Бесплатный фрагмент - Здравствуй, юность в сапогах

Здравствуй, юность в сапогах

На пограничной заставе его звали просто, Иван

глава первая

На участке 4-й пограничной заставы во всю хозяйничала суровая снежная зима. Малочисленный, но сплочённый коллектив выполнял поставленные ему задачи.

Дело в том, что ближе к середине января, 1975 года, спустились с заставы в отряд последние 10 человек старослужащих — для отправки домой по истечению срока службы. (если конечно январь можно считать концом срока службы…)

26 сентября вышел приказ Министра обороны СССР маршала Гречко об увольнении в запас осеннего призыва.

В Советской Армии (СА) дембеля в ноябре уже дома. В пограничных же войсках, в основной массе своей — это январь. — И лишь немногие попадают домой в декабре.

Такие, как, — старшины, сержанты, «по семейным обстоятельствам», стукачи — которых хватало как в пограничном отряде так и на заставах. Аккордники — те счастливчики которым предложило дембельский аккорд «по договору» командование пограничного отряда, — или же командование маневренной группы (МГ) — по строительству и ремонту «чего-то там…»

И работают аккордники, как говорится, — днём и ночью… без сна и отдыха… на Ура!.. — Что бы в декабре быть дома… Новый год встретить в кругу своих родных, друзей.

Молодое пополнение поднимали на заставу ближе к концу января, и в начале февраля, — поэтапно. Из-за того, что пришлось после учебного пункта — осваивать воинские специальности на различных отрядных сборах.

Пограничники они ещё никакие, и учиться мастерству придётся долго.

Иван с последней партией новичков поднялся на пограничную заставу в начале февраля.

Из Отряда на соседнюю заставу их привезли на автомашине ГАЗ-66. На Литаме, такой позывной у 3-й ПЗ — долго их не задержали, пересадили тут же у заставских ворот на ГТС и отправили по назначению.

Гусеничный транспортёр, словно голубь из рук, резво рванул с места и пошелестел своими железными траками по заснеженной дороге… по, над погранречкой Поцхов — в верх по одноимённому ущелью…

Иван сидел сзади крайним, с левой стороны, — сквозь запрокинутый полог с большим интересом наблюдал за всем, что можно было рассмотреть за снежным вихрем который создавал своими гусеницами ГТС.

Русло горной речки было широким, а вот воды в этом русле, не особо, что поделаешь — зима.

Проскочили оригинальный каменный мост, (творение русских инженеров — 1828г., по этому мосту русская армия переправлялась бить турок во время войны с ними. Позже, по этому мосту в Турцию, в 1829г., в последний раз — переправился российский дипломат А. С. Грибоедов. В советский период меж собой, пограничники мост стали называть грибоедовским) — он остался по правому борту.

Рядом с ним стоял советский красно зелёный пограничный столб… По другую сторону реки стоял красно белый — турецкий.

Хоть и пуржил ГТС снежком, но номер 231 на столбе можно было рассмотреть.

Проехав ещё несколько кривых поворотов, (У примыкания ущелья Чараль-су к ущелью Поцхов) увидели по левому борту заброшенную старую заставу с постом наблюдения (вышка) во дворе. Отсутствие людей на территории, и мрачный вид — навеяли тоску.

Повернули от речки в гору, по кривой… Наверху, на горном плато, снега было намного больше чем в ущелье.

По правому борту, за лощиной, стояла ещё одна заброшенная застава, — огороженная колючей проволокой. За «колючкой», на краю ущелья стояла пограничная вышка, рабочая, (ПН №20) — на балконе которой стояли два пограничника в овчинных полушубках и смотрели в сторону рвущегося через снежную массу гусеничного монстра.

Пройдя на скорости плато… перемахнув на повороте небольшой мосток через лощину… ГТС круто пошёл в верх покоряя горный серпантин — давя и гладя днищем уже совсем другой снег…

Снега было здесь очень много. Снег слежалый.

Понятно почему нас «66-й» довёз только до третьей заставы и не повёз на четвёртую — подумал Иван.

Пока по лесным просекам поднимались на гору, он молчаливо посматривал на турецкую территорию… Виден был только огромных размеров горный склон, да из-под снега в самом низу его подножия — курился печной дымок. — По всему это было занесённое «большим» снегом селение.

Такие же дымки видны были и на горе — выше и правее. Интересно… как живут турки?…

Сельский паренёк, а Иван себя именно таковым и считал, — был поражён увиденным. Поражён и горд! — мечта сбылась, он на границе.

В Пограничный отряд Иван с партией таких же не обстрелянных юнцов прибыл 4 ноября 1974 года.

31 октября Родителями были организованы пышные проводы… 1 Ноября в 4 утра подвыпившей компанией друзей был внесён на руках сквозь орущую толпу, и своих и чужих, в калитку Донецкого ГВК… При этом, — обернувшись в последний раз, чтобы увидеть ещё разок своих — Иван, благодаря тому, что был трезв вовремя, уклонился от крепкого кулака который летел ему прямо в лицо.

Чужака тут же оттеснили… По всему человек по пьяному делу принял его не за того кого надо…

Всё же, Иван — успел увидеть чуть поодаль своих родителей.

Мама смотрела утирая слёзы… Отец, слегка улыбнувшись — махнул рукой.

Его девушка, стояла в 2-х шагах от родителей, и не вытирая бегущих по щекам слёз смотрела невидящим взглядом.

Автобусом к 8 утра привезли «донецких» в город Батайск на сборный пункт. До третьего числа ждали «покупателей»…

Вечером, третьего — подали состав — и вперёд. Кто — на турецкую. Кто — на иранскую…

Утром на ж/д вокзале в Ахалцихе пересадили новобранцев на армейские Газоны и Зилы — привезли в пограничный отряд, который находился на окраине города в районе старинной крепости «Рабат» и речки Поцхов.

Чуть поодаль, и ниже по течению — горная речка Поцхов впадала в Куру.

Тогда ещё Иван не знал, что Поцхов на 4-й погранзаставе он будет записывать в журнал наблюдения на ПН №20 (вышка) — как Посховчай. И что она берёт начало ни так уж и далеко от места его дальнейшей службы, — выше провинциального турецкого городишки Пософ — и катит свои бурные воды… над его заставой…

глава вторая

Да, Иван помнит. Помнит всё в подробностях… хотя уже и пролетел целый год.

И за этот год, многого достиг — «в боевой и политической»… Да и вообще!.. Помнит день прибытия на «Оман». И второй день, — то есть вторую ночь, когда в первый раз ему довелось увидеть — ощутить границу каждой клеточкой своего тела… О которой мечтал с детских лет. О которой запоями читал книги, — мечтал, что так же как и Никита Фёдорович Карацупа — легендарный следопыт — пограничник, гроза нарушителей и диверсантов — будет пачками задерживать оных.

Помнит и то, что на границу, служить пошёл по своей личной просьбе. — Вступил за пару недель — до призыва — в комсомол (иначе пошёл бы служить в другие войска) — И как сразу же в горкоме комсомола выдали на руки путёвку — направление…

Помнит и никогда в жизни, до самой смерти, не забудет дыхания границы!..

На вторую ночь… ровно в полночь… Ивана разбудил дежурный по заставе — ефрейтор старослужащий — и тихо, что бы не разбудить спящих бойцов, — прошептал: Вставай дружище, — на службу пора!

Иван ещё толком не проснувшись вскочил как ошпаренный с кровати и бросился стремительно заправлять одеяло. Улыбчивый ефрейтор положив руку на плечо прошептал почти на ухо: — Кровать оставь в покое… — Через пару тройку часиков вернёшься и будешь дальше её топтать…

Давай — одевайся и мухой в оружейную комнату. — С летёхой Трошиным сходишь на проверку нарядов… службу проверите на левом фланге — и домой.

Как на проверку?.. — Куда на проверку?.. — ещё полностью не проснувшись бормотал Иван.

Давай в оружейку, там всё популярно объясню! — пробурчал дежурный и исчез за дверью. В спальном помещении, которое почему-то называлось — кубриком, стояло с десяток железных кроватей, — и всего лишь несколько штук из них были двухъярусными.

Ивану повезло, его ряд весь был одноярусный. Его кровать вторая слева от двери.

В оружейной комнате, она находилась ближе к выходу — по соседству с комнатой связи, Иван увидел ещё одного бодрствующего… — Как потом выяснилось, звали бойца — Александр Куликов. Александр, как и, Иван поднялся на заставу только вчера. Боец стоял у оружейного шкафа и снаряжал (набивал) свои два автоматных рожка (магазина) патронами из деревянной колодки. Вчера ещё все удивлялись, когда закрепив за каждым вновь прибывшим автомат — закрепили деревянную колодку в которой торчали гильзами в верх пятьдесят патронов. Магазины к АК ведь рассчитаны на 30 патронов каждый. Объяснение было более чем доходчивым.

Наряды на границе несут службу: 6, 8, и даже 10 часов, — чтоб не ослабла пружина подачи магазина, со временем.

Ивану при распределении оружия достался АКМ за номером: НХ 0672. И — ручной противотанковый гранатомёт РПГ-7в за номером: КД 598.

Когда из рук старшины Богуславского принимал автомат, принял и напутствие:

— «С этим автоматом служил достойный человек, командир отделения, участник задержания нарушителя государственной границы!.. Будь достоин. Носи с честью. Пристрелку делал сам лично, лупит точно. Береги и он тебя никогда не подведёт.»

И он был прав. В каких только условиях автомат не побывал за два года службы, но на стрельбищах всегда валил все цели исправно, — на раз!

На левый фланг шли минут тридцать, сорок. Всё выше и выше, затяжной подъём. (Застава стоит на отметке 1900 метров над уровнем моря. А вот левый фланг, стык с соседней 5-й заставой, — на отметке 2300 уже.)

Лейтенант Трошин шёл первым. Иван вторым — след в след. Александр — замыкающим. Трошиным была установлена дистанция на движение, которую нужно было выдерживать Ивану с Александром… Ивана раздражало, что Куликов частенько отставал. Он был на пол головы выше Ивана и на вид покрепче.

Было очень много снега и по этому двигались только по проторенной солдатскими сапогами, валенками, и лыжами тропе. Луны не было, видимость — отвратительная.

Тёмные лохматые сосны нависали по обе стороны «дороги» — словно склонившие головы стражи великаны.

Впереди, сквозь темень безлунной ночи — стала, всё более — вырисовываться пограничная наблюдательная вышка. (ПН-23) Стояла она чуть правее дороги — у подножия горного погранхребта, (район горы Гюней баши) — чуть ниже пограничных столбов №218. (СССР — Турция)

И было такое ощущение будто вышка смотрела на путников сверху в низ своими тёмными невзрачными окошками и спрашивала: «А вы куда? Зачем?»

Когда вышка уже совсем растворилась в ночной мгле Иван вдруг увидел подаваемую рукой команду старшего: «Внимание — вижу неизвестного!»

Передав команду дальше — Иван бросился в право, проваливаясь местами в снежный массив, пробежав десятка полтора шагов — залёг на какой-то небольшой возвышенности.

Он до боли в глазах всматривался в ту сторону куда показал Трошин, — при этом с силой сжимая в руках холодный метал автомата.

Согласно поставленной задачи при появлении нарушителя Иван должен был отрезать путь к границе, а Куликов — в сторону тыла. Сам же лейтенант Трошин, как старший наряда, — должен производить задержание.

Но, Куликов — по всему, по усталости — завалился в снег почти там где его застала команда.

Иван увидел впереди три тёмные точки которые очень быстро, треугольником, двигались в их сторону. У него по спине пробежал холодок. Сердце так забилось, что казалось вот-вот выскочит из груди. Ведь где-то здесь совсем рядом проходит государственная граница.

Вдруг, со стороны тёмных точек раздался громкий окрик: Стой! Пропуск!

Трошин назвал пропуск… Следом прозвучал отзыв...

Как оказалось, это был наш пограничный наряд который нёс службу в районе стыка с соседней заставой по границе. (ЧГ) Наряд был в белых маскировочных халатах… на белом фоне выделялись лишь тёмные обветренные лица.

Вот эти лица и ввели Ивана в заблуждение, — пограничный наряд был совсем близко — а казалось, что очень далеко…

Спустились они на лыжах по склону горы со стороны пятой заставы, о проверке ничего не знали, — шли на задержание согласно инструкции.

Действовали быстро… Слаженно… Умело…

Трошин подошёл к Ивану, спросил:

— Патрон в патронник догнал?

— Нет. Я только с предохранителя снял… на всякий случай — каким-то чужим голосом пробасил Иван.

— Молодец. Не забудь предохранитель на место поставить.

А вот твой одногодок видно растерялся, что он может видеть от туда где лежит, только снег да сосны… Ну да ладно, ничего, оботрётся.

— Товарищ лейтенант, — а где же здесь граница? Кругом снег и только… Там где пограничные столбы у вышки стояли там понятно, а здесь? — с интересом спросил Иван.

— Здесь. Здесь граница. А точнее, вот в этом вот самом месте… ты как раз угадал, — залёг на самой линии границы. Здесь в седловине горного хребта всегда много снега. А следующие пограничные столбы №217 стоят вон аж на той горе, — откуда скатился наряд, но их отсюда невидно так как они стоят уже в другой седловине — на участке соседней заставы.

А вот там — внизу ущелья, примерно в полукилометре отсюда находится турецкое селение.

Ну, да, ладно… аскеры сюда зимой не ходят, так, что лежи где и лежишь… Пойду пообщаюсь с нарядом. Лейтенант ушёл к залёгшему в снегу наряду.

Иван развернулся лицом в сторону турецкого селения — о котором только что узнал…

Как только не всматривался он в тёмную заснеженную даль… селения так и не увидел. Ни огонька тебе, ни какого либо шума, — только шум ветра да шуршание снега который порывы ветра гнали с той стороны.

Ветер усиливался, снежная пыль била в лицо. Снег забивало в рукава шинели. Пальцы рук застыли и стали непослушными. Шапку ушанку Иван не откатывал из соображения, — лучше слышать — и по этому то и дело тёр свои уши застывшими ладонями, чтоб не отморозить — и заодно согревая руки. Уши растирал так, что снег который на них ложился, мгновенно таял…

Здесь на возвышенности ветер дул с каким то особым остервенением…

Иван то и дело поворачивал голову в ту сторону куда ушёл Трошин, надеясь увидеть, что тот уже возвращается…

Где-то там внизу, вблизи стайки невысоких сосёнок лежит Александр Куликов. — «Ему там хорошо… Там так не метёт…»

Лейтенант Трошин сверхсрочник… на заставе прослужил пять лет в качестве заместителя начальника по боевой подготовке. (зампобой) Продлевать срок службы не стал по понятной только одному ему причине.

Утром — спустится в отряд и прощай граница, — на гражданку. На проверку нарядов напросился сам — попрощаться с границей.

Иван видел как Трошин со старшим наряда разгребали снег ногами и делали углубление — убежище от ветра, где можно посидеть — покурить, и поговорить. И прошла кажется вечность, пока он вернулся…

Вот так вот Иван и Александр, одними из первых — среди молодых бойцов познакомились с границей. А её дыхание они услышат позже, да и не один раз…

Судьба свела ребят вместе… Она сделает их друзьями…

глава третья

Целый год Иван уже служит на Заставе. Год бессонных ночей, невзгод. За службу имеет благодарности как от начальника заставы, так — и от начальника маневренной группы…

Его портрет красовался — в окружной газете «На рубежах Родины»… Комсомольцы мангруппы приняли совместное решение и создали своими силами книгу отличников «боевой и политической…» куда вклеивали фотографии тех кого считали достойными. Фотография Ивана там тоже была.

По задумке эта книга должна пополняться фотографиями и тех кто будет служить после…

В мангруппу входит сразу несколько пограничных застав — книга по месяцу находится на каждой из них в «Ленинской комнате», — передаётся эстафетно…

Но всё это было за службу…

А где же погони за нарушителями, диверсантами… Схватки! Всё то о чём он мечтал!..

По прибытию в Пограничный Отряд — их тогда, новобранцев — сразу после бани и получения военной формы разбили по взводам. Два взвода в одном из которых находился Иван, разместили в элитной казарме. Она стояла посередине двух других, но не в длину как те, а поперёк. Торец здания украшал шикарный стеклянный вестибюль.

На первом этаже, из года в год, селили тех кто позже — выйдут строевыми младшими командирами.

Иван был очень доволен тем, что будет учиться в сержантской школе. (На тот момент он и предположить не мог, что на первом же месяце распрощается со взводом, — когда прибудет вербовщик — в образе лейтенанта, из небольшого грузинского городка Тетри-Цкаро и станет набирать курсантов в школу инструкторов служебного собаководства…

Иван сдаст тестовую физподготовку на отлично, — но:

Медики по причине невнимательности впишут ему в карточку несуществующую болезнь — обнаруженную совсем у другого «кандидата», и забракуют.

Позже, того кандидата вернут в отряд — но Иван к тому времени уже будет учиться на сборах гранатомётчиков.)

В отделении, его тогда, назначили агитатором. Что это значит не было понятно. Командир отделения дал в руки брошюрку и сказал: — в свободное время читай бойцам, всё, что — требуется…

Частенько в свободные минуты Ивана можно было увидеть в вестибюле у стены со стендами. Особенно прельщал, больше других — тот, который был полностью обклеен фотографиями… — По сопроводительному тексту и фотографиям можно было проследить весь путь от нарушения госграницы и до самого задержания нарушителей. Задержание было большой давности. — Байрамов и Сабриев (позже выяснится что фамилии их настоящие совсем другие, турецкие…) — окончили диверсионную школу в Турции, обучали американские инструктора.

Умело маскируясь, под покровом ночи — в наглую перекусив кусачками проволочные нити в «системе» преодолели её и углубились в советский тыл. Местность лесистая. Несколько суток нарушителей не могли обнаружить — следы обработанные химией вывели пограничных собак из строя. Район вероятного нахождения нарушителей был плотно оцеплен. — Активно помогали в поиске и простые жители близлежащих сёл.

Когда поисковая группа обнаружила диверсантов, те стали отстреливаться — при этом дважды ранили розыскную собаку. «И как в воду канули!» — Затерялись в прибрежных зарослях и камышах озера.

Как оказалось, — пытались какое-то время отсидеться под водой — дыша через срезанные у берега камышины… Их вычислили и задержали.

В памятке изъятой — предлагалось фотографировать железные и шоссейные дороги, мосты. Расположение воинских частей. Подлинные советские документы, которые следовало добывать любым способом. И многое другое… Их хозяев интересовало всё!

Вооружены и экипированы были отменно.

Участников задержания наградили орденами «красной звезды» и медалями «за отличие в охране госграницы»…

Вот примерно о таком задержании и мечтал Иван. Но время шло, а через систему — рвались только зайцы, да медведи.

Но был и печальный случай — прорыв государственной границы в сторону сопредельного государства. Который стал позором для всего личного состава, — как четвёртой заставы — так и пятой.

Произошло это осенью. Поздней осенью 1975 года. Чья вина в этом «ЧП» была больше — сказать сложно.

Нарушитель тогда сделал подкоп под системой на первом участке пятой заставы — а линию границы преодолел на участке четвёртой. На лицо: халатное отношение к службе пограничного наряда четвёртой заставы нёсшего службу в то время непосредственно в районе прорыва.

Факт есть факт. Прорыв был. Нарушитель ушёл в Турцию.

В ту злополучную ночь — шёл проливной дождь, в обнимку с крепким холодным ветром. Начался он ещё с вечера. Небо, вдруг затянуло чёрными как сажа тучами и невозможно было найти на нём хоть какой-нибудь светлый просвет до самого горизонта… Всё живое попряталось в укромные места. Прямые мощные струи дождя прибивали траву к земле.

Ближе к утру — 4-я погранзастава была поднята по тревоге. «Разрывался» колокол на крыше казармы. Дежурный по заставе постоянно выкрикивал бегущим в оружейную комнату бойцам:

— Быстрей ребята! На Пайке подкоп! Быстрей!

На первом участке правого фланга 5-й заставы дозор обнаружил подкоп под системой и следы человека на КСП…

Тревожная группа на Уазе выдвигается в помощь соседям…

Рубеж перекрытия своих два первых участка перекрывает…

Приказ начальника заставы!

Застава действовала, как всегда, быстро. — Тревожная группа умчалась к месту подкопа первой… Группа — Рубеж перекрытия — выдвинулась следом.

На всё про всё ушло не более 10 — 15 минут. — Залегли цепью вдоль границы на расстоянии видимости друг от друга.

Иван лежал чуть выше 218-х погранзнаков, в бурьяне — между границей и дорогой которая уходила за сопку в сторону соседней заставы.

Он и не догадывался, что нарушитель уже на тот момент находился в турецком селении, — о котором ещё в феврале в первом его выходе на границу говорил лейтенант Трошин. И, что, прошёл он как раз в этом самом месте — и не так уж давно. (ещё слышен был лай хозяйских собак в турецком селе)

Если бы дозор 5-й заставы чуть-чуть раньше обнаружил подкоп… — всё конечно было бы по другому…

Почти сразу же поступила команда по цепи, — освещать местность осветительными ракетами. Чередуясь то тут, то там полетели в небо белые ракеты…

Вся местность, где отсутствовали деревья — стала видна как на ладони… Сигнальные пистолеты, с короткими паузами, работали пока и не рассвело.

Тревожные группы колдовали над следами оставленными на расквашенной дождём контрольно следовой полосе, всё ещё надеясь, — что нарушитель ушёл всё-таки в советский тыл, а не в Турцию…

Лучшие следопыты обеих застав ломали головы. — Следы до такой степени были размыты, что невозможно было понять — в какую всё же сторону пошёл нарушитель, да и один ли он…

Розыскные собаки кружили в районе подкопа, поскуливая и виновато посматривая на своих хозяев. Все запахи были смыты дождевой водой — или почти все. Они вроде и брали след, но тут же его и теряли…

Вода ручьями бежала везде.

В месте подкопа — «Система» и «КСП» лежали вдоль склона высокой горы, в яме. (начало чаральского ущелья) И в эту вот, седловину, сбегало очень большое количество дождевой воды.

Вода размывая КСП и контрольный валик «системы» бурным потоком уходила в низ по ущелью… — Через семь, восемь километров на слиянии ущелья Чараль-су с ущельем Поцхов пополняя одноимённую речку.

И вот, чудо Жил взял след! — И вывел тревожную группу в район 23-й вышки, туда, где лежал Иван. Но ему по всему не поверили, так как, добежав до дороги, а это километра два, — группа повернула обратно — развернув собачку мимо воли её в обратную сторону. (Жил был лучшим розыскным псом, след восьми часовой давности брал в лёгкую. Возможно не поверили по тому, что пёс водил группу долго по, над горой кругами. Когда через месяц турки передадут перебежчика — то тот подтвердит, что долго петлял под горой, так как не знал куда идти дальше…)

Наступило утро. Затем полдень. Наконец-то прекратился дождь.

Произошло это как то быстро, сразу. — Как и начиналось.

Цепь зелёных фуражек вдоль государственной границы сразу ожила, зашевелилась. Да и понятное дело… брезентовые плащи от такого дождя не спасают. Ночью в горах и в летние месяцы прохладно, а в осенние и подавно…

Иван поначалу под струи дождя поворачивал свою голову затылком, — струи дождя бились об натянутую ткань верха фуражки и как с зонтика скатывались на плащ (вот когда он пожалел, что когда-то снял со своего плаща капюшон и намертво пришил его к своей зимней куртке) — затем, по швам плаща вода медленно, но уверенно, сквозь шинель и гимнастёрку пробилась к телу — вызвав тем самым озноб.

Поправляя фуражку случайно коснулся пальцами её верха — и тут началось!..

Вода стала просачиваться через ткань и капать на голову. Изменить, что-то, не представлялось уже возможным.

Полдень… солнышко. Работали вовсю поисковые группы в тылу за «колючкой»…

Подвезли полевую кухню из отряда. Бойцы небольшими группами подходили, брали котелки с едой и понурые возвращались на свои места.

Отсюда увозили тех — кому согласно боевого расчёта подошло время выхода на службу. — Сюда же, — привозили тех — кто вернулся со службы.

Сергей Карасёв привозил наряды минуя заставу, и они занимали места убывших.

Согретый тёплыми лучами солнца Иван и не понял как, уснул.

Сквозь сон услышал какой-то непонятный гул. Приподняв голову из травы с ужасом увидел, как на него, ломая бурьян шинами, быстро надвигается жёлтый «бобик» майора Лазиашвили.

Вскочив резко «на автопилоте» сиганул как сайгак в сторону. При этом до мурашей напугал водителя.

Павел Горин резко крутанул руль в право, и с силой придавил педаль тормоза. Газик дёрнулся — заглох.

Узнав Ивана — майор всё же отругал его… Следом добавил:

— Разлёгся понимаешь, что отбой не слышал?! — Садись подвезём. (Правда говорил он многие слова перекручивая на свой горский манер… А если выдавал порцию нецензурной брани провинившемуся, то тут главное было не улыбнуться, чтоб не обидеть… Бойцы «деда Лазо» крепко уважали.

Где-то по весне прошлого года, из рук майора, Иван получил знак «Старший пограннаряда» и устную благодарность за службу.)

— Спасибо товарищ майор, я дойду сам, вон ещё ребята идут — сверху, я с ними…

Все уже разъехались, и только ГАЗ-66 в гордом одиночестве стоял вблизи 23-й вышки, внизу на дороге.

Лейтенант Круглый вместе с водителем Карасёвым сидели в кабине — ждали пока подойдут те, кто перекрывал границу на дальнем рубеже.

Возле машины стояли хмурые сослуживцы молча дымя сигаретами. От них то Иван и узнал почему прекратили поиск.

Как уже успела выяснить отрядная разведка, перебежчик ещё до рассвета был уже в турецком селении. А по моменту находится на турецком посту — который расположен на окраине селения Еникёй. Это в аккурат напротив 4-й заставы, — по другую сторону ущелья Джаксу и совсем уже в другой стороне. (Это всё, чем смог поделиться лейтенант Круглый)

Грузимся, поехали — выглянув из кабины скомандовал офицер.

ГАЗ-66 тронулся и разбрасывая брызги дождевой воды скопившейся в колее в разные стороны помчался на заставу.

глава четвёртая

Прошёл месяц с той роковой ночи. Турецкие власти согласно договору между министерствами иностранных дел СССР и Турции — о возврате перебежчиков, — и незначительности такового — передали «нарушителя» в руки командования пограничного отряда на погранпереходе 2-й заставы.

Два автомобиля УАЗ из отряда, УАЗ начальника 2-й мангруппы, УАЗ начальника 4-й заставы который присоединился к колонне у ворот урча моторами направились на левый фланг…

В одном из машин находился и он… — нарушитель, — двадцати двух летний молодой человек.

Он должен был вспомнить весь маршрут, ранее пройденный им, и пройти — показать его от места подкопа до самого перехода через границу.

Свой маршрут парень вспомнил и вывел офицеров, петляя по, над горой, к месту прорыва. — Место прорыва оказалось на участке 4ПЗ выше 218-х погранзнаков в седловине горного хребта.

Пограничные столбы той ночью он не видел, — промежуток между погранзнаками 218 и 217 очень большой… Нарезая круги между ними, — сам того не ведая, всё же ушёл в нужную сторону — в турецкое селение переполошив всех местных собак.

Жители села сообщили на пост о перебежчике, приехали военные и увезли его в Еникёй. (Пост Еникёй крупный пост, и, возможно по этой причине на советской территории его обозначали в журналах наблюдения как пост: «Еникейская рота.»)

После эксперимента все автомашины прибыли на 4 заставу. Часовой в присутствии дежурного впустил их на территорию.

Среди прибывших были — начальник политотдела отряда, начальник штаба, начальник особого отдела и др. … Ну, и, конечно же «ОН» — худой высокий парень с короткой стрижкой, шатен. — Без головного убора, на глазах тканевая чёрная повязка. Руки крепко связаны впереди кожаным катанным шнуром. (такой шнур как раз для таких вот целей — лежал скруткой у каждого заставского бойца в подсумке.)

Офицеры оставили его стоять у машины, в которой тот находился до этого, а сами отправились в канцелярию.

Молодой человек стоял сильно сутулясь… вертел головой — болезненно реагируя на человеческую речь словно затравленный зверёк.

Чуть поодаль у крыльца казармы стояли свободные от службы солдаты. Им было интересно посмотреть на того из-за кого на их головы свалилось столько неприятностей. Среди присутствующих был и Иван. Он стоял курил, и не замечал, что сигарета уже докурена и печёт пальцы.

«Что же тебе надо было урод? Что же тебе Родина плохого сделала мать твою?!.. Да туркам только мечтать о такой родине как твоя! — про себя ругал предателя Иван. Он был зол как никогда.»

Чуть позже замполит Рогаль внесёт немного ясности. Перебежчик служил срочную в Харькове. Дезертировал. Поездом добрался до Боржоми — от случайных попутчиков узнал, что скоро будет пограничный пост (КПП) — Ацкури. Покинул поезд. Обошёл контрольно-пропускной пункт… Обошёл приграничные поселения стороной… Всё это время, днём — прятался в ущельях и в лесных массивах, питался чем придётся — что найдёт в лесу… В конце концов вышел к границе.

— Вынесите ему что-нибудь поесть из столовой! — приказным тоном сказал заместитель начальника «МГ» ст. лейтенант Волков обращаясь к группе пограничников.

Никто и не дёрнулся с места — сделали вид, что не услышали.

Тогда он обратился к тому кто находился ближе других, — к вожатому Валерию Мартозину:

— Боец, я тебе приказываю! Мартозин хотел было возразить, но зная крутой нрав старшего лейтенанта — ругнулся вполголоса и не торопясь направился на кухню.

Принеся гречневую кашу и чай — поставил на камень валун рядом с нарушителем. Хотел было уйти — офицер сработал на опережение:

— Развяжи ему руки…

Мартозин развязал.

— Поест посуду отнесёшь…

Тут уже Валерий не сдержался:

— Почему это я товарищ старший лейтенант должен прислуживать этому изменнику! Уроду?! Да я бы его своими руками…!!!

На крик Мартозина среагировал неадекватно и сам нарушитель став выкрикивать:

Я не изменник!.. Что вы в жизни видели?!

Да вы знаете, как меня турки приняли?! Кормили в лучших ресторанах! Девочек приводили…!!!

Замолчи сволочь! — кто-то не выдержал из бойцов. — Ты и есть самый настоящий изменник родины! Предатель!

Молодой человек сник.

Мартозин принял из его рук чашку с кружкой и забросил в ущелье.

Старший лейтенант смолчал.

Тем временем в канцелярии решали судьбу Александра Круца. С которым Иван дружил ещё с отряда. — С которым первыми среди молодых за короткий срок пребывания на заставе получили знаки «Старший пограннаряда» и ходили старшими во все виды пограничных нарядов, невзирая на то — «дедушки» с тобой идут или «молодые».

Высокий парень, в меру худощав, косая сажень в плечах. — Форма сидит ладно, и вдруг — на тебе… упустил нарушителя!.. Жаль.

В ту злополучную ночь Александр с двумя старослужащими нёс службу на левом фланге по линии границы, (ЧГ) в районе стыка с соседней 5-й заставой. (на вероятном направлении…) Из рассказа перебежчика собравшиеся в канцелярии офицеры уже знали, что пролежал тот невдалеке от «системы» в молодых зарослях сосняка долгое время. Лежал — со стороны тыла, наблюдал за пограничными дозорами которые через время, с фонарями, появлялись по другую сторону «колючки».

Когда наступила уже глубокая ночь, и вокруг стояла кромешная тьма, а осенний холодный дождь лил как из ведра, — Он, дождавшись пока скроются во тьме огни уходящего дозора, — с помощью складного ножа прорыл лаз под сигнальной системой. (земля была мокрая, мягкая…) Преодолев таким образом систему пошёл не прямо в гору, где был бы обязательно задержан пограничным нарядом 5-й заставы нёсшим службу в том районе на линии границы, а направился вдоль горы, решив её обойти с правой стороны…

В том районе кружил примерно около получаса. Под конец — ходил уже не прячась, так как считал что находится на турецкой территории.

Присматривался…, прислушивался… хотелось ему побыстрее выйти на какой-нибудь турецкий дозор и сдаться. В конце концов, обогнув гору всё же вышел к границе. (об этом он тогда не знал) Вдруг, вдалеке, обозначились три человеческих силуэта похожие на призраков, призраки быстро удалялись…

Дождь и мгла уже поглощали их когда насквозь промокший и обессилевший человек, до этого сидевший под кустом, вдруг вскочил как ошпаренный и пугаясь своего собственного голоса закричал: Турки заберите меня! Стойте! Заберите меня!!!

«Турки» не услышали крика так как сильный ветер дул в противоположную от них сторону. Да и от дождя были наброшены на головы капюшоны брезентовых плащей…

Призраки продолжали удаляться.

Человек бросился было за ними, но когда почти догнал у какой-то деревянной избушки, то — услышал знакомую русскую речь… Быстро смекнув, что он всё ещё находится на советской территории тут же рухнул на землю и затаился.

Так, трясясь, пролежал до тех пор пока за последним призраком вошедшим внутрь избушки закрылась дверь. Вскочив, бросился в противоположную сторону — и угадал… Через каких-то полчаса, переполошив собак в турецком селении, сдался жителям.

Старшим у тех призраков был Александр Круц. Уговорили «деды» своего старшего зайти в обогревательный пункт слегка обогреться, по причине того, что промокли — ну а там есть печь буржуйка и запас дров. Там же, в фанерном ящичке (бывший посылочный) в подвешенном состоянии хранились сухари, творение рук заставского повара для всяких непредвиденных обстоятельств.

Не было бы обогревательного пункта — был бы задержан нарушитель. Позже примут правильное решение, — разберут избушку на дрова.

Круц уехал с офицерами в Отряд, там и служил до самой демобилизации. Его младшие наряда, — дедушки, дослужили оставшиеся месяцы на своей родной заставе.

Начальника 5-й заставы сняли и перевели в другой округ, в район — где олени самый главный транспорт.

Начальнику 2-й МГ Лазиашвили и начальнику 4-й ПЗ Заслонову придержали очередные воинские звания. (ненадолго)

Перебежчик был осужден в городе Харькове на 10 лет за измену родине.

Служба на заставе пошла своим чередом. На проблемных участках под «СК-1» были уложены противоподкопы.

Валили в ущелье собственными силами деревья, пилили на нужную длину, доставляли автомашиной ГАЗ-66 до места и зарывали в грунт.

глава пятая

Вот уже второй день идёт снег, там где нет растительности переходя в метель.

Заслонов только что провёл боевой расчёт.

Зачитал кто куда и с какого времени идёт на службу. Кто и как будет действовать при сработках «СК-1». Довёл до личного состава обстановку по вверенному участку границы. — Теперь сидел у себя в канцелярии ждал пока дежурный поставит наряды на приказ.

Он сегодня ответственный офицер и до самого утра будет отдавать приказы на охрану государственной границы…

Как опытный пограничник — знал, что ночь пройдёт беспокойно. Что в такую погоду «система» сработает ни один раз.

Зверушки здешние, в такую погоду — будут резвиться, охотиться — а их здесь хватает.

От зайцев — так ни зимой ни летом покоя нет.

Рысь или волк погонит… косому одно спасение — за колючку… Поранится о проволоку — зато остался целёхонек.

По факту: Тревожная группа не спит… Рубеж перекрытия не спит… — так как никто заранее не знает по какой причине сработал тот или иной участок.

Ну а если — медведь не улёгся в берлогу, то — вообще «тушите свет!»

Хорошо только нити обтянет… а то ведь пролёт, а то и два оборвёт…

Да и для не прошеных гостей, что ни на есть самая подходящая погодка, — снег, ветер — через полчаса и следов не сыщешь.

«Ну… вроде… всё предусмотрел — подумал Заслонов… на более опасные участки границы, там где большая вероятность „прорыва“ назначил опытных не раз проверенных старших пограничных нарядов…»

Пограничную службу и её специфику офицер знал как никто другой.

Срочную службу отслужил рядовым в пограничных войсках. Затем сверхсрочная, — курсы младших лейтенантов — заместитель начальника заставы по боевой подготовке.

В Ахалцихский пограничный отряд прибыл уже старшим лейтенантом — принял 14-ю заставу. (она же 4-я)

Специфика Мангрупп (ы) — личный состав одной заставы несёт службу на границе месяц. Личный состав другой в отряде тем временем… За тем меняются… Так же и остальные заставы. (14-я и 4-я ПЗ входят в состав 2-й маневренной группы которой командует майор Лазиашвили.)

Четвёртой заставой командовал капитан Белоусов. В начале марта 1975 года Белоусова уволили по выслуге лет. Заслонов принял и его дела. С тех пор Застава стала значиться просто как 4-я ПЗ «Оман» без всяких рокировок. С заставы в отряд спускались только в санчасть, или же — по окончанию срока службы. То же самое произошло и на других… Просто этот метод охраны границы изжил себя.

Мангруппы на бумаге продолжали существовать — вплоть до 1977 года. Только числится в них стало пограничных застав на половину меньше.

На смену маневренным группам вернутся снова комендатуры. Эксперимент не принёс ожидаемых результатов, — за техникой, за контрольно следовой полосой, за системой… — никто по-хозяйски не следил, не было должного внимания. С временщиков какой спрос…

Ближе к осени по приказу сверху всем без исключения стали давать два выходных дня в месяц. Хочешь, в Ленинской комнате телевизор смотри. Хочешь — книги читай, — отсыпайся, — гуляй по территории. Главное, чтоб сработок системы не было…

Бывает так, что даже повар снимает свой белый колпак — автомат в руки и бежит границу перекрывать. Остаются только дежурный, часовой, — да связист у аппарата.

На 4-й Заставе сработок системы хватает. И три. И пять. И даже семь — было за сутки. По причине лесистой местности, да в зимний период серьёзного снежного покрова. А так же зверья.

Если сутки прошли спокойно, без сработок, это уже счастье!..

«Значит где-то в лесу на самой большой сосне медведь повесился…»

Заяц проскочил, — медведь прорвал, — снег придавил — а на сработку час времени положи как минимум…

Размышления Заслонова прервал стук в дверь. Вошёл дежурный по заставе сержант Аниканов, — доложил что наряды готовы к несению службы и находятся в комнате приказов.

— Хорошо Александр, иду — ответил офицер и быстро встав из-за стола направился в след за сержантом в соседнюю комнату.

Аниканов был ему симпатичен, всегда подтянут, аккуратен… По службе замечаний и взысканий не имеет. Если — на службе, на границе, — проверки к нему можно и не посылать…

Офицер вошёл в комнату приказов, окинул цепким взглядом оба наряда, — оценил состояние каждого бойца, а так же экипировку.

Наряд Резникова, три человека, — как снеговики в белых маскировочных халатах — стояли по левую сторону у стены. Рядом в углу три пары лыж, — экипировка соответствующая виду наряда «Часовой границы». (ЧГ)

Наряд будет нести службу на левом фланге по границе в районе стыка с 5-й заставой.

— Кобец, собачка к службе подготовлена? — или ещё в вольере как всегда? — спросил Заслонов у вожатого пристально взглянув лукавым взглядом.

— Так точно, подготовлена! — Она под окном канцелярии сидит! — ничуть не смутившись ответил, что отчеканил, непробиваемый неожиданными вопросиками вожатый.

— Так уж и сидит?! Ну, ну…

— А куда же ей деваться если я её за трубу на разряжалке привязал…

— Молодец, смахнув улыбку с лица ответил офицер. — Тут же переключил строгий взгляд на Ивана:

— Иван, а почему на вас двоих только одна пара лыж?!.. Почему без маскхалатов?!

«Так повелось, что этого строптивого паренька Заслонов всегда называл только по имени. Ну а Иван этим очень гордился.»

По началу, когда Иван только-только стал ходить старшим на границу Заслонов пару раз к нему посылал сержантские проверки, позже офицерскую.

В том, что молодой «старший» службу организовывает и несёт правильно офицер уже не сомневался, но всё же как-то раз решил сам проверить, убедиться.

В комнату связи подсадил своего зама — лейтенанта Круглого, чтоб наряду о проверке не сообщил ни кто. И под покровом ночи, один, на лыжах вышел за ворота…

Вначале сбегал на левый фланг — «попугал» наряды там. Затем, у заставских ворот заложив на крутом повороте виртуозный вираж и напугав часового — помчался на правый…

Спустившись по горному серпантину и добежав до ворот на втором участке, а это от заставы по дороге — порядка восьми километров, остановился, осмотрелся. Выше по склону, никого. Снежную тропу, хоть и ночь, видно хорошо. Но только тропу. «Хорошо, значит они ушли по маршруту вниз к стыку с тройкой. А может на углу первого участка в стожке сена пригрелись. Посмотрим, посмотрим. Лыжи зашуршали по накатанной автомобильной дороге ещё ниже.

Дорога уже ни свежая и присевший на неё морозец сделал её шумной…»

Шуршание заслоновских спортивных лыж Иван услышал ещё за километр, залегли. До движущейся цели оставалось шагов тридцать, сорок когда он громко крикнул, Стой! Пропуск!

Лыжник не отвечая отзыва продолжал стремительно надвигаться… Последовала следующая команда:

Ложись!!! Стреляю!!! Иван резко дёрнул затвор! — но, не снимая с предохранителя — и резко бросил, — получился характерный стук — типа патрон в патронник догнан, — и только тогда лыжник «ожил»:

«Иван! Это Я — Заслонов! — и, спохватившись — назвал отзыв…»

Иван в снежную погоду всегда брал на службу свой бинокль. Услышав шорох на дороге он им тут же воспользовался, по фигуре, по курточке штормовке, по манере держаться на лыжах он сразу узнал своего командира. (поэтому патрон в патронник никто и не догонял…) Узнал, а действовать нужно так, как предписывает инструкция.

Иван уже подходил на доклад к своему командиру, а — из-за снежного бордюра, — со стороны КСП — на офицера всё еще смотрел темный автоматный зрачок его напарника.

Вечером на боевом расчёте за правильные действия при задержании «учебного нарушителя» была объявлена благодарность. Проверки к Ивану — больше не направлялись.

Вопрос Заслонова про лыжи, да маскировочные халаты, застал Ивана врасплох. Обычно он спрашивал:

— Ну, как, готовы службу нести?… А тут, — на тебе, что это с ним?..

Иван пробурчал:

— Мы же не в ЧГ идём — а дозором по снежному покрову. Через два ущелья, — всё лишнее будет только помехой.

Да и мой напарник говорит — можно и без лыж обойтись. — Он там уже сегодня был.

— Ну-ну, как знаешь. — Службу нести можете?

— Так точно!

— Вам приказываю выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических республик! Вид наряда — дозор!.. Левый фланг…

На связь с дежурным выходить через каждый час. В случае обстановки на границе взаимодействовать будете с нарядом Резникова.

Обратно — выдвинетесь по дороге, разумеется тоже с осмотром снежного покрова. На всё про всё вам три часа. Приказ ясен?

— Так точно!

Иван с точностью повторил приказ…

Наряды в сопровождении дежурного Аниканова вышли во двор.

Наряд Ивана к разряжалке не пошёл, так как он магазин к автомату «по дозоркам» не пристёгивал — держал «рожки» в подсумке. (При падении потеряешь — потом ищи. Зимой тем более, в снегу попробуй, отыщи.)

— Так ты, что лыжи не берёшь? — спросил Аниканов.

— Да ну их, Аниканыч… По ущельям на горбу таскать, мало приятного…

— Так оттуда же по дороге возвращаться будешь… Стал да, покатился — от вышки и до самой заставы.

Иван улыбнулся, вспомнив…

— Ты знаешь, я уже один раз ночью по той дорожке скатился, ядрён батон!..

Ладно… открывай ворота…, выпускай…

А дело было так… — Дорогу почистили бульдозером мангрупповским — почти до основания… Снежные отвалы достигали высоты местами выше человеческого роста. Тот снежок, что остался после прохода трактора — прикатали заставские машины. Дневная оттепель и ночной морозец, превратили дорогу в каток. Иван с двумя парнями несли тогда службу в районе стыка, — «ЧГ». Сменившись, решили дабы не расквасить себе в ночи носы спуститься к заставе на лыжах необычным способом.

Выломали, каждый себе, крепкие сосновые колья… Усевшись на них поудобней, типа как в сказке баба яга на метлу — помчались в низ.

Таким образом гасили чрезмерную скорость. Малые повороты проходили в лёгкую… Но вот, из темноты, обозначился самый крутой поворот — да и уклон был в том месте тоже не подарок…

Иван катился первым… и когда при входе в кривую его лыжи стали вдруг непослушными — его со всего маху ударило о полутораметровый снежный борт и с силой выбросило на верх.

Пролетев как птица метров пять — почти вертикально встрял в слежалый снежный сугроб. На поверхности остались торчать только босые ноги — так как лыжи вместе с валенками, да портянками, продолжили путь по склону ущелья в сторону границы. Повезло, что остановил их заметённый мелкий сосняк.

Хорошо парни услышав впереди грохот вовремя придержали «своих коней»…

Пока добрались до своего старшего, пока выдернули его из сугроба — прошла кажется целая вечность.

Положение было не из приятных: руки зажаты по швам плотной снежной массой, полушубок, подвернувшись, сковал всякого рода движения. Ощущение было такое — будто на дыхательном пути прикрутили вентиль.

— Что там у тебя на этой дороге случилось? — спросил Аниканов.

— Вернусь, расскажу. — пообещал Иван.

К воротам подошёл часовой — рядовой Куликов. Потомственный шахтёр из Донецка УССР. До призыва в армию парень даже успел поработать под землёй на одной из шахт родного города, электрослесарем. Он был старше Ивана на год, но одного с ним призыва. Иван тоже работал до армии на шахте в своём городе, но только слесарем поверхности, так как не было ему в ту пору — восемнадцати лет.

Когда-то они одними из первых, среди таких же новобранцев, с лейтенантом Трошиным пошли в свой первый дозор. С тех пор сдружились. Но потехи ради, частенько прикалывались один над другим, чудили…

Характером Александр был помягче чем Иван… да и попроще…

Форму какую выдали такую и носил, без всяких там подгонов.

Иван — полная противоположность. По первому году уже щеголял в собственноручно ушитой. Сапоги гармошкой. В погонах вставки. (Круц где-то разжился и поделился пластиком от кухонного стола)

Деды не трогали, офицеры делали вид, что не замечают…

Правда, как-то, поднялся на заставу новый начальник штаба майор Паршин присланный после трагической гибели в декабре 1975 года подполковника Вишницкого… (Вишницкий вместе со своим водителем Григорием Поляковым на УАЗ-469 попали в гололёд и сорвались в глубокое ущелье)

Иван на тот момент был дежурным по заставе и встречал столь высокого гостя у ворот.

Заслонов ожидал майора у входа в казарму.

УАЗ начальника штаба отряда остановился сразу же как только въехал в ворота. Не понравился внешний вид дежурного.

— Что это за вид у тебя солдат?! — строго спросил вышедший из машины майор. Вставки в погонах. Ремень болтается. Ты на себя в зеркало давно смотрел?!

Иван и сам уже понял, что спалился. Что вид у него не для таких вот встреч. Бляха висит аж… — ниже пояса… Штык-нож болтается где-то в районе колен…

Молча снял ремень — стал его укорачивать…

Майор направился к Заслонову… Выразил своё неудовольствие…

В течении получаса гость пробыл в канцелярии, за тем уехал на заставу выше.

После того как штабист уехал Заслонов, вызвал к себе Ивана, отчитал:

— «Что же ты меня так подставляешь… Знал ведь кто к нам поднимается?!…»

Иван стоял опустив голову… Конечно осознавал он, что подставил… — только ведь ошибку уже не исправишь.

— Ладно, иди — с досадой в голосе буркнул начальник и тут же закрепил сказанное махом руки — мол разговор окончен. Что это ещё за привидение? — воскликнул Иван при появлении у ворот Куликова. — Ну ты братан и даёшь!…

Куликов был одет в овчинный тулуп до пят. Такой один на заставе. Специально для часового. Под него ещё умудрялись поддеть некоторые товарищи и стёганую солдатскую куртку — Александр из их числа. Ко всему, ещё — нашёл большие валенки и влез в них вместе с яловыми сапогами.

— Ты, что на северный полюс собрался? — подковырнул своего друга Иван. — Ты куда это так вырядился, хохол?..

— Шо? Сам ты хохол! Я русский!

— Ага, и я, и вся моя домовая книга — все русские.

Да ладно, не дёргайся так Санёк, как ни крути, а придётся начальнику рацуху кинуть!

— Какую такую рацуху, ты кому уши греешь? Иди лучше нарушителей лови, следопыт!..

— А такую!.. Пусть даст команду дежурным, чтоб те выдавали вместе с автоматом вам часовым и большую лопату, чтоб грелись. Замёрз, покидал снежок. Снова замёрз — опять покидал… И служба, и польза!

И чтоб дежурный проверять выходил через каждые пятнадцать минут. — А то ни дай бог — поскользнёшься да упадёшь… В таком-то одеянии — без чьей либо помощи и не поднимешься!

Был у друзей один замечательный прикол, на их взгляд, — который вызывал у сослуживцев улыбки на лицах…

Ещё в отряде взводный Марченко проводил в полевых условиях занятия по отработке приёмов рукопашного боя… так вот — парни решили некоторые приёмы отработать до автоматизма. Где бы друзья не встречались — в казарме, на территории — окликали друг друга и били кулаком в лицо. — Удар должен был блокироваться… Не всегда получалось, как хотелось бы…

Наконец-то подошёл к воротам наряд Резникова, — ждали пока вернётся Кобец который бегал зачем-то к себе на питомник.

Куликов подошёл к воротам, снял трубку и предупредил дежурного связиста, что сработает десятый левый, — выпускает наряды.

Вышли за ворота… «Колючка» за спиной… Свобода! Здесь уже старший наряда, как говорится, — и командир, — и дипломат… Сам себе хозяин…

Резников увёл своих по дороге в гору…

Иван с напарником Кулешовым направились к ущелью, затяжной склон которого начинался сразу за офицерским флигелем.

Перед ущельем снега было мало, открытое место — хорошо продуваемое. Тропа натоптанная лыжами, да солдатскими сапогами, хоть и слабовато, но просматривалась. Иван подождал пока его догонит младший наряда, поставил задачу на движение и на случай обнаружения неизвестного на маршруте…

Кулешов не любил Ивана, и у них это было взаимно… Не в меру ленивый молчун и затворник, — похоже, ему нравилась бы пограничная служба куда больше, если бы нести её можно было не выходя из казармы. Телосложения крепкого, — что внутри за оболочкой — попробуй, угадай.

В оружейной комнате, ещё до приказа, Иван спросил:

— Годок, ты с Мишкой Стаценко на левый сегодня уже бегал, по системе, скажи — как там снега много? Лыжи брать — или можно без них обойтись?

На что получил уклончивый ответ:

«Да нормально… Как хочешь…»

Снег, как-то, вдруг — перестал сыпать. Лёгкий ветерок освежал лицо, и от этого на душе у Ивана стало сразу легко и спокойно.

Первое ущелье, которое в аккурат подпирало заставу, меж собой почему-то заставские парни прозвали — «никто ни хотел умирать»… следующее — «смерть чекиста», — оба ущелья сливались ниже заставы в одно — Джагизман (и)…

Иван знал почему верхних два ущелья так прозвали. Когда дозор возвращается на заставу по контрольно-следовой полосе или же по «системе» — из дальнего ущелья поднимаются просто усталые… а вот — из ближнего, крайнего к заставе уже ну очень усталые, и особенно в дождливую погоду…

На небе ни луны ни звёздочки. Видимость в пределах 20-ти шагов. — Так бывает в лесу, — даже заснеженном…

Включив следовые фонари направились в ущелье по проторенной в снегу тропе.

Кулешов идёт замыкающим с интервалом в десять шагов уложив лыжи с палками на плечо.

Иван первым, — держит в поле зрения то, что находится левее и впереди. Слева находится «система» на козырьках опор которой местами лежит свежевыпавший пушистый снег.

Справа, над тропой, нависли сосны и ели — время от времени роняя со своих лохматых лап шматки мокрого снега. Одну такую порцию Иван уже заполучил себе за шиворот.

Кулешов согласно поставленной старшим наряда задачи держит под контролем снежный покров со стороны границы. — А так, как числится связистом, то, взял себе в комнате связи хороший тревожный фонарь.

Ивану же достался, как и положено, общего пользования. А значит — повидавший виды, и не такой уж яркий.

Тревожный светит непрерывно восемь, а то и десять часов, так как новый, а общий — в двое меньше… так как старый…

Спускались в ущелье с особой осторожностью, — под снегом лежала на всю длину склона сколоченная из жердин лестница зафиксированная деревянными колышками.

Такая же лестница была и в следующем ущелье. В дождливую погоду без них не спуститься, и не подняться…

Находясь в снежном плену лестницы таили в себе опасность.

Склоны обеих ущелий — со стороны заставы, круты и длинны, — с противоположной стороны — только круты.

В самом низу ущелья выяснилось, — тропа, которая была ещё несколько часов назад — пропала. Просто исчезла. Пока шёл снег, ветер столько его сюда нагнал, со склона, что не только тропы не стало — но и молодые поросли полутора метровых ёлочек, которые росли стайкой правей и выше, у контрольно следовой полосы (КСП) — почти полностью поглотила снежная целина. Можно было только догадываться, где она проходила — тропа. Куда не ступишь ногой — проваливаешься.

Снег стал набиваться в сапоги и таять.

Иван стал нервничать. Подозвал к себе напарника, сказал:

— Видишь, что делается?.. Делаем рокировку — раз ты с лыжами. Одевай и вперёд!.. — Пойдёшь первым, «лесенкой»…

Иван надеялся, что напарник лыжами придавит снег и ему будет проще выбраться из ущелья.

Местами это помогало, а местами — проваливался, как и прежде. И так, пробивая себе нахрапом дорогу, шаг за шагом, — вышли из ущелья. Потеряв много времени.

Потное нательное бельё прилипло к спине, в сапогах холодили ноги мокрые портянки. Отдыхали наверху недолго.

— Что же, постояли, остыли, поднабрались сил для следующего ущелья — и в перёд!.. — про себя пробурчал Иван, а в слух озвучил:

— Двинулись!

Вышли ко второму ущелью… Крепчал мороз… уши и щёки его присутствие заметили первыми.

На связь с заставой Иван решил не выходить, а выйти тогда когда нагонят время…

Второе ущелье аналогичное первому, — с одной лишь разницей — в самом низу снега оказалось намного больше чем в первом. Местами Иван проваливался выше пояса и при этом не доставал ногами земли.

Здесь лес намного дальше отступал как с тыла к системе, так и к контрольно следовой полосе со стороны границы. За исключением десятка будто разбросанных по полю, занесённых снегом, местами до самых макушек, сосен и елей.

Вот это я влип, кретин! Вот это да! … Доигрался твою дивизию!!!

А Кулешов урод, «как хочешь, как хочешь…» — Вот теперь и как хочешь!!! — ругался Иван.

Он даже и предположить не мог, что по ущельям так много снега будет. Старый — слежалый — плюс свежевыпавший…

Так повелось, что Иван ходил меньше на левый фланг — чем на правый.

Днём, в первой половине, он уже был на правом фланге — на 20-й вышке. Смену отслужил и не очень был рад, когда огласили на боевом расчёте, что идёт дозором на левый…

«На 20-ю вышку спустились на лыжах по дороге, по горному серпантину… По дороге же вернулись и обратно. — Дорога хоть и давно, но всё же чистилась трактором, и лыжи в том районе не самый плохой вариант…»

Кулешов стоял на лыжах чуть в сторонке и молча наблюдал за тем как его старший снимает с себя тёплую куртку. Как свернув её и связав кожаным шнуром пытается прицепить за ремень со спины.

— Ты это что, в одной гимнастёрке пойдёшь?

— А разве есть варианты? — чертыхнулся Иван. Ох, как он не любил в этот момент этого человека…

— Давай мне свою куртку. — Всё что мешает давай! Я поднимусь и наверху буду ждать.

Хоть Иван и был сильно зол, но всё же согласился — отдал куртку и микротелефонную трубку.

Автомат, подсумок с магазинами, фонарь — оставил при себе.

— Давай и всё остальное!

— Всё остальное останется со мной.

— Так может на связь с заставой выйдешь, — пока розетка рядом?

— Нет, — буркнул Иван. Нагоним километры тогда и позвоню. Что я скажу, что застрял во втором ущелье?.. Должны быть уже где-то в районе первого участка, — топчемся всё ещё на седьмом.

— Так скажи, что мы там и находимся, чтоб не волновалось начальство. На верх поднимемся — по ровному и нагоним…

— Ну ты и молодец! Ну скажу, что там уже, — а вдруг участок в том районе сработает, кто его проверит?..

Короче: Семь бед — один ответ!.. Дойдём, проверим, тогда и свяжусь с заставой.

Наверху упущенное время нагнать не удалось. Снега было конечно меньше, чем по ущельям, но ненамного. Признаков, что здесь ступала нога человека тоже не было. Насколько видел глаз человеческий — лежало никем не примятое снежное покрывало… Здесь также мела позёмка, и такое же тёмное небо висело над головой.

Пограничный наряд двигался очень медленно. Кулешов уходил вперёд и подолгу ждал своего старшего.

Старую тропу натоптанную пограничными нарядами и занесённую свежевыпавшим снегом Иван отыскать не смог. Складывалось впечатление, что здесь раньше никто и не ходил. Поэтому шёл уже напропалую по краю заметённой КСП…

Возможно дозоры ходили только по, над системой… но там также было всё ровно, как и здесь где шёл он.

Местами старый снег держал, а местами нет. Проваливался по пояс.

Где на коленях, где на животе, — гребя руками свежевыпавший — выползал на крепкий слежалый… — вставал, но через какое-то время проваливался… И так было — снова, и снова…

Вот уже семь пройденных с горем пополам участков остались позади.

Гимнастёрка и брюки местами покрылись ледяной коркой, а Ивану было жарко. Он лежал уткнувшись лицом в снег не в силах двигаться дальше. Навалилась и физическая и моральная усталость. Ему было стыдно.

Жестом руки подозвал к себе младшего наряда и отведя взгляд в сторону, попросил:

— Годок, оставь мне куртку, а сам выдвигайся на стык. Проверь оставшиеся участки. Обязательно и первый соседей проверь, он опасный, сам знаешь — там прорыв был.

— А ты как?…

— Я нормально. Отлежусь чуток и двину дальше. Через сотню метров будет вторая просека, ты знаешь. Там меня и найдёшь.

Не подведи только…, дойди…, проверь…

Кулешов ушёл. Свет его фонаря стал удаляться и вскоре совсем потерялся в ночной мгле.

Собравшись с силами Иван добрался до просеки. Остановился у двух крайних сосен. Сосны были невысокие.

Надел куртку на мокрую заиндевелую гимнастёрку и стал у одной из сосен разгребать свежевыпавший снег ногами. Притоптал старый, — стал мастерить из веток что-то похожее на лёжку. За тем уселся прислонившись спиной к стволу дерева и стал ждать возвращения своего напарника. Прошло больше часа с тех пор как свет тревожного фонаря поглотила ночь…

Должен бы уже и вернуться, гонял по кругу Иван одну и туже назойливую мысль… Участок ровный (а дальше лежал почти ровный отрезок пути к стыку с незначительным лишь затяжным подъёмом и таким же спуском), на лыжах — уже можно было пару раз бы обернуться… Что-то тут не так…

Он то и дело прислушивался не шуршит ли поблизости под лыжами снег… Но нет… ни шуршания, ни хруста — слышно не было…

Глаза устали непрерывно смотреть в ту сторону откуда должен появиться напарник.

Временами чудилось, что из тьмы надвигается лыжник, но отодрав с ресниц льдинки и взглянув более осознанно понимал, что это просто мираж…

Что это?! Он вдруг услышал вначале слабый, а затем переросший уже в сильный — стук своих зубов. Они стучали так, будто отстукивали морзянку… и ничего с ними нельзя было поделать… Рот стал непослушным, чужим.

Мокрую одежду сковал предутренний мороз, тело сжалось в комок и пыталось понять, что же это с ним происходит…

Прошло ещё какое-то время и по телу вначале нерешительно, а затем всё активнее, потекло тепло. Стало клонить в сон. Веки то и дело слипались. И вдруг — стали совсем непослушными…

Ивана осенило: «Да я ведь замерзаю!!!» Нет! Только ни это! — Он попытался встать, что бы идти, — двигаться — только это сейчас его может спасти, но тут же завалился в снег. Не слушались ноги.

С горем пополам ему всё-таки удалось вернуть первоначальное сидячее положение.

Сознание работало прокручивая одно, другое: — Вот он со своим отцом ещё подросток катается на лыжах по балкам. Отец учит его стрелять из своей 16-ти калиберной двустволки. Учит водить тяжёлый мотоцикл с коляской.

Вот Горком Комсомола — вручает направление в Пограничные войска…

Напутствие Отца!.. «Неужели меня найдут замёрзшим??!…»

Слёзы катились по щекам и не было желания их вытирать. Он не мог понять — плачет ли он, или же всему виной холод?..

Нет меня не найдут замёрзшим, такому не бывать!..

Рука потянула из подсумка снаряжённый магазин и примкнула к автомату. Указательный палец стал давить спусковой крючок выбирая холостой ход…

Не судьба! За соснами как гром среди ясного неба разразился крик:

— Годок!!! Я здесь!!! Я дорогу нашёл!!!

Иван бросил автомат себе на колени… Отсоединил магазин… Извлёк патрон из патронника… Стал всматриваться туда откуда донёсся крик.

Кулешов выскочил из темноты, — но почему-то не стой стороны откуда должен был — а с другой, со стороны границы.

Неужели хотел бросить меня да уйти в Турцию?.. Тогда, что помешало? — крутил в голове Иван.

Такое на границе увы не редкость, как оказалось. Нет, да проскочит оперативная сводка по заставам, что, — в таком-то пограничном отряде, — на такой-то заставе, в наряде — младший наряда застрелил старшего и ушёл на территорию сопредельного государства.

Были случаи когда и старшие уходили на другую сторону, — один из них:

«Пока младший спустился с вышки по нужде — старший извлёк из его оружия затвор и спокойно ушёл. — То ли нервы, то ли — ещё чего.»

Когда Кулешов был уже рядом — Иваном сказал:

— А что её искать, дорогу… вот она… под нами… и ты прекрасно знаешь, — не первый год служишь!

Кулешов не стал возражать, только буркнул:

— Становись ко мне на лыжи, пойдём к границе. Здесь уже поменьше снега будет. — Быстро дойдём. А там, — там по дороге в раз добежим.

— Ты дошёл?! Всё проверил?!

— Не переживай… Всё нормально… — Признаков нарушения государственной границы не обнаружил!

— Ну хорошо, — помоги подняться, а то сам не могу, задубел.

Тебя где так долго носило… За это время можно было в турецкое селение сбегать и обратно вернуться?

Внятного ответа не последовало.

У Ивана затряслись руки, и почти следом — голова. Стало понятно, — пришёл «отходняк» — кровь рванула по большому кругу. «Похоже не зря в рубашке родился.»

Иван встал сзади к напарнику на лыжи, обхватил (как смог) за талию руками — и так, — нога в ногу, шаг за шагом, — передвигая лыжи синхронно пошли к границе. (не ходьба, а сплошное мучение)

Через каких-то четыреста, пятьсот метров им на пути попались лыжные следы, ещё не полностью заметённые, — они пересекали пограничному наряду дорогу — шли от стыка к границе. В сторону двадцать третьей вышки, — в тот район где нёс службу пограничный наряд комсорга заставы Резникова.

Иван определил, — одни лыжи прошли солдатские — широкие, а вот другие, — спортивные — узкие. Сомнений не было — Заслонов не дождавшись звонка отправился выяснять, что случилось с нарядом.

Значит где-то сверху наблюдал за нашими фонарями. Понятное дело, что видел только один свет. На душе стало муторно.

— Видал?! — Иван указал на лыжные следы напарнику. Ты точно всё проверил?

— Да не переживай… Всё будет нормально… — каким-то не уверенным голосом пробурчал Кулешов.

Ивану показалось даже, — что следы не удивили ни чуть его…

«Может дать две красных ракеты, как этого требует инструкция в данной ситуации…? Да нет!.. Обойдёмся без ракет… И так понятно, кто наследил.»

Давай годок, поднажмём, да быстрей выйдем на Резникова, следы туда всё одно ведут. Там всё и прояснится — глядишь и начальника у них еще застанем.

Шли быстро на сколько это было можно на одних лыжах, только что пена изо рта не валила как у загнанных лошадей.

Прошли ещё километра полтора и вышли на «ЧГ». Резников подтвердил:

— Да, был начальник, — с ним сержант Божко — минут сорок как промчались в сторону заставы.

А вы, что, не слышали как колокол вас вызывал? Нам было слышно аж сюда… Заслонов с Божко долго находились за горой в районе стыка.

А где же вы тогда были, что ничего не слышали, ничего не видели…?

— Да мы, комсорг, признался Иван, на тот момент находились не там где должны были бы быть. Так уж вышло. Подробней, думаю — начальник «на боевом» вечером расскажет.

Ладно парни… бывайте… мы на заставу…

— Да, Сань, скажи, а прибор ночного виденья случайно за спиной у сержанта не болтался?

— Не, не было. А вот бинокль 12-ти кратный был. — ответил Резников.

Иван знал, что «Б-12» в зимнюю снежную ночь — это тоже неплохо…

Шли по дороге молча. Иван всё прокручивал в голове как будет выкручиваться по прибытию на заставу.

Минут через тридцать обозначились долгожданные огни родной заставы, где их ждали тепло, уют и хоть кратковременный, но, сон.

Дежурный по заставе при встрече сказал что Заслонов, ушёл к себе во флигель.

Что когда вернулся с границы, был чем-то здорово расстроен…

— Что там у вас случилось… Я его ещё таким не видел?

— Да ничего страшного Аниканыч, думаю всё обойдётся. Как вы тут? Всё спокойно?

— Да какой там! Две сработки на правом, — и обе — зайцы.

— Чай пить будете, повара будить?

— Спасибо Аниканыч, будить никого не нужно. Если напарник будет чай пить так он и сам себе приготовит. Ни знаю как кто — а я спать.

Развесив в сушилке свои мокрые портянки и вещи, выкурив две сигареты подряд Иван направился в свой кубрик.

Сон продлился недолго. Громкий зуммер и крик дежурного по заставе поднял всех на ноги… Было слышно как Аниканов кричал:

Сработал шестой правый… Тревожная группа и рубеж перекрытия на выезд…

Иван одевался, вооружался, — не соображая спросонья ничего… Какое-то затмение на него нашло. «Проснулся» лишь на заставском дворе у машины.

Осмотрел, ощупал себя — на предмет всё ли взял согласно боевого расчёта, ничего не забыл?.. — Убедившись, что взял всё, что предписано — запрыгнул в кузов «66-го».

— А что дорогу на правый почистили — спросил он позёвывая своего командира отделения сержанта Божко, вчера ещё на лыжах туда бегали?

Леонид Божко сидел напротив и торопясь продевал солдатский кожаный ремень в лямки подсумка.

— Да, сегодня ночью с тройки трактор поднялся, расчистил, утром на пятую пойдёт…

— Хоть это радует. Меньше будем пешком ходить… — пробурчал Иван.

Уазик с тревожной группой умчался, свет его фар исчез — растворился за поворотом в заснеженном лесу.

Быстрей! Бегом! К машине! — кричал лейтенант Круглый молодому солдату рядовому Слабкову который замешкался у крыльца казармы…

«66-й» громко урча выскочил за ворота заставы поднимая вокруг себя клубы снежной пыли.

Тревожная группа причину сработки выявляла довольно долго, — шестой участок (системы) до половины занесён снегом…

Пока искали причину — наступил рассвет.

На заставу вернулись когда рассвело. Разоружились. Протёрли оружие ветошью и поставили в деревянные шкафы по отделениям. Боекомплекты и «мешки рубежа перекрытия» сдали дежурному в тревожный сейф под ключ.

Иван зашёл в сушилку покурить. Несколько его годков уже сидели, дымили и обсуждали бурно проведённую ночь.

Здесь же в бытовке, а она находилась через перегородку от сушилки, группа бойцов приводила себя в порядок — брились, умывались, подшивались — кто готовился к дневному распорядку, а кто на службу.

Вошёл дежурный, поискав кого-то взглядом, — остановился на Иване. Тот всё понял и без слов…

Дверь в канцелярию была открыта Иван спросил разрешения войти — вошёл. Прикрыл — чтоб меньше слышали «дружескую беседу» сослуживцы…

Первое, что спросил Заслонов, как всегда, спокойным голосом:

— Почему не выполнил приказ?!

Иван понял — лепить горбатого уже не получится, да и не в его это характере. Стоял молчал — соображал, что ответить.

— У тебя НЕДОХОД!… Ты хоть понимаешь что это значит?!

Ещё бы Иван не понимал, в лучшем случае прощай застава — здравствуй отряд. В худшем: чёрные погоны и в пески, — так уже случалось.

Пример тому одногодок со второй заставы рядовой Пивень, — спросил у особиста почему с аскерами нельзя обмениваться безделушками, типа зажигалок и прочей мелочью…

— Ты думаешь я не видел по вашим фонарям, где кто свернул!.. Два участка не осмотренными остались!

Это хорошо, что мы там были с твоим командиром отделения… — Который, кстати, всегда за тебя горой стоит!

Я ведь ещё на приказе обратил внимание — ты стоял с общим фонарём, а Кулешов с тревожным. Так вот, твой тусклый огонёк свернул с маршрута на просеку на четвёртом участке! — А яркий твоего напарника — на следующей просеке в районе первого!..

Иван стал объяснять:

— Понимаете… я не ожидал никак, что на левом фланге столько снега. На втором ущелье выдохся уже в конец… напарника послал дальше одного — так, как без лыж там не пройти. Не найдя более серьёзных аргументов Иван вспылил:

— Да я чуть не застрелился!!!

Заслонов что пружина выпрыгнул из-за стола:

— Что ты сказал?! Ты чуть не застрелился?! — Да я тебя!!!.. Да ты у меня сейчас головой дверь откроешь!!!… (а дверь в канцелярию открывалась во внутрь) Слова щедро подкреплённые матерщиной неприятно давили слух. Иван стоял с опущенной головой ему было и обидно и в то же время стыдно. Первый раз он услышал какой отборный мат может выдать его командир. (сам по себе Заслонов человек спокойный, уравновешенный)

Выплеснув взрыв эмоций офицер успокоился, сел, сказал уже своим обычным голосом, иди.

Иван вышел.

Пройдя по коридору под сочувствующие взгляды сослуживцев (крик начальника был слышен даже на улицу) Иван вошёл в свой спальный кубрик и не снимая сапог завалился на кровать.

Лежал и думал, — как же так? Как же я так подставился?! Я ведь никогда не сачковал — службу нёс как и положено…

Всплыл эпизод годичной давности, как с сержантом Пархоменко уходил он на левый фланг на проверку пограничных нарядов, будучи больным — рези в животе почувствовал ещё до того как наряд поставили на приказ, но не сознался. Пройти успели всего километр когда болевой приступ согнул его пополам и поставил на колени.

Пархоменко позвонил на заставу, прислали замену… По возвращению осмотрел фельдшер. Айболит тогда сунул ему в рот какую-то пилюльку капсулу и через считанные минуты, боль ушла и стало как-то даже неудобно, что сошёл с дистанции и вместо него теперь его километры наматывает другой.

Следом крутанулся более свежий эпизод:

На ноге образовался грибок — такая зараза в солдатских кругах не редкость. Вечно сырые портянки где сушат… в сушилке… В тот момент когда сработает система там уже не до разборок, кто и почему вместо своих чужие зацепил…

Пока можно было одевать сапоги — одевал и ходил на службу… Когда нога перестала помещаться в сапоге — стал на службу одевать валенки. Заслонов узнал, предложил отбыть в санчасть. — Иван надеясь на то, что опухоль скоро начнёт спадать, благодаря мази которую ему оставил фельдшер перед тем как отбыл на соседнюю заставу — уговорил не отправлять в санчасть. Соврал, что дела уже пошли на поправку. Начальник поверил, сказал: — «хорошо, походишь пока дежурным по заставе… хуже станет, скажешь.» Иван привязал пухлую ногу бинтом к тапочку и так вот в тапочках нёс службу дежурным по заставе — чередуя день с ночью.

Как-то при очередной обработке размотав бинт он увидел вокруг ранки черноту, испугался. Решив, что дальше тянуть опасно, обратился к командиру с просьбой — отправить его в санчасть.

— Ты же мне говорил, что всё под контролем… Всё проходит… Чем я тебя теперь отправлю — снега навалило не пробьёшься!

На следующее утро Иван был уже в санчасти.

Военврач осмотрел ногу, — то ли в шутку — то ли всерьёз, — вынес вердикт: «Будем ампутировать!»

— Да вы что?! Вы это серьёзно или шутите?! — Ногу ампутировать не дам!.. Забудьте!…

— Ну — ну… ладно… не кипятись… Попробуем новым аппаратом тебе её погреть… Дня через четыре если не будет улучшения тогда и будем решать… Будем надеяться. Что же ты её до такой степени запустил??…

На пятый день увидев ногу — сказал:

— Ну — вот, уже намного лучше… Будем лечить.

Две недели прошли как два месяца. Надоело Ивану без дела слоняться по санчасти. Душа рвалась домой — на заставу.

Убедив военврача в том, что теперь и сам долечится — покинул отряд.

До третьей заставы, которая находилась рядом с посёлком Цхалтбила, шёл отрядной «66-й». С тройки, на стык, выезжал наряд дозор — с ним и отправили Ивана.

На стыку уже ждал Сергей Карасёв на своём новеньком ГАЗ-66.

В канцелярии доложился о возвращении, и о том, — что готов продолжать нести службу без ограничений.

Пролежал Иван в размышлениях не долго. Вернулись с флангов ночные наряды, — слышно было как они разоружаются в оружейной комнате.

Иван встал и пошёл в столовую. — «Служба службой, а обед — как говорится, по расписанию…»

Туда же стали стягиваться и те у кого уже вышел сон после ночной службы.

Столовая была небольшая, всего на шесть столиков, — За перегородкой кухня. (в перегородке дверь на кухню, да крохотное раздаточное окошко — амбразура)

На кухне с правой стороны, у стены — русская печь. Повара выпекают в ней, огромнейший, всегда вкусно пахнущий круглый хлеб. — Рецепт выпечки передаётся по наследству.

На стол для четверых повара выдают целую буханку… Первоначально это удивляло.

глава шестая

Вот и закончился февраль… Иван, как-то — вдруг, понял — «недоход» его забыт. Начальник заставы относиться стал, как и прежде… ни когда не напоминал. Дальше заставы ничего не ушло да и старшим он как ходил так и ходит.

Иван среди молодых обнаружил своего земляка Александра Смирнова и попросил Заслонова закрепить парня за ним.

— Земляк, это хорошо. Я не возражаю. — Верю, что подготовишь достойную смену…

Так Александр Смирнов стал постоянным напарником Ивана. Они оба были одного года только Александр заканчивал ПТУ и потому пошёл служить не со своим годом.

После окончания ПТУ какое-то время работал на экскаваторном заводе. — Как оказалось наставником у него был годами старше парень которого Иван знал хорошо, — Геннадий Соловей. Спортивный парень — прошедший службу в войсках Советской Армии в спортроте. — Женат Геннадий был на двоюродной сестре девушки которая провожала Ивана на службу.

Александр на пол головы выше Ивана, но очень уж худой. — Подпортил желудок в отрядной солдатской столовой, как выяснилось позже. В той столовой не один он посадил свой ранее здоровый организм. Время на приём пищи давалось вроде бы и достаточно, но когда за стол садилось отделение, — а запускали сразу несколько учебных взводов, так как зал был большим — как не странно, почему-то раздачу из заранее заготовленных на столе кастрюль и бачков начинали с командиров отделений. (сержантов) Таким образом те намного раньше заканчивали и тут же объявляли: ВЫХОДИ СТРОИТСЯ!…

По этой вот самой причине новобранцы дабы не остаться голодными глотали как цапли горячий суп или борщ, таким же образом расправлялись и со вторыми блюдами. Но не все так умели. Самые нерасторопные успевали только одно блюдо съесть… а, чай или компот глотали уже выскакивая из-за стола.

Правда были и такие — кто, выбегая уже на построение — рассовывал куски хлеба по карманам. Так ли это было всегда, или нет — Иван не знал, но он через это прошёл… Почти всегда не успевал, однако — куски хлеба тащить из столовой, чтоб потом во время свободной минутки съесть — позволить себе не мог, принципы.

Таким вот образом, — одни выходят, — другие заходят — учебные взвода посещали столовую. После учебных взводов — все остальные…

Понятно, что у тех кто служит полгода и более, уже совсем всё по другому…

Командиры взводов за этим делом не следили, так как у них с другого торца помещения своя офицерская столовая. Заместители командиров взводов — сержанты и старшие сержанты, так же на всё забили… Всегда садились вместе за отдельный стол и посмеивались… Отыгрывались, по всему — вспоминая и свои такие же вот («курсантские») походы в столовую. Да и вообще в части беспредела хватало.

Иван помнит как привезли его призыв в отряд. Начало ноября, а здесь уже снег лежит, в пределах 10—15 см… Ночью небольшой морозец… днём солнышко пригревает…

Стрельбище Орпола (название по некогда стоявшему там, меж сопок, селению) от пограничного отряда находится в пределах восемнадцати километров. Всех кто выезжал машинами на стрелковый полигон высаживали сразу же за бетонным мостом через реку Кура, за селением Минадзе и по полной боевой (экипировка имеется в виду) бросали на маршбросок.

Там, на месте, командиры взводов чувствовали себя, что рыба в воде. Большого начальства нет… Руководитель стрельб… — Ну, что руководитель — он наверху, как и положено — в «пультовой». Под его присмотром огневой рубеж да всё что впереди. То, что не попадает в этот сектор должны контролировать взводные офицеры, а им некогда… они собираются у огневого рубежа, покуривая наблюдают как выполняет стрельбы первый взвод у которого ещё после маршброска и дыхалка в норму не пришла. А их заместители сержанты («замки») тем временем по другую сторону «ПУЦ (а)» устраивают практические занятия для новобранцев, — учат передвигаться на местности скрытно — ползком, по мачмале. (перемешанные шинелями и коленями подтаявший снег и земля)

Накурившись вдоволь и отдохнув офицеры возвращаются к своим взводам и усадив за столы «в беседках» мокрых и грязных бойцов начинают проводить занятия — теоретические, по изучению матчасти стрелкового оружия… Вот этого Иван ни как не мог понять, принять… Как будто нельзя всё это сделать с точностью до наоборот, то есть — практические занятия устроить перед самым возвращением в отряд…

Да и вообще «пластунские телодвижения» можно устраивать в более подходящую чем дневная распутица погоду, на боеспособность это не отразится. (всё — когда-то скажется…)

«Ведь совсем же другое отношение… когда присутствует Батя — командир части полковник Ашахманов. Всё идёт своим чередом, во всём порядок…»

Взводу который первым прибегал в Орпола и первым занимал огневой рубеж — завидовали все.

Как же было обидно будущим стражам границы, когда по возвращению — приходилось наблюдать сказочную картину:

На горе, выше отряда, горит костёр, вокруг костра тесным кругом сидят «пушкари», — травят байки… слышится смех…

Особенно «душевный» смех — доносился, когда один из пограничных взводов отстрелявшийся неудачно возвращался в расположение бегом.

глава седьмая

Первые числа марта (1976г.) ни чем не отличались от середины февраля… ночью холодно, а днём яркое солнце больно смотреть глазам. По округе так же рыскают голодные волки. Частенько они оставляют свои следы и на территории заставы. — Заходят со стороны ущелья… Ущелье глубокое, сплошняком поросшее хвойными породами деревьев — сосна, ель. (попадается и лиственный орех фундук…)

Буквально на днях, по халатности, оставили одну рогатую животину за пределами помещения, так под утро часовой обнаружил её убитой волками в районе бани. Животное было совсем ещё тёплое, — хищников спугнул часовой.

Утром старшина и ещё несколько бойцов утащили бурёнку в ущелье…

Похоже Иван этих серых разбойников уже видел днями раньше. Он тогда заступил дежурным по заставе в ночь и всё было хорошо… Всё шло своим чередом… После полуночи не предупредив часового — рванул в район «хомутовки». (так называли бывшую конюшню) Там над ущельем стоял длинный солдатский нужник сколоченный из не обрезных досок. Полуоткрытая дверь, ни открываться, ни закрываться не хотела из-за наметённого и притоптанного снега. Да Иван и не заморачивался.

Ночь была довольно прохладная хотя и дул восточный ветер…

Прошло времени совсем ничего, как слух уловил в районе входных ворот в конюшню подозрительный шорох. Иван из ножен вынул по тихому штык-нож и бесшумно приблизился к полуоткрытой двери… Выглядывать не стал, а посмотрел как бы из глубины «своего укрытия»… Посмотрел и опешил… лунный свет очень хорошо «вырисовывал» серых хищников.

Волки ходили по периметру каменного строения в котором находились притихшие животные, (коровы… свиньи…) обнюхивали… Бывшая конюшня им была не по зубам. (конюшня она и есть конюшня, больших размеров дверь на две створы да десяток крохотных окон и то под самой крышей.)

Иван стоял за дверным косяком крепко зажав в руке рукоять ножа — прислушивался. Он знал, что волки видят в темноте довольно хорошо по отношению к человеку и по этому больше слушал чем, смотрел. Размышлял:

Как хорошо, что ветер дует в его сторону, а не наоборот… Он уже прикинул как будет штык-ножом работать когда те его вдруг унюхают и бросятся все скопом…

В дверь больше одного не вскочат, так как сам боком входил, а там глядишь и часовой на выручку придёт. Удивился: «Страх не торопится… — где он по моменту шляется?»

Волков так и не сосчитал, то ли шесть, то ли четыре… У конюшни с тыльной стороны есть пристройка, там хранится большая партия газовых баллонов для кухни. Ещё и временная пристройка, деревянная, там сено и солома в тюках… Метраж получается в длину приличный.

Хищники аккуратно ходят вокруг (набивая в снегу тропу) — то появляясь, то исчезая, ищут лазейку… — «Во дела… Во, влип! Надо же, даже собачки молчат не унюхали.» Питомник вроде не далеко, но в данной ситуации просто бесполезен, занесён снегом по самую крышу. (со стороны конюшни) Лицевой стороной расположен к ущелью, а не ко двору. Что делается на территории собачкам неведомо.

Между казармой и конюшней находится ещё и русская баня… Расстояние приличное, но выхода нет, Иван решил бежать. Выскочил в одной гимнастёрке, а на улице не май месяц.

Дождавшись когда волки оказались в не поля зрения, что есть духу бросился бежать… Когда пробежал уже баню и увидел в районе ворот силуэт часового — заорал: