Бесплатный фрагмент - Закрытый Мир: Рубиновое ожерелье

Свету, что ведет меня во тьме.

Пролог

На улице была холодная и дождливая осень. Почему-то так получилось, что это был один из самых холодных дней, с ледяным проливным дождем, когда серые грозовые тучи не давали пробиться ни одному лучику солнца. Словно погода знала, что для Лилианны этот день станет самым ужасным в жизни. Будто сама Вселенная предполагала, что они найдут их семью именно в этот день.

Они все вместе были дома, маленькая дочь залезла к папе на руки и что-то усердно вырисовывала, при этом ни на минуту не замолкая. Девочка любила проводить с ним время, она любила его всем сердцем, даже больше, чем Лилианну, но разве это было важно?

Вовсе нет.

Они были вместе и наконец-то нашли убежище, где никто не сможет их отыскать. Это был их общий рай, даже несмотря на слякоть улиц и неприятную погоду. В доме было тепло и уютно. По телевизору шла какая-то передача, которую никто не смотрел. Обычно они включали его только для того, чтобы он шумел на фоне. Лилианна готовила обед и любовалась прекрасным зрелищем своей семьи.

— Папа! Смотри! — прокричала девочка, дергая мужчину за рукав. — Это динозавр! Я таких по телевизору видела!

— Он очень смешной! — засмеялся мужчина и начал щекотать девочку, сидящую у него на коленях. — Я ужасный большой динозавр! Я тебя съем.

Громкий визг, смешанный со смехом, заполнил пространство кухни, окутывая их сердца. Любовь. Самая большая ценность, что была у них. Семья.

Но не многие были согласны с этим. Некоторые считали, такой союз особенно опасен, для общества, для королевы, для власти. У них сложилось мнение, что эта пара создала ребенка, который заберет власть у тех, кто больше всего этого желал.

Они хотели убить ее, убить их союз. Убить опасность, которую их семья представляла для королевы и совета.

Но разве такое маленькое чудо с каштановыми волосами и зелеными глазами могло кому-то причинить вред?

Девочка еще раз звонко засмеялась, сползла с колен и скрылась в другой комнате, ожидая, что папа побежит за ней.

— Догонялки! — довольно кричала она. — Папа! Догоняй меня.

Мужчина тоже засмеялся, но через секунду замолк, все его мышцы напряглись, и он стал похож на притаившуюся пантеру. Он почувствовал то, что сперва не смогла уловить Лилианна. Но через мгновение она поняла, что так сильно встревожило его.

Звук. Такой слабый, будто мигающий маячок. Его можно было спутать с сигнализацией чьей-то машины, находящейся на расстоянии нескольких километров. Если не прислушаться, то можно и не услышать.

Они оба понимали, что это не сигнализация.

В одну секунду внутри все похолодело от ужаса, волосы на голове зашевелились, а легкие сжались так сильно, что невозможно было вздохнуть.

Их нашли.

— Беги, — прошептал мужчина. Его губы почти не шевелились, но это слово отчетливо отбивалось у Лилианны в голове. — Беги, как мы договаривались.

Теперь ее ужас можно было пощупать руками. Она понимала, что это значило.

Девушка кинула на мужчину умоляющий взгляд, в ее душе бушевал ураган разных эмоций, но ступор сковал все ее тело, не давая выговорить и слова.

— Нельзя терять ни секунды! — мужчина напрягся, как гитарная струна, и быстро, но тихо подошел к окну.

— Хватай Марианну и прячьтесь, я их задержу, — понимая, что Лилианна в ступоре, он в долю секунды пересек комнату и схватил ее за плечи. — Вам надо идти. — Его зеленые глаза пронзили ее взглядом.

— Я… — прошептала девушка. — Я не могу тебя потеря…

— Знаю, — перебил он. — И я тебя люблю. Очень. Но ты должна бежать, ради нее, — он кивнул в сторону комнаты, в которой скрылась девочка.

— Постарайся вернуться ко мне, — шепнула Лилианна, в последний раз прижимаясь к телу возлюбленного мужчины. Ее горло раздирал плач, но она понимала, что сейчас не время. Она должна быть сильной, ради дочери, ради их семьи.

— Я постараюсь. — Его губы нашли ее, и он быстро чмокнул их. А затем оторвался от нее.

Тем временем звук нарастал. Еще немного, и Cтражи будут здесь. Они пришли убить их всех, всю ее семью. Но она не позволит этому случиться, не позволит причинить боль ее дочери.

— Мам? Пап? — пролепетала девочка, вернувшись на кухню. Она заметила перемены в их настроении и насторожилась.

— Иди сюда, — сказал мужчина девочке.

И она послушалась. Взяв ее на руки, он проговорил:

— Слушайся маму, хорошо? Я люблю тебя, помни об этом. — Он крепко прижал маленькое тельце к себе, а затем отпустил.

— Ты уходишь? — спросила девочка тоненьким голосом.

— Вам с мамой нужно уйти. Я вернусь к вам, как только смогу.

Его голос был печален, и у Лилианны защемило сердце.

— Пора.

Она взяла дочь за руку и, кинув последний взгляд на мужчину, в котором говорилось так много, выскользнула с запасного выхода дома, применив прикрывающее заклинание.

Лилианна знала, что ее муж почувствует все, о чем она хотела ему сказать. Они оба понимали, что это, может быть, их последняя встреча, но без этого риска все трое были бы в опасности.

А так он задержит стражей, пока след от магии Лилианны не развеется и их не смогут найти.

Это был последний день, когда его видели.

Глава 1

Еще пару часов назад я ездила на безумной скорости на мотоцикле со своим парнем. Я замерла, вспоминая тепло его кожи и дурманящий запах, когда я со смесью страха и адреналина прижималась к могучей спине Джонса. Сочетание цитруса и корицы трепетало у моего носа, заставляя забыть обо всем. Почему нельзя взять кусочек запаха и забрать себе, чтобы все время наслаждаться им, даже если человек далеко? А жар этой бледной, гладкой кожи обжигал сильнее палящего солнца. Почему этот человек так на меня действует? Я не могла оторваться, и очень обидно, что сегодня мы побыли вместе так мало.

Я вздрогнула от воспоминаний и поспешно залезла в кровать, укутываясь теплым пуховым одеялом. Мне предстояло набраться сил перед завтрашним днем. Так мне сказал Джонс. Я никак не могла ему объяснить, что совсем не устала. Хоть всю жизнь провела бы рядом с ним, но нет. Он так переживает за мое самочувствие и, конечно же, за то, чтобы мы снова не поругались с мамой, но это невозможно! Не эта причина, так другая, мы все равно поссоримся. Джонс этого никак не может понять.

Завтра важный день. Не для меня, но для всех остальных, хотя должно было быть наоборот. Завтра мой день рождения, мне исполняется семнадцать. Говорят, это непростой возраст для подростков, но я не придавала этому большого значения. Предстоял еще один обычный день, как и все остальные дни в моей тусклой жизни, наполненной графиком и учебой. Только с приходом Джонса мне удалось ее хоть немного разнообразить. Он заставлял почувствовать меня живой, не механическим роботом, который жил каждый день по маминому расписанию. Я всегда должна была четко выполнять план, чтобы Лили была спокойна, и еще одно правило: «Всегда носить телефон».

На самом деле я никогда не имела ничего против, охотно поддаваясь на все правила, установленные родителями, всегда следуя их выполнению. Это была моя жизнь, четкая, структурированная, понятная. И я не знала, что бывает по-другому, что у кого-то бывает иначе.

Но Джонс. Он был моим личным хаосом, тем вихрем эмоций, который пошатнул эту четкость и структуру в жизни. И Лили это не нравилось, это становилось уже нормальным — вечно ссориться. Из-за одного и того же. Он был причиной наших ссор и самой первой безумной моей любовью, за которую я была готова бороться даже с собственной матерью. И пока мне это удавалось.

Завтра — один день, который я могу провести не по графику Лили, у меня не было планов, да и вообще огромного желания праздновать не было.

Это был единственный день, когда я могла диктовать свои правила и делать все, что мне захочется. За это я любила его, единственная причина, почему я вообще отмечала этот бессмысленный праздник. Нет ничего хуже, чем праздновать старение своего тела и разума, ведь с каждым годом мы не молодеем, а наоборот. Брр. Но, конечно же, Джонс имел на это свое мнение.

Он сказал, что завтра меня ждет сюрприз, и обещал день посвятить мне, только ради этого я согласилась на торжество. Сколько бы я ни спрашивала, что он хочет делать завтра и какой план — он не признался. Этого стоило ожидать. Только вот сюрпризы — не мое. Меня начинает нервировать то, что я не могу контролировать, не понимаю, к чему готовиться. К такому просто не привыкла. Учитывая, что я прожила по графику семнадцать лет. Школа, бег, дом, домашнее задание — и так по кругу. Иногда соревнования по бегу, иногда олимпиады. Но я могла сказать, что буду делать в следующем месяце в первый понедельник, как и во все остальные дни. И мне это нравилось.

Связь с Джонсом была сильная, не знаю, каким образом мы вообще начали общаться, это до сих пор не укладывалось в моей голове, как он вообще смог вклиниться в мой плотный график и разрушить до основания то, что строили мои родители на протяжении всей моей жизни. Он был тем, кто показал мне настоящую жизнь, полную эмоций и искр, взрывов и падений. Он был тем, кто показал, что такое любовь.

Кажется, она окутывает меня ореолом тепла каждый раз, когда я вспоминаю его черные шелковистые волосы и карие с золотой радужкой глаза. Я могу ее потрогать, ощутить каждой клеточкой своего тела, когда он касается моей кожи. Я чувствую его присутствие еще до того, как он приблизится, и, конечно же, знаю, что он чувствует то же самое. Необъяснимо. Но мне этого и не требуется. Только лишь бы ОН оставался в моей жизни.

Мой вдох стал прерывистым, когда я представила, как буду касаться его безупречно красивой улыбки губами, как он запечатлеет легкий поцелуй на моей ключице. А мне придется встать на цыпочки, чтобы хоть немного приблизиться к его росту. Он был высоким, сильным и мужественным. Его широкие плечи всегда прикрывала черная кожаная курточка, а волосы торчали в разные стороны после шлема. Он никогда не расставался со своим мотоциклом, даже в холодное время года. Для меня это было открытием, хотя я не соглашалась ездить с ним в гололед.

— Мэри?! Мэри, ты дома? — послышалось из-за двери, и в комнату ворвалась Лили, не удосужившись даже постучать, хотя бы для приличия. — О, Мэри, ты дома, а то я думала, ты снова с этим своим непутевым. — Улыбка озарила ее лицо, и она чмокнула меня в волосы, присаживаясь на край кровати.

— И тебе привет, мам. Сколько тебе можно повторять, что у моего непутевого есть имя? Его зовут Джонс, когда ты уже запомнишь? — я вздохнула. Последних моих слов Лили не слышала, так как уже упорхнула, не закрыв дверь.

Замечательно.

Я потянула одеяло повыше, укрываясь с головой. Это было слишком сложно, слишком изматывающе — постоянно противостоять ей. Мне пришла в голову мысль снова выбраться из дома, как я делала это последние несколько лет. Недалеко от нашего дома был парк, когда-то давно я нашла там место, о котором мало кто знал. Это было мое убежище, где я могла посидеть в тишине и все обдумать. Туда я уходила ночью, чтобы потешить себя иллюзией свободы. Там я была кем-то другим, не девочкой-роботом, не имеющей друзей, без мечты о чем-то глобальном. Там я могла становиться тем, кем захочу, погружаясь в свой маленький мирок. Я освобождалась от оков и имела хоть каплю свободы. Но на самом деле я просто наслаждалась одиночеством.

Нет, сегодня я не буду туда идти, Джонс попросил меня лечь пораньше, чтобы я чувствовала себя хорошо завтра. Обещание, данное ему, сдерживало меня, хоть и внутри все трепетало от желания побега. Он знал о моем тайном убежище и с легкостью мог проверить. Мне не хотелось его подводить. Поэтому я свернулась клубочком и погрузилась в сон, предвкушая самый лучший день рождения за последние семнадцать лет.

Глава 2

Утро было на удивление добрым, я чувствовала себя действительно хорошо. Неужели этот день настал? Я не надеялась, что сегодня не будет нотаций или ругани по поводу Джонса, но все же хотелось свести это к минимуму, слишком важно было мое настроение. Я ценила каждое усилие Джонса, каждый момент, проведенный вместе, и сегодня был день, когда я имела возможность провести его с ним.

Утром курьер принес букет цветов. Это были разнообразные цветы, очень искусно выложенные. Их цвета очень хорошо сочетались между собой, с прожилками зеленых листьев. Среди цветов лежал маленький беленький листочек. На нем было написано: «Любимая, жду в двенадцать».

Я не могла нарадоваться, мои щеки загорелись. Широко улыбнувшись, я расписалась на листочке, который протянул мне курьер, и, глубоко вдыхая изысканный запах цветов, отправилась на кухню.

— Кто там приходил? — спросила Лили. — О, цветы, Джонс решил подлизаться? — она вскинула бровь.

— Нет, у меня вообще-то сегодня день рождения, если ты забыла. Да, кстати, я сегодня иду его отмечать с Джонсом, — я ухмыльнулась, застав Лили врасплох.

— Кто тебе такое сказал? — не отставала она.

— Я, мама, я. И это не обсуждается, — я улыбнулась и направилась в комнату.

Потом выдохнула, прижавшись к закрытой двери своей спальни спиной. Это было легко, хоть я и приготовилась к большему. Она дала выиграть этот мини-бой, но я уверена, что завтра меня ждет серьезный разговор на тему, как я могла так разговаривать с собственной матерью, ведь они так много вложили в мое воспитание. Я потрясла головой, выбрасывая все ненужные мысли. Сейчас не до этого.

Сегодня, конечно, важный день, но не настолько. Поэтому я надела джинсы и красную клетчатую рубашку, а сверху черный кожаный пиджак, чтобы было теплее ехать на мотоцикле. Еще в начале наших отношений Джонс подарил ее мне, чтобы я постоянно не клянчила у него его собственную. Решила подвить волосы, слегка подкрасилась тушью, немного духов — и образ готов.

Время прошло быстро, и не успела я оглянуться, как на часах было почти двенадцать дня. Я чувствовала его присутствие, он уже ждет. Конечно, он не стал заходить, чтобы не провоцировать Лили, и я была ему благодарна за это. Поцеловав на прощание маму, как на крыльях я ринулась на улицу. Погода говорила о том, что сегодня будет отличный весенний день.

Джонс уже стоял возле своего мотоцикла на другой стороне улицы. Когда я увидела его, то сердце начало учащенно биться и вспотели ладошки. Он был очень красив, в черных джинсах, серой обтягивающей футболке и кожаной куртке. Его черные волосы развевал ветер, и Джонс каждый раз небрежно поправлял их набок. Он стоял, опершись на мотоцикл, увидев меня, он направился в мою сторону. Улыбаясь своей обворожительной улыбкой, он заключил меня в свои уютные объятия, запечатлев на моих губах горячий поцелуй. Уткнувшись ему в шею, вдыхая запах, такой родной, я забывала все не свете, разговор с мамой, то, что мы все еще стоим посреди дороги и в любую минуту нас может переехать машина. Мне наплевать, сейчас главное — он, этот момент, и не важно, что будет дальше. Время остановилось для нас, мир вокруг застыл, давая нам насладиться друг другом. Я так соскучилась по Джонсу, словно мы не виделись года, а не сутки.

— С днем рождения, Марианна Сонкл, — официально произнес он, пронзив меня взглядом.

— Нет, — тихо возразила я. — Давай сделаем вид, что это обычный день, который нам разрешили провести вместе, словно это не мой день рождения, хорошо?

— Почему ты так не любишь свой день рождения? — его черные брови насупились.

— Не люблю излишнего внимания.

— Так или иначе, сегодня наш день. И я хочу, чтобы все прошло безупречно.

— Ты так и не скажешь, куда мы поедем? — я отодвинулась от него и, беря за руку, двинулась к мотоциклу.

— Не доверяешь мне? — он улыбнулся и натянул черный шлем на голову. Я последовала его примеру, усаживаясь за нам на сиденье.

— Доверяю. — Но мой голос теряется в звуке рева мотора.

Глава 3

— Ты голодна? — спросил Джонс, когда мы стояли возле ворот в парк. Вокруг было много людей, все ходили толпами, смеялись и разговаривали.

— Нет, — мой голос звучал приглушенным в шуме собравшейся толпы. Для того чтобы попасть в это парк развлечений, нам пришлось ехать около часа, добираясь в соседний город.

— Ты ела утром? — покосился на меня Джонс.

— Нет, не успела. — сказала я и поймала неодобрительный взгляд Джонса. — А ты ел?

— Нет, — коротко ответил он, я улыбнулась, как бы говоря: «А сам-то».

— Кофе? — поинтересовалась я.

— Да, пожалуй.

Мы пробились сквозь толпу и зашли через ворота. Возле кассы с билетами стоял небольшой ларек, в котором продавали напитки, и Джонс, поцеловав меня в щеку, направился к ларьку за кофе. Я в то время начала рассматривать маленьких детей, которые все время крутились у мам и пап на руках. Они визжали, показывая протест, когда им не давали сделать, что они хотели. У других светились глазки, когда они видели огромные разноцветные игрушки парка. Один малыш смеялся и за руку тянул маму к огромному пушистому зайцу, который развлекал прохожих. Одно ухо этого пушистого создания, внутри которого сидел человек, непроизвольно свисало с головы животного. Широкая улыбка с большими нарисованными белыми зубами вызывала умиление, заставляя остановиться и хотя бы сфотографироваться с ним. В основном вокруг животного кружились дети, они облепили его со всех сторон, практически не давая пошевелиться. Наверное, у человека, который сидит в середине мягкой игрушки, очень большая выдержка, чтобы вытерпеть это.

Один малыш забрался к зайчику на руки и крепко обнял, поглаживая маленькими ручонками мягкую шерсть. Малыш улыбался, и было видно, что это ему нравится. Я невольно улыбнулась.

Джонс уже возвратился с двумя стаканчиками кофе.

— Горячий, — предупредил он, отдавая стакан, и одной рукой обнял меня за талию. Заметив, что я улыбаюсь, вопросительно поднял бровь.

— Посмотри на вон того малыша, разве бывает на свете что-то милее?

Джонс взглянул туда, куда я указывала, и перевел взгляд на меня.

— Бывает, — через секунду ответил. — Это ты. Ты самая милая на свете.

— Это неправда.

— Поверь мне, правда.

— Нужно купить билеты, — я не стала развивать спор и перевела разговор на другую тему.

Джонс усмехнулся, полез в карман и достал два входных билета. Я взяла билеты и насупилась.

— Так нечестно, — запротестовала я.

— Мэри, давай не будем портить наш день, — только и ответил он.

«Наш день». Из его уст это звучало еще приятнее, чем когда я думала об этом сама. Его голос придавал этой фразе иной смысл, более глубокий. Он смаковал каждое слово, заставляя что-то в моей душе трепетать, и только в этот момент я начала осознавать, что это действительно так. Я будто очнулась, и постепенно реальность настигла мой разум. Это и правда был наш день, наш момент. Я так долго этого ждала, воображая себе картинки этого дня, что просто забылась. И теперь, когда я сбросила с себя все оцепенение, в моей груди начинает разрастаться тепло.

Я крепче сжала ладонь Джонса в своей.

— Ладно, — я согласилась, и за это он наклонился, чтобы поцеловать меня.

Нежно, глубоко, проникновенно. Его губы были теплыми и мягкими, заставляя мое сердце биться сильнее. Мое тело само собой двинулось вперед, навстречу его ладони, прижатой к моей щеке. В этот момент меня не интересовало ничего: смотрят ли на нас люди, как это все выглядит со стороны, и даже горячий кофе в наших руках не заставил бы меня остановиться. Слишком сильное было влечение, оно стирало весь остальной мир, других людей, оставляя нас — целующихся и влюбленных подростков.

Наш первый поцелуй был более робким, чем это происходило сейчас. Мы боялись коснуться друг друга больше, чем это позволяло стеснение. Никаких прикосновений, руки при себе, и только наши лица так близко, что чувствовалось дыхание друг друга на коже. Это был мой первый раз, и я волновалась в два раза больше, чем обычно. Конечно, мне рассказывала Лиззи, как это делается, но я никогда прежде не была в такой ситуации.

Ладони слишком вспотели, дыхание слишком прерывистое, и неверие в то, что Джонс действительно собирается это сделать. Тогда, в парке, сидя на лавочке и попивая кофе из бумажных стаканчиков, прямо как сейчас, мы смеялись и разговаривали о разных мелочах, о нашей жизни.

Его смех заряжал меня, и в тот день я улыбалась так много, как никогда раньше. С ним было легко и спокойно, вот что я для себя заметила. Не приходилось притворяться кем-то другим. Тогда он впервые взял меня за руку, и я невольно вздрогнула. Было лето, но мои пальцы казались холодными по сравнению с его горячей кожей. «Мы словно огонь и лед», — пронеслось в моей голове. Он был моим огнем, что распалил костер в моей душе, согрел меня изнутри.

Джонс не спеша сокращал расстояние между нашими телами, я чувствовала, как моя нога плотно прилегает к его. Дыхание то и дело сбивалось, и я предвкушала то, к чему ведет это свидание. Мой мозг рисовал красочные картинки, я сто раз представляла, как это может быть, но ни одна из них не сравнилась с реальностью.

Он пах знакомо, словно я всю жизнь находилась рядом с ним. Терпкий цитрусовый запах кожи смешивался с чем-то еще. Все произошло быстро, в один миг он еще находился на расстоянии нескольких сантиметров, а в другой его губы прижимались к моим. Время остановилось для нас двоих, при том, что все вокруг продолжало жить. Его губы, мягкие и влажные, властвуют над моими, как и в данный момент. Робость постепенно отступала на задний план, уступая место страсти и нежности. Один из стаканов с кофе упал на землю, когда я оказалась в горячем кольце его крепких рук.

С тех пор это мое самое любимое место — его объятия. Только там я чувствовала себя в безопасности, там было уютно и тепло. Почему-то он стал ассоциироваться у меня с домом, таким, которого у меня никогда не было. А разве дом — это место? Я поняла, что нет.

Мой дом был там, где был он.

Он легонько оторвался от моих губ и прижал к себе, давая передышку и возвращая меня в реальность. Я открыла глаза и обнаружила, что мы все еще в парке среди людей.

— Пошли, — прошептал Джонс, поцеловав меня в висок.

Глава 4

В город пришел вечер, властная и чарующая луна вышла из-за облаков. Парк закрывался, и нам пора было ехать домой. Лили, наверное, там с ума сходит, но я не хочу заканчивать этот день, он слишком быстро прошел, я так и не насытилась близостью Джонса.

Если б я могла, то была бы с ним все время, я часто такое представляю, как мы дни напролет проводим вместе, вместе готовим есть, я в его рубашке и в нижнем белье, босиком топчусь по холодной плитке, готовя нам завтрак из блинчиков и яичницы, а Джонс помогает мне, делая кофе, его обнаженный торс так и тянет, чтоб пробежать по нему кончиками пальцев и поцеловать в шею. Мы вместе на одой кровати спим в обнимку, наша голая кожа касается, нас пробивает электрический заряд. С ним спокойно, я не боюсь заснуть в его объятиях, наоборот, его близость убаюкивает, заставляя видеть сладкие сны. Мы вместе ходим за продуктами для нашего ужина, вместе гуляем по парку. И он при всех держит меня за руку, всем видом показывая, что я его и никто не имеет прав на меня, кроме него. И я вовсе не против.

Но день подходил к концу, и мы отправляемся на место, где Джонс оставил свой мотоцикл.

— Я не хочу расставаться, — с тоской сказала я, Джонс сжал мою руку.

— Я тоже. Но мы завтра встретимся ведь. Мы не увидимся всего ночь.

— Знаю. Но это слишком долго. Я уже скучаю, — я сама удивилась, насколько грустный был мой голос.

— Мэри, не нужно… — только и сказал он. Я видела, что он тоже не хочет расставаться, но от того, что мы будем это повторять, ничего не изменится.

— Сегодня был отличный день, — перевела тему разговора я.

— Да, — лицо Джонса озарила улыбка.

— Спасибо тебе, — я, шепча, потянулась поцеловать его. Хотелось снова ощутить этот трепет в сердце при поцелуе, ощутить, как твоя душа вздымается ввысь подальше от земли и летает в облаках от счастья. Он ответил на поцелуй.

— Это тебе спасибо, — еще тише прошептал он. — Кстати, день еще не закончился. Сейчас все еще твой день рождения.

— О чем ты? — я уставилась на него.

— У меня для тебя подарок.

— Подарок? — переспросила я, но он уже полез в карман и извлек из него маленькую бархатную коробочку красного цвета, в которой обычно хранятся кольца. Я ахнула.

— Что это? — недоуменно прошептала я.

Ни слова не говоря, а только заговорщически улыбаясь, протянул руку и открыл таинственную коробочку. В моем сердце зародился трепет, мысли бешено носились в голове, как непослушные дети, которых трудно успокоить. Когда крышечка открылась, я мысленно выдохнула, по телу прошла волна облегчения. Как бы много я ни мечтала о Джонсе, но мне только семнадцать и, думаю, замуж мне еще рано. Может, когда-то я буду готова выйти замуж, но сейчас было не то время.

В коробочке лежал маленький рубиновый камешек в форме сердца. Он был вставлен в серебряный ободок, который плавно переходил в цепочку. Я вытаращила глаза. Это рубин и серебро! Это очень дорого, слишком дорого для меня. Мы и так сегодня потратили немало денег. Но это — уже перебор!

— Нравится? — улыбаясь, спросил Джонс.

— Да… но это безумно дорого! — воскликнула я. Взяв коробочку в руки, я стала рассматривать камень. Он был хорошо отполирован, напоминая каплю крови в форме сердца. Он был безупречен, и отрицать это будет враньем.

Улыбка Джонса потускнела.

— Не могу принять такой подарок.

— Можешь. И примешь. Забирать обратно я его не собираюсь. Теперь это твое, и тебе решать, что с ним делать — выкинуть или оставить себе.

— Но… — я не знала, что сказать. Я устремила взгляд в его глаза, в которых можно утонуть, что я и сделала. Его глаза — вселенная, в которой карие зрачки были планетами. Взгляд глубокий и осмысленный, я могла видеть весь его мир, его душу, потерявшись в его вселенной, я онемела.

Через несколько секунд я поняла, что в кармане вибрирует телефон. Я вынырнула на поверхность. Еще раз взглянув на цепочку, я захлопнула коробку и начала вытаскивать телефон. Пока я это делала, он перестал звонить, пропущенный был от Лили.

— Спасибо тебе, — наконец сказала я, поднялась на носочки и чмокнула его в губы. Его лицо расслабилось. Выбрасывать камень я не собиралась, оставался один вариант, и я приняла камень.

— Считай, что это символ моей любви к тебе, — сказал Джонс, когда я уткнулась лбом ему в шею, тая в его объятиях.

В этот момент снова завибрировал телефон, на этот раз у меня в руке.

— Это Лили? — поинтересовался он. Ответ не нужен был, и так было понятно, что да. Больше просто некому.

— Нам пора. — Джонс отстранился и пошел к мотоциклу, я спрятала коробочку в карман и решила перезвонить Лили, сказать, что мы уже едем.

Передо мной пронесся ураган, мои волосы зашевелились от ветра, телефон исчез из моих рук. Я в ступоре, ничего не понимаю, мне нужно несколько секунд, чтоб прийти в себя. Молодой парень убегает от нас как можно быстрей с моим телефоном в руках. Джонс реагирует сразу же и начинает бежать за вором.

— Нет! Джонс, стой! — начинаю кричать я, но он не слышит, стремительно удаляясь. Вор бежит в сторону дворов, там нет света и спрятаться легче, Джонс его не найдет, это бесполезно. Я бегу следом как можно быстрей, насколько это позволяют силы, целый день на ногах дает о себе знать. Даже то, что я быстрее всех бегаю в классе, не помогает, легкие горят, я задыхаюсь. Хочу еще раз закричать Джонсу, но горло саднит, я не могу кричать. В глазах туман, замечаю, что вор уже забежал в темноту, Джонс за ним. Стараюсь бежать еще быстрей, но не получается. Мне кажется, что я бегу слишком долго, время тянется, как жевательная резинка.

Задыхаясь, я все-таки достигла цели. Останавливаюсь за углом дома, оставаясь в свете фонаря, прислушиваюсь, пытаясь восстановить дыхание, что дается трудно. Слышу потасовку, звук разбивающегося стекла, глухой удар, второй, стон и еще один. Не могу это слушать, внутренности выворачиваются наизнанку, хочется закрыть уши, свернувшись где-нибудь в комочек. Нет! Я не могу! Там Джонс, и я должна помочь. Страх сковывает, становясь моим кошмаром, я не могу сделать даже шаг. Оглядываюсь, вокруг никого, ни одного человека, мы слишком далеко отбежали от ворот в парк. Я должна! Мэри, возьми себя в руки! Что-то или кто-то ударяется об стену многоэтажки, я буквально представляю, как выбился воздух из этого человека, и молюсь, чтобы это был не Джонс. Кто-то вскрикивает: «Что за черт!». Шаги, человек убежал. Проклинаю свою трусость. Перевожу дыхание, наверное, там больше никого нет, тогда почему не выходит Джонс? Я делаю шаг…

И останавливаюсь. Меня останавливает полукрик, полустон, который просачивается мне под кожу, проникает вглубь, в каждую клеточку, волосы становятся дыбом. Я в ступоре. Я уверена, что этот крик принадлежит Джонсу, и меня накрывает волна злости. Страх отступает. Как я могу тут стоять и медлить, когда Джонс нуждается во мне? Осматриваюсь в поисках какой-нибудь палки. Ничего… кроме пустой бутылки из-под пива. Беру ее и крепко сжимаю в ладони. Я настроена серьезно, ступаю в темноту.

Глазам нужно несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте, здесь темно, очень темно. Ни в одном доме не горит свет, а луна не помогает. Я начинаю отличать тени. На земле, посреди двора две фигуры. Одна лежит на земле, а вторая сидит над первой. Я пока не могу определить, кто из них кто, но точно знаю, что одна из них — Джонс.

Шаг, еще шаг. Я пытаюсь быть как можно тише, еще крепче сжимаю мое единственное оружие. У меня нет плана, я даже не знаю, как буду действовать, если на меня нападут. У меня одна цель — Джонс. Глаза уже полностью привыкли к темноте, теперь я различаю людей и вижу, что Джонс — тот, кто лежит на земле. Он не шевелится, и мозг начинает посылать всякие ужасные картинки. Там, где-то далеко в глубине, зародился страх за его жизнь, боль пронзила все тело, будто меня переехали бульдозером. Как? Как я могла? Почему я медлила? Почему я не побежала ему на помощь? Мысли добивали меня, бешено проносясь в голове, как маленькие непослушные дети. Боль с силой вырвалась наружу.

— Джонс!!! — закричала я во все горло, толком не понимая, что делаю. Бутылка со стуком упала на асфальт и разлетелась на мелкие кусочки. Я зажала ладонями рот, из которого все еще вырывался крик боли, крик души. Слезы ручьем начали катиться по щекам.

Мужчина, который сидел над ним (совсем не тот вор), скрылся за углом соседнего дома за считанные секунды. Упав на колени рядом с лежащим Джонсом, я не могла поверить, отказываясь верить, что он… умер. Трясущимися руками я стала щупать пульс, ничего не обнаружила, истерика усилилась, и я припала головой к его груди. Удар, еще один. Осознание постепенно стало приходить ко мне. Он жив! Грудь вздымалась вверх и опускалась — он дышит! Моей радости не было предела, даже через слезы я начала улыбаться. Я его осмотрела, крови нигде нет, только на костяшках на руке, и синяк под глазом. Нужно привести его в чувство.

— Джонс! — хлопки по щекам помогли, он открыл глаза.

— Мэри, — его голос был радостным, он был рад меня видеть. А уж как я была рада!

Я помогла ему сесть.

— Зачем? Зачем ты побежал за ним? Джонс, скажи мне, о чем ты думал. — Истерика вернулась, и слезы снова текли по моим щекам. Я уткнулась носом в его шею и плакала.

— Тише, Мэри, тише, — говорил он, его голос мягкий и бархатный, такой, который не услышит больше никто, кроме меня. Никто больше не узнает, что он может быть таким нежным.

Его объятия согревали, а руки гладили мою талию, пытаясь успокоить.

— Если бы ты… а если бы ты… — я не смогла договорить, но это и не нужно, он и так все понял.

— Я рядом, — проговорил он, кожей я ощутила его губы у меня на лбу. Я как маленький ребенок, которого пытается успокоить отец.

— Я так испугалась.

— Знаю.

— С тобой все в порядке? — я наконец вспомнила, что его только что избили, и отстранилась.

— Со мной все хорошо, — спокойно ответил Джонс. Он такой невозмутимый, такой спокойный, у него всегда получается лучше держать себя в руках.

Пошарив у себя за спиной, он раскрыл свою ладонь. Телефон! Мой телефон. Я думала, что с ним уже можно было попрощаться, но нет, вот он, лежит на ладони у моего парня, который за этот телефон чуть не поплатился жизнью.

Сенсорный экран засветился, а сам телефон завибрировал, на дисплее высветилось «мама», Лили все еще пыталась дозвониться.

— Он того не стоил, — прохрипела я, обнимая Джонса, на звонок я отвечать не стала.

— Нам пора домой, — напомнил он.

Глава 5

Потом я встретил тебя. В сердце стало много пустоты. Ее можно было заполнить болью или тобой. Так случилось, что вышло второе. Тогда еще я не знал, что ты тоже превратишься в боль. Я и понятия не имел, что любить — означает терять…

Евгений Ничипурук

На следующий день Джонс не появился. Он не звонил и не писал, я пыталась ему позвонить, но отвратительный голос в трубке говорил, что он вне досягаемости. Целый день ожидания и убеждения, что с ним все хорошо. Прошел только день, и поднимать панику не нужно, есть много причин, почему он выключил телефон и даже не пришел. Он мог забыть, что его телефон разрядился, и не поставить на зарядку, но он обещал сегодня встретиться и должен был предупредить, это точно!

Я замахала головой во все стороны, пытаясь выкинуть из нее плохие мысли и стараться рассуждать здраво.

Он, может быть, занят, может, помогает маме. В конце концов, у него тоже есть семья, кроме меня! Я часто об этом забываю.

Как бы я себя ни убеждала, что с ним все хорошо, но все же… Он мог попасть в больницу из-за вчерашнего вечера. Может, ему что-то сломали, а он мне не сказал? Нет, он точно бы мне сказал. Какая я дура! Все из-за меня! Нужно было держать телефон крепче или остановить Джонса, прежде чем он забежал в переулок. Боже, почему я ему позволила рисковать собой? Я дура, какая я дура!

Я отыскала справочник, где были записаны номера всех больниц города.

Дрожащими руками начала поочередно набирать номера. Но ни в одной больнице его не было. С каждым ответом «к нам такой не поступал, извините» я все больше отчаивалась, а истерика все больше брала верх. Что с ним могло случиться? Где он? Я не могу, слезы обжигали щеки, я ощущала их соленый вкус. Нет, все не так! Так не должно было быть!

Какое-то странное предчувствие тяготило мое сердце, оно разрасталось корнями по всему моему телу. Ощущение, что что-то произошло, было слишком сильным, чтобы его игнорировать. Мне хотелось убедить себя, что все в порядке, но почему-то не получалось. Все мое чутье кричало «катастрофа»!!! Время будто остановилось, и с каждой секундой мне становилось все хуже, будто кто-то взял и выкачал воздух из моих легких.

Я со всей силы кинула справочник на пол после очередного отрицательного ответа и уткнулась лицом в подушку, еле сдерживая крик. Кашель раздирал горло. Я чувствовала — что-то не так. Леденящий червь страха крутился в груди, причиняя чудовищную боль. Но еще было чувство, что это боль не моя, и страх был не мой. Мне казалось, что ему было больно, очень больно, а я не знала, как ему помочь и где его найти. Такое едкое чувство, будто случилось непоправимое. Сейчас я ужасно хотела остановить, сама мало понимая, что именно, но остановить что-то, чтобы не было так больно и обидно, чтобы сердце заново забилось в новом ритме и мир изменился в лучшую сторону. Я зажмурила глаза, так что начали танцевать звездочки, и стала думать, пытаться думать о хорошем.

Как только мне показалось, что мир действительно изменился, а мое дыхание восстановилось, я открыла глаза. Нет. Ничего. Ничего не изменилось. Мир остался прежним. Я снова потянулась к телефону, набирая уже до боли знакомый номер, я молилась, чтоб Джонс взял трубку.

«Абонент вне зоны действия сети. Перезвоните, пожалуйста, позже, или вы можете оставить ему…»

Со всей силы я бросила телефон в угол комнаты. Рассекая воздух, он врезался в стену и разбился. Думаю, что теперь вряд ли он будет работать, даже если его собрать. Но мне плевать, это все из-за него, этого телефона! Из-за него Джонс побежал за вором, из-за него Джонса избили, и из-за него сейчас с Джонсом что-то случилось! Я не знаю что, но я чувствую. Хотелось сорваться с места и побежать, побежать к его дому, тарабанить в дверь, пока не откроют и не скажут, что случилось с Джонсом. Но вместо этого я сижу дома и рыдаю, заткнув рот подушкой, чтоб мама не услышала.

Маленькая надежда все еще трепетала внутри, надежда на то, что все это неправда. С Джонсом все должно быть хорошо! Ведь в больницах его нет, значит, он дома, значит, это все мои дурные фантазии…

Живот скрутило от внезапного спазма, и я сжалась в клубок, вся моя постель смялась и была соленая от слез. Сегодня я весь день просидела в комнате, не находя себе места, я не могла найти себе занятие, просто расхаживала по комнате с телефоном в руках, обломки которого валяются в углу. Такие спазмы продолжаются с ночи. Когда я спала, где-то в полночь, был первый спазм, который пробудил меня, и я чуть не закричала на весь дом. Это продолжалось недолго, всего несколько секунд, но этого хватило, чтоб почувствовать боль, настолько сильную, что казалось, тебя тысячу раз проткнули столовым ножом.

Следующий повторился через десять минут. И так продолжалось до утра, но с каждым разом боль была меньше. Не знаю почему, но маму я звать не хотела. Я никогда не болела, и сейчас она может подумать, что я симулирую. Лучше я перетерплю. В итоге ночь я не спала.

Стук в дверь. Я еще больше съежилась, закрывая лицо подушкой, пытаясь за ней спрятаться. Дверь отворилась, шаги. Я попыталась дышать ровно, пусть подумают, что я сплю, и уйдут. Пусть, пожалуйста…

— Мэри? — Это Лиззи. Моя подруга. Я облегченно выдохнула, но вылезать из-под подушки не стала. Еще не хватало, чтоб она меня застала в таком виде. Но почему она пришла, уже, между прочим, на улице темно. Точно! Как я могла забыть? Мы сегодня договорились переночевать у меня, отметив мой день рождения, так как вчера я провела его с Джонсом. Джонс…

Ком подкатил к горлу, и я еще сильней придавила подушку к лицу.

— Мэри, — повторила девушка. — Что с тобой?

Наверное, она увидела разгром в моей комнате и спрашивает. Это ее очень удивило, ведь никогда раньше в моей комнате не было беспорядка, а сейчас…

— Мэри, не молчи. Я знаю, что ты не спишь, — строго сказала подруга, вынуждая ей ответить.

— Ничего, — прохрипела я, от рыданий голос сел.

Лиззи залезла ко мне на кровать и легла рядом.

— Это все он? Да? — спросила подруга.

Я молчала.

— Ты можешь мне все рассказать. Ты же знаешь…

Да, я знаю. Знаю, что она не предаст, что постарается помочь и успокоить, что ее голубые глаза сейчас с беспокойством смотрят на меня.

— Я не знаю, что делать. Джонс пропал, — высвободившись от подушки, решилась я.

Глава 6

На следующий день я провела Лиз в школу, а сама направилась к дому Джонса. По совету подруги я должна была все выяснить.

Я боялась, я боялась услышать нечто страшное о Джонсе. Но я все еще надеялась. Иногда надежда — это единственное, что у нас есть. Все, что остается, — это надеяться и ждать. Но ждать я больше не могу, я должна знать, иначе сойду с ума.

Я громко выдохнула и постучала. Три отрывистых стука, и назад дороги нет.

Дверь открылась ровно через тридцать секунд, я вела счет.

— Миссис Вэйн, — обратилась я к черноволосой женщине лет сорока. Сразу видно, откуда у Джонса такая красивая внешность. Он унаследовал от матери маленький угловатый нос и впалые щеки. Мама Джонса была невысокая женщина с невероятной улыбкой и красивыми, цвета изумруда, глазами. Но сейчас они потускнели и смотрели на меня с неприкрытым сожалением, постепенно наливаясь слезами. Она предстала предо мной совсем в другом свете. Женщина, которая всегда следила за собой и сияла добротой, была в растянутом черном свитере, волосы небрежно собраны в пучок и обмотаны черной кружевной лентой, их обрамляли несколько седых прядей. Вокруг глаз запали синие круги, и россыпь морщин. Она постарела на глазах.

Мое сердце упало. Не в силах что-то сказать, она кинулась мне на шею и громко заревела. Я окаменела. Перед глазами пронеслись тысячи красочных картин с участием Джонса, и все в плохом свете.

— Что… — я прокашлялась. — Что случилось? Что с Джонсом?

— Мэри, деточка, — она еще сильнее прижала меня к себе, но я так и не смогла ей ответить тем же.

— Пожалуйста, — прошептала я. — Скажите мне, что с ним. Не терзайте мне сердце.

Я больше не могу оставаться в неведении, мне нужна информация.

— Мэри, его больше нет, — прохрипела женщина, пытаясь безуспешно успокоиться.

— Что? — я не поверила своим ушам. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы до меня дошел смысл ее слов. — Повторите, что вы сказали?! — закричала я, почти отталкивая ее.

— Его нет, Мэри, его больше нет.

Удар. Будто она меня огрела сковородкой. Внезапно все тело пронзила боль. Я не могу поверить, эта женщина несет чепуху! Она сошла с ума! Такого не может быть.

— Он умер, — объяснила миссис Вэйн, видя, что я в ступоре.

Еще один удар. Ее слова бьют по всем органам, отключая их. Кровь стучит в висках, заглушая все остальные звуки. Я не могу дышать, не могу говорить, не могу двигаться. Меня будто отключили, и осознание беспощадной змеей обвивается вокруг моего сердца, мешая нормально работать. Внезапно весь мир замер, он затих, а я застыла в немом крике. Лучше бы она меня и правда ударила.

Молча разворачиваюсь и ухожу подальше от этого дома, от этой сумасшедшей женщины, которая несет чушь, которая только что мне наврала. Этого не может быть. Это неправда! Я иду, не знаю куда, но я иду, в то время как мой мир рушится. Как приходит осознание этих страшных слов, ураганом снося все те дома, сады и леса, что существовали в моем мире, оставляя только руины и пепел. Туман окутывает все вокруг, принося и поселяя во мне холод. Солнце потухло, оно упало вниз на землю и спалило во мне все живое, остались пустота и пепел, на котором сижу я, маленькая и грязная. Мое оставшееся «я», которое скоро погибнет и тоже превратится в пепел.

Мозг высекает только одно слово, заставляя кожу покрыться мурашками. «Мертв, мертв, мертв…» Его больше нет. Мысли — наши главные враги. Они могут заставить нас улыбаться, а могут сжечь дотла. Ты сидишь и думаешь, думаешь и думаешь, пока не начнешь биться в истерике или просто смеяться, насколько глупы бывают наши мысли.

Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет.

Я повторяю про себя это слово, понимая, что это не поможет. Больше ничего в этом мире мне не поможет. Как? Что? Зачем? Я не знаю, что делать. ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?

Холод стен, темнота улиц. Люди, которым нужна лишь своя жизнь. Над тобой черное небо, полное безысходности. И одна мысль, которая еще дышит… Упасть вниз от слабости, от боли. Туман печали охватывает…

Вот так бывает, один день все хорошо, а на следующий все рушится быстрее, чем ты можешь склеить все обратно. Зачем ты так со мной, жизнь? За что?

Не знаю, как я оказалась дома, сумка медленно сползла и плюхнулась на пол. Слезы, наконец-то, слезы текут по щекам. Это лучше, чем быть не способной ни на какие эмоции. Я пытаюсь вытереть слезы, но вместо этого падаю на колени и начинаю рыдать. Я ничего не могу сделать, горло дерет кашель, и я не слышу, как кричу:

— Нет!!! — я ничего не слышу и ничего не вижу. Вместо этого я валяюсь на полу перед входной дверью и кричу. Я захлебываюсь и задыхаюсь в боли и любви. Я прикусила язык, и во рту ощущается вкус крови. Слезы текут рекой, а я катаюсь по полу и бью кулаками, разбивая их в кровь, пытаясь заглушить душевную боль.

— Джонс!!! Нет!!! За что?! — кричу, раздирая горло. Я не верю! Нет! Пожалуйста! Скажите мне, что это сон.

— Мэри, Мэри. — Сквозь пелену, вижу, что надо мной сидит Лили, пытаясь привести в чувство. От боли я потеряла сознание. И я не знаю, что болит больше, сбитые в кровь руки или разодранная в клочья душа.

— Что случилось? — обеспокоенно спрашивает мама, она надежно держит меня за голову.

— Мама. Мама. Мама! — повторяю я, сама не соображая, что делаю. — Мама, он умер. Его больше нет! Мама, ты веришь в это? Мама, скажи мне! За что, мама?! — я вцепилась в ее руку, впиваясь ногтями, а она безуспешно пытается меня успокоить. — Мааммааа, — на большее меня не хватает, я больше не могу выговорить ни слова, просто кричу, вкладывая в это всю свою боль и обиду. У меня уже нет слез, глаза текут, но я все еще не могу успокоиться. Моя жизнь полетела в пропасть…

Вырвавшись из маминых объятий, я побежала в комнату и остановилась на пороге, тут негде спрятаться, все напоминает о нем, даже моя одежда пропахла его запахом. Каждую секунду я повторяю себе, что это ложь, розыгрыш и сейчас мне позвонит Джонс и скажет, что все хорошо. Но нет, он не звонит и больше не позвонит… никогда…

Я его потеряла. А вместе с ним потеряла часть меня, он забрал с собой в могилу ту хорошую часть меня, что умела улыбаться. Теперь меня нет. Будто в груди пробили огромную дыру. Будто все в груди оборвалось и полетело в пропасть. И как теперь жить дальше? Почему стало так больно? Раненая душа кричит от боли немым, оглушительным криком.

Все забыть. Открыть окна. Вынести все из комнаты. Ветер продует ее. Заберет с собой все счастливые и в то же время такие болезненные воспоминания.

Будешь видеть лишь пустоту, искать по всем углам и не найдешь себя. Научиться жить. Заново. Заново отрастить оборванные крылья и научиться летать.

Глава 7

Ночь. Так невыносимо лежать. Дыра пожирает тебя. Руки чешутся. Я встала и начала нарезать круги по комнате. Мама и папа уже спят. Тишина. От безысходности я забилась в угол, прислонилась к стене, затем медленно заскользила вниз, пока не села на пол, обхватив колени руками. Слезы снова начали скатываться по щекам. Отчаянье постепенно начало переходить в ненависть.

Я ненавижу себя, ненавижу свой день рождения. Ненавижу жизнь.

Я встала и села на подоконник, открыв окно. Прохладный ночной воздух сразу заключил в свои объятия, развевая нежно волосы. От прохлады становится немного легче. На улице тишина, ни единой души, ни единого звука. Как это раздражает и в то же время успокаивает.

Самое страшное в этом проклятом мире — сидеть одиноко в пустой до боли комнате, пока твои раны на сердце невидимо кровоточат.

Через месяц мы должны были отмечать год нашего знакомства. Мы строили планы на этот день и были счастливы, а теперь я сижу и старательно пытаюсь стереть из памяти этот день. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Одно слово колышется в моем мозгу.

Почему нереально стереть память? Почему она заставляет нас терзаться невидимой, но такой ощутимой болью потери? Кажется, я могу пощупать горе подушечками пальцев, ощущая его неровности и холод. Оно укутывает меня в свои темные объятия и колется невидимыми иголками, как у ежа.

Я помню тот день. Лето, жара, но в библиотеке, в которую мне пришлось зайти, было не так жарко, и я решила остаться там подольше. Прежде я никогда не заходила сюда, не знаю почему, но сегодня отец попросил меня сдать его книги и взять новые. Он был фанатом бумажных книг, и его уже очень хорошо знала библиотекарь.

Выполнив поручение, я решила побродить еще между рядами книг, чтобы наконец-то и себе выбрать что-то в бумажном переплете, не всегда же читать только электронные. Тут царило спокойствие и умиротворение, пахло старыми страницами и пылью. Я пожалела, что никогда прежде не заходила сюда, даже не думала об этом.

Он подошел ко мне, когда я пыталась достать одну из книг на верхней полке. Мой рост позволял мне дотянутся до нее только кончиками пальцев, но упертость не давала мне шанса оставить книгу в покое. Поэтому я старательно кряхтела над тем, чтобы ее все-таки достать. Он был высоким и, как обычно, в своей кожаной куртке, волосы небрежно торчали в разные стороны, и к затхлому запаху помещения добавился еле заметный цитрусовый запах его кожи. Он стоял так близко, когда с ловкостью дотянулся и подал мне книгу, с которой я боролась последние десять минут.

Наши глаза встретились как раз в тот момент, когда я пыталась забрать книгу.

— Меня зовут Джонс, — к чему-то сказал он, но книгу так и не отдал.

— Отлично, — я улыбнулась, но раздражение перекрыло всю мою дружественность. Я видела его в школе. Но мы никогда не общались. — Отдай мне книгу, — я протянула руку ладонью кверху, а он в это время вздернул брови вверх от моего приказного тона. Мои щеки покраснели, и я все-таки добавила: — Пожалуйста.

— Так-то, лучше. — Он сверкнул белыми зубами и вложил книгу в мою ладонь. — И?..

Почему-то меня охватил стыд за мое поведение. Хотелось поскорее сбежать от этого безумия, я надеялась, что, отдав книгу, он развернется и уйдет, оставив меня с красными щеками наедине. Проблема в том, что он даже не думал этого делать. Я тут же прижала книгу к груди, словно щит, способный защитить меня от самого харизматичного парня, которого я только встречала в жизни, или даже от моего самого большого позора.

— Что «и»? — поинтересовалась я, пытаясь придать голосу серьезности. Судя по выражению лица парня, у меня этого не получилось.

— «Спасибо, дорогой Джонс, что достал мне книгу и бла-бла-бла», — процитировал парень то, что должна была сказать я. Кажется, у меня покраснели теперь даже кончики волос. Я уставилась на него, смотря прямо в глаза, не признавая своего поражения. В тот момент это была моя самая большая ошибка, потому что его глаза блестели, карие, с золотой радужкой, пронизывали меня насквозь, он словно заглядывал в мою душу, читая меня, как раскрытую книгу. Кажется, как бы я ни старалась скрыть свои эмоции от него, этого сделать не удалось. Он прекрасно знал, какое впечатление произвел.

— Спасибо, — мой голос охрип, и сказала я это спустя долгих несколько минут. Все, на что я в тот момент была способна, — это таращиться на него во все глаза.

Слезы с новой волной нахлынули. Я прижимаю ладони к глазам, чтобы запихнуть их обратно. Эти воспоминания терзают каждую клетку моего тела, кажется, что от них в душе образовывается пустота все больше и ничем ее не заполнить. Ведь на ее месте когда-то был ОН.

Как наступает депрессия? Постепенно, а потом внезапно. И вот однажды ты просыпаешься и боишься жить дальше

Глава 8

Так продолжалось уже около месяца. Бессонные ночи, полные болезненных воспоминаний. Днем натянутая улыбка, ночью слезы и успокоительное, что дала мама. Если честно, то толку от них никакого.

Позже, после того дня, мне сказали, как он умер. Его избили, сильно ударили по голове — и все, его не стало. Миссис Вэйн уехала через неделю куда-то на север не в силах больше выносить одиночество в доме, полном воспоминаний. Она осталась совсем одна. Ее муж умер несколько лет назад, а теперь еще и сын. Но она держится, и я должна. Ради него.

Вот такая жизнь. Одни умирают, а другие должны продолжать жить, ради тех, кто умер. Главное, не сломаться.

Моя жизнь потеряла смысл, я хожу, ем, учусь, сплю, но теперь это не жизнь, а существование, я просто делаю вид, что жива, но на самом деле я просто не хочу расстраивать папу. Он говорит, что нужно жить дальше, все мне так говорят, только они не знают, как это — жить без большей части тебя, они не знают, как это — оторвать от себя кусок мяса и выкинуть, они говорят, что тоска меня отравляет, что так нельзя, но никто не может дать мне противоядие. Все говорят, что хотят помочь, но делают только хуже. Все считают своим долгом поговорить со мной об этом, надавить на больное, напомнить о том, каким хорошим был Джонс, но они не знают его так, как знала его я, а от этого еще больнее.

С того дня, как его не стало, меня не оставляют одну, всегда кто-то поблизости. Мама, папа, Лиз — они всегда рядом, только по очередности. Наверное, они боятся, что я наложу на себя руки или еще что-то, может, думают, что так помогают, своими бессмысленными разговорами, шутками, развлечениями. Мама стала мне намного ближе, теперь мы не ссоримся по пустякам, и, как ни странно, она единственная, кто никогда не заводил разговор о смерти Джонса. Я думала, она будет рада тому, что теперь мы не вместе, что Джонса больше нет в моей жизни, но вместо этого она просто обняла меня и расплакалась. Она тоже сожалеет о нем? Не знаю, спрашивать не стала, меня это не интересует, меня теперь вообще ничего не интересует.

Я стала больше читать книг, в них можно окунуться и на время забыть о том, что происходит вокруг меня. Читаю в основном ужасы: они будоражат кровь и там нет этой сопливой любви и ванильности — это приносит боль. Иногда мне кажется, что Джонс все еще жив, я чувствую его, чувствую, что он все еще любит меня, он приходит ко мне во снах, от которых я просыпаюсь, это самые сладкие сны, в комнате еще несколько минут витает его запах, и я просто лежу с закрытыми глазами, наслаждаясь. Но потом все проходит, наступает леденящая душу тьма, и снова поселяется смерть.

— Отпусти его, — шептал мне папа, когда я клубочком свернулась у него на коленях, снова и снова захлебываясь слезами. — Ты должна продолжать жить. Он этого хочет. Живи. И отпусти. Я знаю, ты сильная.

— Я вовсе не сильная. Я не могу отпустить. Он мне нужен, пап.

— Но ты постарайся, главное, освободи свою душу. Ты справишься, ты сильнее, чем думаешь. — Он нежно погладил меня по голове.

— Но я не смогу его забыть. — Я старалась сдержать себя, но рыдания с новой силой вырвались наружу.

— Не нужно забывать. Только отпусти и живи дальше. Живи… Ты слишком молода, чтобы внутри тебя уже поселилась боль. — Его голос был пропитан сожалением.

Я еще больше прижалась к нему.

— Почему лекарства мамы не помогают? Почему мне все еще больно?

— Потому что они не могут справиться с твоей болью, они могут ее только приглушить. Но убить ее можешь только ты. — Его горячее дыхание успокаивало.

— Знаешь, пап, я дошла до сумасшествия.

— Почему?

— Я ощущаю аромат его духов там, где его никогда не было.

Глава 9

Просто помни, что иногда человек на самом деле может оказаться вовсе не таким, каким ты его себе представляешь.

Джон Грин

Вдвоем мы стояли на краю обрыва. Сильный и пронизывающий ветер бил в лицо, заставляя жмуриться и не давая нормально вздохнуть. Где-то там, внизу бушуют волны океана, они с бешеной силой разгоняются и разбиваются о скалу. С годами вода будет подмывать утес, делая его все меньше, при этом океан будет завоевывать себе большую территорию.

Туман. К коже и одежде прилипает вода, холодно. Но сейчас меня это не интересует, а только Джонс. Он стоит на самом краю и смотрит на бушующие волны. Завораживающе. Его черные волосы небрежно раздувает ветер, он стоит спиной ко мне, я не вижу его лица. Я делаю шаг к нему. Я так по нему скучала, и вот он, предо мной, живой и невредимый. Джонс тоже делает шаг вперед навстречу обрыву. Нет… Еще несколько таких маленьких шажков, и он упадет вниз. Это нельзя допустить. Мое сердце бешено колотится в груди, отбивая чечетку, я борюсь с ветром и пытаюсь бежать. Но я не могу, сколько бы я шагов ни сделала, я остаюсь на том же самом месте, ни на сантиметр не приблизившись к цели.

— Джонс! — кричу я, но он меня не слышит, ветер заглушает какие-либо звуки.

Джонс делает еще один шаг вперед. Слезы текут по щекам, я должна его остановить, нельзя допустить, чтобы он упал вниз. У меня начинается паника.

— Джонс! Стой! Не ходи! — кричу я во все горло и бью невидимую стену перед собой, пытаясь бежать. — Стой!!! Джонс!!!

Он делает еще шаг.

— Джонс! — я сорвала голос, но все еще пытаюсь кричать. — Стой!

Я падаю не колени и гребу руками землю, я ползу. Сырая земля вперемешку с травой забиваются под ногти, камни царапают ладони и больно впиваются в колени, но сейчас не время отвлекаться на боль.

— Джонс!

На этот раз он меня слышит и поворачивается на звук. Я замираю. Его печальные глаза с сожалением смотрят на меня, черты лица совсем не изменились, угловатые скулы, черные брови, губы — все до боли знакомое, отчего сжимается сердце. Его губы трогает мимолетная улыбка, от которой стынет кровь в жилах, и он произносит только одно слово «прости», прежде чем сделать шаг назад. Но сзади него уже нет ни кусочка земли, только пустота, в которой он исчезает за считанные секунды.

— Нет! — кричу я, я хватаюсь за голову и начинаю вырывать волосы. Слезы горячими струями текут по щекам, перемешиваясь с грязью и кровью от моих рук. В агонии я катаюсь по земле, колотя руками и ногами, я не ощущаю боли, кроме той, что поселилась у меня в груди.

Я открываю глаза и понимаю, что нахожусь в своей комнате. И я кричала во сне. Это всего лишь сон, очень страшный сон, который снится мне каждую ночь. Боль пронзает каждую клеточку моего организма, этот сон каждый раз напоминает мне о потере. Я вся мокрая от пота, смотрю на руки, там ничего нет, только несколько сломанных ногтей оттого, что я сжимала одеяло в кулак. Я тяжело дышу, нужно прийти в себя. Сон прошел, но безумное ощущение утраты все еще живо.

Иногда мне кажется, что этот сон на самом деле правда. И мне очень трудно порой различать, где реальность, а где фантазия.

Смотрю на часы: полшестого утра, еще рано, сегодня выходной, но заново засыпать у меня нет никакого желания. И находиться в этой комнате я тоже не хочу, я и так тут провела последний месяц, выходя только в школу. Экзамены закончились и школа тоже, теперь мне приходится искать себе другие занятия, чтобы хоть как-то отвлечься. Я с ужасом ждала этого времени.

Наконец дыхание восстановилось, но я все еще вся липкая от пота и слез. Выйдя в ванную, я посмотрела на себя в зеркало и не узнала себя. Я совсем запустила себя: впалые щеки, черные синяки под глазами от недосыпа, зрачки потеряли цвет, теперь они мутные и некрасивые. Правду говорят, что в глазах человека отражается его внутренний мир. Мы можем напустить улыбку на лицо, заниматься притворством, но глаза всегда покажут, что внутри мы постепенно угасаем.

Появилось несколько новых морщинок возле глаз, теперь их пять, я все время считаю их. Мне только семнадцать, а я уже умираю внутри, иногда мне кажется, что это Джонс хочет, чтоб я была с ним. Поэтому я не могу отпустить его и сама умираю, когда всем сердцем тянусь к нему. Но так нельзя. А может ли человек повзрослеть от горя и боли? Разве боль делает человека старше? Наверное, да, ты перестаешь радоваться всяким мелочам жизни, просто существуешь. Ты забываешь развлечения и превращаешься в робота, который делает все потому, что так требует общество. Думаю, что это и есть взросление, ведь так делают почти все взрослые люди. Они просто существуют, выполняя указания, поставленные общественным этикетом и порядком.

Я в раздумьях провожу кончиками пальцев по ключицам, которые выпирают, обтянутые тоненькой кожей. За эти недели я почти ничего не ела: не лезло в горло. Жила только на воде. Похудела, одни кости. Наверное, мне бы позавидовали все девочки, которые все время сидят на диетах, чтоб добиться такого результата. Но я им не желаю пережить ту боль, что пережила я. Боль, которая поглотила тебя с головой, обволокла невидимой слизью каждый орган твоего тела и гоняет яд по крови, постепенно отравляя.

На улице вовсю орудует лето, оживляя каждое живое существо. Мне тоже нужно начинать заново жить. И я начну прямо сегодня. Больно, но я должна запихнуть свою боль поглубже и начинать открывать новую себя. Строить свой мир заново, бережно укладывая фундамент. Наше прошлое всегда остается с нами, но продолжать жить им в настоящем — это самоубийство. Прошлое — это прошлое, оно не предназначено для проживания его еще раз.

Умывшись, я надела кулон, что подарил Джонс. Как бы категорично я ни была настроена насчет своей жизни, с подвеской расставаться я пока не готова. «Считай, это символ моей любви к тебе», — слова Джонса об этом кулоне. Я закрыла глаза. Чувства снова начали ворошиться внутри, но я не позволю им разрушить мой настрой. Глубоко вдохнув, я запихнула страх и грусть в самую дальнюю коробку моего сознания.

Родители еще спали, я тихо собралась, написала им записку и отправилась на пробежку — то, с чего я решила начать меняться. Взяв наушники, я вышла на улицу, тут так свежо, туман, раннее утро лета.

Главное, забыться сейчас в музыке, пропустить ее по венам, чтоб она очистила от печали и перезагрузила программу сердца. Растворяясь в музыке, ты забываешь про все проблемы и огорчения, она успокаивает и дает надежду на счастливое будущее.

Подпевая, я побежала по тротуару. Так приятно размять мышцы, как будто ты проснулся после долгого сна. Не знаю, о чем я думала, но оказалась я в том месте, где сейчас находиться хотела меньше всего. Улица, на которой был расположен дом горестных и в то же время счастливых воспоминаний — дом, где совсем недавно жил мой смысл жизни, дом Джонса. М-да, стоило мне решить начать жить заново, как мое тело сама принесло меня туда, где забыть воспоминания не удастся.

Я погладила кулон на шее и решила пойти посмотреть на одинокий, холодный домик. Не успела я дойти до цели, как увидела то, что повергло меня в шок. Внутри зашевелились все те чувства, которые я запечатала в коробку своего сознания: страх, боль, удивление, грусть, любовь.

Джонс! Я вижу Джонса. Наверное, я сошла с ума, совсем сошла. Он одет в темные джинсы и черную футболку, такие же черные волосы развевает ветер. И он идет не один, с какой-то высокой черноволосой девушкой, направляясь к дому.

Меня парализует, дыхание прерывается. Нет, это все мое воображение. В голове начинают кружиться непонятные мысли. С одной стороны, я ужасно рада, что мое воображение преподносит мне такие подарки, а с другой — я очень волнуюсь за свое состояние здоровья. Я трясу головой и протираю глаза, но это не помогает, я все еще вижу иллюзию. Иногда боль заставляет тебя сойти с ума.

Нельзя терять время: если мое больное воображение сделало мне такой подарок, то нужно им воспользоваться. Я хочу подойти, мне это необходимо, чтоб рассмотреть Джонса поближе. Мелкими перебежками я приближаюсь к своему парню, стараюсь бежать как можно тише, чтобы иллюзия не испарилась, и ни на секунду не отрываю взгляда от спины любимого, с той же целью. Я боюсь. Мое сердце несколько раз переворачивается в груди, по телу бегут мурашки.

Парочка идет медленно, прогулочным шагом, я догоняю их почти у самого дома Джонса, выглядывая из-за дерева, я все-таки решаюсь и, мысленно ругая себя, подхожу к человеку. Возможно, я просто обозналась, но не успела я и пары шагов сделать в его сторону, как они вместе с девушкой оборачиваются и смотрят на меня. Я замираю.

— Мэри? — вырывается у незнакомца. Именно у «незнакомца», потому что мой мозг полностью отказывается верить в то, что человек, который стоит передо мной, — Джонс, мой Джонс. Пускай он так на него похож: волосы цвета вороньего крыла, черты лица, походка, телосложение — все такое же, но… Джонс умер…

Или нет? Откуда этот человек знает мое имя? Почему сейчас с тоской и удивлением смотрит на меня своими карими глазами?

— Д-дж-жонс?.. — неуверенно произношу заветное имя, которое стало для меня на протяжении этих недель мантрой.

— Что ты тут делаешь? — неожиданно для меня говорит Джонс. Боже, тот самый тембр голоса, я так соскучилась.

Не соображая, что делаю, я подхожу ближе и обнимаю его так сильно, насколько способна. Уткнувшись носом в его грудь, я наслаждаюсь его запахом, дурманящим рассудок. Я впервые за эти дни по-настоящему чувствую себя счастливой. Я так мечтала об этом, просто бредила тем, что так и не попрощалась с ним перед смертью, что не сказала, как его люблю и насколько сильно дорожу им.

— Я так скучала по тебе, — бормочу ему в футболку, боясь отпустить. Мне не верится, что через несколько секунд мне придется с ним попрощаться, отпустить его. Он кажется таким реальным, твердое тело, больше похожее на камень, не может испариться, это нереально. Его голос, который до сих пор звенит у меня в ушах, — он не мог пропасть бесследно. Его жар от могучего тела…

Жар, точно. Все эти секунды я не понимала, что в Джонсе изменилось, отчаянье затмило мой и без того нездоровый разум. И сейчас я понимаю, что именно поменялось: от его тела больше не исходило тепло, к которому я так привыкла за то время, что мы провели вместе. Он был холодным как лед. У человека не может быть такая температура тела. А его тело, действительно, больше походило на камень. Все это время он не сдвинулся с места ни на миллиметр, словно прирос к земле, и был похож на статую.

Я открываю глаза и поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Замечаю, что сейчас они не карие с золотистой радужкой, как были всегда, а темно-карие, почти черные, стеклянные, излучающие холод.

В страхе я шарахаюсь.

— Кто ты? — задыхаясь, спрашиваю. — Ты не Джонс!

— Это я, Мэри. Я — Джонсон Вэйн, — голос незнакомца ласковый и успокоительный, но в то же время как ножом по сердцу. Я не знаю, чему верить, глазам или его словам?

— Нет! Джонсон Вэйн умер пятнадцатого мая, а ты — не он!

— Не переубеждай ее, — вмешалась девушка, его спутница, которую я до этого времени не замечала. Ее голос грубый, насмешливый и вызывающий, она всем своим видом излучает уверенность и высокомерие.

— Нет, я не могу ее больше оставлять в неведении. Посмотри только, что с ней случилось за это время. Больше она не выдержит… — незнакомец осекается.

— Ты не можешь так рисковать! — протестует девушка.

— Я не могу больше держаться от нее подальше, не могу оставить ее в таком состоянии! — рычит Джонс. Такое ощущение, что они забыли обо мне. Но это хорошо, не хочу, чтобы их гнев обрушился на меня. Они выглядят страшно, когда такие злые, они, словно, готовы разорвать друг на друга.

Я стараюсь подальше отступать от этой парочки. Это определенно не Джонс! Страх собирается на моей коже мелкими капельками пота. Мои глаза широко раскрыты и я слежу за каждым движением опасных существ, стоящих напротив меня.

Девушка хочет еще что-то сказать, но Джонс опережает ее:

— Я все ей скажу, и ты мне не помешаешь!

Девушка фыркает и складывает руки на груди, в то время как я как можно быстрее увеличиваю расстояние.

— Ну давай, только смотри, она сейчас убежит от тебя. — Она почти смеялась, а я все дальше и дальше отступала назад.

— Стой, Мэри.

Джонс обращает на меня внимание, но я уже бегу со всех ног, вкладывая всю силу в свои мышцы. Трясу головой, в то время как набежавшие слезы скатываются по щекам. Я не верю в то, что все происходит по настоящему. Мне кажется, что мой разум издевается надо мной. Я сошла с ума, просто перестала воспринимать реальность адекватно.

Всхлипы заглушают все окружающие звуки, кроме одного:

— Стой! — я слышу голос, совсем рядом. Будто Джонс за моей спиной. Не успеваю я этому удивиться, как сильная рука хватает меня за локоть и с силой разворачивает к себе, отчего я теряю равновесие и падаю прямо в объятия моего «умершего» парня.

— Отпусти! — кулаками колочу его в грудь, стараясь отбиться от призрака своего прошлого. От боли, которая вспыхнула новым огнем в моей груди.

Но это не помогает. Парень хватает меня за руки, заставляя прекратить попытки бегства. Я не замечаю ничего вокруг, перед глазами плывут картинка реальности, а я только чувствую его холодное прикосновение.

Мои рыдания становятся громче, я кричу, не в силах остановиться. Боль рвет мою плоть на части, а я мимолетно вдыхаю запах родной кожи, от чего воспоминания не заставляют себя долго ждать. Я не знала что может быть еще больнее.

Мой разум затмевается, а Джонс поднимает меня на руки и в один шаг сокращает расстояние, оказываясь рядом со своим домом, пока никто из соседей не услышал моих криков. Хватаю ртом воздух от потрясения и пугаюсь еще больше. Мой мозг отказывается воспринимать информацию, он отключается от той вспышки скорби, которая разом нахлынула на меня и я, сквозь зубы, проклинаю это утро, когда мне захотелось наконец-то развеяться.

Джонс одним ударом ноги распахивает дверь (разве его мама не закрывала ее, когда уезжала?) и поставит меня на ноги уже в коридоре, все такую же шокированную. И без каких либо разъяснений, с невозмутимым видом, осматривает меня с ног до головы и выходит. Все, что я успеваю услышать: «Ты просто мастер по поведению с испуганными девушками», перед тем как дверь закрывается у меня перед носом, отделяя меня от иного мира, заключая в ловушку и оставляя во мраке.

Все еще хватая ртом воздух, я стою не понимая что происходит. Дыра в моей груди расползается все шире, отвоевывая как можно большую территорию. Слезы продолжают катиться по щекам, капая на пол.

Сзади себя я нащупываю стену и, облокотившись на нее, сползаю вниз — ноги меня больше не держат. Как я устала. Моральною. Устала от сумасшествия, устала от мыслей, которые каждую секунду добивают.

Что случилось с Джонсом? Получается, он на самом деле жив? Он ходит, смотрит, разговаривает, но он больше похож на ходячего мертвеца: бледная кожа, черные глаза. И как он сумел так быстро притащить меня сюда?

Тяжело выдыхаю и сдаюсь. Отпускаю свои мысли в свободное плаванье. Пускай все будет так, как есть, не хочу ни с чем разбираться. Хочу спокойствия, душевного равновесия, будь что будет. Пусть делает со мной все, что захочет, мне наплевать, пусть хоть убивает.

Устала…

Я закрываю глаза, пытаясь расслабиться, параллельно выкидывая все из головы. Страх отступает. Кажется, я чувствую усталость последнего месяца, постоянный недосып, обезвоживание организма и сильный стресс. Я была словно на автопилоте, я жила будто робот, и стоило включить рубильник, как все чувства обрушились на меня, как снежная лавина.

У меня больше нет сил это выносить, нет слез, чтобы плакать, нет чувств, чтобы хоть как-то отреагировать на эту ситуацию. Мне холодно и одиноко в этом темном коридоре, где я сижу, зарывшись головой в колени. Кажется, появление Джонса в моей жизни — это чья-то шутка, и не очень добрая и удачная. Кто-то в открытую смеется надо мной и моими чувствами. И этому кому-то абсолютно плевать на меня. Кажется, я готова умереть…

Нет, не где-то внутри меня, а по-настоящему. Мое тело не выдерживает больше ни капли, ни секунды нахождения в этом мире, расслабляющая темнота постепенно протягивает ко мне свои ладони. Возможно, на этот раз я приму ее помощь.

Тишина раскалывается надвое, тихие шаги в моей голове отдаются барабанным грохотом. Не сразу доходит, что меня взяли на руки и куда-то несут. Мне не хочется выяснять куда, мне хочется, чтобы темнота вернулась и забрала меня с собой. Потому что там он, его голос.

— Мэри, — я тянусь к нему, он зовет меня так, как звал всегда. Я сдаюсь ему, тяну руки, чтобы он меня забрал, успокоил и растворил в себе.

— Мэри, — снова произносит он, и я снова выныриваю из холодного омута, этот голос больше не кажется мне далеким, он звучит совсем рядом. Он тут, со мной.

Я медленно разлепляю глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд, передо мной склоняется фигура, но зрение еще недостаточно четкое, чтобы понять, кто это.

— Очнулась, — мое сердце режут, словно бензопилой, когда до меня доходит такой знакомый тембр. Слезы сами начинают катиться по щекам.

— Нет, нет, нет. — Пытаюсь стереть эту иллюзию, часто моргаю, но это не помогает. — Пожалуйста, уйди, перестань меня мучить. — Я рыдаю и закрываю глаза ладонями. — Прекрати, ты всего лишь плод моего воображения. Прекрати. — Предложения получаются не сильно четкими из-за всхлипов.

Силуэт подходит ко мне, и кровать прогибается под его весом, когда сильные руки притягивают и прижимают меня к себе.

— Шшш, — нежные руки гладят меня по голове, пока мои рыдания не превращаются в стоны. Я цепляюсь за этот голос так сильно, впиваясь пальцами в холодную руку. В нос мне бьет знакомый цитрусовый запах, и я тут же спохватываюсь.

— Кто ты? — мое тело машинально отодвигается от моей собственной иллюзии. Этот человек выглядит точно так же, как выглядел Джонс. Но это просто невозможно.

— Это я. — Его лицо трогает мимолетная улыбка, и он силится прикоснуться к моей руке. Но замирает на месте, как только видит мою реакцию. Мое тело дрожит, оно больше не способно адекватно воспринимать информацию.

— Не приближайся! — испуганно шепчу я, отодвигаясь назад.

— Прости, — говорит он, встает и отходит еще на несколько шагов, так, словно боится спугнуть зверя. Кажется, сейчас я и есть тот самый зверь. Маленький кролик, которого хищник загнал в угол. Мне не убежать и не спрятаться. Остается только бояться.

— Я чувствую твой страх, — произносят до боли родные губы, мой взгляд блуждает по его лицу, рассматривая каждую черточку.

Руки вскинуты так, словно он сдается. А я, словно маленький дикарь, свернулась клубочком в дальнем углу его дивана. Я узнаю место, где нахожусь, это зал в доме Джонса. Я была тут много раз с тех пор, как мы начали встречаться, а в последний раз — когда мы его хоронили.

— Мы тебя похоронили, — вырывается из моего рта. Это все, что мне хочется сказать. — Ты плод моего воображения. Но, — запинаюсь, — почему ты такой реальный? Я слышу твой запах и…

Ноги сами поднимают меня с кровати, а руки легонько касаются его лица. Как я и ожидала, оно настоящее.

Я похожа на сумасшедшую, мои пальцы ощупывают лицо парня, стоящего передо мной. Но ведь я такой и была, разве я не успела сорваться с катушек за этот месяц? Представляю, как я сейчас выгляжу: глаза напуганные, руки трясутся, как и все тело, лицо красное от слез, под глазами мешки. Волосы похожи на мочалку, растрепанные, словно я только что вылезла из стиральной машинки. Я была похожа на привидение больше, чем парень, стоящий передо мной.

Он казался таким, как прежде, но также в нем что-то изменилось. Неестественно холодная кожа, темные, почти черные глаза, черты лица более острые, взгляд отстраненный. Мне казалось, что это Джонс, но если присмотреться, то это был не он. Не тот, с которым я встречалась год, не тот, который целовал меня на лавочке в парке, не тот, кто всегда держал за руку при прогулках, не тот, который смешил меня, когда я была расстроена. И даже не тот, что вытирал мне слезы и спал в моей кровати. Это был другой человек, другое существо, внешне похожее на Джонса. Меня передернуло.

Его взгляд впился в меня, а губы превратились в две тонкие полоски, он отступил на несколько шагов, так что я испугалась — он сейчас и вовсе развернется и уйдет.

— Джонс, если это действительно ты, скажи мне, что это все значит? — мне пришлось выдавить из себя, потому что он не собирался первый говорить. Мне было страшно: если он сейчас уйдет, то я снова его потеряю.

— Я готов тебе все рассказать, только если ты готова выслушать и понять.

Весьма смелое предложение, но я не уверена, что могу выполнить все, о чем он просит. Попятившись обратно к дивану, не отрывала от него взгляд. Вдруг он растворится в воздухе?

— Я обещаю выслушать, но не обещаю понять. — Медленно сажусь, он остался стоять в той же позе, словно статуя.

— Ладно, — он помедлил, что-то обдумывая.

Я забралась под плед, которым была укрыта до этого. Меня бил озноб то ли от нервов, то ли от чего-то еще. Мне было страшно и интересно одновременно. Что-то в этом человеке пугало меня до леденящей крови, но в то же время глаза мне доказывали: «Это Джонс! Это правда он! И он жив!» Кажется, мой рассудок вот-вот скажет мне па-па.

— Я слушаю. — Не знаю, что он мне собирался сказать, но сердце колотилось в груди с такой силой, казалось, что оно сломает мне ребра. Я застыла в ожидании.

— Только не бойся, я тебе не причиню вреда, — голос тихий и грубый. Я глубоко вдохнула.

— Говори…

Спокойно кивнул, все еще продолжая молчать. Такое ощущение, что он тянет время. Повисла тишина, она оглушала. Хотелось ее чем-то заполнить, но ни одни слова, приходящие на ум, не казались уместными. Я не знала, как именно теперь с ним общаться, я не знала человека, стоящего передо мной со сжатыми кулаками и напряженными плечами.

— Я больше не человек, Мэри. Я больше не тот, — наконец решился Джонс. Его голос эхом разнесся по комнате, отбиваясь от стен и еще больше оглушая меня.

Откуда-то из глубины начал вырываться неуместный смех. На минуту мне показалось, что я не слышала этого и мой мозг снова и снова пытается свести меня с ума. Я думала, он объяснит мне, почему он заставил думать, что он мертв, когда на самом деле это не так. Но услышать такое — это просто верх необъяснимости. Я постаралась не рассмеяться и дать ему продолжить начатое.

— Тогда кто ты? Что за странные шутки? Хватит смеяться надо мной, — не удержалась я.

Только он не смеялся, ни один мускул на лице не дрогнул, только черные глаза недобро блестели в полумраке комнаты. На секунду мне стало страшно, и я замолчала.

— Я вампир, Мэри. И это не шутка.

Истерический смех все-таки вырвался на свободу, он прогнал тишину и развеял все сомнения насчет моей адекватности. Это была защитная реакция, мне больше нечего было сказать. Мой мозг больше не воспринимал информацию так, как должен был. Моя жизнь катилась с обрыва с безумной скоростью, а я все ждала, когда она наконец-то достигнет дна. Кажется, сейчас показался его край.

Джонсу это все надоело. Краткий, но громкий рык привел меня в сознание, и я ощетинилась. Могучее тело Джонса начало носиться по комнате с безумной скоростью, так что он почти стал для меня размытым пятном. Я немного тряхнула головой и ахнула, когда он враз оказался у моих ног, сильный, холодный, опасный. Жестокое выражение лица перекрывало все, что я знала о нем ранее. Во мне поселился страх, и я отпрянула, прикрывая руками лицо, забившись в угол дивана. Я осталась один на один со своим личным кошмаром.

Я пискнула, зарываясь лицом в плед, словно это самая лучшая защита от вампира. Но другой у меня не было.

— Мэри, я не причиню тебе вреда.

Это говорил человек с голосом Джонса. Пересилив себя, я посмотрела на говорившего. Теперь он находился в самом дальнем углу комнаты от меня.

— А выглядишь так, словно собираешься, — голос хрипит.

— Нет, никогда. — Сжав руку в кулак, легонько постучал им по верхней губе, словно в раздумьях.

— Я быстрый, — начал он, словно должен это говорить, но не имеет никакого желания. — И я холодный, теперь я холодный, разве это не странно? Разве ты мне не веришь?

— Бессмыслица какая-то, — говорю я, полностью уверенная в этих словах. Я не верю ни единому его слову, это больше похоже на розыгрыш какой-то. — Я сплю, да?

Для убедительности я щипаю себя за руку, но не помогает. Тру глаза, безрезультатно.

— Боже, — говорю в пустоту, — неужели я сошла с ума окончательно?

В голове проносилась лишь одна фраза: «Невозможно, это невозможно!»

Я, будто сбежавшая из психушки, зарылась руками в волосы и начала раскачиваться из стороны в сторону. Я больше не ощущаю себя нормальной. Я должна признать это для самой себя.

— Я сошла с ума. Я разговариваю с мертвым! — истерический смех, похожий на икоту, вырвался откуда-то из глубин груди. — Это не смешно, — заливаюсь смехом я. По щекам текут дорожки соленых слез. — Я не могу, не могу… не могу. Пожалуйста, оставь меня в покое, уйди. Ведь я сегодня решила начать с чистого листа. Пожалуйста. Не сходи с ума… — обращаюсь я к себе самой.

— Мэри! — звучит голос где-то отдаленно, я не реагирую. Мое тело продолжает раскачиваться.

Слышу чей-то плач, и до меня не сразу доходит, что это я. Больше нет смеха, только глубокие пронизывающие рыдания.

— Мэри, — еще раз звучит, но уже совсем рядом.

Рука ложится мне на ключицу и легонько притягивает к себе, укутывая в объятия. Я фарфоровая кукла в его руках.

— Послушай меня. Ты слышишь? Перестань плакать. — Холодные ладони ложатся на мокрые щеки, и глаза наконец-то встречаются с черными глазами парня. Он смотрит пронизывающе, а меня трясет.

— Ты не сумасшедшая, — говорит он. — Все это правда, я настоящий. Я рядом, видишь? Я не галлюцинация, смотри. — Убедившись, что я слушаю, он берет мое запястье и ладонью кладет на свою грудь. — Я настоящий, поверь мне.

Голос, полный отчаянья и страха. Часто моргаю, еще несколько слезинок скатываются с глаз, но так и не достигают цели, когда Джонс вытирает их большим пальцем. Я чувствую под футболкой его мощную грудь, даже под тканью просачивается холод кожи, теперь он выглядит более устрашающее и в то же время моложе. Наблюдаю, как длинные ресницы опускаются и поднимаются при моргании. Густые брови немного сведены, словно он с чем-то борется или в раздумьях, а черты лица напряжены в попытке убедить меня в правдивости своих слов.

— Это все реально, — вторит Джонс. И мое сердце наконец-то начинает верить. Кажется, я настолько отчаялась, что поверю сейчас всему, что он скажет, лишь бы он никогда больше не уходил из моей жизни.

— Ты же умер, мы тебя похоронили. Я стояла возле твоего гроба в тот день. Как?

— Прости. — Его глаза закрываются в приступе боли, словно каждое мое слово приносит ему огромные страдания. — Я не мог по-другому. Меня перевоплотили. Я был вынужден умереть для вас всех, для моей прошлой жизни. Теперь у меня новая жизнь, вот такая.

— Это она, да? Эта девушка, что была с тобой, она знает о тебе?..

— Да, она такая же.

— Кто она? Она вампир? — Не знаю, чего я ожидала, задавая этот вопрос. Это было предсказуемо и понятно. Но все равно очень сильно меня удивило.

Джонс замялся, отвечая на этот вопрос:

— Да.

У меня защемило сердце. Во время того, как я месяц скучала по нему, он развлекался с девушкой-вампиром. Я чувствовала, что они были близки, но не могла понять природу этого чувства. Подтянув колени к груди, я уткнулась в них лицом, чтобы он не заметил румянца на щеках. Я ненавидела себя за ревность, но все-таки выпалила:

— Ты ее любишь?

Все внутри сжалось, все мои органы перестали функционировать, ожидая ответа на этот вопрос. Мы не виделись с ним около месяца, он бросил меня и начал новую жизнь, в которой для меня не было места. Значит, мы больше не были вместе и он имел право встречаться, с кем хотел. Я больше была не его уровня, всего лишь маленький, ничем не примечательный человек. А она — прекрасная, высокая, красивая. Они могли быть парой.

Чем больше я об этом думала, тем сильнее наливались слезами глаза. Внезапно до меня наконец-то дошли все чувства, которые я сейчас испытывала. Мне было жалко себя, я ревновала парня, который отказался от меня. Парня, которого я любила незаслуженно, которому было плевать на то, как я жила этот месяц. Самое ужасное, что я была готова простить его за все это, кроме одного: если он ответит положительно на этот вопрос.

— Нет, — коротко сказал Джонс. Он не пытается объяснить, не пытается успокоить меня. Глаза изучают меня с профессорской точностью, он видит меня насквозь, но не принимает попыток разъяснить.

— Тогда почему ты с ней? — все еще не смотрю на него, просто не могу.

— Потому, что она мой друг. Она спасла меня. Она помогла мне.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Эти несколько слов убрали огромный камень с моей души. Кажется, я готова взмахнуть крыльями и взлететь. Тем не менее обида все еще присутствует в моем голосе:

— Помогла стать мертвым?

Он больше не отвечает, и мой вопрос вибрирует в воздухе, словно туман, окутывая своим настроением наши души. Внезапно становится зябко, и я чувствую, как кровать прогибается рядом со мной, когда он встает и садится в кресло у незажженного камина. Мне становится холодно, когда он покидает мое пространство, поэтому я закутываюсь в плед сильней.

— Это все реально? Фильмы, книги о вампирах?

— Некоторые да, некоторые нет, — уклончиво ответил он. — Некоторые истории списаны с правдивых легенд и додуманы людьми. Знаешь, раньше, еще в пятнадцатом веке, вампиры существовали открыто среди людей.

— Правда? — почему-то в сердце поселился страх, я все еще не могла поверить в происходящее. А Джонс рассказывал все так, словно жил в этом воплощении не месяц, а несколько веков. Я все никак не могла понять, принял он уже это для себя самого или нет.

— Да, — он вздыхает. — Это звучит безумно. Я сам к этому очень долго привыкал.

Мне становится понятно, что он так и не смирился с тем, кем он стал. Мне стало его жаль. Он потер глаза большими пальцами и провел рукой по волосам в рассеянном жесте.

— И ты не можешь выходить на солнце, есть человеческую еду и тебя можно убить деревом? — Я промолчала несколько секунд и залилась краской, когда поняла, что сказала. Меня интересовало, как его можно убить, серьезно? Хотелось надавать себе подзатыльников. Я ожидала увидеть обиду на его лице или разочарование, но когда вскинула взгляд, то ничего не обнаружила, кроме холодной маски безразличия.

Джонс всегда был мастером скрывать свои настоящие чувства, но сейчас он отточил свои навыки. Хотелось дать ему медаль за это.

— Солнце — да. Но есть одна поправка: оно не убивает нас. Только приносит жуткую боль всем органам чувств, потому что у вампиров они становятся раз в десять сильнее человеческих. Мир воспринимается по-другому. Вот, например, — он разжевывает мне каждое слово, произнося четко и конкретно. — Когда человек выходит на солнце, то щурится от его яркости, а теперь представь, что твои органы чувств обострены в десять раз больше. Конечно, люди все перевернули с ног на голову и додумали, так появился миф про солнце.

Так странно от него было слышать это слово «люди», словно он говорил о каком-то виде животных. Это теперь «они», а не «мы», потому что он больше не человек. В душе поселилось какое-то странное необъяснимое чувство от этого осознания. Он больше никогда не станет человеком.

— То есть все-таки ты можешь выходить на солнце? — Я посмотрела на плотно зашторенные окна, не пропускающие ни единого лучика света, и теперь это начало обретать смысл.

— В теории да, но я не проверял. Я доверяю словам Клары.

Я громко выдохнула, где-то в глубине души я уже начинала ненавидеть Клару. Хотя бы за то, что она находилась рядом с ним все это время вместо меня. Давала советы, учила жить по другим правилам, другой жизнью, новой. В которой не оказалось места для меня.

— А что насчет всего остального?

— Я не могу проглатывать человеческую еду, — он немного улыбается. — Даже не так. Я ем человеческую еду, мне нравится ее вкус, но проглотить ее невозможно. Вкусовые рецепторы тоже очень сильно обострились. Я люблю человеческую еду за то, что она может быть так разнообразна. Пожалуй, единственный плюс от того, что ты вампир, — можно есть сколько угодно и оно не отложится у тебя на животе.

Я рассмеялась то ли от шутки, то ли от невероятного рассказа Джонса. Он был прекрасен в своем великолепии, рассказывая о своей новой жизни как о каком-то приключении. Он посмотрел на меня, услышав мой смех, и улыбнулся в ответ.

Мне казалось, что я разучилась смеяться, это было чем-то таким странным и привычным одновременно. Я не плакала, не боялась, не думала о той боли, что поселилась вечной подругой у меня в груди, а смеялась, искренне и по-детски.

И самым прелестным в этой ситуации было то, что меня рассмешил Джонс. Мой Джонс.

Меня накрыло чувство дежавю, будто мы с ним сидели в моей комнате и обсуждали какой-то фильм после совместного просмотра. Он отпускал какие-то смешные реплики про героев, а я заливалась смехом, потому что более нелепого нельзя было придумать, в то время как он кидался в меня попкорном. На один краткий миг мне показалось, что это мы, те самые Мэри и Джонс, не знающие боли потери. Мы были счастливы в тот момент.

Наши глаза встретились.

— Я скучал по твоему смеху. — Его губы все еще улыбались, а глаза блестели. Я поняла, что именно этого он и добивался — чтобы я улыбалась. — Чеснок, кстати, я тоже могу есть. И святую воду пить. Насчет нашего убийства, — он помедлил, а я стала предельно серьезной. — Не важно, это дерево или металл; если это попадает тебе в сердце, то ты труп. На самом деле очень много способов убить вампира. — Он помахал рукой, словно рассуждая. — Оторвать голову тоже действенный способ, вырвать сердце, разорвать на мелкие кусочки, и все в этом роде.

Я поморщилась, жалея о своем вопросе. Каждое его слово тут же вызывает ассоциацию, как Джонса убивают любым из этих способов. Я покачала головой, чувствуя, как поднимается тошнота. Хотелось попросить его прекратить, но он замолчал, заметив мою реакцию.

— Как это происходит? В смысле… превращение.

— О, все просто. Всего лишь яд вампира и немного его крови. — Он вздыхает и смотрит на меня, заглядывая в глаза. Послушай, я… — Он замолкает. — Я должен был так поступить, это было правильно. В тот момент. — Он ждет моей реакции.

Я хотела расспросить его подробнее о яде вампира и крови, но смена разговора меня немного озадачила и расстроила одновременно.

Даже если мы каким-то образом останемся вместе, боль, что пульсирует внутри, будет напоминать мне о том, что я его когда-то потеряла. Его выбор состоял в том, чтобы бросить меня. Наверное, тот момент веселья, что был между нами, произошел несколько тысячелетий назад.

— Мне так не кажется, — слез уже нет, но голос дрожит, как утренняя роса. Мне все еще холодно, несмотря на весь его рассказ. Хочется, чтобы он вернулся и сел обратно ко мне.

— Я знаю, — как-то печально произносит Джонс. — Ты не представляешь, сколько раз я хотел прийти к тебе и рассказать обо всем. Я пытался держаться от тебя подальше, но знаешь, сколько я продержался? — Он невесело смеется. — Ровно три дня.

Мое сердце трещит по швам от его слов, от его грустного голоса и опечаленного взгляда. Он не смотрит на меня, но я чувствую его боль, она смешивается с моей и течет по венам, пуская разряды тока.

— Три дня, — повторяет, — слишком долгий срок, чтобы не видеть тебя. Ты не представляешь себе, как трудно было видеть тебя такой. Ты постоянно плакала. Даже во сне. Боже. — Он откидывается на спинку кресла, запрокидывая голову, и закрывает глаза, словно сдерживая слезы.

Но когда он снова смотрит на меня, то надевает маску спокойствия. У меня нет слов, поэтому я просто пялюсь на него во все глаза. Это совершенно другой человек, не тот, которого я знала. Но то, как он рассказывает мне эту историю, напоминает мне старого Джонса, человека, в которого я влюбилась однажды. И потеряла.

— Это был самый сложный месяц в моей жизни. И не потому, что я стал другим, пережив превращение. А потому, что в нем не было тебя. Я всегда находился рядом, следил за тобой с безопасного расстояния. Но не иметь возможности коснуться твоей кожи, не поцеловать тебя было самым тяжелым испытанием.

Мое потрясение сочится в пространство между нашими телами. Не знаю, от чего я больше в шоке, от того, что он следил за мной все это время и так и не подошел, или от того, что это было для него самым тяжелым.

Внезапно я понимаю, что для него это было таким же облегчением, как и для меня сейчас, что я сама пришла к нему и у него появилась возможность рассказать мне все. Все сложилось так, как должно было.

— Я тоже по тебе скучала.

Мне хочется подойти к нему и забраться на колени. Свернуться клубочком, как маленький ребенок, и чувствовать, как его кожа касается моей, как сильные руки гладят мою худую спину, обводя каждый изгиб. Наше дыхание было бы в унисон, а сердца бились бы в одном ритме. Мне хотелось наконец-то почувствовать это — мы вместе. И он рядом со мной.

Но никто не двинулся с места, несмотря на то, что весь рассказ тронул меня до глубины души. Атмосфера немного разрядилась, но мы были словно на первом свидании, такие робкие и нерешительные. Казалось, мы боялись, что сорвемся и коснемся друг друга, поэтому соблюдали дистанцию, подглядывая из-за ресниц, ожидая следующего хода.

— Мне нужно домой, — не зная, что еще надо сказать, выпалила я.

Наверное, я должна была сказать что-то еще. Подбодрить его или признаться в своих чувствах, но у меня не осталось никаких слов. Все, что приходило в голову, казалось не тем. Что я могла сказать? Как плакала по ночам? Как искала источник его запаха или как мне казалось, что моя комната — это тюрьма из вещей, напоминающих о нем? Или о том, как умоляла всех богов облегчить боль или забрать меня с собой. Мне было сложно даже существовать в этот месяц, каждый вдох приносил страдания. О чем рассказать? Я не намерена с ним соревноваться, кто больше перенес страданий. Просто верила ему, потому что чувствовала все то же самое. Но я никогда не смогу поставить себя на его место. Потому что я бы не смогла отказаться от него. Может, это было бы очень эгоистично с моей стороны. Но боль от понимания осознанного предательства с его стороны останется со мной навсегда.

Я встала и обыскала глазами комнату, стараясь найти обувь. Наверное, она в коридоре.

— Ты можешь остаться, — остановил меня Джонс.

Я замерла, об этом я вообще не думала. А сколько сейчас времени? Массивные, плотные шторы закрывали окна, не давая просачиваться ни единому лучику света, поэтому я не могла разобрать, сколько времени я уже здесь, сколько времени я проспала. Сколько времени мы уже разговариваем? Я потеряла счет.

— Я отправил СМС с твоего телефона Луизе, чтоб сказала, что ты у нее, — как ни в чем не бывало продолжил он.

Я медленно остановилась и уставилась на него, не веря своим ушам.

— Что ты сделал? — волна негодования поднялась откуда-то из недр моего сознания.

— Тебе нужно все обдумать. И… успокоиться. — Он многозначительно посмотрел на меня. Щеки вспыхнули от злости.

— Я могла бы это сделать и дома, — огрызнулась я.

— Нет. Еще тебе нужно будет держать все, что я тебе сказал, в секрете.

— Ага, значит, я тут как заложница, да? Пока не пообещаю все держать при себе? Ты мне не доверяешь. — Я сложила руки на груди и кинула на него вызывающий взгляд.

— Не совсем. Но можно и так сказать. Я не могу рисковать. Ты не знаешь, насколько я рискую в этот самый момент. — Он провел рукой по волосам.

Казалось, он устал от этого разговора. Что раззадорило меня еще больше.

— Насколько же?

— Ровно настолько, сколько стоит твоя жизнь и жизнь того, кому ты это расскажешь, — его голос холоден, больше не осталось ни следа от того ранимого Джонса, что был пять минут назад. Наверное, мне стоит испугаться.

— Ты не убьешь меня, — выпаливаю я, полностью уверенная в своих словах.

— Я никогда не причиню тебе вред. Но за других я не отвечаю. Сейчас я могу пообещать безопасность, от Клары. Но если ты проболтаешься, я ничего не смогу сделать. — От этих слов меня кинуло в дрожь, дыхание прервалось.

Я не понимала силу вампиров и кто они были на самом деле. Не знала, на что они были способны, но его слова достигли своей цели. Внезапно вся моя воинственность куда-то испарилась, и я просто опустила руки в бессилии. Видимо, придется следовать правилам Джонса.

— Хорошо, я останусь, — через некоторое время ответила я и села обратно.

Джонс молчал, я тоже. Я взглянула на него сквозь ресницы, он на меня не смотрел, а только стоял неподвижно, думая о чем-то, сложив руки за спиной.

— Я очень скучал, — через минуту произнес он, словно маленький мальчик. Я не ответила. — Прости меня.

Я ждала этих слов все это время. Но почему-то впечатление от них теперь было не таким, как должно было. Я просто молчала.

Что я могу ему сказать? Что прощаю его?

Простила ли я его? Не знаю. Можно ли такое простить? Даже если его вынуждала ситуация? Не знаю.

Я знала только одно: хочу, чтобы он остался в моей жизни, даже в таком воплощении.

— Оставлю тебя одну, — одна простая фраза из его уст, и мое сердце перевернулось. Мне стало не по себе. Показалось, что если он сейчас выйдет за дверь, то все испарится. Я боялась, что это все окажется ложью, плодом моего воображения и на самом деле мы никогда с ним не разговаривали. Если он сейчас уйдет, то я не переживу.

— Нет! — вскрикнула я, заставляя его остановиться возле дверного проема. — Не уходи, останься. — Мой голос был настолько жалобный, что я поперхнулась.

Джонс молча уставился на меня.

— Пожалуйста, — одно простое слово эхом отбивалось в полупустой комнате, полное надежды и горечи. — Я не хочу оставаться сама. Только не сейчас.

Он всмотрелся мне в глаза и направился в мою сторону, я снова спрятала лицо в коленях. Джонс бесшумно подошел, и я ощутила холодное прикосновение его кожи, но в то же время я расслабилась. Он обнимал, я так мечтала об этом. Теперь мне нужно только привыкнуть к его холоду.

Глава 10

Что со мной не так? Что с нами не так? Что с этим миром не так? Когда-то в детстве мама читала мне на ночь книги про вампиров, рассказывала разные истории, и каждый раз я безумно радовалась этому. Все было так правдоподобно, замечательно и красиво. Я верила каждому ее слову, представляла, как быстрые и бледные существа ходят по нашему городу и помогают людям, ведь они настолько сильны. У мамы не было ни одной страшной истории, только хорошее, только добро. Иногда мне казалось, что я их вижу на самом деле, что они ходят среди нас. Мне так хотелось увидеть по-настоящему хоть одного. Но чем старше я становилась, тем меньше верила в них, и со временем я просто переросла этот период. Мне до сих пор нравилась фантастика, я обожаю читать книги про вампиров и прочих существ. После каждой рассказанной истории мама мне всегда говорила: «Это всего лишь сказка, тебе пора спать». А если она ошибалась? И они на самом деле существуют? Один из них сейчас сидит со мной и обнимает. Значит, на самом деле это все правда? И когда в детстве я замечала вампиров, это на самом деле были они?

— Можно мне в ванную? — мой голос звучал неловко в звенящей тишине. Мне нужно было побыть одной, и единственное место, куда я могла сбежать, — это ванная, и думаю, холодный душ поможет немного прийти в себя.

— Конечно, — улыбнулся Джонс. Я растаяла, его нежная улыбка, немного сдержанная, чтобы прикрыть клыки, но все же я так скучала.

Душ действительно привел мысли в порядок и помог хоть немного прийти в себя. Если Джонс собирается держать меня тут непонятно сколько времени, то я должна себя настроить на нормальный лад. Нельзя расклеиваться перед ним, нельзя плакать и страдать. Все будет хорошо.

Я стояла над раковиной, вглядываясь в свое отражение, вслух бормоча себе мантру: «все хорошо, все хорошо». Быстро веду пальцами по голове, приглаживая непослушную прядь, всматриваясь в свои серо-зеленые глаза, которые больше месяца были пусты, русые ровные волосы, кончики которых посеклись, бледное овальное лицо и почти такие же бледные губы.

Что со мной?

Бью немого себя по щекам, чтобы появился маленький румянец, медленно растягиваю губы, улыбаясь своему отражению.

Куда делась настоящая Мэри? Где та жизнерадостная девчонка? Почему так сложно просто улыбнуться? Закрыть все эти эмоции, которые я пыталась убить в себе навсегда, но теперь вместе с Джонсом ожили и они. Слишком больно видеть его, а тем более таким. Если такие изменения снаружи, то откуда мне знать, что внутри он такой же? Что он все так же любит меня? А я его?

— Я запуталась, — выдыхая, бормочу я своему отражению. Может, душ все-таки не помог? Все сложно, даже для меня. Я все еще помню эту боль, что сверлила эти недели, пока его не было. Но сейчас я не хочу его терять, каким бы он ни был, как бы ни изменился, я не готова уйти, не готова сбежать. Даже если он чудовище, я не готова проститься с ним еще раз.

— Как же тяжело дышать…

Перед глазами пляшут картинки этих недель. Нет, я не готова. Нужно успокоиться, он ждет. Он…

Глубоко вздохнув, я вытираю выступившие слезы, проглатывая ком в горле, в последний раз веду пальцами по голове и выхожу из ванной навстречу своей судьбе.

В воздухе витает запах жареных тостов, и я первым делом направляюсь на кухню, где застаю Джонса, а на столе меня уже ждут тосты и чашка крепкого заварного кофе. В желудке жадно заурчало, на что Джонс улыбается.

— Джем или сгущенка? — он держит в руках баночки с указанными ингредиентами.

— Джем, — я сажусь на барный стул, жадно глазея на каждое его движение.

— Что-то ты долго, — парень наливает джем в тарелочку и ставит возле тостов. — Подумал, что уже сбежала. — И он садится напротив меня, заглядывая в глаза. Еще секунду смотрю на него, и закрываю веки, запечатывая это мгновение в моей памяти, на случай, если это окажется ложью, моим сном. Самым жестоким кошмаром.

— От тебя не убежишь, — бормочу я, чтобы разрядить обстановку, рассматривая кружку с кофе. И непроизвольно наслаждаюсь мягким тихим смехом, который издает Джонс. Веду пальцем по ободку кружки. — С чего это все?

Смех обрывается, вместе с моим сердцем. Вздрагиваю, и поднимаю на него глаза, ожидая ответа.

— Я знаю, что ты голодная, уже полночь, а ты ничего не ела весь день. Бьюсь об заклад, что утром ты тоже ничего не ела, — беспечно добавляет он, пока до меня доходит смысл его слов..

— Полночь? Не может такого быть.

— Может.

Он указывает на настенные часы. Стрелки и правда показывают полночь. Так сколько на самом деле я проспала? Совсем потеряв счет времени, я сделала глоток кофе. Он был изумительным, как раз такой, как я люблю, без сахара и с молоком. Джонс все еще помнит — я мысленно улыбнулась.

— Да, я помню.

— А? — не поняла, о чем это он.

— Я все еще помню, какой ты любишь кофе, — повторяет Джонс. — Ты ведь об этом сейчас думала?

— Да, но ка… — я замолчала. Какая разница как? Джонс знает меня от кончиков пальцев до макушки головы, знает все мои повадки и характер. Здесь нечему удивляться. Сейчас меня интересовало совсем не то. — Ничего. Я хочу знать, что с тобой случилось. Расскажи, как ты стал таким…

— Хорошо, — через время сказал Джонс, придвинув ко мне тарелку с тостами. Меня удивляла вся сюрреалистичность этой ситуации. Парень, которого я люблю и который считается мертвым, сейчас кормит меня тостами, рассказывая, что он вампир. Мне так хотелось смеяться. Но было такое ощущение рядом с ним, будто именно здесь и сейчас я должна быть. Было ощущение покоя, будто я дома. Рядом с ним я дома.

— Все случилось так быстро, что я даже не успел ничего понять. Все началось с той парковки, где у тебя украли телефон.

Я задержала дыхание. Будто я снова и снова переживаю ту ночь. А Джонс остановился, наблюдая за моей реакцией. Я медленно кивнула, чтобы он продолжал.

— Там был мужчина, он укусил меня и еще каким-то образом успел дать своей крови, но я этого не помню. Потом начались боли, я превращался. Не понимая, что происходит, я просто ушел из дому, я должен был. — Он закрывает глаза, я вижу, как напрягается мышца у него на шее, и мне становится больно на него смотреть, словно я чувствую все, что ощущает он. — Мэри, я пытался бороться, — открывает глаза и смотрит на меня, как бы подтверждая свои слова, — я боролся до последнего, но на тот момент на большее я был не способен. В ту же ночь меня нашла Клара — девушка, в которую, по твоей версии, я влюблен, — он сказал это так шутливо, стараясь скрыть свою уязвимость. — Она помогла мне, объяснила, обучила. Она, можно сказать, мой наставник.

— Почему ты не пришел ко мне? Почему не рассказал все? — Мне было его жаль, но в то же время я искренне злилась. Неужели так трудно было сказать мне? Ведь сейчас он рассказывает…

— Я не мог. Я и так очень рискую, рассказав тебе об этом сейчас. Этот разговор не должен был состояться. Я должен был умереть для всех. Никто не должен знать. Тем более ты бы мне не поверила.

— Н-н-о почему? — протянула я. Просто не хотелось верить в услышанное. Он не собирался мне рассказывать, он хотел оставить меня, навсегда. Стало до такой степени больно, что я просто уткнулась в свою кружку и начала тщательно пережевывать тост, пытаясь себя успокоить. Он хотел бросить меня…

— Это запрещено. Люди не должны знать о существовании таких, как я.

— Запрещено? Кем?

— Мы отошли от темы, — заметил Джонс. Он не хотел рассказывать, все еще не доверял мне. Если нам нельзя и так знать о них, а сейчас Джонс нарушает это правило. И так слишком много информации. Я его понимаю, поэтому не стала выпытывать.

— Да, ты прав. Тогда почему решил рассказать сейчас? Зачем?

— Я увидел, в каком состоянии ты тогда была, и я не выдержал, слишком больно было смотреть на тебя… — На мгновение он замолчал, но я не стала поднимать глаз. — Я просто не мог жить с мыслью, что разбил тебе сердце, — его голос мягкий, успокаивающий. Я будто чувствовала все, что он ощущает, его беспокойство за меня, его сожаление, его боль.

— Почему тебя это так волнует, что я о тебе подумаю? — голос немного дрогнул, но я сразу же исправилась, мне не нравилось то, что он меня жалеет. Но в то же время мне очень нужно было знать ответ, необходимо поверить, что все еще что-то осталось.

— Наверное, потому, что все еще люблю тебя. Я любил тебя всегда и буду продолжать любить.

Да, это то, что мне нужно было знать. По коже прошла волна мурашек, так давно я уже не слышала этих слов, и сейчас мое сердце просто трепетало.

— Если б ты меня любил, ты бы так просто не отказался от меня, никогда, ни при каких обстоятельствах, — вырвалось у меня. Я слышала в своем голосе нотки обиды, думаю, Джонс также это заметил. Я чувствовала прикосновение его холодной кожи, когда он накрыл мою руку своей.

— Я хотел тебя защитить. Ничего не зная, ты бы была в безопасности. Мэри, скажи, почему ты здесь?

— Наверное, потому, что ты меня не выпускаешь, — с усмешкой заметила я.

— Почему ты прибежала сюда? Почему сейчас не рвешься к двери, не вырываешься?

— А нужно?

— Я серьезно.

— Я тоже. Так вышло, я не знаю, почему прибежала именно сюда. Не знаю, почему сейчас просто сижу и болтаю с тобой. Я сейчас ничего не знаю и ни в чем не могу разобраться. Но одно я знаю точно: если меня принесло сюда, значит, тут мое место, я тут нужна. Нужна тебе. Мое место рядом с тобой. Ни где-то там, а рядом.

За это время я наконец осмелилась заглянуть Джонсу в глаза и увидела там все, что хотела. Ему так же, как и мне, нужно было подтверждение, что наша любовь не угасла. И найдя это подтверждение, он испытывал… даже не знаю, как это назвать. Просто огромное теплое чувство, думаю, в моих глазах было то же самое.

— Ты меня не боишься? — этот вопрос застал меня врасплох. Боюсь ли я его? Очень странный вопрос, настолько странный, что я даже не смогла на него сразу ответить. Как я могу бояться своего Джонса? Почему я должна испытывать страх? Разве это все не было сном?

— Нет. Не боюсь.

На что он только ухмыльнулся, на мгновение показав клыки. Мурашки пробежались по коже.

— Это правда? Вампиры пьют кровь? — я сглотнула. Вот почему я должна была бояться его. Глупая девочка, у него же клыки!

— Да. — Джонс немного напрягся, ожидая следующего вопроса.

— А-а ты?

Он убрал руку с моей, я видела, как играют желваки на его лице, пока он обдумывал, что сказать. Но мне ответ не требовался, я уже сама все поняла. Да, он пьет кровь. Страх пробежал по моему телу. Все это время я сидела беспечно и разговаривала с убийцей. Но сама же в свою догадку я поверить не могла.

— Я хочу спать, — внезапно выпалила я, поднимаясь. — Уже поздно.

— Мэри, я не причиню тебе боли. И… — он подошел, отчего я затаила дыхание. — И никому не позволю это сделать.

Через секунду я осталась одна на кухне, он исчез. Наверное, мне никогда не привыкнуть к его суперскорости. Я направилась в зал, туда, где и очнулась сегодня, чтобы лечь спать.

— Комната для твоего сна готова.

Я испугалась. Джонс стоял в дверном проеме зала и наблюдал, как я пытаюсь расправить плед.

— Я разве не тут сплю?

— Нет.

Он развернулся и на человеческой скорости пошел дальше по коридору, скрывшись за дверьми одной из комнат. Я последовала за ним. Насколько я помню, это была спальня его родителей, точнее, его мамы. Папа умер несколько лет назад.

— Почему именно тут? — удивилась я.

— А зачем такой кровати пропадать? Тем более так тебе будет удобнее и мягче.

Да, кровать была огромных размеров, а на ней большой пуховой матрас, застеленный теплым одеялом. У миссис Вэйн был отличный вкус.

— А т-ты? — я повернулась к Джонсу, который наблюдал за мной возле двери. — Ты будешь со мной спать?

По комнате разлился мягкий, снисходительный смех парня, от которого я залилась краской.

— Я не против, — тут же ответил он. — Но не думаю, что таким образом ты выспишься.

От чего я покраснела еще больше, отвернувшись и рассматривая свои пальцы.

— Ну чего ты? — Джонс в долю секунды оказался рядом. — Я пошутил. — Его губы мягко коснулись моего лба, и меня обдало его запахом. Да, это мой Джонс. Мне так хотелось дотронуться до него, почувствовать его кожу, его тело под своей рукой, убедиться, что он реален. Но я так и не решилась, пока его рука нежно прошлась по моей руке от плеча к запястью. Закрыв глаза, я наслаждалась ощущениями: он близко, он рядом. И от этого хочется закричать на весь мир, что он жив.

— Спокойной ночи, — тихо прошептали его губы. — Спи спокойно, никто не потревожит твой сон. Я позабочусь об этом. И помни: я не причиню тебе боли.

Еще один поцелуй его холодных губ — и в комнате остался только его запах.

— Ты уже это сделал, — сказала я в пустоту. — Больше не уходи.

Глава 11

Иногда жизнь преподносит неожиданные сюрпризы. Никогда не любила сюрпризы и на этот раз не знаю, радоваться мне или плакать, парить от счастья или съеживаться от страха. Что происходит? Неужели жизнь на самом деле не такая, как я думала на протяжении семнадцати лет? Неужели все легенды правдивы и в мире есть такие существа, как вампиры? Я до сих пор не могу прийти в себя от этой мыли, пелена спала с глаз, и что будет дальше? А Джонс?

Мне месяц понадобился на то, чтобы хоть немного прийти в себя после его смерти, а, как оказалось, он жив и здоров. Он был жив все это чертово время, а я страдала, я плакала, я пыталась закончить свое существование, но мне не давали, а он все время спокойно ходил по земле. Сердце снова сжалось от наступившей боли. Я все еще не верю, что он со мной, я с ним сегодня разговаривала? Нет, это просто сон, но я не хочу просыпаться. Реальность слишком жестока, она уничтожает, стирая в порошок, все чувства, все клетки.

Я сглотнула подступивший к горлу ком и со всей силы ущипнула себя. Боль пронзила руку, но ничего не произошло. Я все так же лежала на мягких подушках в абсолютной темноте комнаты родителей Джонса. Может, это все-таки реальность? Но от этого не становится легче, где-то слева, в груди, все так же сквозила боль, а слезы медленно катились по щекам. Я не знаю, сколько уже так лежу то падая в небытие, но просыпаясь в холодном поту. А потом и вовсе не смогла уснуть, оставаясь в кровати ради обдумывания ситуации.

Джонс сейчас в соседней комнате, возможно, спит, а возможно, и нет. Я теперь уже ни в чем не уверена, ему же сон не нужен, и еда… Я шумно выдохнула, он пообещал, что не причинит мне вреда. Но я не боялась его, я боялась, что за эти месяцы его любовь ко мне угасла, что изменения произошли не только внешне, но и внутренне. А вдруг это теперь не тот человек, которого я раньше знала? Вдруг теперь это жестокая машина для убийств и только?

У меня перехватило дыхание от этой мысли, как я могла вообще такое допустить? Джонс не такой! Если бы это было так, то он бы меня уже убил. Но нет, он заботливо приготовил для меня еду и постель, старался вести себя так, чтобы мне было максимально комфортно, боялся меня напугать. Но разве мне есть чего бояться с ним?

Джонс сказал, что ему запрещено говорить о таких, как он, но кем? Это что, организация какая-то по защите людей? Кто они, те, кто следит за тем, чтобы люди ничего не узнали? Хм… Я даже не знаю, что можно думать. Это обычные люди или такие, как Джонс?

Казалось, что я лежу вечность, темнота просочилась под кожу и стала частью меня. Глаза уже давно привыкли к темноте, и я разглядывала изысканную комнату, сделанную в викторианском стиле. Меблировка и отделка комнаты сделана из ценных пород дерева и дорогим текстилем, подчеркнуто демонстрируя статус и уровень достатка владельца этого дома. Джонс когда-то рассказывал о своем отце, он был какой-то большой шишкой в компании, которая занимается разработками IT-технологий. Но Джонс никогда это не афишировал, он считал, что должен добиться всего сам, а не прятаться за статусом влиятельного отца. Но несколько лет назад у него произошел инфаркт, и врачи не смогли его спасти. Таким образом, мой любимый потерял отца, а миссис Вэйн — мужа.

Я встала с кровати, пытаясь немного размяться, все эти мысли совсем выбивают меня из колеи. Я все время думаю о смерти, она забирает все, что нам дорого, оставляя только боль на своем пути. Я засмотрелась на светильник, стоящий на тумбочке возле кровати, выгравированные на нем рисунки красовались, выделяя его из всей остальной мебели, ровной, залакированной, без единой зацепочки и вмятины. Он выглядел изысканно: из черного дерева, обрамлен кружевным фатином, где выглядывала маленькая лампочка, способная прогнать темноту, стоило всего лишь нажать выключатель. Но я этого не делала и не сделаю: темнота стала моим другом, в ней легче дышится и легче живется.

Не в силах больше выносить одиночество, я направилась на поиски Джонса. И не обнаружив его в гостиной, зашла на кухню, застав его разговаривающим с черноволосой девушкой, которую видела вчера. Как только я ступила за порог, ее речь оборвалась на полуслове.

— Эмм… — я запнулась. — Извините, что не вовремя, — промямлила, пытаясь ретироваться, находиться в одной комнате с двумя вампирами не очень-то хотелось.

— Мэри, все хорошо, садись. — Джонс мне тепло улыбнулся, чего нельзя было сказать о его подруге, которая явно не жаловала мое присутствие.

— А не боишься, что съедим? — Клара обнажила свои белоснежные клыки, и меня бросило в дрожь.

— Не слушай ее, — Джонс все еще старался улыбаться, но теперь его лицо исказила гримаса отвращения. Ко мне??? — Садись, мы рады тебя видеть. — Он покосился на вампиршу, пытаясь предотвратить летящие в мою сторону колкости с ее стороны, но у него не вышло.

— Это уже кому как, — она снова сверкнула клыками. — Я рада видеть еду, когда она отдает мне кровь.

Ком стал в горле, и я так и не смогла заставить себя сделать хотя бы шаг. Меня взяла злость со страхом. Я не боялась эту наглую, хамоватую девушку, хотелось взять и ударить ее несколько раз, чтобы стереть ухмылку с ее лица раз и навсегда. Я медленно улыбнулась, выпрямила спину и продефилировала мимо вампира, сев рядом с Джонсом, при этом нежно проведя кончиками пальцев по его спине.

Я чувствовала его изумление буквально каждой клеточкой тела, на что Клара просто улыбнулась, она поняла, что я приняла вызов и явно показала, где мое.

— Мне что-то не спится, — только и сказала я, удобнее усаживаясь на стул.

— Голодная? — Парень быстро пришел в себя и подошел к кофеварке. — Будешь что-то есть?

— Нет, спасибо, только кофе, пожалуйста.

Мне и правда не хотелось есть, в последнее время кусок в горло не лез, я могла запросто несколько дней прожить, выпив при этом только стакан воды.

Я кинула быстрый взгляд на девушку: сегодня она была в черной вельветовой рубашке, кожаных обтягивающих штанах такого же цвета, на поясе у нее красовались ножны, обитые бархатом, наличие ножа я не заметила. Вампирша сама по себе походила на гота, сбежавшего с вечеринки, образ дополняли ее черные как смоль волосы и темно-красные глаза. Со стороны можно было сказать, что они с Джонсом похожи как брат и сестра, но лучше бы это так и было. Ревность маленьким червячком теребила душу, и я безуспешно пыталась ее подавить, ведь девушка так красива, любой бы запал на такую. И я очень сомневаюсь, что у них ничего не было. Глаза зажгло, и я опустила их вниз, прикрываясь волосами. Хватит плакать, пора брать себя в руки, Джонса я все еще не простила.

— Твой кофе. — Парень поставил передо мной чашку ароматного свежесваренного кофе, я сглотнула слюну в предвкушении. — И я приготовил тебе сэндвич. — Он поставил еще одну тарелку передо мной.

— Я же сказала, что есть не хочу.

— Нужно поесть, тебе нужны будут силы, — настаивал молодой человек. Джонс все так же остался Джонсом со своей чрезмерной заботой.

— Не буду, — я отодвинула тарелку с едой подальше от себя и сделала глоток волшебного напитка. Джонс вздохнул и молча сел на свой стул. Клара беззвучно смеялась, наблюдая нашу маленькую перепалку.

— Вы такие забавные, — только и сказала девушка, поймав неодобрительный взгляд парня.

Больше говорить нам было не о чем. Я молча пила свой кофе, Джонс теребил в руках салфетку, разрывая ее на мелкие кусочки, а Клара, явно не испытывая неловкости, пристально следила за нами. Я не хотела нарушать тишину, у меня было много вопросов, но при виде девушки у меня отпадало всякое желание что-либо говорить. Взглянув на часы, я ужаснулась: уже было одиннадцать часов дня, я совсем потеряла счет времени, за плотно закрытыми шторами не было видно, день на улице или ночь, да я особо об этом и не думала. Но Лили там с ума сходит, и мне еще нужно все объяснить Лиз.

— Зря ты ей рассказал, — внезапно нарушила мои размышления девушка, обращаясь к Джонсу. — Она не чиста, — как-то загадочно произнесла она, оставаясь абсолютно серьезной. — Я ей не доверяю.

— Зато я доверяю, — голос парня был абсолютно уверен.

— Я никому не скажу о таких, как вы.

— Конечно, не скажешь, — вампирша засмеялась. — А иначе тебя убьют, как и того, кто тебе это все рассказал, — она покосилась на вампира.

Меня бросило в дрожь только от мысли, что с ним что-то случится, и я дала себе обещание, что ни при каких условиях не раскрою этот новый неизведанный мир.

— Но я тебе все равно не верю, — как бы подытожила она.

— Будто я тебе верю, — парировала я.

— Хватит! — взорвался Джонс. — Ты можешь вести себя нормально? — обратился он к Кларе. — Я ей все рассказал, это мое решение. Больше нечего не изменить, успокойся!

— Ну почему же? Ее можно оставить на ужин, — Клара говорила с неприкрытой усмешкой, похоже, эта ситуация ее забавляла.

— Думаю, тебе пора уходить! — заявил Джонс, обращаясь к девушке. На что она только засмеялась.

— Превосходный самоконтроль, браво! — Джонс был похож на разъяренного быка, готового в любую секунду броситься на матадора, как только он замашет мулетой перед его носом, но пока старался держать себя в руках. Его вены на руках вздулись, а костяшки пальцев побелели от стиснутых кулаков. Я автоматически потянулась погладить напряженное тело в успокаивающем жесте, но, как только я дотронулась, он напрягся еще больше, заставив меня отдернуть руку. Он такой холодный.

— Мне пора домой, — я постаралась перевести разговор на другую тему, сняв напряжение. — Джонс, ты вернешь мне телефон?

От звука моего голоса парень дернулся, вскочил с места и скрылся в дверном проеме. Не успела я и слово сказать, как он уже вернулся с моим телефоном в руках.

— У тебя был другой телефон, — заметил парень, передавая мне его в руки. Наши пальцы соприкоснулись, и меня пробил электрический разряд.

— Тот я разбила в день твоей псевдосмерти. И не зря, все случилось из-за него и меня. — Я взглянула на дисплей, ожидая кучу пропущенных от Лили, не замечая того, каким стало выражение лица Джонса от моих слов. Клара неприкрыто ликовала. Пропущенных на удивление не было вообще, кроме одного от Лиз. Я открыла СМС-сообщения, чтобы узнать, что именно написал Джонс, чтобы я осталась у него.

«Лиззи, милая, скажи, пожалуйста, Лили, что я у тебя».

Затем последовал ответ:

«Мэри, у тебя все хорошо? Куда ты собираешься? Мне нужно знать все! Тебе снова плохо? Мне приехать?».

«Нет, Лиз, все хорошо! Приезжать не нужно! Все будет в порядке, я обещаю. Просто прикрой меня. Мне очень нужно».

«Ладно, но только если пообещаешь, что с тобой ничего не случится».

«Обещаю. Благодарю».

— О, так тут целый диалог! — я недовольно скорчила гримасу. — Чего только не сделаешь ради того, чтобы заточить девушку в неволю.

— Это необходимые меры. — Было видно, что Джонсу не нравится то, что я говорю, но меня это не волновало.

— Конечно, необходимые, — парировала сарказмом я, меня все еще злило то, что такое отношение называется необходимыми мерами. — Ну а теперь-то меня отпустят домой?

— Правильно, здесь ей не место, — вставила свою лепту Клара. — Но учти, я все еще за тобой слежу.

Это заявление меня ничуть не испугало, а вызвало только раздражение.

— Сама разберусь, где мое место!

Я встала и поплелась в комнату собирать свои вещи. Даже если Джонс и не разрешил уходить, меня это не волнует, буду пытаться пробиться всеми силами. Мне надоело сидеть в клетке, мне надоели все эти пререкания и упреки.

— Ты можешь остаться. — Я вздрогнула от неожиданно прозвучавшего голоса у меня за спиной. В дверях стоял Джонс, такой уверенный в себе, такой сильный и сексуальный. Его футболка плотно прилегала к накачанному телу, показывая все его рельефы. Даже босой и с растрепанными волосами, будто он только встал с постели после долгого сна, он выглядел могучим и потрясающим. От его вида я забывала, как дышать.

— Ты сам знаешь, что не могу.

— Мэри, я…

— Мне нужно время, Джонс. Ты просто не представляешь, что я пережила, потеряв тебя, и сейчас я до сих пор не могу отделаться от мысли, что это сон. А вдруг это не реальность? Вдруг я открою глаза и все это исчезнет? Тебя снова не будет? — От этих слов меня передернуло, и не в силах смотреть Джонсу в глаза я отвернулась и принялась за свои вещи.

— Я тебя понимаю. Я знаю, что поступил ужасно. Я сделал тебе больно, и я не знаю, как исправить все. Но если бы вернуть время назад, я поступил бы так же. — Я резко втянула в себя воздух, эти слова причиняли невероятную боль, он поступил бы так же, он бы снова дал мне страдать. — Ради твоей безопасности я бы пошел на все.

— Безопасности? — взорвалась я. — Ты хоть понимаешь, что со мной было? Ничего ты не понимаешь! Я каждый день молилась, чтобы меня тоже убили, чтобы ты меня забрал к себе. Я просто умирала без тебя, ты был мне так нужен! А сейчас ты говоришь, что поступил бы так же! Так лучше бы ты вообще тогда не появлялся в моей жизни!!! Ты предатель! Иди к Кларе и больше никогда меня не трогай!

Я просто не знала, что говорю, слезы градом катились по щекам. Я понимала, что вкладывала в эти слова больше, всю боль, что таилась в глубине, неизлечимую обиду и раздражение на Клару. Но огромное чувство усталости брало верх над всем остальным, затмевая разум. Я устала от этой боли, этих разрушающих эмоций. Истерика брала верх, а я в долю секунды оказалась в каменных, но в то же время нежных объятиях Джонса. Он ласково гладил меня по голове, прижимая к себе, словно хрусталь, и повторял только одно слово: «прости, прости, прости, прости». Несмотря на холод, который исходил от него, я чувствовала тепло, я чувствовала, что дорога ему до сих пор, спустя такое количество времени, несмотря на изменения, которые произошли в нем. Это успокаивало.

— Я не знала, как жить, не знала, что мне делать без тебя. Ты уничтожил, ты просто сломал меня, — в то время продолжала я, не зная, как остановить поток обиды и горести. — Я так скучала, я так тосковала по тебе. Я так хотела, чтобы ты вернулся.

— Я вернулся, Мэри. Я рядом, я с тобой. Прости, я не мог иначе. Я следил за тобой, я видел все, что происходило с тобой. — Обещаю, что я всегда буду рядом, что бы ни случилось. — Он заглянул мне в глаза, его взгляд такой пронзительный, темные, почти черные зрачки без какого-либо намека на радужку сверлили во мне дыру.

— Обещаешь? — прохрипела я.

— Обещаю. — И снова пришлось ему поверить.

Глава 12