Бесплатный фрагмент - Женщина-мужчина

Женщина-мужчина

Тема этой книги — последствия т.н. «женской эмансипации».

Она была новостью в 19 веке, но давно стала нашей обыденностью — и дала определённые плоды. Местами, почему-то, — довольно-таки ядовитые.

«Эмансипация» — это буквально «освобождение», «раскрепощение». Чудесно! Замечательно! Но почему тогда столько одиноких и несчастных женщин? Уточню: они сами себя несчастными не признают. Они не ходят по улицам в слезах, не кончают с собой и даже чаще всего не бегают на консультации к психологу. Они — обычные. У них есть работа, часто — неплохая. Квартира. Деньги. Есть дети или хотя бы один ребёнок. И их проблем никто не замечает.

Однако именно в силу своей обычности эти проблемы не осознаются и не решаются.

Свобода — это прекрасно. Почему же рост свободы даёт рост фрустрации? Что это за свобода такая? Или, может, человек — существо, которому противопоказана свобода? Или это свойство женщин?

Скажу сразу: прочитав эту книгу, ни одна одинокая женщина не станет счастливей. Однако у неё есть шанс понять, что с ней происходит. Почему нет в её жизни того, что обязательно должно быть у каждого из нас: духовной близости с любимым человеком, смысла, радости. Есть шанс взглянуть на себя и окружающих другими глазами.

Поможет это или нет, я не знаю. Все мы сами себя губим и сами себя спасаем.

Я убеждён в одном: т.н. «женская эмансипация» — не то, за что сама себя выдаёт. Нам это, в общем-то, привычно. Коммунисты тоже обещали, что железной рукой загонят человечество к счастью. И что? Где то счастье?

Апологеты «эмансипации», разумеется, тоже были уверены — и не сомневаются по сей день — что дело это крайне благотворное. Женщины ведь были угнетены, ущемлены в т.н. «викторианскую эпоху». Работали, воевали, делали политику — мужчины. Да и в семье мужчина был главой: т.е., с точки зрения «эмансипаторов», — деспотом, тираном.

И вот она — победа! Женщина уравняна в правах с мужчиной. Женщина так же работает и зарабатывает и нисколько не зависит в этом от мужчины. Женщина избирается и избирает. Женщина одна плывёт — вернее, барахтается — в океане жизни, без всякой там мужской поддержки.

Но почему эмансипированные женщины вызывают чаще всего не восхищение, не любовь, не уважение даже — а глубокую жалость?

Эта книга о том, о чём не очень-то принято говорить в Обществе Потребления. О том, чего мы не видим, не замечаем — или предпочитаем не замечать — но что в огромной степени определяет жизнь цивилизованного человечества.

Героиня этой книги — современная женщина. Эмансипированная. По понятиям нашего социума, успешная. То есть — вынужденная, в значительной мере, играть в жизни роль мужчины.

На работе, где она зачастую руководит мужчинами, а не они ею руководят. И дома, где она, как правило, одна воспитывает ребёнка, а потому ей приходится дисциплинировать, требовать — как отцу, играть роль отца, иначе ребёнок неминуемо сойдёт с катушек и станет неуправляемым.

Она женщина по природе своей. Но в жизни почти всё время ведёт себя как мужчина.

Есть такой японский традиционный театр «кабуки». Где нет актрис-женщин, а женские роли играют мужчины.

Так вот, наше общество — театр кабуки шиворот-навыворот. У нас женщины постоянно играют мужские роли.

Собственно, в этом и состояла цель. Уравнять женщину с мужчиной. И уравняли.

Но как это сказывается на женщинах? Почему мы об этом так мало задумываемся? Что происходит в душах этих женщин?

Попробуйте снять со стены часы и забить ими гвоздь. Вы спросите: зачем? Допустим, ради торжества эмансипации. В конце концов, почему молотку можно забивать гвозди, а часам — нельзя? Где равенство? Справедливость? Свобода, в конце концов? Виси себе и тикай: время показывай. Надоело! А, может, часам именно хочется гвозди забивать?

Итак, мы сняли часы со стены и колотим ими по гвоздю. В конце концов, наверное, забьём — через полчаса.

Но что будет с часами?

Конечно, спору нет: это торжество эмансипации. Но меня интересуют последствия.

Я не против свободы, равенства и братства. Я просто хочу, чтобы было больше счастливых женщин.

Почему книгу о женщинах и женской психологии написал мужчина? Самый простой ответ: именно поэтому. Именно потому, что я мужчина. По-моему, естественно заботиться о женщинах — именно мужчине. Правда, это не согласуется с аксиомами теории «эмансипации», согласно которой мужчины — злейшие враги женщин, тираны, от которых женщинам нужно освободиться, победить их — и тогда-то наступит женский рай на Земле.

Откуда эта идея — о войне женщин против мужчин и победе в этой войне — я тоже скажу.

Итак, какова же участь современной женщины, которая работает, делает карьеру, но у неё или нет мужа, или он есть только формально? А таких женщин сейчас большинство.

Как меняется внутренний мир такой женщины? Что происходит в её душе?

Давайте попробуем заглянуть туда.

Небедные люди (роман в письмах)

Глядя на фото Надежды Георгиевны в скайпе — так называемый «аватар» — я вспомнил лермонтовское выражение «печальный демон». Опущенные вниз углы рта. Глаза с расширенными зрачками то ли устремлены в одну точку, куда-то вбок и вдаль, то ли никуда не смотрят. Выражение их — как у человека, глядящего на что-то ужасное, от чего он не в силах оторваться. Огромные уродливые очки. Вокруг лица — глухой чёрный фон. Общее впечатление безнадёжности и мрачности — какой-то опущенности — от этого лица.

Самое поразительное: она это фото сама выставила. Неужели нет другого? Или ей всё равно? Как можно выставить такое фото на всеобщее обозрение? Это как ходить по улице с открытой гнойной раной.

Голос её производит точно такое же впечатление, как и лицо. Замедленная манера говорить, постоянные минорные интонации, однообразие и безэмоциональность, механичность речи. Будто она только что узнала о трагической смерти всех родных.

Есть в еврейском фольклоре такое словечко — «шибта». Это демон женского пола. Вот Надежда Георгиевна очень похожа на шибту.

Ей 57 лет.

Надежда Георгиевна успешный человек. У неё большая квартира в престижном районе Москвы. Дача в Крыму, в очень красивом месте. Выгодная и удобная работа: она руководитель проекта одного крупного фонда. Фонд этот получает огромные гранты. В подчинении Надежды Георгиевны немало народу. При этом она располагает своим временем по своему усмотрению: работать может прямо из дому. Она и со своей дачи в Крыму тоже работала. Над ней только одна начальница — директор фонда.

Надежда Георгиевна нанимает своему сыну, Ярославу, репетиторов по всем предметам. С кем-то он занимается 2 раза в неделю, с кем-то — 3. А стоит одно занятие от 500 руб. и больше.

У неё два высших образования.

И всего этого она достигла сама.

Лет 10—12 назад они с Ярославом жили в Судаке, в Крыму. Когда отец Ярослава оставил их, она побоялась, что им не хватит денег, — продала квартиру и перебралась в Москву. И в Москве, совершенно одна, с ребёнком и пожилой матерью на руках, сумела пробиться. Хотя первые годы работала стикеровщицей в аптеке, а жили они в крошечной комнатке коммунальной квартиры.

Не всякий так сможет — даже и мужчина.

Я был репетитором Ярослава по русскому языку.

Н.Г. в первом своём письме характеризовала сына так:

«Здравствуйте! У нас подросток — 9 класс на семейном образовании, не форматный молодой человек. Нужно подготовить его к ОГЭ. Долго болел, не занимался полгода. С мозгами.»

Цитируя Н. Г., я не буду исправлять ничего.

На мой вопрос, а в каком смысле молодой человек «неформатный», Н.Г. уточнила: «Он интроверт проявленный, не аутист, но в эту сторону. Таких сейчас ребят много появляется, так психиатр сказал, но он совершенно адекватный».

Н.Г., в каком-то смысле, творческий человек: к её манере выражаться нужно привыкнуть.

Итак, неформатный 15-летний подросток с мозгами, притом, «интроверт проявленный», пока не аутист, но уже в ту сторону.

Конечно, мне стало интересно!

Надежда Георгиевна оказалась сверхзаботливой мамой.

По её словам, Ярослав очень устаёт от общения с людьми.

Правда, что он, видимо, людей боится. Голос у него детский, робкий и тихий, он преувеличенно вежлив. Не пользуется веб-камерой. Однако я бы не сказал, что он «устаёт от общения». На меня он на первом же занятии произвёл впечатление человека, которому как раз общения остро не хватает.

Правда, с этим первым же занятием у нас получилась нестыковка. Накануне мы договорились начать в 16—30. Ярослав почему-то решил, что в 15—00. Н.Г. была очень обеспокоена: куда я делся? Выяснилось, что и она перепутала время занятия.

Как потом оказалось, такая пунктуальность и организованность характерна как для Ярослава, так и для его мамы.

После первого же занятия Н.Г. стала задавать мне кучу вопросов: а как Ярослав, не замучился ли, бедный, а что у него получилось, что нет. Я, понятно, терпеливо отвечал.

Сейчас таких мам много, и становится всё больше с каждым годом. Так что я привык.

Но для неё, видимо, было не совсем привычно, что совершенно незнакомый человек подробно и терпеливо отвечает на все её вопросы. Более того, я поздравил её с Новым годом, прислал какое-то фото (я фотолюбитель). Это тоже, видимо, показалось необычным.

Постепенно она стала со мной делиться: рассказывать о Ярославе. Потом даже попросила разрешения позвонить и битый час мы проговорили о нём же: вернее, говорила она, а я слушал.

Выяснилось вот что.

Ярослав крайне самолюбив, всегда хочет хорошо выглядеть в собственных глазах, в то же время он очень неуверенный в себе. У него своеобразная внешность: рост 2 метра (в 15 лет). Он стесняется.

Действительно, я видел фото Ярослава, правда, плохие, любительские. Странный парень. Лицо мужское, без признаков чего-то детского, широкое, тяжёлое. Огромные ноги, как столбы, а голова по сравнению с телом и особенно ногами маленькая, втянутая в плечи, словно в ожидании удара. Он сутулится. Особенно странное — и даже неприятное — впечатление производит его смех.

Ярослав уже больше года не ходит в школу. В 8 классе он подготовил какую-то презентацию по литературе. Н.Г. говорит, что учительница — она же была и классным руководителем — хорошо к нему относилась, ценила его. Ярослав очень старался, красиво оформил свою презентацию. Но учительница сказала, что он сам и должен её представить.

То есть: выйти перед классом, что-то говорить.

Этого он так испугался, что больше в школу не ходил.

С тех пор Ярослав сидит дома. В буквальном смысле. Он не выходит во двор. Не ходит в магазин. Ночью часто сидит за компьютером, а утром или даже днём засыпает. Ночью он не всегда может заснуть, даже когда хочет. Из-за этого он несколько раз пропускал наши занятия. Напомню, мы занимались в 16—30. Он не успевал проснуться.

Ярослав умный и способный программист. Всему, что умеет, он научился сам. Вообще компьютер — это его лучший и единственный друг.

Признаться, к концу исповеди Н.Г. я, при всей привычке, был в некотором недоумении: почему она ему это позволила? Бросить школу, заточить себя в четырёх стенах, то есть.

Но Н. Г. развеяла мои сомнения. Оказывается, это было необходимо для духовного спасения личности Ярослава. Потому что школа эту самую личность просто убивала.

Н.Г. писала мне:

Теперь я уверенна, что забрать его из школы надо было практически после первого класса или не отдавать вовсе, когда он был здоров психологически.

Он сам называет школу тюрьмой и в этом я с ним согласна. На мой взгляд, все восемь лет он осуществлял борьбу с системой за право творчески относиться к жизни, не осознавая, конечно, так как это делают взрослые. В силу его непонимания как здесь, в мире, все устроено, его борьба приобрела такие уродливые формы протеста — протеста против самой жизни в социуме, собственной жизни в предметном мире. Он пытался сохранить себя как личность.

Я не замечала этой борьбы, я зарабатывала деньги для семьи, слишком сконцентрировавшись на земных ценностях и проявляя эгоизм.

И далее:

Сейчас у меня ощущение, что в отношении с Ярославом я иду по тонкому льду. Я пытаюсь пройти, опираясь в своем понимании на какие-то вещи более высокого уровня абстракции, приняв аксиому о целесообразности всего происходящего.

Итак, спасая своего сына, Н.Г. позволила ему… собственно, всё что угодно — позволила. Что хочешь — то и делай. Ярослав решил, что самое его любимое и притом спасительное для его личности дело — ничего не делать.

В результате: инфантильность (в 15 лет голос у него как у 10-летнего), атрофия воли (как её тренировать?), асоциальность, неумение общаться — и это именно в том возрасте, когда такую огромную роль играет общение со сверстниками.

Зато — он спасает свою личность!

Н.Г. писала:

Как Вы понимаете речь идет не о том, чтоб бросить школу. Он не бросил ее, а перешел на альтернативную форму образования. Если бы он там остался, то кончилось бы это психушкой. У него тяжелейшее состояние тогда было.

Вопрос стоял остро или психбольница или детский дом. Я попыталась найти третий выход.

У Гурджиева — четвёртый путь, а у Н.Г. — третий выход.

Ещё она очень настойчиво допытывалась у меня, насколько особенности Ярослава определяются генетикой.

Меня интересует Ваш взгляд на тему «психологической генетики», если можно так сказать. Точнее: насколько возможна передача паттернов поведения, даже ценностных установок посредством генов. Если есть такое явление, возможна ли корректировка, и если да, то насколько?

Вопрос второй. Как различить простому человеку, типа меня, где в поведении у ребенка проявляется признак «подростковой депрессии», а где банальная разболтанность?

Я могу ошибаться, но у меня складывается полное ощущение, что Ярослав внутренне сильно похож на своего отца, как налиты из одного кувшина, или из одного состава почвы, если использовать для понимания библейские сюжеты. И какое-то слабое присутствие меня тоже наблюдается. Хотя без сомнения — он очень самобытен. при этом, чем дольше мы с ним живем, тем больше в нем своих проявлений наблюдаю. Это очень субъективное, понятно. Когда пытаешься рефлексировать, находясь внутри ситуации, всегда стоит оставить дельту неистинный взгляд.

Что такое «оставить дельту неистинный взгляд», я не знаю. Могу только ещё раз отметить: Н.Г. человек творческий, отсюда многочисленные грубые речевые, грамматические, орфографические и пунктуационные ошибки — и своеобразная манера выражаться. Нужно это просто принять как данность и пытаться её понять.

Вот, например, типичная её реплика

Все верно, реализация заявленного принципа в каждом конкретном случае — вот место для жизненного творчества. Кажется, ну вот же ответ, нет проблем, бери и делай. Но как раз в этом самом делании и появляется куча нюансов, которые определяют уникальность каждой ситуации и невозможность повторить чужой опыт просто так.

Если вы прочли и вам понятно написанное, спокойно читайте дальше. Если непонятно, всё равно читайте: всё же непонятное нам даже интересней, чем понятное, правда?

Н.Г. уверена, что Ярослав — творческая личность. Почему она в этом уверена, я не знаю: на мой взгляд, Ярослав обычный парень, только с огромными проблемами. Но Н. Г. не сомневается в гигантском творческом потенциале сына и его особом призвании.

Кстати, если принять, пока умозрительно, что Ярослав творческая личность, и, исходя, из того, что важно, чтоб ребенок нашел свой уникальный путь, может моя задача в отношении его корректируется?

Ну, то есть: может, творческой личности и не нужно ходить в школу, в магазин, иметь друзей? Он же такой самобытный!

Я ответил на это

Творческая личность — тоже человек. И я бы даже сказал, — в большей степени человек, чем всякий другой. Ему тоже нужны обязанности и пр. — как и всем людям.

Н.Г., как это ей свойственно, ответила неожиданно:

А вот у меня предположение в голове крутится: а может быть, не так много людей, которые любят детей? Странный вопрос, не находите?

Или вот: возможно, что творческая личность — это патология своего рода. Возможно, что они платят свою цену за дар?

Как вы думаете: почему Н.Г. интересует, много ли таких людей, которые не любят детей? Почему ей хотелось бы верить в то, что таких много? Ведь она сама так любит своего сына!

Конечно, положение Ярослава, да и самой Н.Г., не могло оставить меня равнодушным. Оно ужасно. Они будто замурованы в бетонном бункере, отгороженные от всего мира.

Как-то она обмолвилась, что Ярослава часто воспринимает как чужого, незнакомого человека, и даже боится его.

После её онлайн-исповеди по скайпу, у нас в очередной раз вышла нестыковка по времени занятия. Н.Г. отреагировала крайне нервно:

Вадим Ильич? Что-то случилось? Вы может быть после нашего разговора решили с Ярославом не заниматься? Сообщите, пожалуйста.

Пришлось её долго убеждать в том, что я не собираюсь бросать Ярослава, что вообще ни разу в жизни не бросил ни одного своего ученика.

Итак, в её представлении Ярослав непонятный, странный, а иногда и страшный, человек, чужой, но очень талантливый и творческий, совсем особый, и у него особый — третий — путь.

А в представлении Ярослава мама — это Бог Земной.

Он меня воспринимает как мистический персонаж, типа «золотой рыбки».

Он мне тут как-то сказал, что я все могу и у меня нет границ.

Ярослав ночью часто приходит к маме и ложится к ней в постель. Нет, это не инцест: так ведь часто делают маленькие дети. С мамой теплей и безопасней. Если мама не хочет в чём-то удовлетворить его желания, он страшно злится, может и больно ущипнуть.

Он ведь совсем крошечный, хотя и двухметрового роста.

Одно время Н.Г. сильно болела, лежала парализованная. Ярослава она отправила на какой-то курорт.

Я на это заметил:

Когда мама — самый близкий и дорогой человек — лежит парализованная, то самое подходящее занятие для сына, довольно-таки большого уже, — это отдыхать на курорте.

Н.Г. парировала:

Знаете, тогда настолько сложная ситуация была: я лежала, практически, как труп, только мозг работал, ухаживала за мной мама, приехал старший сын и Ярослав, и все это в одной комнате, в Москве, летом, в жару. Ярослав тоже помогал, подавал мне, что я попрошу, но оставлять его летом в таком формате, при том, что были каникулы и ему надо было потом идти в школу, ну совсем неразумно. Это сейчас у каждого из нас есть своя комната и еще одна общая, и мама покинула нас в 15 году, а тогда мы ютились в коммуналке на 20 кв. метрах.

Правда, какая она заботливая!

В конце концов, я не выдержал столь сильных впечатлений, и стал как-то высказываться по сути затронутых проблем. Чего психологическая этика делать не рекомендует (согласно одному из её правил, информацию о «пациенте» следует сообщать ему исключительно тогда, когда он сам об этом просит, и только, если психолог уверен, что она может быть правильно воспринята). Я, впрочем, хоть и психологически образованный человек, но не психолог, а педагог. А педагог — не тот, кто истолковывает, а тот, кто вмешивается и меняет.

Тут, правда, я был бессилен что-то изменить, но — стал реагировать словесно.

Например, я высказался в том смысле, что Ярославу неплохо было бы пожить одному, без мамы.

Эта мысль Н.Г. не понравилась.

— Без меня его бы не было, — заметила она.

И это правда. Как может беспомощный малыш, пусть и ростом 2 метра, жить без мамы?

Понимаю, что надо мне что-то в себе поменять, но никак не могу это уловить. если у меня какой-то стандартный случай — не подскажите? Может быть Вы что-то такое видите, со стороны, говорят, всегда более точно видно и опыт у Вас педагогический. Определенно пошел какой-то внутренний процесс и есть шанс пройти ситуацию.

Я всегда меняюсь. У меня мама была властной. Я слово себе в детстве дала, что не буду так издеваться над своими детьми.

На моё замечание, что её попустительство — проявление слабости — она заметила:

Меня правда в окружении не считают слабым человеком.

Ну, то есть — подчинённые не считают. Она же начальница. «Управленец,» — как она сама о себе говорит.

Как-то она сообщила:

Вы знаете, когда он был маленьким (года 3 ему было), не помню даже ситуации, но я от него требовала послушания. Так вот тогда крестный отец Ярослава мне сказал, а я это запомнила, что с Ярославом такое поведение не пройдет. Что, если я его буду пытаться ломать, то он меня в этой борьбе победит.

Я ответил

Твёрдость взрослого человека и стремление «ломать», подавить самостоятельность — это совершенно разные вещи.

И вдруг на эту реплику Н.Г. отозвалась так:

Просто хочется какого-то кусочка личной жизни.

В конце концов это пережёвывание одного и того же мне надоело. Просто прекратить отвечать — мешало то самое неравнодушие, хотя разум и подсказывал, что ничего тут не поделаешь: надо готовить Ярослава к экзамену и сосредоточиться только на этом, и это всё, что я могу ему дать.

И я допустил неосторожность. Впрочем, для меня характерную.

Я написал ей так

Надежда Георгиевна, перед Вами стоит очень простая задача. Она не требует никаких интеллектуальных усилий. Здесь не нужны долгие обсуждения. Задача понятная для любой безграмотной бабы деревнской. Чтобы ребёнок стал мужчиной, чтобы он научился жить, нужно, чтобы он учился этому уже сейчас — чтобы жил уже сейчас. Чтобы учился строить отошения с людьми: прежде всего, сверстниками — разбираться в людях, без чего жить на Земле невозможно. И это точно известно, ничего неизвестного нет. Чтобы он учился действовать, проявлять активность, без чего жить невозможно. И т.д., и т. п. Значит, если Вы хотите, чтобы Ваш сын стал нормальным человеком и жил после Вас, то сейчас нужно самым решительным образом его вытаскивать из ямы. Добиться — каким угодно способом — чтобы он гулял. Чтобы он куда-то ходил, где есть люди: хотя бы во двор и в магазин. Чтобы что-то делал: хотя бы покупал продукты. Чтобы совершал хоть какие-то усилия. Если этому он не научится, ему не нужен аттестат. Ему не нужно заниматься с репетиторами. Он всё равно не выйдет из своей комнаты: так ведь легче. А ему разрешено всегда выбирать самый лёгкий путь, путь наименьшего сопротивления. Он так привык. И он знает, что это его право. Зачем же делать усилия, что-то менять? Он так и будет сидеть в своей комнате, у своего компьютера до Вашей смерти. А что будет после неё — об этом страшно говорить и страшно себе представить. Фактически человек медленно пропадает, погибает на Ваших глазах — и это Ваш сын. Ему нужно помочь спастись, выкарабкаться. Вместо этого Вы пытаетесь убедить себя, что он такой особенный, поэтому ему жить не нужно, делать ничего не нужно, общаться не нужно — потому что он особенный. А он не особенный, а такой, как все. Все люди не могут жить без других людей, в том числе и гении. Вернее, гении — даже в большей степени, чем все прочие. Проявлять решительность и твёрдость — чего Вы в отношениях с сыном совершенно не умеете или не хотите (или и то, и другое) делать — это значит заниматься «усреднением», оказывается. Нет, не усреднением, а спасением его шансов на нормальную человеческую жизнь. Попытайтесь представить себе его будущее. Что его ждёт? Воля у него атрофирована, малейшее усилие для него невыносимо. Людей, общения он панически боится. Он привык, что ему всё можно. Не ходить в школу — можно. Не ходить вообще никуда — можно. Не спать ночью — можно. Всё можно. Что ждёт его? Очень Вас прошу: перестаньте себе затуманивать сознание этими рассуждениями. Повторяю: задача очень простая. Но она требует решительность и твёрдости. Если Вы добьётесь хотя бы того, чтобы он гулял по вечерам, чтобы ходил в магазин — если это войдёт в привычку, дальше будет легче. Трудно только начать. Впрочем, и это даже не столько трудно, сколько требует преодоления привычки во всём угождать сыну, всегда ему потакать, никогда и ни в чём не отказывать — что и привело к настоящему положению вещей. Несмотря на то, что многие балуют детей, такого, как в Ваших отношениях с Ярославом, я никогда в жизни не видел и не мог себе представить. Его нужно спасать. Если бы он тонул на Ваших глазах, Вы бы бросились его спасать — или стояли на берегу и рассуждали о том, что он особенный, а раз так, то не следует вмешиваться и вообще ничего тут нельзя сделать? Так вот, — он тонет. Ему нужна Ваша помощь. И больше ему никто помочь не в состоянии — только Вы одна. Поговорите с ним. Объясните, что так нельзя. Что нужно срочно менять образ жизни. Объясните, почему. Согласится он или нет — перестаньте во всём ему потакать. Он должен что-то делать. Скажите, что покупки в магазине Вы поручаете ему. И не покупайте ничего сами. Пусть голодает. Думаю, ему это не понравится, и он предпочтёт пойти в магазин. Только надо выдержать характер. И таким же образом — во всём остальном. Извините, но возникает предположение об атрофии воли — не только у сына, но и у его вполне взрослой мамы. Надеюсь, что оно ошибочное. Надо срочно менять его образ жизни — и Ваши отношения. Вы взрослый человек и его воспитатель — а не его служанка. Вы обязаны многого требовать от него. Иначе человеком ему не быть. Помогите ему и себе, очень Вас прошу.

Конечно, сам я не очень доволен этим своим посланием, но, впрочем, речь тут не обо мне. Самое интересное как раз после этого письма и началось.

Как вы думаете: как она отреагировала на мои нападки? Перестала со мной разговаривать? Ничего подобного!

В ответ она написала и тут же удалила 4 сообщения.

После чего высказалась так

Вадим Ильич, спасибо! За искренность, за такую полную включенность в нашу ситуацию. Никто за все эти годы не поддержал меня и Ярослава так, как Вы это сделали. Безмерно Вам благодарна! Мне очень больно внутри, но я счастлива! Я очень постараюсь…

Думаете, неожиданно? В какой-то мере. Конечно, большинство людей на месте Н.Г. отреагировали бы иначе. Но она же творческая личность! И она начала меняться прямо на глазах!

Процесс перевоспитания Ярослава Надежда Георгиевна начала прямо с самого главного. Можно сказать, взяла быка за рога! А что самое главное у мужчины? Ярослав всё-таки ведь мужчина! Главное у мужчины — это желудок. Поэтому Н. Г. перестала готовить Ярославу еду.

Ярослав мне уже заявил, что он меня ненавидит Я уже сутки не готовлю еду…