Бесплатный фрагмент - Жалоба влюблённой. A Lover’s Complaint

Жалоба влюблённой (поэма)

1

С холма, чьё чрево вторило мольбам

Протяжным эхом над глухой юдолью,

Мой дух невольно жалобам внимал,

К земле припав, я плакал поневоле,

Когда увидел деву тяжкой доли,

Она о камни била ожерелья,

И письма разрывала в исступленье.

2

Соломенным венком на голове

От солнца скорбь и слёзы укрывала,

Небесной красоты струился свет

И чистота сквозь тернии сияла —

Так неподвластно времени начало…

Но гнев небес на свет ложится тенью

И оставляет след грехопаденье.

3

К глазам бесцветным шёлковый платок

С орнаментом фамильным подносила,

Срывался слёз безудержный поток

На вензеля и, как с незримой силой,

Она всё время с кем-то говорила —

То к небесам взывала равнодушным,

То тихо плакала и изливала душу.

4

Порой, её пространный светлый взор

Решимость наполняла. Но в сражении

С невидимыми духами, в укор,

Тотчас претерпевала пораженье,

И в землю устремлялось глаз движенье.

Вновь безнадёжно плечи опускались,

Виденья здравомыслия чурались.

5

Прическу без убранства — узелок,

Привычным жестом ловко смастерила,

Солома разлеталась и вдоль щёк

Ей локоны нещадно теребила.

Пучок, что на макушку водрузила,

В укладке милой всё-таки держался

И на семи ветрах не распадался.

6

И бездну подношений роковых

Она бросала вниз, в поток гремящий,

Безделицы из сумок расписных:

Янтарь, кристаллы, жемчуг настоящий,

Алмазы слёз в обрыв воды бурлящей —

Слеза к слезе, как мытарю проценты,

Как богачу доходы с нищей ренты.

7

В безумстве письма яростно рвала,

Но иногда к глазам их подносила,

Внимательно читала, и тогда

Рыданья извергались с новой силой.

Клочки кидала в пропасть, как в могилу.

Было одно, написанное кровью,

Быть может, с клятвой — ветреной любовью…

8

Его разгладила и стала целовать,

Вмиг просветлела, стала лучезарной,

Но тут же стала грозно причитать:

«Чернила, как и ложь твоя, коварны!

Чернее кровь найдётся ли дегтярной?

Чернила прокляты и писарю под стать!

Лицом к лицу лица не увидать!»

9

Свидетель драмы, мирно пасший скот,

Былой повеса, ныне мудрый старец,

Кто ведал: горе горькое пройдёт,

Закончится и этой страсти танец,

Как утешитель и богов посланец,

Он выслушать девицу захотел:

Как так случилось, что осталась не у дел?

10

Он тотчас оказался рядом с ней.

Как тень летучей мыши, опустился,

Махнул плащом и сел среди камней,

С участием и тактом поклонился,

В почтенье и вниманье обратился,

Девичий одолев экстаз мученья,

Внимал он горю девы с умиленьем.

11

Она промолвила: «Почтеннейший отец,

Вы видите не то, что подобает,

Украл разбойник девичий венец,

С тех пор лишь горе делом заправляет.

Цветок мой не цветёт, а отцветает,

Цвела бы красотой я, как и прежде,

Коль не питала бы в любви надежды.

12

О горе мне, ведь подчинилась я

Завоевателю сердец и веролому!

Он от природы действовал, губя…

Сдалась ему на милость — не другому!

Любовь рвалась любить — к родному дому!

Он домом стал моим, в его признаньях

Обожествлялась я… Вот наказанье!

13

Каштановые локоны вились,

Порывы ветра нежно их ласкали

И губ касались! Миг сладчайший, длись!

Не знала я ни горя, ни печали…

Те кудри не одну очаровали.

Столь дивный образ обещал блаженство —

Кто сможет устоять пред совершенством?

14

На подбородке ласковый пушок —

Так Фениксом проклюнулась отвага,

Небритый бархат нежных алых щёк,

И чёрных глаз таинственная влага.

Такой смущённый, милый симпатяга,

Была дилемма, право, велика:

Как симпатичнее? С пушком? Иль без пушка?

15

Он был галантен, ласков и учтив,

А речь сплетала тонкие узоры,

Но ариозо мог сменить речитатив —

Напорист был и в спорах, и в раздорах.

Как майский ветер, затевал он ссоры.

Горячность молодости — знатная ливрея

Фальшивой гордости. Но я судить не смею…

16

Как безупречно двигался в седле!

Все говорили: «Ах, какой наездник!

Ах, экстерьер коня! Но всё ж, вдвойне

Прекрасен всадник! Конь — едва соперник!

Какие выездка! Пассаж и дефиле,

Пыл темперамента! Они во всём едины,

В великолепии своём неотразимы!»

17

«И всё ж седок определяет стать!» —

Ждать не пришлось всеобщего вердикта. —

«Хорош наездник, конь ему подстать!

И шарм, и лоск, и доблесть!» В фаворита

Влюблялись все от мала до велика,

Одним присутствием внушал очарованье

И милостью одаривал случайно.

18

Как острослов, имел глубокий ум.

Он аргументами блистал в горячих спорах

И репликой спонтанной, наобум,

Легко менять мог тему разговора.

Смеялись, плакали по воле режиссёра.

Его способности, таланты и уменья

Страстями правили по волеизъявленью…

19

Склонялись к властной царственной груди,

Как дети, в обожании неподдельном,

Всех возрастов достойные мужи

И жёны в почитанье безраздельном,

Считая долгом следовать сужденьям

Кумира, прославляя тут и там,

Ни разу не ударив по рукам.

20

О, многие к нему попали в сеть,

Воспринимая мир его глазами,

Подобострастно вторя, сея лесть,

Забыв, что ценно перед небесами.

Так восхищаются данайскими дарами

И вкусом хлеба на чужом столе,

Чем воду льют на мельницу вполне.

21

Все те, кому он рук не целовал,

Любимыми себя считали втайне:

И те, кто с интересом наблюдал

Поодаль, одиноко и печально,

И те, кто восхищались изначально

Искусством юности и юностью искусства,

Дарили ему искренние чувства.

22

Соперниц жребий не прельщал меня,

Я не подвержена слепому обожанью.

Всего дороже честь была моя.

Её блюла на должном расстоянии,

И крепость укрепляло состраданье

К несчастным жертвам чувств его фальшивых

И подвигов его недосточтимых.

23

Но разве кто-то избежал судьбы?

Учился ль кто-то на чужих ошибках?

Не принимала ли гордыня похвальбы

Под натиском настойчивых попыток —

Коварных, льстивых, но желанных пыток

Искусным обольщеньем? Ведь подчас

Превыше Бога превозносят нас!

24

Что успокоить может нашу кровь?

Пример печальный, предостереженье?

Что запретит сладчайшую любовь?

Быть может, гордость? Иль предубежденье?

Любви и страсти чужды рассужденья.

Пусть разум плачет! Не в последний раз

Способность чувствовать подводит нас.

25

Должна сказать, он лучший образец

Страстей притворных. Гений обольщенья!

Цветы в чужих садах наш удалец

Срывал пристрастно, ради оскверненья.

Ложь, как приправа к блюду искушенья!

Слова, поступки, персонажи, чувства —

Всё атрибуты подлого искусства!

26

Меня он терпеливо осаждал,

Искусен был, всё подбирал ключи…

В один из дней бесхитростно сказал:

«О, сжалься надо мною, не молчи!

Молю, надежд моих не омрачи!

Другим я клятв любви не раздавал,

Повинен в том, что клятвы принимал!

27

Те слухи, что доходят до тебя,

Верны отчасти. Девы пылкой страстью

Лишают разума себя, или меня,

Но скорбь находят вместе с благодатью,

И ни замужества, ни чести, — лишь проклятья.

Чем больше не себя они стыдят,

Тем больше о стыде их говорят.

28

Да, многих видели мои глаза,

Но ни одна мне сердца не задела,

Страсть проходила, как весной гроза,

И к самой юной деве, и ко зрелой.

Желанья женщин — вот святое дело!

От них же ничего мне не хотелось.

И ел бы дальше, если б ни приелось.

29

Взгляни на их бесценные дары!

Рубин и жемчуг — кровь и плоть в избытке!

Себя, как безделушки для игры,

Дарили впрок и до последней нитки!

Беспечные! Но всё же не в убытке!

Ужасные последствия страстей!

Кто был расчётливей, тот был мудрей!

30

Здесь медальоны с прядями волос

Расписаны мечтательной рукою.

Их много, с инкрустациями слёз… —

Но нам-то что, до этих слёз, с тобою? —

Сонетов, присланных с нагрузкой смысловою…

Футляры драгоценнее признаний!

Они нейтральны, ценность их лишь в камне.

31

Вот самый твёрдый камень — бриллиант

Воды чистейшей, звёздного сиянья!

Вот изумруд! Он свеж, как дебютант, —

Зелёный цвет избавит от страданья!

Сапфир лазурный! Пусть он в назиданье

Небесной гранью мудрость воскресит

И сердце успокоит, исцелит…

32

Трофеи страсти! Их я не копил,

Как покоритель иль завоеватель.

Заботлив был и нежен, щедр и мил —

Любви девичьей страстный соискатель.

Мудра природа! Нынче я податель

И пилигрим у капища любви.

Прошу тебя, дары мои прими.

33

Так протяни же мне свою ладонь,

В неё сложу я все свои трофеи,

Признанья, вздохи, радость от погонь,

Любить сильнее я уж не сумею.

Прошу тебя, не делай мне больнее.

Теперь твой генерал простой солдат,

Служить не смею… Я прислуживаться рад.

34

Взгляни на эти чётки — дар любви

Одной послушницы, монастырём пленённой,

В темнице предпочла она цвести

За каменной оградой укреплённой.

И высший свет, поступком изумлённый,

Со смертью сравнивал её уход —

Сей к вечной жизни праведный исход.

35

Скажи мне, разве есть заслуга в том,

Чтоб избегать приятных искушений,

И душу поместив в келейный дом,

Честь сберегать в глухом уединении?

Как испытать нам силу побужденья?

Кто презирает шрамы от войны,

Те вряд ли хоть отчасти влюблены.

36

Моё бахвальство, видит Бог, прости,

С монашкой нам в обители святой.

Религия не встала на пути…

Как любящему справиться с собой?

Пожертвует и вечность, и покой.

Своей природы нам не изменить.

Чтоб жизнь вкусить, нам надобно любить.

37

Ты так наполнена любовью и сильна,

Разбились те сердца, что исчерпались…

Твоим глазам, душе не видно дна,

И потому тебе я поклоняюсь,

Тобой, как океаном, наполняюсь.

Твой лёд скрывает пламенную страсть.

Безмерна надо мною твоя власть.

38

Уходят в монастырь из-за Любви,

Тот идеал в миру недосягаем,

Но на тернистом жизненном пути

Любивший поругаем не бывает!

Любовь не мыслит зла, всё покрывает.

Спасенье в нашем праве на любовь.

Её познавший возродится вновь.

39

В том нет бесчинства, если любишь ты,

Догматы, наставленья, указанья

Так чужды жизни. Слишком холодны,

И для живого духа — наказанье.

Всё есть любовь — дыханье мирозданья.

Что ей препоны: гордость, власть и стыд?

Любовь от всех напастей защитит.

40

Сердца, со мной делившие любовь,

К одной тебе теперь с мольбой взывают,

Изранена душа, бунтует кровь,

Но нас с тобой они не проклинают.

Любовь познав, её благословляют.

С тобой я честен, как ни с кем другим,

Доверься мне. Обет мой нерушим».

41

Окончив речь, ресницы опустил,

Глаза его наполнились слезами,

Поток солёный через край полил,

Как благодати знак пред образами.

Два озера над алыми цветами —

Как будто за хрустальною завесой,

Пылали щёки блудного повесы.

42

О чтимый отче! Что за колдовство!

Слезы одной, наверно, мне б хватило,

Противиться не в силах естество,

И капля точит камень что есть силы.

Не сжалься я, себя бы укорила.

Огонь страстей и холод наказанья —

Вот чувства жертвы пред её закланьем.

43

Его обряды — это ремесло.

Он искуситель на краю распутства.

Так целомудрие сразило мастерство —

Мой разум отступил по воле чувства.

Нагой пред ним предстала в безрассудстве.

Его спасая, жизнь ему даря,

Я погубила, грешная, себя…

44

В нём полнота бесчисленных уловок,

Хитросплетений смыслов, толкований,

Румянцев, бледностей, каких-то недомолвок,

И счётов с жизнью, трепетных свиданий,