Бесплатный фрагмент - Заметки о Беларуси

ВВЕДЕНИЕ

Книга основа на материалах моих постов, размещённых в различных социальных сетях. Содержит информацию по истории и краеведению Беларуси.

В главе «Исторические очерки» показаны истоки и время проникновения герба «Пагоня» на территорию современной Беларуси. Поскольку земли Беларуси достаточно продолжительное время были частью Российской империи, затронута тема двуглавого орла. В частности, обосновывается восточное происхождение двуглавой птицы и появление её на гербе Ивана III в результате заимствования из Золотой Орды.

В этой же главе рассматриваются вопросы рабства, крепостного права и расизма в Беларуси. Много внимания в книге уделено проблеме сталинских депортаций из Беларуси, Второй мировой войне.

В главе «Краеведческие очерки» показаны история дома по адресу Проспект Независимости 27а и улицы Юрьевская в г. Минск, краткая история города Ошмяны и еврейской общины, а также история города Ивье. Первыми двумя вопросами, автору пришлось заниматься в силу производственной необходимости, а город Ивье — это моя малая родина (вторая после аула Ортакшил и села Партизанка в Казахстане, где прошло моё детство).

В главе «Биографии» даны биографии Баума Владимира Александровича, которого я считаю своим учителем; Винцента Калиновского, поскольку часть беларусов считает его, чуть ли не отцом нации (с чем я не согласен); Андрея Огинского, поскольку он сыграл большую роль в истории Ошмян; и Константина Рокоссовского, так как его мама, родом из Беларуси.

Надеюсь, что книга будет интересна любителям истории и краеведения.

I. ИСТОРИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ

1.1. Герб Пагоня

Герб Великого княжества Литовского, Русского и Жемайтского. XVI век [69]

Изображение Пагони восходит к Георгию Победоносцу

Георгий Победоносец — христианский святой, великомученник. Родился согласно византийскому житию в III в. в Каппадокии. Его отец — воин Геронтий (сенатор из Севастополя Армянского, имевший почетный титул стратилата). Мать Полихрония владела богатыми имениями около города Лидда, Сирия Палестинская. Георгий служил у императора Диоклетиана, стал одним из его тысяченачальников. Когда начались гонения на христиан, Георгий раздал свое имение бедным, отпустил рабов, явился к Диоклетиану и объявив себя христианином, обличил императора в жестокости и несправедливости. Был арестован, подвергнут пыткам, а затем казнен.

За мужество и духовную победу над истязателями святого Георгия прозвали Победоносцем [29; 138].

На иконах великомученик Георгий, как правило, изображается сидящим на белом коне и поражающим копьем змея. Это изображение основано на предании и относится к посмертным чудесам святого великомученика Георгия. Чудовище пожирало людей и опустошало земли вблизи Бейрута. Георгий спас девушку, приготовленную змию в качестве жертвенной дани: прискакал на белом коне, осенил себя крестным знамением и копьем сразил чудовище наповал. История, напоминающая легенду о спасении Тезеем Андромеды, любима христианами всего мира [140].

Культ Георгия Победоносца возник в IV в. в Сирии и Палестине, а затем распространился дальше на восток. На западе Римской империи культ святого Георгия появился не позднее V в., о чём свидетельствуют как апокрифические тексты и жития, так и культовые сооружения, известные в Риме с VI в., в Галлии с V в.

Английский король Ричард Львиное Сердце (1157—1199) провозгласил Георгия своим покровителем. Эдуард III Плантагенет (1312—1377) учредил орден Подвязки Святого Георгия в образе змееборца.

Почитали святого и на Руси. Великомученик считался покровителем воинов, земледельцев и скотоводов (поводом тому послужило описанное в житии чудесное оживление единственного вола у земледельца). В XI в. великий князь Ярослав Мудрый (ок. 978—1054) основал в Киеве и Новгороде монастыри Св. Георгия (Юрьев монастырь). Его образ запечатлен на иконах, печатях, монетах, княжеской атрибутике, в частности, изображение Святого Георгия есть на печатях суздальского князя Всеволода Большое Гнездо (в крещении — Дмитрий Георгиевич) (на его печати изображены пеший святой Дмитрий и конный святой Георгий), его внука Александра Невского, Дмитрия Донского, великого князя московского Василия I [139].

Факт, что изображением всадника на печати использовал Александр Невский, женатый на Александре (Параскеве), дочери полоцкого князя с 1232 г. Брячислава Васильковича (ум. после 1241 г.), некоторые современные белорусские исследователи пытаются представить, как заимствование «Пагони» из Полоцкого княжества. Брячислав построил в Полоцке три христианских храма: Софии, Бориса и Пятницы и поэтому его иногда называют первым христианским князем в земле кривичей. Вместе с тем, по мнению белорусского историка В. Носевича, изображенный на печати Александра Невского всадник в княжеской шапке и с мечом, видимо, является изображением самого Александра [108].

У XII — XIII вв. изображения всадников были на печатях польских князей Мешко старого (со щитом и знаменем), Конрада Мазовецкого и его сына Болеслава (с вертикально поднятым копьем), другого сына Конрада — Казимира (со щитом и знаменем), Пшемыслава Великопольского (со щитом и мечом) и многих других: чешских королей Пшемыслава Отакара и Вацлава II (со щитом и копьем). Такими печатями пользовались в XIII в. и некоторые польские паны, например, войницкий каштелян Суд Дабяславович (без щита, с мечом в отведенной назад руке) и сандомирский воевода Пакаслав (почти такое же изображение) [108].

Появление «Пагони» на территории современной Беларуси

В конце X века на Полотчине начинает распространяться Христианство — в 992 г. была образована Полоцкая епархия. В середине XI в. возведен Софийский собор. Во всем христианском мире это был четвертый храм во имя Святой Софии, Премудрости Божией; подобные храмы имелись в Царьграде, Киеве и Новгороде. Однако единственным человеком, которого в Полоцких землях современники считали святым, был Торвальд Кодранссон, креститель Полоцка. Два Полоцких князя Брячеслав и Всеслав, правившие весь XI век запомнились другим — Брячеслав (ум. в 1044 г.) «обращался к волхвам и сын его рожден от волхования», а Всеслава (ум. в 1101 г.) летописи описывали как оборотня-воўкалака и потомки дали ему имя колдун-Чарадзей.

Полоцкие князья (Изяславичи) относились к старшей ветви Рюриковичей и через свою мать Рогнеду, были потомками древнего варяжского рода, правившего Полоцкой землей. Отец и братья Рогнеды были убиты при захвате Полоцка ее будущим мужем Владимиром. Брячеслав воевал с Ярославом Мудрым, в 1021 г. напал на Новгород. Всеслав враждовал с сыновьями Ярослава, был ими захвачен в плен и даже некоторое время занимал киевский стол.

В Полоцком княжестве пломбы с изображением св. Георгия Победоносца и полоцким княжеским знаком известны во время правления князя Ростислава-Георгия (?) Глебовича (1151—1158) (из династии менских Глебовичей) [41, с.151].

Позже печать с изображением Святого Георгия использовал старший сын великого князя Литовского Гедимина Наримунт (в крещении Глеб) (ок. 1292—1348), полоцкий князь (около 1335—1345), князь пинский (ок. 1330—1348) (его печатью скреплен договор Полоцка и Риги, заключенный в 1330 г.). Согласно одним источникам Наримунт первым браком был женат на дочери хана Золотой Орды Тохты (1291—1312), согласно другим — на внучке Александра Невского. Второй женой Наримунта была сестра князя Даниила Острожского. Третья жена — из Крыма. Сыновья Наримунта стали родоначальниками многих княжеских родов: Патрикеевых, Хованских, Булгаковых, Щенятевых, Куракиных, Голицыных, Корецких.

В Вильнюсском государственном музее хранится печать с изображением всадника со щитом и копьем наперевес, принадлежавшая Гедимину [108]. К 1366 г. относится документ с печатью Ольгерда, на которой изображён всадник с мечом. С конца XIV в. всадник изображён на фоне геральдического щита — на печатях Ягайлы (1386, 1387) и Витовта (1401). Таким образом, по мнению А. Шаланды, герб Великого княжества Литовского возник в результате геральдизации изображения вооружённого всадника с портретных печатей великих князей литовских Ягайло и Витовта [172, с. 382].

В. Насевич отмечает, что с конца XIII в. польские печати стали оформляться в соответствии с правилами западноевропейской геральдики (изображение размещается на гербовом щите или всадник держит щит с изображением герба). На печатях русских князей это никак не отразилось. В то время, как в Великом княжестве Литовском, в связи с династическим браком Ягайлы, произошли существенные изменения. В Польше к тому времени сложились общегосударственный символ — белый орел на красном щите и гербы воеводств. К тому же, невеста Ягайлы, польская принцесса Ядвига, происходила из Анжуйской династии, из Франции — родины геральдики.

Гедиминовичи использовали самые разные гербы. Сам Ягайло имел печать с изображением всадника, повернутого в левую (геральдическую) сторону, с мечом в отведенной руке. После Кревской унии 1385 г. почти все Гедиминовичи стали размещать на своих печатях, изображение сходное со всадником с печати Ягайло, иногда с некоторыми изменениями. С этого времени изображение всадника стало господствующим символом правящей династии и одновременно подвластной им державы.

Однако, изображение на печати Ягайлы не в полной мере соответствовало геральдическим канонам.

В 1388 г. создана большая тронная печать Ягайлы, на которой слева сверху изображен всадник с мячом. Причем он впервые держит меч не острием вверх, а над головой, занесенным для удара. В левой руке его находится щит с шестиконечным крестом, а под копытами коня — крылатый дракон. Только в 1405 г., на малой печати, во втором и третьем полях, «Пагоня» появляется в виде, ставшим классическим — с занесенным мечом, без дракона под копытами. В таком виде она попадает на второй вариант средней государственной печати. По мнению В. Насевича крест на щите всадника «Пагони» имеет венгерское происхождение и символизировал победу над язычниками в Литве [108].

Согласно А, Шаланде, название «Погоня» закрепилось за гербом лишь в конце XV — первой половине XVI веков в результате переосмысления изображения вооружённого всадника [172, c. 382]. Так, в 1562 г. великий князь Сигизмунд Август приказал чеканить монеты-трояки с «гербом Погоней» на одной стороне [172, c. 382]. В привилее Ягайлы 1387 г. описывается повинность, которая заключалась в обязанности конно преследовать врага не только рыцарями, но и всем населением, способным носить оружие. В латиноязычном документе сказано, что по-народному преследование врага называется pogonia [118].

Согласно историку В. Носевичу, название «Погоня» относительно данного герба впервые зафиксировано в гербовнике Бартоша Папроцкого, изданном в 1584 году [108]. Он также ставит под сомнение гипотезу о происхождении названия герба от воинского обычая, указывая на хронологическую разницу между упоминанием повинности и закреплением названия герба в 200 лет [108].

1. «Хроника Быховца» удревняет происхождение Пагони, возводя ее к мифическому великому князю Наримунту, брату Трайдена (стилизовано):

«… Мой дядя Наримунт, когда сел на Великом Княжении Литовском, то герб свой Китовраса оставил своей братии, а себе сделал герб, — человека на коне с мечом. А тот герб означает взрослого государя, который может защищать свою родину мечом, а поэтому изберите себе государя взрослого, кто бы мог защищать государство, Великое Княжество Литовское…»

2. «Хроника Литовская и Жемайтская» (стилизовано):

«… [Наримунт] внутреннюю войну начал, замок Утену, где Довмонт с женой заперся, осадил и захватил, замкнутую [в замке] жену взял. А Довмонт к Пскову убежал, на Князя Псковянами был избран, с помощью которых Русь около Полоцка, замок Полоцкий захватив, под свою силу поставил. Этот Наримунт имел герб, или клеймо, от рыцарства своего такового, и тем печатался. И Великое Княжество Литовское заставил таким [печататься]: в гербе муж вооруженный, на коне белом, на фоне красном, меч голый, будто бы кого-то догоняя, держал над головой. И отсюда [герб] назван „Погоня“. A доживши до старости, Наримунт потом умер и похоронен был, как Князь, на сжигалище, обычаем языческим, с жалостью всего подданства…» [167].

1.2. Двуглавый орёл

Популярны три версии происхождения двуглавого орла — шумерская, бактрийская, хеттская.

Согласно шумерской версии, прототипом двуглавого орла считается Анзуд, птица с львиной головой, имеющая божественное происхождение (с XIV в. до н.э. изображалась просто в виде орла). Изображение Анзуд, датируемое 2900 г. до н.э. обнаружено в г. Лагаш [15].

Вместе с тем, самое раннее изображение двуглавой птицы (ястреб), победителя змей, известно из Джирофта, III тыс. до н.э. (учёные отождествляют Джирофт с царством Мархаши. Современные провинции Белуджистан, Систан и Керман в Иране), что позволяет предположить зарождение образа пернатого двуглавого хищника у протоэламитов (джирофитов) [81].

По мнению С.Н.Кореневского, изображение двухголового ястреба, а также миксморфного божества с двумя рогатыми головами, имеющего черты птицы и быка, душащего двух змей (именно для этого нужны две головы), свидетельствует о зарождении двуглавого пернатого хищника «в кругу населения (протоэламитов, „джирофитов“), культивирующего миф о священном Древе Жизни и связанных с ним сценах битв между фантастическими существами» [81, с.90].

Образ двуглавого пернатого хищника, образованного из соединения двух тел мифических существ, изредка встречается на печатях Царского некрополя Ура, но не даёт ответ, зачем у ястреба две головы [81, с.90].

Соответственно, первичным является образ двуглавой птицы из Джирофта.

Двуглавый ястреб, Джирофт [81].

У шумеров II и III Раннединастических периодов и в последующее время, этот образ стал символом укрепляющейся военной власти, небесного борца против сил зла и приносящего несчастье людям змея. Птицу стали рассматривать как символ бога войны Нинурты [81].

Согласно 2-й версии, центром распространения двуглавых орлов является Бактрия — историческая область на части территории Туркменистана, Узбекистана, Таджикистана и Афганистана. Здесь, на серебряном позолоченном топоре, датируемом около 2200 г. до н.э., обнаружена сцена сражения антропоморфного божества с двумя орлиными головами с диким кабаном и крылатым драконом. Исходя из того, что изображение двуглавой птицы из Джирофта древнее бактрийского, можно полагать, что это образ был заимствован из Джирофта.

Бактрийский серебряный топор из коллекции Metropolitan Museum of Art. Около 2200 г. до н.э. [187]

Первые изображения двуглавого орла у хеттов появились в XIX — XVIII вв. до н.э. и стали популярными в XVIII — XII вв. до н.э.

Хетты переняли образ львиноголового орла у аккадцев. Затем, видимо, под влиянием с востока, орёл стал двухголовым.

После хеттов, образ двуглавого орла не известен на западе Евразии почти 2 тыс. лет.

Герб западных гуннов [189].

В ряде источников сообщается, что двуглавый орёл изображался на знамёнах гуннов в IV — V вв. [141]. Предполагается, что он был символом вождя гуннов Атиллы. Вместе с тем, в казахской литературе в качестве герба западных гуннов приводится одноглавая птица [189].

Изображения двуглавых орлов обнаружены в пещерах Тысячи Будд в Кизиле, рядом с древним городом Куча, на северо-западе Китая. Пещеры начали возводить в 300 г. [44]. На этой территории живут тюрки.

Автор статьи «Двуглавые орлы в Азии» пишет «изображения двуглавой птицы чаще всего, а вернее почти всегда, появлялись в зонах активности кочевых племен, в 6—11 веках это были различные тюркские племенные союзы. Плато Ордос в нынешнем Китае находится севернее Великой стены, это место где кочевали хунну, тюрки, монголы; буддийский пещерный монастырь Кызыл расположен немного западнее — на границе нынешних Казахстана и Китая; Пермь и река Кама — это северная граница расселения тюркских племен. В Иране изображение двуглавого орла появлялось редко, причем большая часть этих изображений фиксируется только с 11 века, это время массированного проникновения в данный регион тюркских кочевников, тоже самое касается Малой Азии и всего Ближнего Востока.

Напрашивается вывод, что двуглавые орлы в Азии появлялись чаще в регионе Турана, а не Ирана, и их появление было связанно с движением кочевых тюркских племен. География распространения изображений двуглавого орла в Азии подтверждает вывод о том, что именно тюркские племена принесли этот символ в Европу» [44].

У тюрок большая хищная птица, называвшаяся Тогрул, была посланцем богов. Предполагается, что она была даже символом самого вождя гуннов Аттилы. Эта птица во все времена была символом могущества и власти [46].

У правителей тюркских каганатов, как например у Кюльтегина (? -731), эта птица изображалась на головном уборе.

Изображение птицы на головном уборе Кюльтегина [46]

Изображение двуглавого орла известно у тюркоязычных болгар, основавших Первое болгарское царство, X — XI вв.

Барельеф с изображением двуглавого орла из Стара Загора, Первое болгарское царство, X — XI вв. Национальный археологический музей Софии [46]

Изображение двуглавого орла размещали на своих боевых знаменах турки-сельджуки (1037 -1194). Орел был изображен над воротами в цитадели столицы сельджуков Конье, на монетах некоторых тюркских династий, и просто массово тиражировался в изобразительном искусстве [177].

Двуглавый белый орел и лук с натянутой стрелой чёрного цвета наносился сельджуками на синий флаг. Турецкое название империи Büyük Selçuklu Devleti [135].

Сельджукский флаг с гербом [135]

Герб Великой Сельджукской империи, XI век [135]

Существует мнение, что у сельджуков двуглавый орел — это образ из тюркской мифологии, страж небесных врат. Согласно еще одной версии, птица, рассеченная вертикально по туловищу и голове, представляет собой принесенную жертву в древнем культе. Рассеченную птицу крепили к столбу или стене, или же прибивали непосредственно на щиты, но затем жертвы были заменены на их изображения из дерева или же высекались на скале [28].

«Татарское название двуглавого орла на монетах — „семруг“. В образе фантастической птицы он известен в произведениях фольклора. Это, по-видимому, тот самый семруг, или семаргл, который обладал божественной силой в представлении некоторых древних народов, в том числе кыпчаков и восточных славян» [106, с. 80].

В Византии двуглавый орел, по-видимому, появился под влиянием турок-сельджуков, поскольку в ранний период Византийской империи на горельефах изображались орлы с одной головой (возможно и этот орёл был заимствован у тюрок-гуннов).

Р.Р.Фасмер отмечает, что в византийском гербе двуглавый орел впервые появился при императоре Андронике III (1325—1343), современнике золотоордынского хана Узбека (1312—1342). «Но ввиду того, что двуглавый орел появился у ханов Золотой Орды не как государственный герб, а лишь как изображение на сравнительно незначительном количестве медных монет, приблизительно одновременно с целым рядом всяческих других изображений, главное внимание при обсуждении вопроса о его происхождении должно быть обращено именно на монеты, а не на что другое. Монеты же определенно указывают на восточное влияние. В то время как на восточных монетах двуглавый орел встречается неоднократно в предшествующие века, на византийских монетах всего предыдущего периода его нет, а встречается он только на медных монетах трапезунтских Комненов, Алексея III (1349—1390) и Мануила III (1390—1417), несомненно находившихся под восточным влиянием» [160, с.112].

Согласно официальной версии, в 1497 г. русский царь Иван III, после женитьбы на Софье Палеолог, внучке последнего византийского императора, провозгласил себя наследником Византии и сделал гербом двуглавого орла (двуглавый орёл был родовым гербом Палеологов). Он использовался и при Романовых (1613—1917). После распада СССР двуглавый орел вновь стал гербом России и до сих пор им является.

Более вероятна версия, что Русское царство унаследовало двуглавого орла от Золотой Орды.

Сохранились монеты хана Золотой Орды Узбека (1312—1342) [106, с. 79] и его сына хана Джанибека (1342—1357) [160, с.111] с изображением двуглавого орла.

Р.Р.Фасмер отрицает возможность появления двуглавого орла в Золотой Орде из Византии [160, с.112]. Он отмечает, что древнейшие изображения двуглавого орла находятся в Каппадокии, в деревнях Богаз Кей и Эйюк и относятся к II в. до н. э. На восточных монетах двуглавый орел встречается уже в конце XII в. на монетах Зенгидов, и в начале XIII в. на монетах Ортокидов, чеканенных в различных городах Месопотамии. Несколько позже он изображен на ирбильской монете 678 г. (1279—1280) персидского монгола Абага, который, несомненно перенял его от Ортокидов. Весьма вероятно, что и Джучиды заимствовали двуглавого орла у своих юго-восточных соседей, а не у Византии [160, с.111—112].

Монета хана Джанибека (1342—1357) [135]

Упоминаемые выше Ортокиды, Артукиды — династия эмиров, правивших в Западной Армении, Северной Сирии и Северном Ираке, в 1098—1232 гг. Артукиды были потомками эмира Артука ибн Эксеба, предводителя огузского племени догер. В XIII в. Артукиди стали вассалами Сельджукидов, Хорезмшахов, Хулагуидов, Ак-Коюнлу, Тимура.

Артукидское княжество (Artuklu Beyliği) после распада Великой Сельджукской империи, просуществовало более 300 лет (1101—1409) [179].

Artuklu Beyliği [179]

Кроме Артукидского бейлика, двуглавый орёл был родовым символом в соседнем с ним княжестве Менгючекидов (Mengüçekliler), к которым он перешел, как и к Артукидам от ранних сельджукидов (1037—1194). В Дивриги на камнях мечети в 1229 г. вырезали двуглавых орлов. Эти даты вкупе с реальными фактами (барельеф на мечети) показывают более ранее использование двуглавого орла тюркскими княжествами, отпавшими от Сельджукской империи. В то время как в самой Сельджукской империи двуглавый орел наносился на флаг еще ранее [135].

Подтверждением того, что в Золотой Орде двуглавый орёл появился под влиянием турок, является то, что наиболее ранними в Улусе Джучи считают двуглавых орлов на медных фоллариях монетного двора Сакчи (район Дуная) с изображением тамги беклярбека Ногая (1235—1300) [161, с. 32]. Чуть позже двуглавый орёл появился на монетах Крыма [45; 177].

Медный фолларий монетного двора Сакчи (район Дуная) с изображением тамги беклярбека Ногая [184]

Е.Ю.Гончаров обращает внимание на двуглавого орла на монетах турецкого бейлика Эретна. Основатель династии Эретнидов происходил из уйгурского рода. «Двуглавая символическая птица помещена на мангырах Коньи, эмитированных в период недолгого правления там Эретнидов в середине XIV в.» [37, с.11]. Кроме Эретнидов двуглавый орёл иногда присутствует на медных монетах бейликов Айдын, выходившего на западное побережье Малой Азии, и Гермиян, в центре западной части полуострова (монетный двор Кютахья) [37, с.11].

«Кроме монет фигура двуглавой птицы украшает собой и другие памятники XIV в. Например, весьма замысловатое её изображение помещено на одной из сторон мавзолея Хюдавент Харун, построенного в 1312 г. в Ни’иде (на юге центральной части Турции). Там же, не позже 1335 г., была сооружена мечеть Сунгур-бей» [37, с.11—12].

По мнению Е.Ю.Гончарова, двуглавый орёл проник в Золотую Орду с территории Малой Азии в «в эпоху Ильханов и наследовавшим им турецких бейликов» [37, с.12]. Он пишет, что «основным доводом о примате ильханского двуглавого орла служит его историко-культурная предыстория, бытование эмблемы в Северной Месопотамии в частности, и в Малой Азии в общем. Её многочисленное присутствие на денежных знаках и художественных памятниках предмонгольского периода истории тех мест, с которых она естественным образом проникла в набор символов иранских Чингизидов. На территории Восточно-европейских степей в домонгольскую эпоху нет ни одного изображения ДО, ни других признаков, по которым мы могли бы судить об использовании там такого символа» [37, с.13].

Византийский « (эпохи Палеологов) двуглавый орёл является «братом» золотоордынского, имеющим такое же происхождение» [37, с.13].

Вместе с тем, А.Г.Мухамадиев отмечает, что по характеру трактовки изображения двуглавых птиц на монетах хана Узбека, «близки к подобным мотивам византийского герба, основу которого составляет фигура двуглавого орла с раскрытыми крыльями. Не исключена возможность использования византийского двуглавого орла в оформлении татарских пулов, если учесть широкие связи Кипчака с Византией и женитьбу Узбека на дочери византийского императора. Однако объемные изображения двуглавого орла византийского характера имеются лишь на незначительной части медных монет. Основную массу монет составляют пулы с условными стилизованными изображениями двуглавого орла, т.е. с изображением того мотива, который был близок и понятен населению Поволжья в силу его широкого распространения ещё в домонгольский период.

Мотивы стилизованных птиц с раскрытыми крыльями характерны для искусства хазар. Изображения с двойными птичьими головами или в виде схематизированной птицы с раскинутыми крыльями типичны для печенежско-огузских древностей Нижнего Поволжья X — XI вв.

О преемственности свидетельствуют изображения птиц с раскрытыми крыльями, устойчиво сохранявшиеся в искусстве народов Поволжья. Аналогичные мотивы встречаются на серебряных булгарских монетах XIII в. и в орнаментации каменных надгробий» [106, с. 80].

Примечательно в связи с упоминанием хазар, то, что З. В. Тоган (A.Z.V. Тоgan) и Д.М.Данлоп (D.M. Dunlоp) выводят сельджуков из так называемых «хазарских» тюрок. «Династия, стоявшая во главе этого объединения, вышла из среды огузских племен. Первые Сельджукиды находились на службе у огузского ябгу, который был „заместителем“ хазарского кагана. В конце X в. племена огузо-сельджукского объединения ушли на Сырдарью и основали свое независимое владение» [1, с.205]. Также есть мнение, что сельджуки родом из «киргизских» степей, «основатель династии Сельджукидов находился вначале на службе у „киргизского“ правителя по имени Бейгу. Потом Сельджук не поладил с Бейгу и ушел со своим родом в Мавераннахр» [1, с.205].

Сыновей основателей династии Сельджукидов Сельджука ибн Дукак (Токак), звали Микаил (Mika’il), Юнус (Junus), Муса (Musa) и Исраил (Isra’il) [181, p.260]. По мнению ряда авторов, имена Исраил, Муса и Микаил, являются свидетельством тесной связи Сельджука с хазарами [181].

Исследователи отмечают, что впервые на Руси двуглавый орёл появился во второй половине XV века, на монете Великого князя Тверского Михаила Борисовича (1453—1505), великий князь Тверской (1461—1485).

Монета Тверского князя Михаила Борисовича (1461—1485) [135]

Великий князь Тверской Михаил Борисович был шурином великого князя московского Ивана III по его первой жене, и они 10 лет состояли в близком родстве (1457—1467) и его княжество в 1485 г. Иваном III было присоединено к Москве. И уже в 1497 г двуглавый орел перешел на государственную печать великого князя московского Ивана III.

Печать великого князя московского Ивана III-16 век [135]

Таким образом, можно полагать, что двуглавый орёл попал на Русь из Золотой Орды. В свою очередь, в улусе Джучи он появился из Малой Азии, из Артукидского бейлика, унаследовавшего двуглавого орла от турок-сельджуков, а сельджуки позаимствовали двуглавую птицу у хазар. У кочевников двуглавый орёл, по-видимому, является наследием древней цивилизации Джирофта.

1.3. Рабство, крепостное право и расизм в Беларуси

1.3.1. Рабство

Институт рабства был известен Руси в «киевский период истории: литовско-русское право его хорошо знает под именем „паробков“, холопов. Его хозяйственное значение было двояко: часть челяди употреблялась в качестве дворовых слуг, получая содержание от собственника; другая часть жила за двором, на небольших земельных участках, „приробках“, и имела свою собственную движимость — бонду. Юридически между этими двумя разрядами нет никакой разницы: вся невольная челядь лишена какой бы то ни было гражданской правоспособности» [124, с.148].

«Согласно первым двум литовским статутам, человек превращался в раба, если родился в семье рабов, был захвачен в плен или сочетался с рабом браком (Первый Статут, Раздел XI, стал 13; Второй Статут, Раздел XII, статья 13). Первый Статут устанавливал также, что казнь преступника могла быть заменена рабством у того, перед кем этот человек был виновен. Его дети тогда тоже становились рабами (раздел XI, статья 13). Юридически раб не считался человеком, а был имуществом своего хозяина. Единственным долгом хозяина по отношению к его рабам закон признавал обязанность кормить их во время голода. Если вельможа изгонял в голодные времена рабов из своих угодий, и они самостоятельно выживали где-то в другом месте, они становились свободными (Первый Статут, Раздел XI, статья 12; Третий Статут, Раздел XII, статья 12)» [17].

Первый Литовский Статут разрешал татарским дворянам держать рабов-христиан, которые ранее были дарованы им или их предкам великим князем или его предшественниками (Первый Статут, Раздел XI, статья 6). Эта привилегия была аннулирована Вторым Статутом (Раздел XII, статья 5) [17]. Однако татары несмотря на запрет, продолжали иметь невольников [53].

Согласно Третьему Статуту (1588 г.) в рабство можно было обратить только военнопленных. Однако дети пленников рабами не считались и должны были быть расселены на земле в качестве крепостных, как и все остальные рабы «по наследству» (Раздел XII, статья 21). Рабы, расселенные на земле и привязанные к ней, получили статус отчичей — то есть, наследственных крепостных [17; 124, с.148]. Количество невольников в Великом княжестве Литовском, видимо, было незначительным [124, с.148].

В статье [25] приведены цены на рабов в разные периоды истории человечества. В византийских хрониках V — VII вв. есть сведения о выплате славянам денег за выкуп уведенных в рабство подданных Восточной Римской империи. Так император Анастасий Дикор (430—518), после одного из набегов, разоривших северную Грецию, заплатил славянским вождям «тысячу фунтов золота на выкуп пленных» (то есть 327 кг золота). 906 годом датируется первое дошедшее до нас сообщение об индивидуальной стоимости славянского раба. В утверждённом 13-летним правителем Восточно-Франкского королевства Людовиком, так называемом Раффельштеттенском таможенном уставе, который регулировал сбор торговых пошлин на реке Дунай, есть статья, которая гласит: «Славяне же, отправляющиеся для торговли от ругов или богемов, если расположатся для торговли где-либо на берегу Дуная и пожелают продать рабов или лошадей, то за каждую рабыню платят по одному тремиссу, столько же за жеребца, за раба — одну сайгу, столько же за кобылу».

Большинство историков идентифицируют «ругов» как руссов, а «богемов», как чехов. «Тремисс» — мелкая золотая монета поздней Римской империи, около 1,5 г золота. «Сайга» — это германское наименование римской золотой монеты времен императора Константина Великого, примерно 4,5 г золота. Пошлины на такую торговлю обычно составляли одну десятую от стоимости товара, поэтому цена рабов из славянских земель составляла: мужчины примерно 45 г золота, женщины — 15 г [25].

В 911 г. правитель руссов-норманнов, князь ладожско-новгородский и киевский Олег во главе своей дружины совершил поход на Византию, по результатам которого был заключен мирный договор [77]. Текст договора 911 г., начинается словами: «Мы от роду Русского, Карл, Ингелот, Фарлов, Веремид, Рулав, Гуды, Руальд, Карн, Флелав, Рюар, Актутруян, Лидулфост, Стемид, посланные Олегом, Великим Князем Русским и всеми сущими под рукою его Светлыми Боярами к вам, Льву, Александру и Константину» (брату и сыну первого) «Великим Царям Греческим, на удержание и на извещение от многих лет бывшие любви между Христианами и Русью, по воле наших Князей и всех сущих под рукою Олега, следующими главами уже не словесно, как прежде, но письменно утвердили сию любовь и клялися в том по закону Русскому своим оружием…» [75, с.103] и содержит ряд интересных положений. В частности, договор устанавливает «для руссов и греков невозможность быть «купленными невольниками» [75, с.103], т.е. руссы и греки признают себя работорговцами. Договором устанавливается выгодная для руссов цена на выкуп рабов — 20 золотых монет [75, с.103]. «Здесь речь, видимо, идет о солидах, основной золотой монете Византии, и, таким образом, цена человека составляет около 90 г золота — в два раза выше принятой тогда «среднерыночной» цены раба» [25].

После менее удачного похода руссов и печенегов во главе с киевским князем Игорем на Византию в 944 г., новый договор устанавливал рыночную «челядиную цену» на рабов. «Юноша или девица добра» стоили 10 золотых монет (45 г золота) или «две паволоки» — два куска шелка определенной длины. «Середович», то есть «товар средней ценовой категории», стоил восемь золотых монет, а старик или ребенок оценивались в пять монет золотом [25; 75, с.105].].

Стоимость холопов в столице Киевской Руси и в удельных княжествах различалась. В Киеве, согласно «Русской правде», сборнику законов XI века, стоимость холопа составляла пять-шесть гривен. По мнению историков, здесь идет речь о так называемых гривнах кун, которые были в четыре раза дешевле серебряных гривен. Соответственно стоимость раба составляла около 200 г серебра или 750 выделанных беличьих шкурок.

Согласно торгового договора, заключенного в 1223 г., смоленским князем Мстиславом Давидовичом, с немецкими купцами из Риги и Готланда, холоп стоил одну гривну серебром (примерно четыре гривны кун из «Русской правды»). Серебряная гривна весила тогда 160—200 г серебра и примерно равнялась по стоимости 15 г золота. Соответственно, холоп в Смоленске был в три раза дешевле, чем в богатом и крупном мегаполисе того времени Константинополе.

Стоимость рабов зависела также от рыночной конъюнктуры. Цена на рабов резко падала после удачных военных походов, когда в рабстве оказывалась масса пленников. Так в 944—945 гг. руссы во время набегов на побережье Каспийского моря, продавали рабов по 20 арабских дихремов (примерно 60—70 г серебра за человека). После разгрома новгородцами в 1169 г. Суздальского княжества, «купляху суждальц по 2 ногаты». Это десятая часть гривны, примерно 20 г серебра. В те времена, коза или овца стоили шесть ногат, свинья — 10 ногат, кобыла — 60 ногат. Столь низкая цена на рабов связана также с тем, что в 1169 г. владимиро-суздальское войско впервые в истории города взяло штурмом Киев, захватив там множество пленников и перепродав их в рабство [25].

Одним из центров работорговли была территория современной Беларуси и Смоленской области и, в частности, город Друцк, ставший при князе Глебе Минском (1050-е годы — 1119), сыне Всеслава Чародея, крупнейшим центром работорговли не только Полоцкого княжества, но и всей Киевской Руси.

Став минским князем в 1101 году Глеб совершал многочисленные набеги на соседние качества, захватывал пленных и продавал их в рабство, а когда пленных было мало, продавал в рабство своих подданных. Он подчинил себе города Логойск, Заславль, Борисов и Друцк, превратив последний в центр работорговли [83, с.63; 162].

Цена «раба или рабыни в Друцке, Менске, Орше, Полоцке была 1—2 серебрянных дирхема, в Киеве увеличивалась вдвое, а на крымских рынках вырастала еще в 10 раз. Дети и пожилые люди шли вдвое дешевле или в качестве довеска при покупке качественного живого товара» [56].

Работорговля в Полоцкой земле практически прекратилась к началу XIII века. Обусловлено это тем, продажа «в рабство своих подданных не была настолько выгодна, чтобы принести значимый доход, к тому же это вело по повальному бегству населения из княжеств. А воевать с соседними государствами, нужны были значительные воинские ресурсы» [56].

Всплеск работорговли в Друцке произошёл в 1223 г. Уцелевший после битвы с монголами на реке Калка смоленский князь Всеволод Мстиславович, возвращаясь домой, в Смоленск, зная, что черниговская и туровская дружины полегли в бою, напал на оставшиеся беззащитными городки этих княжеств и захватил в плен почти пять тысяч юношей и девушек. Большинство из них он продал в Друцке купцам из Риги и Готланда, и по сотне рабов, для того, чтобы заслужить милость бога, подарил митрополитам Полоцка и Смоленска [56].

После того, как в XIV веке друцкие земли оказались в составе Великого княжества Литовского, друцкие князья наладили торговлю девушками. Власти ВКЛ закрывали на это глаза и лишь в 1409 г. Великий князь Литовский Витовт потребовал от Друцка выставить на битву с тевтонским орденом, тяжеловооруженный отряд — Друцкую хоругвь, снаряжение и амуниция которого стоило несколько тысяч золотых монет.

Свой бизнес друцкие князья вели до 1508 года, периодически поставляя девушек на невольничий рынок в Кафу. В 1507 г. Богдан Друцкий продал на невольничьи рынки несколько девушек бедных, но шляхетского происхождения. «Против князя было подано дело в суд панов рады. Друцкие, не ожидая… пощады, примкнули к восстанию князей Глинских, а после подавления его, сбежали в Москву» [56]. После этого, город, «имевший каменный замок, почти семь миль в окружности и более 200 храмов начал быстро приходить в запустение и уже к началу XVII века перестал быть крупным пограничным центром. Многочисленные пожары и военные действия превратили некогда цветущий город в заброшенные руины с несколькими сотнями жителей» [56].

Есть оценки, что в результате монгольского нашествия в рабство было обращено до 10% населения Восточной Европы. Налаженная в XIII в. система работорговли через порты Крыма и черноморские проливы в северную Африку и Италию, где начался расцвет богатой городской культуры, а прошедшая в 1348 г. эпидемия чумы выкосила население и породила резкий рост спроса на рабочие руки, просуществовала вплоть до XVIII века [25].

Славянские рабы составляли треть всех рабов в Италии эпохи Раннего Ренессанса. В Венеции в 1361 г. средняя цена за раба из Восточной Европы составляла 139 лир за человека, то есть примерно 70 г золота высокой пробы.

На итальянском рынке цены на женщин были выше, чем на мужчин. При этом, девушки в возрасте 16—30 лет, составляли большинство рабов. В 1429 г. 17-летняя славянка из Восточной Европы была куплена в Венеции за 2093 лиры. Это «максимальная цена из всех известных историкам сделок, немного больше килограмма золота высокой пробы. Впрочем, красивые девственницы для утех всегда были особым, штучным товаром, цена которого на порядки превышала обычную цену раба» [25].

Согласно документам 1440 г., минимальная цена за славянок на невольничьем рынке Венеции не опускалась ниже 1122 лир. Черкешенки продавались по цене от 842 лир до 1459 лир за человека [25].

1.3.2. Крепостное право

Причины низкого статуса крестьянства

Крепостное право — форма зависимости крестьян: прикрепление их к земле и подчинение административной и судебной власти феодала [86].

Крестьянство имело самый низкий, если не считать холопов, статус и до появления крепостного права.

Беларусский историк В. Носевич полагает, что самый низкий из всех сословий, пользующихся юридическими правами, статус крестьян, был обусловлен утвердившейся к концу XIV в. феодальной системой военной службы, не предполагавшей всеобщего ополчения. «По мере распространения огнестрельного оружия ко второй половине XVI в. возросла роль артиллерии и вооруженной мушкетами пехоты», которые не нуждались в крестьянах, так как комплектовались преимущественно профессиональными наемниками, в том числе из западноевропейских стран. А на «крестьян возлагалось материальное обеспечение своего военнообязанного господина и выплата государственного налога для найма войска — серебщизны» [112].

О низком статусе крестьян свидетельствуют штрафы за убийство, закреплённые во всех трёх Статутах Великого Княжества Литовского. Так, в «Статуте 1529 г. головщина за убийство шляхтича составляла 100 коп грошей, за тяглого крестьянина — 10 коп, столько же — за тиуна из холопов, за простого холопа — 5 коп. В Статуте 1566 г. цена жизни холопов и тяглых повысилась вдвое (для невольного тиуна и тяглого крестьянина — 20 коп, для простого холопа — 10 коп), но одновременно добавлена головщина за убийство панцирного слуги, по своей общественной роли близкого к свободному человеку Киевской Руси. Она составила 50 коп, и на этом фоне пониженный правовой статус тяглого крестьянина еще более нагляден» [112].

Наряду с экономическими факторами, значительную роль в становлении крепостничества сыграло разное этническое происхождение правящего класса и крестьянства. В частности, В. Носевич пишет «Для восточных областей Германии и Прибалтики многообещающим представлялся фактор иноземного господства и связанной с ним правовой дискриминации местных жителей. Действительно, класс землевладельцев там формировался преимущественно из пришлого немецкого рыцарства, а зависимые от них крестьяне были потомками побежденных племен: полабских славян, прусов, куршей, ливов и т. д. Такое объяснение можно с некоторыми (хотя и небесспорными) основаниями распространить на славянскую (русскую) часть Великого Княжества Литовского, где большая часть знати происходила из этнической Литвы и впоследствии полонизировалась, а также на Чехию, где после подавления антигабсбургского восстания в 1618 г. местную знать заменили верные императору выходцы из разных частей Европы. Но это никак не относится к Польше или России, где владельцы имений и их подданные всегда принадлежали к одному этносу» [112].

Позволю себе не согласиться с мнением В. Носевича относительно Польши и России, поскольку в Польше государственность возникла в результате подчинения местного населения сарматами [180], аварами [33; 87; 88; 128] и другими кочевниками, а также полабскими славянами, переселившимися в Польшу в конце VIII или начале IX в. [173] и мигрантами из Скандинавии [91; 186].

В России, по оценкам разных авторов 40—70% дворян, были потомками выходцев из Золотой Орды. Так, в XVI веке среди русских дворян по численности преобладали татары [136]. К XVII веку, согласно подсчетам Н. П. Загоскина, из 915 русских аристократических родов, 229 были «западноевропейского» (включая германское — 186) происхождения; 223 — польско-литовского; 120 — «татарского» и 36 — другого восточного, 168 семей принадлежали к дому Рюрика; 42 были неуточненного «русского» происхождения и 97 фамилий — неопределенного [57, c.177—178]. «Большинство русских аристократических фамилий западноевропейского и польского происхождения осели в Руси только в семнадцатом веке, а некоторые из них даже позже» [18].

Большая численность русских дворян ордынского происхождения, по-видимому, обусловлена тем, что Русь находилась под монголо-татарским управлением 300 лет, поскольку «На Руси потомки Чингиз-хана сумели лучше адаптироваться к местным условиям и создать более эффективную систему управления завоеванными территориями, чем в Китае — в Юаньской империи или в Персии и Азербайджане — Улусе ильханов Хулагуидов, где они были у власти гораздо меньше времени — примерно 100 лет» [72, с.60].

Кроме того, в более ранний период средневековья, славянские племена долгое время находились под властью гуннов, аваров, хазар.

Закрепощение крестьянства

В Англии прикрепление крестьян к земле началось в VII — VIII вв. Освобождение крестьян от личной крепостной зависимости произошло в XIV в. после восстания Уота Тайлера. Однако политика «огораживания» Тюдоров в XV — XVI вв. (проводилась вплоть до начала XX в.), привела к тому, что значительная часть крестьян стала батраками.

В Польше в 1347 г. был издан Вислицький устав, оформивший крепостничество. Повторно крепостное право введено в 1503 г., когда крестьянам запретили переходить от одного господина к другому. Отменено Наполеоном в 1807 г.

В Германии крепостное право закрепилось после Тридцатилетней войны 1618—1648 гг. Его отмена началась после революции 1848 г. в Пруссии, Баварии и др. германских землях. В Мекленбурге крепостное право сохранялось почти до конца XIX в.

Во Франции крепостничество появилось в IX — X вв. В 1789 г., после падения Бастилии, был принят декрет «Об уничтожении феодальных прав и привилегий», отменивший крепостное право.

Началом складывания крепостничества в России можно считать 1497 г., когда согласно Судебнику княжескому, вводился Юрьев день — 26 ноября. Окончательно оформлено в 1649 г. Соборным уложением. Отменено крепостное право в 1861 г.

В Великом княжестве Литовском первоначально «Крестьянин был вольным, „похожим“ человеком и мог уйти, когда хотел» [124, с.149].

Значительная часть крестьянства был закрепощена великим князем Казимиром 2.05.1447 г. «Потерявшие право выхода крестьяне стали называться отчичами как подолгу жившие на одном участке, непохожими, „извечными“, и, согласно привилею 1447 года, таких людей нельзя было принимать на господарские земли. Так возникло прикрепление крестьян к тяглу, к службе, а шляхетские привилеи придали возникшему крепостному праву характер личной зависимости, освободив частновладельческое крестьянство от платежа дякла и других государственных повинностей, а также от господарского суда, с передачей под присуд своего пана» [124, с.150].

«К похожим относились люди самого разного рода: свободные, тем или иным путем лишившиеся земли, которой они прежде владели или которую арендовали; безземельные сельскохозяйственные работники; бывшие рабы, которым их владельцы даровали свободу. Переселенцы из Восточной Руси, Молдавии или Польши также входили в эту группу» [17].

По мнению В. Носевича, в ВКЛ «крепостная зависимость в XV — первой половине XVI в., видимо, развивалась независимо от барщины, хотя и параллельно с ней. На территории Великого Княжества крестьяне формально оставались субъектами правовых отношений, могли подавать иски друг на друга, а в государственных волостях — и на своих наместников (и даже выигрывать их). Правоспособность крестьян оговаривалось первым общегосударственным судебником, созданным в 1468 г., в правление великого князя Казимира. В большинстве его статей нормы права излагаются независимо от того, кто (крестьянин или пан) мог быть их объектом: а хто украдеть…, а тако ж кому до каго будеть дело какое… и т. п., а три статьи специально определяют порядок рассмотрения дел, в которых истцами и ответчиками выступали бы подданные государства (великого князя), князей, панов и бояр: а коли бы наш человек у вину дал князскому, или паньскому, или боярьскому человеку, … а которому человеку князьскому, или панскому, или боярьскому до князскых и до панских и до боярских людей дело… Разбираться такие дела должны были или наместником, или владельцем имения — в соответствии с судебным иммунитетом княжеских и панских вотчин, которым они пользовались с 1447 г. Существовал также копный суд, или копа, в котором участвовали представители крестьянских общин — старцы. Это было отголоском древнего права участвовать в судебном собрании, которое наряду с правом участвовать в ополчении рассматривалось как неотъемлемый признак свободного состояния» [112].

Литовский Статут 1529 года «указывает на личный характер прикрепления отчинных людей. Статут допускает возможность покупки крестьян без земли (раздел I, 8, 15; VIII, 21), передачи их по наследству (V, 14). Так постепенно крестьянин становился подданным своего пана. Последующее законодательство не отменило класса вольных людей, но в течение XVI века он почти исчез фактически, и крестьянство превратилось в тяглецов, имущество которых составляло собственность помещика» [124, с.150].

По подсчётам исследователей, в XVI веке вольных крестьян было примерно 27% от общей численности крестьянства. При этом, согласно ревизии 1552 года в Полоцком воеводстве вольных дворов было 39%, а в остальных имениях центра и запада Беларуси — всего 5,7%, т.е. до 95% крестьян этих регионов были отчичами [112].

Статут ВКЛ 1566 г. позволил искать беглых крестьян на протяжении 10 лет и определил наказания тем, кто их принял. В Статуте 1588 г. формально сохранялось право вольного человека покинуть имение после критического срока (десеть лет за тым паном заседел), но обязательное возмещение ссуды было дополнено требованием о внесении огромного выкупа — в размере 10 коп грошей, что примерно соответствовало общему объему повинностей за 10 лет. Этот выкуп надлежало выплатить независимо от того, получил ли крестьянин льготу при поселении или нет» [112].

В. Носевич отмечает, что положение крестьян на землях разной формы собственности было различным. В государственных и «крупных церковных владениях Великого Княжества статус крестьян оставался сравнительно благоприятным. В Уставе на волоки, разработанной в 1557 г. специально для государственных имений, условия замещения крестьянских наделов регламентировались довольно детально. Крестьянину разрешалось с ведома войта (так в Уставе называлась должность прежнего старца) продать свой дом и хозяйственные постройки, обеспечив себе таким образом преемника. В этом случае ему не возбранялось уйти на другой надел или даже в другое государственное имение. При каждой смене держателя взималась небольшая пошлина — приемное в размере 2 грошей в пользу урядника и 1 гроша за внесение нового имени в реестры. Запрещалось брать какую-либо дополнительную плату за предоставление опустевших наделов, абы тым не множилися пустки. Если крестьянин самовольно оставлял землю, не оповедавшися вряднику пры войте, его надлежало разыскивать, чтобы по возможности вернуть как беглого. Однако, не дожидаясь результатов розыска, на опустевшем наделе полагалось осадить нового подданного. Если прежний держатель возвращался, даже добровольно, он терял право на старый надел и должен был получить взамен одну из пустошей» [112].

В частных вотчинах положение крестьян было намного хуже. В правовых актах права таких крестьян не регулировались или имели формальный характер. Однако «на практике право перехода признавалось лишь за теми крестьянами, которые некогда пришли в имение извне. Они считались людьми прихожими (похожими), или вольными. Исконные жители данного поселения, унаследовавшие свой надел от дедов и прадедов, рассматривались как люди извечные, дедичи, или отчичи. Владельцы склонны были трактовать таких людей как свою неотъемлемую собственность и распространять на них правовые нормы, действовавшие в отношении холопов: пожизненную связь с господином и принудительный возврат в случае бегства. Примечательно, что запрет людям извечным покидать свой надел так и не был сформулирован в явном виде. Видимо, он считался чем-то само собой разумеющимся, причем как в глазах владельцев, так и самих крестьян. Де-факто он сложился уже в XV в., что и позволило в привилее 1447 г. ставить в один ряд людей извечных и невольных. В Статуте 1529 г. лишь регламентировался срок давности для поиска ушедшего отчича — 10 лет» [112].

Большинство историков полагает, что в конце XVI в. в Великом Княжестве Литовском окончательно оформилось крепостное право. Крестьян можно было продавать, обменивать, отдавать в залог. Посол Священной Римской империи Сигизмунд Герберштейн, проезжая через территорию ВКЛ в Московское государство, отмечал: «Народ… угнетен тяжелым рабством. Потому что любой, кто облечен властью, может зайти в жилище крестьянина и… без страха наказания сделать всё, что пожелает… даже жестоко избить крестьянина» [9]

Вместе с тем, В. Носевич с такой точкой зрения не согласен. Он полагает, что о завершении процесса закрепощения основной массы крестьянства Великого Княжества Литовского к середине XVI в. «можно говорить только в формально-юридическом смысле. На практике нормы крепостной зависимости постоянно нарушались» [111]. По его мнению, «Видимо, довольно близка к истине оценка мобильности белорусских крестьян, сделанная российскими властями в 1777 г. при описании территорий, приобретенных в результате первого раздела Речи Посполитой: крестьяне губернии Могилевской до присоединения к Российской империи земли не были настоящие хозяева в их жилищах, по причине вольного перехода из одного места в другое. Хотя то и по польским правам запрещалось, но ненаблюдаемое тогда правосудие к сему как им, так и принимающим их вновь владельцам было поводом, посему не помышляли они ни о домоводстве, ни о земледелии, и так что редко поселянин, живущий в деревне, имел свою землю [111].

Вместе с тем, наряду с определенной свободой передвижения, крепостные крестьяне на территории Беларуси были бесправными. Показательна история, приведенная В. Носевичем. Тит Крупский, поданный фольварка Гребень в Ошмянском повете, в 1680-е гг., после смерти родителей, ушёл в деревню Прудки, где женился и завёл хозяйство. Владелец Гребеня Антоний Ян Стабровский обратился к владельцу Прудков канонику Згерскому с требованием вернуть беглеца. Тот предложил взамен выплатить 250 злотых отступного. Стабровский согласился на эти условия, о чем оговорил специально при продаже Гребеня пану Петру Каролю Сабине 8 ноября 1689 г. Однако примерно через 30 лет сын пана Сабины Юзеф неожиданно предъявил претензии на трех сыновей уже покойного Тита, с тех пор проживавших в Прудках, — Казимира, Николая и Томаша, которые были отданы ему «со всею рухомостью, конями, быдлом рогатым и нерогатым, а также сумму в 345 злотых» [111].

Г.В.Вернадский отмечает, «что несмотря на утрату законных прав на участки земли, которые они обрабатывали, крестьяне, будучи крепостными, продолжали считать землю своей собственной и на протяжении долгого времени вступали по ее поводу в разнообразные сделки, такие, как обмен участками земли, сдача в аренду, закладывание или продажа земли.

Поступая таким образом, крестьяне действовали в духе древнерусских юридических установлении, а также в традициях обычного русского права. С точки зрения новой системы в Великом княжестве Литовском, такие сделки были незаконными. Однако великокняжеские должностные лица допускали подобную практику, когда сделки касались крестьян, относившихся к господарским землям, и, если эти сделки не были в ущерб службам. От имени великого князя его чиновники всегда могли аннулировать любую сделку как незаконную, если она была во вред интересам великого князя.

Во владениях вельможи, как и в угодьях дворянина, существовали схожие тенденции в отношении к крестьянской земле. Однако крестьяне, подчинявшиеся вельможе, находились в более зависимом положении, и можно было ожидать, что дворяне, особенно мелкие землевладельцы, будут контролировать сделки своих крестьян более жестко, чем чиновники великого князя.

Крестьяне часто объединялись для совместной обработки земли. Когда семья разрасталась и состояла уже из нескольких поколений, живущих в одном хозяйстве по типу задруги, она образовывала общину сябров. Таким же образом могли объединиться и соседи, не находящиеся в кровном родстве друг с другом. Чаще всего такие общины складывались в лесной зоне, что было обусловлено экономической необходимостью. Расчистка леса под пахотные земли была не под силу средней семье, требовались усилия большего количества людей.

Семья могла также пригласить работников со стороны, но не качестве полноправных членов хозяйства, а на условиях определенной доли в доходе.

Малые группы могли быть признаны должностными лиц. великого князя отдельной «службой», а большие считались за «службы» и более.

Власти терпимо относились к пережиткам традиционных русских представлений о правах земледельцев на их земли вплоть до аграрной реформы 1550-х гг. и прикрепления крепостных крестьян к постоянным крестьянским хозяйствам, устроенным по польскому образцу» [17].

Валочная помера

Портрет Боны Сфорца кисти Леонардо да Винчи [13]

В середине XVI века с целью более полного учета и рационального распределения земли, унификации повинностей, что в конечном итоге должно было привести к значительному росту доходов шляхты и государства, была проведена аграрная реформа, известная в истории как «валочная помера». «Название это произошло от одного из основных документов аграрной реформы „Уставы на волоки“, датированной 1 апреля 1557 года. Одним из основных мероприятий реформы было измерение земли („помера“) на волоки. Одна волока состояла из 30 моргов, что составляло приблизительно 21,36 га» [36].

Первые попытки хозяйственного реформирования были предприняты в 1530-1540-х гг. в личных уделах королевы-матери Боны Сфорца. По ее распоряжению были определены точные размеры крестьянских наделов и повинностей. Преобразования, проведенные ею в Клецком и Пинском староствах, дали быстрый экономический эффект и спустя 10 лет Сигизмунд II Август, чтобы увеличить доходы казны, провёл реформу в государственных владениях. Общие правила перераспределения земельных наделов в государственных имениях изложены в 1557 г. в подробной инструкции, получившей название Устава на волоки. По её образцу вскоре началось преобразование структуры повинностей в частных имениях Великого Княжества, которое в основном завершилось в 1590-е — 1600-е гг.

В ходе реформы структура наделов и состав повинностей приобрели тот вид, который в общих чертах сохранялся до конца существования Речи Посполитой, а в пережиточных формах — вплоть до упразднения крепостнической системы во второй половине XIX в. [110].

Суть волочной реформы сводилась к повсеместному переделу крестьянской пашни на стандартные наделы — волоки. Одна волока составляла около 21,36 га. Если земля была плохого качества, размеры волоки могли увеличить почти вдвое. Волока становилась и основной единицей обложения крестьян повинностями. Ранее подати взимались с крестьянского хозяйства, при этом площадь земли и количество членов семьи не учитывались.

На плодородных землях создавались фольварки.

На востоке, где развернулись основные события Ливонской войны, проведение реформы растянулось почти на столетие.

Волочные наделы в зависимости от повинностей крестьян, посаженных на них, делились на «тяглые» и «осадные» (чиншевые).

Тяглые крестьяне обязаны были отбывать барщину два дня в неделю и выходить на дополнительные работы — гвалты, толоки. Кроме того, они обязаны были платить чинш от 6 до 21 гроша в зависимости от качества грунта (добрый, средний, плохой и очень плохой). Осадные крестьяне должны были платить с каждой волоки по 30 грошей «осады», отбывать в год двенадцать толок или платить за них 12 грошей, а за гвалты давать бочку жита или 10 грошей.

При учете крестьянских пашен не делалось никаких исключений, измерялась вся земля, в том числе купленная и заставная, по принципу: «иметь и вся его маетность наша ест…» Крестьянин терял все права в отношении прежнего своего участка и мог только получить в надел вновь измеренную волоку. Крестьянин мог взять столько земли, сколько мог обработать и выполнить с нее установленные повинности. Как показывают источники, далеко не каждая семья была в состоянии взять целый валочный надел. Волока, таким образом, не была обязательным и неизменным земельным наделом, а лишь стандартным, точно измеренным участком земли, с которого определялись повинности [36].

Волочная реформа привела к увеличению доходов правящего класса и к усилению закрепощения и росту эксплуатации феодально-зависимого населения, с другой. Просуществовала валочная система в Беларуси более 200 лет и была отменена только после присоединения белорусских земель к Российской Империи [36].

Положение беларусского крестьянства в XVIII веке

На территории Речи Посполитой угнетение крестьян достигло наибольшего размаха в XVIII веке. «Права крестьян оказались сведены к нулю, а панщина приобрела экстремальные формы. Это было связано с аграрным кризисом в Речи Посполитой, обусловленным ухудшением условий торговли, опустошительными войнами на территории страны во второй половине XVII и первых двух десятилетиях XVIII века, а также снижением спроса на экспортируемое Польшей зерно. Господствующие же слои населения, обладавшие огромным политическим весом и желавшие сохранить свой уровень жизни, перекладывали все связанные с этой ситуацией тяготы на плечи крестьян. Впрочем, в фольварках с более современной системой управления уже с середины XVIII века наблюдается процесс постепенного отказа от панщины и замены ее чиншевой рентой» [82].

«Фактические же изменения в правовом статусе крестьян произошли лишь на рубеже XVIII — XIX столетий. Статьи Конституции 3 мая 1791 года гарантировали им правовую защиту государства и фиксацию повинностей (чтобы их нельзя было увеличить). Изданный три года спустя Поланецкий универсал гарантировал крестьянам личную свободу и другие права, в том числе право покидать землю (с некоторыми условиями) и право отстаивать свои интересы в судах общей юрисдикции, а также не позволял сгонять их с земли, запрещал выселения и ограничивал сферу панщины. Кроме того, на основании универсала была учреждена должность надзирателя — государственного чиновника, занимавшегося вопросами, связанными с крестьянами» [82].

Оба этих законодательных акта почти не применялись на практике из-за раздела Речи Посполитой и ее исчезновения как независимого государства [82].

М.И.Коялович о положении беларусского крестьянства

Белорусский историк, профессор Санкт-Петербургской духовной академии Михаил Осипович Коялович (1828–1891) все беды белорусского крестьянства видел в Люблинской унии 1569 г. и шляхетской (сарматской идеологии) и идеализировал прошлое. Характеризуя положение крестьян на территории современной Беларуси, он писал: «Люблинское соединение вдруг, решительно оторвало от него все сословия. Все волею и неволею понеслись к польским преимуществам, не разбирая их сущности… все стали выше, он очутился ниже, и… рабство, рабство ужасное, какое только может быть в демократических обществах, легло на него с такою же тягостью, с какою оно лежит на неграх южных штатов Америки, где тоже есть аристократия и та же бездна между ею и неграми!» [84].

О шляхетской идеологии он писал: «По теории польского шляхетства, шляхтич, кто бы он ни был, — богатый или бедный сосредоточивал в себе все права, все преимущества, все блага. Всякий нешляхтич не мог стоять подле него со сколько-нибудь заметною долею прав и самобытности, напротив, он должен быть орудием, средством для шляхтича, условием его благоденствия. Поэтому вместе с польскою теорией шляхетства перенесено в литовское княжество и польское рабство народа — польское состояние хлопа. Литовско-русская близость крестьянина к сословиям дворянским, литовско-русское самоуправление разрушалось, падали и повергали его в безусловно бесправное положение» [51, с. CIV]. Кроме того, по его мнению, тяжесть эта увеличивалось еще и тем, что правящее сословие быстро полонизовалось, переходило в католичество, в унию, поэтому к сословному холопству добавлялось «национальное холопство («Литвины-латиняне поставлены — въ положеніе господъ. Русскіе православные — въ положеніе рабовъ») и господство иноверцев [83, с. 161].

Беларусское крестьянство после разделов Речи Посполитой

После разделов Речи Посполитой белорусские земли оказались в составе Российской империи и «крепостное право приобрело более строгие черты. Перемещения целых семей проводились, как правило, только по прямой инициативе владельца имения или с его санкции (обычно через брак)» [111].

Положение помещиков тем самым упрочилось. М. Коялович, писал, что крепостная зависимость при польском правлении была хуже, чем крепостное право в России. Однако если в Речи Посполитой крестьянство грозило помещикам своими восстаниями, то после разделов Польши на защиту шляхты встало сильное централизованное государство: «Россия со своей государственной организацией, полной силы и способной всегда восстановить порядок, избавляла польских панов от этого страха. Они могли спокойно давить хлопа (то есть крестьянина), лишенного всякой возможности и надежды обуздать пана» [85].

Одним примеров издевательства над белорусскими крестьянами в 1840-е гг. стало дело мозырской помещицы, владелицы имения Ремезы Гонораты Стоцкой. Слухи о деспотизме и патологической жестокости этой женщины в свое время облетели всю Минскую губернию, о судебном разбирательстве было доложено Сенату. Гонората Стоцкая жестоко обходилась с дворовыми слугами. В частности, в течение двух лет избивала мальчика, который в 13-летнем возрасте умер после избиения хозяйкой, из-за разбитой тарелки и медленной (по мнению помещицы) подачи воды. Она даже за смех назначала наказание до ста и более ударов розгами и плетьми. При этом, человека раздевали, подвешивали к потолку, ноги привязывали к полу и избивали до тех пор, пока он не терял сознание. Не довольствуясь этим, женщина кусала жертву, душила её, обливала кипятком, жгла железом и т. д.

В начале 1847 г. имение было отдано в дворянскую опеку. Приговоренная к каторге Гонората отравилась и умерла в остроге [165].

1.3.3. Расизм

Расизм — совокупность воззрений, в основе которых лежат положения о физической и умственной неравноценности человеческих рас и о решающем влиянии расовых различий на интеллект, мораль, культуру и историю.

Mean IAT Scores of White Participants [10]

Согласно данным проекта Project Implicit (Гарвардский университет в США) белорусы в 2017 году заняли третье место по уровню расизма в Европе. «Индекс расизма» в Беларуси составляет 0,435. Белорусы уступают по уровню расизма только жителям Чехии (0,447) и Литвы (0,444).

Соседи белорусов относятся к людям с темным цветом кожи более позитивно: Украина (0,429), Польша (0,388), Латвия (0,377). Самыми толерантными в Европе оказались жители Великобритании, Бельгии, Нидерландов и стран Скандинавии.

Специалисты отмечают, что реально расизм в Беларуси может быть ещё выше, поскольку тестирование прошли молодые и образованные люди, имеющие доступ к интернету и знающие английский язык [10].

По данным социолога О. Алампиева 41,9% минчане считают нежелательным присутствие в Беларуси иммигрантов из Средней Азии, 31,1% — из Восточной Азии, 38,6% — из Африки, 43,5% — с Кавказа, 54,3% — из арабских стран. Иммигрантов из России и Украины не желают видеть 3% минчан, из Прибалтики — 3,6%, из Западной Европы — 4,7% [126].

На мой взгляд результаты исследований достаточно точны. Нужно говорить о том, почему белорусы большие расисты, чем другие европейские народы. Причин несколько:

1) преподавание искажённой истории. История Великого княжества Литовского и Речи Посполитой преподносятся искаженно. Показывается, что это белорусское государство. Хотя это далеко не так. Утверждается, что крепостничество в Беларусь пришло из России (о крепостничестве см. выше) и др.

Фактически, Великое княжество Литовское — это государство, в котором правили литовцы. Гедиминовичи, правящая династия ВКЛ, как свидетельствуют результаты генетических исследований [24] — это балтизированные угро-финны. Речь Посполитая — польское государство;