Бесплатный фрагмент - Юлл

Глава 1. Вторжение

Центральный экран, заполнявший всю переднюю часть рубки, создавал полную иллюзию выхода прямо в открытый космос. Гиперпространство впереди светилось мягким голубым светом, наполнявшим всё вокруг. Пилот сидел в свободной расслабленной позе, положив кисти рук на пульт управления, и отдыхал. Сейчас он мог себе это позволить: вот так свободно мчаться в гиперпространстве, по своей воле выбирая направление и цель полёта. После долгих десяти лет трудной и опасной работы во взрывающейся галактике К5Д-37829 по знаменитой и многоуровневой программе «Экран», он чувствовал за собой полное моральное право предоставить себе небольшой отпуск и решил отправиться на своём звездолёте в свободный поиск. Всё пространство было разбито на сорок восемь секторов, образующих сто девяносто два направления, с центром в центре масс Метагалактики. Он выбрал малоисследованный тридцать четвёртый сектор и улетел в сто тридцать пятом направлении.

Маленький звездолёт мчался со скоростью 4Г в гиперпространстве, пересекая Метагалактику в выбранном направлении. Скорость 4Г означала, что звездолёт перемещается со скоростью в сто сорок четыре миллиона раз превышающей скорость света в обычном пространстве. Эта скорость была далеко не предельно возможной, цивилизация того, кто сейчас находился в звездолёте полностью освоила гиперпространство и могла перемещаться в нём с максимально возможными скоростями в 10Г, что в триста шестьдесят миллионов раз превышало скорость света в обычном пространстве. Перемещаясь с такой скоростью можно проскочить галактику средних размеров из конца в конец за два — три часа, другое дело, что перемещаться внутри самой галактики с такими скоростями, практически, невозможно.

Сейчас астронавт наслаждался полётом, слившись в единое целое со своим звездолётом. Он чувствовал звездолёт каждой клеточкой своего тела, все процессы, происходящие в космолёте, происходили, как бы, в нём самом. Он свободно мог управлять этими процессами, послушными его воле. Он жил космосом, чувствовал в нём себя, как дома и провёл там большую часть своей долгой жизни. Он любил космос так, как любят первую в жизни девушку, пылкой и нежной любовью. Любил его со всеми сложностями, опасностями и ни с чем несравнимой красотой. В разлуке с космосом он тосковал и, как правило, не мог выдержать более полугода пребывания на поверхности какой-либо из планет Центральной системы. Спокойная, комфортабельная и безопасная жизнь на этих планетах его не устраивала, и он улетал в открытый космос снова и снова, навстречу новому и неизведанному.

Над самой поверхностью пульта управления вспыхнула яркая красная точка. Пилот вздрогнул и слегка напряг мышцы своего тела, прогоняя расслабленность. Через несколько секунд точка превратилась в светящуюся ниточку, которая начала постепенно утолщаться, слегка приподнимаясь над пультом, и превращаясь в неширокую полоску, переливающуюся глубоким рубиновым светом. Небольшой экран правого обзора погас, стал абсолютно чёрным, и на фоне этой черноты, прямо в воздухе, вспыхнули яркие белые цифры, составившие шестизначное число. Цифры в шестом разряде быстро сменяли друг друга, число неуклонно росло. Астронавт бросил быстрый взгляд на правый экран, скользнул глазами по центральному и выжидательно занёс кисти рук над разноцветными панелями пульта управления. Рубиновая полоска медленно расползалась, цифры в шестом разряде мелькали всё быстрее, бортовой навигатор молчал. Пилот начал уменьшать скорость звездолёта и одновременно мысленно приказал навигатору воспроизвести энергетическое состояние окружающего гиперпространства. Экран правого обзора тут же сделался серым, цифры значительно уменьшились и сместились в левый угол, а в районе экрана, прямо в воздухе материализовались разноцветные шары, торы, эллипсоиды и другие объёмные тела вращения. Все тела причудливо переплетались, были неравномерными по плотности, разными по объёму, что отражало распределение напряжённости различных энергетических полей в окружающем пространстве. Разноцветные объёмы проникали друг в друга, пульсировали, меняли яркость. Внутри них мерцали, словно искорки, маленькие яркие точки. Среди этих объёмов медленно перемещался небольшой звездолёт — точная копия настоящего. И тут в стройном узоре произошли изменения, на экране возникла ослепительно яркая фиолетовая точка, которая быстро превратилась в уродливый перевёрнутый конус с бесформенной шапкой в основании. Ему этот конус чем-то напомнил приплюснутый и деформированный термоядерный взрыв, произведённый на поверхности планеты, только вот реальные размеры этого «взрыва» были соизмеримы с размерами средней звёздной системы. Звездолёт оказался внутри «шапки» и его начало медленно тянуть к вершине конуса. Цифры на экране бешено замелькали в шестом и пятом разрядах и начали быстро сменять друг друга в четвёртом разряде числа. Рубиновая полоска быстрее поползла в разные стороны, превращаясь в яркий вытянутый прямоугольник. Перед цифрами загорелись пульсирующие фиолетовые значки, и одновременно раздался бесстрастный голос БИНа (Бортового интеллектуального навигатора):

— Звездолёт попал в зону действия ТДС-лорум поля, напряжённость которого в районе звездолёта — 3,8 барт, отклонение от курса — восемь градусов, энергетическая плотность растёт. Скорость звездолёта упала до 2,8Г.

Пилот мысленно отдал приказ БИНу рассчитать плотность энергии поля у вершины конуса и варианты выхода из него. Сам он в это время продолжал гасить скорость и пытался разобраться в причине возникновения ТДС-лорум поля. Он долгое время провёл в космосе и знал его неплохо, поэтому быстро сообразил, что в этом районе в подпространстве произошёл мощный энергетический выброс, вероятнее всего, вследствие нарушения структуры вакуума в окрестностях нестабильной белой дыры или локальной точки сингулярности. Этот выброс привёл к изменениям в гиперпространстве и способствовал появлению здесь мощного ТДС-лорум поля. Размышления Юлла нарушил БИН:

— Напряжённость поля в районе вершины конуса составляет около пятисот восьмидесяти барт, — доложил он. — Если наш звездолёт окажется там, то его не спасёт даже сверхмощное защитное поле. Уйти из зоны действия поля можно двумя способами: увеличить скорость и вырваться из невидимых нитей, затягивающих звездолёт к вершине конуса, либо, наоборот, затормозить, совершить подпространственный переход и, не задерживаясь в подпространстве быстро перейти в надпространство. Таким образом, звездолёт исчезнет из гиперпространства, появится на короткое время в подпространстве, потом из подпространства перейдёт в надпространство, где поле уже не будет влиять на него. В настоящее время скорость звездолёта упала до 0,5Г, отклонение от курса составило восемь градусов двадцать минут. Жду принятия решения.

Астронавт задумался на мгновение, он не хотел тратить энергию, снова разгоняя звездолёт, тем более что он уже почти погасил всю свою скорость, поэтому решил воспользоваться вторым вариантом. Кисти рук пилота быстро совершили ряд сложных пассов над разноцветными панелями пульта, уменьшая скорость звездолёта до 0Г, и подготавливая его для подпространственного перехода. БИН включил стабилизирующее поле и перевёл двигатели в режим виртуального перехода третьего рода. Звездолёт на мгновение завис в гиперпространственном переходе, сверкнула яркая слепящая вспышка, и он исчез.

Море лучистой энергии бушевало на центральном экране, буквально захлестнув рубку управления. Вихри энергии сталкивались, расходились и взрывались, всё кипело и бурлило вокруг звездолёта.

— Скорость 10П, отклонение от курса двадцать шесть градусов, температура окружающего пространства шесть с половиной миллиардов градусов, энергетическая плотность 1,6 барт, — тут же скороговоркой доложил БИН, продублировав свои слова цифрами в правой части экрана.

— Продолжаем снижать скорость, — отозвался пилот, — уменьшаю скорость до 0П, приготовиться к надпространственному переходу.

Повторилась, примерно, та же картина, как при первом переходе. Звездолёт на мгновение завис, ярко вспыхнул и исчез из подпространства. В надпространстве всё было спокойно. Звездолёт вынырнул вблизи стандартной спиралевидной галактики, БИН тут же сообщил, что это галактика класса S2C-56-874. Звездолёт приближался к галактике перпендикулярно плоскости её эклиптики и входил в область, примерно, на сорок семь тысяч световых лет отстоящую от её центра. Астронавт с интересом разглядывал огромный галактический диск с четырьмя расходящимися по спирали сверкающими, словно заполненными светящимися бриллиантами — звёздами, галактическими рукавами. БИН тут же услужливо сообщил:

— Наша скорость в настоящее время 10Н, расстояние до условной плоскости эклиптики девятьсот сорок шесть световых лет. При неизменной траектории полёта на такой скорости мы доберёмся до верхней границы галактического диска за два года семь месяцев и шесть дней.

— Так, — подумал он, — мы сейчас летим со скоростью в триста шестьдесят раз, превышающей скорость света в обычном пространстве. Если я хочу исследовать эту галактику, то так добираться до неё я буду слишком долго. Необходимо вернуться в подпространство, где звездолёт сможет перемещаться с максимальной скоростью в 10П, или в триста шестьдесят тысяч раз быстрее скорости света. Тогда мне понадобится всего двадцать три часа, чтобы достичь галактического диска.

— БИН, — окликнул он бортовой навигатор, — какая сейчас обстановка в подпространстве?

— Уровень плотности энергии быстро падает, — тут же отреагировал навигатор, вероятно, он не выпускал из зоны своего внимания подпространство и всё это время получал и анализировал данные оттуда. — Напряжённость энергетического поля понизилась до 0,6 барт, температура в зоне возможного перехода — пятьсот восемьдесят миллионов градусов.

— Уходим в подпространство и разгоняемся до максимальной скорости, не меняя курса, рассчитай режим торможения.

Звездолёт снова ярко вспыхнул, перейдя в пространство более высокого энергетического уровня. Обстановка в подпространстве изменилась. Бушующее энергетическое море постепенно успокаивалось. Пилот сориентировал звездолёт на внешний рукав галактики и, увеличив скорость до 10П, понёсся к ней, в триста шестьдесят тысяч раз обгоняя свет, распространяющийся в обычном пространстве. В каждом из пространств действовали свои физические законы. И галактика в подпространстве значительно отличалась по внешнему виду и по строению от галактики в надпространстве. Если в надпространстве она горела как яркая разноцветная гирлянда на новогодней ёлке, то в подпространстве была тёмно — бордовой, неярко выделяясь на фоне чёрного вакуума. Излучение основной массы её звёзд лежало в инфракрасной области спектра. В обычном пространстве существует чёткое разделение материи на плотные тела и проницаемые поля различной напряжённости. В надпространстве тела уже менее плотные, а поля, наоборот, становятся гораздо плотнее. В подпространстве плотность тех и других, практически равна, и там можно говорить только о градиенте плотности или напряжённости, что становится одним и тем же. Впрочем, сами понятия плотности в различных пространствах сравнивать между собой бесполезно. Звездолёт, приспособленный для полётов в подпространстве, имеющий достаточно надёжное защитное поле, способен, не снижая скорости, пронзить насквозь галактику или крупное звёздное скопление, тараня звёзды и планеты, не нанося ни себе, ни им никакого ущерба. Для космического корабля такая галактика, или скопление будет представлять собой аналог вязкой студенистой массы, различной плотности, немного тормозящей звездолёт и мешающей его движению, но не более того. Другое дело взрыв сверхновой звезды или ядра галактики, если защитное поле звездолёта недостаточно совершенно, то звездолёт, попавший в мощный энергетический выброс такого рода, будет, в мгновение ока, распылён в пространстве на облако мелких частиц, как корабль, налетевший на огромной скорости на скалу во время сильнейшего шторма. Звездолёт с хорошей защитой может быть сбит с курса и получить достаточно сильный удар, способный нанести повреждения.

Прошло двадцать три часа с момента последнего перехода в подпространство, его корабль, двигаясь по пологой кривой огромного радиуса, ворвался в пределы галактики и стал углубляться в горящие тусклым светом звёздные миры, напоминающие тлеющие угольки. Картина распределения полей на правом экране изменилась. Многочисленные и разнообразные объёмы причудливо пересекались и искажались. Цвета внутри этих объёмов постепенно сгущались, а число самих объёмов быстро нарастало, и они непрерывно видоизменяясь, становились всё причудливее. Разбираться в этой энергетической мешанине становилось труднее с каждой минутой, и БИН стал отключать и дифференцировать изображения тех полей, которые непосредственно не влияли на звездолёт. Астронавт снова вытянул над разноцветным пультом кисти рук и стал тормозить корабль, доводя скорость до 0П. Звездолёт, вспыхнув, совершил надпространственный переход. Сразу же на центральном экране засверкали мириадами огней яркие разноцветные звёзды. По мере углубления космического корабля в недра галактики, росла и плотность космических объектов, а вместе с ней и плотность энергетических полей. На центральном экране, перед взором пилота, раскрывалась грандиозная фантасмагорическая картина. В надпространстве, где с огромной скоростью перемещался звездолёт, каскады звёзд горели и переливались всеми цветами спектра. Жемчужным светом светился межзвёздный газ, снопами искр вспыхивали на короткое мгновение метеоритные потоки. Галактика жила своей космической жизнью, подчиняясь единому и великому закону природы — закону существования материи и энергии. Эта буйная жизнь наполнила его душу светлой радостью, он долго и с большим неподдельным интересом вглядывался в незнакомые узоры звёздных миров, а затем, включил акустические преобразователи электромагнитных, астродинамических и гравитационных колебаний. В рубку управления ворвалось море звуков, которые создавали эти поля, преобразованное в единую космическую симфонию, обработанную бортовым синтезатором. Эта величественная симфония увеличивала впечатление от той потрясающей картины, которая разворачивалась на переднем экране.

Пилот откинулся на мягкую спинку удобного, подстраивающегося под положение тела, кресла, небрежным взмахом руки уменьшил громкость синтезатора и переместил объёмное изображение несущихся навстречу звездолёту миров вплотную к себе, оказавшись среди них. Около часа он упивался великолепием дикого необузданного космического пространства, буквально утонув в море изображений и звуков. Он сидел, не шевелясь, полностью расслабив все мышцы тела и отдыхал, погрузившись в эту своеобразную медитацию. Звездолёт продолжал бешено мчаться вперёд со скоростью около 8-ми П, пронзая пространство и успев уже довольно далеко углубиться в недра одного из рукавов галактики. Наконец, астронавт мотнул головой, пустил по всему телу волну, последовательно напрягая мышцы, и чуть заметно улыбнулся. Он чувствовал себя прекрасно отдохнувшим и бодрым, от былой усталости и напряжения последних лет не осталось и следа. Ему нравилась эта галактика, он был доволен тем, что «вынырнул» здесь из гиперпространства. Он прогнал последние остатки расслабленности, устроился в кресле поудобнее, движением руки отключил акустические преобразователи, одновременно мысленно приказав навигатору начать торможение и приготовиться к пространственному переходу. Он вернул объёмное изображение переднего экрана на место и стал подыскивать удобную точку для входа в обычное пространство.

Глава 2. Пришелец

«Вечером шестнадцатого мая, в восемь часов тридцать две минуты по местному времени, группа фермеров, ехавшая по просёлочной дороге в окрестностях Рокспрингса, штат Техас, увидела яркий светящийся диск, быстро и бесшумно перемещающийся по северному участку неба на высоте, примерно, тридцать градусов к горизонту. Ослепительно яркий диск плавно описал широкую дугу в семьдесят — восемьдесят градусов относительно линии горизонта и неожиданно стал опускаться к поверхности земли, зависнув над ней на высоте, примерно, триста — триста пятьдесят футов. По субъективной оценке фермеров, расстояние до странного, светящегося серебристо — голубоватым светом диска, было порядка трёх — четырёх миль. Из диска в сторону земли вырвались три луча, сверкнувшие короткими сериями по три — пять секунд. Всего фермеры насчитали восемь таких серий, с интервалом между сериями, порядка тридцати секунд. Все лучи были посланы под углом к поверхности земли примерно в шестьдесят градусов. После этого неопознанный летающий объект резко пошёл вверх и мгновенно исчез. Все эти эволюции НЛО совершал абсолютно бесшумно и никакого видимого физического или психологического воздействия на людей не оказывал. По крайней мере, местные фермеры, наблюдавшие это явление, ничего не почувствовали. Шериф Рокспрингса, Джон Бэйкем, узнав об этом, послал утром следующего дня добровольцев вместе с несколькими фермерами к месту встречи с загадочным объектом. Они обшарили всю местность в радиусе пяти миль от предполагаемого места зависания НЛО, но ничего интересного не нашли».

«Пять лет тому назад, седьмого июля тысяча девятьсот семьдесят девятого года, наша газета опубликовала сообщение о невероятной встрече супружеской пары Моррисов с загадочным НЛО. Напоминаем нашим читателям, что тогда газета написала, о том, что чета Моррисов выехала рано утром со своего ранчо близ Лейквуда в сторону Трентона в штате Нью-Джерси. Шоссе было пустынным, неожиданно у форда, на котором ехали супруги, заглох мотор. Попытки завести двигатель успеха не имели, и тут Моррисы заметили, что позади их машины, на расстоянии, примерно, в шестьдесят футов, совершенно бесшумно, опустилась летающая тарелка. Она имела около тридцати — сорока футов в диаметре, и, примерно, пятнадцать футов в высоту. НЛО стояло на дороге, опираясь на шесть тонких выдвижных опор. Заинтригованные супруги не нашли ничего лучше, как выбраться из машины и направиться в сторону странного летающего предмета. Сделав несколько шагов, они потеряли сознание и очнулись абсолютно голыми, в странном тёмном помещении со слабо фосфоресцирующими стенами, где лежали бок о бок на каком-то столе, не в силах пошевелиться. Прямо перед их глазами то ли на каком-то экране, то ли в пространстве под потолком этой загадочной комнаты, было расположено неизвестное звёздное небо, с непривычным и незнакомым рисунком созвездий. Что-то словно заставляло их вглядываться в это небо и запоминать расположение звёзд на нём. Они не могут сказать: сколько времени провели в таком положении, но тогда им показалось, что минула целая вечность. Затем, они снова потеряли сознание, и пришли в себя уже на дороге, лежащими рядом со своим автомобилем. Тарелка исчезла, а время близилось к полудню. Автомобиль легко завёлся, и супруги поехали в Трентон. Приехав в город, они заявили о случившемся в полицию, но там не приняли их сообщение всерьёз. Через неделю, продолжавших упорно настаивать на своём супругов, обивающих все пороги административных заведений и рассылавших во все инстанции письма, после ряда бесед с психиатрами, поместили в психиатрическую больницу. Через три месяца, после лечения, их отпустили домой. И вот, по прошествии пяти лет, корреспонденту нашей газеты Стиву Уайту стали известны новые подробности этого происшествия. Стив недавно взял интервью у доктора Дэниеля Харви, около года тому назад устроившегося в эту лечебницу, а, затем, по его наводке, у представителя НАСА доктора Льюиса Стэнтона. Как удалось выяснить нашему корреспонденту, доктора Харви заинтересовали рассказы необычных пациентов, о которых он узнал из их личного дела. Он поехал к ним домой, поговорил с ними, а, затем, рассказал всё своему другу доктору Стэнтону. Доктор Стэнтон, после нескольких личных встреч с супругами Моррисами, в течение семи месяцев моделировал карты звёздного неба, видимые с разных ракурсов от звёзд у которых были обнаружены планетные системы. Недавно, совершенно неожиданно, эта работа завершилась успехом! По словам доктора Стэнтона, именно такое расположение звёзд сможет увидеть наблюдатель, находящийся в районе системы двойной звезды 61-й Лебедя.

— Что это? — справедливо спрашивает Стив Уайт. — Неужели нам, наконец, удалось узнать: откуда к нам прилетают загадочные НЛО?»

Рауль Боун отложил газету, откинулся в плетёном кресле и глубоко задумался. Разные мысли крутились в голове директора Йоханнесбургского вычислительного центра. Известия о встречах с неопознанными летающими объектами в последнее время всё чаще появлялись на страницах различных газет и журналов, и волновали воображение впечатлительного Боуна. Он с жадностью собирал и читал все сообщения об НЛО. На своей вилле в Дурбане, он установил мощный телескоп и часто поздними вечерами и ночами просиживал возле него, в надежде увидеть загадочные объекты пришельцев своими глазами. Самой заветной мечтой Рауля Боуна, о которой он никому и никогда не говорил — было войти в контакт с представителями внеземной цивилизации. Эта мечта жила глубоко запрятанная в самом сердце директора вычислительного центра. Он, даже, неоднократно видел во сне, как летающая тарелка садится прямо в саду его виллы, и из неё выходят пришельцы. Боун встречает их и принимает у себя, вступая в контакт. А потом… У него даже голова кружилась, когда он представлял себе это потом…

Это лето выдалось необычайно жарким. Был летний полдень, столбик термометра показывал сто градусов по фаренгейту. Яркое Солнце стояло в зените и нестерпимо жгло раскалённую землю, людей и пальмы на побережье Индийского океана. Раскалённый зной потоками изливался с безоблачного неба и заполнял собой колеблющийся воздух, делая его вязким и осязаемым. Над прибрежным песком призрачно дрожало разогретое марево, искажая отдалённые предметы. Боун легко, не смотря на свои пятьдесят четыре года, вскочил с кресла и, забрав со столика газеты, ушёл с веранды внутрь виллы. Внутри было сумрачно и прохладно, чуть слышно жужжал кондиционер, сквозь опущенные жалюзи виднелся кусочек моря, по которому белыми барашками пробегали упрямые волны. Боун позвонил в колокольчик, и через несколько минут в дверь вошёл чернокожий слуга. Он остановился в дверях и слегка склонил свою курчавую голову. На вид ему было лет сорок, чёрная кожа казалась ещё темней в сумраке комнаты. Чёрные курчавые волосы, крупный немного приплюснутый нос и полные губы выдавали в нём чистокровного аборигена. С его тёмной кожей контрастировала девственно белая открытая майка с яркой надписью ABBA, дополняли наряд короткие, песочного цвета шорты и видавшие виды шлёпанцы.

— Что хочет мастер? — спросил слуга, опустив глаза в пол и не глядя прямо на хозяина.

— Две бутылки Кока — колы и фрукты, — отрывисто бросил Боун, поворачиваясь к слуге боком.

Слуга мягко, с долей степенного достоинства, поклонился и бесшумно исчез. Директор вычислительного центра считал себя либералом в вопросах расовых и человеческих отношений, но чернокожих он недолюбливал. Хотя, если бы кто-нибудь спросил Рауля Боуна, за что тот так относится к чернокожей части населения, он не смог бы чётко ответить на этот вопрос. Единственным коренным африканцем, к которому Боун относился более — менее терпимо, был доктор физико-математических наук — Лео Мабулс. Он терпел доктора Мабулса и, даже, иногда, защищал его от нападок белых коллег, потому что Лео был ему нужен.

Доктор Лео Мабулс работал в вычислительном центре у Рауля Боуна уже около семи лет. Он был способным математиком и талантливым программистом, за что его и ценил Боун. Из всего высокооплачиваемого научно-технического персонала, только Мабулс имел тёмный цвет кожи, все остальные были белыми. Его недолюбливали в центре и часто старались подставить «подножку». Иногда происходили и открытые стычки, в результате которых другой на его месте давно бы потерял работу, а то и мог бы расстаться с жизнью, если бы не покровительство директора центра. Лео Мабулсу было тридцать шесть лет. Красивый, стройный, роста чуть выше среднего. Тёмные жёсткие курчавые волосы красиво обрамляют высокий лоб, седина чуть тронула виски. Глаза у чёрного доктора большие и всегда немного задумчивые. На работу он всегда приходил в светлых брюках, белой рубашке с открытым воротом и голубом приталенном пиджаке. Когда Мабулс работал на видеотерминале, он обычно, снимал пиджак и вешал его на спинку стула. Однако вставая, доктор неизменно надевал пиджак и выходил в коридор или столовую полностью одетым. Вообще, в центре с коллегами и с остальным персоналом он старался держаться корректно, вежливо и официально, ни с кем из сотрудников центра дружеских отношений Лео не поддерживал и общался с ними исключительно по работе. А, вот, работу свою Мабулс любил, работал помногу, с удовольствием, часто засиживаясь за своим терминалом допоздна, и охрана привыкла к тому, что чёрный доктор уходит из центра последним. Вот и сегодня, он засиделся в центре до десяти часов вечера, никак не шла программа. Это была одна из самых сложных задач, когда-либо попадавшихся Мабулсу. Йоханнесбургский вычислительный центр выполнял заказы различных ведомств, как гражданских, так и военных, так, например, в число его заказчиков входили Пентагон и НАСА. Как раз сейчас Лео бился над составлением программы для бортового вычислителя крылатой ракеты нового типа, разрабатываемой американцами. Программа получалась сложной, громоздкой и местами не обеспечивала требований, предъявляемых Пентагоном согласно техническому заданию. Мабулс прогнал уже двадцать шестой вариант программы — безрезультатно. Выключив машину, он откинулся на спинку стула, закрыл и помассировал глаза. Он очень устал, работая в последнее время по двенадцать — четырнадцать часов в сутки, устал и проголодался. Минут десять Мабулс сидел с закрытыми глазами, отдыхая и приходя в себя, потом встал со стула, надел пиджак, взял небольшую барсетку из коричневой кожи, погасил свет в зале и вышел в пустой коридор. Опять сегодня он уходил последним. В коридоре горело неяркое дежурное освещение, слабо подсвечивая уходящее вдаль пространство. Мабулс прошёл по коридору, спустился по лестнице в вестибюль, отдал ключи от машинного зала и своего кабинета охраннику, расписался в журнале и вышел на улицу. Всё это доктор проделал автоматически, мысли его были заняты программой, перед глазами мелькали зелёные значки и цифры, видимые на экране дисплея.

На улице, не смотря на одиннадцатый час ночи, было тепло и душно. Мабулс, задумавшись, пошёл пешком к своему дому по пустынным ночным улицам Йоханнесбурга, не замечая ни редких одиночных прохожих, куда-то спешащих по своим делам, ни крупных, словно горящие жемчужины звёзд, на чёрном бархате раскинувшегося над головой безоблачного южного неба. Так же, как и всё остальное, он не заметил, как в трёх метрах позади него из-за угла дома появился высокий, стройный, несколько необычного вида, темнокожий, одетый в элегантный безукоризненного, и явно очень дорогого покроя светло-серый костюм. Незнакомец скользнул взглядом по спине доктора Мабулса, и, вдруг, пошёл за ним следом, доставая на ходу из внутреннего кармана небольшой серебристый тонкий цилиндрик, размером с толстую четырёхцветную шариковую ручку. Воровато оглянувшись по сторонам, и убедившись, что поблизости никого нет, он направил цилиндрик одним концом в затылок доктору. Подержав его так пару секунд, незнакомец в дорогом костюме удовлетворённо кивнул головой и, продолжая идти вслед за Мабулсом, убрал цилиндрик обратно в карман пиджака. В это время из-за угла ближайшего дома на перекрёстке улиц навстречу им вышла весёлая компания, состоящая из четырёх подвыпивших здоровенных белых парней. Незнакомец, заметив их, тут же спрятался за ствол пальмы, а, вот Лео Мабулс, погружённый в свои мысли, заметил приближающуюся к нему компанию слишком поздно. В последний момент он посторонился, пропуская парней, но один из них неожиданно толкнул в плечо другого, и тот, не удержавшись на ногах, налетел на доктора.

— Ах ты, грязный нигер! — заорал толкнувший. — Тебе что, улицы мало!

И вся компания с криками и хохотом тут же набросилась на Лео. Тот, даже, не пытался сопротивляться, понимая, что это бесполезно, и может только ухудшить ситуацию. В один момент его сбили с ног и начали избивать руками и ногами.

— «Мне конец», — успел подумать Мабулс, закрывая голову руками.

Боль пронзила его тело, а перед глазами всё поплыло. Неизвестный, спрятавшийся за пальму, неожиданно выскочил из-за неё и мгновенно оказался рядом с избивающей несчастного доктора компанией.

— А вот и ещё один! — радостно закричал кто-то из парней и метнулся к новому чернокожему, предвкушая очередное развлечение.

Он занёс кулак для удара, широко размахнувшись. Незнакомец резко и коротко, молниеносным движением, выбросил вперёд руку с сомкнутыми пальцами навстречу парню, попав тому в горло. Нападавший захрипел и, схватившись за пробитое горло, рухнул замертво на мостовую. Лео Мабулс почувствовал, что его прекратили бить. Затем услышал короткий вскрик и ругательство, звуки ударов, стоны и падение нескольких тел на асфальт. Всё это продолжалось несколько секунд и тут же закончилось. Затем всё стихло и сильные крепкие руки легко, словно ребёнка, подняли доктора на ноги и поставили вертикально. Лео осторожно открыл глаза. Перед собой он увидел незнакомца в идеально сидевшем на нём светло-сером дорогом костюме, державшего его за плечи. За спиной у незнакомца на мостовой в различных позах лежали четыре неподвижных тела, у некоторых изо рта сочилась тоненькая струйка крови.

— Если мы не хотим проблем с полицией, — сказал неожиданный спаситель, — то нам нужно как можно скорее убираться отсюда.

Он крепко схватил ещё не пришедшего в себя Мабулса под руку, поднял с асфальта упавшую сумку Лео, и потащил его вдоль улицы подальше от этого места. Так они пробежали несколько кварталов и остановились, завернув за угол на следующем перекрёстке. Лео прислонился спиной к забору какого-то особняка, тяжело дыша, перед глазами у него плавали красные круги, в голове шумело, содержимое желудка просилось наружу. До него не сразу дошёл вопрос незнакомца:

— Где Вы живёте?

— Тут недалеко, — понемногу приходя в себя, слабым голосом ответил доктор, — через две улицы. Спасибо Вам.

— Вам плохо? — участливо спросил незнакомец. — Ничего, сейчас Вам будет легче.

Странный спаситель приложил свою левую руку ладонью к затылку Мабулса, и тот, действительно, почувствовал себя лучше. Тяжесть в голове прошла, боль притупилась, а зрение прояснилось. Оставалась только слабость во всём теле, ноги его подкосились и он упал бы на мостовую, если бы незнакомец предупредительно не подхватил его. Но в следующее мгновение в тело влился заряд бодрости, и слабость отступила.

— Уже лучше? — снова спросил его неожиданный спаситель в светло-сером костюме. — Тогда нам нужно уходить, и чем быстрее, тем лучше. Наше счастье, что улица пустынна, но в любой момент тут может кто-нибудь появиться.

Через десять минут они оказались перед домом, в котором проживал Лео Мабулс.

— Вы зайдёте ко мне? — спросил он, чувствуя огромную благодарность и неожиданно возникшую симпатию к странному темнокожему, спасшему ему жизнь. — Я живу один и был бы рад хоть как-то отблагодарить Вас.

— Зайду, — коротко, без тени смущения, кивнул незнакомец, протягивая доктору его обронённую во время нападения барсетку, и они вместе вошли в подъезд и поднялись на второй этаж.

Стоя перед своей дверью, Лео долго рылся в карманах в поисках ключа, потом вспомнил, что он лежит в сумке, поискал там, достал и открыл дверь, от волнения не сразу попав ключом в скважину замка. Он первым шагнул внутрь, зажёг свет в прихожей и посторонился, пропуская своего неожиданного гостя. Гость вошёл следом и остановился, с неподдельным интересом оглядывая помещение.

— Проходите в гостиную, — пригласил его Лео, открывая одну из дверей прихожей, — а я пойду, с Вашего позволения, умоюсь и переоденусь, а то мой костюм весь в грязи. Кстати, мы так и не познакомились. Меня зовут Лео Мабулс, для Вас, естественно, просто Лео. А как Ваше имя?

— А меня зовут Сэм Левис, — широко улыбнулся гость, — да Вы идите, умойтесь, а я вот тут посижу, посмотрю газеты, которые лежат на Вашем журнальном столике.

— Располагайтесь, как Вам будет удобнее, я — быстро, — улыбнулся в ответ Мабулс, и чуть не бегом направился в ванную.

Там он оглядел себя в зеркале. Вид у него был жалкий. Пиджак и брюки порваны и в пыли, на левой скуле наливался здоровенный синяк, видимый даже на тёмной коже, из правой брови тонкой струйкой сочилась кровь, левый глаз и нижняя губа опухли, а всё тело болело от ушибов. Крикнув своему новому приятелю, чтобы тот достал из холодильника орандж джус и фрукты, Мабулс умылся и переоделся в домашнюю одежду. Когда он вернулся в гостиную, на часах было одиннадцать ночи. Сэм сидел, уютно устроившись за журнальным столиком на диване, читал газету и медленно, с видимым удовольствием, потягивал апельсиновый сок, налитый в высокий стеклянный бокал, который он взял из бара.

— Ого, как они Вас разукрасили, — воскликнул он, когда Лео вошёл в комнату. — Если позволите, сейчас я Вам помогу.

Сэм легко поднялся с дивана, вытащил из кармана небольшую овальную плоскую коробочку из пластмассы стилизованной под янтарь, открыл её и достал оттуда две тонкие прозрачные пластинки.

— Приложите к правой и левой стороне лица, — протянул он пластинки Лео, — и подержите немного, прижав пальцами.

Мабулс поблагодарил своего нового знакомого, с недоверием покрутил пластинки, рассматривая их, а, затем, осторожно приложил к больным местам на лице. Кожу в месте соприкосновения немного защипало, а, затем, пришло ощущение приятной прохлады. Пластинки быстро исчезли, словно растворившись и впитавшись в кожу лица. Боль отступила и исчезла совсем. Заметив изумление на лице Мабулса, Сэм рассмеялся и, жестом фокусника, достал откуда-то небольшую овальную горошину странного фиолетово-зеленоватого цвета.

— Положите это под язык, — сказал он, протягивая горошину, — и Вам совсем полегчает.

Мабулс двумя пальцами взял горошину и осторожно положил её в рот. Необычное лекарство было приятным на вкус и моментально растворилось во рту. Через десять секунд Лео почувствовал во всём теле необычайную лёгкость, ему хотелось бегать и прыгать, как маленькому ребёнку. Настроение резко улучшилось, все неприятные ощущения исчезли, словно их корова языком слизнула.

— Да Вы — волшебник! — восторженно воскликнул Лео Мабулс, которого так и распирала изнутри, бьющая ключом энергия. — Я, наверное, не ошибусь, если попытаюсь угадать Вашу профессию, Вы — врач, причём, врач искусный, и, вероятно, знаменитый в своих кругах.

— Нет, это не так, — лукаво улыбнулся Сэм Левис. — Что это мы всё на Вы, предлагаю перейти на ты, мы уже столько времени знакомы.

— Хорошо, — немного смутился Лео, — тогда кто же Вы, простите, ты по профессии.

— Я — математик, программист, как и ты, — рассмеялся Левис, — тоже являюсь разработчиком программ для ЭВМ и различных вычислительных устройств, а так же устройств обработки данных.

И он протянул Мабулсу руку для закрепления знакомства. Пожав её, Лео показалось, что он пожал руку каменной статуи, он почувствовал себя Дон Жуаном, который поприветствовал статую Командора. Рука Сэма была твёрдой как камень и тёплой.

— А откуда ты узнал, чем я занимаюсь? — удивленно спросил Мабулс, садясь рядом с Левисом на диван, и потирая кисть руки, немного помятую каменными пальцами его визави.

— Тоже мне секрет, — весело рассмеялся гость. — Да у тебя весь шкаф забит специальной литературой, — махнул он рукой в сторону большого книжного шкафа, занимающего почти всю стену гостиной. — Мне, как специалисту в этой области, твои книги сразу бросились в глаза.

— Вот это сюрприз! — удивился Лео. — Но я знаю очень многих ведущих и талантливых специалистов в этой области за рубежом, и уж точно всех, кто живёт и работает в ЮАР. Но о Вас…, тебе никогда не слышал.

— И не удивительно, — Левис с удовольствием отпил пару глотков из бокала и откинулся назад на спинку дивана. — Я только сегодня прилетел в Йоханнесбург из Австралии, а до того работал в странах Юго-Восточной Азии над закрытыми темами. Так что ты и не мог обо мне слышать. Но сейчас я свободен. Срок моего контракта истёк пять дней тому назад, о чём я ни капли не жалею.

— А где ты остановился?

— Пока, нигде. Вещи свои я оставил в камере хранения в аэропорту, пошёл прогуляться по городу и встретил тебя.

— Ничего себе встретил, — вдруг, забеспокоился доктор Мабулс. — Слушай, а ты не убил этих парней, которые на меня напали?

— Они, между прочим, и на меня напали, — снова потянулся к бокалу с остатками сока Сэм. Он взял бокал и одним глотком осушил его, затем наполнил снова из бутылки с соком, стоящей на столике. — Ничего с ними не случится, ребята молодые, здоровые, наверняка, уже давно очухались и ищут нас сейчас по всему городу. А, может, и не ищут, а завалились в какой-нибудь бар и заливают там своё горе.

— Хорошо, если так, — покачал головой Мабулс, — а то они лежали на мостовой будто мёртвые, даже не шевелились. — А где ты собираешься жить, в гостинице?

— Не знаю ещё, — беззаботно махнул рукой Сэм Левис, — я как-то не задумывался. Может быть, ты что-либо посоветуешь, а то я города совсем не знаю.

— А оставайся у меня, — удивляясь сам себе, вдруг, выпалил Мабулс. — Я живу один в трёх комнатной квартире, одну комнату могу выделить тебе. Поживёшь у меня, пока не подыщешь себе другое жильё. С городом познакомишься, да и мне не так скучно будет.

— Хорошо, — сразу согласился Сэм, — завтра я съезжу в аэропорт и привезу свои вещи, у меня их не много — сумка, да небольшой чемодан.

— А чем ты собираешься заниматься? Или решил, пока, отдохнуть?

— Я читал, что у вас тут в городе имеется вычислительный центр, — повернул голову Сэм, в упор, посмотрев на Лео.

— Да, — смутился Мабулс, — и я в нём работаю. Директором центра является Рауль Боун, но он не очень привечает нас — темнокожих.

— Отдыхать лучше где-нибудь на Лазурном берегу средиземного моря или на побережье Флориды, в форте Лодердейл, например, а я приехал сюда работать, хочу устроиться по специальности в ваш вычислительный центр.

— В наш центр? — замялся Мабулс, — видишь ли, это будет очень сложно сделать. Я уже говорил, что Директор центра…

— Да, да, — перебил его Левис, — директор «не привечает нас — темнокожих». Но ты, ведь, замолвишь за меня словечко. А я уж постараюсь найти способ уговорить вашего директора.

— Я попробую, — в голосе Лео не было уверенности. — Конечно, если бы ты предоставил солидные рекомендации от тех фирм, в которых ты работал. Это немного бы облегчило задачу. Но я не могу ни за что ручаться.

— Ого! — вдруг сменил тему Сэм Левис. — Уже половина первого, заболтались мы с тобой. Да и после такой переделки, в которую мы оба попали, неплохо бы отдохнуть. Давай поговорим обо всём завтра.

— Конечно, конечно, — засуетился Лео Мабулс, — сейчас я постелю тебе в комнате, там у меня стоит ещё один раскладной диван, надеюсь, там тебе будет удобно.

Левис не возражал, и Мабулс ушёл в комнату, чтобы приготовить своему новому другу постель. Как только за ним закрылась дверь, лицо Левиса тут же приняло серьёзное выражение. Он резко встал с дивана, быстро подошёл к книжному шкафу, достал из него стопку книг по программированию, математическому анализу и машинным языкам. Положив книги на журнальный столик, Сэм начал быстро-быстро пролистывать их, откладывая просмотренные в сторону. Когда Мабулс вернулся в гостиную, Сэм положил на столик последнюю книгу.

— Вот, — предваряя вопрос хозяина, произнёс Левис, — решил посмотреть твою библиотеку, хорошая у тебя подборка.

— Можешь почитать, если тебя что-то заинтересует, у меня тут все последние новинки.

— Спасибо, — кивнул ему Сэм, — но это всё мне знакомо, у нас была обширная библиотека, в которую поступали новинки со всего света.

Он широко улыбнулся, и быстрым шагом направился в свою комнату.

Мабулс, собрав со стола книги, поставил их в книжный шкаф.

— «А этот Сэм Левис немного странный», — вдруг, подумал он. — «Улыбается приветливо, а глаза остаются жёсткими и холодными. Впрочем, человек мне, вероятно, жизнь спас, а я тут к нему придираюсь. Давно пора спать».

Он повернулся к комнате Левиса, минуты две оттуда доносились шорохи, а, затем, щёлкнул выключатель и все стихло. Лео выключил свет в гостиной, пошёл к себе в спальню, быстро разделся и лёг, но сон не шёл, вероятно, действовала пилюля, которую дал ему Левис. После пережитого дня не чувствовалось никакой усталости. Он закрыл глаза, вспоминая прошедший вечер. В памяти опять всплыла подвыпившая компания белых парней, нападение на него и столь неожиданное спасение, лицо Сэма Левиса, держащего его за плечи, и неподвижные тела на асфальте в изломанных позах со струйками крови, вытекающими из уголков рта.

— «Как это он их? Что это? Каратэ? Кун — Фу? Где и зачем он обучался столь эффективным и страшным приёмам рукопашного боя?»

И тут Мабулсу, неожиданно, пришла в голову мысль, что Сэм Левис, на самом деле, совсем не похож на чернокожего, он только сейчас это понял. Вероятно, кто-то из родителей Сэма был белым, скорее всего, европейцем. Черты лица у него тонкие, европейские, волосы не жёсткие и курчавые, а тонкие, мягкие и волнистые. Возраст определить трудно: кожа гладкая, как у молодого юноши, даже пушка на лице нет, а волосы седые. Рот у Сэма небольшой, губы серые и тонкие, даже далеко не у всех белых бывают такие, а глаза крупные, тёмные, почти без белков, очень серьёзные и умные. Когда он смотрит прямо в лицо, создаётся впечатление, что видит тебя насквозь и читает мысли. И кожа у него необычная, не коричневая или чёрная, а тёмно-серая с матовым отливом, такой цвет кожи Мабулсу видеть никогда не приходилось. Но тут его размышления прервала, накатившая разом усталость, он почувствовал, что проваливается в тёмную приятную бездну и тут же уснул.

— Тимкэс, это я — Хограс. Как у тебя дела? Как устроился?

— Всё нормально, Хограс, у меня приветливый хозяин и хорошее жилище. Сколько я имею времени?

— Пока не могу тебе точно сказать, думаю, не больше семи — восьми дней, я ещё не говорил об этом с Брастом, он, пока, ничего про тебя не знает. Ты же знаешь, я не одобряю твоё чудачество, и я согласился на это только ради тебя. Думаю, что Браст это не одобрит, когда узнает, а не поставить его в известность я не имею права. Если он прикажет, тебе придётся немедленно возвращаться.

— Будет очень жаль. Я могу узнать много интересного, да и отдохнуть не мешает, надоело мотаться от одной базы к другой, занимаясь отысканием резервных зон, в которых приходится изнывать от скуки в горах.

— Но — но! Ты это, поосторожнее. Браст и с тебя, и с меня голову снимет, если информация о нашей деятельности просочится к аборигенам.

— Не очень-то маскируется наш Браст. О нас и так почти все аборигены знают. По-моему, мы им все глаза намозолили.

— Вот тут ты не прав, Тимкэс. Браст знает, что делает, они смотрят и не видят, а, если и видят, то сами своим глазам не верят.

— Ну и в моём случае они ничего не поймут. Ты перестраховщик, Хограс.

— Ладно, ладно. Я же согласился на твою авантюру и перед Брастом тебя поддержу. Но, всё-равно, ты там будь по аккуратнее, а то знаю я тебя, тут тебе не Мууно. Шаттл постоянно дежурит в твоём районе, и, если что, сможет быстро подобрать тебя, он прилетит по твоему вызову.

— Спасибо тебе, я это учту. До связи, Хограс, хороших тебе развлечений.

— До связи, Тимкэс, весёлой тебе жизни.

День первый

Утром яркий и игривый солнечный луч разбудил доктора Мабулса. Тот сладко потянулся в своей постели, находясь ещё во власти приятного сна, медленно разлепил веки и открыл глаза. Во всём теле ощущалась какая-то слабость, вставать не хотелось. Наоборот, хотелось понежиться вот так, не вставая с постели, забыв про все дела и заботы. Он нехотя посмотрел на часы, висящие на противоположной стене, часы показывали тридцать четыре минуты десятого.

— «Проспал», — подумал он отрешённо, — «не завёл вчера будильник и проспал».

Впрочем, эта мысль не огорчила его, никто не смог бы обвинить его в том, что он мало работает.

— «Пойду сегодня попозже», — беззаботно решил Мабулс, одним энергичным движением откинул одеяло и встал с постели.

Он быстро оделся и вышел в гостиную, его гостя не было слышно, казалось, он ещё не вставал. Лео прошёл на кухню, нашёл в холодильнике яйца, ветчину и приготовил яичницу с беконом. Яичницу он разложил по тарелкам, сделал два тоста, приготовил кофе в кофеварке, достал остатки фруктов и решил, что пора будить Сэма Левиса. Не успел он об этом подумать, как дверь кухни открылась, и в потоке солнечного света появился вчерашний гость собственной персоной. На нём были светло-серые брюки от вчерашнего костюма и белая рубашка, неплохо оттенявшая его немного необычную кожу тёмно-серого цвета. Сэм приветливо улыбнулся, показывая ряд великолепных идеальных ослепительно белых зубов. Он чуть склонил голову на бок и весело произнёс:

— Доброе утро! Как ты сегодня себя чувствуешь?

Лео несколько смутился, он не привык к утренним гостям, поскольку жил один, но быстро взял себя в руки и бодрым голосом произнёс:

— Всё прекрасно, чувствую себя помолодевшим лет на десять. Вот, приготовил простенький завтрак. Приглашаю к столу.

За завтраком Левис ел очень мало. К тостам и яичнице он не притронулся. Осторожно выпил маленький глоток кофе и, в основном, налегал на фрукты. После завтрака, они договорились, что Лео Мабулс постарается вернуться с работы пораньше, а Сэм Левис погуляет по городу, ознакомится с его достопримечательностями, получит какие-то документы, связанные с его старой работой, заберёт свои вещи из камеры хранения, и после шести часов вечера вернётся сюда.

На работе Мабулс появился около одиннадцати и сразу же прошёл в свой кабинет. Он попробовал с головой погрузиться в разработку сложной программы для бортового вычислителя ракеты, заказанной Пентагоном, но мысли его всё время возвращались к вчерашнему инциденту и своему странному спасителю. Впрочем, Лео, неожиданно, поймал себя на мысли, что он ни капельки этим не расстроен. Это заметили, даже, сотрудники центра, никогда не видевшие чёрного доктора таким весёлым. В машинный зал он явился без пиджака, всё время чему-то улыбался, легко вступал в разговоры с коллегами и, даже, пытался неумело шутить. Впрочем, на это почти не обратили внимания, все только и говорили о вчерашнем загадочном убийстве, произошедшем поздно вечером, относительно недалеко от вычислительного центра, четырёх белых парней. Один из убитых был племянником самого мэра, и полиция, похоже, со всей серьёзностью взялась за расследование этого дела. Почти никто не сомневался в том, что дерзкие убийцы будут вскоре найдены и понесут самое суровое наказание. В этих разговорах доктор Мабулс участия не принимал и своих суждений на этот счёт не высказывал. Программа у него сегодня опять не пошла, но это его не очень расстроило. В этот день Мабулс, на удивление всех, ушёл с работы значительно раньше и уже в половине шестого покинул вестибюль центра. По пути домой, он зашёл в крупный торговый центр и накупил целую корзину продуктов, фруктов и две бутылки хорошего чилийского вина. После десяти лет отшельнической холостяцкой жизни в пустой квартире, в которую он, практически, приходил только поспать, появление жильца, приносило ощущение радости. Тем более, Лео сознавал, что обязан этому жильцу своей жизнью.

Когда он пришёл домой, Сэма ещё не было. Мабулс сразу же принялся за приготовление праздничного ужина и старался вовсю, в меру своих небогатых кулинарных способностей. Минут через пятнадцать после его прихода, раздался звонок в дверь, и на пороге появился Сэм Левис, одетый, так же как и вчера в свой безукоризненно сидящий на нём светло-серый костюм. В правой руке у него была большая кожаная сумка на молнии, а в левой небольшой серебристый чемоданчик с двумя блестящими металлическими замками.

— И это все твои вещи? — спросил Мабулс, посторонившись, и пропуская гостя в квартиру.

— Да, — широко улыбнулся Левис, — я не люблю обременять себя лишним багажом. Предпочитаю всё, что мне нужно, покупать прямо на месте.

— Ну, тогда, проходи, мой руки, ужин уже на столе, у меня всё готово.

Сэм Левис прошёл в свою комнату и через несколько минут вышел оттуда в облегающем спортивном костюме из мягкой немного переливающейся ткани цвета кофе с молоком, с красивой яркой эмблемой на левой стороне груди и на правом рукаве. Широкая серебристая полоса тянулась через всю грудь от правого плеча, до левого бока. Мягкие манжеты плотно охватывали кисти рук. Мабулс даже зажмурился от такого великолепия. Увидев какой эффект он произвёл на хозяина квартиры, Сэм самодовольно улыбнулся и проследовал в ванную. Умывшись, новый друг Мабулса вошёл в кухню и сел за стол. Увидев на столе вино, фрукты, шоколад, дорогую рыбу и ещё много всяких вкусностей, он с удивлением взглянул на Лео.

— У нас сегодня какой-нибудь праздник? — спросил он, оглядывая всё это великолепие, теснящееся на столе.

— Да, — довольная улыбка играла на лице Мабулса, — мы сегодня празднуем наше знакомство и мой второй день рождения. Поэтому я предлагаю первый тост за моего спасителя!

Мабулс открыл бутылку вина и разлил янтарно-золотистую жидкость по стеклянным бокалам. Затем он взял свой бокал за ножку тремя пальцами и поднял его вверх. Левис отнёсся к своему бокалу необычно и странно, он осторожно взял свой бокал в руку, внимательно рассмотрел содержимое на свет, потом понюхал, и, достав откуда-то толстую металлическую шариковую ручку, зачем-то обмакнул её кончик в вино.

— Что это ты решил искупать свою ручку в благородном напитке? — шутливо спросил Лео, не очень понимая цель этого странного ритуала.

— Это не ручка, — серьёзно ответил Левис, — это анализатор радиоактивности. Видишь ли, я уже имел неприятности с радиацией на Маршалловых островах, где американцы проводили свои ядерные испытания, и с тех пор не расстаюсь со счётчиком Гейгера.

— Да ты перестраховщик, — воскликнул Лео, — какая же радиация может быть в этом вине? Нет, вино опасно по другим причинам, но, как правило, это приятная опасность.

И с этими словами Лео Мабулс залпом выпил свой бокал вина. Левис последовал его примеру, но в отличие от доктора, пил вино медленно, маленькими глоточками, смакуя его, явно прислушиваясь к своим ощущениям, словно пробовал его впервые. Не смотря на все старания хозяина, гость и в этот раз ел очень мало, опять налегая на фрукты и мотивируя это тем, что он поел в городе и сейчас сыт. Впрочем, вино ему понравилось, и он с удовольствием выпил четыре бокала. Лео, пытаясь не отставать от гостя, тоже выпил четыре полных бокала и немного захмелел, на Левиса, похоже, вино не подействовало совсем. После ужина они прошли в гостиную и уютно устроились на диване.

— Ну, рассказывай, — обратился к Лео, Сэм, — как у тебя прошёл день? Чем ты занимаешься сейчас на работе, если не секрет?

— Неужели тебя это интересует? — удивился Мабулс.

— Очень интересует, ведь я собираюсь устроиться к вам на работу и, естественно, хочу быть в курсе ваших дел.

— Ну, что ж, — произнёс Лео, поудобнее устраиваясь на диване, — я могу вкратце рассказать о том, чем занимается наш центр, но, по-моему, это скучно и не интересно.

И Мабулс, постепенно увлекаясь, рассказал о структуре вычислительного центра, о характере выполняемых работ, о сотрудниках и о директоре Рауле Боуне. В частности, Мабулс упомянул о своей программе, посетовав на трудности с которыми ему пришлось столкнуться. Программа заинтересовала Левиса, и он попросил рассказать о ней поподробнее. Мабулс пожал плечами, и сначала нехотя, а затем, всё более увлекаясь, стал объяснять Сэму принципы построения программы и те трудные моменты, которые он встретил, пытаясь её составить и отладить. Левис слушал молча и внимательно, только изредка задавая вопросы.

— Подожди, — вдруг, вскочил Лео Мабулс, — я же сегодня взял все свои наработки с собой, поскольку ушёл с работы рано. Я хотел немного посидеть над ней дома, но сейчас после четырёх бокалов вина, у меня уже ничего не получится. А тебе для примера нашей работы я могу её показать. Вряд-ли ты с ходу в ней разберёшься, но, хотя бы, составишь некое впечатление о том, чем я занимаюсь.

Лео убежал в свою комнату и принёс кипу листов, исписанных математическими символами и специфическими значками, которые могли быть понятны только опытному программисту. Он никогда бы так не поступил, будь он трезвым, но выпитое вино подействовало на его решения не лучшим образом. Сэм быстро просмотрел эти листки, и спросил Мабулса, не будет ли тот против, если Сэм попытается кое-что в этой программе исправить? Лео, внутренне усмехнувшись, принёс Сэму стопку бумаги и карандаш, уж кто — кто, а Мабулс прекрасно знал, что это невозможно, он сам бился над этой программой уже несколько месяцев, а вникнуть в чужую работу вот так сразу…

Между тем, Сэм взял несколько листов бумаги, карандаш и стал что-то быстро — быстро писать. Исписав лист, Сэм откладывал его в сторону, брал следующий и снова быстро покрывал его математическими символами и значками. Мабулс подождал немного, заинтригованный, потом вытащил первый листок и с ироничной улыбкой стал его рассматривать. Сначала он ничего не понял, но, по мере продвижения вперёд, улыбка сползла с его лица. Он не мог понять вот так сразу то, что быстро писал Левис, но уловил общую концепцию построения программы. Это было что-то нестандартное и изящное. Конечно, всё это нужно было проверять на ЭВМ, однако у Мабулса, по мере просмотра исписанных листов, крепла уверенность в том, что Сэм Левис прав, не смотря на то, что этого не могло быть, потому что не могло быть никогда.

— Да Вы — гений! — воскликнул он потрясённо, незаметно для себя переходя на Вы, от переполнявшего его восторга и уважения к своему гостю. — Если бы я не видел этого своими собственными глазами, ни за что бы, не поверил!

— Да ладно, будет тебе, — рассмеялся Сэм, довольный произведённым эффектом — перехвалишь. Теперь веришь, что я занимался серьёзными вещами до встречи с тобой.

— Я завтра всё это проверю на ЭВМ, но уже сейчас вижу, что решение получилось компактным и очень красивым.

Они ещё долго сидели и говорили на математические темы, обсуждая достоинства и недостатки вычислительных машин и языков программирования. Причём Мабулс всё больше и больше удивлялся осведомлённости Левиса и его глубокими знаниями предмета. Иногда, правда, в речи Левиса проскальзывали непонятные термины и приёмы программирования, о которых Лео было ничего не известно, но Сэм объяснил это секретными научными разработками, в которых он принимал участие.

— Да, кстати, — вдруг спохватился Мабулс, — сегодня в нашем вычислительном центре все обсуждали вчерашний случай. Оказывается, все те парни, от которых ты меня защитил — мертвы. Один из них оказался племянником мэра, и полиция теперь будет рыть землю, чтобы найти убийц, я так понимаю, речь идёт о нас с тобой.

— Этого не может быть, — поднял на него глаза Левис, — я бил их очень аккуратно и не со всей силы, стараясь не причинить им вред не совместимый с жизнью. Они должны были быть без сознания. Может быть, их убил кто-нибудь другой, например, с целью ограбления.

— Всё может быть, — согласился с ним Лео Мабулс, на самом деле всей душой желая, чтобы это так и было. — Но, если полиция нас найдёт, то они не будут разбираться и свалят всё на нас. А это карается смертью.

— Не беспокойся, — положил ему руку на плечо Левис, — нас никто не видел, и мы не оставили там никаких следов. Как они найдут нас? Скажи лучше, если программа будет работать, ты представишь меня Раулю Боуну, вашему директору.

— Я тебе это твёрдо обещаю, — убеждённо сказал Мабулс, посмотрев в лицо Левису, — и, думаю, мне удастся уломать Рауля Боуна.

Было уже поздно, и они разошлись по своим комнатам. Причём доктор Мабулс ушёл с намерением сделать всё, чтобы такой гениальный математик и программист, как Сэм Левис непременно работал в йоханнесбургском вычислительном центре.

— Тимкэс, это я — Хограс. Радости тебе и удачной охоты. Как у тебя дела?

— Нормально, Хограс. Я бы поставил себе индекс девяносто три. Мог бы поставить и девяносто девять, если бы не маленький инцидент. Что ты сообщил обо мне Брасту?

— Я сказал ему, что это — моя инициатива, и Браст позволил тебе действовать в пределах шестого круга законов. Ему, если честно, всё это не очень нравится. Он утвердил срок твоего пребывания там максимум в шесть дней.

— Браст скупец и перестраховщик. Шестой круг. Лучше бы уж он связал мне руки и ноги, или выстрелил в меня из станнера, с зарядом в шесть дней. Да и времени маловато, вы, что там спешите?

— Спешим, Тимкэс. Браст получил приказ от Каргуса заканчивать программу «Поиск дальних баз». Через десять дней мы покидаем эту зону.

— Ну, что ж, попробую уложиться в отведённое Брастом время. Единственное, что меня утешает, это возможность отдохнуть на одной из баз.

— Да, на базе хорошо, но мне придётся ещё немного разочаровать тебя, Тимкэс. Браст разрешил остаться тебе с одним условием: ты в конце сделаешь подробный отчёт и своё заключение по этой стадии программы «Поиск».

— Не люблю я этого, Хограс, ты же знаешь.

— Знаю, Тимкэс, но в этом я полностью согласен с Брастом — ты у нас сейчас самый осведомлённый специалист по данному сектору, к тому же ты лучший инопсихолог на Икноте.

— Вот за что я тебя уважаю, Хограс, так за то, что ты всегда умел уговаривать. У тебя всё?

— Всё, Тимкэс. Веселья тебе.

— Развлечений, Хограс. До связи.

День второй

Утро в Йоханнесбурге выдалось в этот день на удивление солнечным и жарким. Столбик термометра подползал к отметке в девяносто градусов по Фаренгейту. Даже видавшие виды продавцы фруктов, овощей и разной снеди на шумном базаре, и те приутихли и старались держаться в тени своих навесов, лениво зазывая покупателей и вяло расхваливая свои товары. Покупатели бродили среди торговых лавок, как сонные мухи, лениво разглядывая то, что было выложено на прилавках. Бездомные собаки жались к заборам и стенам, спасаясь в их тени, хоть немного защищающей от жарких солнечных лучей. Темнокожие разносчики старались разнести продукты, газеты и почту с утра, предвидя надвигающуюся дневную жару. Шеф местного районного отдела криминальной полиции Боб Айлингтон сидел в своём кабинете на втором этаже окружного полицейского управления, по-американски закинув ноги на стол, и курил дорогую гаванскую сигару, пуская синевато-сизый дым в потолок. Стоящий на столе вентилятор закручивал дым причудливыми вихрями и уносил к открытому окну. Боб Айлингтон был зол на своё начальство, на чернокожих бандитов, портивших ему всю статистику из-за которых Джобург считался одним из самых криминальных городов ЮАР, на погоду, которая сегодня решила устроить на улице сауну. Ему вчера поручили, практически, безнадёжное дело, да ещё требуют как можно скорее расследовать его. Кто-то позавчера вечером убил четырёх белых парней, один из которых оказался племянником мэра, и теперь ему поручили как можно скорее найти этих убийц.

— «Легко им приказать», — подумал Айлингтон, пододвигая к себе заведённое уголовное дело, — «следов то никаких на месте преступления не осталось».

Он, ещё раз мысленно чертыхнувшись, раскрыл тонкую глянцевую обложку и посмотрел на фотографии убитых, лежащих на асфальте в каких-то неестественных позах. Заключение медэксперта гласило, что один из них был убит ударом в горло, который сломал ему трахею, а трое остальных — ударами в область сердца. Причём, по словам эксперта, удары были настолько сильными, что проломили всем парням грудную клетку. Чем были нанесены удары, эксперт сказать затруднялся, поэтому в деле присутствовала стандартная формулировка: «Удар нанесён тупым твёрдым предметом». Айлингтон имел прозвище Счастливчик. В свои тридцать шесть лет он многого добился и мог быть доволен жизнью. Уроженец Южного Уэльса в двадцать шесть лет он попал в ЮАР, где в составе наёмного отряда ЧВК Executive Outcomes, так называемых «Диких гусей», под командованием бывшего подполковника южноафриканской армии Эбена Барлоу, участвовал в боях против повстанцев и партизан в нескольких местных конфликтах, был дважды ранен, получил чин лейтенанта и уволился из отряда. Будучи наёмником, Боб славился своим умением быстро и метко стрелять, в этом ему не было равных в отряде, ненавистью к чернокожей и животной страсти к женщинам. Уволившись из отряда, по протекции Эбена Барлоу Боб поступил в криминальную полицию и выгодно женился на дочери местного магната фруктоперерабатывющей промышленности. Живой и изобретательный ум, вкупе с выгодной женитьбой и солидной протекцией обеспечил ему быстрое продвижение по службе. До сегодняшнего момента, всё у него складывалось хорошо, он не имел особых забот, благодаря своим врождённым способностям сыщика. Боб, довольно легко, справлялся с делами, а если дело было слишком запутанным и сложным, что, если честно, случалось довольно редко, то Айлингтону всегда удавалось найти «козла отпущения» — какого-либо опустившегося нищего чернокожего и свалить всю вину на него, выбив из него показания. И, вот, сейчас начальник отдела криминальной полиции впервые не знал, с какого бока ему подступиться к расследованию этого нестандартного преступления. Он вытащил из папки четыре фотографии убитых молодых парней, разложил их в ряд перед собой и тупо уставился на них. Улик нет, орудия убийства нет, свидетелей тоже нет, есть только четыре тела с кровоподтёками от ударов, нанесённых неизвестно чем с большой силой. Одному из потерпевших такой удар пробил горло, а троим — сломал грудную клетку, вызвав разрыв сердечной аорты. По заключению медицинской экспертизы, разрыв аорты был вызван нанесением сильного удара в область сердца тупым твёрдым предметом (возможно кулаком хорошо тренированного бойца) в момент сокращения сердечной мышцы. В частном разговоре один старый и очень опытный медэксперт сказал Айлингтону, что, если удар нанесён кулаком, то такой удар мог бы нанести, вероятно, только чемпион мира по каратэ, а поскольку таковых в Йоханнесбурге не наблюдается, то он в это не верит.

— Чем же можно было нанести такой удар? — спросил Боб Айлингтон.

На это, в ответ, медэксперт только неопределённо пожал плечами. Ещё одна странность в этом запутанном убийстве была в том, что на асфальте были обнаружены следы крови, не принадлежащие никому из убитых, причём следы крови говорили о том, что их хозяин явно лежал на земле. Представить себе, что этот загадочный неизвестный потом поднялся и убил всех четверых, у Боба никак не получалось.

Айлингтон со вздохом закрыл папку и вызвал по селектору инспекторов Петера Клермона и Ганса Хорста. Оба появились в кабинете шефа через две минуты и почтительно остановились в дверях, едва переступив порог. Боб выдержал паузу, окидывая их оценивающим взглядом, а, затем, предложил сесть на стулья по другую сторону стола, напротив. Петер Клермон был угрюмым высоким парнем, обладавшим силой гориллы, с квадратным подбородком американского супермена из комиксов студии Марвел. Руки его поросли густыми рыжими волосами, а его широкие плечи и бицепсы вызывали уважение у окружающих и напрочь отбивали охоту вступать с ним в споры у завсегдатаев пивных пабов. Копна рыжих волос на голове, густые брови пшеничного цвета и глубоко посаженные маленькие глаза дополняли сходство с древними предками человека. Несмотря на громоздкий внешний вид, Питер был очень подвижен, имел неплохую реакцию заправского боксёра и незаурядные умственные способности. Его напарник — Ганс Хорст, в противоположность Петеру, был небольшого роста, щуплого телосложения и имел смазливое девичье лицо с огромными голубыми глазами и длинными тёмными ресницами. Его светлые волосы были всегда аккуратно подстрижены и зачёсаны на пробор. Он был очень неглуп, подвижен, словно ртуть, изворотлив и, казалось, совсем не имел чувства страха. Оказываясь в критической ситуации, Ганс всегда действовал очень точно, быстро и расчётливо, сохраняя полнейшее хладнокровие. Все поручения он выполнял с педантичной точностью. Айлингтон знал, что на Хорста всегда можно положиться, а любое поручение будет выполнено, так или иначе. Эти два, казалось бы, несовместимые человека, тем не менее, дружили между собой, и их часто можно было видеть вместе и на службе, и вне её. Причём, как ни странно, но лидировал в этой паре, именно Хорст, а Петер всегда подчинялся своему приятелю и напарнику. Сейчас Айлингтон очень рассчитывал на эту необычную пару.

— Ребята, — сказал он, прерывая молчание и кладя в пепельницу недокуренную сигару, — мне очень нужна ваша помощь в деле о позавчерашнем убийстве племянника мэра и трёх его приятелей. Я не верю в то, что никто ничего не видел, ведь, не в пустыне же Сахаре произошло это преступление, а в густонаселённом квартале большого города. Поэтому смотайтесь-ка на место преступления и попробуйте найти свидетелей, особенно, в домах по соседству. Может кто-то всё-таки выглянул в окошко в этот вечер на звуки драки, что-нибудь слышал, что-нибудь заметил. Я очень на вас рассчитываю. Уверен, наш мэр за поимку преступника, или преступников, убивших его племянника, отблагодарит людей, раскрывших это преступление.

Ребята переглянулись, не говоря ни слова, одновременно встали, кивнули и вышли из кабинета, не задав ни единого вопроса. Боб подошёл к окну, проводил взглядом их машину, красный Фольксваген — жук, отъехавшую от управления, постоял в задумчивости и вернулся в своё кресло. В этот момент на столе зазвонил телефон. Айлингтон снял трубку и неожиданно услышал голос мэра Йоханнесбурга Эммерсета Абрахамсона:

— Мистер Айлингтон? С Вами говорит Абрахамсон. Это Вам поручили дело об убийстве моего племянника и его друзей?

— Да, мистер Абрахамсон, — ответил Айлингтон, не ожидая от этого звонка ничего хорошего.

— Я хотел бы узнать, как продвигается дело, мистер Айлингтон?

— Ничем не могу, пока, Вас порадовать, господин мэр. Мы работаем, прилагаем все усилия, сейчас провели медицинскую экспертизу, я послал двух самых лучших инспекторов провести опрос населения в близлежащих домах, надеюсь отыскать свидетелей. Дело очень необычное, улик, пока, никаких не обнаружено, но я уверен, что мы их добудем.

— Слушайте, мистер Айлингтон, я ни в коем случае не хочу нажимать на Вас и вмешиваться в расследование, поймите меня правильно, но я буду очень благодарен, если Вы как можно скорее отыщите убийц. Сегодня я сообщу во все газеты, что объявляю награду в десять тысяч американских долларов тому, кто укажет убийц, и ещё десять тысяч тому, кто поймает их. Искренне надеюсь, эти двадцать тысяч долларов достанутся Вам. Но у меня есть маленькая просьба, мистер Айлингтон, мне нужны истинные убийцы, я подчёркиваю, истинные, а не подозреваемые. Я знаю, бывают случаи, когда полиция обвиняет и ловит непричастных к делу людей, выбивая из них признания и заставляя брать на себя вину за преступления, которых они не совершали для того, чтобы успешно закрыть дело. Я всё понимаю, мистер Айлингтон, мы с Вами не дети. Я слышал много хорошего о Вас от Вашего начальства и уверен, что к Вам это не относится. Но, на всякий случай, повторюсь — мне этого не нужно. Думаю, если Вы проявите себя в этом деле с лучшей стороны, то Вас, несомненно, ждёт награда и повышение по службе. До свидания, мистер Айлингтон. Если у Вас появятся хорошие новости, то прошу Вас сразу же мне позвонить и поставить меня в известность, а с приятными новостями можете приезжать прямо в мой кабинет или домой. Рад буду лично познакомиться с Вами и услышать эти новости от Вас, так сказать, из первых рук.

— До свидания, мистер Абрахамсон, рад был услышать Вас, надеюсь Вас не разочаровать.

Боб положил трубку, взял недокуренную сигару и снова раскурил её. Он откинулся в кресле, задумавшись. Звонок мэра не сулил ничего хорошего, в том случае, если обнаружить ничего не удастся и дело зайдёт в тупик. Теперь у него оставалась одна надежда, что Петеру с Гансом удастся что-либо разузнать и найти какую-нибудь зацепку. Не выпуская сигары изо рта, Айлингтон встал и снова подошёл к окну. Внизу он увидел какого то чернокожего в дорогом светло-сером костюме, который стоял рядом с его автомобилем и бесцеремонно его разглядывал. Надо сказать, что у Боба Айлингтона была не совсем обычная машина — серебристый Мерседес спортивного типа с форсированным двигателем и светлым кожаным салоном, изготовленный специально для него под заказ, по особому проекту. Айлингтон гордился своим автомобилем, и ему лестно было видеть, какое восхищение, а, порой, и зависть вызывает он у окружающих. Но этот чернокожий разглядывал его автомобиль слишком бесцеремонно. Он попытался открыть дверцу, а когда ему это не удалось, наклонился, приник к стеклу и стал разглядывать салон внутри машины.

— Эй, ты! — закричал Боб, высовываясь из окна своего кабинета, — Кто разрешил тебе трогать своими грязными руками мой автомобиль?! Убирайся отсюда, пока я не прострелил твою голову.

Чернокожий наглец не торопясь оторвался от машины, поднял голову и спокойно посмотрел на Айлингтона таким взглядом, каким смотрят на назойливое насекомое. Айлингтон обратил внимание, что у него тонкие, не совсем обычные, черты лица, не седые, а скорее серебристые волосы и оттенок кожи не тёмно-коричневый или шоколадный, как у африканских аборигенов, а пепельно-серый. Ни тени испуга или волнения не отразилось на его лице, наоборот, лицо его выражало интерес, словно он увидел в зоопарке необычное животное. Темнокожий наглец отступил от автомобиля на шаг в сторону, и теперь с интересом, почти в упор, пялился на Боба, высунувшегося из окна управления криминальной полиции. Айлингтон даже опешил от такой наглости, он не привык к такому поведению со стороны темнокожих.

— Убирайся, кому говорят! — в ярости заорал он, выхватывая из наплечной кобуры полицейский кольт тридцать восьмого калибра.

Странный негр, без тени страха, взглянул на наставленный на него ствол, криво усмехнулся и, медленно повернувшись, не спеша пошёл прочь. Боб с трудом удержался от желания всадить ему пулю между лопаток.

— Ладно, — проворчал он, убирая в кобуру револьвер и возвращаясь за свой стол, — я тебя запомнил, и мы ещё встретимся.

Интересно, что в тот же самый момент у темнокожего незнакомца в голове были те же самые мысли, но думал он об этом намного спокойнее.

Лео Мабулс прогнал на ЭВМ программу Левиса, она прошла безукоризненно. Мабулс с удовольствием представил себе лицо Боуна, когда он принесёт ему программу и отправился в кабинет директора. Секретарша доложила о приходе чёрного доктора и пригласила его в кабинет. Рауль Боун поздоровался, не вставая с кресла и спросил:

— Ну, что там у Вас?

— Вот, пришёл сообщить, что программа для бортового вычислителя крылатой ракеты, заказанная Пентагоном, выполнена. Думаю, наши заокеанские заказчики останутся довольны.

— Интересно, интересно, — заулыбался директор, — и, главное, даже раньше срока. Если всё будет так, как Вы говорите, я дам Вам премию. Ну, пойдёмте, посмотрим.

Программа произвела на Боуна впечатление, она была на удивление компактной и, в то же время, решала все поставленные заказчиком задачи с блеском.

— Поздравляю Вас Мабулс, — обрадовано сообщил Боун, — Вы, на удивление, хорошо справились с задачей.

— Дело в том, — замялся Лео, не зная, как начать разговор, — что это не моя программа, то есть моя, но не я её составил.

— Как это не Вы? А кто же тогда? — на лице Рауля Боуна отразилось удивление.

— Видите ли, я вчера познакомился с одним очень интересным человеком, его зовут Сэм Левис, он — математик и программист, приехал к нам из Юго-Восточной Азии, где работал над проектами, аналогичными нашим. Я рассказал ему про этот заказ и показал программу, и он переделал и отредактировал её.

— Да Вы что, разыгрываете меня? — Боун не знал, как реагировать на слова Мабулса. — Вы что, хотите меня уверить в том, что Ваш новый знакомый написал эту программу за два дня?

— Нет, что Вы, он написал эту программу в течение часа.

В комнате воцарилось молчание. Рауль Боун удивлённо глядел на Мабулса, соображая, разыгрывает тот его, или нет. Он давно бы выгнал его отсюда, но вот она программа, написанная гениально, да и за десяток лет совместной работы не было ни одного случая, чтобы доктор Мабулс его обманул.

— Этот Сэм Левис гениальный математик, поверьте мне, — Мабулс понимал, что в его слова трудно поверить и, как мог, старался убедить Боуна. — Судя по всему, у него большой опыт работы над закрытыми темами.

— Где же он приобрёл этот опыт? И почему я ничего о нём не слышал?

— Я же говорю, он работал над закрытыми проектами, скорее всего, военными. Сэм говорил мне, что работал в странах Юго-Восточной Азии, а вчера прилетел в Йоханнесбург из Австралии. У него уникальные способности, если бы Вам удалось уговорить его поработать в нашем центре, с ним мы могли бы приобрести мировую известность и получать самые лучшие и дорогие заказы.

— Что ж, — всё ещё колебался Рауль Боун, — пригласите его завтра с утра ко мне, я хочу с ним поговорить.

— Хорошо, — обрадовался Мабулс, — завтра утром я приведу его к Вам.

Мабулс вышел от Рауля Боуна в хорошем настроении и с трудом досидел до конца рабочего дня. Ему не терпелось сообщить своему новому другу приятную новость. Если быть честным, то он сам до конца не верил, что ему удастся так легко уговорить Рауля Боуна пообщаться с Сэмом. А уж Сэм, наверняка, сумеет произвести нужное впечатление на Боуна. По крайней мере, он свою задачу выполнил, теперь уже всё будет зависеть от Сэма Левиса.

В пять часов вечера в кабинете Айлингтона появились Клермон с Хорстом, инспектора были не одни, они привели с собой невысокого седовласого пожилого господина, одетого в тёмно-синие джинсы и лёгкую кожаную куртку, вместе с полной темнокожей женщиной, лет сорока, испуганно мнущую в руках свою сумку и беспокойно озирающуюся по сторонам. Начальник отдела криминальной полиции вопросительно взглянул на своих подчинённых.

— Вот, шеф, — Петер Клермон, явно довольный собой, бесцеремонно подошёл к столу, налил себе в стакан воды из сифона и залпом выпил его, — мы нашли свидетелей преступления, они кое-что знают.

— Молодцы! — лицо Боба Айлингтона осветила улыбка. — Садитесь, пожалуйста, рассказывайте по порядку всё, что вы знаете, — обратился он к свидетелям, указывая на стулья.

Свидетельница, собственно говоря, была всего одна. Ею оказалась домработница мистера Эриксона Клааса — Элла Стоун, сорока двух лет отроду, вдова, мать троих детей. В этот вечер Элла стирала бельё в старенькой стиральной машине, в которой что-то замкнуло, от чего во всей квартире погас свет. Элла, панически боявшаяся электричества, не знала, что ей делать. В тот момент, когда она пыталась большими деревянными щипцами для белья вытащить штепсель из розетки, чтобы отключить стиральную машину, на улице, прямо возле дома, послышались негромкие возгласы и какая-то возня. Элла бросилась к открытому окну и увидела напротив него четверых молодых белых парней, избивающих хорошо одетого чернокожего. Тот уже лежал на мостовой, закрыв голову руками, а белые били его руками и ногами. В этот момент появился неизвестный, вроде, тоже темнокожий, одетый в светло-серый костюм, который вступился за лежащего на земле. Один из белых парней обернулся к этому темнокожему и замахнулся, но неизвестный в сером костюме выбросил вперёд руку, как показалось Элле, с ножом, и белый упал. Остальные трое набросились на нового противника, но он, опять же, вероятно, ножом, нанёс три быстрых удара, и остальные парни, вслед за первым, повалились на мостовую. Всё произошло очень быстро, буквально в несколько секунд. Элла не успела придти в себя от страха, присев пониже, чтобы её не заметили. Второй темнокожий поднял того, которого избивали парни, и они вместе быстро удалились вдоль улицы. Оба чернокожих мужчины, как показалось Элле, были молодыми, высокими и очень хорошо одетыми, вот только волосы у второго преступника на голове, вроде бы, были седыми. Элла настолько испугалась, что никому ничего не рассказала в тот вечер, а когда приехала полиция, она спряталась в доме и тоже молчала, опасаясь мести со стороны этих страшных убийц. Только сегодня днём, когда к ним домой пришли двое полицейских и стали расспрашивать про это убийство, Элла решилась и рассказала всё, сначала своему хозяину, а, затем, по его просьбе, и полицейским.

— А Вы не узнали кого-либо из них? — спросил Айлингтон. — Может быть, встречали кого-нибудь из них раньше?

— Нет, мистер, — скромно потупив глаза, сказала свидетельница, — впрочем, когда они убегали, то мне показалось, что первого, ну того, которого били, я, возможно, и видела, но точно сказать не могу, было уже темно и плохо видно. Да и всё произошло так быстро, я ничего, толком, и разглядеть то не успела, к тому же испугалась сильно.

— А могли бы Вы их узнать, если бы встретили ещё раз?

— Не знаю, мистер, я же говорю, темно было.

Айлингтон достал из стола альбом с фотографиями.

— Посмотрите фотографии этих людей, — попросил он Эллу, — может быть, кто-то из них покажется Вам знакомым?

Минут десять, пока домработница рассматривала фотографии, длилось молчание.

— Нет, — наконец, произнесла Элла Стоун, перевернув последнюю страницу и возвращая альбом, — я никого из них не знаю.

— Но Вы уверены, что один из них был седым? Как это может быть? Вы в начале разговора сказали, что оба они — молоды.

— Я ни в чём не уверена, — совсем растерялась свидетельница, — я повторяю, всё произошло так быстро, и было темно. Мне показалось, что у второго, в светлом костюме были седые волосы, но я могла и ошибиться.

— Но светлый костюм Вы хорошо запомнили? — настойчиво продолжал выяснять обстоятельства преступления Боб Айлингтон, внутренне негодуя на глупую домработницу мистера Клааса.

— Да, — согласилась с ним Элла Стоун, — про костюм я уверена, его я хорошо успела разглядеть.

И тут Айлингтон вспомнил сегодняшнего наглеца, бесцеремонно разглядывавшего его Мерседес, которому он так хотел всадить пулю между лопаток. У него от чего-то перехватило дыхание.

— Высокий такой, волосы не вьющиеся, а волнистые, светлые, словно седые, черты лица необычайно тонкие, я бы сказал — европейские, кожа тоже необычного тёмно-серого, пепельного оттенка.

— Не знаю я, мистер, — испуганно отступила назад Элла, — не видела я подробностей.

— Ладно, ладно, не волнуйтесь Вы так, Айлингтон удовлетворённо потёр руки. — Большое Вам спасибо, и Вам, мистер Клаас, Вы нам очень помогли. — Вот Вам мои визитки, если вспомните ещё что-либо, или встретите кого-то из этих убийц, немедленно позвоните мне, либо дежурному по управлению, но лучше, сначала мне вот по этому телефону.

Мистер Клаас церемонно поклонился и первым вышел из кабинета, за ним следом выскользнула его домработница.

— Ну, ребята, хвалю! — Айлингтон в возбуждении и предчувствии удачи, прошёлся по кабинету. — Если я не ошибаюсь, то, возможно, я видел одного из убийц сегодня утром около своей машины.

Заметив недоумение на лицах своих подчинённых, Боб подробно рассказал им о сегодняшнем случае.

— Теперь мы его быстро отыщем, сейчас пойдём, и при помощи фоторобота составим его портрет, а дальше — дело техники.

Но, как оказалось, Айлингтон ошибался. Дело оказалось не таким лёгким, как он думал. Боб, вместе с сотрудниками криминалистической лаборатории просидел перед проектором четыре часа, доведя всех, в том числе и себя, до полной усталости. Примерив, огромное количество глаз, носов, губ, подбородков и других частей лица на экране, добиться удовлетворительного сходства так и не удалось. Получавшейся портрет никак не хотел соответствовать тому образу, который запечатлелся в памяти Боба. Пришлось ограничиться словесным портретом, который на следующее утро раздали всем дорожным полицейским и пешим патрулям.

В то время, когда Айлингтон, вместе со своими людьми тщетно пытался составить фоторобот, случайно увиденного им, подозреваемого в преступлении темнокожего в светло-сером костюме. Доктор Мабулс вместе с Сэмом Левисом сидели у себя дома, и Мабулс радостно сообщал своему новому приятелю о разговоре с Раулем Боуном. Левис принял эту новость совершенно спокойно, как должное, и довольно сдержанно поблагодарил Лео. Мабулс поначалу, даже, немного обиделся, но потом быстро отошёл. Остаток вечера они обсуждали завтрашний визит в вычислительный центр, и спать легли рано, так как завтра решили придти на работу до начала рабочего дня.

— Хограс, привет! Это Тимкэс. Приятной тебе ночи.

— Доброго тебе веселья, Тимкэс. Как у тебя дела?

— Плохо, Хограс. Очень тяжело не выходить за рамки шестого круга законов и соблюдать их в местных условиях.

— Ничего, Тимкэс, потерпи, несколько дней осталось, скоро мы покинем этот район и улетим на Базу. Там мы отдохнём вволю.

— А ты не знаешь на какую, Хограс? Вот, если бы на шестую, у меня от неё остались самые приятные впечатления. Как нас там принимали, какие там красотки!

— Не знаю, Тимкэс, это уже как решит Каргус, сам у него спроси, если хочешь.

— Слушай, Хограс, у меня к тебе дело. Попроси Браста, чтобы он разрешил мне один раз нарушить шестой круг, меня здесь очень оскорбили.

— Не дури, Тимкэс. Мы и так не знаем, какие выводы сделают на Икноте–два из нашего отчёта по программе «Поиск». Ты же знаешь, что это — эксперимент. Мы никогда ещё не забирались так далеко. При положительном результате, скорее всего, эту точку всё-равно законсервируют на длительное время. Каргус считает, что нам, пока, нет необходимости устраивать здесь Базу, слишком это далеко от Икнота и от активных зон.

— Да не бойся, Хограс, я всё сделаю аккуратно и тихо, в пределах четвёртого круга законов.

— Даже и не думай! Пятого, Тимкэс, пятого. И чтоб никаких следов, ты меня понял?

— Понял, Хограс, не беспокойся, я всё сделаю как надо, спасибо тебе. У меня всё. Хороших тебе развлечений!

— Веселья тебе, Тимкэс. До скорой встречи.

День третий

Утром, быстро позавтракав, Мабулс повёл Сэма Левиса к Раулю Боуну. В девять пятнадцать они уже были в кабинете директора Йоханнесбургского вычислительного центра. Через час, потрясённый знаниями и способностями Левиса Рауль Боун принял его на работу с испытательным сроком в одну неделю. Он сам провёл его по всему вычислительному центру, показал основную ЭВМ и познакомил со всеми сотрудниками. Левиса очень заинтересовали вычислительные машины. Он долго рассматривал их, попросил открыть кожух, заглянул внутрь, посидел за видеотерминалом. А вечером весь центр обсуждал новость о том, что новый сотрудник за один день выполнил квартальное задание НАСА, написав две программы для бортовых вычислителей американских шаттлов. Лучшие умы центра, по заданию Рауля Боуна тестировали эти программы, прогоняя их на ЭВМ, и пытаясь обнаружить ошибки. Но ошибок не было, наоборот, оставалось только восхищаться оригинальностью и компактностью решений, безукоризненно выполнявших все требования техзадания. Левиса, казалось, забавляло это внимание к его персоне, но относился он ко всему довольно спокойно.

Пока лучшие умы вычислительного центра в течение нескольких часов рассматривали и тестировали программы, разработанные Левисом, Мабулсу позвонила секретарша директора.

— Мистер Боун просит зайти мистера Левиса к нему в кабинет, — произнесла она официальным тоном и повесила трубку.

— Тебя просит к себе директор, — растерянно сказал Лео, — не нравится мне это.

— Не думал, что ты такой трус, — улыбнулся Сэм.

— Я то, может быть, и трус, а вот ты — очень смелый. Нас с тобой ищет полиция, не забывай этого.

— Я этого не забываю, так же как и того, что у них нет никаких фактов.

С этими словами он поднялся, успокаивающе улыбнулся Мабулсу и пошёл в кабинет Рауля Боуна.

Директор встал навстречу Левису, широко ему улыбнулся и пригласил сесть в кресло напротив. Левис сел, и тут же обратил внимание на подшивку газет и журналов со статьями об НЛО.

— Интересуетесь? — спросил он, беря в руки одну из подшивок и пролистывая её. — Занимательная проблема.

— Да, Вы тоже так считаете? — Рауль Боун снова широко улыбнулся. — А у меня к Вам дело как раз по этому вопросу. Вы показали удивительное профессиональное мастерство по составлению сложных программ. А не могли бы Вы составить программу по обработке информации о появлениях НЛО, и выявлению истинности, достоверности этих фактов? Я хотел бы иметь классификацию случаев, видов, так называемых «тарелок», их влияния на наблюдателей, достоверности появления НЛО в разных регионах Земли, вероятность выявления баз их обитания. Если возможно, воссоздать облик пришельцев на основе, так сказать, свидетельских показаний. Это, вообще, возможно?

— И Вы хотите, чтобы всем этим занялся, именно, я? Но это не заказ от наших работодателей. Это не принесёт финансовой выгоды центру. Наоборот, Вы понесёте расходы. Я не смогу работать над этой проблемой бесплатно, — Левис лукаво улыбнулся.

— Чему Вы улыбаетесь? — начал заводиться Боун. — Да, я считаю, что лучше Вас с этим никто не справится. Имейте в виду, это не просто моя блажь, я считаю, что это имеет огромное значение для всего человечества Земли. И, если удастся научно всё просчитать и обосновать, то ещё не известно, какую финансовую выгоду может это принести.

— О! Даже так? — Левис заинтересованно посмотрел на директора центра.

— Да, даже так! — с вызовом сказал Рауль Боун, начиная всё больше горячиться.

— А Вы верите в то, что существуют разумные особи на других планетах, и они могут к нам прилетать?

— Конечно, существуют. Более того, я думаю, что в ближайшие двадцать — тридцать лет, мы обязательно свяжемся с ними.

— Вы верите в возможность связи с внеземными цивилизациями? Каким, интересно, образом? — в глазах Левиса всё больше разгорался весёлый огонёк.

— Не только я верю. Такая возможность подтверждается почти всеми ведущими учёными Земли. С 1959 года начался проект SETI, с 1971 года этот проект начал официально финансироваться NASA. Это проект поиска внеземных цивилизаций. Уже был проведён ряд международных конференций по этому вопросу.

— Ну и как? Связались?

— Пока, нет. Но я твёрдо уверен, что скоро это произойдёт. Просто, пока ещё слишком мало звёзд обследовано при помощи радиотелескопов, только в нашей Галактике менее оного процента. Существующие телескопы слишком слабы, сейчас создаются более мощные, совсем скоро исследования будут перемещены в космос.

— Да, — Сэм покачал головой, — а Вы оптимист. Я, в своё время, тоже очень интересовался возможностями связи с иными цивилизациями и прилётом пришельцев на Землю. Только, в отличие от Вас, я не просто верил в это, а подошёл к этой проблеме с научной точки зрения.

— Интересно, — Рауль Боун взял сигару, раскурил её и откинулся назад в своём кресле, — и к чему же Вы пришли?

— Вам, действительно, это интересно? Хорошо, — Левис устроился в кресле поудобнее. — Могу, для начала, сообщить Вам банальную истину: каждая цивилизация оценивает все вопросы мироздания с точки зрения своего уровня развития науки и техники. Древние люди, например, считали, что с богами, живущими на небе, можно связаться мысленно, или при помощи голоса, и молились им в надежде быть услышанными. В прошлом веке француз Шарль Крос в течение почти всей своей жизни предпринимал энергичные попытки убедить своё правительство в необходимости ассигновать средства для постройки гигантского зеркала, при помощи которого можно было бы передавать отражённые от Солнца сигналы предполагаемым жителям Венеры и Марса. Знаменитый немецкий математик и астроном Карл Гаусс предлагал создать, за счёт вырубки леса в Сибири, гигантский прямоугольный треугольник, сторонами которого служили бы лесные полосы шириной в десять миль. Гаусс считал, что вооружённые телескопом марсиане смогут разглядеть такой треугольник и воспримут это как обращение к ним жителей Земли. А австрийский астроном фон Литтроф предлагал вырыть в Сахаре широкие рвы в форме гигантских окружностей, квадратов и треугольников, залить их водой, а сверху керосином, и зажигать по ночам, чтобы дать знать марсианам о нашем существовании.

— Ну, тогда ещё ничего не знали о радиосвязи, — выпустил дым в потолок Боун.

— А Вы уверены, что люди будущего не посмеются над попытками современных учёных искать инопланетян при помощи радиоволн? По-моему, человечество сейчас похоже на племя дикарей, живущих на маленьком острове в огромном океане. Единственный мыслимый способ для дикарей — это связь при помощи записок, закупоренных в герметичные полые сосуды. Они связываются, таким образом, когда уплывают на своих лодках далеко в море, или переплывают на маленький соседний островок. И, вот, эти дикари решили узнать: одни ли они в океане, или есть кто-то ещё, кроме них? Как дикари могут это сделать? Единственный мыслимый с их точки зрения способ — расставить людей вдоль берега, чтобы они дежурили денно и нощно, пытаясь выловить послание от других племён, по их предположениям, живущих в этом океане. Ну и самим, время от времени, бросать в море сосуды со своими посланиями, в надежде, что кто-то их выловит и ответит им таким же образом. Или применить более прогрессивный метод, посылать лодки в море, и пытаться ловить послания там, расширяя зону поиска. А в это время мимо этих дикарей и сквозь них снуют радиоволны, несущие миллионы бит важной информации, позволяющие осуществлять, практически, мгновенную связь между континентами. Но дикари их не могут заметить, возможность связи с помощью радиосигналов им непонятна, и, с их точки зрения, невозможна. Задумывались ли Вы, что интервалы между фразами, которыми попробовали бы обмениваться воображаемые собеседники, решившие воспользоваться связью при помощи электромагнитных колебаний, находящиеся совсем рядом друг с другом по космическим меркам, скажем, на расстоянии всего в десять парсек, составили бы около семидесяти лет. Представляю себе такой разговорчик. Если учесть, что диаметр нашей Галактики сто тысяч световых лет, то есть, примерно, тридцать тысяч парсек, то легко посчитать, что сигнал, посланный, из центральных областей Галактики достигнет нас, примерно, через пятьсот веков. На Земле, за это время, успеет смениться порядка девятисот поколений. Какой смысл в такой связи? Если уж допустить, что где-то существуют иные цивилизации, технический уровень которых намного превосходит тот уровень, который сейчас существует на Земле, то у них, явно, другие способы связи, основанные на физических принципах, не известных человечеству, поэтому попытки обнаружить сигналы от таких цивилизаций, по меньшей мере, смешны.

— Да…? — Боун был явно подавлен, он не думал об этом в таком аспекте. Возможность радиосвязи он воспринимал как что-то само собой разумеющееся. — А Вы сами-то верите в существование инопланетных цивилизаций?

— Верю ли я? — Левис улыбнулся. — Возможно, где-то далеко-далеко и существуют какие-либо цивилизации, возможно, даже, высокоразвитые, я этого не знаю, но, если хотите, легко могу доказать Вам, невозможность космических полётов на сколько-нибудь разумные расстояния. Поэтому я не вижу никакого практического смысла в возможности их существования.

— Ну, это Вы уже слишком. Я согласен с Вами по поводу радиосвязи, но то, что полёты к другим звёздам и, даже, галактикам практически возможны, об этом сейчас известно любому школьнику. И доказать обратное Вам не удастся. Я понимаю, куда Вы клоните. С точки зрения современной техники, невозможно создать ракету, позволяющую быстро перемещаться на большие расстояния. Запас энергии в химическом топливе слишком мал, чтобы современные ракеты могли улететь, хотя бы, за пределы Солнечной системы, да и скорость такой ракеты ограничена скоростью истечения газов. Но, Вы же сами говорили, про технический прогресс. Мы можем открыть новые принципы извлечения энергии, например, уже теоретически доказана принципиальная возможность создания звездолёта на фотонной тяге. Такой двигатель позволит разогнать космический корабль до скорости света, что даст нам возможность добраться до самых удалённых уголков Вселенной. А, если, ещё учесть эйнштейновское замедление времени, то для космонавтов такие полёты будут протекать очень быстро. Например, можно будет добраться до ближайшей галактики Туманность Андромеды за неделю, считая по времени, протекающему внутри корабля, перемещающемуся со скоростью очень близкой к скорости света.

— Вы — оптимист, основывающийся на рассуждениях, взятых из фантастических романов. Ну, допустим, что создана фотонная ракета, да, собственно говоря, не важно, на каком принципе работает двигатель нашего гипотетического звездолёта. Пускай он на сто процентов использует и преобразует энергию испускания тех же фотонов, позволяя разогнать космический корабль любого типа до скорости света. И пусть верна Специальная Теория Относительности, хотя это и не доказано. Я Вам сейчас покажу принципиальную невозможность полётов на дальние расстояния, независимо от типа двигателя и уровня развития технического прогресса.

— Ну, попробуйте, — Рауль Боун положил недокуренную сигару в пепельницу и саркастически улыбнулся. — Только вряд-ли Вам это удастся.

— Чтобы мы лучше понимали друг друга и нам легче было разговаривать, допустим две вещи. Первое, для достижения скорости света звездолёт необходимо предварительно разогнать. Допустим, что космонавт в специальной противоперегрузочной капсуле способен выдерживать двукратные перегрузки в течение длительного времени. Следовательно, мы сможем разгонять наш корабль с ускорением, примерно, двадцать километров в секунду за секунду. Второе, для получения энергии необходимой для разгона, и поддержания движения звездолёта, нужно иметь на борту вещество, которое будет, естественно, расходоваться во время полёта, преобразуясь в необходимую нам энергию. Если мы захотим добраться на такой ракете до ближайшей звезды, которой является Проксима Центавра, расположенная на расстоянии в 1,3 парсека, то во время путешествия к ней, нам сначала придётся половину пути, то есть 0,66 парсека, двигаться с ускорением, потом, столько же с замедлением. Используя формулы Теории Относительности, того же Эйнштейна, и, произведя элементарные математические расчёты, получим, что к моменту возвращения космонавтов, на Земле пройдёт, примерно, десять лет, а на борту звездолёта — четыре с половиной года. Те же несложные расчёты показывают, что для посещения недалёкой звезды, находящейся всего-то на смешном космическом расстоянии в каких-нибудь двадцать парсек, например, к двойной звезде альфа Треугольника Мосалах, и возвращения обратно, астронавты затратят девять лет, а на Земле, к их возвращению, пройдёт сто тридцать лет. Вот Вам Ваша неделя до ближайшей галактики. Кстати, полёт до Туманности Андромеды, расположенной на расстоянии четыреста шестьдесят килопарсек, займёт у астронавтов, движущихся почти со скоростью света, по бортовому времени — тридцать лет, а на Земле, к тому времени, пройдёт тридцать миллионов лет. Какой смысл в таком возвращении и в таком полёте?

— Но, ведь, в принципе, такие полёты возможны, — не сдавался Боун.

— Не торопитесь, мы рассмотрели только первое допущение, но, если Вы помните, есть ещё и второе. Все предыдущие наши размышления и расчёты выполнялись в предположении, что можно обеспечить в течение всего полёта ускорение звездолёта равное двадцати метров в секунду за секунду. Второе наше условие говорит о необходимости иметь некое горючее на борту звездолёта. Энергию использования света далёких звёзд отбросим сразу — она невообразимо мала. Вы можете назвать другие внешние источники энергии, которые можно было бы использовать в открытом космосе? Не можете? Я тоже не могу, и никто не может, если подходить к этому не с позиций чистой фантастики, а смотреть на вещи реально, с научной точки зрения. Так вот, остаётся единственный источник энергии — топливо на борту корабля. Для упрощения, допустим, даже, что нам не требуется топливо на поддержание скорости звездолёта, и горючее тратится только на разгон и торможение. Совершим опять полёт к Проксиме Центавра. Допустим, наш звездолёт будет двигаться с ускорением двадцать метров в секунду за секунду до тех пор, пока его масса не станет равной половине первоначальной. Простой расчёт показывает, что при этом он пройдёт расстояние 0,073 парсека и разовьёт скорость сто восемьдесят тысяч километров в секунду. После этого двигатель выключается, и звездолёт продолжает двигаться по инерции. Когда в свободном полёте будет пройдено около 1,17 парсек, и до цели останется 0,073 парсека, двигатель снова включается, но уже на торможение. Звездолёт остановится в системе альфа Центавра, израсходовав ещё половину своей массы, которая у него была до торможения. В той же последовательности проделаем обратный путь, включая двигатель ещё два раза на разгон к Земле и торможение, расходуя каждый раз половину, имеющегося на борту топлива, которое, в основном, и будет составлять массу корабля. Не сложно рассчитать, что к моменту прибытия на Землю, масса Звездолёта составит одну шестнадцатую от первоначальной массы. На звездолёте пройдёт уже не четыре с половиной года, а девять с половиной лет, а на Земле шестнадцать с половиной лет. Из наших расчётов следует, что при соотношении массы полезной нагрузки звездолёта к массе топлива как 1:200, то есть при условии, что масса топлива в двести раз превосходит полезную массу космического корабля, можно, с постоянно включённым двигателем, поставленном только на ускорение, достичь звезды Капелла, находящейся от нас на расстоянии в четырнадцать парсек. Но, если бы мы захотели долететь до той же звезды в том же режиме, что и до Проксимы, то масса топлива должна была бы превысить полезную массу звездолёта в сто миллионов раз. Что, как Вы понимаете, технически нереально. Могу ещё добавить к сказанному, что при полёте с постоянно включенными двигателями без возвращения и торможения к ближайшим звёздным скоплениям, находящимся за пределами нашей Галактики — Магеллановым облакам, необходимо, чтобы масса горючего превышала полезную массу звездолёта в шестьсот тысяч раз. Если Вас это интересует, сами можете посчитать соотношение полезной массы звездолёта к массе топлива, при полёте до Туманности Андромеды, туда и обратно. Смею Вас заверить, что и без всяких расчётов ясно, что цифра получится астрономической, а, ведь, это ближайшая к нам галактика, и мы считали расстояние по прямой, а по прямой лететь не получится.

Рауль Боун был ошарашен и подавлен свалившейся на него информацией. Несколько минут длилось молчание, затем он взял из пепельницы едва теплящуюся сигару, несколько раз, глубоко затянувшись, раскурил её и тихо произнёс:

— К чему Вы мне всё это рассказали?

— Как это к чему? — удивился Левис, в глазах которого плясали чёртики. — Вы же сами хотели, чтобы я ответил Вам на вопрос о возможности существования НЛО. Надеюсь, я Вас удовлетворил? Для этого не нужно составлять никаких программ и анализировать сомнительные статьи в сомнительных газетах. Стоит лишь произвести простейшие математические расчёты и сразу же становится ясно, что никакие пришельцы к нам прилететь не могут.

— А что же тогда такое эти НЛО, которые видят и фиксируют по всему миру? — совсем растерялся Рауль Боун, так как рушилась его заветная мечта. Он чувствовал себя ребёнком, у которого отобрали любимую игрушку.

— А это — некие физические явления, которые, пока, неизвестны науке, — Сэм Левис положил на стол подшивку газет, церемонно поклонился и вышел из кабинета директора йоханнесбургского вычислительного центра, оставив того в глубокой задумчивости. Довольная улыбка играла у него на губах, но Рауль Боун её не видел.

Домой Мабулс с Левисом вернулись довольно поздно, как впрочем, и большинство сотрудников центра во главе с самим Раулем Боуном, которые тоже задержались в этот день на работе. Поэтому, наскоро поужинав, разошлись по своим комнатам.

— Добрый вечер, Тимкэс. Надеюсь, ты приятно проводишь время?

— Привет, Хограс. И тебе весёлого времяпровождения.

— Как у тебя дела? Ты помнишь, что в твоём распоряжении осталось три дня?

— Не нужно о грустном, Хограс. Конечно, я всё помню.

— Чем занимаешься? Узнал что-то интересное?

— Развлекаюсь, как могу. Вспоминаю детские развлечения с искусственным интеллектом. Вот, устроился на работу.

— Делать тебе нечего, Тимкэс. Впрочем, каждый волен развлекаться так, как он хочет. Только не переусердствуй там, помни о шестом круге.

— Мне помнится, что кто-то разрешил мне немного отступить от него.

— Только один раз, Тимкэс, только один раз и на один уровень ниже.

— Ладно, не волнуйся, Хограс, всё будет хорошо. Веселья тебе.

— И тебе много приятных часов. До связи, Тимкэс.

День четвёртый

Наступил четвёртый день, как в квартире Мабулса появился новый жилец, Лео уже так привык к этому, что не представлял себе, как он жил до этого один? Тень славы Левиса упала и на доктора Мабулса, его уже не пытались задеть и относились к нему, как к равному. Сэм по прежнему держался с Мабулсом приветливо и дружелюбно, но Лео не оставляло ощущение, что его жилец скрывает какую-то тайну. Это чувство в последнее время только усилилось и не отпускало его. Чем больше он общался с Сэмом, тем больше странностей замечал в его поведении и в нём самом. В первые дни, когда Мабулс уходил на работу, Левис, по его словам, знакомился с Джобургом, как сами жители называли Йоханнесбург, но он никогда не рассказывал Мабулсу, что он делал и где бывал. Он, практически, не ел дома, а, если и садился за стол ужинать или завтракать вместе с Лео, то съедал несколько фруктов и выпивал стакан апельсинового сока, или кофе с молоком. В комнате Сэма, отведённой ему Мабулсом, всегда был идеальный порядок и чистота, ни разу Лео не видел на полу, или где-либо ещё, ни одного клочка бумажки, либо какого другого мусора. Загадочный чемоданчик, принесённый вместе с сумкой из камеры хранения, стоял за спинкой дивана у стены, и Лео ни разу не видел его открытым и не знал, что у него внутри.

Сегодня был выходной, Сэм с утра быстро позавтракал, съев, как обычно несколько фруктов и запив их кофе с молоком, и ушёл, не поставив Лео в известность о своих планах, и не пригласив его с собой. Мабулса так и распирало любопытство, ему очень хотелось раскрыть тайну его жильца. Он открыл комнату гостя и осторожно вошёл в неё. В комнате всё было по-прежнему. Если бы Мабулс не был уверен, что Сэм Левис реально существует и живёт здесь, он мог бы легко представить себе, что ничего не было, всё ему приснилось, и находится он в квартире по-прежнему один. Лео вздрогнул при этой мысли и поспешно заглянул за спинку дивана. Нет, вот оно реальное доказательство существования жильца, чемоданчик был на своём месте. Несколько минут Мабулс боролся с сильным искушением открыть чемодан, затем протянул руку и, не вытаскивая, приподнял его за ручку. Чемоданчик оказался на удивление лёгким. Лео немного подержал его, удивляясь такому весу, а потом поборол искушение, быстро поставил чемодан на место, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Он испугался, что искушение окажется сильнее его, он не выдержит и попытается открыть загадочный чемодан.

Сэм Левис шёл по рынку и смотрел по сторонам. Он не собирался что-либо покупать, ему просто нравилась рыночная толчея, крики торговцев, зазывающих покупателей и расхваливающих свои товары, и обилие красок. Вот сидит торговец ритуальными негритянскими масками, его прилавок чем-то напоминает магазин игрушек, столько там всяких разнообразных масок, фигурок, разных бус и других вещей. Все они ярко разрисованы и сразу бросаются в глаза на фоне других прилавков. Левис подошёл к нему и стал разглядывать маски, беря в руки то одну, то другую. Торговец тут же принялся расхваливать свой товар:

— Мистер, обратите внимание на качество изделий, Вы ни у кого не встретите таких великолепных ритуальных узоров на масках. Вот, взгляните, на эту маску, если Вы её наденете, то духи будут бояться Вас. А это маска охранит Вас во время ритуалов Вуду, купите её, не пожалеете.

Сэм не слушал болтовню торговца, она его менее всего интересовала. В этот момент он ментально уловил взгляд какой-то женщины, направленный ему в затылок, и её эмоции страха. Левис медленно обернулся, ментально обшаривая толпу. Метрах в десяти от себя, у коляски с зеленью, он увидел пожилую чернокожую женщину в ярком цветастом платье и маленькой смешной шляпке на голове. В глазах женщины, устремлённых на него, застыл испуг пополам с растерянностью. Левис мгновенно всё понял, как он раньше об этом не подумал, конечно, вполне могли быть свидетели его ночной выходки, прятавшиеся внутри окрестных домов.

— «Надо же так проколоться», — подумал он, — «а я-то успокоился, уверенный, что на улице нас никто не видел. Ничего страшного, пока, не случилось, но можно было бы быть и осторожнее. Теперь необходимо проследить за этой женщиной, наверняка, она сейчас побежит звонить в полицию, хорошо ещё шума на рынке не подняла».

Сэм, не задерживаясь на женщине взглядом, равнодушно скользнул дальше и, не торопясь, отвернулся. Женщина побежала к выходу из рынка, а Левис, спокойно последовал за ней. Он не боялся потерять её, уверенный, что она никуда от него не денется.

Элла Стоун подошла к коляске зеленщика, собираясь купить у него душистую приправу, как, вдруг, заметила, стоящего недалеко от неё, седого темнокожего, того самого, который убил на её глазах четырёх белых парней четыре дня тому назад, и о ком её расспрашивали в полиции. Она увидела его со спины, но узнала сразу и испугалась. Преступник, видимо, почувствовал её пристальный взгляд и оглянулся. У Эллы Стоун упало сердце, она стояла, боясь пошевелиться, и не могла оторвать от страшного убийцы взгляда. Но он, похоже, её не заметил, спокойно скользнул взглядом по толпе, по ней, и, видимо, не обнаружив ничего подозрительного, отвернулся. Элла тут же бросилась бежать с рынка к ближайшему телефону-автомату. Левис не стал покидать рынок, он догадывался о дальнейших действиях этой женщины, и, быстро войдя в здание, расположенное у самого входа, поднялся на второй этаж. Скользнув взглядом по дверям, он быстро определил, какая из комнат пустая, подошёл к ней и протянул руку к замку. Коротко блеснул яркий голубой луч, вырвавшийся из браслета на запястье, язычок замка оказался разрезанным пополам. Сэм открыл дверь, и в два прыжка очутился у окна. На противоположной стороне улицы та пожилая женщина уже стояла в телефонной будке и лихорадочно набирала номер. Левис пододвинул, стоявший рядом у стены стул, удобно устроился на нём, и, вытащив из кармана небольшой блестящий шарик на дужке, надел его на ухо. Затем он достал свой цилиндрик, с виду похожий на четырёхцветную шариковую ручку, и направил его на телефонную будку, в которой, приложив трубку телефона к уху, ждала ответа Элла Стоун. Из шарика раздались негромкие голоса:

— Мистер Айлингтон! Мистер Айлингтон! — быстро тараторила Элла Стоун. — Он — здесь, я его сейчас видела!

— Спокойно. Кто это говорит? — послышался знакомый мужской голос, и Левис узнал в нём того наглеца, который орал на него из окна управления криминальной полиции. — Это Вы, мисс Стоун?

— Да, да — это я! Мистер Айлингтон, говорю Вам, он — здесь.

— Спокойнее, спокойнее, мисс Стоун, давайте всё по порядку. Кто это он? И где это здесь?

— Убийца, тот, с седыми волосами. Вы были правы, мистер Айлингтон, волосы у него волнистые, а кожа с серым, пепельным оттенком, а выглядит он молодо, лет на тридцать.

При этих словах Левис улыбнулся про себя и покачал головой.

— Где Вы находитесь, мисс Стоун?

— Я нахожусь около рынка, это недалеко от Вас, я всё время наблюдаю за входом, он там, и, пока, никуда не выходил.

— Оставайтесь на месте, мисс Стоун, спасибо за информацию, мы сейчас приедем и оцепим рынок. Не сомневайтесь, мы его поймаем.

Мисс Стоун выскочила из телефонной будки, и, пометавшись немного, спряталась в тени киоска у самого входа на рынок. Левис спокойно снял шарик с уха, спрятал его и цилиндрик во внутренний карман пиджака, затем он снял пиджак и брюки и стал проглаживать ткань на них, проводя плотно прижатой ладонью, снизу вверх. Ткань, вслед за ладонью, меняла цвет со светло-серого на тёмно-синий. Затем он надел, поменявший цвет костюм, обратно, вытащил из бокового кармана тонкую сетку, всю усыпанную маленькими блестящими горошинами, нацепил её на голову и тоже провёл по ней обеими руками, словно приглаживая волосы. Когда он снял сетку и спрятал её назад в карман, волосы на его голове поменяли цвет на чёрный и закурчавились. После всех этих манипуляций, он уселся у окна, пододвинув к себе небольшой столик, и стал ждать. Через семь минут к рынку подъехали два фургона армейского типа, два полицейских форда и серебристый Мерседес. Из фургонов выскочили полицейские с короткоствольными автоматами наперевес и быстро окружили рынок. Из машин вышли несколько офицеров в форме полиции и три человека в штатском, к ним подбежала Элла Стоун, начала быстро-быстро что-то говорить, размахивая руками и показывая на вход в рынок, и они все вместе отправились туда. В одном из людей в штатском, вышедшем из Мерседеса, Левис опознал давешнего обидчика.

Левис снова усмехнулся про себя, оглядел комнату, и снова застыл на стуле за столом, глядя прямо на входную дверь. Как мешал ему сейчас шестой круг законов, который он не имел права переступать, ту маленькую поблажку, в виде одноразового права использования пятого круга законов, Сэм не хотел тратить просто так, решив приберечь её на всякий, более удобный случай. Не будь этого приказа Браста, с которым, к тому же, Левис был внутренне не согласен, он бы действовал сейчас совсем по другому, повеселившись вволю. Он отомстил бы своему обидчику так, что ему бы мало не показалось.

— «Этот наглец посмел поднять на меня голос!» — подумал Сэм Левис. — «Когда я уходил тогда от его автомобиля, он с ненавистью смотрел мне в спину и намеревался всадить мне пулю между лопаток, его эмоции были настолько яркими, что мне удалось уловить его мысли. А такого я никому не прощаю, и прощать не собираюсь».

Он быстро прикинул, может ли он отомстить своему обидчику прямо сейчас, но решил, что на рынке слишком много народу, да и обстановка не подходящая.

— «Они ещё, чего доброго, весь город перевернут после этого, квартиру Мабулса обнаружат, слухи поползут, а мне этого сейчас не нужно. Лучше подождать немного, узнать о нём побольше, да выбрать момент получше, никуда он от меня не уйдёт».

С этими мыслями Левис достал цилиндрик, положил его на стол, направив точно на входную дверь, надел блестящий шарик с дужкой на ухо и снова стал ждать.

Полицейские быстро прочесали рынок, вызвав среди покупателей и торговцев небольшую панику, но описанного Эллой человека не обнаружили. Тут к одному из офицеров подошёл торговец ритуальными африканскими масками.

— Простите, мистер, — вежливо склонил голову он, — я краем уха слышал, что Вы ищите седовласого молодого человека в светло-сером костюме, так он минут десять тому назад зашёл в здание администрации рынка, расположенное у входа.

Офицер позвал полицейских, указывая им на трёхэтажное здание, и все бросились туда.

— Внимательно проверьте всё здание, — скомандовал Боб Айлингтон, — прочешите все помещения от подвала до чердака, и на крышу загляните.

Выполняя команду, полицейские с автоматами, начали методично обшаривать все комнаты, заглядывая во все уголки и под лестницы, четверо с фонариками спустились в подвал, а ещё четверо отправились на чердак и крышу. Один полицейский, молодой парень в новенькой форме, рывком открыв дверь, заглянул в комнату, где за столом вальяжно расположился Сэм Левис.

— Кто Вы такой? — грозно крикнул полицейский, наставляя на Сэма ствол автомата. — Что Вы тут делаете? Документы есть?

— Заходите, не бойтесь, — пригласил его Сэм, предвкушая развлечение, — Вы, случайно, не меня ищите?

Полицейский сделал ещё два шага вперёд, оказавшись посреди комнаты, и не опуская ствола, направленного на Левиса.

— Встать, руки за голову! — резко скомандовал он. — Ты арестован!

— Прекрати ломать комедию, — Сэм даже не пошевелился. — У меня нет оружия. Возьми стул и садись, я хочу поговорить с тобой.

— Встать! Грязная темнокожая свинья! — вне себя от ярости заорал полицейский, передёргивая затвор автомата. — Или я сейчас размажу по стенке твои куриные мозги!

У Левиса дёрнулась бровь. Он медленно поднялся и взглянул полицейскому прямо в глаза. Взгляд Левиса был тяжёлым и холодным, его глаза пронзили полицейского насквозь. Тот отшатнулся назад, обмяк, выпустил из рук автомат, который слегка звякнул, упав на пол, и начал бессознательно хватать руками воздух. Глаза его вылезли из орбит, рот раскрылся в бесшумном крике, он начал извиваться от нестерпимой боли, упал на пол вслед за автоматом и продолжил извиваться на полу. Сэм сел на место, и полицейский затих, он лежал на полу, тяжело дышал и тихо постанывал, пот по его лицу катился градом.

— Встань, и сядь сюда, если не хочешь, чтобы я продолжил, — холодно приказал Левис, указав на стул, стоящий не далеко от стола.

Парень тяжело поднялся с пола, приходя в себя, испуганно посмотрел на странного темнокожего и опустился на стул.

— А теперь отвечай на мои вопросы, если хочешь остаться в живых. Как зовут человека, приехавшего с Вами на Мерседесе? Кто он такой?

— Это начальник отдела окружной криминальной полиции — Боб Айлингтон, — голос молодого полицейского дрожал, а сам он продолжал судорожно дёргаться, сжимая и разжимая пальцы обеих рук. — Ему поручено расследование дела об убийстве племянника мэра и трёх его друзей, произошедшего несколько дней тому назад.

— Что ему известно по этому делу?

— Всех подробностей я не знаю, я — простой полицейский. Известно, что убийство совершили двое чернокожих. Главным свидетелем по этому делу является домохозяйка мистера Клааса, Элла Стоун, она видела убийц из окна дома. У нас есть словесный портрет одного из убийц — это темнокожий молодой человек, с седыми волнистыми волосами, который носит светло-серый костюм.

— Какова официальная версия убийства? Чем и как их убили?

— Не знаю, я всего лишь простой полицейский.

— Ладно, я обещал отпустить тебя, так что уходи, — Левис взял со стола цилиндрик и направил его на полицейского.

Тот испуганно вздрогнул, хотел вскочить со стула, но пошатнулся, соскользнул вниз и мягко осел на пол. Через десять секунд полицейский пришёл в себя, слегка пошатываясь, он поднял с пола автомат и, не оглядываясь, передвигаясь, словно во сне, вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. В коридоре он столкнулся с Гансом Хорстом.

— Как дела? — спросил тот на бегу.

— Пусто, — ответил полицейский, — пойду, проверю следующую комнату на этом этаже.

Ганс Хорст, с пистолетом в руке, коротко кивнул и свернул к двери на противоположной стене коридора.

Несмотря на тщательные поиски, в здании преступника обнаружить не удалось. А ещё через полчаса полицейское оцепление было снято. Слова Эллы Стоун подтвердили многие свидетели, но никто не видел, как преступник покинул рынок. Вероятно, ему удалось скрыться с рынка ещё до облавы, например, выпрыгнув из окна здания и убежав, ещё до появления машин. Айлингтон был очень раздосадован, удача была так близка, он представлял уже, как докладывает лично мэру о поимке убийцы и получает награду и повышение. И, вот, всё сорвалось.

— Что будем делать, шеф? — подошёл к нему Ганс Хорст.

— Здесь нам больше делать нечего, — тяжело вздохнул Боб Айлингтон, — будем надеяться, что его заметят и задержат патрули на улице. Давай команду — отбой. Уезжаем отсюда.

Он, раздосадованный подошёл к своей машине, громко хлопнул дверцей и, не дожидаясь никого, уехал.

Сэм подумал, что ему тоже нечего здесь больше задерживаться и поспешил в квартиру Мабулса. Войдя домой, он застал доктора за приготовлением обеда.

— У меня есть гениальное предложение, — начал он прямо с порога, — поехали за город, устроим там пикник, за одно и пообедаем. Я знаю, что ты любишь вино и фрукты, вот, я по дороге заскочил в магазин и купил и того и другого.

Мабулс повернулся, и глаза его округлились:

— Ты купил новый костюм, сменил причёску, и, даже, цвет волос. Что произошло?

— Да, так, ничего особенного. Я сегодня узнал, что меня видела какая-то женщина из окна дома, она сообщила мои приметы в полицию. Вот я и сменил внешность. Но ты можешь не волноваться, тебя она не видела, и в полиции твоих примет нет.

— Ты в этом уверен? — заволновался Мабулс. — Откуда тебе это известно?

— Я случайно подслушал разговор двух полицейских. Затем, я сменил внешность и снова нашёл одного из них. Он меня не узнал. Я рассказал ему, что стал свидетелем их разговора о преступниках и вспомнил, что в это же самое время, видел убегающую по улице парочку, один из которых был негром, а второй — белым. Я в точности описал свои предыдущие приметы, поэтому полицейский поверил мне. Белого я тоже описал, но на тебя он, естественно, не похож.

— Значит, нас усиленно ищет полиция? — Лео сел на стул.

— Конечно, ищет, — беззаботно улыбнулся Сэм, — а ты что этого не знал? Но я пустил их по ложному следу. Теперь они нас, точно, не найдут, так что опасаться нам нечего. Поехали, отдохнём на природе.

— Хорошо, — постепенно успокаиваясь, согласился Мабулс. — Слушай, у меня в связи с этим появилась идея. А не пригласить ли нам девушку? Это моя соседка, она живёт этажом выше. Её зовут Катрин Мкобуа.

— Думаю я, что это не просто соседка, — игриво погрозил Сэм пальцем. — Хорошо, иди, зови свою соседку. А пока она прихорашивается и думает, что надеть, мы соберём всё в дорогу.

Лео Мабулс быстро выбежал из квартиры, а Сэм, усмехнувшись, стал собирать корзину с продуктами. Катрин Мкобуа была симпатичной молодой темнокожей девушкой лет двадцати пяти. Она давно была знакома с доктором Мабулсом и давно была в него влюблена. Лео, занятый своими проблемами долго её не замечал, но, в конце — концов, они познакомились и между ними установились дружеские отношения. Они, даже, несколько раз ходили вместе в ресторан и ездили отдыхать за город в компании друзей Катрин. Катрин, стеснительная по натуре, не могла сделать первый шаг, а Мабулсу это не приходило в голову, хотя и он начал питать чувства к симпатичной молодой девушке.

Было около пяти часов вечера, когда они выбрались на ярко-жёлтом, словно канарейка, Фольксвагене — жук Лео Мабулса из города и понеслись по шоссе Йоханнесбург — Претория на север. Машину вёл Мабулс, рядом с ним сидела счастливая Катрин Мкобуа, а на заднем сидении уютно устроился Сэм Левис. Солнце стояло ещё достаточно высоко, небо было чистое. Лео Мабулс вёл автомобиль на скорости семьдесят миль в час, сосредоточенно глядя на дорогу. Сэм развлекал даму разговорами, рассказывая невероятно смешные истории, и сам при этом весело и заразительно смеялся. Катрин тоже заливалась звонким смехом, бросая искоса кокетливые взгляды на Лео.

— Дай я сяду за руль, — неожиданно предложил он, — а вы, вместе с Катрин пересядьте на заднее сиденье, а то я водитель молодой, неопытный, мне простор нужен, да и отвлекаться на красивую девушку мне ни к чему.

Катрин с благодарностью взглянула на Сэма, с удовольствием пересела на заднее сидение и устроилась там, рядом с Мабулсом. Сэм Левис потрогал руль, рычаг переключения скоростей, понажимал на педали и осторожно тронул машину с места. Фольксваген стал мягко и плавно набирать скорость. Сначала Сэм вёл машину как-то неуверенно, но постепенно стало чувствоваться, что он освоился.

— У тебя, что и вправду мало опыта в вождении машины до этого момента? — опасливо спросил Мабулс.

— Да я, вообще, впервые сел за руль такого транспортного средства, — рассмеялся Сэм, увеличивая скорость. — До этого я ни разу не водил автомобили.

Стрелка спидометра, между тем подползала к отметке сто миль в час.

— Не шути так, — подался вперёд Лео, — и снизь скорость, ты нас всех угробишь.

— Ага, испугался! — в голосе Левиса слышались торжественные нотки. — Не бойтесь, ребята, я очень способный ученик.

И он ещё надавил на газ. Минут пятнадцать продолжалась сумасшедшая гонка по шоссе, во время которой Фольксваген мчался, разрезая воздух и, казалось, едва касался шинами асфальта. Мабулс судорожно вцепился в спинку переднего кресла, губы его побелели от напряжения, но он молчал. Катрин, наоборот, вся подалась вперёд, и, казалось, наслаждалась бешеной скоростью. Встречные машины со свистом проносились мимо и быстро исчезали сзади из виду. Затем, они увидели небольшой оазис справа. Левис снизил скорость, свернул на грунтовую дорогу и, вскоре, остановился около группы невысоких деревьев и густых кустов.

— Всё, — весело сказал он, отпуская руль и откидываясь назад, — приехали. Давайте выгружать продукты.

Катрин первая быстро открыла дверь и выпорхнула из автомобиля на траву, следом за ней выбрался Сэм. Последним из Фольксвагена вышел Лео, оставив дверцу машины открытой. Они открыли багажник, вытащили оттуда подстилку и две корзины с припасами и отправились на маленькую полянку, скрытую кустами. Лео размотал подстилку и разложил её на траве. Катрин тут же расположилась на ней, сбросив туфли, и уютно поджав под себя стройные ножки. Мужчины разобрали корзины, поставив рядом с подстилкой на импровизированный травяной стол, фрукты, вино, сыр, колбасу и ароматные булочки.

— Жалко, — со вздохом произнесла Катрин, — шампанское не взяли. Я люблю шампанское, без него праздник уже не тот.

Сэм молча встал, сходил к машине и вернулся с холодной бутылкой французского шампанского.

— Да Вы волшебник, — радостно воскликнула девушка, — оно ещё и охлаждённое. Да я Вас за это расцеловать готова.

— Куда мне до волшебника, — скромно присел на подстилку Левис, водворяя бутылку в самую середину стола, — я её из сумки-холодильника достал. А целовать меня не надо, а то Лео меня убьёт. Посмотрите, как он напрягся, он давно не равнодушен к Вам.

— Что ты такое говоришь, — смутился Лео, не зная, куда деть глаза.

— А что я такого говорю? — не унимался Сэм, весело сверкая глазами. — Всем давно вокруг известно, что вы оба любите друг друга, только я почему-то должен вам об этом сообщать. Предлагаю выпить за вашу любовь.

— Это, правда? — смело спросила Катрин, глядя в упор на Лео.

— Правда, — потупился Лео, — но боялся тебе это сказать, так как не знал твоей реакции. Я боялся, что наша дружба закончится на этом.

— Конечно, закончится, — потому что я тоже давно люблю тебя, — и хочу, чтобы у нас с тобой начались новые отношения.

— Вот за это мы и выпьем! — воскликнул Сэм, с громким хлопком открывая бутылку и наливая пенящееся вино по высоким пластиковым бокалам на ножках. — За вас! За вашу счастливую жизнь!

Они чокнулись, сказав:

— Чин, чин.

И выпили шампанское, осушив бокалы.

— А теперь, целуйтесь, — потребовал Сэм Левис. — Иначе, я вам не поверю.

Лео Мабулс растерянно посмотрел на Катрин, но та сама придвинулась к нему и приблизила свои губы к его губам. Мабулсу ничего не оставалось, как поцеловать девушку. С начала он поцеловал её осторожно и робко, но, затем, обнял её и поцеловал сильнее. Катрин доверчиво прижалась к нему, слившись с ним в нежном поцелуе.

— Молодцы, вот теперь я вам верю, — радостно сообщил Левис, снова наполняя бокалы.

Они выпили ещё раз, и опять поцеловались. Теперь они уже сидели рядом, не сводя друг с друга, влюблённые и счастливые взгляды.

— Ой, что же мы это делаем? — вдруг, спохватился Мабулс. — А кто же поведёт машину?

— Не беспокойся, — спокойно ответил Сэм, — я поведу, на меня алкоголь совершенно не действует.

— Уж, если ты хочешь вести автомобиль, — начал настаивать Лео, — то не пей больше. Или я пить не буду.

— И я буду, и ты будешь, и она будет, — отмахнулся Левис, — повторяю, вино на меня не действует. Это особенность моего организма. Вот такая уникальная особенность.

Мабулс, хотел было, продолжить спор, но шампанское уже ударило ему в голову, и желание спорить оставило его.

— «Будь, что будет», — неожиданно для себя решил он и допил шампанское.

— А вы слышали, что произошло сегодня на рынке? — вдруг спросила, слегка захмелевшая от счастья и вина Катрин. — Сегодня ловили какого-то преступника на городском рынке, говорят, того самого убийцу племянника мэра и его друзей. Что там было! Полиция с автоматами окружила рынок и прочесала его, всё перевернули вверх дном, но никого не нашли.

— Может, там его и не было вовсе, — предположил Левис, разливая по бокалам остатки шампанского, — кто-то поднял ложную тревогу, или кому-то что-то показалось.

— Говорят, он там был, его видело много людей, но он таинственным образом исчез, — произнесла слегка заплетающимся языком Катрин, и почему-то весело рассмеялась.

Мабулс незаметно погрозил Сэму пальцем, но промолчал. Он открыл бутылку чилийского вина, налил себе полный бокал и залпом выпил, затем стал усиленно жевать бутерброд с ветчиной и зеленью. Ему, вдруг, стало страшно. Около девяти часов вечера, прикончив бутылку вина и съев все бутерброды, они сложили остатки продуктов и одну не начатую бутылку обратно в корзины и поехали домой. Левис сел за руль, он, действительно, выглядел совершенно трезвым, а Мабулс с девушкой с трудом забрались на заднее сиденье. Сэм уверенно вывел Фольксваген на основную трассу и помчался к городу. Катрин спала на заднем сиденье, доверчиво прижавшись к Лео и положив свою головку ему на колени, а тот сидел, обняв её за плечи, героически борясь с усталостью, опьянением и внезапно навалившемся на него страхом.

В то же время, когда весёлая компания на жёлтом Фольксвагене покидала Йоханнесбург, направляясь на пикник, Боб Айлингтон сидел в своём кабинете и мрачно смотрел в окно. Он никак не мог придти в себя после неудачной облавы на рынке. Ему казалось, что удача была так близка и реальна, убийцу видели на рынке разные люди, что означало, что он точно был там. От мрачных размышлений его отвлёк телефонный звонок. Он чисто автоматически поднял трубку.

— Мистер Айлингтон, — услышал он в трубке голос мэра, — как Ваши дела? Мне доложили, что Вы чуть не поймали одного из убийц на рынке. Значит, у Вас уже есть его приметы. Это хорошо, похоже, что я в Вас не ошибся.

— Да, господин мэр, — у нас есть свидетели и его достаточно подробный словесный портрет, который роздан всем патрулям в городе. Надеюсь, в самое ближайшее время мы его найдём и задержим.

— У меня к Вам небольшая просьба, мистер Айлингтон, — голос мэра был вкрадчивым и мягким.

— Что за просьба? — напрягся начальник криминальной полиции.

— К Вам сейчас подъедет мой старый друг, Пол Монкью, репортёр криминальной хроники из газеты «Глоб энд Мэйл», он только сегодня прилетел из Канады. До того, как стать репортёром, он работал в криминальной полиции Торонто, где был на очень хорошем счету. Я хотел бы, чтобы Вы посвятили его во все детали этого дела и подключили к расследованию. Надеюсь, он сможет Вам помочь, а, заодно, напишет хороший репортаж для своей газеты.

— Конечно, — чертыхнулся про себя Айлингтон, — опытный сыщик никогда не помешает. Рад буду выполнить Вашу просьбу, господин мэр.

Он ещё не успел положить трубку, как в селекторе на его столе раздался голос инспектора Клермона:

— Шеф, к Вам рвётся какой-то журналист из Канады. Он говорит, что мэр лично предупредил Вас о нём. Он утверждает, что они с мэром давние друзья.

— Пропустите его Питер, он говорит правду. Мэр только что звонил мне и навязал его на нашу голову.

Через пару минут Клермон ввёл в кабинет Айлингтона крепкого загорелого человека невысокого роста, но широкого в плечах. На вид ему было лет сорок, на начавшем покрываться морщинами загорелом лице, выделялись светло-голубые глаза, упрямо сжатые тонкие губы и массивный подбородок. На голове у него были каштановые коротко стриженые волосы, стоявшие «ёжиком». Одет он был в яркую зелёную футболку с какой-то белой надписью на французском языке и потёртые классические джинсы синего цвета. Через правое плечо у него висела относительно небольшая кинокамера в кожаном футляре, которую он придерживал правой рукой.

— Пол Монкью, — представился он с порога, подходя к столу и протягивая руку для рукопожатия, — репортёр газеты «Глоб энд Мэйл» из Торонто, сотрудничаю так же с газетами «Чикаго Трибюн» и «Стардей ревью».

Айлингтон встал из-за стола и коротко пожал крепкую руку репортёра.

— Мэр нашего города уже звонил мне о Вас. Присаживайтесь, пожалуйста.

— Меня очень заинтересовало дело об убийстве племянника Эммерсета и его друзей. Мы с Эммерсетом старые знакомые, и он просил меня помочь Вам в этом деле, используя мой прошлый опыт работы в криминальной полиции города Торонто.

Айлингтон отметил про себя, что Пол называет мэра просто по имени, и решил держаться с ним поосторожнее.

— «Чем чёрт не шутит», — подумал он про себя, — «а, может, этот бывший канадский полицейский, действительно, нам в чём-то поможет».

— Я хотел бы просить Вас подключить меня к этому делу. Постараюсь не мешать Вам, а, наоборот, помочь.

— Конечно, конечно, мистер Монкью, — широко улыбнулся Боб, показав свои ослепительно белые зубы, — вот один из наших лучших инспекторов Питер Клермон, кстати, рекомендую, очень толковый полицейский, введёт Вас в курс дела. Но не обольщайтесь, расследование только началось и фактов, пока, у нас не много.

— Ничего, в начале расследования фактов никогда не бывает много, знаю по собственному опыту.

— Послушайте, мистер Монкью…

— Зовите меня просто Пол.

— Хорошо, Пол, мистеру Абрахамсону пятьдесят два года, а Вам около сорока, а Вы говорите, что он Ваш старый друг, как такое возможно?

— А мне сорок восемь, — рассмеялся Монкью, — что, не похоже?

— Да, я бы дал Вам не больше сорока. Но фактов у нас, действительно, мало. Единственное, что я могу предложить — совместное расследование. И, как я уже сказал, Питер Клермон расскажет всё, что мы знаем на данный момент.

— Ну, не скромничайте, мистер Айлингтон, по моим данным Вы нашли свидетелей преступления и, даже, имеете портрет одного из убийц.

— Неплохо работаете, не успели приехать, а уже всё про нас знаете. Но я Вас немного разочарую, портрет словесный.

— А Вы перекрыли дороги и аэропорт? — спросил Монкью. — Может быть, убийцы уже покинули город?

— Да в том то и дело, что это не имеет особого смысла, — скривился Боб Айлингтон, — если бы они хотели покинуть город, то давно бы это сделали. Я бы на их месте так и поступил, а, по крайней мере, один из них через четыре дня спокойно разгуливает по городу среди бела дня, появляясь в людных местах. Вчера он преспокойно появился перед нашим управлением криминальной полиции и имел наглость разглядывать и трогать мою машину. Такое впечатление, что они уверены в своей безнаказанности. Не знаю, что это, верх глупости или наглости?

— А что же Вы не арестовали его вчера?

— А вчера я ещё не знал, что это — он.

— Хорошо бы было так, как Вы говорите, тогда мы их быстро найдём. На всякий случай, я бы, на Вашем месте, взял под неусыпное наблюдение оба аэропорта, железнодорожный вокзал и проверял бы все машины и автобусы, выезжающие из города.

— Аэропорты и вокзал перекрыты со вчерашнего дня, а транспорт будут проверять с сегодняшнего вечера, но, повторяю, я не верю, что они покинут город.

— Ну, вот и прекрасно, рад нашему знакомству, — поднялся Пол Монкью, — я сейчас, пока, остановился у Эммерсета в его особняке, если что, звоните туда, не стесняйтесь и держите меня в курсе всех новостей. А я, в свою очередь, буду сообщать Вам, если что-нибудь разузнаю.

На этом Пол Монкью встал, попрощался с Айлингтоном и ушёл в сопровождении инспектора Клермона.

— Добрых тебе развлечений, Тимкэс. Ты помнишь, что у тебя осталось два дня?

— Привет, Хограс! Ты что издеваешься? Каждый день напоминаешь мне о грустном.

— И это ты считаешь грустным? Тогда я не понимаю тебя. Как у тебя дела?

— В общем, неплохо. Но было бы ещё лучше, если бы мне разрешили действовать в рамках законов четвёртого круга и не один раз.

— Что у тебя случилось?

— Да ничего особенного, но есть тут пара типов, с которыми я бы не прочь развлечься.

— Но, но! Даже и не думай! Браст и так с меня голову снимет, узнав, что я потакаю тебе. А если об этом узнает Каргус…

— Все вы перестраховщики. Мне на месте виднее. Ничего не будет. Они тут все тупые, как хоары.

— Ну, слава Икноту, это не тебе решать. До скорой встречи, Тимкэс.

— Весёлого тебе времяпровождения, Хограс.

День пятый

Сегодня утром Левис и Мабулс появились на работе вместе в самом начале рабочего дня. И, почти сразу же, Рауль Боун вызвал к себе доктора Мабулса.

— Доброе утро, Лео, — приветствовал он слегка напрягшегося доктора, — что Вы так скованы сегодня?

— Всё в порядке, мистер Боун, — взял себя в руки Мабулс, — ничего особенного, просто плохо спал, видимо позволил себе вчера немного лишнего.

— Это пройдёт, — успокоил его Боун, — хотел с Вами посоветоваться, Вы, ведь, гораздо лучше меня знаете Сэма Левиса. Я хочу прикрепить к нему двух наших лучших программистов, которые могли бы тестировать, разработанные им программы. Что Вы по этому поводу думаете?

— Я думаю, что это неплохая идея. Только, вот, хватит ли двух человек? Если Сэм Левис будет решать все наши проблемы с такой скоростью, то годовой набор заказов мы выполним в течение месяца.

— И что? Это плохо? Возьмём больше дорогих заказов. У всех вырастут зарплаты. Наш центр станет известным во всём мире и самым богатым.

— Хорошо, конечно, — согласился с директором Мабулс. — Только мне не понятно, как та организация, в которой Сэм работал, его отпустила? Почему он оттуда ушёл? Он мне так это и не рассказал.

— Ну, — рассмеялся Рауль Боун, — причин может быть много. Например, надоело работать в закрытом и секретном учреждении. Надоело сидеть на каком-нибудь маленьком закрытом острове, словно в колонии. Да мало ли может быть причин? Считайте, что нам повезло.

— Вам виднее, Вы — директор, — согласился с ним Мабулс.- Но у меня тоже будет одна маленькая просьба. Мы запланировали на сегодня помолвку с моей невестой, пожалуйста, отпустите нас с Левисом после обеда.

— Хорошо, — легко согласился Боун, — но Левис обещал мне сегодня написать две программы для НАСА, как он справится, Вы можете быть свободны.

Левис справился, он написал эти программы за несколько часов, и два приставленных к нему программиста, доложив об этом Боуну, тут же начали их прогон на ЭВМ.

— Я просил Боуна отпустить нас сегодня пораньше, в связи с моей помолвкой с Катрин, и он разрешил нам с тобой уйти, как только ты справишься с программами, — подошёл к Сэму Лео.

— Прекрасно, — улыбнулся Левис, — а то я уже думал, что бедная девушка так и останется старой девой. Пойдём, купим продукты и вино для праздничного стола. Кстати, по-моему, Катрин обещала испечь какой-то особый пирог по такому случаю.

— Обещала, — смутился Мабулс, — но мы не будем, особенно, на это рассчитывать, закупим всё необходимое сами. А, если будет пирог, то это будет приятным дополнением к праздничному столу.

Они покинули здание центра после двух часов дня и отправились в большой супермаркет. Закупив всё необходимое, и сложив это в две огромные сумки, друзья направились домой к Лео Мабулсу. Жара спала, и на улице был приятный тёплый день. Лёгкий ветерок нежно овевал лица, и колебал красивые фиолетовые листья Жакаранды, или фиалкового дерева.

— Как хорошо жить на свете, — Лео Мабулс всей грудью вдыхал тёплый летний воздух. — Как я счастлив, что Катрин скоро будет моей женой! Правда, ведь, что она красивая и очень милая девушка?

— Да, — согласился Левис, — если бы я был на твоём месте, то давно бы на ней женился, а не ходил вокруг, да около.

— Если бы не ты, — вздохнул Мабулс, — моя жизнь, вообще, сложилась бы по-другому, я так благодарен тебе. А зачем тебя вызывал вчера к себе директор нашего вычислительного центра? Если это не секрет, конечно.

— Да какой же тут секрет? — рассмеялся Левис. — Рауль Боун хотел, чтобы я составил ему аналитическую программу обработки сведений о посещении Земли НЛО, а так же о выявлении истинного облика пришельцев, на основании, так называемых, «свидетельских показаний».

— И что? Ты согласился? Задачка то интересная и необычная. Я знаю, что наш директор помешан на пришельцах из космоса и собирает любые слухи о появлении НЛО.

— Нет, я отказал ему, — коротко хохотнул Сэм, — я доказал ему, что пришельцев не существует, так как перелёты на большие космические расстояния, практически, невозможны.

— Ты не веришь в пришельцев из иных миров?

— Я знаю, что их не существует. Я в этом уверен.

— Очень жаль, — вздохнул Мабулс, перекладывая сумку из одной руки в другую, и вытирая пот со лба. Он с завистью посмотрел на своего спутника, который легко нёс свою гораздо более тяжёлую сумку, словно она была пустая. — А я бы хотел полетать среди звёзд. По-моему, так интересно узнать побольше про экзотическое скопление звёзд под названием Млечный путь. Почему все другие звёзды рассыпаны по небу, а эти сбились в кучу, и, словно огромное вытянутое стадо, бредут себе куда-то?

— Всё очень просто, друг мой, — улыбнулся Сэм, — Остальные звёзды — это злые сторожевые собаки, которые охраняют сбившееся в кучу стадо космических овец, и не позволяют ему разбредаться.

— Всё шутишь, — снова вздохнул Лео, опять меняя руку. — Ну, а если серьёзно, почему они расположены так плотно?

— Если серьёзно, то потому, что эти звёзды входят в состав нашей Галактики, которую мы, естественно, видим с ребра, потому что сами в ней находимся и располагаемся ближе к её краю. Звёзды распределены вдоль плоскости эклиптики нашей Галактики и удерживаются силами гравитации её массивного ядра. Это и есть Млечный путь.

— С тобой, даже, помечтать не интересно. Всё-то ты знаешь, обо всём трезво и практично рассуждаешь. Вот когда с нами была Катрин, ты позволил себе шутить и смеяться, словно тебя подменили.

— Ревнуешь? Напрасно. Катрин чудесная девушка, и она давно тебя любит, а ты, олух безглазый, совсем этого не замечал, пока я не открыл тебе глаза.

Так болтая и неся тяжёлые сумки с продуктами, они не обратили внимания на то, что проходят мимо того дома, возле которого Левис убил четырёх белых парней, спасая Лео Мабулса в тот памятный вечер, с которого у Мабулса и началась новая жизнь. И напрасно, в это время в доме начался небольшой переполох. Эриксон Клаас как раз подошёл к окну, когда увидел двух темнокожих, одетых в элегантные костюмы, которые с большими сумками, о чём-то оживлённо разговаривая, проходили мимо его дома. Он тут же крикнул свою домработницу и схватил со стоящей рядом полки военный морской бинокль с тридцатикратным увеличением. Элла, быстро подбежавшая к хозяину, осторожно выглянув из-за шторы, тут же присела, спрятавшись за подоконник.

— Это он, — только сдавленно и прошептала она.

Предполагаемые убийцы уже начали удаляться от дома, отойдя метров на пятнадцать, но мистер Клаас, спрятавшись за штору, направил на них бинокль, одновременно наводя резкость. В одном из убийц он, к своему изумлению, узнал доктора Мабулса, который почти каждый день ходил на работу и обратно мимо его дома. Иногда, он даже здоровался с Эриксоном, когда они встречались на улице. Он сунул бинокль в руки Эллы Стоун, заставив её подняться, и она тоже узнала доктора Мабулса, подтвердив, что, хотя второй убийца сильно изменился, но она всё-равно узнаёт его. Мистер Клаас тут же опрометью бросился к телефону, и позвонил начальнику отдела криминальной полиции.

— Мистер Айлингтон, — закричал он в трубку, как только услышал знакомый голос, — говорит Эриксон Клаас. Мы вместе с моей домработницей Эллой Стоун только что видели двух убийц, которых Вы ищете, они прошли мимо моего дома. Нам удалось опознать одного из них — это доктор Лео Мабулс, который работает в йоханнесбургском вычислительном центре. Элла говорит, что второй убийца изменил внешность и сменил костюм, но она опознала его.

— Как он теперь выглядит? — задал вопрос Айлингтон, параллельно нажимая кнопку селектора.

— Сейчас я дам трубку Элле, она Вам лучше расскажет, — в трубке послышался взволнованный голос домработницы мистера Клааса. — Мистер Айлингтон, он теперь ходит в тёмно-синем костюме, а волосы у него чёрные и курчавые. Но фигура и походка остались прежними, я легко узнала его.

— Вы в этом совершенно уверены мисс Стоун? — Айлингтон, даже, вскочил со стула.

— Абсолютно, мистер Айлингтон, мой хозяин дал мне мощный бинокль и я хорошо их обоих рассмотрела.

— Большое спасибо Вам, мисс Стоун, и передайте мою благодарность мистеру Клаасу.

— Не стоит благодарности, — выхватил трубку Эриксон Клаас, — прошу Вас, сообщите нам, когда Вы их поймаете.

— Обязательно сообщу, мистер Клаас, тем более что мы обязаны будем вызвать вас обоих в качестве свидетелей на опознание и в суде. Ещё раз благодарю Вас, Вы нам очень помогли.

— Ганс Хорст и Питер Клермон, срочно зайдите ко мне, — крикнул он в селектор, параллельно набирая на телефоне номер мэра.

— Срочно позовите к телефону мистера Абрахамсона, или Пола Монкью, произнёс он, немного волнуясь, услышав в трубке голос секретаря мэра. — Скажите, что звонит Боб Айлингтон по очень важному делу.

Несколько минут в трубке была тишина, затем её взял Абрахамсон.

— Это мистер Айлингтон? — спросил он. — Вы хотите меня чем-то порадовать?

— Да, господин мэр, мы нашли обоих убийц.

— Поздравляю Вас, мистер Айлингтон, Вы уже задержали их?

— Пока нет, но они теперь никуда от нас не денутся. Это некто, которого мы уже видели раньше, и доктор Лео Мабулс, который работает в вычислительном центре Рауля Боуна. Сейчас мы соберём группу, и я лично выеду на их задержание. Приглашаю Вас сегодня вечером в управление посмотреть на них.

— Обязательно приеду. Двадцать тысяч долларов и повышение по службе ждут Вас.

— Спасибо, а я жду в своём кабинете Вашего старого друга Пола Монкью, я обещал ему привлечь его к операции. Только пусть он поторопится.

— Хорошо, он говорит, что будет у Вас через пятнадцать минут и просит подождать его. Желаю удачи!

В кабинет шефа быстрым шагом вошли инспекторы Хорст и Клермон.

— Вот что, мальчики, — обратился к ним Боб Айлингтон, — быстро найдите адрес доктора Лео Мабулса, берите машину и установите наблюдение за его домом. Это один из убийц, которого мы ищем. Второй убийца, тот которого мы искали на рынке, оказывается, поменял внешность. Возможно, поэтому мы и не смогли его поймать. Теперь у него чёрные курчавые волосы и он носит тёмно-синий костюм. Я срочно собираю группу захвата, поджидаю канадского журналиста и минут через двадцать прибуду сам с группой к дому этого Мабулса. Ваша задача — постараться не упустить Мабулса и, возможно, второго, имени которого мы, пока, не знаем. Возьмите рации, если заметите что-либо подозрительное, или кто-нибудь из них выйдет из дома, сразу же сообщите мне. Один из Вас пусть останется в машине и продолжит наблюдение, а второй — следует за подозреваемым, чтобы не потерять его из вида. Если выйдут оба, то и вы следуете за ними оба. Не упустите их.

— А что он за доктор? — спросил Питер Клермон.

— Какая тебе разница, — вспылил Айлингтон, — вероятно, физико-математических наук. Он работает в вычислительном центре у Рауля Боуна. Всё! Бегом отсюда. Машину возьмите свою, а не служебную, чтобы не привлекать внимание.

Когда инспекторы ушли, Айлингтон тут же позвонил дежурному и приказал собрать группу захвата на двух машинах, сказав, что на третьей машине, личном Мерседесе, он поедет сам.

— «Ну, вот и всё», — азартно потирая руки, подумал он, — «минут через двадцать — полчаса, мы с ним встретимся, и этот наглец, трогавший мою машину и посмеявшийся над нами на рынке, будет у меня в руках. И тут уж я ему всё припомню: и мой Мерседес, и рынок, и его наглое поведение».

Питер Клермон и Ганс Хорст подъехали к дому доктора Мабулса и припарковали свой автомобиль неподалёку, метрах в шестидесяти, от подъезда, в котором находилась квартира подозреваемого. Ганс достал бинокль с цейсовской оптикой и сильным увеличением, и стал следить за окнами квартиры, которые как раз выходили на эту сторону. У него была с собой фотография Мабулса, которую он взял из картотеки. Дважды в окне мелькал силуэт самого хозяина квартиры, один раз на мгновение показалась голова неизвестного мужчины с чёрными курчавыми волосами, вероятно, второго убийцы, и один раз мимо окна прошла какая-то женщина.

— Доложи шефу, что они оба там, в квартире, — сказал он Питеру, не отрываясь от бинокля. — Скажи ещё, что с ними какая-то женщина.

Питер Клермон тут же связался по рации с Айлингтоном и обрисовал ему ситуацию.

— Ведите наблюдение, — приказал Боб, — скоро мы подъедем.

Лео Мабулс был на седьмом небе от счастья, Катрин тоже вся сияла. Она сразу же, как только её позвали, спустилась в квартиру своего жениха и стала разбирать сумки и помогать накрывать на стол.

— Ты обещала нам какой-то особенный пирог, — напомнил ей Лео.

— Он сейчас печётся в духовке, скоро я его принесу, — ответила счастливая девушка.

Сэм Левис, напустив на себя важный и задумчивый вид, посмотрел на счастливую пару, и, сделав незаметный знак рукой Лео, скользнул в свою комнату. Там он осторожно подошёл к окну, достал из кармана цилиндрик и направил его на улицу, не отдёргивая занавески. Поводив своим странным устройством по улице, он улыбнулся, достал из-за спинки кровати серебристый чемоданчик и открыл его. Комнату озарил неяркий разноцветный свет, полившийся из чемодана.

— Хограс, это Тимкэс, ответь!

— Что стряслось, Тимкэс?

— Мне нужен дисколёт, для того, чтобы он подобрал меня. Пусть ожидает в квадрате 37—12, я там буду, ориентировочно, минут через сорок — сорок пять.

— Что-то случилось?

— Пока, ещё нет, но за мной следит местная полиция, я ухожу отсюда раньше срока.

— Буду рад тебя видеть. Ты там поосторожнее.

— Веселого времени тебе, Хограс.

— И тебе счастливых развлечений. До скорой встречи.

Сэм закрыл чемоданчик, положил его на место и покинул комнату.

— Постойте, — сказал он, появляясь в дверях, — а шампанское то мы не купили. Какой же праздник без хорошего шампанского. Чем я вас поздравлять буду?

— Да брось ты, — повернулся к нему Мабулс, — у нас тут вина достаточно. Охота тебе в магазин бежать.

— Я быстро, не скучайте тут без меня, — торопливо произнёс Сэм и исчез за дверью.

Катрин и Лео проводили взглядом, растворившегося в дверном проёме Левиса, повернулись друг к другу и, нежно обнявшись, поцеловались.

Левис быстрым шагом вышел из подъезда, пересёк улицу, перейдя на противоположную сторону, и направился вдоль по ней к ближайшему магазину.

— Оставайся здесь, — сообщил своему напарнику Питер Клермон, — я пойду за ним, а ты продолжай наблюдение. Шеф с группой захвата должен скоро подъехать. Я беру с собой рацию.

Он вышел из машины и пошёл следом за, уходящим вдоль улицы, преступником. Сэм Левис прошёл пол квартала и, неожиданно, метнулся в подъезд дома, мимо которого он проходил.

— «Заметил слежку! Пытается скрыться!» — молнией мелькнула мысль в голове инспектора Клермона и он, рванув вперёд на полной скорости, заскочил в тот же подъезд, выхватывая на ходу из кобуры под мышкой пистолет.

В подъезде, прямо на лестничной площадке, стоял улыбающийся Сэм Левис, который без тени страха смотрел на вбежавшего полицейского с пистолетом.

— Привет, — неожиданно миролюбиво сказал он, — Вы не меня, случайно, ловите?

— Руки на затылок! — скомандовал Питер, одной рукой направляя на преступника пистолет, а другой, доставая наручники. — Дёрнешься, получишь пулю.

— А сумеешь выстрелить? — уже весело спросил Сэм, и, неожиданно, прыгнул вперёд.

Клермон не успел среагировать, как пистолет был выбит из его руки. Он тут же сблизился с противником и схватил его за предплечье и бок, рванув его на себя, намереваясь сделать бросок через бедро. Ему показалось, что он ухватился за каменную статую. У преступника были стальные мышцы. Его противник ткнул его куда-то в шею своим железным пальцем, Питер обмяк, его парализовало, и он мягко опустился на пол. Преступник, легко, словно набитую соломой куклу, поднял его с пола и прислонил к стене. Холодные, ничего не выражающие глаза уставились на него, и ему стало невообразимо жутко. Он попытался крикнуть, но железные пальцы сдавили ему горло так, что он не смог дышать.

— Что вы делали в машине? — спросил преступник, немного ослабив хватку.

У Питера всё поплыло перед глазами, и он, словно издалека, услышал свой голос:

— Мы следили за вами, сейчас сюда подъедет группа захвата.

— Очень хорошо, — усмехнулся Сэм Левис и одним движением сломал Клермону шею, заодно раздавив и горло.

Он вышел из подъезда, быстро добрался до магазина, расположенного неподалёку на углу улицы, купил там бутылку шампанского и, бегом, направился обратно. Сделав небольшой крюк, он бесшумно подошёл сзади, к сидевшему в машине Гансу Хорсту, и ударил его в висок прямо сквозь разлетевшееся вдребезги боковое стекло. Ганс, так и не успев ничего понять, ткнулся головой в руль автомобиля.

А Лео с Катрин решили, не дожидаясь Сэма, выпить немного вина, поздравив друг друга. Они открыли бутылку, разлили янтарное вино по бокалам, выпили, поцеловались, затем, снова выпили и снова поцеловались.

— Ой! — вдруг, вскрикнула девушка. — Совсем ты мне голову вскружил Лео. У меня же пирог сгорит. Подожди, сейчас я его принесу.

С этими словами, она выскочила на лестницу и быстро поднялась к себе в квартиру. Оставшись один, и чувствуя лёгкое головокружение от счастья и выпитого вина, Мабулс, сам не отдавая себе отчёта, зашёл в комнату Левиса.

— «Так я и не решился посмотреть, что там, в таинственном чемоданчике моего загадочного жильца», — подумал он. — «Но сейчас, выпив для храбрости, я всё-таки попробую разгадать его тайну. Думаю, что он не обидится, да и, собственно говоря, как он узнает? Я только взгляну одним глазком и положу всё на место, как и было».

Может быть, он так и никогда бы не решился на это, но вино ударило ему в голову, заставив совершить его неблаговидный поступок. Лео вытащил из-за спинки чемодан, положил его на диван и удивился, не увидев замка. Он попробовал открыть крышку, но она не поддавалась. Прощупывая место соединения крышки с чемоданом, Лео провёл пальцем под ручкой, и чемодан, неожиданно, с лёгким щелчком, открылся. Крышка чудесным образом откинулась вверх сама, заняв вертикальное положение. Внутри чемодан оказался заполнен каким-то полупрозрачным пластиком, в котором переливались разноцветные огни. Мабулс удивлённо отшатнулся, и в это время в комнату зашёл Сэм Левис с бутылкой шампанского в руке.

— Что это? — указал на чемодан изумлённый Лео Мабулс.

— Это то, — произнёс Сэм, ставя бутылку на тумбочку и подходя к Лео, — что ты не должен был видеть.

Он резко выбросил руку и нанёс Мабулсу удар прямо в сердце. Лео завалился назад с изумлением на лице, из уголка его рта появилась струйка крови.

— Дурак, — произнёс Левис, — если бы не это, жил бы ты дальше счастливо со своей Катрин. Впрочем, нет, тебя бы всё-равно арестовала полиция, а потом тебя бы казнили за убийство четырёх белых. Так что можешь считать это ударом милосердия.

Он схватил свой чемоданчик и опрометью кинулся прочь из квартиры.

В это время к дому уже подъезжали два полицейских фургона и серебристый Мерседес. Полицейские с короткоствольными автоматами быстро оцепили дом, а, выбравшиеся из Мерседеса, Боб Айлингтон и Пол Монкью, подошли к машине, припаркованной недалеко от дома, и обнаружили там мёртвого инспектора Хорста. Инспектора Клермона рядом с ним не было, на вызовы по рации и на звонки он не отвечал.

— Быстро в дом! — крикнул Боб Айлингтон, махнув рукой Полу, и взяв с собой четверых полицейских.

В квартире Мабулса они нашли его самого, лежащего мёртвым посреди комнаты. В этот момент, с пирогом на подносе в руках в квартиру зашла Катрин. Увидев полицейских и, лежащего на полу комнаты Лео, она уронила пирог, закричала не своим голосом, и бросилась к нему, отпихнув ближайшего полицейского. Она попыталась его обнять, но её схватили и оттащили в сторону, защёлкнув на запястьях наручники.

— Жёлтый Фольксваген! — неожиданно закричала она, вырываясь. — Быстрее, он уедет на жёлтом Фольксвагене Лео.

Пол Монкью первым бросился к окну и успел увидеть жёлтый Фольксваген — жук, исчезающий вдали. Все бросились вниз, а Боб Айлингтон по рации дал команду всем загружаться в машины и догонять жёлтый Фольксваген — жук.

Айлингтон в несколько прыжков преодолел расстояние, отделявшее его от Мерседеса, и, рванув дверцу, прыгнул на водительское сидение. Пол Монкью, мгновение спустя, устроился на заднем пассажирском сидении. Мерседес рванул с места первым, вслед за ним, включив полицейские сирены, помчались два фургона. Сумасшедшая гонка по городу продолжалась не долго, вскоре машины выскочили на Блумфонтейнское шоссе. Жёлтый Фольксваген на полной скорости нёсся по направлению к Крунстадту, шоссе было пустынно, и Айлингтон выжимал из своего Мерседеса всё, на что тот был способен. Мерседес постепенно всё больше отрывался от, едущих сзади полицейских Фордов, и неуклонно нагонял Фольксваген.

— Он от нас не уйдёт, — сквозь зубы проговорил Боб, — до Крунстадта свернуть ему некуда, а там шоссе уже перекрыто. А, если он даст мне повод, и попробует бежать в саванну, бросив машину, то я с удовольствием всажу ему пулю в спину.

Постепенно расстояние между Мерседесом и Фольксвагеном сократилось до трёхсот метров. А ещё через пару минут Мерседес уже висел на хвосте у Фольксвагена метрах в трёх позади.

— Давай я выстрелю ему по колёсам, — сказал Пол, доставая пистолет и открывая окно.

В этот момент, Фольксваген, неожиданно, резко затормозил и Мерседес на полной скорости врезался в его моторный отсек, расположенный сзади. Более лёгкий Фольксваген бросило вперёд, но в это время, он был уже пустым, за мгновение до столкновения, Сэм Левис, каким-то непостижимым образом выпрыгнул из машины без всякого ущерба для себя. А, вот, сидящим в Мерседесе не повезло. Подушки безопасности сработали безукоризненно и спасли жизнь обоим пассажирам, однако, от удара оба они потеряли сознание и получили незначительные травмы. Левис, подобрав с земли свой чемоданчик, подошёл к Мерседесу со стороны водителя, одним рывком вырвал заклинившую дверь, отбросил её в сторону, наклонился над лежащим без сознания Бобом Айлингтоном, и резким ударом сломал ему шейные позвонки. Затем он взглянул на второго пассажира, поднял глаза на приближающиеся полицейские фургоны, завывающие сиренами, и быстрой походкой направился к недалёкой рощице. Пол Монкью, застонав, пришёл в себя. Он посмотрел на лежащего без движения Айлингтона, тяжело выбрался из машины, прихватив с собой свою кинокамеру, и подошёл к Бобу. Одного взгляда хватило на то, чтобы понять, что тот мертв, но Поль всё же удостоверился, пощупав пульс у него на шее, пульса не было. Затем, он увидел удаляющегося преступника с чемоданчиком в руке и бросился за ним. Преступник зашёл в рощу, Пол бегом ворвался следом, обернувшись, он увидел, что полицейские фургоны уже остановились рядом с Мерседесом, и несколько полицейских бежит к нему на помощь. Уже почти миновав заросший участок рощи, Пол, от неожиданности, присел за кустом. На крохотной полянке стояло нечто, напоминавшее перевёрнутое блюдце, или диск диаметром метров семь и высотой три, покоившееся на восьми тонких телескопических ножках. Он увидел, что преступник поднырнул под центр днища этого странного сооружения, встал на небольшой круг, и его стало поднимать на круге внутрь диска. Пол вскинул камеру и стал снимать. Вдруг, неизвестный что-то сказал, указав рукой прямо на то место, где сидел Пол, и из диска ударил ослепительный луч, вызвав яркий огненный шар, который поджёг окрестные кусты. Всё запылало так, словно кто-то залил кусты бензином. Диск на мгновение завис, втягивая в себя телескопические подставки, и исчез в вышине. Подбежавшие полицейские, нашли в кустах сильно обугленное тело Пола Монкью и его обгоревшую кинокамеру.

Созданная комиссия так и не смогла разобраться в этом странном и запутанном деле. Единственной зацепкой мог послужить кадр, чудом сохранившийся в обгоревшей кинокамере. Но кадр этот, вследствие воздействия температуры, получился мутным и очень не чётким. На нём с большим трудом удалось разобрать странное дискообразное сооружение, стоящее на тонких ножках, и нижнюю половину человеческого тела, торчащую из этого сооружения. Один их преступников, убивших племянника мэра и его друзей был мёртв, а второй, которого преследовали и уже почти поймали полицейские, таинственным образом, исчез. От единственной свидетельницы — Катрин Мкобуа, знавшей обоих преступников, так и не удалось ничего добиться, кроме того, что второго зовут Сэм Левис. Она тронулась рассудком и была помещена в психиатрическую лечебницу до конца своих дней, впрочем, судьба смилостивилась над ней, и прожила она не долго.

Глава 3. Эя

Наступил вечер этого трудного дня, вобравшего в себя столько разнообразных событий. Густой и липкий, словно кисель, туман медленно спускался в глубокое горное ущелье, постепенно поглощая всё вокруг. В этом тумане, словно в студенистой массе, гасли звуки, таяли окружающие предметы. У самого входа в ущелье, расположенного в предгорьях Великих Аннерийских гор, стояло странное сооружение напоминавшее толи огромное перевёрнутое блюдце, толи слегка деформированный диск больших размеров, покоящийся на восьми тонких телескопических опорах. Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказывалось, что на самом деле этих опор семь, а восьмая подломилась, из-за чего диск немного накренился и опёрся кромкой на скалу. Сзади из ущелья доносился негромкий шум водопада, вздымающего тучу водяных брызг, неистово пенящихся на огромных, поросших бурыми, длинными словно волосы водяного, валунах. Этот странный диск выпадал из окружающего пейзажа, и никак не вязался с дикой буйной природой ущелья. От этого он казался неестественным и нереальным. Внутри диска, безмятежно развалившись на подстилке из охапки мягких пружинящих листьев, спал молодой юноша. Одежда из плотной ткани защитного цвета, напоминавшая закрытый комбинезон с капюшоном, мягко охватывала его стройное, сильное тело. Длинные шелковистые светлые волосы спящего, схваченные металлическим обручем из серебристого металла, опоясывающим его голову и лоб, разметались, закрывая плечи и часть листьев под головой. Юноша, действительно, был молод, ему было лет шестнадцать — семнадцать, хотя выглядел он немного старше. В правой руке спящий сжимал оружие, называемое кугуот — толстый металлический прут, длиной в локоть, постепенно сужающийся к концу, и доходящий на самом кончике до толщины портновского шила. На толстый конец прута была насажена самодельная, грубо обработанная деревянная рукоять. Под рукоятью был приклёпан второй прут потоньше, согнутый полумесяцем, концы которого были обращены вниз и тоже заострены. Этот прут играл роль своеобразной гарды. На широком потёртом тёмно-коричневом кожаном поясе висел необычный нож, вдетый в эластичное пластиковое кольцо. Лезвие ножа состояло из множества крупных металлических чешуек, напоминавших рыбью чешую. Резать что-либо, или строгать таким ножом невозможно, но, если такой нож попадёт в тело, то вытащить его будет весьма проблематично. Снаружи послышался шум падающих камней, сорвавшихся с горной кручи, несколько мелких камней ударило по поверхности наклонённого диска, отозвавшись приглушённым дробным звуком. Спящий юноша мгновенно проснулся и, словно подброшенный скрытой пружиной, вскочил на ноги, сжимая в правой руке своё самодельное оружие. Вдалеке раздался протяжный крик какой-то крупной птицы, ему отозвался рёв неизвестного животного, и всё вновь стихло. Человек постоял, чутко вслушиваясь несколько минут в наступившую тишину, но не услышал ничего, кроме отдалённого шума водопада. Видимо отсутствие посторонних звуков успокоило юношу, он сел на свою импровизированную подстилку из сухих листьев, пошарил в них и извлёк на свет продолговатую пластиковую красную коробку с чёрными кнопками, большой клавишей и поперечными прорезями в верхней части. Выдвинув из коробки длинный телескопический штырь, сделанный из потёртого в некоторых местах серебристого металла и оканчивающийся небольшим ребристым шариком на конце, он нажал на одну из кнопок, зажал большим пальцем клавишу, и, поднеся коробку к губам, громко произнёс:

— Лед! Лед! Говорит Лингрен. Лед, ответь Лингрену.

— Слушаю тебя, Лингрен, — тихо, на гране слышимости, с шипением и помехами отозвалась коробка.

— Лед, я добрался до ущелья со старым храмом — дисколётом. Как понял меня?

— Тебя плохо слышно, мой мальчик. Это который в ущелье у водопада? Далеко же ты забрался.

— Да, тот самый. Разведчики ещё не вернулись?

— Вернулись, а зачем они тебе?

— Хочу узнать: не встречали ли они в моём районе бейлуунов? Мне бы очень не хотелось на них нарваться.

— Этого никто не сможет тебе сказать Лингрен, ты ушёл слишком далеко от лагеря, разведчики так далеко уже не забираются. Они тоже не горят желанием встретиться с бейлуунами. Может быть, ты всё же передумаешь, и вернёшься? Ты затеял опасное дело, и мне твоя затея не нравится.

— Нет, Лед, извини, но я не могу вернуться, не увидев Эю.

— А, если, её стерегут бейлууны? Ты никогда не был в городе и не знаешь его. Ты пропадёшь там ни за что. И с чего это ты решил, что Эя, вообще, захочет общаться с тобой?

— Всё, Лед, не надо меня уговаривать. Мы с тобой всё это уже не один раз обсудили в лагере. Я не изменю своего решения, даже, если мне предстоит погибнуть, так и не увидев её.

— Ты гордый и смелый флоот, мой мальчик. Я желаю тебе удачи! Учти, когда выйдешь в долину, твой передатчик будет не только бесполезен, но и опасен, я не смогу тебе помочь, даже, советом. Не доверяй первому встречному, а лучше не доверяй никому. Хорошенько запомни: бейлууны очень хитры и жестоки, они не любят флоотов, остерегайся их. Спрячь передатчик в этом храме-дисколёте, если всё пройдёт удачно, ты сможешь забрать его на обратном пути. В любом случае, мы будем знать, где его искать.

— Я обязательно вернусь, Лед. Я не прощаюсь, а говорю — до встречи!

— Я буду ждать тебя, мой мальчик. Удачи тебе! Я буду очень ждать тебя.

Лингрен поправил на голове, сбившийся во время разговора металлический обруч, сложил телескопическую антенну и спрятал передатчик в неприметное углубление в стене, замазав его глиной. Затем он поставил на мягкой глине едва заметный условный знак, чтобы, если он не вернётся, передатчик могли найти другие. Передатчиков в лагере было катастрофически мало, некоторые уже вышли из строя, другие работали с перебоями, и их нужно было беречь. Лингрен осторожно выбрался наружу, внимательно огляделся по сторонам и скользнул в сгущающийся туман, ориентируясь по звукам падающей в водопаде воды. Туман не особо мешал Лингрену, так как, как всякий флоот, рождённый и выросший в лагере, он умел пробираться по любой местности и в темноте, и в тумане. Он собирался использовать это своё преимущество в долине перед городскими жителями, отсыпаясь днём в укромных местах, и перемещаясь, в основном, по ночам. Но, пока ещё он шёл в горах, решив, что тут ему опасаться нечего. К полудню туман рассеялся и солнце, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, хорошо освещало едва заметную тропу. К вечеру деревья заметно стали редеть, а тропинка упёрлась в большую пещеру. Решив, что эта пещера могла бы быть неплохим местом для ночёвки, Лингрен стал изучать её. Осмотрев окрестности пещеры из кустов, и не заметив ничего подозрительного, он осторожно приблизился к пещере и заглянул внутрь. Но пещера оказалась обитаемой, и хуноос — хозяин пещеры, был очень хитёр. Он, как оказалось, заранее почуял подкрадывающегося к его логову человека и сам устроил на него засаду. Лингрена спасла быстрая реакция, привыкшего к опасностям флоота. Разъярённый зверь выскочил неожиданно из тёмного зева пещеры, и если бы Лингрен замешкался хоть на мгновение, его путь на этом бы и закончился. Но он успел увернуться от мчащегося на него огромного и массивного шестилапого хищника, проскочившего по инерции мимо. Затормозив всеми своими шестью мощными лапами с огромными и крепкими когтями, хуноос резко развернулся к человеку, разевая страшную пасть, усеянную тремя рядами острых как бритва зубов. Но Лингрен тоже не дремал, он швырнул в морду зверя горсть песка с мелкими камешками, и когда тот, взревев от боли и ослепнув на мгновение, замотал головой, бросился к нему вплотную и не глубоко всадил кугуот в единственный огромный чёрный глаз хищника, полностью ослепив его. Раненный зверь волчком закрутился на месте, ревя и воя, словно сирена. Юноша бросился в лес, но хуноос не собирался так просто отпускать добычу, кроме того, горя желанием отомстить своему обидчику. Он помчался следом, натыкаясь своей длинной мордой на стволы деревьев и ревя от злости.

— «Эх», — подумал Лингрен, — «было бы у меня сейчас с собой электрическое ружьё».

Но ружьё из всех флоотов было только у Леда, а Лед сейчас находился очень далеко отсюда, в лагере. Хуноос, между тем, с глухим рычанием преследовал Лингрена, нюхая воздух и, время от времени, сталкиваясь с деревьями. Нюх у хунооса великолепный, и на равнине у юноши не было бы ни единого шанса убежать от него даже ослепшего. Хуноос непременно быстро догнал бы его и растерзал. Но в лесу, другое дело, деревья мешали зверю набрать скорость, кусты и лианы постоянно цеплялись за его густую и длинную шерсть. И, в конце концов, выбившись из сил, он прекратил преследование. Лингрен, на всякий случай, пробежал ещё пол ниена и, убедившись, что зверь не преследует его, повернул к скалам. Он вздохнул с облегчением, радуясь своему спасению и чувствуя огромную усталость и желание отдохнуть и подкрепиться. Но на хуноосе его приключения на сегодня не закончились. Он уже добрался до скал, и, в сгущающихся сумерках, преодолев невысокую отвесную стену, вылез на плоский скалистый выступ. Мечтая только о том, чтобы поскорее найти подходящую пещеру, в которой можно было бы развести костёр, отдохнуть и поужинать, забравшись под её надёжные своды, он не заметил, как его нога, обутая в мягкий сапог из змеиной кожи, наступила на щупальце агнуупа. Щупальце мгновенно изогнулось и обвило ногу Лингрена до самого бедра, вонзив в него множество маленьких, но острых шипов. Вскрикнув от боли, юноша не удержал равновесие, и упал, свалившись вниз с того самого выступа, на который только что залез. Но ему повезло, судьба, видимо, благоволила ему. Щупальце агнуупа, вцепившееся в его ногу своими многочисленными шипами, удержало его от падения в пропасть. Он повис вниз головой, болтаясь на щупальце, которое безуспешно пыталось вытянуть его наверх. Оно застряло на остром каменном крае, попав в небольшую расщелину. Агнууп — это хищное растение, в виде тёмно-бордового цветка с толстыми мясистыми лепестками. Диаметр такого цветка может составлять от полутора до трёх метров, а в высоту цветок доходит до двух метров. Цветок имеет восемь щупалец — отростков, длиной до пяти метров каждое. Отростки усеяны множеством мелких шипов — коготков, крепко удерживающих попавшуюся жертву. Если бы не эти коготки, то жёсткие щупальца растения, имеющие в толщину пять — семь сантиметров, не смогли бы плотно захватить и удержать свою добычу. Но проклятые коготки держат цепко, и вырваться из них, практически, невозможно. Агнууп, обычно, подтягивает свою добычу к себе, постепенно всё больше и больше охватывая её щупальцами — отростками, и затягивает её внутрь цветка. Затем, он закрывает свои мясистые и довольно прочные лепестки, обвивает себя отростками, словно связывая себя канатами, и начинает переваривать добычу, выделяющимся с поверхности лепестков пищеварительным соком. Длительность процесса пищеварения обычно зависит от размеров цветка, величины и питательности добычи, в среднем занимая от семи до десяти дней. По окончанию пищеварительного процесса, цветок вновь раскидывает в разные стороны свои щупальца — отростки и раскрывает лепестки. И горе тому живому существу, которое наступит на отросток, или заденет не только его, но и сам цветок. Агнууп настолько силён, что может справиться даже с таким крупным и сильным хищником, как хуноос. И вот теперь Лингрен висел вниз головой, захваченный щупальцем агнуупа, и извивался всем телом, тщетно пытаясь освободиться. Щупальце, не смотря на мешавшую расщелину, медленно подтягивалось к краю выступа, упорно и неотвратимо таща за собой, извивающегося изо всех сил юношу. Лингрен видел внизу на дне пропасти под собой острые камни и, изрезанную уступами и трещинами скальную породу. Падение на них с такой высоты не сулило ему ничего хорошего. В то же самое время он прекрасно понимал, что на поверхности выступа проклятое растение разделается с ним без особого труда. Перед Лингреном встала почти не выполнимая задача: жизненно необходимо было каким-то образом вырваться из хватки отростка хищного агнуупа, и, в то же самое время, ухитриться, не сорваться в пропасть и не разбиться об острые камни. Край уступа приближался с каждой минутой, уменьшая шансы на выживание. В отчаянии юноша ухватился за небольшой каменный выступ двумя руками и прижался к нему всем телом, обняв его. Тут же резкая боль пронзила ногу, шипы глубже впились в мышцы и начали их рвать. Лингрен выпустил выступ и щупальце — отросток потащило его дальше. Край уступа был уже близко, Лингрену до отчаяния хотелось жить, жить, во что бы то ни стало.

— «Эя», — подумал он, — «моя прекрасная и несравненная Эя, неужели из-за этого тупого хищного растения я не увижу тебя? Неужели всё, что я сделал ради тебя — напрасно? Все те опасности, преодолённые трудности, бессонные ночи? Ну почему я не обладаю могуществом богов?»

Лингрена охватила ярость, он глухо зарычал, отчаянно рванулся и, изогнувшись, сделав над собой нечеловеческое усилие, превозмогая боль в итак уже израненной ноге, подтянулся и ухватился за край уступа.

— «Так нет же», — со злостью подумал он, — «меня так просто не возьмёшь! Я вырвусь и останусь жить назло этому проклятому агнуупу, назло всем бейлуунам, преследующим и убивающим ни в чём не повинных флоотов, пресмыкающимся перед богами, который принёсли горе на нашу землю, предавшим всё человечество некогда прекрасной, свободной и процветающей Мууно».

Юноша упёрся свободной ногой в край расщелины, перекинул проклятый отросток в узкий зазор под огромным валуном, и толкнул камень изо всех сил. Тот качнулся, придавил отросток всей своей массой и заклинил его. Отросток конвульсивно вздрогнул, зажатый камнем, и сбросил Лингрена вниз. Юноша опять повис вниз головой. Он покачивался на щупальце — отростке, отдыхая и собираясь с силами. Отросток медленно извивался, но уже не тащил свою жертву наверх. Так прошло около минуты, может немного меньше, и тут Лингрен к своему ужасу заметил, ещё два щупальца, концы которых показались над краем уступа.

— «Это очень плохо!» — промелькнула мысль в голове Лингрена. — Если сейчас эта тварь подтянет сюда свои отростки — щупальца, то у меня уже вырваться не будет никакой возможности».

Времени на раздумья не оставалось, приливающая кровь к голове начала туманить сознание, нужно было что-то делать, причём, действовать очень быстро и решительно. Он, собрав последние силы, снова отчаянным рывком изогнулся и опять, дотянувшись до края уступа руками, ухватился за него. Закричав от ярости и натуги, юноша подтянулся на руках, снова упёрся свободной ногой в небольшой каменный выступ и, выхватив кугуот, стал яростно наносить им удары по схватившему его отростку. Тонкий и острый как шило конец кугуота легко вонзался в твёрдый отросток и, пробивая жёсткую кору, рвал мякоть. Из ран по камням потёк зелёный сок, а отросток задёргался. Через минуту быстрой и яростной атаки, он измочалил отросток на перегибе каменного уступа и вцепился в него зубами. Словно голодный хоар, Лингрен рвал и трепал измочаленный участок отростка, перекусывая жёсткие и упругие нити, образующие кору. Вскоре челюсти у него свело судорогой, а зубы заболели, тогда Лингрен нашёл острый камень, который на его счастье валялся рядом с валуном, и стал отчаянно рубить отросток, нанося ему сильные и частые удары. И отросток, наконец, не выдержал и сдался, последние нити Лингрен перервал, рванувшись всем телом, и едва не сорвавшись вниз с выступа, на котором стоял, опираясь на него свободной ногой. В этот момент два других отростка, слепо ощупывая каменную стену, стали потихоньку спускаться вниз, приближаясь к нему слева и справа. Лингрен отпустил край уступа, за который держался руками, и скользнул ниже, вдоль стены, отчаянно цепляясь пальцами за малейшие углубления и выступающие кое-где камни. Он проскользил около десяти метров, пока ему не попалась относительно широкая расщелина, за края которой он сумел зацепиться руками и упереться в её стенки ногами. Сверху качались и медленно извивались два щупальца-отростка агнуупа, тщетно пытаясь обнаружить его. Заметив каменный козырёк, идущий вдоль стены, юноша, каждую секунду рискуя сорваться в пропасть, перебрался на него и уселся, переводя дух. Руки и ноги его мелко дрожали от чудовищного напряжения, голова болела. Кусок отростка так и висел на ноге, вцепившись в неё своими мелкими шипами. С большим трудом, превозмогая ноющую боль, ему удалось освободиться от отростка, сбросив того в пропасть. Вся нога была в мелких ранках, кровоточила и болела, брюки в нескольких местах были порваны, но это уже было не важно. Руки и лицо покрывал зелёный сок, который начал немного жечь кожу, но это тоже было не существенно, по сравнению с тем, что он остался жив. Сумерки уже совсем было затопили окрестности, но взошедший спутник планеты, показавшийся над верхушками деревьев, немного разогнал тьму. Лингрен позволил себе полчаса отдохнуть, приходя в себя, затем поднялся на всё ещё дрожащих ногах, и медленно и осторожно пошёл вдоль узкого козырька, чуть выступающего от скальной стены. Он продвигался вперёд, держась за стену, и выискивая путь наверх. Вскоре юноша увидел неровные уступы, вероятно, возникшие из-за обвала части скальной породы, и широкую расщелину, тянущуюся до самого верха. Возблагодарив Единого, он полез наверх. Подъём отнял у него последние силы, и, перевалившись через край уступа, Лингрен лёг на землю, не в силах двигаться дальше. Через несколько минут сон сморил его, и он сам не заметил, как уснул недалеко от края уступа. Когда он проснулся, солнце уже поднялось в небо и показалось над деревьями. Он почувствовал себя отдохнувшим, но, в то же самое время ужасно голодным. Юноша уселся поудобнее под раскидистым кустом, раскрыл клапан своего рюкзака, развязав верёвку, и достал оттуда сушёное мясо, вяленые овощи, кусок хлебной лепёшки и металлическую флягу с завинчивающейся крышкой, в которой плескалась вода. Позавтракав, а, заодно, и пообедав, он аккуратно завернул всё в тряпицы и убрал остатки пищи обратно в рюкзак. Легко поднявшись на ноги, он повернулся в сторону агнуупа, намереваясь отомстить своему обидчику, но, потом, передумал. Он снова подошёл к краю обрыва и увидел, что горы заканчиваются, переходя в долину.

— «Всё-таки я добрался до неё», — подумал он. — «Конечно, это будет только начало пути в город, где живёт Эя, но я достиг долины». Он шел всю вторую половину дня, пробираясь сквозь густые заросли, внимательно глядя себе под ноги, чтобы снова не нарваться на отросток коварного хищного растения. Стало заметно, что склон, по которому он продвигался, значительно понижается. Уже на землю упали сумерки, на небе зажглись первые звёзды, деревья стали редеть и, вскоре, закончились. В свете двух спутников планеты, поднявшихся над горизонтом, Лингрен увидел, раскинувшуюся перед ним долину. Она была густо усеяна холмами, рощами и оврагами. Вдалеке виднелось русло какой-то небольшой реки, а ещё дальше, на горизонте, горели огни большого города, которые дрожали и мерцали в колеблющемся вечернем воздухе. Лингрен судорожно сглотнул, словно перед прыжком в ледяную воду, засунул в ременную петлю на поясе свой верный кугуот, который держал в руке на всякий непредвиденный случай, когда пробирался по склону, поросшему густыми кустами, и мягкой скользящей походкой направился в направлении города. Огни города, раскинувшегося где-то вдали, и манили и пугали его. Он стремился в город и боялся его одновременно. В городе жила Эя, к которой он стремился всей душой, но там же жили и бейлууны, которые запросто могли убить его. Чтобы максимально обезопасить своё передвижение по долине, юноша решил спать днём и идти ночью. Первая ночь в долине прошла, относительно, спокойно, не смотря на то, что он неоднократно бросался на землю, или прятался в кустах, замирая при виде мелькнувшей тени. Небо над головой, густо усеянное звёздами, а так же два небольших спутника планеты, неплохо освещали сумерки, давая возможность рассмотреть предательски выступающие из земли корни редких деревьев, ямки, бугорки и, иногда попадавшиеся, поросшие мхом, валуны. Утром Лингрен забрался в самый центр небольшой, но густо поросшей деревьями и кустами рощи в небольшом пологом овраге, вскарабкался на самое высокое и раскидистое дерево, спрятавшись в его густой листве, и уютно устроившись на его толстых ветвях, быстро уснул. Когда он проснулся, ощущая боль от неудобного лежания в затёкших мышцах и сильный голод, на окрестности опускался вечер. Юноша, полежал немного, вслушиваясь в окрестные звуки, затем, не услышав ничего подозрительного, тихонько соскользнул вниз и осмотрел периметр рощи, выглядывая наружу сквозь ветви кустов. И, только убедившись в том, что всё спокойно, вернулся в центр рощи, достал остатки еды из сильно похудевшего рюкзака, флягу и сел ужинать, или завтракать, если перевести на ночной режим жизни. С едой у него было очень плохо. Экономить не имело смысла, еды оставалось немного, поэтому он доел всё. Воды во фляге тоже было меньше четверти, но это была не проблема, воду можно набрать в каком-нибудь ручейке или, на худой конец, в луже. Поев, он закинул опустевший рюкзак за спину, повесил флягу обратно на пояс и выбрался из рощи.

— «Ничего», — успокоил он сам себя, — если еды достать не удастся, то несколько дней можно и поголодать».

Постепенно темнело. Лингрен шагал по направлению к городу, отметив про себя, что ночью легче ориентироваться на небольшое зарево огней, хорошо различимое вдали, и держать направление. Днём это сделать было бы сложнее. Он всю свою сознательную жизнь провёл в горах, в лагере флоотов, на равнине был впервые. Холмы, овраги и небольшие речушки, попадающиеся на пути, которые приходилось обходить, сбивали с выбранного курса, но городские огни служили вместо путеводной звезды. Вдруг, впереди что-то мелькнуло и спряталось в кустах. Лингрен насторожился, вытащил кугуот, и тоже нырнул в кусты. Затем он бесшумно вылез из кустов с другой стороны и двинулся по дуге, обходя островок кустов с обратной стороны. В кустах точно кто-то был, и этот кто-то прятаться и передвигаться бесшумно, явно, не умел. Ветки кустов, в том месте, где засел неизвестный, время от времени, покачивались, а листья шуршали, когда он, вероятно, пытался что-то высмотреть в том направлении, куда вначале нырнул Лингрен. Юноша осторожно, обойдя кусты, подкрался к тому месту, где прятался неизвестный, а, затем, прыгнул туда, держа кугуот наготове. Тот, кто прятался в кустах, сидел к нему спиной и никак не ожидал нападения сзади. Лингрен ударил его рукоятью кугуота по затылку и повалил на землю, захватив одной рукой сзади за шею на удушающий приём. Незнакомец как-то по-детски пискнул и обмяк. Лингрен выволок его из кустов и рассмотрел в неверном небесном свете. Незнакомец оказался юношей, таким же, как и он сам, ну, может быть, на год младше. На нём была одежда горожанина: куртка из добротной кожи, под которой виднелась коричневая рубашка, заправленная в чёрные брюки. Всё это пошито из хорошей ткани с ровными швами, заделанными машинным способом. На ногах у городского юноши были красивые, с точки зрения Лингрена, мягкие и удобные высокие сапоги со шнуровкой. Сам Лингрен был одет в домотканый комбинезон, сшитый вручную, а на ногах носил низкие сапоги, которые сделал сам из шкуры пойманной им змеи. Естественно, что аккуратно сшитая фабричная одежда показалась флооту, модной и красивой. Ему стало жаль горожанина, который, даже, не смог оказать ему какого-либо маломальского сопротивления. Он похлопал юношу по щекам, и тот пришёл в себя. Увидев над собой лицо Лингрена, горожанин дёрнулся и закрылся руками.

— Не бойся меня, — как можно дружелюбнее произнёс Лингрен, — я не собираюсь причинить тебе зла, если ты сам не нападёшь на меня.

— Кто Вы? — немного успокаиваясь, произнёс незнакомец.

— Меня зовут Лингрен, я иду в Луум. А ты что здесь делаешь? Зачем прятался в кустах?

— Моё имя — Турол, — сказал юноша, садясь на траву, — я, как раз, иду в противоположную сторону из того самого Луума. Я испугался, думал, что Вы — бейлуун.

— Что ты им сделал? — спросил Лингрен, опускаясь на траву рядом с Туролом.

— Я — сбежал от них. Они хотели наказать меня.

— Каким образом?

— Точно я не знаю. Наверное, сначала бы судили, затем наказали физически, а потом, отправили бы в места Божественной скорби, — тяжело вздохнул Турол.

— Что ты такого натворил? За что они хотели судить и наказать тебя? — продолжал расспрашивать Лингрен. — И, кстати, не зови меня на Вы, мы почти ровесники с тобой.

— Хорошо, — согласился Турол, — только сначала скажи мне: кто ты и откуда? Я вижу, что ты не местный, но не могу понять: кто ты? Ты одет несколько необычно.

— Я пришёл сюда издалека. Я живу в лагере, что находится в горах.

— Так ты — флоот, отщепенец? — горожанин подался назад. — Тебе нельзя идти в город. Тебя тут же схватят и убьют.

— А ты не поможешь мне добраться до города? — горячо попросил его Лингрен. — Помоги мне найти в Лууме одного человека, и я помогу тебе на обратном пути добраться до нашего лагеря. В лагере ты будешь в полной безопасности, и никакие бейлууны там тебя не достанут.

— Ты не знаешь, о чём просишь, — покачал головой Турол, — в этой одежде в тебе моментально опознают флоота, и я тут ничем не смогу тебе помочь.

— А мы не можем дойти до окраин города, я спрячусь где-нибудь, а ты принесёшь мне городскую одежду.

— Если меня опознает в Лууме кто-то из СББ, то меня тут же арестуют. Я очень рискую, возвращаясь обратно. Знаешь что, я могу довести тебя до окраин города и показать тебе небольшой магазин, ты спрячешься там, а утром сразу же пойдёшь в этот магазин и купишь себе одежду. У тебя есть эквоты?

— Что такое эквоты? И кто такой этот Сбб? — спросил Лингрен.

— СББ — это служба безопасности бейлуунов, а эквот — эквивалент товаров. Это то, что ты можешь обменять на еду или одежду.

— У меня нет эквотов, я, даже, не знаю, как они выглядят, — развёл руками Лингрен.

— Ах, ну да, ты же флоот. Ты в городе пропадёшь. Ты же ничего не знаешь. Вот смотри, — с этими словами Турол вытащил из кармана маленькую пластиковую полупрозрачную овальную карточку.

— Это эквот? — подозрительно спросил Лингрен, вертя небольшой кусочек пластика в руках. — И это можно обменять на одежду?

— Это накопитель, — терпеливо пояснил Турол, — на нём накоплено некоторое количество эквотов. Ты берёшь то, что тебе надо, даёшь такой накопитель продавцу, и он забирает с накопителя столько эквотов, сколько нужно заплатить. Естественно, нужно смотреть, что и сколько стоит, чтобы стоимость товара не превысила количество эквотов на накопителе.

— А как я узнаю, сколько там эквотов? — Лингрен продолжал изучать подозрительный кусочек пластика.

— Это ты можешь узнать у хозяина магазина, у него есть специальный прибор, с помощью которого это можно узнать.

— А он не обманет меня?

— Нет, — засмеялся Турол, — не обманет. Это не в его интересах.

— Ты мне дашь этот накопитель? — попросил Лингрен. — В лагере флоотов он тебе не понадобится.

— Хорошо, — согласился Турол, — только отдам я тебе его перед самим Луумом, когда мы расстанемся. Этот магазинчик находится на самой окраине города, может быть, я сам схожу туда и куплю тебе одежду. Шанс встретить кого-то из СББ, практически, равен нулю.

— Ладно, пойдём, — встал с земли Лингрен, — а то мы так с тобой всю ночь проговорим.

Они пошли на огни города, не зная о чём разговаривать, так что каждый молчал о своём. Лингрен исподтишка разглядывал своего спутника. Ну, точно, не меньше чем на год моложе его. Невысокого роста, худенький, с тонкой, как у девушки талией и узкими плечами. Волосы на голове чёрные, коротко стриженые, а глаза карие и большие, с длинными красивыми ресницами.

— «Наверное, девушки ему завидуют по поводу ресниц», — почему-то подумалось Лингрену.

Но вслух он ничего не сказал, и так они шли почти два часа. Вдруг, Лингрен заметил впереди два силуэта, слабо освещённые светом звёзд. Он, молча, дёрнул за рукав Турола, указал ему рукой на силуэты вдали и потянул в ближайшие кусты. Турол ничего не увидел и не понял, но счёл за благоразумие спрятаться вслед за новым приятелем. Они залегли в кустах, прижались к земле среди корней и травы и затаились. Вскоре показались два человека, в которых Лингрен опознал бейлуунов — охотников. Они шли вдвоём друг за другом, держа в руках автоматические ружья и зорко поглядывая по сторонам. Лингрен прекратил дышать, прижался ещё ниже к земле, опасаясь, что горожанин их чем-нибудь выдаст, он крепко сжал верный кугуот, решив, в случае чего, дорого продать свою жизнь. Но тот тоже лежал тихо и не шевелился. Бейлууны прошли мимо них всего в десяти шагах от кустов, в которых притаились приятели, и ушли в том направлении, откуда Лингрен появился в долине. Он, на всякий случай, выждал ещё десять минут, внимательно осмотрелся, немного привстав, и выскользнул из кустов. Турол выбрался за ним следом.

— Давай, бегом до ближайшей рощи, будем надеяться, что они не заметят сразу наши следы, и мы сможем далеко уйти, — негромко произнёс Лингрен, и они побежали.

Добежав до рощи, приятели спрятались в ней, и Лингрен снова выглянул наружу, осторожно раздвинув ветви высоких кустов. К своему ужасу он увидел, что бейлууны возвращаются назад, явно идя по их следам. Надежда на то, что бейлууны — охотники в темноте не заметят их следы, рухнула. Это было почти равносильно смерти.

— «Даже, если бы у кого-то из них было такое же оружие, как и у бейлуунов, то вряд ли им бы удалось одолеть их», — подумал Лингрен. — «Охотники владеют огнестрельным оружием гораздо лучше любого флоота, да и простого, тем более, юного горожанина тоже. Теперь охотники, как два хоара пойдут по их следу и не успокоятся, пока не убьют, или не поймают их. Впрочем, вряд ли их будут ловить. Зачем? Скорее всего, на них устроят Весёлую охоту. Единственное обстоятельство даёт мизерный шанс уйти от охотников, то, что они вооружены не электрическими, а обычными ружьями».

Лингрен потянул нового приятеля за рукав, они выскочили из рощи и побежали вдоль небольшого оврага в сторону от города.

— Что случилось? — спросил на бегу Турол. — Почему мы бежим?

— Бейлууны нашли наши следы и идут за нами по ним, — стараясь не сбить дыхание, ответил Лингрен, — нам нужно оторваться от них.

Так они бежали довольно долго. Ночь была на исходе, раненная агнуупом нога болела, Лингрен стал прихрамывать. Его юному приятелю приходилось ещё хуже, видимо бегать он не привык. Он стал спотыкаться, дышал надсадно, с хрипом вдыхая и выдыхая воздух из лёгких. Овраг закончился, и впереди показалась большая и густая роща, словно островок, выделяющаяся среди колышущегося моря травы. Они добежали до рощи, и Турол в изнеможении свалился на землю на небольшой полянке внутри. Лингрен тоже тяжело дыша, выглянул наружу и внимательно осмотрел долину, преследователей не было видно.

— «Может быть, бейлууны — охотники потеряли наш след?» — тешил он себя надеждой. — «В любом случае нам нужно отдохнуть. Я так долго не протяну, а Турол, вообще, вряд ли сможет двигаться дальше. Вероятно, охотники не оставят нас в покое, но, если мы побежим дальше, то они легко загонят нас».

Лингрен заставил горожанина подняться и затащил его в самые густые кусты, стараясь оставлять как можно меньше следов. Там, прикрывшись широкими ворсистыми листьями, он сразу уснул. Когда Лингрен проснулся, солнце было уже высоко, а его спутник спал как младенец, посапывая во сне и причмокивая губами. Осторожно, чтобы не разбудить спящего юношу, Лингрен выбрался из своего импровизированного убежища и, тихонько подобравшись к краю рощи, выглянул наружу. Холодный пот тут же прошиб его и у него перехватило дыхание: шагах в тридцати от рощи, немного поодаль друг от друга, лежали уже знакомые ему охотники, нацелив свои ружья, казалось, прямо на него. И тут Лингрена подвела выдержка, он дёрнулся, выдав своё присутствие. Бейлууны — охотники среагировали мгновенно, немного привстав и нацеливая ружья в то место, где шевельнулась ветка. Но Лингрен тоже обладал неплохой реакцией, жизнь в горах в лагере флоотов многому научила его. Он откатился в сторону и, приподнявшись, прыгнул в центр рощи. Загремели выстрелы, защёлкали пули, сбивавшие листья кустов и перебивавшие ветки. Обойма автоматического ружья вмещает двенадцать патронов, двадцать четыре выстрела гулкой дробью разнеслись над долиной. Пули ударили в то место, где только что находился Лингрен, но его там уже не было. Он вжался в траву, постепенно отползая на другой конец поляны, и скрежетал зубами от злости и бессилия. Неожиданно рядом с ним возник Турол, который, встав почти в полный рост, и только немного пригнувшись, подбежал к нему.

— Что происходит Лин…, — только и успел крикнуть он, как две пули ударили его в грудь и в живот, отбросив назад на спину.

Лингрен перекатился к упавшему Туролу, и сразу же понял, что он уже не жилец. Кровь толчками вытекала из его груди, а живот весь превратился в одно кровавое пятно. Турол хотел что-то сказать, но рот его наполнился кровью, и он стал захлёбываться. Лингрен залез к Туролу в карман и достал оттуда накопитель эквотов уже частично измазанный в обильно вытекавшей крови.

— Извини, Турол, — прошептал он, — но тебя уже не спасти.

Стараясь не шуметь и не тревожить ветви кустов, он отполз ещё дальше от охотников на самый край поляны, но покинуть её не решался, боясь получить пулю в спину, если попытается бежать. Эхо последнего выстрела прокатилось над долиной, и наступила тишина.

— Эй вы, презренные флооты, — раздался хриплый голос одного из охотников, — вы ещё живы? Выходите сами, мы вас обоих немного пристрелим и всё, а то вам будет хуже.

Бейлууны, явно, забавлялись, зная, что их жертвы никуда не денутся. Лингрен сдвинулся ещё немного в сторону, но тут одна из высоких веток куста предательски качнулась, и снова зазвучали выстрелы и засвистели пули, на Лингрена сверху посыпались сбитые листья. Затем, снова наступила тишина. Лингрен лежал неподвижно, вжавшись в землю, и ждал когда охотники пойдут в рощу. Он решил в этот момент вскочить и бежать. Расчёт был на то, что пока они пробираются сквозь рощу и не видят его, он успеет оторваться на приличное расстояние с которого попасть в него будет не так то просто. Он лежал и ждал, но ничего не происходило. Тогда Лингрен подполз к краю рощи, выглянул наружу и не поверил своим глазам. Оба охотника сидели в пол сотне шагов от края рощи, повернувшись к ней спиной и спокойно обедали. Теперь ему удалось их рассмотреть получше. Одеты охотники были в защитного маскировочного цвета добротные комбинезоны с жёлто-зелёными пятнами и разводами. Их талии опоясывали широкие пояса, на которых висели обоймы с патронами для ружей. Рядом с ними стояли вместительные тёмно-зелёные пластиковые мешки с продуктами и необходимыми вещами, к которым стволами вверх были прислонёны ружья. Оба охотника были молодыми и крепкими парнями с загорелой и обветренной кожей, что выдавало в них профессионалов. Один из охотников был высоким и худым, а другой — пониже, но широк в плечах и, судя по всему, имел крепкое телосложение. Сначала Лингрен не понял: почему охотники так странно повели себя, прекратив стрелять, и оставив его в покое? Но потом, страшная догадка заставила его вздрогнуть.

— «Всё ясно», — похолодел Лингрен, — «они начали на меня Весёлую охоту. Начинается страшная игра, ставкой в которой является человеческая жизнь. Теперь либо они убьют меня, либо я их, правда, шансы в этой игре не равны, причём, не в мою пользу. Ну, уж, нет, меня они так просто не возьмут, я постараюсь дорого продать им мою шкуру, не знаю, пока, как, но постараюсь. Жалко, что я не увижу Эю, но тут уж ничего не поделаешь, я старался, как мог, а она об этом, даже, не узнает».

Первым его порывом было похоронить Турола, но потом он решил, что Туролу это уже не поможет, а он выиграет время, если не будет задерживаться. Лингрен поднялся во весь рост и, не таясь, бросился бежать из рощи. Он знал, что стрелять по нему сейчас не будут, бейлууны — охотники давали ему фору. На бегу Лингрен пытался вспомнить все правила Весёлой охоты. Сам он, естественно, в такой охоте ни разу не участвовал и только слышал от старших рассказы о ней. Больше всего о Весёлой охоте рассказывал Лед, он, насколько знал Лингрен, был единственным из флоотов, кому посчастливилось остаться после этой охоты в живых. Лед чудом ушёл от охотников, отделавшись простреленным плечом и разбитой кистью левой руки. Старшие рассказывали, что Весёлую охоту придумали боги, они называли её Божественная охота, и, по началу, она была привилегией самих богов. Боги охотились на всех муунян без исключения, любой мог стать их добычей, правда, правила Божественной охоты были иными. Потом, когда население планеты разделилось на тех, кто смирился с божественными законами и остался жить в городах, и тех, кто не захотел подчиняться этим законам, и убежал в горы и леса. Последних стали называть отщепенцами, или флоотами, и бейлуунам разрешили на них охотиться, как на диких зверей. Бейлууны, по аналогии с Божественной охотой, разработали свои правила Весёлой охоты, и с тех пор периодически проводят её, когда встречают где-либо отщепенцев, или обнаруживают их лагерь. Лингрен знал об одной такой охоте, которую устроили несколько отрядов бейлуунов на флаерах. Тогда из тех, кто был в этом лагере живыми никто не ушёл. Бейлууны не щадили никого, ни детей, ни стариков, ни женщин, убивая всех подряд. Но убивали они не просто так, а загоняли свои жертвы, издеваясь над ними, с весёлыми шутками, криками и смехом. Лингрен, вместе с отрядом разведчиков, побывал в этом лагере вскоре после разгрома и до сих пор не может забыть страшного зрелища растерзанных, расстрелянных и изувеченных людей.

— «Так», — подумал Лингрен на бегу, стараясь как можно дальше удалиться от бейлуунов, — «что я точно знаю? Охотники дадут мне небольшую фору, примерно, в полчаса. Они не будут пользоваться передатчиками, чтобы вызвать подмогу, они не будут использовать транспортные средства, пополнять запасы пищи, кроме тех, которые у них есть с собой, и они будут преследовать меня, пока не убьют, или ранят и захватят в плен. Но, если меня схватят, то всё-равно убьют после пыток и издевательств. Единственная моя надежда — если бейлууны потеряют мой след, или я каким-то образом сам расправлюсь с ними. Весьма призрачные шансы. Таковы законы Весёлой охоты для бейлуунов, мне же предоставляется полная свобода действий, но, в отличие от бейлуунов, я не имею права использовать против них огнестрельное оружие. Если я нарушу этот запрет, они вызовут по рации силы безопасности бейлуунов, и тогда мне придётся иметь дело с технически оснащёнными профессиональными убийцами, использующими скоростные вездеходы, флаеры и электрические ружья. Ясное дело, что против них у меня нет ни малейшего шанса».

Спасаясь от преследователей, Лингрен вбежал в небольшой лес. Солнце уже клонилось к закату и тени от деревьев создавали небольшой полумрак. Он в изнеможении упал на мягкую траву около небольшого деревца, тяжело дыша. Полежав немного и отдышавшись, он заставил себя подняться на ноги, зашёл поглубже в лес, нашёл поваленное дерево и удобно устроившись на почти горизонтально лежащем стволе, достал из заплечного мешка жалкие остатки сушёного мяса и фруктов. Немного подкрепившись и отдохнув, Лингрен поднялся и быстрым шагом двинулся дальше, углубляясь в лес. Почва под ногами стала пружинить, а следы наполняться водой.

— «Так», — подумал Лингрен, — значит впереди озеро или болото».

Он нашёл сухую короткую палку, потыкал ею в почву и убедился, что почва стала мягкой.

— «Значит, здесь должны расти падучие деревья», — размышлял он, внимательно оглядывая окрестности, — а, если, я найду такое дерево, то из него может получиться неплохая ловушка».

Минут десять он потратил на поиски падучего дерева, исследуя окрестности, и, наконец, нашёл то, что искал. Дерево было высоким и мощным, наверное, ему было больше десяти лет. Лингрен сильно оттолкнулся левой ногой и, совершив длинный прыжок, приземлился прямо на корне дерева, выступающем из почвы. Он вынул свой верный кугуот и стал осторожно подкапывать корень, перерезая мелкие отростки, уходящие глубоко в почву, стараясь оставить как можно меньше следов. Вскоре, после упорной интенсивной работы, все отростки были оборваны, и Лингрен, утерев пот с лица, несколько раз глубоко всадил кугуот под основание толстого корня. Из глубины нанесённых ран, тонкими струйками побежал сок, тут же впитывающийся в немного взрыхлённую под корнем землю. Эту землю Лингрен взрыхлил заранее, как раз для того, чтобы со стороны заметить повреждения корня и интенсивное вытекание сока, было бы не просто. Он удовлетворённо осмотрел свою работу, мягко отпрыгнул назад к своим следам, ещё раз убедился, в том, что со стороны заметить что-либо затруднительно, и двинулся дальше. Лингрен прошёлся в полуметре от слегка наклонённого в эту сторону падучего дерева и, выбрав низкорослый, но очень толстый лонон с густой и широкой кроной, спрятался в широкой развилке ветвей. Он решил отдохнуть и посмотреть на то, как сработает его ловушка. Лонон находился в сотне шагов от заготовленной ловушки, которая достаточно хорошо просматривалась сквозь листву. На раскидистых ветвях лонона росли прекрасные сочные и очень вкусные плоды шакваари, которыми можно было одновременно утолить голод и жажду. Расчёт Лингрена был прост, охотники, идя по его следам, неизбежно должны будут пройти под падучим деревом. Минут за двадцать сок из дерева вытечет, и начнётся быстрое увядание, которое станет заметно, примерно, через час. Вот в этом-то интервале от двадцати минут, до часа и должны были по прикидкам Лингрена появиться охотники. У падучего дерева быстрее всего увядает корневая система, находящаяся под землёй, дерево становится очень неустойчивым, и достаточно лёгкого нажима на почву вблизи дерева, как оно падает. Веса человека на такой мягкой и податливой почве вполне достаточно, а так как Лингрен прошёл под деревом с той стороны, где оно немного наклонено, то оно неминуемо упадёт на того, кто пойдёт по его следам. Масса же падучего дерева такова, что и хуноосу несдобровать, если дерево рухнет ему на спину или на голову.

Лингрен уютно устроился в густых ветвях лонона и отдыхал, поедая спелые и сочные плоды. Со своего наблюдательного пункта ему хорошо была видна приготовленная ловушка. Прошло около получаса, потом ещё минут десять, но всё было тихо. Лингрен уже начал было волноваться, но в этот момент кусты раздвинулись и показались бейлууны. Они шли по его следам, внимательно разглядывая почву, на расстоянии восьми шагов друг за другом. Невысокий плечистый охотник, которого Лингрен про себя назвал Коротышкой, шёл впереди, крепко держа ружьё в руках, и внимательно изучая следы. Сзади него шествовал второй, которого Лингрен окрестил Верзилой. Верзила зорко оглядывал окрестности, готовый стрелять на каждый подозрительный шорох. Охотники подошли к падучему дереву и остановились. Коротышка присел на корточки и стал внимательно разглядывать почву примерно в том месте, откуда Лингрен прыгнул на корень дерева. У Лингрена упало сердце.

— «Всё», — подумал он, — «напрасно я старался и потратил на эту ловушку столько сил и времени, теперь они заметят мои ухищрения и раскроют ловушку».

Лингрену стало до слёз обидно, он так хорошо всё придумал и так аккуратно сделал. В этот момент он, даже, забыл о грозящей ему опасности, сейчас он был охотником, устроившим хитроумную ловушку на дичь, которая от него могла ускользнуть. Но Коротышка был либо глуп, либо ничего подозрительного не заметил. Он поднялся во весь рост, сказал что-то своему напарнику и двинулся вперёд дальше по следам жертвы. Сердце Лингрена радостно забилось, он крепко уцепился за ветви лонона, подался вперёд, насколько это было возможно, и, затаив дыхание, внимательно следил за тем, как Коротышка неумолимо приближается к роковому для себя месту. Вот он очутился точно под деревом. Падучее дерево вздрогнуло и с протяжным стоном обрушилось вниз на Коротышку всей своей массой. Однако, как оказалось, Коротышка был не так прост, как думал Лингрен. Он, ещё не доходя до дерева, догадался о ловушке, заметив глубокие следы на почве от прыжка, и повреждения на корне, и был готов к падению дерева, вовремя отскочив в сторону.

— Эй, ты! — крикнул Коротышка с весёлым смехом. — Нам очень нравится наша охота, ты — хорошая дичь. Я знаю, что ты меня слышишь, если ты и дальше будешь так же хорошо играть с нами, то мы обещаем тебе, что смерть твоя будет лёгкой.

Коротышка, а вслед за ним и Верзила, вскинули свои автоматические ружья и выпустили по обойме, стреляя наугад в том направлении, куда ушёл Лингрен. Пули с визгом пронзали кусты и кроны деревьев, сшибая листья, и глубоко впиваясь в стволы. Лингрен несколько мгновений, как заворожённый, смотрел на эту стрельбу, даже не подумав спрятаться за ствол дерева. Из состояния оцепенения его вывела пуля, чмокнувшая в ствол лонона рядом с его лицом, и оцарапавшая ему щёку, отлетевшей щепкой, вторая пуля через секунду сбила толстую ветку у него над головой. Лингрен соскользнул вниз с дерева и бросился бежать. Он бежал, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты, и оставляя на них клочки своей одежды. Только сейчас ему по-настоящему стало страшно, только сейчас он понял всю опасность своего положения. Преследователи оказались умными и сильными охотниками, они играли со своей дичью, получая удовольствие от опасности и приключений. Такие не остановятся на полпути, чем труднее будет погоня, тем больше удовольствия они получат. А самое плохое в этом деле, что у них есть все шансы загнать его. Запасы еды у Лингрена, практически, закончились, а у них её ещё много. Он скоро начнёт слабеть, и преследователи будут неумолимо настигать его. Поэтому они и не торопятся, уверенные, что их жертва никуда не денется. Его охватила паника. Вдруг, нога Лингрена зацепилась за выступающий из земли корень, и он со всего разбега упал лицом в небольшую грязную лужу. Вода отрезвила его и привела в чувство.

— «Что же это я делаю?» — подумал он, приходя в себя. — «Бегу по элементарной прямой, да они мигом раскусят меня, ещё, чего доброго, и засаду впереди устроят. Нужно путать следы».

В течение следующего часа он пытался запутать охотников, резко поворачивая то влево, то вправо, совершая прыжки в сторону, возвращаясь назад, и используя местность. Наконец, убедившись в бесполезности своих попыток, он пробежал вперёд ещё два ниена и свалился от усталости на землю. Опять заболела нога, пораненная агнуупом. Он лежал, уставясь в синее небо с редкими облаками, не в силах пошевелиться, и грустные мысли крутились у него в голове.

— «Ну почему», — думал Лингрен, — «ну почему эти два человека так стремятся убить меня? Что я им сделал? Зачем бейлууны — служители богов, всюду преследуют флоотов? Флооты — отщепенцы, почему нас называют отщепенцами? Лед говорил, что во всём виноваты боги. До появления богов люди на всей Мууно жили дружно, как братья. Не было ни бейлуунов, ни флоотов. Давно, много поколений тому назад, люди не охотились друг на друга, не убивали других людей. Когда-то, в старые времена, все были счастливы. Лингрен рассказывал, что наши предки жили в больших красивых городах, свободно ходили по земле и никого не боялись. Из рассказов Леда выходило, что раньше все жители планеты летали по воздуху на большие расстояния и, даже, умели подниматься высоко в небо, прямо к звёздам. В городах были большие заводы, которыми управляли умные машины. Заводы эти выпускали много полезных вещей, машины строили широкие и гладкие дороги, по которым на большой скорости перемещались самодвижущиеся автомобили, перевозящие людей и грузы. Но потом, люди погрязли в грехах, возомнили себя равными богам и бросили им вызов. Предки, в гордыне своей, прогневали могущественных богов, и боги покарали их. Они спустились на землю в ослепительных летающих аппаратах и начали жечь зарвавшихся и порочных гордецов небесным огнём. Они сжигали города и уничтожали целые народы огненными шарами и смертоносными лучами, мстя людям за их грех и карая их огненной карой. Боги установили на всей планете божественные порядки и назначили бейлуунов следить за их соблюдением в своё отсутствие. Иногда боги спускаются со своих небес, проверяя соблюдение людьми божественных законов и карая их за отступничество».

Лингрен с трудом поднялся и побрёл дальше в лес. Он не хотел уходить от города, но спасительный лес отступал под натиском равнины и вынуждал Лингрена делать огромную дугу, постепенно удаляясь от конечной цели своего, оказавшегося таким опасным, путешествия. Выход на равнину равносилен самоубийству, охотники легко подстрелят его там, поэтому идти придётся лесом, по возможности, стараясь не очень уходить от города. Впрочем, какой там не очень, до города так и так ещё не близко. Лингрен почувствовал усталость не столько физическую, но, в основном, моральную, он уже не бежал, а брёл, продираясь сквозь густые кусты, запинаясь о корни, и чуть не падая. Он шёл, оставляя за собой хорошо заметный след.

— «Эя, моя желанная и прекрасная, Эя!» — думал он, автоматом переставляя непослушные ноги. — «Я так ни разу и не видел тебя, но так много о тебе слышал. Так же как много я слышал о городе, в котором ты живёшь, но, навряд ли смогу в нём побывать. Мне рассказывал о тебе и о Лууме недавно сбежавший оттуда и прибившийся к нам новый отщепенец. Эти ненавистные бейлууны — охотники, нарушили все мои планы. Даже, если, мне удастся каким-то чудом обмануть их и уйти от погони, то в такой порванной одежде, я, всё-равно, не смогу придти в город».

Одежда Лингрена была в жалком состоянии: коварные жёсткие и колючие ветви кустов выдрали клоки в разных местах, кое-где материя свисала лоскутами, мелкие выдранные лоскутки отмечали его путь. Лингрен понимал, что ему необходимо хоть немного передохнуть и стал подыскивать убежище, в то же самое время, опасаясь, что охотники, которые могут оказаться недалеко, застигнут его врасплох во время отдыха. Он так устал, что легко мог заснуть в своём укрытии, а коварные бейлууны могут подобраться незаметно. И тут Лингрен заметил густую стену высоких кустов с большими жёлтыми листьями. В таких кустах иногда прячутся игольчатые шары — хлопушки. Шары — хлопушки очень редкое растение и найти его в лесу далеко не просто. Но Лингрену несказанно повезло, видимо, Единый сегодня благоволил и помогал ему. Он осторожно приблизился к кустам и заглянул внутрь, опасливо раздвигая ветви растений. В густой листве, совершенно незаметные, примерно, на высоте человеческого роста, висели разбросанные тут и там шары — хлопушки.

— «А вот это может мне очень пригодиться!» — обрадовался он, возблагодарив Единого. — «Теперь я смогу спокойно отдохнуть и, если повезёт, вывести из строя одного из охотников».

Игольчатые шары висят на ветвях, скрываясь в густой листве, и выпустив тонкие длинные отростки, словно маленькие змейки, обвивающие ветви кустов. Если зверь, или человек заденет такой отросток, то игольчатый шар взрывается, посылая в разные стороны большой заряд тонких и острых игл. Иглы вылетают с большой силой, глубоко впиваясь в кожу, и раня неосторожное существо. Если такие иглы попадут в лицо человеку, или в морду зверя, то они могут легко проткнуть веки и выколоть глаза. На равнине эти растения встречаются крайне редко, а в горах, где жил Лингрен, их можно найти чаще, поэтому он хорошо знал о свойствах шаров — хлопушек. Обрадовавшись такому неожиданному подарку, Лингрен решил устроить для бейлуунов — охотников коварную ловушку. Он быстро отыскал в стороне дерево с крепкой и достаточно эластичной корой, ободрал его, разделив кору на два больших прямоугольных куска, сорвал несколько длинных и тонких стеблей, словно нити свисавших с деревьев, и, проткнув кугуотом дырки в коре, скрепил ими один кусок коры, сделав из него цилиндр. В цилиндре он проделал небольшие узкие щели для глаз и для дыхания и прикрепил сверху круглую крышку. Затем, Лингрен занялся вторым куском и соорудил из него нечто вроде большого воротника, защищающего плечи и грудь. Всё это он быстро и сноровисто скрепил вместе, надев на себя. Шары, хоть и располагаются на разных уровнях, но висят достаточно высоко, если пройти сквозь кусты на корточках, то есть шанс не задеть их отростки. Если же случайно какой-нибудь отросток сработает, взорвав игольчатый шар — хлопушку, то цилиндр и воротник должны предохранить от иголок. Лингрен присел, широко раздвинул кусты руками, оставляя чёткий след, и вошёл внутрь. Передвигаться в таком положении было крайне неудобно: очень мешалась высокая трава, сквозь которую, буквально, приходилось продираться. Трава цеплялась за ноги и руки, старалась стащить защитный воротник и цилиндр, внутри дышать было тяжело и душно, а маленькие дырки не способствовали хорошему обзору. Сверху раздался хлопок, и град игл осыпал Лингрена, отскакивая от коры и барабаня по ней. Ещё два раза взрывались игольчатые шары, выстреливая кучу игл, но импровизированная защита неплохо прикрывала его. Правда, две иглы всё-таки впились ему в запястье левой руки, а одна угодила в бедро немного выше колена, но это была ерунда. Наконец, Лингрен выбрался из кустов на той стороне и с облегчением сбросил на землю импровизированные доспехи, вдыхая воздух полной грудью. Он вытащил неглубоко засевшие иголки, нашёл поблизости лонон повыше, и забрался в его спасительную густую раскидистую крону. Через минуту он уже крепко спал, уютно устроив своё уставшее и разбитое тело на широкой развилке. Сумерки спускались на землю, покрывая мир полупрозрачной серой вуалью, над лесом всходили два маленьких спутника планеты, неярко освещая верхушки деревьев.

Лингрен проснулся от громкого крика, чуть не упав с лонона, так как в первые мгновения не мог сообразить: где он, и что происходит? Затем, довольно быстро, он понял, что кричит один из его преследователей, в данный момент, находящийся в жёлтых кустах.

— «Так», — он радостно приподнялся на своём импровизированном ложе, пытаясь сквозь листья рассмотреть что-нибудь, — «сработало! Интересно, кто же из них попался в его ловушку, Коротышка или Верзила? Во всяком случае, в кусты они больше не сунутся, да и вообще, ночью дальше не пойдут, будут ждать до утра, затем обойдут кусты и поищут мои следы. Раздались частые хлопки выстрелов, пули ударили по жёлтым кустам, иногда попадая по шарам — хлопушкам, которые взрывались, осыпая кусты потоками игл. Вероятно, один из охотников на всякий случай решил обстрелять кусты, второму, скорее всего, было не до этого.

— «Стреляй, стреляй», — злорадно рассмеялся Лингрен. Затем, он повернулся на левый бок и спокойно заснул с улыбкой на губах.

Проснулся он рано, утро ещё только — только занималось, и над лесом висел лёгкий туман. Лингрен нарвал сочных плодов, позавтракал ими досыта, соскользнул по стволу лонона вниз и легко побежал дальше. За эту ночь он хорошо отдохнул и выспался, а радость маленькой победы придавала ему силы и вселяла надежду на успех. К полудню Лингрен неожиданно наткнулся на агнууп. Он не знал, что агнуупы могут расти в лесу на равнине, и очень удивился, когда, раздвинув в очередной раз кусты, увидел притаившийся в них хищный цветок. Этот кровожадный собрат тех цветов, которые росли в горах, отличался от них размерами и цветом. Он был немного поменьше, тёмно-коричневый, и имел не столь толстые и длинные щупальца.

— «С хуноосом ему, пожалуй, не справиться», — решил Лингрен, — «а, вот, человека вполне может и утащить. Что если и его использовать в качестве ловушки против охотников?»

Лингрен отломил длинную и толстую ветку, отыскал хорошо замаскированное в траве щупальце — отросток, и прижал его веткой к земле. Отросток быстро схватил ветку и обвил её, пытаясь впиться в ствол своими коготками. Лингрен осторожно отволок, вцепившийся в ветку отросток к проходу между кустами, забросал его травой, а, затем прошёл над ним, оставляя чёткий след. По уже испытанному сценарию, он забрался на лонон, росший недалеко от этого места, и затаился там. Шла вторая половина дня, солнце медленно перемещалось по синему небосклону, пройдя зенит, и изредка скрываясь в набежавших облаках. Лингрен, сидя в своём наблюдательном пункте, потихоньку начал зевать, отчаянно борясь со сном. И, вот, когда он уже почти задремал в своём убежище, послышался шорох травы и лёгкий топот тяжёлых ботинок. Он привстал на широком суку и увидел, торопливо бегущих по его следу бейлуунов. Впереди теперь бежал Верзила, цепко держа в руках своё ружьё и внимательно глядя по сторонам. Позади него, поддерживая всё то же неизменное расстояние в восемь шагов, держался Коротышка. Это ему досталось в кустах этим вечером. Лицо у Коротышки распухло, и всё было в маленьких ранках, глаза немного заплыли и казались маленькими щёлочками. Комбинезон, сшитый из плотной материи, спас его, предохранив от иголок тело, но лицу досталось хорошо. Верзила подбежал к проходу в кустах и нырнул в него, не подозревая о сюрпризе. В следующее мгновение раздался его крик, и он упал, схваченный щупальцем агнуупа. Через секунду Коротышка подоспел на помощь своему товарищу, он вскинул своё автоматическое ружьё и всадил всю обойму в хищный цветок. Верзила, в свою очередь, тремя выстрелами перебил отросток и тоже израсходовал оставшиеся патроны по агнуупу. Крупные пули разнесли растение вдребезги, вырывая из него целые куски. Лингрен разочарованно спрыгнул на землю, рискуя поломать ноги, и бросился бежать сломя голову. Вслед ему раздались выстрелы, пули засвистели совсем рядом, с громким чмоканием впиваясь в стволы деревьев и осыпая его осколками разлетающейся коры. Охотники погнались за ним, стреляя на ходу, но оказалось, что он бегает быстрее, и ему удалось оторваться от них. Это давало ему маленькую передышку, но не спасало, так как теперь охотники шли по свежему следу, и могли подстрелить его, когда его силуэт мелькал в просветах между деревьями и кустами. Он ругал себя последними словами за самоуверенность и необдуманную, и неосмотрительную остановку. Лингрену ничего не оставалось, как быстро бежать вперёд, практически, не разбирая дороги, чтобы как можно дальше оторваться от своих преследователей. Постепенно, наступал вечер. Солнце, пройдя больше половины пути по выпуклому небосводу, стало клониться к горизонту. Под ногами неожиданно захлюпала вода. Лингрен остановился, тяжело дыша и осмотрелся. Вокруг него во все стороны простиралось обширное болото. Он поздно понял свою ошибку, но изменить уже было ничего нельзя. Охотники, вероятно, хорошо знавшие местность, загнали его в область Больших болот, а он, инстинктивно двигаясь по звериной тропе, забрался вглубь. Путь к спасению был только один — назад, но там подстерегали преследующие его бейлууны, которые шли по следам. Идти назад не имело смысла, это — верная смерть от пули. Впереди трясина, которая если и не засосёт его, то настолько замедлит и затруднит передвижение, что охотники легко настигнут его и подстрелят, как в тире. Лингрен заметался как зверь, почувствовав безвыходность своего положения. Теперь он понял, что ощущает загнанное животное, попавшее в ловушку и знающее, что скоро появятся охотники с ружьями, чтобы убить его. Он в отчаянии оглянулся вокруг, надеясь на чудо, но чуда не было.

— «Эя, Эя, как всё глупо! Вот и конец», — подумал он, стискивая зубы. — «Ну почему я не бог? Стать бы сейчас, как боги сильным и таким же неуязвимым. Как бы мне сейчас пригодилось их могущество. Я бы явился в этот проклятый город и вытащил бы тебя оттуда. Но сначала я бы расправился с этими ненавистными охотниками. Жаль, мне этого не дано».

Он опустил низко голову и побрёл понуро по относительно безопасному, пока, участку земли, длинной косой вдававшемуся в болото. Почва под ногами становилась всё более сырой и ненадёжной, его невысокие сапоги стали понемногу промокать, набирая воды. Впереди показалась топь, в которую упиралась звериная тропа, дальше дороги не было. Совсем уже отчаявшись, и собираясь лучше утонуть в трясине, чем порадовать охотников, превратившись в живую мишень для их ружей, Лингрен заметил слева от себя небольшой островок, поросший густой и высокой болотной травой. Он остановился, присматриваясь к островку, и в голову ему пришла неожиданная мысль:

— «Ну, нет, я так просто не умру. Вам ещё придётся очень постараться, чтобы заполучить меня».

Лингрен сломал около самого основания крепкое трубчатое растение, сломал так, чтобы оставшийся конец оказался под водой и не торчал наружу. Разломил это растение на восемь, примерно, равных частей и, быстро скрутив из болотных листьев нечто вроде оплётки, прикрепил ею по четыре полых трубки к каждой подошве своих ботинок. Трубочки немного выступали за край подошвы и, при каждом шаге, глубоко вонзались в мягкую землю. Лингрен сделал пару кругов вокруг того места, на котором стоял, прошёлся вперёд, почти до топи, вернулся назад по краю тропы, утопая по щиколотку в болотной воде, но, зато, не оставляя следов. И, сняв трубки, по воде, утопая по колено, и с трудом вытаскивая ноги из трясины, перебрался на маленький островок. На острове он укрылся в высокой болотной траве, у самой топи, вытащил из специальной петли, прикреплённой на поясе, чешуйчатый нож — кангуат и стал, затаившись, и молясь Единому, ждать. Ждать пришлось недолго. Вскоре появились его преследователи. Они шли в том же порядке, настороженные, внимательно осматривающие окрестности и почву под ногами. Вот Верзила достиг того места, где Лингрен нацепил на ноги свои трубки, и остановился в недоумении. К нему подошёл Коротышка, настороженно поводя ружьём. Они о чём-то тихо посовещались между собой, показывая на траву под ногами и на болото руками, вероятно, удивляясь странным следам. Затем, Верзила двинулся дальше по тропинке к началу топи, а Коротышка, держа ружьё перед собой, начал пробираться к островку.

— «Это мне повезло», — обрадовался Лингрен, — «что ко мне направился Коротышка, наверняка, у него сейчас проблемы со зрением после знакомства с шарами — хлопушками».

Выбравшись на островок, Коротышка, подслеповато щурясь, двинулся вперёд, оказавшись к Лингрену спиной. Лингрен бесшумно поднялся во весь рост и метнул кангуат, с такого расстояния он промахнуться не мог. Чешуйчатый нож вошёл Коротышке сзади в шею, под основание черепа, проткнув заодно и горло. Тот негромко захрипел, выронил ружьё, схватился рукой за торчащий из шеи кусок ножа и попытался вытащить его. Но не так-то легко вытащить кангуат из тела, чешуйки не пускают его назад, зацепляясь за ткани, вырвать его можно только с мясом. Сделав несколько неудачных попыток, Коротышка осел на траву, изо рта у него показалась кровь, он явно задыхался, хрипя и булькая. Лингрен в два прыжка оказался подле него и одним движением вогнал кугуот ему в сердце. Бейлуун сразу обмяк и завалился набок. Всё это заняло не больше нескольких секунд. Лингрен схватил ружьё, проверив наличие патрона в патроннике, и готовность оружия к выстрелу, быстро пошёл обратно от острова к тропе. Верзила стоял у самой кромке болота в конце тропы, повернувшись спиной к вышедшему на тропу Лингрену, и сосредоточенно выглядывал что-то в трясине. Ружьё он держал у плеча, готовый стрелять во всё, что будет там двигаться. Лингрена с Верзилой разделяло расстояние не более пятнадцати шагов. Лингрен вскинул ружьё, прицеливаясь охотнику в спину. Не смотря на то, что дистанция для поражения цели была очень небольшой, юноша не мог позволить себе промахнуться и должен был бить наверняка. Но бейлуун что-то почувствовал, потому что начал поворачивать голову, а, затем, попытался повернуться всем корпусом. Лингрен выстрелил три раза подряд. Верзила дёрнулся, выпустил из рук ружьё, повернулся всем телом и упал лицом вниз на траву. Ещё не веря своей победе, Лингрен подошёл к содрогающемуся в конвульсиях Верзиле, и добил его выстрелом в голову. Он перевернул охотника на спину и с большим трудом стащил с того комбинезон, предварительно сняв рюкзак и патронташ. Столкнув раздетое тело в болото, и, убедившись, что трясина засосала его, Лингрен вернулся на остров, вытащил из тела Коротышки кангуат и кугуот, забрал его вещи и снова вернулся на тропу. На тропе Лингрен выбросил из рюкзака Верзилы всё, что посчитал не нужным, запихнул туда вещи, взятые у Коротышки, надел рюкзак на себя, взял ружьё с патронами и пошёл обратно. Он так устал, что свалился на землю, как только выбрался на сухую почву и тут же уснул. Утром его разбудили солнечные лучи, которые прорвались сквозь ветви кустов, поднявшегося уже довольно высоко светила. В первое мгновение Лингрен хотел вскочить, опасаясь, что охотники найдут его, пока он так беспечно спал, но тут же вспомнил события прошедшего вечера, свою невероятную победу над бейлуунами, и успокоился. Недалеко от места своей ночёвки, ему удалось обнаружить небольшой ручеёк, который негромко журча, весело сбегал в болото. Лингрен притащил к ручейку комбинезон Верзилы и тщательно застирал его, смыв все следы крови. После этого он повесил комбинезон сушиться на ветерке под благодатными жаркими лучами взошедшего солнца и приступил к разборке охотничьего рюкзака, который вчера он собирал в спешке. К его радости там обнаружился запас хорошей и вкусной еды в герметичной упаковке, свежий хлеб в промасленном бумажном пакете, фляга с водой и, о чудо, портативная скрепляющая машинка. Лингрен со вкусом, не торопясь, позавтракал, затем, взяв подсохший комбинезон, нашёл, проделанные пулями прорехи, и стал скреплять их при помощи миниатюрного устройства. Маленькое чудо техники представляло собой тёмный параллелепипед с неширокой щелью на нижней грани и плоской кнопкой сверху. Лингрен заправил края дыры в щель и нажал на кнопку. Машинка застрекотала, скрепляя края прорехи, немного продвинулась вперёд и встала. Шов был почти незаметен. Таким образом, Лингрен зашил все три дыры на комбинезоне и надел его на себя. Комбинезон был ему чуточку велик, так, что юноше пришлось немного закатать рукава и брюки, но, в целом, это было не так заметно, и уж, конечно, гораздо лучше, чем его порванная и непривычная к городу одежда. Спрятав под одеждой свои ножи, он надел на спину собранный обратно рюкзак, подпоясался патронташем с обоймами, закинул на плечо ружьё и отправился в город.

Через три дня он, без особых приключений, добрался до городских окраин и ступил на улицы Луума. В городе он ни разу не был, всю свою сознательную жизнь он провёл в лагере флоотов. Но, перед этим походом, Лингрен тщательно изучил план Луума, нарисованный новеньким отщепенцем, который относительно недавно сбежал из этого самого города и благополучно добрался до лагеря. Новенького звали Тирсот, на самом деле, сбежал он не из самого Луума, который являлся столицей шестого круга, а из мест Божественной скорби, куда его определили бейлууны за какое-то преступление против их законов. Из этого места заточения, они бежали впятером. Как рассказывал Тирсот, бейлууны — охранники преследовали их, и им пришлось разделиться. Он не знал, что сталось с остальными, но подозревал, что их либо поймали, либо убили. Тирсоту удалось ускользнуть, он долго плутал в горах, был ранен хуноосом, чуть не погиб в объятиях агнуупа, но сумел выжить. Его подобрали разведчики, возвращавшиеся из дальнего рейда, и привели в лагерь. Лингрен не раз говорил с Тирсотом, расспрашивая его о городе и попросив нарисовать подробную карту. Карту Лингрен, потом, уничтожил, но план Луума надёжно запечатлелся в его памяти. К тому же Лингрен умел «летать», этому его научил Лед. Это искусство очень помогало Лингрену ориентироваться в незнакомой местности. Идея полётов, на самом деле, проста: необходимо подключить воображение, представив себя птицей, мысленно подняться в небо над местностью и взглянуть на неё с высоты птичьего полёта. Таким образом, можно ориентироваться в незнакомом месте, сопоставляя карту в голове с представлением рельефа, как бы наблюдаемого сверху. Дальше остаётся лишь контролировать направление своего движения, сверяя план, содержащийся в голове с настоящей местностью. Но, на самом деле, всё не так просто, нужно иметь очень хорошее воображение и навыки ориентирования. Лед долго тренировал Лингрена, строя ему различные рельефы местности на песке, используя для этого палочки и камешки, и заставляя смотреть на всё это сверху и запоминать, а, затем, использовать воображение. Потом, они ходили по лесам, и там Лингрен старался ориентироваться, «летая» над лесом. В конце — концов, Лингрен обучился этому искусству, и с тех пор уходил на любые расстояния в любую сторону, и ни разу не было, чтобы он заблудился. Однако, город — это не лес и не горы, особенно для человека, который в городе ни разу не был, и знает о нём только лишь по рассказам, пусть, даже, самым подробным. По началу, его ошеломило огромное количество людей и транспорта, передвигающихся по узким, как ему показалось, улочкам. Громады домов, сверкающие блестящими стёклами, в которых отражались солнечные лучи, давили, люди спешили по своим делам мимо него, изредка окидывая его любопытным взглядом. По дороге на большой скорости неслись непривычные машины. Целый час Лингрен бродил по Лууму, вконец запутавшись в лабиринте улиц, устав от непривычного количества людей, проносящихся мимо, дымящих вонючими выхлопными газами автомобилей. Наконец, он вышел в относительно спокойный, пустынный район города, где сел на деревянную, выкрашенную оранжевой краской скамейку, и, переведя дух, осмотрелся. Мысленно «взлетев» над городом, Лингрен, примерно, определил своё местоположение и облегчённо вздохнул: пока, всё шло хорошо, он находился в районе, где должна была по его прикидкам жить Эя, причём, находился недалеко от её дома.

— «Если план Луума, нарисованный Тирсотом точный», — поёрзал на скамейке, устраиваясь поудобнее, и снимая ружьё, подумал Лингрен, — «то мне нужно будет пересечь ещё один круг, двигаясь вдоль вон того луча — улицы, и я найду Эю».

Определиться в городе, имея план — карту, было не так уж сложно вследствие его чёткого геометрического строения. Города, в которых сейчас жили люди, были новыми, построенными после «Дней гнева богов», или, как их ещё называли, «Периода Божественной кары», они строились по чёткому плану, данному своим новым служителям — бейлуунам. Эти города, ни в какое сравнение не шли со старыми городами, в развалинах которых обитали беглоны — потомки тех людей, которые сбежали от божественных порядков и спрятались в развалинах этих городов. Беглонов было значительно меньше, чем флоотов, так как прятаться в руинах и добывать пищу там было сложнее. Лингрен однажды, вместе с разведчиками, добрался до такого города, вернее до того, что от него осталось, и эти развалины потрясли его. Судя по всему, город раньше был огромен, занимая большую территорию. Он видел развалины больших каменных домов, густо поросшие растительностью, говорили, что некоторые из них доставали до облаков, во что Лингрен, конечно не верил, но и оставшиеся руины впечатляли. Улицы когда-то были покрыты каким-то гладким тёмно-серым материалом, но в настоящее время потрескались, проросли деревьями и травой, были изрыты воронками и завалены обломками зданий. Строились эти города, судя по всему, хаотично и в лабиринте улиц легко можно было заблудиться. Для Лингрена так и осталось загадкой: как там умудряются ориентироваться беглоны? Новые города имели чёткое и понятное геометрическое строение. В центре города находилась запретная Божественная зона, окружённая высоким забором и тщательно охраняемая бейлуунами — охранниками, к которой запрещено было приближаться жителям города. От этой зоны во все стороны радиально разбегались улицы –лучи, которые пересекались круговыми улицами, расходящимися от Божественной зоны, как круги на воде от брошенного в неё камня. В центральной части города, где жили бейлууны и городские чиновники, это строение чётко соблюдалось. Дальше, в тех районах, где проживали простые горожане, от кругов начинали отходить новые улицы — лучи, которые множились с увеличением радиуса кругов и удалённостью от центра. Но симметрия города соблюдалась и в этом случае, за этим следил специальный городской градостроительный комитет, возглавляемый бейлуунами. Так же в центре города жёстко соблюдалась и симметрия городских парков — зелёных зон, которые располагались здесь в изобилии, относительно площади занимаемой центральными районами, ближе к окраинам эта симметрия постепенно нарушалась и плотность парковых зон падала. Лингрену удалось попасть в центральный район Луума, где симметрия была простой и понятной, поэтому «взлетев», он соотнёс увиденное мысленным взором, с планом — картой и с реально пройденными улицами и поэтому определение своего местоположения не доставило ему особых хлопот. Войдя в город, больше всего он волновался за свой внешний вид, он не знал, как воспримут в городе его охотничий комбинезон и огромное автоматическое ружьё, и чем он объяснит патрулю бейлуунов, если они есть в Лууме, своё нахождение там в таком виде. Но никаких патрулей он не встретил, никто его не пытался остановить, и никаких вопросов ему не задавали. Люди спешили по своим делам, сторонясь его и поглядывая на него со смесью любопытства и страха. Он бы так не беспокоился об этом, если бы знал, что у него на рукаве и над левым карманом, расположены нашивки со знаком принадлежности к отряду бейлуунов, а горожане старались как можно меньше привлекать внимание представителей этой могущественной организации. Лингрен немного посидел в парке, отдыхая и собираясь с мыслями, перед последним броском к дому Эи. Затем он встал, закинул за спину рюкзак, повесил ружьё на правое плечо стволом вниз, и направился на поиски нужного ему дома.