Бесплатный фрагмент - Зеркальный шар

Зеркальный шар

Каждый из нас видел это приспособление.

Хотя бы раз — если не в жизни, то в кино.

Суть его проста.

Сфера, оклеенная маленькими кусочками зеркала, вращается под лучом света и бросает вокруг себя целый мир живых перебегающих бликов.

Мир, живущий по своим законам: трепетный, ускользающий, неустойчивый, причудливый, не всегда понятный, но всегда завораживающий.

Он напоминает поток человеческого сознания, где мысли причудливым образом переплетаются с воспоминаниями и подпитываются фантазиями — поток, который невозможно назвать иначе, как отблесками жизни.

Любой художник: будь он хоть литератором, хоть живописцем, хоть музыкантом — является тем же зеркальным шаром.

Отражающим внешнюю жизнь и создающим из отражений свой собственный иллюзорный мир.

За многие годы литературной деятельности у меня накопилась масса материалов, которые составили содержание этой книги — материал одновременно и фрагментарный и цельный, поскольку все главки объединены личностью автора, которая проявляется даже в мелких отсветах.

Многие из этих главок были когда-то опубликованы в форме дневниковых записей или отрывочных мемуаров, некоторые переработались и вошли в художественные произведения — но от этого не потеряли своей изначальной самоценности.

Сегодня мне показалась, что эти блики достойны того, чтобы сгруппировать их и поместить под обложку, на которой изображен зеркальный шар моего восприятия.

Висящий под потолком мироздания.

Тысячегранный, как сама жизнь.

Оживающий в движении.

Манящий, дразнящий и обещающий что-то новое при каждом своем повороте.

6 лифчиков

— Они выбрали шесть лифчиков!!! — сообщила жена, выглянув из-за своего новенького ноутбука.

— Кто — «они»? — я оторвался от письма к своему лучшему другу Виктору Винчелу.

Тема была для меня святой.

— Сайт «Абега».

— Какой-какой? «Бодяга»?

— Не бодяга, а «Абего»… Нет, не «Абего»… «Абг»… «Абеве…»… Прочитать невозможно их шрифт.

— «АБеВеГа»? — наконец догадался я.

— Ну да. А что — ты их знаешь?

— Еще бы мне их не знать! — я вздохнул. — Шайка не пойми кого, выдающая себя за литагентство. Лет десять назад у меня был с ними договор. Лишенцы. Не смогли продать даже моего «Снайпера».

— А, так это название по азбуке? Ну и придумали… Пока ты не объяснил, ни за что не догадалась.

— О чем я и говорю. Классические московские идиоты.

Я вздохнул еще раз.

— Лыгнеры.

И открыл «Nikon Trasnfer», чтобы приаттачить к письму фотографию самого себя — в тельняшке кота Матроскина, за столом с двумя мониторами и одним ноутбуком.

В последней подпапке нашлось несколько хороших снимков.

Друзей на прозе у меня было достаточно.

Я решил, что осколок Луны в прозрачных сумерках над двором стоит послать Еще Одному Дождю, четырех черненьких собачек из одного помета — одной подруге-собачнице, серый поползень ждал Женечку Козловскую, страстную любительницу птиц…

А вот панораму с графичными красно-белыми трубами «ТЭЦ-2» следовало отправить на сайт «Записок по еврейской истории», инженеру-энергетику Виктору Зайдентрегеру.

— Но на черта этим шлемазлам они понадобились? — спросил я, разобравшись с фотографиями.

— Наверное, деньги отмывают. Как и все. На 100 тысяч рублей они выбрали шесть лифчиков.

Я подумал, что это явный перебор: даже на свинье из «Ну, погоди!» были надеты всего три.

Обложку зеркального отблеска «Полюбил говняшку Грушу» украшало фото как раз шести лифчиков. Но те стоили на порядок меньше.

Я вспомнил лучшие бюстгальтеры, которые когда-либо дарил жене.

Самым дорогим был не французский (невесомый снежно-белый комплект), а итальянский. Темно-бордовый, без «push-up» -а и даже не формованный, с цветной вышивкой гладью по фигурным краям чашечек, детально выписанный мною в «Приемщице».

Но и итальянский стоил бы по нынешним ценам не более 10 тысяч; я был знатоком, поскольку в свое время 3 года торговал бюстгальтерами, причем не «Мiлавицей», а как минимум «Миленой» или «Ниночкой».

И я не мог представить себе 6 лифчиков, которые стоили бы 100 000.

— Слушай, а ты не ошиблась? — усомнился я, хотя знал, что жена никогда не ошибается в мелочах и берет платные заказы на корректорскую правку текстов.

— Нет, не ошиблась, вот слушай, что написано: «АБеВеГа» выбрало шесть лифчиков».

— Нифигасебе! — ответил я на лексиконе Саши из «Девочки у моря».

— Не веришь — посмотри!

— Мне лень вставать к тебе из-за стола, — признался я.

— А мне некогда нести тебе ноутбук. У меня дел по горло. Пишу еще только пятое письмо Вайнерману, а надо написать 8. Потом еще одно — Захарову. Ольга послала мне музыку, я ей обещала рецепт сам знаешь чего. Еще Симоновскому надо отправить… лебедей… с «Райского берега». И зайти кое к кому из твоих друзей, прочитать что-нибудь и поднять в рейтинге!

— И еще со всеми своим персонами не забудь, что за тобой последняя глава повести про Минивасика! — добавил я. — Да и роман про Лизу за тебя никто не напишет. Но все-таки я хочу узнать про шесть лифчиков…

Закрыв глаза, я представил их:

— черный кружевной «балконет» на титановых косточках,

— красную «анжелику»,

— прозрачную силиконовую «самоклейку»

— и три «полуграции» разных цветов.

— Я тебе по почте пришлю ссылку, сам посмотришь, — смилостивилась жена.

Через 5 секунд я открыл письмо, нажал гиперлинк, развернул главную страницу.

Во весь экран шло сообщение:

Агентство «АБеВеГа»,

назначившее

литературную премию

в размере ста тысяч рублей,

выбрало

СЧАСТЛИВЧИКОВ

Анжелика в «анжелике»

Звали девушку Анжеликой.

Она была самим совершенством.

Густые волосы, большие серые глаза, смешливый рот, нежный подбородок, точеная шея…

Все лежавшее ниже не поддавалось описанию, поскольку в простом языке для того не имелось слов.

А главным в облике было то, что Анжелика обожала платья с открытыми плечами и потому всегда носила бюстгальтер модели «анжелика» — без бретелек, держащийся только на планке.

Мужчины — особенно среднего и старшего возраста! — были от девушки без ума.

И между собой шутливо именовали ее не иначе, как

Анжелика в «анжелике»

И один бог знал, до какой степени каждый из них хотел…

Нет, не хотел — жаждал!

Мечтал.

И надеялся…

Хоть раз в жизни увидеть

Анжелику БЕЗ «анжелики»

Барин и татарин

Истинное богатство русского языка открывается нам, стоит лишь всерьез задуматься о значении слов известного произведения.

Если же эти значения воспринимаются неверно — точнее, не так, какими они были заложены в оригинал — то восприятие искажается порой до полной противоположности смыслу.

Быв в молодости певцом-гитаристом, я до их пор помню сотни и тысячи текстов — от лучших романсов начала XIX века до лучших бардовских и эстрадных образцов нашего времени. И до сих пор с удовольствием слушаю хорошие песни в любом хорошем исполнении.

Не так давно я задумался о замечательной русской песне «Вот едет тройка почтовая», затрагивающей — как и большинство подобных сочинений — тему несчастной любви оставляющей открытым финал неудавшейся жизни.

Согласно изданию «Русские песни и романсы», составленному В. Е. Гусевым (М., «Художественная литература», 1989), песня эта принадлежит неизвестному автору и оригинал ее датируются 1901 годом.

Приведу куплет, который вызвал интерес:

— «Ах, барин, барин, добрый барин,

Уж скоро год, как я люблю,

А нехристь-староста, татарин,

Меня журит, а я терплю.

Слушая и пытаясь понять слова, мы невольно искажаем восприятие оригинальных текстов.

Ведь упомянутые «барин» и «татарин» вызывают сегодня вполне однозначную реакцию.

Слово «барин» в советское (да и в нынешнее время) приобрело отрицательный оттенок: барином именуется ленивый неприглядный бездельник, живущий за чужой счет.

А что касается «татарина», то тут уже вообще пахнет разжиганием межнациональной розни — и удивительно, что до сих пор кто-то бдящий сверху не повелел заменить слово.

Хотя, отвлекаясь и смотря взглядом поэта, не могу не сказать, что рифма «барин — татарин» столь же идеальна, как «заяц — китаец». Конечно, с точки зрения абстрактной критики рифмовка стихов двумя одинаковыми частями речи считается бедноватой, но даже Александр Сергеич употреблял подобные созвучия — и не только между существительными, но даже осужденные впоследствии рифмы отглагольные — и от этого его стихи не стали хуже.

Но вернемся к барину и татарину.

Стоит лишь поднять языковой пласт XIX и начала XX веков, как все становится на свои места.

«Барин» не имел в старые времена нынешнего смысла. Слово было традиционным, когда кто-то из низов народа обращался к высшему сословию. Все эти тонкости сегодня утеряны; мало кто вспомнит, что, например, для солдата существовало обращение «служивый».

Об отсутствии отрицательного подтекста свидетельствует и вариант 4-го куплета этой песни:

Ах, милый барин, скоро святки,

А ей не быть уже моей,

Богатый выбрал, да постылый —

Ей не видать отрадных дней…»

Совершенно ясно, что к человеку, аттестуемому нынешним значением слова «барин», ямщик вряд ли обратился бы с эпитетом «милый».

Да и весь текст говорит о том, что барин, которого вез лохматый ямщик, был человеком добрым и участливым — каких сегодня встретить удается не на каждом шагу.

«Татарин» же не имел никакого отношения к национальному признаку — и тем более, к людям населявшим тогда Казанскую губернию Российской Империи (а сегодня Республику Татарстан, субъект РФ).

«Татарином» в те далекие годы обозначали абстрактного нехорошего человека, ведь такая трактовка слова тянулась со времен монгольского ига. Когда татары, пришедшие из Китая, были завоевателями, грабителями и насильниками русского народа.

«Татаре, чистые татаре…» — такие сетования в адрес недобрых людей можно встретить у многих авторов XIX века.

(Равно как слово «турок» стало нарицательным после ужасов русско-турецких войн и отголоски этой традиции нашло отражение даже у некоторых писателей советских времен.

И «татаре», и «турки» означали означало просто жестоких разрушителей — равно как слово «фашист» в наше время практически не имеет отношения ни к членам НСДАП, ни тем более к приверженцам Бенито Муссолини.)

Кроме того, если подумать, то становится ясным, что староста — глава крестьянской общины, своего рода администратор в русской православной деревне, просто не мог быть ни кем, кроме своего же брата славянина.

И обзывая вредного — какими он, скорее всего, и был — старосту татарином, несчастный ямщик просто усиливает ругательство «нехристь», которое тут тоже не означает иноверца, а лишь подчеркивает отсутствие христианского сострадания в том человеке.

Точно так же, как героиня Чехова («Либерал») укоряет мужа, не имея в виду реального магометанина и вообще не вкладывая в слово никакого религиозного смысла:

— Это… Глаза твои бестыжие, махамет!

После таких рассуждений старый текст воспринимается совсем иначе, чем при поверхностном ознакомлении.

А для правильного понимания требуется всего лишь окунуться в историческую ретроспективу и немножко подумать.

В плену заблуждений

Полжизни я был уверен, что эмблема пацифистов — это схематическое изображение той части тела, которую женщины прикрывают даже на пляже.

Но она символизирует всего лишь отпечаток голубиной лапки.

* * *

Когда я был мальчишкой, у меня имелся фарфоровый енот.

Прекрасно выполненная фигурка высотой сантиметров 10, подглазурно раскрашенная в естественные цвета.

Играя с этой вещицей, я предполагал, что енот — крупный зверь размером с небольшого медведя (ну, в крайности — с годовалого теленка), и енотовая шуба (как медвежья) может быть пошита из одной шкуры.

Узнав правду, я испытал серьезное разочарование.

* * *

Нас убеждали, что рыбы боятся человека.

Но, увидев под собой стайку двухметровых пятнистых груперов, понял, что это люди должны бояться рыб.

* * *

Я никогда не сомневался, что лангусты вкуснее обычных креветок.

На самом деле даже лангустины менее вкусны, чем углохвостые.

* * *

Бабушка моей лучшей матмеховской подруги, Вера Федоровна Иванова, в детстве полагала, что у человека внутри — везде кишки.

Кишки в туловище, в ногах и в руках.

И в голове тоже кишки.

(Впрочем, чем больше я узнаю ментальный уровень окружающих, тем сильнее склоняюсь к мысли, что последнее утверждение заблуждением не является!)

* * *

И в заключение — картинка, подсмотренная со стороны, тоже вызывающая улыбку.

* * *

Начало 80-х годов прошлого века.

Ленинград, летний солнечный день.

Невский проспект, правая сторона.

Квартал между Малой и просто Садовой улицами (более точно определить не могу, за 40 лет топография неузнаваемо изменилась).

Из гастронома выходит супружеская пара средних лет.

Мужчина шагает, засунув руки в карманы.

Женщина навьючена, как осел; из раздутой авоськи капает белое.

Муж: Ну вот, весь Невский сейчас будешь молоком поливать!

Жена: Сколько можно тебе говорить — это не молоко, а СЛИВКИ!

Денежный конвой

Андрею Ракоши-Шулецкому,

философу и умному человеку

Это было давно.

Точнее — 16 мая 2007 года.

От тех времен сохранились фотографии, которые не только имеют теги, автоматически поставленные камерой, но и рассортированы по датам в моих альбомах.

С точки зрения Вселенной 12 прошедших лет — сущее ничто, да и в масштабах иной человеческой жизни они несущественны.

Но я прожил столько этапов на разных эшелонах бытия, что все видится бывшим в поза-позапрошлой жизни и случившимся не со мной.

Впрочем слово «случившееся» не подходит; в тот день не случилось ничего особенного, вообще ничего не случилось.

Просто испытанные ощущения относятся к разряду острейших.

(Чтобы пояснить сказанное, приведу сходный пример.

Неделю назад я был потрясен сценой во дворе нашего 14-этажного 10-подъездного 800-квартирного дома, стоящего на одной из тихих улиц миллионного города.

Я вышел из парадного, спустился с крыльца и увидел, как охотится маленький ястреб-перепелятник.

В горизонтальном полете на высоте 2 метров он напал на голубя, — закогтил его и унес в чащу болотного сухостоя между домом и автодорогой.)

Итак, вернемся в майский полдень 2007 года.

В тот год я работал директором уфимского филиала одной Нижегородской транспортно-экспедиционной компании, имел «белую» зарплату 40 тысяч, просторный кабинет, десяток подчиненных, служебный автомобиль и безлимитный бензин по топливной карте.

(Компания эта, к сожалению, здравствует до сих пор, но названия я не озвучиваю — не из пиетета, а из нежелания пиарить ее хоть одним словом.

В августе 2007 меня оттуда уволили за то, что по вине водителя пропал автопоезд с грузом пивной бутылки на сумму 124 тысячи рублей.

Но в мае все казалось прекрасным… и даже удивительным.)

Я был почти молод, себе казался полным сил.

Впрочем, о себе я могу писать листами, гораздо лучше и короче сказал Булат Шалвович:

Еще моя походка мне не была смешна,

Еще подошвы не поотрывались,

За каждым поворотом, где музыка слышна,

Какие мне удачи открывались!

Вот о повороте-то и хочу рассказать.

* * *

Музыка не была слышна; не слышалось ничего, кроме шума покрышек по асфальтограниту трассы М7 «Нижний Новгород — Уфа» — лучшей ее части, пролегающей по Республике Татарстан.

Точки описываемых событий уже не помню, не могу назвать даже траверс населенного пункта — обозначу лишь отрезок между отворотами на Большую Елгу и Шумково.

Открыв Яндекс-карту, каждый поймет, что дорога там бежит среди длинных полей и редких перелесков без человеческого жилья на километр в обе стороны — даром, что места являются сердцем России.

Впрочем, это сейчас водитель может проложить маршрут из Нурлата в Гондурас по интернетским картам, а тогда в машине не было даже GPS-навигатора и ехали мы вслепую, по знакам и дорожным указателям.