Бесплатный фрагмент - Заметки о христианской психологии

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас грешных

Вместо предисловия

Школа христианской психологии и проект «Христианская психология» предлагают Вашему вниманию дополнение к учебно-методическому пособию по основам христианской психологии — «Заметки о христианской психологии».

В данной книге собраны отдельные статьи, дополняющие основной курс и расширяющие представление о направлении христианской психологии, как согласного учения отцов Восточной Церкви о душе, через призму современных знаний и понятийного аппарата современной психологии.

Многие темы и вопросы, которые рассматриваются в этой книге, можно смело отнести к наиболее глубинным и сущностным, составляющим основу согласного учения отцов и сакрального знания о силовом (энергийном) устройстве души, включая процессы изменения (преображения) души. Среди них: психология покаяния, природа «ветхого» и «нового» человека, природа сна и сновидений, понятие о духовном сердце и двоякости веры, представление о первородном повреждении души, понимание сакральных символов Четвероевангелия, представление о духовном теле и др.

Наряду с аспектами догматического и вероучительного характера, параллельно в книге освещаются наиболее деликатные вопросы научно-практического характера, среди которых понимание травмы души и психики, принцип эмпатии и беспристрастности, соотношение душепопечения и христианской психологии и др.

Не оставлены в книге без внимания и некоторые проблемные и философские вопросы, активно обсуждаемые в церкви и касающиеся причин раскола современного православия, формализации, схоластики и рационализации современного богословия, которые освещаются с точки зрения согласного учения отцов церкви.

Отдельным блоком в книге помещены интервью по наиболее животрепещущим и актуальным вопросам христианской психологии, данные автором руководителю Международного клуба православных литераторов «Омилия» — Светлане Коппел-Ковтун и вызвавшие большой социальный резонанс.

Есть в книге и «изюминка» для многих ищущих и верующих — описание основ психологии молитвы в вопросах и ответах и мнения отцов о возможности самостоятельного обучения сердечной молитве. В разделе случай из практики «В гости к батюшке Серафиму» рассматривается конкретная жизненная ситуация, которая не вписывается ни в какие психологические рамки и трогает до глубины души, давая ясное понимание всей важности и востребованности сегодня направления кризисной христианской психологии, которое до сих пор ещё не оценено в должной мере церковным руководством, как эффективный инструмент помощи страждущим в решении многочисленных проблем, связанных с воцерковлением.

Задача этой книги расширить представление о курсе основ христианской психологии, как очень важном направлении помощи нуждающимся и попытаться донести до сознания читателя предельно правильное представление о сути святоотеческой христианской психологии, как наиболее верном знании об устройстве души, методологии изменения состояния души и высшем предназначении человека.

Об истории создания курса

В этом разделе хочется рассказать о тех событиях, которые имели место в то благодатное время 2011 — 2012 г, когда в рамках духовно-просветительской церковно-государственной программы «Семья-Единение-Отечество» в г. Минске только создавалась первая школа христианской психологии и сама христианская или православная психология была на самом пике своего подъёма, как новое направление человеческой деятельности, тесно связанное с миссионерством, православием и научной психологией.

Главным, что привлекало тогда к православной психологии многих ищущих и неравнодушных людей, озабоченных состоянием общества, входящего в эпоху административного капитализма и углубляющегося кризиса, была по всей видимости та духовная свобода только открывшейся новой ниши научно-исследовательской и практической деятельности, которая была тесно связана с православием, нравственностью, психологией и находилась на самом острие, т.е. на передовой фронта социальных проблем, связанных с противостоянием традиционных христианских ценностей и неолиберальных, активно продвигаемых с запада целым рядом крупных фондов и общественных структур.

Именно на этом фронте борьбы за духовно-нравственные христианские ценности и делала свои первые шаги православная психология, как новое и самостоятельное направление человеческой деятельности, в которое влились изначально самые неравнодушные, трезвые и деятельные, если уместно это слово пробужденные нравственно специалисты, приобщённые к вере и готовые к социальному подвигу и добровольческому служению, не отягощённому коммерческими ожиданиями.

Именно такие люди и составили в 2011 г. ядро Минской школы христианской психологии, в числе которых были участники республиканской духовно-просветительской программы «Семья-Единение-Отечество»: кризисный психолог и онкопсихолог М. И. Хасьминский, кризисный психолог К. В. Яцкевич, психолог и медик С. А. Куницкая, психолог Ю. Э. Краснов и другие специалисты, поддержавшие идею создания вначале Клуба, а позднее и Школы христианской психологии.

Собственно именно на Клубе христианской психологии, который объединил более 40 специалистов и размещался изначально в помещении Дома православной книги по ул. Берестянской 17, и была сформулирована идея школы, учебного курса, а позднее подготовлена и учебная программа по теоретическим основам христианской психологии. Именно на площадях Дома православной книги первые 2 года проходили заседания клуба и школы и был получен первый опыт практического православного консультирования посредством техники работы с психикой и душой одновременно.

Участие в работе Духовно-просветительского центра при Доме православной книги священников БПЦ — отца Дмитрия Гриценко, отца Александра Веремейчика и отца Владимира Башкирова, создавало для клуба православной психологии прекрасную возможность духовного окормления и консультативной помощи. Митрофорный протоиерей Владимир Башкиров был доктором богословия, заведующим кафедрой богословия и истории Церкви «Института теологии имени святых Мефодия и Кирилла» БГУ и профессором духовной академии, а потому в его лице клуб и школа имели прекрасного эксперта по самым разным богословским вопросам.

Иерей Александр Веремейчик был из числа тех священников, кто хорошо владел многими аспектами современной психологии и как ведущий «Школы православной семьи» при Духовно-просветительском Центре Дома православной книги очень часто присоединялся к работе нашего клуба и школы. Иерей Дмитрий Гриценко, будучи руководителем Центра защиты материнства и семейных ценностей БПЦ, участвовал в нашей работе в меньшей степени, но именно он на первом этапе оказал нам наибольшую помощь в организации консультативной практики, направляя к нам нуждающихся.

Этот бесценный опыт клубной работы и христианского психологического консультирования, полученный тогда и стал впоследствии тем фундаментом и основанием, которое легло в основу данного направления и соответствующего учебного курса, которым заинтересовалось руководство Минского духовного училища и который был внедрён в 2015 г. в учебный процесс в качестве самостоятельного пилотного профессионально-ориентированного модуля на отделении катехизаторов.

К этому времени уже произошли известные события, связанные со снятием В. В. Грозова с должности исполнительного директора Издательства белорусского Экзархата и последовавшим закрытием республиканской духовно-просветительской программы «Семья-Единение-Отечество». Одновременно с программой был закрыт, а точнее оставлен на произвол и крупный семейный проект «Сёмково», связанный с созданием на базе бывшего дома-интерната в посёлке Сёмково Республиканского центра семьи и помощи семье в кризисной ситуации. Можно сказать, что в значительной мере именно под нужды этого центра Грозовым и было инициировано создание направления, Клуба и Школы православной психологии.

Таким образом, Минское духовное училище в лице директора Иоанна Задорожина замкнуло на себя в 2015 г. по существу те наиболее крупные проекты, как «осколки» из общего перечня направлений, которые остались как бы ни у дел, после снятия В. В. Грозова и которые должны были функционировать под эгидой программы и одноимённого благотворительного фонда «Семья-Единение-Отечество».

В числе тех направлений, которые были включены в виде профессионально ориентированных модулей в учебные планы Минского духовного училища, кроме направления православной психологии, были направление православной журналистики и православного краеведения.

В итоге, по благословению митрополита Минского и Заславского Павла, Патриаршего Экзарха всея Беларуси, Минское духовное училище объявило в августе 2015 г. первый в Республике Беларусь конкурсный набор слушателей на новый пилотный курс «Православная психология» для лиц, имеющих базовое психологическое образование, не имеющих такового и всех, интересующихся православной психологией. На курс было подано более 70 заявлений, а в первую группу в результате конкурсного отбора было включено 35 человек.

Как показали последующие события, несмотря на большой интерес к учебному курсу, у церковного руководства в лице митрополита Павла и его ближайшего окружения не было особой заинтересованности в его развитии, а тем более с учётом того, что руководство курса представляли ближайшие соратники В. В. Грозова, который тогда был публично объявлен фактически «врагом» Церкви. Кроме того, дополнительные сложности на перспективу создавало и отсутствие, а точнее утрата той материально-технической базы и платформы в виде центра «Сёмково», под который проект создавался.

Все наши попытки тогда пробить стену непонимания и недоверия к нам со стороны митрополита Павла и его окружения не увенчались успехами. Ни на одно из писем, направленных ему лично, включая республиканскую концепцию развития в Республике Беларусь кризисной помощи и приходского консультирования, а также проект создания в г. Минске центра кризисной православно-психологической помощи, мы не получили ответа. Более того, наши инициативы стали вызывать всё большее неприятие у церковного руководства, которое было обеспокоено тем, что курс не имеет постоянного куратора из числа священников БПЦ.

Сложная ситуация складывалась и по двум другим пилотным направлениям — православной журналистики и православного краеведения. В дополнение ко всему от одной из слушательниц курса руководству Минского духовного училища поступила жалоба о том, что на курсе озвучиваются чересчур откровенные духовные знания, выходящие далеко за рамки православного катехизиса. Это недоразумение на фоне общего недоверия к нам со стороны окружения митрополита стало последней каплей, которая переполнила чашу терпения к нам.

В итоге, после откровенного разговора с директором Минского духовного училища отцом Иоанном наш курс по обоюдному согласию был выведен из его учебного плана. Аналогичная ситуация имела место и с двумя другими направлениями. Вместе с тем, направление православной психологии, имевшее в то время значительный опыт, не плохой кадровый потенциал и наиболее проработанную психологически учебную программу, кстати, одну из лучших среди имеющихся аналогов, продолжило существование уже в общественном формате.

Утрата курсом официального статуса Минского духовного училища сразу же отразилась на его посещаемости и из 35 человек первичного набора осталось только 20. Тем не менее, именно эти 20 человек, среди которых были и специалисты и основательно воцерковлённые люди, и составили то ядро курса, которое создало удивительную атмосферу христианской соборности, честности и открытости, что позволило успешно закончить начатый ещё под эгидой Минского духовного училища курс и рассмотреть на семинарах самые глубокие темы и разделы христианской психологии и в частности — психология молитвы, психология умного делания, кризисная христианская психология, психология юродства, основы православно-психологического консультирования и др.

Возвращаясь к истокам создания клуба, школы и курса «Теоретические основы христианской психологии», хочется обязательно сказать о том, что создание этого курса носило подлинно соборный характер, поскольку все темы обсуждались соборно на заседаниях клуба и по существу все присутствовавшие, среди которых были преимущественно воцерковлённые специалисты, имеющие высшее психологическое образование, принимали участие в выработке тех или иных подходов и концепций.

Говоря о самом курсе и характере его направленности, нельзя не отметить того обстоятельства, что руководством Минской школы православной психологи изначально был взят курс на святоотеческую православную психологию и учение отцов церкви о душе и её тричастной природе, как незыблемый по сути методологический базис, который проверен тысячелетиями и наиболее верно отражает сущностную природу души и те сверхъестественные процессы и закономерности, которые лежат в основе душевно-духовного роста.

Связано это было с тем, что уже в 2012 г. направление православной психологии, получившее импульс к развитию на фоне общего возрождения православия, стало концентрироваться преимущественно на практических направлениях работы и в частности профилактике суицидов, доабортном консультировании, работе с зависимостями, различных кризисных ситуациях, помощи жертвам насилия, семейной психологии и т. д. Связано это было именно с тем, что именно в этих направлениях психологической помощи очень требовался не светский, а нравственно-ориентированный христианский подход и христианская психология оказалась именно тем инструментом, который в наибольшей степени удовлетворял данный социальный запрос.

Священники в данной ситуации получали от христианской психологии значительную помощь и облегчение в работе, поскольку частично снимали с себя не свойственные функции кризисных психологов и могли в ряде сложных ситуаций рекомендовать своим прихожанам и страждущим соответствующую православно-психологическую литературу и специалистов — психологов. Следует отметить, что православно-психологической литературы в то время издавалось не мало. Именно тогда наибольшую популярность у многих получила серия книг «Компас для души» специалиста в области информационных технологий Дмитрия Семеника и кризисного психолога Михаила Хасьминского.

Данная серия начала издаваться В. В. Грозовым в Издательстве Белорусского Экзархата в 2011 г. и стала весьма популярной среди священства, социальных педагогов и психологов, как весьма действенный инструмент профилактической и духовно-просветительской работы. Одними из первых книг данной серии были книги «Настоящая Любовь», «Самоубийство, ошибка или выход?», «Как улучшить отношения с родителями», «Примириться с болезнью», «Как пережить расставание». Позднее стали появляться и другие книги «Опыт счастливых», «Наполни жизнь любовью», «Выбери жизнь», «Человек умер, что делать?», «Как пройти кризис» и другие. В итоге, серия выросла до 20 книг и стала мощным практико-ориентированным инструментом, требовавшим своего продвижения к адресату.

Любопытно, что наша первая консультативная практика на площадях Дома православной книги была тесным образом связана с работой книжного магазина, которым руководила Ирина Савьюк, поскольку у нас в традицию вошло рекомендовать после консультации нашим клиентам те или иные книги подходящие по ситуации из числа имеющихся в магазине. Поскольку работа осуществлялась на основе пожертвований, приобретение книг в магазине было прекрасной формой благодарности за оказанную консультативную помощь.

Учитывая важность практической помощи нуждающимся, у руководства клуба и школы православной психологии было чёткое понимание важности не только практической деятельности, но и теоретической базы для подготовки специалистов, как православных психологов, которым предстоит трудиться в рамках весьма специфической парадигмы христианской и православной психологии, которая должна базироваться сугубо на христианских ценностях, т.е. на православном катехизисе, Священном Писании и святоотеческом предании.

Именно в этой связи очень остро встал вопрос методологического базиса, поскольку понятие морали и нравственности очень пластично и растяжимо, а подлинно христианским и православным может быть только тот подход, который зиждется на православном катехизисе, Священном Писании и святоотеческом предании. Любой другой подход при всей его морально-нравственной ориентированности и позитивности может и не отвечать критериям христианства и православия, а соответствовать модели той же гуманистической, нравственно-ориентированной или интегративной психологии.

Это обстоятельство и вызвало к жизни настоятельную необходимость обращения именно к святоотеческому наследию и преданию и сверке всего методологического базиса создаваемого курса основ православной психологии со святоотеческим наследием и учением отцов церкви о душе, её тричастной силовой природе и тримерии человека в составе тело, душа, дух через призму трёх состояний человеческого естества — телесное, душевное, духовное.

Когда мы углубились в изучение святоотеческого наследия и предания, составляющего неизменный на протяжении более чем двух тысячелетий базис святоотеческой православной психологии, перед нами открылась подлинная бездна весьма специфического знания о душе, её тричастной природе (ум, чувство, воля) и пути души, которое не имело никаких научных аналогов и которое ни коим образом не было связано ни с парадигмой академической психологии, ни с православным катехизисом, как ни странно.

Научная психология просто не имела представления о таких понятиях и категориях, как Дух (Бог), душа, силы души, предназначение души, качества души, страсти, добродетели, грех, покаяние, созерцание, благодать и т. д. и т.п., которые отражали некие незримые информационные и энергетические процессы, протекающие в природе человека. Православный катехизис в некоторой степени давал самое общее представление о Символе веры и сути православного вероучения, но он также не углублялся в понимание природы человеческой души и той методологии, которая лежит в основе изменения её качеств и общего состояния.

Говоря другими словами, вставшая перед нами проблема состояла в том, что тот язык и понятийный аппарат, который использовался в православном катехизисе и соответствовал концу 18-го века, был уже безнадёжно устаревшим для объяснения того, что происходит в душе и психике человека, обращающегося к вере и радикально меняющего систему ценностей и ориентиров.

С точки зрения и психологии и богословия, единственной дисциплиной, которая в наибольшей степени отражала всю глубину специфики знания о душе и тех изменениях, которые происходят в ходе воцерковления во всей тримерной природе человека (тело, душа, дух) была православная аскетика, как раздел православного богословия, предметом которого как раз и является изучение процесса возрождения или точнее преображения повреждённого эгоизмом человеческого естества в процессе христианского подвижничества.

Именно по этой причине аскетические труды отцов Восточной Церкви и сама православная аскетика, как наука о подвижничестве и самом глубоком изменении природы человека, и была взята нами за базис и неизменную методологическую основу создаваемого курса.

Это та подлинная причина, которая и понудила нас углубиться в святоотеческое наследие и предание, чтобы подвести под создаваемый ими курс не академическое, не гуманистическое и не нравственно-ориентированное в самом широком смысле слова, а именно святоотеческое основание и понимание души через призму аскетики с вытекающим именно из этого аскетического понимания инструментарием и практическими подходами.

Сказать, что этот базис и подход существенно отличался от подхода и парадигмы светской психологии — это не сказать ничего. Данный подход своей специфичностью и «экстремальностью» просто шёл вразрез практически всем представлениям светской психологии, поскольку показывал природу человека не нормальной и далеко не совершенной, а глубоко порочной и повреждённой, нуждающейся в исцелении и глубоком изменении (преображении).

Вместе с тем, преимуществом данного аскетического базиса и подхода и было то, что при прочих равных обстоятельствах, он давал поистине фундаментальный взгляд на природу человека по всей вертикали его потенциала — тело, душа, дух и обеспечивал соответствие курса согласному учению отцов о душе и преемственность самой святоотеческой традиции в свете современного понимания аскетики через призму современной психологии.

Это обстоятельство было для нас крайне важным, поскольку тесная связь со святоотеческим наследием и преданием сводила к минимуму возможность любой ереси, сектантства и искажений в понимании тех или иных душевно-психологических проблем и средств их решения.

Как показала жизнь, данный подход и ориентация на святоотеческое наследие и согласное учение отцов церкви о душе, впоследствии полностью себя оправдал, поскольку позднее в христианской психологии на всём постсоветском пространстве начались те самые нежелательные процессы секуляризации, формализации и ухода в отдельные практико-ориентированные направления с подменой подлинно христианского святоотеческого наследия более поверхностным гуманистическим и академическим базисом.

Именно по этой причине утраты прочного и неизменного святоотеческого фундамента и потерпели неудачи многие начинания в области христианской и православной психологии, которые сделали ставку не на аскетический базис и учение отцов о душе, а на нравственно-ориентированный и гуманистический подход, как более поверхностный и секуляризованный. Как мы убедились позднее, святоотеческий подход к пониманию сакральной природы и устройства души всего один, а видов морали, как и гуманистических подходов существует и может существовать множество.

Таким образом, наш клуб, школа и курс изначально сделали ставку на согласное учение отцов Восточной Церкви о душе, заранее зная о том, с каким сопротивлением со стороны наших коллег светских психологов, простых мирян и самого священства нам придётся столкнуться. Тем не менее, нас это совершенно не пугало, поскольку мы все были убеждены в верности этого выбора, как и верности самого согласного учения отцов, которое и можно считать единственно верным знанием о душе и предназначении души, за которым стоит уникальный практический опыт христианского подвижничества и православной аскетики, который проверен и подтверждён не столетиями, а тысячелетиями.

В итоге мы пошли именно этим наиболее сложным и тернистым путём, вызывая на себя яростную критику со всех сторон. Простые верующие относились к нам, как дерзким самозванцам, с известной долей опасения и подозрения, усматривая в наших действиях проявление сектантства, самочиния и неправославности, поскольку инициатива клуба и школы принадлежала мирянам, а не священству, некоторые наши идеи были отчасти новы и многие священники откровенно опасались с нами сближаться из-за возможной потери репутации. Большинство священства относилось к нам откровенно скептически и настороженно, как проявлению обновленчества в православии, что подогревалось слухами и сплетнями, распускаемыми недругами и недоброжелателями, которые нас не знали и не были с знакомы с курсом.

С подачи Елены Зенкевич, курировавшей тогда в Минской епархии вопросы благотворительности и её бывшего руководителя по социальному отделу отца Олега Шульгина, в интернете появилась клеветническая статья за авторством Юлии Массино «О распространении в Белоруссии оккультизма под вывеской православной психологии и паллиативной помощи». Это была прямая попытка дискредитации самого направления что называется на корню.

Тем не менее, это не только не выбило нас из колеи, но придало сил и уверенности по слову Спасителя

«и будете ненавидимы всеми за имя Мое» (Лк. 21:17) и «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел.» (Ин. 15:18)

С таким вот настроением «гонимости» всем миром, включая наших братьев и сестёр во Христе, мы создавали и продвигали наш курс и проект. Как ни странно, но та клевета, которая была размещена Ю. С. Массино в интернете на нас и наш курс, а также недоверие к нам нового руководства БПЦ, играли для нас роль замечательного фильтра и своего рода «защиты», которая давала нам известную степень свободы и самостоятельности, ограждая нас от тех, кто ещё не был готов к принятию православной психологии, как научной категории, а не готовых было много и что очень грустно, среди православного священства.

Наиболее консервативные батюшки откровенно считали православную психологию «сектой» и такого же мнения о православной психологии был первое время сам митрополит Павел, мнение которого частично изменилось только после совещания по этому вопросу. Более либеральное священство было более расположено к православной психологии, но и оно усматривало в ней серьёзного «конкурента», который может оттянуть на себя значительную часть страждущих и нуждающихся с их платежеспособным спросом, а потому также относилось к православной психологии с известной долей осторожности и скептицизма. Но сложнее всего у нас строились отношения с нашими коллегами — светскими психологами, которые видели в православной психологии откровенную лженауку и некую «химеру», которая пытается искусственно скрестить психологию с религией. Именно их язвительная и уничижительная критика создавала поле проблем, но в то же время и давала нам больше всего сил и внутреннего заряда для развития и продвижения данного направления. Так работал принцип духовного «тренажёра» и чем больше на нас была сила воздействия, — тем больше была и сила противодействия. Честно говоря, мы любили всех наших недругов и недоброжелателей, ведь именно они давали нам силы жить и двигаться в этом направлении.

В таком вот плотном окружении всеобщего недоверия и непонимания со всех сторон, которое в разы усилилось после снятия с должности В. В. Грозова, как нашего вдохновителя и по сути единственного покровителя, нам пришлось развивать и двигать наш курс. И мы его продвинули несмотря ни на что.

Пройдя вместе через все трудности создания клуба, школы и курса мы все прекрасно осознавали, что православная психология в аспекте учения отцов церкви о душе — это та незыблемая онтологическая и гноссеологическая основа, которая лежит в основе наиболее правильного и практического мировоззрения и пронизывает собой всю деятельность человека и в этом мире и за его пределами.

С чем ещё можно сравнить по значимости учение отцов церкви о душе, как нетленной основе человеческой личности, которая живёт по своим специфическим законам и созревает внутри каждого человека, проходя соответствующие ступени и стадии своего сущностного развития, завершающегося спасением души и воскресением к жизни вечной в новом веке?

Это знание просто несравнимо ни с чем временным, преходящим и тленным. С этим убеждением мы и шли по жизни.

О курсе

Работа над курсом и пособием «Теоретические основы христианской психологии», началась в 2014 г. Общие наброски структура курса были сделаны ранее в процессе работы клуба, а толчком к этому послужили материалы II Международных Свято-Пантелеимоновских образовательных чтений в г Минске в 2006 г. на которых иерей Вадим Коржевский представлял свою книгу «Пропедевтика аскетики. Компендиум по святоотеческой православной психологии». В то время на первой волне подъёма интереса к православной психологии было написано не мало замечательных книг, среди которых этот труд стоял особняком, поскольку был всецело посвящён именно святоотеческой православной психологии.

Отец Вадим презентовал несколько книг организаторам и коллегам — Светлане Анатольевне Куницкой, которая в то время была членом оргкомитета по проведению образовательных чтений под эгидой общества православных врачей, а также Юрию Эдуардовичу Краснову, работавшему научным сотрудником Центра проблем развития образования. У Юрия оказалось 2 книги и одну он любезно презентовал мне. Именно эта книга, прочитанная взахлёб за две недели, и стала побудительным мотивом к созданию учебного курса.

Говоря об этой просто уникальной книге объёмом 646 стр., вышедшей в 2004 г. под эгидой РАО и руководством В. В. Рубцова и А. Д. Червякова, изобиловавшей святоотеческими цитатами, хочется сразу сказать, что на то время это было одно из лучших системных изложений согласного учения отцов Восточной Церкви о душе, её тричастной природе (ум, чувство, воля) и трёх состояниях человека (естественное, нижеестественное и сверхъестественное) через призму православной аскетики.

По существу это была психология аскетики, изложенная в свете антропологии и святоотеческой психологии. Слово пропедевтика, обозначавшее введение и компендиум, как сокращение или сжатие, полностью соответствовали характеру и содержанию данной книги, которая и представляла собой концентрированное изложение святоотеческого учения, как методологию изменения или точнее преображения природы человека в процессе христианского подвижничества.

Таким образом наша изначальная идея об изложении курса православной психологии современным языком нашла реальное отражение и воплощение в этой книге, которая как бы подготовила для этого соответствующую методологическую основу в виде систематизации святоотеческого духовного наследия через призму аскетики и святоотеческой православной психологии.

Вместе с тем, прекрасно понимая всю важность и значимость этого ёмкого труда отца Вадима, мы отдавали себе отчёт в том, что он представляет собой все же святоотеческий базис, который написан глубинным метафорическим языком святых отцов первых веков христианства и который при всей его верности существенно отличается от языка и понятийного аппарата современного человека, а тем более языка современной психологии.

Проще говоря, получив в руки это бесценное духовное сокровище в виде систематизированного изложения согласного учения отцов о тримерии человека (тело, душа, дух), о тричастности души (ум, чувство, воля) и о трёх состояниях человеческого естества (телесное, душевное, духовное), перед нами встала новая и не менее сложная задача его адаптации и перевода языка и понятийного аппарата святых отцов на язык современной психологии для понимания и усвоения этого духовного знания современным человеком и психологом.

Это была по настоящему сложная и достойная задача, которую и пришлось нам решать впоследствии, имея из инструментов только наш опыт, квалификацию, готовность к служению и соборность. Как выяснилось позднее, из всех этих составляющих ключевую роль в создании курса сыграла именно соборность, которая и позволила нам слить в едином духе все наши мыли и представления о том, что такое православная психология через призму православной аскетики.

По той причине, что парадигмы святоотеческой православной психологии и академической (научной) ни коим образом не совпадали, имея различные смысловые и методологические основы, различные цели, задачи и понятийный аппарат, перед нами стояла проблема с одной стороны верной интерпретации или толкования святоотеческого предания, а с другой стороны нахождения тех наиболее подходящих аналогов и терминов из психологии научной, которые бы максимально верно передавали смысл духовных понятий, процессов и категорий аскетики. К примеру, как найти в современной психологической науке синонимы или аналогии таким понятиям, как грех, самость, страсть, добродетель, покаяние, метанойя, душа, дух, демон, ангел и т.д.?

Понимая то, что далеко не все понятия из голоссария современной психологии могут передавать специфику душевно-духовных процессов, как энергийных преимущественно, перед нами стояла задача самостоятельного их определения и по сути введения в понятийный аппарат парадигмы православной психологии совершенно новых и искусственно созданных терминов и понятий. Эта задача была, пожалуй, наиболее сложной из всех.

Тем не менее, наша целеустремлённость, единодушие и молитвенный настрой помогли нам решить и её. Можно ли это назвать нашей дерзостью? Наверно, отчасти можно, хотя мы в этой связи руководствовались иным евангельским принципом

«От дней же Иоанна Крестителя доныне Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11; 12)

Говоря о курсе и самой святоотеческой психологии, следует обязательно подчеркнуть то малоизвестное многим верующим обстоятельство, почему мы изначально сделали акцент на согласное святоотеческое учение о душе.

Дело в том, что научное богословие (теология) и согласное учение о душе, её природе, структуре и спасении (святоотеческое предание) — это совершенно разные области религиозного знания, хотя очень родственные по сути и тесно переплетающиеся. Тем не менее, богословие больше касается основных аспектов понимания, исповедания и славления Бога-Троицы, а православная аскетика и согласное учение отцов о душе в большей степени касается аспектов православного подвижничества и духовно-аскетической практики.

Проще говоря, богословие (догматическое), как систематическое изложение вероучительных истин (догматов), в большей степени обращено на сущностное понимание Бога-Троицы, тогда как аскетика и согласное учение отцов в большей степени обращено на сущностное понимание природы человека и исследование процесса его возрождения и глубокого изменения (преображения) в ходе христианского подвижничества.

Если богословие и катехизис в большей степени касаются аспектов богослужения и таинств, то аскетика касается понимания разнообразных энергий души человека (страстей и добродетелей) и общих принципов овладения этими энергиями для изменения природы человека.

Проще говоря, именно аскетику можно считать наукой о внутренней дисциплине ума, чувства и воли для овладения духовной силой.

В этой связи всех нас по понятным причинам гораздо больше интересовали именно вопросы аскетики* и согласного учения отцов, как наиболее близкие к антропологии и психологии, имеющие практическую ценность и основу, которая и отражена во всём святоотеческом наследии.

Говоря другими словами, аскетика была нам интересна, прежде всего, потому, что представляла собой с одной стороны самый эффективный способ аккумулирования (накопления) и практического использования энергии благодати, а с другой являлась практическим способом познания силы влияния психофизиологического «скафандра тела» (страстей) для отключения его влияния на сознание. Таким образом, именно аскетика была методологическим базисом святоотеческой православной психологии.

* Аскетика (от др. греч. ασκεσις — «упражнение»), т.е. разновидность внутренней телесно-душевно-духовной тренировки. Аскетизм — преднамеренное самоограничение, самоотвержение и исполнение обетов для достижения высших духовных целей.

В православии аскетика — это раздел православного богословия, предметом которого является изучение процесса возрождения, исцеления падшего человеческого естества в ходе христианского подвижничества. Аскетика может быть названа наукой о сущности христианского подвижничества.

Следует сразу оговориться, что мы не упустили из поля зрения аспектов догматического богословия, как и прочих богословий (апологетического, сравнительного, нравственного, пастырского и др.), но основной акцент наших исследований был положен именно на православную аскетику и согласное учение, как наиболее древнее, практическое и «корневое» начало самого христианства, которое уходит корнями в дохристианскую культуру и традицию.

К слову, все виды православных богословий, как и православный катехизис, появились только в середине 17-го века, причём, на западе, тогда как аскетическая практика и знание о душевно-духовной природе человека и энергетическом теле души существовали задолго до Христа, причём, даже сам Христос, как Богочеловек, не минул использования аскетической практики, пребывая после крещения 40 дней в пустыне, выдерживая искушения.

«Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола, и, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал.» (Мф. 4; 1—2)

Как уже говорилось, труд отца Вадима представлял собой концентрированное изложение самой методологии христианского подвижничества от начального обращения к вере падшего человека до ступеней достижения через подвижничество христианского совершенства. Для отражения всей последовательности изменения качеств (энергий) и сил души (ума, чувство, воля) человека в процессе подвижничества отец Вадим использовал известный принцип трёх ступеней восхождения к совершенству (телесная, душевная, духовная), соответствующий тримерии самого человека (тело, душа, дух) и отражённый в трудах многих отцов — подвижников.

«Три состояния жизни признал разум: плотское, душевное и духовное. Каждое из них имеет свой собственный строй жизни, отличный сам по себе и другим неподобный.

Плотское устроение жизни то, когда всецело предаются удовольствиям и наслаждениям настоящей жизни, ничего не имея из душевного или духовного устроения, и даже не желая стяжать то.

Душевное стоит в средине между грехом и добродетелью, когда пекутся о довольстве и здоровье тела, и заботятся о славе человеческой, равно и труды по добродетели не отметают, и избегают дел плотских, не прилежат ни к добродетели, ни к греху: к добродетели, по причине несладости ее для них и притрудности, а греху, из за страха лишиться человеческих похвал.

Духовное же устроение — то, когда не изволяют иметь ничего из первых двух и не допускают худа, отличающего каждое из них, но, будучи свободны от того и другого, на посребренных крылах любви и бесстрастия, перелетают чрез оба состояния, не позволяя себе делать ничего из запрещенного». (Преп. Никита Стифат, Вторая сотница естественных психологических глав об очищении ума, 3)

Есть и другие формы изложения этих же трёх ступеней и в частности, как падшее, обращённое (к Богу) и искупленное или противоестественное, естественное и сверхъестественное.

«Есть три мысленных места, в которые входит ум, изменяясь сам в себе: естественное, сверхъестественное и противоестественное. Когда вступит он и в свое естественное место (душевное), тогда находит себя виновником злых помыслов и причиною страстей и исповедует Богу грехи свои, когда же бывает в противоестественном месте (телесном), тогда забывает он о правде Божьей и воюет с людьми, как с обижающими его неправо. А когда возведется в сверхъестественное место (духовное), тогда находит в себе плоды Духа Святого, которые указал Апостол — любы, радость, мир и проч. (Гал. 5, 22), и знает, что, если предпочтет телесные заботы, то пребывать там не может, и вышедши оттуда, впадает в грех и в последующие за ним скорбные случайности, хотя не вскоре, но в свое время, как ведает про то правда Божья.» (Преп. Марк Подвижник, Наставления Марка подвижника о духовной жизни, 4, Творения)

В своей книге отец Вадим пользуется классификацией преподобного Марка Подвижника, выделяя данные три ступени внутреннего роста и преображения человека в качестве основы модели святоотеческой психологии.

Практически аналогичную трёхступенчатую схему мы можем найти и у в Добротолюбии у преподобного Макария Египетского, который также перечисляет три ступени внутреннего роста, давая при этом ещё и промежуточные стадии и даже отмечая четвёртую ступень будущего состояния:

— Светлое состояние первого человека

— Мрачное состояние падшего

— Единственное спасение наше — Господь Иисус Христос

— Образование твердой решимости последовать Господу

— Состояние трудничества

— Состояние принявших ощущение благодати

— Возможное христианское совершенство на земле

— Будущее состояние* по смерти и воскресении

(Добротолюбие, Т. 1. Наставления святого Макария Великого о христианской жизни, выбранные из его бесед)

Схема, составленная из классификаций преп. Марка Подвижника и преп. Макария Великого по сути и была использована отцом Вадимом для отражения пропедевтики аскетики с тем лишь отличием, что будущее состояние человека он не выделял в отдельную категорию, а отнёс в раздел сверхъестественного (духовного) состояния.

Наша задача по отношению к данному курсу сводилась к тому, что нам предстояло изложить эту же схему и последовательность телесно-душевно-духовного роста человека в терминах современной научной психологии, причём, не в ущерб догматам и православному катехизису.

Следует сразу сказать, что трудность изложения психологии без ущерба для катехизиса и догматического богословия — это архи сложная задача, которая для нас стала второй по сложности. Дело в том, что в православном образовании никогда не было такой дисциплины, как психология, даже христианская. В православном образовании из аспектов психологии традиционно была только аскетика (аскетическое богословие) в очень урезанном виде и душепопечение, причём, и то и другое списанные в начале 18-го века с католических трудов, где упор делается исключительно на нравственной стороне изменения личности.

Проще говоря, в православии с конца 17-го века после петровских реформ, фактически наложивших запрет на умное делание, анахоретство, старчество и священнобезмолвие (исихию), а также никоновского раскола, уже отсутствовала мистическая и аскетическая составляющие, как подвижничества, так и самого богословия, а присутствовала преимущественно нравственная. Этим и объясняется то обстоятельство, что основной упор делался на катехизис, церковные таинства и душепопечение, а психология и аскетика церкви были попросту не нужны, как инструменты.

Истины ради следует отметить, что христианская психология всё же пыталась в то время развиваться параллельно с нравственным богословием и психологией научной (атеистической), пришедшей с запада. Целый ряд авторов, включая святителя Феофана Затворника, на протяжении трёх веков с 17-го по 19-й пытались актуализировать направление христианской психологии, но тщетно. Так в 1796 г. в Москве была издана книга Ивана Михайловича Кандорского «Наука о душе или Ясное изображение её совершенств, способностей и бессмертия»; в 1858 г. появилась книга «Основания опытной психологии» архимандрита, впоследствии епископа, Гавриила (Кикодзе), в 1883 г. вышел «Учебник психологии» священника Александра Константиновича Гиляревского. В это же время начал публиковать свои статьи по вопросам христианской психологии и святитель Феофан Затворник, но церковное руководство было непреклонным в отрицании психологии и удерживании курса на нравственное богословие и обрядоверие.

Именно по этому поводу Архиепископ Никон (Рождественский) в своих дневниках писал

«Как жаль, что наша церковная власть в свое время не поручила святителю Феофану Затворнику составить учебник психологии по творениям святых отцов и учителей Церкви! Никто не мог бы выполнить этой задачи лучше этого святителя-подвижника. А то ведь — что грех таить? — в наших духовных семинариях вместо психологии преподается в сущности патология души человеческой. Учебники психологии составлены на основании западных писателей, коих миросозерцание далеко от учения святоотеческого» (Архиепископ Никон (Рождественский). Дневники. Козни врагов наших сокруши… 1910 — 1917 г.).

Таким образом, христианская психология, как своего рода альтернатива обрядоверию и нравственному богословию, будучи больше введением в антропологию, аскетику и мистическое богословие, на долгие годы была под негласным «запретом» церковного руководства и священноначалия в угоду массовой религии. И только в конце 80-х годов 20-го века на волне возрождения православия, получившего глоток долгожданной свободы, христианская (православная) психология вышла из тени и стала овладевать умами многих специалистов, как подлинная наука о душе.

В числе «первооткрывателей» или точнее актуализаторов этого направления в наше время можно назвать выдающегося психолога Тамару Александровну Флоренскую (1936 — 1999) — доктора психологических наук, действительного члена Нью-Йоркской академии наук, автора более 70 научных работ и публикаций, из которых наиболее значительные — «Диалог в практической психологии», «Диалог как метод в психологии и консультировании (духовно-ориентированный подход)», «Диалогическое общение как путь духовного преображения личности», «Мир дома твоего».

После неё эстафету в развитии христианской психологии подхватила целая плеяда известных российских специалистов Б. С. Братусь, В. И. Слободчиков, Ф. Е. Василюк, Л. Ф. Шеховцова, Ю. М. Зенько, А. Лоргус, А. В. Бочаров, А. С. Чернышев и целая группа специалистов под эгидой Российской Академии Образования и школы А. Д. Червякова, который и был научным редактором книги отца Вадима Коржевского «Пропедевтика аскетики. Компендиум по святоотеческой православной психологии».

Таким образом, перед нами стояла задача не посрамить честь отечественной христианской психологии, а попытаться её по возможности осовременить и адаптировать для современного восприятия и понимания через призму психологии научной. Решение этой задачи и стало полем нашей деятельности уже в рамках Минской школы христианской психологии и сочетание наиболее сильных сторон нашей группы, а именно скрупулёзности и системного склада мышления Ю. Э. Краснова, большого жизненного и церковного опыта С. А. Куницкой, имевшей кроме психологического и высшее медицинское образование, и моего боле чем 10 летнего опыта работы в кризисной психологии и паллиативной помощи, сделали возможным подготовку учебного курса «Теоретические основы христианской психологии», как более адаптированного психологически варианта труда Вадима Коржевского.

Первое, что нам предстояло решить практически в создаваемом нами курсе, — это определить какие использовать психологические модели, категории, понятия и термины для того, чтобы передать с их помощью представление о мире души, т.е. о природе души, её силовом устройстве и тех изменениях, которые происходят в процессе обращения человека к вере и последующего душевно-духовного роста и преображения. Проще говоря, нам предстояло научным языком изложить сложнейший процесс изменения качеств (энергий) души в процессе совлечения или преодоления влияния системы инстинктов, как основы существования ветхого эго человека.

Проблема заключалась в том, что мир души, как мир сил и энергий, по учению отцов Восточной Церкви нельзя было просто заменить понятием психики и теми процессами, которые происходят в процессе психической деятельности, поскольку мир души — это не мир биохимических реакций и процессов, а мир сил и невидимых божественных энергий (нетварных энергий), которые ещё не овеществлены или не материализованы в виде нервных и психических процессов, а психика — это как раз проявление уже овеществлённых и материализованных энергий и процессов в виде тех же самых биохимических реакций.

Проще говоря, если психику ещё можно как-то фиксировать эмпирически и определять в виде нервных и биохимических процессов, то душу и сферу духа зафиксировать невозможно в принципе, поскольку душа — это то, что существует под психикой, как внешней оболочкой или «кожей» и представляет собой некий конгломерат «текучих» сил и энергий. Эти энергии и силы души очень сложно определить и в святоотеческой психологии для их определения есть понятие страстей и добродетелей души, как качеств и энергий души, ответственных за зло и добро соответственно.

Иными словами душа — это силовое и энергийное тело т.н. внутреннего и невидимого человека, который является для внешнего психического человека только его внутренней энергией, которая питает и поддерживает работу всех систем и органов организма. В святоотеческой православной психологии душа является ключевой категорией, а потому имеет множество определений, суть которых сводится к одному — некому невидимому внутреннему человеку, который представляет собой чистую энергию осознания, наделённую при этом чувством, волей, самосознанием и способностью к самостоятельному бестелесному существованию за счёт питания энергиями Духа (Бога). Овладение своей душой через её укрепление, развитие и доведение до возможности самостоятельного существования вне тела и является целью аскетических практик и смыслом духовного спасения, т.е. жизни вечной по учению отцов.

«Итак, душа есть сущность живая, простая и бестелесная, по своей природе невидимая для телесных глаз, бессмертная, одаренная и разумом, и умом, не имеющая формы, пользующаяся снабженным органами телом и доставляющая этому телу жизнь и приращение… независимая и одаренная способностью желания, также и способностью действования, изменчивая, то есть обладающая слишком изменчивой волею, потому что она — и сотворенна, получившая все это естественно от благодати Сотворившего ее, от которой она получила и то, что существовала, и то, что была таковою по природе» (Св. Иоанн Дамаскин, «Точное изложение веры», Глава XII, О человеке)

Сложность задачи определения души, уходившей своими корнями в православную мистику и эзотерику, вынуждала нас обратиться к истокам психологии и её крёстному отцу Аристотелю, который одним из первых попытался исследовать душу и определить её свойства, и мы наши у Аристотеля в его трактате «О душе» подтверждение нашим догадкам.

«Признавая познание делом прекрасным и достойным, но ставя одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому, что оно знание о более возвышенном и удивительном, было бы правильно по той и другой причине отвести исследованию о душе одно из первых мест». (Аристотель, «О душе», 1.Т.)

«Думается, что познание души много способствует познанию всякой истины, особенно же познанию природы. Ведь душа есть как бы начало живых существ. Так вот, мы хотим исследовать и познать ее природу и сущность, затем ее проявления, из которых одни, надо полагать, составляют ее собственные состояния, другие же присущи — через посредство души — и живым существам». (Аристотель, «О душе», 1.Т.)

Трактат Аристотеля состоит из трёх книг, дающих относительно целостное представление о душе, свойственное периоду античности. В первой книге Аристотель обобщает и систематизирует опыт изучения души своими предшественниками по философской школе. Во второй книге он предпринимает попытку определения сущности, материи, формы и энтелехии (движущей силы) души. В этой же книге Аристотелем даётся одно из первых определений души как особой формы бытийности, определяющей окончательную завершенность тела и называются главные свойства и способности души: способность к развитию (устремлённость), способность к ощущению (чувственность) и способность к размышлению (осознанность). По существу Аристотель одним из первых сформулировал ту идею тричастности души, которая прослеживается у отцов Восточной Церкви, также выделяющих три движущие силы души:

— желательная (воля),

— чувствительная (чувство)

— рассудительная (ум).

Из факта наличия у души трёх данных сил (способностей) Аристотель одним из первых исследователей обозначил различия между душами растений, животных и людей.

В своей третьей книге, считающейся философским базисом психологии, как науки, Аристотель впервые даёт систематизированное представление о базовых чувствах (греч. αἴσθησις) — осязание, обоняние, слух, вкус, зрение и, кроме того, делает чёткое разграничение между ощущением и мышлением. В этом же труде он указал и принципиальные свойства мышления: воображение и суждение.

Заслугой Аристотеля можно считать то, что он одним из первых философски обосновал и доказал сам факт двойственности природы человека в которой имеет место уникальное сочетание внешнего телесного начала и внутреннего силового или энергийного (душевно-духовного). Т.е. сам факт наличия у человека его невидимой внутренней стороны, обладающей всеми атрибутами личности — устремлённостью, чувственностью и сознанием и стал поводом для исследования данного феномена и возникновения такой дисциплины, как наука о душе.

Таким образом, не психика, а сущностная и силовая природа души, и стала в последующем объектом глубокого изучения для многих школ и практиков.

Подтверждение этому мы можем найти и в известном древнегреческом мифе «О Психее и Эроте», где Психея непосредственно символизирует душу. Психеей в соответствии с мифом звали младшую и самую прекрасную из трех дочерей некой царственной особы. Благодаря своей неземной красоте Психея вначале затмила саму богиню Афродиту, попав в немилость к ней и своим сестрам, а затем из-за своей наивности и доверчивости еще и потеряла возлюбленного супруга Эрота, пролив на него во время сна горячее масло из лампадки, когда хотела увидеть, как божественный ветер Зефир уносит его в царство бессмертных богов.

На долю Психеи, в соответствии с мифом, выпали тяжкие испытания, но своим послушанием и трудолюбием Психея смогла вернуть себе любовь Эрота, и по его просьбе верховный Бог Зевс даровал ей бессмертие, превратив ее из человека в богиню, приобщив тем самым к бессмертию и к сонму бессмертных богов.

Завистливые сестры Психеи, узнав о божественном ветре, уносящем в царство Зевса, захотели повторить подвиг Психеи и прыгнули с утеса в пропасть в надежде, что божественный ветер Зефир, унесший Психею и Эрота, также унесет и их в небесный дворец Зевса, но разбились насмерть о скалы.

Не никаких сомнений в том, что образ Психеи очень точно символизирует образ человеческой души, как сущности, в ее бессмертном качестве и состоянии и к психике не имеет никакого отношения. Таким образом, есть основания полагать, что поводом для этого мифа стал названный ранее феномен двойственности человеческой природы, как отражение взаимосвязи и взаимодействия двух начал внешнего (телесного) и внутреннего (душевно-духовного).

В соответствии с мифом весьма любопытен тот способ, которым душа Эрота переносилась в царство богов. Это происходило через сон, как канал взаимосвязи с духовным миром. Кстати, аналогичный приём «телепортации» личности через сновидение был очень красочно обыгран в известном фильме «Аватар» Дж. Камерона и т. д.

Данные рассуждения приведены здесь для того, чтобы показать каким образом мы подходили к пониманию феномена души для того, чтобы найти ему более менее адекватное отражение в понятиях и терминах современной психологии.

Не обошли мы стороной и святоотеческое предание, изобилующее артефактами и откровениями о душе, как автономной сущности, которая может проявлять себя во всей полноте личности вне физического тела. В качестве примера можно привести упоминания в летописи Оптиной Пустыни о старце Амвросии (Оптинском), который встречал путников, направлявшихся в обитель и в тонком душевном теле проводил до обители, а когда пришедшие встречались там со старцем в телесном виде, выяснялось, что обители он давно не покидал в силу болезни ног, а мог как бы присутствовать в двух местах одновременно.

Аналогичные феномены раздвоения и присутствия в двух местах одновременно нашей современницы матушки Сепфоры приводит в своих воспоминаниях схимонахиня Анастасия (Мария, монахиня Пантелеимона).

Не обошли мы стороной и описанный сокельником преп. Паисия Святогорца артефакт парения под потолком кельи светового тела старца, который стал одним из оснований для его канонизации, а также истории об оставлении тела и путешествии души, рассказанной профессором Московской духовной академии А. И. Осиповым. Подобных артефактов в православной культуре было известно множество и все они свидетельствовали только об одном — о неуничтожимости внутренней основы личности, которая в определённый момент зрелости может проявлять себя отдельно от тела автономной душевно-духовной сущностью или телом энергии сознания. В святоотеческом предании на этот счёт имелось соответствующее упоминание.

«Как телу, когда совершенно разовьется во чреве, необходимо родиться, так душе, когда она достигнет положенного Богом предела ее жизни в теле, необходимо выйти из тела» (Добротолюбие, Т. 1, О доброй нравственности и святой жизни, Антоний Великий).

В этой связи нашей задачей было найти способ отражения языком современной психологии удивительного феномена двойственности природы человека, как возможности проявления двух основ — внешней телесной и внутренней душевно-духовной. Решить её было очень не просто, но жизнь подсказала нам направление поиска ответа и на этот вопрос.

По изначальному замыслу курс должен был состоять из трёх книг:

1. Основного учебно-методического пособия, включающего теоретическую и практическую части,

2. Отдельной книги категорий христианской психологии с тематической подборкой цитат святых отцов Восточной Церкви о душе и

3. Приложения к основному курсу в виде дополнения и расшифровки отдельных наиболее деликатных тем и вопросов.

Серия книг

О психологии покаяния

Любой верующий человек, как «Отче наш» знает о том, что покаяние в христианской традиции — это едва ли не основное действие, а точнее священнодействие, к которому призывали верующих в соответствии с Евангелием Иоанн Креститель, Христос и Апостолы.

«В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской и говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное». (Мф. 3;1—2)

«С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4;17).

«Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа». (Деян. 2;38)

«Итак, оставляя времена неведения, Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться». (Деян. 17;30)

Что же представляет собой покаяние с торчки зрения христианства и парадигмы христианской психологии? Само понятие покаяние происходит от древне-греческого метанойя (μετάνοια), что обозначает «сожаление, раскаяние», а буквально «изменение мыслей» от μετα- «изменение, перемена» + νόος «мысль, ум, разум; мнение».

Иными словами, покаяние — это достаточно сложная смысловая категория, означающая сам принцип изменения мышления и мировоззрения на основе переоценки, т.е. изменения важности тех или иных ценностей, поставленных во главу угла смысла человеческой жизни.

В христианстве под покаянием большинство верующих понимает осознание своей «грешности», а точнее собственной порочности и повреждения себялюбием (эгоизмом). Данное осознание своей порочности является как бы актом постановки диагноза душе для её исправления и становления на путь Истины, т.е. на путь служения Богу и человеческой добродетели. В то же время, при этом мало говорится о глубине и конечной цели покаяния из-за чего под покаянием чаще всего понимается сам акт признания человеком своей «грешности» на фоне абсолютной праведности, т.е. безупречности Бога.

В православии под покаянием чаще всего понимается самое глубокое раскаяние и сокрушение человека о своих «грехах», а точнее повреждении эгоизмом и страстями, которое характеризуется, как правило, такими состояниями, как печаль, скорбь и грусть, вызванные уязвлением совести. Чаще всего, основанием для покаяния бывает глубокий кризис с невозможностью выхода из этого состояния без перемен в системе ценностей, хотя иногда покаяние может быть вызвано и состоянием инсайта или возвышенного духовного озарения, при котором личность ясно и чётко осознаёт своё несовершенство перед Богом и невозможность существования без Бога.

Таким образом, в широком смысле под покаянием подразумевается не просто раскаяние в чём-либо конкретном, а принципиальное осознание своей порочности и столь же принципиальное изменение образа мышления и жизни от произвольного («греховного»), как эгоистично-самодостаточного, к жизни по принципам высшего духовно-нравственного закона, т.е. по заповедям.

Покаяние

С точки зрения парадигмы христианской психологии, покаяние (метанойя) выступает своего рода высшим духовно-психологическим инструментом самого глубокого изменения человеческой личности, её качества и её направленности в жизни от эгоизма к нравственности и ещё глубже — к духовности.

Говоря о трансформации, т.е. изменении и преображении человеческой природы посредством покаяния, нельзя не коснуться вопроса психологии данного процесса и отправной точки, которая служит «стартером» или пускателем процесса внутренних изменений.

К сожалению, как традиционное душепопечение конца 18-го века, так и современная академическая (научная) психология не владеют пониманием механизма данного процесса применительно к сфере сознания и потому данный механизм нуждается в понимании и прояснении с точки зрения психологии.

Так вот с точки зрения святоотеческой психологии покаяние понимается в двояком смысле:

1. — единовременного акта обращения ума и

2. — постоянного процесса изменения мышления.

Проще говоря, процесс покаяния чем-то напоминает принцип «домино», когда первичное изменение всего одного камня (кости), влечёт за собой впоследствии цепную реакцию по изменению всей цепочки выстроенных в ряд камней.

Принцип домино

Что же можно считать первичным действием, а точнее священнодействием покаяния, и последующим процессом кардинального изменения человеком направленности мышления?

Следует сразу отметить, что до недавнего времени процесс покаяния в христианской традиции именовался таинством и священнодействием по той причине, что не была понятна его природа, а с другой стороны потому, что осуществлялся этот процесс не только по воле человека, но при помощи и содействии духа (Бога).

«Ведь как невозможно усвоить возрастание преуспеяния посредством одной лишь Божией силы и благодати, без содействия и усердия [самого] человека, так невозможно и достичь совершенной воли Божией и прийти в [полную] меру свободы и чистоты лишь посредством собственной силы, усердия и настойчивости, без содействия и помощи Святого Духа.» (Преп. Макарий Великий, Великое послание, III, 1)

Иными словами, акт покаяния — это процесс со-работничества или взаимодействия человека и духа (Бога) в котором ни одна, ни другая сторона не может всё без участия другой стороны.

В данной связи возникает любопытный вопрос о том, а можно ли понять, какое свойство сознания лежит в основе акта покаяния и какой «орган» души ответственен за обращение сознания?

Как выясняется, в основе покаяния лежит действие совести, как внутреннего сознания добра и зла и инструмента высшего духовно-нравственного закона. Именно совесть, как беспристрастный свидетель и фиксатор всех помыслов и поступков человека, даёт заблудшему человеческому уму ясное осознание всей глубины собственной порочности, как следствия повреждения души эгоизмом и корневыми страстями (сластолюбие (чревоугодие), сребролюбие (алчность) и славолюбие (тщеславие)).

Это неумолимое действие совести, гложущей душу осознанием своей порочности, может доводить личность до отчаяния, исступления и глубочайшего страдания своим требованием раскаяния и признания неправоты перед Истиной в самом себе. Таким образом, в основе покаяния лежит Акт осознания и принятия Истины всем сердцем и умом, как двумя центрами осознания и восприятия — центром головного мозга и центром сердца.

Можно сказать, что данное осознание собственной «порочности» ещё без понимания всей её сути и глубины и есть первичный сакральный Акт, который и вызывает цепную реакцию во всей когнитивной и душевной сфере.

Иными словами, в основе покаяния лежит глубокое сокрушение души с искренним желанием изменить себя и свою жизнь в соответствии с духовно-нравственным законом, как высшим законом правды и Истины с большой буквы. Радость же и облегчение на душе являются следствиями покаяния или обращения ума к Истине.

Сегодня с точки зрения нейронно-сетевых представлений об устройстве сознания и когнитивной сферы можно с большой долей уверенности говорить о том, что процесс покаяния имеет под собой сетевую природу и связан с переориентацией всей гиперсети сознания с т.н. «центра головы» на «центр сердца».

При этом та радость в душе, которая возникает вследствие покаяния, есть не что иное, как процесс воссоединения разума и духовного сознания после обращения ума и создания новых нейронно-синаптических связей ума и сердца, которые направлены на Бога, как Источник света. Иными словами, ум человека в результате покаяния от темноты поворачивается к Источнику света и получает свет, который и есть радость открытия в сердце Бога.

Принцип обращения ума

Говоря другими словами, в процессе покаяния заблудший ум головы, привыкший по жизни руководствоваться интересами «Я», впервые обращается к сознанию сердца, которое напрямую связано с Богом.

Именно Акт обращения заблудшего ума к сердцу и совести, как «голосу Божьему», можно считать духовно-психологической основой покаяния, как начала изменения всей системы (гиперосети) когнитивной сферы. Процесс изменения характера связей сети сознания в ходе покаяния очень напоминает процесс «брожения» и «сбраживания». Не случайно Сам Спаситель использовал именно эту метафору применительно к сути понимания Царства Божьего, как особого пространства внутри когнитивной сферы, которое достигается в процессе «брожения и поднятия» ума, подобно тесту.

«Иную притчу сказал Он им: Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все.» (Мф. 13;33)

В данном случае «закваской» для роста ума выступает Акт первичного покаяния (осознания) человеком своей порочности, который вызывает цепную реакцию по реструктуризации всей когнитивной сферы на новых духовно-нравственных принципах духовной иерархии взамен прежнего своеволия и эгоцентризма.

Таким образом, принцип покаяния или «метанойи» является по существу ключевым и в то же время универсальным способом изменения сознания в парадигме нравственно-ориентированной христианской психологии. Вот как об универсальности «лекарства» покаяния, подходящем каждому человеку, сказал преподобный Исаак Сирин.

«Поскольку знал Бог Своим милосердным знанием, что если бы абсолютная праведность требовалась от людей, тогда только один из десяти тысяч нашелся бы, кто мог бы войти в Царство Небесное, Он дал им лекарство, подходящее для каждого, а именно покаяние, так, чтобы каждый день и на всякий миг было для них доступное средство исправления посредством силы этого лекарства и чтобы через сокрушение они омывали себя во всякое время от всякого осквернения, которое может приключиться, и обновлялись каждый день через покаяние.

Велико это средство, которое сострадательный Творец, по премудрости Божества Своего, уготовал ради нашей вечной жизни, ибо Он желает, чтобы мы ежедневно обновлялись и представали в добродетельном изменении воли и обновлении разума.» (Преп. Исаак Сирин, О божественных тайнах и о духовной жизни, Слово 40, 8, с.284)

Мы рассмотрели процесс покаяния с точки зрения первичного акта обращения, но при этом остаётся открытым другой вопрос — постоянства процесса обращения сознания и тех следствий, которые вытекают из процесса обращения гиперсети сознания.

Как уже было сказано, принцип покаяния с точки зрения структуры психического бытия понимается, как кардинальная или полная переориентация всей системы мышления и мировоззрения при которой сознание, ранее ориентированное во внешний мир посредством эго («Я»), через покаяние меняет направление своей ориентации и обращается внутрь сердца и человеческой души к совести («Мы»).

При этом соответствующим образом меняется и направленность мышления и всех вновь создаваемых когнитивных связей. Принцип покаяния применительно к сознанию можно в полной мере соотнести с принципом работы человеческого глаза, который будучи направлен только во внешний мир, получает уникальную возможность обратить взор на самого себя, т.е. на радужную оболочку и зрачёк.

«Орган зрения телесного — глаза, а орган зрения душевного — ум. Как тело, не имеющее очей, слепо, не видит солнца, освещающего всю землю и море, не может наслаждаться светом его; так и душа, не имеющая благого ума и доброй жизни, слепа: — не ведает и не славит Бога, Творца и Благодетеля всех (тварей), и войти в наслаждение Его нетлением и вечными благами не может.» (Антоний Великий, Наставления о доброй нравственности и святой жизни, в 170-ти главах, Гл. 118)

С точки зрения когнитивной психологии за таинством покаяния стоит не что иное, как новое направление для образования когнитивных связей, направленных через духовное сердце внутрь человеческой души (индивидуального и коллективного бессознательного).

Таким образом, с точки зрения парадигмы христианской психологии покаяние — это раскрытие и познание ёмкости сердца* и содержания пространства души, которое прежде было закрыто для доступа рассудка и рационального мышления.

* Раскрытие сердца — это ключевое понятие и категория святоотеческой православной психологии и практики умного делания в основе которой лежит деятельное соединение ума с сердцем или особое умение концентрировать внимание и чувство на сердце. Данная способность является духовным достижением и проявляется в расширении осознанности, за счёт активизация глубинного сознания сердца, как прямого восприятия энергии без интерпретации. Раскрытие потенциала сердца происходит очень медленно и сравнимо с обучением и развитием рационального мышления.

Процесс изменения направленности локуса внимания в процессе покаяния (обращения ума), можно отобразить визуально.

Не обращённое состояние сознания

Как видно из рисунка, отражающего не обращённое (рациональное) состояние сознания, ум человека, символизирующий зрение, направлен сугубо во внешний мир, а не во внутренний. При этом сознание сердца остаётся полностью закрытым и Бог для рационального ума как бы не существует. В процессе обращения ума к сердцу ситуация меняется радикально.

Обращённое состояние сознания

Ум, направленный ранее сугубо во внешний мир, после покаяния (обращения), как бы обращается вовнутрь самого себя через канал сердца (совесть) и открывает для себя Бога и внутреннее пространство души. Данное внутреннее пространство души (клеть души) представлено следующими уровнями или оболочками психического бытия.

Структурная схема обращения ума по модели К. Г. Юнга

Как видно из представленной структурной схемы, в процессе постоянного покаяния мышление поступательно прорабатывая (очищая) уровень за уровнем углубляется в пространство души в направлении индивидуального и коллективного бессознательного (душевного и духовного). При этом совершенно очевидно, что конечной целью покаяния является Христос, как Логос и Истина.

Таким образом, начавшись на поверхностном уровне ощущений и мышления, в процесс покаяния постепенно вовлекаются все внутренние структуры психического бытия: чувство, интуиция, память, субъективные компоненты, аффекты и вторжения, вплоть до индивидуального и коллективного бессознательного (душевно-духовного).

В итоге под действием покаяния глубоко и основательно исследуется и прорабатывается вся когнитивная сфера человека с заменой одних качеств и энергий на другие. Таким образом, покаяние в свете парадигмы нравственно-ориентированной христианской психологии есть процесс глубокой трансформации когнитивной сферы за счёт освобождения от влияния страстей, составляющих основу «ветхого» человека в направлении раскрытия потенциала человека «нового», как искупленного.

Конечным итогом покаяния (обращения ума), является не просто расширение сознания в направлении Бога с умением удерживать два локуса внимания одновременно — внешний и внутренний (мирской и духовный).

Конечным итогом покаяния является полное изменение сознания и фактически полное преображение человека или обожение с переходом из «ветхого» в «Новое» состояние.

Итог покаяния — достижение духовного состояния

Таким образом, покаяние является началом процесса последовательного освоения умом внутреннего пространства души с постепенной проработкой всех уровней психического бытия от внешнего уровня ощущений до глубоко внутреннего индивидуального и коллективного бессознательного (душевно-духовного).

В основе покаяния лежит с одной стороны замена одних качеств души или энергий (страстей) на другие и противоположные им (добродетели), а с другой стороны расширение сознания до целостного материально-духовного состояния, которое можно определить, как состояние святости.

Схема обращения ума через покаяние может быть отражена в структурной схеме трёх когнитивных состояний (эго, жертвы, святости или телесного, душевного, духовного) по К. Г. Юнгу следующим образом.

Схема достижения целостного сознания

По той причине, что процесс покаяния сопряжён с действием Святого Духа, в православной традиции он считается духовным таинством. Вместе с тем, с точки зрения психологии в процессе покаяния происходит открытие реального содержания когнитивной и ценностной сферы человека с осмыслением и оценкой состояния души через призму совести.

Иными словами, в ходе покаяния происходит познание человеком содержания и реального состояния своей собственной души. В процессе этого познания содержания своей души, происходит глубокое осмысление человеком своего внутреннего душевно-духовного устройства и что самое важное — объективная оценка качеств души на предмет соотношения страстей и добродетелей.

Главным итогом покаяния можно считать максимально полное осознание человеком многочисленных страстей, т.е. порочных качеств, реакций, наклонностей, зависимостей, слабостей, привязанностей, вредных привычек и инстинктов, управляющих человеком.

Священномученик Пётр Дамаскин выделяет следующие страсти, обнаруживаемые в душе в процессе покаяния:

«Лютость, коварство, лукавство, злой образ мыслей, беспорядочность, невоздержность, обольщение, грубость, невежество, праздность, холодность, окаменение, ласкательство, глупость, беспорядочный крик, выхождение из себя, помешательство, неучтивость, дерзость, боязнь, ожесточение, леность к доброму, законопреступная прибыль, корыстолюбие, скудость (от лености), неведение, безумие, лжеименное знание, забвение, нерассудительность, бесчувствие, неправда, худое произволение, бессовестность души, медленность, болтливость, незаконность, преткновение, грех, беззаконие, законопреступление, страсть, пленение, лукавое согласие (с мыслью), беспорядочное сочетание (с мыслью), бесовский прилог (помысла), замедление, телесный покой сверх должного, злоба, падение, недуг души, изнеможение, немощь ума, небрежность, леность, малодушное порицание, презрение Бога, превращение, преступление, неверие, неудобоверие, зловерие, маловерие, ересь, соединение с ересью, многобожие, идолопоклонство, неведение Бога, нечестие, волшебство, подглядывание, догадки из соображений, чародейство, отрицание, идолонеистовство, невоздержание, мотовство, любознательность (суетная), нерадение, самолюбие, невнимание, непреуспевание, обман, заблуждение, отважность, отравление, осквернение, ядение скверного, роскошь, нецеломудрие, чревоугодие, блуд, сребролюбие, гнев, скука, беспечность, тщеславие, гордость, самомнение, возношение, чванство, обезумление, гнусность, насыщение, сонливость, тяжесть головы (от вина), наслаждение, ненасытимость, гортаноугодие, ненасыщение, тайноедение, объедение, уединенноедение, небрежение, легкость (удобство во всем), самосоветие, бессоветие, самоугодие, человекоугодие, неопытность в добром, невразумление, необучение, легкомыслие, (невежественная) простота, нелюдимость, противоречие, спорливость, злословие, вопль, смущение, борьба, раздражительность, беспорядочная похоть, желчность, раздражение, соблазн, вражда, вмешательство в чужие дела, клевета, горечь, оговаривание, порицание, обвинение, осуждение, жалоба, ненависть, злословие, досаждение, бесчестие, свирепость, неистовство, жестокость, сплетение зла, клятвопреступление, проклинание, немилосердие, братоненавидение, неравенство, отцеубийство, матереубийство, расстройство, расслабление, принимание даров, воровство, грабеж, ревность, состязание, зависть, непристойность, насмешка, поношение, поругание, ругательство, подкуп, угнетение, презрение ближнего, биение жезлом, осмеивание, удавление, задушение, неприязнь, непримирение, вероломство, несознательность, зложелательность, бесчеловечность, бесстыдство, наглость, пленение помыслов, омрачение, слепота, ослепление, пристрастие к временному, страстность, суета, неповиновение, отягощение головы, дремание души, многоспание, мечтание, многопитие, пьянство, непотребство, распутство, беспорядочное увеселение, привязанность к наслаждениям, сластолюбие, сквернословие, женоподобие, необузданное неистовство, разжжение, рукоблудие, женопрельщение на блуд, прелюбодейство, мужеложство, скотосмешение, — осквернение, похотливость, нечистота души, кровосмешение, нечистота, сквернение, частное содружество, смех, играние, плясание, хлопанье (руками), неприличные песни, пляски, игра на инструментах, смелость, многочиние, неподчинение, непостоянство, порочное согласие, злоумышление, битва, убийство, разбойничество, святотатство, бесчестный прибыток, рост (проценты), обман, раскапывание гробов, жестокосердие, злое ославление (ближнего), роптание, хула, недовольство своею участию, неблагодарность, злое советование, пренебрежение, малодушие, смущение, ложь, болтовня, пустословие, неразумная радость, легкомыслие, неразумное содружество, злонравие, шутки, глупые речи, многословие, скряжничество, отягощение других, злость, неблагоприятство, негодование, многостяжание, злопамятность, злоупотребление, навык в зле, любовь к жизни, тщеславие, надменность, властолюбие, лицемерие, подсмеивание, тайные козни, изворотливость, побеждение (худым), сатанинская любовь, любопытство, приражение к (ближнему), бесстрашие Бога, непослушание, неразумие, высокоумие, хвастовство, напыщенность, уничижение ближнего, немилосердие, нечувствительность, безнадежность, оставление, ненависть к Богу, отчаяние, самоубийство, — и всеми отпадение от Бога, и совершенная погибель, — всех вместе двести девяносто восемь. Эти страсти нашел я упоминаемыми в Божественных Писаниях и поместил их вместе, как и книги (прочитанные мною) в начале слова; в порядке же не мог расположить, да не покушался на это, как превышающее мои силы, по слову Лествичника, поищешь в злых разума и не найдешь, ибо беспорядочны все бесовские (действия) и имеют одно только намерение, в котором равняются между собою — неравные и нечестивые — губить души принимающих их злейший совет. Хотя некоторым иным людям и бывают они причиною венцов, когда побеждаемы бывают верою и терпением уповающих на Господа, и деланием доброго и сопротивлением помыслам, борющимся с ними и молящимся на них.»

Собственно, сам процесс покаяния с точки зрения парадигмы христианской психологии есть не что иное, как отслеживание основных страстей, паразитирующих на уровне тела, души и духа подобно сорнякам для их искоренения.

Этот процесс постоянной работы со страстями (постоянное покаяние) при должной последовательности и правильности приводит к удивительным переменам в душевном и психическом состоянии человека. Смысл этих перемен состоит в том, что отдельные страсти души постепенно заменяются качествами (энергиями) добродетели, в результате чего всё состояние человека в процессе покаяния претерпевает качественное изменение.

Вот как тот же Пётр Дамаскин определяет добродетели души, приходящие на смену страстям в процессе покаяния:

«Мудрость, целомудрие, мужество, праведность, вера, надежда, любовь, страх, благочестие, ведение, совет, крепость, разум, премудрость, сокрушение, плач, кротость, исследование Божественных Писаний, милостыня, чистота сердца, мир, терпение, воздержание, постоянство (твердое выдерживание), благое произволение, решимость, чувство, прилежание, утверждение себя в Боге, горячность, бодрость, теплота духа, поучение, старание, трезвенность, памятование, собранность мыслей, благоговение, стыд, стыдливость, раскаяние, удаление от злого, покаяние, обращение к Богу, сочетание со Христом, отречение от диавола, соблюдение заповедей, хранение души, чистота совести, память о смерти, болезнование душою, делание добра, труд, злострадание, пребывание в суровом, пост, бдение, алкание, жажда, довольство малым, довольство собою (то есть неутруждение других), соблюдение порядка, благоприличие, почтительность, нехвастливость, презрение имений, несребролюбие, отвержение житейского, подчинение, повиновение, благопокорливость, нищета, нестяжание, удаление от мира, отсечение хотений, отречение от себя самого, советование, великодушие, упразднение по Богу, безмолвие, обучение, лежание на голой земле, неумовение, предстояние, подвиг, внимание, сухоядение, нагота, изнурение тела, уединение, жизнь в пустыне, тихость, благодушие, смелость, благое дерзновение, Божественная ревность, горение, преуспеяние, юродство ради Христа, хранение ума, устроение нравственности, преподобие, девство, освящение, чистота тела, очищение души, чтение ради Христа, попечение о Божественном, познание, приспособительность, истинность, нелюбопытство, неосуждение, прощение долгов, управление, искусство (в обхождении), остроумие (в добре), уступчивость, правильное употребление вещей, понимание, быстрота ума (в добром), опытность, псалмопение, молитва, благодарение, исповедание, мольба, коленопреклонение, призывание, моление, прошение, ходатайство, песнопение, славословие, сознание, попечение, сетование, скорбение, печаль (по Богу), сожаление, рыдание, стенание, оплакивание, прискорбные слезы, умиление, молчание, взыскание Бога, плачевный вопль, беспопечение о всем, незлобие, нетщеславие, неславолюбие, простота души, сострадание, нелюбовь к выказыванию себя, благонравие, дела по естеству, дела превыше естества, братолюбие, единомыслие, общение о Боге, приятность, духовное устроение, тихость, прямота, незлобие, сговорчивость, неподдельность, простота, приветливость, благое беседование, благое делание, предпочитание ближнего, привязанность о Боге, добродетельный навык, беспрерывное прилежание, укорение (в добродетели), благоразумие, смирение, беспристрастие, щедрость, терпение, долготерпение, благость, доброта, рассуждение, удободоступность, обходительность, несмущение, ведение (духовное), наставление, твердое укрепление, прозрение, бесстрастие, духовная радость, твердое стояние, слезы разума, душевная слеза, Божественное желание, сострадание, милосердие, человеколюбие, чистота души, чистота ума, прозорливость, чистая молитва, неплененный помысл, твердость, укрепление души и тела, просвещение, восстановление души, ненавидение жизни, должное учение, благое желание смерти, младенчество во Христе, утверждение (ближнего), поучение (его), и увещание соразмерное и понудительное, похвальное изменение, восторг о Боге, совершенство во Христе, неложное просияние, Божественная любовь, восхищение ума, Божие вселение, боголюбие, внутреннее любомудрие, богословие, исповедничество, презрение смерти, святыня, исправление, совершенное здравие души, доброта ее, похвала от Бога, благодать, царство, сыноположение и чрез все двести двадцать восемь вместе усыновление (Пс. 81, 6; Ин. 1, 12–13)»

Сам принцип системной замены страстей, как основы «ветхого» человека, на соответствующие качества добродетели связан с тем, что все страсти и добродетели имеют систему взаимной связи и зависимости. И начиная работать с корневыми страстями (сластолюбие, сребролюбие и славолюбие), в итоге прорабатываются все страсти:

«Что же касается внутренней стороны подвижничества и того, какое из благих занятий является лучшим и первым, то знайте, возлюбленные [братия], что все добродетели связаны друг с другом и зависят друг от друга, нанизываясь одна на другую, словно в некой священной и духовной цепи. Ибо молитва [зависит] от любви, любовь — от радости, радость — от кротости, кротость — от смирения, смирение — от служения, служение — от надежды, надежда — от веры, вера — от послушания, а послушание — от простоты.

Равным образом, но по противоположности [различные] пороки связаны друг с другом: ненависть [зависит] от ярости, ярость — от гордыни, тщеславие — от неверия, неверие — от жестокосердия, жестокосердие — от нерадения, нерадение — от праздности, праздность — от пренебрежения, пренебрежение — от уныния, уныние — от нетерпения, нетерпение — от любви к наслаждениям. И [все] остальные виды зла зависят друг от друга так же, как в уделе блага добродетели связаны между собой.» (Преп. Макарий Египетский, Великое послание, VIII. 1—2)

Таким образом процесс покаяния есть не что иное, как процесс глубокого очищения души на всех её уровнях (духовном, душевном и телесном) от всех видов повреждения эгоизмом:

— первородное повреждение, связанное с утратой первозданным человеком изначальной и неразрывной связи с Богом, вне сомнений, можно считать самым глубоким. Характерной особенностью первородного повреждения стала утрата человеком изначально присущих ему духовных качеств бесстрастия, нетления и бессмертия с приобретением страстности, тленности и смертности, причём, наследуемыми, т.е. передаваемыми по наследству через генетический аппарат.

— родовое повреждение, связанное с возможностью наследственной передачи не только первородного повреждения, но и прочих пороков, наклонностей и даже заболеваний родового характера, можно считать менее глубоким в сравнении с первородным. Особенностью родового повреждения является характер родовой преемственности или свойственности только одному роду, как наследственной линии.

— личное повреждение, которое в наибольшей степени правомерно именовать грехом, можно считать наименее глубоким и потому наиболее доступным для осмысления и исповедания. Особенность личной повреждённости связана со свободой воли человека и состоит в нарушении конкретным человеком высшего духовно-нравственного закона через совершение тех или иных нравственных проступков и преступлений, фиксируемых совестью. В просторечии личный грех именуется нарушением заповедей.

Правомерность использования определений повреждение и грех связано с тем, что грехом правомерно называть лишь то, что является результатом действия человеческого произволения, т.е. свободного личного выбора. По отношению к тому, что не является результатом личного выбора человека и что он не в силах изменить, понятие греха не может быть использовано и потому используется понятие повреждения (первородного и родового).

Следует понимать, что естественные потребности человека дыхание, голод, жажда, ощущение боли, а также подверженность болезням и смертность ни один человек не в силах исключить полностью, как базовые факторы природы человека после грехопадения.

Аналогично обстоит ситуация и с родовыми, т.е. наследственными заболеваниями и предрасположенностями, которые неправомерно вменять в вину человеку, получившему их по родовой линии, как своего рода наследственную «эстафету».

В то же время за личные духовно-нравственные проступки и преступления перед совестью и прежде всего умышленного характера каждый человек несёт личную ответственность и поэтому они уже могут в полной мере именоваться личным грехом.

«На вопрос, вменяется ли человеку в вину это расстройство его природы, с которым он является на свет, мы должны ответить безусловно отрицательно на основании всего, что сказано о грехе. Понятие вменения в Писании постоянно самым решительным образом связывается с свободным нравственным деянием; где нет свободы и сознания, там не может быть вины.» (Кремлёвский А. М., Православная богословская энциклопедия. Том 4, Грех первородный)

Исходя из разной глубины залегания данных трёх видов повреждений понятно, что легче всего поддаётся осмыслению и осознанию для исповедования и искоренения (покаяния) т.н. личный грех.

Гораздо сложнее поддаётся осмыслению и исповедованию родовое повреждение. И, наконец, сложнее всего поддаётся осмыслению и исповеданию первородное повреждение, связанное с искажением самой основы и энергийной структуры души.

Любытна этимология слова грех. Дело в том, что в переводе с греческого грех или амартиа (αμαρτια) буквально означает непопадание в цель или промах.

Концентрическая схема психического бытия, напоминающая «мишень», в центре которой Господь, наглядно показывает, что целью ума головы (рассудка), расположенного на самой периферии когнитивной сферы и является Бог, как духовное начало, расположенное глубоко внутри и цель жизни каждого человека — это прийти или попасть умом и сердцем к Богу. Всё, что оказывается мимо цели и есть грех или вред самому себе.

Таким образом, начинаясь с поверхностного уровня осмысления личного греха, покаяние по мере внутренней душевно-духовной работы распространяется на более глубокие уровни залегания родовых повреждений, и в конечном счёте переходит к самому глубокому уровню первородного повреждения.

Из многослойности психического бытия несложно понять, что в процессе покаяния оказывается задействованной не только мышление, но и память, поскольку тому, кто углубляется в покаяние приходится как бы заново вспоминать, перепросматривать и переосмысливать всю свою жизнь. В процессе столь глубокого покаяния и исповедания всех видов повреждённости, качественно меняется вся человеческая природа, причём, не просто меняется, но преображается и возвращает себе своё утраченное некогда достоинство и совершенство.

В этой связи можно уверенно говорить о том, что осознание человеком своей изначальной повреждённости и есть основание для начала духовно-нравственного оздоровления, исцеления и преображения человека во Христе. До осознания и понимания человеком всей глубины повреждения страстями у него практически нет оснований становиться на путь покаяния, искупления и спасения.

Вот почему на пути духовного спасения принципиально важно постоянство процесса покаяния, как поступательность движения к Богу на основе ключевых христианских добродетелей: очищение ума, молитвы и аскезы, поскольку остановка в этом движении чревата откатом назад к исходному состоянию страстности.

«Полагаю, что покаяние составляется из следующих трех добродетелей: из очищения помыслов, из непрестанной молитвы и из терпения находящих скорбей. Эти добродетели должны быть совершаемы не только явно, но и умным деланием: этим добродетелям предназначено доставлять бесстрастие тем подвижникам, которые долговременным упражнением стяжут навык в них» (Марк Подвижник, Св. Игнатий Брянчанинов, Приношение современному монашеству, Т.5, С. 183).

Сегодня с точки зрения последних открытий в области когнитивной психологии и гиперсетей сознания, можно говорить о том, что процесс покаяния есть процесс перегруппировки всех когнитивных связей души в направлении Бога и по существу строительство «новой» когнитивной сети, связывающей душу с Богом. Данная когнитивная сеть «вертикальных» связей, которую каждый человек своим собственным умом строит в своём сердце и есть та самая метафорическая «Лествица» в Небо, а процесс создания этой сети есть процесс умного делания.

Таким образом, под результатом покаяния следует понимать полноту и глубину очищения пространства человеческой души от страстности и всех форм эгоизма для проявления христианской нравственности, добродетели и благодати Святого Духа.

Говоря другими словами, покаяние — это тот удивительный духовно-психологический механизм, который можно назвать внутренним «стартером и двигателем», благодаря которому человеческое естество из телесного состояния (падшего) входит в душевное (нравственное), а из душевного состояния переходит к благодатному (искупленному), которое и является состоянием обо̀жения или святости.

Психологическое понимание «Ветхого» и «Нового» человека

Метафора «ветхого» и «нового» человека, отражённая в Новом Завете и получившая толкование в святоотеческом предании, несомненно, является одной из ключевых в православном вероучении, поскольку отражает саму суть духовного подвижничества, преображения и спасения во Христе. Можно сказать, что совлечение «ветхого» человека, как преодоление силы животной инстинктивности человеческой психофизиологии посредством аскетической практики, является основой духовного спасения или способом возрождения в «новом» человеке, как духовном и исцелённом.

«отложить прежний образ жизни ветхого человека, истлевающего в обольстительных похотях, … и облечься в нового человека, созданного по Богу, в праведности и святости истины» (Еф. 4:22,24).

Облечься в «нового» — это это и есть возродиться заново, но не в физическом теле, а теле духовном и христоподобном. Иными словами, речь идёт о самой глубокой трансформации человеческой природы посредством поэтапной замены всех порочных качеств и энергий человека (страстей) на противоположные им качества и энергии (добродетели).

«Когда Апостол говорит: совлекитесь „ветхаго человека“ (Кол. 3, 9.), тогда разумеет человека совершенного, у которого соответствуют очам свои очи, голове — своя голова, ушам — свои уши, рукам — свои руки, и ногам — свои ноги. Ибо лукавый осквернил и увлек к себе всего человека, душу и тело, и облек человека в человека ветхого, оскверненного, нечистого, богоборного, непокорного Божию закону, — в самый грех, чтобы не смотрел уже, как желательно человеку, но и видел лукаво, и слышал лукаво, и ноги его поспешали на злодеяние, и руки делали беззаконие, и сердце замышляло лукавое. Поэтому, будем и мы умолять Бога, чтобы совлек с нас ветхого человека; потому что один Бог может отъять от нас грех. Крепче нас те, которые пленили нас и держат в царстве своем; но Бог дал обетование — избавить нас от рабства сего.» (Преп. Макарий Египетский, Собрание рукописей 2, Духовные беседы, Беседа 2)

Следует отметить, что метафора «ветхого» и «нового» человека является в святоотеческом предании не единственной, отражающей процесс качественного изменения человеческой природы в процессе подвижничества. Кроме неё в святоотеческой традиции существует множество других аналогичных понятий и категорий, определяющих суть духовного перерождения и преображения человека во Христе. К наиболее известным можно отнести:

— понятие искупления (падший человек и искупленный),

— понятие страстности (страстный человек и безстрастный),

— понятие естества (телесный человек, душевный, духовный),

— понятие состояния (противоестественное, естественное, сверхъестественное состояние),

— понятие иерархии (новоначалие, середина, совершенство),

— понятие благодати (призыв благодати, несение креста, обретение благодати) и др.

Как видно из классификации, наряду с дихотомией (двойственностью) схем, имеет место и трихотомия (тройственность), где кроме двух крайних состояний выделяется и среднее (промежуточное). Вместе с тем, именно дихотомическая метафора «ветхого» и «нового» человека считается в православии наиболее удачной для отражения сути и глубины внутреннего преображения.

Духовно-психологический смысл «ветхости» человека, по святоотеческому учению определяется, прежде всего, наличием в природе человека (теле, душе и духе) совокупности качеств и энергий низших порядков, именуемых страстями, которые и создают «ветхое» тело смерти, как основу физиологии, сближающую человека со всеми животными существами телесной природы и удаляющую от бестелесных существ. Основными или базовыми страстями по святоотеческому учению являются: чревоугодие, похоть, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость.

При этом центром или «ядром» падшего состояния человека, вокруг которого аккумулируются все страсти тела, души и духа, является самость или эгоизм (себялюбие).

Таким образом, «ветхим» человеком в святоотеческой психологии именуется падшее (т.е. греховное) состояние, соответствующее телесному, страстному, противоестественному, безблагодатному и рациональному состоянию человека, который, пойдя на поводу у своего эгоизма и страстей, уподобился фактически животному, забыв о своём высшем духовно-нравственном предназначении.

Иными словами, «ветхость» человека заключается и проявляется в полной зависимости от потребностей плоти и физиологии при и полном забвении потребностей души и духа. Следствием переноса акцента внимания на плоть и физиологию является подверженность падшего человека болезням, старению и смерти, вследствие естественного закона работы страстной доминанты, как низших качеств и энергий, разрушающих со временем любую плоть и физиологию.

Сегодня с точки зрения научной психологии «ветхость» можно определить, как инстинктивность, проявляющуюся на всех трёх уровнях организации (телесном, душевном, духовном).

Уровень тела:

Чревоугодие — инстинктивное стремление к насыщению, удовлетворению вкуса и поиску самой изысканной пищи.

Похоть — инстинктивное стремление к сексуальному удовольствию и удовлетворению в самых разных формах

Уровень души:

Сребролюбие — инстинктивное стремление к обогащению, накопительству и финансовой защищённости.

Гнев — инстинктивная реакция чрезмерного раздражения при любом неудовлетворении и неудовольствии.

Печаль — инстинктивная реакция неудовлетворённости на любую потерю, крушение планов, надежд и т. п.

Уныние — инстинктивная реакция глубокого дискомфорта, бессилия и саморазрушения от постоянной неудовлетворённости

Уровень духа (ума):

Тщеславие — инстинктивное стремление к славе, известности и всеобщему вниманию.

Гордость — инстинктивное стремление к самовозвышению надо всеми и укреплению своего супер эго, как выражения собственной уникальности и важности.

Если учесть, что практически всё поведение человека с точки зрения биологии, психологии, физиологии регулируется соответствующими инстинктами, которые по мере роста личности дополняются и корректируются рассудком и разумом, то всё несовершенство человеческой природы сводится по существу к инстинктам и их преодолению, поскольку именно инстинкты руководят животным поведением.

Отличием страстей от животных инстинктов можно считать то, что страсти представляют собой как бы более извращённый вариант инстинктов, которые претерпели большую деформацию человеческим эгоизмом, став патологическими наклонностями и зависимостями, в отличие от чистых инстинктов, имеющих место в животном мире.

Именно поэтому, когда люди хотят указать на низменное поведение кого-либо они называют такого человека крайне унизительным словом «животное».

«Животное» в данном случае и означает существо, управляемое не разумом, моралью и волей, а инстинктами, как низшими биологическими программами, работающими по умолчанию, т.е. неосознанно.

Таким образом, инстинкт — это своего рода совокупность врождённых (наследственных) биологических программ, выражающихся в форме «автоматического» поведения.

С чем можно сравнить инстинкт, как совокупность биологических программ, управляющих поведением, на фоне современных научных знаний?

Как это ни странно, но инстинкт можно сравнить с тем же искусственным интеллектом (ИИ).

Почему их можно сравнить?

А потому, что и инстинкт и искусственный интеллект представляют собой целостные программы «автоматического» поведения. В одном случае биологического существа (одушевлённого), а в другом случае существа не живого и неодушевлённого (робота или компьютера).

В этой связи вопрос совершенства и несовершенства поведения человека лежит в плоскости того насколько человек владеет и контролирует свою инстинктивность.

Именно поэтому, когда мы хотим подчеркнуть степень развитости личности, мы в первую очередь говорим о том, насколько человек контролирует свою инстинктивность и способен следовать нормам морали и нравственности, как более совершенным формам и регламентам поведения в человеческом обществе.

Как можно соотнести инстинкты и искусственный интеллект с Евангелием и духовным совершенством человека?

Оказывается очень просто.
Евангелие в виде притч и метафор как раз и выражает ключевую идею нравственности, как осознанный отход человека от инстинктивного поведения, как животного (роботизированного) в сторону поведения осознанного и нравственного, как более совершенного и творческого.

Чем отличается инстинктивное поведение от нравственного (Евангельского)?

Инстинктивное поведение отличается от нравственного, прежде всего, тем, что оно игнорирует нормы нравственности и евангельские заповеди, а всецело управляется животными инстинктами в виде низших телесных чувств и запросов (пища, секс, воспроизводство, защищённость, агрессия, захват территории, соперничество, стремление к удовольствию и т.д.).

В этой связи инстинктивное поведение делает человека высшим хищником и по сути сверх эгоистом, живущим только для себя.

Нравственное или евангельское поведение в этом отношении даёт человеку иную альтернативу, связанную с отказом от инстинктивного поведения и следованию общечеловеческим нормам евангельской нравственности, которая утверждает принципы более совершенного социального (коллективного) поведения по принципу

«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин. 13; 34)

Данная заповедь и утверждает принцип самоотвержения от своего «Я» и эго во имя чего-то общего и коллективного.

Вся проблема этого отвержения человека от своего «Я» в сторону евангельской нравственности и заключается в преодолении сопротивления эгоизма, как основы инстинктивности.

Этот принцип борьбы двух основ и двух законов (эгоизма и нравственности) и лежит в основе совлечения «ветхого» человека, о чём очень хорошо сказал апостол Павел:

«Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; 23но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7; 22—24)

В этой цитате апостол Павел прямым текстом сравнивает два противоборствующих закона — закон инстинкта (страстей), действующий в теле животным началом и закон Божий, действующий в сердце и совести евангельской нравственностью.

Для чего здесь приведено это сравнение двух законов?

Оно здесь приведено для того, чтобы показать путь выхода из системы человеческой животности (инстинктивности) к совершенству нравственности, которое достигается победой человеческой воли над инстинктами.

Возвращаясь к самому началу нашего разговора о соотношении ветхого и нового человека, хочется провести прямую параллель между понятием инстинктов и святоотеческим понятием страстей тела, души и духа (чревоугодие, похоть, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие, гордость).

Иными словами, святоотеческое понятие страсти, как основу ветхого телесного человека, в современном понимании можно заменить понятием инстинктов, которые нужно силой воли человека трансформировать в противоположные им нравственные качества добродетели (воздержание, целомудрие, нестяжание, кротость, радость, трезвение, смирение, самоотвержение).

Таким образом, ключевому принципу изменения природы человека, известному в святоотеческой традиции как работа со страстями, можно найти современный аналог преодоления силой воли и нравственного воспитания человеческой инстинктивности (животности).

Допустим, что в результате кропотливой работы над собой на протяжении нескольких лет человек осознал и преодолел значительную часть своей инстинктивности и животности, став нравственным человеком, живущим по евангельским заповедям.

При этом возникает закономерный вопрос — а что дальше, разве нравственность и добродетельность — это духовное совершенство и святость?

Разумеется, нет.

Переход от животности (инстинктивности) к евангельской нравственности, как бы трудно кому-то не давался этот переход, — это только часть задачи достижения совершенства души, которую многие наивные и несведущие считают главным «спасением».

Переход от инстинктивности (эгоизма) к нравственности (коллективности) — это ещё далеко не спасение, а только вхождение в стадию душевности и торжества нравственных принципов жизни.

На нравственной стадии происходит не полная победа над инстинктами, а только перенос доминанты с инстинктов на нравственность. При этом в природе человека ещё имеют место инстинкты, которые просто подавляются нравственным законом, но они не исчезают полностью.

Секрет спасения души в «новом» человеке в том и состоит, что далее стадии нравственности, на которой и останавливается большинство верующих, лежит стадия духовности, знаменующая собой следующий переход от уже нравственности (душевности) к духовности, как уровню ещё более высокого совершенства.

На стадии духовности, которая связана с выходом из киновии в анахоретство (уединение) исихию и умное делание, происходит заключительная работа по окончательной победе над инстинктивностью, которая завершается формированием «нового» человека, который и переходит в вечность.

«Сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное» (1 Кор. 15; 44)

Вот так трёхступенчато выглядит полная схема и формула спасения души по учению отцов Восточной Церкви:

Таким образом, «ветхость» — это символ некой глубокой повреждённости всей природы человека, которая оказывается в поле действия естественного закона «ветшания», как закона неизбежного разрушения во времени любой органической материи и плоти, заканчивающегося неизбежной смертью «ветхого» организма. Можно сказать, что этот закон разрушения органической материи носит для всего «ветхого» (страстного) глобальный и неотвратимый характер.

«Ветхий человек совлек с себя человека совершенного и носит одежду царства тьмы, одежду хулы, неверия, небоязненности, тщеславия, гордыни, сребролюбия, похоти, и другие одеяния царства тьмы, нечистые и скверные рубища» (св. Макарий Египетский, Добротолюбие, Т, 1)

«Человек, каким он стал по падении, есть ветхий человек» (св. Феофан Затворник, Начертание христианского нравоучения)

Понятие «нового» человека предполагает качественно и энергийно совершенно иную природу человечности, которая глубоко изменена или точнее «обновлена» (искуплена, преображена, исцелена, обожена и т.д.) под действием благодати Святого Духа.

При этом суть обновления состоит не во внешнем, а в глубочайшем внутреннем перерождении всей человеческой природы с изменением энергийной природы личности, которая раскрывает потенциал возможностей духовного тела.

Под «новизной» человека нужно понимать качественно иную природу человека, которая как бы возрождается или раскрывается на базе прежней телесной. В таких случаях говорят о полном преображении и внутреннем перерождении личности, которая из «ветхой» и телесной становится совершенно «новой» и духовной, напрямую питаемой энергиями божественной добродетели.

«Новизна» человека в полном смысле слова предполагает новое духовное тело и не связана только лишь с переменой мышления и мировоззрения, как думают многие новоначальные и воцерковляющиеся.

В то же время следует чётко понимать, что сам процесс раскрытия потенциала возможностей человеческого сердца и обретения даров духа происходит не единовременно и даже не в течение нескольких лет, а идёт очень медленно на протяжении всей человеческой жизни, достигая своего максимума в преклонном возрасте, который и знаменует период старчества и духовного наставничества, когда духовное тело «нового» человека и начинает себя проявлять во всей полноте.

«…которые совлекли с себя человека ветхого и земного, и с которых Иисус совлек одежды царства тьмы, те облеклись в нового и небесного человека — Иисуса Христа, и также опять, в соответственность очам имеют свои очи, и в соответственность ушам — свои уши, и в соответственность главе — свою главу, чтобы всецелый человек был чист и носил на себе небесный образ.» (Преп. Макарий Египетский, Собрание рукописей 2, Духовные беседы, Беседа 4)

Под «соответственностью» (своим очам, ушам и главе) преподобный понимает не просто иной взгляд на мир, а способ восприятия Адама до грехопадения, когда человеку было доступно восприятие духовного мира в такой же степени, в какой сегодня доступно восприятие мира материального. Проще говоря, «новый» человек в полном смысле слова — это не обращённый к вере и даже не глубоко верующий, а человек бессмертный и сверхъестественный, т.е. имеющий духовное тело и достигший благодати Святого Духа и сознания Христа.

«Новых» людей в полном смысле этого слова встретить сегодня среди верующих уже практически невозможно в силу сложности достижения этого непостижимого состояния с одной стороны и в силу полной закрытости и удалённости их от мира с другой. Именно поэтому понятие «нового» человека является для людей современных только высшей планкой духовных возможностей человека, к которым нужно стремиться, зная о том, что были люди, достигшие этой высокой планки возможностей. *

* Данный момент требует особого пояснения, поскольку у многих верующих в силу рациональной обусловленности, формируется ложное представление о «новом» человеке, как изменившем только мышление и мировосприятие при обращении к вере. При этом «новыми» людьми чаще всего считаются все глубоко и истинно верующие люди.

В действительности это не так, «новизна» в полном смысле слова обозначает сверхъестественное и христоподобное состояние человека, которое совершенно отлично от всего известного и которое уже необратимо (непадательно). В этом, собственно, и состоит принцип «новизны», как непадательности и устойчивости этого состояния.

Говоря об «обновлении» человека, двигающегося по жизни путём совершенной веры, нельзя обойти стороной того вопроса, который интересует всех неофитов и воцерковляющихся и который связан с обретением или точнее раскрытием потенциала духовного сердца. Речь идёт о духовных дарах и тех удивительных «новых» свойствах, качествах и способностях личности, которые проявляются в результате накопления и действия благодати Святого Духа.

Данные уникальные качества и способности, именуемые дарами духа (духовное знание, рассуждение, пророчество, ясновидение, молитва, целительство, чудотворение и др.) можно определить общим понятием даров Святого Духа вследствие избытка энергии благодати. Собственно, именно эти свойства и качества, проявляющиеся в процессе «обновления» человека и вызывают наибольшее количество вопросов и заблуждений у большинства верующих, поскольку с одной стороны являются заманчивыми и весьма притягательными для неискушенного рассудка неофитов, а с другой — не находят рационального объяснения и понимания. Эта ситуация подогревается и некоторыми цитатами, включая апостола Павла, где с «обновлением» связывается изменение мышления, но не говорится о сверхъестественной природе человека.

«А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших; не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его.» (Кол. 3:8—10)

В то же время, а другом послании тот же Апостол Павел говорит о «новом» состоянии совершенно конкретно, указывая на необратимость данного состояния:

«Итак, кто во Христе, [тот] новая тварь; древнее прошло, теперь все новое.» (2 Кор. 5;17)

Об этом же применительно к «новому» человеку говорит и преподобный Макарий Великий:

«…для того и пришел Христос, чтобы от Себя, от естества Своего, породить чад Духом, благоволив, чтобы рождались они свыше от Божества Его. Он пришел верующих в Него сделать новым умом, новой душой, новыми очами, новым слухом, новым языком духовным, одним словом — новыми людьми» (св. Макарий Египетский, Духовные беседы).

В данном отрывке преподобный совершенно недвусмысленно отмечает именно духовный, т.е. нематериальный характер природы, рождённого «нового» человека, как олицетворения духовного ума, духовного слуха, духовного языка самой души, символизирующей абсолютную нематериальность.

Более детальное описание характера «новизны» мы можем найти у преподобного Макария Великого:

«И как царь посылает во всю землю свои изображения и посредством их становится известной его держава и власть, так и лукавый, пленивший род человечества и всех удержав под своею властью посредством преступления Адама, безобразные и мрачные образы своей тьмы бесчестных страстей вложил в души, и при их посредстве овладел пажитями, отвратив людей во всякие грехи и нечистоту. Таков закон греха, противоборствующий закону ума, против закона Божия. Это есть ветхий человек, совлечься которого повелевает нам блаженный Апостол, это есть мирской дух, избавиться от которого мы молимся… Это есть покрывало тьмы, лежащее на сердце, которое, мы надеемся, будет отнято силою Иисусовой от обратившихся всецело ко Господу, чтобы открытым лицом созерцали бы мы славу Господню. Те же души, которые в вере и большой любви приближаются ко Господу, ищут у Него избавления и желают получить благодать Его Духа: и посылает им Господь желанный и небесный образ Своего неизреченного света, то есть закон Своего Духовного, нового и небесного человека, и посредством бессмертного и живого образа света его добродетелей упраздняются безобразные образы злобы страстей, и царствует над верной и достойной душой Дух, исполняющий всю Его волю чисто и беспорочно, и Его Держава поистине познается в достойных Его душах посредством живого и Боговидного образа Его благодати.» (Преп. Макарий Египетский, Собрание рукописей, Слово 27. О том, что все видимое является образом невидимого мира Божества)

В данном отрывке преп. Макарий раскрывает смысл «новизны» через понятие «закона Своего Духовного, нового и небесного человека», который как бы выходит из поля действия закона грубой материи духа падшего и переходит в поле действия высшего закона тонкой материи «боговидного образа Его благодати».

По существу, преподобный Макарий здесь прямым текстом говорит о том, что существует некий высший божественный закон бытия «нового» человека, в соответствии с которым возможен переход от «ветхого» состояния к «новому».

Данный закон естественного перехода или возрастания души от телесного состояния к душевному, а от душевного к духовному в святоотеческой психологии описывается через закон тримерии поля тело-душа-дух.

Схема духовного роста

Процесс перехода или точнее перерастания (совлечения) «ветхого» состояния в «новое» метафорически отражается через посев в душе «небесного» семени нового духа из которого и вырастает «новая небесная душа».

«И душа, принимая в себя небесное семя, до тех пор, пока не родит, терпит скорбь, подвергаемая многоразличным искушениям; а когда она родит, то есть станет совершенной, радуется радостью постоянной и неизреченной, потому что родился небесный и новый человек в горний мир.» (Преп. Макарий Египетский, Собрание рукописей, Духовные беседы, Беседа 52, 3)

О каком «посеве» тут говорит преподобный Макарий?

Нет сомнений в том, что Макарий говорит о крещении, как «посеве» в душу духовного семени «нового» человека.

Процесс «посева» и взращивания души «нового» человека сегодня в свете последних нейронно-сетевых представлений можно определять, как изменение характера и направленности вновь образуемых нейронных связей, которые «ветхую» эгоцентричную структуру меняют на «новую» богоцентричную.

При этом схема последовательного перехода души из «ветхого» (страстного) состояния в «новое» (безстрастное) может выглядеть как процесс просветления души следующим образом.

Схема духовного роста через призму изменения соотношения страстей и добродетелей

Данная схема 5 уровней духовного возрастания впервые была предложена святителем Феофаном Затворником в его сборнике писем «Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться».

«Видите, сколько у нас сторон или, лучше, степеней жизни! Есть сторона и степень жизни духовная, есть духовно-душевная, есть собственно душевная, есть душевно-телесная (кажется, я не оттенил ее как следует — сюда принадлежат наблюдения с воображением и памятью, желания из потребностей тела и чувства телесных состояний и впечатлений), есть телесная. Пять ярусов, но лицо человека одно, и это одно лицо живет то тою, то другою, то третьею жизнью и, судя по тому, какою жизнью живет, получает особый характер, отражающийся и в его воззрениях, и в его правилах, и в его чувствах, то есть оно бывает или духовным — с духовными воззрениями, правилами и чувствами, или душевным — с душевными понятиями, правилами и чувствами, или плотским — с плотскими мыслями, делами и чувствами.» Св. Феофан Затворник, Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться, 12, С. 43)

Если в «ветхом» состоянии имеет место страстная доминанта, то в «новом» имеет место доминанта добродетели. При этом схема предполагает и состояние условного «равновесия» соотношения страстей и добродетелей, когда душа может склониться в любую сторону.

«Всякий человек доходит иногда рассудком и знает, что ни с чем несообразно дело, какое желательно ему сделать, однако же, поелику имеет к тому любовь и не отрекается от любви, то уступает над собою победу. Сперва внутри сердца его бывают брань, борение, и равновесие, и склонение, и перевес то любви к Богу, то любви к миру.» (Преп. Макарий Египетский, Духовные беседы, Беседа 5, 8)

«Для какой-нибудь земной и плотской любви, которою человек связывает себя по собственной воле, уловляет его грех, делается для человека оковами, узами, тяжким бременем, которое потопляет и подавляет его в веке лукавом, не давая ему собраться с силами и возвратиться к Богу. Что возлюбил человек в мире, то и обременяет ум его, овладевает им и не позволяет ему собраться с силами. От этого зависит и равновесие, и склонение, и перевес порока; сим испытывается весь род человеческий, испытываются все христиане, живущие в городах, или в горах, или в обителях, или в полях, или в местах пустынных; потому что человек, уловляемый собственною своею волею, начинает любить что-нибудь; любовь его связывается чем-нибудь и не всецело уже устремлена к Богу.» (Преп. Макарий Египетский, Духовные беседы, Беседа 5, 9)

По существу, данный механизм изменения соотношения (в душе) страстей и добродетелей, выраженный словами преп. Макария Египетского, отражает последовательность смены душевных доминант:

— внутреннее борение (брань), когда имеет место доминанта страстей над добродетелями (призываание благодати),

— равновесие, когда страсти и добродетели имеют равное значение 50% на 50% (несение Креста)

— перевес любви к Богу, когда имеет место доминанта добродетелей над страстями (возвращение благодати).

Если коснуться качественной стороны «ветхого» и «нового» человека, то можно отметить, что ядром или вектором ориентированности души ветхого человека является эгоизм (самолюбие и самоугодие), тогда как вектором ориентации души «нового» является — самоотвержение, которое формирует тело правды.

Главное качество души «ветхого» человека — любление себя, а главное качество души «нового» — боголюбие. Иными словами, психология совлечения «ветхого» человека состоит в последовательном переходе через покаяние от любови к себе до любви к Богу. Данный процесс происходит через соединение человеческого духа с Божьей благодатью, которая действует через главный орган — сердце.

Таким образом, сердце является мостом, через который и осуществляется переход от «ветхого» человека к «новому».

Основные этапы взращивания из семени духа «нового» человека могут выглядеть следующим образом:

— Подготовка когнитивной почвы души к посеву «семени» «нового» человека (поиск Бога, как высшего смысла бытия)

— Посадка духовного «семени» «нового» человека (покаяние, крещение)

— Уход за появившимися «всходами» «нового» человека (воцерковление, ведение духовного образа жизни)

— Укрепление «всходов» «нового» человека (работа со страстями тела, души и духа)

— Обретение «плодов» веры в виде даров духа (формирование нового человека)

Данный принцип прорастания семени духа «нового» человека и развития сознания, как плодоносного растения когниции, питаемого Духом (Богом), очень точно выражается Евангельской притчей О виноградной лозе.

«Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие [ветви] собирают и бросают в огонь, и они сгорают». (Иоан.15:1—6)

Преподобный Макарий Египетский в изложении схемы обожения в первом томе Добротолюбия акцентирует внимание на следующих важных моментах перехода из «ветхого» состояния в «новое»:

— Образование твердой решимости (намерения) последовать Господу

— Состояние трудничества

— Состояние принявших ощущение благодати

— Возможное христианское совершенство на земле

Таким образом, «новый» человек во всей полноте данного понятия и категории — это не просто обращённый к вере человек, а полностью преображённый и обновлённый, т.е. освобождённый от прежнего «ветхого» наследия человек, взрастивший в самом себе плодоносное древо «новой» добродетельно-благодатной души, питаемой и движимой одними добродетелями.

В данной связи именно чистота души (бесстрастие) и свобода от влияния прежнего «ветхого» наследия эгоизма делают человека «новым» и олицетворяющим собой силу света души. Вот почему благодатная природа «нового» человека не имеет практически ничего общего с прежней «ветхой» природой человека падшего. Именно по этой причине тело, душа и дух «нового» человека подчиняются «новому» веку и «новому» закону (нетления и бессмертия).

Сам принцип увеличения потенциала добродетели в душе очень хорошо отражается через понятие «просветления», как изменения «тёмной» и страстной природы человека в процессе обожения. Данный принцип увеличения силы внутреннего света добродетели нашёл отражение в разных духовных культурах и традициях в метафоре «духовной лестницы» или лестницы в небо.

«И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх её касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней и говорит: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему; и будет потомство твое, как песок земной; и распространишься к морю и к востоку, и к северу и к полудню; и благословятся в тебе и в семени твоем все племена земные; и вот Я с тобою, и сохраню тебя везде, куда ты ни пойдешь; и возвращу тебя в сию землю, ибо Я не оставлю тебя, доколе не исполню того, что Я сказал тебе. Иаков пробудился от сна своего и сказал: истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!» (Быт. 28:12—16)

Говоря об «обновлении» человеческой природы в процессе совлечения «ветхого» человека, нельзя обойти стороной и научного понимания данного процесса, относящегося к области сверхъестественного.

Любому думающему человеку сегодня уже в той или иной мере понятно, что «новый» человек — это суть бессмертная душа или «световое тело» или «тело энергетическое», которое имеет нейронно-сетевую структуру и фактически представляет собой духовное сознание и восприятие, которое было взращено и доведено до совершенства на пути духовного спасения посредством аскезы и практики молитвы обоюдными усилиями — Бога и человека.

С известной долей допущения можно сказать, что тонкой материей «нового» человека является гиперсеть сознания на основе тончайших проводников энергии души, которая подобна светящемуся шару или яйцу.

Принцип духовного тела «нового» человека

О световых явлениях души, как проявлении «нового» человека, говорили многие святые отцы и в т.ч. святитель Феофан Затворник:

«Эта светозарность души у таковых нередко прорывается и наружу и бывает видима для других. Бывши в Санкт-Петербурге в сороковых годах, я слыхал об этом от некиих и очень желал увидеть то своими очами. Случилось мне принять к себе одного инока, в котором начали уже проявляться ощутительные действия благодати. Началась речь о духовных вещах. По мере того как входил он в себя и мысль его углублялась, лицо его все более и более светлело, а потом стало все бело, как снег, и глаза его искрились. И об отце Серафиме Саровском говорят, что он часто просветлялся, особенно во время молитвы в церкви, видимо для всех. О подобных проявлениях есть много сказаний в отечниках. Об одном пишется, например, что лишь только он, став на молитву, поднял руки к небу, как из всех пальцев обеих его рук потекли пуки света на довольное пространство. О другом говорится, что ученик его пришел к нему за чем-то и постучался, ответа не было. Он пригнулся посмотреть в скважину и увидел, что старец стоял весь в огне, как столп света. И много-много есть таких сказаний. И про святителя Тихона я еще маленький слышал нечто подобное. Преображение Господне, когда Он явился весь облистан светом, одного с этим происхождения. Лучезарность такая при переходе в другую жизнь обнаруживается уже сама собою естественно, ибо тогда спадает это грубое тело и не мешает ей быть видною для других.» (Св. Феофан Затворник, Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться, Просветление оболочки души. Разные степени этого просветления, С 124)

Образ «нового» человека мы встречаем в Евангелие не только в образе Христа преображённого на горе Фавор, но и пришедшего к своим ученикам сквозь запертую дверь после Воскресения во всей полноте и целостности «нового» человека.

Христос демонстрирует ученикам новое тело

Как видно из данного факта, в «новом» качестве и состоянии имеет место такая высокая степень подобия «новой» (воссозданной) тонкой материи грубой физиологической, что становится возможно полноценное осязание «нового» тела, как обычного смертного («ветхого»).

Из Евангелия известно и о ряде прочих удивительных свойств и артефактов «нового» состояния, среди которых можно отметить такие, как способность к исчезновению (дематериализации) и перевоплощению, возможность мгновенно преодолевать большие расстояния и др.

«В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус; и разговаривали между собою о всех сих событиях. И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними.» (Лк. 24;13—15)

Как писал об этом состоянии Св. Иоанн Златоуст — обновлённое тело «будет способно носиться по воздуху», т.е. обладать свойствами мгновенного перемещения в пространстве. Из свойств «нового» состояния человека можно отметить удивительную способность к прямому усвоению пищи без пищеварения:

«Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними.» (Лк. 24; 41—43)

Это удивительное проявление Господом для учеников естественных человеческих свойств и потребностей, можно считать скорее намеренной демонстрацией «подлинной» человечности на основе сверхъестественных возможностей.

Данный артефакт сверхъестественных свойств и возможностей «нового» состояния, говорит о том, что это состояние человека не тождественно ангельскому, но превосходит его по возможностям. Таким образом, высшие духовные возможности «нового» человека (бесстрастие, нетление и бессмертие) относятся не к телесному и не к душевному, а исключительно к духовному состоянию человека. Это то высшее и благодатное состояние, когда полностью выработаны все страсти тела, души и духа и в полной мере начинает проявлять себя световая природа души, как сосредоточение добродетели и «световой двойник» тела, который может в точности имитировать тело человека, не будучи при этом телом в смысле физиологии.

Говоря о «новом» человеке и его удивительной сверхъестественной природе с точки зрения психологии мы фактически касаемся понятия и темы «двойника». Момент образования духовного тела или «двойника» — это особая веха на пути духовного развития, которая очень мало освещена в православной литературе и которая свидетельствует о высокой степени зрелости, а точнее «плотности» тонкой материи души, которая достигает готовности автономного существования. О данном феномене, имеющем отношение к высшим возможностям человека, имеется упоминание в святоотеческих трудах:

«В своё время душе надлежит выйти из тела» (Преп. Макарий Египетский, Добротолюбие, Т.1, Наставления святого Макария)

Данный феномен «двойника» известен, как в восточном православии, так и в других духовных культурах и традициях. От истории Вселенских Соборов, до жизнеописания отцов Оптиной Пустыни, можно найти упоминания о присутствии тех или иных святых в двух местах одновременно.

Явления выхода души из тела, как «двойника», являются в наше время огромной редкостью и уделом аскетов высочайшей строгости и дисциплины.

Таким образом, «новый» человек в полном смысле этого понятия — это не телесный человек, как думают многие, а человек душевно-духовной природы, который полностью раскрыл потенциал своей души. Определить природу «двойника», как и самого сознания, не представляется возможным. Можно только предполагать, что «двойник» есть не что иное, как чистая энергия осознания, чувствования и восприятия души, способная существовать отдельно от тела.

Идея «двойника» не нова для современного мышления и была в своё время не плохо отражена через призму New Age в известном фильме Джеймса Камерона «Аватар», где главный герой действовал сразу в двух реальностях одновременно — грубой (повседневной) и тонкой (душевно-духовной).

Идея двойника в фильме Аватар

Можно лишь предполагать, что феномен «двойника» зиждется на уникальной способности души и осознания к росту, развитию и уплотнению своей структуры, вплоть, до материализации.

В святоотеческой психологии принцип совлечения «ветхого» человека очень хорошо описывается в труде преподобного Иоанна Лествичника «Лествица», где автор перечисляет 30 ступеней процесса последовательного восхождения к Богу по пути работы со страстями тела, души и духа. Данный труд за его фундаментальность не случайно именуется также Духовными скрижалями восточного православия.

Можно ли визуализировать состояние «ветхого» и «нового» человека в свете современных нейро-сетевых представлений? Да, это возможно. Состояние «ветхого» человека — это состояние духовной «темноты», когда имеет место развитие только узкой полоски «щита» рационального эго мышления с центром эго («Я»).

Состояние «нового» человека — это состояние просветлённости и уплотнённости структуры души, которая имеет яркую световидную форму и по интенсивности свечения осознания подобна Солнцу.

Визуализация состояния «нового» человека

«Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их.» (Мф. 13;43)

Важность духовно-психологического понимания вопроса соотношения «ветхого» человека и «нового» определяется тем, что состояние «нового» человека в христианстве символизирует «спасённое» состояние души или состояние готовности вхождения личности в высшие духовные пространства (Царство Божье) в соответствующем световом облачении по притче «О званных на брачный пир» (Мф. 22;1—14)

О сне и сновидениях

Тема сна и сновидений является в православии и в святоотеческой традиции, если не запретной, то в значительной мере табуированной, т.е. покрытой целым рядом предостережений и ограничений, имеющих под собой совершенно конкретную основу и причины, связанные с тем, что сон — это подобие загробной жизни и канал входа в мир духовный. В то же время, данная тема была достаточно глубоко исследована в разных культурах и традициях, включая греческую философию и святых отцов церкви.

Среди сочинений Аристотеля имеются три сравнительно небольших по объему трактата, посвященных сну и сновидениям: «О сне и бодрствовании», «О сновидениях» и «О предсказаниях во сне». Все они входят в группу так называемых малых естественнонаучных сочинений философа (Parva Naturalia), примыкающих к главному трактату «О душе» из трёх книг, и образуют единый по замыслу блок, связанный с исследованием сновидений.

Главной мыслью Аристотеля применительно к снам, сновидениям и предсказаниям по снам является мысль о том, что что сверхчувственное восприятие, а вместе с ним сон и бодрствование — не свойственно одной только душе, или только телу, — но обще душе и телу, как единой энергийно-информационной системе, пребывающей в двух реальностях — телесной и духовной.

Фактически Аристотель приходит к пониманию сна и сновидения, как формы душевно-духовного бытия и восприятия реальности органами чувств души, а не тела. Отсюда и вытекает его мысль о том, что сон может служить средством предсказания, т.е. источником информации о событиях, протекающих в иных реальностях бытия и недоступных телесному восприятию. Таким образом, сон и сновидение по Аристотелю — это контакт с иной реальностью, которая доступна восприятию и осмыслению и которая существует параллельно с реальностью грубой и телесной.

Многие отцы церкви исследовали тему сна и сновидений в аспекте духовного понимания природы этого состояния бытия, имеющего отношение преимущественно к душе, как внетелесного опыта бытия. Святоотеческое предание в большинстве случаев связывает со снами и сновидениями отрицательный опыт взаимодействия с духами и сущностями духовного мира. Из многочисленных трудов святых отцов церкви можно вывести общее правило отношения к снам и сновидениям:

«Да довлеет однако же нам паче, как великая добродетель, то правило, чтоб отнюдь не верить никакому сонному мечтанию. Ибо сны наибольшей частью бывают не что иное, как идолы помыслов, игра воображения или еще, как я уже говорил, бесовские над нами наругания и забавы. Если, держась сего правила, мы иногда не примем такого сновидения, которое послано будет нам от Бога, то не погневается за это на нас любвеобильный Господь Иисус, ведая, что мы дерзаем на это из опасения бесовских козней.» (Блаженный Диадох, О добродетели неверования никаким снам, Добротолюбие, Т. 3. М., 1900, с. 27—28)

Данная мысль именно в таком контексте недоверия снам прослеживается у большинства святых отцов:

«Когда мы, ради Господа, оставив свои домы и родственников, предаем себя отшельнической жизни из любви к Богу: тогда бесы стараются возмущать нас сновидениями, представляя нам сродников наших или сетующих, или за нас в заключении держимых и другие напасти терпящих. Посему кто верит снам, тот подобен человеку, который бежит за своей тенью и старается схватить ее.» (Преп. Иоанн Лествичник, Лествица, О сновидениях, бывающих новоначальным, с. 31—32)

«Диавол, ненавидящий чистоту… силится осквернить нас во время покоя и повергнуть в отчаяние особенно после того, как мы принесли Богу покаяние… и ему удается иногда и в краткое время этого часа сна уязвить того, кого он не мог уязвить в продолжение всей ночи. Во-вторых… и чистый сон без опасных грез может расслабить монаха, которому нужно скоро встать, производит в духе ленивую вялость, ослабляет его бодрость на целый день, иссушает сердце, притупляет зоркость разума, которые на весь день могли бы сделать нас более осторожными и более сильными против всех наветов врага» (Преп. Иоанн Кассиан, О постановлениях киновитян. 2. 13.)

«Достойно изыскания, как бесы в сонных мечтаниях напечатлевают и воспроизводят образы во владычественном нашем (уме). Подобное сему обыкновенно бывает с умом (и на яву), когда он или видит глазами, или слышит ушами, или другим каким чувством восприемлет что со вне, и удерживает то в памяти; память же, приводя в движение то, что получила чрез тело, вносит образы во владычественный ум. Итак, мне думается, что демоны (в сновидениях), вносят образы в ум, приводя в движение память, потому что органы чувств в то время держатся сном в бездействии. Но спрашивается опять, как память приводят они в движение? Посредством ли страстей? Да, (если иметь во внимании страстные сны), и это явствует из того, что чистые и бесстрастные не терпят ничего подобного. Но бывает и простое (бесстрастное) движение памяти» (Евагрий авва. О сновидениях, Добротолюбие. Т. 1. с. 619—620)

Данные цитаты недвусмысленно говорят о том, что со снами святые отцы связывают по сути одно — опасность воздействия духов на душу, хотя в последней цитате преподобный авва Евагрий утверждает, что «бесстрастные» не терпят ничего подобного. Отсюда следует закономерный вопрос — а можно ли понять что терпят или переживают во сне бесстрастные и чистые духовно?

Ответ на этот вопрос и составляет одну из самых больших тайн и загадок православной психологии, как бы разделяя всех верующих на две категории — посвящённых в тайны снов и сновидений и профанов, для которых этот вопрос является табуированным и закрытым. Для ответа на него нам потребуется воспользоваться Священным Писанием и историей христианства.

Как известно, сон по святоотеческой традиции является прообразом и аналогом посмертного состояния души. Именно поэтому об умерших нередко говорят, как об «уснувших» или как «усопших» неким вечным сном.

«Наипаче должно соблюдать себя во время сна, благоговейно, с помышлениями, внутрь себя собранными, и с благочинием в самом положении наших членов; ибо сон сей маловременный есть образ вечного сна, т.е. смерти, и возлежание наше на одре должно напоминать нам положение наше во гроб. И при всем этом всегда должно иметь пред очами своими Бога… Поступающий так всегда в молитве пребывает» (Преп. Нил Сорский, О спасении души.)

Вместе с тем вся история библеистики и христианства изобилует фактами практического использования снов и сновидений для взаимодействия с духовным миром. Ни для кого не секрет, что именно через сон Бог общался с праведниками и пророками и именно сон был средством или каналом, если можно так выразиться, для передачи самой важной информации и, прежде всего, духовных откровений.

Из Священного Писания мы знаем, что именно во сне Господь говорил с Авраамом (см.: Быт. 15: 12) и языческим царём Авимелехом (см.: Быт. 20: 3–6); видение от Господа во сне получил патриарх Иаков (см.: Быт. 28: 12); посредством сна Бог вразумил Лавана (см.: Быт. 31: 24); вещий сон видел в юности патриарх Иосиф (см.: Быт. 37: 6–9), он же давал толкование вещим снам египетских виночерпия и хлебодара (см.: Быт. 40), а затем и фараона (см.: Быт. 41: 15–32); вещий сон ради Гедеона был послан одному из войска мадиамского (см.: Суд. 7: 13); «в Гаваоне явился Господь Соломону во сне ночью» (3 Цар. 3: 5); пророк Даниил толковал вещий сон Навуходоносора (см.: Дан. 2) и сам видел во сне «пророческие видения» (Дан. 7: 1) и т. д.

Не меньше фактов использования сна для передачи тех или иных духовных откровений можно обнаружить и в Новом Завете. Так, дважды во сне являлся ангел Иосифу, извещая ему волю Божию; во сне были предупреждены персидские волхвы, чтобы не возвращаться к Ироду; жена Пилата видела страшный сон, когда муж ее вершил суд над Иисусом Христом. Тот сон был дан ей как знак праведности Иисуса. Она сказала Пилату: «Не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (Мф. 27: 19).

Есть откровения о снах и в Деяниях апостолов. Апостол Пётр (Деян. 2:17) в день Пятидесятницы, цитируя стих из Иоиля (2:28) возвестил:

«И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут».

Таким образом, сны и сновидения представляют собой совершенно реальный инструмент духовной коммуникации и канал связи души с духовным миром, которым в равной мере могут пользоваться, как силы тьмы, так и силы света. В этом отношении предостережения отцов в отношении использования снов, вне сомнений, связаны со стремлением предельно обезопасить неискушенное сознание неофитов от возможного негативного влияния бесов.

По всей видимости, вопрос заключается в совершенстве души (чистоте духовного сердца) и готовности ума различать происхождение сновидений, не обуславливаясь играми с тёмными силами. Данный аспект, вне сомнений, имеет принципиальное значение для неофитов и новоначальных. Но ведь кроме неофитов есть и глубоко верующие и более менее продвинувшиеся в умном делании и даже практикующие умную, сердечную и Иисусову молитву. Как быть им в отношении снов и сновидений? Есть ли духовные откровения на этот счёт?

Очень хорошо об этом сказал преподобный Никита Стифат:

«Тщательный может и по сновидениям угадывать движения и расположения души, и соответственно тому направлять попечение об устроении своего духовного состояния» (Преп. Никита Стифат, Добротолюбие, Т. 5. Вторая сотница естественных психологических глав об очищении ума, 54)

В этой мысли, обращаясь к монашествующим, преподобный совершенно чётко говорит о том, что именно сновидения могут быть не только искушением, но и средством направления и устройства правильной духовной жизни. Проще говоря, преподобный подтверждает мысль о том, что существует грань и порог совершенства духовного за которым сновидения могут служить не столько средством искушения, сколько духовным инструментом для правильной духовной жизни, которым нужно уметь правильно пользоваться.

Далее преподобный ещё больше расшифровывает и детализирует свою мысль применительно к видам сна:

«Из того, что представляется во время сна, иное есть мечтание, иное видение, иное откровение.

Мечтания суть такие сновидения, которые не стоят неизменными в воображении ума, но которым предметы перемешиваются, одни вытесняют другие, или изменяются в другие; от них никакой не бывает пользы, и самое мечтание их исчезает вместе с пробуждением…

Видения суть такие сновидения, которые во все время стоят неизменными, не преобразуются из одного в другое и так напечатлеваются в уме, что остаются на многие лета незабвенными: они показывают сбытие будущих вещей, доставляют душе пользу, приводя ее в умиление…

Откровения суть сущие выше всякого чувства созерцания чистейшей и просвещенной души, представляющие дивные некие божественные дела и разумения, тайноводство сокровенных Божиих тайн, сбытие наиважнейших для нас вещей…» (Преп. Никита Стифат, Добротолюбие, Т. 5. Вторая сотница естественных психологических глав об очищении ума, 55)

Здесь уже более конкретно выделяются три различных типа снов:

— мечтания,

— видения,

— откровения.

Об этом же говорит и святитель Феофан Затворник:

«Во сне проходит третья часть жизни. Быть не может, чтоб он не имел глубокого для нее значения. В естественном порядке им возобновляются силы и образуется существо человека — душевно-телесное.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О сне, с. 361)

«В ходе сновидений различают три степени: бред, при дремании, собственно сновидение или сонное мечтание, при совершенном сне тела, и сон сокровенный, непомнимый, при мертвом сне тела.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О сне, с. 362)

В данном откровении святитель Феофан выделяет те же три стадии глубины или чистоты сна, называя их иначе:

— бред,

— сонное мечтание,

— сокровенный сон.

Далее святитель Феофан также даёт более детальную расшифровку типов сновидений:

«Между сими сновидениями различают три рода:

одни беспорядочные, о которых пишет Сирах: якоже емляйся за стенъ, или гоняй ветры, тако емляй веру сном (ср.: Сир. 34, 2).

Другие вразумительные, кои в человеке, начинающем приходить в сознание, влагаются Богом или Ангелом Хранителем. О них Иов говорит, что, во время сна и в ночных видениях, когда объемлет человека сон, когда он спит на постели, Бог открывает ухо его и, научив его, запечатлевает для того, чтоб отвесть человека от дела худого, чтоб удалить от него гордость и чтоб удержать душу его от могилы (см.: Иов. 33, 15— 18). Третьи, наконец, бывают особенные сны — Божественные, пророческие. Об них говорит Сам Бог: аще будет в вас пророк, в видении познаюся ему, и во сне возглаголю ему (ср.: Чис. 12, 6).» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О сне, с. 362)

Таким образом, святитель Феофан выделяет те же три уровня глубины и чистоты сновидений:

— беспорядочные сны,

— вразумительные сны,

— пророческие сны (откровения)

В данной связи можно говорить о том, что в святоотеческом предании имеет место согласное представление о снах и природе сновидений.

С точки зрения парадигмы христианской психологии, данные типы и уровни глубины сновидений можно условно попытаться соотнести с тремя состояниями человеческого естества (телесное, душевное и духовное). Данные состояния, как известно, отличаются степенью страстности или степенью нравственной чистоты души и духовного сердца.

При этом беспорядочные сны очевидно будут соответствовать телесному состоянию человека, как страстному, вразумительные сны будут более соответствовать душевному состоянию человека, как среднему или равновесному в отношении страстей и добродетелей. И, наконец, пророческие сны (прямые откровения) соответствуют духовному состоянию, как добродетельному, благодатному и совершенному, когда по сути ничто не препятствует общению души с Богом. Об этом же говорит и святитель Феофан Затворник:

«Сновидения бывают таковы, каково сердце. Их можно большею частию считать свидетелями о нравственном нашем состоянии, которое в бодрственном состоянии не всегда видится. У человека беспечного, преданного страстям, они всегда нечисты, страстны: душа там бывает игралищем греха.

У человека, обратившегося и ревнующего об очищении сердца, они бывают то хороши, то худы, смотря по тому, что возьмет перевес, а иногда, — каким заснет. Он же подвергается здесь частым нападениям бесов, которые иногда сильно соблазняют малоопытных, как замечает святой Лествичник.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О сне, с. 364)

Таким образом, и в классификации сновидений по святоотеческому учению, мы находим ту же тримерную схему, отражающую степень страстности человеческой природы. Именно в этой связи страстное состояние души есть основа для влияния на душу посредством сна тёмных сил, а бесстрастное состояние есть залог общения души посредством сна со светлыми силами и Богом. Говоря об общении через сон, речь по всей видимости идёт об особом навыке совершенной души, который можно назвать вниманием сновидения, как особой способности совершенной души к осознанности (трезвости) во сне и различению в сновидении разных типов энергии и сущностей.

Иными словами, как и любой жизненный навык, внимание сна (трезвость ума во сне), как контроль сновидения, развивается по мере духовного развития и совершенствования подвижника.

Игумен Никон (Воробьёв) выделил косвенные признаки, позволяющие делать заключения о природе сновидений.

«Сны, которые возбуждают уныние и отчаяние — от врага. Сны от Бога умиляют сердце, смиряют, укрепляют надежду на Спасителя, пришедшего на землю и понесшего Крест ради спасения погибающих, а не праведников, считающих себя (ложно) достойными царствия Божия» (Никон (Воробьев), Письма)

Таким образом, опасения большинства святых отцов в отношении сновидений и использования их в качестве подсказок и руководств, связаны с душевно-духовным несовершенством абсолютного большинства новоначальных, которые без должного духовного руководства по своему собственному усмотрению пытаются ускоренными методами осваивать высшие духовные практики, что в большинстве случаев и приводит к душевному вреду и опасному заигрыванию с тёмными силами.

С точки зрения христианской психологии опасность преждевременного увлечения практикой сновидений связана с тем, что несовершенный человеческий рассудок в сновидении сталкивается с гораздо более совершенным типом сознания духовных сущностей (бесов), которые могут без особого труда манипулировать восприятием и сознанием сновидящего, давая ему отчасти даже правдивую информацию, но с заведомо коварным планом постепенного овладения душой.

В итоге, доверившись информатору (лжеинформатору) из сновидения, дающему периодически правдивую информацию, душа может в определённый момент оказаться в полной его власти, вплоть, до не возвращения назад в тело, т.е. не пробуждения после сна, что равносильно смерти и тела и уши. Именно от этого и предостерегают многие святые отцы:

«Бесы тщеславия — пророки в снах; будучи пронырливы, они заключают о будущем из обстоятельств и возвещают нам оное, чтобы мы, по исполнении сих видений, удивились и, как будто уже близкие к дарованию прозрения, вознеслись мыслию. Кто верит бесу, для тех он часто бывает пророком; а кто презирает его, пред теми всегда оказывается лжецом. Как дух, он видит случающееся в воздушном пространстве и, заметив например, что кто-нибудь умирает, он предсказывает это легковерным через сновидение» (Преп. Иоанн Лествичник, Лествица, Слово 3. О сновидениях, бывающих новоначальным. 27)

Из предания известно достаточно много случаев, когда сущности (бесы) могли в совершенстве имитировать святых и мучеников, представляясь ими во сне именно с целью введения в заблуждение сновидящего и полного доверия информатору.

«Бесы многократно преобразуются в ангелов света и в образ мучеников и представляют нам в сновидении, будто мы к ним приходим; а когда пробуждаемся, то исполняют нас радостию и возношением… Кто верит снам, тот вовсе не искусен; а кто не имеет к ним никакой веры, тот любомудр» (Преп. Иоанн Лествичник, Лествица, Слово 3. О сновидениях, бывающих новоначальным. 28)

Таким образом, аспекты практического использования сна являются уделом преимущественно совершенных в духе, имеющих бесстрастное или близкое к бесстрастному состояние ума, как высшей силы души, открытой для духовного контакта и общения.

«У человека, живущего по духу Христову, всё иначе: низшие способности, особенно воображение, укрощены и обращаются в орудные, не властвующие уже силы, как и должно; напротив, способности высшие действуют во всей силе. Разум его есть сокровище тайн Божиих, ибо непосредственно входит в общение с невидимым миром и непосредственно испытывает его своим духом.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О сне, с. 364)

В этой цитате основатель христианской психологии святитель Феофан Затворник, созвучно мыслям Аристотеля, фактически прямым текстом говорит о том, что совершенный разум, живущий по духу, совершенно естественным образом на определённом этапе своего развития входит в общение с духовным миром и испытывает духовный мир своим духом. При этом сон и сновидение являются, не чем иным, как важнейшими средствами в этом процессе, поскольку это практика укрепления «тонкого тела» души или точнее практика предуготовления души к оставлению тела для перехода в духовный мир.

Иными словами, говоря о снах и сновидениях, мы касаемся аспектов внетелесного существования души и аспекта «двойника» или способности к контролируемому разделению души и тела или выходу души из плоти. Данный эффект «двойника», как уже говорилось ранее, был неоднократно зафиксирован в святоотеческой традиции, как трансцендентный факт (артефакт), говорящий о высокой степени зрелости души, способной проявлять себя автономно и независимо от тела

Сам эффект выхода души в виде «двойника» зрительно воспринимаемого или нет не является тайной. О самой возможности такого выхода упоминали отцы первых веков и в частности преп. Антоний Великий. Случаи одновременного пребывания святых отцов в двух разных местах одновременно были неоднократно отмечены в святоотеческом предании.

«Как телу, когда совершенно разовьется во чреве, необходимо родиться, так душе, когда она достигнет положенного Богом предела ее жизни в теле, необходимо выйти из тела.» (Добротолюбие, Т. 1, О доброй нравственности и святой жизни, преп. Антоний Великий)

Данные артефакты «двойника» и есть, не что иное, как высшее проявление трансцендентных возможностей совершенной души посредством тела сновидения или тонкого тела. Подобные артефакты имеют место не только в христианстве, но и других культурах и традициях мира, включая древнегреческую.

Так в известном древнегреческом мифе «Об Эроте и Психее» именно сон являлся уникальным способом перенесения Эрота в царство бессмертных богов, что говорит о реальной трансцендентной функции сновидения. На долю Психеи, олицетворявшей душу, в соответствии с мифом, выпали тяжкие испытания, но своим послушанием и трудолюбием Психея смогла вернуть себе любовь Эрота, и по его просьбе верховный Бог Зевс даровал ей бессмертие, превратив ее из человека в богиню, приобщив тем самым к бессмертию и к сонму бессмертных богов.

Говоря другими словами, представление о душе было изначально отражением феномена возможности разделения человека на две основы — внешнюю телесную и внутреннюю бестелесную. При этом нет сомнений в том, что представление о душе базировалось на феномене неуничтожимости духовного тела, которое, оставляя плоть, может существовать автономно, сохраняя при этом все атрибуты личности (память, сознание, чувство и т.д.), но не имея тела.

В произведениях того же Карлоса Кастанеды именно сновидение является важнейшей практикой духовного война, которая не просто открывает дверь в духовный мир, но служит своего рода средством укрепления духовного внимания и восприятия с возможностью развития практики контролируемого (управляемого) сновидения.

«Сновидение раскрывает перед нами возможность восприятия других миров. Мы можем описывать эти миры, но не способны описать то, что позволяет нам их воспринимать. И в то же время нам дано ощутить, каким образом сновидение открывает перед нами вход в иные сферы бытия. Я бы сказал, что сновидение — это ощущение, процесс, протекающий в теле, и осознание, возникающее в уме.» (Карлос Кастанеда, Искусство сновидения)

Таким образом, отношение к сну и сновидениям должно соответствовать душевно-духовному уровню развития личности и определяться нравственным состоянием души.

«Заботливого человека это и заставляет, отходя ко сну, по наставлению Церкви, вопиять к Богу и Ангелу Хранителю, чтоб сон его сохранен был свободным от всякого диаволя мечтания и — ему самому чрез сон еще более укрепиться в добре. По мере очищения сердца очищаются и сновидения, так что у святых и совершенных они бывают как бы продолжением их бодрственной деятельности. Не простирается ли она даже до сохранения самодеятельности и самоуправления?» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О сне, с. 364)

Словами «Не простирается ли она даже до сохранения самодеятельности и самоуправления?» святитель Феофан очень осторожно обозначает полную автономию души, которая может достигать в сновидении всей полноты бодрствования.

Есть все основания полагать, что святые отцы намеренно закрыли эту тему и старательно обходили её стороной в своих творениях, дабы не давать повода новоначальным и не подготовленным к опасным и рискованным экспериментам со сновидениями.

Что же касается отношения к снам и сновидениям православной психологии, то лучший из подходов сформулировал преп. Ефрем Сирин в своём Слове:

«Как сон обольщает душу призраками и видениями, так мир обольщает своими удовольствиями и благами. Обманчив бывает ночной сон; он обогащает тебя найденными сокровищами, делает властелином, дает тебе высокие чины, облекает в пышные одежды, надмевает гордостью и в мечтательных призраках представляет, как приходят и чествуют тебя люди. Но миновала ночь, сон рассеялся и исчез: ты опять бодрствуешь, и все те видения, какие представлялись тебе во сне, стали чистой ложью. Так и мир обманывает своими благами и богатствами; они проходят, как ночное сновидение, и обращаются в ничто. Тело засыпает в смерти, а душа пробуждается, припоминает свои сновидения в этом мире, стыдится их и краснеет» (Преп. Ефрем Сирин, Слово на Еккл. 1: 14.)

«Когда душа начнет чувствовать себя здравою [от страстей] тогда начнет и сновидения иметь чистые и безмятежные» (Преп. Максим Исповедник, Добротолюбие, Т. 3, Первая сотница глав о любви, 89)

О сердце и совести

«Кто хочет знать душу, — обратись к святым Отцам, особенно подвижникам, и черпай из сего источника обильно психологическую мудрость» (Св. Феофан Затворник, Воплощенное домостроительство. Опыт христианской психологии)

Одной из основных заслуг святителя Феофана Затворника, как основоположника направления христианской психологии, можно считать создание им базиса парадигмы христианской психологии в конце 19-го века, который был рассредоточен в многочисленных письмах и статьях.

К большому сожалению святитель не успел оформить его в виде пособия или учебника, уйдя из жизни, о чём в своё время сокрушённо писал архиепископ Никон (Рождественский):

«Как жаль, что наша церковная власть в свое время не поручила святителю Феофану Затворнику составить учебник психологии по творениям святых отцов и учителей Церкви! Никто не мог бы выполнить этой задачи лучше этого святителя-подвижника. А то ведь — что грех таить? — в наших духовных семинариях вместо психологии преподается в сущности патология души человеческой. Учебники психологии составлены на основании западных писателей, коих миросозерцание далеко от учения святоотеческого» (Архиепископ Никон (Рождественский). Дневники. Козни врагов наших сокруши… 1910 — 1917 г.).

Вместе с тем, святитель Феофан решил практически основополагающие задачи направления христианской психологии, дав определение христианской психологии, обозначив цели христианской психологии, указав основополагающие принципы устройства человеческой души через призму трёх основополагающих сил — ума, чувства и воли и их преломления через три базовых состояния человека — телесное, душевное, духовное и сформулировав т.н. «девятерную» схему иерархии душевных состояний.

«Не мудрено заметить, что внутри нас есть три рода действий: мысли, представления, соображения (ум); чувства всякого рода (чувства), желания, склонности, предприятия (воля). Но как в составе существа нашего нельзя не различать трех частей: тела, души и духа, то и те три рода действий являются в нас на трех степенях, или в трех состояниях, именно: животном (телесном), душевном и духовном.

Полагая теперь в основание каждому из сих кругу действий особую силу, мы должны сознать девятерную иерархию сил, во внутреннем нашем мире качествующих и действующих под прикрытием тела, этого грубого вещественно-стихийного состава, как и в природе девятерная иерархия вещественных сил действует под видимым нами грубым составом нашей планеты и как в мире невидимом, духовном есть девять чинов ангельских.» (Св. Феофан Затворник, «Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии», XXV, c 233)

Принцип девятеричности сил и состояний человеческой души, открытый святителем Феофаном, можно считать хрестоматийным и имеющим отношение ко всей духовной психологи, включая не только христианскую, но и ведическую систему.

Тем не менее, наиболее полно данный принцип девятеричности был обозначен святыми отцами Восточной Церкви, а сформулирован святителем Феофаном Затворником в его труде «Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии».

Девятеричная схема иерархии сил души

Как видно из схемы, три силы души (ум, чувство, воля) на трёх уровнях человеческого естества (телесное, душевное, духовное), преломляются девятью различными состояниями ума, чувства и воли.

В низшем телесном (эго) состоянии:

— Ум в телесном состоянии — эго рассудок

— Чувство в телесном состоянии — эго эмоции

— Воля в телесном состоянии — эго желания

В среднем душевном (нравственном) состоянии:

— Ум в душевном состоянии — нравственный разум

— Чувство в душевном состоянии — нравственные чувства

— Воля в душевном состоянии — нравственная воля

В высшем духовном (сущностном) состоянии:

— Ум в духовном состоянии — духовный ум

— Чувство в духовном состоянии — духовные переживания

— Воля в духовном состоянии — духовное намерение (решимость)

Глядя на эту схему становится не сложно понять, что душевное состояние человека, соответствующее нравственному и жертвенному состоянию мышления, является как бы переходным и промежуточным между телесным и духовным. При этом данное состояние, несмотря на нравственную и моральную доминанту, является ещё глубоко несовершенным и практически бездуховным. Об этом прямым текстом пишет святитель Феофан в книге «Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии».

«Душевность же в человеке, не приявшем благодати или потерявшем ее, как облако какое стоит между лицом человека и Богом, пресекая общение между ними. тот, кто порабощен преимущественно ей, или душевен человек, не приемлет, яже Духа Божия (ср.: 1 Кор. 2, 14). Преобладание души, равно как и преобладание тела, есть отрицание жизни по духу.

Святой апостол Иаков, перечислив страсти, коим удовлетворяет и по которым действует человек, не приемлющий яже Духа Божия, с большею ловкостию, прибавляет: несть сия премудрость от Бога, но земна, душевна, бесовска (ср.: Иак. 3, 15). Слова: душевный, земной, не Божий — однозначительны…

Где же дух у такого рода людей? В них же; но, состоя в подчинении душе и телу, он заморен и совсем почти не действует свойственным ему образом. Его присутствие в них можно узнавать, с одной стороны, по безграничности некоторых душевно-чувственных стремлений, не свойственных душе и плоти по их природе, с другой — по бывающим нередко состояниям сих людей, в коих они отрешаются от земли, наперекор требованиям души и плоти. В последнем случае дух покушается как бы войти в свои права.» (Св. Феофан Затворник, «Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии», XXII, c 203)

Девятеричная схема интересна тем, что показывает соотношение страстности телесного эго состояния и бесстрастности духовного состояния святости. Отсюда и вытекает понимание того, что душевное состояние, как переходное (страстно-бесстрастное), является наиболее неустойчивым когнитивно. Именно этой нестабильностью соотношения страстей и добродетелей в душевном состоянии и объясняется феномен прелести, радикальности и перепадов настроения, свойственных новоначалию.

«Ибо бывает также, что человек в подвигах своих и в знании своем оставил телесность, но еще не достиг душевного уровня, который есть совершенное покаяние и совершенство страха Божия. Тогда с обеих сторон возникают в нем помыслы.» (Преп. Исаак Сирин, О божественных тайнах и о духовной жизни, Беседа 20, 17)

Важнейшей заслугой святителя Феофана применительно к христианской психологи, можно считать определение им такой важной категории, как «сердце» в духовном понимании, а также его устройства и механизма работы посредством инструмента совести.

Говоря о «сердце», как центре сосредоточения всех сил души, святитель Феофан писал:

«Силы души отражаются своею деятельностию в сердце, и, обратно, сердце отражает себя в них. Посему оно (сердце) справедливо почитается корнем существа человеческого, фокусом всех его сил духовных, душевных и животно-телесных. Имея такое значение в человеке, оно исключительное значение должно иметь и в отношении ко всему, что вне его, ибо человек состоит в связи со всем сущим.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии, О силах чувствующих или о сердце, с. 425)

Говоря о «сердце», как центре или оси «сборки» всех сил души, святитель использует очень точную метафору «оси часового механизма» души:

«Сия связь (сердца) не может утверждаться инуды (в ином месте), как в центре его существа, подобно тому как связь в часах утверждена на соотношении центров всех колес их. Если центр существа человеческого есть сердце, то им он входит в связь со всем существующим.» (Там же)

Категория «сердца» в святоотеческой традиции и психологии носит нематериальный характер, а душевно-духовный (энергийно-информационный), а потому не связана напрямую с сердцем физическим, как органом кровеносной системы. Очень не плохо категория сердца была исследована Вышеславцевым Б. П.

Сердце — это своего рода энергийный центр души в котором происходит соединение всех трёх души (ума, чувства, воли) в единую картину бытия. Духовное сердце по своему расположению примерно совпадает с сердцем телесным, как главным органом кровеносной системы, но находится не в физическом теле, а в теле душевно-духовном.

«Этот силовой узел (духовное сердце) по своему расположению приблизительно совпадает с сердцем телесным, главным органом кровеносной системы.» (Н. М. Новиков, Начало молитвы, Беседа 13, С. 234).

«Это — словесная сила или дух человека, присутствующий в верхней части сердца, против левого сосца…». (Св. Игнатий Брянчанинов, Аскетические опыты. Т.1. О молитве Иисусовой)

Визуализация духовного сердца

В своём главном труде по христианской психологии «Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии» святитель Феофан выражает ключевой принцип работы всех трёх сил души (ума, чувства и воли) через призму «сердца», как центра, удерживающего по «горизонтали» баланс между умом и волей или усвоением и практической реализацией:

«Тогда как умом человек хочет все собрать в себя, а волею себя выразить вовне, или известь наружу в делах богатство своего внутреннего стяжания, — сердце пребывает в себе и вращается внутри, не исходя. Видно, что оно лежит глубже тех сил деятельных и составляет для них как бы подкладку или основу.» (Там же)

Далее он формулирует иерархический или «вертикальный» принцип «вместительности сердца», как ёмкости, вмещающей все типы чувств по «вертикали»:

«В сердце отражаются своею деятельноетию все силы существа человеческого на всех их степенях. Следовательно, в нем должны быть чувства:

а) духовные,

б) душевные и:

в) животно-чувственные (телесные),

которые, впрочем, и по образу своего происхождения, и по своим свойствам так разнятся, что и самую способность чувствовать надобно полагать в трех видах.» (Там же)

Представленная ниже схема является детализацией «девятерной» схемы иерархии через призму структуры «сердца» и раздражительной силы души (чувства).

Схема ёмкости сердца

а) Сердце как вместилище духовных чувств

Такие духовные чувства суть те изменения в сердце, кои происходят в нем от созерцания или воздействия на него предметов из духовного мира. Совокупность их можно назвать чувствованиями религиозными. Так как душа грешная отделена от Бога и мира Божественного, то чувств религиозных в истинном их виде в ней быть не может. Их и нет почти. Это лучше всего видеть из сравнения состояния сих чувств в человеке-грешнике и истинном христианине. Так, неточное чувство зависимости от Бога у первого находится в разных степенях слабости до совершенного исчезновения или даже отвержения (Бога): отойди от нас; а у другого оно столько сильно, что он чувствует на себе руку Божию, чувствует, как Он держит его Своею силою. И вера есть чувство. Первый предположительно знает о бытии предметов веры, если не успел погрязнуть в неверие; другой верою живет и утверждает ее царство, как свое бытие. И далее, разные, верою изливаемые в сердце, чувства, из ощущения благости, правосудия, могущества, промышления, как то: страх, благоговение, преданность в волю Божию, упование, любовь и другие — уже по тому самому не могут или совсем быть, или быть в силе у первого, что в нем недостает веры, — их источника. Они у него суть только мысли и представления, а не ощущения. То же должно сказать о благодарении, славословии и даже молитве. А у второго все сии чувства составляют, можно сказать, естественную стихию, в коей он живет. Живущему в Боге свойственно быть полну чувствами, истекающими от действия Его на душу. Что сказать о чувствах, в продолжение самого изменения на лучшее происходящих в душе и составляющих естественный оного состав и следствие, как то: о сознании своей виновности пред Богом, стыде пред Ним, раскаянии, жаре ревности к богоугождению, чувстве помилования во Христе Иисусе Господе нашем и спасения ради Него? Это исключительное достояние людей, к Богу обратившихся и Богу работающих. Кто может ощущать сладость того, чего не принял, не вкушал?

б) Сердце как вместилище душевных чувств

Чувства душевные суть те движения сердца, кои происходят в нем вследствие изменений, происходящих в душе, от свойственной ей деятельности. Они разделяются на:

— теоретические,

— практические и

— эстетические,

поколику, то есть, происходят от воздействия рассудка и воли или суть следствия вращания сердца в себе самом, или в своей области.

— Теоретические чувства рождаются из отношения сердца к познаваемым истинам. Здесь потребностию знать рассудок возбуждается к деятельности, а потом, в конце своих трудов, плод их слагает в сердце. Первое есть любознательность, последнее — чувство истины в разных степенях. Сюда относятся разные степени убеждения и разные виды неубеждения, как то: несомненность, сомнение, вероятие, неверие, отвержение, недоумение и прочее. Уже с первого раза видны разницы в сем отношении, ибо кто томится неверием или сомнением или упорствует в отвержении истины? Человек, отпадший от Бога, Который есть истина. Притом, до познания ли истины ему, когда он обложен суетами? Такого, даже если он трудится над науками, можно подозревать — искренне ли его любознание? По любви ли к истине все у него делается или ex officio (по должности) и по каким-нибудь сторонним побуждениям? Как мало, сверх того, у него вкуса к истине, уменья и желания наслаждаться ею, — видно из свойственной ему лености, бегания умственного труда, владычества в нем воображения, легкомыслия. Особенно надобно обратить внимание на силу убеждения в истине. Убеждение есть следствие проникновения сердца истиною. Сердце, пребывающее во лжи, не пустит в себя истины. Чувство истины — способность сердцем, без пособий сторонних, узнавать истинный порядок вещей, истинные их свойства, — свойственная природе человека, — способность удивительная, у первого заглушена совершенно, у второго же оживает, усиливается и наконец является во всей своей силе. Так, по одному чутью узнают брата, врага, друга, сыновей, нужное лицо и то, как в каком случае поступить.

— Чувства практические суть те движения сердца, кои состоят в существенной связи с деятельностию воли и то возбуждают ее, то сами последуют за нею. Их, можно сказать, два рода: чувства самости (эгоистические), приятные и неприятные, и разного вида расположения к людям, добрые и недобрые (чувства симпатические). Первого рода суть: самодовольство или самопрезрение, самовозношение, самоуничижение, надменность, спесь и прочее. Второго: равнодушие, из которого, с одной стороны, — уважение, соревнование, сорадование, соболезнование, сожаление, признательность, дружба и прочее, с другой — зависть, злорадство, месть, ненависть, вражда, презрение, осуждение и прочее. Впрочем, всякое вообще настроение духа постоянное оставляет след в душе глубокий, почему отзывается в сердце чувством одобрительным, если настроение хорошо, неодобрительным, если оно худо. Теперь с первого раза уже видно, каковы должны быть сии чувства у добрых христиан и у недобрых грешников.

У первых (добрых христиан) должно положить все чувства добрые, с самого начала их пути, если не во всем совершенстве, то в семени. Трудом и подвигом они высвобождают добрые чувства из уз эгоизма, очищают и насаждают их в сердце. Что касается до чувств эгоистических, то нельзя сказать, чтоб они не возникали, особенно сначала; но им не дается силы, установляется противодействие им, принимаются средства к изгнанию их, и, действительно, они изгоняются из души всякий раз, как возникают. Подвиги, труды, молитвы наконец подавляют их и на место их напечатлевают противоположные им чувства. Все дело состоит в том, чтоб внедрить в сердце добрые чувства, ибо что есть в сердце, то есть пред Богом.

У беспечного грешника нет такого разделения. Как он свою жизнь предал обыкновенному течению, то и чувства у него, и добрые и злые, развиваются и укореняются в сердце вместе, без его ведома, и составляют смесь иногда очень странную. Они исторгаются из его сердца при случае сами собою, без чина и порядка. Как ревности о чистоте чувств сердечных у него нет, то он и не напрягается дать перевес чувствам добрым, а оставляет их самим себе и большею частию искажает пристрастиями и страстями. Судя по сему, нравственная цена их ничтожна. Напротив, чувства эгоистические у него глубоко лежат в сердце и там устрояют себе жилище постоянное. Можно сказать, нет минуты, в которую он не имел бы на душе или самодовольства, или, если нет ему пищи, досады на себя и прочее. Это случайность, если они когда-либо заглушаются в сердце, что большею, впрочем, частию бывает от прилива естественных симпатических чувств к родным и приятелям.

— Эстетические чувства суть те движения сердца, кои происходят в нем от действия на него особенного рода предметов, называемых изящными, или прекрасными. Здесь сердце наслаждается предметом потому только, что он сам по себе хорош, нравится и услаждает без особенных его отношений к личным нашим интересам. Сила, лежащая в основании сих чувствований, называется вкусом. Разнообразие чувств в нем зависит от свойства предметов, но определять их и различать одно от другого очень трудно; посему они и имена свои получают от предметов и суть чувства изящного, высокого и прочее. Опять, есть свои оттенки в чувстве красоты картины, статуи и прочего. Изящным вообще называют удачное и разительное выражение в чувственной форме чего-нибудь духовного, то есть мысли, чувства, добродетели, страсти. Что такое идея или чувство изящного? Оно есть или воспоминание о потерянном рае, или предощущение будущего Небесного Царствия. Если изящные предметы строятся под руководством сего чувства, то вот и источник содержания для них! Изображай райское, святое, небесное. Эту землю плачевную преврати в преддверие неба твоим искусством. Если человека повсюду окружают предметы земные, ради коих он может забывать о небе — своем отечестве; то окружи его такими искусственными произведениями, которые напоминали бы ему о нем, подобно тому как иные, живя в чужой стране, окружают себя изображениями своего города, дома, родителей и прочего. Мир, — творение Божие, преисполнен отражениями Божественных свойств, но там они в такой широте и необъятности: собери их в малый объем и представь умному взору человека слабого в картине или музыке.

Опять, — что должен человек образовать в душе своей в жизни сей? Святые и небесные расположения. Дай же ему в помощь и внешний лик сих расположений, чтоб тем успешнее он мог внедрить их в себе. Из всего этого видно, что главным содержанием изящного должны быть предметы мира духовного. Само собою разумеется, что им должна соответствовать и внешняя форма.

Если теперь изображаются страсти, и преимущественно плотские, изображаются в свойственном им бесстыдстве и приманчивых видах, или если изображаются и добрые предметы, но в формах, недостойных их: в таком случае изящное извращается.

Теперь легко судить об истинном и ложном вкусе: истинный вкус наслаждается предметами, выражающими мир духовный, нравственный, Божественный; извращенный вкус любит наслаждаться предметами, изображающими страсти или вообще оттененными страстию и питающими ее.

в) О низших, телесно-животных чувствах

К чувствам, стоящим на низшей степени, относятся скорые волнения или поражения сердца (affectus), погашающие самодеятельность рассудка и воли и сопровождающиеся особенными изменениями в теле. Большею частию сии волнения, происходя в низшей части, суть следствия нечаянного встревожения эгоистического животолюбия, при обстоятельствах ему благоприятных или неблагоприятных. Потому иногда их все относят к животно-чувственной части человека. Их разделяют по разрушительным действиям их на высшие силы человека. Так, одни погашают ясность сознания, как то: удивление, изумление, увлечение внимания, испуг; другие подрывают волю, как то: страх, гнев, ретивость; третьи, наконец, терзают самое сердце, которое то радуется и веселится, то скучает, скорбит, досадует и завидует, то надеется и отчаявается, то стыдится и раскаявается или даже попусту мятется мнительностию. Можно судить по одним именам их, какие это злодеи для человека; тем больше такими их должно признать, судя по действиям. Они возвышаются на счет собственно человеческих свойств — сознания и самодеятельности, а следствием своим всегда почти имеют неестественное состояние тела. Это — болезненные потрясения всего человеческого существа. Уже это одно должно наводить на мысль, что им хорошее место только в человеке-грешнике. Болезни должно отнести туда, где есть источник болезней. И действительно, тогда как в грешнике высшие духовные чувства заглушены, а душевные извращены, низшие свирепствуют в нем во всей своей силе. Этому способствуют потеря власти над собою, предание себя общему влечению обстоятельств, неуправление ни внешним своим, ни внутренним, — составляющие постоянное свойство грешного человека. Кроме того, расстроенное состояние рассудка и воли, без того слабых, подвергает их легко власти сих нечаянных поражений и волнений. Наконец, владычество буйного воображения, мятущего внимание, возмущающего желания, легко волнует и сердце.

Грешник как бы неизбежно в непрестанных тревогах. Нет в нем силы, которая бы защитила его от их злого влияния. То страх, то радость, то тоска, то стыд, то огорчение, то зависть или другое что непрерывно мятут и уязвляют душу его. Жизнь грешника есть путь по колючим тернам, несмотря на внешнюю светлую обстановку. Напрасно придумывают некоторые механические средства против страстей или толкуют о средине безопасной. Нет спасения от них, без исцеления всего духа человеческого, ибо они суть свидетельства и следствия расстройства нашего существа. Возврати целость существу, и прекратятся злые страсти.

В христианстве истинном возвращается сия целость действием благодати Божией, которая, пришедши, погашает и страсти. Христианин, идущий путем своим как следует, достигает наконец сладостного покоя и мира невозмущаемого, твердого, который не колеблется бурею страстей. Есть и здесь печаль, но не та; есть и радость, но иного рода; есть и гнев, и страх, и стыд, и другие движения, похожие по имени на страсти, но существо их совсем другое, другой их источник; они даже происходят от другой силы, ибо отражаются в сердце от духа, а не от животной части. Напрасно говорится так: не должно искоренять страсти, а должно только умерять их. Это то же, что говорить: не надо сердца поражать ядовитою стрелою насквозь, а только на поверхности. Нет: ревностный любитель нравственной чистоты, с помощию Божией благодати, борется с сими исчадиями зла, подавляет их и наконец совсем успевает погашать. Это свидетельствуют правила подвизавшихся и изображение состояния совершенных, какое можно находить у святых. Так и должно, ибо в самоотвержении истнивается (перемалывается) самость и полагается намерение истнить и животность. Следовательно, опоры страстей подрываются в самом начале.

Таким образом, и в чувствующих силах истинный христианин и человек-грешник совершенно противоположны. У того высшие чувства во всей силе; чувства душевные служат продолжением их или приложением к быту действительному; низшие погашаются. У последнего, напротив, последние в силе, высшие погашены, средние извращены.

То же, следовательно, — во всех силах внутреннего нашего мира. Где у одного (христианина) голова, там у другого (грешника) ноги. Один весь в Боге и живет духом, с умерщвлением низшей части и подчинением себе средней; другой — вне Бога, в чувственно-животном мире, живет фантазиею, мятется желаниями, поражается страстями, с погашением духа и низвращени- ем душевной деятельности.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии, О силах чувствующих или о сердце, с. 424 — 452)

Давая понимание структуры духовного сердца, святитель Феофан не обошёл вниманием и такого важнейшего инструмента структуры сердца, как совесть в разрезе трёх основных функций совести: законодательной, судебной, исполнительной.

«Как разум назначен открывать человеку иной, духовный, совершеннейший мир и давать знать о его устройстве и свойствах, так совесть назначена к тому, чтобы образовать человека в гражданина того мира, куда впоследствии он должен переселиться. С сею целию она возвещает ему тамошние законы, обязывает выполнять их, судить его по ним, награждает или наказывает. Совесть называют практическим сознанием. В сем отношении можно сказать, что она есть сила духа, которая, сознавая закон и свободу, определяет взаимное отношение их. По занятиям или действиям в совести видят законодателя, свидетеля, или судию, и воздаятеля (исполнителя).» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О совести, с 366)

В данной цитате святитель Феофан прямым текстом говорит о том, что в системе сил человеческой души совесть выполняет роль инструмента «навигации», т.е. указателя правильного движения души и личности в системе координат добро и зло.

Проще говоря, совесть выполняет в душе роль безмолвного подсказчика или совершенно автономного сознания добра и зла, которое без обдумывания и мышления (умопостроения), а сразу и напрямую сообщает душе что есть что с точки зрения добра и зла или правильности и неправильности.

Об этом же говорит и святитель Игнатий Брянчанинов:

«Совесть — способность человеческого духа к различению добра и зла, сознание добра и зла» (Св. Игнатий Брянчанинов, Аскетические опыты, Т.1)

Говоря о функциях совести, святитель Феофан указывает на прямую связь совести с законами духовного мира («тамошними») и действиями в душе этих законов, как:

— законодателя,

— свидетеля и судью,

— исполнителя (воздаятеля).

Этот принцип работы совести очень созвучен древнегреческому мифу о трёх духовных силах — Мойрах судьбы, которые, как три «старухи», отслеживают судьбу каждой души:

— Клото (греч. Κλωθώ, «Пряха») — прядёт нить смысла жизни,

— Лахеса (греч. Λάχεσις, «Судьба»), — определяет линию судьбы,

— Атропа (греч. Ἄτροπος, «Неотвратимая»), — неумолимо вершит суд и обрывает нить жизни)

В христианской традиции — это по существу аналог работы трёх сил души (ума, чувства, воли) через призму совести:

Данные три законодательных свойства и действия совести с точки зрения парадигмы нравственно ориентированной христианской психологии по существу определяют принципиальные отличия состояния нравственной души от состояния души безнравственной.

«Уже по тому самому, что грешник отделился от Бога, должно ожидать, что совесть у него не может быть исправна; ибо если она есть то голос Бога в душе (законодатель), то око Его (свидетель), то наместница Его правосудия (судия и воздаятель): то при отпадении от Него все сии Божественные, так сказать, наития на нас чрез дух — должны ослабеть и умалиться в числе и силе.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, О совести, с 367)

У человека, не имеющего внутреннего закона, т.е. представления о Боге, а потому и не следующего духовно-нравственным принципам, три данных функции совести (законодательная, свидетельствующая и воздавательная) попросту ослабевают и не функционируют, как должно.

Далее святитель развивает эту мысль глубже и говорит о том, что эта бездеятельность функции совести самым негативным образом отражается и на работе трёх основных сил души (ума, чувства, воли), которые также приходят в расстройство из-за расстройства совести:

«Сверх того, совесть не действует одна, отдельно, а берет себе в посредники и орудия другие силы: рассудок, волю, силу чувствования. Если сии расстроены в путях своих, то и от совести нельзя ожидать правой деятельности.» (Там же)

Продолжая свою мысль, святитель делает ещё одно откровение о том, что в расстройстве совести можно различать два типа отклонений:

— ненамеренные (искренние заблуждения)

— намеренные (ложь в угоду страсти и порока)

«Есть невольные, ненамеренные, так сказать, уклонения совести от путей правды, как бы заблуждения, и есть намеренные ее искажения или порча совести от противодействия ей, в угодность порокам и страстям.» (Там же)

Фактически в этом откровении святителя раскрывается сам механизм работы через инструмент совести высшего духовно-нравственного закона (Закона Божьего), который и лежит в основе правильной работы души через правильное использование ума, чувства и воли.

Таким образом, именно нарушение работы совести лежит по святителю Феофану в основе разлада между умом, чувством и волей и одним из факторов усиления искажений в работе совести является эгоизм.

«Еще большему повреждению и искажению подвергается законодательствующая совесть, если встречается с эгоизмом и ему подчиняется.» (Там же)

Искажающий совесть эгоизм работает в душе по принципу поляризующей призмы, которая отклоняет ум, чувство и волю от следования истине под разными эго предлогами:

«сначала ее (совести) законы перетолковываются, потом извращаются и наконец заменяются совсем иными, самовольными и даже противными законам истинным.» (Там же)

Таким образом, именно бездействие инструмента совести, как внутреннего сознания добра и зла, лежит в основе извращения человеческих качеств и поступков:

«От того считают скупость бережливостию, расточительность — щедростию, гнев — чувством благородного негодования, потворство — снисходительностию, жестокость — ревностию по правде, лесть — гибкостию характера, хитрость — благоразумием, гордость — чувством достоинства.» (Там же)

Говоря о втором свойстве совести, как свидетеля и судьи, святитель Феофан отмечает характерную её особенность, вызванную действием эгоизма, судить преимущественно о других, а не о себе:

«…каждый человек самому себе представляется лучшим, нежели каков есть на самом деле.» (Там же)

«Немалый признак искажения совести есть уклонение суда от себя на других. Совесть нам дана затем, чтоб судить нас самих; если она судит других, надобно сказать, что она не свое дело стала делать.» (Там же)

«Суд о других бывает неумолимо строг, тогда как суд о себе всегда прикрывается снисходительностию, а следует — наоборот. Оканчивается же сей суд всегда почти: несмъ, якоже прочии человецы…» (Там же)

Таким образом, святитель Феофан делает вывод о том, что именно эгоизм (самолюбие и самооправдание), как искажающий совесть фактор, является едва ли не главной причиной неосознанности, т.е. непросвещённости души:

«Самооправдание — общий почти грех. Выставляют то слабость, то неведение, то обстоятельства, то соблазны, примеры, число участников и чем-чем не оправдывают себя! Если наконец не удастся это, упорно стоим за себя. Упорная несознательность — плод великого повреждения совести и сильного эгоизма.» (Там же)

И, наконец, третья функция совести — воздаятельная (итоговая и результирующая), выступает по святителю Феофану тем фактором, который и обеспечивает в итоге состояние самочувствия души с точки зрения превалирования в нём чувства скорби или радости. Проще говоря, святитель Феофан формулирует здесь, не что иное, как важнейший закон формирования и поддержания здравого состояния души с точки зрения чистоты совести:

«Коль скоро произнесен суд, и человек сознал в себе: виноват, — начинается скорбь, туга, досада на себя, укоры, терзания или мучения совести. Такие чувства и суть воздаяния за грехи от совести, как, напротив, отрадные чувства совестного оправдания суть воздаяния за правду.» (Там же)

О силе воздействия на душу суда совести говорит следующая цитата:

«Что это есть и как бывает сильно, показывают те преследования, каким подвергаются великие преступники от совести, когда она и внутри терзаниями, и вовне привидениями страшит их, и наяву и во сне.» (Там же)

К числу заслуг святителя можно отнести и сформулированный им в этой работе закон естественного омрачения или усыпления совести, который связан не только со злыми намерениями, но и с невнимательностью души к регулярно повторяющимся проступкам совести.

«Усыпление сие приходит и само собою от учащения грехопадений, ибо известно, что второе падение меньше мучит, третье еще менее, и так все менее и менее, а наконец совесть совсем немеет: делай что хочешь.» (Там же)

Данный закон был позднее перефразирован К. Г. Юнгом в его известной мысли о том, что какой бы совершенной ни была психологическая защита, психика человека не может длительное время контактировать с аморальностью без ущерба для себя самой.

Следует отметить, что ум, управляемый эгоизмом, сам по себе достаточно изобретателен в искусстве лжи и лицемерия, а потому в случае усыпления совести, может прибегать к самым разным приёмам, препятствующим её пробуждению в душе:

«Из опасения, чтоб усыпленная совесть как-нибудь снова не пробудилась, прибегают к разным хитростям. Таковы: избрание себе снисходительного духовника, лживая исповедь, ложное успокоение себя разрешением, ограничение дальнейшего исправления одною внешностию, или одними внешними делами благочестия, и чрезмерная надежда на милосердие Господне; или, еще хуже, — убеждение себя, что мучения совести суть суеверные страхи, из неопытного детства перешедшие; намеренное удаление себя от лиц и мест, даже от предметов размышления, могущих растревожить совесть, намеренное развлечение или предание себя суетным, одуряющим, сильным впечатлениям и, наконец, край всего — хвастовство своими грехами.» (Там же)

И в качестве противоположности трём данным свойствам совести в падшем состоянии, святитель приводит описание этих же свойств совести (законодательная, свидетельствующая и воздавательная) у человека, обратившегося к Богу и восстановившего с Ним благодатное общение и связь.

«У человека, к Богу обратившегося и восстановившего благодатное с Ним общение, совесть заблуждающая вразумляется, искаженная, исправляется во всех трех своих должностях.» (Там же)

В душе, восстановившей общение с Богом, первым происходит восстановление работы высшего духовно-нравственного закона (Закона Божьего), который снова может беспрепятственно, подобно лучу яркого света, освещать всё пространство души, указывая душе — что есть что и кто есть кто. Так исправляется законодательная функция совести:

«Когда же совершается обращение и восстановляется общение с Богом, тогда возвращается совести и вся первоначальная сила. Тогда что будет препятствовать гласу Божию — закону совести проходить до глубины души? Что помешает лучу из ока Божия — суду совести пасть на дела и намерения человека и осветить их?» (Там же)

«…так она делается исправною в законодательстве. Сознание законов Божественных и возбуждает грешника от усыпления, но оно впоследствии не сокращается, а возвышается.» (Там же)

За «законодательной» функцией совести, у обратившегося к нравственности и нравственному закону, происходит восстановление и «судопроизводственной» функции. Святитель описывает этот процесс, используя метафору чистого зеркала восприятия, в котором отражается истина жизни внутренней и внешней, не искажённая эгоизмом и страстями. Чистота восприятия и обеспечивает чистоту суждений.

«Бдительное и трезвенное око, уставленное на себя, замечает все оттенки дел внутренних и внешних. Когда в то же время с другой стороны стоит чистое зеркало совести, — что препятствует отражаться в сем зеркале делу в истинном его виде и потому — суду совести быть истинным?» (Там же)

И, наконец, за «судопроизводственной» функцией совести у обращённой к Богу души восстанавливается и «воздаятельная» или результирующая способность, которая проявляется в ощущении мира, покоя и радости от доминанты добродетели и торжества истины. Так работает «барометр» совести в человеческой душе, как голос Божий.

«Посему как в барометре легкое колебание в атмосфере отражается тотчас, так и в обратившемся (к Богу) или жало обвинения совестного тотчас оставляет рану болезненного сокрушения, или елей оправдания намащает душу помазанием мира и исполняет отрадным благоуханием радости.» (Там же)

Плодами восстановления функции совести являются мощные духовные силы, открывающиеся в человеке и проявляющиеся в дерзновении, неутомимости, бесстрашии, свободе духа, деятельной активности когда весь человек становится олицетворением нравственности и нравственного закона:

«Плоды такого состояния совести суть: прежде всего — дерзновение пред Богом, по которому несмущенно и несумненно обращаются к Богу, как невинные дети к отцу; потом — живая, сильная и скорая деятельность, ибо чистая совесть привлекает силу Божественную, которая, преисполняя собою всю душу, сообщает ей неутомимость, непрестаемость труда, непреодолимость препятствиями, в чем собственно и состоит свобода духа, свойственная человеку; наконец, и воля сливается с совестию и прекращается всякое внутри восстание: человек вступает в то состояние, когда ему закон не лежит, потому что он сам весь преисполняется за коном.» (Св. Феофан Затворник, Воплощённое домостроительство, опыт христианской психологии, С. 384)

Из этих откровений святителя Феофана Затворника о принципах работы совести мы можем сформировать христианское понимание общего принципа искажения правды (истины) и всех ступеней проникновения лжи в сферу души:

1-я ступень (мысленная) — ум, когда порочная мысль или страсть только оказывается в фокусе внимания ума и не переходит на уровень чувства и воли (желания).

2-я ступень (чувственная) — ум и чувство, когда ложная мысль или страсть не останавливается на входе, а связывается с чувством и порождает желание.

3-я ступень (желательная) — ум, чувство и воля, когда ложная мысль или страсть не останавливается ни на первом, ни на втором уровнях, а соединяясь с умом, чувством и желанием (волей), порождает решимость (намерение) за которым неминуемо следует и ложное действие, именуемое собственно грехом.

«Заметьте: мысль породила чувство, мысль с чувством породили желание. Душа полна страстью. Но все это еще мысленные нечистоты и грешности. До дела еще далеко. Между желанием и делом всегда стоит решимость на дело с обдумыванием, как его произвести.» (Св. Феофан Затворник, Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться,)

4-я ступень (решительностная) — принятие решения, когда ложная мысль или страсть, облечённая в мысленную форму, обретет силу решимости (намерения) к её исполнению.

5-я ступень (деятельностная) — совершение действия, когда ложная мысль или страсть, облечённая в мыслеформу лжи, получив импульс силы намерения, реализуется на практике.

По существу, святитель Феофан, опираясь на святоотеческую схему работы страсти через прилог, сочетание, сложение и пленение описал психологическую схему работы лжи и зла в сознании человека от мысли — до действия.

Как видно из данной схемы, существует несколько промежуточных ступеней, на которых любая ложь или страсть ещё может быть пресечена и остановлена совестью:

— На уровне ума, т.е. между умом и чувством (на уровне помысла),

— На уровне чувства, т.е. между чувством и желанием (на уровне чувствования),

— На уровне желания, т.е. между желанием и намерением (на уровне вожделения),

— На уровне решения, т.е. между решением и действием (на уровне принятия решения).

Как говорит святитель Феофан, первые три ступени происходят обычно очень быстро (в одно мгновение) и сложно сделать разделение ума, чувства и воли (желания), но следующая стадия образования решимости имеет более значительную задержку и не срабатывает автоматически.

«Мысль, чувство и пожелание — страстные — иногда в одно мгновение пробегают по душе, не давая опомниться. В этом случае они не делают нас виновными, коль скоро, опомнившись при возникновении хоть уже пожелания, прогоним их неприязненным рассерчанием на них. Виновность наша и в помысле, и в чувстве, и в пожелании зависит от нашего промедления на них, после того как заметим их и не прогоним, а остановимся на них.» (Св. Феофан Затворник, Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться, Разные степени развития страсти: страстные мысли, чувства, желания и действия. Борьба с ними)

В то же время, на стадии принятия решения происходит существенная задержка, связанная с актом действия, как высшим актом воли, который должен быть окончательно верным. Вот почему на этой стадии как бы ещё раз всё тщательно взвешивается в последний раз перед «отрезанием», т.е. осуществлением воли.

«Между желанием и делом всегда стоит решимость на дело с обдумыванием, как его произвести. Как образуется решимость, не всегда видно. Она в слабом виде есть уже в желании, потом растет вместе с обдумыванием дела, то есть подбором средств и установлением способов и обстоятельств. Когда все обдумано, завершается и решимость.» (Св. Феофан Затворник, Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться, Разные степени развития страсти: страстные мысли, чувства, желания и действия. Борьба с ними)

Аналогично между принятым решением и действием всегда есть разрыв (задержка), когда ложное решение ещё может быть отменено и не допущено к реализации:

«Когда все обдумано, завершается и решимость. Тогда дело внутри уже совершено. Пред лицом Бога и совести грех уже сделан: заповеди презрены, совесть попрана. От пожелания до решимости с обдумыванием дела иногда проходит немало времени.» (Там же)

Таким образом, любой грех, как повреждение души, имеет две стадии своего развития:

— внутренний грех (первые 3 стадии) до образование греховной решимости,

— деятельностный грех (две последние стадии) — намерение и действие.

«Находит страх Божий, припоминаются и заповеди, и совесть не молчит. Но все их спасительные внушения отвергаются с презорством. Потому в решимости есть уже преступление и грех. Мысль, чувство и желание, хоть всю душу уже заняли, но как будто все еще происходят на поверхности души. Склона к греху еще нет, а есть только позыв на него. Склон начинается с того момента, как душа начнет обдумывать, можно ли и как сделать удовлетворение страсти. Тут душа вступает уже на путь греха.» (Там же)

Глядя на эту последовательность этапов и ступеней повреждения души ложью, можно заметить, что единственным инструментом, стоящим на защите интересов души, является совесть, как голос Божий в сердце, которая не молчит, но пытается достучаться до ума и остановить ложь (зло).

Если совесть развита, то любую ложь (зло) можно распознать и остановить на любой из ступеней, вплоть до принятия решения.

Кроме инструмента совести, в христианской традиции существует ещё несколько инструментов души и навыков, способных останавливать любое зло и страсти. К этим инструментам относятся:

— смирение,

— высшее внимание,

— духовное рассуждение (духовный ум),

— молитва.

«Подвизающийся внутренно всякую минуту должен иметь следующие четыре вещи: смирение, крайнее внимание, противоречие (помыслам) и молитву. Смирение — поелику сопротивники его в брани суть гордые демоны, — дабы Христову помощь удержать рукою сердца, ибо Господь ненавидит гордых. Внимание — чтобы не попускать сердцу иметь никакого помысла, хотя бы он и добрым казался. Противоречие — дабы, как скоро усмотрит пришедший (помысл), тотчас с гневом отразить лукавого. Молитву — дабы после противоречия тотчас возопить ко Христу с воздыханием неизглаголанным.» (Преп. Исихий Иерусалимский, Слово о трезвении)

Из данных средств борьбы с ложными мыслями и страстями, обращение к молитве можно считать одним из наиболее действенных средств успокоения ума, чувства и воли от страстных и ложных помыслов, поскольку смирение, высшее внимание и духовное рассуждение — это добродетели высокого уровня, доступные только совершенным, а молитва доступна каждому.

«Чтобы вам яснее это представить, расскажу одно предание. Жил старец в безмолвной пустыне. Напали на него бесы видимо и начали тащить вон из келий, чтобы выгнать совсем и из пустыни. Старец начал сам отбиваться от них, но те пересилили его и уже к самой двери притащили. Еще бы немного — и они вышвырнули бы его вон. Видя крайнюю беду, старец воззвал: <Господи, Иисусе Христе! Почто мя оставил еси! Помоги мне, Господи!> Как только воззвал, тотчас явился Господь и разогнал бесов, а старцу сказал: <Я не оставлял тебя; но как ты не призывал Меня, а сам думал управиться с врагами, то не приступал помочь тебе. Сам ты виноват, понадеявшись на себя. Призывай Меня, и всегда встретишь готовую помощь>. Сказав это, Господь стал невидим. Вразумив старца, этот случай и всем нам дает урок не барахтаться со страстными помыслами своим с ними мысленным препирательством, а тотчас обращаться к Господу с молитвою против них.» (Св. Феофан Затворник, Что есть духовная жизнь и как на неё настроиться, Значение молитвы в деле борьбы со страстными помыслами. Примеры)

Психология первородного повреждения души

Одним из самых интригующих и вызывающих огромное количество споров в психологии вообще и психологии христианской в частности, является вопрос т.н. «первородного греха» или правильнее первородного повреждения (самостью) всей телесно-духовной природы первозданного человека (Адама), в результате чего человек утратил свою сверхъестественную духовную основу, а сосредоточился на основе материальной, как естественной и сугубо телесной (психофизиологической).

Проще говоря, по учению отцов церкви в результате некого «вкушения», т.е. принятия чего-то в душу вся природа человека претерпела глубочайшие изменения, став из бесстрастной, нетленной и бессмертной — страстной, тленной и смертной.

Как известно из книг Священного Писания лукавый Змий хитростью и обманом предложил жене вкусить т.н. «запретного плода» с «Древа познания добра и зла», после чего и произошло то, о чём известно, как о великой антропологической катастрофе грехопадения первозданного Человека во плоть.

«И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт.3; 6—7)

Что же действительно подразумевается в Священном Писании под «Древом познания добра и зла», каковы его «плоды» и можно ли понять с точки зрения психологии сам механизм повреждения первозданной телесно-духовной природы человека?

В последнее время не редки стали ситуации, когда молодые священники по незнанию или по каким-либо иным причинам преподносят эти события не виде ёмкой метафоры, а в совершенно реальных образах «плодового сада» (Эдемского) в котором растут реальные «плодовые деревья», а нагие Адам с Евой сидят под «яблоней», обвитой змеем, и Ева протягивает Адаму спелое красное «яблоко». Именно этот визуализированный образ «плодового сада» служит основанием для довольно нелепых заявлений о том, что именно «чревоугодие» стало причиной грехопадения Адама и всего рода человеческого.

Подобные заблуждения не просто дезориентируют неофитов, но создают в сознании людей совершенно ложную обусловленность иллюзией и воображением, которое не имеет с христианством, православием и учением отцов церкви ничего общего.

Именно по этой причине данный вопрос можно отнести к категории наиболее глубоких не только с точки зрения психологии, но и антропологии, как науки о человеке вообще и всех авраамических религий.

Любой духовно образованный и здравомыслящий человек в наше время уже понимает, что практически всё Священное Писание написано языком притч и метафор, отражающих не внешние, а глубоко внутренние когнитивные процессы, имеющие отношение не к телу, а к душе и духу, как энерго-информационным процессамЮ протекающим на уровне гиперсетей мозга (тела), разума (души) и сознания (духа). Именно поэтому понятия о «Древе познания» и вкушении его «плодов» также являются всего лишь ёмкими метафорами изменения состояния энергий души и всей её структуры.

В свете современных гиперсетевых представлений есть все основания полагать, что в основе «грехопадения» могло лежать принципиальное изменение структуры сети сознания первозданного человека, который пошёл на поводу у доминанты самости (эгоизма) в ущерб доминанте духовного сердца и совести.

В итоге, связь души с Духом (Бгом) была утрачена и душа, как гиперсеть разума, благодаря привнесению структуры «Я» (эго), замкнулась сама на себя.

Исследованием данного вопроса занимались многие отцы Восточной Церкви. При этом наиболее глубокое разъяснение этих категорий можно найти у ученика преп. Григория нового Богослова — преп. Никиты Стифата в его «Трактате о Рае», где он по существу прямым текстом говорит о сути Древа Жизни и Древа познания добра и зла, как отношениях двух систем — «питающей» системы Бога и «приемлющей божественное питание» системы человеческой души.

«Итак, посредине его посажено Древо Жизни и другое насаждение, называемое Древом познания добра и зла. Какие же они? Внемли разумно. Древо Жизни это сам Бог, Создатель всего, как написано: Бог посреди его — он не поколеблется. Древо же знания, конечно, Познание и добра и зла, это наша природа и устройство людей. Ибо человек есть вместилище ведения и добра и зла Ибо он действительно является вечноцветущим Древом знания, посаженным после переведения сущих из не-сущих в этом раю творений, как и Давид начертал в Псалмах: И будет он как дерево, посаженное при потоках вод.» (Преп. Никита Стифат, Трактат о Рае, Сколькими способами мы видим божественный рай чувственно воспринимаемым при благочестивом созерцании, 9)

Таким образом, вопрос понимания Бога, как «Древа жизни» и человека, как «Древа познания» — это вопрос метапарадигмы устройства мироздания и человека через призму движения соответствующих энергий добра и зла. В данной связи сам человек, как «Древо» познания добра и зла — это, действительно, очень глубокий и точный образ, отражающий безграничный потенциал внутреннего роста и развития души во всём многообразии её качеств и состояний.

Именно в этой связи «плод» «Древа» познания в виде символичного «яблока» — это конечно же не тело (плоть), а бесценная человеческая душа в составе трёх её движущих сил (ума, чувства, воли), которая, как и любой «плод», может быть наполнена разными качествами (энергиями) добродетели и страсти, которые для Бога являются более и менее приятными («съедобными»).

«Бог наш есть огнь поядающий» (Евр. 12;29)

Таким образом, с точки зрения метапарадигмы (абстракции), человек для Бога, как для Большого Ума (глобальной нейросети когниции), действительно, представляет собой уникальный «плод» некого душевно-духовного «растения» человеческой души, т.е. сферы познания, которая бывает наполнена совершенно разными качествами (энергиями) познания жизни (страстями и добродетелями). Эти энергии или качества души могут различаться в зависимости от того, какого образа жизни придерживался человек — нравственного или безнравственного, благочестивого или порочного, добродетельного или страстного, а проще благого или злого.

При этом нет никаких сомнений в том, что наиболее ценными и важными для Бога являются те качества и энергии («соки души»), которые максимально приближены к качествам Самого Бога, как единого Источника жизни и любви. В этом и состоят смысл обожения или спасения души в христианстве.

Именно в этой связи сам Христос сравнивает себя в притче с несущим «стеблем виноградной лозы», как некого «живого растения» Духа, способного питать душу и приносить благодатные плоды веры.

«Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец Мой — виноградарь. Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает; и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода. Вы уже очищены через слово, которое Я проповедал вам. Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие [ветви] собирают и бросают в огонь, и они сгорают». (Ин.15:1—6)

С точки зрения сетевой структуры сознания речь, по всей видимости, идёт о принципе «питания» души духом (Святым) при том условии, что «растение» человеческой души зиждется или «коренится» на данной духовной (Христовой) основе. При этом плети виноградной лозы выступают аналогом проводников нейросети сознания.

Это и есть, не что иное, как принцип духовного питания.

В данной связи суть «грехопадения» или точнее повреждения первозданной природы человека выглядит, действительно, как повреждение души через принесение в структуру души извне некой чужеродной энергии, которая разорвала связь с Богом (Духом) и полностью расстроила внутреннюю согласованность качеств и сил души первозданного человека.

«примешавшийся к ней грех уподобляем великому дереву, у которого много ветвей, а корни в земных глубинах. Так и вошедший в душу грех овладел ее пажитями до глубочайших тайников, обратился в привычку и предубеждение, с младенчества в каждом возрастает, воспитывается и учит его худому.» (Добротолюбие, Т. 1, Наставления святого Макария Великого о христианской жизни,)

В данной цитате преп. Макарий прямым текстом говорит о том, что «грех», т.е. повреждение души распространилось на всю древовидную, т.е. гиперсетевую структуру души, изменив все её качества.

Вот почему вопрос устройства и состояния души Адама через призму внутренних качеств (энергий), обеспечивавших первозданному человеку богоподобие (бесстрастие, нетление и бессмертие), является по сей день самым главным и глубинным в парадигме христианской психологии и антропологии.

Многие отцы церкви в разных трудах пытались пролить свет на секрет устройства и повреждения души Адама через призму энергий, но, пожалуй, точнее всех это удалось сделать преподобному Григорию Синаиту, давшему в 5-м томе Добротолюбия наиболее полное и исчерпывающее представление о т.н. изначальных божественных добродетелях и механизме их искажения в душе.

«Добродетели, хотя одни из других рождаются, но бытие свое имеют из трех сил душевных (ума, чувства, воли), — все, кроме божественных. Ибо причина и начало четырех родовых божественных добродетелей, из коих и в коих состоят все прочие, именно — мудрости, мужества, целомудрия и правды, есть божественная духодвижная премудрость, в уме четверояко движимая.» (Св. Григорий Синаит, Добротолюбие, Т.5, 85)

Таким образом, преп. Григорий фактически излагает психологический механизм первородного повреждения души Адама в виде искажения четырёх первичных божественных энергий:

— мудрость (сила ума)

— мужество (сила чувства)

— целомудрие (сила воли)

— правда (чистота совести)

В данной связи правомерно говорить о том, что с точки зрения парадигмы христианской психологии суть повреждения целомудренной души Адама состояла в привнесении в эту непорочную и целомудренную структуру души первого человека чужеродной энергии самости «Я» (эго) как некой свободы и возможности «Я-познания» себя и мира посредством чувственности и рационального эго мышления без Бога.

Данная свобода познания (себя и мира) и состояла в возможности создания сетевых когнитивных связей минуя систему вертикальных (иерархических) связей Бога (Духа). Проще говоря, человек в грехопадении получил свободу создавать гиперсеть «горизонтального» (рационального) мышления, которая никак не согласовывалась в «вертикальной» системой связей Бога и основой падения послужило «семя» эгоизма привнесённое в душу Адама после вкушения «яблока» с Древа познания. Таким образом, активизировав в самом себе эгоизм и чувственность, первозданный человек не выдержал испытания силой чувственности и страстности.

Принцип повреждения души Адама самостью (эгоизмом)