Бесплатный фрагмент - Я приговорена жить

Дорогая моя мама,

Я хочу выразить тебе глубочайшую благодарность за твою неизменную поддержку и любовь, которые сопровождали меня на протяжении всего процесса написания книги. Твое терпение, понимание и вера в меня были для меня неоценимы. Ты всегда знала, как подбодрить меня в минуты сомнений и дать мудрый совет, когда он был нужен.

Дорогие мои друзья,

Спасибо вам за ваше внимание, терпение и дружеские советы. Каждый раз, когда я сталкивалась с трудностями, вы были готовы выслушать меня. Ваша поддержка помогла мне оставаться сосредоточенной и уверенной в своем деле. Я очень ценю нашу дружбу и благодарна за то, что вы были частью этого важного этапа в моей жизни.

Уважаемый редактор, Юлия Афанасьева.

Я хотел бы выразить особую благодарность за ваш высокий профессионализм и внимательное отношение к моей работе. Ваш опыт и знания помогли улучшить качество текста и придать ему завершенность. Благодаря вашим рекомендациям и правкам книга стала гораздо лучше. Спасибо вам за вашу трудолюбие и мастерство.

Свиток Эстер. Отрывок третий

После этих событий царь Ахашвэйрош возвеличил Амана, сына Аммдаты, Агагиянина, и вознес его, и положил ему место выше всех тех сановников, которые были при нем.

(2) И все служители царские, что (были) у царских ворот, становились на колени и падали ниц пред Аманом, ибо так повелел о нем царь; а Мордохай не становился на колени и не падал ниц.

(3) И говорили Мордохаю служители царские, что (были) у царских ворот: зачем ты преступаешь повеление царское?

(4) И было: (после того), как говорили они ему изо дня в день, а он не слушал их, то рассказали (об этом) Аману, чтобы посмотреть, устоит ли в слове (своем) Мордохай, потому что он сказал им, что он Йеудей.

(5) И увидел Аман, что Мордохай не становится на колени и не падает ниц, и преисполнился Аман ярости.

(6) И счел презренным (для себя) наложить руку на одного Мордохая, ибо рассказали ему, из (какого) народа Мордохай. И задумал Аман истребить народ Мордохая, всех Йеудеев во всем царстве Ахашвэйроша.

(7) В первый месяц, то есть в месяц Нисан, в двенадцатый год (царствования) царя Ахашвэйроша, бросали пред Аманом пур, то есть жребий, изо дня в день и из месяца в месяц (до) двенадцатого (месяца), он же месяц Адар.

(8) И сказал Аман царю Ахашвэйрошу: во всех областях царства твоего есть один народ, рассеянный среди народов и обособленный (от них); и законы у него иные, чем у всех народов, а законов царя они не выполняют, и царю не стоит оставлять их (жить в стране).

(9) Не угодно ли будет царю (дать) предписание уничтожить их? А я отвешу в руки служителей (царя) десять тысяч талантов серебра, чтобы внести в казну царскую.

(10) И снял царь перстень свой с руки своей, и отдал его Аману, сыну Аммдаты, Агагиянина, врагу Йеудеев.

(11) И сказал царь Аману: серебро это отдано тебе, а также народ, чтобы ты поступил с ним, как тебе угодно.

(12) И призваны были писцы царские в первый месяц, в тринадцатый день его, и предписано все, как приказал Аман, сатрапам царским, и начальникам областей, что над каждой областью, и сановникам каждого народа, каждой области — письменами ее и каждому народу на языке его; написано было (это) именем царя Ахашвэйроша и скреплено (печатью) перстня царского.

(13) И разосланы были письма с гонцами во все области царские, чтобы истребить, убить и погубить всех Йеудеев: от отрока до старца, (и) детей, и женщин — в один день, в тринадцатый день двенадцатого месяца, то есть месяца Адара, а имущество их разграбить.

(14) Список с указа этого (следует) передать в каждую область как закон, объявленный всем народам, чтобы были они готовы к этому дню.

(15) Спешно отправились гонцы по слову царскому, и объявлен был указ этот в крепости Шушан; и царь с Аманом сели пить, а город Шушан был в смятении.

Париж. Сентябрь 1949 года

Стояло раннее утро, часы показывали без десяти пять, за окном было еще темно. В крошечной комнатке почти не было мебели, лишь маленький стол, один стул да кровать со шкафом. В углу — небольшая плита с двумя конфорками. По центру — окно с широким подоконником.

Эстер лежала в постели. Она привыкла просыпаться за несколько минут до будильника и смотреть, как секундная стрелка неумолимо мчится вперед. Ровно в пять утра будильник жестоко разорвал тишину. Выключив его, хозяйка комнаты поднялась с постели, взяла подушку и подошла к окну, положив ее на подоконник. Этот ритуал Эстер проделывала каждый день вот уже четыре года, чтобы просушить подушку от слез. Впрочем, кошмары преследовали ее не только во снах, но и наяву, и даже в воспоминаниях.

Сварив кофе, Эстер села рядом с подушкой и стала наблюдать за тем, как просыпается ее любимый Париж. Из отражения в стекле на нее смотрела незнакомка. И пусть в ее лице еще угадывались знакомые черты, глядя на себя, Эстер всегда чувствовала эту чужеродность. Сделав глоток теплого кофе, хозяйка комнаты подула на окно, заставив его запотеть и скрыть неприятный образ.

В семь утра она, как обычно, стала приводить себя в порядок. Открыла шкаф, в котором почти не было одежды, и взяла серый брючный костюм. Таких костюмов у нее было два, а к ним — несколько блузок. Внизу шкафа, в чехле, стояла швейная машинка фирмы «Зингер». Когда-то Эстер часто работала за ней, а теперь машинка стояла без дела, собирая пыль.

Надев костюм и блузку, женщина посмотрелась в зеркало. Каждое утро она видела в нем одну и ту же картину: бледное усталое лицо с темными кругами под глазами и сами, серо-голубые, лишенные жизни глаза. Проведя ладонью по щеке и почти седым волосам, подстриженным под каре, она взяла маленькую сумку и вышла из дома.

Дул легкий теплый сентябрьский ветер. Эстер шла по улице, не обращая ни на кого внимания. Изредка с ней кто-то здоровался, и она безмолвно кивала в ответ. Около продуктового магазина она увидела двух мужчин, что расставляли ящики с овощами и фруктами на прилавки. Один из грузчиков поприветствовал:

— Доброе утро, Эстер!

Женщина повернула голову.

— Доброе утро, Пьер, — ответила она и пошла дальше, а грузчики посмотрели ей вслед.

— Красивая женщина, только одевается как старуха и сутулится, — заметил второй мужчина.

— Да, Жак, красивая… Работает с моей женой на фабрике. Они ровесницы, — пояснил Пьер.

— А сколько твоей жене? — поинтересовался напарник.

— Тридцать восемь. Интересно, куда она все время ходит?

— На работу? — предположил Жак.

— Нет, сегодня моя дома с детьми, а они в одной смене. Ладно, что стоишь, раскладываем дальше, скоро первые покупатели придут.

Эстер прошла дальше по улице к автобусной остановке. Увидев подъезжающий автобус, женщина прибавила шагу. Войдя, она села на свободное место у окна и всю дорогу смотрела на витрины магазинов, парикмахерских, ателье, пекарен. Город потихоньку пробуждался и оживал.

Сжимая в руках сумочку, Эстер вышла на нужной остановке. Это был третий округ Парижа, площадь Бастилии. Сердце защемило и забилось быстрее. Здесь она выросла.

Немного постояв на месте, Эстер медленно пошла по бульвару Анри IV и повернула на набережную Селестен. Улицы были хоть и родными, но казались совершенно незнакомыми. Она ощущала себя маленькой девочкой, вспоминая, как переехала с родителями в новую квартиру в этом районе. И в первый же день потерялась. Почти час Эстер бродила по улицам и кварталам. Особенно по Марэ — еврейскому кварталу в Париже.

Теперь она шла в синагогу. Это была уже третья попытка за четыре года войти в нее. Эстер прошла еще немного и присела на скамейку, вспомнив первую попытку.

В первый раз она дошла до синагоги быстро и решительно. Остановилась у входной двери, но не смогла войти — нахлынули воспоминания. Именно в эту синагогу родители принесли ее младенцем, здесь отец впервые нарек ее Эстер, а через двенадцать лет здесь же состоялась ее бат-мицва. Все самые значимые и знаковые события ее жизни и жизни ее семьи, рождение сыновей и дочерей-близняшек проходили здесь. Оставалось только открыть дверь и войти, но страх окутал Эстер, тяжелыми цепями повиснув на руках и ногах.

Счастливые воспоминания оставались только в ее памяти. Фотографий не сохранилось. И больше всего Эстер боялась, что придет момент, и она начнет их забывать, оставшись наедине лишь со страшными и тяжелыми воспоминаниями.

Женщина медленно развернулась и ушла не оборачиваясь. Не смотря по сторонам, села в автобус и уехала.

В воспоминания вторгся громкий детский крик. Эстер вздрогнула и посмотрела туда, откуда доносился плач. Молодая женщина подбежала к трехлетнему мальчику и подхватила малыша на руки. Он прижался к ней, положил голову на плечо и тут же успокоился, шмыгая носом.

Это картина напомнила Эстер, как ее старший сын Айзек в том же возрасте упал и расшиб в кровь колени. Молча встав, он посмотрел на мать серьезным взглядом и сдвинул брови. Затем посмотрел на колени, понимая, что сам виноват, развернулся и пошел в противоположную от нее сторону. Спрятался за дерево, чтобы никто его не видел и не слышал, и уже там дал волю слезам. Младший сын, Марик, был совсем другим. Утонченный и ласковый, он постоянно держался за ее юбку и часто плакал на прогулках. А когда подрос, стал помогать ей по дому и на кухне.

Мама села с ребенком на скамейку и, смочив платок водой, начала вытирать пострадавшие коленки, успокаивая сына. Эстер еще немного понаблюдала за ними и вспомнила о второй попытке войти в синагогу. В тот раз она даже не доехала до нее, так как произошла судьбоносная встреча. Она, как обычно, шла на автобусную остановку, переходила дорогу и не заметила машину, которая неслась по дороге на большой скорости и резко остановилась в полуметре от нее. Из салона с криками выскочил высокий черноволосый юноша, но Эстер, как всегда, не обратила на него внимания и пошла дальше.

Дойдя до уличного кафе, женщина села за столик. Она всегда ходила сюда в выходной, когда, после прогулки по городу, на которую отправлялась, чтобы не сидеть в четырех стенах, ей требовалось место, в котором можно было отдохнуть и понаблюдать за людьми. Спустя несколько минут к ней за столик подсела женщина с клюкой. Одетая в пеструю юбку и кофту с огромными цветами, она так и слепила золотом на руках, ушах и шее. Эстер посмотрела на незнакомку, и та улыбнулась, показав золотые зубы. «Цыганка», — смекнула Эстер. Несколько минут женщины смотрели друг на друга молча, затем незнакомка заговорила.

— Смерти ищешь? Только ты ей не нужна, — хриплым, прокуренным голосом произнесла она.

— Вы хотите мне погадать?

— Нет. Ты потеряла веру, в твоей душе поселилась скорбь, и ты живешь воспоминаниями.

К столику подошел черноволосый юноша из машины. Аккуратно одетый, в светлых брюках и белой рубашке навыпуск.

— Мама, ты что, не видишь, она сумасшедшая, поехали. Мы опаздываем.

— Сядь и помолчи! — скомандовала цыганка, и молодой человек тут же прикусил язык.

— Это мой сын, Пеша, он был за рулем той машины, которая тебя чуть не сбила. Ты ищешь смерти, но могут пострадать другие.

— Простите, — тихо произнесла Эстер и посмотрела на Пешу.

— Будьте в следующий раз повнимательней, переходя дорогу, — сказал он и протянул руку.

Эстер протянула свою, и они обменялись рукопожатием. Взгляд цыганки упал на ее запястье. Эстер была одета в легкую кофточку с широкими рукавами, и, когда отвечала на рукопожатие, рукав чуть задрался, обнажая три строчки с цифрами. Эстер тут же одернула руку и спряла ее, но цыганка и так все поняла. И еще внимательнее посмотрела на собеседницу.

— Меня зовут Мирела, — представилась она, вытянув свою руку, на которой тоже были цифры. Эстер посмотрела на них и закрыла глаза.

— Дахау, — тихо произнесла Мирела.

— Аушвиц, — так же тихо ответила Эстер, чувствуя ком в горле.

Пеша поглядел сперва маму, затем на Эстер, и его лицо смягчилось. Женщины же молча смотрели друг на друга, им не нужно было слов. Все за них говорили глаза.

Пеша купил новым знакомым кофе с пирожными и ушел, а они просидели в кафе еще час. Затем Эстер пригласила Мирелу к себе, где, не сдерживая слез, они смогли излить друг другу душу. На некоторое время обеим стало легче. Горе объединяло. Обе понимали, через что им пришлось пройти. Обе смотрели в глаза смерти и выжили, но воспоминания о тех ужасных временах навечно остались не только номером на руке, но и в их душах.

С того дня раз в месяц Пеша заезжал за Эстер и привозил к Миреле на окраину города, где жил ее маленький табор. Эстер узнала, что Пеша — младший сын — работает в цыганском театре и женат на француженке. Двое старших погибли в Дахау, а третий до войны уехал в Америку, где женился и не выходил на связь несколько лет. После освобождения из лагеря Мирела с Пешей вернулись в Париж и начали все заново. А спустя год объявился третий сын и пообещал навестить, как только появится возможность.

В один из разов, когда Пеша привез Эстер к матери, они сели пить чай, и жена Пеши, Жаннет, поинтересовалась у Мирелы:

— А почему вы ей не погадаете? Может быть, карты или кофейная гуща подскажут, где ее сыновья.

— Не все так просто, дочка. В ее душе нет искры, нет веры, — ответила цыганка.

— Это как? — не поняла Жаннет.

— Можно ли зажечь свечу, если нет спичек? — философски спросила Мирела, чиркнула спичкой, прикурила трубку и выпустила дым.

— Нет, — быстро ответила невестка. — А что нужно сделать, чтобы появилась искра?

— Вернуться к Б-гу и простить себя.

— Простить себя, но за что? — нахмурилась Жаннет.

— За то, что выжила, — тихо ответила Эстер, а Мирела кивнула, согласившись с ее словами. — Я приговорена жить, как и все, кто был там и выжил, — добавила она.

По спине Жаннет пробежали мурашки.

— Каждую ночь кто-нибудь умирал в бараке, иногда по нескольку человек. Ложишься спать и не знаешь, проснешься ты или нет.

Эстер вновь вынырнула из воспоминаний. Сегодня была ее третья попытка войти в синагогу. Пройдясь по Руа де Сисиль, она повернула на улицу Паве. Собравшись с силами, подошла ко входу, дотронулась рукой до мезузы, резко открыла дверь и вошла. Поднявшись на второй этаж, Эстер стала наблюдать с балкона, как мужчины в талитах с тфилинами, держа в руках сидуры, стоят по разным сторонам от бимы и молятся. Было время утренней молитвы шахарит. По проходу прошел мужчина. Остановившись у скамьи, он поставил на нее сумку, достал тфилин и талит. Накрутив первую коробочку с ремешками и надев на лоб, он прочитал благословение, а следом накинул на себя талит и начал молиться.

Эстер посмотрела в большое окно на чистое небо и яркое солнце. В памяти мгновенно всплыли приятные воспоминания, и краешек губ чуть приподнялся в улыбке.

Ее муж, Залман, молился каждое утро, перед работой. Они не были шибко религиозной семьей, но заповеди соблюдали. В синагогу ходили по праздникам. По выходным собирали друзей и коллег у себя дома, ходили в рестораны и театры, выезжали на пикники…

Залман работал юристом в международной компании, оказывающей юридические услуги, и находился на хорошем счету у руководства: знание иностранных языков давало ему преимущество перед другими сотрудниками. Английский, итальянский, немецкий, французский, родной, русский язык и идиш.

Перед революцией родители Залмана эмигрировали из России во Францию. Обычная еврейская семья. Соломон Маркович Леви, в царской России работавший врачом, по приезду в Париж стал вести частную практику. Хана, жена Соломона, занималась воспитанием детей — старшего Залмана и двух младших дочек Сары и Клары. Дочки пошли по стопам отца, став врачами, вышли замуж и родили детей. По праздникам они вместе ходили в синагогу, в жизни которой принимали активное участие. А когда дома собиралась вся семья, объединяли два стола, чтобы все поместились.

— Эстер? — окликнул ее чей-то голос, и она обернулась.

К ней спешила женщина с миловидным лицом и в длинном светлом платье. Глаза смотрели на Эстер так, будто увидели призрака и сами себе не верили. Подойдя ближе, женщина слабо улыбнулась.

— Это и правда ты? — удивилась она.

— Здравствуй, Мириам, — тихо поздоровалась Эстер.

Мириам не удержалась и обняла ее. Женщины сели на скамью у стены.

— Я так рада тебя видеть! Мы искали вас. Потом узнали о доносе. — Мириам тяжело вздохнула. — Рассказывай, где вы были все эти годы? Где Залман, дети, вы здесь все вместе? Мальчики, наверное, уже совсем взрослые, а дочки наверняка пошли красотой в тебя.

— Мы должны были уехать в Америку двадцать пятого октября, но двадцать третьего числа за нами пришли. В начале отправили в Ривесальт. Мы радовались, что вместе, что нас не разделили. А в 1942-м нас сослали в Аушвиц. Залмана, убили 1942 — Улыбка спала с лица Мириам. Эстер поняла, какой вопрос задаст собеседница следом и опередила ее. — Голда и Малка, майне мейдэлах… Когда нас привезли в Аушвиц, их убил ангел смерти. Так, кажется, его называли. — Мириам ахнула и прикрыла рот ладонью, едва сдерживая слезы. — А моих мальчиков увезли. В последний раз я видела их в октябре 1944-го. Советские войска освободили нас 27 января 1945-го. С тех пор минуло четыре года, как я ищу их, но ни в списках живых, ни в списках мертвых их нет. Родители и сестры Залмана, мои родители — все погибли. Кто в газовых камерах, кто от тяжелой работы, а кто от тифа. Я осталась одна, — без эмоций поведала Эстер.

— Боже мне так жаль… Почему ты сразу к нам не пришла? — Мириам вытерла слезы.

— После освобождения я лечилась в госпитале, там и осталась. Провела полгода, даже чуть больше, ухаживая за ранеными. Да и куда возвращаться? Дома-то нет и семьи нет.

— Где ты живешь?

— Снимаю в пятнадцатом округе маленькую квартирку, если можно ее так назвать. Работаю на фабрике, в прачечной. Платят немного, конечно, но мне хватает. Я все откладываю на поиски майне йингерлех. Лучше расскажи, что у вас.

— А что у нас?.. — немного замялась Мириам, но ее окликнули.

— Мама, вот вы где, я вас везде ищу. — Женщины посмотрели на девушку, которая шла к ним по балкону.

— А мы здесь, — отозвалась Мириам. — Эстер, познакомься, это Сара, моя будущая невестка. А это моя лучшая подруга детства — Эстер.

— Очень приятно, — сказала Сара, Эстер кивнула в ответ.

— Надо же, Борис женится, — подивилась она. — Я видела его еще мальчиком.

— А сейчас он красивый мужчина, — гордо произнесла Мириам и осеклась.

— Мама, вы, конечно, простите, но нам пора идти в ателье, смотреть готовые свадебные платья. — Мириам покачала головой, но вдруг выпрямилась, улыбнулась и посмотрела на Эстер.

— Что это ты так на меня смотришь? — насторожилась та.

— Сарочка, ты помнишь фотографию с моей свадьбы? Ты еще сказала тогда, что у меня платье очень красивое, — вместо ответа обратилась Мириам к будущей невестке.

— Конечно, помню, очень красивое, — подтвердила девушка.

— А знаешь, кто сшил мне то платье? Эстер! — Мириам указала рукой на подругу, Сара внимательно на нее посмотрела. Взгляд девушки был оценивающим, цепким.

«Бледная как смерть, непонятно какого возраста, неухоженная, седая, — думала она про себя, разглядывая знакомую свекрови. — В молодости, наверное, была красивой. Рост хороший, фигура, но одета… А руки! Как она шьет такими руками?! Они же шершавые».

Эстер поймала взгляд Сары и попыталась спрятать руки, а Мириам продолжала:

— Эстер, сшей Саре платье. У тебя ведь золотые руки.

— Боюсь, не выйдет. Много лет прошло и…

— Всего ничего, двадцать лет, — парировала подруга.

— Мама, человек не хочет. Зачем заставляете? — Мириам строго зыркнула на невестку, и та тут же прикусила язык.

— Прошу, Эстер. Только ты сможешь сшить платье, в котором Сара будет блистать на зависть всем. Я же тебя знаю.

— Мириам, я изменилась.

— Не верю — и точка!

— Но мне даже шить негде! — взмолилась Эстер. — Я живу в маленькой комнате! Швейная машинка, конечно, есть, но…

— Значит, будешь приезжать к нам, — отрезала Мириам. — Сара, найди карандаш и бумагу и запиши наш адрес, быстренько. — Женщина поторопила невестку рукой и продолжила: — Место есть, да и видеться будем чаще. Разве не здорово? А готовые платья из ателье уже ношеные или сошьют не так. Ты не переживай, мы заплатим…

— Ты же знаешь, что не в деньгах дело, — устало отмахнулась Эстер и поинтересовалась: — А когда свадьба?

— Весной, в марте. Время есть.

В этот момент вернулась Сара и протянула Мириам листок с адресом.

— Спасибо. Вот, держи, подумай и приезжай на шаббат к нам на этой неделе. Все обсудим и договоримся. — Эстер взяла листок и внимательно посмотрела на адрес.

— Удивлена? — догадалась Мириам.

— Даже очень.

— Приходи и все узнаешь.

— Хорошо, я постараюсь приехать и… — немного помолчав, Эстер продолжила, — подумаю. А теперь мне пора ехать.

Подруги обнялись на прощание, и Эстер ушла. Как только она скрылась, Сара вопросительно взглянула на Мириам.

— Мама, зачем человека заставлять?

— Помолчи, ничего ты не понимаешь, — отмахнулась та.

В этот момент на балкон поднялись две женщины — высокая и чуть пониже — и быстрым шагом направились к Мириам с Сарой.

— Мириам, с кем это ты говорила? — спросила высокая.

— Да, — подхватила низкая. — Мы всю голову сломали — очень знакомое лицо.

— Не поверите. Я сама сразу не поверила. Это Эстер!

— Эстер, Эстер… — задумалась высокая. — Какая? Хоть фамилию назови.

— Эстер Леви. Помните такую?

— Леви, Леви… — повторила женщина пониже.

— Та, у которой муж Залман, — подсказала Мириам.

— Да ты что?! — в один голос вскликнули женщины, вытянув лица от удивления.

— Сколько лет прошло после той истории. Мы все думали, что они… — Женщина поменьше замолчала.

— Они были в Аушвице. Залман и девочки погибли. Мальчики без вести пропали, Эстер до сир пор их ищет. Совсем одна осталась, — шепотом поведала Мириам.

— Какой ужас… — покачали головой женщины.

— Хочу уговорить ее сшить свадебное платье Саре.

— Отличная идея, Мириам! Как она шила! — женщина пониже мечтательно закатила глаза. — А какие костюмы придумывала на спектакли — блеск!

— Только Сара против. — Мириам покосилась на невестку.

— Сара, девочка наша, Эстер шила нам всем. А какое платье она сшила моей дочери на бат-мицву! — похвалилась женщина повыше.

— А вышивала как! — подхватила вторая. — Это были шедевры! Какие салфетки для халы вышила… Жалко, в пожаре все сгорело.

— Я пригласила ее на шаббат к нам, — сообщила Мириам, и Сара стыдливо опустила голову.

— А помните, как мы все завидовали ей?

— Что выходит замуж за самого видного парня? — Мириам мило улыбнулась, вспомнив прежние времена.

— Самая очаровательная пара была. Оба высокие, статные, красивые, — произнесла женщина пониже.

— А сколько ей лет? — спросила Сара, все задумались.

— Так, Залман мой одногодка, а она младше на три или четыре года. То есть ей сейчас тридцать восемь или тридцать девять лет, — подсчитала Мириам.

— Такая молодая, а выглядит…

— Не суди! — строго одернула невестку Мириам. — Она через многое прошла и до сих пор проходит. — Женщина обвела их взглядом. — Ни одному родителю не пожелаешь пережить своих детей. Не дай Бог никому!

Ханука. 1939 год

Девять горящих свечей стоял на окне в серебряной ханукии, источая мягкий уютный свет. Отражение огней в стекле завораживало. Наступил последний, восьмой день чуда, праздник Хануки.

Гости собрались за столом. Во главе восседал Залман — стройный и высокий красавец-мужчина. Эстер сидела рядом с мужем, а по другую строну от нее расположились подруги детства Мириам и Ривка и коллега Залмана Поль с женой Еленой. Напротив, Залмана сидел отец Ривки — бородатый мужчина по прозвищу Левантиец.

Весь вечер Залман травил смешные байки, а гости хохотали и требовали еще. Эстер улыбалась — муж всегда был душой компании. Дети играли в дрейдл. В доме царили мир и праздничное настроение.

В комнату вошел Айзек и застыл на пороге, с серьезным видом держа в руках несколько листков бумаги. Когда все обратили на него внимание, мальчик объявил:

— Викторина! Участвуют только дети. — Он обвел взглядом взрослых и предупредил: — Не подсказывать!

Раньше викториной занималась Эстер, но Айзек так быстро отвечал на вопросы и получал больше всех призов и подсказок, что другие дети обижались. И тогда Эстер предложила сыну вести викторину самому. Эта идея очень понравилась рассудительному Айзеку, и он с усердием взялся за подготовку. Дети отошли в другую часть комнаты, и Айзек принялся громко и четко задавать вопросы. А когда поднявший руку отвечал неправильно, тяжело вздыхал и качал головой.

— Как все серьезно, — заметила Мириам.

— Ты не видела, как он готовился, — улыбнулась Эстер.

— Я расскажу, можно? — перебил Залман, Эстер одобрительно кивнула. — Рассказываю, захожу к себе в кабинет после работы и вижу картину. Айзек сидит за моим столом, весь в книгах, и тщательно что-то пишет. Исписанная бумага валялась по всему полу. Очень ответственно подошел к заданию.

— Весь в тебя, — заметила Мириам. — Не удивлюсь, если он пойдет по твоим стопам.

— А он уже сказал, кем хочет стать, когда вырастет.

— И кем же? — поинтересовалась Елена.

— Он решил стать адвокатом, — заявил Залман.

— Адвокатом? — удивилась та.

— Да, он сказал, что в… Как же он сказал? Хочу точно воспроизвести его фразу.

— Что-то про справедливость, — подсказала мужу Эстер.

— Точно! Он сказал: в мире столько несправедливости, поэтому я стану адвокатом и буду отстаивать справедливость и защищать слабых.

— Браво! — одобрил Левантиец.

В этот момент Айзек произнес:

— Ну наконец-то! Что тут сложного? А теперь идем искать подарки по подсказкам.

Дети разбежались по квартире, а когда вернулись в столовую, подбежали каждый к своему родителю и стали хвастаться подарками, которые нашли. Затем Эстер села за пианино и запела песню:

Севивон сов, сов, сов.

Ханука hу хаг тов…

Дочки Эстер, Голда и Малка, подбежали к матери и стали подпевать:

Севивон сов, сов, сов…

Близняшки танцевали и кружились с поднятыми руками. Айзек с Мариком подпевали маме в сторонке. Залман с умилением наблюдал за детьми и хлопал в ладоши. А остальные гости подхватили ритм и тоже подпевали. Вечер прошел весело, как и всегда.

Через несколько часов все разошлись. Эстер убрала со стола и помыла посуду, Залман уложил детей спать. Вернувшись на кухню, муж застал Эстер, насухо вытирающей тарелки полотенцем. Встав в проеме и склонив голову, он стал внимательно наблюдать за женой.

— Что ты встал? — не оборачиваясь к нему, проговорила Эстер. — Лучше помоги расставить посуду.

— Как ты догадалась, что я тут, я же тихонько зашел…

— Это ты-то тихо ходишь? — перебила Эстер мужа. — Все бы так тихо ходили, как ты.

Он подошел к ней со спины и обнял.

— Залман, ты как маленький, — вздохнула она, пытаясь выпутаться.

— Да, я с первого раза не понимаю, мне нравится, когда ты командуешь. — Он поцеловал ее в шею.

— Залман, прекрати, — строго произнесла Эстер.

— Дети спят… — ответил он, продолжая покрывать поцелуями ее шею.

— Вначале помоги.

— Хорошо, дорогая.

Отпустив ее, он стал расставлять тарелки в шкаф. А поставив последнюю, закрыл дверцу и с хитрой ухмылкой покосился на Эстер. Та стояла, сложив руки на груди, и смотрела на мужа. Словно мартовский кот, Залман грациозно приблизился к ней и обнял за талию.

— Я тут подумал сегодня, пока дети играли, пели и танцевали — давай заведем еще одного ребенка? Дочку или сыночка.

— Ты с ума сошел? — уточнила Эстер. — Газет не читаешь? Немцы вошли в Польшу, а до нас рукой подать. Мы объявили войну Германии. Мне страшно.

Залман задумался.

— И что ты предлагаешь?

— Давай уедем.

— Куда?

— В Америку, я получила письмо от Мишель, она пишет, что устроились хорошо. Ее муж нашел там хорошую работу, а у тебя связи в посольстве…

— Милая, не все так просто, — серьезно произнес Залман. — Америка! Когда мои родители уехали из России в 1900 году, мы все начали с нуля. Папа не сразу открыл свой кабинет.

— Я все понимаю. Но ты хотя бы поговори и узнай. А там решим. — Эстер прижалась к груди мужа.

— Хорошо, я как раз собирался в посольство на следующей неделе. Поговорю.

— Спасибо. А теперь пойдем спать, я устала, — сказала она, хитро улыбнувшись мужу.

Январь 1940 года

Залман сидел на кухне и читал «Франс Пресс», когда в помещение вбежали Голда с Малкой. Хором прокричав: «Папа! Папа!», они так резво запрыгнули на колени отцу, что Залман едва успел отложить газету. Следом в кухню вошли мальчики.

— Как в школе дела? — обнимая дочерей, поинтересовался он.

— Все отлично, пап, — быстро ответил Айзек, взяв яблоко.

— А Айзек влюбился! — поспешил доложить Марик, за что тут же получил тычок в плечо от брата. Залман улыбнулся.

— Значит, и ты скоро влюбишься, — доверительно сообщил он, обращаясь к младшему сыну. Марик скривился.

— Фу! Нет! От девчонок одни проблемы, — ответил он, развернулся и пошел в комнату. Айзек последовал за ним.

— Переоденьтесь! — крикнул Залман им вслед.

На кухню вошла Эстер. Залману хватило одного взгляда на жену, чтобы понять, что она устала.

— Садись, я налью тебе чаю, — предложил он.

— Было бы здорово.

Она села за стол, и Залман наполнил кружку горячим напитком. На кухню вбежал Марик.

— Пап, а дедушка сказал, что мы летом поедем к океану!

— К океану так к океану, иди переодевайся.

Марк ушел, а Эстер почувствовала на себе вопросительный взгляд мужа.

— Я перенесла все дела, забрала детей из школы и отвела к папе.

— А почему сразу домой не пошла?

— Рут поругалась с папой и ушла из дома.

— Рут? Когда? Почему? — поразился Залман.

— Пять дней назад. Папа молчал, не говорил мне, думал, что она вернется.

— Ты говорила с ней?

— Да!

— Где она живет?

— В гостинице.

— Ты что-то не договариваешь, — нахмурился он. Эстер вздохнула, признавая его правоту.

— Я сегодня встречалась с твоим другом.

— С каким таким другом? — с улыбкой поинтересовался Залман.

— Ты в курсе? Алекс Фридман в Париже. Я сегодня встречалась с ним.

— Нет, не в курсе. Надеюсь, ты пригласила его к нам?

— Конечно, завтра они с Рут придут. — Улыбка спала с довольного лица Залмана, и он нахмурился.

— Они что, вместе? — металлическим тоном спросил он. — Она же совсем ребенок! Как он мог!

Эстер пристально посмотрела на мужа и ответила:

— Уже не ребенок. Ей двадцать. И детская любовь переросла во взрослую.

Залман прищурил глаза и повторил:

— Как он мог!

— Успокойся, Алекс говорит, что любит ее.

— Ты сама знаешь, какой образ жизни он ведет. Бесконечные романы, гастроли… Любит! Что еще он сказал?

— Мы беседовали вдвоем, пока Рут не вернулась с работы. Увидев меня, она собралась было ругаться, но я сказала, что пришла с миром и пригласила их на ужин. — Эстер взяла мужа за руку и попросила: — Заклинаю, дорогой, завтра, когда они придут, не вспыли. Папа не переживет, если Рут оборвет все связи. Сам ведь знаешь, как сильно он ее любит.

— Хорошо. — Залман слегка сжал ее руку и сменил тему: — Что у нас завтра на ужин? — Его голос стал мягче и нежнее.

— Завтра схожу на рынок и решу. Возможно, рыба. Да, кстати, звонила твоя мама, она купила платья девочкам и джемпера для мальчиков. Отведешь детей к ним, пусть останутся с ночевкой.

— Хорошо. Завтра у мамы будет детский сад, сестры и своих детей приведут.

— Значит, завтра у нее будет весело и шумно, — заключила Эстер.

— А мы, значит, завтра останемся вдвоем? — с хитрой улыбкой произнес Залман.

— Вчетвером, — напомнила она.

— Хорошо, хорошо, как скажешь. Я тогда завтра куплю вина, а сейчас пойду немного поработаю.

— Хорошо. А я пока стол накрою, будем ужинать, — сказала она.

Залман подошел к жене, поцеловал ее в макушку и ушел. А Эстер продолжила пить чай.

1930 год

Рут сидела на подоконнике у открытого окна и с кислым выражением лица смотрела на прохожих. Эстер сидела за швейной машинкой и сосредоточенно строчила строчку на платье.

— Ты сама виновата, что мама тебя наказала, — спокойно произнесла она, не отвлекаясь.

— Ненавижу пианино! — тут же вспылила Рут — Сольфеджио — не мое! Не пойду в музыкальную школу!

— Зря ты так. Музыка прекрасна, дорогая.

— Я люблю слушать только, как вы с мамой играете. А сама не хочу! Это не мое!

— А что тогда твое? Ты уже ходила в школу искусств, бросила. Потом сама захотела пойти в музыкалку, но и она тебе разонравилась. Ты неусидчивая, Рут, так нельзя.

— Не знаю! Вот ты усидчивая, красиво играешь на пианино и шьешь, как мама. А я криворукая!

— Кто тебе сказал, что ты криворукая? — Эстер повернулась к сестре.

— Никто! — насупилась та и отвернулась.

Эстер подошла к Рут и села на подоконник, взяв ее за руку. Сестра закусила губу, чтобы не заплакать.

— Так, рассказывай, — потребовала девушка. — Ты можешь маме не говорить, в чем дело, но я твоя старшая сестра, а самое главное — подруга. Ты можешь мне доверять.

Рут шумно вздохнула и призналась:

— Это все Белла со своими подружками, они подговорили одного мальчика.

— Это который носил твой портфель?

— Да, они подговорили его. — Рут вновь тяжело вздохнула, и по ее щекам потекли слезы, которые она больше не могла сдерживать. — Меня из-за него отчитали: я не выучила урок, потому что он украл ноты.

— Поэтому ты этого мальчика…

— Да, я шандарахнула его портфелем по спине! — перебив, с вызовом посмотрела на сестру Рут.

— И за это мадам Жирар назвала тебя криворукой?

— Да!

— Она и меня так называла, когда у меня не получались этюды.

— Да что ты! — скептически глянула на сестру Рут. — А мадам Жирар утверждает, что ты у нее — лучшая ученица. Не то что я.

Эстер с сочувствием погладила ее по руке.

— Давай подготовим этюд вместе? — предложила она.

— Не хочу! Лучше посоветуй, как маме сказать, что я не хочу заниматься музыкой? Это мне в жизни не пригодится. Мне нравится книги читать и в типографию ходить, к папе. Поговори с мамой, а я всегда буду тебя слушаться.

— Так уж и всегда? — прищурилась Эстер.

— Правда, правда, — заверила Рут, сложив руки в молебном жесте. — Ну пожа-а-алуйста!

— Хорошо, — сдалась та, — а теперь перестань плакать.

Эстер улыбнулась, поцеловала сестру и вернулась за швейную машинку. А Рут повеселела и продолжила наблюдать за прохожими. Через несколько минут она замахала кому-то в окно. Эстер заметила это.

— Ты что это делаешь? — спросила она.

— Ничего, — осеклась Рут.

— Кому ты машешь?

— Никому.

Рут посмотрела вниз и показала язык.

— Так, все, хватит, так нельзя. — Эстер подошла к подоконнику, выглянула в окно и покосилась на сестру. Рут только улыбнулась и пожала плечами. Внизу стоял Залман в роскошном костюме. Эстер села на подоконник и немного перегнулась через него.

— Ты рано! — крикнула она.

Молодой человек посмотрел на часы.

— Это не я рано, а ты заработалась.

— У меня еще один билет есть. — Эстер посмотрела на сестру.

— Нет, нет и еще раз нет! Я не пойду! — запротестовала Рут.

— Пойдешь, ты же сказала, что будешь меня во всем слушаться.

— А ты еще с мамой не поговорила, — парировала та.

— Поговорю, а теперь иди и надень новое платье.

Рут просеяла.

— Что, можно? — не веря своему счастью, спросила она. — И мама ругать не будет?

Эстер только покачала головой и улыбнулась. Рут спрыгнула с подоконника и умчалась в свою комнату. А Эстер крикнула Залману, что они выйдут через десять минут.

***

В концертном зале был аншлаг, свободных мест не осталось. Музыканты на сцене готовились к выступлению, Эстер с Залманом мило беседовали, а Рут с серьезным видом рассматривала люстру.

— А что это Рут такая хмурая? — поинтересовался Залман.

Эстер посмотрела на сестру. Рут улыбнулась и процедила сквозь зубы:

— Очень люблю классическую музыку. Жить без нее не могу.

— Что она говорит? — не понял Залман.

— Что жить не может без классической музыки, — повторила Эстер, строго зыркнув на сестру.

— Прям как Алекс. Этот тоже без классики не может. О, а вот и он.

Весь зал зааплодировал, когда на сцене появился молодой человек в черном фраке с бабочкой и в белой рубашке. Широко улыбнувшись публике, музыкант поклонился и сел за пианино.

Рут перевела взгляд с люстры на сцену и тут же выпрямилась как струна.

Март 1939 года

Утром Эстер сходила на рынок и купила все, что было нужно для приготовления ужина. Залман перед работой отвез девочек к своей маме, а мальчиков в школу, так что Эстер осталась в квартире одна.

Разложив на столе рыбу двух видов, морковь, свеклу, лук, яйца, лимон и молоко, она выложила на отдельный столик яблоки. Затем принесла на кухню граммофон Electrola 106 UP, который ей подарили родственники на день рождения, и воткнула его в розетку.

Поставив пластинку, Эстер включила аппарат. Кухню заполнил голос Эдит Пиаф и ее песня «Жизнь в розовом цвете». Женщина улыбнулась и вернулась к продуктам. Выложив рыбу в раковину и подпевая знаменитой француженке, она приготовила кастрюлю, миски, ножи и доски и прикрутила к столу мясорубку. Одним ударом, словно самурай, удалив рыбе голову, она стала быстро освобождать ее от костей, когда на кухне появился Марик.

— Ты чего это так рано из школы пришел? Заболел? — насторожилась Эстер.

— Нет, последний урок отменили, — ответил Марк.

— Почему?

— У учителя французского папа умер, и нас отпустили домой.

— Бедный Дюпон… Надо будет выразить соболезнования. Ладно. Иди переодевайся и садись за уроки.

Марк замялся.

— Мам, — застенчиво проговорил он, — а можно я тебе помогу?

— Ты хочешь готовить? — Эстер удивленно подняла брови.

— Да.

— Ты в последнее время меня удивляешь! Ну, хорошо… Но все равно переоденься.

Марик быстро сменил школьную форму на домашнюю одежду и вернулся на кухню, где Эстер уже начала отделять мякоть от кости, оставляя тонкий слой мякоти на коже.

— А что ты готовишь? — с интересом глядя на рыбу, спросил Марк.

— Сегодня вечером к нам на ужин придет тетя Рут, и я готовлю ее любимую рыбу.

— Ммм, это вкусно, а мы у бабушки будем, — с грустью протянул Марк, но сам себя ободрил: — Ладно, мы с тобой потом еще приготовим. — Эстер покосилась на сына.

Марк наблюдал за всеми действиями матери, не отрывая глаз. Когда она нарезала рыбу на крупные куски, то глянула на сына и рукой показала на мясорубку. Марк все понял, обошел стол и взялся за ручку.

— Что ж, раз уж решил помогать, перекрути все, что в этой миске, — наказала она. — Приступай!

— Есть, шеф!

Марик потер ладони, улыбнулся и приступил к выполнению. А Эстер принялась за свеклу и морковь, нарезав их тонкой соломкой. Граммофон зашумел, Эстер поменяла пластинку, и по кухне разлились оперные арии. Марик посмотрел на мать и улыбнулся.

— А теперь самое интересное, я покажу, а ты смотри.

Марик кивнул.

Эстер взяла кусок рыбы и начала заполнять его приготовленным Мариком фаршем, выравнивая края. Внимательно проследив за процессом, Марк решил повторить за ней, начинив фаршем второй кусок рыбы. Эстер проследила за неловкими действиями сына.

— Получилось? — Он вытянул руку, показывая матери фаршированный рыбный шмат.

— Получилось! Молодец! — похвалила Эстер. — Только края выровнять нужно.

Марик выровнял. Вскоре все куски рыбы были нафаршированы. Марик так гордился собой, что аж светился от счастья, глядя на результат своих трудов.

— У тебя хорошо получилось! А теперь рассказывай, откуда такое рвение к готовке?

— Я решил стать поваром и работать в ресторане! — важно заявил он.

— Ого! — присвистнула Эстер. — И что же тебя сподвигло?

— Мы были на экскурсии в столовой, где работают одни женщины. Мне там понравилось. После школы я пошел в ресторан к Гольденбергу и попросился на кухню, но женщина-администратор меня не пустила. Зато позвала месье Гольденберга.

— И что ты ему сказал?

— Сперва представился, как учил папа. Потом объяснил, почему я хочу на кухню. И месье меня отвел, все показал и рассказал. А еще передал тебе привет. И сказал, что если я правда захочу стать поваром и буду готовить так же вкусно, как ты, то он с радостью возьмет меня на работу.

Эстер выслушала сына и покачала головой.

— Что ж, будущий шеф-повар, тогда нужно выложить рыбу и овощи слоями.

Марик улыбнулся и приступил к выполнению второго задания. Когда кастрюля была полностью заполнена, Эстер залила рыбу холодной водой и поставила на огонь.

— А дальше что? — нетерпеливо спросил Марк.

— А дальше доведем до кипения и через десять минут зальем молоком. Потом уменьшим огонь и будем смотреть на рыбу. — Марик встал у кастрюли и приготовился ждать, но Эстер сказала: — Нет, там стоять не надо. Вымой-ка посуду, и будем готовить пирог. Повар должен уметь все!

До самого вечера, пока не пришел отец, чтобы отвезти его к бабушке, Марк помогал Эстер готовить и сервировать стол. Уходя, сын во всех породностях рассказал Залману, чем они занимались, а маме пообещал, что всегда будет помогать с готовкой и научится всему, что она умеет — не только готовить, но и мыть за собой посуду.

Через некоторое время Залман вернулся с пирогом. Эстер всплеснула руками.

— Опять пирог? Твоя мама никак не поймет, что я пеку не хуже нее. — Она вздохнула. — Ладно, наш сын рассказал тебе, кем хочет стать?

— О да! Всю дорогу об этом говорил. Мне после обеда Джо звонил, сказал, что Марк у него, — со смехом поведал Залман. — Весь в Айзека. Тот тоже учудил. Пришел ко мне на работу и объявил моему шефу, что, когда вырастет, будет работать здесь.

— Да, я помню. Айзеку тогда было восемь, как сейчас Марику.

— Самостоятельные.

Залман приобнял жену за талию и только хотел поцеловать, как в дверь постучали. Муж скривил лицо и тяжело вздохнул.

— Я спокоен, я спокоен, — как мантру произнес он и пошел открывать. Из коридора послышался его дружелюбный голос: — Проходите, проходите, гости дорогие!

Как только Рут и Алекс вошли, взгляд Эстер мгновенно упал на платье сестры. Рут улыбнулась и кокетливо поиграла плечами.

— Нравится? — спросила она.

— Ты все-таки купила его, — заключила Эстер. — Денег не жалко?

— Нет, сестренка, не жалко, — подмигнула сестре Рут.

— Ладно, самое главное, что ты счастлива.

— Я очень счастлива! — Рут вся засветилась и сильнее прижалась к Алексу.

Весь следующий вечер они смеялись, делились интересными историями и пили вино. Не затрагивали только одну тему, хоть Рут и понимала, что ее придется обсудить и все выяснить.

— Кстати, ужин мне помогал готовить Марк. Он решил стать поваром, — сказала Эстер.

— А пирог? — поинтересовалась Рут.

— С лимоном, тоже вместе пекли.

Залман рассказал новый анекдот, который услышал на работе, и вдруг резко задал Алексу вопрос:

— Ты надолго приехал?

Смех стих, и воцарилась тишина, улыбки спали.

— До следующей недели.

Залман кивнул.

— И какую страну ты поедешь покорять своим талантом в следующий раз?

— Англия, Шотландия и в конце года — большой тур по Америке. — Пока Алекс говорил, Эстер и Рут смотрели друг на друга.

— Вы вместе едете? — прямо спросила Эстер.

— Да! — решительно ответила Рут, Залман изменился в лице, но не стал вмешиваться.

— Тебе нужно поговорить с отцом, — настаивала сестра.

— Знаю! Ты же будешь со мной?

— Конечно, как и всегда. — Эстер перевела взгляд на Алекса. — Обидишь, лучше не показывайся мне на глаза. Когда вы собираетесь пожениться?

— Перед Америкой. Я не хочу, чтобы Рут в чем-то нуждалась, — ответил Алекс.

— Ты же мне платье сошьешь? — весело спросила Рут.

— А может, в Америке свадьбу отметим? — предложил Залман.

— Что? — с удивлением переспросили Рут и Алекс.

— Мы подали документы на квоту, — объяснил Залман.

— Вот это новость! — воскликнула Рут и спросила: — Папа знает?

— Да, но он против переезда.

— Вот и наш переезд он не одобряет, — вздохнула Рут. — Но в Америке у Алекса большие возможностей.

Она нежно взглянула на возлюбленного.

1949 год

Весь день Эстер не находила себе места из-за своего обещания Мириам прийти на шаббат. Утром, выходя на работу, она надела второй костюм с белой блузкой. А на работе постоянно думала: идти или нет. С одной стороны, она хотела всех увидеть, с другой — они наверняка стали бы ее расспрашивать, а Эстер этого не хотелось бы.

В обеденный перерыв она, как обычно, села в угол, быстро поела и, не обращая ни на кого внимания, достала книжку. Литература всегда отвлекала Эстер от дурных мыслей. Обеденный перерыв пролетел незаметно. Эстер вернулась на рабочее место и так же не заметила, как закончилась смена. Когда она вышла, на улице еще светило солнце. Женщина медленно побрела к остановке.

Автобус привез ее в родной район. Проходящие мимо люди оживленно беседовали, неспешно прогуливались и вели свою обычную жизнь. Молодые пары, держась за руки, медленно плыли по набережной. Эстер остановилась, сильно сжав ручки сумочки, и закрыла глаза, вдохнув запах реки. «Запах Сены».

Пока она стояла зажмурившись, почувствовала на себе чей-то взгляд. Открыв глаза, Эстер огляделась, но никого не увидела. Тем не менее странный взгляд преследовал ее до самого дома Мириам. Она чувствовала его спиной, хоть и не оборачивалась. Сердце забилось сильнее, волнение скрутило живот. Эстер прибавила шагу

.

***

Мириам суетилась на кухне, ее муж, Хайм, сидел в столовой за почти накрытым столом, а младшая дочь Николь бегала и играла с куклами.

— Как ты думаешь, Эстер придет? — крикнул из столовой Хайм.

— Очень на это надеюсь. Я всех предупредила, чтобы ни о чем ее не спрашивали, — прокричала в ответ Мириам.

— Правильно, захочет сама расскажет.

— Что говоришь? — Мириам подошла к открытой двери.

— Говорю, что ты умница у меня, — с улыбкой произнес Хайм. Мириам кокетливо отмахнулась.

В этот момент раздался звонок в дверь. Не успев войти, гости поинтересовались:

— Эстер пришла?

Мириам отрицательно покачала головой. Гости разделись и прошли в квартиру. Мужчины тут принялись обсуждать футбол, а женщины — помогать со столом хозяйке вечера.

Когда Мириам внесла поднос с едой и поставила на комод, расставив шаббатние свечи, в дверь снова позвонили. Присутствующие посмотрели на хозяйку, и та направилась в прихожую. Зашумели отпирающиеся замки, и через несколько минут Мириам вернулась в столовую вместе Эстер. Все, кто находился в комнате, подошли к гостье и тепло поприветствовали ее. Один лишь Хайм остался на месте, с улыбкой глядя на старую подругу. Эстер улыбнулась в ответ и подошла к нему, бросив мимолетный взгляд на его костыли. Хайм раскинул руки, и они обнялись.

— Ну здравствуй, Эстер!

Женщины зажгли шаббатние свечи, закрыли лица ладонями, прочитав благословение, и пожелали всем доброй субботы. Начало трапезы прошло в тишине, затем в столовой появились Боря с Сарой. Мириам удивленно посмотрела на них.

— Мы решили вернуться пораньше, — с улыбкой объяснил Боря. Обойдя стол, он подошел к Эстер. — Я рад вас видеть, Эстер.

Она встала и обняла его, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.

— Ты стал таким красивым мужчиной, Боря, — тепло сказала она. — А мальчиком, помнишь, как-то съел весь торт?

— Конечно, помню. Вы испекли его на мое десятилетие. Он был очень вкусным.

— Ты один съел целый торт? — с удивлением спросила Сара. Борис кивнул и улыбнулся.

— Ты, дочка, многого еще не знаешь о своем женихе, — подначила Мириам.

Борис подошел к Саре и сел рядом.

— Мое десятилетие тогда удалось, — сказал он.

— Ты пролежал весь день в постели с расстройством желудка, — напомнила сыну мать.

— Марк ужасно расстроился, он помогал мне печь, — припомнила Эстер.

— Мы сейчас были у моих друзей, и я упомянула в разговоре, что свадебное платье мне будете шить вы. Мама моей подруги сказала, что вы легенда, — доложила Сара, принимаясь за еду.

Эстер посмотрела на нее с улыбкой.

— А кто у нас мама? — поинтересовалась Мириам.

— Дина.

— Дина, это сестра Элис, — напомнила Мириам подруге.

— Знаю, — ответила та. — А помните, как Элис отправили к бабушке на каникулы, а она вернулась на следующий день, аккурат к рождению Дины.

Гости рассмеялись, припомнив ту историю.

— А что за история? — поинтересовался Боря.

— Эстер, расскажи, — попросила Мириам.

— Да что рассказывать… Родители Элис решили отправить ее к бабушке на летние каникулы, так как ее мама вот-вот должна была родить Дину. Обычно бабушка приезжала за ней сама, всем подарки привозила, и нашей семье тоже. Наши родители дружили. А в тот раз почему-то не смогла. И Элис посадили в автобус. Всю ночь она должна была провести в пути, а наутро бабушка встретила бы ее на вокзале. Мы с ней попрощались, договорились, что будем слать друг другу письма. На следующее утро мои родители ушли на работу, и я осталась дома одна. Вдруг слышу — стук, открываю, а там Элис.

— Как это? — опешила Сара.

— А вот так! Ночью автобус остановился на станции, Элис вышла в туалет. Как она сказала, быстро вернулась в автобус, он поехал, и она уснула. А когда открыла глаза, обнаружила, что снова находится в Париже. Позже выяснилось, что она перепутала автобусы.

— А ее родители где были?

— У доктора на приеме.

— Вот это сюрприз их ждал дома.

— Не то слово! Элис осталась у меня, а когда услышала, как папа открывает входную дверь в их квартиру, вышла. Он, как ее увидел, даже ключи выронил. Немая сцена. Я испугалась даже, что мама ее убьет, но обошлось. Вечером приехала бабушка, а на следующий день родилась Дина. Элис всегда была веселой девочкой. Интересно, где она сейчас?

Гости стушевались, уткнувшись в тарелки. А Мириам уклончиво проговорила:

— Она сюда очень редко приезжает.

— О ней даже дома не говорят, — добавила Сара.

— Почему? — не поняла Эстер, оглядев присутствующих.

— Точно сказать не могу, — ответила Мириам.

— Я ее как-то видел в госпитале. Элис работает там врачом, — добавил Хайм.

— Она всегда мечтала стать хирургом, — вспомнила Эстер.

— Да, с самого детства, — подтвердила Мириам.

— А как вы выжили?

— Мы все здесь в годы войны были гражданами Турции. И именно поэтому многие выжили. «Турки мы», — с улыбкой процитировал Хайм.

— Турции? — переспросила Эстер.

— Да, — кивнул Хайм. — Ходили с турецкими паспортами.

Эстер оглядела присутствующих, гости закивали.

— Паспорт давал возможность спокойно передвигаться по городу.

— А звезды? — уточнила Эстер.

— На внутренней стороне одежды носили. Спасибо турецким консулам и всем работникам посольства, они спасли много жизней. Вытаскивали нас из Дранси.

— И не только из Дранси. Помните, как консул сел в вагон? — вспомнила одна из гостей.

— Да, тот поезд шел в концлагерь, в нем все были с турецкими паспортами, и на следующей станции всех выпустили. Около восьмидесяти человек. Дорогая, как его звали? — обратился Хайм к жене.

— Кент… Сейчас, — Мириам задумалась. — Меджет, Кент Меджет, турецкий консул. Героический поступок с его стороны был сесть в тот вагон. А в 1944-м в Стамбул переехало много семей. Наши соседи с третьего этажа тоже переехали, через год прислали письмо, что у них все хорошо.

— Паспорт нам очень помогал в те годы. Особенно когда я вступил в организацию «Потомки Давида», их потом еще переименовали в «Еврейскую армию».

— И чем вы занимались? — поинтересовалась Эстер.

— Нападали на оккупантов, вели подрывную деятельность на железных дорогах. Мое последнее задание состоялось в конце сорок третьего года. Мы с напарником должны были подорвать поезд с вооружением, но что-то пошло не так. Очнулся я с полным ртом земли. Голова трещала, думал — вот-вот разорвет, будто внутри колокола нахожусь. Не знаю, сколько раз я так отключался, но окончательно очнулся уже в госпитале. Напарника моего разорвало в клочья. А мне сказали, что я в рубашке родился. Ногу оторвало сразу, но меня отбросило взрывной волной на несколько метров. Это и спасло…

Хайм немного помолчал.

— А потом пришли весна и солнце. — Он с нежностью посмотрел на жену, широко улыбнулся и добавил: — И моя любовь.

— Началось, — закатила глаза Мириам, но было видно, что внимание мужа ей льстит.

— А как он отплясывал на свадьбе! Эстер, ты помнишь, как он в школе танцевал? — спросила одна приглашенных.

— Когда он вышел на сцену с хвостом? Конечно, помню, мы репетировали целый месяц. Зрители хохотали во все горло, а Хайм продолжал кривляться.

— Нашли что вспомнить, — проворчал Хайм.

— Подождите, а это правда, что папа ухаживал за вами обеими? — спросил Борис.

— Все так, сынок, но это было давно, мы были детьми. Ладно, закрыли тему, давайте лучше выпьем.

Хайм поднял бокал с вином и произнес:

— Лехаим!

— Лехаим! — вторили ему гости.

***

На следующее утро Мириам готовила завтрак, а Хайм молча курил у окна. В кухню зашел Борис.

— Скоро будем есть, — сообщила Мириам.

— Хорошо. А Эстер еще не проснулась? — спросил он.

— Нет. Пусть выспится.

— Сара хотела с ней поговорить о платье. Я обещал позвонить, когда она проснется.

Он немного помолчал и добавил:

— Мам, я вчера не стал спрашивать у Эстер, поэтому хочу спросить у тебя…

— О чем?

— В квартире, где жила Эстер, теперь живет… Забыл, как ее зовут…

— Елена, — тут же ответил Хайм и скривился. — Терпеть не могу это имя, и сама она на крысу похожа!

— А почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась Мириам.

— Вчера встречался с другом. Так вот он сказал, что ее сына Андрэ посадили в тюрьму.

— Неудивительно, очень злой и заносчивый мальчик был. А за что его посадили?

— Он подрался в баре, не рассчитал удар и убил противника. Помню, был один случай, еще до войны. Нам было по десять, и мы взяли его с собой в шахматный клуб. Кажется, вы нас заставили. После того случая мы с Айзеком больше не хотели с ним общаться. Андрэ не понял, как ходить, и раскидал фигуры по залу и крикнул, что в шахматы играют слабаки. Затем хлопнул дверью и ушел.

— В их семье нормальный только муж Елены, Поль. Что он в ней нашел, не понимаю… «Моя королева, моя королева». Всегда ее так называл. А она худая и страшная, — фыркнул Хайм.

— Почему ты ее так не любишь? — удивился Борис.

— Сынок, а за что мне ее любить? За то, что она сдала многих евреев, моих друзей? Доказательств правда нет, но это точно ее рук дело. Как ты думаешь, почему она живет в квартире Эстер?

— Потише ты, разбудишь! — шикнула Мириам, покосившись на дверь.

— Это она написала донос? — поразился Боря.

— Конечно! Она была счастлива, когда немцы вошли в Париж. Устраивала званые ужины для этих… — Хайм сдержался, только сжал кулак. — Но Б-г все видит, и возмездие настало. Первое настигло ее в сорок четвертом, когда немцы убили ее дочь. А вот и второе, сынок сел.

— О чем речь? — На кухню вошла Эстер.

— Сын Елены убил человека, — сообщил Хайм, а Мириам засуетилась.

— Все, хватит, садитесь завтракать, — позвала она к столу.

— Мне жаль ее, — сев за стол, сказала Эстер, и все в недоумении посмотрели на нее.

— Тебе жаль ее? Забыла, что это она написала на вас донос?! Да еще и живет в твоей квартире, — возмутился Хайм.

— Я знаю.

— Знаешь, но откуда?

— Фамилия на почтовом ящике подсказала. Елене всегда нравилась наша квартира, она и не скрывала этого. А почему жаль, потому что мать не должна пережить детей. Это горе, рана, которая никогда не затягивается.

Эстер немного помолчала и спросила Бориса:

— Сара придет?

— Да, — коротко ответил он.

— Мне пришла идея платья, набросала на листке. Не знаю, понравится ли ей.

Борис оживился, вскочил из-за стола и бросился к телефону.

— Побежал звонить, — пояснила Мириам.

— Любовь, — с улыбкой добавил Хайм и посмотрел на жену.

— Ты выспалась? — поинтересовалась Мириам у подруги.

— Я отвыкла от тишины. Одни мои соседи почти каждую ночь ругаются, а у других что-то вечно падает. Долго не могла уснуть, поэтому и засела за платье.

Борис появился на кухне с широкой улыбкой.

— Сара через час придет.

— Замечательно, а теперь садись завтракать, — нежно произнесла Мириам.

***

Но Сара пришла, а точнее, прибежала меньше, чем через час. Как всегда, бодрая и в хорошем настроении, она уставилась на Эстер горящими глазами, жаждая увидеть эскиз. Эстер протянула ей листок с рисунком. Сара жадно впилась в него взглядом.

— И вы сможете сшить такое платье? — восхищенно спросила она.

— Конечно!

— Оно шикарное! Теперь нужно купить ткань. Только ее очень мало, а хорошей так и вовсе почти нет.

— С Левантийцем поговорить надо, — сказал Хайм.

Эстер с удивлением посмотрела на друга.

— Он все еще…

— Он нас всех переживет, — перебил Хайм, махнув рукой. — Как говорил мой отец: «Левантиец тот еще еврей».

— Ну надо же! Еще моя мама у него ткани покупала, и уже тогда он был старец-старец.

— Эстер, он тот еще жук. Такие не пропадают. Когда немцы вошли в Париж, его магазинчик закрыли практически первым и все забрали. Но найти его и его семью не удалось. Все время, пока Франция была оккупирована нацистами и до полного ее освобождения, прятался. Говорят, он потерял почти все свое состояние, оплачивая безопасность семьи. Как-то мы с ним сидели и… — Мириам угрожающе зыркнула на мужа, и все улыбнулись, заметив этот взгляд. — Просто сидели и разговаривали. Мы не пили, хотя он может хорошо выпить. Так вот, он сказал, что магазин забрали, а ткани нет. Успел перепрятать. Поговаривают, что какой-то… — Хайм задумался, вспоминая. — Ну, тот, кто шьет и придумывает…

— Кутюрье, — подсказала Сара.

— Точно, дочка, он. Я в этом не разбираюсь. В общем, говорят, какой-то кутюрье купил у него оптом ткани и недавно устроил показ мод. Так что вам нужно к нему.

— Он снова открыл магазин? — удивилась Эстер.

— Да, я как раз собираюсь с ним встретиться, так что договорюсь о вашем приходе. Придете и выберете все, что нужно.

— И ты молчал?! — возмутилась Мириам.

— Дорогая, я просто не лез в ваши женские дела.

— И когда ты пойдешь?

— Сегодня. У нас посиделки.

— В баре? — Хайм покачал головой, отвернулся от сурового взгляда жены и закурил очередную сигарету.

— Ладно, — смилостивилась Мириам.

— Ладно? — Хайм резко повернулся к жене.

— Это для дела. Эстер, пойдем, я тебе покажу машинку и манекен, которые мне отдали. И список напиши, что тебе еще понадобится. Девочки, за мной, — скомандовала Мириам, и все послушно покинули кухню.

***

Через неделю Эстер шла к дому Мириам по набережной со своей швейной машинкой в деревянном футляре-саквояж. Это всегда был ее самый любимый маршрут. Но на подходе к дому женщина вновь ощутила на себе чей-то взгляд. Повернувшись, она никого не увидела, но тревога тут же разлилась по телу липкой волной.

У Мириам ее уже ждали. Маленькая Ника, как всегда, носилась по квартире. В гостиной, за столом, сидела Сара со своей подружкой. Хайм с Борей играли в шахматы. Мириам вошла с подносом и расставила на столе чашки с блюдцами.

— Я привезла свою машинку, не могу шить на чужих, — сообщила Эстер, опуская футляр на пол.

— Понимаю. Ты мне вот что скажи. Я видела тебя из окна и обратила внимание, что ты постоянно оглядывалась, пока шла.

— Так и есть. Я почувствовала на себе чей-то очень тяжелый взгляд. В прошлый шаббат было то же самое, только с остановки.

— За тобой что, кто-то следит? — оторвался от партии Хайм.

— Не знаю, но это неприятно.

— Может быть, кто-то тебя узнал и боится подойти? — высказала предположение Мириам. Эстер ничего не ответила, только покачала головой.

— В следующий раз я тебя встречу и пройдем весь путь вместе. Может быть, я кого увижу, — предложил Хайм.

— Ты-то куда пойдешь! — сказала мужу Мириам. — Я встречу! Ты лучше скажи, разговаривал с Левантийцем?

— Разговаривал, он ждет вас завтра с утра.

— А как его зовут? — вдруг поинтересовалась Сара. — А то вы все время называете его Левантийцем.

— Ой… — растерялся Хайм.

— Мордехай, — не задумываясь, ответила Эстер. — Помню, мама рассказывала, что его семья одной из первых приехала во Францию. Они всегда занимались торговлей, и не только тканями. Левантиец раньше часто рассказывал историю своего рода. Говорил, что он берет свое начало еще в Венеции. В первом еврейском гетто.

— Поэтому мало кто его по имени называет? — догадалась Сара.

— Да, — подтвердила Эстер.

— А как он торгуется! Это просто шедевр, — добавил Хайм.

— Кстати, о роде.

Мириам вдруг засуетилась, принявшись искать что-то в своей сумочке, а не найдя, вышла из гостиной. Десять минут спустя она вернулась с конвертом в руках и протянула его подруге.

— Эстер, тебе передали, когда я собирала все по твоему списку. Узнали, что ты здесь и будешь шить платье Саре. Все хотят с тобой встретиться, и чтобы ты что-нибудь им сшила.

Эстер с улыбкой взяла конверт, но, когда открыла, улыбка тут же спала с ее лица. Внутри было несколько фотокарточек. Все замерли, а Эстер, никого, не видя и не слыша, будто рухнула в бездну. Воспоминания мельтешащим хороводом закружились у нее в голове. Дрожащей рукой она погладила сперва одну фотографию, затем другую. Нежность, злость, ярость, беспомощность, вина, опустошение — эмоции переполнили чашу. Сдерживать себя не было ни сил, ни желания. Из глаз хлынули слезы, и откуда-то из глубины ее тела вырвался нечеловеческий звук. Вой.

Последний веселый праздник в их счастливой жизни. Пурим. На одной из фотокарточек была запечатлена вся ее семья: мама, папа, сестра, муж и дети. Все в карнавальных костюмах. На другой — они с Залманом в окружении детей.

Слезы застилали глаза, сердце колотилось так быстро, что, казалось, стучит не в груди, а в самой голове. Хайм сидел у окна и курил одну сигарету за другой, маленькая Нина прижималась к маме, а у Сары щипало глаза от сочувствия. Сдерживая слезы, она сильно схватила за руку Борю. Эстер закрыла рот рукой. Почувствовав нехватку воздуха, схватила сумочку и выбежала из квартиры. Еще несколько минут после ее ухода присутствующие не сводили взгляда со стула, на котором она сидела.

— На этих фотографиях ее семья? — спросила Сара шепотом.

— Да, — кивнула Мириам.

— Я никогда не забуду то, что сейчас произошло. До сих пор слышу ее… — Девушка не смогла закончить из-за кома в горле.

— Так плачут все еврейские матери и не еврейские тоже. Все, кто потерял своих детей. Последствия войны. — Последние слова Хайм произнес тихо, почти про себя.

— Может быть, ее догнать и сказать, что она не одинока? — предложил Борис.

— Нет, сынок, ей нужно побыть одной. — Мириам подошла к сыну, обняла его и поцеловала макушку.

— А вот кто за ней следит надо выяснить, — глядя в окно, задумчиво сказал Хайм.

— И как вы это выясните? — поинтересовалась Сара.

— Девочка моя, оккупация нас многому научила.

— Так, давайте сменим тему, — встряла Мириам и обратилась к молодым: — Вы решили, где будете жить после свадьбы? Если нет, то я поговорила с одной знакомой, она через две улицы сдает квартиру. Маленькая, но уютная, и что самое главное — недорогая. Так что можем посмотреть ее завтра. Как вам идея?

Сара с Борисом переглянулись. Было видно, что они хотят что-то сказать, но не решаются.

— Ой, не нравится мне, как вы смотрите друг на друга, — насторожилась Мириам.

— Мам, мы решили… — немного замялся Борис. — В общем, нам не нужна квартира.

— Вы хотите дом? — поразилась Мириам. — Это же дорого! И точно не в нашем районе.

— Мы решили, что хотим жить в Израиле.

Мириам схватилась за сердце и закрыла глаза.

— Что?! Вы моей смерти хотите? Там только закончилась война. Все понимаю, это наша историческая родина, но там опасно! А как же твои родители, Сара? Они знают? — Она посмотрела на невестку.

— Да, мы им тоже объявили о нашем решении.

— И как они отреагировали?

— Так же, как и вы.

— Мама, мы решили, что хотим там жить, — твердо заявил Борис.

— Все ты, сионист! — Мириам посмотрела на Хайма, который отвернулся и сделал вид, что высматривает что-то на улице.

— Мам, это не он, мы сами решили, — вступился за отца Боря.

— И где вы будете жить, в кибуце?

— Для начала поживем там, выучим язык. Я разговаривала со знакомыми, которые живут там уже давно, они помогут с работой на радио.

Мириам внимательно выслушала Сару.

— Я понимаю, что вы самостоятельные и взрослые, но… как же я?!

— А вы приедете к нам, после того как мы устроимся.

— Значит, вы все решили, — тихим голосом произнесла Мириам и села на стул. Борис подошел к матери и приобнял ее.

— Мам, мы хотим начать новую жизнь, во всех смыслах. И мы ведь будем приезжать.

— Да, мы будем приезжать, — подхватила Сара.

— На радио, значит. А ты где работать будешь? — взглянула на сына мать.

— Преподавать пойду.

— Ты же не закончил.

— Там закончу, даже лучше будет.

Мириам тяжело вздохнула.

— А ты что молчишь? — спросила она, не глядя на мужа.

— А что я могу сказать? Что они смелее меня? Я всю жизнь мечтал переехать в Эрец-Исраэль, да все не складывалось. Сначала папа заболел, и мне пришлось работать в его мастерской, чтобы семью содержать. А когда он умер, я не хотел оставлять маму одну. Она наотрез отказывалась уезжать, говорила, что здесь ее семья и муж похоронены. Потом война. А теперь, я калека, одноногий сапожник. — Хайм поник. — Что я могу построить и сделать? — Он посмотрел на всех и остановил взгляд на жене. — Но сейчас я счастливый человек, рядом со мной любимая женщина, о которой я мечтал всю жизнь. У меня самая прекрасная дочь. И взрослый сын, — с гордостью произнес он. — Они молоды, Мириам, у них вся жизнь впереди. Мы не проживем ее за них, они должны научиться жить самостоятельно. Сами решать и справляться со всеми трудностями и проблемами. Отпусти их.

— Ты прав. Я все понимаю, но сердцем… — Мириам покачала головой. — Пообещайте мне, что как только почувствуете опасность, то сразу вернетесь.

— Рано еще горевать. Давайте сперва свадьбу проведем, — напомнил жене Хайм.

— Ты прав, как всегда, прав, — вытерев глаза, быстро закивала она.

— За это ты меня и любишь, — поддразнил Хайм. — А теперь мне пора идти.

— Куда это? — удивилась Мириам, проследив за мужем взглядом.

— Я же тебе говорил — в шахматный клуб.

— Который в баре?

— Рядом.

Сара с Борисом с улыбкой наблюдали за перепалкой родителей. Те всегда мило спорили, но никогда не ругались по-настоящему, или их просто не видели в пылу ссоры. Хайм ловко вскочил со стула, взял костыли и быстро вышел.

— Как думаете, Эстер вернется? Я переживаю за нее, — с тревогой проговорила Сара, обращаясь к Мириам.

— Да, дочка, вернется. Эстер человек слова. Ей просто необходимо сейчас побыть одной.

***

Такси подъехало к высокому забору. Эстер вышла из машины и быстрым шагом вошла в просторный двор со множеством длинных столов. Она никогда не была тут ранее. Мирела переехала сюда совсем недавно.

Дом, в котором обосновался табор, принадлежал почившей бабушке Жаннет, которая умерла несколько месяцев назад. Сперва соседи возмущались появлению цыган, но потом страсти поутихли, и иногда они сами заходили к ним в гости.

Район был тихим и спокойным, как и мечтала подруга в последние годы. Маленький дом расположился в глубине двора рядом с заросшей цветами беседкой. Внутри Эстер увидела низкий деревянный стол, а по обе стороны от него — топчанчики. Мирела сидела по центру, собрав вокруг себя женщин. Увидев Эстер, цыганка махнула рукой, попросив уступить гостье место и принести чашку кофе.

— Что случилось? — поинтересовалась она, едва Эстер подошла ближе.

Гостья села, молча всем кивнула и дрожащей рукой протянула подруге фотографии. Мирела взяла их и внимательно рассмотрела. Напротив Эстер сидела невестка Мирелы, Жаннет, которая тоже взглянула на снимки.

— Это ваша семья? Какие вы все здесь красивые. А это ваш муж? — Эстер кивнула. — Очень видный мужчина. И дети у вас чудные.

Эстер не ответила, пристально уставившись на Мирелу. Та прикурила трубку и закашлялась.

— Вам же доктор запретила курить! — возмутилась француженка.

— Доктор? — переспросила Эстер.

— Да, доктор. У нее сильный кашель, — пояснила Жаннет.

— Ерунда! — отмахнулась Мирела. — Я курю с детства, сколько себя помню. Как и моя мать, а до нее моя бабушка. Последняя и вовсе умерла с трубкой в зубах. А был ей сто один год.

— Может, хоть вы на нее повлияете? — взмолилась супруга Пеши, обратившись к Эстер.

— Нельзя заставить человека делать то, что он не хочет, — ответила Эстер.

— Вот! Слова умной женщины! — одобрила Мирела.

Жаннет неодобрительно покосилась на свекровь, но сдалась и сменила тему.

— Мирела, а вы можете по фотографии посмотреть, живы ли мальчики?

— Нет! — твердо ответила цыганка.

— Из-за искры?

— Ты получила ответ от своей знакомой? — не ответив на вопрос невестки, обратилась она к Эстер.

— Да, получила. Три дня назад. Она написала, что никто их не видел, никто не знает. Но она продолжит поиски.

— Это хорошо.

— Я хочу еще раз сама съездить в Германию. Схожу в фотостудию, сделаю фото мальчиков покрупнее. Может быть, кто-нибудь по фото их узнает.

— Отличная идея, — одобрила Жаннет.

— Ты начала шить свадебное платье? — поинтересовалась Мирела.

— Завтра за тканью поедем, и сразу начну, чтобы успеть в срок. А что?

— Твоя жизнь изменится, как только ты дошьешь платье.

— Откуда ты знаешь? — насторожилась Эстер.

— Пока мы разговаривали, ты допила кофе.

Эстер посмотрела на руки Мирелы, в которых была зажата ее чашка.

— У тебя переезд скоро, — вглядываясь в гущу на дне, сказала она.

— Куда?

— Не знаю, в чашке адреса нет.

— В Германию? — предположила Жаннет.

— Нет.

— Мириам хочет, чтобы я переехала к ним поближе. Говорит, что я могу пока у нее пожить, — усмехнулась Эстер. — Она всем сообщила о моем возвращении, и многие хотят, чтобы я им что-то сшила. Мириам всегда умела рекламировать.

— А мне сошьете? — с надеждой спросила Жаннет.

— Конечно! Но вначале платье, — с улыбкой ответила Эстер.

— Мне не срочно, — мило улыбнулась Жаннет в ответ.

— Как закончит, от заказов отбоя не будет, — довольно произнесла Мирела.

— Не думаю, но я была бы не против, — сказала Эстер. — Ладно. Поеду домой. Хорошо здесь у вас, время летит незаметно.

— На следующей неделе приедешь? — спросила цыганка.

— Конечно, приеду. — Эстер взяла фотографии и улыбнулась, нежно смотря на них.

Как только Эстер скрылась за забором, Жаннет повторила Миреле свой вопрос:

— Вы и сейчас ничего не увидели?

— Давай я тебе объясню на конкретных примерах.

— Считаете, я глупая? — оскорбилась невестка.

— Нет, просто это действительно сложно понять. Ты всегда меня спрашиваешь про искру. Почему я не вижу искру у Эстер? Потому что у нее нет веры, надежды и любви.

— Но ведь раньше все это было.

— Было, но у нее варварски отняли все, что было ей дорого. Мне повезло, мои сыновья живы. Один из них всегда рядом, как и родственники. — Мирела обвела взглядом женщин, которые сидели за столом. — А у Эстер нет больше никого, она осталась одна. Не знает, где похоронены ее близкие.

— А ее сестра Рут?

— Сестра… Эстер может только гадать, где она. Связи нет никакой. Раньше у нее была вера в Бога, надежды и любовь близких. Потом вера угасала, но осталась надежда на то, что все выберутся живыми, и она жила любовью. А сейчас она надеется лишь на то, что найдет своих мальчиков. А для искры нужно все — и вера, и надежда, и любовь. Сейчас Эстер живет воспоминаниями. Вспоминает каждый разговор, каждый жест, кто и во что был одет, какие они устраивали приемы, что говорили, о чем мечтали… Каждую мелочь. Для нее все они живы. Но сейчас меня хотя бы радует, как она отвечает, и я уже не переживаю за нее так, как раньше.

— А как она отвечала раньше?

— Когда мы прощались, я спрашивала: «На следующей неделе приедешь?», а она отвечала: «Не знаю, посмотрим, давай не будем загадывать». Мы же тебе рассказывали, как познакомились. Чуть не сбили ее нашим автомобилем. Она искала смерти, так как самоубийство — это грех. А сейчас она отвечает: «Конечно, приеду». Это меня очень радует.

— То есть получается, что она не осознала потерю близких? Ее мозг отторгает эту мысль?

— В лагере со мной в бараке жила одна женщина, жена психиатра. Так вот она постоянно рассказала разные истории из практики мужа. И один рассказ я запомнила. К ее мужу обратилась женщина, чей супруг без видимых причин перестал ходить. Он не падал и не попадал в аварию, просто как-то утром не смог встать. Ноги отказали. Ее муж стал разбираться, в чем причина. Чувствительности в ногах не было, хотя его и иголкой кололи, и молоточком били, и чего только ни делали. Просто загадка. А через некоторое время, в беседе с пациентом, врач нашел причину. За несколько дней до паралича мужу клиентки назначили командировку, а желания ехать не было. И он все время повторял, что не хочет ехать. Но начальник пригрозил, что, если он не поедет, его уволят. Если, конечно, не произойдет что-то из ряда вон. Психиатр попросил начальника мужчины уверить, что тот сможет продолжить работу и больше его в командировку не пошлют. А несколько дней спустя пациент снова встал на ноги.

— Как это? — ахнула Жаннет.

— А вот так, встал и пошел. Так что все у нас в голове. Мы можем заставить себя забыть или вспомнить. Мы сами себе лекари.

— И как Эстер сможет излечить себя, чтобы появилась искра?

— Возможно, шитье красивых нарядов поможет ей в этом. А также больше общения — ей нужно о ком-то заботиться.

— Так давайте ей кошку или собаку подарим? Лучше собаку, она дома сидеть не будет, ее ведь выгуливать нужно несколько раз в день. Вот и повод выходить из дома.

— Собаку, — задумчиво произнесла Мирела. — Ну вот и займись этим. — Цыганка вынула из кармана трубку, забила табаком и закурила. Жаннет неодобрительно покачала головой.

— Умрете, я вас оплакивать не буду! — Невестка встала из-за стола и ушла в дом.

— Будешь, будешь. Еще как будешь, — крикнула вдогонку Мирела.

***

Эстер возвращалась домой по улице, которая вела к ее дому, и размышляла над словами Мирелы о переезде.

«Но куда? Мне некуда переезжать. И зачем? Вот когда я найду своих мальчиков, тогда можно и о переезде задуматься. Я же не приведу их в ту маленькую и серую квартирку. Дети не должны жить в таких условиях».

Ей на лицо упало несколько капель дождя, тучи затянули небо. Надо было скорее идти домой, ответить Геле на письмо. Поездка в Германию выдалась тяжелой. Тогда они с Гелой обошли все приюты, и сердце Эстер разрывалось всякий раз, когда она видела, сколько детей остались без родителей. Сколько не знали, кто они и откуда.

Размышление прервал чей-то женский голос, позвавший:

— Эстер!

Она остановилась и обернулась. У продуктового магазина стояла ее коллега Эмма, которая тут же направилась к ней.

— Эстер, ты домой? — спросила она.

— Здравствуй, Эмма, — поздоровалась Эстер. — Да, домой.

— У меня есть предложения получше. Сегодня моя день рождения, все наши собрались, только тебя не хватает. Пойдем посидим? Пообщаемся.

— Ого! С днем рождения! — поздравила Эстер.

— Спасибо. Так что, идем?

— Ой, неудобно как-то, так неожиданно. И я без подарка.

— Успокойся, мне не нужны подарки, у меня все есть.

Из магазина вышел супруг Эммы, Питер, и подошел к ним, приобняв именинницу.

— Милый! Смотри, кого я встретила. Вот уговариваю Эстер зайти к нам.

— Эстер, отказы не принимаются, тем более имениннице, так что идем.

— Если только на полчасика… — неуверенно согласилась она.

— Отлично, где полчасика, там и часик-другой.

— А вы что, в магазине живете? — поинтересовалась Эстер.

— Да, — со смехом ответила Эмма, пока они поднимались по лестнице, выкрашенной в синий цвет под стать стенам. — Здесь еще мои родители жили. Мы занимаем две комнаты, остальные четыре нам не нужны. Дети, пока маленькие, живут в одной комнате, мы с мужем в другой, а другие сдаем.

Эмма открыла дверь, и все трое вошли в просторную светлую комнату. В углу стоял большой шкаф, по центру — накрытый стол, с другой стороны, от шкафа — диван, и еще в комнате имелось одно большое окно.

— Смотрите, кого мы привели, — радостно сообщила Эмма.

— Эстер! — воскликнули гости в один голос.

За столом сидело несколько женщин и мужчина. Еще парочка курили у окна. Их Эстер не знала.

— Так, садись. Что пить будешь?

— Вино.

Эстер села напротив мужчины, и Питер обратил на это внимание.

— Эстер, это Жак, он работает со мной в магазине.

— Да, я помню, только имени не знала.

Она внимательно посмотрела на мужчину. Тот сидел вальяжно, расстегнув рубашку до ремня на брюках.

— Привет, как дела? — тут же задал вопрос Жак.

— Все хорошо, спасибо, — ответила Эстер.

— Давайте выпьем за нашу именинницу! — произнес Питер, и все подняли бокалы и рюмки.

Эстер хотела произнести тост, но все мгновенно выпили. Она же лишь пригубила и поставила бокал на стол.

— А ты чего? — заметил Жак.

— Вино залпом не пьют, — пояснила Эстер.

— Чего ты к ней пристал? Сиди спокойно, — одернула уже изрядно выпившего гостя Эмма. Тот собрался что-то сказать, но передумал, когда на него посмотрел еще и Питер.

— Эстер, столько лет вместе работаем, а собрались так впервые, — добродушно улыбнулась именинница.

— На работе не было времени, — уклончиво ответила та.

— Мы по выходным собираемся здесь, девичники устраиваем, сплетничаем. И каждый раз тебя хотим позвать, а тебя то дома нет, то ты быстро с работы уходишь. Давай на следующей неделе с нами?

— Не получится. У моей подруги сын женится, и она попросила сшить свадебное платье его невесте.

— Ого! Я на работе шью, и мне хватает. А тут платье свадебное. Ну ты даешь!

— Я всю жизнь шью, сколько себя помню. Мужу костюмы шила, и так, по мелочи.

— Ты что, костюмы умеешь шить? — тут же приободрился Жак, подавшись вперед.

— Да успокойся ты! Закусывай лучше, — посоветовал Питер.

— Мне такая женщина нужна, выходи за меня замуж! — Все резко посмотрели на Жака, а тот не сводил взгляда с Эстер, опершись руками о стол. — Что ты так на меня смотришь? Я серьезно. Ты мне давно нравишься, еще с того раза, как я увидел тебя у магазина. Мужчина я видный, рукастый, зарабатывать умею. Это я сейчас работаю в магазине у Питера, но коплю деньги, чтобы свое дело открыть. Мебель хочу своими руками делать. — Он вытянул руки вперед, чтобы Эстер получше их разглядела. — Грубые, но, когда надо, очень нежные. Ну, ты меня понимаешь, — с ухмылкой произнес он и подмигнул. — Что ты улыбаешься?

— Это очень мило, Жак, но, думаю, тебе лучше пойти домой и выспаться, — ответила Эстер.

— Ты думаешь, я пьян? Нет, я не пьян! Я знаю, когда остановиться. И кстати, любая женщина была бы рада моему предложению и тут же согласилась бы. Многие мечтают услышать от меня такие слова.

— Но я не все, — тихо напомнила Эстер.

— Она не все, посмотрите на нее! — Жак выпил еще одну рюмку, поморщился и продолжил: — Да, не все, ты старше меня, но это не проблема, мы будем отличной парой, гарантирую. Так ты выйдешь за меня? Да или нет?!

— Нет, — коротко ответила Эстер.

Жак прищурился, смотря на нее, наполнил рюмку и залпом выпил.

— Я понял, почему ты одна, — вдруг сказал он. — Ты зануда.

— Жак, угомонись, тебе правда пора домой, — постарался успокоить напарника Питер.

— Муж бросил. Запилила его, да? Не хочешь как хочешь. Другую найду, помоложе. Ей замуж предлагают, а она нос воротит. И вообще, выглядишь как старуха, одеваешься как старуха. А муж твой, наверное, помоложе нашел и сбежал от тебя. Ты вообще в зеркало, когда смотрелась в последний раз? Когда в последний раз ты на себе мужские ласки чувствовала? Все с тобой ясно. — Жак махнул рукой. — Я раскусил тебя.

Он резко плюхнулся на стул, радуясь, что все понял. Гости перевели взгляды на виновницу тирады. Питер с Эммой побагровели от злости, а Жак так и сиял от гордости.

Эстер не могла такое стерпеть. После его слов в ней будто что-то вспыхнуло. Последняя капля переполнила чашу. Она встала и с силой ударила ладонью по столу, отчего гости разом подскочили. И лишь Жак продолжил сидеть на месте не шевелясь.

— Таких, как мой муж, нет и больше не будет. Немцы в лагере убили его за то, что он готовил побег. Всю мою семью под музыку отправили в газовые камеры, доктор-садист замучил до смерти моих дочек, а мои сыновья пропали без вести. — Эстер развернулась, чтобы уйти, но посмотрела на Жака, с лица которого сползла ухмылка. — И еще — застегни рубашку, так сидеть за столом просто неприлично!

Сказав это, она развернулась и вышла. Эмма выбежала за ней вслед.

— Эстер, подожди.

Женщина уже спустилась по лестнице, и Эмма догнала ее лишь у выхода.

— Что? — Она с вызовом посмотрела на именинницу.

— Почему ты не рассказывала?

— Потому что это моя жизнь и моя боль, — резко отчеканила она и вышла из магазина.

На улице лил сильный дождь. Эстер бросилась домой. В груди не хватало воздуха, хотелось рыдать во весь голос, кричать что есть мочи, но она не могла, так как привыкла все держать в себе. Если уж плакать, то в одиночестве и при закрытых дверях. А пока вместо нее пусть рыдает дождь и гром сотрясается от криков.

Она неслась по улице, не замечая, что бежит по лужам. Добравшись до своей квартиры и закрыв дверь, Эстер рухнула на пол. Более сдерживать слезы не было сил. Чтобы никто не услышал ее криков, она зажала в зубах ручку сумочки и пролежала так некоторое время, пока не задрожала от холода. Приподнявшись, поняла, что лежит в луже воды. Промокла до нитки, пока бежала от магазина до дома.

Переодевшись, она повесила вещи сушиться и поставила чайник. Но когда тот закипел, все еще стояла, уставившись в одну точку и ни на что не реагируя. Охвативший озноб не прошел даже после горячего чая.

Тяжело вздохнув, Эстер вспомнила, как безупречно всегда выглядел Залман. Приходя с работы, он снимал только пиджак. Иногда, помогая ей накрывать на стол, закатывал рукава рубашки. Ей так нравилось, когда он так делал.

Она достала из сумочки фотографии и прислонила к будильнику, закрыв циферблат. Выпила чай, легла в постель, закутавшись пледом, укрылась одеялом и свернулась, поджав ноги к груди. Дождь продолжал лить и бить в окно. Ноги гудели от пробежки. А Эстер, немного согревшись, продолжила вспоминать мужа, да так и заснула с приятными воспоминаниями.

1931 год

Первый год их совместной семейной жизни.

Залман вернулся с работы с букетом цветов и тут же услышал вкусный запах с кухни. Эстер, как всегда, что-то приготовила. Он тихо снял пиджак, закатал рукава рубашки, вынул из сумки квадратный сверток, упакованный в красивую бумагу, взял цветы и вошел на кухню. Эстер накрывала на стол, ставила подсвечники со свечами. Увидев мужа, новоиспеченная жена расплылась в улыбке.

— Ты так тихо вошел.

— Я вообще очень тихий. — Залман протянул ей букет. — С годовщиной, любимая.

— Спасибо, очень красивые цветы. — Она взяла букет и поставила в вазу с уже приготовленной водой.

— Ты знала.

— Конечно, сегодня особенный день. — Эстер посмотрела на сверток. — И это тоже мне?

— Как ты догадалась? — хитро улыбнулся Залман, протянув ей подарок.

— Это пластинки! — восторженно воскликнула она, взяв его.

— Да, разворачивай.

Эстер разорвала бумагу и увидела несколько пластинок.

— Одна с автографом, Алекс передал. Это его первая сольная пластинка. Как он сказал — ограниченный выпуск.

— С ума сойти! Спасибо! Так, теперь моя очередь делать сюрпризы. — Эстер вынула из кармана маленькую коробочку, Залман внимательно осмотрел ее.

— Что там такое? Заинтриговала, — улыбнулся он.

— Я хочу, чтобы они стали для тебя счастливыми. — Залман приподняв бровь, взял коробочку, открыл ее и замер.

— Золотые запонки… Это же дорого! — Он обескураженно взглянул на жену.

— Это тонкий намек на то, что у тебя все будет хорошо с новой работой.

— Как ты узнала, что меня приняли в штат? Шеф только сегодня объявил об этом.

— А визитки тебе дали?

— Да.

— Твой шеф печатает их у моего отца, так что о том, что ты в штате, папа узнал еще на той неделе.

— И ты знала и молчала?!

— Не хотела портить сюрприз, об этом должен был объявить твой шеф.

Залман обнял Эстер.

— Я тебе говорил, что очень сильно тебя люблю?

— С утра два раза.

— Как же мало. — Эстер кивнула, согласившись с ним. — Я исправлюсь. Так, давай ужинать, отмечать. Присаживайся, отдыхай, я сам.

Эстер с нежностью смотрела, как муж ставит на стол блюдо с мясом, зажигает свечи, открывает бутылочку красного вина и готовится разлить его по бокалам. Но свой Эстер прикрыла ладонью со словами:

— Нам нельзя.

Залман машинально кивнул, налил вина себе, сел за стол и только хотел произнести тост, как нахмурился:

— Почему это нам нельзя? Это же твое любимое вино.

Эстер молча смотрела на мужа и мило улыбалась. Залман внимательно смотрел на нее и улыбался в ответ. В какой-то момент улыбка спала, и он выпрямился как струна. Выражение его лица напоминало лицо маленького мальчика, которому сказали, что летом он поедет не к бабушке, а в лагерь с друзьями, как и мечтал. Залман обошел стол и сел на корточки рядом с женой, нежно глядя на Эстер снизу вверх.

— Ты беременна? — завороженно проговорил он.

— Да, — с улыбкой сказала она.

— У нас будет дочка! — радостно воскликнул Залман.

— Может быть, сын.

— Нет-нет, должна быть дочь, — упрямо заявил Залман.

— Почему? — удивилась Эстер.

— Все просто: если родится дочь, она тебе будет помогать.

— А если сын, то он будет меня защищать.

— Хм, об этом я не подумал. Хотя, какая разница — сын, дочь… Самое главное, что у нас будет ребенок!

Эстер погладила мужа по волосам. Он встал, взял со стола бутылку с вином, свой бокал и вылил все в раковину.

— Ты что делаешь? — поразилась будущая мать.

— Ты сказала, что нам нельзя, значит, нельзя.

— Мне нельзя, — смеясь, поправила она.

— Нет, милая, и мне, значит, тоже.

— Ты такой чудный.

— За это ты меня и полюбила, — сказал он и вдруг нахмурился.

— О чем задумался? — спросила она.

— Тебе нужно больше отдыхать и не напрягаться. Попрошу маму, чтобы она тебе помогала.

— Открою тебе один маленький секрет: беременность — не болезнь. И к тому же временно.

— Временно? Ты жену Каца видела? Она все время беременна.

— Это у Каца. А ты слишком часто с ним общаешься.

— По работе, — отмахнулся Залман и переключился на другую тему, — когда нашим родителям скажем?

— Думаю, надо всех пригласить в этот шаббат и объявить.

— Согласен.

Муж скривил лицо, вспомнив:

— Я пригласил Алекса к нам.

— Поговори с ним, пусть в другой день придет. Не хочу, чтобы Рут с ним встретилась.

— Она до сих пор в него влюблена? — удивился Залман. Эстер кивнула. — Первая любовь! Хотя и у нас с тобой тоже первая, и вот, погляди-ка, будет ребенок.

— Он старше ее и к тому же бабник, а она еще ребенок. По его же собственным словам: завтрак у него с брюнеткой, обед с блондинкой, а ужин с рыжей. Не хочу, чтобы Рут стала одной из сотен увлечений.

— Это из-за него она вернулась к занятиям? — Залман изобразил пальцами игру на фортепиано.

— Да, и теперь изводит всех домашних. Мама в шоке от ее игры.

— Я, конечно, им очень сочувствую, но, честно говоря, единственное, о чем я сейчас могу думать, это о том, что у нас будет ребенок, и я так счастлив, что хочется кричать.

— Давай ты не будешь кричать, а лучше прошепчешь мне перед сном, как сильно ты меня любишь, — хитро произнесла Эстер. Глаза Залмана округлились, затем он прищурился.

— А можно?.. — так же хитро переспросил он.

Девушка кивнула.

***

Эстер приоткрыла глаза и тут же зажмурилась — яркое солнце било прямо в лицо. От вчерашнего ливня не осталось и следа. Она, как заснула, закутавшись и свернувшись калачиком, так и проспала до самого утра. Сон-воспоминание, который ей приснился, был одним из самых счастливых моментов в ее жизни. Поэтому ей страшно не хотелось просыпаться.

Вновь открыв глаза, Эстер взглянула на часы. Циферблат закрывали фотографии детей. Женщина улыбнулась нехотя вытащила руку из-под одеяла, взяла карточки, и улыбка померкла. Будильник показывал девять утра. Испугавшись, что проспала работу, Эстер вскочила с кровати, но вовремя опомнилась:

— У меня же сегодня выходной. Можно еще поваляться.

Уже давно она не ощущала такого спокойствия на душе. Впервые за долгое время Эстер проснулась без слез, и подушка не нуждалась в сушке. Лежа в постели, Эстер смотрела на потолок, вспоминая слова Мирелы о грядущем переезде.

«Может, ты и права, подруга», — подумала она, оглядев помещение.

Эстер бросила еще один взгляд на часы, до встречи с Сарой оставалось еще некоторое время. Встав с кровати, она издали взглянула на себя в зеркало.

— Надо что-то менять!

Не спеша собравшись, Эстер вышла из дома.

До автобусной остановки шла окольными путями, чтобы не встретить знакомых. Особенно свидетелей вчерашнего вечера. Автобус подъехал быстро, она села на свободное место и, чтобы занять себя в поездке, перепроверила список необходимых материалов для платья. Самым последним пунктом значилось: «рыбный пирог» — и несколько знаков вопросов напротив.

«В следующий раз», — подумала она.

Автобус проехал мимо здания с часами. Эстер глянула на них. Успевала. Противница опозданий, Эстер считала их дурным тоном. К счастью, даже со всеми остановками, автобус довез ее вовремя. Тротуар почти просох после ливня, но лужицы на проезжей части все еще были. И чтобы перейти дорогу, не замочив ноги, требовалось перепрыгивать их.

Сара увидела Эстер еще издалека. Они договорились встретиться заранее, чтобы вместе пойти в магазин к Левантийцу. Светофор загорелся зеленым. Прибавив шаг, Сара пошла вперед, как и все, перепрыгивая лужи, и вдруг увидела Эстер. Расправив плечи, та грациозно перепрыгнула лужицу на пути и легкой походкой пошла дальше. Сара удивилась, но окликать ее не стала, прибавив шагу. А подойдя ближе, увидела на ее лице улыбку.

— Привет! Значит, можно не бежать. — Эстер сбавила шаг.

— Привет! Я вас сразу не узнала, — призналась Сара.

— Почему? — удивилась Эстер.

— Вы сегодня другая.

Они остановились.

— Любой женщине нужен… — Эстер задумалась, — скажем так, пинок. Вчера я его получила. Эмоционально насыщенный день выдался. Мне даже замужество предложили, — посмеялась она.

Шокированная услышанным Сара не нашлась, что ответить, а переспросить не решилась. До магазина дошли молча. Эстер вошла первой и окинула взглядом помещение. Покупательниц почти не было. Высокие стеллажи от пола и до потолка были забиты тканями. Справа находились две широкие ступеньки, ведущие в коридор, из которого лился неяркий свет и выглядывали две закрытые двери.

Сара ринулась к манекенам. На одном, подколотое множеством булавок, висело изящное легкое платье с нежно-голубыми цветами. На втором — черное платье в пол. Эстер подошла к стеллажу с шелком и осторожно погладила каждый рулон. По выражению ее лица было ясно, что Эстер что-то не устраивает.

На ступеньке рядом стояла невысокая женщина в темно-синем костюме. Глядя на Эстер с улыбкой, она молча наблюдала за ней со своего «пьедестала». Почувствовав ее взгляд, Эстер повернулась и просияла от радости. Женщины бросились друг к другу и обнялись.

— Ривка! — воскликнула Эстер.

— Эстер! — вторила Ривка.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, не расцепляя рук. Хайм был прав: время не пощадило Эстер. На ее лице виднелись морщинки, а на висках серебрилась седина. Чтобы отвлечься от этого, Ривка заговорила первая:

— Когда Хайм сказал, кто будет шить свадебное платье невесте Бориса, мы не поверили. Я так рада тебя видеть!

— Я тоже рада! — призналась Эстер.

— Ривка, помоги мне спуститься и поставь стул, — послышался сверху мужской голос.

— У нас ничего не меняется, — с улыбкой произнесла та, отходя от подруги.

Подойдя к отцу, Ривка помогла ему спуститься и сесть. Хозяин магазина долго молчал, оценивающе и сурово смотря на Эстер и поглаживая кустистую бороду.

— С годами ты стала похожа на мать. Хорошая женщина была. — Взгляд и голос Левантийца смягчились. — Хайм поведал мне твою историю, так что я не буду ни о чем тебя спрашивать. Как и Ривка.

— Спасибо, вы всегда были добры ко мне и моей семье.

К Эстер подошла Сара. Левантиец внимательно посмотрел на нее.

— Дитя мое, тебе очень повезло, что Эстер будет для тебя шить. У нее золотые руки. Вот ты знаешь, что все мечтали попасть к ней домой на праздники? Нет, не знаешь. — Сара даже не успела ответить. — Ее мама тоже шила. И когда приходила ко мне за тканью, то всегда приносила свои пироги. И Эстер приносила. — Он с улыбкой посмотрел на стоящую с ней женщину.

— Я хотела испечь пирог, но там, где я сейчас живу, духовка не очень хорошая. Но в следующий раз обязательно! Хочу снять здесь квартиру, и первое, на что буду смотреть, — это духовка.

Сара с удивлением взглянула на Эстер.

— Тогда принимай заказ на свой фирменный рыбный пирог.

— Договорились, — с улыбкой ответила Эстер.

— Да, и еще! Сюда приходят дамы — и не только дамы — и спрашивают о хороших портных. Мы с Ривкой всегда вспоминали тебя. Так что, если ты не против, я буду рекомендовать им тебя. Но с условием: ткани и фурнитуру будешь брать только у меня. Квартиру сними с телефоном, чтобы клиенты могли тебе звонить. А еще, чтобы звонить нам и приглашать на ужины, — добавил Левантиец.

— Папа! — смутилась Ривка.

— Что «папа»? — хитро посмотрел он на дочь.

— Я буду вам очень признательна. И сразу сообщу, как перееду.

— Юная девушка заскучала. — Левантиец взглянул на Сару. — Ривка, отведи ее в другой зал.

Женщина кивнула и обратилась к Саре:

— Пойдемте со мной.

Они поднялись по ступенькам и вошли в одну из закрытых дверей. Сара не удержалась и ахнула. Комната была небольшой, но сколько в ней было тканей!

— Это остатки новой коллекции, на этой неделе привезли. Один известный кутюрье все скупил, — пояснила Ривка.

— У вас Диор ткани покупает? — полюбопытствовала Сара.

— Да, и не только он. До войны папа привозил самые эксклюзивные ткани. Сейчас восстанавливаем связи.

Эстер подошла к рулонам и принялась ощупывать их и гладить.

— Эстер, набросок платья при тебе? — спросила Ривка.

— Конечно.

— Хорошо, — одобрила женщина и пояснила, обращаясь к Саре, — когда Эстер шьет, кажется, что она пребывает в другом мире. В мире искусства. После войны нашей семье все помогали. А она одна осталась, даже представить не могу, что она пережила, бедняжка.

— Она же услышит, — с опаской покосилась на Эстер Сара.

— Не услышит. Смотри. Эстер! — позвала Ривка, но та даже не повернулась. Она позвала еще раз, но женщина снова не отозвалась. — Видишь, и так было всегда. Когда Эстер в процессе, она ничего не слышит. Это ее мир, ее спасение. Как-то в школе ставили спектакль, и Эстер вызвалась сшить нам костюмы. Сама, без маминой помощи. Я знала, что в магазине есть кусочки ткани, о которых папа не знает. По крайней мере, мы думали, что не знает. Пришли вечером в магазин, спрятались в подсобке. Сколько же нас было?.. — Ривка немного задумалась, подсчитывая. — Точно, пятеро! Родителям сказали, что переночуем друг у друга, а сами всю ночь здесь сидели, а Эстер шила. Когда папа поутру открыл магазин, нашел нас спящими в мастерской, — засмеялась Ривка.

— Ничего себе, — покачала головой Сара.

— Было дело. Папа тут же всем родителям позвонил, даже нас будить не стал. Так и спали сладко до их прихода.

— Вас сильно ругали? — поинтересовалась Сара.

— Что интересно, нас даже похвалили. После того случая папа сказал, что, если нам понадобятся кусочки ткани, мы можем просить у него, и он даст. Спектакль, кстати, прошел на ура. Хорошие воспоминания. А из кусочков Эстер всем сшила юбочки, кофточки и платья. У нее золотые руки.

Тем временем Эстер вытащила из кучи рулон ткани и с улыбкой раскатала его по широкому столу. Что-то написав на листке, она протянула его Ривке.

— Нам все по списку, — сказала она.

— Какая белоснежная… — завороженно проговорила Сара, подойдя к столу.

— А я все думала, когда ты протянешь мне свой листок, — хихикнула Ривка.

— Мне показалось, или ты рассказывала про нашу ночевку в магазине?

— Ага! Самая любимая школьная история.

— А любимые истории вне школы тоже рассказала? — шутливо подначила подругу Эстер.

— Что ты, о них лучше никому не знать! А вот нам, непосредственным участникам, надо бы собраться и вспомнить их. И вдоволь посмеяться. Как ты на это смотришь?

— Отличная идея, я сегодня предложу Мириам и Хайму.

— А они тоже участвовали?! Как же хочется послушать… — по-детски протянула Сара. — Подождите, Ривка, вы сказали, что вас было пятеро, а кто пятый?

— Мой муж Залман, — ответила за подругу Эстер. Сара смутилась.

— Ладно, я пойду собирать все по списку, — сказала Риска и вышла.

— Какая же она нежная, я в восторге! — Сара сменила тему, вновь посмотрев на ткань.

— Тогда у нас получится самое красивое платье. А ты будешь самой красивой невестой.

— Спасибо, что согласились. Мне до сих пор стыдно за то, как я повела себя в день знакомства.

Эстер посмотрела на Сару и улыбнулась.

— Это тебе спасибо. А то сидела бы я сейчас в своей коморке и рыдала. А так у меня есть силы, есть надежда. Мне нужно было вырваться из всего этого.

— Вы хотите снять квартиру? — вдруг вспомнила девушка.

— Да, — кивнула Эстер и добавила, — любые перемены нужно начинать с себя. А не загонять себя в угол, как я делала это все эти годы. Я ведь была совершенно другой, Сара. — Она немного задумалась. — У меня есть подруга, Мирела, она цыганка. Ее сын, Пеша, чуть не сбил меня на машине.

Сара ахнула и прикрыла ладонью рот, но Эстер продолжала как ни в чем не бывало:

— Так вот, она по кофейной гуще увидела, что я скоро перееду в другое место.

— Да вы что?

— Да. И я решила послушать ее.

В зал вошла Ривка с пакетом. Взяв линейку, она ловко отмерила необходимое количество ткани и отрезала нужный кусок одним движением ножниц. Запаковав покупку, Ривка перевязала ее веревкой и протянула Саре.

— Увидимся на свадьбе, — с улыбкой сказала она.

— Спасибо.

Пока Эстер прощалась с Левантийцем и Ривкой, Сара ждала на улице. Ее спутница вышла через несколько минут с сияющей улыбкой на лице.

— Ну что, пойдемте домой? Мириам ждет.

— Ты иди и скажи, что я попозже приду. У меня дела.

— Пойдете искать квартиру? — догадалась Сара.

— Нет, думаю, в этом вопросе Мириам справится лучше меня. А про дела пока рассказывать не буду. Сами узнаете.

— Хорошо, — кивнула Сара. — Тогда мы вас ждем.

На этом разошлись. Девушка пошла в одну сторону, а Эстер в другую.

***

Когда Сара пришла, Мариам суетилась на кухне. Хозяйка вышла к ней прямо в фартуке.

— Купили? — взволнованно спросила она.

— Купили.

Сара прошла мимо свекрови и направилась в комнату, где стояла швейная машинка.

— Подожди, а где Эстер?

— Сказала, что придет к ужину. Какие-то дела, — крикнула девушка из комнаты. — Ей замуж предложили выйти.

— Что? — не расслышала Мириам.

— Говорю, настроение у нее сегодня отменное. Про какой-то пинок, который каждой женщине нужен, говорила.

— Ты не это сказала.

— Ей замуж предложили выйти, — повторила Сара.

— Что?!

— Да, и она ищет квартиру в нашем районе, хочет сюда переехать.

— Замуж, квартира… Ты меня запутала!

— Она так сказала, — пожала плечами Сара, выходя из комнаты. — Придет и будет просить вас найти квартиру с телефоном. Левантиец обещал рекомендовать ее своим покупателям. Она сегодня в очень хорошем настроении и откровенная.

— Интересно… — протянула Мириам, вытерла руки о фартук и подошла к телефону на полочке.

Набрав чей-то номер, она немного подождала и бойко заговорила:

— Алло, привет, да это я. Слушай, у тебя никто квартиру не сдает? С телефоном. Так, так. Да ты что?! Нет, у меня есть его номер. Хорошо, спасибо. Пока.

Мириам взяла телефонную книжку, пролистала несколько страниц и снова кому-то набрала.

— Добрый день, это Мириам Розен, ваша соседка. Нет-нет, все хорошо. Хочу выразить вам свои соболезнования. Да, очень жаль. Сколько-сколько? Ого! Это какого она года? Ничего себе! Да, да, нам бы так. И не говорите… Слушайте, я вот по какому вопросу звоню, вы квартиру не хотите сдать? Моей подруге, очень надо. Порядочная. Нет, она одна. Конечно, ключ у меня есть, когда бабушку забирали, ваша жена дала. Хорошо. Я ей сегодня покажу и сразу отзвонюсь. Спасибо. До связи. Еще раз мои соболезнования.

— Вы что, уже квартиру нашли? — поразилась Сара.

— Да, помнишь на четвертом этаже бабуля жила?

— Помню.

— Умерла недавно. Представляешь, ей было девяносто четыре года.

— Ничего себе! Жалко бабушку.

— Да, хорошая была… — Мириам ненадолго замолкла, затем спросила, — Эстер не сказала, за кого она замуж выходит?

— Нет.

Обе задумались, потом Мириам сказала:

— Ладно, мой руки, будешь помогать готовить.

— Хорошо. Кстати, мои родители звонили, в следующем месяце приедут.

— Они же должны были раньше приехать.

— Не отпускают, дела какие-то.

— Самое главное, чтобы на свадьбу успели.

Через пару часов пришел Хайм и, как всегда, сел на излюбленное место у окна на кухне, любуясь оттуда хлопочущими женой и невесткой.

— Хайм, прекрати так смотреть, — проворчала Мириам, сурово прищурившись.

— Все-все, больше не буду. А Боря где?

— Они с Николь гулять пошли, уже три часа нет.

— Им весело, пусть гуляют. Тем более не за горами тот день, когда он сам станет папой. Дочка, — обратился Хайм к Саре, — вы все купили?

— Да. Я в полном восторге!

Глаза девушки вспыхнули от счастья, но Мириам перебила восторг Сары и решила сообщить мужу последние новости:

— Ты не поверишь, что рассказала Саре Эстер. Нашей тихоне замуж предложили выйти, а еще я нашла ей квартиру. Она хочет сюда переехать.

— Замуж? Может быть, и к лучшему, — рассудил Хайм.

— Не знаю, не знаю. Ладно, что гадать, придет — спросим. Но она так любила Залмана, что ни один мужчина с ним не сравнится. Их пара была Б-гом создана.

Хайм подтянулся и сел на подоконник. Приоткрыв окно и закурив сигарету, стал смотреть на прохожих и проезжающие машины. Мириам объясняла Саре, как готовить любимые блюда Бориса, и постоянно журила невестку за неправильные действия.

— Как ты режешь! Я же сказала — соломкой, а ты как порезала?

Полчаса спустя Хайм оживился и перегнулся через окно.

— Смотри не вывались, — шутливо проговорила Мириам.

— Дети идут, — поерзав подоконнике, сообщил Хайм.

— Отлично, значит, скоро ужинать будем.

— Да, да. — Хайм, нахмурился.

— Ты чего? — поинтересовалась жена.

Хайм ничего не ответил, только улыбнулся и покачал головой.

Входная дверь открылась, и энергичная Николь влетела на кухню. Подбежала с объятиями сперва к отцу, затем к матери.

— Как погуляли, солнышко? — нежно поинтересовалась Мириам.

— Хорошо.

— А где твой брат?

— Они там. — Ника указала в сторону прихожей.

— Они? — в недоумении переспросила Мириам, а Сара, нахмурившись, посмотрела в сторону прихожей. В этот момент на кухню вошел Борис. На его лице сияла широкая улыбка, и он постоянно посматривал в коридор.

— Сынок, а ты чего такой загадочный? — спросила Мириам.

— Просто он пришел с красивой женщиной, — опередил сына Хайм.

— С какой женщиной? — встав со стула, насторожилась Сара.

— Так, успокоились и сели, чтобы не упасть.

Борис вновь посмотрел в сторону коридора и кивком пригласил гостью войти:

— Заходите!

Хайм потер руки. Женщины расселись.

В дверях появилась Эстер. Все ахнули от неожиданности, с восторгом глядя на нее. Поседевшие волосы были покрашены в каштановый цвет и красиво уложены. Глаза сияли, губы изгибались в очаровательной улыбке. Никто, посмотрев на Эстер сейчас, не посмел бы назвать ее старухой.

— Эстер, вы такая красивая… — с придыханием проговорила Сара, прерывая тишину. Мириам зажала ладонями рот, качая головой и во все глаза глядя на подругу.

— Когда я увидел тебя, сразу и не понял. Думал, с ума сошел, — подал голос Хайм.

— Почему? — поинтересовалась Эстер.

— Вспомнил кое-что. Мириам, помнишь Рош ха-Шана 1939-го? Эстер как раз в такой цвет перекрасилась. Помнишь?

Мириам задумалась.

— Я тогда так же постриглась и действительно покрасилась, — кивнула Эстер.

Хайм молча помотал головой. Мириам выпрямилась, вспомнив:

— Точно! Вот это у тебя память, Хайм. Эстер, как же ты помолодела.

— Говорят, тебе замуж предложили выйти? — с ухмылкой спросил Хайм, Сара тут же вжала голову в плечи.

— Да, один дерзкий молодой человек, и сильно пьяный вдобавок. Так что я ему отказала.

— Эх! А я думал, на свадьбе погуляем.

— Уже гуляли, — отрезала Эстер и обратилась к подруге, — Мириам, нам нужно будет поговорить, мне понадобится твоя помощь.

— Сара все рассказала, и я нашла тебе квартиру на четвертом этаже. После ужина сходим посмотришь. Сразу скажу: квартира очень хорошая и с телефоном.

— Оперативно.

— А как же твоя работа? — поинтересовалась Мириам.

— Я сегодня уволилась. Начинаю новую жизнь.

— Вот это по-нашему! — воскликнул Хайм. — Надо выпить!

— Я тебе выпью, — пригрозила жена, однако смягчилась и добавила, — но сегодня можно.

— Так, что вы готовите? Хочу помочь, — заинтересовалась Эстер.

— Я все приготовила, остался только салат. А ты учись, — добавила Мириам, зыркнув на Сару.

— Отлично! Салат подойдет.

Эстер помыла руки, взяла нож и быстро-быстро нашинковала овощи. Сара стояла рядом, с открытым ртом наблюдая за ней. Не прошло и нескольких минут, как салат был готов. Все овощи были нарезаны идеальной соломкой.

— Вы что, в ресторане работали? — разглядывая результат, спросила Сара.