Бесплатный фрагмент - За серым окном

Глава 1

Обыденное явление молодости — меланхолия. Человеку не исполнилось ещё двадцати… да что там, порой и восемнадцати лет, а ему кажется — всё! Жизнь потеряла смысл, будущего нет, счастье кануло; он никому не нужен, ни на что не пригоден. Желание: обидеться на весь мир, поставить судьбе ультиматум; спиться, уйти в отшельники или перестать дышать. Хотя нет, правильнее спел Высоцкий, — «Не умереть, а именно уснуть».

В подобных случаях взрослый, опытный человек подскажет, — «Не торопись, не руби сплеча, рано „уходить в лес“, это возрастное, после двадцати пяти пройдёт». — И мудрый совет окажется верным, только… кто из нас слушает по малолетству наставлений старших? Всю правильность мы осознаем, когда сами вырастим, в свою очередь, начнём давать схожие нравоучения, нас тоже не послушают и… так до бесконечности.

Повод для грусти обычно неоригинален: ссора с близкими, заваленный экзамен, не поступил, куда мечтал с первого класса; чаще всего — дела сердечные.

Вышеперечисленное в точности происходило с Владом Красильниковым. Молодой человек просиживал в комнате недавно умершего отца, смотрел сквозь грязное, давно немытое и оттого совершенно серое окно. В основном, квартира, перешедшая по наследству парню, ухоженная, чистая, лишь стекло в кабинете папы оставалось вымазанным с улицы: его давно не приводили в порядок. У бати последние годы жизни прогрессировало психическое расстройство, он периодически норовил выскочить через оконный проём (4-й этаж) или раскрыв настежь створки, кричать на весь Пролетарский район гадости. Оттого раму несколько лет назад наглухо заколотили здоровыми гвоздями. Идею поставить стальные решётки на корню пресёк лечащий врач, дабы не нагнетать и без того расшатанную психику отца ощущением «узника». К счастью, папа никогда не пытался выбить непосредственно стёкла, ему всегда хотелось именно раскрыть окно.

Влад не помнил, сколько он просидел в кабинете вглядываясь в депрессивный пейзаж и занимаясь самобичеванием, кажется, прошло больше двенадцати часов — успел встретить рассвет и сейчас, провожал закат.

В голове прокручивались события из прошлого, от дошкольных лет до вчерашнего дня — не беда, страшно, что «диалог» самого с собой в мыслях советовал правильные варианты поведения в минувших ситуациях. Красильников знал — это плохая черта, ведь… после драки кулаками не машут, а репутации «кухонного боксёра» он всегда стыдился. И канувшим вечером так: Влад проследил за любимой, как она пошла «проведать бабушку», обнаружил — Настя села в «Копейку» к компании крепких молодых людей… затем парень умудрился отыскать, где те остановились, веселились.

Злоба сводила тело, зубы сжимались до скрипа, но «рогоносец» продолжал стоять, позорно наблюдая из-за кустов, опасаясь быть замеченным, как его «единственная» смеётся, обнимается… целуется с другим. Кулаки чесались, ненависть съедала, только выйти и выплеснуть эмоции наружу не решался. Потом не сумев дождаться финала, который обязательно последовал за поцелуями Насти с «быком», Влад вернулся домой и принялся фантазировать. — «Стоило взять палку, отлупить всех подряд, разбить их машину, высказать Настюхе, что о ней думаю! Плевать, пускай те пацаны крепче меня, хлюпика, ещё они состоят в банде местного авторитета… на моей стороне злость и справедливость!». После мысли пошли ещё фантастичнее, — «Или являлся бы сам главарём преступников, стояли за спиной молотобойцы, я щёлкнул пальцами и ребята сразу, без слов уловили мои желания, совершили чего хотелось пораненной душе!». — Внезапно стало стыдно, едва не до слёз за своё воображение, — «Вчера! Действовать следовало вчера… теперь поздно».

Гораздо хуже, что Настя давно так поступала с ним: кидала, изменяла, выставляла лопухом, а он ей всё прощал. Вот и сейчас, если она постучится в дверь, Красильников её, несомненно, пустит. Девушка, в своей манере, когда ей предъявят, — «Истина известна», — до последнего станет отрицать правду. Врать стерва умеет, всем и всегда, а с виду, для тех, кто не знает её слишком близко — Анастасия Власова сущий ангел. Одно «Я» Влада старалось обычно найти девушке оправдание, мол, — «Настюша не такая, немного погуляет, и всё! Ни с кем не ляжет спать… да и сам виноват». — Иная сторона, «альтер-эго», твердило жестокую правду. Хотелось, чтобы именно «другое я», преобладало над телом, действиями, а этот жалкий, никчёмный и обыденный хлюпик, навсегда затих в глубинах души.

Красильников отвёл взгляд от уходящего за горизонт солнца и посмотрел на стену, где висел прошлогодний календарь за 1988 — ой год. На нём жирным чёрным фломастером подчёркнута дата, когда пришла похоронка на единственного хорошего друга — Игоря Сиротина. Погиб парень в Афгане. С ним тоже из-за Насти сколько ссорились! То к Владу, то, если нужна защита, к сильному и натренированному в уличных драках Игорьку бросалась. Когда Сирота уходил в армию, девушка обещала того ждать, клялась в вечной любви, после, как Влад получил квартиру от отца по наследству (тогда ещё по прописке), прибежала к нему и жила здесь… периодически пропадая на недельку к «бабушке/тёте/дяде». Странный Власова человек: узнала о похоронке на Игоря и ничуть не опечалилась! Влад вот, сильно загрустил, простил прошлые обиды… скучал по другу.

— Эх! — Выкрикнул Красильников в пустоту, — жалко Даши нет, последнее моё утешение.

Парень вспомнил ещё одну девушку, которая всегда с ним возилась. Она всего на год старше, а казалась такой взрослой; постоянно заступалась, учила жизни, ласкала. Непонятно, чего она нашла в забитом и неприметном Владе? Именно с ней, он стал мужчиной, когда первый раз из десятков серьёзно разругался с Настей. Тот момент Красильников запомнил на всю жизнь — близость, относительно в раннем возрасте ему не понравилась: кружилась голова, мучила одышка; оба потные, всё чересчур слюняво. Но само осознание, — «У меня было! Да ещё у первого среди ровесников!» — радовало пуще остального. Хотелось побежать, похвастаться каждому встречному… но нет, обещал подруге — хранить тайну. Не проболтался по сей день. Жалко, она уехала с полгода назад на учёбу в Ростов и с тех пор нет ни весточки. Дашка бы смогла развеять грусть.

В кабинете почти стемнело, свет включать не хотелось. Влад поднялся наконец со стула, отошёл от окна, подвёл гирьки на старых часах — дали ход; зашипело проводное радио, во дворе залаяли собаки и грусть Красильникова постепенно отступила.

Молодой человек вернулся к подоконнику, пока ещё солнце окончательно не скрылось из виду и не успели зажечься уличные фонари, вновь посмотрел на угнетающую реальность за серым окном.

Сколько себя помнил, с малых лет: когда был наказан отцом и поворачивал голову к стеклу из своего «арестантского угла»; просиживал за дубовым столом, делая уроки; лежал на диване или просто играл — за этим окном всегда, абсолютно всегда, простирался унылый пейзаж. Сейчас, из-за искажения грязью, вид ухудшался стократно. Казалось, пройдёт десять, пятьдесят, сто лет, а за этим проклятым, серым окном — так ничего и не изменится! Всегда навалится грусть, когда: ветер гоняет пыль, листву и рваные целлофановые пакеты над загаженными гаражами, за ними же прячется пара-тройка алкоголиков, кто-то писает за кустом; бегают дворняги, грохочет поезд по рельсам. А перемен, о которых недавно спел Цой — очень хотелось.

Маячила мысль и о самоубийстве… к счастью, недолго. Не мог Влад так поступить, отомстить равнодушной девушке столь никчёмным образом. Ему хотелось, как многим в подобном возрасте и ситуации большего. Чтобы о нём ещё услышали, узнали, на что способен Красильников! Только — как?!

Вспомнилась выписка из вручённой над рынком брошюры одним из повылезавших со всех щелей шарлатанов, — «Если хочешь кем-то стать, возьми и стань им!»

— Да, как всё просто! — Хлопнув по коленям, поднялся Влад, — желаю стать первым секретарём обкома!

Из часов вылетела кукушка, парень спросил у неё:

— Что, уже стал?! Хорошо, жду звонка… телефон, правда, пока не провели, ну да секретарю быстро сделают. Ладно, хватит раскисать, начну с малого: переберу отцовский хлам, давно пора половину выбросить. Развеюсь заодно…

Разговаривая сам с собой и занимаясь старыми, в большинстве своём давно ненужными вещами бати, Влад незаметно отвлёкся от навязчивых переживаний. Временами, наткнувшись на безделушку из детства, его захлёстывало ностальгией, порой, предметы напоминали о плохом, а предназначение иных он не знал вовсе.

Устав от уборки, думая на сегодня заканчивать, Красильников наткнулся на небольшой тайник — интрига. В нём молодой человек обнаружил коробок, там лежали награды, фотографии и пистолет «Walther PP» с гравировкой, — «Подполковнику Велесову А. А. от Щёлокова Н. А.», — на фотокарточках, молодой отец в милицейской форме, на обороте подпись под фамилией Велесов.

— Но ведь отец Красильников Александр Алексеевич! — Снова заговорил Влад вслух, — да и ментом он никогда не был! Скорее, наоборот, «каталой» в среде блатных, его в розыск объявляли, в авторитете ходил… что за новости?

Постепенно парень стал догадываться в чём дело, — «Отца засылали в банду?! У кого бы узнать… завтра к маме схожу, попробую выяснить», — удивлённый открывшимися обстоятельствами, Влад отправился на кухню, желудок резко напомнил: со вчерашнего вечера в нём не водилось и крохи.

Перекусив, не выпуская из рук наградного пистолета отца (в этом он больше не сомневался), организм парня взял своё — заснул прямо за чугунной сковородой на железной подставке.

Разбудил Красильникова посторонний шум, исходивший из кабинета папы. Обхватив рукоятку пистолета, пользоваться которым он совершенно не умел, но так спокойнее, новый хозяин квартиры отправился проверить, что потревожило его сон.

Подойдя ближе, Влад заметил просачивающийся слабый свет, словно от керосиновой лампы, из-под щели закрытой двери, — «Странно, я помню: кабинет оставлял открытым!» — подумал парень, тревога внутри нарастала, сердце забилось сильнее.

С мыслью, — «Да хватит всего бояться, трус!» — Красильников распахнул двери, что-то выкрикнул направив «Вальтер» на слабый свет и… замер. За столом сидел бородатый, ныне покойный отец!

— Проходи потомок, проходи… ты хозяин в сих стенах, чего взбаламутился?

Странно, страх от Влада отступил мгновенно, невзирая на то, что дверь в комнату закрылась сама, при помощи неясно откуда взявшегося сквозняка.

Молодой человек приблизился к столу, появилось смешанное чувство — кабинет вроде тот же, одновременно он стал несколько другим, изменился антураж.

Освещение исходило от старой масляной лампы, подобные раньше заправляли ворванью (китовый жир), с другой стороны переместившегося ближе к окну стола, потрескивая, горели две толстые свечи в серебряных подсвечниках. И без того обставленный кабинет отца по-старому, сделался ещё древнее. Первое, что бросалось в глаза — исчезли все современные вещи: проигрыватель с виниловыми пластинками, проводное радио, электронные часы, люстра с потолка, календарь за прошлый 88 — ой год, фотографии.

Ощущение времени сбилось, Влад испытывал, словно он в другом измерении, в небытие. За окном подвывали волки, коих в Водопьяновске не водилось с военных лет, пели ныне вымершие виды птиц, светила сказочного света, огромная, зелёная луна.

— Отчего застыл? Оробел? — усмехнулся тот, кто сильно напоминал покойного отца, — присаживайся, — указало существо страшной рукой, но изящным жестом на плетёное кресло напротив себя, — явились мы с благими намерениями.

Красильников робко опустился в «качалку», рассматривая непрошеного гостя, подумав про себя, — «До сих пор сплю? Всё так реально! С моим режимом дня и с ума сойти можно».

Парень осмотрел ближе видение — вылитый отец! Хотя различия имеются: намного старее, морщинистое лицо с длинной, седой бородой (которую батя при жизни не носил) опалённой по краям, волосами цвета белее мела по самые плечи; плотнее в плечах, но с очень тощими руками, будто кожу натянули сразу на кости, без мышц, сухожилий, вен и прочего. Голос существа скорее принадлежал не папе Влада, а его деду… от «гостя» веяло кремнем и серой.

— Вина? — Достало явление из-под стола древний глиняный кувшин без нанесённой карамели, со следами пальцев гончара, создавшего некогда эту посуду, — знаю, ты не чтишь хмель, сладость дурмана. — Не дожидаясь ответа, налил тот алкоголь в два не менее раритетных относительно кувшина кубка, — да беседы без него у нас не выйдет, помнишь, у классика выведено чернилами — в чём истина? Пей! Такого не найдёшь отныне в бренном мире.

— Вы… ты… — Не мог подобрать слов обращения к собеседнику Влад, — кто?

— Правильный вопрос — половина дела. Да, дорогой потомок, ты правильно понял. Мы весь наш мужской род: и отец, и дед, и прадед в одном лице. Явились помочь в твоих начинаниях, похвальных рвениях. Секретарём обкома — усмехнулся гость в рукав длинной рубахи, — мы тебя не сделаем… пустая затея. А изменить жизнь в лучшую сторону, к большим делам, сумеем. Интересуйся! Ты вправе знать о нас, утоли терзания любопытства.

Красильников, решив, что сон весьма интригующий и необычный, отбросив сомнения, отпил вино из бокала. Вкус красного напитка оказался внеземным, едва попав на кончик языка, сразу отправлял в блаженство.

— Каким образом вы можете мне помочь? — Стукнул парень посудой об стол.

— Сразу к насущному? Порадовал, порадовал. Для начала советом: если хочешь чего-то добиться, первым делом поставь себе нетленную цель и никогда от неё не отворачивайся! Переживания по падшим бабам — непростительная глупость. Подобных появятся сотни, тысячи, если начертаешь отрадную идею.

Влад немного застыдился слов гостя, — «Он обо мне всё знает? Неприятно».

— Например? Какая цель?

— Не перебивай и не торопись, времени у нас много, — указало существо костлявым пальцем на часы. Посмотрев на них, парень обнаружил: маятник за стеклянной дверцей качается. Как и положено, недавно вылетела кукушка один раз, а стрелки замерли на римских цифрах, обозначающих три часа и две минуты утра.

Похожий на отца, слегка поправившись в кресле, продолжил:

— Злато, серебро, женщины, хорошие или распутные, прочие земные сладострастия — неважны. Это есть прах. Появится влияние, хоть небольшие рычаги власти, остальное незаметно приложится. Не сомневайся, потомок.

— Политикой заняться?

— Хмм… нет! — Прорычал гость, — пойди по стопам одного из нас, по пути Велесова Александра.

— В милицию? Я так понял, ты… ну или отец мой, там служил? Был под прикрытием.

— Истину льёшь. Да на службу государеву тебя не поставят: здоровьем не вышел, в армии не служил. А податься к «лихим людям», как один из нас в своё время — тебе следует.

— Кто меня туда возьмёт? — Захмелел Влад, чему несказанно удивился, — «Разве можно так реально пьянеть во сне?» — сам сказал, что я здоровьем не вышел. Видел, какие у местных авторитетов парни? Здоровые, спортивные, смелые! А я… я трус…

— Брось заниматься самобичеванием! — Сверкнули глаза словно «Полароид» у явления, — ты не из робкого десятка. Разве боязливый человек сможет вести себя спокойно с тем, кто явился к нему из… из другой стороны. Нет! Не может. Робкий человек бросился бы от нас прочь.

Красильников промолчал, слова гостя ему понравились — льстили; существо продолжало:

— А до того, что слабый, повторюсь: главное, идея! Внутренний стержень, гибкий, да не ломаемый. Первое — цель и сила духа. Мозгом ты не обделён, тем более, мы подсобим поначалу. Разве не ведомо тебе, что богатырями часто правит далеко не «Святогор» по облику, а человек, чьё здоровье подорвано темницей, каторгой?

— Слышал, конечно.

— Мало ведать, нужно самому судьбы вершить. Сейчас споры поднялись, почему красные у белых Гражданскую выиграли. Потому что — идея жила у красных. Пока белые думали, как богатства свои сберечь, имения, слуг, статус… голодранцы, которым нечего терять, но со злостью и идей, шли к победе. Злости в тебе уж через края льётся, а с идеей поможем.

Гость снова наполнил бокалы вином. Взяв кубок со стола, Влад посмотрел на часы, всё по-прежнему: маятник качается, стрелки не двигаются.

— Ерунда — это! — Неожиданно для себя выпалил парень, — я вон сколько читал брошюрки проходимцев, там тоже советы дельные, звучат красиво! На деле, в жизни — бред. Хорошо, есть у меня злость, идея, сила духа, а вот попал я один на один без оружия, с каким ни будь здоровенным качком, который отморожен на всю голову! Ему моя идея до задницы, перешибёт меня мелкого, одним плевком.

— Сим порадовал! — Повеселело явление, — сущие вопросы к месту. Вспомни, потомок, есть у тебя диковинная способность «колючего ока». Позабыл, а оно в тебе живёт, таится.

— Не припомню, — нахмурился Влад, слегка пригубив вина.

Неожиданно явление ударило по лбу парня, и он «провалился» в воспоминания: наяву оказался в детстве.

Тогда маленький Красильников на летних каникулах в деревне у бабушки слишком далеко от двора заехал на велосипеде, набрал с горки хорошую скорость, не вошёл в поворот, упал. Из степи к нему бросилась стая одичавших псов. Мальчик перепугался, затрусило всего и вдруг откуда-то из живота, его страх поднялся к горлу, затем к глазам и выплеснулся наружу, на нападающих дворняг. Через долю секунды собаки бросились от Влада в разные стороны. Псы скулили так, будто за каждой из них с палкой гнался суровый хозяин, разбуженный в полночь, после тяжёлого дня лаем. Опасность миновала. Красильников поднял красную «Каму» и прихрамывая, покатил её обратно, в сторону деревни.

Навстречу с плетью нёсся пастух, спешил на помощь ребёнку; едва тот хотел спросить, — «Ты в порядке, хлопец?», — как встретился с парнем взглядом и отшатнувшись, упал в пыль.

— Что? Что у тебя с глазами?! — Прокричал поддатый пастух.

Зажмурившись, и помассировав веки левой, не ушибленной рукой, Влад ответил:

— Всё хорошо, дядь. Собаки, видно, вас испугались. — И дальше поволок велосипед к дому.

Подобное происходило с мальчиком ещё пару раз, когда он сильно боялся, но это давно прошло, Красильников совсем позабыл про те случаи.

— Освежил память?! — С нескрываемой гордостью поинтересовался гость.

— Теперь — да.

— Попробуй сей дар испытать на людях, тех, кто крупнее тебя. Если враг не боится, испугайся ты и выплесни робость на него самого! Остерегу: используй силу в тяжёлом положении, а мы поможем, развить тебе умение «колючего ока». Завтра отправляйся к Патрушеву, намекнёшь ему, мол, знаешь, кем отец был. Дальше сам сообразишь.

— Он разве не твой заклятый враг? — Вспомнил Влад, как милиционер дядя Коля гонялся за отцом.

— По легенде — да. По бытию — другом был… более того — он крёстный твой.

— Я крещён?!

— Верно. Тогда мы не афишировали нашей веры, а верили всё равно помаленьку. Христиане детей крестили в утайку, мусульмане обрезания делали — сие жизнь. Пора на сегодня нам расстаться, мы ещё явимся к тебе, главное, «окно серое» не тронь, и другим не позволяй, пусть остаётся таким, какое есть — «ключ» к дверям между нами. А пойдёшь к Коле, склоняйся к тому, что хочешь по стопам бати пойти. Пущай, тебя в бригаду к Субботе определит, он найдёт способ. Позже, мы ещё подскажем, не забывай — идея превыше всего! Служить надобно великому, нетленному. До явления.

Влад проснулся на диване в кабинете, услышал: в замочную скважину входной двери вставили ключ. — «Мать пришла!» — Вскочил он, — «Блин, приснится же такое! Видать, переутомился. Сколько я проспал? Солнце в зените, вероятно, уже обед». — Парень спрятал коробок с фотографиями отца, наградами и пистолетом под стол; вышел в коридор, встречать гостей.

Распахнутая дверь послала в квартиру едкий запах вымытых водой с хлоркой ступенек; на пороге, держа в руках набитые продуктами авоськи, вошла мама с младшей сестрой (родители развелись незадолго до болезни отца, Влад остался с ним жить, дочка Лена с матерью).

.

— Фух! — Выдохнула женщина, опустив ношу на пол, — чем у тебя так воняет? Влад, ты что — пил?!

Парень едва не воскликнул, — «Чего?! Только во сне с покойным отцом! Или…» — Евдокия Павловна продолжала:

— Владик, зачем же так?! Для чего государство с пьянством борется? Надеюсь, не на улице? Ты не трудоустроен до сих пор, с института выгнали… милиция заметит выпивающим, на учёт поставят. — Мать, разувшись, прошла в комнату с серым окном.

Лена, кинув ранец на тумбочку, шепнула брату:

— Я в зале «Вокруг света» полистаю? Наслушалась в дороге нравоучений, сам с ней справляйся.

— Хорошо.

Пройдя в кабинет, Евдокия Павловна обнаружила на письменном столе керосиновую лампу и пустую бутылку из-под «Агдама»; отчётливо ощущался запах серы вперемежку с керосином.

— Один пил? Что стряслось? — Развернулась женщина к сыну и отшатнулась от него. — Глаза… изменились у тебя.

Влад зажмурился, помассировал веки и присел на диван.

— Не выспался просто. Ай… с Настей опять поругались…

— Ой, жалко, — положила мама руку на сердце, — сам, наверное, виноват… Настюша такая девочка хорошая, просто ангелок.

Да, Власова умела вводить окружающих в заблуждение искусно, врала так, что КГБ в её лице потеряло лучшего резидента! Лишь немногие, знакомые с девушкой слишком близко, знали сущность стервы по-настоящему.

Влад промолчал, объяснять, что случилось не имело смысла — мама не поверит его словам, про вечное враньё «ненаглядной», её измены.

— Помиримся, ничего страшного.

— С тобой точно всё хорошо? — Присела Евдокия Павловна рядом с сыном.

Красильникова сильно переживала за Влада, боялась: психические отклонения отца могут передаться по наследственной, а сейчас, с парнем явно творилось неладное. Материнское сердце шептало: дело не в алкоголе и не в Насте. Особенно волновала керосиновая лампа на дубовом столе, отчётливо помнила — выбрасывала её больше месяца назад в мусорный бак! Неужели сын копался там или, не дай бог, на свалке? Женщина решила сменить тему, отвлечь Влада.

— Сестра твоя, совсем от рук отбилась! Отца нет, так хоть ты на неё повлияй.

— Чего натворила?

— В школу ходить не хочет, каждое утро со скандалом собираемся.

— Ох! Я можно подумать, в её возрасте туда рвался.

— Заявила надысь: «Давай уедим в деревню жить! Не люблю город», — мне кажется, её в школе обижают, сходил бы, заступился… хотя, какой с тебя заступник? Эх, жалко Игорька нету, бравый парень был! Он бы все вопросы вмиг решил. Ты никак навострился куда?

Влада всегда раздражали глупые вопросы: если он переодевается с домашней в уличную одежду, понятно же — собирается уходить.

— Да, надо по делам.

— Надеюсь, на работу устраиваться, а не вино пить в подворотне?

— Можно и так сказать! — Резко дёрнул парень ворот рубахи, прикидывая, что придётся говорить дяде Коле, начальнику милиции города Водопьяновска Ростовской области.

Глава 2

Игорь Сиротин вернулся в Водопьяновск летом 89 — го. Он не погиб в Афгане, подобное случается на войне.

Нет, не сидел в плену и не был ранен: сильно заболел, подцепил неизвестный вирус. Поскольку до дембеля оставалось совсем ничего, да и войска выводили в Союз, бравый сержант скрывал свой недуг от командиров, переносил болячку «на ногах», дабы не загреметь в госпиталь.

Однажды, перед выездом с колонной, свалился в обморок, дальше темнота… товарищи в спешном порядке определили Игоря в медсанбат, сами отправились выполнять задание. Ирония судьбы — это спасло жизнь Сироте; рота советских десантников попала в засаду… отсюда и похоронка домой.

Уже на Родине, сержант много времени провёл в бреду или отключке по госпиталям. Светилы медицины считали, — «Не выкарабкается парень», — но организм молодой, сильный, Игорь пришёл в себя. После «осаждал» военврачей, чтобы наконец выписали домой, доказывал, — «Я совершенно здоров!» — Оно и понятно, если не болезнь, уж полгода, а то и больше, как дома отдыхал.

Оказалось, всё непросто, во-первых, — никто не установил, какую именно болезнь перенёс сержант; во-вторых, — возникла путаница с документами. Умереть, оно быстро… «воскреснуть» — не всегда.

Сиротин писал домой, звонил — безуспешно. Пробовал отправлять весточку Власовой, которая обещала ждать из армии и не написала ни разу… ответа не последовало.

Наконец, приехав скорым поездом в родные края, вдохнув полной грудью с орденами летний воздух, Игорь поспешил искать близких. Снова разочарование: мать с отцом съехали, узнав о «смерти» сына. С друзьями тоже облом: кто в армию ушёл, кто учиться уехал и т. д. Оставался Влад Красильников, некогда лучший друг, но… после их плохого расставания на проводах Сироты (из-за Власовой), идти к нему десантник не решился.

Дембель отправился ночевать на вокзал и по дороге, на свежевыкрашенной автобусной остановке встретил школьную учительницу, Ларису Ивановну. Она, словно родного сына приобняла воспитанника, расцеловала, искренне радуясь встрече и «воскрешению» воспитанника. Приютила на ночь, помогла через бесчисленное количество знакомых отыскать, куда переехали родители Сироты.

Игорю, при прощании со спасительницей, стало невольно стыдно, за школьные годы, когда трепал нервы Ларисе Ивановне. — «Да! Учителя-педагоги, вы нас многому научили, всегда помогали и до последнего вздоха, не бросите нас, непутёвых!» — подумал сержант, махнув голубым беретом из форточки красного «Скотовоза» на прощание пожилой даме.

Афганец пылил ботинками по деревенской дороге, душа кричала, радость предстоящей встречи с родными выхлёстывалась наружу, не сдержался — запел.

Не успел Игорь сориентироваться, постоянно вглядываясь то в мятую бумажку с адресом, то в таблички домов по улицам, как из-за спины на него с криком набросились. Сержант её не увидел сперва, почувствовал — мать.

— Я знала! Знала, — плакала ещё относительно молодая женщина, — ты жив! Столько времени у окна простояла, ждала, вот-вот сынок объявится… отец, тот не верил, говорил мне, старый дурак, — «Смирись! Крепись… сын погиб Героем!» — А я ждала… ждала и дождалась.

Радости встречи вторило всё: природа, ветерок, солнце, небо; дворовые собаки, сбившись вокруг Сиротиных, радостно виляли хвостами, прыгали. Одна старушка, пришедшая к уличному колодцу посреди деревни, уронила вёдра, расплескав воду. Бабушка прислонила морщинистые ладони к лицу, заплакала. Она поняла прекрасно суть происходящего, восторга солдата и его матери; вспомнила схожий эпизод из далёкого, Победного 45 — го. Когда после полученной похоронки, летом, в эту самую деревню вернулся её сын, без руки, израненный, зато — живой.

Мать не отходила от Игоря целый день. Ночью, когда захмелевший от вечернего застолья с отцом и доброй половиной колхоза Сирота лёг спать, женщина оставалась возле его кровати, тихо напевая колыбели, поглаживая сына по волосам, поправляя одеяло. До конца не верила в своё счастье — молитва сбылась.

Сиротин быстро освоился в деревне, почти не отдыхал, хотя родители его уговаривали, — «Нет, спасибо! В Госпитале належался».

Устроился работать с отцом в поле. Невзирая на перенесённую болезнь, Игорь, трудившись на свежем воздухе, быстро набрал форму, хоть снова — в бой.

Могучие широкие плечи и мускулы афганца ростом 190 сантиметров приняли прежний, грозный и красивый вид, в карих глазах заблестел радостный огонёк жизни, отросли густые русые волосы. В колхозе Сироту прозвали — «Илюша», по аналогии с русским богатырём, за его огромную комплекцию, большой кулак и сорок седьмой размер ноги.

Деревня афганцу нравилась: хорошие люди, просторный дом, небольшое хозяйство; красивые девушки, отзывчивые товарищи. Тем не менее через полгода «заныло под ложечкой», молодой ведь, тянуло в город, «покорять вершины». Распрощавшись с родителями, обещая часто навещать, Сирота отправился в Москву, благо, списался недавно с сослуживцем, тот звал к себе, обещал помочь устроиться.

Реальность обернулась совершенно иной — столица не оправдала надежд Игоря.

Меньше трёх лет не был в Союзе (деревню не брал в счёт), а так всё изменилось! Чего греха таить, Сиротин надеялся если не на почести, за службу в Афгане, то хоть на элементарное уважение… к нему же в большинстве своём, молодые люди относились нехорошо. — «Мы вас туда не посылали!» — то и дело твердили афганцам зажравшиеся на волнах перестройке спекулянты, братки, девушки.

— «Верните меня в мой Афган!» — стало внутренним, душевным девизом Игоря в Москве.

Если иные люди и относились к бравому десантнику нормально, то после знакомства, когда узнавали, что воевал, обязательно спрашивали, — «А ты убивал людей?», «А много?», «Тяжело стрелять в человека?», «Снятся убитые?».

Почему подобное всех интересует? Ответа Игорь найти не мог. — «Какая вам разница? Что за мода доставать людей неудобными вопросами? Захотят — сами расскажут! А нет — так не лезьте в душу!»

Разумеется, сержанту приходилось убивать на той войне. Снились ли ему застреленные недруги или бои? Нет, к счастью — нет. Где-то слышал: лет через десять, двадцать, начнут мучить кошмары, а пока молодой, нечего и переживать раньше времени. Правда, сержант запомнил первого поверженного «духа». Они спорили с ребятами, кто раньше из них это совершит, сколько «нащёлкает» в раскалённых горах… пари выиграл Сиротин. Совесть не грызла, произошло всё на посту, в первом карауле: заметил движение в темноте и нажал на спусковой крючок. Расстояние неблизкое, опыта стрельбы мало, плюс сумерки, а попал! И наповал. Прапорщик тогда похвалил его, сказал, — «Не переживай, если бы не ты его, то он тебя и ещё половину роты».

Утром, когда Игорь подошёл близко к трупу «духа», немного пошатнуло. Тот лежал на камнях, с открытыми глазами, в неестественной для живых позе; ветер беспокоил одежду убитого, песок на лице… именно этот момент отпечатался в памяти почему-то сильно. Нет, жалко не было, просто испытал ранее неизведанное чувство, понять которое может лишь тот, кто прошёл через подобное.

Выбор у Сироты оставался невелик: оставаться в Москве и примкнуть к бригаде афганцев; вернуться к родителям, либо на малую родину — в Водопьяновск. Игорь избрал последнее. Почему-то тянуло именно туда, где родился и вырос, да и не нравилась сержанту столичная суета, столпотворения. Дома — самый раз! Не дыра, но и не миллионник, население более двухсот тысяч человек, полным ходом идёт расширение, процветание.

Проблема одна — к кому ехать? Родители в деревне, с друзьями давно не списывался, наверное, мало кто знает, что он жив. — «Ну да ладно! В Москве не пропал, а дома и подавно устроюсь!».

Игорь лежал в постели с Настей Власовой: обнажённые тела, обдаваемые лёгким, майским сквозняком. Девушка прислонила голову к могучей груди десантника, ласкала его, что-то шептала, он её не слушал.

Сирота вернулся в Водопьяновск месяц назад, в начале апреля 1990 — го года. Сориентировался быстро, нашёл себе подработку на некогда одноклассника, ныне кооператора, охранял того от местной шпаны, которая массово принялась играть в мафию. Проблем со вчерашними школьниками у сержанта не возникало, одна его богатырская внешность решала многие вопросы. А вот с теми, кто пришёл к «шефу» неделю назад… с ними лучше не шутить. Времена нынче сильно изменились, кооператоров, вчерашних «спекулянтов», в народе очень не любили, в том числе и милиция, потому за них особо не впрягались. Вот и доили братки всех, кто занимался тем, что приносило прибыль «не за станком».

Начальник Игоря, делиться тем, что «честно заработал» не желал, потому неделю назад неожиданно пропал средь белого дня. Сиротин понимал в чём дело — не дурак. Знал и другое: проблемы с людьми в спортивных костюмах могут возникнуть из-за шефа и у него; решил уехать на некоторое время в холодные края, подзаработать деньжат заодно. Нельзя сказать, что прошедший Афган десантник боялся кого-то или чего-то, просто с явлением «рэкет» и его яркими представителями, раньше не сталкивался, а разум подсказывал — лучше и не стоит… по крайней мере, в одиночку — против банды не попрёшь.

Сирота снял небольшой домик на окраине Водопьяновска возле Дона, где «потише», чтобы переждать недельку-другую до отправки на север. И здесь снова ирония судьбы, вышел вечером пройтись вдоль реки, услышал женский крик: в камышах трое парней стараются взять силой девушку. Остаться в стороне, от рождения справедливый Игорь не мог. Ввязался в драку… ну как ввязался? Просто раскидал всех троих в разные стороны меньше чем за минуту. Спасённая девочка, придя в чувства, схватила афганца под руку и крикнула, — «Бежим!».

Когда остановились отдышаться, тут-то и узнал он, кого спас.

— Настя?! — Воскликнул сержант.

— Мы знакомы? — Всмотревшись в лицо спасителя, Власова опешила, — Игорь?! — Она считала его погибшим.

— Я…

Анастасия бросилась на шею к тому, кого обещала ждать из армии, расцеловывала.

Несмотря на смертельную обиду, Сиротин не удержался. Столько раз, будучи в армии, представлял себе момент встречи с «неверной», думал, как он ей всё выскажет, а то и влепит пощёчину, а здесь… не устоял. Страсть взяла своё.

Уже в постели, ближе к утру, под аккомпанемент сверчков и лягушек с Дона, Игорь решился спросить:

— Почему так, Настюш? Хоть бы написала: «Прости, два года слишком много», — знаешь, насколько сложно, когда ты там, а тебя бросают? Парни стрелялись из-за такого. Это когда на гражданке, тебя кинули, оно неприятно… но, напился, погулял, нашёл другую — плевать! А там… там тяжело.

Власова начала, в своей манере, оправдываться, мол, — «Они переехали, навалились большие проблемы и прочее».

— Ты знаешь, как я ревела, когда на тебя похоронка пришла? — Подняв голову и посмотрев прямо в глаза Сироте, нагло соврала Анастасия, — под поезд хотела броситься… девчонки успели оттащить. Так убивалась…

— Правда? — Усомнился Игорь, мягко говоря, не без причины.

— Серьёзно! Я теперь другой человек. Сама, когда вспомню, какой стервой была… жуть. Настолько стыдно. С вами подло поступала, с тобой, Владом…

Услышав имя друга детства, афганцу сделалось неловко, кольнуло в сердце, мигом перед глазами пролетели картинки из прошлого, связанные с Красильниковым. — «Он, наверное, и не знает, что я жив».

— Ты с ним общаешься? С Владом.

— Фу! Нет… — Сморщила носик Настя.

— Почему: «Фу»? Хороший парень, увидеться бы с ним… извиниться.

— Если честно, я с ним давно не говорила. Знаю, когда похоронка пришла, он сильно расстроился, напился, плакал… не так, как я, конечно…

— Неудобно мне перед ним, — перебил Сирота девушку, — по-хорошему надо встретиться, поговорить, не пацаны уже. Недосказанность тревожит. Хоть в целом расскажи, как он поживает?

— Да сдался тебе этот лопух.

Игорь строго посмотрел на Власову.

— Хорошо! — Недовольно вздохнула она, — отец у него умер больше года назад, Влад в его квартиру переехал, я, кстати… — Анастасия оборвалась на полуслове, едва не выболтав, что жила с Красильниковым некоторое время.

— Что, ты? — Насторожился Сирота.

— На похоронах отца присутствовала.

— А-а. — Успокоился десантник, — что ещё нового у него?

— Ой! Он сейчас с рэкетирами трётся, у Субботы, авторитета, в шестёрках ходит, типа: «подай-принеси-отвали». Такого важного из себя строит, ты что, мафиози, блин. Фамилию сменил на Велесова, хочет, чтобы его Велесом звали. Как был лопухом никчёмным, так и остался! Кто его станет называть подобным прозвищем.

— А Суббота, он кто? — Игорь подумал, не его ли ребята наехали на шефа.

— Ну-у… тот крутой мужик. Авторитет у него сильный, в городе с ним считаются. Слухи ходят, что Суббота побухивать стал прилично, но всё равно, лучше не связываться: его шайка, отмороженная наглухо. Кстати, раз уж заговорили на эту тему…

— Что?

— Те парни, которых ты отметелил, уроды последние, но они входят в группу «гулаевских». Тоже ребята не последние в Водопьяновске.

— К чему клонишь? Думаешь, я за тебя постоять не смогу? — Бравировал Игорь, хотя прекрасно всё понял.

— Не сомневаюсь! Тем не менее нам бы лучше уехать куда на некоторое время.

— Я на север собрался, завтра вечером поезд, сослуживец пригласил, там общагу дают, платят хорошо, хотел тебе предложить…

— Согласна! — Недослушав, поцеловала Настя Сироту, — поедим вместе.

«Может, она и правда изменилась? Выросла?» — Подумал Игорь, а когда Власова заснула, ещё долго размышлял о прошлом, Владе, школе, о той, кто сейчас спит на его груди.

Странно, Настя обычная девушка, далеко не красавица (но и не уродина), ничем особенно не выделяется среди тысяч советских женщин: рыжая, карие глаза, острый нос, узкие губы; невысокая, среднего телосложения; груди почти нет, правда, ягодицы здоровые и ножки ничего… а к ней тянутся парни. Сколько у неё их водилось в школе? Как-то Игорь нашёл классе в девятом, дома у Власовой тетрадь, а там, подобно парням-ухарям, список тех, кто в неё влюблён, с кем целовалась, встречалась… их было столько! что Сирота её тогда чуть не ударил. Ох и набил он кулаки, идя по этому списку. Одного Влада не тронул, рука не поднялась, да и знал Игорь, что Настя с ним крутила, она всегда, как в седьмом классе у них появилась в школе, между ними, друзьями, выросшими с пелёнок, стояла. Что же к ней тянуло и по сей день манит парней? Вопрос риторический, Анастасия сама не знала ответа. Вероятно, интересный характер, мистическая, роковая харизма. Да, если Власова с парнем наедине и поблизости нет ни единой души, девушка преобразовалась в лучших: друга, собеседника, любовницу и т. д. Кружила голову хлеще истребительной авиации… словно наркотик. А каждый наркотик имеет свойство втягивать и губить. Так и с Настей: стоило очередному «единственному» узнать её лучше — он приходил в ужас. — «Такого не может быть!» — кричали десятки парней, когда узнавали, что помимо них, у Власовой ещё целый взвод тех, кого она «искренне любит».

Перед отъездом на север, Анастасия отправилась домой, взять некоторые вещи в дорогу — оно и понятно. Договорились с Игорем встретиться непосредственно перед поездом.

— Тебе билет взять?

— Сама куплю! — Чмокнула Настя Сироту в губы, — люблю тебя! Всё, до вечера, без меня не уезжай!

Афганец не находил себе места: ни сиделось, ни лежалось, ни елось и не пелось, — «Скорее бы вечер!» — Торчать на месте он больше не мог, потому отправился на вокзал.

Рейсов до нужного города, к счастью, оказалось много: в пять вечера, девять, одиннадцать. — «Можно не переживать! Если Настя и опоздает на первый, второй, то к третьему точно успеет! Она такая клуша у меня, долго собирается». — Нежно думал Сиротин.

Десантник бродил по вокзалу взад-вперёд, настроение — отменное. Ещё сильнее оно поднялось, когда заметил: из поезда вышел солдат в парадной форме, а ему навстречу бросилась красивая девушка. — «Неужели кто-то дождался парня из армии? Может, сестра? Ан — нет! Целуются. Да, брат-дембель, ты и представить себе не можешь, насколько тебе повезло — редкий случай». — Восхищался Игорь.

Грустить, а потом и тревожиться, Сирота начал, когда Власова не появилась ни к пяти, ни к девяти часам. Но не отчаивался, есть ещё рейс на одиннадцать. — «А вдруг что-то произошло? Может, те уроды, что в камыши её потащили, подкараулили возле дома? Почему я согласился отпустить её одну?! Идиот».

Сержант отправился к таксофону, набрал номер «Скорой помощи», когда трубку сняли на том конце, резко сбросил и ввёл цифры Анастасии (хитрость халявного звонка тех лет), благо, она его оставила.

Ответила мама Власовой, Игорь узнал её по голосу.

— Добрый вечер, тёть Ир… скажите, Настя дома?

— Кто спрашивает? — Недовольно донеслось из динамика.

— Одноклассник.

— Нету её, ушла недавно.

— Куда? — Отлегло от сердца у Сиротина.

— Кто её знает? Я давно не слежу, толку нет. Уехала с каким-то Нуриком или Мариком, пьяная пришла на десять минут, что-то взяла из своей комнаты и укатила, сказала: завтра вернётся, а там…

Афганец недослушал, впечатал трубку на место и со всей силы ударил по телефонному аппарату левой рукой, могучий кулак смял сталь, посыпалась мелочь.

— Хулиганим? — Раздался голос со спины, развернувшись, Игорь увидел милиционера, — пройдёмте.

— У меня поезд вот-вот отходит.

— Ничего-ничего. — Потянулся патрульный к руке нарушителя, — мы для тебя его придержим, специально.

Сирота, обычно спокойный и справедливый, не сдержался, ударил представителя власти в печень: тот рухнул на землю.

Оттащив служителя порядка за телефонную будку, Игорь схватил свою сумку и побежал к подходящему поезду, хорошо — на улице стемнело, да и состав стоит всего три минуты.

Традиционно, взяв себе чая, десантник смотрел сквозь окно на огни покидаемого им Водопьяновска. Злоба раздирала: «Как я мог ей поверить?! Что изменилась, стала другой, ведь сотни раз наступал на её грабли… да и чёрт с ней. Найду себе нормальную, порядочную невесту, такую вон, как та, что парня на перроне из армии ждала».

На севере работа оказалась нелёгкой, зато — доходной! Главное, коллектив хороший, дружный. Игорь поначалу полностью отдавал себя труду, пахал сверх нормы — забывался. Через некоторое время отошёл, познакомился с хорошей женщиной, про Настю почти позабыл. Потому решил задержаться здесь намного дольше, нежели планировал изначально.

Глава 3

Начало лета 89 — го давало о себе знать: солнце припекало, духота, горячие порывы ветра бросали в лицо мелкий песок, он противно скрипел на зубах, — «Стоило очки надеть!» — недовольно пробурчал Красильников.

На самом деле, Влада тревожило иное. Он второй час кружил возле МВД Водопьяновска (в народе «центровое»), стараясь подавить в себе «второе Я», то нерешительное, трусливое, мешающее по жизни. Хотелось окончательно избавиться от него, чтобы внутри осталось лишь «альтер-эго» — сильное, волевое, бесстрашное.

— Как ты собрался становиться кем-то влиятельным, чтобы о тебе услышали не раз, если элементарно стесняешься зайти к начальнику милиции? — Шептал парень под нос.

Решил поступить как в детстве: когда страшно прыгнуть с высокого обрыва в озеро, но на тебя смотрят девочки, приятели и нельзя «ударить в грязь лицом», ты просто разгоняешься, ни о чём не думая, не давая страху овладеть собой и… прыгаешь!

Сжав кулаки, Влад уверенным шагом направился в отделение.

На проходной его окликнул молодой прапорщик, почти спящий посту.

— Вы к кому, гражданин?

— К полковнику Патрушеву Николай Васильевичу. — Чётко выговорил парень, боясь, что робость вернётся и он начнёт заикаться.

— Уже генералу, — зевнул недовольный милиционер, — слушай, парень, может… тебе к Бакатину сразу? Чего мелко так? Всего лишь к начальнику милиции города. — Ухмыльнулся служивый.

— Мне по важному вопросу! — Приблизился Влад к посту.

— У генерала дел больше нет, как твои умозаключения выслушивать, может, мы чем сгодимся? — Кивнул сотрудник на подошедшую к посту девушку с погонами лейтенанта.

Красильников дал волю до этого сдерживаемой трусости (согласно советам «Явления»), поднял его от живота и пустил к глазам, «стрельнув» ими в прапорщика… подействовало: тот вздрогнул, выронив из рук карандаш, который звонко ударился о половую плитку.

— Скажите: к нему пришёл… — Влад немного задумался, — Велесов… Владислав Александрович, он знает.

— Хорошо… сейчас доложим! — Кивнул прапорщик коллеге, та куда-то отлучилась и, вернувшись через минуту, с натянутой улыбкой сказала:

— Вас ждут, проходите, пожалуйста. Второй этаж, налево, там уточните.

— Благодарю, товарищи милиционеры.

Когда Влад скрылся за поворотом на лестницу, дежурный прошептал лейтенанту:

— Ты видела? Чего у него с глазами? До дрожи… сам из себя мелочь, а взгляд… я чуть не крикнул.

— Да, — согласилась девушка в погонах, — безумные глаза, хочется одновременно и смотреть в них, и отвернуться, какой-то «распутинский» взор, жуть.

Генерал опешил, когда сотрудница назвала ему фамилию неожиданного посетителя, — «Велесов». Милицейское чутьё, выработанное десятилетиями, подсказывало Патрушеву цель визита сына «тайного» товарища.

— На ловца и зверь бежит? — Растерянно пробормотал Николай Васильевич.

— Виновата, не расслышала. — Неуверенно переспросила лейтенант.

— Говорю: пускай немедленно пройдёт ко мне… немедленно!

— Слушаюсь.

Ещё больше удивился генерал, когда его юный гость, без прелюдий озвучил причину своего посещения. Другого бы, Патрушев послал куда подальше не думая, но, во-первых, — перед ним как-никак сидел крестник, который откуда-то знает, чем на самом деле занимался его отец; во-вторых, — руководству милиции, позарез требовался «агент» среди вконец обнаглевших, растущих словно грибы после дождя вымогателей.

— Откуда говоришь, — поднялся генерал с «буржуйского» кресла, — знаешь, кем был Сашка?

Влад перевёл взгляд с портера Горбачёва на стене и тщательно рассмотрел собеседника. Давно не видел дядь Колю, тот, за десять лет практически не изменился: высокий, худой, плотно сбитый, с превосходной офицерской выправкой. Кажется, возраст оставил генерала в покое после сорока пяти: Патрушеву далеко за пятьдесят, а внешне, нисколько не менялся с годами, не старел.

— Я не говорил ещё. Отец, когда страдал умом последние годы, рассказывал: никакой он не «катала», не урка, а сотрудник милиции под прикрытием, — приврал слегка парень. — Конечно, не верил ему, думал — болезнь; мало ли что ещё расскажет человек с психическим расстройством. А вчера, перебирал вещи дома, наткнулся на тайничок, там коробка с фотографиями, наградами. — За пистолет Красильников разумно умолчал.

— И всё? — Хитро прищурился генерал-майор, — ла-а-дно, знаю про наградной, пусть первой тайной нашей останется. Что-то ещё говорил батя?

— Якобы вы меня крестили…

— Да, было дело, было… чистая правда.

Николай Васильевич полез в верхний ящик стола, достал оттуда сигареты.

— Куришь? — Бросил генерал раскрытую пачку «Мальборо» на стол.

— Нет, спасибо.

— Правильно! Я никак бросить не могу, здоровье требует давно. Жена ругает, а я не могу, вот на работе накуриваюсь, уже и перешёл на «фильтры», говорят, не так вредно… всё равно тянет на крепачок, «Беломора» бы или лучше самосада, как батя мой делал. Закурю, ты не против?

— Нет, что вы.

Патрушев открыл окно душного кабинета и в него ворвался лёгкий, не спасающий от жары ветерок. Генерал рассмотрел крестника: невысокий, темноволосый, щуплый парень с серыми глазами; ничего особенного, таких в школах или институтах вечно обижают, отбирая деньги на обед или заставляя делать за более сильных ребят курсовые. Правда — взгляд… необычный, бездонный взор: глаза Влада отпугивали и манили одновременно.

— Какой у тебя рост, сынок?

— Сто семьдесят два сантиметра, вес не вспомню, примерно шестьдесят килограмм.

— И ты хочешь, с такими параметрами влиться в ряды мордоворотов?

— Мал да удал! — Бодро ответил Красильников, до капли прогнавший трусость, — отец ещё ниже был.

— Правда, твоя правда. — Вернулся дядя Коля в кресло.

— С кем именно ты желаешь… подружиться?

— Забродским.

Ответ удивил генерала, не из-за того, что крестник назвал имя одного из самых «отмороженных» и влиятельных авторитетов «новой волны» в городе, а потому что именно к Забродскому он и планировал внедрить «агента».

— Выбор рискованный — да верный. — Выпустив дым колечком, ответил милиционер, — есть информация: Суббота последнее время начал злоупотреблять алкоголем, теряет бдительность — это нам на руку.

Влад мочал.

— Хорошо, у стен тоже уши есть, — задумался дядя Коля, — давай, вечером, часикам к семи подъезжай ко мне на дачу, это на «Родине». Знаешь где?

— Конечно.

— Вот. Там и обсудим всё, рядом пруд хороший, как раз нашёлся повод порыбачить, а то я уж полгода собраться не могу. Ты, кстати, уважительно к рыбалке относишься?

Красильников пожал плечами:

— Если клюёт, то нравится, если нет, тогда не особо.

— Ну-у… компанию составить можешь! Жди меня там, на пруду в беседке или рядом, найдём друг друга.

— Не прощаюсь.

Молодой человек вышел, плавно и бесшумно затворив за собой дверь (обычно та скрипела), а генерал, выпив пятьдесят грамм коньяку, постарался отогнать навеянные крестником воспоминания о далёкой и лихой молодости, ведь до вечера нужно освоить немало бумажной работы.

Влад вернулся домой, плохо представляя, чем скоротать время до обозначенной с крёстным встречи. Подошёл к серому окну, бросил сквозь него взгляд на депрессивный пейзаж.

— Ничего за тобой не меняется! — Выдохнул парень.

За железной дорогой, через слой пыли на стекле виднелась вытоптанная грибниками дорожка, она змейкой тянулось до лесополосы, к самому горизонту; если пойти по ней, можно на срез выйти к дачам силовиков «Родина». Красильников решил не просиживать в душной квартире, а отправиться пешком именно по этой тропе, которая годами вселяла, помимо меланхолии, ещё и надежду — путь к лучшей жизни.

Дорога до садоводческого товарищества занимала не менее двух часов быстрым шагом, это не пугало Влада, он целиком погрузился в мысли. Фантазия, свойственная людям возраста Красильникова, рисовала перемены, красивую жизнь: вот станет он членом группы Субботы, быстро поднимется среди братвы, его зауважают, начнут все относиться с почтением, знакомые примутся просить помощи.

— Стоп! — Прошептал Влад, — надо завязывать с воображением. Жить настоящим, строить планы на будущее лишь холодным расчётом, а мечты, они имеют свойство сбываться, только совсем не так, как представлялось. Отныне лишь реальность и практичность. Прошлого Влада больше нет и не появится никогда! — Пообещал себе Красильников.

Патрушев прибыл в обозначенное время — хоть часы сверяй. Переодетый в рыбацкий наряд, в забавной шляпе, с удочками и рюкзаком, генерал выглядел совсем иначе: не напоминал собой грозного милиционера, которого в своё время боялись самые отпетые бандиты. Он походил именно на дачника-рыболова.

Первым делом, Влад взял у дядь Коли бутылку с водой, его запас закончился, а жара только-только начала спадать и пить хотелось жутко, уже планировал утолить жажду из пруда.

Не спеша разложив удочки, разведя огонь и сделав импровизированный стол из прессы прошлых лет, Николай Васильевич с крестником устроились на рыбацком мостике, тихо обсуждая предстоящие дела. Со стороны они походили на отца с сыном — ничего подозрительного.

Говорили долго, иногда спорили, в конце концов, придя к согласию и построению первичного плана вербовки Красильникова в бригаду Забродского. В целом, несмотря на статус деловой встречи, обоим рыбалка понравилась! Словно и правда родные люди вырвались среди суетных рабочих дней на отдых… хотя, с религиозной точки зрения, они и есть отец с сыном — крёстные.

Жара отступила, оранжевый закат на горизонте, от воды потянуло приятной прохладой, запахом ила; пели степные птицы, зашумели лягушки — красота! Ещё бы не мешали проклятые комары, тогда — совсем сказка.

— Почему Суббота? — Поинтересовался Влад, когда они с генералом закончили рыбачить и устроились за «полевым столом» сложенным из старых газет, — я раньше думал фамилия схожа кличке, оказывается — нет.

— Всё просто! — Улыбнулся Николай Васильевич, пытаясь отыскать на дне рюкзака бутылку с водкой, та не попадалась, милиционер занервничал: «Неужели жена нашла и „изъяла?“, нет, вот она!» — Раньше, когда он ещё был относительно законопослушным гражданином, честно трудился на заводе, то имел привычку по субботам, громко и долго напевать песню Харитонова: «У каждой работы имеется срок. Суббота, суббота — хороший вечерок!» — так и приклеилось прозвище.

— Никогда бы не догадался.

— Ладно, на сегодня о делах закончим, я и правда давно не отдыхал, дай хоть вечер скоротать душевно. Сейчас ухи наварим, да под водочку — эх!

— Нет, спасибо! — Сморщился Красильников.

На самом деле, генерал и сам не особо хотел пить, на завтра день предстоял сложный, а годы не молодые: самое лёгкое застолье с вечера, даёт о себе знать с утра далеко не лёгким похмельем. Просто он хотел специально напоить крестника, посмотреть на его поведение, развяжется ли язык? Это для Патрушева очень важно, старая привычка.

— Не обижай старика! — По-простецки развёл руками и наделано обиделся Николай Васильевич, — не заставляют тебя напиваться… так, для души — по ма-лень-кой! Один пить с детства не могу… ну, в смысле не с детства, а с молодости. Заночуешь у меня на даче, места много. Утром, правда, придётся порознь расставаться, ну тут электричка рядом останавливается.

— Ай! — Сдался Влад, — только немного, я не могу по половине стакана, как отец пить.

Согласно традиции: «выпьем чуть-чуть», закончилось приличным излиянием. Однако, поведение сперва выпевшего, потом перебравшего Влада, полностью успокоило генерала. Парень стал болтлив, да говорил он про всё что угодно, кроме того, чего рассказывать нельзя категорически, хотя Патрушев и старался задать незаметные вопросы с подковыркой.

— «Надёжный парень! Весь в отца!» — Пришёл к выводу Николай Васильевич.

Патрушев, имел огромный опыт по внедрению сотрудников милиции (в том числе нештатных) в бандитское окружение различных степеней опасности. Проведя несколько бессонных ночей за документами, донесениями, рапортами, всем тем, что сумел «нарыть» на Субботу, генерал решил пойти на достаточно рискованный шаг, Влад согласился. Исходя из личности, психологии и анализа поведения Забродского, Николай Васильевич придумал дерзкую легенду: не скрывать от авторитета, что начальник милиции Водопьяновска, является крёстным Красильникова. Разумеется, с большими изменениями: будто генерал с детства дружил с матерью Влада, крестил его, но потом, отец мальчика пошёл по наклонной, связался с бандитами, находился в розыске, оттого общаться с домом Красильниковых, Патрушев перестал. А поскольку Александр Алексеевич ныне умер, снова постепенно стали налаживать отношения.

Риск велик, но расчёт оказался верным. Суббота, не являлся вором или блатным, от тюремных традиций «открещивался» и, считал, наоборот: с ментами не то что нельзя иметь дел, напротив — нужно дружить. Это сыграло главную роль в приближении к преступному авторитету Влада, хоть не сразу, и нелегко.

На Забродского устроили облаву, арестовали, начали фабриковать дело, сумели убедить Валерия Кирилловича: ему светит долгий срок. Связь с внешним миром бандиту полностью оборвали, благо, в конце 89 — го милиция ещё не находилась в том положении, которое ей предначертано в начале 90 — х.

На один из допросов Субботы, когда другие кабинеты оказались заняты, милиционеры втащили в комнату с Забродским побитого Влада. Понятно: ни дознаватель, ни следователь, не знали — это подстроено генералом; оттого, для них Красильников являлся настоящим нарушителем, избили его, далеко не понарошку… куда деваться? Сам под это подписался, насильно никто не тянул.

Всех сотрудников, «внезапно» вызвали к приехавшему в «Гулаевское» ОВД начальнику милиции города. Поскольку Суббота надёжно прикован к специальному крюку в стене, а Влад находился в весьма помятом состоянии, дознаватель и следователь, закрыв кабинет на ключ, со спокойной душой побежали на «аврал».

Между арестантами, в захламлённом и ставшем на время тихом кабинете, завязалась беседа, просто — ни о чём. Валера поинтересовался, как водится, — «За что взяли, кто такой? Много светит?» — Влад, ответив на поставленные вопросы авторитета, сделал самонадеянный вид и с гордостью добавил:

— Ничего. К вечеру, может, раньше, отпустят и извинятся, есть у меня родня там, — Красильников поднял глаза к потолку с трещинами в паутинку.

— Да? — Удивился Суббота, — а знаешь, кто я?

Влад всмотрелся в лицо собеседника: крупный мужчина, бритоголовый, круглое лицо, нос «картошкой», когда-то, видимо, был прямым, но из-за бесчисленных драк и переломов, вмялся и сделался курносым; карие глазки маленькие и злые, по сломанным ушам легко определить сразу — из борцов.

Молодой задержанный пожал плечами:

— Нет, не видел вас раньше.

— Сделаешь дельце по-братски для меня? Тогда и узнаешь. Нет, ничего криминального, не подумай.

— Слушаю.

— Адресок запомни один, что сказать надо, на том, и всё. Если выйду отсюда — отблагодарю. Договорились?

Конечно, Валера не доверял новому знакомому, знал: тот может быть подсадным… а ещё менты так «удобно» свинтили. Вообще, авторитет мало кому верил, но и выхода другого не оставалось. Срок светит реальный, а этот парень — последний шанс, передать спасительную весточку на волю. Суббота раскинул мозгами, — «Если подсадной, так что с того? Мне один ляд светит не меньше пятёрки! А если и правда, залётный фраер с крышей „наверху“? Тогда он последняя надежда отсюда выйти». — Утопающий за соломинку тянется.

— Меня там на перо не посадят? — Сделал Влад недоверчивое лицо, когда выслушал словесное послание от Кирилловича на волю.

— Нет — гадом буду! В крайнем случае скажешь пароль и, передашь вдобавок, — «Если меня кто из вас шавок тронет, Суббота на ремни порежет лично».

Разбухшая после многолетней течи в крыши дверь кабинета со второго рывка снаружи отворилась, внутрь зашли дознаватель и майор. Увидев одиноких арестантов, старший милиционер выругался непечатным словом.

— Вы совсем офонарели?! Субботу оставили с каким-то хулиганом без присмотра! А если он чего шепнуть успел?! Да я вас!

— Виноват, товарищ майор! — Стал оправдываться дознаватель, — генерал срочно вызвал!

Начальник ударил по столу и крикнул на задержанных:

— Успели сговориться?!

— Я? С этим лопухом? — Показательно сплюнул на линолеум рэкетир, — за кого меня держишь, начальник?

— Щас кровью харкать будешь! — Приблизился майор к авторитету и ударил того в живот, — за что молодого взяли?

— Вино пил между гаражей… в рабочее время, не трудоустроен, не учится, оказал сопротивление при задержании, оскорблял… пришлось применить силу, сами видите.

— Силу?! Правильно! Такая шваль только язык кулаков и понимает, благодарность объявляю! Этого сопляка заприте куда ни будь, накиньте ему по полной катушке и, чтоб не вышел за ворота как можно дольше! Вдруг успели сговориться? Всё, я «на ковёр» к Фомину.

В кабинет зашёл сержант, по приказу дознавателя набросил на Влада наручники и вывел из кабинета. Перед тем как скрыться за дверью, Красильников успел посмотреть в глаза Субботе и подмигнуть, мол, — «Не волнуйся, всё сделаю», — тот плавно кивнул в ответ, что означало, — «Верю, спасибо».

Майор Паневич, злой и ненавидимый всеми: как коллегами, так и контингентом, серьёзно планировал закрыть Влада надолго, только уже через два часа, начальник «Гулаевского» полковник Фомин, отдал приказ, — «Освободить парня».

Паневич хотел возразить, недовольный начальник прервал его.

— Приказ генерала! Выполняй.

— Слушаюсь.

Ни майор, ни полковник, конечно, не подозревали: произошедшее сегодня днём в их отделении — хорошо спланированная акция по внедрению агента в преступную среду. Через два дня отпустят и Забродского, план удался — авторитет подумал, его дело развалилось именно из-за того хлюпкого парня, который передал нужные сведения, правильным людям.

Суббота слово сдержал: отблагодарил Влада денежно и, позвал на роскошное застолье, представив своим первым помощникам в делах рэкетирских, как своего спасителя. После посиделок в «кооператорском» ресторане, Валера пригласил Красильникова продолжить возлияние дома у последнего, наедине. Парень сильно заинтересовал авторитета, особенно одна деталь, — «Кто именно наверху есть из родни у хлюпика? В ментах или по партийной линии?» — Место распития выбрал неслучайно, хотел посмотреть: где живёт Влад, с кем?

Забродский удивился: Красильников обитал один в весьма просторной квартире — это могло пригодиться. Кому пересидеть ментовской шухер, кого спрятать. Суббота ещё не решил, брать потихоньку парня к себе, знакомить с делами или не стоит? Пока, всё что узнавал о Владе, говорило одно — брать, несомненно.

Расспрашивая в перерывах между рюмок о жизни Красильникова, Валера постепенно приблизился к главному вопросу, — «Кто тебя отмазал в ментовке?» — парень долго мялся, якобы не хотел говорить, в итоге под напором авторитета, «нехотя» сознался.

— Патрушев.

Суббота потерял дар речи, потом громко выругался, аж задрожали стёкла серванта с хрустальной посудой внутри.

— Да ладно! Ты сейчас не шутишь, за базар в ответе?

— Только Валер (они перешли на «Ты», пили на брудершафт), пожалуйста, никому…

— Ты о чём? Я могила! — Главный рэкетир Пролетарского района не мог поверить: если Влад сказал правду… значит, парня обязательно надо «обработать» и поставить на свою сторону, аккуратненько, — а кто он тебе?

Красильников поведал вымышленную легенду: крёстный, маму его любил страстно в молодости и… возможно, он и есть настоящий отец, так как защищает всегда яростно.

— А чего ты по их линии не пошёл? Не учишься, не работаешь? — Решил получше прощупать нового знакомого Валера, всё-таки такая удача весьма подозрительна.

Здесь, согласно плану, Влад поднялся с кресла и расхаживая по просторному залу, использовал всё своё актёрское мастерство, присущее от рождения:

— Ой! Достал он меня, мать ему вторит: «Жить надо честно, как мы в своё время!». Поработал я грузчиком, дальше что?! Все пьют, несмотря на антиалкогольную кампанию, платят копейки, а здоровье улетает! Я и без того, не богатырь. В милицию идти, что там делать? Таких идиотов, как тот майор слушать, рапорта строчить, да бред бабок записывать сутками? Хочется чего-то большего, вон, как в «Спруте» показывают. Времена изменились: пацаны спекулянтов трясут, мои одногодки уже на своих машинах катаются, девки пачками вешаются. Я с одной тут повстречался, даже жила у меня, а потом, братки на «Копейке» её подцепили и, думаю… рога мне с ними наставила.

Субботе понравилась речь хлюпика, он понял, — «Парень желает романтики! Это мне на руку, помогу её ощутить сполна!» — Валера насмотрелся на подобных идиотов, желающих ничего не делать, а иметь много и сразу, да чего там — сам таким был. Сомнения по поводу Влада отступали на задний план.

— Да присаживайся, — махнул авторитет, — чего завёлся? Выпьем, посекретничаем. А чего за братки бабу твою увели? Может, помочь чем?

— Да не! — наполнил Красильников стопки, — оно и к лучшему, зачем мне такая нужна?

— В целом, может есть какие проблемы?

— Вроде нет.

— Хорошо. — Звонко чокнувшись, собеседники выпили, — пойдёшь ко мне в бригаду? — Неожиданно предложил Забродский.

Влад обрадовался, ждал этого предложения, но разумно сделал ошарашенный вид, затянув с ответом.

Нерешительность Красильникова понравилась Субботе.

— Серьёзно говорю! Всего и сразу не обещаю, но мы найдём тебе со временем достойное место «под солнцем».

— Ты же видишь, я не спортсмен, даже в армию не взяли по здоровью, а в вашем деле…

— Зато башка работает правильно и связи имеешь — это куда важнее. Для силовых вопросов, у меня сотня парней имеется. Ладно, сразу не отвечай, дело серьёзное, обмозговать надо… и на трезвую голову, завтра к вечеру скажешь. Одно запомни: попасть к нам легко, уйти сложно… я бы сказал — невозможно.

— Понимаю.

— Слушай, я у тебя заночую, не возражаешь?! Сидим так хорошо, расслабился, даже в сортир вставать в лом, не то что домой ехать.

— Буду рад! — Широко улыбнулся Влад.

— Тогда ещё по стопочке.

Естественно, Красильников, вскоре взявший с согласия генерала фамилию Велесов, согласился на «внезапное» предложение Субботы. Правда, ожидания не оправдались: авторитет, по понятным причинам не доверял парню достаточно долго. Несколько месяцев длились различные проверки. Первой стала большая сумка: Валера попросил передержать её у себя дома недельку, предупредив, чтоб не вздумал открывать. Влад и не трогал её, не потому, что прекрасно знал — его проверяют, а воспитан так — не трогать чужого. Лежит себе в шкафу вещь, да пусть лежит, почти забыл про неё.

Дальше следовали более серьёзные испытания: спрятать дома человека, объявленного в розыск, хранить оружие, крупную сумму денег. Потом Кириллович выделил на время Велесову ржавый «Запорожец», чтобы тот на нём поехал к «зоне» и ночью, сделал незаконную переброску через забор — подогрел арестантов.

Постепенно Суббота проникся к Владу доверием, не на все сто, тем не менее после новогодних праздников 1990-го, «экзамены» прекратились, парню стали доверять более серьёзные дела.

Старший приблизил к себе Велесова достаточно близко, всё же никакого реального «веса» и авторитета у него не появлялось. Рэкетиры относились к новичку с нескрываемой неприязнью, насмешкой. Лишь когда сам Валера приказывал слушаться Влада, — «Как меня на этом деле», — тогда нехотя ему подчинялись. Особенно один, Паша Севостьянов (Машинист), некогда правая рука Забродского, а ныне слегка «отдалённый» за косяки, ненавидел Велесова. Суббота Павла однажды публично избил за насмешки в адрес новичка, сказав при этом что-то вроде, — «Кто не уважает моего помощника, тот не уважает меня, а я такое не прощаю!». После этого задевать Влада побаивались. Всё же, крестника генерала не устраивало текущее положение дел.

Ещё, Кириллович, после своей недолгой отсидки, хоть и продолжил выпивать, делать это стал гораздо реже и в меньших количествах, что расстраивало уже не одних Влада и генерала, но и вновь явившегося «Гостя» — отца, деда, прадеда в одном лице.

— В твоих силах повлиять на ход событий, потомок! — Наливая вино из старого кувшина, советовало явление, — сделай, чтобы твой старший, предался безудержному пьянству.

— Как? Я думал над этим… не спаивать же его в открытую? Заподозрит неладное.

— Тщетны твои думы, оттого что не в ту сторону направлены. Если человек познал «Зелёного змия», он в глубине души навечно его узник. Любое потрясение для падшего, искушённого вином, станет поводом искать в хмеле утешения. Создай ему для сего, благоприятные условия.

— Можно не так размыто?

— Дочь у него есть от жены покойной. Он виду не даёт, а любит её сильно.

— И-и? — Испугался Влад догадки о том, куда клонит «гость».

— Сверши так, чтобы она покинула бренный мир.

— Нет, — замотал Велесов головой, — я на подобное неспособен.

— Потомок думал иначе? Вершить нетленные дела, стать влиятельным и не запачкать руки кровью? Такого не случается.

— Ты прав! — Согласился парень, но убивать девушку, конечно, не собирался. В его голове созрела более гуманная идея, — поступлю иначе. Нужно обговорить этот вопрос с генералом.

— Порази меня, мудрым решением и действием. — С этими словами «явление» исчезло, Влад мгновенно заснул.

Проснувшись утром, от яркого солнечного света, ударившего прямо в глаза сквозь не зашторенное серое окно, Велесов вновь обнаружил на столе пустую бутылку из-под «Агдама» и керосиновую лампу… так всегда, когда он просыпается после беседы с отражением предков! Уже третий раз, он лично выкидывает керосинку на помойку… ставил царапину на её ручке, а она снова появляется утром после гостя… без меток.

Глава 4

В версии генерала, изложенной Субботе (про крёстного и, возможно, настоящего отца), имелся большой плюс: если о встрече Влада и Патрушева станет известно Забродскому, ничего страшного не произойдёт. Что предосудительного? Встретились крёстные родственники и ладно, напротив, — Валера неоднократно говорил Велесову: налаживать и держать с дядей Колей хорошие отношения.

Виделись агент с куратором редко и «свидания» не афишировали. Почти три месяца, Патрушев и Влад не оставались наедине. Сейчас, в феврале 1990 — го, решили выбраться на генеральскую дачу.

Мороз выдался хороший, да разве он мешает? Растопили печь, включили масляный обогреватель, накрыли на стол; пока дом не протопился, ещё дополнительное тепло давала электрическая плита.

— Ты, смотрю, возмужал, крепче стал! — Заметил дядя Коля изменения в фигуре подопечного, когда тот снял куртку.

— Да, — немного засмущался тот, — Суббота заставляет в спортзал ходить.

— Хорошо! Так держать. Хлюпиком уж и не назовёшь. Ладно, пока не выпили, давай о деле. Ты мне ведь составишь компанию?

— Хм… я своего старшего ищу способ споить, а вы меня?

— Брось… по чуть совсем предлагаю, по ка-пель-ке, — покачал мизерными рюмками генерал, — твоя идея с дочкой Субботы, конечно, очень рискованная и… незаконная. Других вариантов точно нет?

— Остальные гораздо хуже.

На улице громко кричало радио, благо, зимой на дачах почти никого из садоводов. В самом доме Патрушев также включил приёмник на проигрывателе, — «У стен тоже уши есть!» — любил повторять генерал.

— Похищение гражданки, пусть взрослой… это ж надо! Подобное деяние предлагать начальнику милиции.

— Мы же не собираемся её истязать, насиловать… люди ваши нужны.

— Опасно. Может, я тебе одного человека дам, надёжного? Есть у меня такой — Овсеев! Чем меньше посторонних задействовано, тем оно лучше.

— Нет, мне светиться никак нельзя: могут узнать по походке, комплекции, движениям; с дочкой его лично знакомы… так рисковать опасно.

— Ладно… уговорил! Вызову с другого города двух должничков, парни из понятливых, но… тебя они в открытую видеть не должны, сработаем «третьими руками». Перед встречей с сотрудниками обмотай лицо шарфом, другую одежду набрось, сутулься и меняй голос, под язык чего засунь или капу надень, подстраховка ещё никому не мешала.

— Замечательно.

— Ты детальней всё продумай и точный план мне на утверждение преподнеси. Сколько прятать её думаешь и где?

— Не больше недели. Не знаю, у меня пока «тайных мест» нет.

— Придумаем… м-да, лихой ты парень, лихой! Недооценил я тебя.

— Толку? Авторитета пока как такового у меня нет… печально.

— Появится! Это и в моих интересах. Ты уверен, что после нашего дела, ублюдок снова приложится к бутылке?

— Да.

— Тогда вздрогнем! На улице мясо пожарим или здесь, в сковороде?

— Пойдёмте во двор лучше… единственное, чтоб водитель ваш, меньше видел. Ещё, — поставил Влад на стол не выпитую стопку, — это важно. Когда дело сделают и девочку спрячут, пусть обработают Юлю психологически. Давят на: отец её бандит проклятый, руки в крови; вот и она за него страдает…

— О! Многоходовую продумал?

— Подстраховываюсь.

— Хвалю! Ну-у, рюмка не мик-ро-фон — пей, давай.

Задуманное Владом — похитить дочь Субботы, чтобы последний вернулся к практике снятия стресса путём жёсткого запоя, прошло гладко. Сотрудники милиции из другого конца страны, прибывшие при содействии генерала, легко выкрали распутную женщину. Юлия Забродская, особа ещё та: любила выпить, поскандалить, погулять; часто козыряла именем отца, одним словом — стерва. Когда её похитили, естественно, не причинив физического вреда, девушка по первой мужалась, угрожала папой похитителям. Вскоре, поняв — «С ней не шутят!», резко изменила поведение: играла на жалость и убеждала, что она за отца не в ответе.

Согласно плану, менты под видом бандитов, при «жертве» невзначай, громко говорили между собой, какой Суббота подонок, преступник; за грехи его придётся отвечать ни в чём не повинной девочке — это имело нужный эффект.

В первые сутки после пропажи дочери Валера держался молодцом: поднял братков на уши, шерстил город, прилегающие посёлки, на второй день — сдулся. Лихо приложился к бутылке. Придя под вечер в гости к Велесу, советовался с ним, затем просил:

— Ты можешь помочь? Подключить дядю, по его линии пробить… узнать бы хоть сейчас: жива Юлька?

— Какого дядю? Может, крёстного?

— Ну да, — сморщился пьяный Суббота, — дай «бухарик». Только сам не пей, сейчас дела мои на себя возьмёшь, я не в состоянии…

— Почему я? — Наделано удивился, а в душе обрадовался Влад, — мой авторитет слабый среди наших, Пашка меня открыто презирает, Макс сторонится. Может, кого-то из них, как двоих самых влиятельных после тебя, временно поставить за делами следить?

Кириллович отставил в сторону стакан, который планировал выпить залпом.

— С Машинистом поговорю утром, остальных построю, чтобы слушали тебя при поисках Юли, как меня! Я у тебя пока поживу? А Макс, кстати, тот тебя вообще, боится, он виду не даёт, но мне признавался.

— С чего бы?! — На этот раз по-настоящему поразился Велесов.

— Он как-то на тебя бычку покатил, а ты в него глазами «стрельнул», так Рыжий чуть не обделался! — авторитет засмеялся, — говорит: «Валера, шо за демона ты возле себя пригрел?! Ну его нафиг, связываться с ним!». Так что? Поговоришь с дядей… фу… крёстным?

— Конечно, раз такое дело… завтра же к нему с утра пойду.

— Машину мою возьми. И это… не надо афишировать ваше родство, чтоб парни лишний раз не знали, какие люди за тобой.

— Понятное дело!

— Что ещё скажешь? Пока я протрезвел и не напился вновь: сможешь найти дочь? А, Велес? Ты же хочешь, чтобы тебя так называли, да? Я знаю-ю. Моё слово — будут! Найдёшь Юлю, особенно если живой, станут величать, как захочешь. Вторым человеком в группе после себя поставлю и пусть тогда хоть одна собака тявкнет, хоть Паша, хоть Макс — лично на ремни порежу.

Слова Субботы очень понравились Владу. Пусть тот пьян, и что? Обещание он держит, даже если дал его в угарном состоянии, у авторитета принцип, — «Не можешь пить — не пей! А сказал — делай!»

— Обнадёживающих обещаний давать незачем. Крёстного подключу, в крайнем случае… если ты не против, скажу ему, что мы с твоей Юлькой в отношениях и…

— Во! — Подскочил Валера, снова не донеся до рта стакан, — точно! Так и говори! Я и не подумал сразу… голова ты всё-таки. Ладно, ты извини, я выпью и спать… поживу у тебя, пока дела решаем, да?

— Буду рад.

— И смотри, чтоб пацаны о моём запое не знали, хотя они догадываются. Короче, наша легенда — я отсиживаюсь от ментов, так как методы поиска будут жёсткими. Крёстный-крёстным, а на всякий случай продолжи город шерстить завтра. Я, в таком состоянии не стану лучше. Возьми ребят побольше, кого сочтёшь нужным, хоть всех… когда просплюсь, утром доведу до них. Наведайтесь на малину «гулаевских», «динамовских», действуй с рядовыми бойцами жёсткого, если что — с их старшими порешаю лично. Не беспредель, прошу… поэтому тебя за делами и ставлю, что ты разумный… Пашка с Максом отморозки, дел наворотят по дурости, не расхлебаем потом.

— Понял.

Сосед по комнате из Субботы так себе: громко храпел, разговаривал во сне, провонял помещение перегаром.

Влад пробудился до восхода, привёл себя в порядок, обдумал предстоящий, нелёгкий день — где ему предстоит «искать» похищенную Юлю? Точнее, в каком месте имитировать бурную деятельность? Ещё волновал вопрос, — стоит сегодня «найти» Забродскую или подождать до завтра? — «Нет, лучше завтра, а то и послезавтра… пока выпала отличная возможность „порулить“ вместо авторитета, нельзя её упускать, да и он, пусть ещё попьёт».

Велесов разбудил Валеру, тот далеко не сразу осознал, где находится, кто тревожит и чего от него хотят… ещё бы — так бухать!

— Я пойду, с крёстным переговорю, по нашему вопросу.

— Прям в «центровое» отделение? — Постепенно приходил в себя Суббота, — дай таблетку от головы, а лучше пивка или сто грамм.

— Сейчас, в холодильнике стоит. Нет, конечно, в само МВД не пойду, незачем светить наши связи, это нехорошо как для нас, так и для дядь Коли. Назначили встречу у матери дома, он приедет в гости и я, «невзначай» зайду, звонил уже ему.

— У тебя же телефона нет. — Жадно присосался авторитет к холодному «Жигулёвскому».

— Провели неделю назад, очередь подошла.

— Прекрасно! Тогда точно у тебя поживу, пока не разрешится проблема… дома не могу: всё о Юльке напоминает и о своей беспомощности на данный момент. На вас с генералом — последняя надежда.

— Тогда я погнал.

— Давай-давай, я пока в чувства приду, парней соберу, скажу им — ты временно за старшего. У тебя найдётся лишняя зубная щётка и чем перегар перебить?

Велесов с Патрушевым не встречался: он отправился на «явку» с одним из похитителей, они уже виделись непосредственно перед делом. Согласно договорённости с генералом, Влад маскировал внешность, голос; да и милиционеры, под обличием бандитов, всё прекрасно понимали, не первый год служили и занимались подобным. Так что, меры, принятые крёстным, оказались скорее излишними.

— Девчонка на жалость давит, — отрапортовал «похититель», — долго её держать?

— Завтра закончим. Дам знать, когда мы вас «вычислим», чтобы успели уйти.

— Принял.

— В целом, как она?

— Голодовку закончила, ест с аппетитом, не буянит больше, стала послушной девочкой… знаешь, глупость скажу, моё мнение — ей на пользу пошло наше мероприятие.

— Главное не во вред! Всё, ждите сигнала, звонка или весточки.

Влад не знал, что именно Суббота говорил своим парням, но слушались Велесова все, без недовольства и неприязни, как раньше, напротив — с подчёркнутым уважением, в том числе и самый непримиримый ненавистник — Паша Машинист.

К моменту, когда Владислав заскочил домой, Валера оказался в хорошем подпитии, но мыслил ещё здраво.

— Что там крёстный твой?

— Убедил его, словно Юля моя невеста, потому пообещал приложить все усилия, неофициально, естественно, заявления-то нет и, если я правильно понял, не будет.

— Нет, конечно! Я ж не терпила.

— Слушай, Валер, мне неясен мотив… кто похитил, зачем?

Суббота помрачнел.

— Просто я не говорил никому. Те, кто её забрал, дали знать, чего хотят от меня: чтобы вёл себя тихо и «сдал» позиции в городе… типа Юлька пока в заложницах побудет! Вот шиш им! — Скрутил авторитет фигу, — это между нами. Пошарить надо окрестности, по-тихому… я не случайно здесь залёг, главным тебя назначил. Формально все условия соблюдены: я никуда не лезу и сижу тише воды, ниже травы…

«А ты не такой уж и пропитый дурак!» — Подумал Влад.

— Правильно…

— Глупо выглядит, понимаю… ничего не могу с собой поделать… скажи мне ещё раз, важно услышать от кого ни будь: думаешь, Юлька жива?

На мгновение Велесову стало жаль Субботу, чисто по-человечески, стыдно немного перед ним. Потом он перевёл мысли на то, что сам Забродский, отпетый подонок и, если ему понадобится украсть дочь у несговорчивого кооператора, чтобы выручить с того деньги, он сделает это, не задумываясь. Не остановится и перед убийством невиновных.

— Думаю — да. Не хотел говорить тебе… обнадёживать раньше времени. Дядя Коля сказал, есть некая информация: «залётные» держат девушку за городом, может, это не наша, тем не менее интуиция подсказывает…

— Отлично! Давай, бери ребят и действуй, как посчитаешь правильным.

Влад с парнями долго мотался по городу, имитируя бурные поиски похищенной, рядом с ним в машине находился Паша и Максим, двое из старших после Субботы. Ребята крепкие, в прошлом спортсмены, закалённые в уличных драках с малых лет, готовы на рискованные действия, но не совсем бесстрашные.

Максим рыжеволосый, высокий мужчина лет двадцати пяти, с рязанским типом лица; Паша, не менее физически развит, чуть ниже ростом, зеленоглазый блондин. Слишком дерзкий, запоминающийся — подобных любят «доступные» дамы.

— Значит так, парни, — начал инструктировать Велес перед входом в одну из хат, где собрались «гулаевские» быки с девочками, — начнём играть в плохих-хороших.

— Это как?! — Почесал затылок Максим.

Машинист отвесил подзатыльник приятелю.

— Олень! Фильмов не смотрел американских? Мы будем наезжать на отморозков, а Влад станет нас удерживать…

Таким умозаключением, Севостьянов поразил Велесова, — «А парень не дурак! Надо с ним поосторожнее».

— Верно.

— Так бы и сказал, без ребусов! — развёл руками Рыжий.

В домике возле Дона находились порядка пяти разогретых спиртным парней из бригады Гулаевского района, с ними несколько девушек, среди которых, Влад узнал Настю Власову. Она его тоже заметила, раскрыла рот и не могла решить: стоит ей делать вид, будто они незнакомы или, напротив, улыбнуться и показать окружающим, что давние «друзья»?

Паша с Максом, а также десяток бойцов за их спинами, готовых по одному щелчку (как когда-то мечтал Влад), порвать всех находящихся в доме, принялись «бычить», Велесов же их «сдерживал», успокаивал.

— А ты кто такой?! — Спросил Влада худощавый, длинный парень с оспинками на лице, — первый раз тебя вижу.

— Это Велес, — заявил Машинист, — заместитель Субботы.

— Ладно парни, — поднялся самый крупный «гулаевский» из-за стола, — давайте не начинать ссорится, портить наш прекрасный вечер, да и у вас, наверное, свои дела есть. Мы в курсе несчастья Валеры, искренне сочувствуем и готовы помочь чем угодно, надо поймать уродов и наказать! Но гадом буду, мы здесь не при делах! Про нас разные слухи ходят, но чтоб так вопросы решать, через похищение девки, тем более, Юльку многие из нас знают и сами за неё порвут. Я готов ответить за свои слова. К вам за «наезд» без претензий, прекрасно всё понимаем, вы на нервах… не там ищите.

Настя, по-прежнему с открытым рот, наблюдала за действиями Влада. Девушку сложно чем-то удивить, но сейчас… её «хлюпик», в сопровождении и что поразительно — во главе (!) одной из самых (если не самой) могущественных группировок города! Сам он изменился, стал… больше, что ли? Подкачался и взгляд… у него совершенно изменились глаза, они так пугают и завораживают одновременно.

— Хорошо братва, — подумав, ответил Велесов, — извините за вторжение, вы правильно заметили, все на нервах… не обессудьте.

— Не вопрос! Если что, за базар отвечаем — нужна помощь, поможем.

— Спасибо! Приятного отдыха.

Проехали ещё по нескольким адресам, Юли нигде нет — «поразительно!».

Владу оставалось лишь изображать сожаление и переживания. Ещё, про себя Велесов думал, — «Странно получилось, просто мистика! Тогда, в кустах, когда наблюдал за Настей с быками в „Копейке“, ведь именно об этом мечтал. Чтоб за мной стояла бригада парней, готовых по одному щелчку разнести всех и — на тебе! Года ещё не прошло… да, мечты имеют свойство сбываться. Кто же всё-таки то „Явление“ похожее на отца? И дураку понятно: без его помощи здесь не обошлось».

Домой Велес вернулся далеко за полночь, Суббота ждал его, оказался почти трезвым, вероятно — успел проспаться.

— Порадуешь чем? — Спросил авторитет.

— Не нашли… на той «малине» просто «гулаевские» с девками шалят. Есть и хорошие вести: к матери заезжал, от неё крёстному звонил.

— Не тяни!

— Генерал сказал никуда не лезть, вопросов пока лишних не задавать, вроде вышли на след. Дядя Коля слов на ветер не бросает, поверь.

— Жива?!

— Да!

— Фух! Твою дивизию. Точно?!

— Я крёстному верю. Завтра прояснится, поскольку дело неофициальное, возможно, придётся опять брать парней и ехать туда, где её прячут, сразу, как вычислят.

— Какие вопросы?! Конечно — бери! Только чтоб ментов не было, многие могут не понять, ну, я имею в виду, если «штурмовать» станете.

— Валер, что думаешь, кто мог её похитить? Кому выгодно, чтобы ты отошёл от дел?

— Их много! — Достал из-под стола Забродский очередную бутылку, — точно не скажу. Главное, Юльку вернуть, остальное потом решу… знаешь, я порой на своих думаю — на Машиниста, если точнее… ты его с собой завтра не бери, отправим куда ни будь… по ложному следу.

— Почему на Пашу?! — Удивился Влад.

— Братан, есть на то основания, не допытывай. Возникнет желание, сам расскажу, а нет, так не обессудь.

К моменту прибытия Влада и «субботинских» парней на место, где держали Юлю, похитители, якобы вышли ненадолго по делам, оставив девушку связанной в подвале с замотанным ртом. Милиционеры периодически отлучались, оставляя дочь авторитета одну, дабы не возникло в будущем подозрений.

Когда Забродскую освободили, она бросилась на Велеса, обнимала, целовала, благодарила.

— Погоди, где те, кто тебя связал? — Серьёзным тоном поинтересовался Влад.

— Ушли, они часто уходят… должны скоро вернуться! Пожалуйста, валим скорее, это страшные люди.

— Те уроды вооружены? — Спросил Максим.

— Да, пистолеты видела у них… пожалуйста, уйдём скорее…

— Оставить надо засаду. — Предложил Велес.

— Сделаем! — Кивнул Рыжий.

Когда сели в машину, Юля, устроившись на заднем кресле возле Влада, спросила:

— Где папа? Почему сам не приехал? — Приблизившись ближе, прошептала, — запил опять?

Велесов не ответил, слегка кивнул.

— Ты знаешь, — ещё тише заговорила Забродская, — из-за него меня похитили! Что он натворил? Таких ужасов об отце наслушалась.

— Давай, Валерка сам тебе расскажет, а? Ваши семейные дела… не хочу в них лезть.

— Хорошо, отвезите меня к нему. Где он?

— У меня гостит, тому есть причины, Кириллыч сам прояснит.

«А ведь и правда, заключение Юле пошло на пользу! То разговаривать с ней было невозможно: стерва-стервой! Сейчас, на человека стала похожа». — Думал Влад.

Забродская на несколько лет младше Велесова, вполне себе симпатичная девочка, высокая в батю, характер, по всей видимости, тоже от него достался.

Скандал Субботы с дочерью слышал весь район. Она обвинила отца во всех смертных грехах, заявила: не желает того больше видеть и, попросила, чтобы он выделил ей ребят с машиной для переезда в Воронеж, к родственникам мамы. Валера не стал отговаривать, подумал, — «Так ещё и лучше! Пусть успокоится, отдохнёт, потом вернётся. А без неё здесь, гораздо проще станет разбираться с врагами, теми, кто устроил дерзкое похищение дочери».

Расчёты Влада оправдались и во втором случае: разговоры похитителей подействовали на Юлю правильно! После её отъезда, расстроенный скандалом и тем, что услышал о себе от родной дочери, Кириллович запил хлеще.

Отсюда, авторитет Велеса, стал расти в геометрической прогрессии. Пока Забродский бухал, Влад, фактически руководил группой, когда требовалось вмешательство или авторитет Валеры, он чудом поднимал того на некоторое время, чтобы Суббота показался на людях. Затем, снова спаивал, привозя очередную партию водки… благо, бригада занималась незаконным оборотом спиртного и проблем с ним не имелось. Разумеется, Велес всегда «уговаривал» шефа бросить пить, тот кричал, — «Сам знаю! Завтра завяжу! А сейчас — налей!». Скрывать алкоголизм старшего становилось сложнее, тем не менее Владислав старался это сделать. Да, с Владом считались, слушались, он был в курсе всех дел и номинально сам рулил бригадой… но ещё рано… авторитет Субботы по-прежнему нужен за своей спиной.

Последним, кто не до конца признавал лидерство первого помощника Забродского, оставался Паша. Велесов долго думал: «Как сломать Севостьянова?» Решилось всё само собой. В одном из вновь открывшихся баров (отмена сухого закона Горбачёва), Машинист, который редко употребляет спиртное из-за пагубного влияния на его психику, устроил поножовщину. Потерпевший, к счастью, выжил, но Павла арестовали, срок светил реальный, вдобавок: сопротивление при задержании. Вытащил его тогда и спас Влад, при помощи крёстного и не сказать, что далось это легко.

Севостьянов высоко оценил поступок Велеса, в тюрьму ему очень не хотелось, и он уже не надеялся быстро освободиться, а тут, бац! — «С вещами на выход».

Тогда Машинист подошёл к Владу, попросил прощения.

— Ты не обессудь, Велес… что я бочку на тебя катил, сам понимаешь, почему: ты меньше нас всех, взялся непонятно откуда и такое доверие Субботы. А ты классный парень оказался. Пока старший бухает, грамотно нами рулишь, решаешь по справедливости; Юльку здорово вытащил, меня вот тоже… короче, можешь на меня рассчитывать отныне! Мир?

— Конечно, какие вопросы могут быть, свои люди! — Искренне обрадовался Влад.

Порой Забродский выходил из запоя, ненадолго. К примеру: пьёт неделю не просыхая, потом столько же болеет, семь дней бодрствует — опять пьёт. Каждый его «вираж» становился тяжелее, затяжнее, страшнее. Когда криминальный авторитет находился «на отходняках», ухаживал за ним тоже Велесов. Он раньше никогда не встречал, чтобы люди настолько сильно мучились после запоев. Взял себе на заметку одну деталь: Суббота, первых два-три дня с бодуна всего боится, особенно шумов, прям чуть ли не до инфаркта.

Глава 5

После бурно отмеченного 1991 — го Нового года на севере среди закалённых холодом и трудом коллег, Сиротин заскучал по дому. Сперва ощущал лёгкую тоску, затем грусть нарастала, ближе к весне, необъяснимая тяга к малой родине — разрывала. Сильнее ностальгические мысли одолевали лишь в Афгане… там понятно почему. В армии, где бы ни служил человек, на гражданку хочется всегда, едва успел примерить солдатскую форму… а здесь отчего?

С одной стороны — к работе привык, сложно, но терпимо; платят хорошо, стаж идёт, коллектив отличный, отзывчивые приятели, славная женщина, с которой прожили почти полгода.

С другой — проблем хватало. Во-первых, — никак не проходила акклиматизация; каждый вечер, имелось чувство, что Сирота простывает. Просыпаясь утром ощущал себя хорошо: молодой организм борол болезни, к концу смены — снова плохо. Сержант не мог смириться с постоянным холодом, промерзал хронически: домой приходил, чуть целиком в топку печи на общей кухне не залазил и всё равно, не отогревался. Привык на службе к жаре за два года, а здесь: тело хандрило, кости ломило — ощущал себя дряхлым стариком по ночам, засыпал с трудом.

Во-вторых, — сожительница. Вера на несколько лет старше Игоря, женщина хорошая, симпатичная, верная; работала на подъёмном кране по десять часов в сутки, ещё успевала дела по хозяйству стряпать и ненаглядного приласкать, — «Откуда силы берутся у русских женщин?», — задавался сперва вопросом афганец. Позже понял: Вера специально, хочет заработать хорошенько, чтобы квартиру дали, денег скопить и, завести много-много детишек! Она мечтала о большой, крепкой и дружной, советской семье. Любила фантазировать перед сном, после интимных ласк, — «Ешчё немного потрудимси, выдилют нам хату, сделаем рэмонт, детишек тебе нарожаю. Я хочу очшень мальчишек близнецов, и девочек поболя!» — это Игоря пугало. Сам он, конечно, мечтал о крепкой, настоящей семье, но… попозже — не сейчас. И чего греха таить, не с Верой.

Настя Власова? Не-е-т! На неё Сирота затаил смертельную обиду, не тосковал больше. Поначалу — да, не мог позабыть… сейчас, охладели чувства. Тем не менее о первой любви бравый десантник периодически вспоминал, не с тёплыми эмоциями и тревожной щекоткой в груди — приходило иное. Игорь, когда сожительница затихала, подолгу всматривался в зелёную подсветку электронных часов, не мог заснуть из-за ломки в суставах (климат так и не подошёл), пытался найти ответ, — «Почему я не могу забыть Власову? Нет-нет, да думаю о Насте!»

Причина элементарная — ноющее чувство недосказанности перед стервой; словно не завершил важное дело, не выплеснул в лицо нахалке, что о ней думает и кем та является! В глубине души хотелось встретиться с Власовой и когда она улыбнётся, постарается нагло соврать в глаза, найти оправдание своему поступку — заткнуть рот! Расставить всё на свои места. Сирота понимал — это глупо, по-мальчишески, а побороть того желания не мог.

До поры афганец справлялся с ночными эмоциями, тягой к дому; в мае, когда стукнул ровно год с момента, как Настя не пришла на вокзал — больше не смог терпеть. Решил при первой возможности отправиться в деревню родителей, затем в любимый Водопьяновск.

Игорь не осмелился поведать про свои намерения Вере. Врать, — «Поеду на недельку», — и не вернуться, не хотел, получилось бы тогда — он ничем не лучше Власовой. Как часто случается — выход отыскался сам собой, правда, очень печальный… умер отец.

С горя сержант запаса напился крепко, пустил скупую, мужскую слезу и, честно всё сказал Вере, сразу же схватив заранее собранный рюкзак: не хотел видеть её истерик. Подло, зато честно, лучше уж так, чем она бы ждала его, ждала, а он не вернулся.

Похороны бати Игорь помнил смутно, находился в прострации. В мыслях отпечаталось: лёгкий весенний дождь, сильные раскаты грома и линии молний на горизонте, эхо стука молотка, заколачиваемого крышку… удары кусков земли о гроб.

На поминках подрался со старшим братом, точнее — дал тому раз в морду и, конфликт закончился. Наказал близкого за дело: Саша возмущался шёпотом, который слышали все находящиеся за траурным столом, мол, — «Зачем надо было переться в эту глушь, отца всё равно не вернуть, а дома дел столько, деньги теряем!». Позже Сирота выяснил — это жена заставила брата приехать на похороны, она сама детдомовская, знала цену родителям, хотя никогда своих не видела — парадокс.

Афганец не мог взять в толк: ещё десять лет назад, жили советские граждане нормально, по-людски, каждый человек человеку — товарищ, друг и родственник. А сейчас? Только ввёл «Пятнистый» кооперацию, половина народа словно с ума сошло, в голове одни деньги, деньги — деньги! Ещё импортное барахло, жрачка. — «Куда катится мир?» — думал сержант и догадывался — самое страшное ждёт впереди…

Сноха уговаривала свекровь поехать с ними в Ленинград, та наотрез отказалась. Игорь погостил до «сорока дней» с матерью, после, распрощавшись, отправился в родной Водопьяновск. Когда работал на севере, встречал там земляка, от него узнал — в их городе появилась группа афганцев, ребята серьёзные, с «благими» намерениями. Сиротин твёрдо решил, по приезду на малую родину, сперва обосноваться (найти жильё) и податься к соратникам по службе — свои в беде не бросят.

Игорь быстро нашёл квартиру: арендовал у бывшей соседки, недалеко от дома, где вырос, в том же, Пролетарском районе. Пожилая хозяйка, вручая связку ключей Сиротину, предупредила, — «Стануть спрашивать, гутарь, шо ты мой племянник из Калининграду».

Сиротин, с ностальгической грустью отправился в хозяйственный магазин, приобрёл товары первой необходимости, после купил еды в продуктовом.

Вечером, дома сделалось совсем скучно: отвык, оставаться надолго в одиночестве, раньше хоть с Верой имелась возможность поговорить, с соседями по общежитию, а сейчас — от тишины противно звенело в ушах. Обрадовался бы любому собеседнику, пусть им оказался пьяный, скандальный сосед курящий на лестничной клетке и чей дым так навязчиво тянет в квартиру.

Игорь включил ламповый телевизор, за происходящем на экране не следил, главное, — избавиться от тишины. Не помогло. Решил прогуляться в свой старый двор, посмотреть, что изменилось, может, кого знакомого встретить, поболтать.

Перемен по прошлому адресу Сироты оказалось немного. Ласточки летают низко над головой, большая антенна на крыше пятиэтажного дома бросает тень заката на асфальт; старушки сплетничают возле подъездов, мужики, под выпивку «рубятся» в домино или карты. Поддатый дядя Валера, который катал Игоря и Влада в детстве на грузовике, также, теперь с другими ребятишками играет в футбол, нарочно поддаваясь пацанам, пропуская гол и падая на траву, причитал, — «Ох, молодые! Обыграли старика, обыграли! Як вам не стыдно». Дед Паша ремонтировал допотопный мотоцикл, матерился, за что был обруган старушками со скамеек. А собрав колотый двигатель обратно, запричитал, — «Опять детали „лишние“ остались! Так всегда… может, специально на заводе больше запчастей в мотор кладут, на случай войны?», — когда «Иж» завёлся, но не поехал, пуская на весь двор белый дым, старик закричал внуку, — «Юрка! Неси кувалду побольше, сейчас я так отремонтирую эту рухлядь! Навек запомнит».

Сержант улыбался, на душе потеплело.

Прохожие вглядывались в «чужака» на скамейке у крайнего подъезда, одна бабуля признала того мальчишку-хулигана, что топтал ей цветы на клумбе и который не вернулся из Афганистана.