Всё, что я помню из последнего — это рыбный ужин: потрясающий лаврак, кольца кальмара в масле и сладкое звёздное пиво. И то, как я остался в дешёвом постоялом дворе Бео на севере Испании, где-то под Ла-Корунья.

Красные кирпичи зала и его арочные своды с колоннами заливались жёлтым светом керосиновых ламп. Надо мной висела одна из них. Впереди я увидел массивную деревянную дверь, углы погреба утонули в тенях, отброшенных колоннами.

— Очнулся, голубчик! — Из чёрной полосы правой из колонн исторгнулся чей-то голос.

Судя по тону, это белый мужчина, за 40—45, англичанин. Возможно, знатного происхождения или же просто высокомерный выскочка.

Как бы то ни было, мне было не по себе и я запаниковал:

— Что Вам от меня нужно? Если деньги, драгоценности, то их у меня…

— Молодой человек, мы с Вами в одной шлюпке, — из тени наполовину выглянуло лицо. На макушке светилась лысина, из-за неё выглядывали взъерошенные вверх волосы — тёмные с сединой. Лицо овальное, с острым носом и гладко выбритое, тёмные брови и густые усы, тоже взъерошенные, повторяя растительность на затылке.

— Что это значит? — Спросил я лицо, исчезнувшее снова в тени.

— Это значит, что мы успели спастись с тонущего судна, у нас закончились топливо, провизия, но ещё осталась надежда. — Вытянутыми слогами каждого слова снова донеслось из-за колонны.

«Точно из знати» — не отпускало меня.

— Хомбре, ты был в отключке минимум шесть, а может и восемь часов! Сколько был до этого — Диос сабе. — Донёсся другой голос из-за тени колонны спереди слева, более низкий и не такой ораторский. Просто хриплый голос с сильным испанским акцентом.

«35, испанец» — осело в памяти.

Голова загудела ещё с большей силой. Я закрыл лицо руками и зхахотелось свернуться в позу младенца:

— И так, нас трое в лодке? — Спросил я их, но не был уверен, что испанец знаток в метафорах.

— Эм! Это подвал, — отрезал он.

— Сесар, не давите. Разве Вы не видите, что ему плохо? — Пропел снова англичанин. — Пять, нас было пятеро. Странные, но великодушные люди принесли нам перекусить и забрали мистера Эдварда. Милый был господин. Он здесь обитает уже неделю и никто даже пальцем его не коснулся, лишь кормили и выводили помыться. Что мы все…

— Уолтер, ло куе паса! Так обычно и бывает, если перебрать с Эстрелла де Галисия!

Ай диос мио… — И что-то ещё по-испански разъярённо продолжил «Сесар».

Пока они что-то обсуждали на испанском, что меня удивило, мой взор окинул помещение.

Позади меня, на дальней части кирпичного алтаря, лежал ещё один человек: мужчина, 25—27 лет, плотного телосложения, с окровавленной, но перебинтованной головой, без части нижней правой ноги. Удалена хирургически.

С алтаря, из-под калеки, начала капать чёрная жижа.

— А кто этот, четвёртый? — Спросил я, и спросил, жив ли он ещё, ведь — Судя по его виду — нет.

Испанец и англичанин замолчали. Я почувствовал, как они переглянулись друг с другом.

Они оба встали и подошли к телу.

Первый — англичанин, аристократического вида, в тёмно-зелёном пиджаке и длинной белой ночной рубашке, манжеты которой выпирали из-под рукавов пиджака. Образ портило лишь въвшееся пятно на выпирающем животе. Немного хромает на правую ногу. Рост 180—185.

Испанец коренастый, атлетичный, и, как говорится, в самом расцвете сил.

Настоящий махо: коричневый жилет с бархатными вставками арабески, бежевая сорочка и лосины. Блондин. Несколько пурпурных ссадин на лице и отсутствует мочка левого уха. Рост около 175.

— Вы правы, его уже не спасти. — Безрадостно заключил Уолтер.

— Ла Вирген Мария! — Прокомментировал набожный испанец, схватился за голову и снова начал что-то на своём, отдаляясь обратно в угол…

— Не обращайте внимания на нашего галисийского друга, он импульсивный, но очень занимательный! — Полушёпотом пробурчал мне англичанин.

«Галисиец»

— Зовите меня Уолтер, Уолтер Алан Уильям. Для друзей просто…

Наверху, сквозь толстую кладу кирпича, послышались возгласы, что-то вроде:

«Эвфемия! Эвфемия!». И раздалось пение тенором, заиграла живая музыка.

Сквозь мелодию и песни удалось разобрать звуки двух духовых инструментов и чего-то струнного.

Мы все сосредоточенно вслушивались в звуки, как они прервались.

Я взглянул на испанца, он испуганно смотрел на Уолтера, я тоже посмотрел на него.

Мне открылось обеспокоенное и даже испуганное лицо англичанина.

— Мои догадки были верны, — с пронзительной горечью сказал тот.

Снова началось пение, но уже другое. Высокий баритон стал просачиваться сквозь полости между кирпичами и арку над нашими головами.

Раздался крик.

Уолтер присел рядом со мной.

Через три секунды молчания он начал:

— Знаете, мне кажется, что я Вас где-то уже…

Ещё один раздирающий крик прервал его!

Будто от услышанного возгласа, тело рядом дрогнуло!

Если душа и существует, то она точно вернулась из преисподней и оживила эту изуродованную оболочку.

Тело вскочило, словно вытянутое кошмаром из сна.

Галисиец, я и Уолтер уставились в упор на него. Голова осмотрела себя и всё вокруг.

Он ощупал свою повязку и почувствовал наши взгляды, пронизывающие его со спины.

— Уолт? — Сухим голосом вымолвил бедняга.

«Живой», — подумал я, — «француз».

Уолтер подпрыгнул и пересел на соседний алтарь, застеленный собачьей шкурой.

— Ноа, боже мой праведный, я думал, что мы тебя потеряли! — Воскликнул тот, достал небольшую фляжку и начал поить парня.

Я посмотрел на Сесара. Он с любопытством разглядывал ту пару, затем повернул взор на меня. Ничего не сказал. Ушёл в тень.

— Как прошло? Я больше не смогу ходить? — Обрывисто выспрашивал «Ноа» у Уолтера.

Уолт его успокаивал, говорил:

— Всё будет хорошо, скоро поправишься — нужно лишь время.

В общем, «аферист» — подумал я.

— Времени у нас нет, если я правильно понимаю. — Сказал я.

Парень развернулся ко мне и уже сидел вполоборота, глядя одним открытым глазом на меня. Второй глаз был скрыт повязкой.

Уолт встрепенулся, его усы ещё острее и выше поднялись вверх, он подпрыгнул и стал ещё больше выглаживать его:

— Мы точно не можем знать, что происходит, мистер… Как Вас там? — Впился он в меня.

— Я знаю точно! Джек Уилфред-Мун младший. — Похмелье точно рукой сняло.

— Джек, спасибо за ясность. Но, как я уже сказал, надежда — это то, что у нас есть! — Спокойным аристократическим тоном продолжил тот же Уолтер. Он опустил глаза.

— Знаете, я рад, что попал сюда и мне оказали медицинскую помощь. — Отозвался Ноа. — Последнее, что я помнил — это то, как я исследовал дно угольной шахты Куррьер, во Франции. Потом произошёл взрыв. Тогда был март 1906-го года. Очнулся я здесь…

— 1908-ой, — закончил я.

— Именно. Сейчас ещё июнь?

Я кивнул.

— Было 22-е число… Сегодня 23-е.

— Я очнулся с сепсисом ноги на пляже, у берегов Испании, 15-го июня 1908-го. Как это возможно — не знаю, но это ли не чудо, мистер Уилфред?

Я в недоумении.

Кивнул два раза. И вспомнил:

— Можно просто Джек… Ноа, правильно? Ты Ноа Ламбер?

Он выпучил свои глаза, Уолтер тоже и схватился рукой за подбородок, придерживая нижнюю челюсть. Из тени колонны выглянул Сесар.

— Да, э-э, сэр… — ответил он с сомнением, вытягивая кортавое «р».

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.