Бесплатный фрагмент - «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный…»

Ни мрамору, ни злату саркофага

Могущих сих не пережить стихов.

Не в грязном камне, выщербленном влагой,

Блистать ты будешь, но в рассказе строф

Война низвергнет статуи, и зданий

Твердыни рухнут меж народных смут,

Но о тебе живых воспоминаний

Ни Марса меч, ни пламя не сотрут

Смерть, презирая и вражду забвенья,

Ты будешь жить, прославленный всегда;

Тебе дивиться будут поколенья,

Являясь в мир до Страшного суда

Уильям Шекспир в переводе В. Брюсова.

ПОТОМОК МУРЗЫ АБРАГИМА

Прародителем рода Державиных был мурза Абрагим (Багрим), который в 15-ом веке выехал со своими людьми из Большой Орды служить Великому князю московскому Василию Васильевичу Темному. Был крещен в православную веру самим Великим Князем в православную христианскую веру под именем Ильи и пожалован вотчинами во Владимире, Суздале, Переславле, Юрьеве — Польском и Новгороде Нижнем. От его сыновей Дмитрия, по прозванию Нарбек, и Юрия, по прозванию Тегель произошли фамилии Нарбековы и Теглевы.

У Дмитрия были сыновья Назарий и Алексей. За Назарием сохранилась фамилия Нарбеков, а Алексей служивший «по Казани», был прозван Держава. От него произошла фамилия Державин. Таким образом, прародителем тех фамилий: Нарбековы, Теглевы и Державины оказался мурза Абрагим (Багрим), прибывший из Орды на службу к Великому Князю Василию II Васильевичу Темному (15.03.1415—27.03.1462), внуку Великого Князя Дмитрия Ивановича, прозванного Донским (12.10.1351—19.05.1389).

Внук мурзы Абрагима, Алексей — сын Нарбека, прозванный Державой, служил в Казани. От него и пошел род Державиных. Представители рода «служили по городу Казани дворянскую службу». В различных семейных документах и актах они называются «Казанцами». Происхождение от мурзы Абрагима льстило Гавриилу Романовичу. Иногда он использовал это в поэтических произведениях для придания им романтического колорита.

Происхождение от мурзы, выехавшего из Большой Орды на службу к Великому князю московскому, подтверждено имеющимися семейными документами. В 1787 году Гавриилом Романовичем Державиным было подано прошение в департамент герольдии о выдачи ему документов о дворянском происхождении для предоставлении местным предводителям дворянства в тех губерниях, где у него были имения. К прошению была приложена выписка из родословной росписи, поданной в Разряд в 1680-х годах. О том, что Державины с 17-го столетия жили в Казани, свидетельствует запись в писцовой книге города за 1648 — 1656 годы: «в Казанском уезде за „Казанцем“ Яковом Васильевичем Державиным значится поместье — половина сельца… и деревня Кармачи». Известно, что «сыновьям этого Якова Васильевича, Ивану (родной прадед Гавриила Романовича Державина, авт.) и Никите, 27 июля 1660 года пожаловано было поместье в пустошах Бутырях и Кармачивской, земли на 160 частей…» и о купчей от 1626 года на продажу в Казани дома Якову Васильевичу Державину.

Дед Гавриила Романовича Державина, Николай Иванович, получил в наследство от отца поместье в Кармачах, где кроме господской усадьбы имелось «крестьян три двора, людей в них семь человек, два недоросля, бобыльской один двор, в нем два человека…». Как видно невелико было наследство, полученное Николаем Ивановичем Державиным в Кармачах. Помимо этого он имел дом в Казани. Дед поэта прожил 86-ть лет. Он умер в конце 1742 года в Казани менее чем за год до рождения своего знаменитого внука, оставив после себя трех сыновей: Ивана, служившего на флоте в чине лейтенанта, секунд-майора Пензенского полка и Василия, подполковника Билярского драгунского полка.

Роман Николаевич Державин, отец поэта, родился в 1706 году. Шестнадцати лет он поступил рядовым на службу в Бутырский полк. Роман Николаевич служил в разных гарнизонных полках.

В 1742 году он, в чине секунд-майора, служил в казанском гарнизонном полку. В августе он был отпущен на побывку в свое имение в деревню Кармачи. Здесь бравый 36-летний секунд-майор встретился с бывшей женой капитана гарнизонного Свияжского полка Фёклой Андреевной Гориной, урожденной Козловой, и вскоре женился на ней. Венчание было в конце сентября или в самом начале октября 1742 года.

В начале 1754 года, в чине подполковника, Роман Николаевич по состоянию здоровья вышел в отставку и жил в собственном доме в Казани. Не прошло и года, как в ноябре он простудился и умер от скоротечной чахотки. Романа Николаевича похоронили в селе Егорьево Лаишевского уезда, возле церкви. Деревни Карамачи и Сокуры, в которой находились усадьбы Державиных, принадлежали к Егорьевскому приходу. На том же погосте в 1784 году рядом с мужем была похоронена и мать поэта, Фёкла Андреевна, которая умерла в собственном доме в Казани.

Родители знаменитого русского поэта были небогатые мелкопоместные дворяне. Хотя им и принадлежало несколько имений, но все они были малоземельные и с малым числом крепостных душ. Впоследствии Гавриил Романович Державин называл свои родовые имения «казанские бедные деревнишки».

Так жили бы и умерли в полной неизвестности эти мелкопоместные помещики, если бы не прославил имя Державиных своим поэтическим дарованием их первенец, родившийся 3-го июля 1743 года, в воскресенье. Родители, «по празднуемому 13-го числа того же месяца собору архангела Гавриила» назвали сына Гавриилом. Однако место рождения знаменитого поэта в точности неизвестно. Сам Гавриил Романович Державин в своих «Записках» и стихах называет своей родиной город Казань, а в деревнях, в которых его родители имели недвижимую собственность, живет предание, что он увидел свет либо в Сокурах, либо в Кармачах, находящихся в сорока верстах от губернского города. Поэт с любовью писал о своей родной Казани:

Как весело внимать, когда с тобой она

Поёт про родину, отечество драгое,

И возвещает мне, как там цветет весна

Как время катится в Казани, золотое!

О колыбель моих первоначальных дней,

Невинности моей и юности обитель!

Когда я освещусь опять твоей зарей

И твой по прежнему всегдашний буду житель?

Гавриил Романович Державин родился таким слабым, что за им потребовался особый уход. По существовавшему в те времена местному народному обычаю, чтобы выходить худосочного ребенка, новорожденного Гавриила «запекали в хлеб». Малыш скоро выправился. Живой и веселый, он стал любимчиком отца.

В 1744-ом году произошло знаменательное событие. На небе появилась комета, которая своим длинным хвостом с шестью загнутыми лучами произвела сильное впечатление на людей. Существует предание, что годовалый Гавриил Державин, указывая пальчиком на комету, произнес первое в своей жизни слово. Малыш улыбнулся и четко выговорил: «Бог!» В этот знаменательный год родился и младший брат будущего поэта, Андрей, смирный и рассудительный, к которому мать относилась с большей нежностью, чем к старшему сыну. Но Андрей, как и отец, заболел скоротечной чахоткой и умер в 1770 году в возрасте 26-ти лет. В 1753 году родилась у Фёклы Андреевной дочь, которая прожила всего два года.

Гавриил Романович Державин довольно рано, пяти лет, научился читать. С трех лет началась для него кочевая жизнь.

Отца по делам службы переводили из одного городка в другой куда за ним следовала вся его семья. Роман Николаевич служил в Ставрополе, на Волге в городке Самарской губернии и в большом губернском городе Оренбурге. Здесь будущий поэт прожил около трех лет. В Оренбурге Гавриил учился в школе каторжанина — немца Иосифа Розе. Занятия проводились только по одному предмету — немецкому языку. Обучение заключалось в изучении немецкой азбуки, чтении книг и бесконечных упражнениях по правописанию для выработки у учеников твердого подчерка. Маленький Гавриил был прилежным учеником. Он научился читать, писать и говорить по-немецки. Эти знания помогли ему позднее познакомиться в подлиннике с произведениями немецких поэтов и писателей. Успехи в правописании выработали твердый и красивый почерк и научили Гавриила владеть пером. Свободному обращению с пером сопутствовало увлечению рисованием. Все стены его маленькой комнатушки были оклеены собственноручными рисунками маленького художника, любившего срисовывать разных богатырей с лубочных картинок того времени.

В октябре 1753 года Роман Николаевич Державин сумел получить отпуск в свои казанские деревни и в Москву для подачи прошения об отставке из Военной коллегии. В поездку он взял с собой любимого сына Гавриила. У подполковника Державина был твердо намеченный план проехать из Москвы в Петербург и записать своего старшего сына в Сухопутный кадетский корпус или в артиллерию. В Москве знакомые по службе люди предлагали определить мальчика в гвардию, но отцу хотелось более надежно определить судьбу своего первенца. Однако дело об отставке затянулось. Почти все деньги были израсходованы, и пришлось вернуться в Казань, так и не определив сына в кадетский корпус. Вскоре в Казань вернулась из Оренбурга Фёкла Андреевна с младшим сыном Андреем. Семья в ожидании отставки поселилась в своем поместье в Сокурах.

В начале 1754 года был получен указ об отставке Романа Николаевича Державина: «… Сего генваря 14-го дня, по её императорского указу и по определению государственной военной коллегии обще с собранным генералитетом, велено Оренбургского гарнизона Пензенского полку подполковника Романа Державина за имеющимися у него болезнями от воинской и штатской службы отставить вовсе, а за продолжительные службы о награждении полковничьим рангом подать её императорскому величеству всеподданнейший доклад, а до воспоследования о том резолюции он подполковник Державин отпущен в дом его. Того ради в городах и на заставах, команду имеющим, оного подполковника Державина пропускать без задержания. Генваря 31-го дня 1754 года. Генерал-майор Василий Суворов».

В указе было сказано о представлении Романа Державина к награждению «полковничьим рангом». Но он не дожил до этого чина. Давно умерший Роман Николаевич Державин был произведен указом от 26-го июня 1762 года в «чин полковника при отставке». Любопытно, что документ об увольнении от службы подписал отец знаменитого русского полководца Александра Васильевича графа Суворова-Рымникского, с которым у Гавриила Романовича Державина установились многолетние дружеские отношения.

После смерти мужа Фёкла Андреевна осталась с двумя сыновьями и годовалой дочерью на руках в крайней бедности. Деревни никакого дохода не приносили. Даже пятнадцать рублей долга, оставшегося от отставного подполковника, нечем было заплатить. Узнав о смерти Романа Николаевича, соседи-помещики в Сокурах и Кармачах стали притеснять бедную вдову и обижать сирот. Они начали захватывать пограничные с ними земли, а некоторые из них, построив мельницы, затапливали водой державинские луга. Да и что мог им сделать оставшийся за взрослого мужчину одиннадцатилетний мальчик — Гавриил Державин. Его мать, Фёкла Андреевна, вынуждена была вести тяжбу с соседями. Она пыталась защитить владения своей семьи, но в приказах всегда «сильная рука» брала верх. Гавриил Романович на всю жизнь запомнил, каким унижениям подвергалась его мать, посещая судейских чиновников с сыновьями и малолетней дочерью на руках. Она часами стояла с сыновьями у дверей присутственных мест, дожидаясь выхода судей, чтобы подать им свою жалобу. Но Фёкла Андреевна ничего не могла добиться. Судьи проходили мимо, не обращая никакого внимания на бедную вдову с ребенком на руках.

Ни чего не добившись, вся в слезах, Фёкла Андреевна возвращалась домой. На всю жизнь запомнил Державин сцены унижения и страдания матери. Через 40 лет он написал:

А там вдова стоит в сенях

И горьки слезы проливает,

С грудным младенцем на руках

Покрова твоего желает…

Гавриил Романович Державин, будучи на высоких должностях, никогда не мог равнодушно смотреть на несправедливое отношение чиновников к просителям, особенно на притеснение вдов и сирот. Он помнил, как его мать, Фёкла Андреевна, не найдя нигде правосудия была вынуждена отдать свои лучшие угодья в пожизненную аренду за сто рублей в год казанскому купцу Дряблову. Только через двадцать пять лет, в 1779 году, находясь на службе в Сенате, Гавриилу Романовичу удалось завершить тяжбу с соседом по деревне Кармачи, Чемадуровым, который возвратил несколько семейств крепостных Фёкле Андреевне. Эти семейства были отняты его отцом, отставным полковником Яковом Федоровичем, у Романа Николаевича в 1742 году после жестоких побоев, которые были нанесены Державину дворовыми слугами Чемадурова.

Несмотря на очень тяжелое материальное положение, Фёкла Андреевна, безграмотная женщина, умеющая ставить только свою подпись под «бумагами», проявляла исключительную заботу по обучению своих сыновей грамоте и другим наукам. Она изо всех сил старалась дать сыновьям образование, подобающее их дворянскому достоинству.

Наступал срок обязательного «второго смотра недорослей», на котором двенадцатилетние дворянские сыновья должны были показать свои знания по арифметике и геометрии. Фёкла Андреевна наняла для обучения своих мальчиков вначале гарнизонного школьника Лебедева, а потом артиллерии штык-юнкера Полетаева. Оба преподавателя мало смыслили в своих науках, обучали без правил и доказательств только первым действиям по арифметике и черчением геометрических фигур. Из за такого слабого обучения Гавриил Романович Державин остался на всю жизнь плохим математиком.

В 1757 году, собрав все свои скудные сбережения, Фёкла Андреевна поехала с сыновьями в Москву для представления их в «герольдию».

Затем она намеревалась ехать в Петербург, чтобы исполнить желание покойного мужа и отдать мальчиков на воспитание в какой — ни будь кадетский корпус, которые в то времена считались высшими учебными заведениями. Однако это намерение ей не удалось осуществить. В Москве обнаружилось, что при ней не было документов о происхождении и службе её мужа, покойного Романа Николаевича Державина. Обстоятельства сложились так, что Фёкле Андреевне чуть не пришлось вернуться домой в Казань без прохождения «второго смотра недорослей» ее сыновьями. Но тут ей повезло. К счастью нашелся родственник, который смог выручить «Казанцев» из затруднительного положения. Это был двоюродный брат Романа Николаевича Державина, живший в Можайском уезде, подполковник Иван Иванович Дятлов. По просьбе Фёклы Андреевны он специально приехал в Москву и написал бумагу, так называемую «сказку» следующего содержания: «1757 года февраля 22-го. Вечно отставной от всех служб подполковник Иван Иванов сын Дятлов объявил ко второму смотру свойственников своих недорослей Гаврила да Андрея Романовых детей Державиных и сказкою показал: от роду им, Гавриле 12, Андрею 11 лет; грамоте российской и писать обучены и обучают арифметике. Прадед их Иван Яковлев сын, дед Николай Иванов сын Державины, а по мирскому званию оный их дед назывался Девятой, были из дворян по городу Казани и служили по тому городу прежнюю дворянскую службу, а отец их Роман Николаев сын Державин служил в Пензенском пехотном полку подполковником, и померли. На первом смотре оным отцом их объявлены были в 752-м году в марте месяце в Оренбургской губернской канцелярии и для обучения российской грамоте и письму до возрасту указанных 12-ти лет отданы отцу их, вышепоказанному подполковнику Державину в дом с пашпортом (который прилагается при сей сказке) Крестьян, написанных по нынешней ревизии за отцом оных недорослей, в Казанском уезде в селе Сокурах 15, в Покровском 21, в Кремянках 25, в деревнях Кармачах 10 и Клетнях 3 души. Желает он подполковник Дятлов, чтобы вышепоказанных свойственников его, недорослей Гавриила и Андрея, для обучения арифметике и геометрии отпустить в дом до возрасту указанных 16-ти лет, за обязательством его с пашпортами. О фамилии выше писанных недорослей Державиных прилагается при сем поколенная роспись.» Таким образом все дела по «второму смотру» были улажены. Недорослей Гаврилу и Андрея отпустили домой до следующего «смотра».

Много времени было потрачено на эти хлопоты и необходимо было вернуться домой в Казань. В Москве уже с 1755 года существовала гимназия для обучения дворянских детей, но Фёкла Андреевна не оставила своего старшего сына в древней столице. Она хотела непременно исполнить мечту своего покойного мужа и отправить, при первой же возможности, мальчиков на учебу в Петербург.

К сожалению неизвестно, чем занимались сыновья Фёклы Андреевны зимой после возвращения в Казань. Возможно, продолжили учебу с Полетаевым. Возможно, старший из сыновей Гавриил рисовал картинки и читал книги на немецком языке, который он выучил в школе Розе. Известно только, что с весны до поздней осени Державины жили в своем имении в Сокурах. В двух километрах от деревни протекала небольшая речка Меша, куда ходили мальчики купаться. По воскресениям ездили на службу в приходскую церковь, в село Егорьево. Летом братья часто совершали длительные прогулки в окрестностях своей деревни. Они забредали далеко от дома до высокого обрывистого, стоящего стеною, глинистого берега красавицы Камы. Лихо скатывались на прибрежный песок и с хохотом бегали вдоль берега, разбрызгивая за собой серебристые капли прохладной и вкусной камской водицы. Затем, просохнув на раскаленном песке, мальчики медленно взбирались по круче вверх. Могучие дубы с улыбкой смотрели на них, грозно шевеля могучими ветвями. Эти «камские дубы» и вспомнил Гавриил Романович в своем стихотворении «Арфа».

Когда, наследственны стада я, буду зрить,

Вас, дубы камские, от времени почтенны,

По Волге между сел на парусах летать

И гробы обнимать родителей священны?

Звучи. О арфа, ты всё о Казани мне!

Звучи, как Павел в ней явился благодатен!

Мила нам добра весть о нашей стороне:

Отечества и дым нам сладок и приятен.

Учёба в Казанской гимназии

(Казань, 1758—1761)

Существующие в России учебные заведения не в состоянии были охватить обучением всех дворянских детей, особенно к востоку от Москвы.

Иван Иванович Шувалов, под покровительством которого в 1755 году был основан Московский университет (он стал его первым куратором), а в 1757 году создана Академия художеств (Шувалов был её президентом до1763 года), обратился за помощью в Академию наук и попросил её членов высказаться, где и какие гимназии должны быть учреждены в России. Было высказано мнение о том, что вначале необходимо учредить гимназию в Казани, а через несколько лет и в других городах. Академики сочли, что Казань поставлена в исключительное положение, как центральный пункт восточной окраины России, которая по отдаленности своей от Москвы наиболее нуждается в средствах к образованию. Для учреждения новой гимназии в Казани Московский университет вызвался отправить туда в преподаватели несколько студентов.

Иван Иванович Шувалов представил проект об открытии в Казани гимназии который и был одобрен императрицей Елизаветой Петровной.

21-го июля 1758 года был подписан Высочайший указ об учреждении в Казани гимназии по образцу Московской, состоящей из двух отделений: дворянского и разночинного.

Директором гимназии был назначен состоявший при Московском университете известный переводчик коллежский асессор Михаил Иванович Веревкин.

Прибыв в Казань Веревкин занялся осмотром предложенных для размещения гимназии домов. Выбор пал на каменный двухэтажный дом генерал-майора Кольцова, за аренду которого была установлена плата в 180 рублей в год. Появление гимназии в Казани сильно повлияло на Фёклу Андреевну Державину. Она очень обрадовалась возможности избежать разлуки с сыновьями и тотчас же решила отдать их на воспитание в новое учебное заведение.

21-го января 1759 года в доме генерал-майора Кольцова состоялось открытие Казанской гимназии. К семи часам утра собрались на открытие гимназии её директор Михаил Иванович Веревкин, прибывшие в Казань учителя и принятые на учебу мальчики. Среди учеников были и братья Державины. В гимназию поступили сыновья капитана Аристова, майора Бутлерова, капрала Глазова, вахмистра Дурнова, подпоручика Елагина, асессора Левашова, подпоручика Могутова, капитана Репьева, подполковника Сумарокова, и по два сына вдовы подполковника Державина и майора Тютчева.

По прочтению указа об учреждении гимназии отслужен был молебен за здравие императрицы Елизаветы Петровны. В заключение торжественного акта об открытии гимназии всем учителям и ученикам были розданы выписки из гимназического регламента. В связи с тем, что не все поступившие в гимназию мальчики прибыли в Казань, занятия были отложены на три дня и ученики распущены по домам.

Первый директор Казанской гимназии Михаил Иванович Веревкин, воспитанник Сухопутного кадетского корпуса, молодой человек, в свои двадцать шесть лет считался весьма образованным, обращающим на себя внимание литератором. Отличался необыкновенным трудолюбием и в совершенстве владел французским языком. Он был приятен в обращении, умел пустить пыль в глаза и подать товар лицом. Во время работы в гимназии Веревкин постоянно заботился об успехах вверенных ему учеников. В то время в обществе дорожили внешним лоском образования, бойкостью поведения в обществе и практическим навыком владения иностранными языками. Все это высоко ценилось куратором Казанской гимназии Иваном Ивановичем Шуваловым и подчиненными ему людьми. Об этом заботились всюду, начиная от двора в Петербурге до провинциальной гимназии. Поэтому Михаил Иванович Веревкин старался возбудить в своих гимназистах любовь к чтению. Заставлял их заучивать наизусть сочиненные преподавателями на разных языках речи. Гимназисты произносили их на публичных экзаменах, на которых присутствовали городские власти, а также духовные, гражданские и военные чины. Ученики гимназии произносили свои краткие речи по-французски, по-немецки, по-русски и по-латыни. Представляли на сцене отрывки из трагедий Сумарокова.

Директора Веревкин непрерывно просил Московский университет о снабжении гимназии необходимыми учебниками, которые было нелегко приобрести не только в Казани, но и в Петербурге. Но его запросы почти никогда не удовлетворялись. На всю гимназию было прислано только шесть экземпляров французских и немецких азбук и грамматик.

Михаил Иванович Веревкин понимал, какое значение имеет Казань для изучения восточных языков. Он предлагал создать в гимназии класс по изучению татарского языка. Обосновывая это предложение, он писал: «Со временем могут на оном отыскиваемы быть многие манускрипты; правдоподобно, что оные подадут некоторый, может быть и не малый, свет в русской истории». Однако это предложение не нашло понимания у куратора Ивана Ивановича Шувалова и было отвергнуто. Заботы Верёвкина об образовании жителей Казани выходили далеко за пределы гимназии. Веревкин просил прислать из Московского университета в Казань двадцать экземпляров Московских Ведомостей для распространения в местном обществе. Но его старания оказались напрасными. Из десяти высланных в гимназию экземпляров с трудом удалось распространить среди жителей города только четыре.

Михаил Иванович Веревкин сумел добиться больших успехов в области просвещения в гимназии. К сожалению, в 1761 году он был уволен вследствие доноса «за непорядочные поступки». После продолжительного следствия он был оправдан, но в гимназию больше не вернулся.

Гавриил Державин обратил на себя внимание директора гимназии своим талантом к рисованию. Будучи назначенным, помимо директора гимназии, товарищем губернатора, Веревкин сумел организовать две экспедиции: одну в город Чебоксары на Волге и другую в село Булгары к развалинам древней столицы Булгарского царства. В этих экспедициях принимал активное участие ученик гимназии Гавриил Державин. В Чебоксарах Державину было поручено начертить на огромном листе план города. Съемкой улиц и расположением домов в городе занимался сам Михаил Иванович Веревкин. Были изготовлены для измерения ширины улиц огромные рамы, которые носили местные бурлаки. Если дом настолько выступал вперед на улицу, что не давал свободно пройти раме, то над воротами прикреплялась доска с надписью: «ломать». Эти крутые меры сильно обеспокоили жителей Чебоксар и они старались по мере сил «умилостивить крутого распорядителя», то есть дать взятку Веревкину. Между тем, Гавриил Державин по приказу своего директора с усердием чертил огромной величины план города. Занимался он этим делом на чердаке большого купеческого дома, так как в городе не нашлось такой большой комнаты, где бы можно было уместить такой большой лист бумаги. Произошли задержки с измерениями улиц, и этот план остался недоделанным. Однако его не оставили в Чебоксарах. Бумагу аккуратно свернули и, уложив на телегу, отвезли в Казань. На том и закончилась первая поездка Гавриила Державина в экспедицию.

Следующая поезда состоялась летом 1761 года в село Булгары. Экспедицию возглавлял Михаил Иванович Веревкин. Директор Казанской гимназии получил от куратора Ивана Ивановича Шувалова поручение провести исследование развалин древней столицы Булгарского царства. Необходимо было снять план и описать эти древние развалины, провести раскопки и доставить в Казань древности, какие там смогут найти поехавшие в Булгары гимназисты. Веревкин пробыл в Булгарах всего несколько дней. Однообразная работа вскоре наскучила ему и он уехал в Казань. Больше он не появлялся в Булгарах.

Гавриил Державин с товарищами работали там до глубокой осени и привезли в Казань план древнего города, его описание, рисунки останков некоторых строений, надписи на гробницах, а также собрание монет и различных предметов, вырытых ими из земли. Михаил Иванович Веревкин одобрил результаты, полученные гимназистами при раскопках. Он намеривался со всеми добытыми в этой археологической экспедиции материалами в конце года поехать в Петербург и преподнести эти предметы вместе с планом и рисунками куратору Ивану Ивановичу Шувалову. Верёвкин также готовил к поездке отчет о делах в Казанской гимназии. Однако, вскоре Верёвкин был уволен, и поездка не состоялась.

Директором гимназии был прислан из Московского университета магистр Даниил Николаевич Савич, которому в связи с большой важностью должности директора Казанской гимназии было пожаловано звание профессора. Гавриил Державин всего несколько месяцев проучился в гимназии при новом директоре и уже в начале 1762 года вынужден был уехать из Казани на службу в Петербург.

Гавриил Романович Державин проучился в Казанской гимназии около трех лет. Программа обучения была для того времени обширной. В гимназии преподавали закон Божий, латинский, французский и немецкий языки, «Российское правописание и штиль», арифметику, геометрию и фортификацию, географию, историю, рисование, музыку, танцы и фехтование.

Учебное время было разделено на две части, с семи до одиннадцати часов утра и с часу до пяти часов после обеда. Во время двухчасового перерыва гимназисты обедали, а вечером занимались подготовкой к урокам следующего дня. Закон Божий преподавали только по воскресениям и праздничным дням. Гимназия во время обучения в ней Державина не могла похвалиться хорошими учителями. По этому поводу Гавриил Романович пишет, что в гимназии, «по недостатку хороших учителей» его учили не лучшим образом.

Из учителей Державин упоминает Франца Гельтергофа (1711 — 1806), преподававшего в гимназии немецкий язык. Он был лучшим учителем казанской гимназии в первые годы ее существования. Родившийся в Германии, Франц Гельтергоф служил пастором на острове Эзель (ныне Сааремаа в Эстонской республике). Он был обвинён в политической неблагонадежности и арестован. Двенадцать лет он провёл в одиночной камере. В начале 1759 года заключение было заменено на пожизненную ссылку в Казань под надзор местной власти. В апреле месяце 1759 года под стражей он был привезен в Казань. По прибытии в город он был приглашен Веревкиным на должность учителя немецкого языка в гимназию с окладом в 120 рублей в год. Сам директор в то время получал 400 рублей в год.

Гельтергоф пробыл в Казани столько же времени, сколько Державин учился в гимназии. Позднее они встретились в Санкт — Петербурге. Учитель увидел своего бывшего ученика, молодого солдата лейб-гвардии Преображенского полка униженным. Его все обходили при производстве в офицерский чин. Зная, что Державин не имеет покровителей и хорошо владеет немецким языком, Гельтергоф стал хлопотать о переводе его в голштинский полк офицером. «Но, благодаря Проведение, сего Гольтергоф не успел сделать, по наступившей скоро известной революции», — пишет Державин. Он имеет в виду свержение императора Петра III и восшествие на престол его жены Екатерины Алексеевны.

Учился Гавриил Державин в гимназии успешно. В первый же год обучения, после летних каникул, директор гимназии Веревкин ходатайствовал о награждении тех учеников, которые «в каникулярное время много впредь успели в науках». Куратор Иван Иванович Шувалов приказал напечатать в Московских Ведомостях имена лучших учеников Казанской гимназии. В №64, от 10-го августа было напечатано, что «за свою прилежность, успехи и доброе поведение, похвалы достойными нашлись, а именно: Василий и Дмитрий Родионовы, Петр Нарманский, Гаврила Державин, Алексей и Петр Норовы». Но на этом Михаил Иванович Веревкин не остановился. Заботясь о процветании гимназии, он зимой, в начале 1760 года поехал в Москву на встречу с Иваном Ивановичем Шуваловым, чтобы показать куратору работы своих гимназистов. Он повез с собой для представления работы своих учеников. Это были геометрические чертежи и карты Казанской губернии, украшенные фигурами и видами городов. Куратор был приятно поражен неожиданными плодами учения в отдаленной, полудикой части империи. Директору гимназии удалось утвердить повышение окладов некоторым преподавателям и отнести на казенный счет содержание беднейших учеников. В то же время гимназисты, работы которых были представлены Ивану Ивановичу Шувалову и вызвали одобрение, были записаны, по их желанию, солдатами в различные гвардейские полки. Гавриил Державин был объявлен кондуктором Инженерного корпуса. Одновременно и Веревкину было оказано особое внимание. Для более успешного управления гимназией, с сохранением прежней должности директора, он был назначен товарищем казанского губернатора. Известие о наградах вызвало восторг в гимназии. Все радовались успешной поездке Михаила Ивановича Веревкина к куратору в Москву. Отмеченные наградами гимназисты надели свои полковые мундиры, а Гавриил Державин кондукторскую форму. С этого дня на всех праздниках, где участвовали гимназисты, он исполнял обязанности артиллериста и был ответственным за фейерверки. Казалось, давнее желание подростка и его покойного отца осуществилось.

После своей поездки в Москву Михаил Иванович Веревкин задумал отпраздновать в Казани день коронации императрицы Елизаветы Петровны. Он получил у Ивана Ивановича Шувалова разрешение ко дню празднования коронации, т. е. к 25-му апреля, присоединить следующие два дня, посвященные празднованию годовщины открытия университета в Москве, и провести это торжественное мероприятие в Казани.

Все гимназисты с энтузиазмом готовились к трехдневному празднику. От имени куратора Казанской гимназии были разосланы Веревкиным пригласительные билеты на праздничные торжества. В первый день после молебна и пушечной пальбы, в которой принял участие Державин, одетый в свою кондукторскую форму, гости собрались в самой большой аудитории гимназии и прослушали приветственные речи, произнесенные учениками на четырех языках. Затем в стенах гимназии состоялся торжественный обед, на котором присутствовало 117-ть человек. Столы, размещенные в три линии, были великолепно украшены учителями и гимназистами под руководством Михаила Ивановича Веревкина. Дальние концы столов были украшены изображениями частей света — Азии, Африки и Европы. Там где линии столов сходились, была сделанная крутая гора — Парнас, на которую по узким тропинкам поднимались люди с книгами и научными инструментами в руках. Честь из них были изображены изнуренными, а другие павшими на этом трудном пути в вершине горы. Только Ломоносов и Сумароков стояли на вершине Парнаса рядом с Аполлоном и Музами.

В начале обеда, размещенный за горой Парнас небольшой хор пропел гимн, прославляющий императрицу Елизавету Петровну. Во время обеда в самой большой аудитории гимназии был подготовлен театральный зал, в котором для зрителей были установлены в ряд двенадцать лавок, рассчитанных на четыреста человек. После обеда Веревкин пригласил своих гостей на просмотр пьесы Мольера «Школа мужей». Все роли в пьесе исполняли гимназисты. Это представление вызвало бурю восторга у зрителей. Актерам «надавали денег столько, — писал об этом Веревкин, — что я их теперь в непостыдное платье одеть могу». На пьесе Мольера праздник не завершился. После просмотра комедии состоялся ужин, а затем бал, на котором гимназисты показали свое умение красиво танцевать. Для тех, кто не хотел танцевать, были устроены игры и беседы о науках и удивительных достижениях в ней.

На следующий день, 26-го апреля праздник продолжился в стенах гимназии. На третий и последний день праздника во двор загородного дома губернатора, находившегося на Арском поле, были приглашены 270 гостей, в числе которых были родители гимназистов и, вероятно, мать братьев Державиных, подполковница Фёкла Андреевна. Кроме холодного ужина для приглашенных был дан под открытым небом «народный праздник», на котором, по подсчёту Михаила Ивановича Веревкина, приняли участие семнадцать тысяч жителей города Казани и её окрестности. Если поверить названной Веревкиным цифре, то практически все жители Казани присутствовали на этом празднике, проведенном на Арском поле. Известно, что в 1801 году в Казани проживало двадцать пять тысяч человек.

На этом заключительном праздничном дне в качестве угощения для жителей города были выставлены несколько жареных быков, баранов и другой живности. С наступлением темноты небо осветили сотни фейерверков, в запуске которых принял непосредственное участие Гавриил Державин. Праздник завершился балом, устроенным по дворе губернаторского дома. Сад, дом и площадка для танцев были иллюминированы. Три дня празднества, как утверждал Михаил Иванович Веревкин, обошлось ему в 630 рублей, сумму по тем временам значительную.

Во время учебы в гимназии Гавриил Державин помимо рисования и черчения проявил любовь к музыке. В гимназии проводились уроки музыки, и Державину захотелось научиться играть на скрипке. Часами он упражнялся в игре на ней. К сожалению, в гимназии некому было поддержать Державина и научить его игре на скрипке. На всю жизнь остался Гавриил Романович музыкантом-самоучкой.

Другим, не менее сильным увлечением, было чтение. За время учебы в гимназии Гавриил Державин прочитал великое множество литературных сочинений того времени. Хорошая библиотека, о пополнении которой неустанно заботился Михаил Иванович Веревкин, предоставила юному гимназисту такую возможность. Гавриил Державин прочитал собрание сочинений Ломоносова в двух книгах, трагедии Сумарокова и ряд популярных произведений европейских писателей в переводах Третьяковского и Елагина. Под влиянием прочитанного Державин стал сочинять стихи, сказки и даже романы. Однако все это совершал тайно, редко показывал своим товарищам по гимназии и регулярно уничтожал написанные им произведения.

Гавриил Державин не успел закончить гимнастического курса. В начале 1762 года пришло из Петербурга требование немедленно явиться на службу в лейб-гвардии Преображенский полк. Вероятно, куратор Казанской гимназии Иван Иванович Шувалов забыл данное Веревкину обещание записать Гавриила Державина в Кадетский корпус, а записал его в лейб-гвардии Преображенский полк. Несмотря на то, что Гавриил Романович Державин не закончил полный курс обучения, Казанская гимназия озарена славой своего первого гимназиста Гавриила Романовича Державина, как и Царскосельский лицей, который гордится именем Александра Сергеевича Пушкина.

Превратности судьбы

(Военная служба 1762—1776)

Двенадцать лет службы в гвардии — двенадцать лет безотрадной жизни с двумя отпусками в Казань — так сложилась судьба Гавриила Романовича Державина. Тяжкий труд, невежество и разврат сослуживцев, полное нравственное падение. Кажется все. Бесславный конец жизни. Но неимоверное усилие над собой и безграничная любовь к матери спасли Гавриила Державина при бесконечном падении его в бездну.

Мать, Фёкла Андреевна, как могла, снарядила сына на службу. Да, она понимала, что все мечты рухнули. Хотя и едет ее сын Гавриил в Петербург, но не в желанный кадетский корпус, а служить солдатом в лейб-гвардии Преображенский полк.

Из Казани Гавриил Державин приехал в Петербург в марте 1762 года с опозданием в два месяца. После допроса, учиненного в полковой канцелярии, был зачислен на службу в 3-ю роту рядовым. Так как у него никого не было в Петербурге и жить было негде, то он был помещен в казарму со «сдаточными солдатами», такими, которые «сданы» были в рядовые из крестьян. Жить Державину пришлось вместе с тремя женатыми и двумя холостыми солдатами. Иван Иванович Дмитриев писал, что «Державин пошел на хлеба к семейному солдату».

Пройдя успешно обучение ружейным приемам, участвовал в парадах, которые любил проводить император Петр III. Стоял на карауле, на ротном дворе и выполнял разные работы, ходил за провиантом, чистил канавы, разгребал снег и занимался подготовкой полковой учебной площадки к занятиям.

Оказавшись в Петербурге, Державин отыскал бывшего директора Казанской гимназии Михаила Ивановича Веревкина и отнес ему все бумаги и найденные при раскопках в Булгарах предметы. Из-за неожиданного отъезда Веревкина из Казани всё это осталось на руках у Державина. Михаил Иванович Веревкин представил молодого солдата вместе с планами, рисунками и другими найденными древностями Ивану Ивановичу Шувалову. Эта была первая встреча вельможи с молодым человеком, который на всю жизнь сохранил к Шувалову неизменную преданность.

Несмотря на благоприятные обстоятельства, Гавриил Державин не осмелился напомнить Шувалову о прежнем обещании поместить его в кадетский корпус. Он надеялся, что его солдатская служба при покровительстве такого влиятельного вельможи не будет продолжительной. Державин не сомневался, что быстро пройдя по нижним чинам и станет офицером. Но надежда не сбылась. Иван Иванович Шувалов после смерти своей покровительницы, императрицы Елизаветы Петровны, впал в не милость новой императрицы Екатерины II, и в конце 1762 года на многие годы уехал из России.

Находясь в казарменной обстановке, при тесноте и беспрестанных полковых учениях, Гавриил Державин не имел возможности систематически заниматься своим любимым делом, рисованием и чтением книг. Только по ночам, урывая часы от своего сна, он читал случайно добытые книги. Временами Гавриил Державин сочинял стихи и записывал их в тетрадь. Заметив за чтением книг и видя его с пером в руках, солдаты и их жены стали обращаться к нему с просьбами, написать от их имени письма к родным. Державин охотно откликался на их просьбы. Писал письма, давал им взаймы по рублю или два из своих сбережений, полученных в Казани от матери ста рублей.

Вскоре солдатские жены уговорили своих мужей исполнять за Гавриила Державина службу и различные работы. Молодой солдат пользовался уважением всей роты.

Случайная встреча с бывшим учителем Казанской гимназии, Гельтергофом, чуть не изменило его судьбу. Но, к счастью, перевод его в офицеры голштинского полка не успел совершиться, и молодой солдат Гавриил Державин принял участие в событиях 28-го июня 1762 года в составе лейб-гвардии Преображенского полка. Однако, личное горе, случившееся накануне переворота, кража всех денег из под подушки, «сделало его совсем невнимательным к вещам посторонним». Впрочем, вор был вскоре найден сослуживцами Державина принявшими живое участие в его несчастии, и все деньги были возвращены.

Лейб-гвардии Преображенский полк должен был принять участие в торжествах по коронации 22-го сентября в Москве императрицы Екатерины II. Державин получил в канцелярии паспорт и приказ, отправится в Москву и явиться в полк в первых числах сентября, ко времени прибытия императрицы на коронацию. Находясь в Москве, Гавриил Державин узнал что на коронацию приехал его покровитель Иван Иванович Шувалов. Он отправился к Шувалову и, когда вельможа вышел в прихожую, где его дожидались многие просители, подал ему свою просьбу. Иван Иванович Шувалов остановился, прочитал письмо и попросил Гавриила Державина придти к нему через несколько дней за ответом. Об этом узнала его тётя, Фёкла Савична Блудова, двоюродная сестра его матери, которой было поручено присматривать за своим племянником во время его пребывания в Москве. Тётя, ярая противница всего нового, отругала своего племянника и крепко накрепко запретила ему посещать Ивана Ивановича Шувалова, пригрозив написать об этом проступке его матери, если Гавриил Державин нарушит данное ей слово больше не посещать Шувалова. Полученный от тетушки Фёклы Савичны нагоняй подействовал. Скрепя сердцем Державин вынужден был отказаться от своей мечты, и не пошел за ответом к своему покровителю. Впоследствии Гавриил Романович Державин считал, что он упустил единственный случай, который мог бы существенно повлиять на его судьбу.

Указом от 4-го марта 1763 года Ивану Ивановичу Шувалову был разрешен отпуск за границу, откуда он возвратился в Россию только в сентябре 1777 года. Гавриил Романович Державин не забыл своего покровителя, и возвращение его в Петербург приветствовал «Эпистолой И. И. Шувалову на прибытие его из чужих краев в Санкт—Петербург 1777 года сентября 17 дня»:

Предстатель Российских муз, талантов покровитель.

Любимец их и друг, мой вождь и просветитель,

Который, истину хвалу себе снискал,

Что в счастье не одним лишь счастьем блистал,

Любил отечество, науки одобряя,

Художества и вкус изящный насаждая,

Елизаветиных средь радостных годов

Был в младости министр, в вельможе философ,

Природой одарен и просвещен ученьем!

О ты, кто наполнял пиитов дух пареньем

И был их Аполлон и стал бессмертен сим,

Что песнь Петровых дел под именем твоим

Чрез Ломоносова в концы гремяща мира

Тобой одобрена, — хвала тебе та лира!

Се славный памятник: не грады разорил —

Садя училища, ты грады озарил!

Се паки днес тебя отечество встречает;

Как мать рожденного, на лоно принимает;

Как начал прежде ты, Шувалов, так скончай.

Родив ты был — суди; будь щедр — и награждай.

Ты сердцем никогда не равен был железу:

Уйми ты бедных вздох, отри ты сирых слезу.

Питомец муз твоих и ими научен,

Я ревностный тебе почтенья всех содетель.

Не ведав ты меня, благодеянья лил:

Не знай, друг общества, кто здесь тебя хвалил;

Но да, гремит в твой слух та истина высока:

Глас общий никогда не похвалил порока.

С пределов булгарских, с отпадших стран Луны,

Эдигиреев трон и род где попраны;

Сумбекиных не вняв коварств, волшебств и стона,

Где растерзал Орел треглавого Дракона;

Воздвигнул Иоанн где крест для света мурз;

Тобой Елисавет где водворила муз;

Чрез горы, чрез леса, чрез реки, чрез стремнины,

Где взор сиял Петров и взор Екатерины, —

Оттоль сей идет глас, оттоль сей лирный звон;

Из отдаленности к тебе усерден он.

«Эпистола» эта, начатая в Петербурге, судя по смыслу последних строк, была окончена в Казани в 1778 года, когда Гавриил Романович Державин приезжал на родину к своей матери Фёкле Андреевне.

Вернемся вновь к жизни простого солдата лейб-гвардии Преображенского полка. Во время службы Гавриил Державин обязан был нередко разносить офицерам своего полка отданные с вечера приказы. Так как все офицеры жили в разных частях Москвы, то ему приходилось всю ночь разносить эту почту. А это, в те времена, было совсем небезопасное занятие. Один раз на Пресне Державин чуть не утонул в снегу. В другой раз на него ночью напали собаки, и он вынужден был с помощью тесака защитить себя. Такова была в те времена Москва. На всю жизнь запомнил Гавриил Романович случай, когда ему необходимо было отнести приказ прапорщику своей же 3-й роты князю Ф. А. Козловскому, известному своими литературными трудами и острым умом. Он писал, стихи и служил образцом, которому подрожал Державин. Жил он в Москве у своего друга, знаменитого писателя Василия Ивановича Майкова. Однажды вечером, когда Козловский читал своему другу вслух какую-то трагедию, чтение было прервано приходом вестового с приказом. Это был Державин. Отдав приказ, он из любопытства приостановился в дверях. Заметив это, прапорщик Козловский сказал: «Поди братец служивый, с Богом, что тебе здесь попусту делать? Ведь ты ничего не смыслишь». Бедный солдат, будущий знаменитый поэт, должен был смиренно удалиться.

Положение простого солдата тяготило Гавриила Романовича Державина. Многие пришедшие на службу в лейб-гвардию Преображенский полк молодые солдаты благодаря протекции обошли его и уже получили унтер-офицерский чин. Обиженный несправедливостью, Державин обратился с письмом к своему майору графу Алексею Григорьевичу Орлову. Жалоба его была принята, и Гавриил Романович был произведен в первый унтер-офицерский чин, в капралы.

В своем новом чине Державину захотелось показаться матери и своим родственникам в Казани. Он получил годовой отпуск и отправился на родину. Отправляясь в Казань, он нашел себе попутчиков. Это был сослуживец по полку капрал Аристов и молодая красавица «благородная девица, имевшая любовную связь с бывшим директором гимназии Веревкиным», который вновь возвратился в Казань и служил там товарищем губернатора. Капрал Аристов ухаживал за молодой красавицей. Гавриилу Романовичу тоже очень понравилась попутчица. Во время поездки он беспрестанно разговаривал с «благородной девицей», веселил её. Ветреная красавица проявила к веселому и разговорчивому капралу благосклонность. Несмотря на то, что Аристов постоянно чинил препятствия Державину и «благородной девице», он так и не смог помешать «соединению их пламени» в пути. Любовные отношения так повлияли на Гавриила Романовича, что он и сам не заметил, как взял на себя все путевые издержки молодой красавицы. Это было принято ею весьма благосклонно. Тощий кошелек Державина едва вынес эти непредвиденные расходы. Приехав в Казань, молодой капрал захотел почаще встречаться со своей красавицей. Но обстоятельства сильно изменились. Будучи небольшого чина и небогатым, Гавриил Державин не смог содержать ее и «благородная девица» вновь вернулась к Михаилу Ивановичу Веревкину. Она жила у него под одной крышей с его женой.

Недолго пробыл в Казани Гавриил Романович. Вскоре он по поручению матери поехал в Шацк. Ему необходимо было вывезти оттуда в свою оренбургскую деревню небольшое число крепостных, доставшихся Фёкле Андреевне от её первого мужа капитана Горина. Сама она выехала из Казани в оренбургскую деревню, чтобы подготовиться к встрече сына. Гавриил Романович благополучно выполнил поручение матери. Они вновь встретились в своей оренбургской деревне, где прожили остальную часть лета. В конце сентября Фёкла Андреевна отправила своего грамотного сына по делам имения в Оренбург. По пути в город с Гавриилом Романовичем приключилось неприятное происшествие. Сломалась колесо у коляски. Пока её чинили, он решил осмотреть окрестности ямской станции. К счастью, Державин прихватил с собой заряженное ружье. Углубившись в кустарник, он наткнулся на стадо кабанов. Внезапно один из них бросился на него. Гавриил Романович не успел отвернуться, и кабан разорвал ему икру. Второго нападения ему удалось избежать. Пуля, выпущенная из ружья, остановила кабана. Около шести недель пролежал Державин в Оренбурге, пользуясь попечением губернатора князя Путятина. Окончательно вылечив ногу, Гавриил Романович приехал к матери в Казань.

По возвращении в Петербург Державин получил в казарме место уже в помещении вместе с дворянами. В материальном отношении быт его несколько улучшился, но постоянные контакты с молодыми людьми, которые все свое свободное время играли в карты на «интерес» или придавались всякого рода разгулу, привели Гавриила Романовича на край пропасти. Несмотря на начавшееся падение в нем жило предчувствие, что талант выведет его в люди. Продолжая писать стихи, он начал изредка показывать их своим сослуживцам. Стихи о солдатской дочери Наташе хвалили все товарищи по службе и, особенно, братья Неклюдовы, из которых один был унтер-офицером, а другой сержантом. Однако, сатирические и непристойные стихи об одном капрале, жену которого любил полковой секретарь, надолго отодвинули его от производства с следующий чин. История эта была такова. Когда-то Державин нарисовал этому секретарю пером гербовую печать его и этим попал к нему в особую милость. Это было важно, потому что полковой секретарь был в великой силе у подполковника Бутурлина. Теперь же он из покровителя сделался лютым врагом Державина. Стихи стали известны в полку совершенно случайно. Один из офицеров постоянно носил эти стихи, переписанные им на бумагу, в своем кармане. Случайно он подал бумагу со стихами вместо приказа гренадерскому капитану, а тот рассказал об этом анекдотичном случае своим товарищам. Полковой секретарь сильно обиделся на молодого поэт. Он стал постоянно вычеркивал его имя из ротного списка, подававшегося к производству в чины. Таким образом, Гавриил Державин пробыл четыре года в капралах.

В числе знакомых, которых Державин посещал в это время, был его земляк Осокин, отец которого имел в Казани суконную фабрику. Молодой Осокин любил литературу, писал стихи, и был знаком с некоторыми писателями. Он иногда устраивал «пирушки», на которые приглашал Державина, как земляка своего. На одном из них поэт познакомился с Третьяковским. Встреча с современными литераторами должны были поддержать в нем охоту к поэзии.

В конце 1766 года полковым секретарем был назначен Петр Васильевич Неклюдов, один из названных выше братьев, хорошо расположенных к Державину. С этих пор служба его пошла более успешно. В начале 1767 года Гавриил Романович был произведен в каптенармусы, и вновь сумел получить отпуск в Казань.

Посещение своих деревень Сокурово и Кармачи, а также встречи в Казани с родственниками и друзьями задержали его отъезд в Оренбургскую губернию. В это время Казань посетила императрица Екатерина II, которая совершала свое знаменитое путешествие по Волге. 28-го апреля 1767 года императрица с блестящей свитой на галере «Тверь» отправилась в плавание по Волге. Будучи очевидцем посещения Казани императрицей Екатериной II Гавриил Романович Державин написал два небольших стихотворения: «Нашествие императрицы в Казань» и «На маскарад». В первом из них говорится:

Пристойно, Волга, ты свирепо протекала,

Как для побед Татар тобой царь Грозный шел;

Ты шумом вод своих весь полдень устрашала,

Как гром тобою Петр на гордых Персов вел;

Но днесь тебе тещи пристойно с тишиною:

Екатерина мир приносит всем собою.

Казанское дворянство устроило грандиозный маскарад, где населяющие губернию народы, наряженные в национальные костюмы плясали перед гостями и играли на своих инструментах. Вот как описал этот маскарад Державин:

Достойно мы тебя Минервой называем,

На мудрые твои законы как взираем.

Достойно мы тебя Астреею зовем:

Под скипетром твоим златые дни ведем.

Воистину у нас Орфеев век тобою:

И горы и леса текут к тебе толпою. —

Где ты, монархиня, тут пир и торжество,

И дикие с степей сбегаются фауны

И пляшут пред тобой, согласно движа струны.

Россия! Похвались владычицей своей:

И варварски сердца уже пленились ей.

Но эти два стиха, как и «Ода — Екатерине II», написанная в стиле Михаила Ломоносова, а также небольшое стихотворение «На поднесение депутатами её величеству титла Екатерины Великой», к сожалению, остались незамеченными. Возможно, они могли бы изменить начальный жизненный путь поэта.

В последнем произведении Державина, а все они были написаны в 1767 году, говориться о том, что сенат и созванные для составления проекта нового уложения депутаты поднесли императрице наименование Великой, Премудрой, Матери отечества. Именно об этом событии и были написаны Гавриилом Романовичем следующие строчки:

Монархиня! и ты в следы его ступаешь;

Зовись великою: он начал, ты кончаешь

Державин видел в императрице достойную преемницу императора Петра Великого. Однако, Екатерина II отказалась от этих титулов. В письме Ивану Ивановичу Шувалову, датированном 20-м августом 1767 года, сказано: «Прошлого воскресенья была во дворце благодарственная её величеству церемония от депутатов, в которой, сказывают, просили депутаты принять титул Премудрой, Великой, Матери отечества; на что ответ был, достойный сей монархини, следующий: Премудрость одному Богу; Великая, — о том рассуждать потомкам; Мать же отечества, — то я вас люблю, и любима быть желаю.» Да! это был действительно достойный ответ ВЕЛИКОЙ русской императрицы.

После отплытия галеры «Тверь» из Казани Державин вместе с матерью Фёклой Андреевной поехал в Оренбургскую губернию в свою деревню. Они прожили там до глубокой осени, а затем благополучно вернулись в Казань.

Возвращаясь из отпуска, Гавриил Романович Державин остановился в Москве для покупки, по поручению матери, имения на Вятке. Ему дана была отсрочку на два месяца, по истечению которой он должен был приехать в Петербург и явиться на службу в лейб-гвардии Преображенский полк. Однако Державин загулял в Москве и не возвращался в Петербург более двух лет.

Приехав из Казани в Москву, Гавриил Романович Державин остановился у своего троюродного брата Ивана Яковлевича Блудова, сына тетушки Фёклы Савичны, в его собственном доме за Арбатскими воротами на Поварской улице. В том же доме жил еще и другой брат Блудова, поручик Сергей Тимофеевич Максимов. Эти родственники завлекло Державина в карточную игру. Началось, как всегда, с игры «по маленькой». Затем «ставка» стала возрастать. И вскоре Гавриил Романович проиграл все свои деньги, а затем и те, что были получены от матери на покупку имения. Забыв о сроке своего отпуска, он хотел отыграться. Когда же это не удалось, то, заняв денег у Блудова, купил на свое имя деревню и заложил ему как это имение, так и материнское, хотя и не имел на то права. «Попав в такую беду, ездил он в отчаянии день и ночь по трактирам искать игры». Познакомился с игроками, на самом деле карточными шулерами, прикрывающими своими благопристойными поступками нечестную игру. У них научился втягивать в игру новичков, подтасовывать карты и всем другим способам мошенничества за карточным столом. Словом, Гавриил Романович Державин сделался отъявленным шулером. В своих «Записках» он пишет, что к счастью, «никакой выигрыш не служил ему впрок, и потому он не мог сердечно прилепиться к игре, а играл по нужде. Когда же не на что было не только играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водою и марал стихи при слабом иногда свете полушечной сальной свечки или при сиянии солнечном сквозь щелки затворенных ставней». Такой образ жизни и уже полугодовая просрочка отпуска могли дорого обойтись Гавриилу Романовичу Державину. Но покровительствовавший ему полковой секретарь Петр Васильевич Неклюдов решил спасти молодого человека, и без всякой с его стороны просьбе причислил его к московской команде лейб-гвардии Преображенского полка. Тогда уже Державин был сержантом. В течение того же 1768 года, он был избран секретарем депутатской законодательной комиссии и ездил к своей матери Фёкле Андреевне в Казань.

Возвратившись в Москву после этого кратковременного отпуска, Гавриил Романович продолжал вести прежний образ жизни. Впоследствии ему пришлось пережить несколько не совсем приятных моментов в своей жизни. Так однажды, когда он в карете возвращался из Вотчинной коллегии, куда ездил по своим делам, его окружили, при звуках трещоток, будочники, и взяв лошадь под уздцы, повезли через всю Москву в полицию. Сутки просидел Державин вместе с другими арестантами в карауле. На следующее утро повели его в судейскую и хотели заставить жениться на дочери приходского дьякона, которая «хаживала» к Блудову и Максимову. Дело это было начатое её родителями. Оно тянулось с неделю. Но так как ничем нельзя было доказать его связь с этой девушкой, то Гавриила Романовича вынуждены были освободить из — под ареста.

В другой раз один из трактирных его приятелей, оскорбленный откровенными высказываниями Державина о поведении своей жены, захотел расправиться с ним. Для этого он зазвал Гавриила Романовича к себе в гости. Там Державин увидел трех незнакомых ему людей. Один из них лежал на постели. Вглядевшись, Гавриил Романович, узнал в нем офицера, который однажды в его присутствии проигрался на бильярде. Он, тотчас напомнил ему об этом. Между тем хозяин вступил с Державиным в спор, и всячески старался вывести его из терпения и начал подавать своим приятелям знаки, чтоб они принялись за дело и как следует, побили гостя. Но лежавший на постели здоровенный, приземистый малый, держащий в руках дубину, совершенно неожиданно сказал хозяину: «Нет, брат, он прав, а ты виноват, и ежели кто из вас тронет его, то я вступлюсь за него и переломаю вам руки и ноги». Хозяин и остальные два приятеля удивились сказанному и онемели. Этим защитником Гавриила Романовича Державина оказался землемер, недавно приехавший из Саратова в Москву, поручик Петр Алексеевич Гасвицкий. Начавшаяся таким образом между ними дружба продолжалась на долгие годы. Таковы были люди и обстоятельства, среди которых Державину пришлось жить в Москве.

Наступил 1770 год. Гавриил Романович Державин впал в депрессию. Он дошел до точки. Жизнь стала невыносимой. Надо было решать что делать, как преодолеть это глубокое нравственное падение. Воспоминания прошлого вставали перед его глазами. И вот он вспомнил Казань, унижения матери перед «сильными мира сего». И в нем пробудилась совесть. Гавриил Романович Державин решился насильно вырваться из окружавшей его среды. «Вон из Москвы», — твердил он про себя. Чтобы найти в себе довольно силы покинуть ставшую привычной Москву, он долго бороться с собой. В написанной им перед отъездом в Петербург пьесе «Раскаяние», Державин сравнивает Москву то с Вавилоном, то с магнитной горой. Он сознается, что она неодолимой силой влечет его к себе. О себе Державин писал:

Повеса, мот, буян, картежник очутился

И вместо, чтоб талант мой в пользу обратил,

Порочной жизнию его я погубил…

В марте 1770 года, когда на Москву обрушилась эпидемия моровой язвы, Державин окончательно решил расстаться с древней столицей. Заняв 50 рублей у приятеля своей матери, он опрометью бросился в сани, которые понесли его в Петербург. По пути в столицу, в Твери, его чуть было не удержал один из прежних друзей, но он сумел, растратив все свои деньги, вырваться оттуда. Помог дикий случай. Ученик садовника, который вез ко двору виноградные лозы из Астрахани, остановился в Твери. Державин в отчаянии кинулся к нему, совершенно незнакомому человеку, и попросил у него взаймы 50 рублей. Неизвестно что произошло, но молодой человек поверил Державину и дал ему эти необходимые 50 рублей. Но и эти деньги Гавриил Романович почти все проиграл в карты в новгородском трактире. У него осталось денег ровно столько, сколько нужно было на проезд до Петербурга, да крестовик, полученный от матери, который он сохранил до конца жизни. Подъезжая к Петербургу, он наткнулся в Тосне на карантинную заставу, где ему объявили, что надо будет просидеть здесь две недели. Это показалось нетерпеливому сержанту целым веком, да и чем было ему жить столько времени? Он стал упрашивать карантинного начальника не задерживать его, представляя, что у него, как у человека не богатого, почти нет и платья, которое бы нужно было окуривать и проветривать. Ему указали на бывший при нем сундук с бумагами, большую часть которых составляли его юношеские опыты в стихотворстве, накопившиеся в течение многих лет, начиная со времени его воспитания в Казанской гимназии. Чтобы уничтожить это препятствие, Державин, не задумываясь, употребил самое простое средство: в присутствии караульных сжег сундук со всем, что в нем было. Впоследствии выяснилось, что не все ранние опыты его стихотворства были, таким образом, уничтожены.

Возвратившись в Петербург, Гавриил Романович Державин застал своего брата Андрея уже капралом, но больным чахоткой. Поэтому он сразу отправил его в Казань в надежде на его выздоровление. Но и там бедный молодой человек, несмотря на нежное попечение матери, не смог выздороветь. Прожив до осени, Андрей умер. Ему было двадцать семь лет.

Издержав в дороге последние деньги, кроме заветного рубля, Державин принужден был занять 80 рублей у своего сослуживца, земляка и старого товарища по гимназии Киселева. Получив довольно значительную сумму, Гавриил Романович решил еще раз испытать удачу в карточной игре. На этот раз «Фортуна» повернулась к нему лицом. Поставив на кон эти деньги, Державин выиграл у подпоручика Протасова, с которым сблизился в Москве, две сотни рублей. Собрав всю свою волю в кулак, он покинул картежный стол, дав себе слово больше никогда не играть в карты.

Протасов, Неклюдов, капитан 10-й роты Александр Васильевич Толстой и Державин составляли в полку небольшую кампанию. Гавриил Романович часто оказывал своим приятелям услуги своим пером. Он писал для них различные деловые бумаги, очень часто письма, между прочим, и любовные для Петра Васильевича Неклюдова. Часто приятели, считая Державина искусным художником, просили нарисовать им пером копии с понравившихся гравюр. Гавриил Романович с большой охотой выполнял эти просьбы. К этому времени, вероятно, относится копия, сделанная Державиным с гравированного портрета Елисаветы Петровны. По словам Державина, «честные и почтенные люди» очень полюбили его, и, кажется, имели на него хорошее влияние. Они, эти приятели, вскоре помогли Гавриилу Романовичу получить первый офицерский чин.

Вот как это было. В 1771 году, Державин был переведен в 16-ю роту. Вскоре он стал фельдфебелем. Эту должность Гавриил Романович исполнял так усердно, что когда рота должна была по назначению идти в лагерь под «Красный Кабачок», а капитан роты, как и большая часть офицеров, не имели понятия, как это делается, то он возложил всю надежду на своего фельдфебеля. Но так как и Державин, еще не был знаком с порядком вступления в лагерь, а между тем ему не хотелось ударить лицом в грязь, он стал учиться у солдат, недавно переведенных в гвардию из армейских полков. Державин каждый день, вставая на заре, собирал роту и, расставив колья, назначал лагерные улицы, все входы и выходы, и целый день тренировал своих солдат. Во время летнего лагеря Гавриил Романович завоевал до такой степени доверие офицеров и унтер-офицеров, что они избрали его в «хозяина» и поручили вести общую кассу.

К новому году собрание ротных командиров и всех других офицеров полка, которые имели право подавать мнение о производствах из унтер-офицеров, нашло фельдфебеля Державина достойным повышения в чин прапорщика. Но этому пытался помешать полковой адъютант, который хотел провести в прапорщики своего брата. Приятели Гавриила Романовича на собрании заявили, что если Державин «не аттестуется», то они никого другого аттестовать не могут. Это подействовало.

1-го января 1772 года Гавриил Романович Державин был произведен в прапорщики 16-ой роты, в которой служил фельдфебелем. Таким образом, двадцати восьми лет отроду Державин, наконец, стал офицером! «Бедность», писал поэт, «была для него, в самом деле, великим препятствием» в получении чина прапорщика лейб-гвардии Преображенского полка.

Продав сержантский мундир и заняв небольшую сумму, он купил английские сапоги и старенькую карету, последнюю в долг, и таким образом кое-как обзавелся всем нужным. Тогда распространена была роскошь между гвардейскою молодежью, а это указывает на общую в то время черту русского дворянства: только что произведенному офицеру понадобилась карета. Жил он тогда на Литейной, где были расположены Преображенские казармы в маленьком деревянном домике, хотя бедно, одиноко, избегая «всякого развратного сообщества». Причин одиночества объясняет Гавриил Романович тем обстоятельством, что «имел любовную связь с одной, хороших нравов и благородного поведения дамою. Был очень к ней привязан, а она не отпускала его от себя

Став гвардейским офицером, Гавриил Романович Державин позабыл о данном самому себе слове и вновь сел за карточный стол. Но, как замечает он сам «играл в карты уже не по страсти, а благоразумно и умеренно» и «по необходимости, для прожитку».

Пугачовщина

Деятельность в Казани (17773—1774)

В конце сентября 1773 года в Петербурге пронесся слух о волнениях на юго-востоке России и о виновнике их, каком-то Пугачеве, объявившем себя императором Петром III.

15-го сентября комендант Яицкого городка (ныне город Уральск) писал, что Донской казак Емельян Пугачев скитается в степи по направлению к дороге на Сызрань. Затем стали приходить известия о том, что Пугачев во главе большой толпы захватил и разорил одну за другой ряд крепостей по реке Яик (Урал), почти до Оренбурга. Наконец, 5-го октября, пришло известие, что Пугачев со своей толпой расположился под Оренбургом и уже целые полгода осаждает этот город.