Бесплатный фрагмент - Задачник приемной мамы с ответами

Читателям

Эта, местами фантастическая история, посвящается всем мамам: приемным и родным, уверенным в себе «от головы до пяток» и тем, которые ошибаются. Посвящается мамам-всезнайкам и тем, которые вечно находятся в поиске правильного решения; мамам, которые вместо пап. Посвящается мамам-бабушкам, женщинам, которые только планируют выйти замуж или задумываются о ребенке. Посвящается мамам девочек, которых обижают в детском саду и тем, которые обижают сами. Эта книга — всего лишь пережитый опыт. Нельзя измерить степень «хорошести» происходящих событий. Этот опыт не хороший, не плохой, а был, есть и будет. Он мой.

У каждого из нас в жизни случаются удивительные моменты, череда невероятных совпадений, неожиданных ситуаций и встреч, которые вдруг переворачивают нашу жизнь с ног на голову. Ты жил, дышал, ходил на работу, пил один и тот же сорт кофе. И вдруг нечто ворвалось в привычные будни. Ты неожиданно понял, что жизнь больше никогда не будет прежней. Что-то подобное случилось со мной, когда в один прекрасный день я оказалась приемной…

Глава 1
Чайлдфри или чайлдбизи

Часть 1
Мужчина обыкновенный,
дети — инопланетные

Чайлдфри, или Почему ноль тоже является числом

— Простите, вы знаете теорему Пифагора?

— Чего проще — «Пифагоровы штаны во все стороны равны».

— Ладно, а теорему синусов?

— Это когда стороны треугольника пропорциональны синусам противолежащих углов?

— Верно! А о науке, которая определяет объем счастливости семьи в курсе?

— Да, эта устаревшая грамота всем известна! Еще моя бабка говорила: «Счастье любой семьи находится в прямой зависимости от количества рожденных детей».

И если теорема Пифагора давно доказана, то фразу «бабка когда-то говорила», еще нужно суметь обосновать.

«Дети — цветы жизни», — только глухой не слышал этой фразы. Я слышала ее чаще, чем вы, потому что у меня не было детей. Я осознанно их не хотела и имела наглость открыто об этом заявлять. Еще тысячу раз вокруг меня раздавались осуждающие вздохи: «Для себя обязательно надо, часики-то тикают, дети — это прекрасно, давай хотя бы одного». И самое «ископаемое» — «стакан воды в старости никто не подаст».

Много раз за свои «оттиканные» часы и минуты я терялась в попытках объяснить, казавшееся мне таким нормальным нежелание иметь детей, которых непременно должно быть как минимум двое. Все, что меньше двух, считалось обществом как эгоистичным.

— А ты одна в семье? — помню, как спрашивали меня какие-нибудь любопытные тёти и дяди.

— Одна, — отвечала я, не чувствуя подвоха.

— Плохо, — непременно вздыхали они, — эгоистка значит.

Так уж повелось в головах матерей всего СССР. Затем убеждение, что один ребенок в семье обязательно вырастет эгоистом, перекочевало на просторы современной Российской Федерации. Никогда не видела в этом взаимосвязи. Четко вижу две крайности, но в той и другой ситуации эгоистом ребенка сделать, конечно, можно, правда, для этого совсем не обязательно не иметь больше одного. В СССР ничего не было, и я с ужасом представляю, если бы нас в семье оказалось двое.

Представляю вашему вниманию две задачки про одну и ту же Лизу.

Задача №1 — «элементарная». В одной семье две голодные Лизы. Одна девочка ест что-то горячее один раз в день.

Вопрос: «Как часто будут есть обе Лизы при условии, что их папа безвестно отсутствует»?

Задача №2 про платье и одну мамину юбку.

На одно платье для Лизы тратили одну мамину юбку один раз в полгода. Второй наряд шился сразу, как только на первом появлялась парочка милых заплаток, но не чаще, чем один раз в три месяца.

Внимание вопрос: «Ходили ли бы голыми обе Лизы, будь их в семье двое»?

Ответы для тех, кто не справился: один раз в два дня и да, ходили бы, но зато не эгоистичные! Две же их было, не одна. А если серьезно, спасибо большое, мам.

В современной России все наоборот: тонны еды и гардеробные из ярких платьев, правда, есть одно «но» — внимание. Точнее, его дефицит. В век турбулентности и зарабатывания денег дети страдают больше всех. У них модные гаджеты, бесконечный контент в средствах массовой информации, почти реальные компьютерные игры, роботы, имитирующие домашних питомцев. Но нет рядом мамы, которая спокойно и с улыбкой расскажет на ночь добрую сказку.

Один будет ребенок в этот момент или в соседней комнате оставлен «на растерзание» гаджетам второй, вряд ли это определит степень его эгоизма в дальнейшем.

Чем бы ни закончился спор о необходимом количестве детей, я не хотела ни одного. Поэтому, когда особо настойчивые и невоспитанные товарищи предпринимали очередную попытку убедить меня в абсурдности статуса «чайлдфри», закатывала глаза и резко меняла тему разговора.

Я была уверена: одни вопрошатели мне завидовали (моей свободе и независимости), другие — жалели, мол, нет детей, потому что не может. Оба варианта меня устраивали: чем бы бабушки на лавочке не тешились, лишь бы с любопытными вопросами каждый день не лезли.

Тем временем мое нежелание выполнять главную материнскую функцию продолжало «поднимать давление» друзьям, соседям, коллегам и дальним родственникам. Меня тыкали в этот вопрос носом, я же все яростнее защищала свое право НЕ иметь детей. Один, два, ноль — ноль тоже имеет право на существование, и образованный мир должен об этом знать.

Почему ноль? Тогда я думала, что мое «не хочу» означает только одно — «я не хочу, потому что не хочу». Это мое естественное желание, как, например, не хотеть носить черные туфли, а только розовые, или не есть лук, а петрушечку можно и побольше.

Поэтому мой диалог лет двадцать назад строился примерно так:

— Почему ты не хочешь иметь детей?

— Потому что.

К сорока годам я все понимаю и уже могу дать более развернутый ответ. Проанализировав свое «не хочу» несколько сотен раз, сегодня честно готова ответить всем оппонентам на этот вопрос.

Условие первое — детство. Без него не обходится ни один прием у психолога, поэтому расскажу в двух словах.

Мои юные годы были весьма скромные: там было нечего надеть и нечего поесть, зато вдоволь можно было потрудиться. Поэтому, когда детство, слава Богу, закончилось, наступила юность, потом отрочество, и я смогла позволить себе хоть что-то. Мне хотелось делать это исключительно для себя. Что это доказывает? А то, что я совершенно точно выросла эгоисткой.

Маминой зарплаты нам едва хватало на элементарные продукты и что-нибудь необходимое для дома. Вспоминая позже наше первое жилье, я сразу слышу кваканье лягушки под порогом, и вижу расчесанные от укусов клопов бока.

На первом курсе университета я поняла, что дети — удовольствие дорогое и на всю жизнь. Дети — это ограничитель свободы и возможностей развития. Чтобы сделать детей счастливыми нужно изрядно попотеть, а вот потеть ради кого-то я в то время вообще не хотела. Хотелось наоборот, не потеть.

И свободы. О, как же мне хотелось внутренней и финансовой свободы! Жить для себя, ради себя, готовить вкусное себе, покупать самое яркое себе, водить в красивые места себя. Как бы меня ни допытывали вопросами, мол, когда уже, как бы тесен ни становился круг родивших коллег и подруг, как бы неизбежно ни «тикал» мой возраст, рожать я не собиралась. Даже выйдя замуж и по прошествии нескольких брачных лет, желание стать мамой не появилось.

Что-то похожее на материнское чувство появились во мне всего один раз. Как бы странно ни звучало, случилось это благодаря скандальному проекту «Дом-2». Помню, была там такая парочка — Гобозов и Устиненко (имен героев почему-то в памяти не осталось). В один прекрасный день они стали счастливыми родителями. По этому поводу продюсеры сняли такой милашный ролик, что пробрали меня до каких-то неведомых доселе струн души.

Эфир закончился, а вместе с ним и мои удивительные желания. Ушли эмоции, вернулись детские страхи, и я снова забыла о материнстве на долгие-долгие годы. Ни разу за все прожитое время не пожалела об этом. Наоборот, с каждым пройденным годом, с каждой решенной проблемой, с еще одной прошедшей бессонной ночью (такие бывают не только у пар с детьми) я понимала, что все сделала правильно.

Условие второе — работа.

Когда у тебя нет детей, можешь позволить себе работать сколько душе угодно, не правда ли? Совмещать две, три должности с парой нелепых подработок. Потому что зарабатывание денег — кайф. Много работать, значит, много зарабатывать — с такими установками пришла я из детства в только начинающуюся взрослую жизнь. Много зарабатывать — много тратить на себя эгоистичную. Покупать красивые платья, дорогие украшения, заказывать что-то, кроме чая в кафе.

Сейчас я задумалась и отчетливо вспомнила, что всегда любила работать. Первая оплачиваемая деятельность в автомагазине шла с графиком «семь через семь». Я адски уставала, а потом так же адски не понимала, чем себя занять в свободные дни, и очень хотела обратно в офис. Так по кругу целый год. Но совсем «не тяжелый» рабочий график оставил след на моей бездетной психике.

Коллегами по работе тогда оказались сплошь мужчины (начальник в том числе), большинство женатые, большинство с детьми. Именно эти, на первый взгляд, обычные сотрудники еще раз убедили меня — чайлдфри, а еще лучше и «мужфри» — это не просто блажь, это жизненная необходимость.

Через одного коллеги весьма нелицеприятно отзывались о женах, при этом с гордостью рассказывали о своих дочках и сыночках. Это не укладывалось у меня в голове. Они официально оформили отношения с женщиной, осознанно сделали свой выбор. У них уже есть дети, но при этом нет уважения ни к себе, раз позволяют унижать своих половинок, ни к своим женам.

Как-то, невольно послушав за обедом очередную порцию мужских разговоров, я напряглась. А что если в отношениях всегда так? Ты рожаешь от любимого человека долгожданного ребенка, а он за твоей спиной обсуждает твое нестабильное эмоциональное состояние и цвет волос? Перспектива была так себе, поэтому я решила быть осторожнее теперь не только с детьми, но и с поиском мужа тоже.

Пока же я была свободна и продолжала наслаждаться абсолютным «фрилайф»: прогулки, вечеринки, полупустой холодильник, чистейшие полы и зеркала. Я была настолько счастлива и гармонична, что порой просто завидовала самой себе. Я нисколько не сомневалась, что окружающие могут только завидовать мне, при этом «насилуя» мой мозг советами о деторождении.

Выйдя замуж, я не изменила своего отношения к детям. Мой эгоизм работал с завидным упорством и постоянством, что вызывало личную неосознанную гордость. Раз в год мой супруг выдавал весьма размытую фразу:

— Когда-нибудь я точно захочу детей.

— Когда-нибудь и поговорим, — отвечала я.

Развод случился раньше утопичного «когда-нибудь», поэтому в состоянии полного чайлдфри и мужфри я завершила свои двенадцатилетние отношения. Немного погоревав, пустилась во все тяжкие своего вновь обретенного эгоистичного ритма жизни: работа, путешествия, независимость, новые знакомства, свободные отношения, фрилайф.

Мне настолько было хорошо одной, что я почти окончательно пришла к выводу, что мне не нужны не только дети, но и муж тоже.

Пока однажды кое-что не произошло.

Однажды ведь всегда что-то случается.

Для справки

Чайлдфри — сознательное желание не иметь детей.

Чайлдбизи — термин, придуманный мной в ходе написания книги, обозначающий женщину, занятую детьми и их воспитанием.

Мужфри — каламбур, показавшийся мне вполне уместным в рамках этой книги. Параллельно с чайлдфри означает сознательное желание не иметь мужа или не выходить замуж. Как вам больше нравится.

Теорема Пифагора была моей любимой на протяжении всей школьной жизни.

---

Чайлдбизи, или Правило двух «В»

Заходят как-то в бар клоун, маленькая девочка и полицейский. Бармен им говорит: «Черт возьми! Опять кто-то анекдот придумывает!»

В тот день ничего похожего не случилось, но тоже было весело. В одном из баров прекрасного провинциального города N я встретила мужчину со всех сторон обыкновенного. Две ноги, две руки, внешне очарователен, внутренне наполнен, с неплохим запасом умеренных шуток, немного танцор. Платит за вечернюю выпивку, угощает ночным кофе, несет на руках до машины, чтобы произвести впечатление. И производит его.

Особые приметы — двое детей. Но кого вообще волнуют эти особые приметы, когда ты красива и свободна, а он нужен тебе просто для приятных встреч по пятницам?! Меня не волновали. Я точно знала с самого детства, что дети — это «цветы». Значит, он, как обладатель целой пары (мальчик и девочка), счастлив, и в его «саду» все замечательно.

Дети вообще мало волнуют, когда они не твои. Не представляют угрозы, не вызывают панических атак, не устраивают бессонных ночей и не задают непонятных вопросов. Парочка моего обыкновенного мужчины лишь изредка звонила папе, чтобы что-то спросить или что-то сказать. Потом в трубке раздавались гудки, и дети ничем о себе больше не напоминали.

Я же настолько была уверена в своей чайлдфришной независимости, что не смогла адекватно оценить ситуацию. Влюбившись, немного ошиблась, рассчитывая на долгие годы практики.

Внезапно молодой человек перестал быть обыкновенным, обычным, обыденным, и превратился в мужчину мечты, став таким необыкновенным, что пришлось сесть и задуматься, а заодно вспомнить школьный курс математики и посчитать детей.

Узнав о моем романе «с двумя детьми», моя бабушка сказала: «Лиза, мне тебя так жалко». Я улыбалась, не представляя, о чем она жалеет и почему именно меня.

Тем временем я впервые в жизни добровольно вступила в контакт с детьми, которые напоминали мне непонятных пришельцев из космоса, и познакомилась с его «цветочной» парой — Марусей и Джеком. Мальчику на тот момент было два года, девочке — восемь.

Все прошло весело и беззаботно, как я люблю. Как я привыкла. Но это будет первый и на долгие годы последний беззаботный период в моей жизни после нашего знакомства с обыкновенным мужчиной. И это единственный период, когда мне так хотелось лишиться этой самой беззаботности. Я сделала это добровольно, с обворожительной улыбкой на лице.

Мой привычный уютный паровозик под названием «жизнь» сошел с рельс, и все вокруг завертелось по-особенному, по-инопланетному. Я, конечно, знатная фантазерка, но мои романтичные мечты обычно заканчивались на белоснежном платье и его восхищенном взгляде напротив.

Мне не привили эту культуру, я была далека от состояния семейственности, как Плутон от Солнца. Гулять вместе с детьми? Вместе грести веслами на лодках, кататься на велосипедах? Вместе в лес, в горы и с гор тоже? Вместе смотреть кино, смотреть закат и что там еще можно было посмотреть?

Удивительный факт — мы нравились друг другу. Человек и инопланетяне обменивались словами, жестами, звуками, превращая этот перформанс в весьма приятную коммуникацию. Сейчас я думаю, такой ли уж чайлдфришницей я была?

---

Я не хотела детей, поскольку не хотела отдавать им то, что сама только что получила. Может, просто не доросла до того момента, когда однажды, как и многие женщины, решилась бы просто родить от достойного мужчины для себя, чтобы стаканчик воды в старости было кому подать.

Я, наверное, не встретила такого мужчину, который бы дал мне столько любви и закрыл столько моих потребностей, что сделала бы для него все что угодно. Даже ребенка. Даже двоих. Ведь два — это идеальное число? Столкнувшись с детьми лицом к лицу, я отметила для себя — «они не фонтан, конечно, но вполне сносны».

— Ты не поверишь, — рассказывала я подруге, — у меня теперь есть дети.

— У тебя? — Лерка продолжала изучать салат, в который повар, вопреки запретам, опять кинул веточку кинзы.

— У меня. Да вот же она, цепляй, — помогала я ей в поисках ненавистной травы.

— И как первые впечатления? — спросила подруга, — психи, ненормальные, неадекваты, «какой кошмар» или «о боже, их надо изолировать от общества»? — Лерка ехидно улыбалась, озвучив характеристики, которые обычно использовала я.

— Пока не похожи, — я почувствовала, как краснею.

— Чертов салат! — Лерка аккуратно выплюнула в салфетку очередной миллиметр вонючей кинзы и отодвинула тарелку с салатом, — и что будешь делать?

— Хочу им понравиться, а там посмотрим.

— Понравиться? — Лерка вздернула ко лбу шикарные брови.

— Понравиться, — почему-то смутившись, ответила я.

Тогда у меня не было мыслей «дети легко, дети сложно, каково это — дети». Была одна цель — очаровать всех! Мужчину, его детей, инопланетян и динозавров, если таковые у него были. Ключевое — понравиться.

Тогда мне казалось, что самое сложное — начать. Начать нравиться, заводить разговор, задавать хоть какие-то вопросы. Сейчас я понимаю: это то самое детство, в котором ты никому не была интересна. С возрастом не сразу отпускаешь это. Тебе нужно продолжать нравиться.

У меня получилось. Конечно, мне никто об этом прямо не сказал: «Слушай, Лиз, ты нам нравишься, зачет!» Я сама для себя это решила и подумала, что половина победы уже достигнута. Вторая половина — это совместный быт и прочие семейные ценности. Хотя про быт еще рановато.

Думаю, мы казались друг другу идеальными: я — старающаяся быть очаровательной Мэри Поппинс, и дети, знающие, как получить из такого состояния максимум выгоды. Это потом наш «песочный замок» подмоет волна непонимания и протестов. А пока каждый из нас наслаждался тем, что с радостью отдавал и получал в ответ. Идиллия.

Вот так от чайлдфри «отвалилась» его свободолюбивая часть, плавно перетекая в состояние чайлдбизи. Переезд в «детский мир» стал самым ярким событием того года и самым провальным в парадигме «ожидание — реальность».

Еще несколько лет назад под словосочетанием реальная жизнь с детьми я представляла что-то типа:

— Сынок, почисти зубы, — щебечет заботливая мамочка, и радостный сынок бежит очищать молочные клыки.

— Дочка, солнышко, убери за собой грязную посуду, — ласково просит папа, и «солнышко» сию же секунду разгребает завалы, оставленные на столе, а вдогонку заботливо вытирает тряпочкой кем-то оставленные крошки.

Оказывается, это не то что немного не так, это запредельная фантастика в духе фильмов Тима Бертона! Давно не молочные клыки мы сегодня чистим с третьей тире пятой просьбы, лежа под стулом или катаясь на канате. Что уж говорить о том, как было четыре года назад.

С «солнышком» прогресс больше: посуда убирается чаще, иногда мне даже не приходится о ней напоминать. Но это сейчас, а тогда…

Задача №3 про квадратные метры

В точке «А» Лиза в одиночку убирает однокомнатную квартиру за 30 минут. Она чайлдфришница и жуткая аккуратистка. Тем временем в точке «Б» живут 2-летний мальчик и 8-летняя девочка, за которыми один раз в неделю убирают бабушки.

Вопрос: «Сколько времени потратит Лиза на уборку трехкомнатной квартиры площадью 80 квадратных метров, учитывая, что дети разбрасывают мусор нон-стоп?»

Примерно спустя неделю после моего переезда с 35 квадратных метров на 80, я заметила, что занимаюсь только тем, что убираю, мою, стираю, глажу, складываю, раскладываю, прошу и так бесконечно. Через пару недель я, уже более радостная, шла на работу, потому что два рабочих дня и два выходных сливались в один бесконечный рабочий коллапс. Через месяц я поняла, что все, чего хочу на выходных — это спать. Но я не сдавалась. Может быть, сон и заветное желание, но далеко не единственное, а я не собиралась все проспать.

Через два месяца я «залпом» читала статьи на тему — «работа мамой». Тут и там мамочки твердили, что это самая важная функция любой женщины. Под работой мамы они подразумевали бесконечный цейтнот днем и периодические ночные бессонницы.

«Что за бред они несут?» — думала я. Что тут вообще важного? Почему считается нормальным смертельно уставать? Откуда это навязчивое «жить ради и для детей, отдать лучшее детям?»

Вопросы не кончались. И если раньше я всячески избегала тем материнства и детей, то теперь, едва коллеги на работе начинали рассказывать какие-то истории о своих чадах, жаловаться, обсуждать, я тут же переключалась с текущих отчетов на этот треп.

— Твоя дочь в третьем классе и пишет слово заморозки через «с»? — удивлялась я, выпучив глаза.

— Ну да, они сейчас все такие, — спокойно отвечала Наташа, мамочка идеального количества девочек. — Они не то что не знают, как пишется, они не представляют, как выглядят эти заморозки.

«Боже, какие они деграданты», — думала я.

— Моя-то в третьем, а у Иринки Данилка уже в шестом, и он считает, что русский язык ему не нужен. Он станет ютубером, когда вырастет, и будет молча пранковать на своем канале.

— Кем он будет? — я почувствовала, как внутри меня все переворачивается.

— Лиз, ну ты вообще, что ли? — засмеялась Наташка, — не летчиком же или плотником. Ютубером, инстаграмером. Все дети сейчас мечтают об этом.

«Боже, какой кошмар эти дети! — стараясь ничем не обнаружить своего отвращения, думала я. — Родители тоже неадекватные, что ли?»

Ладно, Наташа, «легкая и воздушная», а Иринка вменяемая женщина, почему тогда ее сын собирается заживо «похоронить» русский язык и удариться в ютуберские пранки? Мой взгляд бегал по лицам этих мам, цеплялся за уголки губ, бровей, еле заметных морщинок. В нюансах я пыталась найти причину неадекватности их детей, но не находила.

После такой подготовки я бы уже совершенно точно не удивилась, если бы моя инопланетная парочка выдала что-то из современных профессий. Но, к моему сожалению или к радости, не все в нашей семье еще определились, кем им быть в будущем.

Всего лишь однажды Маруся заявила, что собирается стать певицей, а потом и ею быть передумала. Вопрос до сих пор открыт. Ни о каких врачах, учителях, тем более продавцах речи не идет, и даже вслух эти профессии имею наглость произносить только я.

Джек более динамичен в этом плане. Он хочет стать тем, чье ремесло вызывает у него какие-то неоднозначные эмоции здесь и сейчас. Увидел охранника, важно разговаривающего по рации, в красивом черном костюме, захотел охранять торговый центр. Ехал в такси в машине под бурчание навигатора, понял, что будет только таксистом. Час наблюдал, как трактор расчищал снег вокруг дома, сказал, что когда вырастет, будет на этом агрегате зимой чистить снежные завалы, а летом ровнять песок на пляже.

— У тебя есть дети? — спросила меня Маруся на одном из наших первых свиданий.

— У меня собака по кличке Степан, — смеясь отвечала я.

Уже потом, спустя пару лет, за каким-нибудь утренним чаем мы с ней узнаем подробности отсутствия моих детей, а пока мы хихикали, поглаживая пузо развалившегося на полу Степана.

Вообще, наша судьбоносная встреча с детьми произошла абсолютно спокойно. Я думаю, здесь сработали два фактора. Фактор первый и тот, что еще ни разу за пять лет меня не подвел, — любовь — наше взаимное чувство с моим мужчиной.

Фактор второй — где-то глубоко внутри у меня остались те самые нерастраченные чувства нежности и заботы, которые я с удовольствием выплескивала на вдруг обретенных мною детей.

Возвращаемся к задаче про квадратные метры: время, потраченное на уборку, равнялось количеству часов, проведенных в состоянии бодрствования и нахождении в пределах вышеуказанной квартиры.

Уточнение: в первые дни моего проживания на новой жилплощади я убиралась постоянно. Тратила на это не только свои силы, но и нервные клетки. Я подпрыгивала на каждой крошке, попавшейся на моем пути, и снова хваталась за тряпку. Спустя какое-то время после очередного нервного срыва, полученного в прямом смысле на хлебных крошках, я решила (не без помощи психолога), что чем эти штуки не массажер для стоп? И мы подружились.

Мое состояние чайлдбизи стремительно набирало обороты. Я ежедневно развивалась в этом направлении, будто намеревалась получить красный диплом, а потом отправиться в магистратуру. Хлебные крошки были самым простым препятствием в те невероятные дни. Я осваивала настольные игры, в которые не играла уже лет двадцать. Снова подержала в руках ненавистный когда-то пластилин, разлила на столе акриловые краски, научилась играть в «пол — это лава», до последнего воспринимая название как что-то невнятное на иностранном «полэтлава». Мне нравились крики, громкий смех и даже резкие телодвижения.

Потом я заметила, что, находясь с детьми, ты не можешь быть «фри», ты обязательно «бизи». Это как в уравнении: если a равно b, то b равно a.

Дети требовали двух «В»: времени и внимания. Это «блюдо» нельзя было подавать раздельно. Ты всегда должен жертвовать обоими компонентами сразу. Иначе никак.

В эйфории от влюбленности я не видела в этом проблем (сплошное очарование), но потом наступает момент, когда источник этих самых «В» иссякает. Ты становишься обладателем одного полного «Ж»: желания незаметно и беззвучно раствориться в воздухе, в одиночестве, в абсолютной тишине.

Для справки

Мужчина обыкновенный — это не принц на белом коне, не миллионер, вдруг свалившийся на твою голову, не метросексуал, не Бред Питт местного разлива, а просто человек мужского рода.

Заморозки — это когда столбик термометра опускается ниже отметки в ноль градусов. Пишется через «з». Проверочное слово — «мороз».

«Горе от ума» — это когда ты не в теме, у тебя отсутствует страх. Это все равно, что прыжок с тарзанки, который ты никогда не собиралась совершать, поэтому не читала инструкцию по безопасности и всяким побочным эффектам. Тебе это просто не нужно. Друзьям нравится экстрим, а тебе нет.

Состояние чайлдфри и уверенность в своих силах делают интересные вещи: ты чувствуешь себя не просто красивой женщиной. От макушки до пяток ты — супервумен, значит, все, чего ты касаешься, тоже супер. А дети — это такая ерунда. В общем, страхи отсутствуют напрочь.

По этой же причине чайлдфри и мешает: ты неизбежно сделаешь ошибку, когда в день «икс» решишь «прыгнуть с тарзанки». Опыта — ноль! Понимания опасности — ноль! То есть практически все твои замечательные плюсы в прыжке становятся не менее замечательными минусами.

А я, как вы понимаете, прыгнула.

---

Часть 2
Крошки, яблоки и прочие неприятности

Бренная пена морская

Задача №4 «олимпиадная».

Дано два утверждения: дети — цветы жизни, а быть мамой — высшее счастье.

Вопрос: «Являются ли цветами неродные дети? Если „да“, что за сорт? И, наконец, возможно ли доказать теорему: счастье неизбежно, если ты — мама парочки милых детишек?»

Пока вы будете обдумывать варианты решения, вот вам задачка №5, полегче, назовем ее «очевидная».

Из пункта А в пункт Б навстречу друг другу вышли обыкновенная женщина и вполне обычный мужчина. У женщины было ноль детей и ровно столько же в планах на счастливое будущее. У мужчины была отличная пара. В середине пути, в пункте В, они встретились. Бах! И некий Амур сделал отвратительную вещь — пронзил сердца любовною стрелой.

Вопрос: «Сколько детей окажется у влюбленной женщины, когда пара станет жить вместе»?

Двое? Нет! Много.

На этапе написания книги, перечитывая текст по несколько раз, я вдруг осознала, что больше всего в самый ранний период наших отношений мне не хватало того, к чему я так привыкла. Того, что мне давало колоссальную энергию и сил для вдохновения — чистоты и возможности находиться одной, сколько заблагорассудится.

Для меня это были якоря спокойствия и гармонии.

Переехав в семью с двумя детьми, я, естественно, лишилась этого в первую очередь. Но, будучи чрезвычайно упертой, не могла сдаться, открыто заявив об этом. Именно поэтому, когда мы начали жить вместе, могли бы уже и добро наживать, мне стало казаться, что меня обманули, а детей совсем не двое, как было заявлено изначально.

Привыкшая к совершенно другим ритмам, не умеющая делить свое свободное время на три, влюбленная в идеальный порядок, я вдруг заметила, что после моего тщательного клининга в доме, удивительным образом беспорядок возвращался на свои места. Я выходила из ванной, финальной точки любой уборки, и обнаруживала, что в квартире ничего не изменилось.

— А что у нас со столом? — недоумевала я. — Это не стол, а скатерть-самобранка какая-то. Я натерла его до блеска пару минут назад! Кто его опять накрыл и даже обгрыз половину из накрытого? Кто-то несет ответственность за причиненный ущерб?!

На мой крик никто не откликнулся, тем более никто не прибежал каяться в содеянном или помочь женщине, едва не потерявшей рассудок. Как будто ничего сверхестественного не произошло.

Сначала я подумала, что в квартире поселился домовой. Дети-инопланетяне, привидения, барабашки — эти товарищи из одной шайки? Хотя все казалось странным, верить в домовых — не мой профиль. Инопланетяне — да, домовые — нет. Мне срочно захотелось проверить, на месте ли мои нейронные сети и связи, вообще, в своем ли я уме?

— Оперативно вспоминаем стихи Ахматовой, — скомандовала я себе, облокотившись на стул, тут же прилипнув к нему локтями. — Черт, вишневый сок! Я оторвала руки от липкой деревяшки и громко начала читать:

«Из-под каких развалин говорю,

Из-под какого я кричу обвала,

Я снова все на свете раздарю,

И этого мне снова будет мало».

Почти рыдая, я вспоминала любимые стихи.

— Фух, — выдохнула я. — Теперь Цветаеву:

«Кто создан из камня, кто создан из глины, —

А я серебрюсь и сверкаю!

Мне дело — измена, мне имя — Марина,

Я — бренная пена морская».

— Вот и отлично, Лизочка, — я почувствовала, что все мое на месте и память в том числе. Значит, не все так плохо, как показалось мне еще десять минут назад.

— Лиза, выдохни и подумай, — я сидела на очередной встрече с психологом, история знакомства с которым заслуживает отдельной «задачи».

— Откуда ты взяла, что дома непременно всегда должно быть чисто? — спросила меня Юля, послушав мой эмоциональный спич о беспорядках, царящих в нашей квартире.

— Из детства, — ответила почти не раздумывая, так как сама не раз придумывала себе оправдания. Я хорошо помнила, как мама, придя с работы, не поев и не попив, бросалась выбивать ковры, носить дрова и намывать пол.

— Как думаешь, она была счастлива тогда?

— Нет, — я почувствовала, как к глазам подступили слезы.

— Ты была счастлива в тот момент?

— Нет.

— Что-то страшное бы произошло, если бы она не убралась тогда, едва переступив порог вашего дома? — не отставала Юля.

— Нет, наоборот.

— А теперь представь, что-то страшное может произойти с тобой или семьей, если ты не вытрешь эти крошки с пола?

— Нет, — думала я, снова и снова вспоминая эту уборочную суету из детства.

— Нет! Вот именно. Ничего ужасного не произойдет, если ты не помоешь пол, не уберешь стол, не постираешь горы накопившегося белья, — Юля так спокойно это говорила, что мне стало стыдно, как я не додумалась до этого самостоятельно.

Когда убираешь из души какую-то ерунду, жить всегда становится проще и радостнее. Шли недели, месяцы, я чувствовала, как стремительно приходится меняться и менять свое отношение к привычным вещам. Что-то я исправляла с удовольствием, что-то — с напряжением, сильно сжимая зубы.

Довольно часто, прогуливаясь по улицам города, заходила в свою старую квартирку, чтобы просто там побыть. Постоять на любимом балконе, послушать разговоры, звенящие на весь двор, наполниться энергией, которую квартира еще не утратила, несмотря на то, что я давно уже там не жила.

— Если ежедневно не думать о чистоте в доме, дети — это не так уж и сложно, — решила я в одно прекрасное осеннее утро.

И чего только с ними все так носятся? Дети — это вообще легко: накормил, одел и все! Считай, справилась! Отвел в садик, помахал рукой у школы, забрал из садика, проверил уроки.

К тому же есть приятные бонусы. Например, с ними очень весело. Взяв «цветочную» парочку, можно пойти на тусовки, на которые ты раньше не ходил, смотреть мультфильмы, играть в настольные игры, дурачиться, наперегонки бегать из комнаты в комнату. Улыбаясь в тридцать два зуба, кричать «тук-тук, Лиза!» на десятом кону пряток. С детьми это нормально. Никому не придет в голову крутить пальцем у виска.

То утро было действительно чудесное. Мы встали в чудном настроении, смеялись, шутили, и, несмотря на мрак за окном, нам было уютно дома. Джек собирался в детский сад, Маруся старательно закидывала свои буквари в портфель. У меня был выходной. Я мечтала развести всех по заведениям и выдохнуть. Теперь те редкие минуты, которые я могла провести одна, были бесценны. Я дорожила каждой, каждая была великолепна, даже если в эту минуту я опять драила полы.

— Слушай, Лер, оказывается, дети — это не так уж и сложно, — мы сидели с Леркой в ароматной кальянной и пили вкуснейший ягодный чай.

— Да? Разве они так и не стали похожи на неуправляемых упырей с того света? — ехидничала подруга, выдыхая на меня вишневые кольца дыма.

---

— Ты знаешь, думаю, у нас с ними может что-то и получится. Я им вроде нравлюсь, они мне тоже. Схема ухода понятна, крошки и прочий напольный мусор я лихо перепрыгиваю, а если надеть носки потолще, то их вообще можно и не заметить. Я уверена, что справлюсь.

— Лизка, я тебя не узнаю, ты совсем с катушек слетела? Какая схема? Какие к черту носки? — Лерка улыбалась. — С таким подходом, может, ты еще и родишь? А?

Я задумалась. Задумчивая чайлдфри после вопроса о деторождении — странная картина.

— Точно, родишь, — резюмировала Лерка, приводя меня обратно в чувства.

Я ехала домой в уютном такси, перебирая в памяти мужчину мечты и его инопланетную пару. Может быть, мне стоит чаще пользоваться этими мыслями, например, как маской для волос. Как иначе возвращаться к реальности, в которой я к своим почти сорока годам так и не обзавелась тем самым идеальным количеством детишек? Или теперь засчитано?

А что, если в мире действительно все предрешено, а Вселенная приготовила для меня что-то особенное? Является ли моя сегодняшняя история любви чем-то необыкновенным или я опять придумала себе то, чего нет?

Чем дольше я вливалась в семью и детей, тем больше у меня появлялось страхов и предчувствий. Несмотря на кажущуюся простоту, периодически внутри меня возникало ощущение, что я делаю неправильно абсолютно все. Даже дышу. Казалось бы, уж чего проще — вдох-выдох. Но даже этот отточенный механизм может давать сбой. Сбоило тогда интенсивнее обычного.

В который раз мы все вместе сидели то ли за завтраком, то ли обедом. Вроде это был выходной, о чем-то говорили, обсуждали, вроде даже смеялись, вроде даже от души, что-то планировали. Но, встав из-за стола, я поняла, что совершенно ничего не слышала. Как скитающийся несколько недель по пустыне бедуин жаждет воды, мой мозг хотел только одного — простой, без изысков тишины.

Я механически хихикала, кивала и что-то отвечала в ответ, но ничего из обсуждаемого память не сохранила. По всей видимости, это длилось уже не один день, потому что и вчерашней коммуникации в моих хранилищах не находилось.

— Куда, черт возьми, мы собираемся? — думала я, роясь на полке с одеждой.

— Пап, а сколько ехать до этого лыжного клуба? — спросила Маруся, надевая на себя шапку и варежки.

— Минут 30—40. Это за Волгой, — крикнул Кирилл из гардеробной.

— Лыжный клуб?! — в моей голове будто взорвали петарду. — Я же ненавижу лыжи!

Место назначения оказалось обычной небольшой базой в лесу, с прокатом инвентаря, накатанной лыжней, горками для плюшек и махровыми заснеженными деревьями вокруг. Красиво!

Я смотрела на сосны и березы вдалеке, кажется, слышала, о чем они разговаривали между собой. Тихонько хрустнула ветка вон на той самой высокой березе — это птица взлетела вверх, оттолкнувшись от гнезда. Могучий дуб мечтал о лете и новеньких желудях среди зеленых листьев. Старая сосна в роскошном одеянии о чем-то ворковала со стайкой воробьев, собравшихся под ее раскидистыми лапами. Какая милая беседа! Попыталась и я вступить в этот разговор: «Знаете, мне бы хотелось, чтобы мои „марсианские цветочки“ иногда разговаривали так же безмолвно, только кивая красивыми мордашками».

Вбегая на горку в десятый раз и съезжая с нее, я думала о том, какую роль отвела в жизни этим детям. Справлюсь ли я? Преодолев несколько тысяч крошек, разбросанных на полу, получится ли у меня из миллиона непонятных звуков услышать хоть какой-то смысл? Смогу ли продолжать в том же духе? Может быть, надо остановиться и взвесить все «за» и «против»? Может быть, дети — это не просто сложно, а очень сложно и непостижимо моему уму?

— Погнали еще раз? — кричала Маруся, проносясь мимо меня на оранжевой, как апельсин, плюшке.

— Давай! — смеялась я.

Потом были снежки, валяние в сугробах, пробежки под ветками, прогнувшимися под тяжестью лежащих на них снежных шапок, и полные сапоги снега.

Мне было весело, поэтому очень сложно позже признаться, что я ненавижу лыжи и все эти зимние забавы. Так что же важнее: возможность оставаться в тишине или возможность наслаждаться моментами, неожиданно врезавшимися в то самое безмолвие?

— Все-таки дети — это очень сложно, — мы шли с Леркой по расчищенной набережной, попивая кофе.

— В прошлый раз ты была более оптимистична, — справедливо заметила подруга.

— У меня такое ощущение, что я постоянно делаю то, чего не хочу, при этом получаю удовольствие от процесса. Я жажду тишины и одиночества. Но пыталась вспомнить, когда в последний раз этим пользовалась: одиночеством в тишине. Я провожу время с двумя детьми на лыжной базе и сама не понимаю, как умудряюсь прилично повеселиться там? Один нюанс — я перестала слышать. Я не хочу…

Лерка не дала договорить мне:

— Чего ты не хочешь? Раскатывать на лыжах по выходным? Так скажи об этом, нехочуха. На дворе только декабрь.

Почему всякий раз, когда я убеждаю себя в чем-то и нахожу в этом какой-то особенный смысл, появляется кто-то и переписывает весь мой жизненный сценарий? Не было никого рядом и вдруг — целая семья. Тогда я засомневалась, действительно ли мне нужно это целое, и так ли мне необходимо завязывать отношения с детьми?

Так что насчет теоремы? И что есть счастье сегодня? Оказывается, есть счастье, которое желают все, например, здоровье и любовь. А есть счастье неочевидное — это как раз мой хохот в лесу посреди лыжной базы, пересчитывание крошек на полу и игра «у кого их больше в этот раз». Может быть, детский смех, вызванный твоим поведением, и есть награда?

Я была уверена, что мысли о судьбоносности той или иной встречи — это удел цыган и экстрасенсов, но время от времени фокусировалась именно на этом. А что, если наша встреча — это самый настоящий контакт землян с инопланетянами? Я просто обязана выстоять, тем более, когда внутри и снаружи столько тонн нерастраченной любви.

Для справки

Время крошек и а-ля лыжных баз — это было особенное время. Проживаешь каждый момент не так, как определенный жизненный отрезок (отрезок, как мы знаем, имеет начало и конец). Ты всякий раз оказываешься в сказке. Ты то Алиса в стране чудес, то Гулливер в стране Великанов, то бедная Золушка, пересчитывающая зерно в очередном мешке. И четко понимаешь, что за каждой лыжней, за каждой крошкой есть целая история, финал которой никому неизвестен. Либо ты выйдешь замуж за сказочного принца, либо станешь обладателем роскошной пары ослиных ушей.

---

Инопланетные пристрастия

В сорок лет, наверное, уже можно признать: я очень травмирована своим детством. При этом я осознаю, что стать такой, какая есть сейчас, мне тоже помогло детство. Никто же не знает, что бы из меня получилось, будь мои юные годы не таким нестабильными.

В общем, вопрос для психологов открыт. А пока о детях.

Моим «инопланетянам» повезло, потому что у маленьких было все: красивая одежда, вкусная еда, фрукты и овощи в изобилии, вдоволь воды, в которой можно помыться, теплые комнаты, любящие бабушки, которые как сказочные феи исполняли любые их желания. Хорошо это? С одной стороны, замечательно. С другой — сплошная «грязь»: дети полностью обесценили все, что перечислено выше.

— Марусь, сними школьную блузку перед тем, как мазать бутерброд черничным вареньем, — щебетала я, с замиранием сердца наблюдая, как белоснежный рукав лежит на куске хлеба вместе с джемом.

— Да пофиг, папа другую купит, — отвечала Маруся, подметая рукавами стол.

Это обычный сценарий наших первых диалогов и моих убогих попыток понять, КАК ТАК вообще МОЖНО?! Папа, действительно, мог приобрести другую. Но зачем? Чтобы снова протереть обновкой мебель?

Я задумалась над очередной задачей №6 про годовой запас.

Допустим, отец для любимой дочки может купить 365 белоснежных блузок. Любимая дочка ежедневно может вымазать столько блузок, сколько раз окажется один на один с едой.

Внимание, вопрос: «Как скоро закончатся школьные блузки, если девочка один раз завтракает, два раза перекусывает и один раз обедает»? В школе пятидневка и сезонные каникулы.

Ответ: блузки закончатся через четыре месяца.

Такие задачки я научилась решать очень быстро. Чем быстрее находила решение, тем тяжелее становилось на душе. Чем мы мудрее, тем жить больнее — это, видимо, именно тот случай.

В моем детстве не было нормальной одежды. Я берегла каждую вещь и берегу до сих пор. Самое ценное стираю руками, мою, чищу, сушу, аккуратно убираю в шкаф. Зашвырнуть новую шелковую блузку в угол? Я бы рыдала, если бы кто-то так поступил с моей.

В мои детские годы не было вкусной еды (еды вообще было мало), поэтому я до сих пор съедаю яблоко, оставляя только веточку в руках. У меня не было тех, кто стоял за спиной и ждал, пока я выдам порцию свежих пожеланий. Мне даже подарки дарили не все и не всегда. И это считалось нормой.

Помню, как многие годы главным презентом от единственной бабушки был мой любимый пирог со щавелем. С двойной дозой щавеля в честь дня рождения. Я была счастлива! Как мне были дороги в те времена каждое платье, каждая конфета и каждый вопрос бабушки «Что ты хочешь?»! Я ощущаю это до сих пор.

У Маруси и Джека все наоборот. Полное изобилие. Так стоит ли объяснять им ценность яблок?

— Лиза, помой мне яблоко, — попросил как-то Джек.

— Хорошо, — довольная, я полезла в холодильник, радуясь, что ребенок любит еще что-то, кроме сладких леденцов.

— Да не то, давай вот это, самое гигантское, — остановил меня Джек, роясь в пакете и указывая на яблоко, размером с мою голову.

Я помыла фрукт. Он действительно выглядел сказочно: красный, с яркими желтыми полосками на боках. О таких я в своем «зимнем» детстве могла только мечтать. Джек схватил фрукт и впился в него своими зубами. Прошло несколько минут, и я увидела, как смеющийся мальчик подбежал к мусорному ведру, отбросил крышку и кинул туда пару раз откусанное яблоко.

— Ты почему его выбросил? — испуганно спросила я.

— Не хочу больше, — ответил Джек, убегая прочь из комнаты.

Я открыла мусорку и достала яблоко. Сколько оно стоит? Рублей сто, не меньше. В нем почти полкилограмма. Едва не рыдая, я отмывала яблоко под струей воды. Как можно было ЭТО отправить в мусор? Оно выглядит невероятно, а пахнет… Ммм, я втянула в себя аромат, который был лучше всяких французских селективных духов.

Почему он просто не оставил его на тарелке? Зачем Джек выбрал самое большое, если не так сильно хотел его? А что я? Я должна что-то сказать по этому поводу? Или с фруктами так же, как и с блузками?

Я села за стол, пытаясь собрать свои прошлые и настоящие эмоции в одно целое. Перед глазами проплывали яблоки из детства — маленькие, красненькие и только летом. Зимой фруктов не было, только морковка и еще мандаринка из новогоднего подарка.

— Лиза, я хочу еще что-нибудь, — услышала я голос Джека, уже погрузившегося в недра холодильника.

---

— Может, воды? — тихо спросила я, вспоминая, как в детстве, когда мне хотелось чего-нибудь еще, мама всегда предлагала попить воды.

— Грушу! — выкрикнул Джек, выуживая из пакета самую большую и яркую.

В этот момент я почувствовала, как внутри зашевелилось что-то очень неприятное и скользкое. Это было отвращение к маленькому человеку, который был совсем не виноват в том, что он делал. Я смотрела на новую жертву, на пальцы, которые ее удерживали. Поняла, что если сейчас на моих глазах и этот фрукт отправится в мусорное ведро, то что-то противное может вырваться наружу.

— Джек, я поработаю в комнате, — сказала я, скрываясь с места событий.

* * *

— Юля, скажи, имею ли я право попросить детей доедать пищу или не брать столько, сколько они не могут съесть? Или я лезу не в свое дело? — я сидела перед экраном своего IPhone на очередной онлайн-встрече с психологом.

— Имеешь.

От полученного ответа мне точно стало легче. Как будто до этого я сомневалась в законности своих намерений.

С яблоками у меня связана еще одна памятная история. Наверное, я до сих пор не исчерпала весь лимит трепета, навеянный этим простым фруктом, который я люблю больше любых заморских ананасов, персиков и маракуйи.

Итак, задача №7 «сердечная»: «Имеет ли право яблоко иметь сердцевину и несколько ароматных семечек внутри?»

Это даже не задача, а целая аксиома, которая не требует доказательств. Но я еще совсем недавно, как Жанна Д`Арк, боролась за эти самые яблочные права, рискуя быть испепеленной взглядом недоумевающего Джека.

— Лиза, помой мне яблочко, — кричит Джек, уже открывая холодильник.

— Джек, ты можешь помыть его сам. Вот раковина, вот кран с водой, вот стул. Пробуй, у тебя обязательно все получится! — пытаюсь я приободрить Джека к действию.

— Нееееет, Лиза, я не хочу, — начинает кривляться Джек, — помой сама.

— Давай я помогу тебе, покажу как, — не сдаюсь я.

— Нет, помой сама, — настаивает Джек, добавляя, — пожааааалуйста.

Наконец, когда яблоко отмыто, я протягиваю фрукт мальчику.

— Нет, Лиза, разрежь его, убери семечки и огрызок, — продолжает Джек, — я не буду его есть так.

Я вспоминаю, как точно так же разрезала и вычищала яблоки для своей бабушки, у которой к 80 годам оставался один единственный зуб, да и тот болел. Передо мной маленький мальчик, который, казалось бы, должен грызть яблоки и морковки со скоростью хорошего кролика, но просит разделать фрукт на куски. За что он с ним так? Для меня увиденное стало едва ли не концом света. Что я делаю в этом мире среди людей, ненавидящих яблоки, и что я смогу сделать, чтобы прекратить войну?

За пять лет мне удалось отстоять некоторые «яблочные права».

Во-первых, я давно уже не видела, чтобы Джек выбрасывал фрукты. Во-вторых, он сначала всегда разрезает яблоко пополам, только потом выковыривает из него семечки. Но фрукт по-прежнему лишен права иметь любые пятнышки на кожуре, царапины или, не дай Бог, малейший намек на падение — вмятины, налившиеся яблочным соком.

Я задумалась, существует ли врожденная брезгливость или все-таки это приобретенное качество? И если качество существует, какие ресурсы необходимы для безоговорочной капитуляции последнего? Эта задача пока остается неразрешимой. Я на этапе тестирования решений и сдаваться не намерена.

Пока же эти дети продолжали оставаться для меня инопланетянами. Джек точно прилетел с планеты с отравленными сердцевинами яблок, а Маруся с той, где белоснежные блузки надевают исключительно по случаю поедания черничного пирога.

Для справки

Жанна д`Арк — национальная героиня Франции. Никогда не боролась за права яблок, у нее были дела поважнее.

Глава 2
Полюбить чужих детей нельзя сдаться.
Где поставить запятую?

Часть 1
Кто расставил капканы,
или Дети «не»

— Как дела? — Лерка звонила по телефону и застала меня своим вопросом врасплох, потому что я стояла у плиты, впервые в жизни пытаясь приготовить сырники.

— Нормально, — вздыхая, отвечала я, — сырники — это ужасно, как, впрочем, и вся ваша кулинария.

— Слушай, даже в самых лайтовых сказках бывают какие-нибудь испытания, чтобы про мораль потом читателям рассказать. — Лерка явно была за рулем: я слышала, как играло радио в ее машине. — А у тебя непростая история, так что без блюд «высокой кухни» не обойтись.

---

Дети болеют

Впрочем, без сырников как раз можно было обойтись. И мое сгоревшее кулинарное изделие было меньшим из всех бед. После того, как я была уверена почти на сто процентов, что дети — это проще пареной репы (кстати, репу я ни разу за свои годы не парила, поэтому сомневаюсь, что это проще «творожных комочков»), случилась первая сложность.

Джек заболел.

Я отстала от детской жизни на несколько веков, поэтому не знала, что если ребенок болеет, то с ума сходить должны все — от сердобольных прабабушек до мотыльков, случайно залетевших на «карантинную» территорию. В доме начиналась такая суматоха, как будто к нам ехал с проверкой ревизор. Все обзванивали друг друга, разнося эту жуткую весть из уст в уста, из квартиры в квартиру. Вызывали скорую, дополнительного врача из местной больницы, ходили с хмурыми лицами и даже разговаривали вполголоса.

Закидайте меня камнями, но у нас в деревне даже на похоронах ведут себя веселее. В общем, картина в нашем доме вдруг стала удручающей. Исчез смех, потом разговоры, к концу дня мы плавно переходили на шепот. Я не могла понять, что происходит, почему это происходит именно так? Да, мальчик болен, но все дети болеют. Я тоже умела это делать. Но никто не ходил на цыпочках вокруг меня. Это было так же естественно, как если бы летом пошел дождь, а зимой снег.