и всё будет готово.

Он схватил огромной рукой клещи:

— Открой шире рот земляк.

Я что силы разинул рот.

И… он всадил силой эти клещи мне в десну.

Я взвыл, и схватясь за ручки кресла, пытался их оторвать.

Доктор напрягся, зуб хрустел, но не поддавался. Он рванул ещё раз. Я снова взвыл.

Боль пронизывала меня насквозь. Я отчаянно рвал ручки кресла, пытаясь усидеть в нём.

Зуб хрустнул и развалился на части.

— Ничего, ничего земляк, ещё чуточку.

Доктор вспотел от напряжения, и в голосе его появились нотки сомнения.

Мой рот закрывался сам собой.

— Открывай, открывай рот земляк, гудел доктор.

Я с огромным трудом раскрыл его снова.

Клещи снова терзали мою десну. «Мудрый» зуб не поддавался.

Я в отчаянии терзал кресло, отрывая его подлокотники. Оно только трещало.

Доктор заволновался.

— Сейчас, сейчас, я тебе укольчик сделаю.

Он быстро сделал два укола в десну, но десна теперь не хотела воспринимать их, и не реагировала на уколы. Она не замораживалась, боль не прекращалась.

«Земляк» раскромсал мне всю десну, по кусочкам извлекая остатки зуба.

Я про себя клял, и его, и зуб, и всех, и всё на свете.

Зуб оказался с корявыми корнями, и глубоко врос в десну. Но сила у доктора была большая, и он, вытащив, его с удивлением смотрел то на меня, то на зуб — Затем изрёк:

— Бывает же такое. Извини — земляк. Всё же жить ты будешь.

Я, конечно, выжил. Давно живу на гражданке. Уже потерял почти все зубы, но этого доктора — «земляка» я помню до сих пор.

Интересная история

Как — то на заседании нашего клуба мы разговаривали о том, что за длительную деятельность клуба бывали казусные истории.

Один из старейших членов клуба Смирнов Г. И. — собиратель старинных манускриптов, молитвенников, и других рукописных шедевров староверов, рассказал историю, которая произошла в клубе.

К нам в клуб приехал из Омска создатель шедевра рукописной микрокниги. — Коненко Анатолий Иванович.

Уральский умелец –миниатюрист.

Шедевр вошел в книгу Гиннеса, её размер составлял 0,7х0,7мм.

Уникальная книжка произвела фурор. Её можно было читать только через микроскоп, с которым он и приехал.

Все ринулись разглядывать книгу шедевр.

Очередь дошла до ветерана клуба Григория Голутвина, который слыл знатоком букинистических книг, и почитался в среде книголюбов.

С достоинством взяв микроскоп с книгой, наклонился, и вдруг, чихнул.

Все ахнули.

Воздушной волной книгу, как ветром сдуло.

Поднялась паника. Все стали сначала ощупывать себя и одежду, а потом встав на карачки, стали осматривать сантиметр за сантиметром вокруг.

Наконец, кто-то обнаружил унесённую ветром микрокнижечку. Все облегчённо вздохнули.

Радость была неописуемая.

Но, после этого случая Коненко усовершенствовал столик, и сделал, на всякий случай, бортик вокруг столика под микроскопом.

Чтобы в дальнейшем оградить шедевр от случайностей.

Благодаря этой истории, у меня родилось пару строк:

«Нельзя чихать, дышать нельзя,

Такие книжки есть, друзья.

На них мы молимся, их чтим,

Рассматривая их, всегда молчим».

Действительно, видя такие шедевры, смотрим их затаив дыхание.

История издания первого сборника стихов

Начало этой истории мне хотелось бы начать с 1989 года.

Я работал в ЦНИИЭП им Б. С. Мезенцева.

Его ещё называли дворцовым. В его стенах трудилась талантливая плеяда зодчих, под руководством Розанова Евгения Григорьевича.

Проектировали кинотеатры, стадионы, дома Советов и ряд других

специфических (закрытых) объектов:

Мавзолей в Хошимине, во Вьетнаме.

Грандиозная стройка высотного здания в Анголе.

Застройка центра Ташкента.

Победное шествие наших проектов прервала перестройка.

Поддерживали нас только проекты для доктора Елизарова,

которые мы выиграли по конкурсу.

Я в это время окончил вечерний факультет журналистики,

В который попал внезапно, благодаря упорству Николая Петровича Чебыкина. который курировал идеологию в институте.

Он предложил мне окончить вечерний институт Марксизма — Ленинизма.

Но я уже оканчивал такой институт, лет пять назад, и особого рвения у меня и сотрудников это предложение не пользовалось уже успехом, и отказался.

Но из райкома поступали тогда ещё такие разнарядки.

Николай Петрович снова подошёл и попросил записаться.

Я сказал, что люблю журналистику или хотя бы исторический факультет,

Но на эти факультеты не было мест. Я был спокоен.

Неожиданно, через неделю появляется радостный Николай Петрович, и сообщает, что добился для меня место на факультете журналистики.

Можно начинать учёбу.

Тут мне не было куда отступать, и я пошёл на вечернее отделение журналистики.

Мне казалось, что там будут изучать грамматику и расширять познания в литературе.

Но, там был основной уклон на программу партии, и повторяли азы марксизма.

Пришла пора сдавать экзамен и писать дипломную работу.

Мне предложили тему жизнедеятельности В. И. Ленина, и готовы были предложить доступ к его архивам. Это казалась почётной темой.

На этой теме многие позже сделали себе карьеру.

Однако я попросил свободную тему. В молодости я рыбачил, и ходил в северную Атлантику.

Мне хотелось описать свои молодые годы и выборе профессии.

Мне дали добро.

Я написал «Дипломанты».

Руководитель кафедры прочитал, одобрил: — Хорошее Истце

Но сказал:

— Однако, это сейчас не опубликуют, как и стихотворение, которое я приложил к дипломной работе:

Нет ничего проще, чем стать писателем.

Нам только нужно ручку взять.

Бумажный лист ещё купить,

И что — то быстро сочинить.

И чем быстрее ты возьмёшь,

Скорее критиков найдёшь,

А коль уж критика здесь есть,

За Вами в след помчится лесть,

Толпа поклонников придёт,

И скоро Вас успех найдёт.

Как он и предсказал мои шедевры легли на полку, и долгие годы ждали своего часа.

И всё же им удалось увидеть свет.

Я успокоился, тем более, что перестройка набирала обороты.

Всё рушилось. Предприятия и институт разваливались на глазах.

Неожиданно в отдел пришли ребята из научного отделения.

В руках у ребят была пачка брошюр, в виде гармошки.

Они предлагали купить эти брошюры.

Что это? — спросил я.

Это стихи Павла Жаворонкова, из науки. Он выпустил свои стихи.

Я решил взглянуть.

Пашу я знал по поездкам в совхоз, куда нас направляли по разнарядке райкома.

Он был неплохим парнем, но с особым взглядом на жизнь.

Он был баптист.

Из — за этого его не приняли в партию, и он не мог защитить диссертацию.

Он не пил, не курил, не ругался, да и в душе оказался романтиком.

И, вот, ему удалось выпустить свои мысли на волю. Его опубликовали.

Я прочитал стихи. Это были белые стихи, рифма слабая, но закрученная под его взгляд.

Такие стихи скупали иностранцы, особенно японцы. Они скупали стихи молодых поэтов с расчётом, что через несколько лет они могут стать знаменитыми, а они первые поддержали поэтов. И считали, что тогда на рекламе подзаработают.

— И много у вас купили? — поинтересовался я.

Ребята замялись.

— Надо поддержать парня.

Я вынул трёшку, и отдал ребятам.

Взяв гармошку. Я ещё раз принялся осмыслять его стихи.

Я ж в тихую, тоже писал стихи, и подумал:

— Надо бы у Павла узнать:

Где и как он выпустил стихи?

Через неделю встретив Павла, я спросил:

Как и где тебе удалось издать стихи?

Павел, немного подумав, сказал:

— С трудом.

Появилось в Москве новое издательство — «Рекламная библиотека поэзии „Столица“».

Составитель В. А. Ленцов.

Они работают под эгидой «Целевая программа книгоиздания России».

Это программа помощи начинающим поэтам и прозаикам. Правда, всё за счёт авторов.

Гармошки выпускались тысячными тиражами.

Паша наскрёб три тысячи рублей, и получил свои творения через три месяца.

Конечно, Павел был рад, я тоже порадовался вместе с ним.

Павел чувствовал себя на высоте.

После этой встречи я стал собирать свои стихи в подборку, и думать:

— Как и где достать деньги?

Заказов в институте стало мало, премий не стало, тут ещё перестройка, и не ясное будущее.

Но, как говорится: — Кто ищет, тот всегда найдёт!

Мой отдел находился на Арбат 12.

Институту пришлось потихоньку сдавать площади сначала в аренду, а затем и вовсе продать часть зданий.

Первой у нас появилась страховая компания «Виктория», затем «Восток банк».

По роду службы мне приходилось контактировать с руководством.

Всё электроснабжение находилось на первом этаже и было в моём ведении.

Все подключения и отключения, тем более аварийные случаи, по поручению руководства, контролировались мной.

Однажды произошёл казусный случай.

Ко мне в кабинет приходит молодая, красивая предпринимательница, с просьбой о подключении её палатки к нашей электросети.

Я попросил написать заявление в энергосбыт, и дал ей лист бумаги, предложив присесть.

Ручки под рукой не было, она нервно стала выворачивать карманы, ища ручку.

Когда она присела, напротив, на диван из кармана выпало, что — то тёмное. Это был пистолет.

Женщина совсем смутилась, посмотрела на меня, и в испуге выскочила из кабинета. Больше она не появлялась.

Тем временем узнав у Павла, где находится редакция, я пришёл к Ленцову с вопросом:

Как издать мои стихи?

Он посмотрел подборку и сказал:

— Гармошки мы теперь не делаем. Мы перешли к издательству стихов в виде брошюр.

Не более четырёх листов, на листе стихи в виде двух столбцов, как в газетах.

Стихи выпускаются в авторской редакции. Но всё же у них есть редактор

и корректор.

Цена выпуска повысилась.

У меня было стихов на два сборника. Один «Стихи», другой «Сказка о Климате»

Если захотите, то два выпуска будут стоить пять тысяч рублей.

Пять тысяч, а у меня оклад сто шестьдесят каких-то рублей.

Облом.

Я поплёлся к себе на Арбат.

Через день ко мне прибегает сотрудник из «Виктории».

— Свет отключили. Что делать?

Что? Что? Искать причину.

Я поднялся к ним, осмотрели всю проводку. Она цела, все приборы новые.

Пошли вниз в щитовую. Стали проверять рубильники подключение есть.

Начали проверять предохранитель, один из предохранителей выбило.

Заменил, вроде должно гореть. «Да будет свет!».

Приходим в «Викторию», там всё горит, все довольны.

Я собрался уходить, как один из сотрудников, посмотрев на меня, спрашивает:

— А, что вы такой кислый?

— Да, у меня свои проблемы.

— Какие? Все решаемые проблемы.

— Да, есть у меня одна мечта,

Но пока не осуществляется.

— Брось, все мечты осуществимы. Колись!

Пришлось рассказать им о мытарствах со стихами. Стихи есть, а бабок нет.

Один из сотрудников говорит:

— А вы можете рекламу на выпуске сделать?

Ну, например, что стихи вышли при помощи страховой компании «Виктория»

Я воскликнул:

— Нет проблем!

— Пиши заявление руководству «Виктория».

Я быстро набросал на листе, что могу выпустить сборник стихов, и указать, что сборник вышел при поддержке страхового общества «Виктория».

Сотрудник удалился к начальнику, а затем сказал:

— Приходи вечером.

Вечером я пришёл к ним, узнать результат.

Сотрудник улыбаясь спросил:

— У тебя сумка или сетка есть?

— Конечно.

— Неси.

Я пошёл в отдел схватил сетку, не понимая зачем им сумка или сетка.

Сотрудник удалился, и через пять мнут. С хохотом, вынес сетку.

Это была не сетка, а раздутый мешок, набитый доверху рублями, трёшками, десяткам.

Улыбаясь он сказал:

— Бери свои пять тысяч.

Я ошалел. Ребята были все довольны.

Я прошептал:

— И можно брать?

— Бери, бери. Твоё. Желаем скорейшего выпуска стихов.

Я что-то им сбивчиво говорил. Схватив, драгоценную сетку с деньгами, помчался в отдел.

Нести такую сумку домой неудобно. В редакцию уже поздно.

Я запер дверь отдела, и поспешил домой.

Дома я даже не решился рассказать: — Какое счастье мне подвалило.

Встав спозаранку, ринулся на работу. А там с нетерпением стал ждать открытия редакции.

Но, нести в сетке деньги, открыто, по Арбату? Мне и шага не даст сделать братва.

Взяв две газеты, я старательно завернул деньги, и с трудом запихнул их опять в сетку.

Не успел Ленцов прийти на работу, в редакцию, как я предстал пред его ясны очи.

Ну, что, принёс стихи?

— Принёс.

— А сетка для чего? Что картошку принёс вместо денег?

Я молча, торжественно вывалил из сетки деньги, засыпав ими весь стол.

Ленцов остолбенел.

— Ты что на паперти стоял?

— Нет, «Виктория» спасла. Но надо пару строк на сборнике написать, что с их спонсорской помощью выпускаются стихи.

Ленцов, подумав, сказал:

— А за рекламу до 30% надо доплачивать.

— Да Вы что, и эти деньги огромны, а сейчас времена трудные.

Действительно и в редакции тоже наступили трудные времена. Стихи теперь меньше писали.

— Ну, ладно. — Согласился он, и взял деньги.

— Пока я считаю, сходи к редактору Никишину Н. И., пусть посмотрит стихи. Подскажет, что надо исправить.

И, так техническая работа началась.

В августе 1992 года ожидался выпуск, но перестройка диктовала нам свои условия.

Институт распался, мой отдел распустили, «Виктория» тоже перебралась в другое место.

Я вынужден был менять свой образ жизни. Будучи в молодые годы механиком устроился в «Сферу 2». Там занялся реализацией подшипников, на время забыв о стихах.

Нужно было организовывать работу склада, и искать потребителей,

да искать офис.

К счастью, у меня всё сложилось.

Наступил 1993 год. Я уже позабыл о стихах, и простился с деньгами, и со сборниками стихов.

Но, вдруг звонок из типографии.

— Ваши сборники стихов напечатаны. Можете забирать их.

В это трудное время луч света и надежды наполнил мою душу. Отпросившись я ринулся в типографию, в районе «Серпа и молота».

Там я получил два сборничка, первых моих стихов, тиражом 2000 экземпляров.

Они пахли ещё типографской краской. Это была победа, появилась надежда на лучшие времена.

Я до сих пор храню часть сборников. Остальные раздавал на право и налево.

Это стало началом, теперь у меня выпущено более пятидесяти книг и брошюр.

И стихи уже разошлись по городам и музеям России.

Прошло почти тридцать лет. Я с благодарностью вспоминаю сотрудников «Виктории».

Мне захотелось чем — то отметить эту организацию и создать стихи о

«Виктории».

Страховка Вам нужна иль нет?

Каков же будет Ваш ответ?

«Виктория» страхует всех.

Уж много лет её успех.

В развал Союза устояла,

И многим людям помогала.

Ведь даже трепетная лира,

Нашла однажды здесь кумира.

Поэта скромно поддержала,

И в круг поэтов направляла.

Стихи пошли гулять по свету,

Так слово взяло эстафету.

Прошли года поэт созрел.

Уж пятьдесят он книг сумел

Пустить на вольные хлеба,

И даже бойкая молва

Дорогу стелет, воспевает.

Всех нас «Виктория» прельщает,

И дом, и быт оберегает.

Спокойствие вокруг неё,

Да, это мнение моё

Страхуйтесь и тогда беда,

Вас не настигнет никогда.

Как нас называть?

Многие мучаются вопросом — Как, нас называть???

И, что такое акселерат?

А по мне хоть аксельбантом называйте, только цените нас.

Дорогу уступайте, и обязанностями нам ноги и душу не опутывайте.

Волюшку мы любим, современные детки.

Так, что модное слово акселерат только на одно десятилетие и хватит. А потом, как нашего брата будете называть?

Скороспелками нас уже называли. А нам что? Мы разное веяние переживали, и новые переживём.

На том и стоим — на самостоятельности.

А, то что на нас ни одежонки, ни обуви не напасёшься, так в этом, дорогие предки, вы сам и виноваты.

Недавно я взял какую — то книжонка и вычитал, что до революции одних сапог на всю жизнь хватало.

Хошь в сапогах иди, хошь босый, всё едино.

Никто тебе плохого словечка не скажет. Лишь бы ногам не колко было.

А теперь, не успели мы на свет народиться, а нам уже ходунки купили, да ещё несколько пар, разных цветов и оттенков.

Ну, а чем дальше, тем больше опеки.

Штанишки и костюмчики, всё больше из чистой шерсти, норовят купить, чтоб парад перед соседями и родными произвести, и чтоб не было стыдно, как им кажется за своего ребёнка.

Только не понятно: — Кому стыдно?! Почему?!

Мне помнится в детстве, хоть в рогожке, но дай поиграть в песочке.

А мамочки и папочки от песочка отводят, боятся костюмчик испачкать.

Ну, привыкли мы к хорошей одежке, вот и подавайте нам теперь джинсы, да чтобы фирма была, да наклейка на бедре, да чтоб била по глазам прохожих.

Чтоб все знали, что предки заграничный товар могут достать.

Теперь мы знаем много, благодаря телевизору. Спасибо ему, стоит только руки настроить и крутить «Очевидное и невероятное».

Такое нашим дедам и бабкам и не снилось.

Мы уже третье измерение познали, то ли ещё будет, когда многоканальные программы пойдут.

Да интервидение не ограниченно, а не выборочно начнут показывать, тогда мы своего Джеймс Бонда воспитаем.

Вон наши родичи только, только от Фантомаса успокоились, им эфир новые пакости готовит.

Правду говорят, что информация мир захватывает.

Так мы из этого хаоса, пока свободное времечко есть, а родители на работе заняты, кое — что на «ус мотаем».

Правда усы у нас пока ещё более или менее символичные, зато фактами мы пользуемся, как нам кажется, настоящими.

Так предок захочет нас воспитать, да ещё для пущей строгости ремнём или кулаком, а мы его цитатой, цитатой забьём.

Уж мы то отлично усвоили поговорку «Он меня кулаком, а я его цитатой, цитатой».

От наших цитат у учителей нервы, как в музыкальных инструментах, струной звенят, а у родителей румянец и «здоровый цвет» лица появляется.

Так что, дорогие предки: — не мучайтесь, не подыскивайте подходящих названий, не оправдывайте своё бессилие: новые детки, новые заботы и потребности, а корни их, как вы сами понимаете, но часто забываете, в вас заложены — точнее в генах.

Вы нам по своему вкусу и одежонку хотите купить, и профессию подобрать, и талант в нас раскрыть.

А вы за нас не бойтесь…

Дайте нам не только еду и шмотки, а солёного ветерка хлебнуть,

жаркого солнца испытать, проявить свои наклонности, но не в четырёх стенах, а на стройках, заводах, на полях, на воде и в небе, и космосе.

Вот тогда акселерация или если ещё мудрее слово отыщете, проявится во всех профессиях.

Пойдёт бурный рост производительности труда, и он станет называться «Третьей научно- технической революцией».

Вот, что я вам хочу сказать:

— Не думайте, как нас называть, а подумайте, где бы мы могли свои силы и знания принести?

Р.S.

Этот рассказ был написан в восьмидесятые годы прошлого столетия.

За это время мы столько наломали. Надеясь на вещизм, мы всё разрушили, ринулись за «западными ценностями», нахлебались нищеты.

Упиваемся интернетом. И опять нарываемся «на старые грабли»:

Детей мы с пелёнок награждаем айфонами и гаджетами, и хотим из них получить что — то толковое.

А вы знаете, что сами себе, и новому поколению вы подкладываете мину замедленного действия.

Даже само название этому явлению придумали «Гад же ты!»

И что ж нам ждать от бедующего???

Как перешнуровали культуру

Девяностые годы, я еду на работу, из Выхино, на электричке.

Вагон полон, все торопятся, возбуждены, кто — то похрапывает, пытаясь досмотреть навязчивые сны.

В центре вагона весёлая компания молодых парней. Они едут

издалека, и успели принять горячительные напитки.

Речь яркая, витиеватая, вся из отборного мата и непонятных междометий.

Люди оглядываются, косо смотрят, но молчат.

Я не люблю ругаться. Вырос в Советское время, и, даже когда ходил в моря, в Северную Атлантику, на среднем рыболовном траулере, но и там старались не ругаться.

Служа в Советской армии, мы не уважали офицеров, которые, иногда бравируя, как говорится «палили с ветерком и матерком».

Ну, а тут в девяностые «разгул демократии».

Вот двое крепких парней их компании. Встали, и ринулись курить в тамбур.

Громко гогоча, и поливая всё матом, от чего в вагоне стало ещё не уютнее.

Они прошли мимо меня, и меня задела струя перегара и отборного мата.

Но, глядя на всех, я сдержался.

Когда они вышли, в вагоне стало тише.

Перекурив, парни ринулись на свои места, продолжая непрерывно гоготать, и поливать отборным матом, даже не задумываясь, что их речь уже не похожа на русскую, а, так, на «мать — твою».

Я не выдержал, и когда они гогоча поравнялись, нагло улыбаясь, плевав на людей в салоне.

От негодования, я встал с места, и повернувшись к первому, изрёк:

— Закрой хлебало!

Парни опешили. Никто не смел им ничего сказать, а тут, мужик «метр без кепки», посмел «вякать».

Парень, которому я в лицо сказал, напрягся. Маска смеха сменилась на устрашающую гримасу. Видно было, что у него зачесались руки.

Я тоже напрягся, готовясь принять удар.

Хотя точно видел, что он одним ударом уложит меня между сидениями.

Но, что — то человеческое зашевелилось в нём.

Увидев невысокого, седого мужчину, который отважился стать на его пути, и посмел оскорбить.

Замявшись, ошарашенный он изрёк:

— А, что Я???

— Матом не крой. Оглушил. Не даёте никому покоя. Ругаешься хуже сапожника.

Парень, как бы сжавшись, неуверенно махнул рукой и пролепетал:

— Да иди ты…

И вместе с другим парнем, молча, уныло поплелись на свои места.

В вагоне установилась гнетущая тишина. Все ждали продолжения развязки.

Но продолжения не было, и мы спокойно доехали до Москвы.

На Электрозаводской, я вместе с всеми выходил и подумал. Что может быть сейчас догонят меня парни, и намнут мне бока.

Но, нет. Они не стремились нагнать, и проучить ершистого деда.

Я подумал, что хоть какую -то лепту внёс в культурное наследие народа. Меньше станут ругаться, а то и так дряни хватает.

Но, вот в Питере появился оголтелый артист, «эквилибрист» — Шнур.

Поливая матом, под музыкальные аккомпанементы, собирал залы.

А потом «сердобольные люди» переманили его в столицу, где он продолжал поливать всех матерком с ветерком.

Да, напрасно я пытался улучшать культуру, и лезть со своим мнением напролом.

Ведь, теперь такие, как Шнур перешнуровали Россию.

О какой культуре может идти речь.

За ним потянулись уж и Моргенштерны, которым на всех и всё плевать.

Им бы миллионы зарабатывать, и пусть молодёжь тупеет.

Им то, хорошо, даже банки их спонсируют.

А мы то, только мечтаем о культуре, и о чистоте русского языка.

Но за это же не платят.

Мечты остаются мечтами.

О, великий, могучий русский язык, сколь же ещё натерпеться придётся???

Как я изучал русский язык.

(Рассказ шутка — память)

Нас в семье было двое, я и братишка.

Брат был старше меня на два года.

Когда он пошёл в школу, то ему стали задавать уроки, и если это были стихи или правила, то он ходил по комнате и зубрил их.

Я как попугай ходил за ним, и повторял за ним стихи или рассказы, которые он изучал в школе.

Так я выучил «Бородино», «Полтавскую битву» и другие стихи.

Он всегда снисходительно посмеивался надо мной.

Я часто задавал ему много вопросов.

Он для меня тогда был большим авторитетом.

И, вот, когда я сам стал учится в школе. и стал изучать русский и литературу, мне надо было выучить части речи.

Я не хотел учить и спросил у него.

Он посоветовал мне самому внимательно прочитать и запомнить:

Что такое существительное, прилагательное и глагол.

Я заупрямился и снова спросил его.

— Ну скажи хотя бы что такое глагол?

Брат усмехнулся, посмотрел на меня и громко произнёс:

— Глагол, это часть речи, которая упала с печи и разбилась о пол — называется глагол.

Я оторопел и не поверил.

Он громко расхохотался.

Мама, услышав такие речи громко сказала:

— Зачем ты его неправильно учишь? Ведь он запомнит всё это.

Действительно пролетело много времени, мне уже восемьдесят, а я чётко помню эту формулировку.

Где? И откуда он взял эту формулировку я до сих пор не знаю, но то что она легко запоминается я убедился на себе.

Как я научился плавать

Плавать я научился довольно поздно.

Во время войны я с мамой и братишкой был в эвакуации. В Хабаровском крае, в городе Биробиджан. Он расположен на слиянии рек Биро и Биджан.

Отец, как и многие, мужчины были в армии, и сражались на фронте с фашистами.

Матери в поте лица трудились в тылу: кто в полях, кто у станков, кто на лесоповалах. Всё было для фронта.

Мы же — дети были предоставлены сами себе. Но и мы приносили пользу: собирали грибы, ягоды и целебные травы, чтобы чем- то помочь семье и не голодать.

В свободное время мы гуляли, бегали на речку и купались.

Речка была недалеко, воды было много.

Старшие ребята плавали там, где глубоко, младшие на мелководье.

Мне тогда было года четыре, но я с удовольствием бегал с мальчишками на речку и бултыхался на мели.

Но, вот, однажды, когда мы купались на мели, нам удалось раздобыть

старую корягу (кусок дерева), которая плыла по реке. Мы, хватаясь за неё и подгребая руками плавали и даже лезли, где вода была поглубже.

Мне тоже удалось ухватится, за неё и чуть отплыть, где поглубже.

Но, тут подошёл один из ребят постарше, и смеясь потащил корягу на глубину.

Я заорал и бросил корягу, и стал бултыхаться, захлёбываясь водой.

Это шалуну понравилось, и он начал топить меня как котёнка. Я отчаянно орал. Захлёбывался и сопротивлялся изо всех сил, а парня разбирал смех.

Тут подскочили ещё несколько ребят и оттащили его от меня, а меня вынесли на берег.

С тех пор я стал бояться воды, вспоминая тот ужас, когда я тонул.

Кончилась война, мы вернулись из эвакуации в Москву.

По иронии судьбы или на пользу, мой дом был через дорогу с

Водным стадионом Динамо. Там все мальчишки умели плавать, а я как «Черт ладана» боялся воды.

После войны появились пионерские лагеря. Родители стали нас туда отправлять на отдых.

Вожатые пытались научить меня плавать, но я шарахался, и никто не мог понять, от чего я так боюсь воды.

Но живя в Москве, рядом с Водным стадионом Динамо, я видел, что все мальчишки плавают, бегают на пляж, прыгают в воду с вышки, но я сторонился их.

В те годы там была великолепная десятиметровая вышка, к ней вели к ней деревянные мостки.

Однажды выдался отличный денёк. Ребята пошли прыгать с вышки. Я сел на деревянный настил и свесил ноги в тёплую воду. Они прыгали, веселились. Ведь они хорошо плавали, и не боялись воды.

Один из мальчишек подбежал и пихнул меня в воду. Я не ожидал и как камень пошёл ко дну. Мальчишки видя, что я не выныриваю, попрыгали в воду.

Я, отчаянно бултыхаясь, наглотавшись воды вынырнул. Никого не видно, и я снова пошёл ко дну. Мальчишки вынырнув, не видя меня снова нырнули. Я вынырнул. Опять никого и снова ушёл под воду.

Так продолжалось несколько раз.

Перепуганные мальчишки наконец разглядели меня под водой и общими усилиями вытащили меня на мостик.

Я долго не мог отдышаться, и долго отходил от испуга, но и они были не рады шутке мальчишки.

Придя домой, я промолчал и твёрдо решил научиться плавать.

На Водном стадионе был «лягушатник» — маленький, не глубокий бассейн, в котором тренера обучали плавать детей.

Я стал приходить и смотреть, как их обучают тренера.

Смотрел, как они сначала набирали воздух, закрывали нос и уши, а затем ныряли под воду «бочкой». Они старались проводить под водой как можно дольше времени.

Потом оттолкнувшись ото дна выныривали и старались проплыть не дыша, помогая себе руками, и ногами пытались плыть, а затем только пробовали дышать.

Так постепенно смотря на них, повторяя эти элементы, я научился плавать.

Сначала у меня получалось по-собачьи, а затем на боку.

Но я был горд, что преодолел боязнь воды и научился плавать.

Вскоре я стал бегать вместе с ребятами купаться и прыгать в воду с вышки.

Правда я решался прыгать в воду только с трёхметровки, на остальное у меня духа не хватало.

Не прошло и двух месяцев, как я научился плавать, мы с ребятами пошли на пляж.

Водный стадион расположен в конце Химкинского водохранилища.

Напротив, на другом берегу, была дамба, которая сдерживала напор водохранилища.

Она охранялась, во время войны фашисты хотели её разбомбить, чтобы затопить часть Москвы, но это им не удалось.

Так вот, ребята пришли на пляж, я вместе с ними.

Пляж ограждался буйками, за которые нельзя было заплывать. Но ребятам было «море по калено» и они могли заплыть за буйки, а затем плыть к другому берегу, т.е. к дамбе.

Заводилой был парнишка постарше, ему было лет двенадцать. Его звали Толиком.

Давайте до дамбы доплывём, там отдохнём и обратно, но смотрите, чтобы охрана не заметила.

Я пытался отговорить их, но они были на стороне Толика.

Ребята, я только, только научился плавать, я не доплыву.

Ничего — гордо говорил Толик, мы тебе поможем.

Мне пришлось согласиться, чтобы не слыть в глазах ребят трусом.

И мы поплыли.

За буйками уже плавали катера и яхты, а иногда проплывали теплоходы.

А мы плыли и плыли к другому берегу. Время тянулось медленно, но и плыть было трудно, но мы упорно рвались к заветной дамбе.

Ребята оторвались и далеко уплыли вперёд, я старался изо всех сил, думая, что я отдохну вскоре на дамбе.

Ребята, добравшись до дамбы, отдохнули, и боясь быть замеченными охраной, решили плыть обратно.

Наконец доплыл и я. Мне хотел отдохнуть, у меня раздуло живот, я устал,

Но ребята уже рванулись в воду и поплыли обратно.

Я стал уговаривать Толика подождать, но он сказал видишь доплыл, теперь греби обратно.

Видя, что ребята рванули назад, я только минуту отдохнул, и вынужден был плыть обратно.

Плыл я медленно, с сожалением думая о том, что я согласился плыть с ними.

Душила обида, но было необходимо плыть и плыть.

Иногда я вспоминал, что может свести ноги или на меня налетит катер. или парусник., становилось ещё страшнее.

Я тут же старался отбросить эти мысли и не думать, ни о чём.

Ребята уплыли далеко вперёд и их голов над водой я уже не видел.

Плыл долго, мне казалось вечность, экономя силы.

И вдруг я ощутил удар, о какой — то предмет. Ушёл под воду, и в ужасе я вынырнул, хлебнувши воды.

Оглянувшись я увидел пляжный буёк. До берега было рукой подать.

Неописуемая радость обуяла меня, я стремительно поплыл к пляжу. Там рухнув на песок, я долго не мог отдышаться.

Теперь я твёрдо усвоил: «Товарищам доверяй, но надейся только на себя».

Это был хороший урок на всю жизнь.

Воспоминания А. М. Шехтера

Лепта на храм

В апреле 2019 года, посетив литературный вечер поэтов, в Тургеневской библиотеке г. Москвы, я познакомился с Надеждой (Ладой) Мельниковой.

Она предложила поэтам поучаствовать в создании сборника стихов «Лепта на храм».

Многим эта идея понравилась.

Я заинтересовался. У меня уже было несколько стихотворений на эту тему.

Через неделю я отобрал довольно длинное стихотворение о создании храма «Василия блаженного» в Москве.

Позвонив, Мельниковой, я предложил его для публикации в сборнике стихов.

Надежда Мельникова мало знала о моём творчестве.

Она согласилась принять стихотворение, но предупредила, что должна просмотреть, и отдать затем на строгий суд критиков. Издание готовилось тщательно.

Просто публиковать стихи не будут.

Тщательно проанализировала мои стихи, концовка ей не понравилась.

У меня заканчивался стих:

Красота затмила очи,

Продолжать нам нет уж мочи.

В чём величие царей?

Спросить надо у людей.

Ей показалась мрачной концовка, и она предложила подкорректировать концовку стихотворения:

Славой храм увековечен,

Красотою души лечит.

Мне не очень хотелось корректировать, но так как я первый раз участвовал в этом альманахе, то решил согласиться с её предложением. Тем более, что Лада хотела подготовить подборку до конца мая 2019 года.

Однако поэты — народ особенный и они медлили с подачей материалов для сборника.

Сборник собирался с трудом, а ещё его надо было дать на просмотр, и строгий контроль поэту — Борису Катковскому.

Катковский руководил одним из поэтических отделений в Москве. Он был строг в отборе стихотворений.

Некоторые поэты боялись его острого языка.

Критика и правка стихов не самое лучшее занятие.

Не все проходят такой отбор, но он есть и будет.

Это необходимость жизни и творчества. На пути всегда встречаются препятствия и их необходимо одолевать.

В конце мая я снова позвонил Ладе:

— Как дела? Что со сборником стихов? Набрался ли материал на сборник?

— Нет, ещё не полностью набран материал, да и Катковский очень загружен. У него много работы и выступлений, и в августе он уезжает. Выпуск откладывается.

— Лада! Тогда может быть я ещё смогу дать Вам несколько стихотворений.

— Попробуйте если подойдут. Напечатаем.

Я долго не думал, мне хотелось делиться своими думами и произведениями.

Через неделю я выслал ещё стихотворение, и уехал отдыхать на дачу, ближе к природе.

В сентябре, после дачного сезона, я звоню Ладе:

— Что со сборником стихов? Когда выпуск? Какие мои стихотворения попали в альманах?

— У вас на девять страниц стихотворений. По-моему, они все подойдут, но конечно, ждём Катковского. Его просмотр и критические замечания могут всё изменить. Так, что потерпите.

Проходит сентябрь и октябрь. «Лепты на храм» нет.

Звоню снова Ладе.

— В чём дело? Какие трудности?

— Борис Катковский очень занят. В декабре состоится его встреча с поэтами. Можете тоже поучаствовать во встрече.

— Добро!

Я поехал на поэтическую встречу.

Напросился на выступление.

Вечер прошёл легко и быстро. Я выступил и лично познакомился с Борисом Катковским.

Между разговором спросил:

— Каковы дела с альманахом «Лепта на храм»?

— Работаем, работаем, но есть вопросы, а времени пока нет.

Я взгрустнул.

Но такова судьба стиха. Оно грустит и живёт в думах поэта, скромно дожидаясь своего часа.

Настал 2020 год.

Все встречали високосный год с осторожностью:

— Что принесёт?

И он принёс!

Коронавирус — страшное слово. Несущее боль и страдания миру.

Но, это где — то в Китае, а нам что?

— Что, что?

В марте. Мы ощутили его грозный оскал.

Наступил Карантин.

Я за всю свою, долгую жизнь, впервые столкнулся с этим грозным явлением.

Поэты, это голос масс, а их, как и всех других людей, замкнули в четырёх стенах.

Общение телевизор и интернет.

— Грустно, тоскливо, но надо терпеть.

И, тут меня осенило.

Звоню Ладе:

— Лада, везде карантин, сидим по домам. Может быть теперь у Бориса Катковского появится время на сборник стихов. «Лепта на храм» наконец сможет увидеть свет?

Хоть какое — то благое дело проявится?

— Попробую позвонить Катковскому — сказала Лада.

Я с семьёй во время Карантина, в апреле, решил уехать на дачу, чтобы чуть развеяться, и побыть на природе.

Конечно были предприняты все меры предосторожности:

Маски, перчатки, дистанция.