Глава 1. Большой плюх
В этот, один из последних дней уходящего лета, Иван Иванович, как всегда, не спеша, раздвигал грудью сгущающиеся сумерки. Первые дни выхода на пенсию и масса освободившегося времени теперь очень часто приглашали его к размышлениям о себе и о своем времени. Теперь он мог не только гулять, сколько ему вздумается, не только смотреть фильмы и читать, но даже мог сам пытаться сочинять что-то особенное.
Вот вчера, когда он смотрел историческую хронику о наших первых собачьих космонавтках Белке и Стрелке, то подумал, что наверняка, и американцы каких-то лающих зверьков запускали, но кажется, ничего про них не сообщали.
«А вдруг, сообщали, но я не слышал, или не сообщали, потому что те не взлетели, или слишком далеко улетели, и вернуться не могли? ― вслух размышлял Иван Иванович. — Вот, был бы я писателем, обязательно про это написал бы! Ведь я собак очень люблю, только мне всю жизнь некогда было ими заниматься. Я же древними философиями занимался».
Погруженный в свои говорящие мысли, он даже не заметил, как дорожка, увлекшая его на берег пруда, потянулась в парковую зону, и еще дальше ― в сгущающийся, как и сумерки, прилегающий лес.
В это время рядом с тем местом, где свернул в парк Иван Иванович, два рыбака, так и не дождавшиеся улова, сматывали свои удочки. Первый рыбак, отзывающийся на имя «Венчик», уже был готов отчалить в сторону дома, но ждал, когда будет готов второй рыбак, Сенек. И тут у обоих сразу одновременно взлетели вверх брови, потому что с поверхности воды, в некотором удалении от берега, донесся отчетливый звук, напоминающий сильный шлепок об воду.
После небольшой паузы и удивления, первым показал на пруд Венчик:
— Слышал «плюх»?
Сенек, по примеру Венчика, тоже показал на пруд:
— Слышать-то слышал. Да что толку? В сумерках не разберешь, что там. Может, и она!
— Ага! Хвостом нам помахала! — в тон соседу ответил Венчик.
Сенек немного оживился:
— Ну, если это она, то всем рыбам — рыба! Кила на полтора! Даже — с половиной!
Но Венчик старался поддержать свой авторитет знатока и скептика:
— Нет тут таких рыб! Не может здешняя мелюзга совершить такого гвардейского «плюха!»
Сенек, немного раздосадованный тем, что упустил такую добычу, думал о своем:
— А круги-то идут! Но от чего идут — не разглядеть!
Венчик ухмыльнулся:
— А чего разглядывать, Сенек? Круги неровные, продолговатые, — показал он на пруд, — и там вообще сходятся, как бутылочное горлышко. Такие круги только от бутылки и могут идти, от пустой бутылки.
На всякий случай, Венчик стал оглядываться по сторонам:
— Эй, кто нарушает порядок, как хулиганить?
Пруд равнодушно переливался вечерними тонами, а парк неумолимо погружался в темноту.
Сенек решил вмешаться:
— Эй, кто бутылку бросил, без нарушения порядка, нечаянно?
Венчик развел руками, едва не уронив удочку:
— Опять никто!
— Но так не бывает! — засуетился Сенек. — Надо разобраться! Давай, ты начинай, а я с мыслями соберусь, и с тыла прикрою.
Венчик обреченно посмотрел на пруд, потом, как бы ища сильную поддержку, перевел взгляд на Сенька, и вполголоса крикнул в сторону темных деревьев:
— Эй, уважаемый!
Сенек, немного выждав, решительно отодвинул его в сторону:
— Не так надо! Ты рыбак вежливый, но не дипломатичный. Вот как надо!
И он закричал тоже в сторону деревьев немного подрагивающим голосом:
— Эй, кто бутылку не бросал? Скажи честно! А мы уже, когда правдиво откликнешься, с тобой спокойно всё про нее обсудим!
Венчику многократно передалось волнение Сенька, и он начал ощутимо дрожать:
— Да нет тут никого, кроме кругов от бутылки.
Беседа, переходящая в спор, и обратно, разгоралась сильнее:
— А может, ее не сбоку, а сверху кто-то сбросил?
— С самолета?
— Нет, самолета не было. А то бы мы его запеленговали.
— Со спутника? Спутник-то запеленговать мы не смогли бы. Они же — как шпионы, бесшумные.
— Это уже — ближе к делу. Но, поднимай повыше.
— Они? — пугливо подняв взгляд вверх, спросил Венчик.
— А кто же еще?
— НЛО? — совсем тихим шепотом вопросительно и обреченно произнес Венчик.
— Конечно!
— А почему — бутылку?
— Наверно, они много знают про нас, — загадочно кивнул Сенек. — Пошли отсюда, чтоб меньше знали!
Оба рыбака, оглядываясь, двинулись в сторону микрорайона.
Глава 2. Пропавший пес
А неподалеку от Ивана Ивановича, в этот миг уже зашедшего вглубь парка, из-за деревьев неожиданно выбежала собака очень странного вида. Она отдаленно напоминала какую-то диковатую породу, но с бульдожьей мордой. И раскраска морды, бело-кирпичная, словно говорила, что ее хозяйка, вернее — хозяин, пес, не простой, а какой-то особенный, не только двухцветный, но и двуличный.
Пес с любопытством повел ноздрями в сторону попавшегося на пути, человека, затем стал принюхиваться в разные стороны, и медленно засеменил прямо на этого человека.
Иван Иванович, конечно же, остановился, чтобы не спугнуть собаку. Он знал, что некоторые пугливые четверолапые друзья человека могут далеко отбежать от места встречи с незнакомыми людьми, а потом не сумеют найти своего хозяина.
Мордастый полубульдог, который теперь вполне различался в этой внушительной собаке, снова внимательно посмотрел Ивану Ивановичу прямо в глаза и отвернулся. Он открыл свой рот, зашевелил им, словно говорящий человек. И откуда-то, то ли издалека, то ли словно из какой-то бочки донеслось скрипуче: «Опять не тот!»
Иван Иванович с удивлением смотрел на этого одинокого пса, который продолжал принюхиваться в сторону лесной гущи, иногда приоткрывая рот.
Вот и сейчас, он снова чуть приоткрыл его, зашевелил челюстями, а откуда-то совсем рядом глухо и опять скрипуче, донеслось: «Куда же он мог деться?»
Иван Иванович сразу понял, что сейчас может совершить доброе дело и громко закричал в сторону, откуда доносился голос: «Здесь он, здесь! Идите сюда! Я собаку вашу нашел!»
Пес сердито повернул в его сторону голову, зашевелил открытым ртом, и до Ивана Ивановича донеслись слова, которые он никак не ожидал услышать: «Не ори! А то спугнешь его!»
Иван Иванович даже невольно попятился от такого вульгарного ответа, но взял себя в руки и добродушно продолжил попытку вызвать сюда хозяина собаки. Он громко заговорил, обращаясь в лесную даль:
— Извините, но я вас не вижу, потому и зову громко! Идите на мой голос, пока он не сбежал!
Пес выразительно посмотрел ему в глаза, задвигал губами, и откуда-то донесся ворчливый ответ: «Нет его тут! Сбежал он! Ухожу я!»
Иван Иванович за свою жизнь привык к странным поступкам людей, и поэтому произнес, уже не так громко:
— Ну, как хотите! А собачка — симпатичная, умная такая.
И он обратился уже к псу:
— Раз ты никому не нужен, хочешь, я тебя к себе возьму? У меня поживешь, еще умнее станешь! Тебя я разные штучки искать и приносить научу. Хочешь? Давай, ко мне присоединяйся!
Пес встряхнул головой, и до Ивана Ивановича донеслось: «А что? Штучки искать ― нормальная идея! Веди к себе и учи присоединяться!»
Иван Иванович вытаращил глаза, стал озираться по сторонам, но никого не заметил. Тем не менее, он медленно присел на корточки, потом сел на тропинку, вытянул ноги, раскинул их, схватился за голову и зашептал мгновенно пересохшими губами:
— Допрыгался! Догулялся! Дорассуждался про собак! Теперь они мне говорящими мерещатся!
Пес отвернулся и тоже зашептал, но так, чтобы Иван Иванович его слышать не мог: «Я тоже допрыгался! Забыл, что с ними надо держать язык за зубами, а оба уха — востро!»
Пес снова повернулся к Ивану Ивановичу мордой, и завилял хвостом. А общительный новоявленный пенсионер вздохнул и начал вставать:
— Вот это — другое дело! Ты понял, что я тебя не обижу! Сейчас мы пойдем ко мне. Я тебя буду звать Сократом, потому что ты на меня такими смышлеными глазами смотришь! Мне даже показалось, что ты пытаешься разговаривать как мы.
Пес подошел к Ивану Ивановичу и лизнул его в ботинок.
Иван Иванович растаял в широкой улыбке:
— А ты не расстраивайся, что не умеешь говорить, не знаешь всего, чего я знаю! Ведь я — человек, самый умный из всех существ! Но тебя я тоже уму-разуму учить буду, собачьего Сократа из тебя делать стану!
И они, будто по-человечески договорившись, пошли рядом в ту сторону, откуда пришел Иван Иванович.
Глава 3. Спасение змея
Солнечный субботний день медленно расплывался над уже давно проснувшейся Москвой. Неторопливые прохожие, выбравшие сегодня для прогулок главную парковую аллею, то и дело обращали внимание на неестественно выглядевшего человека. Никто не взялся бы угадать, сколько ему лет, потому что тот ненормированно оброс волосами. Из-под них едва различались быстро бегающие по сторонам глаза. Человек этот, озираясь, осторожно ставя ноги, нерешительно передвигался, словно сам не понимая, куда идет. Слипшиеся редкие и неровные проседи в волосах, говорили, что это уже зрелый человек. А молодежная рубаха-безрукавка, джинсы и кроссовки ― сами за себя свидетельствовали, что их, преимущественно, надевают те, кому не больше тридцати лет.
И вот к этому странному человеку неожиданно подошла заплаканная девочка лет шести, с маленькими торчащими косичками, куда были вплетены бантики. Девочка держала в руках тонкий длинный шнур, уходящий свободным концом куда-то в небо.
— Дяденька! — обратилась девочка к остановившемуся человеку. — А помогите мне, змея от дерева спасти!
И она стала убедительно показывать вверх, на высокие ветви деревьев.
Обросший человек начал приходить в себя. Его испуганные глаза стали внимательными. Он стал смотреть в направлении, указанном девочкой, и заметил воздушного змея, зацепившегося за верхушку высокой сосны. Но его внимание отвлекла быстро подошедшая молодая женщина, с задумчивым лицом, одетая в джинсовый юбочный костюм.
— Извините ее, пожалуйста! — переводя дыхание, заговорила она. — Машенька уже к пятому человеку здесь обращается.
С этими словами, женщина переключилась на девочку:
— Как тебе не стыдно? У дяди много своих дел, а ты даешь ему невозможные задания! Пойдем, я тебе потом нового змея куплю!
Маша, готовая расплакаться навзрыд, тихо сказала, показывая пальцем вверх: «А мой змей — хороший! Я его высоко летать научила».
Женщина, с грустной улыбкой, развела руками, словно говоря человеку: «Что с ней, с такой, поделаешь?»
А Маша умоляюще посмотрела на него:
— Научите моего змея, пожалуйста, как вниз спускаться! Вы же сможете? — и она стала показывать то на змея, то себе под ноги.
Обросший человек, наверное, понял, о чем его просят, и снова нацелил взгляд на верхушку сосны. Поэтому никто не заметил в его поднятых вверх глазах, слабое сияние, принимающее то один цвет, то другой.
И тут произошло то, чего никто не ожидал, кроме Маши. Змей качнулся, выпрыгнул из ветвей на свободное место, сделал в воздухе полукруг, подлетел и мягко сел на аллею рядом с этими тремя людьми, думающими про него.
Женщина облегченно вздохнула:
— Ну вот, Маша, видишь, как хорошо! Сдуло твоего змея ветром, и дядя тебе не понадобился!
Но Маша отрицательно покачала головой:
— Это дядя его сдул, я знаю!
Женщина, глядя на Машу, начавшую сматывать шнур, кивнула обросшему человеку:
— Извините еще раз, за то, что мы вас отвлекли!
А Маша всё еще стояла на своем:
— Спасибо! Как здорово это у вас получилось!
Женщина опять сочувственно кивнула человеку:
— Не слушайте вы ее! Она у нас большая фантазерка!
Обросший человек тоже кивнул, и к нему стала возвращаться его рассеянность и пугливость. Озираясь, он продолжил свой путь по аллее.
Глава 4. Странная фляга
Машин старший брат, Саша, задумчиво стоял возле открытого окна в одной из двух скромных комнат, где они жили вместе с мамой. Казалось, что его ничего, кроме вида из окна не интересует, и еще долго не будет интересовать. Он даже не шелохнулся, когда из коридора раздался звук наружной открывающейся двери, и даже не обернулся, когда в комнату вошли мама с Машей. Он так и не заметил бы воздушного змея, которого радостная Маша прижимала к себе. И только мамин взволнованный голос заставил его немного вздрогнуть:
— Сколько раз говорила: «Окно без меня не открывать!»
Саша, будто вспомнил, что этот голос принадлежит его маме. Он начал приходить в себя и повернулся к вошедшим.
Маша встряхнула змеем, и радостно выпалила:
— Саш! А мы доброго волшебника видели!
Мама шагнула к Саше, отодвинула его от окна, и закрыла эту безобидную для свежего воздуха, но опасную для детей, границу с высоким миром. И тут Саша, наконец, полностью пришел в себя. Ему мгновенно вспомнилось, как Маша что-то говорила про волшебника. Он сразу нашелся, что сказать ей в ответ:
— Куда твоему волшебнику до моего крутого джинна!
А Маша не сдавалась:
— Да все твои джинны из сказок не смогут совершить то, что сделал мой волшебник!
Мама успокоилась:
— Пока вы спорить будете, чей волшебник лучше, я пойду волшебный обед готовить.
И она вышла из комнаты, оставляя детей обмениваться впечатлениями дальше.
Маше так и хотелось продолжить свой рассказ о чудесах в парке, и она стала рассказывать дальше:
— Пока ты на пруд ходил, мы с мамой летучего змея запускали. Он летал, летал, а потом устал и на дерево сел. Я его звала, а он слезть не мог. Не получалось у него слезать.
Саша опять посмотрел в окно:
— Мой джинн снизу вверх дунул бы на змея, и у того всё получилось бы!
— А мой волшебник даже дуть не стал! Он его глазами снял, просто посмотрел на змея, и тот слетел ко мне! Не веришь? Мама всё видела!
Саша усмехнулся:
— И все? А теперь слушай, и учись, как волшебников искать надо, и потом ― как интересные дела с ними совершать. Я в «прыгающие камешки» играл…
Слушавшей Маше казалось, будто она видит всё, что с ним происходило. А происходило вот что.
Сначала Саша, пришедший на пруд, стал играть в прыгающие камешки. Некоторые из них умудрялись, подпрыгивая, пролететь над водой шагов на шесть-семь. Потом Саша перестал запускать камешки, потому что увидел незнакомого пса, подходившего к нему. Чуть отставая, шел Иван Иванович из третьего подъезда. Саша решил подождать, пока пес пройдет мимо, чтобы тот не подумал, что камешки предназначены для него. А Иван Иванович подошел с какой-то палкой в руках, размахнулся и бросил ее в воду. Палка воткнулась на глубоком месте, ушла под воду, но сразу спокойно всплыла на ее поверхность.
— Апорт! — громко скомандовал Иван Иванович псу и стал показывать на брошенную палку.
Пока Саша думал, зачем их сосед про яблоко псу говорит, тот прыгнул в воду, доплыл до палки, потом вернулся обратно, держа ее в зубах, и бросил на берегу перед ногами своего хозяина. Избавившись от палки, Сократ что-то заворчал себе под нос. Если Иван Иванович с Сашей прислушались бы, то услышали бы странное скрипучее бормотание: «Сколько можно дураком прикидываться? Делать — нечего! Сам виноват! А теперь еще надо, чтобы никто ничего не заподозрил!»
Иван Иванович радостно воскликнул:
— Молодец, Сократ! Ты заслужил изюм! Люди награждают изюмом не кого попало, а только самых выдающихся и послушных собак. И ты для меня — уже и то, и другое!
Он вынул из кармана пакетик с изюмом, высыпал себе в ладонь несколько изюминок и протянул ладонь Сократу. Тот, завиляв хвостом, одним махом слизнул с ладони изюминки.
— А теперь, Сократ, мы закрепим наши умения! — с этими словами Иван Иванович зашвырнул палку намного дальше, чем в первый раз. «Апорт!» — снова требовательно разнеслось возле пруда.
Сократ подчинился и повторно поплыл за палкой, но не найдя ее, вернулся на берег.
— Мой выдающийся Сократ! Ты хочешь стать таким же умным, как я? Тогда ищи! — потребовал Иван Иванович.
Сократ, нехотя, прыгнул в воду, лениво поплыл на середину пруда, тихо ворча: «Ты меня скоро доведешь своей наукой! Когда доведешь, сам будешь за палками плавать!»
Сократ, так и не доплыв до палки, опять повернул назад.
— Дядя! — не выдержал Саша. — А вы ему двойку поставите?
— Нет! Я ему не дам изюм, пока он не принесет палку.
Сократ, отряхиваясь, вышел на берег, но не подходил к хозяину, а пристально смотрел куда-то в пруд.
— Вы ему не «апорт» кричите, а «изюм», — стал подсказывать Саша.
— Нельзя. Он запутается. Ты меня не отвлекай, а просто смотри, или уходи подальше! — нахмурился Иван Иванович.
Саше стало неприятно, что вместо благодарности за хороший совет, его выгоняют, и он, набравшись смелости, ответил:
— А я самый первый сюда пришел».
Сократ заинтересованно повернулся к людям, обсуждающим методы его дрессировки, но его внимание снова привлек пруд. Он словно что-то почуял там, и сам, без команды, с разбега прыгнул в воду.
— Вот видишь, Сократ смекалистый пес, — довольно заметил Иван Иванович. — Он знает, что от него требуется, и выполняет команды. Не мешай ему!
Саша обиделся и отошел. А Сократ уже возвращался. Он что-то держал в зубах, но явно не палку.
Когда он бросил принесенный предмет к ногам Ивана Ивановича, то радостно завизжал и отчаянно замахал хвостом. Предмет этот напоминал плоскую необычную флягу из странного металла и с острыми углами.
— Сократ! Ты должен искать палку! А приносишь всякий мусор! — назидательно начал Иван Иванович.
А Сократ не отходил от фляги, приседал перед ней на передние лапы, отпрыгивал, снова вилял хвостом, пытался подбросить вверх.
Иван Иванович не выдержал:
— Сократ! Это — всего лишь грязная бутылка! Ты хочешь стать алкоголиком? Пойдем! На сегодня достаточно!
Он прикрепил к ошейнику Сократа поводок, и потащил упирающегося пса в сторону от пруда.
Саша подошел к фляге, тронул ногой, потом поднял и стал рассматривать. У нее не было ни отверстия, ни пробки. Он вытянул руку с флягой на солнце, пытаясь увидеть под яркими лучами, что-нибудь неприметное. И тут ему показалось, что в непрозрачной фляге серебристым слабым цветом что-то засветилось. В этот момент солнце стало заходить за тучку, и сияние исчезло. Саша встряхнул флягу, снова стал ждать сияния, но оно не появлялось. Тогда он, не расставаясь со своей находкой, побрел домой.
Глава 5. Я знаю кто ты!
В комнате, Маша, внимательно слушающая Сашу, заметила:
— Ты же хотел про своего джинна рассказать, а говорил про собаку и флягу. Что, собака была джинном?
— Собака тут совсем не причем. Самое интересное потом началось, когда я домой пришел. Слушай, что было дальше!
И Саша стал рассказывать про то, чему еще сам не совсем верил. Таким это казалось невероятным. А Маша снова слушала, не шелохнувшись, и снова ей представлялось, что она тут рядом, и со стороны видит всё, происходящее с братом.
Вот Саша подходит к окну, смотрит в сторону выглянувшего из-за тучки солнца. Вот он протягивает руку с флягой в сторону солнца. Вот фляга изнутри начинает немного светиться серебристым цветом, потом в ней мелькают золотистые огоньки. Снаружи на стенках фляги начинают различаться какие-то кривые линии, непонятные значки.
Саша часто моргает, словно не веря происходящему. Опускает вниз руку с флягой.
А теперь он садится за компьютер, кладет флягу рядом с экраном, включает компьютер, начинает нажимать на клавиши и двигать мышкой. На экране загорается надпись «Новая игра». Саша щелкает кнопкой на мышке. На экране загорается надпись «Встреча с инопланетянами». Саша снова возится с мышью. И на экране возникает изображение медленно летающих звезд. Неожиданно появляются помехи, такие же, какие бывают на экране телевизора. Саша удивленно двигает мышью, нажимает на клавиши. Помехи только усиливаются.
Вдруг на экране возникает крупная надпись «Введи код». Саша вглядывается в изображение, снова двигает мышкой. Одна за другой, столбиком, добавляются такие же крупные надписи «Введи код». «Введи код». «Введи код».
Саша, растерянно, чуть отодвигается от компьютера, снова придвигается к нему. Возникает новая надпись во весь экран «Введи код, пожалуйста!» Под надписью возникает пустая табличка. В левом верхнем ее углу мерцает курсор.
Саша печатает: «Какой еще код?»
Ниже возникает надпись: «Не знаю. Помоги узнать!» Саша печатает: «Что я должен сделать?» Ответ появляется сразу: «Посмотри на флейг! Направь его снова на солнце!»
Саша удивленно осматривается, размышляя, на что ему надо смотреть. Но он сразу догадывается, что это речь идет про ту самую флягу. Он осторожно берет ее, подходит к окну. Вытягивает руку с флягой в сторону солнца, как делал это недавно, смотрит на нее со стороны днища. На этом днище возникают символы, напоминающие звезды и уголки, направленные вверх.
Саша возвращается к компьютеру, кладет рядом флягу, и впечатывает увиденные символы в табличку.
Он не замечает, что фляга снова начинает немного светиться изнутри. Саша нажимает на клавишу клавиатуры, вводящую команду. И в этот момент фляга подпрыгивает на столе, падает на пол, прыгая, отскакивает в левый угол комнаты, затем с шипением начинает вертеться на месте. Из нее в разные стороны начинают струиться несколько потоков серебристого газа.
Этот газ быстро превращается в обычный дым, но без запаха. Фляга перестает вертеться. Весь пол внезапно покрывается разноцветными геометрическими фигурами, часть которых он уже видел, смотря на дно фляги. Но вот все фигуры изменяют цвет на единый, похожий на цвет разлившегося по полу, как лужа, плоского пламени.
Экран компьютера вспыхивает и гаснет. Саша вскакивает, отбегает к окну, открывает его.
А над флягой уже парит облачко. Оно расширяется, постепенно принимает форму полупрозрачного человеческого лица. Это лицо шевелится, вытягивается в разные стороны, затем снова становится лицом обычного человека. От лица вниз тянется вздрагивающий хвост, продолжающий вылетать из фляги. Он растет в ширину и вскоре, вместе с лицом, становится похожим на колышущееся в воздухе существо с тем же человеческим лицом. Это существо продолжает, увеличиваться в размерах.
Вскоре шевелящееся существо полностью обрастает очертаниями человека, набирает цветовую насыщенность, и плавно опускается на пол. И тут пол снова принимает прежний вид.
Удивленный Саша теперь видит, что на полу, озираясь, сидит лохматый человек с бородой, напоминающий сказочного джинна, но выглядящий намного моложе всех джиннов.
Саше становится немного страшно, но он же уже без двух дней четвероклассник. Поэтому он хочет прогнать свой страх и решается заговорить с джинном, как со своими друзьями.
— А я знаю, кто ты! — радостно начинает он. — Ты — джинн!
Джинн, продолжает озираться в своем серебристом тумане, потом пытается увидеть, кто это заговорил с ним. Наконец он останавливает свой затуманенный взгляд на Саше и неуверенно переспрашивает:
— Кто я?
Саша еще больше радуется, что получилось заговорить с джинном:
— Ну, джинн, обыкновенный джинн!
Джинн видит Сашу, но выглядит по-прежнему очень растерянным, и начинает неразборчиво выдавливать слова:
— Джин… джин… джин… джинсы… джип… джин-тоник… Я джин-тоник?
Изумленный Саша думает, что джинн назвал свое имя, и тоже представляется:
— Вот значит, как тебя зовут — Джинн Тоник! А я — Саша. Очень приятно! Только мама говорила, что джин-тоник ― это лимонад для плохих дядей, которых алкоголиками называют.
Кажется, что джинн совсем не умеет разговаривать, а только учится делать это, и ещё ― учится думать, что означают Сашины слова. Он снова отрывисто произносит: «Приятно, приятно, очень. Алкоголики ― неприятно. Тоник — приятно. Тоник означает ― бодрящий. Я ― бодрящий. Кого бодрящий? Где я?»
И беседа их непринужденно продолжается:
— Ты у меня в гостях! У меня! Ты меня обрадовал и взбодрил. Понял?
— Понял… понял… понял… У меня в гостях… гостях.
— Нет, не я у тебя, а ты у меня! Понял?
— Понял. Подтверждаю вход команды. Понял!
— Ты что, в своей бутылке сидеть утомился? Не волнуйся! Я же у тебя ничего не прошу. Отдохни, пока никого нет!
В это время в комнату заглядывает кот, выгибает спину, шипит. Саша продолжает:
— Только — кот. Но ты его не бойся. Он сам испугался! Он мирный кот!
— Кот, кот, код, кто код, кот?
— Кот обыкновенный, кот Эльсик!
Кот пятится назад, уходит за дверь.
Джинн начинает задыхаться. Слова его звучат еще отрывистей:
— Код… код… код… код… эльс… ик… семь, семь, семь…
Экран монитора вспыхивает, на нем начинают мерцать непонятные символы. Сзади экрана поднимается серебристый дым, его струи тянутся к джинну, касаются его. Видны вспышки в местах соприкосновения струй с джинном. Слышится характерный треск, возникающий при замыкании электропроводов.
Джинн начинает дрожать:
— Про… про… пробел, кенто, семь, семь ик, пробел, куа, семь, семь, семь, пробел, пробел.
Саше снова становится не по себе:
— Что за пробел?
— Пробел вос… восстанавливается. Сектор «эльс» — пятьдесят процентов.
На экране монитора видно заполнение цветными заливками разных несимметричных геометрических фигур. Но фигуры заполняются не все, и не одинаково.
Джинн дрожит уже меньше:
— Сектор «кенто» — пятьдесят процентов. Сектор «куа» — норма. Другие секторы пока заблокированы. Спасибо, что подсказал про код.
На экране видно, как геометрические фигуры, заполненные заливками полностью, соединяются, сливаются в единую форму, «всплывают» вверх, за пределы видимости экрана. А фигуры, заполненные частично, начинают вращаться в разных плоскостях. Те фигуры, в которых почти нет заливки, просто подрагивают.
Саша начинает догадываться, что это он случайно подсказал джинну какой-то код:
— Я подсказал? Круто! — радуется он своей догадке.
Серебристое облачко медленно впитывается в джинна, он тоже светится, произнося:
— Круто вверх. Круто сварить. Круто — здорово. Здорово!
— Ты что, еще ученик, или плохо выучился, как маг из одной песенки?
Джинн впервые немного улыбается, его сияние уменьшается:
— Сектор «мак» три, три, три. Пятьдесят процентов. Сектор «кенто» в норме. Разблокировка продолжается.
На экране опять видно заполнение и движение геометрических фигур. Джинн облегченно вздыхает, несколько раз кивает экрану.
Тот вспыхивает и гаснет. Джинн, с опаской поглядывая на флягу, переводит рассеянный взгляд на Сашу:
— Я уже немного восстановился.
Он встает с пола, пробует его ногой. Делает неуверенный шаг, потом еще один, и третий — более твердый. Снова начинает разговаривать:
— Я могу говорить и даже немного мыслить. Ходить могу. Я не ученик… Я… я… я… Кто я?
— Ты же сказал, что ты — джинн, которого зовут Тоник.
— Хорошо! Я — джинн, которого зовут Тоник. Значит, меня зовут Тоник!
Теперь Сашу начинает раздирать любопытство:
— А что ты еще можешь? Чудеса — можешь?
— Не знаю, надо попробовать.
— Попробуй! Для начала, компьютер наладь, — Саша показывает на монитор. — Он из-за тебя заартачился и выключился. Теперь делает непонятно что! Почини, если нетрудно.
Джинн переводит взгляд на компьютер. В его глазах начинает искриться разноцветное сияние. Экран тоже ярко включается и на нем тоже появляется разноцветное сияние. Оно постепенно уменьшается и на мониторе включается меню.
Джинн довольно смотрит на Сашу:
— Починил. Нетрудно.
Саша доволен еще больше:
— Ура! Круто ты с ним разобрался.
Довольство на лице джинна сразу испаряется и он снова начинает монотонно твердить не очень-то понятные Саше, слова:
— Разобрался. Я разобрался. Круто разобрался. Мне надо снова круто собраться.
Джинн подходит к окну, залезает на подоконник. Саша понимает, что так делать нельзя, и сразу дает знать об этом неосторожному джинну:
— Стой! Ты куда? Мама говорит, что туда нельзя! Там очень круто!
Джинн смотрит в окно, вниз и успокаивает Сашу:
— Мне надо круто разобраться и круто собраться снова!
— Тебе сначала надо в словах разобраться, ты их плохо понимаешь! Учиться тебе надо, как всем детям!
— Учиться надо, — повторяет джинн и снова смотрит из раскрытого окна вниз.
Саша понимает, что если джинн умеет залезать и вылезать из фляги, чинить на расстоянии монитор, то наверно, и летать у него получалось бы. Он тоже успокаивает джинна:
— Ладно, собирайся, куда надо и учись всё понимать! Но ты еще ко мне приходи! Если код понадобится, или еще что. Приходи обязательно! Ладно? Ведь ты меня найти сможешь?
Джинн кивает:
— Приду обязательно, ладно! Смогу найти!
С последними словами джинн растворяется в воздухе. Саша подбирает с пола флягу, кладет ее на полку, где лежат его учебники.
Глава 6. Задание джинну
Изумление так и осталось на лице Маши, когда Саша закончил свой рассказ.
— Он растворился или улетел? — переспросила она.
Саша, хотя и сам не вполне понимал, что и как произошло, авторитетно ответил:
— Сначала растворился, а потом улетел.
Маша понятливо кивнула:
— А мой волшебник не улетел. Он просто отошел, а потом исчез. Я смотрела, смотрела на то место, где он шел, а там уже ничего не было. Наверно, он тоже растворяться умеет. Как ты думаешь, твой джинн сейчас нас слышит, или он совсем растворенный?
Саша и тут нашелся, как ответить:
— Раз он джинн, то должен слышать, даже растворенный!
Маша задумалась. Казалось, что она сейчас придумывает что-то такое, что даже джинны придумывать не умеют. Наконец, она высказала придуманное ею предложение, способное проверить слух джинна:
— А давай, попроси его, пусть сделает так, чтоб мама нас завтра в зоопарк повела. А то ей всё некогда и некогда. Сможет он?
Саша словно догадывался, что если он засомневается в способностях джинна, тот ничего сделать не сможет. Поэтому он уверенно подошел к раскрытому окну и закричал в него:
— Джи-инн! То-о-оник! Слы-ышишь? Завтра мне вместе с Машей и мамой надо в зоопарк пойти! Мы давно собирались маме зверей показать. Понял? Подскажи маме, чтобы нас туда отвела!
В это время мама, как раз, вошла в комнату. Она покачала головой:
— Саша! Забыл, что окно открытым держать нельзя? Мухи могут залететь.
Маша попробовала выручить Сашу:
— Тут не мухи, а волшебники летали. Как они без раскрытого окна к нам попали бы?
Мама улыбнулась:
— Волшебный обед уже готов без волшебников! Закрываем окно и проходим на кухню!
Глава 7. Удивительный мир вокруг пруда
Джинн долго бродил по берегу пруда, мимо людей, которых стало немного меньше, чем утром. Он смутно помнил, что из пруда был извлечен его флейг, но никак не мог понять, что же произошло, как он там оказался. Зато хорошо помнил мальчика Сашу, который помог ему выбраться из того неудобного контейнера, называемого флейгом.
Он чувствовал, что этот мальчик — добрый, и может ему еще чем-то помочь. Особенно ему запомнилось, что тот велел ему учиться, чтобы всё понимать. Джинн не знал, как это можно сделать, но чувствовал, что сделать обязательно нужно. Он стал пытаться думать про разные слова, ведь ему очень хотелось понять, что означает каждое, незнакомое ему слово. Но он уже понимал, что в этом удивительном мире эти разные, немного похожие на него люди, знают намного больше его, и ему надо стараться быть не хуже их.
Еще теперь он знал, что может услышать голос того умного мальчика отовсюду. Ведь он ясно слышал, как невидимый сейчас Саша просил его помочь — подсказать его маме, что его вместе с сестрой надо отвести в зоопарк. Он не знал, как это сделать, не знал пока даже, что такое «мама». «сестра», «зоопарк», но понимал, что это сделать непременно надо. Поэтому он мысленно сказал себе: «Я хочу, чтобы вышло так, как просил мальчик Саша».
Как только он сказал это, ему стало немного не по себе. Его голову словно сдавило с разных сторон, а туловище, будто снова заточили в тот ненавистный флейг, и стали быстро перекатывать с места на место. А к горлу подкатил ком и не позволял ничего говорить, даже мысленно.
Джинн начал припоминать, что нечто такое с ним уже происходило, но ему тогда еще не было так больно. Первый раз это произошло, когда он починил монитор умного мальчика, второй — когда помог девочке в парке. Когда боль немного отпустила, он сам себе задал вопрос: «Сильная боль когда-нибудь повторится?» Но так и не смог сам себе ответить, хотя долго об этом думал.
Вскоре он обнаружил, что добрел до знакомого дома, из окна которого каким-то образом, недавно вылетел. Но сейчас от другой стороны этого дома исходила какая-то опасность. Он не знал, какая, даже не вполне представлял себе что это такое. Но эта, где то рядом спрятавшаяся опасность, сама возвещала ему, что она есть, что она плохая, и от нее опять будет больно. А что она очень велика, и боль может возникнуть очень большая — звенело во всех уголках его головы.
Джинн повернул назад и стал быстро уходить от этого дома. Звон в голове стал стихать. Когда джинн подошел к скамейке в парке, боль почти стихла, и он стал размышлять, что ему делать с собой и с этими ровными рейками и ножками, которые назывались скамейкой.
Постепенно вспоминалось, что днем люди в парке сидели на разных скамейках из реек, похожих на эту. Поскольку он начал понимать, что чем-то похож на этих людей, то решил тоже сесть на скамейку, и сильно обрадовался, что это у него сразу получилось.
Тогда он начал размышлять — что такое радость. Про боль он уже много знал, а про радость хотел узнать больше. Он вспомнил, что видел и чувствовал радость в глазах девочки в парке, а еще раньше — в глазах мальчика, которому был обязан своим спасением. Что это было спасением, он тогда понял не сразу, но теперь уже неплохо понимал, что ему самому — никогда не удалось бы выбраться из того, сковывающего движения, флейга.
Но вспоминать, как его невероятно долго встряхивало и вертело в той темной упаковке, когда он там сидел совсем скрюченным, не хотелось. А всё потому, что лишь только он пробовал вспомнить, как очутился в том флейге, опять начинались звоны в голове и боли во всем теле.
Джинн сам не заметил, как наклонился, оказался в лежачем положении на скамейке, и заснул. Сон это был, или какие-то воспоминания, он не знал. Ведь ему, насколько он помнил, еще никогда раньше не приходилось спать и видеть сны. А может быть, и приходилось. Но был ли это он, пытающийся увидеть свой сон, или кто-то другой, похожий на него, — он никак не мог уяснить для себя.
Спящий джинн вздрогнул, когда кто-то тронул его за плечо.
— Вы не могли бы приподнять себя с общественного места? — строго спросила его какая-то женщина.
Джинн открыл глаза, быстро захлопал ими, и стал размышлять, что же надо сделать в таких случаях. Но никакого нужного ответа ему в голову не приходило. Тогда он просто сказал первое, что ему послышалось в голове: «Не знаю».
Женщина скривила лицо и сердито заворчала:
— А я знаю, что смогли бы! Ну-ка немедленно освободите место для гуляющих! Приподнимайте себя, приподнимайте быстрее, как нормальный культурный человек!
После таких слов джинн сразу сообразил, что догадаться о значения понятия «культурный человек» он еще успеет, а сейчас ему надо срочно попробовать приподниматься.
Это получилось! Но требуемое приподнимание у него произошло в его лежачем положении. Он, как лежал, так и мгновенно взлетел на метр с небольшим над скамейкой, освободив место для посадки гуляющих.
Женщина почему-то ахнула, стала сползать на его место, которое он только что занимал на скамейке, закрыла глаза и так там осталась, неподвижно лежащей.
Джинн хотел было ей чем-то помочь, но у него опять пронзительно зазвенело в голове и скрючило от боли. Он едва не опустился на женщину, еле-еле успел мягко приземлиться возле скамейки, и шатаясь, встал на ноги.
Вокруг начали собираться люди, недовольно вглядываясь в лежащую на скамейке женщину и на покачивающегося рядом обросшего мужчину.
— Опять от алкоголиков проходу нет! — донеслось до джинна.
— И женщины туда же катятся! — раздалось с другой стороны.
Джинн вспомнил Сашины слова, что алкоголики плохие, потому что пьют плохой лимонад, и нашел в себе силы, чтобы выпрямиться, и, превозмогая боль, отойти подальше от скамейки.
Глава 8. За волшебным обедом
Волшебные обеды — удивительные средства дразнить свои аппетиты и выполнять всё, что они просят. Все, сидящие за столом и не дающие покоя ложкам, конечно же, не догадывались об этом. Им было некогда думать о чем-то другом, кроме того, что опять всё вкусно. Но по мере того, как тарелки опорожнялись, возникали аппетиты на разговоры.
Первым открыл рот, не поднося к нему ложку, Саша:
— Мам! А когда я ем, я же не глух?
Маша сразу поддержала его философское осмысление процесса еды:
— Мам! А он еще и не совсем нем! Я тоже ― не совсем!
Мама, видя, что обед уже почти исчез из тарелок, спокойно включилась в разговор:
— Мы — молодцы! Волшебный обед всегда дает волшебную силу, и на последней ложке разрешает разговаривать, но так, чтобы не давиться.
Маша, опорожнив в рот содержимое последней ложки, неожиданно напомнила про то, что напоминала очень часто:
— Мам! А папа наш, когда кушал, не давился?
Мама, не опуская пустую ложку в тарелку, задумалась на несколько мгновений, но потом сразу сделала с ложкой то, что дети уже совершили со своими ложками. Обед был закончен.
Саша, ожидающий маминого ответа, тоже выразительно посмотрел на маму:
— А на каком стуле он сидел, когда кушал?
— Он сидел на стуле, который стоял рядом с моим, и никогда не давился. Он всегда кушал осторожно.
— Мам! А сегодня ты нам снова осторожно расскажешь, как папа пропал? — вытянулась на стуле Маша.
— Вы уже наизусть знаете мои рассказы, лучше меня рассказать сумеете, — грустно улыбнулась мама.
Маша с Сашей переглянулись, и Маша взяла инициативу на себя:
— Тогда сегодня я сумею. Слушайте и не пугайтесь. Папа шел с работы поздно…
Саша и Мама, не сговариваясь, одновременно закрыли глаза и словно оказались в том месте, про которое стала рассказывать Маша. Они увидели, как молодой, подтянутый папа, очень отдаленно напоминающий по фигуре, джинна, шагает по улице, прилегающей к парку. Вдруг навстречу ему из-за парковых деревьев выбегает растерянная женщина лет двадцати пяти. Она сразу подбегает к папе:
— Извините, вам тут девочка с розовым бантиком не встречалась?
— Нет, а что случилось?
Женщина, сбивчиво объясняет:
— Она в это время уже приходит. Они с подружками здесь на детской площадке играют. Все пришли, а ее нет…
— Звали? Громко звать надо!
— Весь парк обкричала!
Женщина снова кричит в сторону деревьев:
— Соня! Сонечка! Хватит прятаться! Выходи!
Папа сразу находится:
— Парк не такой большой. Сейчас найдем. Вы идите прямо, — он показывает рукой, — а я еще глубже, в сторону леса загляну…
Слушающим Машу, представлялось, что будто это они спешат по парку. А деревья, то поочередно, то все вместе надвигаются на них, исчезая справа и слева, уступая места другим деревьям. Но вот показывается небольшая полянка. На ней настороженно стоит, навострив уши, огромный бульдог. Чуть дальше становится видно другого бульдога, тоже большого и рычащего на сидящую перед ним на корточках, девочку. Она плачет.
Папа хватает большую ветку, без листьев, лежащую под деревом, бежит к собакам. Он кричит на бегу: «Фу! Брысь! Пошли вон!» Вторая собака подбегает к первой, обе преграждают ему путь к девочке, начинают скалить зубы. Девочка осторожно приподнимается, пятится назад, поворачивается и убегает. Из-за деревьев показывается женщина, идущая навстречу ей. Она кричит: «Соня! Сонечка!» Девочка подбегает к женщине, которая звала ее, испуганно показывает в сторону собак. Женщина хватает девочку за руку и быстро уводит…
Мама Саши и Маши всё время рассказа сидела, грустно опустив голову. Саша, взглянув на Машу, прерывает воцарившуюся тишину:
— А ты забыла рассказать, как мама про случай с папой узнала в полиции, когда там женщину встретила. Женщина там, на собак жаловалась, а мама, как раз в это время пришла просить, чтобы папу искать начали. Поэтому она поняла, что это папа девочку защитил, но никак не могла понять, куда он мог исчезнуть.
— Завтра я рассказывать буду! А ты, мам, — обратился Саша к ней, — попробуй рассказать, или придумать, куда он пропал! Тогда мы сможем рассказать, или придумать, как его найти.
Мама медленно подняла голову:
— Если бы мы знали, куда, то он не пропал бы.
— А давай, мы в телевизор напишем! — настаивала Маша. — Там есть хорошие передачи и люди, они нам его найдут!
— Искали! Много хороших людей искало! — мама погладила Машу по голове. — Когда папа исчез, тебя еще не было. А Саша только «мама» и еще несколько слов говорить умел. Больше семи лет прошло.
Саша решил, что пора снова отложить грустные воспоминания:
— Мам! А ты с папой в зоопарк ходила?
Мама улыбнулась сквозь наворачивающиеся слезы:
— Конечно, ходила!
Маша сразу встрепенулась:
— Мам! А давай, завтра сходим!
— Завтра воскресенье. Я стирать собиралась. А то послезавтра мне уже на работу надо.
— Ма-а-м! — умоляюще протянула Маша.
— Ма-а-ам! — продолжил ее просьбу Саша и подумал, что джинн, наверно позабыл про него.
Но мама неожиданно встала и объявила:
— Ма-а-ам торжественно возвещает, что завтра мы идем в зоопарк…
— Ур-а-а! — хором закричали дети.
А мама продолжила:
— Только если тарелки помоете, а еще мне со стиркой поможете. Ура, или не ура?
Маша и Саша сразу поддержали ее, правда, не так энергично:
— Ура-а-а!
Глава 9. Сколько ног у пришельцев?
Иван Иванович, читающий, лежа на диване, книгу о пришельцах с планеты из созвездия Гончих псов, скептически думал, почему все пришельцы ходят на двух ногах?
«Ведь чем больше ног, тем тверже они будут стоять на них. — размышлял он. И тут же сам спорил с собой. — А может быть, лучше несколько рук иметь, чем несколько ног? Или голов ― чтобы больше было? Недаром же говорят, что одна голова хорошо, а две — лучше. Одна голова у меня читала бы, другая — размышляла бы, а третья ― Сократа дрессировала бы, и всё успевалось бы у моих голов!»
Иван Иванович очень увлеченно размышлял, так увлеченно, что не слышал, как Сократ, лежащий под столом о чем-то тихо скулил. Если бы Иван Иванович прислушался, то различил бы странные слова, скрывающиеся в собачьем скулении. А если бы он еще заглянул под стол, то увидел бы, как Сократ лапами прижимает ко рту кончик хвоста и шевелит губами.
Из-под стула тихо доносилось: «Сократес на связи, Сократес на связи! Я нашел его во флейге, в котором он через три дня должен был иссякнуть. Не мог сразу распаковать. Это привлекло бы нежелательное внимание посторонних. Вошел в доверие к одному доверчивому аборигену, чтобы спокойно вернуться к флейгу на следующий день. Потом пошли проблемы. Флейг куда-то переместился, а он распаковался сам. Я чую, что объект ходит где-то рядом. Он же не может соображать, как обычный человек, чтобы уйти далеко, потому что заблокирован. Как только запеленгую, вызову группу захвата. Конечно, швырнуть его на землю, положить лапу ему на грудь и предупредительно зарычать, чтоб не двигался, у меня получится. Но с группой захвата это получится надежнее».
«Почему мы хуже пришельцев? — уныло думал Иван Иванович. — Они и быстрее бегать умеют со своими многими ногами, и еще быстрее перемещаются, если вместо ног лапы прикручивают. Даже летать умеют, если кто-то говорит, что они уже прилетели. А я только со стула слететь могу, если засну на нем! Ну, ничего, мой милый Сократ меня разбудит, если я так и не проснусь, свалившись со стула».
***
А в это время джинн, еле-еле сумевший отойти чуть подальше от скамейки, удивленно озирался, поглядывая на прежнее свое место. Там люди пытались расспрашивать проснувшуюся женщину, что же с ней случилось, и сдержанно похихикивали, когда та рассказывала, как человек стал самолетом, но не летающим, а висящим в воздухе.
Выбравшись из кустов, джинн снова нашел пригодную для ходьбы дорожку, и стал пробовать двигаться по ней так же, как двигались другие люди. Это стало получаться лучше, чем недавно, но в отличие от гуляющих, его иногда пошатывало из стороны в сторону.
Убедившись, что если он будет внимательным, то не упадет и не улетит, джинн продолжил идти вдоль пруда, который чем-то отличался от дорожки и паркового газона. Надо было понять — чем, и джинн стал размышлять, в чем их различие. Но понимание не приходило, зато джинну показалось, что когда-то, очень давно, он всё это уже видел, и даже понимал, что видел.
В своих размышлениях он не заметил, как едва не наткнулся на двух людей, не разгуливающих, а стоящих на дорожке и сосредоточенно рассматривающих пруд. До него дошло, что раз они так пристально смотрят туда, то наверно знают, что это такое, и могут рассказать ему то, что сам себе он никак рассказать не мог.
― Что там? ― вежливо спросил их джинн.
― Там вода! ― уверенно ответил ему Сенек.
― А для чего вода? ― обрадовался джинн, что он сейчас узнает много нового.
― Вода — для рыбы! ― авторитетно включился в разговор Венчик.
― А рыба кто такая? ― с надеждой, что он сейчас узнает даже больше, чем хотел, спросил этих двух, очень образованных людей, джинн.
― А сам-то ты кто такой? ― подозрительно оглядел джинна с ног до головы, Сенек. ― Все люди знают, что рыба для того, чтобы ее ловить и варить, или жарить!
Такой каскад объяснений едва не отбросил джинна на газон, но он устоял. А Венчик, как и Сенек, заподозривший что-то неладное, тоже стал наседать:
― Да ты, вообще, откуда?
― Я, вообще, ниоткуда! ― подумав, сформулировал свой точный ответ джинн. ― Я просто взял и здесь оказался, не знаю, зачем.
― А знать надо! ― стал поучать странного прохожего Венчик. ― Сюда ходят только отдыхать и только ловить. А мы и для того, и другого ходим. Ты хоть знаешь, как ловят?
― Джинна снова пошатнуло. Словно откуда-то издалека до него стало доходить, что люди, да и многие другие существа тоже, ловят друг друга. Непонятно было только, для чего. И джинн задумался, размышляя что такое «варить» и «жарить». Его задумчивость прервал Санек:
― Ты что, думаешь, ловить ― это легко?
Джинн снова задумался. Ему хотелось понять, что легче, ловить, или уходить от тех, кто ловит. Но надо было отвечать на вопрос, и он выдал первое, что пришло ему в голову:
― Я не разбираюсь, легко, или нет.
― Пока сам не попробуешь, не разберешься! ― поддержал Санька Венчик.
― Как? ― недоуменно посмотрел на пруд джинн.
― Как, как? ― передразнил его Санек. ― Ты возьми, да просто полезай в воду, потом поймай ее за хвост, и сумей сухим из воды выйти обратно! А потом уже спрашивай самого себя, легко это или трудно! И вообще, чаще спрашивай себя, что делать нужно, чтобы получалось, как требуется! А если надумаешь что-то делать, то старайся это сделать правильно! Но сначала сам у себя узнавай, как делать правильно и без ошибок! Понял?
― Не очень, ― откровенно признался джинн.
― Да ты сначала воду навести! ― загоготал Сенек. ― А потом ― и понимание тебя обласкает!
Джинн сразу понял, что пока он не полезет в пруд, ничего тут понимать не сможет. Он кивнул, повернулся лицом к пруду и бодро зашагал, сначала к берегу, а потом по воде, всё больше и больше погружаясь в нее.
Оба рыбака разинули рты от удивления, видя, как их сумасшедший собеседник уже скрылся под водой. Первым пришел в себя Венчик:
― Ты что натворил? ― стрельнул он глазами по Сеньку! ― Видишь же, что мужик чокнутый попался! Зачем ему такое задание дал? Я-то пошутил легонько, а ты его всерьез на дно загнал. Так он и потонуть может!
― Не утонет! ― стал себя успокаивать Санек. ― Раз он так бесстрашно в воду полез, так же скоро и вылезти должен! Давай, подождем, посмотрим, скоро ли выйдет. А то, если не скоро, то полицию ждать придется. Но чтобы их не ждать, лучше ему заранее покричать, чтобы возвращался!
Венчик хотел было возразить, но поперхнулся. Из пруда показалась голова джинна, потом плечи, руки. На этих, бережно вытянутых руках, лежала большая рыба, машущая хвостом, и удивленно открывающая рот. Она словно спрашивала: «Эй, ребята! Вам что, у себя места не хватает? Зачем нам покоя не даете?»
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.