Бесплатный фрагмент - Заблуждение

Так потребуй от себя одного: каким ты показал себя вначале, таким оставайся до конца. Сделай так, чтобы тебя хвалили, а не сможешь — так хоть чтобы узнавали. А то порой о человеке, с которым виделись вчера, по праву можно спросить: «Кто это?» Так мы меняемся!

Сенека

Начало

Поверить не могу, что начинаю писать эту книгу. Ибо изложить сейчас все то, что случилось за последний год с Компанией и вокруг Компании, невероятно сложно. А уж сделать это подробно, обстоятельно, отбросив в сторону эмоции и сомнения, пафос и абсурд, а также преувеличения и дурные мысли, — и вовсе почти невозможно. Но, видимо, я больше не могу утаивать историю, которая так неожиданно произошла в минувшем учебном году в нашей школе. Вся эта суперкруговерть, закончившись в мае, прогремела на весь район, на все наше Купчино, — и я хочу вспомнить и проследить, как она разрасталась из обычного школьного заговора и какую роль во всем этом сыграла Компания.

Впрочем, не менее важна для меня и другая история. Она тоже имела громкий резонанс, но уже лишь в пределах нашей школы. Однако я бы даже поставил ее на первый план — просто по той причине, что героем в ней стал мой лучший друг, о котором в дальнейшем будет еще очень много сказано. А произошло все так же неожиданно и невероятно, особенно если учитывать молодое, но твердое мировоззрение моего друга.

Я заранее утверждаю оригинальность описываемых событий, но хочу отметить, что здесь все связано со школой. Собственно, я и предлагаю посмотреть на школу как на источник событий, отношений и вопросов, которые ежедневно охватывают ее и всех связанных с ней людей! Надеюсь, что этот подход будет по-доброму объективным, — но и добрым, и объективным!

Все, теперь — вперед! Навстречу истории!

Часть первая: Компания

Глава 1. Арман

26 августа в одиннадцать часов утра я проснулся в своей квартире. Сразу скажу, что живу я на Будапештской улице, в доме №71. Это типично купчинская постройка — девять этажей, небольшие лестничные клетки, пропитанные до самых потайных углов табачным дымом, грязный, полусломанный лифт с выбитым стеклом в зеркале (когда-то это зеркало украшало наш лифт) и средней площади квартиры. Лифт нам, впрочем, обещали поставить новый, да и антитабачный закон когда-нибудь уничтожит пагубную привычку… Но не о том были мои мысли.

Слегка открыв глаза, я увидел, что комната озарена ярким солнечным светом. «Какое большое, замечательное солнце! — подумал я. — Прямо как у Маяковского в стихах!..» Далее я открыл ставни окна и выглянул на улицу.

О да! Небесное светило направило свои лучи именно на мой дом! Облаков не было, и я сразу почувствовал сильную жару, градусов где-то в 29, что для конца августа не слишком характерно.

Я представил себя высоко-высоко в небе: как я лечу в неведомую даль, как солнце светит мне издалека, словно манит к себе… По бокам я вижу только чистый голубой свет и ничего больше. Но главное — это солнце!

Мне вдруг захотелось выйти на улицу. Нет, даже не выйти — выбежать! Выбежать во что бы то ни стало, и потонуть в солнечных просторах, и ощутить на себе всю эту великолепную 29-градусную жару! Ведь я так люблю жару!

Быстро умывшись и позавтракав, я оделся и выбежал из дома.

О, как мне стало хорошо! Я почувствовал себя новым человеком, находящимся в какой-нибудь африканской стране, где каждый день светит солнце и торжествует жара! Но я был в России. Да-да, в России, в нашей Северной столице, которая известна всем своей дико изменчивой и вечно осенней погодой.

Я решил дойти до парка Интернационалистов. По сути, это главная зеленая зона в нашем Фрунзенском районе (после Яблоневого сада, конечно), и я рассудил, что лучшего места для отдыха в данный конкретный момент просто не найти.

По пути я зашел в «Ленту», чтобы купить себе газировки — пить хотелось ужасно. Там я встретил своего учителя истории, Ставицкого Юрия Александровича. Мы с ним обменялись парой реплик про погоду, а затем он напомнил мне про приближающееся 1 сентября, чем слегка подпортил мое настроение; после этого мы попрощались.

Я вышел из «Ленты» и сразу направился к парку. Надо заметить, что, хотя день стоял будний (а именно вторник), народу было немало. Видимо, отдыхающие понимали, что таких жарких дней в этом году больше может и не быть, — поэтому надо непременно пользоваться каждым моментом!

Найдя свободное местечко, я задумался. Ставицкий напомнил мне про школу совсем некстати. Впрочем, немного поразмышляв, я понял, что очередное возвращение в родные учебные пенаты — это не так плохо. Я снова встречу своих друзей — Костю, Мишу, Армана, Саню и многих-многих-многих… А значит — будет весело! Мы снова пойдем в пиццерию по нашей старой доброй традиции, будем долго гулять, делясь летними впечатлениями, сыграем в футбол, баскетбол, пинг-понг…

Вдруг я услышал знакомый голос:

— Колян! Дружище!

Обернувшись, я увидел теннисный корт, где стоял мой друг — Арман — и махал мне ракеткой.

Я тут же подбежал к нему, и мы обменялись крепкими дружественными приветствиями.

— Ты чего здесь? — спросил я.

— Да я Мишу жду, — радостно ответил он. — Давай сыграем пока. Вон ракетки…

Он показал на мешок, где их было аж три штуки.

— Ни… себе, ты еще одну купил!..

— Ага! Бери любую.

Мы начали играть и даже не заметили, как пришел Миша. Мы еще долго доигрывали последний гейм, после которого только подошли к сетке и немного пообщались.

Арман обратил внимание, что Миша не очень-то похудел. В ответ на это тот стал делиться своими летними впечатлениями. Я не запомнил, в какой стране он был или в городе; Арман периодически слушал Мишу с интересом. Возможно, это объяснялось тем, что Миша много говорил о еде, и можно было иногда поддерживать беседу.

— Ладно, давайте играть, — сказал Арман.

Когда мы наигрались, я спросил:

— Слушай, Миша, как там у Кости дела?

— У Костяна? Да он вроде еще не приехал — на даче отдыхает.

— Да?.. А кто нас тогда в пиццерию собирать будет?

— Да не вопрос! Я соберу! — вмешался Арман. — Когда пойдем? И во сколько?

— Нет, Арман, давай лучше я, — рассудительным тоном сказал Миша. — Вспомни, ты в мае уже пытался нас всех собрать. И что вышло? Полная фигня! Ни шашлыка, ни пиццы…

Арман промолчал.

Я не буду в подробностях описывать наш дальнейший разговор. Замечу только, что мы порешили встретиться 31 августа у Швейка, ориентировочно в полдень. Миша пообещал всех собрать. Поехать же договорились, на 90 процентов, в «Маму Рому», что на Московском. Затем мы потренировали еще немного подачу: сначала мы с Мишей на Армана, потом они на меня, и так далее, — после чего попрощались.

Напоследок Арман успел крикнуть мне:

— 31 августа, не забудь!

В ответ я показал ему жестом согласие и пошел к дому.

Мне было интересно, как сложится наше первое в сезоне развлечение. Хотелось уже поскорее дождаться его. Я только о нем и думал, когда шел по улице Димитрова. Настроение мое, несмотря на конец лета, заметно улучшилось. В конце концов, последние летние дни надо провести с максимальной пользой. А то потом — школа, 11 класс, уроки, ЕГЭ… В общем, запара та еще.

Я посмотрел на небо. Солнце продолжало светить ярко-ярко.

Глава 2. «Mама Рома»

Никогда не забуду то 31 августа. Это был поистине запоминающийся день. Погода опять нам улыбалась, и пускай на улице было не 29 градусов, но солнце светило, а значит и настроение, несмотря на последние летние 24 часа, было хорошее.

Как и договаривались, мы встретились у Швейка. И, конечно, не все пришли ровно в полдень. Непривычно опоздал Костя. Впрочем, ему можно это простить — он только-только приехал с дачи. Да и опоздание его выглядело гроссмейстерским — всего две минуты. Опоздали и другие…

Прошло пятнадцать минут. Нас было уже девять — я, Костя, Арман, Миша и Саня (это все из нашего класса), Степа и Павел (наши друзья из 11а), друг Армана Джахон, а также Кирилл, наш общий знакомый и большой любитель пожрать.

Ждали Лешу. В 12:17 ему позвонил Костя:

— Алло! Леха? Привет! Ну ты где?

В ответ послышалось что-то вроде: «Всем привет… Дико извиняюсь, но слегка проспал. Выхожу. Где встречаемся?..»

Костя заметно разозлился:

— Блин, Леха. По-русски было сказано: встречаемся в двенадцать у Швейка. Чем ты слушал? И почему так долго спал?

Что-то пробурчало в трубку: «Да я вчера… вечером… Были дела… Футбол смотрел… Там „Эм Ю“ играл…»

— Так, послушай внимательно! — хладнокровно начал Костя. — Забудь свой вчерашний футбол, одевайся — и бегом к Швейку! У тебя десять минут. Поторопись!

«Ок, хорошо, уже иду… то есть бегу… Пока».

— Ну и где он? — не выдержал Арман.

— Разве не понятно? Это же Леша. Опять фигней страдал всю ночь! А сейчас впаривает свой футбол! — выругался Саня.

— Спокойно, Сань. Все в порядке, — успокоил его Костя. — Человек проспал. Это бывает. Главное — что он придет.

— Придет? Спустя полчаса? А почему не через час? — орал Саня.

— Да остынь уже! — крикнул ему Костя. Саня замолк.

— Как же задолбали его постоянные опоздания! — вмешался я. — Он хоть раз может прийти вовремя?

— Точно не в этой жизни, — заметил Кирилл.

— А что вы хотите? «Человек-опоздание»! — добавил Степа.

Спустя одиннадцать минут Леха все-таки пришел. Поздоровавшись со всеми, он успел спросить у Сани, как его настроение. В ответ Саня нахмурился и уже готов был произнести что-нибудь неприятное, но его опередил Костя, сказав:

— Лучше не бывает! Так ведь, Санек?

— Ага, — бросил тот.

В метро народу было много. Впрочем, чему удивляться? — воскресенье. И вот, в этот оживленный день, мы доехали до «Парка Победы», вышли из вестибюля наружу и дошли до «Мамы Ромы».

— Вот и она! — крикнул Костя. — Нам сюда.

И он первым зашел в ресторан. Остальные — за ним.

Сразу скажу, что «Мама Рома» нас, и в частности меня, в какой-то степени поразила. В этот ресторан я прибыл впервые, но моментально оценил все великолепие царившей в пиццерии обстановки. Она впечатляла! Слабое, но достаточное освещение, уютные залы, комфортные столики, красивая статуэтка волчицы посередине… А главное — повсюду белое, зеленое и красное. Все это есть те главные цвета Италии, без которых простой русский человек уже не может составить для себя ее красочный и необыкновенно интересный образ.

Нам все нравилось.

Мы сели за большой стол, так как нас было десять человек, и получили меню. Начали выбирать блюда.

— Господа, — обратился ко всем Костя, — давайте кутить! Так как нас много, то предлагаю взять четыре пиццы. Больших!

— А не много будет? — спросил я.

— Спрашиваешь?! — удивился Костя. — В самый раз! Посмотри на лицо Миши — он готов взять хоть пять.

Тут Миша скривил почтительно-высокомерную улыбку и с жадностью принялся рассматривать меню.

— А что?! Давайте пять! — предложил Леша. — Четыре маловато как-то будет… А вот пять — в самый раз!

— Да хоть десять! — заключил Костя. — Главное, чтобы мы потом отсюда вышли.

Все засмеялись.

— А нет ли тут чего-нибудь армянского?.. — аккуратно спросил Арман.

— Ты опять за свое?! — крикнул Саня. — Может, тебе еще отдельное меню предложить?

— Я бы не отказался, — тихонько заметил Арман.

— Цены тут немаленькие… — педантично заметил Леха. — Словно мы на Невском.

— А чего ты хотел? — отреагировал Джахон. — Это ресторан, а не забегаловка.

— Да что ты говоришь? — начал полемизировать Леша. — Может, ты еще скажешь, что тут работают настоящие итальянцы, которые ради карьеры в этом рядовом питерском ресторане специально приехали из жаркой веселой Италии в наш тоскливый и ненастный Питер?!

— Не такой уж он и ненастный! — возразил я. — Ты чувствуешь, какая сегодня погода? Солнце, тепло, штиль…

— И что с того, что штиль? Ты помнишь, каким был июль?

— Помню. Прекрасно помню. Было жарко и душно. Весь июль.

В этот момент вмешался Костя:

— Товарищи! Sorry, что вступаю, но, может, мы уже хоть чего-то закажем?

Тут еще подошла официантка и спросила:

— Вы что-нибудь уже выбрали?

— Нет, мы еще в процессе… Через десять минут определимся, — ответил ей Костя.

Официантка улыбнулась и отошла. Замечу, что ее улыбка показалась мне переходящей в смех, словно она слышала наш разговор.

Но впереди оставалось самое интересное занятие. Предстояло сделать-таки выбор блюд. Причем, помимо пиццы, желательно было бы определиться и с напитками.

Начался базар-вокзал. Реплики были примерно такие:

— Все! Берем пять!

— Давайте только не сильно острые…

— Я за «Гавайскую».

— Надо брать такую, где много мяса!..

— Только без лука! Ненавижу лук.

— А у меня аллергия на томаты.

— Как-то она неаппетитно выглядит…

— Дороговато будет…

— Вот халапеньо здесь точно не хватает!

— Слишком мало овощей…

— Ты что, вегетарианец?

— Интересно, а армянская пицца тут есть?..

В конце концов не выдержал Костя. Он встал.

— Ну вы и гурманы… Вижу, выбор дается крайне нелегко. Но когда-то надо решить! Давайте, что ли, проголосуем!..

— Как проголосуем? — удивился Павел.

— Как-как? Руками, конечно! — мигом ответил Костя. — Только так и выберем.

Идею эту, разумеется, все поддержали. И наконец, с большим трудом, но нам все-таки удалось выбрать пять пицц. В этот долгожданный список попали «Мексиканская», «Вегетарианская», «Гавайская», «Мясная» и «Пепперони».

Из напитков выбрали колу и какой-то доселе не известный домашний лимонад.

Итак, заказ сделали.

Еще при выборе мы обращали внимание на цены, которые в этом ресторане кусаются, стараясь выбрать не только наиболее вкусный, но и экономичный вариант. Во многом из-за этого и возникли серьезные разногласия.

Впрочем, чувство голода заставило нас на время забыть о ценах. Но только на время…

Наши пиццы готовились слишком долго. Первые десять минут ожидания мы болтали на разные темы: кино, музыка, путешествия, спорт… Вспомнили и школу, и некоторых учителей.

На одиннадцатой минуте взорвался Саня:

— Чего они так долго готовят? Я, блин, с утра голоден.

— На самом деле, — поддержал его Миша. — Жрать охота.

— Ага! — продолжал Саня. — Охренели! Вот если они не принесут еду, я ворвусь к ним на кухню!..

— Спокойно, Сань, — вмешался Костя, — побереги силы для пиццы.

Прошло еще десять минут. Назревал конфликт. За Саню было реально тревожно. Этот голоднейший посетитель ресторана явно был настроен решительно. Казалось, еще минута — и он пойдет разбираться. Очень зол был Миша, бесспорное недовольство выражали лица Армана и Джахона…

К счастью, официантка наконец появилась. Она принесла нам две пиццы, спустя минуту — еще две.

Удивительно, но только после этого нам доставили напитки. Заметил я еще также, что куски пицц выглядят заметно меньшими по сравнению с обозначенными в меню размерами. Этот явный факт поверг меня в еще большее удивление. Впрочем, я решил, что не время заморачиваться. Настала пора есть.

Итак, трапеза началась.

Костя первым взял кусок пиццы (это была, кажется, «Мексиканская») и принялся за него.

Саня и Миша руками схватили по куску и жадно вцепились в них зубами. Плавленый сыр длинной, нежной и кокетливой полоской начал свисать изо рта Сани.

Леша приступил к делу со слегка застенчивым видом, а Степа, едва только взял кусок с подноса, сразу же чуть не уронил его на пол. Его спасла мгновенная реакция.

Павел не выражал никаких особых эмоций при еде.

Кирилл, аккуратно взяв кусок пиццы, сперва принялся долго его рассматривать; мускулы на его лице были заметно напряжены. Наконец, закончив идентификацию куска, он тихонько отрезал небольшую часть-кусочек и вилкой медленно положил ее себе в рот. Похоже, продукт ему понравился.

Арман и Джахон, поспорив несколько секунд, взяли по куску «Мясной» пиццы.

Я начал с «Гавайской».

Ели мы все с большим аппетитом. Иногда делились своим мнением.

— Аппетитно! — восхищался Миша.

— Признаю, еда вкусная. Не хватает, правда, грибов, да еще, пожалуй, оливок. Но в целом — все и так неплохо, — делился мыслями Кирилл.

Так прошло два часа. Постепенно мы все съели, — и надо сказать, что покушали на славу. Десертов никто не пожелал.

— Ну что ж! По-моему, хорошо, — заявил Костя, увидев пустые тарелки. — Что вы скажете?

— Супер! — произнес довольный Миша.

— Не зря ждали, — отрезал Саня.

— Я бы поставил четыре с плюсом. Добротно, качественно, но можно лучше, — заключил Кирилл.

Остальные тоже высказали свои комментарии. В основном они имели положительную окраску. Разве что только Арман с Джахоном признались, что чувствуют себя немного разочарованными, — по всей видимости, им не хватило чего-то армянского.

Костя попросил у проходившей мимо официантки счет. Его принесли очень быстро, буквально через минуту. Итак, насчитано было 3 тысячи 195 рублей и 20 копеек.

— Господа! Прошу приготовить money! — скомандовал Костя. — С каждого, получается, 319 рублей 52 копейки. Сдаем!

— У меня пятьсот! — крикнул Леша. — С мелочью.

— А у меня тысяча, — произнес Джахон.

— Oк, — сказал Костя. — Тогда пусть Леха с Джахоном дадут свои крупные, далее добавим до положенной суммы, а те, кто не заплатят, будут должны им.

— Верно! — согласился Леша.

Тут же, правда, выяснилось, что крупные имеются также у Армана, Сани и Степы.

— Так-с… И что нам делать? — спросил я.

— Поступим следующим образом, — начал комбинировать Костя. — Арман, Саня и Джахон дадут по тысяче. Плюс еще 195 рублей 20 копеек отдам я. Все остальные — Миша, Коля, Кирилл, Степа, Леха и Паша — будут должны отдать тем трем по 319 рублей 52 копейки. Я им буду должен: 319,52 отнять 195,20, — считал Костя на калькуляторе в телефоне, — равно 124,32. Итак, я им буду должен 124 рубля 32 копейки. Ну как, все всё поняли?

— Поняли-то поняли, — ответил Степа, — только как я отдам кому-то из троих 319,52 рубля, если у меня пятьсот?

— Ах да, у тебя же тоже крупные…

— Вот-вот… Как быть-то?

— Значит, разменяешь у Лехи, — надумал Костя. — У него много мелочи.

— Это я что, должен сейчас всю мелочь выкладывать? А если не хватит? — возразил Леха.

— Ладно, — сказал Костя, — давайте уже поскорее заплатим. Как-то жарковато становится… На улице все решим.

И он рассчитался в соответствии со своим планом. Затем мы вышли. И продолжили разговор.

— Начнем, друзья, — повел процесс Костя. — Те, кто не платили, начинают рассчитываться. Леха, ты нашел мелочь для Степы?

— Да, нашел, — при этих словах Леша вынул из кармана небольшой мешочек, в который он успел сложить свою мелочовку.

— Сколько тут? — спросил Костя.

— Ровно сто тридцать рублей.

Костя в одночасье выпучил глаза.

— Сто тридцать? Отчего так мало?

— Как мало? Я же не только мелочь взял. Еще и купюры.

— Но этого не хватит. Ты и сам иначе не расплатишься.

— Почему? У меня еще двести рублей.

— Все равно. Если Степа отдаст тебе 500 рублей для размена мелочью и мелкими купюрами, у тебя останутся 500 рублей своих, 500 от Степы и еще какая-нибудь мелочь. И как тогда ты отдашь свои 319,52 рубля?

— Верно говоришь. Но тогда выхода нет.

— Вот именно, что нет, — с досадой произнес Костя. — Это хреново.

В это время остальные рассчитывались перед Арманом, Джахоном и Саней. Остальные — это я, Паша, Миша и Кирилл. Впрочем, Костя, Степа и Леша так бурно и громко пытались решить свой денежный вопрос, что их тема нас интересовала заметно больше собственных расчетов.

Оказалось, что, помимо меня, еще двое — Паша и Кирилл — сдали деньги Арману. Миша рассчитался перед Джахоном. Саня пока был ни с чем. Тут мы рассудили, что так как должников всего шесть (не считая Кости, с которого полагалась меньшая сумма), то каждый из троих должен получить свои деньги только два раза. Поэтому Арман тут же отдал 319,52 рубля Джахону. Саня по-прежнему оставался ни с чем. Зато теперь стало очевидно, что и Леша, и Степа должны отдать свои деньги именно ему. Но как все сделать точно и грамотно?

У Леши проблем не возникло. Он, перестав спорить с Костей, насчитал свои 319,52 рубля и отдал их Сане. У Степы же на руках по-прежнему держалась 500-рублевая купюра.

Тогда мы решили дойти до ближайшего киоска, дабы Степа смог разменять свои деньги. Замечу, что, когда эту идею решено было реализовать, никто, конечно, не знал, что нам придется встретиться с очень зловредной продавщицей. А она не только отказалась произвести размен, но и стала хамить нам:

— Чего вы шляетесь? Денег хотите? … Идите отсюда!

Тут уж не сдержался Саня. Он у нас был мастак по таким разговорам, поэтому ему не составило труда просунуть голову в окошко и сказать продавщице все, что он о ней думает. Речь его была настолько нецензурной, что я не стану приводить ее в этой книге.

Продавщица была в ярости. Она уже вылезала из своей будки, чтобы устроить нам повторную обструкцию, но мы поспешно удалились.

— Браво, Саня. Бесспорно, ты крут, — одобрительно произнес Костя.

— Да она просто ненормальная, — ответил тот.

Во втором киоске нас встретили более радостно. Деньги разменяли-таки. Но проблема не была решена окончательно. Дело в том, что у Степы на руках было пять купюр по сто рублей, а отдать надо было 319,52 рубля.

— Ну? И что теперь делать? — озадачился он, отдав три купюры по сто Сане.

— Чувствую, придется нам зайти в магазин и купить что-нибудь недорогое, — подал очередную идею Костя. — Из полученной сдачи выделишь 19 рублей 52 копейки, Степа, и отдашь их Сане. Интересно только, где тут ближайший магазин?

— А вон, напротив, — сказал я. — Погнали туда.

— Ага, — согласился Костя.

— А может, тьфу на них, на эти 19 рублей? Так ли уж они важны? — высказался Паша.

— Нет уж, все должно быть по-честному, — ответил ему Арман. — Сколько должен, столько пускай и возвращает.

И мы пошли в магазин. Степа купил себе лимонад за 34 рубля — соответственно, сдачи ему дали 66 рублей. Он отдельно попросил кассиршу дать ему побольше мелочи, на что та ответила весьма небанальным взглядом, подумав, наверно, «какой странный парень…» Мелочовку тем не менее отстегнула ему как по заказу, причем особенно много вручила пятикопеечных и десятикопеечных монет. Что ж, теперь Степа мог преспокойно рассчитаться с Саней.

Он вышел из магазина с очень довольным выражением лица. Насчитав 19 рублей и найдя еще где-то у себя 52 копейки, Степа положил деньги на ладонь, которую до того успел торжественно протянуть Саня.

Казалось, что проблема была окончательно решена. Нам следовало забыть о деньгах и пойти гулять. Но… Костя вспомнил про еще один долг.

— Господа! Как же это я мог забыть? Ведь я до сих пор не отдал свои 124 рубля и 32 копейки.

— Вот те на! Вовремя вспомнил, — изумился Саня.

— Только кому именно их следует отдать? — вмешался Кирилл.

— Разве не понятно? — удивился Костя. — Надо поделить искомую сумму на три и отдать каждому — Арману, Джахону и Сане — по 1/3, — тут он быстро произвел деление. Получилось, что каждому из той тройки должно было достаться по 41 рублю и по 44 копейки. Костя начал искать у себя мелочь. Оказалось, что она у него имеется — правда, в небольшом количестве. К счастью, немного помог с монетами Леша (очевидно, ему еще не скоро удастся расстаться со всеми теми копейками, которыми его так щедро одарила кассирша в магазине). На копейки решили забить.

Итак, Костя уже готовился отдать всем троим по 41 рублю, но тут случилось кое-что непредвиденное.

Еще во время Костиной возни с деньгами Джахон решил достать свои финансы и пересчитать их. Видимо, он еще тогда что-то заподозрил.

И вот, когда Костя уже раздавал свои деньги, Джахон с сухо-удивленным взглядом молвил:

— Ребята, что-то не то. Денег не хватает.

— Как не хватает? — спросил я.

— Смотрите: у меня должно быть 639 рублей 4 копейки, то есть два по 319,52. Да плевать на копейки. Но я все перепроверил: у меня на руках только 590 рублей. Где же еще 49? — недоумевал Джахон.

— И впрямь: где? — не менее озадаченным выглядел Арман.

— А ты точно все перепроверил? Может, в какой-нибудь карман не заглянул? Или дырка? — спросил Костя.

— Исключено. У меня есть с собой еще 50 рублей. Но это личные 50 рублей, которые я специально положил в правый карман для последующей оплаты за проезд. Так сказать, дополнительные деньги. Арман может подтвердить.

— Подтверждаю! — крикнул Арман.

— Но что же тогда получается? Кто-то внаглую недодал 49 рублей? Пригрел у себя? — сурово обратился ко всем Костя. В этот момент его взгляд был потрясающе пронзителен. Все тут же примолкли и призадумались. Впрочем, молчание было недолгим. Спустя десять секунд Миша обратился к Косте:

— А почему ты так уверен, что кто-то недодал? Может, у него галлюцинации случились, — он показал на Джахона, — и ему кажется, будто денег не хватает.

— Это у меня галлюцинации? Следи за словами, дебил, — разозлился Джахон.

— А что? — не унимался Миша. — Может, эти 50 рублей и есть часть нашего долга. К тому же очень странно, что почти точно такой же суммы Джахону и не хватает.

— Да как ты смеешь? — разозлился Джахон. — Арман тебе все подтвердил.

— Арман, говоришь? А кто еще, кроме Армана, может подтвердить, что у тебя заранее были приготовлены эти 50 рублей?

— Миша, это слишком, — вмешался Паша.

— Хм… Интересная ситуация получается… — начал рассуждать Костя. — Ведь если Джахон не врет, а он, наверно, не врет, то получается, что кто-то из шести недодал. И в этом нет сомнений. Под подозрением шесть человек: Паша, Кирилл, Коля, Миша, Леха и Степа. Я, сами понимаете, чист, ибо все видели, как я отдавал свой долг, просчитав все достаточно точно.

— Стоп! — неожиданно крикнул Паша. — А может, Арман недодал Джахону деньги? Ведь он передавал их ему после того, как получил долг от Кирилла. Помните, мы делили деньги на троих?

— И ты хочешь сказать, что я решил специально обмануть Джахона и отдать ему неполную сумму? — рассердился Арман.

— Я же не сказал «специально», — продолжал Паша. — Это могло произойти ненароком, случайно, вдруг.

— Да это же бред! — возразил Джахон. — Арман все проверял.

— А ты в этом уверен?

— Погодьте, друзья. По-моему, мы сейчас дойдем до абсурда, — вмешался Костя.

— Но как можно быть на 100% уверенным в том, чего не видел? Это же слепая вера! Вера по дружбе! — не унимался Паша.

— А ты не веришь в дружбу? — спросил его я.

— Это здесь ни при чем. Просто так нельзя ничему верить.

— А он прав, — примкнул к разговору и Саня. — Как можно что-то утверждать без доказательств? Вера по дружбе — это же не доказательство.

— Совершенно верно! — слегка обрадовался Паша, поняв, что его позицию хоть кто-то разделяет.

— Да какие к черту доказательства? Мы что, блин, в суде? — дошел до точки кипения Джахон. Арман, кстати, был тоже необычайно сердит.

— Но ведь дело касается денег, — заявил Паша, — а значит, голословия быть не должно!

В этот момент Джахон и Арман окончательно вышли из себя. Они вступили в открытую словесную перепалку с Пашей и Саней; мата было много, эмоций — еще больше. Вскоре, к моему удивлению, на сторону первых встал Кирилл. Он отчего-то стал утверждать, что якобы видел до этого 50 рублей у Джахона (спрашивается, чего раньше молчал?). И все-таки его аргументы выглядели недостаточно твердыми, если их вообще можно было назвать аргументами.

Надо сказать, что люди, проходившие мимо нас, наверняка тоже не сдерживали эмоций. Вот представьте себя в такой ситуации: вы спокойно идете по улице, ни о чем серьезном не задумываясь; настроение прекрасное — хочется думать только о хорошем и любоваться великолепной погодой. И вдруг вы видите, как десять подростков шестнадцати–семнадцати лет активно и эмоционально дискутируют, причем тема дискуссии посвящена решению наиболее часто встречаемой экономической проблемы — то есть дележу денег. Особенно выделяются четыре парня — они, похоже, готовы закончить столь горячую дискуссию кулаками, и никак иначе, дабы разрешить спор. Впрочем, и другие не отстают — они поочередно то вмешиваются, то отстраняются. Но видно: тема необычайно важна, и не только в свете экономики. Вот такая интересная картина.

Спор, в принципе, мог длиться долго. Но — уже не в первый раз — всех успокоил Костя. Он потребовал от всех заткнуться, достал из кармана 50 рублей и сказал:

— Друзья, как это низко. Спорить из-за пятидесяти рублей — какой-то невзрачной бумажки, на которую ни машину, ни даже фотоаппарат не купишь, а разве что только газировку с чипсами. Вот, однако, что капитализм с людьми делает!.. Уже каждая мелочь, каждая бумажонка на вес золота. Раньше люди гибли за металл, а теперь…

Что ж, раз никто не хочет сказать правду, раз никто не знает, то я — только ради прекращения вашего диспута — отдам Джахону свои 50 рублей. И пусть все пререкания прекратятся! — при этих словах Костя торжественно протянул Джахону соответствующую купюру.

Джахон взял ее, но выражение лица его заметно изменилось. Суровый, грозный, дерзкий взгляд, а также неприятная ухмылка куда-то исчезли. Глаза забегали, заметались; щеки покраснели. Джахон как-то сразу весь замялся. Словно и не был он минуту назад столь жестким и принципиальным.

Все мы вокруг еще находились в скомканном, растерянном и даже слегка сконфуженном состоянии. Никто ничего не хотел говорить. Базар, стоявший в нашей среде всего минуту–две назад, превратился в такую тишину, будто никто здесь ранее и не базарил.

А Костя смотрел на нас и искренне улыбался.

Вот и все, о чем я хотел рассказать во второй главе. Если Читателю интересно знать, каковы были наши дальнейшие действия, то могу кратко сообщить: мы пошли гулять и добрели пешком до Купчино; затем решили сыграть в футбол — рубились до десяти вечера и наигрались вдоволь. И вроде бы неплохо провели время. Но настроение было каким-то неоднозначным…

Глава 3. Наш герой

Терпеть не могу 1 сентября. Что за ужасный день! Каждый год вся школьная знать и не знать собирается на линейке, чтобы услышать друг от друга уже давно ставшие дежурными выражения, и все эти клише традиционно принимаются за пожелания на будущий год. Звучит десятилетиями не меняющаяся музыка, снова появляются школьные деды с замызганными донельзя красными лентами, опять выступает директриса, говоря, что «наша школа самая лучшая, самая прекрасная, и что, мол, давайте мы будем любить ее и считать вторым домом…» А потом выступают артисты, каждый год доказывающие своими выступлениями хроническую искалеченность фантазии. В общем, год за годом все одно и то же.

Впрочем, нынешнее 1 сентября уже точно обещало стать необычным, потому как должно было пройти в ужасных погодных условиях. Дело в том, что с самого утра на город обрушился сильнейший проливной дождь. Казалось, что сверху, с неба, скованного тучами, неустанно падал водопад, — и вот в таких условиях ожидалось проведение «праздничной» линейки у нашей школы.

Но перед тем, как вкратце описать события первого осеннего дня, мне следует, конечно, познакомить Читателя с нашим классом. Сделать это необходимо хотя бы по той причине, что наверняка интересно будет узнать, какие люди меня окружали, какая обстановка царила вокруг и каково было мое и не только мое отношение к классу.

Начнем.

11б — целостный, но далеко не самый крепкий организм. Прошу Читателя не чураться этой фразы и постараться меня понять.

Наш класс всегда был очень странным, неоднозначным, загадочным и даже немного подозрительным. Во всем чувствовалось что-то невнятное, нервозное и неопределенное; царило напряжение. Люди в нашем классе — персоны все разные, и это еще мягко сказано. Достаточно отметить, что у каждого либо имеется свое строго определенное мировоззрение, либо его нет совсем.

И я нигде не видел таких контрастов, что определяют наш класс.

Здесь все привыкли спорить и отстаивать свою позицию. Это логично, так как люди с мировоззрением всячески стараются защитить его, а люди без мировоззрения — это, как правило, нигилисты или пофигисты — они и так спорят со всем и вся. Но очень часто, а иногда и моментально, наши споры перетекают в конфликты. А в прошлом году два раза на почве таких конфликтов возникли драки: первая закончилась достаточно быстро и благополучно, а вторая превратилась едва ли не в массовое побоище — дрались тогда почти все, каждый за свою идеологию, и никто не желал мириться с несобственными позициями. Чем все это закончилось, я сейчас рассказывать не буду; главное, что все выжили, да и сама эта история сейчас не представляет для меня основного интереса.

Замечательно, что, несмотря на политику непременного отстаивания своей идеологии, едва ли не каждый из нас еще ничего не мог сказать относительно своего будущего. Все заявляли, что хотят стать видными людьми, но никто ничего не мог сказать конкретнее и действительнее: про дальнейшее обучение, работу или специализацию… Все чувствовали свое полумаргинальное положение в обществе и уверенности в дальнейшем, конечно, и близко не испытывали.

Весь класс однозначно презирал ЕГЭ. Его у нас активно критиковали и в прошлом году, и в позапрошлом, но теперь стали критиковать еще сильнее — тема эта окрасилась в сплошные негативные краски. Вместе с тем все понимали, что от ЕГЭ уже точно никуда не скроешься. Действительно, с каждым новым днем, новым часом и новой секундой ЕГЭ приобретал все более отчетливые очертания и постепенно приближался к нам медленными, но верными шагами. Впрочем, не будем больше об этом. Поговорим лучше о составе.

Девушек у нас больше, чем парней: тринадцать на десять. Но начнем именно с меньшей части.

Дружен ли был наш мужской контингент? Скорее нет, чем да. Но это в общем, не касаясь Компании, о которой речь в истории зайдет еще не раз. Я, конечно, старался, как и всегда, общаться со всеми, но, к сожалению, были у нас люди, которые или не могли, или не хотели поддерживать диалог. Изгоев не было, зато существовали персоны, которые намеренно и всячески пытались отстранить себя от коллектива. Зачем они это делали? Не знаю. Странные люди…

Арман Хатов выделялся в коллективе. Родина его — Ереван, но пять лет назад он переехал в Санкт-Петербург. Причем переехал вместе с другом — Джахоном, который учится в другой школе. По всей видимости, пять лет пребывания в нашем городе всерьез русифицировали Армана — он быстро выучил основные русские слова и выражения (по крайней мере, так, что мог изъясняться свободно) и почти избавился от своего дурацкого армянского акцента. Вообще говоря, армянина в нем выдают разве что характерная армянская внешность да безудержная страстная любовь к армянской кухне. Важно также заметить, что во многом благодаря русификации Арман скоро превратился в очень разговорчивого и любящего дискуссии человека и достаточно быстро сумел освоиться в нашем коллективе. Он всегда отличался любознательностью, любил читать; особенно его увлекали точные науки. В гуманитарных, правда, он не слишком петрил, и наиболее тяжело ему давались языки. Если базарить на русском для Армана было делом плевым, то вот орфография у него всегда страдала: порой он допускал в одном слове по три-четыре ошибки, а некоторые буквосочетания и вовсе не мог написать — и тогда переходил на родной армянский. Ох и мучилась с проверкой его тетрадей Федорова: сначала все ругалась, а потом привыкла кое-как и даже купила себе некий специальный словарь, с помощью которого проверять каракули Армана (почерк у него вообще был «феноменальный») стало значительно легче. Отмечу еще, что Арман интересуется географией и в каникулы обычно много путешествует, в том числе по нашей стране, продолжая себя русифицировать. Спортом он занимается регулярно, наиболее интересны ему командные игры; заодно любит играть в теннис.

В коллективе, повторюсь, Арман был своим. Про недостатки говорить не хочется, но, пожалуй, Арман излишне болтлив, нетерпелив и любопытен.

Странным человеком был Дима Ветров.

Этот индивидуум всегда казался мне несколько усталым, заторможенным, запуганным и строго своеобразным; с каким-то собственным мирком в голове. Лицо его было скромное: пухлые щеки, чистые глаза, прическа «под горшок» и наружная робость. Как дитя.

Дима был достаточно рассеянным — иногда нам казалось, что он находится в прострации. Когда Ветров заходил в класс, он прежде всего осматривался по сторонам, мол, «не ошибся ли я кабинетом?», и лицо его словно задавало тот же вопрос остальным. Затем он медленно доходил до парты, очень осторожно садился на стул, словно боясь, что на него сейчас сверху свалится какой-нибудь метеорит, и продолжал озираться по сторонам.

Иногда он забывал завязать шнурки на ботинках, застегнуть пуговицу на пиджаке, поправить воротник рубашки, закрыть портфель… Все это случалось с ним даже очень часто. Когда же я замечал его отрешенный взгляд, мне всегда приходил на ум вопрос: «Интересно, а о чем он сейчас думает?..» К сожалению, однозначно ответить на этот вопрос было невозможно.

Дима очень углубленно занимался физикой: помимо уроков в школе, он посещал дополнительные занятия в физико-математическом лицее, где значительно расширял свои познания. На мой взгляд, Ветров слишком много времени уделял физике; ему следовало бы заняться еще чем-нибудь.

Дима не очень много разговаривал с нами. О физике он вообще никогда не говорил — считал, наверно, что мы недостойны полемизировать с ним на эту тему. В коллективе Дима нередко выглядел белой вороной.

Самый хитрый тип в нашем классе — Сергей Бранько. Ох, как он меня порой бесил! Вернее, даже не он, а его уникальная хитрожопость. В любой ситуации, касающейся будь то уроков, будь то игры, будь то денег или чего-то другого, этот тип постоянно стремится кого-либо обмануть. Причем — отдам ему должное — у него это очень хорошо получается.

Учась далеко не блестяще в школе и занимаясь фигней дома, он всегда выпрашивает д/з. Кстати, и тут поступает хитро. Просит списать всегда у разных людей да еще чередует варианты — что и говорить, избирательно подходит к делу. Самое удивительное, что он каждый новый школьный день будто заранее знает наверняка, кто и что сделал, словно всех сканирует, как экстрасенс. Но еще более удивителен тот факт, что ему мало кто отказывает. Правда, в значительно большей мере это относится к девушкам, и, видимо, у Сергея есть какой-то определенный талант подкатывать к ним. Ибо стоит ему только заговорить с той или иной девушкой, как сразу она попадает под его влияние и начинает внимательно слушать, что он говорит. Мелет-то он при этом всякую чушь, но для нее это далеко не чушь, это поистине важные и даже чуть ли не божественные слова. И, конечно, она не может с ними не согласиться. И вот уже он для нее — блестящий повествователь, и как бы невзначай просить списать какое-то д/з — абсолютно издевательское дело для такого, как он! — но, видимо, необходимое. Разумеется, после такого увлекательного разговора девушка просто не имеет права ему отказать. Так и работает его хитрость.

Подобные финты у Сергея проходили практически со всеми девушками нашего класса, и не только нашего; исключением была лишь Даша Красина, недаром Сергей ее ненавидел.

Помимо дружбы с женской половиной 11б, Сергей иногда общался с Димой (удивительно, но Дима шел с ним на контакт).

В целом, отмечу еще раз, Бранько меня бесил. Я знал, что дружить с этим человеком нельзя, ибо при первой же возможности он тебя и предаст, и опозорит. Даже общения с ним я предпочитал избегать.

А вот один из моих лучших друзей — Миша Шпалов. И причин тому немало.

Во-первых, Миша был и, конечно, остается очень задорным и позитивным человеком. Он всегда может развеселить народ, причем шутки его, как правило, появляются ни с того ни с сего, случайно. Правда, гораздо чаще объектом шуток и веселья становится он сам. Но имеет ли это значение, если народ вокруг него впадает в умопомрачительный смех в любом случае?!

Во-вторых, Миша — человек без комплексов. Он никогда никого и ничего не стесняется, а свои недостатки всегда старается обращать в юмор. Например, Миша всегда был достаточно толстым и неуклюжим (он любил сытно и плотно поесть, причем обычно предпочитал острую пищу, даже очень острую — этому его научили мексиканцы, когда Миша, находясь в стране ацтеков, очень быстро и активно впитывал в себя все местные традиции), и поначалу все смеялись над ним. Появились даже такие клички, как «Винни-Пух», «Толстяк», «Жирок» и «Мистер Брюхо»… Но Миша не обижался, а старался, напротив, приобщить нас к сытной и вкусной пище со всего мира. Не сразу, но постепенно все привыкли к его бездонному желудку и стали ходить с ним за компанию в различные рестораны, кафе и забегаловки, где Миша, разумеется, всегда нажирался больше всех. Но не ради подобных рекордов все устраивалось. Миша хотел, чтобы мы оценили все великолепие кухонь Индии, Китая, Бразилии, Италии, Мексики и других стран, и он своего добивался. Лично я не раз кушал с ним за одним столом, а кушая, познавал все разнообразие вкусов, царящее в еде. Да и можно ли его не познать, когда перед тобой на столе, на подносе, лежит, например, вкуснейшая хрустящая пицца а-ля Quatro Formaggi, а рядом сидит закадычный друг, столь замечательно чуткий к еде?!

Помимо всего перечисленного выше, надо отметить, что Миша — компанейский человек и старается, невзирая на свой немалый вес, везде проявлять активность. За это его очень уважает и ценит Костя. Учится Миша средне — он всегда был типичным троечником. Но, при случае, он никогда, даже в учебе, не отказывал в помощи и всегда проявлял свое дружелюбное отношение ко всем. Даже к тем, кто, возможно, и не считал его своим другом.

Кстати, у Миши очень интересное отчество — Рэмович, отчего многие называли и называют его коммунистом. Но дело не только в отчестве.

Как-то раз на литературе Миша, активно жестикулируя, читал «Стихи о советском паспорте» Маяковского, причем читал с таким выражением, словно выступал на конкурсе чтецов. Особенно сильными у него получились последние строки («Я достаю из широких штанин…»), а на фразе «Я — гражданин Советского Союза» Миша положил свою левую руку на сердце и гордым взглядом окинул весь класс, будто он и сам является гражданином Советского Союза, чему несказанно рад. Конечно, после этого наша училка, Федорова Татьяна Анатольевна, спросила у Миши про столь яркое чтение, столь бурную жестикуляцию, мол, «Почему тебя так впечатлило это стихотворение?..» В ответ же она и все мы услышали памятные слова Миши о социализме и светлом коммунистическом обществе. Замечу, что они произвели на нас тогда впечатление. Мы все ему аплодировали, несмотря даже на возможное несогласие с политическими взглядами, и, разумеется, с тех пор стали называть коммунистом.

В нашем классе учились два человека, которые были практически полностью изолированы от коллектива. Звали их Федор Мец и Владимир Гущин. Эти двое общались только друг с другом; они курили и любили играть в керлинг. Учились средненько, особыми успехами похвастаться не могли. Внешность их сейчас, по прошествии некоторого времени после выпускного, я даже и вспомнить не могу, а заглядывать в школьный фотоальбом только ради этого не хочу. Разговаривал я с ними всего один раз в жизни. Вот и все, что я могу о них сказать.

Интересный человек — Алексей Московский, он же «Москва» (впрочем, сейчас это когда-то модное прозвище является уже порядком подзабытым). Почему? Наверно, дело в его натуре.

Леша — это творческий человек: он умеет играть на фортепиано, рисовать и сочинять стихи. Правда, для того чтобы что-то сотворить, как он сам не раз говорил, «к нему сверху должно непременно прийти вдохновение». Только в этом случае у него действительно может выйти шедевр. Конечно, сначала мы в Компании смеялись над его словами — считали, что это не более, чем ерунда с выдумкой, основанная на подражании известным поэтам и художникам. Но потом стали понимать, как серьезно ошибались.

Вот сидим, например, на уроке математики. Все решают тригонометрические уравнения: вспоминают значения cos и sin, чертят графики, рисуют единичную окружность… Все, кроме Леши. Он сидит, и на него с парты смотрит чистый белый лист формата А4. Леша долго глядит в окно, иногда, секундами, взирая и на потолок, и вдруг, словно по волшебству, его как будто что-то осеняет. Какая-то очередная идея закрадывается в его творческой голове. Он берет в руки карандаш, и уже через минуту на листе появляются некие штрихи, линии… Что это? — пока не ясно. Но вот проходит еще пять минут, и видны очертания определенных предметов, наброски лиц… Наконец, еще пять — и рисунок уже приобретает цвет, налицо задумка художника, смысл! К концу урока картина окончательно готова.

Как у него получается? Не знаю. Видимо, талант. Отмечу, что Леша вообще прекрасно разбирается в искусстве. Жаль, что по математике у него, при всех своих творческих способностях, то «3», то «2».

Существует мнение, что творческие люди достаточно ранимы и не такие, как все, — дескать, по-другому они воспринимают мир. Что ж, может, это и верно, но точно не про Лешу. Он хотя и обладал некоторыми качествами, присущими, как правило, только творческим людям, но при этом являлся самым обычным парнем — ему, кроме творчества, были интересны абсолютно различные виды деятельности. Более того, Леша прочно входил в Компанию.

Кажется, я до сих пор еще ничего не сказал про Саню Топорова, а это, конечно, непростительное упущение, которое сейчас же надо исправить.

Саня Топоров всегда был «своим» человеком! Понимайте это слово, как хотите, но именно оно лучше всего характеризует Саню в контексте Компании.

Собственно, без Сани Компания была бы вовсе и не Компанией, а так, скорее, некой совокупностью. Саня был ее главным эмоциональным центром и идейным вдохновителем. Кстати, идея ходить перед каждым 1 сентября в пиццерию была придумана именно им. Конечно, Саня во многом уступал Косте и часто на его фоне был на втором плане, но такой расклад его, пожалуй, даже устраивал. Он всегда мог постоять за себя и за друга и ответить на унижение чьего-либо достоинства, за что пользовался колоссальным уважением у Кости. Ответ же его, замечу, мог быть как словесным, так и физическим.

Саня очень часто ругался. Он считал это по-настоящему нормальным явлением в нашем обществе, ибо, как следует из его собственных слов, «только так можно добиться уважения собственных прав». Особенно он любил ругаться в адрес женщин и вообще не раз повторял следующее: «Все женщины — это дуры, так как их принципы разрушают предпосылки Идеального общества!»

Вот так!

Впрочем, я попрошу здесь никого не обижаться, ибо сам Саня не раз пытался объяснить нам эту фразу, но далеко не сразу ему это удалось.

Всем же, ввиду любопытства, было очень интересно узнать, что же такое есть «Идеальное общество», на чем оно базируется и при чем тут женщины.

И вот, однажды, Саня объяснил нам все. Вот его речь:

«Идеальное общество, ребята, подразумевает под собой полное равенство между людьми! Причем равенство не только в правах. Равенство должно быть в мировоззрениях и принципах, и, в первую очередь, это касается двух главных противоположностей в мире — мужчин и женщин. Заметили, как я красиво сказал? Эти две большие группы должны стремиться к дружбе. Я подчеркиваю, что именно к дружбе, а не к любви, ибо на сегодняшний день это максимум: дружбы между мужчиной и женщиной нет, а любовь — … что-то очень странное и подозрительное. Но пока и те, и другие будут иметь ряд комплексов, Идеального общества не видать! И виноваты в этом, прежде всего, женщины!»

Конечно, все мы до слез смеялись после этой речи, ибо все то, что сказал Саня, выглядело, по сути, бредом, пусть даже и смешным бредом, что, может быть, даже и хуже. Но один человек не смеялся! Он внимательно выслушал Саню, так сказать, вник во все фразы, а потом, когда Саня закончил, встал и начал аплодировать, причем на лице его в этот момент не проглядывало ни тени сарказма. Этим человеком был Костя. Тогда он ответил следующее:

— Запомни свою теорию, Саня! Она интересная, даже очень интересная, но… неполная. Тут есть один момент, который явно вызывает у меня вопросы, большие вопросы. Но говорить о нем сейчас я не хочу. Как-нибудь мы обязательно вернемся к этой теме и все обсудим.

К сентябрю прошло уже пять месяцев со дня той реплики Кости. Разговора на эту тему пока не было.

А между тем настало время рассказать Читателю про нашего главного человека в классе, нашего лидера. И здесь я буду говорить о Константине Таганове.

Порой мне кажется, что этот человек когда-нибудь обязательно станет президентом. Во всяком случае, все задатки для этого у Кости есть.

Действительно, Костя имеет все качества лидера. Он активный, деятельный, коммуникабельный, умный, целеустремленный, объективный, рассудительный, в меру жесткий… В общем, лидер.

Вообще, если бы не Костя, то наш класс можно было бы, наверно, смело назвать худшим в школе. По крайней мере, он постоянно объединял нас, вдохновлял на новые свершения и старался всегда придумать что-то новое и интересное. Фактически Костя был правой рукой нашего классного руководителя, по совместительству учителя физкультуры, Долганова Константина Викторовича.

Все конкурсы и турниры, в которых участвовал наш класс, неизменно проходили под капитанством Кости. Он всегда проявлял инициативу, и во многом благодаря этому наш класс хоть чего-то иногда добивался.

Отличительной чертой Кости было стремление абсолютно во всех делах проявлять оптимизм, и даже тогда, когда все казалось совершенно плохим. Недаром он не раз повторял: «Оптимизм — это как наш общий друг. В трудную минуту на него всегда можно положиться!» Костя всегда верил в конечный успех абсолютно любого дела и иногда вспоминал, что «надежда умирает последней».

Костя имеет много талантов: он очень здорово играет в футбол и волейбол (и вообще обожает все, что связано со спортом), на момент начала одиннадцатого класса — великолепно учился (имел лишь одну четверку по литературе и шел на серебряную медаль), неплохо разбирается в технике (может что-то починить), знает о музыке и кино и любит всякого рода представления. Владеет Костя и гитарой.

Вполне естественно, что у Кости много друзей — как в школе, так и за ее пределами. Это он создал нашу Компанию, в которую входили люди из разных классов, начиная с седьмого. 11б в ней, к слову, представляли Арман, Миша, Даша, Карина, Саня, Вика, Женя, Люба, Леша и я. Ну и Костя, разумеется. Мы часто собирались в свободное от учебы время и развлекались. Кино, теннис, караоке, футбол, бильярд, каток, «Макдак», боулинг, пинг-понг, баскетбол, тир, «Сабвэй», «Пицца хат», турпоходы, волейбол — Компания познавала все эти радости жизни, давно уже превратив их в синонимы к слову «weekend». Интересно, что Костя перед каждыми выходными всех обзванивал, всех теребил, со всеми договаривался — то есть, в шутку говоря, никому не давал покоя. И, как правило, он обычно собирал каждый раз человек 15–20. Бывало даже и больше.

А как проходили его дни рождения!.. — веселье, веселье и еще раз веселье!

В общем, Костя был на редкость компанейским человеком. Его все любили и уважали. Правда, девушки у него не было — сам он как-то сказал: «Я об этом пока не думаю. Мне это ни к чему».

Про женскую часть класса я тоже скажу. Однако подробно опишу только пятерых девушек — тех, что входят в Компанию.

Даша Красина среди всех них, как и вообще во всей параллели, явно выделялась и, вне всякого сомнения, была лидером. Я, конечно, имею в виду только представительниц прекрасного пола, хотя Даша в нахождении общего языка с парнями проблем не испытывала никогда.

Она всегда была своего рода мотором, энерджайзером в коллективе. Голова ее вечно создавала различные идеи, которые Компания обычно принимала на ура и с большим удовольствием. Костя же относится к Даше с особым почтением, понимая, что для девчонки иметь такой авторитет — просто круто! Нередко они вместе проявляли инициативу, когда на кону стояло дело особенной важности — например, школьное мероприятие. Впрочем, инициатива эта часто проникала и далеко за пределы школы.

Естественно, что у Даши, как у всякого энергичного человека, и увлечения соответствующие. Она очень любит заниматься автоспортом, в частности вождением картов и мопедов; также увлекается футболом, плаванием, аэробикой. Вообще, Даша, как и Костя, — спортивный человек. На нашу физ-ру, пусть и с Долгановым, она всегда шла с огромным азартом, аналогично проявляя себя и в спортивных состязаниях, то есть чемпионатах, конкурсах и прочем.

Интересно, что, при всей взбалмошности, энергичности и бесшабашности, у Даши очень хороший характер. Она, не знаю, почему, но обладает какой-то потрясающей душевностью, которая, вкупе с прекрасными моральными качествами, создает в ней образ компанейского и приятного в дружбе и общении человека.

Люба Рантова, конечно, не обладает такими исключительными качествами, как Даша. Но она также очень милый и приятный человек и довольно красивая девушка. Впрочем, это и неудивительно. Великая модница, Люба, как следует из ее же рассказов, может по восемь часов в день шататься по магазинам и искать себе подходящую одежду, обувь и косметику до тех пор, пока она не найдет себе что-то действительно гениальное, великолепное и блестяще подходящее ей. Конечно, Люба — шопоголик. И, конечно, Люба обожает гламурный стиль. Но ввиду того, что он ей блестяще подходит, мне в ней это только нравится, как и нравилось всей Компании. Так мы и думали: «…пусть Люба всегда радует нас своей красотой и отличным вкусом!..»

Замечу, что Люба еще прекрасно разбирается в информационных технологиях. В интернете, к примеру, она может найти все что угодно — этим, кстати, не раз приносила большую пользу Компании; также блестяще владеет графическими редакторами, опросниками и многими другими фишками.

Женя Караванная чем-то похожа на Любу. Даже очень. Та же страсть к шопингу, те же привычки быть всегда гламурной… Неудивительно, что они являются давними подругами.

Женя всегда была активным членом Компании. Она редко когда оказывалась вне коллектива — в основном все время с нами, во всех разъездах, во всех развлечениях. В общем, наш верный друг, который никогда своих не предаст.

Замечу, что активность Жени в Компании, пожалуй, была связана с ее любовью к путешествиям — она не раз рассказывала мне о своих странствиях с семьей по России и Европе. Говаривала и про Золотое кольцо, и про Дальний Восток, и про Туманный Альбион… Порой также делилась впечатлениями о своих маршрутах в Карелии, в частности по лесам и полям; отмечала, что там живут ее родственники. Интересно, что однажды, где-то полтора года назад, именно Женя стала инициатором нашей поездки в Лужские леса за грибами и ягодами. Набрали мы их тогда, правда, немного, но удовольствие определенно получили.

Бесспорно, интересным человеком является Карина Баваева. Ох, до чего принципиальная натура! Порой и ворчит, и кричит, и спорит, и скандалит! — в общем, ругается напропалую, таков уж ее неординарный характер. А какие интриги она порой плетет!.. Впрочем, повторюсь, все это делает ее очень интересной девушкой. Потому она в Компании — с такими, как Карина, скучно никогда не бывает. Да, принципов в ней много, и некоторые явно лишние, но… что уж поделать? Так устроена.

Как вы поняли, характер ее поистине взрывной, без сомнений.

Отмечу, что Карина очень хорошо рисует и танцует, а также занимается каратэ.

Забавно, что Вика Бегова одновременно и лучшая подруга Карины, и полная ей противоположность. Я, к слову, всегда поражался данному парадоксу и пытался понять, что является фундаментом их дружбы. Наверно, эти попытки изначально были обречены на провал, потому как понять специфику некоторых особо небанальных дружественных отношений не так легко, — но, возможно, Карину и Вику объединила наша Компания. Впрочем, это лишь предположение, тем более что они и ранее были очень дружны между собой.

Более же я об этом думать не хочу, а сообщу лишь, что Вика — весьма тихая и спокойная девушка. Она с детства мечтает стать доктором и год от года движется по пути к своей цели; также превосходно готовит и играет на фортепиано.

Остальных девушек я просто перечислю: Юлия Танева, Ира Пластова, Лена Мишина, Маша Подковальникова, Аня Лисицина, Катя Вербова, Соня Картенко и Яна Минкина.

Теперь вернемся к событиям 1 сентября.

Итак, сильнейший дождь. Линейка должна начаться в 9:00, поэтому к 8:45 народ стал приходить уже достаточно активно.

Первым подошел Арман. Он словно по секундам рассчитал свой путь к школе, чтобы появиться раньше меня. Расчет оправдался — я пришел минутой позже.

Арман выглядел весьма задумчивым. Вполне естественно, я спросил:

— Что с настроением, дружище? Небось, в школу не хочется?

— А кому хочется? Да не в этом дело…

— Так в чем же?

— Да вот разговор наш вчерашний забыть не могу, — признался Арман. — Такой пустяк… Такая фигня!.. И столько всего. Поразительно!

— Да… Бывает же такое…

— Но Костя! Костя — просто красавец! Как все решил!.. И так просто.

— Согласен. Странно, что мы сами до этого не додумались.

Далее пришел Миша. Он, как обычно, припер огромный букет цветов — на этот — и заключительный! — раз он состоял из роз. Добрых два десятка точно присутствовало. Сам же Миша выглядел смешно: пиджак явно ему не шел, виной чему, возможно, было Мишино пузо; галстук болтался, словно пущенный при сильном ветре в воздух флажок; прическа была нелепая — что-то между коком и ирокезом, но ни то, ни другое, и оттого полный бред на голове.

Вскоре подошел Саня, затем Леша. Они пребывали в хорошем настроении, правда, Топоров иногда делал прогнозы насчет линейки:

— Готов на сто рублей поспорить: сегодня опять какая-нибудь дичь будет. Только бы не заснуть…

Пришли Федя и Володя, и, как обычно, с тупыми молчаливыми физиономиями. Они нехотя стали протягивать нам руки для приветствия, говоря отдельные, не связанные друг с другом слова; затем нашли себе подходящее место, застыли и вконец онемели.

Следом появился Сергей и сразу направился к женской половине класса. Приветствуя девушек, он явно не скупился на добрые слова, постоянно улыбаясь с видом очевидной фальши во всем своем выражении лица, и, конечно, одарил всех привычными поцелуями. Затем началась их совместная болтовня, но нам было так противно на все это смотреть, что мы просто решили отвернуться.

Спустя минуту нашим взорам предстал Дима; он шел в куртке, на которой отчетливо виднелось большое пылевое пятно. Судя по всему, Ветров где-то упал или спотыкнулся, причем грудью вперед, однако, не придав большого значения степени испачканности своего внешнего вида, двинулся дальше. На голове у Димы располагалась кепка, а на кепке была нарисована палка (что бы это значило?). Поздоровавшись со всеми, Ветров встал рядом с нашими двумя тупонемыми.

И, наконец, на горизонте мы увидели Костю. Он шел твердой, уверенной походкой и вел за руку своего 8-летнего брата Даню, который готовился с секунды на секунду стать второклассником. Одет он был шикарно, впрочем, как и всегда.

Пришел же Костя всего за три минуты до начала линейки, поэтому он вскорости начал обходить все классы и приветствовать везде и всюду своих друзей. Практически для каждого он находил какие-то слова, всем искренне улыбался, активно при этом жестикулировал — в общем, являл себя в родной стихии. Очевидно, все были невероятно рады его приходу.

Наверно, особенно интересным можно назвать его приветствие с Дашей Красиной. Перездоровавшись со всеми, он подошел к ней, тихонько взял ее за руку и отвел в сторону, едва ли не за угол — так, что исчез из нашего поля зрения. Следовательно, о том небольшом времени, что они пробыли наедине друг с другом, мы, по идее, ничего сказать не можем. Но позже рассказывал народ, что на протяжении трех минут они о чем-то тайно перешептывались. Диалог их, по слухам, был очень содержательным и, в чем никто не сомневается, имел определенную степень важности — мол, Костя и Даша не отрывали глаз друг от друга, выражая таким образом одновременно и серьезность, и понимание, и уважение, и совместную заинтересованность. Вероятно, говорили они о делах и, в частности, о делах Компании. После же заключительных реплик Костя горячо пожал руку Даше и отошел от нее.

Впрочем, хотя у нас нет оснований не верить народу, я призываю Читателей не удивляться происходящему и не спешить с выводами. Повторюсь, девушки у Кости не было, и это знали все! Может быть, Даше и нравился Костя, даже, наверно, так оно и есть, но я прекрасно помню его категорически отрицательное отношение к любви вообще и к школьной любви в частности, и пусть этим все будет сказано. А пока Костя, оставив Дашу, вернулся к нам, чтобы примкнуть к нашей группе, то есть к Арману, Леше, Сане, Мише и мне.

Спустя буквально полминуты раздался, с ежегодным опозданием, сигнал о начале линейки, и мы двинулись к стадиону. Там подготовка уже стремительно завершалась.

Дождь продолжал хлестать все и вся, но это не помешало организаторам разместить-таки свое оборудование, укрыв его предварительно полиэтиленовыми пакетами. Пожалуй, сейчас мне стоит кратко описать сцену предстоящего действия за несколько секунд до начала линейки.

Итак, на каждой из четырех сторон стояло по одной массивной колонке. Размер их был настолько велик, что звук, сами понимаете, приобретал колоссальную громкость и мощность. В северной части (там, где у нас была трибуна) располагалась построенная на скорую руку сцена, и, как мне кажется, она была слишком маленькой. Впрочем, сцена и нужна-то была только лишь для того, чтобы на нее пару раз взгромоздились директриса со своим заместителем, местный депутат — дядька лет шестидесяти да сорокапятилетний певец, который десять лет назад занял почетное десятое место на некоем конкурсе купчинских певцов и получил за это в подарок памятную ленточку и брелок. С тех пор он уже девять лет подряд выступает у нас и каждый раз, выходя на сцену, обязательно демонстрирует всем собравшимся свою ленточку, которая, к слову, год от года становится все грязнее. Впрочем, гордость сорокапятилетнего певца от этого нисколько не меркнет.

Рядом со сценой стояло шесть парт (по три с каждой стороны), вытащенных, скорее всего, из кабинета труда, что на первом этаже, — оттуда вечно что-то тащат. На них лежали костюмы, диски, фонари, пиротехника, микрофоны, удлинители, батарейки, гирлянды и еще очень много всевозможного хлама. Разумеется, все это было укрыто, хотя некий балахон, как раз-таки и предназначавшийся для этого укрытия, ввиду своего подержанного состояния, обнажал достаточно много мелких и мельчайших деталей, которые тоже в весьма немалом количестве присутствовали на партах.

За отдельным столом располагался звукооператор — наш старый знакомый, дядя Петя. Профессия у него, правда, была совсем другая — когда-то он работал слесарем (и сейчас еще, кажись, работает), да и звали его на самом деле Сергеем Петровичем. Но, давно уже являясь пенсионером, он, известный как завсегдатай и давний — то есть вечный — друг нашей школы, никогда не упускал момента прийти к нам и снова помочь с организацией праздника, ибо за это он даже получал небольшую денежную благодарность. К тому же дядя Петя всегда твердил, что он «еще совсем не стар душой» и что он еще всем покажет свою юность и свой молодецкий задор.

Все, линейка началась. Под совместный аккомпанемент дождя и музыки на площадь выбежали первые артисты. Они лихо танцевали, показывали несложные трюки и что-то пели. Но, увы, их выступление не произвело на зрителей особого впечатления. У Сани даже родилась реплика:

— И откуда таких второсортных берут?

После артистов выступили директриса с заместителем, а затем появились первоклассники, которых приветствовали весьма скромными аплодисментами. Раздалась знакомая музыка из «Большой перемены», и ребят начали постепенно поздравлять. Местный депутат, полуседой, но еще румяный старик, держал неплохую речь, в которой особенно упомянул про «чрезвычайно важную роль подрастающего поколения в будущем нашей прекрасной России».

После него вышли школьные деды. Это были представители 11а класса: Туманов Ярослав и Подковайло Валерий. Они тоже произнесли несколько помпезных слов (наверняка по поручению директрисы), дали первый звонок и достаточно быстро удалились, не забывая при этом высоко поднимать вверх ноги (такая армейская походка является традиционной для дедов нашей школы), так что многие из собравшихся хорошо могли видеть их засаленные, отфутболенные кеды.

Затем настал звездный час «почетного купчинского певца», при выходе на сцену традиционно начавшего махать своей знаменитой ленточкой. Издали мне показалось, что она стала заметно длиннее, по сравнению с прошлым годом.

В этот раз Исидор Трубов (так звали певца) решил спеть нам известную итальянскую песню «Confessa» — захотелось ему вдруг, так сказать, погрузить нас в итальянскую атмосферу. Почему именно в итальянскую и какое это имеет отношение к 1 сентября — спросите у Трубова. Хотя для него это, наверно, не важно; главное — спеть. И он спел.

Представьте себе, что человек силами голоса издает звуки, эквивалентные звукам расстроенного контрабаса. Представили? Превосходно! Вот именно так Исидор Трубов пел в этот день песню из репертуара Челентано.

После столь блистательного выпендрежа раздались очень громкие и хорошо различимые аплодисменты директрисы, Людмилы Арнольдовны Барнштейн, ее заместителя, Чивер Тамары Семеновны, да парочки учителей. Аплодировал также наш классный (Читатель помнит, что им был физрук, Долганов К. В.).

Под конец линейки еще раз выступили артисты и появился некий парень, кое-как одетый в костюм Человека-паука. Судя по сценарию, он должен был проводить первоклашек в классы.

И началась процессия выхода. Так вышло, что следующими после первоклассников уходить со стадиона должны были мы, так как стояли в краю большой живой буквы «П». И вот тут случилось самое интересное.

Саня, еще не отошедший от такого неоднозначного празднования, начал эмоционально выплескивать накопившееся недовольство в диалоге с Костей.

— Да это же просто бред! Ни логики, ни нормальной музыки, ни грамотного сценария, ни здравого смысла, ни фантазии — ни хрена нет! Эти артисты — сборище дебилоидов.

— Бывает, — успокаивал его Костя. — Но как раз фантазии им хватило; жаль, что она была направлена не в ту сторону.

— Не в ту сторону? — не успокаивался Саня. — Я бы сказал, что она была направлена в сторону жопы! Большой нескончаемой жопы!

В это время Саня так увлекся, что не заметил стоящего перед ним динамика. Он шел прямо на него и продолжал говорить с Костей. И вот, когда до колонки оставался всего метр, Саня, наконец, посмотрел вперед, но было уже поздно…

Топоров как следует долбанулся о препятствие, причем так долбанулся, что динамик начал раскачиваться. В конечном итоге, он не устоял на траве и, окончательно покачнувшись, грохнулся аккурат на уже успевшего упасть Саню. В этот момент наш товарищ прокричал от боли несколько крепких ругательств, да таких крепких, что даже у нашего физрука волосы встали дыбом. На беду рядом стоял средних размеров микрофон, который прежде почему-то многими (в том числе и мной) остался незамеченным. Разумеется, что мат Сани, благодаря микрофону, слышали все присутствующие, и даже первоклассники, только-только начинавшие выходить со стадиона.

Конечно, динамик мы с Сани сняли. Но тут же в зону мата прибежали директриса и ее заместитель, и, как и можно было предположить, они сразу начали ругать нашего героя по полной программе; грозились даже исключить из школы (разумеется, это полный бред, основанный только на эмоциях). Подоспел и врач — он поинтересовался, не ушибся ли пострадавший. Саня ответил, что все нормально, все хорошо; мол, даже если что-то не так, то все равно потом пройдет. Стеклись к месту происшествия и школьники из разных классов, — но стоит ли удивляться, что они с любопытством взирали на все происходящее, иногда резко хихикая?!

Конечно, зайдя в школу, мы еще долго не могли выкинуть из головы тот конфуз. Да что говорить — я и сейчас нередко вспоминаю об этом случае, и комичном, и неприятном одновременно, ибо, согласитесь, нечасто подобное увидишь. Но наибольшее впечатление весь этот инцидент произвел, безусловно, на Диму Ветрова. Он, кажись, отродясь не видывал ничего более курьезного, оттого и сидел за партой в фантастически недоуменном состоянии. Однако не будем этому чересчур сильно удивляться: во-первых, это Ветров, а, во-вторых, сам Долганов, подчеркну, некоторое время тоже был в шоке.

Нам огласили расписание на будущий год, а затем началось обсуждение ряда задач и целей на осень. Разумеется, одной из главных тем стала подготовка к ЕГЭ. Впрочем, в тот момент я еще мысленно находился на стадионе.

После окончания уроков мира Костя собрал некоторую часть Компании и предложил всем вместе вечером сходить в кино на какой-нибудь фильм. Конечно, все согласились и засим распрощались до вечера.

Вот так закончилась эта утренняя процессия. Интересно, что наконец-то прекратился дождь, и даже слегка выглянуло солнце.

Я шел домой. По пути меня нагнал мой знакомый из 5б класса, Ваня Кранов, и спросил:

— Коля, а как зовут того парня, который ругался?

Я засмеялся и назвал ему имя героя.

Глава 4. Бандзарт

2 сентября — наконец-то я перехожу к школьной хронике.

Впрочем, скажу еще несколько слов про наше вчерашнее кино, тем паче, что оно нам очень понравилось. В кинотеатр вечером пошло одиннадцать человек (увы, не все смогли), и мы все получили большое удовольствие — фильм и впрямь вышел неплохим. После решили заглянуть в находившийся неподалеку суши-бар и, естественно, покинули его пределы только через два часа, а сама идея посетить данное место, конечно, принадлежала Мише. Японскую кухню, надо сказать, мы оценили по достоинству, но иначе и быть не могло, ибо, помимо Миши, с нами был Кирилл, также прекрасно разбирающийся в суши и роллах и быстро признавший экстра-класс тех блюд, что нам тогда довелось попробовать. Посетовали, правда, на не самые демократичные цены, но возмущения по этому поводу были недолгими.

После комбинации «кино + суши-бар» мы пошли гулять, и наша прогулка закончилась довольно поздно. Я пришел домой в 0:40.

Ну а теперь в школу! Вместе со мной, Читатель!

Прежде всего стоит опубликовать расписание 11б:

Как вы видите, оно достаточно неоднозначное. Чего стоит хотя бы сдвоенный урок английского в понедельник, что означает кучу переводов и exercises на выходные. А как вам нравится утро физики по средам? Может, и впрямь утро добрым не бывает? Нельзя не отметить и завершение недели. 1–4 классы по субботам вообще не учатся; 5–7-ые уходят домой после 5 урока; 8–9-ые отдыхают на какой-нибудь истории или обществе; 10а и 11а прогуливают свои ОБЖ, МХК или психологию, — а наш 11б попадает на химию и страдает. Почему страдает? Об этом еще отдельно поговорим.

Пока же я встал в 8 часов, быстро собрался и пошел в школу — открывать для себя новый учебный год.

В первый учебный день сразу хотелось приключений. И они, словно по заказу, начались с первой же минуты — выяснилось, что сегодня, во вторник, 11б должен был прийти ко второму уроку. Об этом знал, как оказалось впоследствии, только Дима Ветров, которому в понедельник лично позвонил Долганов. Почему именно ему — никто так и не понял, но суть в том, что Дима сначала забыл всех предупредить об отмене первого урока, а потом и вовсе забыл про эту новость и сам пришел к 9:00. Когда же он понял, какую дурость совершил, и поневоле дал об этом знать остальным, гневу народа, в частности Сани, не было предела:

— Че ты, не мог позвонить? — орал Топоров с утра.

Возмущались все, а Дима стоял как вкопанный и сам понимал, что подвел всех.

Интересно, что уже тогда чувствовалось, что одним этим случаем дело не ограничится. Среди нас витала какая-то тень сомнения, неожиданности и иронии, и она словно подсказывала нам, что нечто неожиданное еще случится.

— Вот чую, что-то будет! — беспокоился Арман. — В первый день всякое случается…

— Вполне вероятно, — добавил Леша. — Знать бы только, что это нам принесет: радость или…

— И еще неизвестно, кто у нас пятый урок замещать будет, — сказал Миша.

— Нет, ну вот точно чувствую, — не успокаивался Арман, — что-то произойдет!..

— Да успокойся ты! — шутя наорал на него Саня. — А то заколебал уже!..

— А что, если он прав? — вмешался Костя. — Вот устроят нам какой-нибудь английский или химию — и точно жесть будет.

Говоря данные слова, Костя наверняка понимал, что его это, как претендента на медаль и вообще умного парня, в общем-то, не должно сильно волновать. Однако он как в воду глядел — случилось плохое: на замещение выпала химия! И это вполне выглядело как худший вариант.

Символично, что не было в нашей школе педагога злее, мистичнее и загадочнее, чем тот, кто, по сути, являлся здесь главным и единственным химиком. И звали его Феликс Павлович Бандзарт.

Человек, обладавший невероятной энергетикой, он всегда выглядел специфически: длинный, чаще всего коричневый плащ; синяя шестиугольная шляпа, до того замысловатая, что абсолютно непонятно, откуда она взялась в его гардеробе; черная футболка с большой буквой С во всю высоту; нередко темные очки, скрывавшие за стеклами большие карие глаза; пирсинг на руках — в общем и целом — явная страсть к готическому стилю. Голос его — наверно, как у Владимира Маяковского, которого я как-то слышал в старых записях, но со строго индивидуальными, опять же, специфическими, нотками. Возраст — 30 лет.

Он всегда перемещался быстро, его походка была настолько ровная, настолько четкая и уверенная, что не было ничего удивительного в его образе невероятно уверенного в себе молодого человека. И, глядя на него, никто ни за что не подумал бы, что этот человек работает в обычной питерской школе. Впрочем, на то существовали свои причины, о которых мы — ученики 11б класса — практически ничего тогда сказать не могли, как не могли сказать что-либо и о личной жизни Бандзарта, так как это была абсолютно закрытая для всех нас тема.

Но совершенно очевидно было следующее: он — фанат химии и, вне всякого сомнения, один из немногих в среде преподавателей химии, кто может сказать, что это — его наука. И, разумеется, на наших уроках он властвовал, вел себя как король. Почему я так заявляю? Потому хотя бы, что мы никогда не могли знать заранее, что он нам в очередной раз устроит. Это всегда была его чистая импровизация, неизменно удивлявшая нас последующими результатами.

Временами Бандзарт любил припугнуть нас своими искрометными фразами. Например, как-то раз он нарисовал на доске следующую формулу: C7H5 (NO2) 3 — и сказал: «Берегитесь его! Он может убить всех…»

А вот еще один афоризм: «Кто ищет вечный покой, тот всегда найдет KCN».

Вот такие лирические отступления порой происходили на его уроках. А преподавал он всегда «для умных». Так иногда и говорил: «Расписывать реакцию я не буду, запишу только, что получилось». Неудивительно, что в нашем классе только Костя имел «5», еще 5—6 человек гордились своими четверками, остальные кое-как ползли на «3», в том числе и я.

На доске Бандзарт рисовал, как правило, множество различных формул, и, что интересно, практически все они включали в себя шестиугольники с кружками — кольца бензола. Вообще, это была его страсть. Бывало, объясняет нам кое-как новую тему, а затем неожиданно обрывает последнюю фразу, берет в руки мел — и давай за свое. Через несколько секунд на доске уже появляется очередная фигура. Далее спрашивает он Костю:

— Это что?

В ответ звучит «чертегознаеткакойбензол».

— Гениально! — восклицает Бандзарт. — Не зря я тут работаю.

И так очень часто. Однажды нам даже пришла в голову мысль: а что, если бы Кости не было в нашем классе? Ни за что, конечно, но все-таки! Или не смог бы он ответить Бандзарту? Неужели тот бы ушел?

Признаться честно, мы даже как-то специально подговаривали Костю хоть раз ответить неправильно. Мол, «какова же была бы тогда реакция Бандзарта?!.. — вот узнать бы!..» Но Костя не поддавался. Он оставался непреклонен и всякий раз отвечал: «Ни за что на свете!»

Нам действительно неизвестно, какова была бы реакция Бандзарта в такой ситуации, но зато все знают, что именно за чрезмерную увлеченность рисованием соединений, содержащих бензольное кольцо, нашего химика стали считать в школе в определенной степени ненормальным, чокнутым и помешанным на своем «творчестве». Тем не менее на уроках, конечно, никто и заикаться об этом не смел, да и обращались мы к нему только уважительно — по имени и отчеству.

В заключение стоит добавить, что пять колов за урок считалось для любого класса, а в особенности для нашего, вполне нормальным явлением, ибо спрашивал Бандзарт всегда очень много, к тому же часто проявлял принципиальность — порой мог поставить «1» и за парочку неверных ответов, которые он считал недопустимыми.

Но вернемся к событиям 2 сентября. Как только Долганов зашел к нам на психологию и сказал, что следующий урок — химия, … все слова, какие только можно было произнести, — эмоциональные и спокойные, культурные и нецензурные, ласковые и убийственные — разом смешались и образовали один огромный базар-вокзал. Вот когда наш психолог, Жанна Юрьевна Конторкина, вполне могла использовать свои психологические навыки и знания!

С большим трудом успокоив нас, она, не без доли удивления в голосе, заявила:

— Как интересно! Вы даже не представляете себе, какой невероятный психологический портрет 11б я могла бы составить сейчас на основании вашего поведения.

Секунды некоторых уроков идут фантастически быстро. Вот мы уже стоим на втором этаже перед кабинетом химии. Правда, Сане явно не стоится на месте:

— Не, я реально очкую туда идти. Что, если мы опять будем эти его тесты писать? Как в прошлом году?

— Меня больше ужасает перспектива обжечься! Хватит с меня прошлогодних опытов! — волнуется и Арман.

— Надеюсь, он не будет опять получать сероводород, — крикнул Леха, скривив при этом ужасную физиономию. — Я задохнусь.

— Радуйтесь, что у нас не два урока, — улыбнулся Миша.

— А ты не радуйся! — огрызнулся Саня. — До субботы и ты доживешь!

— Да я знаю! — подтвердил Миша. — Разве что сегодня…

— А сегодня и так будет жесть! В первый же день, блин! По закону подлости…

— И опять мистика… — заметил Арман.

— Черт, она еще кого-то волнует! — удивился Костя. — А, по-моему, все уже свершилось — худшие опасения подтвердились.

— Хуже и быть не могло, — сказал я.

— Могло! — возразил Леша. — Если бы он сам сказал нам про замещение.

— И что бы поменялось? — не понял я.

— А то, что мы не могли бы свалить! А так — можем! Он нас все равно не видел! Ну, кто со мной?! — обратился ко всем Леша.

— Ты в своем уме или бредишь? — убил его затею Костя.

— Да ладно, я шучу… — с грустью признал Леша.

— Все равно бессмысленно — еще два урока впереди, — сказал я. — Да и Бандзарт!..

— Это правда, — согласился Арман.

Только его реплика прозвучала — сразу раздался звонок.

— Ну, пора! — слышал я вздох Сани. В голове, душе и во всем мне сейчас раздалось примерно то же.

Наконец мы вошли в класс. Бандзарт уже стоял за кафедрой и сверлил всех входящих своим пронизывающим взглядом. В это время я сел за пятую парту у стены вместе с Саней, и через пять минут началось:

— Всем добрый день. Вот как быстро время летит! Не прошло и четырех месяцев — а мы снова свиделись! — радостно, но с желчью сказал он, сверкнув на весь класс своей злодейски-счастливой улыбкой.

Класс молча взирал на него, при этом взгляды наши со стороны наверняка выглядели чересчур боязливыми.

Бандзарт еще раз на всех посмотрел, а затем начал быстро говорить:

— Все, не будем больше медлить! Теперь я обязан сообщить вам, что у вас на этот год — важное задание!

«Начинается…» — подумал я.

— Ваши знания химии уже достаточно велики, и я не сомневаюсь в том, что мое задание вам по силам!

«Да ладно!»

— Уровень вашей химической культуры настолько высок, что вы, к примеру, можете без проблем написать уравнение реакции карбонилирования бензилового спирта на родиевом катализаторе!

Я успел записать эту фразу.

— Как представители старшей школы, вы уже можете и должны заниматься самостоятельной химической деятельностью…

— Что он несет?.. — прошептал мне Саня.

— …проявлять фантазию…

Саня что-то еще возмущенно добавил.

— …и оригинальность мышления!

«Неплохо!» — помню, подумал я.

— Итак, в этом учебном году вы должны, используя любые школьные реактивы, провести своего рода химическое исследование. Ваша задача — выбрать любой класс соединений из органической или неорганической химии и подробно изучить его на примере двух-трех простейших представителей. Желательно действовать одному, но можно объединиться в группы — впрочем, количество объединившихся в каждой группе не должно превышать шесть человек. Имейте в виду: объем работы увеличивается с увеличением числа работающих над ней. Это я особенно проконтролирую.

Что же до самой работы, то результаты ее нужно представить в двух видах: доклад, объемом не менее десяти листов, и видеозапись проведенных субъектом исследований химических реакций. Оценка будет рассчитана из количества баллов, что вы наберете. Запомните: классы повторяться не должны, об этом позаботьтесь сами. В противном случае — 0 баллов автоматом вам обеспечены! Задание должно быть выполнено к весне. Вероятно, в апреле я и начну проверку. Наличие работы строго обязательно! Без нее об аттестате можете даже не думать!

Все это Бандзарт выпалил так внезапно, что нет ничего удивительного в том, что мы оказались в положении истинных дураков — остаточный шок после данной новости еще очень долго продолжал на нас действовать, и мы боялись — точнее, никак не могли! — хоть что-то противопоставить монологу Феликса. Даже задать какой-нибудь подходящий к теме вопрос для нас было делом совершенно невозможным или, по крайней мере, трудноосуществимым. Впрочем, как и все то, что нас обязал выполнить Бандзарт.

Только спустя немалое количество секунд Саня все-таки решился выказать общее возмущение. Он произнес вполголоса какие-то ругательства в адрес Бандзарта и еще скривил на редкость сердитую физиономию. Правда, лучше бы он этого не делал.

— Топоров! Встаньте! — приказал Бандзарт.

Если кто-то еще и осмеливался что-то говорить шепотом, то теперь все точно замолкли. Снедаемый тягостной тишиной и ослепленный большим количеством взволнованных взглядов и еще одного — самого острого — взгляда, Саня медленно встал.

— Повторите, что вы сказали! — потребовал Бандзарт.

— Да я… ничего и не говорил, — промямлил Саня.

— Врете! Немедленно повторите! — настаивал Бандзарт. — Я желаю знать все, что вы обо мне думаете!

Саня покраснел. Он смотрел в пол и испытывал явное, но столь редкое для него чувство стресса. Так продолжалось около пятнадцати секунд. Наверно, именно в это время, потому что другого времени не было, Сане и пришло в голову произнести единственное цензурное слово:

— Диктатор…

Бандзарт с полминуты смотрел на Саню, очевидно, продолжая его таким образом мысленно испытывать. Затем он прошелся вдоль кафедры и молвил:

— Вот, значит, какого вы обо мне мнения… — очередная пауза. — А я смотрю, что вы стали очень умны — сидите там, на галерке, бесконечно базарите с Лавровым, ни хрена не делаете, еще ругательства про меня сочиняете, не подозревая даже, что у меня отличный слух… Наверно, это самое удобное для вас положение — вести себя нагло, но забиться в угол. Так ведь? Отвечайте!

— Н-н-нет… — тихо произнес Саня.

— В таком случае следите за речью! А лучше — молчите! Думается, только цианид калия заставил бы вас замолчать, но я все же надеюсь на ваш личный самоконтроль и вашу субординацию. Вам все понятно?

— Да, понятно, — с облегчением ответил Саня.

— В таком случае мы продолжим. А вы — можете садиться.

Саня сел, а Бандзарт принялся до самого конца урока убеждать нас в том, что мы все — потенциальные химики, и что мы все можем и должны проявить свою химическую фантазию при работе над заданием. Честно говоря, в этот момент мне очень сильно захотелось убить его, не только за Саню, а за всех вообще, кому не повезло учиться у него, причем сделать это красиво. Сначала связать его так прочно, как будто какой-нибудь ковалентной связью, затем свернуть и обернуть в бумагу, изрисованную химическими формулами; далее найти стену, выдолбить из нее шестиугольное отверстие, кинуть туда обезвреженного Бандзарта — и все замуровать; потом покрасить стену краской, содержащей ароматические соединения, и нарисовать на стене формулу какого-нибудь взрывчатого вещества — например, того самого, о котором Бандзарт как-то говорил, что «…он может убить всех!» Вот тебя, мертвого, и украсит. И поделом! Круто же!

После этих мыслей резонно заметить, что, пока Бандзарт ораторствовал на весь класс, Саня Топоров парализованно молчал, и, по-моему, до самого звонка он не произнес ни слова.

Впрочем, молчали и все остальные, и лишь когда Бандзарт закончил свой монолог, а до конца урока осталось две минуты, Костя не выдержал и спросил:

— Феликс Павлович, позвольте узнать: почему именно нашему классу вы дали такое задание? Насколько мне известно, ни один из пяти одиннадцатых классов, что оканчивали школу за последние три года, такие задания не выполнял, хотя преподавали у них вы. Так в чем же дело?

— Хороший вопрос, и вы здорово владеете информацией, — отметил Бандзарт. — Но могу сказать, что идея дать это задание принадлежит вовсе не мне. Ее автор — совсем другой человек, и вы его очень хорошо знаете.

— И кто же это? — с колоссальным интересом спросил Костя.

— Эта идея принадлежит Людмиле Арнольдовне Барнштейн, — сухо ответил Бандзарт.

Все так и охнули. Кажется, после произнесения этой фамилии шок был еще больше, чем тот, что охватил нас в тот момент, когда мы впервые узнали, что сегодня будет химия.

— Но скажите, зачем же директрисе, то есть Людмиле Арнольдовне Барнштейн, понадобилось это? Неужели мы ей чем-то не угодили? — снова обратился Костя к Бандзарту.

— А вот это вопрос не по адресу, — заявил Бандзарт. — Если вы что-то хотите знать — обращайтесь к ней. Могу сказать лишь следующее. Первое — я жалею, что эта идея появилась так поздно, когда вы уже перешли в старшую школу. Это надо было придумать раньше. Второе — проблемы вы создаете себе сами! Вспомните вчерашнюю линейку. Может, и вопросов не будет.

Раздался звонок. И сейчас он лучше всего подходил под наше состояние.

Все очевидно: маты Сани на линейке, злость Барнштейн, гнев Бандзарта на уроке, задание… А еще наше нехорошее предчувствие…. Все это связано. И теперь, после слов Бандзарта, в этом даже сомневаться не приходится.

Однако мне совсем не хочется обвинять Саню. Все получилось настолько случайно, что он и сам, конечно, ничего подобного ожидать не мог. Но директриса! Вот истинный злодей! О, как мы ее возненавидели с того дня! Правда, пусть Читатель не подумает, что раньше мы к ней относились значительно лучше. Напротив, между ней и нашим классом уже давно были враждебные отношения, и то и дело возникали ссоры. Иногда, особенно после них, нам казалось, что теперь Барнштейн успокоится, угомонится, перестанет досаждать нашему классу, и весь конфликт перейдет, наконец, в фазу перемирия. Замечу, что мы искренне на это надеялись. Но, увы… Барнштейн сама все портила, каждый раз возвращаясь к старому. И не было конца ее закоренелой неприязни, которая, кажется, снова дает о себе знать. Ведь очевидно, что вчерашний инцидент — это прекрасный повод для Барнштейн снова начать травлю нашего класса. И это самое ужасное. Учиться придется еще год, а уже, с 1 сентября, — опять начинается! И ведь черт его знает, что еще может произойти за ближайшие девять месяцев.

Увы, так исторически сложилось, что аж с шестого класса Барнштейн нас невзлюбила. Она всегда говорила, что мы — «окраина общества, шпана, хулиганье — в общем, ни на что не способные тупицы». Барнштейн вечно ставила в пример параллельный класс, даже когда он явно не мог похвастаться какими-либо достижениями, и приговаривала при этом, что после девятого класса нас вообще следует изгнать из школы — мол, мы здесь лишние. К счастью, пожелания ее не сбылись — вмешались некоторые хорошие люди, и мы здесь почти в том же составе. Но Барнштейн наверняка осталась не удовлетворенной таким исходом и вот теперь решила сделать нам очередную пакость. На сей раз через Бандзарта.

Но мысли большинства учащихся были сейчас не о ней. В основном все думали о химии, и это не случайно, ибо в классе витало грустное, но стойкое чувство, что выполнять задание Бандзарта придется всем, а, значит, всем придется напрячь извилины, чтобы обмозговать перспективы предстоящей исследовательской деятельности. Строго говоря, как выполнить задание Феликса, никто не знал. Но и надеяться на «доброго Бандзарта», который однажды вдруг возьмет да и отменит задание, было бессмысленно.

Костя, понимая, какое у нас сейчас настроение, как мог, пытался подбодрить нескольких явно приунывших ребят.

— Ничего, прорвемся! И не из такой задницы вылезали! В конце концов, у нас времени — до жути! Да и в группу можно объединиться, чтоб хоть что-то сделать.

— Но как мы это сделаем? — выглядел озадаченным Арман. — Мы не химики, да и к ЕГЭ надо готовиться, а не химией заниматься!

— Вот и надо было ему про ЕГЭ напомнить, — молвил Леша.

— И что? Думаешь, он бы все отменил? — возразил Саня.

— Кто ж его знает?..

— Да брось! Уж тут мы его хорошо знаем. Раз он сказал — значит, все железно! — сказал Саня.

— И чего тогда делать?

— Ладно, не катастрофа, — не терял оптимизма Костя. — Главное — приступить. А там уж как пойдет. Не получится — ну, значит, он сам это увидит. Но важно показать ему, что мы хотя бы что-то пытаемся сделать, а что есть на самом деле — второстепенно. Поняли меня?

На несколько секунд воцарилось молчание. А потом Арман опять начал:

— Но все-таки: как мы будем выполнять задание? У нас даже нет реактивов!..

— Это правда, — согласился я.

— …а брать реактивы у него — едва ли хорошая мысль…

— Согласен! — продолжил Костя. — Но и это — не проблема. У меня есть один знакомый, — он работник химического предприятия, и ему всего двадцать четыре года. Не сомневаюсь, что он нам поможет.

— Что, прямо так поделится реактивами? — не поверил Миша.

— Разумеется! — заявил Костя. — Должен выручить.

Связям Кости с уважением подивились многие. Однако Леша спросил:

— Но как быть с самим заданием?

— Что ж, положимся на собственные знания, интернет и хороших знакомых. Из тех, кто выпускался из школы в последние годы, есть люди, неплохо разбирающиеся в химии. Я тоже постараюсь, — добавил Костя.

— А кто именно хорош в химии? — спросил Миша и тут же пояснил: — Из тех, кто выпускался…

— Это сейчас не важно! — коротко произнес Костя. — В любом случае сначала мы будем делать сами. Если не выйдет, а так вполне может быть, то воспользуемся связями. Работать же начнем со следующей недели. Договорились?

Все поддержали Костю.

На МХК, как ни удивительно, класс наш пребывал в весьма молчаливом состоянии; все как-то спокойно сидели и слушали учителя. Действительно, это очень странно, ибо обычно на МХК проявляют себя в полной мере наши главные любители побазарить: Сергей, Арман, Карина… Наверное, все по-прежнему думали о химии. Особенно же задумчивым выглядел Дима Ветров. Ему наверняка предпочтительнее было бы получить подобное задание по физике, там бы он себя проявил на все 100% — это уж точно. Но — не судьба! Химия — не физика, а Ломанова (наш учитель физики) — не Бандзарт.

После МХК мы пошли к Долганову на физкультуру. К счастью, он решил нас особенно не мучить (хотя любил это делать) — все-таки первый день. Мы спокойно пробежали свои два километра на улице и там же сыграли в футбол 5x5 (наверно, это был редчайший случай, когда все парни пришли на физкультуру). Команда Кости, за которую, помимо него самого, играли я, Арман, Дима и Саня, легко, со счетом 3–0, одолела другую команду, где играли остальные. Что ж, такая победа — это, конечно, пустячок, но приятный.

И вот наконец закончился этот, в целом, куда менее приятный день! Я шел домой и не мог выкинуть из головы сегодняшнюю химию, потому как меня всерьез ужасала мысль, что на этой неделе нам предстоит еще три (!!!) раза встретиться с Бандзартом. Что и говорить, не самая радостная перспектива!

А на улице где-то с 14:30 поднялся сильный ветер. Такой, что идти было противно. Стих он только спустя час — уже после того, как я пришел домой.

Глава 5. Все хорошо!

Оставшиеся четыре дня недели прошли относительно спокойно, и этому способствовало одно очень важное обстоятельство: Бандзарт заболел. В результате пятница и суббота получились укороченными — по пять и четыре урока соответственно. Радости нашей, конечно, не было предела, но про существование задания никто не забывал.

За этот период мне больше всего запомнился пятничный урок ОБЖ. Так получилось, что параллельно ему у 11а — класса, с которым мы были особенно дружны, — была физ-ра, и проходила она на улице, ибо погода выдалась уж больно хорошая. Ну и, разумеется, добрых полчаса «ашки» играли в футбол, а мы вглядывались в окно и наблюдали за тем, как идет игра (кабинет ОБЖ находился на первом этаже, и наблюдать за футболом было очень удобно). Сначала наш препод, Долгов Евгений Петрович, не понимал, в чем дело. Он спокойно рассказывал нам про обязательную подготовку граждан к военной службе и думал, что все его слушают. Пожалуй, он даже и не обращал внимания на то, что наши взоры уже давно направлены явно не на него. Потому рассказ его был непрерывным. Позже в классе стали раздаваться первые крики, ахи и вздохи. Очевидно, это было следствие забитых мячей, и Долгова сильно заинтересовала такая реакция. Но он отчего-то подумал, что данные эмоции выражают наше истинное восхищение его рассказами, а потому стал продолжать вещать с еще большим энтузиазмом, словно пытался понять сам и представить нам всю глубину изучаемой темы. Но вот, когда до конца урока оставалось еще десять минут, а, следовательно, до конца футбола — пять, все сильнее стали раздаваться возгласы:

— Хорош!

— Кати!

— Фланги! Фланги!

— Охренеть у них вратарь…

— Горишь!

— Ошибется!

— Да бей уже! — и другие.

Болельщицкие пристрастия в нашем классе разделились, но Долгова это вряд ли интересовало. Он и так явно не ожидал заметить, что класс уже некоторое время совсем его не слушает. Однако, разобравшись в ситуации, Долгов поступил не менее неожиданно: к нашему удивлению, он не только не занавесил окна, но еще и рассмеялся и разрешил досмотреть-таки футбол. А мы, видимо, были настолько поражены его действиями, что даже и забыли на несколько секунд о том, что Долгов и сам — любитель футбола, ибо он уже тридцать лет болеет за «Зенит» и «Баварию» и по-прежнему считает лучшим игроком в истории футбола немца Герда Мюллера. Отсюда и следует, что не случайно сегодняшний футбол на стадионе оказался ему небезразличен. Он посмотрел вместе с нами последние пять минут игры и, кажется, остался доволен и содержанием, и результатом. Сыграли 2–2.

Надо сказать, что Костя в первые дни этого учебного года очень активно занимался делами Компании. Мы условились на выходных съездить на природу, дабы приготовить вкуснейшие шашлыки, причем в планы Кости входило собрать не меньше двадцати человек. Эта тема на некоторое время и стала центральной.

Особенно много Костя разговаривал с Дашей; позже он рассказывал нам, что просил ее созвать всех своих подруг, чтобы выезд получился еще более интересным и увлекательным, и Даша обещала ему помочь в этом деле. Следовательно, можно было не сомневаться в том, что нас ждут прекрасные выходные. Однако не могли Костя с Дашей обойти стороной и тему исследования, ибо, даже в контексте болезни Бандзарта, звучала она по-прежнему пугающе и угрожающе, а беспокойство многих наших товарищей день ото дня только усиливалось.

В такой ситуации самым логичным решением, для начала, выглядело объединение в группы. Тут и принцип «Одна голова хорошо, а две — лучше» работает, и волнения меньше, и веселее становится… Но нашлись в нашем классе и одиночки, например, Сергей Бранько, не раз уже успевший заявить:

— Я все сделаю сам, мне помощь не нужна! Требуется только время.

Все, конечно, понимали, что он врет. Рассказывали же, что Бандзарт в прошлом году спалил его на том, что он не знает формулу кислорода. Так что это он вначале такой гордый. Я был уверен: пройдет некоторое время — и он опять обратится за помощью к девушкам.

Но не менее надменно заявила Юлия Танева:

— По мне, лучше все делать одной! И только одной! Когда ты одна — тебе никто не мешает, вокруг тебя никто не суетится, и у тебя полная свобода действий. Тогда и возможен результат. А когда вокруг люди — так называемые помощники — согласованности — 0. А, следовательно, и результата — 0.

Здесь я скажу так: подождем — увидим. Время все расставляет по своим местам.

Но все-таки — и мне это отрадно сообщить! — многие последовали примеру Кости и объединились в группы или пары.

Итак, «группа Кости», или, как еще можно сказать, «группа Компании», предстала в следующем составе: Леша, Миша, Арман, Саня, я и, собственно, сам Костя. Девушек из Компании мобилизовала на химические подвиги Даша Красина; вместе с ней, как вы, наверно, уже догадываетесь, трудиться решили Карина, Женя, Люба и Вика. В паре, что совсем не удивительно, решили работать Владимир и Федор. Сергей быстро забыл свои гордые порывы и слова и решил химичить вместе с Машей и Яной. Работать тройкой также предпочли Катя, Соня и Аня. Объединились Лена с Ирой.

Таким образом, на свои собственные силы не побоялись положиться только Юля Танева и Дима Ветров (с ним все было ясно заранее).

В субботу на перемене, во время обычного разговора, мы с Костей прокомментировали такой расклад.

— Что ж, весьма предсказуемо, — заметил Костя. — Я не встретил ни одной сенсации. Даже как-то скучно…

— А вдруг что-нибудь поменяется? — сказал я — Может быть, Дима, наконец, поймет, что он не самый умный в нашем классе, а гордыня Юли вдруг испарится? Или команда Даши ничего не придумает и развалится?

— Команда Даши не развалится никогда! — твердо ответил Костя. — Даже если ничего не придумает. А что до Димы, то когда-нибудь этот товарищ поймет, что не он один знает, что метилоранж — это… погоди, я выговорю: это диметиламино… фенилазобензолсульфонат натрия…

— Ну-ка, еще раз! — потребовал я, смеясь.

— Диметиламинофенилазобензолсульфонат…

— Окей, я понял.

— Так вот, тогда в его умной головке, возможно, начнут фигурировать такие слова, как «команда», «дружба», «взаимопомощь», «братство» … наконец, Компания.

— Но если Дима так никогда и не поймет поистине великое значение этих слов? Что тогда?

— А тогда… Тогда мне будет его жаль. Появится еще один человек, который так и не понял главные ценности в этом мире.

При этих словах Кости я взгрустнул.

— Не печалься, — иронично произнес он. — Зато у нас в стране появится еще один задрот-физик.

Далее мы решили перейти на более веселую тему и заговорили о шашлыках.

— Могу тебя обрадовать, Коля. Все отлично! Набирается двадцать один человек! — Костя произнес это так радостно, что мы даже как-то сразу развеселились. — Едем завтра утром на хату Миши.

— То есть?..

— Я имею в виду дачу. Просто он сам ее любит хатой называть.

— Ясно. Но на чем же мы поедем? 21 человек!.. Тут и автобуса не хватит!

— Вот как раз его точно хватит! Отец Миши водит большой туристический автобус, так что мы все запросто туда влезем!

— А сколько мяса потребуется?

— Много! И чем больше — тем лучше!

— Круто! — оценил я.

— Ага. Особенно, когда каждый должен его принести, и ты — тоже.

— Окей, я сегодня вечерком прикуплю.

— Вот и отлично. Завтра развлечемся.

Я не буду сейчас подробно рассказывать о том, как мы съездили. Скажу лишь, что поездка прошла на ура. Жаль лишь, что нас было всего девятнадцать — двое в последний момент заболели и не поехали; но это их огорчение, а шашлыки наши получились такими сочными и аппетитными, что порадовали абсолютно всех, кто был в тот день с нами. Да и отдохнули мы как следует — так, что уезжать совершенно не хотелось. Оттого и отъехали в сторону города уже после одиннадцати вечера — до Купчино добрались только к двум.

Разумеется, что на уроки к понедельнику многие забили. Да и могли ли они нас интересовать в столь радостное компанейское воскресенье?! Но, увы, за всякое удовольствие нам неизменно приходится чем-то платить — если уж не деньгами, то репутацией; если не репутацией, то «достижениями»… Воскресная развлекуха отозвалась для Армана и Сани провалами на английском — это был результат отсутствия у них перевода; Леша Московский завалил ответ у доски на истории — очевидно, в голове его еще вертелись воспоминания о прекрасной даче Миши, а не реформы Александра II; я же сплоховал на русском, когда не смог вспомнить ни одного разряда частиц. Особенно сильно после таких результатов негодовал Ставицкий, но, в остальном, все обошлось без эксцессов.

Надо сказать, что уроки в этот день нас вообще мало заботили, ибо сегодня — да-да, именно сегодня! — должна была начаться наша химическая деятельность. Мы, еще раз подчеркну, отлично понимали, что Бандзарт не шутил, когда говорил про задание (проверено опытом!), и, к тому же, запросто мог перенести проверку задания на более ранний период года (такое дерьмо уже не раз случалось). Попадать же в эту ситуацию нам не хотелось, да и оттягивать исследование значилось бессмысленным решением. Ибо стоит подумать о том, что задание — уже сама по себе долгая и муторная вещь, недаром на подготовку нам отведено так много времени. А ведь потом — финишная прямая, потом — ЕГЭ. Будет ли у нас время на задание? Очевидно, что нет. Поэтому лучше начинать работать поскорее. Сегодня.

Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, сколь велика была наша самоуверенность. Но тогда мы действительно верили в то, что нам по силам справиться с заданием Бандзарта, дабы иметь возможность хотя бы претендовать на аттестат. Были и оптимизм, и интерес, и желание. В самом деле, не каждый день удается почувствовать себя настоящим химиком. Так вот он — шанс! Шанс, сопряженный с абсолютным незнанием науки химии как таковой, но оттого предоставляющий нам огромное число загадочных химических вариантов и комбинаций. Шанс, дающий право забыть стеснение, и страх, и нагнанную на себя тупость. Шанс, который, в перспективе, мог бы стать даже нашим оружием против Бандзарта, когда б нам улыбнулись удача и везение! Вот как мы верили! Фактически верили в чудо. Понимали, где мы и где Бандзарт, но все равно верили в чудо, в то, что и с химией этого ужасного препода нам повезет справиться! И пусть мне хоть миллион людей скажет, что чудо, в принципе, невозможно, — я все равно буду настаивать на своем, особенно, когда вспомню те сентябрьские дни в Компании — время начала нашей с друзьями работы над заданием Бандзарта!

Однако могли ли мы предполагать, к чему нас приведет это задание; к каким невероятным открытиям оно фактически откроет нам дорогу? Конечно, нет. Даже и близко не могли. Но именно поэтому, наверно, мне сейчас так интересно будет вспомнить, как же все начиналось.

А отправной точкой станет квартира Кости, где мы договорились собраться в 18:00. Его родители как раз надолго уехали в отпускное путешествие, поэтому вся их трехкомнатная квартира была в нашем распоряжении. Младший брат Кости — Даня — вряд ли чем-то мог нам помешать.

Костя живет на улице Димитрова, недалеко от «Ленты». Мы — то есть Арман, Леша, Саня, Миша и я — достаточно быстро дошли до его дома и так же быстро оказались стоящими напротив его квартиры. Костя с Даней встретили нас очень радостно:

— Ура! Наконец-то гости! — вскричал младший Таганов и сразу бросился жать руку первому попавшемуся из нас — Арману. Церемония приветствия вообще проходила достаточно долго, но ласково, эмоционально и очень по-компанейски. Но потом мы быстро стали располагаться.

Мы вошли в достаточно большую комнату — и все дружно рассеялись вокруг стола; кто-то плюхнулся на диван, кто-то на стул. Костя с чувством произнес:

— Друзья! Я так думаю, что вы все голодны. Поэтому предлагаю сначала поесть, а уж потом приступить к делу. При полном желудке и думается лучше, заодно оцените нашу с Данькой стряпню.

— Блестящая идея! — тут же крикнул Миша. — Надо подкрепиться.

С ним все согласились, что, впрочем, нисколько не удивительно, и стали ждать еды.

Замечательно, что то, что Костя назвал стряпней, на деле должно было оказаться прекрасным мясным блюдом. Однако не будем спешить — нам предстояло еще немного подождать. А пока в гостиной появились напитки — несколько порций чая и лимонада, кому что по вкусу.

— Какой изумительный чай! — восхитился я. — Интересно, что он туда добавил?

— Похоже на бергамот, — предположил Миша.

Впоследствии выяснилось, что догадка его была абсолютно верной. Чай действительно включал в себя бергамот, а также лимон. Впрочем, не будем больше о чае — нам, наконец, принесли главное на сегодня блюдо — жюльен.

О, что это был за жюльен! Несомненно, это было одно из тех блюд, распознать прекрасный вкус которых можно уже только по одной ложечке. Да что там ложечка — запах всего блюда говорил сам за себя!

— Вот это аромат!.. Восхитительно! — сказал Леша.

— Даже лучше, чем у шашлыков! — заметил Арман.

— Давайте уже есть! — предложил Миша.

Против этой идеи спорить было бесполезно. Тем более что есть хотел не только Миша — следовательно, оттягивать предстоящее удовольствие (а мы сразу поняли, что это будет непременно удовольствие) было ни к чему. Итак, Костя поставил жюльен на стол, Даня поставил тарелки, баночки с перцем и солью и столовые приборы — все, можно начинать!

И мы начали.

Думаю, что сам процесс приема пищи вряд ли заинтересует Читателя, поэтому я его опущу. Скажу лишь, что трапеза продолжалась около получаса. После же восхищению блюдом не было предела. Стоит ли говорить, что жюльеном остались все довольны?!

— Блестяще! Это лучше, чем испанские блюда! — оценил Миша.

— В Армении разве что так готовят… — признал Арман.

— Супер! — сказал я.

— Потрясающе! — заключил Леха.

— Давно так хорошо не ел, — заметил Саня.

Сам Костя также порадовался за такой удачный жюльен и заявил, что гостям следует заходить к нему еще чаще (хотя мы и так очень часто у него бываем), — и тогда он готов порадовать всех и не такими изысками.

Затем все еще долго хвалили Костю и даже советовали ему стать поваром, на что наш кулинар отвечал:

— Ребят, все же просто! Есть рецепт — и все!

— Да… — соглашались мы. — Наверно, это так.

Теперь Костя вспомнил о главном:

— Господа, предлагаю перейти к химии.

Фраза эта нам, мягко говоря, не слишком понравилась. Признаться честно, пока Костя не напомнил нам о главной цели нашего визита, мы все как-то даже и забыли о химии или, по крайней мере, старались о ней не вспоминать. Но вот…

— А может, не сегодня? — предложил Миша. — Как-то неохота…

— Что значит «неохота»? Нет такого слова. Раз уж мы собрались, предлагаю заняться делом. А то как-то странно выйдет. Ну, вы как? — спросил Костя.

Возражений ни у кого не нашлось.

— Вот и отлично! — прокричал Таганов. — Тогда начнем прямо сейчас.

Что ж, обсуждение началось. Сразу надо заметить, что сегодня мы решили заняться только теоретическими вопросами. Нужно было определиться, в каком направлении нам вообще следует начать работать, то есть понять, где у нас есть хотя бы минимальные шансы на успех. Итак, дискуссия стартовала.

— Прежде всего, давайте выберем одно из двух: химия органическая или неорганическая? — предложил Костя. — Ваши мнения.

Наверно, зря он таким путем решил найти ответ на поставленный вопрос. Сразу начался базар-вокзал, и Костя решил изменить правила:

— Друзья, давайте проголосуем!

На такие условия согласились все. Однако вскоре выяснилось, что и голосование — далеко не самый надежный метод. Голоса разделились — 3:3. Пришлось долго думать, как поступить.

Наконец, я предложил:

— Может быть, Даня проголосует?

Сказать по правде, я эту мысль кинул без особых надежд — так, полусерьезно. Но Костя тут же ее оценил:

— А хорошая идея! Нет, правда! Только так мы все же определимся. Как вам кажется, а? — обратился он к остальным.

Тем моя идея тоже пришлась по вкусу, и Костя уже обратился к Дане:

— Скажи, Дань, что тебе больше нравится: органика или неорганика?

Лицо того тут же приняло не очень глупый, но шокированный вид, и мальчик спросил:

— А что это такое? — вопрос этот был крайне предсказуемым.

— Ах да, ты же не знаешь…

Теперь перед Костей встала нелегкая задача: как-то объяснить Дане про два базовых вида химии. Но ведь еще нужно было как-то рассказать парнишке о том, что вообще собой представляет химия.

— Вот смотри, братан, у меня в руке карандаш, — начал Костя. — Посмотри, из чего он сделан?

Ребенок легко ответил:

— Из дерева.

— Молодчик! — оценил Костя. — Ты прав. Карандаш сделан из дерева. Но посмотри на грифель. Видишь? — мальчишка кивнул головой. — Как ты думаешь, из чего сделан грифель?

— Ну, наверно… — согласился пацан. — Наверно, из какого-то вещества.

— Браво! — радостно крикнул Костя. — Из вещества. Вот химия как раз изучает вещества. Понимаешь? — Даня ответил «да». — Причем самые разные вещества. Вот, например, грифель — это графит, то есть углерод. Его изучает органика. Все остальное — неорганика. Сообразил?

— Ну, немного, — ответил младший Таганов.

— Теперь просто скажи: что тебе больше нравится? Соединения с углеродом или без него?

Даня достаточно уверенно ответил, что с углеродом.

— Все, прекрасно! Значит, выбираем органику! — радостно произнес Костя.

После такого легкого разрешения столь важного вопроса старшему Таганову впору было поаплодировать.

Конечно, люди, знающие химию, вполне могут обвинить Костю в том, что он так легко отождествил органическую химию с углеродом, а неорганическую — с его отсутствием, ибо сам Костя мне рассказывал, что к неорганической химии относятся некоторые вещества, содержащие углерод. Это что-то вроде углекислого газа, если я не путаю название. Но согласитесь, что не так-то уж легко объяснить второкласснику основы химии, да еще так, чтобы он хоть что-то понял (если уж мы не понимаем!..). Поэтому Костю следует похвалить за такое легкое и понятное объяснение того, что далеко не всем изначально кажется понятным, а химиков я попрошу на моего друга не обижаться.

— Теперь надо определиться с классом соединений! — скомандовал Костя. — Опять же, какие варианты?

И тут совершенно неожиданно (а, может, и вполне ожидаемо) наступило всеобщее молчание. Тишина настолько резко сменила достаточно оживленную обстановку, что можно было подумать, будто мы все разом выпили KCN и замолкли навсегда.

Но пусть только Читатель не подумает, что все стали напряженно думать и размышлять, какой класс выбрать. О, это было бы даже смешно! Просто мы (за исключением Кости, конечно) за время летних каникул (да и не только из-за них) вообще напрочь забыли названия классов химических соединений, хотя вроде бы изучали их с Бандзартом (если слово «изучали» здесь уместно) весь десятый класс, и сейчас ни черта не могли вспомнить. Спасибо Бандзарту.

— Помнится, что-то там было на «а», — молвил Саня.

— И впрямь было. Только как же называется? — пытался вспомнить я.

Костя некоторое время молчал. Отчасти оттого, наверно, что не хотел мешать нам вспоминать еще такой недавний материал; или, возможно, потому что хотел надолго запомнить наши наиглупейшие в этот момент выражения лиц… Но очевидно одно: он был в не меньшем шоке, чем мы в ту секунду, когда Костя предложил нам озвучить варианты.

— Да… — понял он. — Что ж, придется все вспоминать.

И он взял листок с ручкой и стал что-то на нем писать.

Через две минуты на листке появились следующие слова (подчеркиваю, для нас это были только слова): алканы, алкены, алкины, алкадиены, циклоалканы, арены, амины, нитросоединения, аминокислоты, альдегиды, карбоновые кислоты, кетоны, сложные эфиры, простые эфиры, углеводы, жиры, белки, спирты, нуклеиновые кислоты и фенолы.

При слове «арены» меня сразу осенило: «Вот же, как это называется!»

Замечательно, что благодаря записи Кости мы постепенно все-таки стали вспоминать прошлогодние уроки химии. Правда, пока в голове крутились только постоянные задания, приказы и коричневый плащ. Впрочем, Костя подгонял нас:

— Ребята, я не слышу предложений. То, что тут написано, — просто названия классов соединений. Я не верю, что вы ничего не помните.

Сомневаюсь, что все всё вспомнили, но вскоре начался небольшой спор:

— Циклоалканы! Название красивое.

— Вроде алканы самыми простыми были — может, их?..

— А может, амины?

— Предлагаю кислоты. Хоть слово знакомое.

— А фенолы — это что?

Все это могло бы продолжаться долго. Но тут меня продолжило осенять: бензольные кольца — это же арены; любимое увлечение Бандзарта — он обожает рисовать их на доске (вот, наверно, почему я так усиленно пытался вспомнить это слово); естественно, выбор стал для меня очевиден. Я крикнул:

— Хватит спорить! Неужели не ясно? Надо брать арены!

В этот момент все посмотрели на меня. Уже по первым взглядам Миши, Армана и других для меня стало ясно, что им теперь тоже все ясно.

— Ну конечно! — крикнул Миша. — Надо брать арены.

— Только арены! — поддержал Арман.

— Арены! Арены! — веселясь, кричал Саня.

Итак, выбор был сделан. Далее началось получасовое обсуждение, касаемое того, что нам понадобится для опытов.

Понятно, что нужен бензол. Нет бензола — можно смело забыть про арены. Однако мы предполагали, что бензол появится — уж слишком надежной и перспективной выглядела связь Кости с 24-летним работником химического предприятия. Помимо бензола необходимо будет где-то раздобыть еще несколько представителей аренов — Костя обозвал их странными словами: толуол, кумол, ксилол, кажется, и что-то еще. И вот тут ситуация выглядит более сложной: надеяться только на знакомого Кости — опрометчиво и неправильно, а если действовать придется нам самим — могут возникнуть проблемы, ибо вряд ли кто из посторонних нам людей захочет отдать несовершеннолетним парням всякие там реактивы. Наконец, нужны еще будут вещества, с которыми арены могут взаимодействовать, — в ходе исследования нам наверняка придется провести немало реакций, значит, и реактивов понадобится большое количество. Костя сказал, что многие реактивы — газообразные вещества — например, хлор, водород и др. А их достать — почти нереально. Даже в воздухе их нет. Также потребуются различные катализаторы и индикаторы. В общем, вопросов — океан.

Перед завершением дискуссии Костя сказал:

— Ну что ж, на сегодня хватит. Главное, что мы определились с классом. Относительно реактивов буду выяснять; надеюсь, что мой друг что-нибудь достанет, — помолчав немного, он добавил: — Пообещайте мне кое-что напоследок.

— Что именно? — спросил Арман.

— Что ни один из вас, как бы ни складывалась работа и как бы много вопросов ни возникало, не станет просить помощи у Бандзарта. Ни в коем случае! — произнес Костя, глядя на всех очень доверительным, внушающим уважение взглядом.

Все пообещали.

— Прекрасно! В следующий раз поработаем через неделю. Надеюсь, что к тому моменту у нас хоть бензол появится. Кстати, отчего у вас такие грустные лица? — заметил Костя. — Я не вижу бодрости, я не вижу тонуса. Арман, где твоя коронная улыбка?

— У меня зуб болит. Сейчас не до улыбок, — ответил тот.

— Что ж, лечи. А вы, господа, улыбнитесь. Побольше оптимизма! Все хорошо! Справимся!

После этих слов все стали прощаться. На часах было 21:00. Уже стемнело. Выйдя на улицу, я даже ощутил небольшой сентябрьский холодок, — но он, как ни странно, был мне приятен.

Глава 6. Заговор

Во вторник, 9 сентября, началась раздача неудов по литературе — мало кто подготовил биографию Д. Мережковского. Из нашей шестерки не повезло мне, Мише и Арману (у него вообще какое-то тяжелое начало года). И неудачниками также оказались Карина, Люба и Женя (неужели они тоже вчера занимались химией?!). Неприятных результатов могло быть и больше, но, к счастью, всех выручил Костя. Он уверенно рассказал всю биографию и получил абсолютно заслуженные пять баллов. Арман же после окончания урока выходил из кабинета крайне расстроенным. Саня утешал его:

— Да забей! Они же это специально!

Костя тем временем побежал к компании параллельного класса, и, очевидно, не зря — на следующей перемене он сообщил нам очень важную новость:

— Только представьте: «А» класс получил задание в два раза легче, чем мы. Я только что караулил друзей у кабинета химии, и все они мне сказали, что Бандзарт задал им подготовить всего лишь небольшой доклад о каком-либо классе. И никакого исследования и видео им делать не надо.

— Вот оно! — мудро произнес Саня. — Выходит, я был прав: это действительно специально.

— Но зачем? Кому это нужно? — возразил Алексей. — Последний год осталось доучиться!

— Как будто они что-то задумали… завуч с директрисой. И осуществляют свой план. Причем есть такое чувство, что мат Саши 1 сентября здесь ни при чем, — предположил Костя.

— Потому что это уже слишком, — заметил Саня.

— Ага. Думаю, он вообще не имеет значения.

— Тогда что имеет? — спросил я.

— Вот это и неизвестно! — сказал Костя. — Но ясно, что и Бандзарт здесь не случайный герой. Что если они его подговорили?

— Серьезно?! — не поверил Саня. — Разве этого типа кто-то может подговорить? Да он сам кого угодно!..

— А я настаиваю на том, что Бандзарта подговорили! — продолжал Костя. — Даже несмотря на его принципиальность. Ха! Мне сейчас «ашки» рассказали, как он спокойно объяснял им атомистику Дальтона. Да и в прошлом году у них было маловато проблем — не то, что у нас!

— Да это просто детектив какой-то! — достаточно радостно заметил Арман. — Главный объект — наш класс; главная неопределенность — Бандзарт. И много вопросов.

Мне понравились слова Армана. Я даже улыбнулся.

— В любом случае происходит что-то странное. Нашим классом командуют, как хотят. Но Долганов, похоже, уже давно смирился с таким положением вещей и ничего не пытается изменить. Ему пофиг, — заявил Костя.

— Хм… А может, он и не хочет ничего менять? — предположил Леша.

— Ну, это то же самое.

— А что ты имеешь в виду, Леха? Что его тоже подговорили? — намекнул Миша.

— Да тут уже миллион связей! Просто коррупция! — не выдержал я.

— Нет! — твердо сказал Костя. — Долганова подкупить не могли. В данном деле — точно нет.

— Но почему? — удивился я. — Он же наш классный, как-никак.

— Да ладно!.. — Костя скривил наполненную фантастическим смыслом физиономию. — Классный, говоришь? А ты вспомни: сделал ли он хоть раз в своей жизни что-то важное и значительное для нашего класса? Сделал ли он вообще хоть что-нибудь?

— Надо подумать… — начал было я.

— А что тут думать?! — повысил тон Костя. — Все же на поверхности! Все видно. У Долганова есть лишь один талант — вести физ-ру. И там он нас неплохо достает… Но что в остальном, а? Долганов же — полный профан! Дневники он месяцами не проверяет, классные часы у нас только первого сентября и под Новый год, экскурсии организовывает мама кого-то там… Нет, нам-то хорошо — мы кайфуем. Но какой же, черт побери, после всего этого из Долганова классный? Он же сам ничего для нашего 11б не делает! Только деньги собирает…

— Капиталист хренов, — заявил Миша.

— Но это еще ничего! — не останавливался Костя. — Вот вы вспомните, что происходит в конце полугодия… или триместра. Когда у всех — долгов до хрена и запара! Когда нужна помощь классного и договор с преподами! Разве он хоть раз вступился за нас? Разве он хоть раз поговорил с другими преподами об исправлении оценок? Да никогда! Напротив, он даже радуется, когда у нас под конец года возникают проблемы. Его это веселит. Он считает нас глупыми…

— А ведь Костя прав, — заметил я, — это действительно так.

Окружающие тоже стали соглашаться с Костей.

— Вот почему, — продолжал явно находившийся сегодня в ударе Костя, — учителя заваливают нас направо и налево. Вот почему они так критически к нам относятся. Блин, это все не просто так! Тут наверняка есть… заговор! Да, я уверен, что здесь имеет место заговор! Ведь они задают нам много д/з и требуют с нас до хрена пересказа не потому, что так написано в какой-нибудь долбаной программе. И не потому, что хотят, чтобы у нас реально появились знания. О нет! Они делают это потому, что знают, что за наш класс никто и никогда не вступится, что 11б — объект насмешек, объект для издевательств и подчинения! И они не менее хорошо знают, что, пока у нас Долганов, — так и будет. А у нас всегда Долганов!.. Увы, травля идет уже не первый год. Еще Бандзарт в нашей школе не работал, а нас уже перестали уважать.

— Вау! Как ты круто все обмозговал! — восхитился Леша.

— Я бы так красиво рассказать не смог! — заметил Арман.

— Кстати, — вдруг начал я, — интересно, а откуда у нас в школе вообще появился этот Бандзарт? Ведь я точно помню, как до него у всех химию вела одна такая жирная тетка — у нее еще во время ходьбы все время зад выпирал. Но народ о ней неплохо отзывался… Так, спрашивается, на хрена проводили рокировку? Кому все это выгодно? И что стало с той?

— Очень интересная мысль, дружище, — заметил Костя. — Действительно, мы ничего не знаем о той рокировке. Как ушла полная: уволили или сама? И почему пришел именно Бандзарт, этот монстр в мире химии? Да и как вообще его допустили к работе?

— Что ж, выходит, его все-таки не так просто позвали, — рассудил я. — Это приглашение было хорошо продумано.

— Следовательно, — продолжал мою мысль Костя, — Бандзарт совсем даже не случайный герой в этой истории.

— Так кто же он тогда? — спросил Миша.

— Ну, пока… только загадка для нас — с того самого момента, когда мы впервые столкнулись с химией, — ответил Костя.

— Но зато мы теперь точно уверены в участии Бандзарта в заговоре против 11б. А даже если это ошибка, мы все равно не должны отбрасывать сомнения — уж слишком спонтанным и противоречивым выглядит его приход.

— Да, Коля, ты абсолютно прав, — сказал Костя.

— А может, он блатной? — предположил Арман.

— Пока это неизвестно, — сказал Костя. — Но тут могут оправдаться любые, даже самые невероятные предположения. Лично я, когда увидел его впервые, подумал, что он пришел из какой-нибудь тайной организации — у него вид как у агента. Недаром иногда темные очки носит. А еще этот коричневый плащ…

— Да все ясно. Он шпион! — заявил Саня.

Костя хотел было поспорить с Саней, но тут раздался звонок, и мы пошли на психологию.

В целом, мысли о Бандзарте отражали наше мнение о многих учителях. Нет, конечно, мы совсем не считали их шпионами, но некоторые нехорошие подозрения относительно них временами проскальзывали в наших дискуссиях — уж слишком часто нашему классу «ставили подножку». Чего стоит хотя бы прошлогодний инцидент на алгебре! Помнится, писали мы тогда всей параллелью районный срезовый тест, который включал в себя десять заданий части A, пять заданий части B и три задания части C. Надо сказать, что написали мы его тогда плохо, ниже среднего уровня, однако «А» класс получил достаточно неплохие отметки, в отличие от нас. Разумеется, после разглашения этой новости наш класс захлестнула волна всеобщего удивления и непонимания — мол, неужто наши параллельные классы — параллельные линии — настолько взаимно удалены друг от друга в математике? И почему? Интересно, что объяснением этой странности заинтересовался даже сам Долганов (видно, все-таки припугнул его кто-то из высших лиц), а уж как были заинтересованы мы… По правде говоря, дело шло даже к скандалу!

И тогда все выяснилось. Благодаря разговорам с Павлом Дубровиным мы узнали, что, конечно, подавляющее большинство людей из 11а получили явно завышенные отметки. А постаралась тут их классная — Никанорова Софья Генриховна — разумеется, учитель математики. Думаю, Читатель и сам догадывается, что наш класс она не слишком любила, зато за свой всегда стояла горой. История школы знает примеры, когда даже самый пустячный скандал — скандальчик какой-нибудь, — касавшийся 11а, мгновенно пробуждал в Никаноровой чувство гнева и затем так же мгновенно подавлялся ею таким способом, что уже через два дня никто и не вспоминал о том, что что-то там когда-то в этом 11а было не так.

Похожая ситуация получилась и тогда, с математикой. Каким-то образом тема фальсификаций вышла за пределы нашей параллели и даже дошла до директрисы — но уже через день дело замяли и закрыли, а оценки менять не стали. Так и решили: «Что стоит — на то и написали!» Больше об этом тесте никто и никогда не говорил.

Все это, конечно, огорчало. Неизвестно, когда именно и у кого возникла идея заговора против нас, — возможно, это случилось так давно, что мы тогда учились еще в пятом–шестом классе. Впрочем, оно и неважно. Когда-то же она возникла. А теперь уже ничего не поделаешь!.. Правда, кажется иногда, что все это сплошной бред, чушь на постном масле, и надо бы вообще отправить эти нехорошие мысли куда-нибудь подальше, ибо уже столько времени прошло, но… Практически весь наш класс верит, что особая неприязнь к нам до сих пор существует. И, увы, вторая неделя этого учебного года вынудила нас только ожелезить эти мысли.

Все началось с геометрии, проходившей пятым уроком в среду, 10 сентября. Никанорова ни с того ни с сего решила устроить нам контрольную работу, о которой прежде, разумеется, не было сказано ни слова, причем задания туда впихнула самые разные — и по теореме о трех перпендикулярах, и по параллелепипеду, и по кубу, и по призме, и по векторам… В общем, все было направлено на повторение материала прошлого года. Нет, мы не совсем тупые, мы что-то понимаем в геометрии, но зачем же так внезапно? Понятно, что класс был в шоке. Даже Дима, обычно пребывающий в полуинертном состоянии, на этот раз, сидя за партой, весь задергался и стал что-то искать в своем портфеле. Что он там искал? — не знаю. Я сидел с Мишей, а перед нами, за третьей партой, зафиксировались в застывшем положении Владимир и Федор.

Начало работы дивидендов не принесло. Мы с Мишей принялись было за первую задачу из четырех, но затем достаточно быстро поняли, что наших знаний о стереометрии на данный момент недостаточно для ее решения. С трудом докричавшись до Кости (Никанорова как назло отсадила его от нас подальше), мы все-таки поняли, где в ней собака зарыта, и обрадовались — варианты наши мало чем отличались, и мы оба с легкостью записали на листке решение. А вот дальше случился ступор, продолжавшийся чуть ли не до конца урока, ибо мы осознали, насколько вообще сейчас далеки от геометрии. К сожалению.

Как ни пытались мы с Мишей вспомнить теорему о трех перпендикулярах, да так и не смогли. А она — и, к несчастью, только она — могла открыть нам путь к решению остальных задач. В четвертой мы смогли найти сторону призмы, пользуясь замечательным свойством параллелепипеда, однако на этом наши геометрические свершения и закончились. Мы все-таки кое-как решили вторую задачу, забив на теорему о трех перпендикулярах, чтобы хоть не получить «2». Но это мало нас сейчас утешало, ибо не было совершенно никаких гарантий, что наш своеобразный подход вообще справедлив в мире геометрии.

Когда геометрический кошмар закончился, мы вышли в рекреацию и долго переваривали случившееся. Саня, как выяснилось, вообще ничего не решил; Леша нарисовал Никаноровой несколько многогранников; и только Костя решил-таки три задачи — на четвертую у него просто не хватило времени.

Арман еще долго ходил вокруг кабинета, Дима сел на скамейку и просидел на ней до конца перемены, Владимир с Федором пошли курить.

Ужасно, что все это было только начало.

В четверг, на английском, нас — вторую группу — заставили составить диалог. Вначале я был относительно спокоен, так как сидел с Костей. У нас были сделаны необходимые заготовки, и в целом наш диалог получился достаточно объемным и — что важно! — лексически грамотным. Оставалось только донести до нашей англичанки — Гареевой Анны Анатольевны — его смысл. И все. Но… Мы в очередной раз убедились, как же все сложно в этой жизни.

Наше выступление по счету значилось третьим. До этого отмучиться должны были Маша с Катей да Арман с Саней. Казалось, все обойдется без эксцессов. Все были готовы. Даже Арман, как я заранее узнал, полностью выучил свои реплики. Однако началось:

— Вот скажи, Маша, — пошли придирки Гареевой, — ты всегда во время произнесения слов выделяешь букву «h» [eit∫] — «ха»?

— Д-да нет… — замялась Маша.

— Тогда почему в слове «prohibition» ты выделила букву «h» как «ха»? Что за фантастическая неграмотность? Кто тебя так учил?

— Да я… я всегда так произносила… — призналась Маша.

— Ты же говорила, что не всегда! А? Почему ты мне врешь?

— Да я не врала, я просто не так поняла… — начала Маша.

— Вот за «просто», — перебила ее Гареева, — и получи «3»! И радуйся, что не «2»! Аналогично у Кати.

— А мне за что? — возмутилась Катя.

— За дикцию, — отрезала Гареева. — Тоже некоторые звуки хромают.

— Но позвольте! — вступился за девушек Костя. — Ведь это нечестно. Сначала вы просите лишь рассказать диалог, обращая внимание только на его идейный смысл, а потом вдруг начинаете разбирать фонетику. Это же непоследовательно! Вы требуете одно, а оцениваете другое.

— А это кто у нас? Борец за справедливость? — хитро спросила Гареева. — А ну, к доске!

И мы с Костей медленно поднялись со стульев и вышли. Начали рассказывать диалог. Во время этого я пытался ни на что не отвлекаться, чтобы не забыть трудные английские слова. Однако я не мог не почувствовать на себе неприятный взгляд Гареевой, которая, казалось, сейчас вот-вот встанет и начнет орать на меня. Отвлекшись-таки, я, увы, забыл свою реплику, и это, как и следовало ожидать, если в эти неприятные секунды еще можно было чего-то ожидать, — это был фатальный момент. Да, Костя быстро подсказал мне нужную фразу, но… Случившейся заминки Гареевой вполне хватило, чтобы позже влепить мне «3» — видимо, ей еще и произношение мое не понравилось. Хорошо еще, что Костя справился и получил «5». Ну а я всю оставшуюся часть урока пребывал в подавленном состоянии и думал: «Ничего, ты еще пожалеешь об этом, мерзкая англичанка. Пройдет время — и посмотрим, кто из нас будет в загоне».

Конечно, я никак не ожидал, что эти, по большому счету, безнадежные мысли в ближайшее время будут биться во мне еще более учащенно. Но это был явно не самый фартовый день для Компании.

После нас с Костей выступали Саня и Арман. Не знаю даже, как тут выразиться, но с ними произошла настоящая катастрофа. Все выслушав, Гареева стала на них просто орать. То есть, по сути, произошло то, чего я сам опасался, стоя у доски несколько минут назад. Правда, тогда я и представить себе не мог, до каких истинных пределов может дойти злость Гареевой. А они — эти пределы — вряд ли могут требовать точного описания. Просто представьте себе типичного экстраверта, оказавшегося в состоянии аффекта, — думаю, этого вполне достаточно. В общем, опуская некоторые, особо жесткие, моменты, про тогдашние действия Гареевой можно сказать так: сперва она раскритиковала весь диалог Сани и Армана от начала до конца (хотя мне он показался весьма добротным), затем порвала листок, на котором были написаны соответствующие реплики, попутно при этом заявив, что нашим собеседникам неплохо было бы перейти на занятия немецким, а после зафиксировала в журнале неутешительный результат: «2» и «2». Так печально завершился этот урок английского языка.

А в пятницу мы опять потерпели неудачу на литературе. Снова Федорова устроила капитальную проверку домашнего задания, снова выяснилось, что мы ничего не знаем, снова на ячейки в журнале посыпался град самых разных оценок… Было все как всегда, да только еще хуже, ибо, учитывая произошедшие на неделе неприятности на геометрии и английском, терпеть этот вечный лепет Федоровой на тему, какие мы тупые, в данный день было почти невозможно. Не забывая о Гареевой, Никаноровой и Бандзарте, хотелось убить и Федорову тоже.

Но как же здорово, что в эти пятничные сутки не было химии. Очевидно, кто-то все же сжалился над нами.

Бандзарт же обещал явиться только в субботу. Но, даже не говоря сейчас о нем, бесспорным представлялся следующий вывод:

— Заговор налицо!

Озвучил его Саня, когда мы с ним, все в ту же пятницу, шли домой.

— По мне, пора уже что-то делать. Это явно перебор, — заявил он.

— А что тут сделаешь? Мы — «никто»! Мы — беспомощные, которые никому не нужны и которых бесполезно учить.

— Да бред все это! Надо что-то предпринять!..

— Я знаю, Саня, знаю! Конечно, надо! Ты прав! — прокричал я, даже остановившись и подергав его за плечи. — Но что нам остается? Что мы можем сделать? Убить их?! Замочить? … Может, нахамить?..

— Ну, конечно! — разгорячился Саня. — Последнее не так плохо.

— О нет, дружище, это слишком радикально. Наверно… Хотя не знаю, — сказал я.

— Да понятно это. Но надо… надо посоветоваться с Костей — он наверняка чего-нибудь придумает!

— Надеюсь. Если кто-то что-то и может придумать в данной ситуации, то только Костя.

— Да! Я в него верю! — твердо произнес Саня.

— Да, я тоже.

Тут Саня неожиданно спотыкнулся.

— Ты чего это? — спросил я.

— Да блин, случайно, — ответил Саня, тут же найдя причину, — камень, блин! Чтоб он на хрен убрался отсюда! — и Саня пнул со всей дури камень. Ноге Топорова, небось, пришлось испытать не самые приятные чувства…

Постепенно мы дошли до Будапештской, и здесь наши пути разошлись.

На следующий день, так получилось, я пришел на алгебру первым. Сел на скамейку, открыл учебник, стал читать про график функции y=sin x. И тут я внезапно услышал позади себя чьи-то глухие шаги. Появилась тень. Раздался выкрик:

— Лавров!

Я обернулся и увидел перед собой темную фигуру Бандзарта.

Глава 7. Купчинский Болт

Он был одет в черную молодежную кожаную куртку, которая великолепно контрастировала с его привычным испепеляющим взглядом; на голове, на сей раз, красовалась шапка желто-синего цвета, словно шведская.

Бандзарт спросил меня:

— Я надеюсь, ты помнишь, что у вас сегодня две химии?

— Да, разумеется, — ответил я.

— Ты хорошо это помнишь? — спросил он меня еще раз.

— Да, конечно.

— Тогда передай это всему классу!

— Наш класс и так знает, что сегодня две химии.

— Вот и прекрасно. Жду вас сегодня на своих уроках, — сказал он и добавил: — Непременно!

Через несколько секунд Бандзарт удалился, не проронив более ни слова.

А мне снова пришлось мучить себя философско-аналитическими вопросами, ибо произошедшее не могло не вызвать у меня удивления. Во-первых, Бандзарт, как правило, приходил в школу достаточно поздно: аккурат перед вторым звонком. Однако сегодня я его увидел в 8:40. Во-вторых, мне было непонятно, отчего он стал спрашивать меня о химии, и причем так настойчиво!.. Да еще потребовал всем передать… «Неужто нас опять на химии ждет сюрприз? В виде порции очередных аренов? Мда, так себе это… — подумал я. — Но почему тогда он ни слова не сказал о задании?.. Совсем ничего не ясно».

И все же, несмотря на поток мыслей, я продолжил читать алгебру.

Пришла Никанорова. Она увидела, что я увлеченно читаю учебник, и, кажется, даже улыбнулась. Затем пришли Костя и Арман, и я, разумеется, сразу рассказал им про свою внезапную утреннюю встречу с Бандзартом.

— В общем, чего он хотел и на хрена спрашивал — неизвестно.

— Ясно, — сказал Костя. — Что-то опять задумал.

— Как и всегда, — заметил Арман. — Сегодня опять даст нам тест на повторение пройденного. Чтоб мы вконец завалились.

Арман знал, что говорил, — после болезни Бандзарта в прошлом году именно так и было. И все же я ему возразил:

— Вряд ли. После задания…

— Ладно, подождем до пятого урока, — сказал Костя. — Дело становится интересным, и поведение Бандзарта не может остаться без нашего внимания.

Здесь я замечу, что именно с этой фразы все то, что касается Бандзарта, мы часто стали называть «делом».

Итак, пока решили про него не говорить. Все, кому я уже успел рассказать про его чересчур раннее явление, и без того понимали, что сегодняшний урок химии очень важен.

Когда же пришли Саня, Миша и Леша, мы решили обсудить, куда пойдем на предстоящих выходных. Основных вариантов было несколько: тир, боулинг, бильярд, футбол. Остановились на бильярде.

— Ну и отлично, — обрадовался Арман. — Я уже давно кий в руках не держал.

Прозвенел звонок, и мы пошли на алгебру.

Здесь я не могу не отметить, что на сей раз она прошла для меня невероятно удачно. Я был вызван к доске, и Никанорова повелела мне решить три тригонометрических неравенства, используя графики. Задача эта оказалась для меня крайне легкой — я достаточно быстро выполнил необходимые преобразования и начертил вдоль координатной прямой соответствующие кривые, параллельно отметив решения. Никанорова, бесспорно, была в шоке от моего allegro, но теперь, после мимолетной проверки всего написанного, ей уже ничего не оставалось, кроме как поставить «5». Так я испытал столь редкое и ценное небольшое математическое счастье.

Но нет худа без добра, равно как и добра без худа — за геометрию мне пришлось огорчиться. Оказалось, что мы с Мишей применили неверный подход ко второй задаче (увы, этого следовало ожидать), и из-за этого вышла ошибка. Точнее, все наше решение было одной большой ошибкой, однако… это уже не так важно — в журнале значился наш результат: «2» у меня и «2» у Миши. Вообще, в сумме, аж 16 человек написали на «2», и в их числе были и Саня с Лешей. «3» получили Арман, Женя, Дима, Даша и Карина. «4» получили только два человека: Костя и Сергей (он списал две задачи у Карины, а еще одну, видимо, умудрился решить сам). Интересно, что Сергей пытался еще что-то скатать у Даши, но только до тех пор, пока та со злости не послала его куда подальше. Не исключено, что Сергей даже обиделся.

Но закончим говорить о математике и перейдем лучше к химии. Обществознание и физ-ра пролетели для нас практически незаметно — наступил момент X.

На перемене мы еще активно разговаривали в форме полилога. Впрочем, как обычно, это были отрывочные фразы, восклицания, небольшие саркастические замечания и мат. Вдруг незаметно из всего этого хаоса слов получился вполне даже неплохой диспут, и он мог бы продолжаться весьма долго, если бы не раздался звонок.

Итак, мы зашли. Зашли — и сразу увидели на доске формулу CH4. А уже через несколько секунд, после того как мы сели, Бандзарт обратился ко мне:

— Лавров, что это за формула?

Замечательно, что шока от такого внезапного обращения у меня не случилось — видимо, чего-то подобного я ожидал. Оттого, наверно, и ответ у меня вышел уверенным:

— Это формула метана, — сказал я.

— Прекрасно! — неожиданно воскликнул Бандзарт. — Я рад, что вы хорошо знакомы с веществом, без которого совершенно невозможно представить себе органическую химию, — он осмотрел весь класс и начал отмечать в журнале отсутствующих. В классе, по-моему, не было одного–двух человек. Затем Бандзарт взял мел и нарисовал пять бензольных колец. Вызвал Саню. Тот медленно встал и нехотя вышел к доске — очевидно, он уже знал, что попал под какое-то любимое задание Бандзарта — задание для нас новое, но настолько бандзартовское, что я не смог не посвятить ему несколько строк данной книги.

— Почему вы такой грустный, Топоров? Боитесь, что ли? — спросил он.

— Есть немного, — заметил Саня.

— Ну так улыбнитесь. И немедленно! Разве вы не замечали раньше, что улыбка может запросто оттеснить собой чувство страха? Или такие мысли возможны только на моих уроках?

Саня промолчал.

— Ладно, Топоров, долой посторонние мысли! Лучше скажите мне: что вы видите на доске?

— Пять бензольных колец, — со вздохом ответил Саня.

— Великолепно! Вы уже догадываетесь, что вам нужно сделать?

Саня подумал две секунды и сказал:

— Нет.

— Предсказуемо, — заметил Бандзарт. — Итак, вы видите на доске пять рисунков — пять бензольных колец. Ваша задача — дополнить каждый рисунок различными радикалами и группами так, чтобы получилось пять новых веществ. Но вот важное условие: каждое вещество, которое вы нам изобразите, должно представлять собой строго определенный класс органических соединений. Классы повторяться не должны. Поняли?

Саня слегка кивнул.

— Тогда приступайте, — сказал Бандзарт. — У вас пять минут.

«Вот попал…» — подумал я, пытаясь представить себя на месте Сани. Но даже мысленно это была не самая приятная перестановка, ибо, окажись я там, у зеленой плоскости, то вряд ли бы написал хоть что-то, кроме толуола. Да еще за пять минут…

Эх, бедный Саня! Пять минут прошло, а на доске за это время появилось лишь одно вещество — тот самый толуол. На большее Саня сегодня оказался не способен…

— Печально, — сказал Бандзарт, посмотрев на доску. — «2».

Далее он вызвал четырех человек — Владимира, Машу, Лену и Федора. Ох, какой дискомфорт я испытал в эти секунды!.. Так и казалось, что еще немного — и… сразу туда, в кошмар, в тиранию. А уж на стуле нормально не сиделось. Я не говорю про руки и ноги… Тут вообще какой-то карнавал дерганий получился. Но пусть только Читатель не подумает, что я так волновался, что весь из себя выходил — по существу, мне могло быть вообще на все пофиг. Однако сидеть спокойно и не думать о вызове у меня не получалось. Я знал, что выход к доске ознаменуется позорным обнажением моего ликбеза, если это слово здесь, на химии, уместно; опять он будет ликовать — нет, не кричать на весь класс «ура», но тихонько-так в душе ликовать, — а значит… нельзя этого допустить, лучше отсиживаться…

Но в любом случае у доски от меня пользы было бы мало — впрочем, равно как и от тех четверых, ранее вызванных Бандзартом. Логично, что вскоре на берегах ячеек журнала появились новые неприятные гости.

Конечно, экзекуция могла продолжаться долго, но, наверно, в какой-то момент Бандзарту просто надоело смотреть на наши мучения, и он вызвал Костю. Правда, перед этим пририсовал еще три кольца.

— Задача усложняется. С вас — восемь веществ. Работайте! — скомандовал Бандзарт.

Вот здесь, я думаю, он и сам не ожидал, что для Кости нарисовать восемь веществ с кольцом за пять минут окажется таким легким делом — уж больно спокойно и уверенно Таганов выполнял его задание. Немудрено, что и уложиться Косте удалось в меньшее время. Видя такую скорость, Бандзарт потребовал еще написать названия веществ. Но и это Костя сделал с невероятной легкостью. Уже через минуту на доске виднелось восемь красивых наименований. Я переписывал их, стараясь даже не поглядывать в сторону Бандзарта: кумол; орто-крезол; фенилуксусная кислота; тротил; анилин; бензальдегид; стирол; 1,2-дихлорэтилбензол.

Бандзарт произнес следующее:

— Вот это — ваш минимум. И меня поражает, что на доску сейчас смотрят так удивленно. Словно видят такие соединения впервые! — несколько секунд он помолчал. — Плохо, 11б, очень плохо! Садитесь, Таганов. У вас «5», — произнес Бандзарт и добавил: — Товарищи! У вас две минуты на списывание. После — продолжим урок. Надеюсь, хотя бы строение атома вы помните.

После этих слов многие мимолетом стали переписывать все соединения. Оставшуюся же часть урока Бандзарт посвятил объяснению нового-старого материала. Он напомнил нам о том, что такое атом, протон, нейтрон, электрон, относительная атомная масса и пр. Затем, наконец, раздался звонок, возвестивший об окончании первого урока химии, и мы пошли отдыхать.

— Ну как вам? — поинтересовался у нас Миша.

Саня рявкнул что-то нецензурное и удалился.

— Ты, кстати, видел его лицо, когда он пары выставлял? — спросил меня Арман.

— Конечно, нет, — ответил я. — Я на его рожу вообще старался не смотреть. Нафиг надо.

— Просто он очень злорадно улыбался — я украдкой это заметил, когда он смотрел в журнал.

Скоро к нам подошел Костя. Он некоторое время помолчал, утешил Саню, который успел вернуться, но потом все же озвучил следующую новость:

— Вот что: Бандзарт просил меня вам передать, что на этом уроке будет тест по строению атома. На пятнадцать минут.

— Так, блин, и знал, — произнес Саня. — Все как обычно!

Саня еще долго ругался, причем мат его наверняка очень хорошо был слышен и учителям, проходившим мимо. Я предупреждал его, что следует быть словесно более осторожным, припомнил и 1 сентября, но ему было «наплевать». Ясно виднелось: человека рассердили не на шутку.

Итак, на шестом уроке, как и ожидалось, Бандзарт дал нам тест. Саня, сидевший со мной, решал его особенным способом: он в течение всех пятнадцати минут регулярно водил рукой над ответами, словно экстрасенс, пытаясь, видимо, почувствовать энергетику верных решений. Потом шептал:

— Все-таки я чувствую, что здесь второй ответ верен. Да, пусть будет так!

Очевидно, он делал это уже просто назло Бандзарту и всему его уроку.

Я, кстати, недалеко от него ушел, ибо поначалу решал тест следующим образом: взял лист бумаги, разделил его на четыре равные части и написал в них соответственно цифры: 1, 2, 3, 4. На каждом вопросе брал ручку, закрывал глаза, вертел листок и затем тыкал ручкой наугад. В какую цифру приходилась пометка — такой ответ и выбирал. Так, постепенно, все и решил. Конечно, потом я себя «перепроверил», но изменить это мало что могло. А вскоре второй урок химии подошел к концу, и Бандзарт, конечно, решил напоследок сказать о нехорошем:

— Класс! Мне хочется верить, что вы уже начали работу над заданием. Если нет, то призываю вас не тянуть время. Имейте в виду: исследование — обязательная работа для всех, и кто его не сделает, тот будет иметь серьезные проблемы с получением аттестата. Помните также, что потребовать у вас динамику выполнения работы я могу когда угодно, хоть в следующем месяце. На этом — все. До свидания.

Что ж, Бандзарт все-таки сказал о задании. Правда, глядя на него, мне показалось, что он чего-то и недосказал, хотя и заявил — как новое, — что фактически может заняться проверкой наших работ в любое время. Однако я чувствовал, что еще какая-то тайная информация у него точно есть, и что она может быть очень важна с точки зрения дальнейшего выполнения задания. А может, она касается и не только задания…

Но я был уверен, что в этой информации содержится некая подсказка, знак, ключ! И ведь неудивительно, что Бандзарт не стал ее раскрывать. Решил повременить. Или вообще принять обет молчания… Впрочем, это пока всего лишь мои размышления, и чисто субъективные. А, наверно, и на 99% ошибочные.

В воскресенье, как и планировалось, мы пошли играть в бильярд — три часа пула ждали нас! И я, несколько забегая вперед, сразу заявлю, что эти три часа вышли невероятно запоминающимися. Ох, как мы поиграли!..

Но давайте обо всем по порядку.

Нас было десять человек (Костя на сей раз не стал собирать космическое количество, чтобы было более удобно играть) — Костя, Саня, Миша, Арман, Джахон, Даша, Карина, Даня, Паша и я. К великому сожалению, с нами не смог пойти Леша — он слегка приболел. А вот Карина возмущалась по другому поводу:

— Костя, а почему ты не позвал Сережу?

— Какого Сережу?

— Какого-какого? Сережу Бранько, конечно.

— Бранько? Этого хитрожопого дамского угодника, этого подкаблучника? Ха! Да я таких придурков никогда не позову! А этот твой Сережа такой дебил, что умеет в совершенстве только списывать.

— Как это верно! — поддержала Костю Даша.

— Вот и неправда! — возразила Карина, с гордостью добавив: — Например, Сережа очень хорошо целуется!

Эти слова встретили весьма неоднозначную реакцию. Кто-то охнул от неожиданности данных слов Карины, кто-то засмеялся, кто-то закатил вверх глаза и изобразил достаточно забавную гримасу, а кто-то просто промолчал, видимо, не решившись что-либо тут комментировать.

— Вот уж достижение века! — с важным видом произнес Костя. — Не знал, что умение целоваться котируется сегодня столь высоко.

Но вдруг Карина спросила:

— А как ты целуешься?

Такого вопроса не ожидал никто. Возникла вполне логичная пауза, ибо, строго говоря, сама тема поцелуев в Компании заходила редко. Настолько редко, что мы даже никогда и не думали об этом. И тут на тебе — вывалила вопрос ребром! Вот так Карина!

Костя замялся, покраснел и начал что-то изображать жестами — однако ответить Карине он так и не смог. А та, в свою очередь, выглядела очень довольной.

Но теперь давайте, наконец, зайдем в бильярдный клуб, что находился в Невском районе, в известном развлекательном центре. Ведь не зря же мы туда так стремились.

И действительно не зря! Ни разу там не играв, мы с особо приятным чувством заметили, что клуб выглядит роскошно. О да! Уютная атмосфера, спокойная обстановка, хорошего качества кии и шары, первоклассное сукно, относительно небольшое количество других игроков — словом, все для праздника бильярда! И именно такого бильярда, которого я и ожидал!

В зале было одиннадцать столов для русского бильярда и двенадцать для пула. Как я уже упоминал раньше, мы выбрали пул. Взяли кии и шары, отметили наши пять столов — ну а дальше…

А дальше началась игра! Прекрасная! Превосходная! Захватывающая! Да, целых два часа мы рубились не на шутку, постоянно меняясь парами, — такой вот устроили турнир! — а затем решили поиграть «два на два». Тут уже эмоции достигли своего апогея. Помнится, Саня разок так ударил по «мясу» («мясом» мы называли скопление шаров в одном месте), что биток и красный полосатый шар вообще вылетели за пределы стола, причем последний попал аккурат в голову Даше Красиной — так, что мы впоследствии и смеялись, и удивлялись, и приводили в чувство Дашу. Биток же укатился от нашего стола на такое далекое расстояние, что Арману потом пришлось бежать за ним несколько метров.

А вообще, во время игры у нас нередко возникали спорные ситуации. В такие моменты и начинался базар-вокзал:

— Блин, это снукер!

— От борта играй!

— Кто спер мел?

— Возьми «машинку» и сыграй.

— Не могу на это смотреть! Он точно сейчас забьет!..

— Бей в «мясо»!

— А наши шары какие?

— По черному бей.

Интересно, что после окончания времени, отведенного на бильярд, Саня и Арман решили сыграть в футбол бильярдными шарами. А потом к ним подключился и Джахон. Вообще, идея (не знаю, кому именно она принадлежала) материализовалась настолько быстро, что я даже не успел заметить, когда началась эта новая игра — «бильярдный футбол» — до того интересная, что я и сам очень сильно хотел в нее вступить. Однако удержался, и правильно сделал, ибо всем троим нашим «футболистам» сделали суровое замечание.

Ну а уже после бильярдного клуба мы решили пойти в кино; только теперь у нас, в Купчино. Такова была идея Кости, которую, разумеется, все присутствующие с радостью поддержали. Саня же решил позвонить своему давнему другу Олегу Угарову, который больше известен в нашем районе как Болт, и предложить ему посетить киносеанс с нами. Тот с радостью согласился — и мы договорились встретиться у метро.

Про Угарова я обязан рассказать отдельно. Во-первых, его знают в Купчино практически все. Причем знают именно как Болта, ибо если кто в группах и произносит сочетание «Олег Угаров», то понимают такое далеко не все. Но стоит кому-либо сказать «Болт» — и сразу становится ясно, о ком идет речь. А, во-вторых, Болт — это один из самых удивительных хулиганов нашего района. Собственно говоря, я даже не стал бы называть его хулиганом, если бы в этом не была так уверена купчинская общественность. Но именно она первое время именовала Болта как уникальное явление Купчино и даже называла его «хулиганом-юмористом». Действительно, Болт обладал редкой способностью делать из своих выходок юмористическое шоу, и пусть шоу это нравилось далеко не всем, но зато оно доставляло огромную радость самому Болту и тем, кто, в принципе, достаточно положительно относился к его выходкам; а потом и некоторые недоброжелатели Олега находили в себе смелость признать, что ранее были чересчур категоричны, ибо, «конечно, в его действиях нельзя не отметить тонкую фантазию и шуточный подход». В том и заключалась уникальность Болта, что все его неоднозначные и противоправные для общества поступки и действия никого не оставляли равнодушным, он всегда и везде вызывал споры и противоречия, причем иногда и за пределами Фрунзенского района; если же кто-то захочет мне возразить и заявить, что «Болт-де далеко не уникален, и что, мол, таких людей у нас как минимум полгорода», то я с уверенностью отвечу ему, что эта мысль в корне неправильна, как и неправильно у большинства людей общее представление о хулиганах, — а именно из-за такого представления, и только из-за него, у людей и возникают подобные заблуждения. Со временем, что интересно, слово «юморист» стало все реже употребляться по отношению к Болту — то ли смешного в его действиях стало мало, то ли взгляды людей поменялись — однако наименование «хулиган» по-прежнему на месте; более того, оно стало произноситься только чаще. И все же, пусть Читатель знает, что перетаскивание уличного стола для пинг-понга с последующим заявлением «Мой двор лучше!» (стол потом месяц не могли найти из-за того, что Болт его еще и окрасил в черный цвет), подливание сероводородной воды в детскую песочницу, после чего все дети, игравшие во дворе, провоняли насквозь тухлыми яйцами, сочинение матно-блатных стишков с дальнейшим расклеиванием оных на дверях парадных и спокойная ходьба по улице с бумбоксом на плечах, откуда на всю катушку несется черт знает какого содержания музыка, а также многое другое — это все Болт и его бурная дворово-уличная деятельность.

Интересно, что на момент нашей тогдашней сентябрьской встречи Олегу только недавно (в середине августа) стукнуло четырнадцать лет (событие это, очень бурно нами отмеченное, я позволю себе опустить), но все люди, жившие с ним в одном дворе, не только хорошо знали его, и знали не понаслышке, но и уже дружно считали, что в будущем Болт будет либо вандалом, либо футбольным фанатом (что, в принципе, одно и то же), либо каким-нибудь завсегдатаем клубов. Отмечу еще, что Болт всегда очень любил совать свой нос в чужие дела; он, может и поневоле, но обычно как-то слишком легко вмешивался, «вкручивался», «ввинчивался» в них — отсюда и прозвище «Болт». Существует, правда, еще одна этимология: когда у Олега возникают проблемы, и его готов отколотить едва ли не весь двор, то есть когда он уже на волоске от верного избиения, начинается бегство. И замечательно, что улепетывает Олег обычно с такой большой скоростью, словно это убегает вовсе не Угаров, а самый быстрый человек планеты Земля и многократный олимпийский чемпион Усэйн Болт. Такое вот сравнение.

Важно также упомянуть, что своим лучшим другом Болт однозначно считает Александра Топорова, или просто «Топора». Ходят слухи, что порой они вместе устраивают такое (!), о чем Саня нам потом даже и не решается рассказать. В данных случаях он привык говорить, что «такие подробности не стоит выносить на публичное обозрение».

Болт не раз проводил время в обществе нашей Компании. Правда, в основном тогда, конечно, когда в ней присутствовал Саня. Оно и понятно: вдвоем они всегда казались неразлучными друзьями, ибо у них было очень много общего. А вот Костя, надо сказать, порой весьма критично относился к Болту, хотя он вовсе не считал его ненормальным, — но, видимо, не хватало какого-то взаимного доверия. Нет, у него никогда не было каких-либо тараканов в голове, однако иногда чувствовалось, что между ним и Болтом существуют определенные силы отталкивания, и эти силы поневоле влияли на характер отношений. Тем не менее они часто общались, да и Костя никогда не запаривался на препонах: он не раз говорил, что «раз Олег — друг Сани, то он и мой друг, ибо друзья Сани — мои друзья».

Теперь возвращаемся обратно, в сентябрь. Итак, мы быстро дождались Болта у метро; он пришел, протянул всем свою руку, которая отчего-то вся была исписана разнообразными матными словами, и мы пошли в кино. Почти сразу же и решили, что сегодня будем смотреть комедию — уж больно хорошим в этот день было наше настроение.

В кино, что неудивительно, Болт и Саня постоянно ржали. Они явно не стеснялись выкрикивать на весь зал нецензурные выражения и показывать блатные жесты, и, в конце концов, наша девятка (то есть девять человек) принялась успокаивать этих буйных. Но толку было мало. Буйные стали веселиться только еще больше, а под конец фильма Саня и Болт так разошлись, что стали кидаться попкорном друг в друга, а потом и в Армана, а потом и в Джахона… Но и это были еще только цветочки. Далее Болт взял оставшееся от попкорна пустое ведро и кинул его вниз — видимо, с таким расчетом, чтобы оно приземлилось аккурат на чью-нибудь из наших голову. И — фантастика! — он попал. Да еще как!.. Мишенью совершенно неожиданно для нас всех оказалась голова Маши Подковальниковой, которая невесть каким случайным образом вместе с подругой оказалась с нами на одном сеансе и ранее оставалась незамеченной Компанией. Но тут, конечно, Маша обернулась (сидела она на восьмом ряду, мы — на двенадцатом) и — вот неожиданность-то! — сразу узнала Болта. Здесь нелишним будет отметить, что, вообще говоря, Маша его ненавидела, так как жила с ним в одном дворе и, разумеется, очень хорошо знала обо всех его проделках.

Костя, чей взгляд также поймала Маша, скривил типичную клоунскую улыбку и помахал ей рукой. Затем Маша снова перевела глаза на Болта. Тот сидел и показывал пальцем на Саню — «мол, Маша, это все он, Саня, — злодей и хулиган, не умеющий вести себя в кино». Маша, конечно, прекрасно поняла, что Болт врет, ибо тот уж слишком надменно и с издевочкой улыбался, и, к моему великому удивлению, вовсе не растерялась и показала тому в ответ весьма неприличный жест. Болт опешил — такое он вряд ли мог ожидать, как и вся публика, явившая собой крайне неоднозначную реакцию, а тем более он вряд ли мог такое ожидать от Маши. Наверняка его охватило не самое приятное чувство, вроде чувства оскорбления или даже унижения.

Но Болт есть Болт, и в таких ситуациях он всегда быстро приходит в себя, что бы ни случилось. Моментально сообразив, к кому был обращен предыдущий жест, он мигом взял из-под кресла пустую пластиковую бутылку (похоже, это была бутылка колы, которую до этого успел опустошить Болт) и швырнул ею в Машу. Попадание опять было идеальным. Маша вновь обернулась и крикнула в адрес Болта какие-то матерные слова, которые, конечно, прекрасно слышал и весь зал. Тот испытывал смешанные чувства, благо был конец фильма и можно было уже и отвлечься от сюжета совсем на другие события, ну а Компания просто и откровенно смеялась, понимая, что останавливать Болта сейчас, в принципе, бесполезно. Особенно громко ржал Саня — он, наверно, давно не становился свидетелем таких комичных ситуаций. И вот тут случилось самое интересное.

Болт, услышав в очередной раз мат от Маши, повернутой, кстати, к нему спиной, решился на квинтэссенционный для сегодняшнего хулиганства поступок. Он встал, снял штаны и громко крикнул ее имя. Маша, к своему несчастью, обернулась, и в этот момент Болт повернулся к ней задом и демонстративно показал ей, и не только ей, свою… пятую точку.

Как я уже сказал, это была квинтэссенция конфликта. Зрители и мы были в странном и невнятном шоке, Саня уже вовсю плакал от смеха, а Болт, казалось, чувствовал себя героем вечера. Впрочем, не все геройства вызывают единоличное одобрение у общества. Может, в данный момент это и не было так важно, но все же распорядитель, долгое время ступорно стоявший у выхода, понял, что более эта вакханалия продолжаться не должна, — он сдвинулся со своего места, подбежал к Болту, схватил его сзади и вывел вон из зала. Забавно, что почти через минуту в таком же направлении двинулись и все другие зрители, ибо сеанс только-только успел закончиться.

Думаю, что после всего описанного выше глупо говорить о том, каким было наше впечатление от комедии, — да нам и своей комедии хватило! Но куда важнее тот факт, что после окончания сеанса Костя мимолетом подбежал к Маше и эмоционально извинился за Болта. Успел он ее и утешить, и подбодрить, и заставить широко улыбнуться, словно и не было ничего, а потом обратил взор на угол, в котором Болта упрямо допрашивал распорядитель. Костя подошел к последнему с целью объяснить тому, как все было. Я уверен, что к этому моменту у него уже родилась в голове какая-то суперфантастическая история, согласно которой вышло бы, что Болт был не в себе, что Маша в определенной степени его спровоцировала, и что вообще все произошедшее есть одна большая случайность, колыбель случайностей, поэтому никто не мог себя толком контролировать… Он наверняка бы что-нибудь похожее и сказал, но… Пока ротозей-распорядитель отвлекся на Костю, из зрения и памяти его каким-то образом совершенно исчез находившийся ранее под контролем Болт. Ну а тот с блеском воспользовался этим моментом. 14-летний хулиган-юморист убежал, а вместе с ним и Саня. И никто не успел их остановить.

Вот так мы сходили в кино.

Глава 8. История хулигана

Понедельник 15 сентября предстал передо мною в дождливо-туманном виде. Настроение было плохое хотя бы по той причине, что после такого веселого воскресенья опять начиналась новая неделя — начиналась со всякого нежелания куда-либо идти и что-либо делать. Однако проснулся я довольно рано, поэтому традиционной утренней спешки не было — я вышел из дома и пошел в школу в медленном темпе.

Так вышло, что именно в этот день нам предстояло впервые в году подежурить, поэтому мой ранний подъем пришелся сегодня как нельзя кстати. На линейке присутствовало, как ни странно, аж 17 человек — почти рекорд для нас. Из нашей вчерашней группы уже подошли Костя, и Миша, и Арман, и даже выздоровевший Леша. Но не было Сани — и вот тут стало интересно, появится он или нет. Позже он появился.

Дежурил я, как обычно, на втором этаже, в центре — этот пост всегда казался мне главным в школе. Во-первых, именно второй этаж можно без всякой лжи назвать самой главной и оживленной территорией в нашем учебном заведении — чаще всего огромный людской поток каждодневно пересекает центральную плоскость и расходится по своим делам именно здесь. Ну а во-вторых, от центральной рекреации второго этажа отходит наш, пожалуй, основной коридор, который уже давно неофициально именуется Коридором власти. Как Читатель догадывается, именно там скрываются кабинеты главных людей школы. Разумеется, сразу выделяется огромный кабинет Людмилы Барнштейн, коридорная дверь которого окрашена в темно-синий цвет; рядом с ним располагается еще один кабинет, с коричневой дверью и прибитой к ней дощечкой, на которой красуется цифра «2», — это номер кабинета, где заседает госпожа Чивер. Собственно, этих двух кабинетов мы всегда остерегались, стараясь проходить мимо них исключительно быстро.

Дальше идет некоторое количество комнат всяких различных завучей, а потом помещение для секретаря. Итак, вкупе с двумя неприятными кабинетами, — это все одна сторона.

На другой находятся медицинский кабинет и библиотека, а также класс биологии. Но это дальше от центральной рекреации, чем еще один неприятный класс. Располагается он аккурат напротив темно-синей барнштейновской двери, и, наверно, не случайно, ибо сам он, так же как и кабинет директрисы, едва ли может порадовать чем-нибудь своих посетителей. Я говорю сейчас о кабинете химии, содержащем в себе жесткую диктатуру харизматичного Бандзарта.

Двадцать минут до первого урока прошли незаметно. Началась география, которую, кстати, у нас вела уже упоминавшаяся выше особа из второго, цвета говна, кабинета — Тамара Чивер. Уроки с ней по привычке проходили очень тягостно, утомительно, гипертривиально… На них хорошо было спать. Вот и в этот раз я слегка вздремнул. Потом, правда, меня разбудили и вызвали к доске. Я сначала пробурчал что-то грубое в ответ, но затем все же встал, подошел к учительскому столу и начал что-то рассказывать про Зарубежную Европу. Не знаю, что в этот момент было на уме у Чивер, но она решила без всяких дополнительных вопросов поставить мне «3», — то есть по той причине, что ей просто этого захотелось. После звонка я снова пошел дежурить.

Вообще, я должен рассказать Читателю про одно интересное заключение, про одну мысль, связанную как раз таки с дежурством. В течение 8 и 9 классов мне никак не удавалось понять, зачем оно вообще нужно. Нет, конечно, основной смысл ясен всем — мол, надо следить за соблюдением дисциплины, правил поведения и т. д. и т. п. Однако все это было слишком очевидно, слишком банально; я же несколько лет пытался найти в дежурстве какой-то свой, сугубо личный смысл — тот смысл, что заставляет дежурить именно меня и, в данном случае, только меня. Если так, то я даже могу употребить слово «мотивация» — да, думаю, что именно мотивации мне не хватало. Я, конечно, дежурил все предыдущее время, пока не нашел ее, но… почему? Зачем? Черт, как это грустно осознавать, что ты что-то делаешь или делал просто так, по чьей-то воле, не видя в этом для себя никакого смысла! Как ужасно сталкиваться с этим чувством! Но я знаю всю гадость этого чувства, знаю, что за омерзение испытывать его! И я пытался найти для себя мотивацию — даже в таком, казалось бы, муторном деле, как дежурство. Лишь бы только не находиться потом под давлением этого чувства!

Действительно, что заставляет меня иногда приходить в школу не в 8:55, а в 8:30? Почему я стою на строго определенном посту, а не мотаюсь по школе и не общаюсь с каждым встречающимся по пути знакомым? Отчего иногда я запрещаю мелким играть в футбол бутылкой от кока-колы? Потому ли, что свято чту и соблюдаю какие-то общие правила дежурства?! Потому ли, что выполняю чьи-то прихоти и обязанности?! О нет, на меня такие вещи не действуют. Пусть мне хоть сам правитель прикажет дежурить — я не стану этого делать, если пойму, что это необходимо только для увеселения нашего правителя. Но что же тогда действует? Какая такая сила побуждает меня дежурить?

Долго думал я над этим, рассуждал, размышлял… Пока однажды не пришла в мою голову одна мысль.

Мы все знаем, что школа — важнейший социальный институт. Во многом благодаря ней человек проходит процесс социализации. Однако что такое социализация? Проще всего сказать «адаптация в обществе». Но ведь так и есть! А адаптация… Адаптация — это собирательное понятие. Здесь важны опыт, коммуникативные навыки, возраст, общие знания, широта кругозора, постоянное общение и т. д. Исходя из этого я нахожу, что нет лучшего времени в школе для адаптации-социализации, чем перемена. Не верите? Вспомните свои перемены, и то, что вы наблюдали на них, и то, как вы себя вели и ощущали… Ах, как много людей, разговоров, действий, спешки!.. И вы — в пучине всего этого, вы — субъект этого хаоса! Вы — деловой человек со всеми своими проблемами и нерешенными задачами или весельчак с шутками и развлечениями — душа компании! Здорово, правда? И чем не социализация?! Вот оно, ощущение «нужности» (пусть будет такое слово!), чувство принадлежности к обществу, и к не самому малому — школьному! Вот когда начинается познание общества — когда ты уже незаметно в нем, когда ты постепенно начинаешь обретать свое место, а позже и союзников, и, к несчастью, врагов… Но так надо! Так и должно происходить! Ибо не быть иначе полной социализации, с анализом своих «плюсов» и «минусов», своих «хорошо» и «плохо», своих «да» и «нет»; не быть критике, взгляду на себя со стороны, самоанализу, искоренению недостатков, обретению хороших качеств; наконец, не быть уверенности, мировоззрению и кредо, и не быть всему тому, что позволяет-таки человеку хоть на 0,001% познать себя! И это все школа! Замечу, что не семья — первичная социальная группа, многими почему-то считающаяся наиглавнейшей (хотя я ничего не имею против семьи, пусть она и не может реализовать в человеке социологическое познание), — а школа, кладезь вариантов раскрытия человека!

Но обратимся к дежурству. Если перемена, как ясно из сказанного выше, — такой социологически важный промежуток времени, то что тогда говорить о дежурстве?! Разве нам мало, с точки зрения социологии, дает наблюдение за людьми во время дежурства? О, знали бы вы, как много оно дало мне…

Я действительно скрупулезно наблюдал за людьми, стоя на своем любимом посту на втором этаже. Тут уж мне повезло — было, что понаблюдать. А если еще попытаться залезть в глубину чувств и мыслей людей, понять, о чем они думают… О, тут еще та кладезь! Но вначале, в первые дни моего дежурства, особенно в 8 и 9 классах, я не задумывался над этим. Я просто видел каждый раз проходящих мимо меня в большом количестве людей — людей самых разных: и грустных, и смешных, и мудрых, и тупых… Но это преувеличение, которое могло родиться только тогда, раньше, ввиду моей неопытности, ибо, конечно, чисто тупых людей не бывает, а все производные ругательства исходят, на деле, только от эмоций. Впрочем, повторюсь, тогда я мыслил общими категориями, подразделяя, в общем, всех прохожих на две большие группы — учащихся и преподавателей. Даже и наблюдал мало. Скорее, просто иногда оглядывался по сторонам, отрываясь изредка от экрана телефона и ожидая очередного звонка. Так, строго говоря, и прошли первые два года моего дежурства. Это были скучнейшие два года, запомнившиеся мне больше по простым переменам, встречам с Компанией и различным праздникам в течение двадцати четырех месяцев, но никак не по дежурству.

Однако дежурство в 10 классе я вспоминаю с совсем другими чувствами. Наверно, что-то изменилось. Нет, не в людях — они, учащиеся и преподаватели, все так же проходили огромным потоком по центральной рекреации второго этажа и, наверно, даже не обращали внимания на то, что я где-то поблизости стою на посту. Но что-то изменилось во мне. О, конечно, мне сейчас очень трудно вспомнить, а тем более описать процесс этого изменения, ибо все происходило, видимо, постепенно и незаметно — так, что даже невозможно это подробно изложить. Тем не менее один момент я не могу не отметить: несомненно, я стал более внимателен к людям. Теперь огромный поток двух групп — учащихся и преподавателей — уже не был для меня таковым, как не было и самих этих групп. В 10 классе я стал рассматривать их отдельно — по каждому человечку, забыв вообще про такие понятия, как «группа» и «поток». Лишь одно коллективное понятие оставалось для меня священным и незыблемым и остается таковым и по сей день — Компания. Впрочем, в теме дежурства она вряд ли имеет какое-то важное значение.

Итак, я стал присматриваться к людям, мысленно рисовать для себя картину их же мыслей. Не скрою, многие меня удивляли. Если раньше я не обращал на это внимания, то теперь замечал, насколько у некоторых персон странным является их внешний вид, их одежда, их походка, их лицо, их жесты, их мимика… Я привык называть таких людей «странными», и, может, это неправильно, но ведь они действительно производят соответствующее впечатление, и я ничего не могу с этим поделать, даже когда пытаюсь понять, что этих людей на данный момент беспокоит.

Каковы же наиболее распространенные странности? Ну, к примеру, некоторые люди практически всегда имеют серьезный вид и никогда не улыбаются. Ясно, что, в большей степени, это касается учителей (тут уж я позволю себе снова выделить эту группу), например, Чивер, Гареевой и других, но порой приходится видеть и таких вот странноватых учеников, причем, что самое удивительное, чаще всего этому синдрому «неулыбчивости», судя по наблюдениям, подвергаются пятиклассники — совсем еще дети, невесть зачем раньше времени превращающиеся в беззубых стариков. У меня есть подозрение, что такие странности исходят из слишком высокой самооценки и самомнения, а также из гиперпреувеличенных взглядов относительно собственных умственных способностей. Ну, еще, может, проблемы с зубами влияют — не хотят позориться.

Но есть полные противоположности — у некоторых лиц заметен такой тупой вид, что кажется, будто все мозги из их голов дружно повысасывали все пришельцы мира разом. На самом деле, опять же, трудно сказать, что с ними такое. Может, какая-нибудь лишняя хромосома там, в клетках, содержится…

Очень часто я встречал людей, отстраненных от коллектива и общества. Стоит, например, класс перед уроком; все общаются, делятся какими-то мыслями, идеями, рассказывают интересные истории, травят байки… — всем есть что сказать. Но вот какой-то парень сидит себе в сторонке и читает учебник, или пялится глазами в свой телефон, или просто озирается по сторонам, не зная, видимо, что ему еще остается делать. Он, тот, кто читает учебник, может быть, и хотел бы влиться в коллектив да завести бы с кем-нибудь настоящую дружбу, да только вот настойчивые цифры, буквы и формулы вконец загипнотизировали беднягу, не давая ему даже подойти к своим одноклассникам. Он активно зубрит материал, продолжая наивно полагать, что зубрежка — это good, — и, наверно, сегодня на уроке он получит очередную пятерку, уже тысяча девятьсот восемьдесят пятую в своей коллекции, и будет вполне удовлетворен этим событием, так как он еще на одну десятитысячную приблизится к своей великой цели — к золотой медали, — но… друзей от этого, к сожалению, нисколько не прибавится. А, впрочем, нужны ли ему друзья? Нужны ли они ему, типичному ботанику, если на свете есть учебники и зубрежка, и все свободное время уходит только на это? Однако так только он считает — человек, еще далекий от познания времени, — но, отвечая на предыдущий вопрос, я, конечно же, говорю, что данный товарищ вряд ли сейчас нуждается в друзьях, потому как, возможно, еще не вполне понимает, зачем вообще в этом мире нам нужны — необходимы! — друзья.

В противовес приведенному выше социальному типу я хочу упомянуть Костю. Вот уж поистине не ботаник, хотя учится на ура. И ведь все умудряется успевать, везде в деле: на уроках он — сама активность, во время перемен — правая рука Долганова, за пределами школы — лидер Компании, а для Компании — король развлечений! Учебников не читает, ничего не зубрит, со всеми общается — в общем, прекрасный, свободный, веселый человек! И если у нас в народе когда-либо заходит тема социализации, то все наперебой говорят, что Костя этот процесс уже давно прошел.

Что ж, мне пора завершать столь важные, но затянувшиеся рассуждения — время продолжать школьную хронику.

В понедельник я получил две точки в журнале по английскому языку — за плохо сделанное д/з и заваленный тест по временам Past Simple, Past Continuous и Present Perfect. Удивительно еще, что Гареева сразу не превратила их в двойки, как обычно и поступала в подобных случаях, но на этот раз решила подождать до четверга. Так у меня образовался первый серьезный долг (я не говорю сейчас про геометрию, потому как там оценки были моментально поставлены в журнал). Впрочем, я не падал духом — словно чувствовал, что смогу быстро от этого долга избавиться. Действительно, так и получилось: в четверг я блестяще, без всяких запинок пересказал англичанке заданный на дом текст, так что она была просто в оргазме от моей готовности, а потом переписал на «4» тест по ненавистным временам. И все: долга — как ни бывало! Настроение резко повысилось, да иначе и быть не могло, ибо я только что доказал Гареевой, что я — не тупой и даже в английском иногда что-то смыслю.

Вообще, третья школьная неделя не предвещала ничего интересного. Постепенно световой день все более сокращался — темнело теперь уже около восьми, — погода портилась, а солнце решило на несколько дней вообще дать нам забыть о своем существовании. Учитывая все больший объем д/з, это означало лишь одно: пошли настоящие монотонные трудовые будни. И, наверно, это справедливо. Вспоминая предыдущие годы, я прихожу к мысли о том, что именно с третьей недели начинается настоящая учеба, а все, что было до этого, логично называть двухнедельной разминкой. Итак, к данному дню разминка закончилась.

Впрочем, менее всего об этом думал Костя. Он никогда не унывал сам и всегда боролся с уныниями других. Наверно, такое слово, как «монотонность», он вообще не воспринимал всерьез, если речь, конечно, не шла о математике — в частности, о графиках функций. Но если и приходилось ему когда-либо слышать о тяжелых монотонных школьных буднях, то, естественно, он тотчас же принимался бороться с таким определением. В ход шло все: футбол, когда тепло, теннис, волейбол, кино, дискотека… Этими и многими другими развлечениями он запросто поднимал себе и остальным людям настроение, и, в конечном итоге, все непременно оставались довольны и жизнью вообще, и нынешним временем в частности, и тем, что живет у нас такой оптимист, как Костя.

Однако только развлекаться было бы тоже неправильно. Тем более, что над нами как дамоклов меч висело задание Бандзарта, и мы — Костя, Миша, Арман, Саня, Леша и я — просто не могли позволить себе забить на него, хотя бы согласно той логике, что надо было что-то доказать Феликсу. А вот что и как мы ему докажем — это уже целиком и полностью зависит от нашей подготовки. Недаром Костя так радовался добытому бензолу:

— Вот он! Вот главный объект нашего исследования! Вот ключ к изучению аренов! — говорил он нам, когда мы в очередной раз пришли к нему в гости (это было 17 сентября).

Мы же не могли не порадоваться за Костю. Очевидно, ему удалось связаться со своим знакомым с химпредприятия, и тот оказал нам всем такую милость.

— Главное — верить в конечный успех! — не уставал теперь повторять Костя. — Уверяю вас, что чем больше настойчивости, веры и желания мы приложим — тем более увеличатся наши шансы добиться хоть какого-то результата. Не сомневаюсь, что теперь, когда у нас появился бензол, появится и уверенность! Авось исследование получится!

— Но как же быть с остальными реактивами? Ведь одного бензола мало, — сказал я.

— Безусловно! Надо будет постараться, чтобы добыть что-то еще. Но главное — узнать про арены все то, что мы не знали раньше.

В ту среду мы еще долго говорили о задании и не только… Под конец, когда настала пора расходиться, Костя пообещал попробовать достать в ближайшее время еще какие-нибудь реактивы. Заявление это явно означало его готовность бороться до конца.

Тем временем я решал свои личные проблемы — выбирал вуз, куда буду впоследствии ходить на подготовительные курсы. В принципе, я уже твердо решил, что, помимо основных экзаменов, сдавать буду обществознание и историю. И вообще, в голове моей далеко не первый день вертелась мысль о том, чтобы стать либо юристом, либо социологом, либо политологом. Почему-то именно эти профессии казались мне наиболее интересными и соответствующими моему гуманитарному складу ума. Оттого я и искал гуманитарный вуз, благодаря которому смог бы достойно подготовиться к ЕГЭ и ликвидировать излишнее волнение. Хотя вряд ли я волнуюсь или очкую, но все же…

Итак, после долгих раздумий и странствий по городу от одного вуза к другому, продолжавшихся едва ли не весь сентябрь, я все-таки определился с выбором и записался на курсы. Согласно расписанию, вышло так, что занятыми с утра до вечера у меня оказались два дня — среда и пятница. Что ж, ради ЕГЭ, наверно, можно пойти на такую перегрузку.

Далее же я хочу вернуться немного назад и привести мой разговор с Саней, состоявшийся у него дома в понедельник вечером. Тогда меня особенно волновала тема исчезновения, которое случилось день назад, после кино, — с нее и начали.

— Ты пойми, — говорил Саня, — я не мог оставить Болта одного. Просто не мог! Только подумай, что бы он еще натворил без меня!

— Так ты пытался его утихомирить?

— Что-то вроде того. Просто он был очень взбешен из-за случившегося и хотел устроить хрен знает что на улице.

— С чего бы это?

— Я и сам не знаю. Его вообще в последнее время не узнать. Он немного изменился… Часто злится, кричит; скрытным стал, подозрительным… Будто со всем миром в ссоре! Да и шутки его стали более… вызывающими. Даже почти и потеряли статус шуток.

— Что же с ним случилось?

— Трудно сказать. Я даже и понимать его перестал… Вот хотел как раз догнать, остановить, поговорить по душам…

— Так ты его не догнал? — удивился я, хотя и сам уже видел на лице Сани ответ.

— Не совсем. Болт бежал очень быстро. Я долго выдерживал его темп, но потом устал и понял, что больше не могу. Он неплохо бегает.

— Это да, — подтвердил я. — Но неужели он не видел, что ты за ним гонишься?

— Я подозреваю, что видел.

— Отчего же не остановился?

— Не знаю… Видимо, не хотел. Он знает, что у меня уже давно назрел к нему разговор. Наверно, он к нему еще не готов.

— Как-то странно. Для Болта это нехарактерно.

— И я об этом думаю. Я говорю, я перестал его понимать. А он еще поиздевался: устроил мне эту гонку!

— Вот подлец! — шутя сказал я.

— Подлец еще тот! — со смешком заметил Саня. — Но что делать? Он это любит. Даже хорошо, что хоть такие шутки у него остались. Помнится еще, он немало смеялся, когда я рассказал ему о наших подозрениях на Бандзарта!

— Да ладно?! И что же он сказал? — заинтересовался я.

— Он сказал, … что это вообще полная чушь. Назвал это «нашими сказками». Может, он и прав.

— Ну, это пока неясно! Да и с чего бы ему оценивать Бандзарта? Разве он знает его так, как мы?

— Да я ему не раз про Бандзарта рассказывал. Мне кажется, Бандзарт у меня каким-то монстром получился, — рассмеялся Саня.

— Почему бы нет? — поддержал я.

— Все же это перебор. И Олег так считает. Хотя потом он долго смеялся.

— Да?

— Еще бы! Ему тяжело поверить в наши истории. Он говорит, у него в школе работают «четкие преподы», — красиво произнес Саня.

— Уже завидую, — сказал я и представил себе таких учителей. Впрочем, потом отошел от этих фантазий и решил еще поспрашивать Саню, как человека, хорошо знающего Болта, ибо история его побега уж очень сильно меня заинтересовала:

— А ты разговаривал с ним сегодня?

— Нет.

— А что-нибудь слышал?

— Тоже нет.

— Как же так? Вы же лучшие друзья! Неужели не до общения было?

— Напротив, я хотел с ним поговорить, — ответил Саня, и я заметил, что взгляд его стал каким-то более грустным; он как-то разом весь погрустнел. — Звонил — никто не отвечал. В квартире его тоже не было, я сегодня тоже туда ходил.

— А родичи?

— Да что родичи? Я подозреваю, он опять с ними поругался, — заметил Саня.

— Как же так? Из-за чего?

— Тяжело сказать. Болт часто ругается с родаками. Из-за чего — не знаю. Видно, у них полно непониманий. Вообще, все это мне и понятно, и странно.

— Может, он вообще сбежал из Купчино? — предположил я.

— Все возможно. Болт вполне способен на такое. Не забывай — на него же еще все дворы озлоблены. За его проделки.

— Но тебе не хочется его найти?

— Я бы с радостью… Но все очень сложно. Если уж Болт пропал — найти его почти нереально. Вот где он сейчас может быть? Да где угодно! Хоть в Кот-д’Ивуаре!

— Это ты загнул!

— А что? Это же Болт! От него будь готов всякого ожидать.

— Но где-то же он есть! Купчино не такое и большое, — сказал я, в определенной степени соврав.

— В том-то и дело, что он может сейчас находиться вовсе и не в Купчино. И даже не в пределах города!

— Да вряд ли. Что он будет делать вне Купчино? У него там и дома нет!

— Ошибаешься. У него там, — Саня сделал характерный жест, — миллион домов!

— Да что ты врешь, черт возьми?! — возмутился я, видя широкую улыбку Сани. — Нет у него там никакого дома!

— Смотря, что ты называешь домом. Квартира у него, как я знаю, одна, и он в ней прописан. Но ведь есть еще парки, вокзалы, рестораны, клубы, заводы, кладбища, метро…

— Стоп! Вот тут хватит! Ты еще сделай из него бомжа! — отрезал я и подумал, что Саня сейчас вновь начнет улыбаться. Но он, однако, и не думал этого делать. Напротив:

— А ты что, мне не веришь? Мне, лучшему другу Болта? Э-э-э, да ты, похоже, совсем его не знаешь. Совсем не знаешь… — знаково повторил Саня.

— Как не знаю? — возразил я. — Да еще как знаю. Как и все. Сколько раз встречались!..

— У-у-у… Ты думаешь, что в Компании его полностью узнал? Да? — Я кивнул головой. — О нет! Вот именно в Компании ты его не мог узнать. Запомни: ты не знаешь о Болте и одной сотой той информации, которой владею я, — Саня с очень горделивым видом это произнес.

— Неужто?

— Да-да. Вот скажи: как давно вы познакомились?

— В прошлом году вроде, — ответил я. — Ты же сам нас тогда и знакомил!

— Вот-вот, — улыбнулся Саня, — ты познакомился с ним в прошлом году. А я его знаю четыре года, когда ему было десять. И поверь: он уже тогда мастерски находил миллион приключений на свою жопу. И сейчас находит.

— Ха! Ты так говоришь, словно он — бесконтрольный мальчик, у которого родители — пьяницы и тунеядцы, — заметил я.

— Кстати, ты наполовину прав, — ответил Саня. — Родители его — очень занятые люди. По уши в делах. А вот то, что он бесконтролен, — это факт, железный факт.

— И что, его никто никогда не воспитывал? — не без удивления спросил я.

— Скорее всего, это так. Я не вдавался в эту историю, но из рассказов его понял, что ни мать, ни отец никогда не уделяли ему должного внимания. Он был предоставлен самому себе с шести лет, а с восьми стал активно проводить время во дворе. Общение с кем попало, игры в футбол, прятки, жмурки и тому подобное… Вечно где-то шлялся — иногда по улицам, но в основном по дворам… Приходил домой только к десяти, уже к моменту прихода уставших родаков. И так — всю начальную школу. Учась дальше, он, разумеется, не мог так часто бывать во дворе, как раньше. Однако он продолжал частенько туда наведываться и вскоре уже вполне стал там своим. Его никто не контролировал — в принципе, он запросто мог шататься по двору и весь день, невзирая на школу. Здесь все было на его усмотрение, и нередко Болт выбирал двор вместо школы. Так и вышло, что двор его воспитал. Да, так и знай, Коля, что Болт — истинное дитя двора!

— Погоди, Сань, — сказал я. — По-моему, здесь ничего удивительного нет. Болт — типичный дворовый парень, привыкший к приключениям.

И тут, стоило мне только это сказать, Саня окончательно поймал кураж. Он начал говорить так, словно выступал на какой-то конференции, а не общался с другом. Очевидно, тема Болта его самого зацепила, и он просто не мог говорить о ней спокойно. Таким я его еще никогда не видел.

— О нет! — начал он. — Ты ничего не понял. В том-то и дело, что Болт — не типичный дворовый мальчик, как ты сказал. Он далеко не типичный!.. Начнем с того, что Олег, хотя и был воспитан дворовой компанией, никогда не проявлял конформизма в своих действиях. Он всегда поступал только так, как сам считал нужным. И это при том, что он был еще мелким. Болта можно было назвать эгоистом, ибо он редко когда думал о других, но здесь, скорее, это был его плюс, нежели минус. Что бы ему ни советовали, на что бы его ни уговаривали — он почти никогда никого не слушал и поступал по-своему. Конечно, у него иногда возникали проблемы. Бывало, его унижали, оскорбляли, били… Но он все равно настаивал на своем, и порой его мнение потом признавалось очень грамотным. Собственно, этим он и заслужил определенное к себе уважение, быстро стал своим, и мне, как и многим другим во дворе, сильно захотелось с ним сдружиться. Я просто почувствовал, что мне стал очень интересен этот малый. Кстати, где-то в десять лет, как я слышал, Болт и научился так быстро бегать. Видимо, еще ранее опасность побоев заставляла его быть всегда готовым к тому, чтобы стремительно удрать, — вот он и приобрел такой прекрасный навык. В это же время начались его хулиганства. Мне тогда удалось с ним познакомиться — собственно, тут не было ничего трудного, — и я сразу понял, что нашел в тот момент великолепного друга.

Постепенно Болт менялся: смелость в нем осталась, но он стал больше прислушиваться к мнениям других. И это хорошо — эгоист из него не вышел. Впрочем, двор советовал ему много как хорошего, так и плохого, однако и тут Болт сохранял рассудительность. Я прекрасно помню те компании, в которых мы с ним оказывались. Помнится, были группы из ребят 11–14 лет — мои тогдашние ровесники. Болту же было всего десять, и он уже не первый год наблюдал, как мы все курили, шлялись где попало… Разумеется, я тоже забавлялся. Помню, как хотел еще приучить Болта, но… Как только мы все ни уговаривали его — думали, что он дрогнет, сломается, решится, — да ничего не вышло. Болт был непоколебим. Видно, с самых первых лет уяснил вред курева — да так и решил никогда не начинать. Помню, еще меня пытался отучить: все пугал, приводил цитаты, рисовал на картонных коробках демотиваторы… И ведь у него получилось! Прокурив около года, я все же бросил и даже пообещал, что больше никогда не начну. Правда, сейчас опять тянет…

Ну а вообще, дружба наша становилась все крепче и крепче. Мы днями напролет общались, шутили, освоили все дворовые игры — короче, весело проводили время. В компании он часто прислушивался к моему мнению и считал меня авторитетом, а я старался всячески защищать его при угрозах и поддерживать его идеи. А идей у него было… океан! Фантазией Болт всегда отличался. Так вот постепенно мы стали лучшими друзьями.

Постепенно я понял, что наша с ним разница в три года — полная ерунда. Мы понимали друг друга с полуслова и ощущали истинную общность интересов. А чем больше их у нас становилось — тем более крепла наша дружба. Благодаря мне Болт уже перестал быть просто своим — он начал быстро набирать популярность сперва в нашем дворе, а потом и во всем Купчино. Уже не только подростки, но теперь даже и взрослые его знали. Правда, насколько они его уважали, — другой вопрос, но в среде тинейджеров он стал суперзвездой. Именно тогда, в эти золотые для него дни, всем стала известна его активнейшая деятельность. Болт одаривал всех шутками, приколами и розыгрышами — порой не слишком приятными для жертв, но зато невероятно веселыми для остальных. Впрочем, те, первые его проказы, сравнивая с нынешними, можно запросто назвать «детскими». Впереди все обещало быть куда более серьезным, и Болт сам это отлично понимал, ну а пока мы все вместе просто развлекались — по-детски развлекались.

Но время шло, и шло неумолимо быстро. Болт рос, менялся его характер, менялись его взгляды. Олег стал более жестоким, грубым, начал ругаться с родаками, соседями, друзьями, просто со взрослыми — вообще со всем обществом. В это время многие отворачивались от него — и не потому, думаю, что их отталкивал его тяжелый, взрывной, неуступчивый характер, а также вновь проявившийся эгоизм. Мне кажется, что его просто стали побаиваться. Уже один тот момент, когда он однажды появился во дворе с настоящим цианидом калия в руке и этой ампулой едва не отравил своего бывшего друга, заставил всех отстраниться от него. И ведь потом кто-то проверил — в ампуле действительно находился цианид калия. Но есть и еще причины.

Новых друзей Болт стал находить с трудом — видимо, дворовые толки быстро успели распространиться. Да и те, с кем Олег породнился, были очень странными людьми. Водился, например, он одно время с одним полоумным чуваком и считал его чуть ли не своим братом. Тот, однако, вел себя как-то странно — так, что даже Болту иногда приходилось удивляться. А уж про репутацию того в народе я вообще не говорю — все от него просто старались держаться подальше. Ну и что в итоге? Выяснилось, что этот чел с ранних лет отличался несуразностью в половом сознании — гейские манеры и пристрастие к парням составляли всю его странную сущность. Что ж, оттого и странность, оттого и полоумие… В общем, когда народ об этом узнал, репутация Болта была заметно подпорчена, но и боязнь в отношении него резко возросла.

Был у него и еще один необычный товарищ — Леня Шакалов по прозвищу «Пламя». Разумеется, оно появилось не случайно — дело в том, что Леня с самого детства страдал расстройством психики. Он имел необыкновенную и непреодолимую тягу к огню и всему, что горит. Сначала он просто предпочитал любоваться горящими спичками, кострами, фейерверками и пожарами, а потом, чуть повзрослев, начал устраивать их сам. Ему доставляло удовольствие поджигать любые предметы: коробки, гитары, ткани, одежду, восковые предметы, … — в начале! — а потом он перешел на деревья, мусорки и заброшенные дома. Когда же Леня посетил врачей, те незамедлительно поставили ему диагноз: «Он — пироман!»

Вот такие друзья были у Болта! Я, конечно, и сам не понимаю, где он только таких откапывал…

— А скажи: у тебя никогда не было мыслей прекратить с ним дружбу? Уж больно странным он стал, судя по твоему рассказу…

— Ха! — отреагировал Саня. — Конечно, они возникали. И не раз. Я и тогда понимал, что дружить с Болтом становится опасно; ведь если у него есть друзья-пироманы, то это не к добру… Только представь, сколького он мог понабраться у Шакалова!.. Однако я также понимал, что и прекратить общение с Болтом мне будет нелегко. Да что там говорить — почти невозможно! Уж слишком сильно мы с ним сдружились. К тому же, мне становилось жалко его, когда я представлял себе, как начинаю говорить ему о конце нашей дружбы. Ведь это слезы, истинные слезы! — крикнул Саня. — Фактически у Болта никогда и не было таких друзей, как я. И представь: если я, после нескольких лет дружбы с ним, скажу, что ей пришел конец, что больше ничего нет… Как он отреагирует? Вот как? Это же будет плевок в душу, удар ниже пояса, калечение судьбы! С кем он тогда будет общаться? А? С кем он тогда будет шутить? А с кем он будет развлекаться? — Я молчал и смотрел нервными глазами на Саню. — Да ни с кем! Просто ни с кем. Он на 99% радикально изменит свое отношение к жизни, станет ненавидеть мир, перестанет верить в дружбу, в мир, будет считать всех людей предателями, окончательно переругается со всем обществом и, в том числе, с родителями! Да-да, со своими родителями, которые когда-то дали ему жизнь на Земле, еще не зная, что у них не будет ни минуты времени на то, чтобы эту жизнь направить в верное русло. И вот дальше, когда отношения со всеми будут испорчены, может произойти самое страшное: Болт начнет осознавать, что он лишний в этом обществе, что он здесь никому не нужен, что его судьба никого не интересует, что он маргинал!.. Тогда, находясь в состоянии безысходности, Олег может окончательно сорваться. Он станет курить, попрошайничать, воровать, бухать… в конце концов, колоться! — и на все это его будет толкать чувство глубокой мести. Мести не ко мне, а ко всему обществу. Его будущее станет ужасным. Он полностью превратится в бродягу, навсегда потеряет связь с родителями и друзьями, забросит школу, вступит в криминальную социальную группу, станет преступником!.. Станет убивать, насиловать, совершать поджоги, террористические акты!.. — здесь Саня на несколько минут примолк. — И все это продолжится до тех пор, пока на горизонте не замаячат два пути: либо тюрьма, либо суицид, что, в сущности, есть два слова — трагическая смерть! И вот таковой может быть вся жизнь Болта.

Нет уж, я… не могу его бросить. Как подумаю об этом … — просто не могу.