Бесплатный фрагмент - Зазеркалье: Пространство

Другие миры и измерения…

Мы ещё столько всего не знаем,

Но, если бы узнали, смогли бы потом

Спать спокойно?

Глава первая — Переезд

Сегодня я поведаю вам историю 13-летнего мальчишки по имени Даня, живущего в Иркутске. Точнее жившего там до этого дня. Дня, с которого и началась эта история.

21 августа 2009 года, тихий пятничный вечер. Заброшенная, заросшая травой, пустая дорога, и медленно идущая легковушка, посреди огромного соснового леса. Лохматый мальчишка с голубыми глазами, яркими, как ясное летнее небо, сидящий на заднем сидении, смотрит в замусоленное окно и, с грустью на лице, разглядывает пошатывающиеся на ветру деревья. Темнеет, сгущаются облака. Блеклое солнце скрывается за деревьями и облаками, с неба падают первые капли дождя.

Машине сложно проехать по старой неровной дороге, но Даня грустит не из-за самочувствия. Его тревожит переезд. Днём ранее он попрощался со своими дворовыми друзьями. Мальчик сильно привязался к старому месту жительства, и уж точно не собирался переезжать куда-то в глушь, через огромные Иркутские леса, в посёлок, о котором почти никто и не знает. Даже задира, обижавший Даню очень давно, загрустил, когда узнал, что тот уезжает. Несмотря на все обиды, они были больше друзьями, таков уж Данила по своему характеру — он не способен долго держать на кого-то зло, и пытается подружиться с каждым вторым.

В машине стало прохладнее. Застегнув молнию своей тёмно-серой кофты, подаренной ему на прошлый день рождения, Даня посмотрел на стекающие по окну капли, и вспомнил, как бегал под дождём со своими друзьями, гоняя по двору футбольный мяч. «Детство, оно уже не будет прежним» — думал он, вытащив из чёрного рюкзака последнюю бутылку воды, купленную в его любимом магазинчике, стоящем через дорогу. Он пил, и с грустью вспоминал, как ходил туда с друзьями, покупал там пирожки, прогуливаясь по дворам, в которых он теперь уже не побывает.

Сколько бы лет не прошло — он никогда не забудет свой город, свой двор, свою жизнь до переезда, ведь именно там он сделал свои первые шаги, в первый раз заговорил, в первый раз с кем-то познакомился, в первый раз сыграл в шашки — свою любимую настольную игру, и впервые пошёл в школу. Это был первый переезд в его жизни: все 13 лет он жил в той пятиэтажке на второй железнодорожной улице, в километре от реки Ангара, куда каждое лето он ходил купаться с двумя своими закадычными друзьями.

Между тем, за месяц до переезда, его родители развелись. Всё произошло очень быстро, мальчишка до сих пор пытается переварить произошедшее. Его пьющий отец, уволившись с работы, накричал на уставшую после тяжёлого рабочего дня мать, и оставил синяк вмешавшемуся в конфликт сыну. Именно тогда встревоженная последними событиями 30-летняя мать решила переехать в отдалённый от города посёлок, где когда-то жила бабушка Дани, и где она родилась и выросла.

Мать Дани звали Мариной, она была невысокой брюнеткой с длинными извилисто уложенными, как ручей, волосами, чьи карие глаза почему-то напоминали горные склоны и хребты. Беспрерывно сидящая за рулём уже четвёртый час, она вся была погружена в себя: женщина всё ещё не была уверена в правильности своего решения, но знала, что развода в той ситуации уже было не избежать. Проезжая очередной километр этой дороги на своей старой колымаге, плетущейся со скоростью 30 км/ч, она остановилась, надела свою джинсовку, и поехала дальше.

Всю дорогу она молчала, думая о том, как будет жить дальше. За неделю до переезда, когда Марина ещё сомневалась, что это правильное решение, ведь её сократили на работе — зарплату урезали почти вдвое, а обязанностей только прибавилось. Выставив квартиру, которая осталась в её собственности после развода, на продажу, она начала собирать вещи и готовить сына к переезду.

Листья спадали с деревьев, ветер раскачивал верхушки сосен, вдали загрохотал протяжный гром, который, словно поезд, мчащий по рельсам, никак не замолкал. Раньше над Даней часто смеялись его одноклассники, потому что он был слабонервным и мог испугаться любой мелочи, и сейчас, сидя в машине, он с насмешкой над самим собой вспоминал это, но трепещущий позади гром убрал ухмылку с лица мальчишки, боящегося грозы. Прикрыв глаза тёмно-коричневой кепкой и накинув серый капюшон, Даня задрожал и перестал смотреть в окно. Его мать была слишком обеспокоена будущим, из-за чего, словно парализованная, смотрела прямо на дорогу и не замечала тревогу сына.

Только-только появляющиеся на небосводе звёзды начали скрываться за тяжёлыми тёмными, как сама ночь, тучами. Дождь усиливался, стуча в окна изо всех сил, а Даня старался не слышать всего этого шума, напоминавшего ему обо всём плохом, что происходило с ним. Грохочущие по машине градинки напоминали боязливому мальчонке о побоях, которые иногда раньше доставлял ему отец за непослушание. Гром шумел всё сильнее, а дорога становилась всё темнее. Фары легковушки светили очень блекло и практически не помогали.

Марина заметила, что сыну страшно, но, вместо того, чтобы успокоить его, она грубо сказала ему, чтобы он перестал дрожать, скрипя сломанным креслом. Мать напомнила ему, что у них сейчас туго с деньгами, и на новые сидения им тратиться сейчас не к месту. В этот момент молния ударила в рядом стоящую сосну. Сосна загорелась и, обломившись на середине, упала на дорогу, задев заржавевший прицеп машины. Прицеп распахнулся, и из него упала коробка с книгами, которые по вечерам Марина читала, чтобы отвлечься от издевательств мужа.

Мать тут же остановила машину и сказала сыну, что из прицепа что-то вылетело, и ей нужна его помощь, чтобы поставить это обратно. Даня очень боялся выходить из машины, но ещё больше он боялся, что уставшая мать снова накричит на него. Продолжая дрожать, он медленно открыл дверь и вышел.

Горящая сосна валялась на дороге, преграждая обратный путь, а коробка упала совсем рядом. Дождь усиливался, превращаясь в ливень, так что огонь начал затухать. Было уже совсем темно, молнии ударяли то там, то тут, ветер становился сильнее. Напуганный всей этой суматохой мальчик подошёл к коробке, и попытался ухватиться за неё своими худыми ручонками, но она скользила и падала. Мать вновь накричала на Даню, попросив его держать крепче. Поставив коробку на место и закрыв дверцу прицепа, мать быстрым шагом ушла вперёд.

Данила переставал трястись, и потихоньку подошёл к дверце автомобиля. Он уже открывал дверь и собирался садиться, но его внимание захватило гаснущее под потоками дождя пламя, сжигающее сосну. Даня почему-то присмотрелся к нему — единственному источнику света (кроме еле светящих фар), который был здесь.

В одно мгновенье ему показалось, что кто-то стоит в этом пламени, кто-то тощий и вытянутый, и смотрит на него в ответ своими пламенеющими зрачками. В эту же секунду прогремел устрашающий гром, Даня сильно испугался и отошёл назад, ударившись спиной в машину. Марина захлопнула дверь и поторопила сына, который не мог сказать ни слова от испуга. Он быстро залез в машину и закрыл дверь, после чего, трясясь от страха, вновь закрыл глаза кепкой и прижался ладонями к лицу. Машина тронулась, а мальчик пытался вспомнить, что он увидел в эту секунду, или, может, ему показалось?

Им оставалось ехать ещё около двадцати минут, но на пути уже начали появляться эти чёрные фонарные столбы. Дождь стихал, град уже закончился, а грозовые тучи проходили стороной. Прошло несколько минут, которые тянулись как полчаса, Даня успокоился и выглянул в окно. Хоть его и тошнило от долгой поездки, но уже клонило в сон.

Он, как и мать, находился в том состоянии, когда половину происходящего уже не понимаешь, словно дремлешь, всё ещё оставаясь в сознании. Совсем немножко отделяло семью от въезда в посёлок, буквально один-два километра, совсем ничего, как Данила начал замечать на соснах, стоящих в тени, странные, вырезанные на них, разные символы.

Гроза окончательно стихла, дождевые капли падали всё реже, а в небе, наконец, стали видны звёзды, смотря на которые, Даня так любил о чём-то мечтать, что-то вспоминать или придумывать. Полумесяц, висящий в небе, постепенно вылез из-за туч.

Пока мальчишка, отвлёкшись на свои мысли и размышления, наблюдал за движением облаков и туч, мерцанием звёзд и свечением луны, машина уже проехала табличку с надписью, гласящей: «Темнолесье, население — 574 чел.», и, выехав на бездорожье, приблизилась к посёлку.

Легковушка проезжала один кирпичный двухэтажный дом за другим, пока, вскоре, Марина не выехала на улицу Мирную и не остановилась возле дома бабушки Дани, который теперь принадлежал ей, по наследству.

Свежий после дождя воздух бодрил Даню и его маму, они закрыли дверцу заборчика, оставив машину в гараже, и открыли дверь в запылившийся четырёхкомнатный одноэтажный дом, в котором уже много лет не было ни единой живой души.

Было уже одиннадцать часов ночи, Марина не стала кормить сына на ночь и, потратив полчаса на лёгкую чистку старых кроватей и смену постельного белья, уложила его спать в зале, рядом с собой. Следующие будни им предстояло потратить на распаковку вещей и отмывание дома от пыли и грязи. Они легли спать, и, хотя оба были уставшими после дороги, Даня не мог уснуть ещё пару часов, вспоминая ту сгорающую во мраке сосну и яркие огненные глаза, что смотрели на него так пристально, хоть и не долго, что как будто видели его насквозь.

Глава вторая — Жизнь в Темнолесье

Всю следующую неделю они занимались распаковкой вещей и перестановкой мебели.

30 августа. Безмятежное воскресное утро. Данила не спеша вышел на улицу, чтобы забрать газету, которую ежедневно, разъезжая на старом поскрипывающем велосипеде, разносил почтальон, лет шестидесяти на вид, в лёгкой летней рубашке в клеточку и спортивных штанах на подтяжках. Солнечные лучи, пробиваясь через облака, ярко отсвечивались от велосипеда уезжавшего почтальона, ослепляя нагнувшегося за газетой Даню.

Ветерок этим утром был слабый, но уже моросил, напоминая, что лето кончилось, а впереди осенние будни. На улице было прохладно, и Даня хотел посидеть дома, но нужно было отовариваться к школе.

Сидя за завтраком за большим столом, стоящим посередине обустроенной старой кухни с немного облезлыми обоями, он читал свежий выпуск местной газеты, где рассказывалось о случае тридцатилетней давности, когда 12-летний мальчонка, живший в этом районе, бесследно исчез. Данила так зачитался, что, полностью доев гречневую кашу, один раз укусил пустую ложку.

Пытаясь отмыть тарелку от присохших за время чтения газеты остатков гречки, Даня обратил внимание на настенные часы, висящие в конце коридора в непросторной прихожей, обставленной старыми коричневыми шкафами, и увидел, что время приближалось к полудню, 10:27. Он тут же ускорился, потому что его мама ушла на собеседование по поводу устройства на новую работу, и должна была придти уже через полтора часа, а Даня к её приходу уже должен был сходить за канцтоварами и вернуться домой.

Впопыхах выскочив из дома, попутно застёгивая молнию на кофте и доставая ключи из кармана, мальчишка чуть не наступил на потрёпанную дворовую белую кошку, развалившуюся на пороге. Он открыл калитку старого заржавевшего заборчика и вышел на основную улицу. Два ряда различных старинных кирпичных домиков окружали эту широкую, местами заросшую травой, тропинку. Все эти дома были построены как под копирку, отличаясь лишь количеством этажей или комнат. Этот посёлок основали несколько поколений назад, тогда здесь жило больше людей, чем сейчас. Дома строили на совесть: каждый третий-четвёртый дом сохранился с тех самых пор.

Посёлок расположен, по сути, на небольшой территории в лесной глуши. Эти величественные сосны и липы, окружавшие Темнолесье, жители могли увидеть из любой точки посёлка. Заглядываясь на небо, Даня неспешно шёл к местному магазинчику, расположенному в самом конце улицы, и, проходя все эти ухоженные дворы жителей, кусты, растущие возле каждого второго дома, и деревья, посаженные здесь не один век назад, уже забывал, что ему нужно было куда-то спешить — он просто наслаждался этой прогулкой по улице.

Задумавшись о приближающихся школьных буднях, размышляя о том, какими могут оказаться его новые одноклассники и возможные друзья, и, вспоминая предыдущие учебные годы, он и не заметил, как дошёл до конца километровой улицы, зайдя на порог магазинчика с деревянной вывеской, на которой вырезано: «Добро пожаловать в Канцтовариум! Мы рады вашему визиту!».

В магазине было уютненько: обставленный растениями широкий коричневый подоконник, цветов пола и стен, открытое окно с гравированной деревянной рамой, возле которого стоят дубовые тумбы, шкафы и полки. Почти никого, кроме продавца, там не было. Всё веет свежестью, теплом и природой, а на стене висят часы с кукушкой, показывающие 11:18. Заметив, как быстро бежит время, Даня зашевелился и начал набирать в деревянную корзинку канцтовары.

Проходя мимо книжных шкафов, он заметил книгу с любопытным названием, стоящую всего сто рублей. Но мать оставила денег только на товары для школы, а прочитать книгу ему очень хотелось. В этот момент к мальчишке вежливо подошёл продавец — упитанный коротко стриженый брюнет в очках, аккуратно лежащих на носу, и коричневатом пиджаке, держащий в руках аккуратно свёрнутую свежую газету. Его коричневые глаза, словно отражение, были такими же тёплыми и добрыми, как и он сам.

— Здравствуй, ученик! Вижу, ты что-то приуныл? В школу не охота, да? — Спрашивал мужчина.

— Да не совсем… вот, книга приглянулась, а денег не хватает. — Отвечал ему Даня.

— Хе-хе, подумаешь, проблема… Я могу уступить тебе полцены, если хочешь купить!

— Правда?

— Я вижу тебя в своём магазине впервые, и не хочу, чтобы твой первый поход сюда запомнился грустью из-за какой-то там не купленной книги! Впереди учёба, ты должен набраться хорошего настроения, чтобы его хватило до конца года, поэтому я помогу! — Утверждал продавец. — Как тебя звать, малец?

— Даня, а вас?

— Меня обычно зовут Сергей Степанович, будем знакомы. Значит, тебе эту книгу я продам за 50 рублей. Берёшь?

— Хм… — Задумался Даня, ведь его денег всё равно хватало лишь на канцтовары, — да, спасибо, я возьму её!

Даня выложил из корзины несколько тетрадей и упаковок с ручками, после чего купил книгу и школьные принадлежности. Выходя оттуда на улицу, мальчик задумался, стоило ли так делать? С одной стороны, ему теперь могло не хватить тетрадей на какой-то предмет, а с другой было бы невежливо отказываться от покупки, после того, как ему лично сделали такую большую скидку, к тому же, во второй раз могли бы и не сбросить цену.

И вот, терзаемый очередными, казалось бы, бессмысленными размышлениями, Даня вернулся домой, едва успев к полудню, и спрятал книгу под кроватью, чтобы мама не отругала его, как она говорит, за пустую трату денег, которых у них сейчас очень мало.

Ближе к двум часам дня, Марина отправила сына гулять, потому что ей нужно было пропылесосить в доме. Было прохладно и пасмурно, солнце уже скрывалось за облаками. Даня час бродил по безлюдным улицам, иногда замечая кого-нибудь занятого на своём огороде.

На следующий день Даня занимался подготовкой к школе, готовил стол для учебников и тетрадей, стоявший возле дверного прохода, а вечером, лёжа на кровати возле распахнутого окна в своей уютной комнате, с кружкой чая на деревянной тумбе, читал недавно приобретённую книгу о недосягаемых глубинах манящего космоса. Прочитав первые 20 страниц, и спрятав книгу, он лёг спать пораньше, ведь ему нужно было рано вставать.

Во вторник, после долгой школьной линейки под палящим солнцем и выдачи учебников, учеников отвели в кабинеты. Население в поселке небольшое, а учеников так мало, что достаточно по одному классу на каждый год обучения. В классе Дани было 14 человек. Учительница отошла за какими-то бумагами, после чего Даня решил познакомиться с кем-то из мальчишек. Но стоило ему встать, как он схватил подножку от лохматого мальчугана, — опирающегося рукой о спинку стула Максима, — самого отъявленного хулигана в классе. Девчонки тут же отвернулись кто куда, а Макс мешал Даниле встать, смеясь и прижимая его голову своей огромной рукой.

В этот момент в класс зашла женщина сорока лет с короткими чёрными волосами до плеч — Елена Петровна, — их классный руководитель, — и хулиган тут же отпустил голову бедного новичка, сделав вид, будто этого и не было. Вставая и разворачиваясь, Даня заметил сидящего в самом конце кабинета, за отдельной от всех партой у окна, под листьями папоротника, тоскующего мальчишку, наблюдающего за этим. Придерживая голову кулаком, он закрывал глаза и что-то рисовал в блокноте.

После небольшого классного часа учительница отпустила всех по домам, и Даня нажаловался ей на Максима. С разочарованием на лице, Елена Петровна, водя своими холодными карими глазами по сторонам, объяснила новенькому, что Максим часто издевается над всеми, и что это далеко не первый такой случай, после чего она выпроводила Даню из кабинета и ушла.

Глава третья — Знакомство

Наступили угрюмые школьные будни. Небольшой учебный кабинет 8 класса. Три ряда парт (по три на каждый ряд), две деревянные тумбы, стоящие у стены, учительский стол и доска, расположенные около дверного проёма, и одно приоткрытое окно первого этажа — таким запомнился Дане их кабинет. Каждый кабинет был рассчитан на 18 человек, хотя обычно в классах было не больше шестнадцати человек. Рассадка в восьмом классе не изменилась, Даня сидел один, за второй партой третьего ряда.

Прошлым вечером Даня так увлёкся чтением той книги, что лёг спать на час позже обычного, и из-за этого опоздал в школу в первый же день. Со звонком мальчишка решил познакомиться с кем-то из одноклассников, но что-то пошло не так.

К кому бы Данила ни подходил, все его игнорировали, продолжая разговаривать о своём. Тогда он решил оставить знакомства на потом и вмешаться в уже начатый разговор. Однако мальчишки продолжали его игнорировать и отталкивать. Даня очень боязливый, поэтому к девчонкам он даже не пробовал подходить. Всего в классе было 9 мальчиков, включая него, и 5 девочек.

Разочаровавшись в новых одноклассниках, Даня собрался пройтись по коридору один, размышляя о том, что он делает не так. Отойдя от толпы одноклассников, среди которых было лишь десять человек, он заметил стоящего возле окна в конце коридора мальчишку — того самого, что сидит за отдельной партой в конце кабинета! Темноволосый коротко стриженый невысокий мальчишка с карими глазами, с грустью на лице смотрящий в окно и поправляющий клетчатую рубашку, мечтает поскорее уйти из этого места. Ему также одиноко находится здесь, ведь остальные не хотят общаться с ним.

Прозвенел звонок, и все пошли обратно в кабинет. Подбежав сзади, Максим и его приятель Андрей толкнули того мальчонку, а потом сбили с ног Даню.

На следующей перемене Даня снова попытался познакомиться с кем-то из мальчишек, но они по-прежнему не хотели с ним общаться. Вновь стоявший у окна темноволосый мальчишка был чем-то занят, наверно, опять что-то рисовал, поэтому Данила не стал подходить к нему.

На третьей же перемене все пошли в столовую, а на четвёртой всех собрали в актовом зале. Этот день пролетел быстро и скучно, а Даня так и не успел ни с кем познакомиться. Он был очень огорчён, и решил, что лучше познакомиться с кем-то из других классов.

Четверг, 3 сентября 2009 года. Заметно похолодало, моросящий осенний ветер сдувал листья с деревьев. Они летели, кружа над землёй, уносясь вдаль, как перелётные птицы. Моросящий ветер заставил Данилу вернуться домой, чтобы он надел синюю осеннюю куртку и натянул шарф, но, как назло, застряла молния. Мальчик потратил достаточно времени, чтобы вновь опоздать на урок. Придя в кабинет, Даня увидел, что одну парту куда-то убрали. За его же партой сидели две девчонки, поэтому ему пришлось сесть подальше, за третьей партой третьего ряда, и вновь одному.

На перемене, одиноко бродя по коридору, он вновь заметил того мальчонку, снова стоящего всё у того же окна, всё также одного. На этот раз Даня решил подойти к нему, ведь с кем же ещё общаться?

— Кхм, привет! Тебя как зовут? — нерешительно спросил Даня.

— Аээ… Я… Эдик, а тебя?

— Даня. Почему ты не со всеми?

— Они не общ… щаются со мной. У меня др-р-ругие интересы и… Ты ведь новенький, да? — Запинаясь, спрашивал Эдик.

— Да… со мной тоже никто не хочет общаться. Но почему?

— Здесь нед-д-д-долюбливают новеньк-к-ких. Почти все друг др-р-руга знают, чуть ли не с рождения… Ты здесь как б-б… б-белая ворона.

— А ты? У тебя есть друзья?

— Со мной никто не об-б-бщается… Я уже смир-р-рился. Я ненормальный, они правильно пост-т-тупают… — с грустью говорил Эдик.

— Эд, почему ты так считаешь?

— Т-т… т-ты разве не замечаешь? У меня не получается нор-р-р-рмально выговаривать слова… Многим пр-р… росто неприятно слышать эти запинки кажд-д-дый раз.

— Это всё ерунда! Ты ведь такой же, как и они. По мне ненормально избегать людей, которые на тебя не похожи, так что ненормальные — они. — Утверждал Даня. — Ты, кстати, классно рисуешь!

— Да ладн-н-но… Я ж это так, от скуки. Д-д…д-даже воображения нет, не знаю что нар-р-рисовать.

— Всё равно я рисую гораздо хуже. Ох, через минуту уже звонок будет…

— Родит-т-тели говорят, у меня фотогр… гр… раф-фическая память. Давай вм-м..м-месте сядем, другие рисун-н-нки покажу, поговор-р-рим о чём-нибудь… — предложил Эдик.

С этого дня Даня общался и дружил с Эдиком. Эдд очень хорошо рисовал, а Даня любил читать. Даня заходил к другу в гости по выходным, чтобы вместе они прочли ту книжку про космос и обсудили её, а Эдик черпал из книжонки вдохновение для рисунков. Ближе к середине сентября ребята впервые прогулялись по посёлку, Эдик показал все самые интересные места, которые знал. Они прошлись около леса, что окружает посёлок, обошли все дома и все переулки, радостно обсуждая одну историю за другой.

Эта осень была на удивление холодной и пасмурной, и уже к ноябрю температура приближалась к нулю. Заваленные жёлтыми листьями дуба и липы тропинки и дворы, холодный ветер, румянящий щёки, пасмурное небо, знаменующее очередные проливные дожди, что оставляют кругом неуспевающие пропадать лужи, слякоть и грязь.

Во время осенних каникул, несмотря на непогоду, Даня и Эдик часто гуляли, и, во время одной из таких прогулок, они наткнулись на Максима, гулявшего со своими друзьями. Они думали, что пройдут мимо хулиганов, просто поздоровавшись, но нет. Поприветствовав одноклассника, оба попали на подножки его друзей. Эдик упал в огромную лужу и сильно промок, после чего простудился, и целую неделю болел. Но было ли шайке Максима до этого дело? Они лишь высмеивали друзей за то, что те ничем не ответили. Даня пытался рассказать об этом случае учителям, но всем было не до этого. Всем, кроме одного.

Даня обратился за помощью к Степану Степановичу — это был рослый 37-летний мужчина с недлинными коричневатыми волосами, преподававший у них урок истории. В боковом кармане его полосатого серого пиджака всегда лежали очки, ручка и небольшой блокнотик, а на рабочем столе всегда был порядок. Даня пришёл к нему в кабинет, потому что знал, что он справедлив и рассудителен. Степан Степанович выслушал мальчика, как порядочный человек, и сказал следующее: «Это действительно низкий поступок. Кто-то может сказать, что это не касается школы, после чего выпроводить тебя из кабинета, но это касается школы! По его вине Эдд пропускает занятия, и ему теперь будет сложно наверстать упущенный материал. Я постараюсь предпринять какие-нибудь меры и донести сведения до родителей Максима».

Двадцать второго ноября на улице было не по-осеннему холодно, выпал первый снег. Пасмурная погода теперь была постоянно, поэтому Эдд решил пригласить друга в гости. Прошло всего 4 дня с момента, как мальчик выздоровел. Комната Эдика располагалась на втором этаже.

Вежливо поприветствовав родителей мальчика, сидящих за обеденным столом в холодное воскресное утро, Эдик и Даня ушли в его комнату. В комнате Эдика было довольно уютно, хотя некоторые вещи были уже далеко не новыми. Вдоль стены, прямо напротив старой пружинной кровати, стоял большой книжный шкаф, а слева от него, рядом с дверью, располагался стол.

В этот день они дочитали книгу до конца, а Эдик закончил свои рисунки планет и солнечной системы. В печи, стоявшей на первом этаже, в углу довольно просторной гостиной, закончились дрова, а отец Эдика, Валерий Сергеевич — упитанный мужчина средних лет с короткими тёмно-коричневыми волосами — был чем-то болен, из-за чего ему было сложно ходить. Дрова наколоть было некому, поэтому все кутались в пледы и распивали чаи.

Глава четвёртая — Сны

Мальчишки сидели на пружинной кровати, болтали и пили горячий чай. Эдд поставил свою чашку на небольшой подоконник, протерев рукой запотевшее окно. За окном непрерывно шёл дождь со снегом. Эдик всё ещё покашливал, и потому решил надеть небольшой старый шерстяной шарф сероватого цвета. Пока Даня допивал свой чай, Эдд аккуратно сложил свои рисунки на полку книжного шкафа.

Когда он отходил от шкафа, у него что-то потемнело в глазах, и он упал. Даня, тотчас поставив чашку, подбежал к Эдду и помог ему встать.

— Ты чего? — спрашивал гость.

— Да нет… Со мн-н-ной всё в пор.. р-рядке.

— Ма-а-альчики, — крикнула мама Эдика с первого этажа, — у вас там всё хорошо?

— Да-а, мам! — отвечал Эдик, присаживаясь на кровать.

— Эдд, не дури! Что случилось? Ты упал на ровном месте!

— Гхмм… Лад-д-дно, я скажу. Ко мн-н-не плохо относятся в шк-к-коле, не только из-за заикания… Я плохо переношу разные б-б-болезни, долго отхожу от н-н-них. — Утверждал Эдик. — Многие д-даже завидуют, что я част-т-то пропускаю ур-р-роки, или долго не хожу в шк-к-колу.

— Но ты был дома только неделю…

— Род-д-дители оставили бы мен-н-ня на две, а то и больше, если б… б-бы не учителя. Иногда они не д-д-доверяют нам, думают, что я пр-р-росто прогул… уливаю.

— А почему ты упал-то?

— В глазах что-то пот-т-темнело… Голова кр-р-ружится немного. — Отвечал Эдд.

— Знаешь, я думаю тебе надо отдохнуть. Может, я пойду домой?

— Кхм, нет! Пос-с-стой…

— Что?

— Мы ведь друзья? — загрустив, спрашивал Эдик.

— Ну… да, а почему ты спрашиваешь?

— Ты единственный, кто об-б-бщается со мной в школе, кто пр-р-риходит ко мне в г-г-гости. Ты п-п-помог мне дойти до дома, когда мен-н-ня толкнули в ту лужу… Я должен кое-что рассказ-з-зать. Родители мне не вер… рят, может, ты поверишь?

— Я что-то даже не знаю… но, если ты хочешь, я послушаю. — Сомневался Даня.

— Когда я уп-п-пал в ту лужу, мне был-л-ло очень холодно, но, на один мом-м-мент, стало гор… раздо холоднее. Я на секунду с гол-л-ловой оказался в луже, и, в эт-т-тот миг, я что-то видел. Вокруг меня как будто… всё исказ-з-зилось на мгновенье. И я т-тут же нач-ч-чал вставать…

— Ч… что ты видел?

— Словно… что-то набл-л-людало за мной… — Отвечал Эдик. — В первые дни болез-з-зни у меня была выс-с-сокая темпер… ратура. Мне было очень хол-л-лодно, я чувствовал сильную слаб-б-бость. Когда я лёг спать — сразу же откл… лючился и уснул. А во сне… я видел какой-то нераз-з-зборчивый… силуэт. Он стоял дал-л-леко впереди, на какой-то пуст-т-той улице, на другом к… конце дороги. Во сне пош-ш-шёл снег, я слышал долгий… пр-р-ротяжный смех.

— Прошу… остановись… Мне страшно это слушать… — хватаясь за голову, твердил Данила.

— Этот сил-л-луэт начал расплываться в темноте, всё пот-т-темнело. — С паникой в голосе, продолжал рассказывать Эдд. — А я не мог проснуться, хотя чув… вствовал, что меня пытаются разбудить род-д-дители. Когда я проснулся, мама сказала, что я кр-ричал во сне. И, встав с кровати, я увидел, что на ул-л-лице идёт первый снег.

— Я… я… не понимаю. Что всё это значит?! — крича, недоумевал Даня.

— Ты мне веришь? Пр-р-рошу… скажи, что ты мне вер… ришь! — схватив Даню за плечи, спрашивал он.

— Я… я верю! Но это звучит… странно. И пугающе… — Задрожав, отвечал Даня.

— Этот сон… я вид… дел его несколько раз подр-р-ряд. Три, может четыре, дня подряд мне сн-н-нился один и тот же сон. Р… раньше со мной такого не было! Я ин-н-ногда впечатлителен, но, уверен, это не какие-то выд-д-думки моего… сознания! Я не мог такого придумать!

— Слушай, успокойся! Я тебе… верю. И я… тоже что-то видел.

— Ты… т-тоже?

— Это было в конце августа, когда мы только переезжали сюда. Была сильная гроза, и молния повалила дерево, как-то задев прицеп. Мы вышли из машины, чтобы запихнуть обратно в прицеп какую-то коробку. — Снова задрожав, продолжал Даня. — А когда возвращались, мне показалось, что на меня кто-то смотрит. Поваленная сосна горела после удара молнии, и в этом пламени словно кто-то стоял…

— Слушай, я говор-р-рил, что у меня хор-р-рошая память… Я нарис… совал то, что видел в том сне. — Доставая из-под кровати рисунок, утверждал Эдд.

— Похоже, что… — держа в руках рисунок, отвечал Даня, — я видел такой же силуэт, что и ты…

Пока друзья обсуждали этот силуэт, ветер на улице значительно усилился. В этот момент окно в комнате Эдда настежь распахнулось от сильного ветра, и листок с рисунком вылетел из рук Дани. Пока сильный ветер заносил в комнату снег, они пытались поймать лист, но ветер унёс его в окно, после чего окно захлопнулось. С соседней комнаты послышался крик мамы Эдика, которая услышала этот шум: «Эдик! Я же говорила, чтобы ты закрыл окно полностью!».

Даня и Эдд задумались, ведь на совпадение это похоже не было — окно распахнулось именно в тот миг, когда они взяли этот рисунок.

Немного позднее отец позвал всех на кухню, чтобы перекусить. Друзья на время забыли свои разговоры, и спустились на первый этаж, пройдя по коридору к рукомойнику, и после сев за стол. Кухня в доме была небольшая, светлого цвета, в основном, с тумбами ручной работы.

Пока все ели, ветер на улице стих, и родители Эдика предложили его другу пойти домой после перекуса. Даня был в гостях уже, примерно, два часа, и понимал, что Эдду лучше отдохнуть.

По пути домой, пролегающему через двенадцать домов и осеннюю слякоть после дождя, Данила невольно продолжал думать об этом разговоре. Он мог посчитать друга не очень нормальным, мог посчитать это выдумкой, но он тоже видел подобное. Даня сильно боялся этого, и хотел, чтобы ему всё показалось, но этот рассказ всё изменил.

Негодуя после того, якобы, совпадения с открывшимся окном, мальчик пришёл домой, и жаждал всё рассказать. Однако Марина работала в местной больнице, и её вызвали на работу по срочному делу. Даня был дома совершенно один, и весь до мурашек продрог от страха.

Было очень холодно. Данила, сидя на диване в просторном зале, увешанном картинами и обставленном коллекционными фигурками и раритетными вещами, укутался пледом и включил телевизор. Телевизор внезапно начал издавать помехи, но уже через минуту помехи прекратились. На улице уже темнело, Даня плохо себя чувствовал, но его мать до сих пор была на работе.

Пять часов вечера. За окном бушевал сильный ветер и лил дождь. Даня почувствовал, как его голова тяжелеет, у него началось головокружение. Мальчишка решил, что лучше будет посидеть на диване, но вскоре он заснул. Он спал крепким сном, и видел во сне нечто странное.

Сначала ему долгое время снилась пустая асфальтированная дорога, намокшая после слабого дождя, с двумя невысокими строениями, стоящими по сторонам улицы. Вся местность, словно ожила и начала подниматься на Даню. Всё вокруг него перевернулось. Улица оказалась прямо над мальчишкой, но он каким-то чудом висел в воздухе.

С дороги, бордюров и домов, оказавшихся сверху, начали падать капли прошедшего ранее дождя. Капель становилось всё больше, будто начался ливень. Внезапно всё, что было сверху, упало на мальчишку. Даня, будто парящий в воздухе призрак, проскочил через падающую землю, и оказался в каком-то тёмном месте, окутанном чёрным туманом. Кругом стало очень тихо.

Свет проникал через тьму, Даня увидел вокруг себя тысячи застывших в воздухе снежинок. Небо было сокрыто тёмными тучами, способными даже день превратить в ночь. Ветер разгонял их, расшатывая деревья. Вокруг Дани не было ничего, кроме этих деревьев — огромный сосновый лес казался бесконечным. Ветер уже стихал, как вдруг листья всех сосен и все деревья в лесу остановились и замерли, как на пейзаже, словно время застыло.

Даня стоял на незнакомой вытоптанной тропинке и не мог пошевелиться, не мог молвить ни слова. Впереди него была только эта тропинка, ведущая далеко в неизвестность …очень и очень далеко.

Внезапно прогремел довольно-таки сильный протяжный басовый гром. С небес резко спустилась молния, тут же застыв, словно стала частью этой картины. Внезапно мальчика начало затягивать вперёд, всё вокруг стало растягиваться и расширяться, а он с огромной скоростью летел вперёд вдоль этой тропинки, и даже не мог закричать.

Тотчас застыл на месте. Он увидел вдали тьму, что спускается с сокрытого за тучами неба, поглощая весь лес. Тьма надвигалась, и в ней виднелся всё тот же худощавый силуэт какого-то мужчины, чьи пламенные, как лава, зрачки ярко светились и смотрели Дане в глаза. Всё вокруг начало шуметь и ломаться, издавая странный изнывающий скрежет. Даня в ужасе проснулся в холодном поту и увидел свою встревоженную мать, которая пыталась его разбудить уже несколько минут.

Глава пятая — Школьные будни

В понедельник Дане нездоровилось. Проснувшись в полвосьмого утра, за полчаса до начала уроков, после долгого и непонятного сна, мальчик, придерживая рукой болящую голову, пришёл на кухню, трясясь от каждого шага. С ним явно было что-то не так: он не помнил, что ему снилось той ночью, но не мог забыть сна, который он видел вечером.

Очевидно, что его вечерний сон был сознательным, и он, судя по всему, создал какую-то нагрузку на сознание. Этот сон словно забрал какую-то долю сил мальчишки, приведя его в ужас.

Не до конца осознавая, сколько времени он проспал, сколько у него осталось на всё про всё, Даня медленно, опираясь левой рукой о стену, шёл к туалету. Он выглядел так, словно сейчас рухнет на пол. Несмотря на плохое самочувствие, мать отправила его в школу. Как нетрудно догадаться, мальчишка опоздал на полчаса и получил замечание в дневнике.

Звенит звонок. Коридоры заполняются учениками, поднимается неистовый шум. В этот день одноклассники Дани и Эдика вели себя спокойнее, чем обычно, а Максим не задирался. Друзья решили, что Степан Степанович и вправду нажаловался родителям хулигана.

Сначала Даня с Эддом просто общались, обсуждали фильмы, книги и этот посёлок, но вскоре Эдик напомнил события прошлого вечера. Дрожа, ладошка пугливого мальчишки потела, а глаза содрогались от каждого слова. Даня не хотел вспоминать это, он пытался забыть произошедшее. Встав у окна с треснутым стеклом, и опершись о подоконник, Эдд показал другу старый оборванный листок с рукописью.

— Мой дедушка хр-р-ранил на чердаке всякие ст-т-таринные вещи. Он был учит-т-телем в нашей школе, хоть и получал тут мало д-д-денег. В его классе был мальч-ч-чишка-сирота по имени Артём.

— А как давно это было? — спрашивал Даня.

— Трид-д-дцать лет назад. И я думаю, что эта р-р-рукопись была нужна дедушке. — Утверждал Эдд.

— Почему?

— Мой дед был человеком добр-р-рым, почти никогда не кр-р-ричал на учеников, всегда прислушивался к чужому мнению… Я не знаю что пр-р-роизошло, но мальчишку скин-н-нули в реку. Выбравшись на бер-р-рег, он нашёл осколок, изображённый на этой рукописи. Дед гов-в-ворил моему отцу, что тот мальчик ув-в-видел в осколке отраж-ж-жение чего-то необычного, чего он раньше нигде не в-в-идел.

— Эээ… то есть, это простая стекляшка, в которой он что-то увидел?

— Я не думаю, что это вообще мож-ж-жно найти. Но тут написано след-д-дующее: «Осколок очень опасен, он нарушает все мыслимые и немыслимые законы нашего измерения. Возможно, он является неким ключом к перемещению куда-то в неизвестность. Все, кто находил этот осколок, никогда не возвращались».

— И что случилось с этим мальчи… стоп, говоришь, это было тридцать лет назад?

— Да… тот сирот-т-та пропал. Ему было, есл-л-ли не ошибаюсь, восемь лет. Мой д-д-дедушка пытался понять это. И, хотя род-д-дители в это не верят, я дум-м-маю, что он нашёл осколок. Он проп-п-пал через полгода посл-л-ле мальчика.

— Чёрт! Я же читал об этом в газете… совсем недавно. Мне что-то не по себе…

В этот момент снова зазвенел звонок, все пошли к кабинетам. Эдд дал тот старый листок Дане и оба помчались на урок. Данила не мог сосредоточиться на учёбе, ведь на каждом уроке его мысли крутились вокруг всей этой мистики. Он пытался связать в голове всё, что узнал. С двойкой по алгебре в дневнике, после четвёртого урока, Даня сидел за своей партой на перемене. Весь класс ждал Елену Петровну, которая должна была что-то сказать всему классу. В кабинете становилось прохладно, на улице было очень пасмурно, дул шквалистый ветер и начинался дождь.

Наконец, дверь распахнулась и в кабинет вошла учительница. Она начала рассказывать, что в этом году были неполадки со школьным отоплением, и на этой неделе будут проводиться работы, связанные с этим. Из-за этого, на протяжении этой недели, у них будет по 3 урока. А в тот день отменили следующие два урока, все пошли по домам.

Несмотря на большое количество домашней работы, Даня зашёл в гости к Эдику. Мальчишки зашли в комнату к отцу Эдда, и начали расспрашивать его.

— Валерий Сергеевич, пожалуйста, расскажите! — уговаривал Даня.

— Нет, даже не просите!

— Папа, ты ведь зн-н-наешь что это! Я тоже имею пр-р-раво знать! — кричал Эдд.

— Ты имеешь право знать, что у твоего деда была нездоровая психика и бурное воображение! Он чувствовал вину, что не мог помочь тому мальчишке, поэтому вскоре отправился глубоко в леса. Он просто зашёл так далеко, что не смог вернуться! Мне больше нечего вам рассказать.

— Но мы тоже видели что-то… странное.

— Перестаньте выдумывать про эту чушь! Кха-кха… лучше давайте перекусим, успокоимся, и Даня пойдёт домой!

— Вчера вечером мне приснился сон, который сложно объяснить… и это было очень реалистично. После этого я не могу не верить в рассказы вашего отца. — Утверждал Даня.

Валерий Сергеевич начал сильно нервничать после этих слов, а затем безудержно кашлять. Во всей этой суматохе Эдик поспешил вниз за кружкой воды, попросив Даню найти таблетки. Вскоре мальчишку отправили домой, и он забрал с собой эти рукописи.

Эти холодные декабрьские дни шли быстро и безмятежно, а Даня и Эдик вскоре постарались забыть всё, что узнали. Ничего необычного не происходило. Суббота пятого декабря. На удивление ясный и солнечный день. Температура немного поднялась, ветра почти не было. В школе тоже было спокойно, день прошёл лучше, чем обычно. Возвращаясь со школы в расстёгнутых зимних куртках, Даня и Эдик перепрыгивали подмерзшие лужи и слякоть. Они обсуждали недавно просмотренную благодаря старому запылённому DVD-диску в гостях у Дани первую часть культовой «Матрицы».

Диск когда-то давно покупал отец, когда мальчишке было ещё 4 года. Видимо, он случайно оказался в одной из коробок при переезде. Данила предложил другу забежать на чай и, возможно, посмотреть ещё какой-нибудь фильм, выходные как-никак.

Проведя несколько часов в гостях у друга за обсуждением фильма и настолками, Эдик в 5 часов вечера отправился к себе домой. Было уже довольно темно, но почти полная луна совсем не скрывалась за лёгкими тучками и светила достаточно ярко. Придя домой, Эдд обнаружил в своей комнате выбитое кирпичом окно, на котором была приклеена бумажка с надписью «жалкий». Никто не знал, кто это сделал.

Эдд не мог уснуть: мальчик всю ночь пытался вспомнить хоть что-то хорошее, и осознавал, что кроме Дани друзей у него нет, и не было. На какое-то мгновение Эдик даже поверил в свою никчёмность, раз его пытаются унизить, столь открыто, что даже разбивают окна. Об этом он никому не рассказывал, кроме родителей, ведь они могли его поддержать.

В следующий понедельник в школе было уже не так спокойно. На первой же перемене на Эдика накинулся озлобленный Макс, часто прогуливавший школу в этом месяце. Скинув Эдда на пол, Максим тут же начал злорадствовать и восхваляться. Остальные одноклассники, стоящие рядом, либо высмеивали и обзывали мальчишку, либо вовсе не обращали внимания на происходящее. Даня боялся вмешиваться и не стал мешать хулигану.

Тихо встав с дрожащим от унижения и страха ртом, Эдд оттолкнул левой рукой стоявшего рядом одноклассника, и, обливаясь слезами, медленно побежал вперёд по коридору.

Девочки готовились к уроку, не обращая внимания на происходящее, а большая часть мальчиков продолжала высмеивать Эдика. Компания из трёх хулиганов, во главе с Максом, подошли к Даниле.

— Ты здесь новенький, поэтому пока просто предупреждение. — Разминая сжатые в кулаки пальцы, угрожал Макс. — Если ещё хоть раз пискнешь обо мне что-то — не удивляйся, когда однажды глубокой ночью останешься калекой!

Глава шестая — Трещина

В этот день, 7 декабря 2009-го, должны были закончить работы с отоплением, поэтому это был последний день с тремя уроками. На литературе Эдд продолжал грустить, он едва ли мог следить за ходом, как он считал, скучного и ненужного урока. Мысли, связанные с той переменой, мешали Эдику концентрироваться на уроке. Поэтому каждый раз, когда учительница спрашивала мальчика, он не знал, что ответить.

Со звонком, обиженный мальчишка, неловко закидывая на спину рюкзак, выскочил из кабинета быстрее всех, быстрым шагом уходя дальше. Выйдя в коридор, Даня заметил друга, стоящего с поникшей головой в самом конце коридора и рисующего что-то в своём блокнотике, и помчался к нему.

— Эдд! Ты как?

— Уйди от м-м-меня… — смотря в блокнот, отвечал Эдд.

— Почему?

— Ты… повёл себя, как и ост-т-тальные. Какой из тебя др-р-руг, если ты даже не вмешал-л-лся? Даже спросить «ты как?» ты решил т-т-только на следующей перемене…

— Прости, но… ээ… что я мог сделать? — растерялся Даня.

— Хотя бы не стр-р… русить в очередной раз… Их было т-т-трое, а я один. И надо мной не посмеял-л-лся, разве что, ленивый.

— Но ведь… они бы ещё пуще разозлились, если бы я вмешался!

— Я… просто хочу поб-б-быть один. — Закрывая блокнот, отвечал Эдик.

Даня не стал возражать, боясь ещё больше расстроить друга, и решил пройтись по узковатому школьному коридору. Эдд простоял остальные минуты перемены у окна, с грустью наблюдая за шатающимися на ветру соснами. Он словно видел в этих соснах себя — такой же беспомощный мальчишка, прогибающийся под всеми, как сосны под ветром.

Весь следующий урок Эдик что-то рисовал в своём затасканном блокноте, практически не обращая внимания на объяснения учителем географии новой темы. По завершении урока, мальчишка ушёл из школы столь быстро, что Даня даже не заметил этого.

Данила хотел поговорить с другом и извиниться за своё равнодушие, но, зайдя к нему в гости, не обнаружил Эдика там. Родители тоже не знали, где он может быть, ведь они думали, что Эдд гулял с Даней. Телефон мальчика тоже был выключен. Выходя из дома друга, Даня вспомнил, что он любит уединяться в лесу, в тиши, где кругом природа.

Школа располагалась в километре от соснового леса, окружавшего Темнолесье, куда вела лишь одна тропинка. По этой тропинке и помчался Даня. Заходя всё дальше, всё глубже в лес, шаг за шагом мальчишке становилось холоднее и страшнее — Даня боялся ходить в таких безлюдных местах один. С дрожью оглядываясь по сторонам, мальчишка не видел ничего, кроме лысых кустарников, засыпанной золотистыми листьями почвы и бесчисленного количества сосен, растущих, кажется, до небес. Кругом было пусто и ни единого шороха, ни единого звука. Даня начал выкрикивать имя друга, надеясь, что тот откликнется.

Достав из рюкзака шарф и укутавшись им, Данила неторопливо прошёл ещё несколько шажков, после чего решил, что надо бы возвращаться назад. В пятистах метрах впереди был небольшой засыпанный листьями овраг, по которому стекал ручей, идущий от реки. Сверху продолжали падать листья, а тусклое солнце скрывалось за облаками. Кругом были невысохшие после дождя холодные лужи, по которым плавали поникшие листья. Даня продолжал искать друга, но дальше идти уже не собирался. Старые ботинки, доставшиеся мальчишке ещё от дедушки, уже промокли, а воздух вокруг становился прохладнее.

Он развернулся и пошёл в сторону посёлка. В этот момент неспешный ветер начал моросить лицо мальчика, сдувая с земли, оставшиеся после осени, листья. Чем дальше он шёл, тем сильнее ветер дул ему прямо в лицо, закидывая яркими, как солнце, листочками, словно хотел что-то показать. Даня замерзал, и решил развернуться спиной к ветру, как вдруг увидел потерянного друга, медленно идущего со стороны того самого оврага. Тут же подбежав к нему, Даня начал расспрашивать Эдика.

— Где ты пропадал? Я тебя везде ищу!

— Зачем? — спрашивал Эдд.

— Потому что у меня нет других друзей, чтобы разбрасываться ими! Что ты тут вообще делал?

— Я хот-т-тел найти оск-к-колок. А ещё мне нрав-в-вится сидеть у этого овр-р-рага. Я прихожу сюд-д-да, когда мне скучно, и п-п-пытаюсь изобразить его.

— Покажешь? — любопытствовал Даня.

— Да. Пошл-л-ли к оврагу, чтобы было с чем свер-р-рить.

Друзья поспешили к оврагу. Оба хотели поскорее пойти по домам и перекусить. Эдик сел на небольшой камень и открыл блокнот. Дане оставалось лишь два шага до друга, но он вдруг споткнулся о камешек, заваленный осенними листьями, и полетел в этот, с виду, небольшой овраг. Бедный мальчонка катился с горки и не мог остановиться, ускоряясь с каждой секундой, всё сильнее и сильнее ударяясь о кочки. Ему несказанно повезло, что там практически не было сосен, ведь он мог с такой скорости не слабо удариться о дерево. Эдик тут же вскочил с камня, небрежно бросив свой блокнот, и помчался за другом.

Сосны оставались позади, Эдд проносился через кружащиеся на ветру листья, собирая парящую на ветру паутину и разгоняя своим бегом всех насекомых. Даня тем временем, распугав как маленьких паучков, так и ворон, уже упал в самый низ, на дно этого оврага. Эдик, наконец, спустился и пытался помочь другу встать. В этот миг Даня заметил валяющуюся среди листьев стекляшку, в которой отражалось какое-то невысокое кирпичное здание округлой формы.

— Эдд! Осколок! Я нашёл его! — прокричал Даня.

— Что? Где? Я не в-в-вижу…

— Вот же он!

— Стой! Не прик-к-касайся к нему! — помогая подняться, говорил Эдд.

— И что нам с ним делать?

Сделав несколько шагов вправо, желая осмотреть осколок со всех сторон, Эдд внезапно исчез. Даня в панике закричал, не понимая, что происходит, и тоже подбежал в ту сторону, после чего точно также исчез. Они шли вперёд, а всё, что их окружало, менялось, погружалось во тьму и деформировалось, искривляясь, как в зеркалах из комнат смеха. Шаг за шагом они были всё ближе к чему-то неизвестному. Они не могли остановиться, их ноги, словно сами, шли вперёд.

Полторы секунды спустя, оба оказались внутри какого-то старинного здания. Кругом всё было из дерева, причём, очень хорошего качества. Довольно-таки ровные и гладкие покрытия, деревянные стены, обставленные множеством различных картин. По бокам сверху спускались невысокие ступеньки, закругляющиеся к центру комнаты. Посередине пола был выгравирован овал с изображением какого-то непонятного и извилистого символа. Сверху висела огромная зеркальная люстра, равномерно освещающая весь этаж. Вокруг Дани и Эдда стояли старинные тумбы и шкафы, а впереди них была огромная коричневая лестница, сочетающаяся с цветом пола, с пятью широкими ступеньками, идущими вниз в не так хорошо освещённый коридор.

Вдоль каждой лестницы располагались чёрные стеклянные светильники со свечами внутри. Запах дуба, из которого было сделано почти всё в здании, пронизывал это место. Всё было изготовлено и обставлено очень уютно и со вкусом, но некоторые картины пугали своей странностью и сюрреалистичностью.

Вот, например, возле лестницы висел обычный летний пейзаж, с изображением огромных холмов и полян, в центре которых рос дуб, закрывавший своей пышной листвой солнце. Слева же от Дани располагалась сюрреалистичная картина: чёрное небо с тремя полными лунами разных размеров, озаряющими своим светом восьмилетнего мальчика, который едет на своём искорёженном и расплющенном велосипеде. Вместо колёс у транспорта по пять скреплённых по центру ржавых копий, чёрная краска которых уже совсем потрескалась. Сам мальчик тоже не выглядит нормальным: его чёрные глаза большие и узкие настолько, что почти доходят до ушей, на щеках что-то странное, напоминающее телевизионные помехи, а его тёмные волосы стоят дыбом. По искорёженным парящим в воздухе кускам асфальта, над пропастью в глубокую бесконечную пустоту, это существо, изрядно напоминающее мальчишку, едет куда-то в левую сторону.

Друзья хотели вернуться назад, видя множество устрашающих картин, но куда бы они ни шли — не могли попасть обратно. В итоге у них не оставалось выбора, кроме как дать о себе знать. Даня уговорил друга выкрикнуть что-то вроде: «Извините, здесь есть кто-нибудь?», так как сам очень боялся и едва мог проговорить хоть слово. После этой фразы все светильники, все лампы и массивная люстра, нависающая над ними, резко изменили цвет своего светло-жёлтого свечения, сделав его тёмно-красным. Из дальнего коридора, находящегося прямо перед ними, послышался шершавый по-старчески тихий голос. Кто-то неизвестный попросил их подойти ближе, сказав, что бояться в этом доме нечего.

Выбора у ребят не было, поэтому они вскоре медленно и тихо пошли вперёд, в страхе оглядываясь по сторонам и размышляя о возможных способах самообороны. Пройдя по полутёмному коридору, друзья оказались в соседней комнате. Вместо стен здесь были шкафы, полностью заваленные тысячами книг. По сторонам, возле стен, стояли четыре огромных дубовых столба тёмно-коричневого цвета, диаметром в один метр и высотой в десять. В самом конце комнаты, сзади этих столбов, по центру располагался письменный стол с кучей различных бумаг и письменных принадлежностей.

На простеньком старом стульчике за этим столом сидел возрастной седовласый мужчина в круглых очках, треснутых с правой стороны. Во рту у него было много маленьких острых зубов тёмно-серого оттенка. Он был худощавого телосложения, а его кожа была довольно-таки бледной. Ритмично постучав по столу своими длинными пальцами левой руки с закруглёнными нестрижеными ногтями, мужчина с ухмылкой положил ручку на стол и, отодвинувшись назад, встал из-за стола.

Задвинув стул, он взял с вешалки, стоявшей в уголочке слева от него, свой небольшой блестящий чёрный цилиндр и надел его на голову. У него были длинные ноги и широкие плечи, а ростом он был почти в два метра. Поправив пуговицы своего гладкого, будто вчера сшитого, пиджака с единственной торчащей из кармана тёмной ниточкой, мужчина подошёл к ребятам.

— Здравствуйте и добро пожаловать в мою библиотеку! — снимая шляпу, представлялся мужчина. — Я здешний библиотекарь! Вы можете звать меня Андре Фэктуре. А как мне звать вас?

— Здрав-в-вств… вуйте! Я Эдд, а это Д-Д-Даня.

— И вы, молодые люди, как я полагаю, не знаете, как сюда попали?

— Да… — дрожащим от страха голосом отвечал Даня. — Вы не поможете нам? Мы были бы очень признательны…

— Увы, я не могу помочь, ведь у вас нет проблем! — ухмыляясь, отвечал библиотекарь.

— Н-н-но… как же нам верн-н-нуться домой?

— Я не могу помочь вам вернуться туда, где вы итак находитесь!

— В смысле? — недоумевал Даня.

— Вас здесь нет, есть лишь ваше сознание. Это сложно объяснить, — размышлял Андре, — но я расскажу поподробнее, если вы проследуете за мной! Ну, точнее не вы, а проекции ваших сознаний…

Глава седьмая — Сознание

Библиотекарь радушно проводил мальчишек в соседнюю комнату, которая была расположена ещё ниже. Спускаясь по гладким блестящим графитовым ступенькам, Даня, аккуратно опирающийся о перила, видел огромный зал с сотнями ровно поставленных книжных шкафов. Стены в этой комнате также были увешаны различными картинами, столь непохожими и разнообразными, что поражаешься, как у кого-то хватило сил и воображения изобразить такое.

Всё такой же гладкий дубовый пол и стены, обставленные светильниками. Книжных шкафов было так много, что ребятам казалось, будто тут собраны знания всех существующих и несуществующих миров. Однако библиотекарь элегантно взмахнул рукой ладонью кверху, после чего из рукава его пиджака выскочила связка пяти ключей.

Схватив один из ключей выскакивающей из рукава связки, библиотекарь начертил в воздухе необычный извилистый символ, который вскоре повис в воздухе. Далее мужчина сделал несколько последовательных движений пальцами, и связка ключей испарилась в воздухе, паря над его ладонью, а сам Андре резко вытянул всю ту же правую руку вперёд. Символ исчез, а шкафы начали поочерёдно менять своё положение.

Мужчина поторопил Даню и Эдика, и все пошли вперёд, наблюдая за перестановкой шкафов. Вскоре эти огромные высокие хранилища книг выстроились в определённой последовательности, создав по центру именно тот символ, начерченный в воздухе библиотекарем. Шкафы же, что стояли подальше по бокам, либо отодвинулись по сторонам, либо не изменили своего положения.

В самом центре был «пробел», в котором теперь и находились все они. Библиотекарь взмахнул правой рукой вправо вниз, попутно щёлкнув пальцами, и в этот же миг в полу открылись три люка, из которых вверх поднялись три кресла. Андре предложил ребятам присесть и подробно обговорить происходящее.

— Что ж, я думаю, вы оба сейчас растеряны и не можете понять, где находитесь, но я всё объясню и расскажу. — Успокаивал библиотекарь. — С чего мне начать?

— Где м-м… мы?

— Вы в моей библиотеке. Это место располагается между всеми мыслимыми и немыслимыми измерениями, поэтому случаются парадоксы, когда сознание какого-либо существа попадает сюда на короткое время.

— И что с нами будет? — неуверенно спрашивал Даня.

— Не переживайте! Всё будет хорошо. Вы побудете здесь какое-то время, а потом вернётесь назад. Вы мои гости, а ко мне чрезвычайно редко заходят, поэтому я принесу вам чай!

— Как вам это удаётся? Ну, вся эта мистика, ключи, книги… Кто вы вообще?

— Я библиотекарь, всего-навсего! — неся кружки чая, говорил Андре.

— Спасибо за гост-т-теприимств-в-во, — забирая из рук чашку, говорил Эдд, — но как мы оказ-з-зались здесь?

— Это место настолько же реально, насколько веришь в его реальность. Но реальность порой обманчива, а пространство — вещь очень изменчивая.

— В каком смысле «изменчивая»? — недоумевал Даня.

— Всё, что вы видите сейчас, можно назвать сном. Но так ли реален этот сон? Да, вы даже не можете отличить его от реальности! Существует множество бесчисленных миров и измерений, знания о которых собраны в моей библиотеке. — Доставая с полки большую запылившуюся книгу, утверждал библиотекарь. — Пространство является той вещью, что разделяет все эти миры и позволяет им существовать. Но, секундочку…

Библиотекарь начал перелистывать взятую полминуты назад книгу, и остановился где-то на середине. Поправив правой рукой очки, он начал читать фразу, держа книгу ладонью левой руки.

— Пространство зачастую ломается, причём незримо для всех. Обычно сдвиги и изломы незначительные, однако сознание сильно влияет на пространство и саму реальность. Сны часто кажутся сущим бредом, ведь это порождение человеческого подсознания, однако не все сны таковы. Возможно, вы когда-то уже видели слишком реалистичный сон — такой, что вы верили во всё происходящее и проживали его, как реальный день из своей жизни. Такие сны тоже почти всегда являются плодом нашего разгорячённого воображения, но есть исключения. — Захлопывая книгу, договаривал библиотекарь. — У некоторых людей сознание способно влиять на окружающую реальность, так сказать, вторгаться в другие измерения. Очень редко происходит такое, что во время сна сознание человека оказывается в смежном измерении, и во сне мы видим реальные события, происходящие или происходившие в этом самом месте.

— То есть, сей-й-йчас я сплю?

— Да, молодой человек, но дело не в твоём сознании. Вы, ребята, нашли осколок, хранящий в себе пространственный разлом. Вы не прикасались к нему, поэтому здесь оказались лишь проекции ваших сознаний. Осколки аномально действуют на пространство, а вы, видимо, попали в одну из аномальных зон.

— Погодите-погодите, то есть… у вас есть любые знания о любом мире, даже о нашем? — начал спрашивать Даня.

— Не всеми знаниями я могу с вами поделиться. Есть даже вероятность, что часть сказанного мной вы забудете, ведь находитесь во сне.

— Мой дедушк-к-ка пропал, пыт-т-таясь найти один из осколков. Расск-к-кажите, пожал-л… луйста, что это такое?