Бесплатный фрагмент - Жертвы страстей

ПЕТУШНя

Этот детектив был удален в связи с показаниями нейросети, якобы обнаружившей в нем пропаганду гомосексуальных связей. Наоборот, в произведении говорится о том, что такие связи ни к чему хорошему не приводят.

СЛЕПОЕ ОРУДИЕ

ИЗГАЖЕННАЯ ТУСОВКА

Певица Калифорния, она же Екатерина Николаевна Жебракова, ехала на тусовку без всякого удовольствия. Как-никак, уже тридцать три. Хочется просто поваляться в постели, ничего не делая, никуда не спеша. Отдохнуть от записи клипа, последнего чёса — гастролей в провинции. Однако ехать надо! Продюсер Вилькин-Бродский отмечает четверть века своей творческой деятельности. Собирает весь шоу-бизнес России. Ну, может быть, не весь, а тех, кого «раскрутил», вывел на большую сцену. Вложил в юные дарования и народные таланты немалые деньги. Правда, получил с них сторицей. Хотя Калифорния попользовалась средствами Вилькина-Бродского, обязанной ему себя не считала. Реально сделал из нее «звезду» родной отец — тоже продюсер, член всевозможных творческих союзов, Николай Платонович Жебраков, известный широкой публике под псевдонимом Крымский. Увы, с папашкой в последние годы отношения никак не складывались. Когда Кате стукнуло двадцать пять, родители расстались. Батяня заявил, дескать дал все, что мог дочке, доходы которой иной раз превышают его собственные. Тем не менее, склепал пару альбомов ее записей, разошедшихся огромными тиражами по необъятной России. С тем и отпустил чадо «в свободное плавание». Однако к тому времени слава Калифорнии гуляла по всей стране. Самые крутые продюсеры желали сотрудничать с молодой певицей, хорошо заработать на ее кукольном личике, огромном бюсте, ногах «из плеч». Всем, чего хотел массовый зритель. Именно зритель, но не слушатель, поскольку голосишко у Екатерины Николаевны был так себе. Это неоднократно отмечали музыкальные критики. Однако их мнение было интересно лишь немногочисленным эстетам. Дивчина же продолжала собирать огромные залы, а то и целые стадионы, «рубить капусту» на новогодних корпоративах. Одно такое выступление Кати обходилось главам фирм, желавших раз в году побаловать сотрудников, обходилось как минимум в пятьдесят тысяч евро. На гастролях в провинции дива требовала «президентский номер» в лучшем отеле, автомобиль «Роллс-Ройс» или «Бентли», на худой конец — навороченный «Мерседес». В номер «звезды» непременно должны подаваться черная икра с шампанским «Дом Периньон» или «Вдова Клико». Если эти требования было невозможно удовлетворить, певица отказывала в гастролях, говоря:

— Пусть им споет Таня Буланова!

Однако в последнее время Калифорния все сильнее ощущала, как ее «подпирают» молодые конкурентки: тоже кукольнолицые, грудастые, длинноногие. Тоже не отличающиеся голосами, но готовые ради карьеры на все. С одной из таких закрутил папаша Крымский. В свой особняк в элитном поселке Царское село, он затащил певичку Фёклу. При разводе Николай Платонович выставил из хором мать Катюши. Купил бывшей жене однокомнатную квартиру в «хрущобе» на окраине, как частенько это делали с отставными супругами состоятельные люди. Пришлось Жебраковой-младшей отдать мамке свою «двушку» в приличном доме в центре. Благо самой певице подарил роскошные апартаменты в элитном домовладении престарелый олигарх-поклонник. Певица за подарок короткое время ублажала дедулю, а потом культурно «разбежались», оставшись друзьями.

Екатерина Николаевна чувствовала напор молодняка, поэтому предпочитала бывать на всех тусовках «звезд» шоу-бизнеса. Таким образом она старалась держать ситуацию под контролем. Всегда напоминать о себе продюсерам. Присматриваться к конкуренткам, выискивать их слабые места, наносить упреждающие удары, пустив слух, сплетню, оплатив статейку с разносом голосовых данных, неумением вести себя в обществе, всякими гадостями об очередной сопернице. Калифорния мечтала оставаться как можно дольше на эстраде. Оптимальный вариант — навсегда. Раз в десять лет заявлять об уходе на покой, совершать «прощальный тур» по России и ближнему зарубежью. Затем, через месяц, вновь возвращаться к аудитории в виде клипов, альбомов, сольных и «сборных» концертов. Пока пользоваться услугами и деньгами то одного, то другого импресарио, потом выйти замуж за кого-то из них. Для этого должны поддерживаться отношения со всеми. На Вилькина-Бродского Катя не имела никаких видов. Тот слыл даже не законченным — закоренелым геем. Его отношения с особами противоположного пола заключались лишь в совместном делании денег. Зато на юбилей приглашен десяток промоутеров. Может быть, удастся договориться о совместном проекте, а то и двух, юркнув ради этого к кому-то в постель, или затащив в свою собственную. Присмотреться к партнеру, как мужчине и потенциальному мужу.

Сейчас Екатерина Николаевна была свободна. Девичье мимолетное увлечение гениальным певцом, сменилось сексом с музыкантами из ее ансамбля. Руководитель даже звал замуж. Отказала. Он для нее — «обслуга», как повар, шофер, официант в ресторане. Затем появился политик Стрельцов. Правда, красавчик, борец за демократические ценности со временем превратился из щедрого тусовщика в прижимистого халявщика. Когда совсем не интеллигентно стырил пакет с полусотней тысяч евро, полученных Катей за корпоратив, расстались. После был дедок-олигарх, подаренные им роскошная квартира и «Порше-Кайен» последней модели, не считая «брюликов», да горностаевой шубы. Деда сменил чемпион по боям без правил Бугаев. Тоже в конце концов позвал замуж. Тоже отказала. Сегодня он чемпион с миллионными гонорарами, завтра — всеми забытый инвалид, потративший эти миллионы на лекарства, врачей, сиделок. Зато теперь — «творческий поиск». Не факт, что партнером на ночь станет кто-то из заправил шоу-бизнеса. Можно переспать с кем-нибудь из знаменитых певцов. Кончится это также совместным проектом. Деньги придется делить пополам, однако еще один «кирпичик» в стену престижа. На худой конец, если очень захочется, вызовет одного из своих музыкантов.

Вот и ресторан «Калифорнийская кухня», принадлежащий Вилькину-Бродскому. Купив квартиру в далекой Флориде, продюсер открыл сеть американских ресторанов в России. В отличие от «Техасской кухни», рассчитанной на «середнячков», поглощавших толстенные, плохо прожаренные стейки, «Калифорния», как звали заведение завсегдатаи, предлагала изыски, приготовленные по рецептам от звезд Голливуда, дорогущие вина, поставляемые Вилькину-Бродскому из Штатов, несмотря на антироссийские санкции. Швейцар распахнул дверцу. На место вышедшей из авто певицы проворно скользнул сотрудник ресторана. Сунул картонку с номером паркинга, где будет ждать Катю «Порше-Кайен» после завершения мероприятия. К едва ступившей на красную дорожку Екатерине Николаевне метнулся небритый, нечесаный субъект.

— Кэтрин! Дай на опохмелку! Трубы горят! — прохрипел бывший руководитель ансамбля, тот самый который некогда звал Жебракову замуж.

Певица с неудовольствием сунула в немытую руку тысячную купюру и повернулась к швейцару:

— Что же вы, любезный, всякую гопоту допускаете? Здесь, все-таки, звезды шоу-бизнеса собираются!

Пара охранников поддала кулаками опустившемуся музыканту:

— Вали отсюда, чмо немытое! Не то тебе по шеям наваляем и «бабки» отнимем!

Уже в гардеробе столкнулась с батей. Тот, разумеется, пребывал в сопровождении певички Фёклы. На дивчине было белое бальное платье. Ну а манто из дорогой норки подкачало — не смотрелось рядом с горностаевой шубой Кати.

— Ты одна за рулем? — удивился отец. — Вилькин обещал упоить гостей так, что под руки будут выводить.

— В этом заведении есть услуга «Трезвый водитель». Я, случается, ее заказываю. Доставит в лучшем виде! — смерила Калифорния презрительным взглядом протеже родителя, тоже получив в ответ взгляд полный презрения.

Сам Вилькин-Бродский встречал приглашенных у входа в зал. Его фрак перечеркивала муаровая орденская лента, переливались золотом звезды наград неведомо каких организаций. Однако Катя отметила пару серебряных венков, увенчанных орлами — знаков «Заслуженный артист Российской Федерации» и «Заслуженный деятель искусств Российской Федерации». Отдельно красовался на лацкане орден Дружбы, врученный продюсеру сегодня утром.

— За что такие государственные награды? — промелькнуло в голове певицы. — Вилька не спродюсировал ни одной патриотической песни. Не иначе, как за деньги! Однако следует поинтересоваться, как урвать? Через два года мне тридцать пять и пятнадцать лет творческой деятельности. Не плохо, чтобы какую-нибудь «железку» подкинули партия и правительство!

Сама же потерлась щекой о выбритую до синевы щеку промоутера, протянула старинный золотой портсигар с банкнотами в сто евро внутри. Сама цацка стоила немалых денег. Плюс пришлось хорошо заплатить ювелиру, чтобы ликвидировал гравировку: «Его сиятельству, графу Киселеву от благодарных подчиненных», а на ее месте выбить: «Гению российского шоу-бизнеса, господину Вилькину-Бродскому от певицы Калифорнии».

— С юбилеем, Миша!

Оценив тяжесть подарка, импресарио предусмотрительно убрал его во внутренний карман фрака.

— Ты, сегодня споешь, Калифорния? — спросил он.

— Разумеется! Скажи оркестрантам, чтобы подготовили ноты с песней «Солнышко»!

— Они эту песню знают наизусть! По два раза за вечер играют! — хмыкнул пятидесятилетний Миша. — Сколько лет прошло, а песня остается на слуху! Правильно мы ее подобрали! Ты тогда совсем девочкой была… Проходи! Потусуйся, пока не сядем за стол.

Столов оказалось сразу три, составленными в виде буквы «пэ». Хотя ресторан назывался «Калифорнийская кухня», в тот вечер столы ломились от чисто русских закусок: икры, балыков, буженины, салатов «Оливье», грибов. Были среди них французские сыры и ветчины, еврейская рыба «Фиш», запеченные по израильскому рецепту «Кубийот» баклажаны и кабачки. По середине столов словно стена стояли бутылки с дорогущим виски французским коньяком, джином, нашей водкой «Белуга» и конечно же с калифорнийскими винами.

Для начала тост за всех присутствующих поднял сам юбиляр. Поблагодарил, что, не смотря на загруженность, плотнейшие графики концертов и съемок выкроили время, чтобы поздравить «старика». Потом пошли здравица за здравицей. Народ постепенно «набирался». Лишь сидевшие за отдельным столом начинающие исполнители с завистью глядели на праздник жизни. Им предстояло петь «для разогрева», пока их не сменят на эстраде маститые певцы и певицы. Катя вспомнила, как десять лет назад также сидела за столом «для молодых артистов». Тогда всех строго предупредили, не дай Бог напиться! Помощник Вилькина-Бродского Арон Моисеевич заявил прямо:

— Закончится мероприятие, тогда бухайте, хоть до усёра! Мало того, каждому будет дана домой выпивка и закуска. Но, если кого-то увижу пьяным, пока идет чествование Михаила Михайловича, вылетит домой — тихо спиваться в родном Мухосранске.

Тогда в исполнении Жебраковой впервые прозвучала песня «Солнышко». Пришлось трижды исполнять «на бис». Следующим утром записи с произведением разлетелись по всей стране. Сколько лет прошло, а песня все еще популярна. Она уже давно надоела самой Екатерине Николаевне. Несколько раз на концертах она попробовала не спеть ее. Однако истошные вопли молодых девчонок, прокуренные голоса разведенных баб, хриплые, хмельные басы с баритонами мужиков требовали:

— «Солнышко»! «Солнышко»! «Солнышко»!

Приходилось петь, поскольку желание публики — закон для артиста. Потерять же публику из-за каприза, значит подписать себе смертный приговор как творческой личности.

Ближе к концу выступлений маститых деятелей эстрады подошла очередь Калифорнии. Она запела. Разом стихли пьяные разговоры. Внимание зала стало прикованным к голубоватой сцене, где под лучом прожектора стояла Катя.

— Поет, как дрищет! — прорезал тишину слушателей и музыку оркестра нетрезвый голос певицы Фёклы.

Оркестр, многое повидавший, включая скандалы и дебоши, иногда случавшиеся в фешенебельной «Калифорнии», даже не сбился с нот. Не сбилась и Жебракова. Чисто допела до конца. Поклонилась, лучезарно улыбаясь, сошла со сцены. Как было заведено, у ступенек располагался небольшой бар. Закончившим выступление наливали. Молодняку — чисто символически — на донышко. Маститым — сколько хотели. Певица или певец должны были провозгласить тост в честь юбиляра, выпить до дна или пригубить. Катя попросила наполнить огромный бокал до краев красным калифорнийским вином. Напиток был вкусным, однако очень едким. Попавшую под него одежду не брала никакая химчистка. Калифорния поблагодарила продюсера за сделанное для нее. Отпила лишь глоток. С бокалом пошла на свое место. Проходя мимо Фёклы, обрушила вино на дорогущую прическу, а главное — на белоснежное бальное платье.

— Извини, Фёклушка! Оступилась! — с издевкой и ледяной ненавистью выдохнула она.

Фёклушка глянула хмельным взором на безвозвратно изгаженный прикид. Со звериным рыком кинулась на Катю, впилась в ее прическу. Жебракова была готова к нападению. Она успела полоснуть оппонентку коготками по щеке, оставив три кровавых полосы. Однако не устояла под напором молодого тела. Полетела на пол, увлекая за собой соперницу. Артистки покатились по полу, матерясь, раздирая друг другу прически. Никакой певец Герасим Вяльцев, державшийся на эстраде за счет своих многочисленных женитьб и разводов, связанных с ними скандалов, бросился разнимать дерущихся.

— Двое дерутся — третий не лезь! — долбанул его ногой по лицу репортер светской хроники Гиви Болквадзе, коему Герасим как-то в хамской форме отказался дать интервью.

Словно по команде, все вспомнили старые, незажившие обиды. Кто-то у кого-то перехватил корпоратив, у кого-то умыкнули чёс в богатой шахтерской глубинке, кому-то «перебили» зарубежные гастроли, у кого-то увели жену или содержанку, у кого-то — любовника. В минуту зал превратился в место побоища. Огромная куча людей копошилась на полу, била, царапала, душила. Вокруг нее метались в боевых стойках — пародиях на карате отдельные бойцы. Хорошо, что не летали стулья — они были слишком тяжелыми. Катя сумела вывернуться из-под Фёклы, полоснула ее еще раз коготками. Попробовала выползти из «кучи-малы». Что-тяжелое легло ей на ноги. И еще что-то тяжелое опустилось ей на темечко. Затем что-то острое вошло ей в мозг. До угасавшего сознания певицы донесся вопль постаревшего Арона Моисеевича:

— Такой тусняк изгадили, сволочи!

УРАВНЕНИЕ СО ВСЕМИ ИЗВЕСТНЫМИ

— Родичев, Хомутов, Петров — на выезд! — вошел в кабинет опергруппы начальник «убойного отдела» Главного управления внутренних дел по Большому городу, подполковник Алексей Александрович Розанов. — Убийство в ресторане «Калифорнийская кухня».

— «Калифорнийская кухня» находится в Центральном административном округе, — не по чину прокомментировал оперуполномоченный, лейтенант Сергей Борисович Петров. — Кстати, хороший ресторан…

— Что там своего ОВД нет? — как всегда в таких случаях заканючил старший опергруппы, майор Иван Васильевич Родичев.

— Тамошний отдел внутренних дел укомплектован высококвалифицированными специалистами, — добавил старший оперуполномоченный, капитан Юрий Владимирович Хомутов.

— М-да, начинается неделька, — снова прокомментировал Петров.

— Объясняю непонятливым. Потерпевшая — гремящая на всю страну певица Калифорния. Она же — Жебракова Екатерина Николаевна — дочь известного продюсера Крымского. Резонансное убийство. Имеется подозреваемая — начинающая, но уже известная певица Фёкла. Она же — Ошкуркова Степанида Захаровна.

— Тело есть, подозреваемая имеется. Орудие убийства, надо полагать, тоже обнаружено. Вот, и флаг в руки ребятам из ОВД «Центральный»! Уравнение со всеми известными! Нас-то зачем дергать? — не унялся Родичев.

— Поступило распоряжение с самого «верха»! Чтобы именно мы, а не кто-то иной разобрались. В «Калифорнийской кухне» произошла массовая драка, во время которой случилось убийство. Первыми сцепились Ошкуркова и Жебракова, а там пошло-поехало. На «верху» не исключают несчастный случай. Нам предстоит разобраться. Что имело место на самом деле: несчастный случай, убийство по неосторожности, причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть, или умышленное убийство? — дал вводные Розанов. — В настоящее время тело доставлено к нам в морг. Им занимается судмедэксперт Трофимыч. Ваша задача: перевезти в главк подозреваемую Ошкуркову и всю документацию по делу. Разумеется, допросить, а там передать следователям. Или не передать…

— Как я понимаю, есть протокол, составленный по «горячим следам», — возник Родичев. — Имеются показания самой Фёклы, может быть, даже чистосердечное признание.

— Сам знаешь, Иван, как подчас, добываются в муниципальных отделах «чистосердечные признания». Бывает, «прессуют» так, что в жизни не обидевший мухи ботаник-интеллигент сознается в жесточайших убийствах. Кстати, поскольку выезд терпит, расскажи, Сергей, как ты попал в «Калифорнийскую кухню»? Там, чтобы посидеть вечерок не то, что твоего — лейтенантского, моего подполковничьего месячного оклада не хватит, — повернулся Алексей Александрович к Петрову.

— Всемирно известная балерина Илана Дивноморская и ее подруга Наташа, в квартире которых я сейчас проживаю, получили визы для гастролей в Австралии. В этой стране сейчас с пандемией полегче. Их ждут Сидней, Мельбурн, Канберра, еще какие-то тамошние культурные центры. На радостях Илана пригласила в «Калифорнийскую кухню». Блюда отменные, а вина так себе! По сравнению с нашими, российскими, — моча! Платили Илана с Наташей. Когда полез за своей банковской картой, даже пристукнули слегка по рукам. Коммунизм!

— За этот «коммунизм» я недавно имел неприятный разговор с твоим отцом. Он, как начальник Управления кадров, интересовался, что за воспитательная работа проводится мною с подчиненными, если один из них сожительствует сразу с двумя тетками, годящимися ему по возрасту в шибко старшие сестры?

— Сердцу не прикажешь, товарищ подполковник! Главное, относятся к моей работе с пониманием. Поначалу предлагали устроить перевод в штаб или аналитическую службу. Понимают, что могут убить. Объяснил, что уже работал и там, и там. Не мое это! Успокоились. А вы, товарищ подполковник, как перед батей отмазались?

— Попробовал растолковать, что сейчас несколько иные критерии к моральному облику сотрудника органов. Похоже, генерал-майор остался при своем мнении. Ладно! По коням, господа-офицеры!

По Большому городу конца марта, когда кое-где еще лежит талый снег, но воздух уже напоен весной, а сквозь просветы в облаках пробиваются теплые солнечные лучи, на машине Петрова домчались в ОВД «Центральный». Забрали из изолятора временного содержания Фёклу, получили документацию.

— Вы с ней построже, товарищ майор, — напутствовал Родичева начальник местного «убойного отдела». — Сама — задрипанная певичка, а понтов на весь шоу-бизнес хватит!

— Имя Ошкурковой по всей России гремит. Не такая уж она «задрипанная певичка». Свидетельские показания имеются?

— Так, точно! Только все свидетели были пьяными в хлам. Никто ничего толком не помнит, никто ничего толком не приметил. Зато все говорят о давних неприязненных отношениях между певицами. У Ошкурковой были все мотивы для убийства Жебраковой. Подозреваемая сама не отрицает ненависти к потерпевшей. А к чему передача дела управлению? Преступление раскрыто, фигурантка имеется. Не вам, а суду и следствию материал передавать надо!

— Поверьте, коллега, мне и без этого дела тошно! Но есть решение высоких руководителей, продиктованное соображениями высшего порядка! — возвел глаза к потолку Родичев.

— Записи с камер видеонаблюдения в «Калифорнийской кухне» изъяли?

— Так, точно! Прошу, — пододвинули Ивану флэшку.

По дороге в управление Фёкла вела себя спокойно, не истерила. В главке потребовала, чтобы ей дали позвонить адвокату. Однако набрала номер Крымского. Попросила денег на юриста, желательно на дорогущего защитника Рукосуйского.

— Иди, б…, на х…! — прекратил разговор Николай Платонович.

После оформления певицу доставили в комнату для допросов.

— Что случилось, Степанида Захаровна? — начал Розанов.

— Как культурно! А меня уже в ментовке «Центральный» спросили: «Рассказывай, милая девушка, как дошла до жизни такой, что людей убивать начала?», — усмехнулась Фёкла.

— Надо же! Похоже наш фирменный вопрос стал брендом! — усмехнулся подполковник. — Мы, Степанида Захаровна, пока пытаемся разобраться, что произошло? Чем откровеннее вы будете, тем легче окажется установить истину. Допрошенные свидетели — ваши коллеги — заявили о давней неприязни между вами и потерпевшей Жебраковой Екатериной Николаевной.

— Почему я должна ее любить? Когда-то была катькиной фанаткой. Моталась за ней по гастролям, с другими девчонками ночевала на ее лестничной площадке. Потом нарвалась на хамство. Хотела обнять, поздравить с прекрасным концертом. Катька брезгливо меня оттолкнула, сказала: «Отвали, любезная! От тебя тухлыми гамбургерами воняет!». Да еще охранник долбанул по макушке: не очень больно, но унизительно. Решила отомстить. Вернулась домой, в Сибирь. Батя тогда хорошо на золоте «поднялся». По моей просьбе отправил в музыкальное училище. Два года проучилась, получила диплом…

— Позвольте, Степанида Захаровна, — засомневался Розанов. — В музыкальное училище попасть весьма нелегко. Нужны талант, вокальные данные!

— А я и есть талант и покруче, чем Калифорния! Плюс папины деньги сыграли свою роль. По окончании училища приехала в Большой город. Отец договорился с Крымским, чтобы раскручивал меня. Дал денег. Придумали псевдоним Фёкла, чтобы показать близость к простому народу. Коля быстро затащил меня в постель, затем стал открыто сожительствовать со мной. Кстати, нередко у папани баблом одалживался для своих проектов. Это входило в мои планы. Окончательно добить семью Катьки, унизить ее. Со временем выдавить Калю, так ее зовут в тусовке, с эстрады. Опустить, так, чтобы из звезды превратилась в никто, ничто и звать никак! Но убивать?! Нет! Слишком легко бы она от меня отделалась! Вот, если бы всеми забытая она тихо спивалась…

— Я к госпоже Ошкурковой! — втерся в помещение, благоухая французским парфюмом, адвокат Аркадий Рувимович Рукосуйский. — Не смотря на разницу во времени, ваш родитель — Захар Спиридонович — связался со мной и перевел деньги за юридическое сопровождение. Надеюсь, к вам не применялись недозволенные методы ведения оперативно-розыскных мероприятий?

— Этими — нет! — пренебрежительно кивнула Фёкла в сторону Розанова и ведшего протокол Хомутова. — Зато в ОВД «Центральный» — с ножом к горлу: «Сознавайся в убийстве и никаких!».

— На этот счет, Степанида Захаровна, мы подадим жалобы руководству МВД и в Генеральную прокуратуру. Я вовремя успел! Сотрудники из «Центрального» — дети по сравнению с подполковником Розановым и его командой! Подпишите документ, в соответствии с которым уполномочиваете меня вести вашу защиту! — протянул Рукосуйский бланк. — Благодарю вас! Как адвокат подозреваемой имею право присутствовать на допросе! Итак, продолжим!

— Еще раз прошу подробно рассказать о случившемся! — кивнул Алексей.

— Я прокомментировала бездарное пение Жебраковой. Та, закончив выступление, вылила на меня огромный бокал с красным вином. Прическа, макияж, а главное — платье, все было безвозвратно испорчено. Надо заметить, что наряд был от самого Карла Лагерфельда. Такого в России ни у кого нет! Теперь уже не будет…

— Прошу отметить, что потерпевшая сама спровоцировала мою подзащитную на административно наказуемые действия! — вставил Аркадий Рувимович.

— Только эти «административно наказуемые действия» вылились в уголовно наказуемое деяние, — хмыкнул начальник «убойного отдела». — Продолжайте, гражданка Ошкуркова!

— Конечно, такого хулиганства я не могла простить. Вцепилась Жебраковой в прическу, она — в мою. Обе упали. Краем глаза видела, как попытался нас разнять стареющий проститут Гераська Вяльцев.

— Ну, зачем же так? — попробовал остановить певицу Рукосуйский.

— Он и есть проститут! — не унялась Фёкла. — Выдает себя за правнука великой русской певицы Анастасии Вяльцевой, хотя сам по паспорту Чугунов! А у Вяльцевой и детей-то не было! Откуда внуки-правнуки!?

— Что случилось дальше? — продолжил подполковник.

— Гиви Болквадзе стукнул его ногой. После такое началось! Больше ничего не видела. Меня Жебракова вон как изодрала! — показала певица на заклеенное пластырем лицо.

— Болквадзе — известный репортер светской хроники, — припомнил адвокат. — Возьмите у него съемку! Затребуйте съемки других журналистов.

— Таблоид, где трудится Болквадзе, заплатил Вилькину-Бродскому, чтобы кроме этого папарацци никаких представителей средств массовой информации на юбилее больше не было. Я отправил сотрудников за его съемкой. Плюс вызвал Болквадзе повесткой. Над кадрами камер скрытого наблюдения сейчас работают наши специалисты. Над орудием убийства также работают наши эксперты.

— Разрешите? — заглянул судмедэксперт Трофимыч. — Заключение судебно-медицинской экспертизы, заключения криминалистов.

— Ну, и что там? — заерзал на стуле Рукосуйский.

— Смерть потерпевшей Жебраковой наступила в результате открытой черепно-мозговой травмы. Более подробно — в документе.

— Отпечатки пальцев? — потянулся к бумагам Алексей.

— Полностью отсутствуют.

— Даже официантов?

— В связи с пандемией весь обслуживающий персонал заведений общественного питания работает в перчатках.

— Я, между прочим, была без перчаток! — встряла Фёкла. — Будь я убийцей, мои бы «пальчики» остались на бутылке или, как вы говорите, на орудии убийства.

— Надо отпускать! — заявил защитник.

— Это — как следователь решит, — ответил Розанов. — Направляю вас к нему. Хотя, сейчас гражданке Ошкурковой лучше побыть в камере. От фанатов потерпевшей всего можно ожидать. Среди них всякая публика, в том числе лица, психически неадекватные. Капитан, сопроводите гражданку Ошкуркову и адвоката к следователю! Передайте материалы дела!

ЧЛЕН ВОНЮЧИЙ

Сдав задержанную следователю, Хомутов вместе с Петровым поехал в таблоид, в коем работал Болквадзе. Дорогой они заметили толпы людей у газетных киосков. Сыщиков принял главный редактор газеты. Велел немедленно предоставить сделанные Гиви снимки. Тот, отправив в нокдаун Вяльцева, вынырнул из кучи-малы, запечатлел драку во всей красе и подробностях. После, не дожидаясь полиции, умчался в редакцию, дал репортаж в утренний выпуск. Стало понятно, отчего народ штурмовал торговые точки с печатной продукцией. Сам репортер заявил, что едет домой отсыпаться после ночных трудов.

— Всем нос утерли! — гордо потер руки главред. — Копии, разумеется, мы оставили для нашего архива. Прекрасные фото! Не зря платим Болквадзе огромные гонорары.

— Как бы самого папарацци не пришлось привлекать к ответственности за спровоцированную потасовку с летальным исходом, — проворчал Хомутов, садясь в машину. — К Болквадзе, на квартиру поедем! Допросим «по горячим следам».

Журналиста дома не оказалось.

— Гиви Ираклиевич буквально на несколько минут домой заскочил. Взял сумку с вещами и улетел на недельку на Кубу, — пояснил операм старичок-консьерж. — Прямо из подъезда такси вызвал. Сказывал, дескать путевка у него давно приобретена. Только надлежало выполнить очень важное задание редакции. Очень довольным выглядел. Все себя по карману с деньгами похлопывал… Мне даже сотенку отвалил за то, что донес до машины и погрузил в багажник его баул.

От Болквадзе покатили на место жительства Вяльцева — в квартиру некогда прославленной, а ныне подзабытой эстрадной певицы, годившейся Герасиму по возрасту если не в бабушки, то уж точно, в матери. Сам герой светской хроники возлежал на антикварной кушетке красного дерева, прижимая к глазу компресс с примочкой.

— Что рассказывать?! — взвился он на вопрос Хомутова. — Началась свара, хотел разнять. Этот отморозок меня ногой долбанул! Чуть глаз, дрянь такая, не выбил! Я побои в травматологии снял! Теперь ответит по всей строгости закона! Понаехали тут!

— Насчет «понаехали» вы, Герасим Иванович, погорячились, — возразил капитан. — Болквадзе — уроженец Большого города. Его родители — тоже. Дед, правда, к нам из Питера перебрался. Кардиохирург, действительный член Академии медицинских наук… А, вы сюда, если не ошибаюсь, из солнечной Астрахани пожаловали?

— Про деда не знаю, а вот внук — член и еще какой! Член вонючий!

— Я на этого поганца в мировой суд подам! — встряла закатившаяся звезда. — Он мне гастроли в Поволжье сорвал! Я почти договорилась с импресарио Семилетовым! Казань, Нижний Новгород, Самара, Саратов, Волгоград, Астрахань. Самому Семилетову тоже попало. Утром по радио, в светской хронике передали, что он в больницу угодил. Когда теперь сможет организовать поездку? Это ж какие деньги мимо пальцев утекли!

— Может быть, вы что-то видели? — покосился на певицу Петров.

— Что я могла видеть, молодой человек, когда мне в лицо огромное блюдо с салатом воткнули? Пока проморгалась-прокашлялась, все было кончено!

К моменту возвращения Хомутова с напарником в главк практически все участники вечеринки были допрошены в качестве свидетелей. К сотрудникам «убойного отдела» начальник Криминальной полиции дал в помощь работников Уголовного розыска. Практически никто из гостей Вилькина-Бродского ничего не мог сказать конкретно. Все были изрядно пьяны, и практически никто не помнил подробностей злосчастной вечеринки. Осталось встретиться только с самим юбиляром, его помощником Ароном Моисеевичем, с коллегой-продюсером Семилетовым. Все трое после скандала попали на излечение в частную клинику профессора Смирнова. Лечебное заведение находилось неподалеку от центра. В свое время медик «подсуетился», хапнул особняк, построенный екатерининским вельможей в далеком восемнадцатом веке. Прихватил вместе с хоромами и старинный парк. В нем, не смотря на все запреты строить на территории объектов, являвшихся памятниками культурного наследия, возвел небольшой лечебный корпус.

Розанов решил лично побеседовать с воротилами шоу-бизнеса. Его вместе с Хомутовым, которому было поручено вести протоколы, принял сам профессор. Он сообщил сыщикам о способности подопечных давать показания. Хотел пригласить адвоката Рукосуйского. Алексей Александрович заметил, что это не потребуется, так являются пациенты не подозреваемыми, а потерпевшими.

— Я не исключал пару мордобоев, однако даже предположить не мог, что такое случится! — покачал головой Вилькин-Бродский. — Дорогущую посуду побили. В Америке, кстати говоря, купленную! Мебель поломали. Дорогая мебель, по специальному заказу сделанная. Хорошо, что не пожадничал — все застраховал. Получу по страховке вдвое больше, чем платил.

— Страховщики — народ такой, что платить не торопятся, — ввернул Хомутов.

— У меня не забалуешь! Уже из страховой компании звонили, направили своих сотрудников для определения размера ущерба. Я их к Арончику отправил…

— К Арону Моисеевичу? — уточнил Розанов.

— К нему!

— Он, по моим сведениям, тоже в этой клинике пребывает в качестве пациента, — возразил подполковник.

— Я его велел сегодня утром выписать. Подумаешь: поставили пару синяков под глазами! Вот, мне по любимому радикулиту пинка дали: ни сесть, ни встать! Вряд ли смогу вам помочь. Такое месилово началось! Даже не понял из-за чего? Когда Калифорния с Фёклой сцепились, на разговор с коллегой Семилетовым отвлекся.

Семилетов тоже не смог добавить ничего путного. Охнуть не успел, как оказался в центре сражения. Тоже слегка огреб. Насилу выбрался из круговерти. Теперь придется полежать в больнице, оправиться от нервного потрясения.

Из клиники заехали в «Калифорнийскую кухню». В вымытое, вычищенное заведение доставлялась со склада мебель взамен поломанной. Арон Моисеевич вместе с директором ресторана только что отпустили страховщиков, определивших размер ущерба и сумму выплат.

— Боялся, что после драки к нам никто, ни ногой. А сегодня все столики на месяц вперед зарезервированы! — удивлялся менеджер.

Он тоже ничего не смог пояснить. Перед самым началом драки отлучился на кухню, проверить как идет подготовка к смене блюд. Вернувшись, увидел бойню. Сразу вызвал полицию. Получил пару ударов по глазам за то, что запретил молодняку напиваться во время мероприятия. Да еще дорогущий ай-фон растоптали.

— Знаю, даже кто. Однако Вилькин-Бродский запретил подавать заявление в полицию. Так и сказал: «Пацан — талант. Не надо ему „зону топтать“. Мы на нем такие деньги сделаем — ты сто ай-фонов купишь! Весь его гонорар за последний клип тебе отдадим в порядке компенсации морального ущерба». Четверть века с Вилей работаю. Всяких исполнителей встречал. Но таких отморозков, как нынешнее поколение, не видел! Надо с российским шоу-бизнесом завязывать, домой ехать…

— Это куда? В Конотоп, на родину? — поинтересовался Розанов.

— Зачем в Конотоп? В Кирьят-Ям, что в Израиле. Я там на берегу моря такую квартиру купил!

— Ну и как? Поедет Арончик в Израиль? — сам себе задал вопрос Хомутов, садясь в машину.

— Какой ему Израиль? — ответил Алексей Александрович. — Его Вилькин-Бродский отпустит не больше, чем недельки на две «подлечиться». Да и кому там нужен Моисеевич? Отдохнет от пережитого, да в «плохую Россию» деньги зарабатывать вернется.

— Скольких людей допросили. Все только и толкуют о материальном ущербе. А что погиб человек — никто словом не обмолвился! — вздохнул Юрий. — Сколько лет работаю в «убойном отделе», а не могу к такому привыкнуть!

— Я дольше тебя в органах пашу, а тоже не могу привыкнуть к подобному, — ответил Розанов. — Хотя, какие это люди? Шоу-бизнес! К Крымскому поедем!

Продюсер не казался подавленным горем. Потирал синяк на скуле. Поведал уже неоднократно слышанное сыщиками о вражде между дочкой и любовницей. Однако полностью отрицал возможность совершения убийства Фёклой.

— Обе горячие, взбалмашные, избалованные, но как все люди шоу-бизнеса вовремя умеют остановиться, — пояснил Николай Платонович. — Обе дрались неоднократно. Не между собой — в других ситуациях. Прически портили, лица царапали, платья соперницам рвали. На этом и кончалось. Своего рода — пиар… Искать надо кого-то другого!

— Были ли у Жебраковой и Ошкурковой недоброжелатели? — осведомился подполковник.

— Как минимум, по ползала у обеих!

— Есть ли недруги у вас? — уточнил Хомутов.

— Тоже с ползала наберется. Во-первых, продюсеры. Все мы — конкуренты. Боремся друг с другом, завидуем друг другу, переманиваем другу у друга работников. Во-вторых, исполнители. Хватает таких, от услуг которых я отказался. По разным причинам.

— Например? — вскинул бровь Алексей Александрович.

— Например, не счел нужным тратить деньги на раскрутку певца или певицы. Скажем, не нравится мне тот или иной музыкант. Не мой он человек! А у Вилькина или Семилетова, кого-либо другого вполне приходится ко двору. Однако душа артиста — вещь непостижимая. Ты можешь ему сделать сто раз хорошо, но один — плохо. Этот один раз исполнитель запоминает на всю жизнь и пакостит до конца своих дней.

— С кем в последнее время у вас были сложности во взаимоотношениях? — задал вопрос Розанов.