Печаль корнета
Когда-то был певцом прекрасных
Высоких фей, парчовых дам.
Но, опосля террора красных,
Забыл свой стих, мой фимиам.
Я проходил Арбатом людным,
И посещал в пути кабак,
Хозяин коего, не скудный,
Говаривал не раз вот так:
«Тебя здесь на крыльце встречая,
Я рад приветствовать, мой свет.
И в шумный зал препровождая,
Я ставлю стул — не табурет.
И за столом, обильем щедрым,
Ломящимся от всяких снедь,
Я прикажу в кувшине медным
Скорей вино тебе принесть.
О юный друг, корнет мой чудный,
Да будет пир — скажу я Вам!
И, разразясь улыбкой трудной
(При широте его лица,
И сделав масляны глаза):
Изволите ль позвать Вам дам?»
«О нет, мой друг давно старинный —
Сейчас нет времени для дам.
Вчера слушок я слышал дивный:
Тебе урок я преподам.
Представь себе хоть на мгновенье,
Нет — это мысли помутненье,
Что позабыв про свою честь,
Царя решили с трона снесть!
К тебе решил я обратиться,
Чтоб головой не помутиться;
Ужели так могло и есть:
Царя с престола можно ль снесть?»
«Mon сheri, не будь таким наивным.
Ты слишком огорошен дивным
Вопросом сим. Но вряд ли есть
На свете доблестнее честь,
Чем быть слугою верным трону
И защищать сию корону
И всяких дерзких замышлений
Обрвать нить дерзостных стремлений».
Увы, мой старый добрый друг —
Теперь-то оглянись вокруг:
Который месяц трон пустует,
А здесь в степи злой ветер дует.
Мы лагерем здесь две недели;
Уже метели надоели.
Ну, можно ли так воевать:
Сидеть в сугробе, замерзать?
За пораженьем — пораженье.
Средь поражений нет побед.
Готово кончиться терпенье…
Я ж вспоминаю тот обед,
Когда представлен Александре,
Наперекор какой-то Сандре
Я приглашен был на обед:
В столице был введен я в свет…
Теперь же что меня вокруг?
Сугробы, милый друг.
1988г.
Был шумный бал
Был шумный бал, горели ярко свечи,
Кружились пары по паркетному полу.
В мазурке ритмах, вальса ль в нежных звуках,
С тобой направились к накрытому столу.
Я и не знал то, как ты хороша,
Но взяв бокал, ты вся затрепетала.
Прелестна, нежна, девственна краса,
Ты по глоточку из бокала отпивала.
Вдруг закружилось разом все вокруг —
Ты зал наполнила своим благоуханьем,
Как роза пышная в кругу своих подруг.
Своей улыбкой ты дарила мне признанье.
Нет слов, чтобы про это чудо рассказать.
Попробую, но Господи помилуй —
Прости, что не смогу я описать
Всей прелести своей подруги милой.
Ее глаза, как пара черносливов,
Изгиб тугого лука ее бровь.
И волосы длинны и так красивы,
А грудь ее всегда волнует кровь.
Ее походка грациозней лани,
И гибкий стан, как стройный виноград.
Клянусь, что быть в объятьях этих дланей,
Любой из вас на моем месте был бы рад!
Затих вдали веселый танец звонкий.
Пред нами сад, стеною огражден.
Вдыхал я страстно аромат твой тонкий
И наконец, я был вознагражден…
Мы не противились судьбе —
Зачем терять напрасно силы?..
Рассвет застал нас в том саду:
Меня в объятиях с любимой…
А после были марши, роты.
Кляня весь мир, и свет, и день,
Я не вылазил из пехоты,
А над страной сгущалась тень.
И точно: демоны шальные,
Ломая храмов купола,
В наш мир с проклятием вломились,
Раздевши Веру догола.
Были балы, горели свечи,
Кружились пары по паркетному полу…
Осталось все в военном лихолетье,
Где Веру, Родину предали топору.
1988г.
Эмигранты поневоле
Я попросил цыганку погадать
О том, что было, будет и что сбудется.
Я попросил ее мне рассказать
О том, о чем не скоро позабудется.
И вот мелькают карты на столе,
И что-то шепчет смуглая красавица.
Я вижу — заметался свет в окне,
Знать: встречусь с той, что больше жизни нравится.
Гадалка мне сказала: «Подожди:
Тебе дорога тут выходит дальняя.
Ты видишь: ждут тревоги и дожди.
И слава ждет тебя, увы, опальная».
Сказал тогда цыганке: «Я не верю:
Такого быть не может никогда.
Быть может, в скором времени проверю:
Что ждет меня, что будет и когда».
И, бросив ей какую-то монетку,
Пошел туда, где плещется фонтан.
Нагнув, ее чтоб было видно, ветку,
Я думал: «За тебя я жизнь отдам»…
Кругом грохочет бой, я не последний —
Одним из первых в линии штыков.
Нас было мало в том бою последнем,
Но, умирая, били мы своих врагов…
Лежим мы тихо, все утихли стоны
И на лицо ложится белый снег.
А на земле под белым-белым небом
Со мною рядом умирает человек…
Остался жив. Погон с плеча сорвало пулей,
И грудь моя порублена клинком.
Мой белоснежный офицерский китель,
И честь, и жизнь свою я защищал штыком.
Последний вздох мой друг издал,
Замолк, и вот его не стало.
Нащупал руку: пульс пропал,
И сердце биться перестало.
Уже я видел, как в тумане
Все то, что было вкруг меня:
Разрывов вспышки виделись огнями,
Едва-едва я различал коня…
Очнувшись, я опешил. Изумленно
Смотрел на окружающих людей.
Какой-то голос лился монотонно.
Я находился в полной власти у врачей.
Меня зашили, подлатали и подняли
На ноги — я увидел белый свет.
Сестра меня под руку поддержала.
Я выжил. Но теперь уж сколько лет
Живу вдали от Родины желанной.
Вдали от дома, от родных берез.
Я в старом Йорке — в Англии туманной.
Болею Родиной, обидно мне до слез,
Что русский человек по крови и от плоти
Россия, я — твой сын, скитаюсь и далек.
И то, что никогда отеческого дома
Переступить я не смогу порог.
1988г.
За Россию
Товарищ мой, юнец безусый
На землю тяжело упал.
Он твердо верил в начертанье
Судьбы. И вот тот час настал.
К чему, скажите, те страданья,
Что этот мальчик перенес?
Он, побелевшими губами,
Одно лишь слово произнес…
Нас белым снегом заметало,
Шинели пробирал мороз.
Старуха-вьюга лютовала.
Мой юный подпоручик мерз.
Крепился он, что было силы.
Старался быть сильней, смелей
«Во имя матушки — России.
Во имя Родины своей».
Мы попадали в переделки,
В тяжелых были мы боях.
Снаряды, пули выли, пели,
Внося в сердца гнетущий страх.
Укрывшись под одной шинелью,
Мы грелись ночью у костров.
Войну закончить поскорее
Мечтали мы под вой ветров…
Зачем судьба жестокосердно
Решила жизнь ему обрвать?
Одно лишь слово: «За Россию!»
Успели губы прошептать.
1991г.
Из племени обезьян
шутка
— Твои длинные ресницы и красивые глаза,
Как далекие зарницы, как сапфиров бирюза.
Ты красивей всех на свете, тебя любят все-все-все.
Дорогая моя Бетти — самый лучший шимпанзе.
По ветвям и по деревьям, только слышен сердца стук,
Ты бежишь ко мне навстречу от завистливых подруг.
Я давно все приготовил: манго, груши, даже есть
Самых лакомых личинок целых восемьдесят шесть.
Будем есть и веселиться, пить кокоса молока:
Если ты со мною рядом, так легко мне, так легко!
Но сегодня ты печальна, загрустила и не ешь.
Потому, что ты узнала: понял я, что человек.
Человек — не обезьяна; и я понял это сам:
Двух людей сегодня ночью на поляне увидал.
Тут я понял: своей кожей белой, нежной, как у них,
Безволосой, гладкой тоже, я обязан предкам их.
Их сородичам обязан, что попали в этот лес.
Обезьяной белой назван потому, что в джунгли влез.
С малых лет живу, как зверь я: джунглей заросли — мой дом.
С малых лет дружу с медведем и воюю с Нумой — львом.
Сколько разных приключений испытал за двадцать лет.
Радость битв, боль поражений — на душе остался след.
Первобытная природа, джунгли, девственность лесов:
Понял я за эти годы, что судьбы закон суров.
В этом мире только сильный, только умный может жить.
Если нет — элементарно тебя могут погубить.
Эти двое глубже в джунгли уходили, не таясь.
А я видел, как за ними Шита — леопард кралась.
Я всего лишь только крикнул, чтобы Шиту напугать,
А потом пошел за ними: надо как-то их понять.
Вдруг откуда-то из джунглей рев раздался очень злой.
По деревьям я помчался — так ревела лишь Сабор.
Белоснежное созданье в ужасе и не кричало.
Рядом с нею негритянка без сознания лежала.
«Почему она на ветки не залезет? — Это странно:
Ведь не в клетке» — я подумал и взял вправо.
А Сабор уже подходит к той, лежащей без движенья.
Все понятно: этой львице будет пир — им нет спасенья.
Я свое копье хватаю, что забрал у чернокожих,
Птицей с дерева слетаю и вонзаю льву под кожу.
Сразу в сердце ей попало. Не раздался рев прощальный.
Сабор в травы наземь пала, прозвучал лишь стон печальный.
Я помчался за другими, чтобы в джунглях не пропали.
Доносил их запах ветер, направленье отмечая.
Их привел к девчонке этой: Джейн — они ее назвали.
Я увидел в лунном свете, как глаза ее сверкали.
Бетти, я теперь не знаю, что мне делать — подскажи.
Бетти, как же я страдаю! Дай лекарство для души.
1991г
Кратко о чувствах
* * *
Сквозь туман, через бури и грозы,
Через тундру, пустыню, тайгу
Я, как нежный цветочек мимозы
Свое чувство к тебе пронесу.
* * *
Неужели ты снова рядом,
Неужели опять со мной?
Я встречаюсь с тобою взглядом
— Самый радостный праздник мой!
* * *
Пусть небо взорвется гирляндами звезд,
Пусть розы рассыплют свои лепестки,
Прелестней нет девы на свете, средь грез.
Прекрасней лозы виноградной лишь ты.
* * *
Откликнись, о, Муза, на вопли поэта,
Взгляни благосклонно на сердца горенье.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.