Бесплатный фрагмент - Зеремиды

Введение

Когда пророк обращается к толпе. Он обращается к ней из симпатии. Он один видит в ней себя. Он знает выход. Он делает новый выбор народной судьбы.

Но толпа видит в новой жизни свои выгоды. У каждого человека свое личное солнце.

Своя путеводная звезда, которая греет отдельно только его одного. Поэтому пророк обречен.

Даже если ему повезет, он победит действующих фарисеев и приведет толпу в новый мир, пророк обречен. Обречены и его самые верные соратники.

Когда толпа приходит в новый мир, ей не нужны больше пророки, ей нужен диктатор.

Самый грозный диктатор знаком людям по историческому опыту, по народной традиции.

Все идеи мира погибают, их поглощают эгоизмы и следовательно судьбы простых людей. Люди, физическое большинство хотят просто жить.

Но прежде чем люди расправятся с пророками, потом с идеями, они сделают самое преданное, честное и фанатичное лицо. Самых активных из толпы зовут Зеремидами. Именно эти люди определяют ход истории, когда диктаторы или толпа расправляются с пророками и талантливыми благородными людьми. Зеремиды — это лидеры инерции.

Пока толпа, увлекаемая пророком, не дошла до заданной цели, эти люди — самые преданные солдаты идеи.

Но когда толпа подойдет к земле обетованной, тогда наступает конец пророчеству. Наступает эра традиции, каждодневная рутина бытия. Да, деградация идеи начинается с триумфа. Пока люди испытывают нужду или чего то боятся, они слушают пророков. Но как только опасность минует, люди успокаиваются, он снова превращаются в простых людей. Они начинают хитрить и обманывать. Дальше все идет по инерции. Зеремиды, которые делали честное и преданное лицо в начале пути, превращаются в новых фарисеев.

Но для чего они лицемерили все время, всю свою жизнь? Потому что они всегда знали, кто они. Пророки открыли им выход из касты отверженных, руны неприкасаемых. Отделили от черни. Забитые еще вчера дети простолюдинов наконец увидели перспективы. Что вчера было недоступно их отцам, стало досягаемым. Ни один храм, ни одна церковь, ни одно правительство не распознавали двуличие, поэтому никому не удавалось узнать зеремидов. Наоборот, новые волны «из народа» захватывали государства. Их вообще нельзя победить, потому что нельзя победить народ. Потому что их бог иерархия, их боги — традиция. Во время инерции, когда революция погибает они — боги. Они лидеры народа.

Глава I

Две жизни, две судьбы, две линии

В ревконе есть две жизни, две судьбы, два пути карьеры и обе эти линии связаны с традицией.

Про линию, связанную с карьерой традиционной элиты, мы знаем — это линия ремидная. Ремид — это человек элиты пост модерна. Но если у народа еще не появилось второе поколение горожан, что будет?

Но как тогда простой человек меняет свой статус, превращается в элиту?

Не сразу же традиционный человек становится авторитетом. Не быстро становится уважаемым человеком. Сначала он Зереф. Зереф — это простой человек, который имеет только обязанности, привычки. Рефлексия традиционного человека — никакая, можно сказать нулевая (потому что зереф ни за что не отвечает). Каждого нового члена традиционной общины воспитывают, берут в оборот отец, старшие братья, клановая родня. Если отец учит свое дитя узнавать, то родня обучают его как жить, с кем дружить: кого любить, кого встречать; кого уважать, а кого только молча сопровождать или шумно прогонять. Когда зереф выходит на улицу, его там тоже ждут точно такие как и он — зерефы. Родня это родня, близкие люди, они ставит первые рефлексы уважения, но широкие социальные навыки общения ему прививает община, народ, все традиционное общество: соседи, знакомые родителей, учителя, авторитеты, уважаемые люди, друзья и товарищи. Так из простого сына отца, общинника и товарища по работе молодой зереф сам превращается в наставника. Он реально вырастает в размерах от каждого общения в мире братьев.

Как у птицы вырастают крылья, так у зерефа растет рефлексия. А что такое рефлексия? Это не просто вопросы — кто я и для чего, а для кого я? Что я сделал хорошего? Кстати, каждый человек задает себе такие вопросы, не осознавая. И не ошибается. Потому что отец и братья постарались, когда его учили уму разуму. Без отцовских тумаков и братских пинков молодой зереф был бы просто Маугли.

Итак, человек ищет одобрения у народа.

Для традиционного человека прежде всего коллективная ответственность. Каждый рядовой зереф растет, взрослеет, набирается жизненного опыта, следом растет и число его значение. Он за что то отвечает. Чем больше у зерефа детей, — будущих воинов, тем он опаснее для всех остальных зерефов. Тем могущественней родоплеменной народ.

Наш герой зеремид — это уже не зереф. Хотя он также по привычке желает иметь много наследников. Показатель значения зеремида — его наследники. Зеремид переходит на следующий уровень наследства. Зеремид не учится, а учит людей, которых он берет под свою опеку. Вот так обычный человек, он же единица рода может вырасти в большого человека. Местного значения пока. Даже может превратиться в лидера или даже предводителя — вождя. В новую единицу наставничества и контроля над общиной. В любом случае, спокойная жизни не гарантирована уже никому. Но зеремид, а мы говорим о нем, еще не учитель, еще и не наставник, а скорее опекун, контролер, но все же он выше всех остальных — скромных и послушных, таких же как и он — зеремидов. Если народ 100% подчиняется и следует традиции, то зеремида можно сразу найти. И он будет руководителем.

Других лидеров нет?

Какой народ, такие и ведущие. Какое общество, такая и элита. Все слышали такое выражение.

Каждый зеремид получает очередной неформальный чин, если конечно у него есть хоть какой талант. Самый первый талант для зеремида — это его врожденная воля, страсть. И упрямство. Зеремид может потом долго подчинять других членов и он это сделает. С приходом рынка, например, подобные зеремиды возглавили даже целые отрасли экономики и административные центры. Ведь мы говорим о традиционном обществе, традиционном народе.

Чтобы зеремиды оказались наверху, (а не ремиды — горожане — самая полная элита), должно было произойти нечто неординарное. Ведь самые лучшие правители — ремиды. А феодальная элита — это зероты. Но ни тех ни других здесь в этот момент нет. Как так? Что случилось? Произошло что то ужасное, что зеротов не стало, а ремиды еще не созрели. Ужасное с позиции эволюции, очень грубое с точки зрения постепенного развития. Если зереф превращается не в зерота (феодальную элиту), а в зеремида, а зеремид превращается в ремида- чиновника, в этой последовательности, пожалуй, много неприятностей (для народа). Для зеремида и его семьи в этот момент все прекрасно). Сначала непривычно. Но ремидов нет, а руководить кому то надо, зеремид — это скорее воин, не мудрец, не философ. Если зеремиды стали чиновниками вне эволюционной очереди, значит им нужен контролер, администратор. Или диктатор. Без воспитателя зеремиды разворуют все государство.

Для современного мира денег и удовольствия волевой зеремид- это не лучшая кандидатура министра, администратора. Его можно купить. Он может все продать. Неудачно. (Но для себя он сделает все как надо. От этого страдает все государство)

Только резкая смена обстановки, резкая пертурбация, тектонические сдвиги общества взывают к жизни новые силы. Народ сам выделяет зеремидов. Но от нарушения баланса могут быть издержки. Вышедший из низов зеремид, может убрать всех своих противников. Получить неограниченную власть. Есть и такие побочные эффекты от революционных прыжков. Не учите зерефа принципам, традиционные люди не знают что это такое. Любой традиционный отец не любит, когда ему мешают. Самое главное: у такого общества не может быть три головы. И зеремид руководствуется старой логикой: трехголового существа в природе нет. Оттого традиционные народы является традиционными и выживают в трудные времена. Потому что такому народу не нужна анархия (читай демократия). А нужен отец народа. Диктатор.

И когда СССР распался на части, народы выбрали себе лучших кризисных руководителей — зеремидов?

Да. Потому что при Советской власти подбирали «трудящихся». А все «трудящиеся» — это кадры из народа, а простой народ не любит принципиальных людей. Простой народ воспринимает принципы как эгоизм. Поэтому выбирали по наитию, выбирали по привычке. Зеремиды вышли вперед еще при колхозном строе. У советской номенклатуры (а она была вся сплошь зеремидная — крестьянская, народная) было все расписано, все четко установлено, кто, когда и что будет возглавлять. При СССР также все было традиционно. Ты работаешь на систему, система работает на тебя. Чиновниками — бюрократами становились не все, точнее в секретари попадали не все кандидаты. Наверху не было людей с улицы. Происходил жесткий отбор на «качество». Все зеремиды проходили учет и контроль. (Вот откуда при развале появился подходящий зеремид — лидер. И там, где оказался зеремид — лидер, там произошло меньшие трагических событий. Меньше было потерь и изъянов. Зеремид — это лучший реформатор для зерефов). Оттого что каждый зеремид хорошо знает свой народ.

В Союзе также было эволюционно.

И традиционно: младший растет и превращается в старшего, старший по возрасту и опыту контролирует остальных. Кто старше, тот и возглавляет группу или участок. Еще конечно верхушка смотрела на рвение и старательность зеремида. И находила таланты в задатках (табу — первый уровень запретов — А. Б. У ремидов всегда есть принципы, установки, идеи, которыми они делятся, передают следующим поколениям. Но ремиды слишком культурны и неприятны). Так вот, у молодых ремидов или неофитов системы (зеремидов) есть подобие принципов и зеремиды не такие. Для зеремидов главное — это воля, характер, подавление. Для зеремида важна власть, сама по себе. Они никакие не волшебники, они никогда не придумывали идеи, а только фанатично исполняли, учились, приспосабливались и хотели попасть в систему. Даже угождать, как смирные телки своим строгим родителям, ведь смирный телок двух маток сосет. Если у традиционного отца бездарный, но послушный сын, он ему помогает. Если сын превосходит талантами отцам, то отец не доволен, мешает, более того вредит такому сыну. Вот так и в системе. Зеремиды всегда хорошие подражатели. Они отбирают себе подобных. Из всех талантов им милее слуга. Отсюда в системе главное — это возможность подавления и контроля.

Да, зеремиды хороши ученики. Они всегда только наблюдают. Да, зеремиды подражатели. Что они усвоили, они исполняют. Да, зеремиды любят показуху, «крутят понты». Тем самым ни увеличивают себя в глазах окружающих. Так устроено в традиционном мире, где всегда есть размер и есть иерархия. Все время надо показывать, что ты выше других. Если вы видите человека, что хочет вас подавить — перед вами зеремид. Все зере — отличные актеры или ученики хозяина. Весь мир театр, а все мы в нем актеры, — сказал классик. Многие традиционные люди от желания быть выше играют в зеремидов. Но это уже не власть и не таланты, это просто понты. Традиционный мир наводнен этими понтами, оттого что каждый зереф хочет быть выше другого зерефа.

Итак, любой традиционный отец любит покладистого сына. Так и начальники любят послушных работников, а командиры смотрят на солдат и как бы спрашивают — вы еще живы? А есть ли у зеремидов есть некое подобие позиции, есть хоть какие зеремидные принципы? Конечно есть! Но это не принципы. Это вовсе не то, что нужно государству.

Не стоит беспокоиться, все эти убеждения и принципы только копия.

Только форма от основания. Только отвернитесь и зере уже сзади. Все, что есть у зере, стоит на нестойком зере фундаменте. На глиняном стержне, на песке, на воздухе почти. Зеремиды шатаются внутри, они, можно сказать, болтаются как флюгера, если сильные ветра на улице жизни. Но когда надо, зере останавливаются. Флюгер превращается во флаг для толпы. Люди смотрят на зере и встают рядом. Во весь рост. Потому что зеремиды — это самые радикальные патриоты.

Но какие это принципы?

Это не принципы. Секретари или лидеры ячеек шли просто так к цели из любви к идее? Нет, для зере — это не то. Если человек подчиняется традиции в любой степени памяти, он все равно вернется назад. К заветам старины. Зеремидов просто «тянет в лес, сколько их не корми» цивилизацией.

А что же вторая линия зерефов или вторая линия судьбы? Мы говорим теперь о зефа. (Зефа — это рыночная линия первого поколения зерефов).

Зефа тоже вырастают из традиции. Из обычая. Это те зерефы, которые попали сразу на рынок и не успели превратится в чиновников. Оттого все новые рыночники более похожие на таких же зере домостроевцев. Они натаскают все свои успехи в свои дома, особняки и счета, что все эти дырки, куда натаскают зефа свои деньги, будут напоминать все те же замки, средневековые норы, заполненные припасами. Зефа — полупервобытные, некультурные люди создают средневековье даже в рыночном городе. Весь такой город состоит из замков — жилищ, где зефа совершенно не контактируют друг с другом. Они не замечают или враждуют друг с другом, не замечают нищих, или недостойных их внимания. То есть на линии зефа то же самое: то же самое разделение, явно различение на элиту и на чернь. Зефа вычурно надменны. Это смешно. Но они уверены: если они богаты, значит уважаемы. Короче, зефа — это нувориши, чтобы было понятно.

Так вот, если мы говорим о демократии или следующей станции сосуществования традиционного народа, потому что рынок был занесен в эту степь совершенно внезапно и вопреки эволюции обычая.

Рынок нанес удар по матрице традиции. По порядку, по старой инерции.

Когда из средневекового народы было построено государство. Но ведь существуют же на свете и полностью демократические страны.

Так вот. На самом деле получается, что местные домостроевцы в личине зере (или традиционалистов чиновников государства) сели за один стол с зефа торгашами? Домостроевцы должны сесть за один стол с домостроевцами? Личинки почти одинаковые. Обе линии зерефов очень чувствительны к иерархии и статусу. И неудобства начинаются из традиционного старшинства. Все тут путают, кто из них старший, кто главный. Зефа выставляют на свет божий свои деньги, как доводы их значения, а зере или зеремиды называют свою должность, пост, чин. Кто же будет выше? Конечно будет смущение торгаша. Но в конце концов, зеремиды чиновники возьмут верх. И встанут над всеми, над всем народом. А все мелкие и средние зефа бизнесмены подчинятся им, будут делиться как «молодые» с чиновниками деньгами (то есть будут «отстегивать» чиновникам часть прибыли).

То есть, что же мы видим? Мы видим, что любая демократия, там где население натурально, не подготовлено, не имеет поколение с принципами (ремидов, второго поколения горожан), просто обречено на иерархию. Эта иерархия незаметна вначале, сразу конечно не узнать. Но она все таки та же иерархия, где есть элита, и есть условная чернь (есть подчиненные, крепостные ли или еще кто) Новая традиционная элита даже при рынке будет требовать подчинения, точно как феодалы в прошлом требовали дань у вассалов.

Но и зефа будут стараться все купить. Подкупить. Зефа и так называемой демократической оппозиции будут помогать мировые рефаги — скинуть автократов, правителей, не соблюдающих баланс между властями. Для элиты Запада все азиатские диктаторы — это враги человечества. Они знают, что тут живут традиционные народы. Но диктатура местных правителей — это отличный повод контролировать новые государства. Прошу тут же вспомнить восточную притчу о драконе и еще внимательно прочитать, что написано наверху. Даже если новые парни зефа рядом с новой партией зере сядут или изобразят, что они лучшие государственники (то есть, что они демократы), они все равно будут искать, кто же из них выше и старше…

Глава II

Кто в центре города

Падение государства предполагает предварительную деградацию и обесценивание всех государственных институтов и полное нивелирование идеи государства у бессознательных масс

Падение — это необратимое разрушение всех базисных устоев государства и стереотипов мышления бессознательных масс

http. //warrax. croco. net

Очевидное количество вычурных особняков и дорогостоящих автомобилей на фоне добывающей промышленности и автократии. О чем это говорит?

О простых или «народных» идеалах

Если люди мечтает жить именно в трехэтажных особняках, покупать дорогие автомобили — на зависть всем, то это давно известная мечта. «Мечта» эта зародилась она очень давно, почт вечная. И это не привет тяжелого детства и даже не привет от низкой культуры. Это все — проблемы роста. Это проблемы конкретного человека: потом речь идет о плебейской шкале ценностей, отягощенною ею. Экономическая разруха начинается с возвращением старой традиционной культуры. Когда сотни тысяч провинциалов атакуют государственные ценности и заменяют их фольклорными, все так и происходит. Города деградируют и исчезают.

О чем еще?

О конце плановой экономики? О новом старом натуральном обществе, отягощенном заводами и потом с успехом эти заводы разобравшем на металл и кирпичи? О возвращении традиционной культуры? О возрождении заветов отцов и предков?

Падение культуры идет вместе с хозяйственным упадком.

В средние века, например, среди мещан из пригородов, — там где и обитала чернь, тоже ходили слухи. А новые горожане тоже спали и видели себя, живущими на богатой улице. Самое простое — в богатой одежде, то есть для начала — в богатом платье, а потом все остальное.

Политическая урбанизация. Когда поступки верхов становятся идеологией.

Подражательство — это лицо и действие больших масс. Люди передвигаются с места на место. На новом месте договариваются сразу как себя вести.

Люди всегда куда-то мигрировали. Всегда какая-то нужда или насилие вынуждали их покидать насиженное место. Чтобы как то компенсировать дорожные расходы, новый договор мигрантов был со смыслом. Смысл любой компенсации — возмещение потерь. Самый быстрый путь возврата расходов — это спекуляция. Все начинают продавать, что есть. Все мигранты на свете этим занимаются: либо продают, либо продаются.

Но среди новых переселенцев есть и такие, которые хотят построить дом. Сразу и в центре. По традиционным ценностям, а новые поселенцы — это традиционалисты, как правило, жить в центре, значит иметь власть в центре. И вот такая привычка — пробраться на государственную должность — самая перспективная. Если бы они жили дома… Но ведь все переселенцы живут на новом месте. Где теперь живут и торгуют одни спекулянты. Значит в центре нового мира отныне будут править и обогащаться (безмерно) самые успешные «центристы». Чтобы сразу всем видно было. Это конечно не хорошо. Это конечно плохо. Очень плохо. Но кто же может их осудить? Они ведь переместились с места на место в разношерстной обезличенной массе. Им надо было как то жить — выживать. Они применяют те приемы, что запомнили и которые работали на родине. То есть рефлексы сельских окраин им с детства знакомые. В развивающихся обществах речь о реабилитации мещанства (жителей окраин) актуальна всегда. Нужен какой-то срок. (Дело не просто в родоплеменной ориентации, — в пригороде о родстве забывают, но тяга к родственникам остается всегда).

Ворон ворону.

Современные родоплесы (люди с родоплеменной начинкой) опережают остальную мещанскую группу только из-за политики. Им, например, разрешается сразу пересесть в шикарные авто. Потому что они — хозяева положения. Никто из толпы их не осудит, наоборот, переехать и сразу «грязи в князи» — это большой фарт, большое везение. Для пропаганды свободы лучше нет рекламы. Оттого что они местные, коренные им положена должность как бы сразу (то есть если они «местные» власть должна быть у них от рождения. Если совместить оба мотива, а это традиционные власть и достаток, получается государственную службу они понимают правильно. По мещански предметно. А это означает сразу переселиться или готовиться переехать в элитный район — в центр города. Вот и ответ.

Что, в цивилизованном в мире так не принято?

Ну, так это там, а это тут. Разница большая. Элитное жилье и экипажи с шоферами одинаковые. Здесь все похоже. Что тут плохого? Такие же люди. Если люди без труда, сразу хотят красиво жить — кто запретит? Это же демократия. А она одинаковая и для дикаря, и для фраера. Что, это означает поражение базовых принципов гражданского социума? А есть ли он, гражданский социум? Точнее, а был ли тут исторически? Ведь как то это дело надо обставить? Вот и получается, что переезд маргиналов в мозговой центр государства, кроме политики, ничем не оправдан. Только политикой! Все фраера мира, они же акулы капитализма это приветствуют. Они сами, их предки катались через океаны не зря. Пусть катаются теперь все. Пусть красиво живут и туземцы. Но это лицемерие всего лишь политика.

Стеклянные бусы однако.

Пока идет реклама красоты рынка. Они ведь что подражают, торговую цивилизацию? А все при торговле ждут, когда кончится продажа. Так? Поэтому со стороны им улыбаются, поддерживают, либеральная традиция представляет это дело романтично — «первоначальное накопление», «издержки роста» типа, на худой конец что это де просто совковые рудименты. Никто не называет это дело нехорошим. Аборигены свободные, катаются на джипах — разве они не растут в глазах родни? «Это демократия» сообщает коммерческое СМИ. Своруй — но не попадись! То есть катаешься и живешь на широкую ногу — не будь лохом — дай наверх, поделись. Это уже протестантская этика. Хочет нувориш — чиновник ездить в дорогих авто или вообще на авто, кто же против? Это права человека. Права человека выше общества. И даже выше государственных интересов. Да, так на самом деле идет деградация, деиндустриализация. Чиновник не должен быть выше гос. интересов. Это закон. Отсюда первое: чтобы понимать что такое государство, надо в нем как бы родиться. Но ведь тут речь идет о внутренних мигрантах. Никто через океан не плывет, как это делали в свое время американцы. В чем же причина, что свои туземные «мигранты» грабят свою родину?

Хотя бы родиться в городе. Или даже в центре города.

Вот уж, действительно, если бы мещане — не граждане понимали, что это такое — государственные интересы.

Но что же они думают? Как то ведь они понимают «государственные» вещи? Мещанам государство непонятно. Нет, что такое должность и пост они догадываются сразу. А больше переселенцам и не надо.

Допустим, не допустим, а так и есть, что все кто представляет «государство», никогда не жили или не сформировались в городской среде. Что тогда важно им?

Для переселенцев любых государственные интересы — это понты и показуха. Так было, так будет. Веками. Переселенцы не могут думать о серьезных таких вещах. Они думают в первую очередь об обустройстве быта. Переехал — надо устроиться. Это первое «догосударственное» мышление такое, зачаточное. Но государство живет либо в голове или не живет нигде. Даже теперь в центре. Вот и у этого оно живет типа вновь на понтовой улице, в красивом здании — в жилье, в животе, наконец в показухе. Это «государственное» мышление аборигенское. Это их право. Их свобода. Они распоряжаются ею абсолютно. Другими словами, родственные отношения заменяют коллегиальные, рука руку моет, толпа пришельцев смотрит на авторитетов и повторяет, государство, служба и должности — это только способ… выжить.

Это своеобразный военный поход такой. Раньше это было как захват вражеского города. Захватили, пограбили, разделили — ушли обратно, откочевали. Сначала выжить, но всегда, получается так, и обогатиться. И авто где-то рядом, это здесь, протяни руку, можно в госкарман и мечты становятся явью, причем быстро. Победителей не судят. Они победили. Сейчас, в рекламных целях, для пропаганды победы им все можно. В госкармане и яхты, и виллы, и все права человека. Все большие состояния — говорят — как правило нажиты преступным путем. Первое поколение капиталистов — всегда кровопийцы, ростовщики, уголовники и убийцы. Зато их дети будут другими, ибо они живут в достатке. Они уже — не мещане и широк будет их кругозор. Ибо им некуда стремиться, как в глубину, так и в культуру. Они начнут думать о государстве, писать умные книжки. Так учит история. Умные книжки, говорите? На самом деле приезжий все время будет думать о быте (и это мягко сказано). Насчет умных книжек, долго ждать не надо. Они уже сейчас их пишут. Все, кто в достатке, не известно каким путем (ну известно каким — какие секреты?), они уже все пишут и пишут и не ждут, когда их детки морально оправдают отцов коррупционеров… Яблоня от яблони — все знают. И умные ли на самом деле эти произведения? Оценить то некому. Вокруг — одни такие же мещане, мещане — неудачники, мещане-переселенцы и прочие — прочие, прочее. (Например, для высшего круга сановная рукопись — это просто подарок, неважно даже, что там внутри. Остальной круг податного мещанского сословия они просто заставят признать свою продукцию умной книгой. Чем выше статус переселенца, тем больше «читателей»). Короче, для засветки ума самого важных переселенцев нет приличной аудитории. Подчиненные читают начальников. В натуральных обществах это ведь в порядке вещей. Вы не знали? Прочтение с восторгом книг босса, авторитета, вождя рода заменило обряды старого феодального унижения. В Азии раньше выходили задом вперед из ханского шатра. С улыбочкой на лице, глаза долу. Этим и вообще общим традиционным «бескультурьем» легко воспользоваться. «Общество — как женщина», — говорил Маркс: «И должно быть все время начеку. Стоит ей расслабится, как ее слабостью воспользуется всякий проходимец». А мещанскому социуму, это который мечтает о материальных благах, самым надежным путем (через госслужбу конечно), этим обывателями воспользоваться службой велит сама ситуация… Такое количество политологов на единицу населения говорит о нашествии, об обществе состоящем из звездочетов, прорицателей и баксы. Ведь что такое эти же так называемые или обзываемые «политологи»? Это гадалки, чьи карты завязаны на апостериорном знании жизни современных племен и народов. Политологи гадают вероятный сценарий событий, как шаманы на бараньей кости — выиграет Аттила у Аэция на Каталаунских полях. И только в руках они держат не баранью лопатку и потроха кабана, а мышку компьютера. Под задницей у них офисное кресло, а перед носом мерцает ноутбук. Вы узнаете в них пошлых всадников? Все, готовимся слушать лучших из табора мещанских политологов — кто же выиграет очередные выборы…

А выше ли права человека государственных интересов?

Реальность показывает, все наоборот — чиновники выше любого права. Права высших чиновников, кто входит в касту неприкасаемых — реально выше, в этом отношении никаких противоречий нет. Тут все вновь в духе традиции. Элита есть государство в Азии, поэтому и права человека нужны и государственные должности — все совмещается. Кто не понимает, тот путает двери. Это не государство давит, если что, это чиновник давит, элита давит, кто входит в новую элиту, тот и прав! Не даром тут все хотят в одну партию попасть. Попасть в эту партию, значит попасть в нукеры. Ты принимаешь новые старые правила предков и готовишься в поход. Они не могут сказать, что правят от имени элиты — так не принято. Они выступают от имени государства, чтобы слиться с ним. Это такой азиатский фокус. Мещане в партии или партийные мещане — так не бывает. Просто орда стала «партией». А кто же не хочет в партию клиентуры (яхт и вил)? Кто не знает, тот снова путает двери. Остальными людьми, их правами пусть занимаются правозащитники. Обычно эти правозащитники защищают от государства, от произвола чиновников. От их партии. О, это большие путаники! (Вы будите смеяться, но в местной правозащите «живут» провинциалы тоже. Они не называют самую большую партию ордой, они просто называют орду властью, а сами тихо ненавидят «натуралов», считают их дикарями. Но такие установились правила игры. Мещане- нацмены тоже играют в демократию, они из нее сделали себе кормушку. И убрать этих демократов с эфира невозможно. Они в него вросли. И виной тому — демократия. Их невозможно заменить на национальные кадры. Национальные кадры или по другому взращенные независимостью слишком робки и забиты, могут легко говорить только про заветы предков и семь колен родни, права человека им непонятны и не нужны)

Нет, право не выше государственных интересов. Право не выше элиты — вот так правильнее. Какие большие чиновники имеют права, если (о, ужас!) вылетают из команды (из партии, из орды?) Обычные, простые, никакие. При феодализме никакому сеньору в голову не приходило, что он взимает талью от имени государства. Они представляли власть монарха, короля, его свиту. Каждого наделяли землей, которую обрабатывали его собственность — крепостные крестьяне. «Государство — это я», — говорил когда-то абсолютный монарх и был прав. Общества при феодализме — это элита, построенная по типу вассалитета, клана, приверженности монаршему лицу. Монархия основана на семье, значит и все общество держалось на семейственности в форме вассалитета. Крестьяне вообще прав не имели. Кое-где еще сохраняются элементы первобытной сходки, где элиту представляет сельская аристократия. Наверное, эти люди имели такое грубое мышление, не дальше собственного носа. Оттого и местническая рефлексия. Рефлексия не больше соседской. Вот тупые. О государственных интересах никто тут не вспоминает. Есть бог, есть кюре, есть монарх, есть нотабли.

Это традиционная семейственность.

Выстраивается иерархическая лестница. Наверху — элита, построенная по принципу семьи. В среднем звене, в системе все ниши занимают «свои люди» по типу клана. Мещане не отстают (и нацмены из правозащиты тоже). Все эта организация образует форму современной солидарности — правящей партии. Внизу жизнь настраивается тоже по квази семейному образцу — образуются группы по интересам. Кланы другими словами образуются против государства, но внутри.

Что такое мещане?

Во — первых, все мещане не соответствуют той сущности, которую преследуют. Потому они и есть мещане. Они непременно хотят не соответствовать ей, а обзавестись преследуемой сущностью как вещью. В этот «вещной» ряд попадают и весьма нематериальные сущности, например, звания, статусы, высший ранг в какой-то сфере, например, ранг профессора или доктора наук. Во всем одна отличительная «мещанская» черта — это форма, вид события, но не содержание, сущность. Эти «приобретения» весьма широкого спектра, если общество развивающееся, речь идет о мещанском социуме в целом. Притязающем на самый высокий цивилизованный статус.

Что же попадает под эту форму? Это может быть и воинское звание, может быть научная степень, социальный статус, ярлык популярности, в конце концов и принадлежность к элите. В мещанском социуме элита весьма специфическая. Она — только хозяйка вещей, неважно каких, но вещей. Мещанские элиты могут лучше всех обрести, получить как «вещи», потому можно стать и профессором, и писателем очень просто. Кроме «богатой», ей хочется еще казаться конечно умной. Звание профессор как вещь! Такое возможно только тут. И и другие вещи тоже можно купить. Так думают и зефа и зере.

Итак

Среди нуворишей можно стать кем угодно, хоть халифом на час, хоть папой римским, хоть артистом — циркачом, хоть космонавтом, хоть фигуристом на льду, лишь бы были деньги. А кому это дело не доступно? Они — их зрители. Им безразлично — реально ты генерал или философ, на то им всем в общем начихать. Кто хочет, тот пусть и будет генералом! Хоть поющим генералом, хоть танцующим.

Конечно при прикосновении языческого сознания с торговым постепенно будет происходить именно такое торжество бескультурья, маргинальной простоты. Желание обрести то, что не доступно, но блестит, непонятным блеском и хочется по ходу совершенства и образованности социума непонятным и блестящим, может выглядеть некрасиво. Но мещанам на это, еще раз, начихать. Они могут это купить и «одеть».

Купить и одеть «генерала».

Распознать же подделку тоже очень легко. Режимного философа распознать также легко, как и свадебного генерала заметить. Несоответствие выдает работа. «Аналитик» их может сойти с ума, например. Можно допустить, он очень хочет что-то там открыть яркое и запоминающееся, но не хватает ресурсов, природных данных, но мещанская система дала ему карточку «аналитика», с печатью — бери и придумай. Он дает им реальный продукт — только свое сумасшествие. Такое же сумасшедшее, как и притязание мещанства на содержание. До полного сумасшествия он угадывает главное желания клиентов — их тайну, что значит, открытие его будет беспредметное и мистическое. Мистику ведь нельзя ни потрогать, ни оспорить, — страшно трогать непонятное, астрология пугает зрителей. Все их аналитики конечно же мистики. Шаманов помните? Это они самые, только в современной одежде. Если для распознания сумасшедшего нет санитаров, то очередная мистика — открытие считается находкой. И сколько таких находок. Переехавших в город быстро аналитиков очень много.

А вот генерала трудней «словить», ведь для того нужна война или форс-мажор. Так? Что он никчемен. Но он все равно выдает что-то не генеральское, сумасбродное, недисциплинированное и даже совсем нетворческое, а творчество начинается выбраковываться у молодых по ходу службы с лейтенантских погон. Настоящий генерал без войны — он тупой. Сын генерала будет генералом — помните? Династия тупиц. А этот сверх творческий, полон энтузиазма, юношеского задора, он что-то да натворит. Его же сразу сделали. Он прыгнул с нижайшего звания в генералы КНБ. Ему бы сидеть — принимать поздравления гостей, он же свадебный, а ему не сидится на месте. Он устраивает войнушку местного масштаба. Пользуется погонами, чтобы осадить своих гостей. Он начинает других автолюбителей сажать как шпионов и отбирает олигархический хлеб. Очень жирный! Поэтому служба получает вид кошмарной феодальной игры. Для олигархов конечно. А для него нет. Он мог отобрать у олигархов любой бизнес.

Надо сказать, в мирное время с военной должностью справляется и гражданский, может и женщина. Это типичное проявление рыночного фарса.

Все эти регалии, степени, названия все как один говорят об одной особенности, — о желании. Что есть эмоция вместе с эгоизмом. О сильной стороне инстинктивно-эмоционального взгляда на окружающие вещи. Неумение заглянуть в сущность звания, должности и даже профессии приводит к безграничному падению этих профессий. Исчезновению качества, профессионализма. Остается престижность, бирка а не профессия. Профессионалы исчезают, испаряются. Вокруг служаки, лицемеры и жополизы. Те же самые люди создают внизу условия еще хуже. Потому что больше нет профессионалов, а есть дети, дети природы, которые «хотят» и хотят порадоваться, что они в форме или в костюме. Социальный вариант: что они занимают пост, неважно — соответствуют они ему: занимают — значит заслуживают. И за это их уважают. Уважают за пост, за то, что они что-то там решают, причем очень важное. Чем хуже, дурней чиновник, тем больше уважают. И ведь новый феодал хочет, в конце требует полного пресмыкательства перед ним. Раб есть раб. А пресмыкательство — радикальный вид восхищения. Ну, нет такого из зеремидов, чтобы не мечтал стать богом. Заменить бога на пару минут и рассчитаться со всеми врагами — это ли не детская мечта?

Кто так рассуждает? Правильно, дети. Дети так живут, а их дети, что называются модно «журналистами» это пересказывают, как сходят с ума западные звезды. Это их духовные родня, новые родственники. Жополизы администраторы, жополизы у них в секретарях. Жополизов пишущих и вещающих с экрана интересует шопинг, что купила Дженнифер Лопес. Это потолок мещанских интересов. Людям с маленьким умом это интересно. Эти интересы можно перенести на общество. А нужна ли реабилитация зеремидам? Вот давайте рассмотрим это дело на примере известного оппозиционера К.

Оппозиционер К

Допустим, в детстве он мечтал кем то стать. Потом подростком и юношей «мечта» испарилась, потому что общество изменилось. Все взрослые вокруг стали врать и лицемерить. Там среда заменила романтику. Чем хуже условия прошлого быта и материальные условия роста, а родился и вырос он на маленьком железнодорожном разъезде станции, где даже поезда не останавливались, желание уехать и пробиться в люди стало стало его целью и мотором всей жизни.

Вот мещанство — мы помним — мечтало пройтись в богатом костюме в квартале элиты, стать рядом с богачами. (И все население может мечтать стать богачами, даром что ли везде идет реклама западных олигархов).

Надо сказать, как то определить это население, людей не имеющих ценностей. Можно по-простому сказать, это колхозники с запросами. Но это не так. Потому что были честные работники колхозники. Поэтому мы разделяем людей по рефлексии. Это зеремиды. Это уже люди пост модерна.

Вот заполонили они города, пришли в центр города в дорогих костюмах (вариант на дорогом авто приехали). Они же не стали ведь кем то. Они просто реализовали себя. Пытались снять старые комплексы. Будут ли они строить города? Нет, не будут. Больше городов они строить не будут. Тем более деревни и аулы. В аулах и деревнях, где они родились, наступает полный крах, тотальная разруха. Теперь только центр города будут оборудоваться под разные веселья. В центре такого города будет много иллюминации и полицейских. Ведь центр города означает престиж, радость и показуху. Остальные виды деятельности, вариант отрасли придут в вероятное запустения. Желания реализованы — вот они, «мы все в офисах! Девиз наших детей: живи и радуйся! Своих родственников, знакомых и подруг мы сделаем профессорами и писателями, певцами и поэтессами, наведем на них кучу камер, организуем большую рекламу, пригласим за счет бюджета западных звезд, Дженифер Лопес, например. Пусть нам поет. Мы теперь — великие. Мы в центре города.

Почему этому сказочному легкому настроению не перейти к толпе?

И такое поведение переходит. Передается. На то оно традиционное общество. Сверху кто то чихнул, снизу сразу эпидемия. Все традиционные люди заражаются болезнями собственной элиты. Чем ниже статус, тем сильнее страсть заразиться — это закон. Совесть, мораль, законы они убили своими желаниями. Совесть, мораль — это все модерн. В пост модерне появляется много желающих жить красиво. «Все кафедры, студии, мантии, суды, операционные и редакции мы купим» — вторят вторые первым, третьи вторым, четвертые третьим! Нас не интересует наполнение, нас интересует внешний прикид, золотой блеск и форма.

Детство.

Мы немного отвлеклись нашего так называемого оппозиционера, который с юности мечтал выбиться в люди.

К сожалению, у всех зерефов мечты приземленные и мы про это знаем. В некотором плане романтические, но чем ближе к цели, тем провинциалов не остановить. Чтобы выбиться в люди, они пойдут на все.

Вот он «выбился в люди», пролез даже в новое правительство. При контрреволюции и распадах империи такое случается часто, как и при революции. Проблема: чем выше он забрался, тем «шире» проявляется его «детство». Разъезд — малая родина будут у него всегда в голове. У детей маленькие победы вызывают задавание, по другому задирание носа перед другими, хвастовство. Некоторое время они живут этой славой или ее остатками. Если традиционный человек, даже грамотный зеремид попадает на должность, он живет славой, хорошо живет, пользуется авторитетом, семья его не бедствует. Он вспоминает бедность редко. От природы он тщеславен, его похождения натуральные. Никто не знает, что натуральному человеку славы надо больше, чем продуктов питания. Чем больше у него авторитета, власти, тем сытнее живет его семья. Вот и ныне ему все время надо быть на виду, все время плавать на поверхности. Иначе разъезд снова начнет снится по ночам. Обязательно, иначе он всего этого лишится. Поэтому так называемая оппозиция в натуральном обществе полна точно такими же зеремидами. Они попадают во власть, можно сказать, сразу прямо с поезда. Также быстро могут вывалится обоймы, из ханского шатра, то есть из упасть из вагона. Они все были или должны были быть во власти, потому что зеремидная страсть сильна. Возвращаться на разъезд никому не хочется. В таком мире ты сразу никому не нужен. Нет власти, нет и авторитета — это зерефная аксиома. Как одно вещество не тонет и плавает на поверхности, вот и «оппозиция» тут или то, что так называется — это их новое озеро. Они запрыгивают в этот последний вагон и как говно плавают в озере.

В своей оппозиции они копируют власть.

Подбирают себе подобных жополизов, лицемеров, им нужны маргиналы, чтобы были глупее.

Что же происходит с бывшим провинциалом, когда он попадает в правительство?

Сначала у него натурально сносит, как говорится, башню. Называется это шоком власти или ударом по столбам разъезда. Он как артист теперь, ему все время будет не хватать той высоты, если он упал из вагона власти. Внешне это не отражается и сразу не видно. А шока власти хочется как наркоману. Есть понятие сбитый летчик. Он снова хочет летать. Все видели выражение лица чиновника- азиата? Он — вся спесь, эта спесь блестит из всех его пор. Вернуться на землю (на разъезд) его не заставишь никакой силой, кроме падения его шефа премьер министра. Но этого возвышения, этого полета забыть уже нельзя. Та высота власти будет сниться до конца жизни.

Предположим, с такого «оппозиционера» прет спесь… Она ведь беспредметна теперь. Он ведь только оппозиционер — такой же как и все — изгой. Это все теперь знают, но не он. Он повторяет позу. Забирается повыше в комнате, чтобы рядовые оппозиционеры увидели, что он выше. Он буквально на троне из оппозиционных досок. На этих досках он рассказывает как съездил к своему шефу, сбежавшему в Европу. Или как он съездил в Женеву на демократический Конгресс. Этот провинциал все время хочет теперь встать рядом с женевцами. Он — женевец почти, а вы кто? Вы его рабы, колхозники. Это всего лишь старые натуральные понты. Узнали? Можно отобрать у него это право? Нет. Потому что это невозможно отобрать — детство не отдается. Разъезд на месте. Он все время хочет поехать в Женеву, как в детстве хотел поехать в город на проходящем составе.

Ну, предположим, он считает себя выше среди других. Ну как же, они не были так высоко, как он — в центре города! Генсеком там или сопредседателем, или пресс секретарем опального премьера. Его товарищи по партии — однопартийцы, теперь они «провинциалы», а не он. Потому что он — на воображаемым троном из досок. Теперь он может попасть в другой «центр города», например, реальный центр европейского города Женевы. Съездить на саммит Европарламента и потусоваться среди душистых европейцев -парламентариев. А вы все остались в пригороде, то есть на его малой родине, где то среди сопливых пацанов.

Вывод: оппозиционному делу вредит эмансипация социальных «детей». Они даже в политике будут самоутверждаться и почивать на лаврах. А значить, все время будут со своими комплексами в центре города.

П.С.

Для традиции важно честное имя отца. Отцы завещали детям честь. Честный зереф умирая мог сказать сыну: «Я ничего не нажил, но оставил тебе честное имя». И умирал спокойно. Все народные пословицы созданы традицией.

При модерне, то есть при социализме на первом месте была правда. Модерн или социализм — это размноженная традиция на всех, на миллионы. При традиции честь была только у элиты. При модерне честь появилась, должна была появиться у миллионов простых людей, при условии если они говорили правду.

При пост -модерне никому не нужны ни правда, ни тем более честь. При пост- модерне главное быстрее продать свой товар. Правду надо понимать, защищать, честь заслуживают поступками всю жизнь. А лгать, притворяться всегда легче и быстрее. Ложь — это быстрый путь к успеху. Оттого вокруг много лжи, что развелось много безродных людей, мигрантов. Ложь торжествует повсеместно, когда появляется много безродных претендентов. Говорить правду и быть честным при рыночных отношениях не выгодно совсем. Поэтому зерефы провинциалы быстро портятся в этом отношении, значительно быстрее горожан. Они действуют всегда грубо и используют национализм.

Глава III

В поисках старшего

Противоречие между современной оболочкой и архаичной начинкой, когда вокруг моторы внутреннего сгорания и одновременно государственные должности сдаются -продаются. Решается это просто. Нет никакого линейного параллельного сосуществования внешнего и внутреннего мира. Хотя он как бы есть, как две лыжи лыжника. Одна лыжа современная, другая древняя, но тоже лыжа, ибо тоже скользит, ибо лыжник все же едет.

Сдача в наем государственных должностей — это дух средневековья и пост модерна, где продавцы и покупатели не чувствуют беспокойства. Наоборот, арендодатели и арендаторы чувствуют себя хорошо. Обе стороны — люди одной культуры, все в своей мировоззренческой тарелке. Кто продается новому феодалу — это зеремид. Для зеремидов цель оправдывает средство. Все зеремиды — это новые лидера «из народа». Такие люди привыкли подчиняться, не испытывают от любого вассалитета неудобства.

Кто не готов к такому развороту, просто ничего не понимают.

Это просто традиционное, а значит обязательно глубоко иерархическое общество. Оно просто не может без диктатора, монарха, секретаря, даже президента, то есть главного человека в системе. Оно не работает без самого важного, следовательно, уважаемого господина, начальника, авторитета, — старшего в роду, брата и так далее. Не может никак. Это искусство, культура доминирования одних во имя все остальных братьев по крови культивировалась веками, формировалось тысячелетиями. Если не будет никакого доминирования, превосходства, а значит надменности, высокомерия, давления: я — твой отец, старший брат (вариации я — начальник и твой господин и благодетель), а ты мой младший брат (подчиненный или даже раб), то обе стороны будут чувствовать себя плохо. Традиционное общество всегда в поиске своей элиты. Другое дело, что элита коррелируется еще и внешними обстоятельствами. Сильными соседями. В истории всегда так было. Кто сильнее в мире традиции, тот и старший брат. То есть современная даже рыночная лыжа является направляющей для древней лыжи, главное чтобы лыжник (народ) все же ехал, переходил, перекочевывал с места на место тихо и спокойно. Хотя вторая старая лыжа, лыжа традиции все время заходит, «забегает» вперед. Потому что число новых членов правления растет, и они набираются по принципу патернального послушания. Традиционная система набирает в первую очередь послушных. И попадающий в элиту лыжник, традиционалист- молчун тут же должен найти свой ряд, потому что его лыжа, с которой он пришел или зашел в лыжню всегда больше нормы. Он ведь традиционалист, не забываем. И такие послушные молчуны со своими рефлексами начинают мешать скользить модной лыже. Оттого главный, условный директор -диктатор лыжни все время обязан трясти всех лыжников, чтобы они помнили, кто тут главный. Если не будет трясти, то старые лыжи заблокируют вторые лыжи и у лыжни не будет либерально — демократического финиша.

А между тем после каждой встряски зере должен снова доказать ранг, заполнить собой ветку. Если ему удалось «заехать» повыше, что он значит выше и считает тех, кто сидит ниже, младшими, ниже рангом. Не оттого ли эта страсть попасть в обойму? Попасть в среду придворных, приблизиться ко двору избранных, зайти в ханский шатер и скользить выше, выше, выше? За какие спрашивается заслуги?

Как попасть в главный шатер?

Прежде всего послушанием и признанием системы. А что такое система? Это признание традиционных правил. Нужно ли обучаться такому этикету традиционным людям, которые с пеленок знают, кто есть кто среди родни? Безликость или бесцветность конечно облегчают или приближают к заветному месту, где могут взять за безликость, за бесхребетность. А прежде всего за рвение и даже фанатизм угодить хозяину — благодетелю. Но ведь любой фанатик, видит вокруг подобных себе. Хозяин выбирает из кучи точно таких же кандидатов молчунов. Конечно у кого в семье было много братьев или они полные сироты, они вне конкуренции.

Однако если посмотреть на общество в целом, такое общество не будет реагировать на другие сигналы свободы, демократии или даже социализма и так далее. Оно будет подчиняться силе. Которая в свою очередь предстанет в лице хозяин, господина, секретаря партии. И тогда патернальная система заметит обязательно. Она не будет реагировать ни на что, пока кого то конкретно не затронет новая феодальная иерархия. А это значит, что кого то настигает машина феодальной инквизиции или просто кто-то попался под сбор урожая мандарина со своего ведомства.

Это наверху. А что внизу.

Ведь люди вне пирамиды — это как бы не люди, ну в традиционном понимание человека и его значения. Человек из низов — это не человек вовсе, а существо, которое обязано молчать, во всяком случае при сборе податей с податного населения (такие люди всегда молчали). И чем больше будет людей подобной культуры, тем более это общество будет наращивать старую лыжу в ущерб современной, становится тоталитарным, шаг за шагом, срок за сроком, пока не случится откат назад — в прошлое. Не забываем, зеремиды ведут к контрреволюции. Их старая лыжа души сильнее прогресса.

Глава IV

Домостроевцы

Построить дом, посадить дерево…

Домостроевцы хорошие ребята. Они строят дома, возделывают поля (вариант выращивают скот), растят сыновей. Потом суетятся во имя своего потомства. Следующее поколение делает то же самое: возделывает поле, перегоняет скот. Каждый глава семейства повторяет путь отцов, не задумываясь и почти не моргая. Есть ли тут что-то новое? Я имею в виду, что приносит каждый отец в одну и ту же привычку (выращивать урожай, перегонять скот)?

Конечно отсебятина кое-какая есть. На то он и отец, а не портрет. В новом поколении часть привычек у сыновей от отца домостроевца: половина от традиционного общества, то есть тоже домостроевская. Получается, домостроевцам нет дела, что происходит на свете, вне их поля, далеко от малой родины и родной степи? Я уже не говорю, они не видят, что происходит в их отсутствие. Например, на улице возле дома или даже в государстве домостроевцев? Им главное доставить товар в свою лавку и продать подороже, потом купить своему потомству всякую снедь, а жене шубу. Все это хорошо и прекрасно со стороны. Но на взгляд такого же зерефа (а речь идет о традиционных людях, а они — поголовные домостроевцы). До определенного момента. Все традиционные домостроевские общества саморазрушались и самоуничтожались, служили кормовой базой для развитых более в чем-либо цивилизация …из-за… оскудения ресурсов, естественных и искусственных если хотите, но ресурсов. Ведь домостроевец удваивает, утраивает, упятеряет количество домостроевцев и больше ничего. В каждой традиционной семье много детей. И каждый новый зереф повторяет желания отца, даже больше — хочет жить лучше! Каждый зереф воспитывает себе подобного зеремида, который живет по точно таким же законам домостроя. Хотя нет, у зеремида новая лыжа все таки длиннее и красивее. (Это лыжа прогресса, не забываем. Даже, что такое национализм домостроевцы на самом деле не понимают Ведь им нет дела на события вне дома? Оттого для них придумывают так называемых националистов, несколько штук, которые изображают национализм в тот момент, когда домостроевцу и домостроевцам нет дела, что происходит в мире). То есть домостроевец внутренне близорук, хотя в способах выжить очень цепок, дальнозорок и живуч.

Но не все традиционные общества гибли от количества, банального физического количества домостроевцев.

В древности количество героев все же решало судьбу битвы. А что сейчас? Кто же нужен, какой человек в управлении, в здании и даже доме?

Глава V

Наши ветки

Вместе с демократией появились супер, гипер, мега — маркеты. И бывшие традиционные люди, также бывшие провинциалы стали делать в них покупки.

Трудно отличить с того момента, кто из них кто. Первые секретари партии и правящие функционеры оказались как бы вровень с рядовыми гражданами. Конечно отныне все стали гражданами. Не отличить. Даже не понимая, что это значит. Если использовать клише о буржуазии, то все бывшие граждане СССР одномоментно стали буржуа (зефа по ревкону).

Но мы то знаем, что в СССР жили все же традиционные люди. Просто вместо традиционной элиты появились первые секретари и другие функционеры аппарата, а вместо общинников — рядовые граждане. Однако традиция традицией, а идея идеей, даже если идея была изуродована номенклатурой под свои нужды «ума, чести и совести эпохи» (то есть номенклатура выше, а все другие ниже — все по традиции как всегда).

Итак, новые граждане стали отличаться не покупками, а ценой покупки или ценником на покупке. Все же номенклатура хоть и бывшая могла себе позволить дорогие и престижные вещи. Простые граждане (зерефы) покупали почти то же самое, но дешевое и подержанное. Но даже такое дешевое относительно покупок элиты и подержанное было успехом для мещан и провинциалов. Они никогда ничего подобного не видели и не могли надеяться видеть, это было чудом. Этим самым объясняется массовая аполитичность так называемого народа, когда разбирали здание СССР на самостоятельные кирпичики. Ведь покупателям в супер, гипер, мега маркетах было по-настоящему все равно что там разбирается, не их же дом в самом деле. Еще раз, мы имеем дело с традиционным населением, даже если его и называли советским. Они потеряли не только остатки советской, но традиционной элементарной морали и вы спросите, во имя чего? А во имя чего герой идут на подвиги, а элита снаряжает армию в походы? Для традиционных людей важно их значение в родном обществе, кое-какое имя в собственной общине. Имя и значение можно было теперь иметь, не совершая никаких подвигов, не выступая вместе с феодалами ни в какие походы, за трофеями отныне можно ходить в походы в супер, гипер, мега маркета вместе с женами. И чем дороже выберет платье жена, тем выше задирается голова ее мужа. Вот так бывшие советские, они же традиционные люди стали ходить задираясь друг перед другом на предмет очередной покупки (понтоваться стали значит). Кто никогда не видел подержанной японской Тойоты, более того мечтать не мог в спальном районе или в поселке даже о Жигулях, тот был неслыханно возбужденным, обретая эту самую Тойоту пятнадцатилетней свежести. Кто никогда не жил в доме с удобствами, а занимал может полдома в поселке городского типа, где не было ни горячей воды, ни природного газа, а санузел был общим, как в общежитии например, или вообще во дворе в виде ямы, тот был рад отдельному жилью с удобствами, а может даже и быстрому коттеджу (как у первого секретаря). Уже не говоря о маленьких радостях в виде подарочных конфет, сгущенного молока или просто пачек индийского чая. Все что было у советской элиты, стало доступно простым смертным! Ну как тут не порадоваться за свободу и демократию! Хотя на самом деле для людей ниже — выше, выше ниже, привычных к иерархии, почувствовать себя первыми секретарями несколько суток, да что там несколько суток, все оставшуюся жизнь, дорого стоит. Зерефы готовы поменять свое будущее на престижные платья феодального вельможи тридцатилетней давности. Вот потому то важно знать, что так называемая новая буржуазия в рыночных условиях будет также стремиться сесть повыше соседа на веточку. Хоть на одну, но выше. Этим самым объясняется неуемная бесконечная жадность этой самой элиты.

А вы думаете, зачем традиционным людям эта самая коррупция?

Слово то какое. Напускающее тумана, что де, это процесс временные и излечимый… На самом деле занятие коррупцией (или воровством) это всеми признаваемое дело. Ведь мы не забываем, что существующая внутренняя политика строится не указами, приказами, обращениями. Что в общей куче и концентрации обращений и приказов кажется пустословием или звуковыми кучами мусора. Все кто обращается и все к кому обращаются, давно и всегда пропускали это мимо ушей. Некоторые продвинутые политики и лицемеры понимали, что борьба с коррупцией нужна для проформы. Чтобы борьба за высокую и низкую ветку традиционной иерархии и веса в обществе не превратилась в анархию и бойню. Все же зеремиды и даже ремиды — это достаточно грамотные люди, они все получали знания и понимания про хорошо и плохо. Это один из тех положительных моментов просвещения, что люди бывшего мира и общины знают, что такое хорошо и что такое плохо в цивилизационных пределах. Короче, коррупция хоть и вроде плохой дело, но она тут никогда не кончится. Пока во всяком случае все не рассядутся на своих ветках. До этого самого времени все будет внешне мирно и пристойно. Ловить будут, но мелочь. Для острастки остальной кучи желающих.

А что же касается интеллигенции, которая как бы знала больше всех и первой предъявила секретарям претензию, что посидели мол — хватит, дайте и нам порулить. То они перешли на другую стадию, — на стадию права. Если все предыдущие стадии были борьбой за статус, вполне традиционное занятие, кто выше, а кто ниже. То теперь по буржуазным (рефажным) канонам наступает время права.

Тварь я дрожащая или право имею!

Интеллигенция либеральная обращается к зерефам в супермаркете: Твари вы дрожащие или кто? Долой автократию! Те в ответ смотрят на них даже не глазами удивления. Они просто не понимают, кто эти люди? Если вы когда-то обращались к традиционным людям, а они в ответ смотрят на вас глазами детей, то будьте к этим людям снисходительны. Что понимать права, нужно знать, что такое рынок. Несколько поколений должны жить при рынке, чтобы защищать сови права. Если традиционным людям плохо, есть проблемы, они обращаются к родственникам. Это безродные народы придумали право. А у нас есть родня. Так что, ничему не удивляйтесь, когда правозащитников посылают подальше.

Вся внутренняя политика на самом деле строится на понимании большинства.

Как это большинство понимает изменения. Пусть они на вас смотрят даже баранами. На зерефном уровне даже обладание подержанным вещами своей ли и чужой элиты (поддержанные авто и модные джинсы это даже не вещи западной элиты) — это большое достижение и успехи. Традиция ставит перед общиной простые, векам повторяемые вещи: создание, потом обеспечение семьи, соблюдение во имя стабильности существующих обрядов. Конечно значение элиты тут велико. Зерефы выполняют все наказы своих жрецов (ремидов), повторяют все предписанные элементы как будто все зерефы как старики от мала до велика и, самое главное, уважают -боготворят своего лидера. Ну конечно ум, честь и совесть для своего внутреннего порядка в момент накопления капитала лучших помощников и представить не могла. Отсюда внешней оболочкой такого тандема обязательно должен был быть представлен национализм и самоопределения (элиты). Хотя конечно зерефы не понимают, что такое национализм (они ведь не нация и никогда ею не были). Для пояснения аппарат вождя набирает толмачей для разъяснения (второй положительный момент просвещения). Но собственно, как было уже сказано, лучшими толмачами и переводчиками оказались супер, гипер, мега маркеты, где все зерефы моментально забылись, окруженные ящиками с товаром. Они почувствовали повышение своего статуса от прежнего. Почувствовали и обрадовались.

Но конечно совсем не обрадовались либералы, несколько штук интеллигентов.

С каждым годом таких непримиримых все меньше, а разумных все больше. К аборигенам либералам разум приходит значительно быстрее. Они готовы принять правила, предварительно заняв подходящую ветку на дереве. Это самое разумное поведение, во всяком случае традиционное, родное. Не только проворовавшиеся коррупционеры, а воруют иногда очень много (но не выше конечно положенного, иначе будет наказание), но и так называемые оппозиционеры просят прощения у вождя (еще один момент просвещения и включения благоразумия, рацио). Все просят, как на подбор. И конечно вождь милостив и снисходителен к ним. Даже к хитрецам, аферистам и жуликам (это если включить незерефные правила и определения они жулики, а если не включать, просто перепутали ветку). Если же включить традицию, то все становится на свои места. Все эти о просящие прощения коррупционеры и оппозиционеры (еще надо разбираться, почему они вдруг оппозиционеры, может оказаться, что просто конкуренты) есть подданные. Подданные и все.

Глава VI

Зеремиды

Еще не граждане, но с большой страстью быть в центре мира.

Зеремидам, как и зерефам (людям традиции) требуется жизненное пространство. Идейность зеремидов, фанатичная и декларативная объясняется материальной заинтересованностью. Чтобы соблазнить зерефов и зеремидов, им надо обещать награду. Традиционная элита обычно вела традиционный народ на своих ближайших соседей. Там они получали еду, халаты и женщин. Иногда эти соседи были одного корня с нападавшими, одной крови. Но свой род и своя семья для зерефов выше дальней крови. Отсюда и вечная межплеменная распря зерефов даже в новое и новейшее время, то есть даже когда вокруг развивается знамя цивилизация. Что касается зеремидов, то они податливы на любые эпитеты превосходства. Но эти эпитеты полагают превосходство не только над соседним племенем дикарей, но в масштабе стран и народов. Для провокации толпы и привития сверх идеи служат группы ремидов второго городского поколения. Они порождают имперскую идею захватов, которую якобы проводили их отцы. Расцвет национализма и нацизма в Германии в 30 — х годах 20 века объясняется экономическим кризисом, который вывел агрессивных зеремидов из подвалов и ночлежек на трибуну. Они сами наделили себя правом прошлых героических поколений. Ремиды 2 вкладывают в меркантильные и слабые головы зеремидов планы, которые подпитываются агрессией и злобой толпы. Без наличия какого то количества городской интеллигенции вся энергия зеремидов уходит на бытовые распри и бытовой национализм, а вернее этническую сегрегацию.

Россия в этом смысле обошлась марксизмом для акклиматизации новых аграрных переселенцев, сбежавших в города от безземелья, продналога, коллективизации — за новой жизнью, «фабрики рабочим, земля — крестьянам». Здесь роль соседского племени сыграли буржуи и враги народа. В соотношении зеерфы — зеремиды, Россия оказалась ближе к зерефной рефлексии. Она не имела агрессивных горожан имперского масштаба и аппетитов. Здесь кулаки и враги народа сыграли роль соседей индейцев с некоторой правкой на эпоху, развитие, культуру и географию.

Глоссарий:

зереф — человек с начальной рефлексией, рефлексия близка к нулю, традиционный человек, любящий исключительно своих близких и старших братьев, слепо повинующийся традиции и старшему в роду (рефлексия зеро — зереф);

ремид — человек средней рефлексии, отец, учитель, наставник зерефа, ремиды — традиционная элита или просто элита; чиновники, люди просто с высшим образованием;

зеремид — человек первого поколения горожан, мещанин, обыватель, служащий

Глава VII

Жестокий и прыткий зере (зеремид)

Рыночному народу зе-фа от быстрого обещания прибыли рынок вовсе не обещал, что в ряды чиновников попадут все люди. Судьба чиновников — это судьба избранных. Зефа совершенно непринципиальные люди. На рынке каждый день они считают гроши и радуются как дети первому миллиону. Чиновники — это прежде всего принципиальные люди. Они должны отстаивать интересы государства. Потому зефа постараются сделать всех чиновников «детьми» продажными. И чем быстрее отряд уполномоченных зеремидов избавятся от свидетелей и ответственных людей, тем лучше коррупционерам.

Однако честных принципиальных людей во власти мало, можно сказать их совсем нет. Что же делать? Как такое произошло? Делали ли ребята зе-ре делали преданные лица, как им и положено, только чтобы попасть в отряд избранных? Еще бы. Все зе-ре старательны, делают все фанатично или создают вид (потому что знают, что их ждет вознаграждение). В многодетной семье смирный телок двух маток сосет, а строптивого дурака все старшаки бьют. Все зеремиды знают про это. Потому делают все, чтобы их не били.

Какие перспективы и, самое главное, с какой жизнью удастся расстаться?

Это называется в народе из грязи в князи. Поэтом все, кто мешает зеремидам, такие люди, скажем просто на это, не нужны. Перефразируем третий лишний, получим — принципиальный лишний-это ремид. Потому, чтобы ремиды не мешали, их заставили говорить на языке братьев.

Когда и что делают зе-ре лучше всех?

Для революции они преданные бойцы революции, фанатики революционеры, лучшие борцы с врагом. После победы над врагами свергнутыми эксплуататорами для всех людей «из народа» открываются все двери. После гражданской войны зеремиды были борцам с контрреволюцией и саботажем, грозой всех недобитков: белых, дворян, врагов народа. Первые организаторы, коллективизаторы и яростные крикуны тоже они. Эти крикуны всегда. голосуют «за».

Слава Сталину! Это тоже крики зеремидов.

Когда враги народа сведены на нет, уничтожены, когда несознательных и даже трезвых рядом просто нет, значит и конкурентов вроде нет. Начинается инерция. Все зере уже наверху, во власти, они — лидеры мирного времени. Когда начальную линию или традицию продолжают дети зере (или зе-ре 2 — А.Б.) — наследники революционного опыта. Еще дальше внуки — продолжатели традиции. С каждым разом зе-ре осознают себя не как наследники голодранцев с револьвером, не как фанатики для получения революционного пайка, а как наследники героев. Наступает полное осознание зе-ре превосходства. Зерефы пишут историю под себя. Не по Марксу. По Марксу такое осознание через кровь, гены-культуру называется реакцией. У Маркса вообще нет этому объяснения. (Маркс городской житель, поэтому он все напутал)

Почему же у внуков прошлых активистов ныне запредельный уровень рыночного эгоизма?

Почему они хотят теперь не равенства и братства социализма, а статуса, а выделения в новую касту феодалов (про лыжи всегда надо помнить, это старая лыжа). Вместо прошлого альтруизма, вместо духа товарищества, вместо ответственности — обособление, индивидуализм, желание частной собственности — почему?

У зере полутонов также мало.

Это подается в том же самом буржуазном духе свободы и независимости. Где под независимостью понимается сначала своя выгода, а потом все остальное.

В 1937 году все зе-ре извели всех ремидов. Страна тут же лишилась будущего (лыжи прогресса). Кто такие революционные ремиды? Это собственно интеллигенция. Это дети провинциальных интеллигентов. Дети также евреев аптекарей. Дети частников и учителей, которые порвали со своей мещанской средой. У этой категории рефлексия была выше, чем у зе-ре — бывших крестьян. Следовательно, и противоречий, полутонов, полуоттенков больше. То есть они не есть фанатики во плоти. У зере полутонов нет. Во всяком случае, на любой призыв ремиды не отзываются ура, мы всех победили! Революционный фанатизм, если это качество веры в идеалы можно назвать фанатизмом, у них был совершенно другим.

У них не было фанатизма, у них была вера.

Потому ремидам не нужно осознание себя, они себя знают. Их детям также не надо избавляться от комплексов. Тем более внукам. А вот для зере осознание-это мука. Зере не хотят смотреть на себя в зеркало, они знает, что там отразится (потому неприятие зере людей лучше себя, культурней, образованней это ненависть всех зере к своим комплексам). Это надо выделить. Зере не любят себя. Но бьют за это других. Осознание себя у зе-ре это избиение раз за разом из поколения в поколение зере комплекса.

Если бы не было русской революции, эту эволюцию от крепостного раба до современного олигарха зере можно было бы назвать буржуазным чудом. Так как произошло то же самое, как и во всем мире, но с временной задержкой. Новые господа прошли точно такой же путь как их коллеги на Западе посредством фанатизма. Потому что зе -ре всегда фанатики, старательные исполнители. Какую задачу им поставит глава, любой, хоть староста, хоть глава партии, любой начальник, они выполняют фанатично. Или делаю вид. Кажется что искренние, на самом деле нет. Выглядят простыми, на самом деле они хитрые. Все делают с умыслом.

И вот самый очевидный умысел при внешней преданности, и исполнительности проявился при рынке.

Таким образом, они и революционеры, они и контрреволюционеры. Направление удара здесь значения не имеет. Они всегда выполняют задачу, условным лидером, секретарем ли, президентом, директором, но поставленную вождем. Если и вождь будет зе -ре, он обопрется на помощь остальных зе-ре, путь всех этих зере будет групповым избавлением от комплексов.

Два поколения зе-ре избавлялись от комплекса раба.

Когда Сталин получил страну. Он уничтожил с помощью фанатиков зе-ре всех ремидов — противников. Ремиды не были порождением революции, все революционеры 1917 года созрели в царской России. С этими ремидами страна Советов была обречена на максимум три поколения новых, самых чистых строителей коммунизма.

Что произошло на деле?

На самом деле последующие два поколения-зе-ре отъедались, избавлялись от комплексов и готовились превратиться в олигархов в 1991 году. Аппарат, состоящий в подавляющем большинстве из наследников зе- ре, обособлялся, как ему и положено при оттирании грязи и превращался в князи или готовился стать новым господствующим слоем. В конце концов, наступил то самый момент, когда они сбросили красный кокон. Новые красивые бабочки провозгласили независимость от своего пролетарского вида, что есть выражение всех желаний зе-ре — измениться.

Зе-ре все время накапливают привилегии и ценности. Постоянно и безостановочно. Когда накапливается критическая масса, они делают шаг. Вот так «все остальное» проявилось парадом независимостей. Получается, что после революции руководили зере и при рынке впереди зе-ре.

Итак, среди зере нет принципиальных людей. Потому что принципы мешают сделать прыжок к власти. Все такие прыжки усугубляются комплексами зере. Лучше жить без напоминания. Потому они прыгают, стараются прыгнуть повыше, а потом подбирают себе смирных секретарей.

Глава VIII

Тщеславие. Часть 1

Трудно делать какие-то выводы, когда в магазине (супер, гипер, мега маркете) вдруг появилось все. Для одних — это чудо. Кто мало чего видел в жизни. Под управлением номенклатуры, которая видела, потому что была элитой. А вот, кто ничего не видел, им как вечно нищим или вечно ущербным это конечно было событием. Это мы взяли крайности. Для всех других делать покупки — увлекательное, приятое в общем дело и времяпровождение.

Еще приятнее делать дорогие покупки. Если мы не хотим совсем уйти от темы. Приятно вообще покупать недоступную вещь, хотя любая вещь, если она новая, сама по себе приятна. Если покупки, сначала надо иметь деньги, ну какие большие, каких раньше не было, а теперь есть, то обязательно хочется всем это показать: продемонстрировать, удивить (селфи покупок полно до сих пор вместе со счастливыми обладателями).

Из грязи в князи это трепет каждый раз.

Конечно дело покупок населением товара при рынке не может быть простым, обычным делом. Население берет невиданные до селя продукты и одежды. Надо это показать всем. Радость такую надо отметить официально. Представьте себе, со всех щелей неизбежно будет, что мы такие свободные, такие независимые. Мы так стремились быть свободными, мечтали (о товарах?). Обретает ли покупочное дело еще и идеологию в купе с гордостью? Еще как! Каждый покупатель неслыханного, красочно завернутого товара всей своей кожей хочет крикнуть на свет: «Да! Я хочу это купить!»

На зерефном уровне каждый хочет подтвердить: «Я согласен! Я купил то, что никогда бы не купил вообще никогда». Хотя зерефы на самом деле молчуны (и мы это продемонстрируем). Если каждого покупателя поймать в супер, гипер, мега маркете и задать такую тему. Он конечно же молчать не будет. И поделится своим счастьем в эфире.

Зерефы, традиционное население сами по себе молчуны. Но каждый владелец подержанного авто, счастливый обладатель старой Тойоты, даже не понимая, что происходи вокруг, будет занят домашними делами на колесах. Его настроение будет не против мечты.

За что же боролся ты в частности?

Можете не задавать ему такой вопрос. Он будет занят своим счастьем — Тойотой и вас этот молчун сразу не поймет. Раз боролись, значит боролись. Хотя борьбой занимаются вроде борцы, герои (совсем не покупатели в супер, гипер мега маркете). Но владельцев подержанных японских авто, то есть таких «борцов» оказалось много. Да, борьбой занимаются герои (ремиды, зелоты) Зерефы только восстают, бунтуют, и то когда только голод. Когда только нужда подстегивает на бунт.

А как у Колумба?

Если представить ситуацию с прибытием на Новую землю экспедиции Колумба, то тамошние местные индейцы также были удивлены одеждой и видом пришельцев (такой одежды они никогда не видели). Но местному лидеру не пришло бы в голову собирать братьев по крови,… чтобы они не сбежали на корабли Колумба из-за стеклянных бус. С ними можно обменять золото на стеклянные бусы, но купить их было нельзя. Индейцы не понимали рыночных отношений. Они удивлялись неожиданному.

Современные люди конечно также будут рассматривать любых гостей. Это, скажем, простое любопытство. Ну не боги же к ним спустились с небес. Современные зерефы все же грамотные (то такие же пассивные молчуны). Но продолжают рассматривать лишь для выяснения — выше или ниже их гость по статусу, ибо барометр выше ниже статус человека напротив у зерефов в крови.

Все ради себя. Таков новый зереф закон.

Можно еще закрыть глаза и сказать без ошибок: чтобы не делали зереф с зеремидом, это они делают ради себя. Таковы последствия всеобщего образования, всеобщей грамотности. Грамота вроде есть, а черствость старая. Вот потому то современные зерефы снова смотрят — выше они или ниже. Выше или ниже и все. И что надо делать, чтобы стать выше и что надо делать, чтобы не выглядеть ниже (это кошмар, это позор). Даже банальная фотография с дорого курорта тут важна. Даже крики, нам нужна демократия, нам нужна свобода, мы должны жить, как живут люди на западе — это тоже понты и не больше.

Зерефы и зеремиды все время думают, как вызвать зависть.

Это следующая стадия осознания мира. Мир осознают ремиды. В ревконе ремиды — это элита (по рефлективности) общества после модернизации, после модерна. Но ведь ремиды тоже могут быть рады подержанному авто, особенно если раньше они его не видели. Хотя и являются по статусу примером. (Ремиды всего СССР, в первую очередь так называемая интеллигенция — это элита для СССР, но не для рынка. Они такие же продажные, и даже хуже иногда. Если зереф ничего не понимает или догадывается, то ремид все делает обдумав при полном осознании поступков). Если низы берут престижные вещи, то какие мы тогда ремиды? -Думают про себя ремиды. Хотя ремид обязан думать о высоком, не о материальном: о государстве, о морали. Но мы то знаем, что в СССР ремиды — это зеремиды, как правило — это первое поколение горожан. Они никак не могли позволить зерефам выскочкам прыгнуть им за головы. Выше ниже, ниже выше, ну никак нельзя позволить. Кто пришел вторым, должен быть в очереди вторым. И вот они совместно (и первые, и вторые) стали продаваться за фантики и металлолом из западных шротов, все местное «золото» менять. Сверху донизу. (Показывая, что элита в СССР на самом деле рабоче-крестьянскаяна страна)

И демократия, и национализм..