Бесплатный фрагмент - Женские судьбы

Повести и рассказы

Вероника

До замужества она не могла себе позволить такого расслабления в ванной. В маленькой четырёхкомнатной квартире, где она жила с родителями и тремя сёстрами, ванна была обычно занята. Не успевала расслабиться, как кто-то из сестёр стучал, торопил, прогонял её мечты. А она о многом мечтала. Сначала о художественном училище, но это вызвало протест родителей: « Если и закончишь, дальше плакатов к очередным праздникам и выборам не продвинешься. Будешь обречена на безденежье. Учись. Ведь лучше всех в классе по математике. Поступишь в институт или университет». Безденежья она боялась, поэтому старательно училась. И, правда, старшая сестра, закончив пединститут, удачно вышла замуж, живут в областном городе. Зарплата, хоть и небольшая, но регулярная, ипотеку вот взяли.

Заканчивала девятый класс, собиралась в десятый, когда в семью пришла беда. Отец возвращался домой после корпоративного праздничного застолья, упал прямо на улице. Обширный инфаркт. Скончался сразу. Какой тут десятый, когда в семье, кроме неё, ещё две сестры и больная, вышедшая на пенсию мать? Поступила в политехникум в родном городе, ездить не надо. Закончу — пойду заочно в вуз.

Плод шевельнулся, похоже, дочке (на УЗИ узнала) надоело купание, пора возвращаться в реальную жизнь. Вероника увидела в зеркале хоть и не самое красивое, но очень счастливое женское лицо. Да, она теперь счастлива! Он недавно пришёл из армии, только что устроился работать на местный завод, решил восстановиться в техникуме (до армии не закончил). Познакомились в столовой. Он не учился в художественной школе, поэтому не знал канонов красоты, и каноном стала она. Ему всё в ней казалось прекрасным, и любовь росла в геометрической прогрессии. Вскоре произошло ещё до брака то, чего она всегда боялась, но при таком нарастании чувств ей, воспитанной в строгой морали, этого было не избежать. Догмы — одно, а взаимные чувства — другое.

Свадьбу сыграли по необходимости: ждали ребёнка. Жизнь отравлял токсикоз, она и есть за праздничным столом не могла, да и после тоже. Жили сначала у его родителей, затем в однокомнатной квартире бабушки, которая переехала к дочери.

После ванной очень хотелось есть. Токсикоз давно прошёл, аппетит был отменный.

Николай- так звали мужа-сварил куриный суп, пока она была в ванной. Её радовало, что с первых дней семейной жизни он всю домашнюю работу брал на себя. Ласки его были постоянными, он словно торопился насладиться ей, угодить во всём. Даже прилюдно обнимал и прижимал к себе, целовал. А ей и стыдно, и радостно от такой любви.

Было воскресение. На лестнице слышались пьяные голоса. Собралась копания «после субботнего возлияния всё не разойдутся», — пронеслось в голове.

— Подожди, сбегаю за хлебом, мусор вынесу, вместе поедим, потом погуляем, —

сказал убегая.

Расчесала после ванны волосы, надела платье к обеду, сервировала стол, разложила салфетки, сделала капустный салат. Коли всё не было. Да где же он? В коридоре, наконец, умолкли. Вдруг стук. Ключи вроде с ним. В дверном глазке узнала соседу, открыла дверь.

На лестничной площадке весь в крови лежал ОН с ножом в груди и больше никого. Она закричала криком раненого зверя. Он поднял голову, тихо сказал: « Не волнуйся. На мне всё мигом зарастает, ну в больнице полежу, только-то». Первыми приехали полицейские, затем скорая помощь. Когда ехали в больницу, он старался её подбодрить, улыбался. Рассказал, что пытался утихомирить хулиганов, они затеяли драку, а тут удар ножом. В больнице его повезли в операционное отделение, а ей дали валериану, чтобы она успокоилась (ведь рожать скоро) и отправили домой со словами «завтра навестишь».

Она пришла со свекровью на следующий день. Пожилая женщина, принимавшая передачи, как-то обычно сказала им: «Так он же умер».

04.01.22

История одной судьбы и отпавшей от стола ножки

Сутки, как и время, сместились в её сознании. Она могла уснуть в 5 часов вечера, проснуться выспавшейся в 10часов. Ночью уныло бродила по комнате, в общий коридор и туалет, расположенный прямо перед лестницей на этаже, не ходила, чтобы не будить старческими ночными шагами соседей. Горшок, закрытый крышкой, а иногда в забывчивости и открытый, держала в углу комнаты. Содержимое выливала утром, когда в квартире ощущалось движение.

Определился с некоторых пор и ночной ритуал. Сначала стояла у старого деревянного с приставленной ножкой стола, всматриваясь в окно, вспоминала двор, каким он был в 20 годах, когда они с мужем были молодыми рабочими и с шестью детьми приехали сюда, в трёхкомнатную квартиру двухэтажного деревянного дома на углу улицы Малышева и Пушкинского переулка. В маленьком, тёмном, окружённом домами дворике кипела детская жизнь. Подъезды по-соседски были открыты, и малышня скакала и пряталась по всему дому. Зимой мужское население дома в выходной помогало детям построить горку; снег, естественно, приносили из-за ворот (во дворе его почти не было).

Весёлый детский визг разносился по всему дому. Окна кухни и большой комнаты, как называли гостиную (в действительности там была детская), выходили на Куйбышева,

где на противоположной стороне был гастроном, и всегда по движению сотрудников магазина можно было догадаться о приёме продуктов. Вначале их возили на лошадях, которые, пока стояли при разгрузке, оставляли свои лепёшки прямо возле магазина; затем появился на радость дворникам грузовик.

Хозяйством Тася занималась экономно и разумно. В магазин занимать очередь бежали дети, а их было у неё двенадцать. Шесть родились уже в этом доме. Продукты несли все скопом, зимой через дорогу везли на санах, когда дети ещё были малы. Радовались, когда дома они лежали кругом: на столе, табуретах, подоконниках. Пахло сытно и вкусно. Жаль, что так быстро всё исчезало. Семья была велика.

Как давно и недавно всё было. Что было вчера — не помнила, а что тогда, в 20—30 годы не забыла.

Когда она приехала из далёкого села устраиваться на завод, подошла цыганка на вокзале, погадать предложила.

Стало интересно, да деньги были зашиты в панталонах, отказалась. Та и бросила вслед:

«И счастливой, и несчастной будешь. Семья большая будет, да одинокой останешься».

Вскоре замуж вышла за рабочего Егора, дети пошли. Как квартиру получили, работать перестала. Дети болели, родных не было. Освобождение от работы больше 3 дней по болезни ребёнка не давали. Детей приходилось оставлять или с кем-то из старших сестёр, а они и сами ещё малы были, или привязывать верёвкой детскую ножку к столику, ставить рядом воду, которая, как правило, оказывалась разлитой. Наверно, поэтому и сломалась эта окаянная ножка, которую муж Егор постоянно ремонтировал. Весь день сердце за детей болело, когда так их оставляли. С дикими глазами прибегала домой: лишь бы жив!

Трое маленьких (и трёх-то лет не было) ангелами стали. У одного- дифтерия, у двух других — скарлатина. Жаль, фотографий нет, не успели снять, давно это было, в 29, кажется. В один год друг за другом. Поэтому, когда младший Петрушка заболел дизентерией, Егор сказал: «Увольняйся, Таисия! Дети никаких денег не стоят. Дома работы хватает». Петруша-Петруша, любимец отца был, всё на рыбалку с ним бегал. Вместе и погибли в 34-ом. На Исеть рыбачить ходили, почти у дома пьяный водитель грузовика сбил. Оба насмерть. Соседка ведро с рыбой занесла. Рыба жива была, а они — нет.

Таисья Степановна включила ночник, взяла потрёпанный альбом, её беда и счастье, села к столу. Надев очки, морщилась, плохо видя в бледном свете дорогие лица, глядевшие на неё сквозь время. Павел, Степан — погодки. Оба закончили УПИ, отправились по распределению на Кузнецкий металлургический комбинат, оба погибли от устроенной там диверсии. Жениться парни не успели даже. Егор ездил на похороны, Материальную помощь семье привёз, на что она им. На фото они после окончания вуза, счастливые, весёлые.

Дочь Надежда красавицей выросла, парней метлой отгоняли, тоже УПИ закончила, замуж собралась, и перед свадьбой оба с женихом заболели корью, в больнице лежали, но не спасли их, как и двух младших детей, которые, видно, заразились от них, когда те с конфетами и печеньем в гости приходили.

А вот на помятом фото Семён. Сколько раз эту единственную его карточку в руках держала! Родился на 4 килограмма, крепким рос. Стоит боком гордо, руки в карманах, независимый парнишка. До чего резвым подростком был! Раз соседи прибежали сказать, что Стёпка на крыше их дома сидит! С милицией снимали. Чего удумал! Как чувствовала, не отпускала с другом в деревню. Егор отпустил: каникулы, что по городу шататься, опасно. На четырнадцатом своём году утонул в пруду Семён. Там, в деревне, и похоронили. Таисия Степановна всматривалась, как бы представляя, что было бы, если бы жив остался. Семья бы была, внуки приходили, лепетом своим радуя. А так одна.

Отложив альбом, легла на узкую кровать. За стенкой на кухне зашевелились. Видимо, Аркадий Васильевич встал, чайник на газ ставит. Надо чай согреть. Поможет сосед в термос налить, чтобы и на потом хватило. Всегда, наливая, говорит: «Никак не поймете, что газом можно пользоваться сколько угодно». Привыкла за свою жизнь тепло экономить.

Аркадий Васильевич и Роза Иосифовна появились здесь в годы войны, когда Свердловск заполнило громадное количество эвакуированных. Прибывших из Минска сотрудников завода оптической продукции распределяли по квартирам. Именно в эту комнату, где она сейчас живёт, их и поместили. Сыновья Фёдор и Данил друг за другом были мобилизованы, она в это время сутками работала на заводе. Соседи оказались добрыми и интеллигентными евреями, в годы войны помогали и продуктами, и сочувствием, когда на Курской дуге погиб Фёдор. Данил попал без вести под Сталинградом. Аркадий Васильевич предпринял поиски, но последняя надежда была утрачена. С опозданием пришла похоронка. Обе они в её альбоме.

Роза Иосифовна, чтобы изменить жизнь соседки и вывести её из горя, помогла ей устроиться санитаркой в госпиталь. Сутками она была там, домой идти не хотелось.

Уже в конце войны Роза Иосифовна попросила переписать на них и вторую комнату,

т. к. их двое, а она одна, комната пустует, да и платить коммунальные платежи ей дешевле будет.

После окончания войны еврейское семейство решило остаться на Урале, и когда Тася увидела округлившийся живот Розы, она обрадовалась, что у них будет долгожданный младенец, на радостях перебралась в эту мрачную комнату, не ребёночку же в ней жить, темно тут даже днём. Родился Владик, с открытым сердцем стремилась помочь, но между ней и ребёнком воздвигалась стена «не надо». Не надо облизывать соску, поднятую с пола, а потом давать ребёнку, не надо вытирать его рот своим фартуком, не надо открывать форточку на кухне, когда там Владик, не надо угощать Владика кусочком сахара, кормить чёрным хлебом с солью: у него вздутие, говорить ему «пойдём исть» вместо « пойдём кушать», не надо кружить его по комнате, держа за руки, и т. п.

В целом, семья соседей, в том числе и Владик, относились к ней неплохо. На Новый год, женский праздник, День рождение — подарки; продукты из магазина — Вадик сбегает, отдыхайте. А она-то как была благодарна! На случай смерти и комнату на Вадика хотела переписать. Не понадобилось. После окончания Вадиком института он долго не женился, работал в каком-то НИИ, где познакомился с женщиной старше его по возрасту.

«Такая милая Сонечка, у ней и квартира двухкомнатная недалеко от центра, есть ребёночек, мальчик трёх лет. Давно о внуках мечтаю», — рассказала ей Роза Иосифовна.

Молодая семья радовала своим посещением, когда приходила на воскресные обеды.

«Самый сок», — говорил Аркадий Васильевич невестке распространённый в 70 годах комплимент. Роза Иосифовна улыбалась, Тася тоже радовалась чужой радости.

Шло время. Таисия Степановна очень одряхлела, отдать в приют — комнату не получишь. Уговорили взять квартирантку-студентку, уход кой-какой, деньги за квартиру заплатит, может, в комнате хоть приберёт.

Студентка нашлась, но не прижилась. Семнадцатилетнюю «маковку» уж очень пугала хозяйка. Когда девушка приходила вечером после занятий, Таисия Степановна выясняла, где она ночевала, в шесть часов вместо занятий нужно было невзирая на сессию ложиться спать, а ночью видела фигуру, стоявшую у её кровати и листавшую древний альбом. Ночью студентку будила ножка стола, оторвавшаяся от своего пристанища, и угол стола валился на подушку кровати, будил. А ещё запах старческой мочи ударял в нос. Утром «бабуся», как называла девушка Таисью Степановну, выясняла, почему квартирантка газ включила, а ведь кухня — это епархия соседей, а девушка туда и вовсе никогда не заходила.

И хотя Роза Иосифовна и Аркадий Васильевич очень привязались к студентке, т.к. она тоже была «самый сок», квартирантка уехала в общежитие.

Однажды утром в то время, когда Таисия Степановна обычно с термосом выходила на кухню, она не появилась там.

Аркадий Васильевич робко постучал в дверь её комнаты. Она лежала на кровати, но была уже в другом мире вместе со своими детьми и мужем. Альбом лежал возле упавшего столика с отпавшей ножкой. Похоронили Таисию Степановну на кладбище, где Широкая речка. Было 5—6 соседей, Роза Иосифовна, Аркадий Васильевич и Владик. Стол с отпавшей от него ножкой, как и другие нехитрые пожитки, вывезли на помойку. А альбом? Куда же его? Не с ней ведь. Только в огонь.

03.03.2022

Листая памяти страницы

Глава 1 Возвращение из армии

Геннадий вернулся из армии, где отслужил три года, в марте 1954 и намеревался сразу бежать к Татьяне, но тётка с мужем, у которых он жил последние два года, устроила встречу, как было принято; приехали родители с кордона, пригласили родственников. Все собрались в большой комнате с массивной печью, одна сторона которой выходила на маленькую кухню, вторая часть — в комнату. На печи полати были, где он спал раньше и заветное слово «Танечка» ещё сохранилось, хоть печь и побелили к его приезду. Демобилизованный скромно сидел в центре стола, рассказывал о службе. Детвора то и дело выбегала на улицу за снегом, который, балуясь, опускала ему за шиворот и удивлялась, что он не боится холода; мальчишки крутились возле него, залазили под стол, стреляли из детских пистолетов пульками. Ребятишек, покормив, отправили во двор, где они стали играть в «войнушку», удачно атаковали собаку, которая громко лаяла, местное население, куры, испуганно эмигрировали из курятника и громко кудахтали. Степан, муж Дарьи и хозяин дома, открыл калитку в огород, покрытый уже рыхлым снегом, закрыл стоящий там колодец крышкой и крикнул: «Солдаты, вперёд, к победе!» Детвора с криками «ура» помчалась в огород.

Гена, улыбаясь, сидел во главе стола, так хотелось спросить тётку о Тане, ведь полгода от неё писем не было, тётя Даша в письмах на вопрос о ней однотипно отвечала, что давно её не видела. А жили-то на соседних улицах. При всех спрашивать было неудобно. Только к ночи родня разошлась по домам. Родители уехали утром, и Геннадий после их отъезда стал собираться якобы пройтись. Надел впервые за три года всё штатское. Пиджак раньше был великоват, до службы ещё к окончанию училища решили купить с запасом, зато пиджак и брюки теперь в самый раз. Причесался и, сбрызнув волосы одеколоном из пульверизатора, оглядел в зеркало свою фигуру, сохранявшую привычную военную выправку; улыбкой попытался скрыть тревогу, появившуюся в глазах.

— Ты куда собрался? Не к Тане ли? — опередила его вопрос тётка. — Я видела её не одну несколько раз, не хотела тебе писать об этом. Ты осторожнее там и Надьку возьми с собой. Надька, пятилетняя внучка Дарьи, сама хотела увязаться за Геннадием.

Он понял это « не одну», от сопровождения попытался отказаться, но решил не обижать девчушку, вцепившуюся в него двумя руками. Подумал: схожу с ней в магазин, куплю конфет, а потом её — домой, а сам тоже с конфетами — на соседнюю улицу.

Очень удивили магазины. Такого до армии видел только в областном городе. Пирамиды баночек с красной и чёрной икрой, сгущенное молоко, копчёные колбасы, красные головки сыров. Надя оказалась экспертом по конфетам. Купил по сто граммов «Ромашки», «Буревестника», «Озеро Рица» и сразу дал ей по одной. Надька стойко держала оборону, пришлось идти с ней.

Двухэтажный дом, те же занавески в окне второго этажа, подъезд, где так долго целовались при прощании с Татьяной. Обещала ждать, в письмах рассказывала о себе, о друзьях, мечтали о совместном будущем. Двери открыла мать Тани, просила больше не беспокоить их. И он понял то, чему не хотел верить: не дождалась. Сразу покраснело его лицо, забегали на скулах желваки и помутнел взгляд.

Пошёл по центральной аллее, потом повернул обратно, бродил с Надькой, уплетающей конфеты, по знакомым улицам. Дошли до училища, которое до армии с отличием закончил по специальности «Машинист экскаватора», побеседовал с преподавателями, посоветовали не тянуть с трудоустройством, карьер за городом расширяется, рабочие всегда нужны.

Отвёл попутчицу домой, а сам вернулся к вечеру, сообщил, что проходил медицинскую комиссию для устройства в комбинат, планирует вскоре перебраться в рабочее общежитие.

— Что же у меня жить-то не хочешь? — с обидой спросила Дарья.

— Не сердись. Хочу самостоятельно жить начать. Приходить буду, дяде Степану помогу по хозяйству, тебе — в огороде.

Глава 2 На кордоне

В первое воскресение Геннадий поехал к отцу на кордон, где провёл своё детство. Григорий работал егерем, и Геннадий помогал в детстве насыпать корм и соль для животных, а, повзрослев, даже переписывал отчёты, которые отец составлял для охотничьего хозяйства. На кордон к неудовольствию сидящего на цепи пса Джека часто приходили косули, лисы; зайцы вообще ночью тут хозяйничали, а тот лишь лениво лаял.

А вот подруга Джека Лариска (так звала собаку мать Геннадия Люба, всегда мечтавшая о дочке, но из-за женских болезней не дано ей этого было) отчаянно всех прогоняла. Лариска с детства стала лесным животным, жила не в доме, не в конуре, а рыла себе норы, куда систематически таскала сворованные у хозяев и охотников вещи: то носок, то детскую игрушку, даже свою боксёрскую перчатку Геннадий нашёл в её норе.

Миска с едой, которую даже и ставила Люба не у конуры, а у норы, часто стояла с холодным супом или кашей, а собака ловила в кустах лесных мышей, бегала за зайцами, принесла раз маленького зайчонка. Лежал как мёртвый, потом пришёл в себя; Григорий соорудил ему клетку, кормил, а когда зайчишка подрос, выпустил в лес.

Весной у Лариски появлялись щенки, обычно пять. Она их прятала в норе, выводила уже повзрослевших; относилась к ним по-разному: выбирала обычно кого-то одного, холила, кормила, облизывала, других гнала от себя. Кормить новых членов семьи приходилось Любаше. Она искала им новых хозяев, и каждый год находить их было сложнее.

Раньше ещё один член семьи жил в доме: любимец всех кот Васька, который отличился ловлей мышей. Григорий раз по просьбе родственника отдал его временно, а вышло, что навсегда. Не смог прижиться кот в коммунальном доме. Всегда ласковый, Васька сначала проявил строптивость, кусался, когда ласкали, затем загрустил, отказывался от еды. Раз выбежал из открытой двери и пустился по лестнице, ведущей вверх, на чердак. Как ни звали новые хозяева, кот не спускался; и мясо, и рыба в его плошке оставались и затем заменялись: он бастовал. Позвали Григория, чтобы тот выманил Ваську с чердака и забрал с собой. На голос хозяина вышел, есть не стал, лёг и у его ног умер. После этого держать кошек в доме не стали, о Ваське помнили.

Григорий с Любашей радостно встретили сына, расспросам конца не было. Одобрили решение жить в городе и начать самостоятельную жизнь в общежитии: у Дарьи семья разрослась, дочь замуж вышла, пока Геннадий служил; её семья с ними живёт, да и внуков полон дом.

В городе снег подтаивал, а в лесу он лежал кругом. Взяв лыжи, вместе с отцом Гена решил пробежаться по лесу. Снег уже покрылся тонким настом, в детстве и без лыж по нему бегал. Небо серо-голубое, весеннее, ели не мёртвые, какие бывают летом, а живые, и тёплый жёлтый свет украсил сосны. А на этом дереве хорошо к зиме подготовились белки. Сколько под ним ошелушенных еловых шишек! А на полянке много сбегов. Зайцы, похоже, побегали тут. Солнечные лучи видны сквозь заросли, у ствола зимние опята. Люба зимой их порой на суп собирает.

— А полыньи в реке появились? — поинтересовался сын.

— Появляются, но бобров не видел. Поляна у реки выгорела у того места, где ты рыбачил. Костёр рыбаки не потушили.

Как же Геннадий соскучился по лесу, по хлопотам и заботе матери, её отменным пирогам. Лес успокоил душу, захотелось жить активно, просто жить, пусть и без Тани.

Глава 3 Социализм строить надо и жениться пора

По улицам города после амнистии, назначенной Ворошиловым, неспешно проводимой Берией, ходили в ватниках отпущенные на свободу люди, готовые всего лишь «за дайте поесть» наколоть и напилить дрова, помочь впоследствии вскопать огород и выполнить любую работу по хозяйству. Дарья относилась сочувственно к ним, у самой в 1952 муж Степан пришёл из мест заключения. Осуждён был за спекуляцию, продажу телёнка от собственной коровы. А продал потому, что четверо детей было, к школе надо было много чего прикупить, да и одежду к зиме. Жили тогда в деревне Щипачи, увидел его с телёнком бдительный сосед на рынке и сообщил куда следует. Почти полтора года находился Степан в заключении. Родственники помогли Дарье с детьми перебраться в город, перевезти немудрёные вещи, обустроиться Дарья перебивалась без него, вела хозяйство, держала корову, кур, свинью. Летом собирала ягоды и грибы, продавала на рынке овощи, лесные и садовые ягоды, молоко, сметану, творог. Брали охотно, были и постоянные покупатели. Брат Григорий и его жена были первыми помощниками во всём и всегда. В город и приехал Степан после освобождения. Бывший колхозный учётчик устроился забойщиком в карьере.

Вся страна строила социализм, и Геннадий его строил. Работал старательно, норму добычи асбеста перевыполнял и от общественной работы не увиливал, но грустный какой-то был, по мнению близких.

Как-то к Дарье пришла Любаша. В город приехала с сыном повидаться и, не застав его дома, решила зайти к золовке. За чаем разговорились.

— Дружит, может, с девушкой, нет ни в общежитии, ни у вас, а сегодня выходной, — начала беседу встревоженная мать.

— У нас выходной, а он по сменам работает, пропадает на работе. Повысили его: был помощником машиниста экскаватора, сейчас машинист.

— А с девушкой не видела? Парню скоро 22, а не женат, — опять подняла тревожившую её тему Любаша.

— Что ты, парень не девушка, не засидится, выберет невесту. Видела его на днях у колонки с Таней, она в положении, воду помог ей набрать и понёс потом.

— Этого ещё не хватало! Муж-то как, если узнает?

— Плохо, Люба, она с мужем живёт. Тот и пьёт, и бьёт.

— Сама себе такую судьбу выбрала. Не хотелось бы мне, чтобы он ей воду носил, придётся потом не своих внуков нянчить.

Долгим был этот воскресный разговор, на котором решили срочно найти порядочную девушку и познакомить с ней Геннадия.

Вскоре такая девушка нашлась. За парным молоком пришла женщина, проживающая на соседней улице. У дочери ребёнок родился, а молоко не появилось, подкармливали разведённым коровьим. У дочери подружка-соседка, зовут Вера. Не красавица, 24 года, в девках засиделась, а всё потому, что скромная очень; а так образованная, бухгалтером работает, и шьёт, и вяжет, и чистоплотная. Родители обеспеченные, отец непьющий. Показывала Вера дочери моей приданое. В шкафу полно обуви, пальто не одно, шуба, а платья сама шила, все модные, шёлковые да шерстяные. Для дома там скатерти, постельное бельё, одеяла, перина. Хоть сейчас замуж, а жениха нет.

Узнав, когда Вера с работы приходит, Даша и Люба решили под предлогом посещения её соседей посмотреть на предполагаемую невесту. Дом был солидный, аккуратный. Зашли к её соседке с бидоном молока, но из-за изгороди рассматривали Веру. Стройная, худенькая, светлые с рыжинкой волосы, лицо узкое, черты его черты невыразительные, но с лица воду не пить. Всё лучше, чем ожидающая ребёнка Татьяна. И имя серьёзное, говорящее: Вера.

Познакомить удалось не сразу, причин для встречи не было. Как-то в весеннее воскресение Дарья пригласила Гену помочь по хозяйству, а подруга — Веру сходить за молоком и яйцами к Дарье. Разговорились о фильме, который шёл во Дворце культуры неподалёку от дома Дарьи, оба пока его не смотрели. Даша и предложила вечером им сходить в кинотеатр, что и сделали. Проводы, разговоры; Геннадий рассказал о кордоне, о токующих глухарях. Вера захотела посмотреть на это зрелище. Решили в следующее воскресение съездить на кордон.

На ток пришли под вечер, спрятались в шалаше, укрытом еловыми и сосновыми ветками, довольно комфортном, был там даже матрас, накрытый простынёй, одеяло с подушками — Люба постаралась. Ждали долго, но стоило того. Глухари прилетели ночью, сначала ходили по току, потом послышалось щёлканье, сначала редкое, с большим интервалом, а потом раздалась трель пощёлкивания, её заменило скрежетание.

Из шалаша Люба разглядывала забавные позы этих удивительных птиц. У кого перо к шее прижато, у кого поднято, даже вздыблено, если к нему приближается партнёр, клювы подняты, хвосты, как веер.

Сначала молчали, потом Геннадий сообщил, что во время тока птицы не слышат, складка в слуховом проходе заполняется кровью, набухает и во время пения закрывает слуховой проход. Молодые люди расслабились, стали смеяться над позами глухарей. Глухариное весеннее многоголосие, близость общения разбудили и чувства молодых людей, желание соединения, тела их сплелись, и в предрассветный час, когда сумерки начали светлеть, а на зов глухарей прилетели партнёрши, Геннадий уже обязан был жениться на Вере. Не зря Люба приготовила им в шалаше удобную постель.

Глава 3 Свадьба

Свадьбу назначили на сентябрь, очень тёплый в тот холодный год. На свадьбу Надя шла с бабушкой и дедушкой. Родители решили встретить молодых у загса. Дед вышагивал в белой рубашке, костюме, часто приглаживая прямые русые подстриженные к свадьбе волосы, щурил серо-зелёные глаза, сыпал прибаутками, пословицами, что говорило о хорошем настроении. Маленького по сравнению с дедом роста, подвижная, даже юркая, бабушка шла рядом. Как редко это бывало! Дарья в новом цветном платье и таком же платке на кудрявых светлых с седыми паутинками волосах осторожно несла шкатулку с подарком: жениху — отрез на костюм, невесте — на платье. Надька, как из пулемёта, обстреливала их вопросами:

— Почему по радио говорят каждый день, что Сталин умер, но он жив. Вот кот Митрофан задрал цыплёнка, тот не ожил, а Сталин как ожил?

— В памяти жив, — отстрелялся дед.

— А если память плохая? У меня, папа говорит, плохая, я буквы забываю, он их скажет, а я потом забуду. Сталин туда не поместится.

— Вот в школу пойдёшь через год, все буквы выучишь, — вставила Дарья.

— Он лучше всех был, а почему тогда умер, если жив?

— Сталин болел, поэтому умер, — опять дед.

— Почему не лечился? Я кашляла, меня мама лечила. А что у Сталина нет мамы?

— Мама его, наверно, ещё раньше умерла. Царствие ей небесное, — перехватила ответ на вопрос, заданный деду. Дарья побоялась, что вопрос о Сталине испортит хорошее настроение деда.

— А кто теперь лучше всех, если Сталина нет? Бабушка, а где Царствие небесное? Вот сегодня облаков нет, а его не видно. На небе только солнце, звёзды и планеты. Оно на планете?

Вопрос повис в воздухе, да и подошли к дому невесты. Во дворе и возле дома было много народа.

Ждали жениха с невестой. Те задерживались, гостей пригласили в большую комнату с расположенными у окон поперёк комнаты столами, покрытыми скатертями. Бабушка с Надей и Любашей сели на скамейку окна, повели разговор. Забежали какие-то мужики в красных рубахах с зачехлёнными топориками, стали бегать по комнате, просить садиться к столу, а кто не сядет, тому ноги отрубят. Все смеялись, а Надьке стало невесело.

— А что все смеются и ноги не прячут?

— Да шутка такая.

— Страшилка, не шутка.

Люба, которую всегда раздражали вечные вопросы Нади, повела Надю к детям, играющих с котятами, в другую комнату, чтобы не мешала беседе взрослых.

Вскоре появились молодожёны, встреченные радостными криками. На крыльце родители благословили их иконой в расшитом полотенце и караваем с солонкой. Начались традиционные свадебные забавы и розыгрыши, молодых обсыпали монетами, рисом, дарили подарки, которые сватьи складывали на поставленный для подарков стол.

Геннадий в белой рубашке и чёрном костюме держал под руку Веру. Она была в белом с ромашками расклешённом по моде того времени удлинённом платье, на обрезанных и уложенных в перманент волосах веночек с восковыми цветами, скрепляющий фату. И невеста с румянцем на лице и сияющими от любви и счастья глазами была похожа на ангела; хотя не красавица, но очень милая, нежная и обаятельная.

Даже всегда гордая своей красотой Люба сказала тихо Дарье:

— Постаралась невестушка.

Пригласили двух гармонистов, и свадьба не только ела, играла, пела, плясала, но и танцевала под подаренный молодожёнам радиоприёмник с проигрывателем и пластинками.

К вечеру наиболее нетрезвые гости подрались, их помирили рюмками водки и рядком уложили спать в сенях на кушетке. Со словами «В первую ночку сынка и дочку» героев дня отправили в спальню, и гости начали расходиться.

Глава 4 Тоска пришла, когда не ждали

Молодая семья в радостных хлопотах провела год: ждали появления ребёнка. Вера с радостью шила пелёнки из бумазеи и фланели, украшала их вышивкой и кружевами. Вязала костюмчики, пинетки и шапочки. Связала даже одеяльце.

Сынок появился через год, но прожил меньше двух недель. Ребёнок родился беспокойным, всё время был у груди днём и ночью, молока образовалось много. Измученная за день Вера ночью кормила ребёнка лёжа, уснула и грудью придавила носик младенца. Не было конца горю семьи. Геннадий не упрекал, сам страдал и винил себя, что не проснулся той ночью, ведь видел, как устала жена, а Вера стала на тень похожа. Родители и муж успокаивали, говорили, что дети ещё будут, надо принять и жить с этим.

А вот Люба после этого невзлюбила сноху. Обиды накапливались, до этого она критиковала приданое Веры. Всё при ближнем рассмотрении показалось не новым, пропахшим нафталином. Не довольна была и подарками новой родни на свадьбу: чашки да ложки с кастрюлями, утюги. Лучше бы деньги, как наша родня. И Вера какая-то неласковая, скрытная, молчаливая, вечно занята, а ведь думала, что дочкой станет. Даша всегда успокаивала золовку, что на вещи заработают, люди разные, родню не выбирают, не осуждают, надо привыкнуть, самой быть уживчивей и ласковей, всё устроится, не надо мешать им своим отчуждением. А ведь как ждала Люба внука! Как радовалась его появлению в надежде, что отношения наладятся.

Ещё до родов Веры она уговорила мужа переехать в город. Дом и всё имущество за небольшую сумму продали семье сменившего Григория егеря. Купили в фабрично-заводском районе города небольшой дом. Скотину не держали, только кур. Григорий устроился рабочим на фабрику, Люба — в фабричную столовую. Вот только зажили как-то однообразно и скучно. Любовь сначала развлекала себя посещением магазинов, радовалась приобретению новых вещей, потом загрустила.

Григорий же тосковал по Джеку, Лариске (они остались на кордоне), по лесу, чистому воздуху и речке.

— Что тут? Шлак, камни да рельсы железные и пыль вместо воздуха.

Работники столовой проходили осмотр, врач обнаружил опухоль в груди Любы, дал направление в область. Там подтвердили, предложили грудь удалить, но Люба, всегда гордившаяся своей грудью, отказалась от операции. Григорию не жаловалась, так как переезд произошёл по её инициативе. Со своей болью и пришла к Дарье. Сначала

Даша выслушала её, посочувствовала и рассказала свою историю:

— Выявили у меня это заболевание, не вслух сказано будет, в желудке, во время войны, году в 43. Подсказал местный врач-сосед метод Капустина по лечению, сказал, что ученик Капустина и в Свердловске есть. Прибыла по указанному адресу, в ноги бросилась, молила спасти. Сказала, что старший сын на Курской дуге погиб, муж воюет. С кем четверо сирот будут, если помру? Деньги ему давала, не взял. Сказал, что метод его не гарантирует излечение, но он попробует помочь. Велел привезти 10 куриных свежих яиц. Привезла. Положил в больницу.

Каждый день сестра в процедурном кабинете обрабатывала яйца спиртом, вытягивала иглой шприца белок, смешивала с какими-то лекарствами в колбе, набирала получившуюся вязкую белую смесь в шприц и ставила уколы в бедро, не в ягодицу. После десяти дней дали перерыв и снова — к врачу. Он дал выписку нашему участковому врачу, как на месте продолжать лечение, но сказал, что яйца должны быть всегда только из-под курицы, свежие, тогда эффективнее будет. И так чуть не полгода. Опухоль прошла. Выписывая, спросил, собираю ли травы, дал список трав и рассказал, как собирать, заваривать и пить их. Собираю эти травы и пью до сих пор, но не всё время, с перерывами. Бог милостив. Живу пока, как видишь.

Дарья написала адрес врача, и Люба, отпросившись на работе, поехала к нему в больницу. Но всё зря. Врач, как оказалось, давно не работает, метод посчитали не перспективным. Путь к излечению лишь один — операция.

Темнее тучи приехала домой Люба. Приходила домой — ложилась на кровать, ничто её не интересовало. Григорий пытался взбодрить жену, а когда узнал о её беде, сам впал в уныние, уверенный, как и жена, что операция не поможет, только страдания продлит. От тоски не хотелось идти домой после работы, не мог видеть осунувшееся лицо дорогого человека, слышать её стоны по ночам. Появились друзья, с которыми стал сначала заходить в пивную за кружкой пива, затем и пиво не помогало, стал пить что покрепче. Водка вначале снимала напряжение, но потом уже не помогала, ввергала в уныние и тоску, становилось жаль не только Любу, но и себя.

Глава 5 Обновление души и праздник 1Мая

Однажды ранним утром к Дарье забежал Геннадий и с болью в голосе и комком в горле сообщил:

— Тётя, батька попал под поезд, всю ночь на рельсах пролежал, помер на них от потери крови. Только что сообщили. Я похоронами займусь, а ты вместе с Верой к матери ступай, надо ей сообщить как-то осторожно, валериану возьми или ещё чего.

Трудная миссия предстояла женщинам. Равнодушная в последнее время Люба рыдала, себя не помня. После похорон Григория знакомый врач почти насильно забрал её в больницу, где, подлечив, сделали ей эту злосчастную операцию.

Когда разрешили посещение, в больницу пришла Вера. Села не на стул, а на край кровати, обняла свекровь и сказала:

— Выздоравливай, мама.

— Зачем? Кому я нужна-то теперь?

Наклонилась Вера к свекрови, шепнула на ухо, чтобы не сглазить:

— Ты нам с Геной нужна. Тяжёлая я. С первым не справилась, а как с двумя? Двойню обещают. А ещё квартиру скоро получим, как новый пятиэтажный дом на улице Ленина построят. Там и вода, холодная и горячая, и паровое отопление, топить печь не надо будет. А ещё ванная будет и туалет.

— Выздоравливай только. К нам перевезём тебя после больницы, нельзя пока одной-то. Силы копи. Вот фрукты принесла, витамины нужны, — уже громче продолжила, прощаясь.

— Какая у тебя дочь ласковая да добрая, — незлобно позавидовали соседки по палате.

— И красивая, — добавила Любаша.

После посещения невестки пропали все обиды, стало стыдно за свои придирки. Права была Дарья, не осуждать, а принимать и любить. Вот Вера приняла её, такую больную, неуживчивую, полную обид и горя. Винила себя и в гибели Григория, при переезде думала лишь о себе, не помогла мужу выбраться из тупика, не спасла лаской и добрым словом. Надо выбираться из болезни, сопротивляться ей, быть в круговороте жизни, как когда-то именно этим, а не методом Капустина, спасла себя для других Даша.

Дарья с её хвостиком Надей тоже навестили Любу, девочка заканчивала первый класс, впервые готовилась пойти на демонстрацию.

— Учительница сказала нам готовиться к празднику. Готовиться — это веточки сорвать и в воду поставить, чтобы листочки появились, сделать цветочки из тонкой папиросной бумаги и прикрепить их к веточкам. Вот я тебе три принесла, чтобы и ты, тётя Люба, праздновала, — тарахтела она.

Девочка не раздражала Любу, как это было обычно, а детский голосок только радовал и укреплял желание жить, появившееся после посещения невестки.

Демонстрация, к которой радостно готовилась Надя, утомила первоклассницу.

Долго строем ползли по Уральской улице до центральной площади. Через квартал на пересечении с улицей Осипенко находился дом бабушки. С родителями Надя за 20 минут не спеша доходила до него. Собрались у школы за час до демонстрации, строили и без конца пересчитывали детей, колонну выравнивали, потом всю дорогу снова останавливались, поправляли колонну; мальчишки всю дорогу дёргали девочек за косы, толкали друг друга. Пока дошли до площади, полопали все воздушные шары, поломали веточки.

Остановились и снова подравнялись невдалеке от построенного пленными немцами Дворца культуры, по краям которого возвышались на постаментах массивные музы, дипломная работа Эрнста Неизвестного. Дед с присущей ему усмешкой называл их мясистыми бабами.

Эрнст был тогда ещё неизвестным в прямом смысле этого слова, скульптуры как образец пролетарского искусства горожанам не нравились, но уж слишком высокими были постаменты, чтобы выразить к ним своё отношение в письменной форме.

Демонстранты проходили по площади возле трибуны и на лозунги с приветствиями отвечали криками «ура», заходили за угол, грузили транспаранты, и всё для них этим заканчивалось. Недавно вычищенные на ленинском субботнике, а теперь покрытые шелухой от семечек улицы были полны окурков, обёрток от конфет, бутылок, веточек с белоснежными цветами. До субботника чище было.

Бабушка встретила Надю у дома. Пошли стряпать пельмени, в счастливый пельмень монетку не забыли положить. Вскоре пришли родители и все члены большой семьи. Дружно сели за стол. Празднику были рады, а пельменям и общению ещё больше.

После обеда уставшую Надю по грязным улицам города вели за руки папа с мамой. Народ уже праздновал по домам. Можно было идти, растянувшись по ширине улицы, втроём.

— Понравилось тебе на демонстрации? — спросил отец.

— Нет, у бабушки понравилось, а ещё пельмени стряпать, пироги с брусникой тоже понравились.

Надя, ещё до школы научившись читать, читала всё подряд, лозунг и «Да здравствуют строители социализма» решила уяснить.

— А что такое социализм, который строят? Вон те дома, что строят, это социализм? — спросила, указывая рукой на строящиеся « хрущёвки», Надька.

— И они тоже социализм, — с улыбкой ответил отец.

— Те, кто в них переедет, будут в социализме, а мы когда там будем?

— Поживём — увидим.

— Люди станут образованные, культурные, мусор на улицу бросать уж точно не будут, — добавила мама.

— Когда этот социализм построят, что снова строить будут? Новый социализм, и тогда мы в него переедем?

— Коммунизм, но его уже ты будешь строить, — ответил отец.

— Почему я? Я не умею строить дома.

Папа с мамой засмеялись. Второго мая все отдыхали дома — ещё праздник, а вот третьего вся страна снова продолжила строить социализм.

21.03.2022

Метромалыш

Разбудил Марту даже не будильник, а мысль, что пора вставать. Кто сам не испытал, как, например, бездетная соседка Лилька, считают, что в декрете вообще лафа: и встать можно попозже, и погулять в парке, и телик посмотреть. Как же! С тремя-то детьми! Собрала анализы для женской консультации и аллюром на кухню готовить кашу, варить яйца, какао — сыновьям, дочке — чай с печенкой; затем поднять детей, принять на себя их недовольство, но обласкать, причесать, дочке косу заплести. У парней обязательно проверить, как зубы чистят, а то лишь щётки намочат. Рюкзак им на плечи, и в школу отправить, ладно, что она рядом. И так каждый день в любом состоянии: и когда токсикоз, и когда, как сейчас, 37-я неделя беременности, а от мужа ни весточки.

С тревогой отправилась с дочкой в садик. Тревога потому, что та жаловалась на боль в горле. Вечером и утром полоскали, не помогло. В садик не пустили. На бегу звонок соседке. Хорошо, что Лилька сегодня дома.

— Посиди с Маринкой. Я с анализами на приём в женскую консультацию и бегом за продуктами.

— Твой-то что, не приехал что ли?

«Твой-то» — это муж Сергей, но о нём сейчас думать некогда, тем более, что вчера, когда дети уснули, с подушкой разговаривала, поэтому-то и уснула поздно.

Марта оставила дочь с соседкой и, вызвав врача, побежала в женскую консультацию.

Пока шла очередь, отнесла баночки в бак лабораторию, сдала кровь и попала на приём.

После осмотра врач сообщила, что малыш развивается хорошо, как и положено для 37-ой недели, но беспокоит её напряжение мышц таза.

— Вам бы лечь в больницу, чтобы избежать преждевременных родов.

— Троих в срок родила, да и этого, надеюсь, тоже. Кто с детьми останется, пока тут буду?

— Тогда поберегите себя и ребёнка не напрягайтесь. Жду вас через неделю, результаты анализов отправлю на электронную почту, — сказала, выписывая рецепт и прощаясь.

Не очень-то веря в очередное лекарство для расслабления мышц таза, Марта в аптеку не зашла, а, почувствовав голод, вспомнила, что не завтракала, забежала в кафе торгового центра, а после него в продовольственный отдел.

­- Пакет молока, творог, сырки, йогурт, сосиски, рыба. Морковь, картофель, капуста, греча — тоже в корзину. Вернулась за яблоками. И их туда же. Хлеб не забыть бы! Потом, сына после школы послать можно. На сегодня всё. Надо два пакета взять — подумала уже у кассы, расплачиваясь.

Легко было везти, тяжело нести. Не доходя до метро, села на скамейку, которую мигом окружили голуби и воробьи. Мартовский серенький денёк не обещал просветления, как и её теперешняя жизнь. Вчера ведь ещё улицы были чистыми и небо серо-голубое. Какая-то затяжная весна в этом году, и снег всё не кончается, опять ночью покрыл улицы. Дворники расчищают тротуары, снегоуборочные машины — дороги.

Вспомнилось, как четырнадцать лет назад, не поступив в институт, вот так же сидела на скамейке в парке, обдумывала своё житьё-бытьё, тогда и познакомилась с Сергеем. Шёл мимо недавно мобилизованный с солдатской службы сероглазый парень, потом вернулся с мороженым. Познакомились. Невестилась недолго, вскоре в загсе расписались. Один за другим трое детей. Каждому рады были, только вот проблемы с деньгами. Так-то бы хватало, но ипотека и плата за квартиру съедала чуть не половину. Сергей тогда и решил работать вахтовым методом, уезжал на север, долго тянулись дни без него. Друг посоветовал стать дальнобойщиком, возить товары в Германию, а обратно стройматериалы. Всегда волновалась, когда был в пути, хотя и звонил постоянно. Мысли от прошлого перешли к настоящему:

— Взять такси дорого будет, на метро быстрее и дешевле. Деньги ой как нужны. Муж уже второй месяц не появлялся дома, денег не посылает и по телефону не звонит. Где он? Жив ли? Почему не звонит? Когда узнал, что отцом в четвертый раз будет, вообще аборт предложил сделать.

— Как аборт! Он ведь наш, живого убить? Вспомни, как первого долго не было! Как ждали его! Он ведь право жить имеет! — убеждала тогда. Спорить не стал, но что-то треснуло в их отношениях. По телефону, когда он разговаривал со своей матерью, случайно услышала обидное слово «как свиноматка». Догадалась, что о ней, наверное, но конфликтовать не стала. А вот Лильке, когда та к ней зашла, рассказала, хотя сор из избы выносить не любила, но тут обиду пережить не успела, вот и вынесла. Своеобразная психотерапия.

Всегда выглядевшая счастливой и уверенной, Лилька на эти откровения удивила:

— Знаешь, подруга, а ты рожай. Никогда никому не говорила, как мы с мужем мечтаем о ребёнке, сколько денег на лечение потратили, в какие только церкви ни ездили, каким только иконам ни молились — не получается. В детском доме от незнакомых людей как-то боязно взять, а вы свои, детей твоих знаю. Он нам в радость, счастливыми сделает, как родного, полюбим и у тебя под боком, на виду. Подумай, но аборт точно не делай. И если и не нам, то не мы одни такие.

Отдавать Лильке ребёнка Марта, естественно, не хотела, но укрепилась в решении родить.

В феврале муж отправился с колонной в Германию, приехать должен в начале марта. Как-то холодно простились на этот раз. Звонил редко. Нет ли у него кого? Не зря говорят, что у дальнобойщиков жена в каждом городе. Теперь себя винила за эти мысли. Как отрубило 24 февраля, когда началось военное вторжение. Где он? Жив ли? Почему не звонит?

Марта тяжело поднялась, пошла к метро, очень тянуло низ живота. Подумала: «Похоже, ложные схватки». Схватки были не ложными, уже на эскалаторе почувствовала, что воды отходят. Села на ступени, почувствовав какие-то быстро нарастающие схватки, а за ними и потуги. Задышала глубоко. Как ещё помочь малышу? Поскакали по лестнице яблоки, словно мячики, впереди них капуста. Застрял на горизонтальной площадке мешок, из порванного пакета вытекало молоко.

Выскочила из стеклянной будки дежурная у эскалатора, старалась прикрыть роженицу. Прибежал с платформы полицейский, а за ним и рабочий метрополитена с теплоизолирующей фольгой, первой пелёнкой новоявленному горожанину. А малыш громко, как мог, приветствовал и этот мир, и этот странный роддом, и незнакомых людей, которые помогли ему появиться на свет. Какая-то женщина нерусской национальности, сняв с головы платок, протянула, чтобы укрыть малыша. Вскоре он замолчал, почувствовав, что всем он нужен и ему рады. Он, потому что это был мальчик.

Спустились с носилками работники Скорой помощи, забрали Марту с сынишкой. В больнице до свекрови не дозвонилась, попросила это сделать Лильку. Палочка-выручалочка пообещала, уверив, что и они с мужем присмотрят за домом и детьми.

На другой день Лилька навестила роженицу Лильки, в квартире, по её словам, жила с детьми свекровь. О Сергее ей тоже ничего неизвестно, волнуется.

— Подумала о моей просьбе про ребёнка? Как жить-то будешь? Пока поможем, а потом одной с четырьмя детьми, — как-то робко, с надеждой в глазах спросила Лилька и передала приобретённый недавно красивый комплект для новорожденных, постиранный, проглаженный и приятно пахнущий.

Марта не ответила, соседка упорствовать не стала, но погрустнела.

В больнице пролежали две недели, потому что Славик (назвала именем полицейского, который принял роды) родился недоношенным. Он быстро набирал вес, чем радовал мать, а через 14 дней…

Марта с младенцем вышла из дверей роддома, вспорхнули вверх гелиевые шары, выпущенные встречающими её полицейскими, работники метро принесли в подарок огромного медведя, Лилька с детьми тоже была с ними.

До дома доехали на микроавтобусе, и там тоже ждал сюрприз. С букетом цветов её встретил Сергей. Он смотрел на неё и сына с любовью такими же серыми глазами, как тогда, когда в первый раз её увидел. Хлопотала в доме свекровь, заканчивая накрывать праздничный стол, дети ей помогали. Маленький Славик уснул, а его взрослый тёзка попросил позволения стать крёстным. Марта с мужем радостно согласились.

За столом Сергей рассказал, как фуры с товарами несколько дней стояли на таможне, как исчезла сумка с документами и телефоном, когда ненадолго вышел из машины. Возникли проблемы и с заправкой машины, и с пропитанием, поэтому задержался. Но добрые люди есть везде, даже если с ними не знаком. Помогли в этой ситуации.

Проснулся малыш, требовательно просил и себе пищи, гости разошлись. Марта подошла к Лильке и спросила:

— А ты не согласишься стать крёстной мамой? Ведь крёстная тоже мама. Вместе и воспитывать будем Метромалыша. О согласии и спрашивать не следовало. Лилька радостно улыбалась.

16.04.22

Встреча в парке

Как магнитом, городских жителей весной тянет в парк. А собачники в парках, где можно выгулять собаку, вообще прописались. Я собачник только в некоторой степени. В семье дочери воспитывается удивительно ласковый, по-собачьи умный и добрый кавалер кинг Чарльз спаниель Кевин, любимец всей семьи. Кевин — красавец, каких поискать, яркий, запоминающийся. Шёрстка длинная, очень мягкая, бело-рыжая, пышный воротник вокруг крепкой шеи. на ногах панталончики, а пышному хвосту и павлин позавидует. Тёмные глаза грустные, излучающие доброту. Сейчас собаки этой породы иногда встречаются, а четыре года назад редко кто мог пройти мимо него. «Даже игрушек таких красивых не бывает», «Что за порода?» «А где такого можно купить?»» А как звать», «Погладить можно?» — только и слышалось со всех сторон, и у прохожих появлялись улыбки, даже если и не разговаривали, при виде его, Генетика обязывает: мать и отец Кевина — чемпионы мира, а имя у него длиннющее, только и зачитать из паспорта можно, обычно называем самую короткую его часть: Кевин, а ласково Кевка. От всяких собачьих выставок мы категорически отказываемся, хотя вначале постоянно приходили приглашения: не за этим его взяли. Он отличный компаньон и друг. Ухаживаем за ним не меньше, чем за ребёнком, получая в ответ удивительную привязанность и любовь.

Совместно с внучкой и с Кевкой гуляем в парках недалеко от дома, часто в парке на Энгельса, названного по улице расположения, где нет закрытого места для выгула собак, поэтому он многим собачникам нравится. Бродим по дорожкам, не заходим только на детские площадки, а вот дети постоянно подбегают для общения с животными. Коллектив собачников давно сформировался, но и новенькие моментально в него входят, хозяйку хорька даже приняли, а раз в парке её подопечного разыскивали. Беглеца нашли, теперь только на поводке водят. Шустрый и активный, маленьких собак не очень жалует, а вот больших уважает.

Клички собак нам известны наперечёт, а имена их хозяев порой и забываем, но встречаемся как давние друзья. Собаки тоже рады встрече, дружелюбно обнюхиваются, маленькие не чураются больших по размеру, знают, что те их не обидят, резвятся, играют. Правда, крупные собаки с мелкотой не засиживаются — свои у них дела, за палками, брошенными хозяевами, наперегонки бегают на волейбольной площадке. Порой в парке гуляет Арчи, он тоже кавалер…, только старше, матёрее нашего, и окрас чёрно-белый. Как и Кевин, очень любознательный, и повадки один в один. Дружки сначала стоят, распушив хвосты в выставочной стойке, сморят на собак другой породы, потом начинают резвиться, нюхают зелень, грызут нижние ветки кустов, обнюхивают всё кругом, гоняют по газону проснувшихся лесных мышей.

Добродушный сенбернар Боня — старожил парка, бело-рыжий, с чёрными кругами вокруг глаз и носа. Он словно аксакал среди собак, обладает особой харизмой, привлекающей всех. Обычно лежит у ног хозяйки, нет былой активности, передвигается уже вяло; он удивительно дружелюбен, хотя, как всякого старца, болезни одолели. Все, и люди, и собаки, подходят поприветствовать его. Глажу по холке — смотрит благодарными глазами. Боня любит щенков и небольших собак, лижет их в нос, словно благословляя и извиняясь, что вот сегодня не порезвится с ними. Отдав долг вежливости старцу, молодые собаки начинают бегать друг за другом, призывая других к игре, наслаждаться свежим воздухом и весной, долгожданной встрече. Зимой и в весеннюю грязь так не порезвиться. Справил нужду — и за поводок домой тянут. Редко когда вот так оторвёшься.

Хозяева собак тоже рады весне. Любуются на прорвавшиеся из почек молодые листья на ветках деревьев, свежей травой в жёлтых пятнах мать-и-мачехи. Май — месяц роста травы, не случайно его травнем называли. А птицы как щебечут! Радуются, как и мы с собаками, зелени, солнцу и такому долгожданному теплу.

Энергии хоть отбавляй! Демонстрируем успехи в дрессировке. Разговоры, конечно, вертятся вокруг собак. Как обычно, о породах, поведении, характере, воспитании. Заходит разговор о кормах, прививках от болезней и от клещей. Обращаем внимание и на то, что некоторые собаки посетили грумеров, стилистов собак. Блестят и кудрявятся шёрстки, сделан педикюр, интересуемся ценами за такие продвинутые стрижки. Цены, конечно, баснословные. Кто не может это себе позволить, решает, что его питомец и без стрижки самый красивый. Сетуем, что нет кафе, куда можно зайти пообедать с собакой.

— Вот в Италии, например, особое отношение к питомцам, всегда в уголок поставят мисочку для собаки, — говорит дама, хозяйка ротвейлера.

— Где мы и где Италия? — в ответ ей хозяйка шелковистого терьера.

— Да, долго в Европе не бывать теперь, — поддерживает разговор хозяйка бишона фризе.- И на собачью выставку в Варшаву мы не полетим, а как готовились! Санкции теперь распространяются на выставки кошек и собак.

— А нам и тут неплохо, — вставил хозяин мальтийской болонки. — Мы по выставкам не ездим. Пусть вместе с Байденом подавятся своими санкциями.

Все поворачиваемся на странное постукивание, взгляды присутствующих обращаются к новенькой. К кружку подходит средних лет женщина в спортивном костюме и говорит:

— Не пугайтесь шума и грома. Это не лягушонка в коробчонке, а моя собачонка Аманда.

Действительно, за женщиной следует небольшая собачка дворянского племени с прикреплёнными к туловищу вместо задних ног колёсиками на небольшой тележке.

Чёрные живые глазки Аманды с любопытством оглядывают собак. Те подходят, обнюхивают тележку. Маленькие чёрные ушки напряжённо поднимаются кверху, хвостик поджала; тут чёрный пудель подбежал, лизнул её в шейку, как бы приглашая в игру, она вильнула небольшим чёрно-белым хвостиком, словно соглашаясь, побежала за ним, не чувствуя дискомфорта, ловко передвигаясь, включилась в игры, словно она на четырёх лапах. Заинтересовался и Боня незнакомкой, ласково взглянув, лизнул в нос, когда та проходила мимо, принял в свою компанию.

Мы разговорились с Ниной, хозяйкой Аманды:

— Почему Амандой назвали?

— В переводе с латыни Аманда означает «достойная любви».

— Собака, похоже, молодая.

— Что произошло-то?

— Почему без задних ног? — спрашивали наперебой.

— Подхожу утром к трамвайной остановке, на рельсах вижу её, истекающую кровью. Похоже, под трамвай попала. Собака жалобно скулила. Остановила проезжающего автомобилиста, тот спорить не стал. Подумав о том, что в семь часов утра к ветеринару не попасть, повезли собаку в скорую помощь. На отказ охранника пропустить попросила его «мозги включить». В скорой медсестра предложила укол поставить, чтобы не мучилась.

— Вы и людям, попавшим под трамвай, тоже такие уколы ставите? Стала плакать и просить хотя бы кровотечение остановить. Что и сделали, а меня валерианой напоили, и я, позвонив на работу с объяснением опоздания, отправилась к ветеринару.

Она замолчала, мы не торопили, ждали продолжения.

— Ножки спасти не удалось, ампутировали. Я ездила к ней в лечебницу после работы, покупала лекарства, рыскала по интернету в поиске подобных историй. Так узнала о таких тележках. Когда Аманду взяла домой, забот прибавилось. Поила лекарством, боролась с пролежнями, научилась делать памперсы для собаки, купила коляску для кукол и в ней вывозила Аманду на прогулку. Мир не без добрых людей. Как-то во дворе нас увидел сосед, выгуливающий овчарку; рассказала ему нашу историю, попросил номер телефона. Вскоре позвонил, попросил выйти во двор, куда привёл «мужчину с золотыми руками», как представил его. Не сразу соорудил новый знакомый эту коляску, несколько раз переделывал, чтобы не натирала. И всё практически бесплатно для меня. Аманда сначала побаивалась этой коляски, а потом, сами видите, привыкла. Когда гулять просится, к ней ползёт. Впрочем, теперь дома и на передних ногах пытается передвигаться. А я собак раньше не держала, а Аманду полюбила за терпение, дружелюбие и ласку.

Видимо, услышав своё имя, Аманда подбежала к хозяйке, преданно лизнула её в ногу, и они, попрощавшись, пошли домой. А, мы, словно гвоздями прибитые, не могли разойтись. Рассказ пробудил разные чувства в душе у каждого: рассуждали о сострадании, бескорыстии, упорстве и умении противостоять обстоятельствам, взять на себя ответственность, посланную свыше судьбой или провидением, желании Нины сделать жизнь маленького существа более комфортной. Сколько в Нине душевной теплоты! Всегда ли мы готовы к этому?

Затем разговор перешёл на нас самих. Людям помогаем, а « братьям нашим меньшим»? А каково сейчас бездомным   домашним животным? Сколько их голодных, раненых, искалеченных! Может, стоит своих любимцев в этом году оставить без тренеров, выставок, стрижек и педикюров, найти адреса приютов для животных и отправить туда предназначенные для этих целей деньги, навестить бедолаг, отдать частичку сердечного тепла  ?

11.05.2022

Час минет, а век живешь

В память о подруге Софье.

Глава 1 Новый город -новая жизнь

Софья после получения диплома об окончании вуза выскочила на крыльцо института. На вечер, посвящённый торжественному событию, решила не идти, да и деньги, как другие выпускники не сдавала. Подумала, что они ей будут нужны для переезда в другой город. Областной центр точно не светит, а в небольшом городе и на квартиру в качестве молодого специалиста можно рассчитывать, и инфраструктура более развита, чем у них в посёлке. А собственного жилья очень хотелось. Как бы мама теперь радовалась, что она специалист с высшим образованием. Вспомнились слова матери, её последнее напутствие: « Дочка, за тебя само имя говорит «мудрая» — будь такой. Час минет, а век живёшь. Долго не горюй по мне, сестру слушай, не перечь ей, парня выбирай с умом, себя не разменивай. Счастлива будь».

После смерти матери Соня жила со старшей сестрой, которая вскоре вышла замуж, теперь, как говорил её муж, «два спиногрыза растут». Относились они к ней хорошо, тем более, что свою часть дома она переписала на сестру, но надо ведь и свою жизнь устраивать.

Новый город понравился, школа, куда её распределили, трёхэтажная, новая, благоустроенная, с программированием (популярная фишка в обучении в восьмидесятые годы), коллектив приветливый. А жилплощадь — комната в общежитии, соседями были преподаватели, у некоторых семьи, дети, но получения квартиры даже и им пока не предвиделось. Соня и комнате была рада, ведь раньше жила с племянником. Над кроватью повесила репродукции, на тумбочку — будильник, подаренный сестрой по окончании вуза и игрушечный кораблик с парусами — мама в детстве подарила. Вспомнились слова сестры: « Это тебе, чтобы Соня соней не была и не опаздывала на работу». В общежитии было шумно, и Соня полюбила прогулки по городу, гуляла и в лесопарке на берегу небольшой реки. В конце августа прошла череда собраний, конференций, заседаний, и вот после методического объединения, когда всех просветили о новых требованиях, предъявляемых мин. образования в этом учебном году (как будто от этого что-то изменялось в самом образовании), толпа в нетерпении рванула в раздевалку в едином порыве «воздуха и обеда».

Соня подошла к дверям, когда её окликнула по имени невысокая седоволосая женщина в вязаной кофточке и серой юбке. Уже на крыльце она представилась Ариной Семёновной, бывшим преподавателем математики.

Вглядевшись, Софья вспомнила, что видела её на торжественной конференции среди ветеранов, когда тех пригласили на сцену для вручения букетов. Она была тогда в нарядном платье с люрексом и высокой причёской.

— На пенсию решила уйти в этом году, сорок лет проработала в школе, много методической литературы скопилось. Дома мне она ни к чему, сыновей вырастила, а вам может пригодиться, — внимательно разглядывая лицо Софьи, объяснила женщина.

— Но почему мне? Можно в школьную библиотеку отдать, или вы хотите, чтобы я их купила у вас? — удивилась Соня.

— В школе методики много, да и документы оформлять надо для передачи книг, а вам так отдам, в подарок как молодому специалисту, — улыбнулась Арина Семёновна и протянула визитку с адресом. Дом оказался в посёлке недалеко от города. Прощаясь, договорились о предварительном звонке.

Зная, что в кухне общежития в это время не пробиться, чтобы приготовить обед, Софья пообедала в столовой, за стол к ней подсела коллега из школы, разговорились, и та рассказала ей, что ещё на конференции Арина Семёновна выспрашивала о молодых специалистах-математиках, к ней тоже подходила. Гришка, сын её не женат, выпивает, с женщинами гуляет. Порой ночевать не приходит. Волнуется за него, решила сама ему найти «приличную образованную девушку» и почему-то решила, что это должна быть именно математичка. И в школу, и в общежитие заходила, чтобы узнать о Соне более подробно.

— Сама решай, как поступить. Гришка — добрый парень. Он вообще-то цыган по отцу, вниманием девчонок обделён не был. Я знаю его с детства. А что пьёт? Так какой мужик теперь трезвенник? А ты хорошенькая, хрупкая такая и лицом нежная. Точно понравишься.

Соня даже растерялась от такого внимания к себе, энтузиазм в поиске невесты для Гришки не оценила, но оттягивать посещение не стала, в конце недели позвонила. Может, от интриги и любопытства?

— Я уже думала, что ты не позвонишь. Приходи в воскресение на обед. Пироги стряпать буду, книги приготовила уже, выберешь для себя, Гришка потом отвезёт в общежитие, у него машина, — ответила на звонок Арина Семёновна.

Глава 2 Любовь

Посёлок был на берегу реки и показался Соне несколько странным: простые одноэтажные привычные дома сочетались с двухэтажными особняками, по-цыгански вычурными, по улице бегали как цыганские, так и русские ребятишки некоторые босиком. И это в сентябре! Двери одного такого дома были открыты, огромная люстра свешивалась со второго этажа и хорошо просматривалась в проёме, на окнах помпезные шторы. Соня сверила адрес: точно тот дом. Несмотря на открытую дверь всё же позвонила, затем вошла.

В гостиной было множество диванов и ковров, на стенах — репродукции картин художников разных течений и эпох в позолоченных рамах. И всё это великолепие — на обоях с цветочками. « Дорого, богато», — наверно, думали хозяева, создавая этот «уют». В углу совершенно не вписывались в это псевдо барокко три удочки, фуфайки и рыбацкие сапоги. Но вкусно пахло пирогами, и это привлекало, слюнки потекли. Скорее на лай пуделя, чем на звонок, вышла Арина Семёновна, которая доброжелательно посмотрела на Соню и, указав взглядом на угол, сказала как бы извиняясь:

— На рыбалку с утра ездили, спят, потом уберут. А вот это — тебе. Рядом с рыбацкой одеждой стоял в углу мешок с книгами.

— Куда мне столько? Можно выбрать?

— Дома выберешь.

— Да мне столько не донести.

— Гришка поможет после обеда.