Бесплатный фрагмент - Я ненавижу тебя! Книга вторая

Аннатация

Продолжение серии «Я ненавижу тебя!». Книга вторая (серия завершена).

Интерпретация сказки «Аленький цветочек».

Маша заключила сделку со своим вторым «Я» и одновременно с Владом в надежде спасти себя и свою семью. Вот только она не учла, что прежде, чем попасть в рай, ей придется пройти через самый настоящий ад…

Пытаясь выяснить, куда пропала Маша, Геля знакомится с другом Влада — красавчиком Михеном. Чем обернется для нее это знакомство? Новыми неприятностями… или чем-то большим? И стоило ли ей вообще лезть в это дело и искать подругу?

Лина ищет способ вернуть своего ребенка, но для этого ей нужно много денег на адвоката, и ради своего мальчика девушка хватается за любую возможную работу. Вот только она и понятия не имела, что, казалось бы, простая работа личной медсестры-сиделки молодой девушки, страдающей эпилепсией, обернется для нее знакомством с жестоким и циничным Германом.

Маша и Влад, Михен и Геля, Герман и Лина…

Что ждет их дальше? Ненависть, злость и непонимание? А может, что-то большее, но они пока сами этого не осознают?

Глава 1

Маша пришла в себя и впервые не ощутила боли во всех мышцах, в отличие от прошлых нескольких раз, когда она просыпалась и все ее тело сотрясало от высокой температуры.

Да, боль ушла, но ее заменила очень сильная слабость. Однако радовало то, что мозг все же начал работать и пытаться анализировать все произошедшие события.

И после того, как Маша смогла определиться с тем, что же с ней случилось, в ее голову пришло воспоминание о самом главном.

— Лена! — вскрикнула она и резко села, но ее тело было слишком ослабленным после болезни, голова закружилась, и Маша со стоном повалилась на мягкую подушку.

— Ой, вы очнулись! — услышала она голос какой-то девушки.

Вскоре хозяйка голоса появилась сама.

— Вам не стоит двигаться, вы еще слишком ослаблены, я сейчас позвоню доктору, и он приедет осмотреть вас, — затараторила молодая, лет двадцати пяти, брюнетка в белом халате.

— Моя дочь, — прохрипела Маша и инстинктивно схватилась рукой за горло, чувствуя сильную боль.

— Ох, — всплеснула руками девушка, — у вас, похоже, ангина, но это лучше, чем воспаление легких, как говорил Владимир Павлович! Не так опасно. Подождите, я сейчас.

Маша даже сказать ничего не успела, а девушка уже хлопнула дверью.

— Да уж, лучше… — прошептала она в пустоту.

Маше очень сильно хотелось встать и пойти за медсестрой, но слабость во всем теле не позволяла ей это сделать. Она медленно осмотрелась по сторонам в надежде найти телефон или свой сотовый. Но, к сожалению, ни прикроватные тумбочки обсидианового цвета, ни жемчужно-белый столик с зеркалом, что стоял у стены напротив кровати, ни даже журнальный столик с двумя креслами у окна не порадовали ее наличием какой-либо связи с внешним миром.

Через пять минут медсестра вернулась, неся в руке спрей для горла и что-то еще.

— Мне нужно позвонить, — просипела Маша, морщась от боли в горле, стоило брюнетке подойти ближе.

— Давайте так, — сказала она и начала доставать таблетки из упаковок, выкладывая их на прикроватную тумбочку, — вы сейчас выпьете все лекарства, а затем я позову вам того человека, который сможет ответить на все ваши вопросы, потому что я, к сожалению, ничего не знаю.

Маша, нахмурившись, кивнула. Сил не то что ругаться — даже говорить не было. А судя по шикарной обстановке, да и габаритам собственной кровати, она поняла, что все еще находится в доме Лисовского, а не в обычной больнице. И устраивать истерики нет смысла, можно только хуже сделать.

Когда все лекарства были выпиты и боль в горле более-менее стихла, Маша вновь попыталась заговорить с девушкой. Та уже сходила куда-то и вернулась, сказав, что пообщалась с охраной и к Маше скоро придут.

— Как вас зовут? — начала Маша, ей была необходима информация уже сейчас, чтобы примерно знать, что ее ждет дальше. И еще она надеялась выпросить у девушки телефон, чтобы позвонить Геле, ждать «кого-нибудь» не было никакого желания.

— Мое имя Лина, — улыбнулась медсестра, собирая лекарства.

«Что ж, улыбка — это хорошо», — подумала Маша и продолжила:

— Скажите, Лина, как долго я здесь?

— Меня к вам приставили только вчера с утра, — ответила девушка и, немного нахмурившись, быстрее начала убирать лекарства, пачка с таблетками все никак не попадала в упаковку, — а я вопросов не привыкла задавать, — чуть резче продолжила она. — Говорят, у вас был эпилептический приступ. Плюс вы еще и простудились. Владимир Павлович выписал вам седативные успокоительные и антибиотики, чтобы исключить более тяжелые последствия.

— А Владимир Павлович — это?.. — тут же задала Маша наводящий вопрос медсестре и попыталась присесть, а Лина, оставив в покое упаковку с таблетками, тут же поддержала ее подушку и подала еще одну.

— А Владимир Паволович — это ваш лечащий врач. Не переживайте, я уже сообщила людям, охраняющим вас, что вы очнулись. Скоро к вам придут и все объяснят, — опять улыбнулась девушка.

И Маша тут же решила взять быка за рога.

— Лина, вы не могли бы дать мне телефон позвонить? — с надеждой посмотрела она на девушку и, как только увидела, что та отводит глаза, сразу же схватила ее за руку и заговорила быстрее: — Моя дочь осталась у моей подруги, а подруга даже не знает, где я и что со мной, мои родители слишком далеко, чтобы присмотреть за дочерью. Мне нужно поговорить с ней, она же волнуется, пожалуйста, мне бы только позвонить, пару слов сказать — и все, я же многого не прошу?

— Вы, главное, не волнуйтесь. — Лина медленно потянула свою руку, и Маша была вынуждена ее отпустить. — У меня нет телефона, у меня его охрана забрала, да и не положено мне с телефоном здесь быть. Отдадут, только лишь тогда когда моя работа здесь закончится.

Медсестра молча собрала лекарства, избегая смотреть своей пациентке в глаза, и вышла из комнаты.

Маша не удержалась и всхлипнула, понимая, что теперь неизвестно, увидит ли она когда-нибудь свою дочь. После воспоминаний она больше не испытывала иллюзий по поводу Влада. Он ведь убьет и глазом не моргнет, и хорошо, если сделает это быстро, а то ведь, учитывая его натуру самого настоящего изощренного подонка, может и долго пытать перед смертью.

Очень плохо, что она Геле не оставила номер телефона родителей, что же теперь будет с Леночкой?

Маша даже поразилась своим довольно спокойным рассуждениям, учитывая то, что она вспомнила и вообще пережила. Хотя медсестра сказала, что ей вкололи успокоительное. Может, поэтому она еще не впадает в панику и пытается логически мыслить?

Но с другой стороны, Маша в прошлом уже совладала со своей болезненной влюбленностью, однажды она отгородила себя от той глупой дурочки, которая даже в те моменты все равно искала оправдание чудовищу, придумав глупую сказку об «Аленьком цветочке». Вот и сейчас Маша старалась думать лишь о дочери. И это спасало ее от еще большего погружения в собственные кошмары. А о тех ощущениях, что она испытывала, когда Влад к ней прикасался, она старалась забыть.

«Это не мои ощущения, — мысленно твердила она сама себе, — там была не я, а она, я бы никогда не почувствовала к этому чудовищу любовь! Как можно быть такой дурой? А я не дура! Я выберусь отсюда, заберу Лену и вернусь к родителям. Прости, Сережка, но я не смогу тебе помочь».

Маша еще долго сидела бы, уставившись в никуда, и корила бы себя, если бы ее мысленные терзания не прервали.

В комнату вошел Влад.

Маша замерла и даже дыхание затаила, как кролик перед удавом. Она понятия не имела, чего от него ожидать, но, учитывая все, что случилось, явно ничего хорошего…

Влад взял кресло, что стояло у окна, подошел к Маше, поставил его рядом с ее кроватью и сел. Да с таким величием и неторопливостью все это проделал, словно он на трон садился, а не в обычное кресло.

На его бесстрастном лице, как всегда, не было ни одной эмоции. Он положил руки на подлокотники, нагнул корпус в левую сторону и подпер рукой подбородок.

«Ну ни дать ни взять — великий царь думу думает», — мысленно сыронизировала Маша.

У нее вообще создалось впечатление, что она сейчас не в кровати, а на каком-нибудь деловом совещании находится. Именно так сейчас выглядело лицо Влада, да и не только лицо, но и вся его поза.

Причем совещание было у него в кабинете, не иначе. Так как чувствовал он себя, как всегда, хозяином положения.

Маша медленно выдохнула, так как поняла, что у нее сейчас уже голова закружится от нехватки воздуха. Вдохнуть она вдохнула, а вот выдохнуть забыла…

— Маша, — начал Влад, смотря ей в глаза, — ты хоть понимаешь, какую глупость совершила, пытаясь сбежать от меня, не говоря ни слова, словно воровка? И ты понимаешь, что сама виновата в той наиглупейшей ситуации, которая произошла?

Маша задохнулась от его наглости. Она ощутила, как злость и гнев охватывают все ее тело, подкатывают к горлу, желая выплеснуться на этого… этого…

— Да ты… Да ты… — начала заикаться она, так как воздуха не хватало, чтобы выразить всю ту гамму чувств, что она испытывала.

Откуда у нее появились силы, Маша понятия не имела, но она бросилась на Влада, чтобы расцарапать ему его холёную и наглую физиономию!

Влад увидел зажигающуюся злость в глазах девушки и свирепое выражение на ее лице и понял, что сейчас будет очередной взрыв. Поэтому, когда она прыгнула, уже был готов поймать ее руки в воздухе.

Конечно, сломить ее слабое сопротивление не стоило ему особого труда. Он прижал руки Маши к подушке и сам немного придавил ее своим телом.

Маша зарычала от злости и бессилия, срываясь на истерику:

— Ах ты сволочь! Ненавижу тебя! Да я из-за тебя столько всего пережила! Такое унижение! Подонок! Тварь! Гад! Богатый бездушный ублюдок! Параноик!

Влад быстро вытянул ее руки вверх, перехватив их за предплечья одной рукой, а второй закрыл рот, так что Маша смогла только мычать и барахтаться под ним.

Он приблизился к ее уху и начал тихо говорить, обдавая ее своим жарким дыханием:

— Маша, давай ты не будешь сейчас усугублять наши отношения и говорить те слова, о которых потом пожалеешь. Согласись, ты не в той ситуации сейчас, чтобы качать права. Я ведь мог и забыть о тебе в том подвале до выяснения всех обстоятельств твоего дела. Как думаешь, сколько времени бы тебе понадобилось, чтобы не замерзнуть насмерть? Но вместо этого я перевел тебя в более нормальные условия, хотя и был уверен в том, что ты виновна.

Маша застыла, прислушиваясь к его тихому голосу и ощущая мурашек, расползающихся от скулы до шеи и к позвоночнику. Его слова и близость подействовали, как всегда, двойственно. И Маша почувствовала, как что-то заворочалось внутри нее.

«О нет… — мысленно взмолилась она, — только не ты! Дура! Ты что, не слышишь, что он говорит?»

Маша глубоко задышала, стараясь прогнать ненавистную вторую личность.

— Я хочу, чтобы ты меня выслушала и не перебивала, — продолжил Влад, видя, что Маша замолчала и прекратила сопротивляться. — Я сейчас отпущу тебя, и мы поговорим как взрослые люди, а не как маленькие истеричные девочки, хорошо?

Влад чуть приподнялся и посмотрел Маше в глаза.

Он прекрасно понимал, что она имеет право на истерику и на все эти слова, но сейчас не желал допустить развитие этой обиды. Влад не любил проявление эмоций, да не просто не любил — он терпеть этого не мог. Он прекрасно осознавал свою вину, но быть виноватым не желал… никогда и ни в какой ситуации…

В бизнесе люди знали эту игру, и его партнеры или подчиненные всегда понимали, что лучше им остаться виноватыми, даже если это не так. Иначе Лисовский заставит их это почувствовать. Слишком много лет он сам играл в эту игру со своим дедом, слишком долго он был мальчиком для битья, и Влад больше никому и никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволит в чем-либо винить себя, даже если и будет не прав. Но это уже дело принципа.

Маша медленно кивнула.

Как только Влад отпустил ее, она отвела взгляд и руками сжала простыню с такой силой, что даже костяшки ее пальцев побелели.

— Ну что, ты успокоилась? Я могу продолжить? Или, может, нам поговорить позже? — с сарказмом в голосе спросил Влад.

— Мне нужно позвонить дочери, — тихо сказала она, опять злясь на себя за то, что не подумала о самом главном и начала нападать на Лисовского с претензиями.

Влад каждый раз заставлял Машу терять самообладание, и она ничего не могла с собой поделать, словно и правда истеричная маленькая девочка.

— Ты обязательно позвонишь, когда мы поговорим, — ответил Влад, удобнее усаживаясь в кресле.

— Почему не сейчас? Моя дочь… — вскинулась Маша, но Влад тут же прервал ее:

— С твоей дочерью все в порядке, я разговаривал с твоей подругой, твоя дочь у нее, ходит в школу и все такое, чем должны заниматься маленькие дети, девочка почти и не заметила твоего отсутствия, — нагло солгал Влад, сам он не разговаривал с этой психопаткой, зато Михен говорил и передал все Владу.

И как друг умудрился найти к ней подход? Влад до сих пор недоумевал.

— Теперь я могу продолжить? — Он многозначительно посмотрел Маше в глаза и, дождавшись ее вялого кивка, начал говорить: — Итак, ты сама виновата, что вся эта ситуация произошла. И не надо прожигать меня злым взглядом. Ты знаешь, кто я такой? Ты знаешь, какой корпорацией я владею? А знаешь, сколько людей работает на меня? Десятки тысяч! Десятки, Маша! А это не только люди. Это и рабочие места. Пенсия, медицинская страховка. Социальные выплаты. Ипотека! Детские сады, несколько школ и даже детские дома! Да-да, опять ты смотришь на меня с недоверием, словно мне чуждо все человеческое, но это совершенно не так. Я лично курирую несколько детских домов.

Влад сделал паузу и сменил позу, забросив одну ногу на другую. Маша невольно вспомнила, как пару лет назад заполняла фотографиями и видеовыступлениями сайт для предвыборной кампании очередного депутата. Так тот вел себя почти точно так же, как сейчас себя ведет Влад. Та же интонация, те же позы, тот же взгляд. Словно он не на Машу смотрит, а на камеру работает.

— В моей компании, — продолжил Влад свой монолог, — люди получают зарплату гораздо выше, чем в любой другой в среднем по стране. И моя задача — думать о том, чтобы не только обеспечить жизненную стабильность для всех работников, но и улучшить их условия. Ты хоть понимаешь, насколько это все серьезно?!

Теперь уже Влад прожигал взглядом Машу, задавая ей этот риторический вопрос.

Маша прикусила язык, чтобы не высказаться по поводу всей этой пафосной речи, больше похожей на предвыборную агитацию. Она скрестила руки и кивнула, рассматривая свои ногти.

Влад дождался ее кивка и продолжил:

— Что ж, я рад, что хотя бы это ты понимаешь. А теперь я хочу, чтобы ты поняла и то, почему я, как ты говоришь, якобы «унизил» тебя. — Он выдержал паузу и, дождавшись внимания Маши, начал говорить уже более громким голосом: — Ты хоть представляешь, сколько раз меня пытались обворовать? И я не о деньгах сейчас говорю, а об информации! Которую, между прочим, твой муж у меня украл, и я из-за этого потерял огромную прибыль, а сотни людей — рабочие места!

— Это не он, его подставили! — не выдержала и вскрикнула Маша.

— Да? Ты так уверена? — Влад наигранно приподнял брови и ухмыльнулся.

— Уверена, — буркнула она, стискивая зубы, и с вызовом посмотрела в глаза Лисовскому.

— А вот я не уверен, — Влад начал заводиться. Почему-то эта странная Машина непоколебимая уверенность в собственном муже очень сильно разозлила его, и поэтому дальше он уже перестал контролировать свои эмоции. — Как до сих пор не уверен и в том, что ты не причастна к этому делу. И не надо на меня так смотреть! — с каждой фразой громкость его голоса начала увеличиваться. — Я понятия не имею, кто ты такая, как и понятия не имею о том, кто твой муж! То, что он работал какое-то время на меня, ничего не значит! На меня много человек работает. Очень много! А общаюсь я только с теми, кто непосредственно управляет такими людьми, как твой муж. И вместо того, чтобы попрощаться со мной по-человечески, ты, как воровка, пытаешься от меня сбежать. Что я должен был подумать? А?! — последнюю фразу Влад уже выкрикнул и зло посмотрел на Машу, ожидая от нее хоть какого-то ответа.

Маша отвела взгляд и опустила плечи, понимая, что действительно сама поступила слишком глупо. Но она была так растеряна и расстроена из-за случившегося, что мозг в тот момент совсем отказал ей.

— Ну и что ты молчишь?! — гаркнул Влад на нее.

— Я не подумала, — прошептала Маша, совсем поникнув.

— Ты не подумала, а я остался виноват, — уже тише ответил Влад, понимая, что немного перегнул палку.

— Хорошо, я виновата, я дура, — вздохнув, начала говорить Маша, чувствуя сильную усталость. Норадреналин спал, а она затратила слишком много сил на попытку борьбы с Лисовским. Голову клонило к подушке, но Маша понимала, что сейчас совсем не то время, чтобы спать, и продолжила: — Но раз мы с тобой говорим здесь, а не там, — она сглотнула и посмотрела Владу в глаза, — где ты собирался разбирать меня по частям, — Влад выдержал ее взгляд, и она опять перевела его на свои руки, — значит, моя вина не доказана, верно? — Она опять подняла на него свои пронзительные глаза зеленого цвета. — И я могу ехать домой? Правильно?

Влад уперся локтями в собственные колени и потер ладонями лицо, чтобы успокоиться.

Не ожидал он, что выйдет из себя. С этой рыжей ведьмой вечно все наперекосяк получается. С его эмоциями в последнее время творится что-то невероятное. И Мирова выбивает его из привычной колеи. Обыкновенный разговор, который он начал и собирался продолжить в правильном ключе, будучи хозяином положения, немного вышел из-под контроля.

— Правильно, — ответил он, мысленно беря себя в руки и выпрямляясь в кресле.

Маша уже решила, что все закончено, и хотела расслабиться, но весь вид Лисовского не позволял ей это сделать, она чувствовала, что будет большое жирное НО, и была права.

— Но у меня к тебе есть одно деловое предложение, которое наверняка тебя заинтересует.

Влад выдержал паузу, смотря ей в глаза. А Маша уже и не знала, что думать. И сил становилось все меньше и меньше, а Лисовский еще и паузы драматические выдерживает, словно проверяя ее на прочность.

— Я полностью откажусь от всех обвинений против твоего мужа. Дело будет закрыто, его выпустят. Я даже не буду дальше рыться и выяснять, он это был или не он. Хотя я уверен в его виновности на девяносто девять процентов. Но! Я ему все прощу, только, само собой, работы в моей компании ему больше не видать, как и во всей Москве и Московской области, пусть валит куда-нибудь в глубинку, на серьезную должность его здесь больше никто не возьмет.

— И, — не выдержала Маша, — что нужно сделать? — На работу ей было плевать, главное — Сережку вытащить.

— Все очень просто, Маша, — Влад понизил голос и, наклонившись, накрыл своей большой ладонью обе ее руки, — я хочу, чтобы ты стала моей любовницей на один месяц.

Маша даже рот раскрыла от удивления.

— Это шутка? — нервно хихикнула она.

— Нет, это не шутка, — еле сдержал в голосе свое недовольство от ее реакции Влад. — И смешного я здесь ничего не вижу. Ты хочешь меня, не отрицай этого, хочешь, — с нажимом произнес он, когда она попыталась возразить, — а я хочу тебя, так почему бы тебе не отработать за своего мужа? Тем более что у тебя и так неплохо получается это делать.

Маша опять задохнулась от гнева, но Влад сильнее сжал ее руки.

— Не злись, ты ведь обещала, что мы будем беседовать как взрослые люди, — быстро проговорил он, охлаждая ее пыл. — И согласись, между нами был секс, и неплохой секс, и ты была совершенно не против, я же видел и чувствовал. Уж кем-кем, а насильником я никогда не был, Маша. И я считаю, что это неплохая компенсация за ущерб, что нанес твой муж мне. Но ты уж извини, деньги, что он получил за работу, я заберу себе. Ущерб же в несколько миллионов долларов, что он нанес мне, — и Влад опять замолчал, дожидаясь расширенных Машиных глаз, — спишу, если ты, кроме этого, поможешь мне еще в одном деле.

Маша выдохнула и потянула обе свои руки на себя, Влад нехотя, но выпустил ее ладони.

— В к-каком? — хриплым голосом прошептала она.

— Мне нужно, чтобы ты пофлиртовала с Солейко.

Влад внимательно следил за ее мимикой.

— Это еще кто? — Ее брови приподнялись вверх.

— Тот, кому ты пару дней назад залепила пощечину.

Маша замолчала, пытаясь в своей голове осознать то, что сказал ей Лисовский, и все еще до конца не веря в его слова. Однако, видя, что Влад не спешит смеяться, а смотрит вполне серьезно, поняла, что он совершенно не шутит.

— Это глупо, Влад, — она облизала сухие губы, — я ведь не смогу. Не только… с этим, как ты там его назвал?

— Солейко Игорь Андреевич, — подсказал Влад.

— …с ним я не смогу флиртовать, но и быть твоей любовницей я тоже не смогу… я ведь даже не лю… — она хотела сказать «люблю», но осеклась, понимая, что это уж совсем не то слово, которое было бы здесь уместно, и продолжила: — Я не испытываю к тебе чувств, — мучительно выдохнула она.

Влад, слыша ее слова, не удержался и расхохотался.

— Машка, ты такая наивная. — Отсмеявшись, он откинулся на свое кресло и потер лицо ладонями. — Мне твои чувства на хрен не нужны, я говорил о сексе, а не о чувствах. Что же касаемо Солейко, то, в принципе, тебе и флиртовать с ним особо не нужно будет. Достаточно просто быть собой, он и так уже на тебя клюнул. А я обеспечу ваши «случайные» встречи.

Он встал с кресла, понимая, что сейчас ему пора уйти, чтобы дать ей переварить всю информацию, а потом он вернется за положительным ответом от нее. В том, что он будет положительным, Влад не сомневался.

— Через два часа я вернусь за твоим ответом.

И он отвернулся и направился к выходу.

Маша в растерянности смотрела на мужчину и, когда тот уже открыл дверь, резко окрикнула его:

— Влад, подожди!

Он остановился и обернулся.

— Мне нужно позвонить, Влад, ты обещал.

— Конечно, через два часа, когда ты приведешь себя в порядок, я приду, мы поговорим, а потом ты позвонишь. Я позову медсестру, чтобы она помогла тебе принять ванну.

— Влад…

Но он не стал ее слушать и закрыл дверь.

Уже выйдя из комнаты, Влад не удержался и опять засмеялся над наивными словами Маши.

Хотя уже позже понял, что «испытывал чувства» в своей жизни только лишь однажды, и эти «чувства» до сих пор живут в его сердце, и даже эта странная рыжая ведьма, что заставляет его испытывать столько эмоций, не в состоянии излечить его от той странной и болезненной… одержимости.

Глава 2

— Я нашел твою подругу, — услышала Геля в трубке голос Михена.

— Где? — вскрикнула она и от неожиданности даже с кресла вскочила.

— Я сейчас приеду, — ответил блондин, — чаем напоишь?

— Да, конечно, — на автомате ответила Геля, но, когда поняла, что сказал Михен, в трубке уже произошел щелчок, мужчина отключился.

Геля чертыхнулась и попыталась ему перезвонить, но механический голос ответил, что абонент находится в пути.

— Р-р-р-р, — зарычала от злости она.

А потом до нее дошло: он даже адреса не спросил!

Как так?

Геля автоматически осмотрелась по сторонам и увидела разбросанную одежду на диване: лифчик, брюки, блузку, — а также незаправленную постель. Они с девочками проспали: Геля — из-за переживаний и из-за того, что, как обычно, работала допоздна; а Лена с Ингой, видимо, проболтали полночи, а она даже не заметила, что они не спят, а шушукаются в темноте. В итоге пришлось собираться впопыхах. А когда она довезла девочек до школы, ей позвонил заказчик и сказал о «баге», крича в трубку, чтобы она немедленно все исправила. И Геля, примчавшись на всех парах домой, нарушив при этом кучу правил дорожного движения, быстро скинула с себя одежду, натянула домашнюю футболку и села за компьютер решать проблему. Хотя через несколько минут поняла, что «бага» нет, это просто клиент не разобрался и запаниковал.

А после беседы с нервным владельцем интернет-магазина сразу же позвонил блондин, да еще и с такой новостью, вот она и растерялась.

Вчера после разговора с Михеном она сразу же поехала к адвокату, которого наняла Маша для Сергея, и решила попросить у нее совета, но Татьяна Юрьевна ничего нового ей не сказала: «Ждите, когда пройдут семьдесят два часа, и идите с заявлением в полицию, сейчас предпринять ничего нельзя». Да еще и намекнула, что, возможно, Маша сама пытается решить свои проблемы вот таким неоднозначным путем и Геле не стоит вмешиваться.

В итоге Геля так и не решилась поехать в полицию, начала сомневаться и раздумывать о словах адвоката.

И вот Михен звонит ей и говорит, что нашел Машу!

Геля даже запуталась, что ей делать. То ли чайник бежать включать, то ли убираться начинать?

Решила начать с последнего, но не успела она взяться за свою одежду, как услышала звонок в дверь и торопливый громкий стук. Словно кто-то пытается ей дверь выломать.

— Твою …! Он совсем, что ли, офонарел? — выругалась Геля, пока шла к выходу.

Она открыла дверь и уже хотела начать ругать ненормального блондина, как у нее перед носом возник огромный букет алых роз.

Геля оторопела от неожиданности и даже не сообразила, как мужчина втолкнул ее обратно в квартиру и закрыл дверь, держа в одной руке букет, а второй умудряясь разобраться в хитросплетениях отечественного замка.

Геля снимала квартиру у старой бабульки, которая еще до сих пор была уверена в непоколебимости советских инженеров и поэтому ни в какую не давала поменять замок. Баба Вера считала, что старая советская конструкция — это на века! На самом деле она была очень добрым и хорошим человеком, ведь уже какой год Геля жила в ее квартире, а баба Вера даже не помышляла увеличивать плату, только лишь за коммунальные услуги. Но это была уже не ее вина. Однако иногда бабулька такого «барана» включала, что убедить старую женщину было совершенно невозможно.

Геля автоматически схватила букет двумя руками, следом за ним перед ее носом возникла прозрачная пластиковая коробка с пирожными.

«Сколько же у него рук?» — подумала она, пытаясь понять, как он умудрился закрыть дверь и при этом еще и держать коробку.

— Я пирожные принес! Ты чайник, надеюсь, поставила? — тепло улыбнулся Михен и, поставив коробку на столик в прихожей, начал снимать обувь, даже не обращая внимания на ошарашенный от такой наглости вид брюнетки.

— Спасибо, — пробормотала Геля себе под нос и пошла на кухню искать какую-нибудь вазу для цветов.

«Когда мне последний раз дарили цветы?» — мысленно задалась она вопросом, вдыхая аромат роз, но так и не смогла ответить сама себе.

Отец Инги был таким же бедным студентом, как и Геля, и денег не было, да и Геля сама не позволила бы потратиться на такую бесполезную роскошь. И даже когда он намекал на подобные подарки, она всегда старалась просить что-нибудь полезное для их маленькой съемной квартирки.

А тут… целый букетище… Сколько же их тут?

Пока дошла до кухни, Геля даже посчитать не успела. Да и мысли, как трусливые зайцы, разбегались в стороны. От недосыпа и переживаний за подругу она стала совсем плохо соображать.

— Где у тебя руки можно помыть? — услышала она голос Михена. — А, все, нашел!

Геля даже рот не успела открыть, как блондин уже юркнул в ванную комнату и включил воду.

Поставив цветы в вазу на подоконник, она поспешила прикрыть дверь в комнату. Собственный вид ее не пугал, а вот за бардак было стыдно.

Когда Михен появился на кухне и Геля смогла разглядеть его внешний вид, то была немного удивлена. В прошлый раз он был в дорогущем черном костюме с белыми полосками и в идеально белой сорочке, от которой даже в глазах рябило. Наверняка все сшито на заказ. Сейчас же на нем были синие джинсы и рубашка серого цвета, а в коридоре она приметила черную кожаную куртку. Геля понимала, что куртка не дешевая — и это мягко сказано. Но все равно выглядел он не как богатенький бизнесмен, а как обычный парень, каких на улице полным-полно, если не смотреть на его красивое лицо и немного необычную прическу. Волосы были длиннее, чем принято, но завязать их в хвостик не получилось бы, поэтому Михен, зарывшись в них рукой, убрал торчащие пряди назад, пока садился за стол.

У Гели почему-то в этот момент пальцы даже покалывать начало от желания потрогать эти непослушные пряди, а еще лучше — вцепиться в них, сжать в кулак и направить голову блондина туда, где у нее давно никого не было.

У Гели перед глазами даже картина предстала: она голая лежит на постели с раздвинутыми ногами, и блондин ублажает ее внизу, работает своим языком, которым сейчас зачем-то облизывает свои губы!

Черт! О чем она вообще думает? Совсем уже крыша поехала?! Нимфоманка хренова! У нее с подругой неизвестно что происходит, а она мужика захотела? Вот ведь воистину баба дура! Цветы подарил, ведет себя как… как… блядь последняя: глазки строит, губы облизывает! А она вся растаяла! Снегурочка недотраханная. Уже готова мужика изнасиловать!

Геля кое-как смогла вздохнуть, и туман вожделения начал потихоньку рассеиваться. Оказывается, она задержала дыхание, пока смотрела на этого великолепного самца, что расположился на ее малюсенькой кухне и стрелял своими блядскими глазками.

«Это все из-за нервов и недосыпа», — как мантру про себя начала повторять Геля, чтобы хоть как-то отвлечься от развратной картины, что так и продолжала стоять у нее перед глазами.

Михен сразу заметил, как смотрит на него брюнетка. Как она задержала дыхание, когда он сел и привычным отработанным жестом убрал волосы со лба. Как заблестели ее голубые глаза, стоило ему облизать губы.

Она хочет его.

Михен сильно пожалел, что между ними стол, а вставать сейчас и подходить к ней он не решился, побоялся спугнуть, да еще заметил, что она прикрыла дверь в комнату. А это все же был плохой знак. Значит, она не желает его приглашать туда. Обычно женщины так себя не ведут, они зовут в святая святых и не замирают, а начинают действовать первыми.

«Ну ничего, ничего, поломается и сама набросится», — улыбаясь, подумал Михен, когда Геля излишне резко поставила кружки на стол.

Уж он-то знал силу своей притягательности для женщин. Ему даже не надо было особо прилагать какие-то силы для знакомства, сами всегда вешались.

— Ты прекрасно выглядишь, очень соблазнительно, — бархатным голосом продолжил свою «атаку» Михен.

И выразительно посмотрел на голые Гелины ноги, отчего кожа у нее покрылась мурашками.

— А какая у тебя надпись красивая на футболке… — еще тише добавил он и уставился на Гелину грудь.

Геля автоматически перевела взгляд на надпись и поняла, что имел в виду блондин. Она же сняла бюстгальтер, когда пришла, и сейчас ее соски из-за возбуждения бесстыже торчали вверх, пытаясь проделать две дыры в той самой надписи. И, естественно, выдавали ее с головой.

«Вот идиотка!» — мысленно застонала она, поняв, почему у блондина такой самодовольный вид.

Он же все понял! Вот и облизывается как кот на сметану!

Заметив реакцию девушки и ее ошарашенный взгляд, Михен не удержался и мягко засмеялся.

От тембра его голоса и лукавой обольстительной улыбки у Гели опять потеплело между ног. И она поняла, чего добивается блондин: он ее нагло соблазняет! Да еще и такими нечестными способами!

А может, он ее просто отвлечь хочет? Ну а что? Лисовский подговорил, чтобы Геля не заявляла в полицию… Ведь вполне же возможно? А она-то, кукушка, уже лужицей разлилась от сладких речей этого коварного красавчика!

Геля сжала руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в ее кожу. Легкая боль окончательно отрезвила ее.

Михен сразу же заметил, как начало меняться настроение у брюнетки, причем не в лучшую сторону, поэтому он тут же открыл коробку с пирожными и быстро сменил тему:

— Это необычные пирожные, их делал мой шеф-повар, он просто бог сладостей, специально ездил по разным странам, в том числе и восточным, где больше всего знают толк в лакомствах, и учился у различных поваров-кондитеров. Я попросил его сделать что-нибудь новенькое не из меню, для девушки с таким красивым именем, как твое. Эх, если бы ты знала, чего мне стоило упросить его работать в моем ресторане!

Геля взглянула на пирожное и увидела на белом креме нарисованных шоколадных ангелочков. Рисунки были так искусно сделаны, что она даже усомнилась, не нарисованы ли они красками?

Она наконец-то села на табуретку и, пока блондин молол какую-то чепуху, откусила кусочек. Что-что, а сладкое она любила безумно и, даже злясь на этого коварного типа, не собиралась упускать возможность попробовать что-нибудь новенькое.

— Ты сказал, что есть новости о моей подруге, — запив чаем пирожное, прервала она Михена и с удивлением отметила необычный вкус лакомства, которое практически растаяло у нее на языке.

Не торопясь отвечать на вопрос, Михен взял пирожное, откусил его, делая вид, что очень занят, и начал тщательно его прожевывать. Вообще-то, ему бы не хотелось в такой момент переходить на плохие новости, но тут уж ничего не поделаешь, брюнетка, как назло, не поддалась на весь тот арсенал, что он использовал для ее соблазнения. Видимо, где-то он просчитался, но в любом случае так даже интереснее, все же он мужчина, и охотничий азарт никто не отменял. Если бы она была слишком доступной, ему стало бы скучно, а так можно подольше поиграться.

Геля в нетерпении начала тарабанить пальцами по столу, чувствуя, что раздражается все сильнее и сильнее. Этот гад даже пирожное ел сексуально. А еще он специально тянул время. Геля не была идиоткой, она прекрасно понимала, что взбрыкни она сейчас — он же может уйти и вообще ничего не сказать, поэтому терпела его «издевательства». Но нервы у нее все-таки не железные.

Михен это заметил и, предупреждая очередной взрыв, наконец-то начал говорить:

— Да, новости есть. Оказывается, у нее был приступ эпилепсии и все это время она была без сознания.

— Что? Где? Как она? — вскрикнула от ужаса Геля и вскочила со стула. — И почему ты сразу не сказал! — Она положила обе ладони на стол и нависла над мужчиной в праведном гневе. — Нужно же к ней ехать! А не чай с пирожными пить!

Михен поморщился от Гелиного поведения и накрыл ее руки своими ладонями.

— Успокойся, — тихо сказал он, но таким тоном, что Геля чуть не шарахнулась в сторону. — Не стоит на меня повышать голос, Ангел мой.

Михен встал, не убирая своих рук, и Геля хотела высвободить свои, чтобы отойти, но блондин не позволил, он чуть придавил ее ладони к столу, не больно, но крепко, так что сразу и не вырваться. Что-то изменилось в блондине, что-то хищное и властное промелькнуло во всей его позе, эмоциях, взгляде.

Или ей показалось?

— И ехать никуда не стоит, — добавил Михен уже совсем другим тоном, более мягким.

Он понял, что напугал Гелю своей привычной реакцией на любое возмущение. Но что поделаешь, должность и ответственность накладывали на его характер особые черты. И Михен мало кому позволял повышать на себя голос. Даже дед и тот лет пять назад последний раз позволил себе грубо отнестись к внуку, и то потому, что Михен перешел границы дозволенного и сам потом извинялся.

Со всеми же остальными блондин не церемонился. Работников тут же увольнял, незнакомцу мог и в зубы дать. Женщин сразу осаживал, чтобы знали свое место. А клиенты в его клубе слишком уважали и Михена, и его деда, чтобы вести себя неприлично.

— Но как же? Почему нет? — гораздо тише спросила Геля, силясь понять, почему этот с виду добродушный парень внушает такой трепет и даже страх, что у нее в горле пересохло.

— Потому что она сама тебе чуть позже позвонит и даже приедет, чтобы забрать ребенка, а заодно и объяснит, что с ней случилось, — улыбнулся Михен и мягко погладил ложбинки между большими и указательными пальцами на тыльных сторонах ладоней Гели.

И от этих простых поглаживаний Геля ощутила, как по обеим ее рукам от тех самых ложбинок и до самых плеч, словно по проводам, побежали колючие разряды тока. Но на плечах они не остановились и, резко нырнув в кровь, устремились в низ ее живота.

Геля дернула свои руки, и Михен нехотя, но отпустил.

Странные ощущения чуть не сбили ее с мысли. Она вернулась на табуретку и схватилась за свою кружку, чтобы хоть как-то занять руки, а заодно не показать блондину, что его простые поглаживания опять ее завели. Михен тоже не стал стоять и обратно сел на стул.

— Тогда объясни хотя бы, — продолжила Геля, глотнув теплого чаю и незаметно потерев «пострадавшие» места о кружку, — что с ней случилось?

— Я же уже сказал, что у нее был приступ эпилепсии, — ответил блондин и взял еще одно пирожное, всем своим видом говоря, что больше не скажет ни слова.

«Михен тоже сладкоежка», — мысленно отметила Геля, совершенно не понимая, что с ней происходит и почему она никак не может сконцентрироваться на разговоре. Почему не давит на блондина, не требует ответов? А может, она подсознательно понимает, где Маша, чем занималась и почему пропала?

Она сделала еще один глоток из кружки и внимательно посмотрела на блондина в ожидании от него дальнейших объяснений, но тот на ее взгляд не обратил совершенно никакого внимания, продолжая наслаждаться изысканным вкусом пирожных и чая.

— Очень вкусный чай, настоящий? — спросил Михен, подтверждая, что больше о Маше не скажет ни слова.

— Да, это китайский, — автоматически ответила Геля, уже погрузившись в свои размышления.

Значит, Маша должна приехать и все рассказать уже сегодня? Это ведь хорошо? Но почему этот блондин так странно себя ведет — явно не собирается ничего объяснять. Может, он врет?

А смысл?

Или ее догадка подтвердилась? Маша была все это время у Лисовского, а блондин знал? Или Лисовский только сегодня ему рассказал, а он сразу позвонил ей? А может, приступ случился в доме Лисовского, а ему не хотелось слухов, вот он упорно и отнекивался?

— Зачем же ты приехал, раз она должна вернуться сегодня? Мог бы и по телефону сказать, — спросила Геля и тут же пожалела о своем вопросе, но было уже поздно.

— Чтобы тебя увидеть, — ответил блондин и расплылся в счастливой улыбке, словно только этого вопроса и ждал.

Он наклонился настолько близко к Геле, насколько позволял ее кухонный стол, поставил кружку на стол и с придыханием добавил:

— Я так скучал…

И вновь накрыл своей большой горячей ладонью Гелину левую руку, которую она непроизвольно сжала в кулак. А затем скользнул чуть выше к запястью и большим пальцем начал медленно и очень нежно поглаживать его.

Этот вроде бы простой, но такой интимный жест словно парализовал Гелю. Ее так давно никто не трогал, да еще вот так нежно… Ей, как бездомной кошке, лишенной ласки, захотелось прикоснуться к этой нежной горячей руке и потереться щекой, скулой или даже носом.

Геля посмотрела на руку блондина, затем перевела взгляд на его губы, с которых он слизывал остатки от крема, и поняла, что этот гад победил.

Она не просто хочет его — у нее же просто пожар уже между ног. Она перевела свой взгляд на его блядские карие глаза и сглотнула набежавшую слюну.

Михен понял, что сейчас самое время действовать, и, привстав со стула, медленно потянулся к пухлым губам порочного, но такого одинокого ангела.

Как только Геля поняла, чего хочет мужчина, не стала долго ждать и сама ринулась ему навстречу.

Ее пальцы зарылись в волосы блондина, а Михен положил свою руку на Гелин затылок и накрыл ее губы своими. Они оба, почти не моргая, смотрели друг другу в глаза. Михен не спешил проявлять инициативу, он внимательно следил за тем, как реагирует на его поцелуй Геля. Он все еще боялся ее спугнуть. Языком он осторожно провел по ее нижней губе, слегка обхватил ее губами и начал медленно посасывать. И, не сдержавшись, Геля приоткрыла рот, чтобы выдохнуть сгустившееся в ее легких напряжение. А Михен тут же воспользовался моментом. Его язык ворвался в ее влажный и сладкий после лакомства рот. Его вторая рука тут же нашарила Гелину грудь, и через футболку он двумя пальцами ухватился за ее сосок, слегка надавив, и в награду услышал тихий стон.

Она была как пластилин в его руках. Такая мягкая, такая податливая и чувственная.

Голодная…

У Михена давно не было такой женщины. Девочки, работающие в его клубе, не любили секс, они им занимались только потому, что им за это платили деньги, брали на содержание, осыпали подарками, некоторых даже в жены забирали. А с Михеном они трахались потому, что он был хозяином и, чтобы попасть в клуб, им в первую очередь нужно было очаровать его. И, конечно же, они старались. Но их глаза всегда были безучастны, а эмоции пропитаны фальшью.

Они были профессионалками и страсть изображали тоже профессионально. Заводные куклы для секса. Они много чего умели в постели, у них были красивые тела, сделанные лучшими пластическими хирургами. Ведь эти девочки были не простыми проститутками, а элитными. Некоторые из них были даже девственницами. Правда, девственницами они были только лишь в одном месте. Во всех же остальных местах побывал не только Михен, но и его администраторы, что находили красавиц для элитного клуба. Но это были всего лишь куклы.

А Геля… Геля же совершенно не играла, она отдавалась ему полностью. Не думая об испорченной прическе или о том, под каким углом изогнуто ее тело… Настоящая, ничем не замутненная страсть…

И мужское начало торжествовало в нем. Сейчас, в это мгновение, женщина принадлежала ему не только телом, но и душой. Что может быть прекрасней?

Михен не целовал, он пил Гелину страсть, наслаждаясь ей.

Оторвавшись на мгновение, он обошел стол, обхватив плечи девушки, притянул ее к себе, развернул спиной к столу и чуть придавил своим телом.

Геля уперлась обеими ладонями в столешницу и под давлением мужчины слегка откинулась назад, открывая шею для его поцелуев.

Руки Михена залезли к ней под футболку. Его пальцы нащупали ноющие соски и начали их слегка крутить и сжимать. Между ног все горело. Трусики намокли. Во рту все пересохло.

Михен целовал ее шею, добрался до ключиц и, наткнувшись на футболку, еле сдержал рычание. В итоге, быстро отодвинув Гелю от стола, сдернул с нее футболку. Она безропотно подчинилась, подняв руки вверх.

И, не давая Геле опомниться, он слегка подхватил ее под попку и посадил на стол, раздвигая широко ее бедра и вклиниваясь между ними. Что-то звякнуло и полетело вниз, но им обоим было все равно. Они не слышали этих звуков.

Геля горела от возбуждения. Михен окутывал ее своим терпким парфюмом, слегка смешанным с его собственным запахом. Его нежные губы дарили невероятные ощущения, казалось, он не пропустил ни одного миллиметра на ее шее, ключицах и груди. Геле опять пришлось упереться ладонями в стол, так как Михен всем телом давил на нее.

Одна его рука легла на ее мокрые трусики, и Геля вздрогнула от острого ощущения.

— Ах, какая же ты мокрая, — возбужденно прохрипел блондин, — сейчас, сейчас…

Геля услышала, как он, продолжая ласкать губами ее грудь, расстегивает ремень на своих джинсах, а следом и пуговицы.

Она попыталась взглянуть на его член, но Михен еще сильнее навалился на нее, стараясь полностью уложить на стол. Геля подчинилась, не в силах сопротивляться его нежному, но в то же время такому властному напору.

В голове царила блаженная пустота. Гормоны полностью завладели ее телом. Где-то на периферии своего сознания Геля вспомнила слова ее гинеколога: «Нельзя, нельзя, нельзя делать большие перерывы между половыми актами. Женщина должна заниматься сексом с мужчиной минимум три раза в неделю. Особенно после тридцати. Иначе это будет плохо сказываться на здоровье, на умственной деятельности. Да на всем!»

Но все эти мысли исчезли, потонули в нежных ласках наглого блондина.

«Потом… все потом, потом… я обязательно об этом подумаю», — сама себе мысленно сказала Геля.

А Михен тем временем начал снимать с нее трусики. Одной рукой он приподнял ее поясницу, а второй сдернул нижнее белье.

Геле пришлось практически полностью лечь на кухонный стол, она уперлась локтями. Ей было безумно неудобно, но блондин не давал ей возможности хоть как-то изменить свое положение.

Стоило ему отбросить в сторону последнюю преграду в виде трусиков, как его пальцы сразу же ворвались внутрь нее.

Геля тоненько всхлипнула и задрожала.

Слишком остро, слишком невероятно, слишком… Все тело стягивало в тугую пружину. Геля обхватила талию блондина ногами и потянула его на себя, желая, чтобы его плоть как можно быстрее наполнила ее.

Михен, убедившись пальцами, что дополнительная смазка не понадобится, Геля и так была вся мокрая, вытащил презерватив из заднего кармана, одним слаженным движением разорвал золотинку зубами, дунул, сдавил кончик, выпустив воздух, приставил к члену и раскатал по всей длине.

Все это он сделал буквально секунд за пять, если не меньше.

Геля успела слегка прийти в себя, она все же увидела достоинство своего партнера. И уже хотела ахнуть от таких размеров, но Михен не дал ей додумать мысль. Он ворвался в нее одним слитным движением глубоко, до самого конца, почувствовав яичками ее нежную попку. И полностью навалился, уложив на стол.

Геля задохнулась от ощущений. Но Михен опять не дал ей времени, чтобы хоть как-то понять, что случилось. Еще не хватало, чтобы она остановила его, вот он и торопился. Рукой он обхватил ее затылок, притянул к себе и поймал ее губы своими, затягивая в жаркий поцелуй. Второй же рукой он взял ее за предплечье и придавил его к столу.

Дав немного привыкнуть к своим размерам, блондин начал двигаться. Сначала медленно, но постепенно увеличивая темп.

Он чувствовал, что Геля уже почти на пике, поэтому и сам торопился быстрее догнать ее.

Геле показалось, что он сейчас вобьет ее в стол, вдавит в него, а ее разорвет изнутри. Какой же большой он был по сравнению с ней! Но из-за дикого возбуждения она совсем не чувствовала боли ни в спине, ни внутри себя, хотя и подозревала, что последствия такого секса будут не очень приятны для ее организма. Но это же будет потом, не сейчас. Сейчас она улетала. Плавилась от его яростных толчков и безумно нежных поцелуев. Жаркий огонь и нежный ласковый бриз еще сильнее возводили ее на вершину блаженства.

Кто бы мог подумать, что такая грубость, такой напор и нереальная наглость Михена так быстро заведут ее?

Эту мысль она даже додумать как следует не успела, тугая пружина внутри нее лопнула. Геля зашипела, а затем, не выдержав, и вовсе застонала от эмоций, обрушившихся на нее.

Михен продолжал вбивать ее в стол.

— Бл*ть, ну какая же ты быстрая и ненасытная, не могла меня подождать, — зашептал он ей на ухо, обдавая горячим дыханием и продлевая оргазм Гели еще на несколько мгновений.

Уткнувшись в Гелину шею, блондин застонал и сделал несколько последних, но в то же время нереально глубоких толчков.

А затем затих, придавив ее всем своим немаленьким весом.

Туман вожделения рассеялся, напряжение ушло. Мозги прочистились. Окситоцино-вазоприсивный всплеск подавлен, как бы сказал отец Гели, совершенно не признающий чувства и эмоции и считающий их лишь физическими и химическими процессами, протекающими в человеческом организме.

Наступило горькое послевкусие. Те самые не очень приятные ощущения, о которых тут же сообщил организм Гели: боль в спине и сильное жжение между ног. Все же член у Михена был, мягко говоря, не маленький, но в пылу страсти она даже этого не заметила. Зато сейчас четко ощутила все прелести слишком большого органа. А заодно и тяжелый вес блондина.

Она осторожно пошевелилась, намекнув Михену, что пора бы уже и освобождать ее, но от этого движения низ ее живота пронзило настолько сильным болевым спазмом, что на ее глазах непроизвольно навернулись слезы, а изо рта вырвался приглушенный стон.

Михен мгновенно встрепенулся и, выйдя из нее, отошел на шаг назад. Геля схватилась одной рукой за живот, а второй начала вытирать слезы.

Увидев эту картину, Михен побледнел.

— Геля, что случилось? Я сделал тебе больно?

Голос изменил ему, и последние слова он почти прошептал.

Боль постепенно прошла, и Геля открыла глаза. Она медленно поднялась и огляделась. Картина, что предстала перед ней, удручала.

Она абсолютно голая сидит на кухонном столе перед одетым мужчиной. Он уже успел сдернуть презерватив, застегнуть джинсы и ремень. На полу валялись две кружки, чай из них пролился, коробка с пирожными приземлилась на один из стульев и даже умудрилась не пострадать.

«Господи, до чего я докатилась? — горько подумала Геля. — На собственной кухне дать какому-то богатенькому козлу? Который, скорее всего, виновен в исчезновении моей подруги? Ну или, по крайней мере, знает, где она находится, да еще и скрывает это?»

Ей стало так гадко и мерзко от своего поступка, что она обхватила себя руками и съежилась от неприятных чувств. Ощутила себя похотливой течной сучкой, бросившейся на первого попавшегося кобеля и предавшей единственную подругу.

— Геля, ты как? — осторожно спросил Михен и собрался уже сделать шаг вперед.

Руки зачесались, так сильно захотелось обнять ее, прижать к себе, постараться успокоить. Какой-то потерянной и несчастной она казалась. Неужели он сделал ей больно? Но как? Когда? Он же чувствовал, что ей хорошо… Тогда что случилось?

Он протянул уже руку, но так и не смог до нее дотронуться. Геля дернулась и с такой брезгливостью посмотрела на его ладонь, будто она как минимум в дерьме испачкана.

— Все в порядке, — как можно небрежней проговорила Геля, пряча глаза. Как бы противно ей ни было от собственного поступка, ссориться с блондином она пока не собиралась, учитывая, что Маша так до сих пор и не позвонила. Взяв себя в руки, Геля попыталась изобразить улыбку и наигранно веселым тоном объяснила: — Просто давно не было секса, да и член у тебя немаленький — наверное, и сам в курсе.

Михен сделал шаг назад, опуская свою руку. Гелин тон голоса и движения ему совершенно не понравились. А насквозь фальшивая улыбка, через «не могу», так вообще взбесила. У него возникло ощущение, что между ними появилась холодная бетонная стена.

Геля осторожно слезла со стола и, подняв свою футболку со стула (та чудом не упала на пол), быстро натянула ее на себя.

— Ты извини, у меня сейчас дочь должна прийти со школы. — Она засуетилась и начала убирать кружки с пола, лишь бы не смотреть Михену в глаза. — Мне еще обед нужно сварить.

— Мне уйти? — тихим голосом спросил Михен.

Геля отвернулась и не видела его заледеневшего взгляда и окаменевшего лица.

— Да, лучше уйти, — почти прошептала Геля.

Она не узнавала себя. Что с ней происходит, почему она мямлит? Где ее вечно боевой настрой? Что сделал с ней чертов блондин? Сперма, может, у него какая-то заразная, что Геля теперь готова сквозь землю провалиться, лишь бы не смотреть ему в глаза? Хотя он вообще-то в презервативе ее поимел… Да и вообще — с какого это перепугу ей так стыдно за свое поведение?

Пока она застыла с кружкой в руках и размышляла над своим поведением и всей ситуацией в целом, Михен не стал долго рассусоливать. Он быстро вернулся в коридор, оделся и хлопнул дверью.

Геля вздрогнула от громкого звука, понимая, что осталась совершенно одна в квартире. И ей бы обрадоваться, что не пришлось долго выгонять и объясняться, да только почему-то на душе стало так тоскливо и одиноко, что, не выдержав, она расплакалась.

— Чертовы гормоны, — пробормотала Геля, растирая слезы по щекам, сидя на полу возле кухонного стола с чашкой в руках.

Глава 3

Маша сидела в большом полукруглом джакузи с горячей бурлящей водой и пыталась всматриваться в свое бледное отражение в запотевших зеркальных перегородках. Последние слова Влада все еще продолжали звучать в ее голове: «Станешь моей любовницей… будешь флиртовать с Солейко».

Розовые очки Маша давно сняла — тридцать лет все-таки прожила — и прекрасно понимала, что Лисовский собрался превратить ее в самую настоящую содержанку и шлюху. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: где флирт, там и постель. Хотя, учитывая ее поведение — Маша не смогла сдержать горькую усмешку, — немудрено, что он про нее так подумал. Она и сама бы, услышав подобную историю, подумала, что девушка не иначе как шлюха, ну или очень слабая на передок.

Вот только она не собирается и дальше вести себя так. И она не собирается идти у Лисовского на поводу. Если бы она не знала, кто такой Влад, то, возможно, еще и согласилась бы ради Сережки пойти на подобное. Но так… ни за что на свете.

Маша прекрасно понимала, что просто-напросто окончательно сойдет с ума. Лисовский наиграется, через месяц ее выкинет, а ей только и будет прямая дорога в психушку и, скорее всего, судьба собственной бабушки. И хорошо, если она сразу умрет, а то ведь может там провести всю оставшуюся жизнь, представляя себя маленькой девочкой, безумно влюбленной в этого подонка.

Что будет с Леной? Мать сошла с ума — как пережить такое ребенку? Ее матери было шестнадцать лет, и для нее это стало настоящей трагедией, когда бабушка попала в психиатрическую лечебницу. Она до сих пор вспоминает об этом с ужасом. А Лене всего лишь десять лет.

И благодарен ли будет Сережа за такое «спасение»? Впрочем, Маша уже не сомневалась, что, скорее всего, Лисовский, учитывая его гнилую натуру, все ему расскажет о том, что было между ними, да еще и в красках, если уже не рассказал. Маша лишь надеялась, что Сережа не сделает ничего плохого с собой или, не дай бог, не пойдет мстить Владу…

Как он там? Маша даже представить не могла, что с ним происходит. Она, конечно, передала адвокату для него необходимые вещи. Но ей хотелось и самой убедиться, что с мужем все в порядке. А если Сережа о ней узнает прямо там? Маша мысленно взмолилась, чтобы муж, находясь в том ужасном месте, хотя бы был уверен, что жена его ждет, а не трахается с тем, кто его посадил в тюрьму.

Было тяжело думать, что у них с Сережей больше нет будущего. Но, к сожалению, она понимала, что ее муж не способен простить такое. Он в тюрьме, а жена развлекает того, кто его туда посадил? Такое не прощают. Маша сама бы не смогла простить. И уже заранее не винила своего мужа.

Это маленькая Маша жила в иллюзорном мире, а взрослая прекрасно все понимала и осознавала, вот только единственное она не могла понять: как остановить ту маленькую глупую дурочку, что каким-то образом умудряется полностью перехватывать контроль над Машиным телом?

Дышать стало намного легче. Медсестра что-то насыпала в воду, еще и включила режим парной. И Маша не только отогревалась, но еще и прогревала хвойными парами легкие и горло.

О том, что случилось в том подвале, Маша старалась не думать, как и о том, что принесла ее память. Слишком тяжело было возвращаться туда, слишком болезненны были те воспоминания, настолько, что казалось, будто кто-то душу сковывает невидимыми клешнями и медленно замораживает. К тому же все то, что случилось когда-то, — это было не с ней. Это было с той маленькой девочкой. Глупой дурочкой, которая сама виновата в своих бедах.

И поэтому Маша думала лишь о том, что сделает дальше: она откажется от предложения Лисовского, заберет Лену и уедет к родителям, а затем обратится за профессиональной помощью. А если Влад попробует сказать что-то против, то она расскажет ему все и сообщит, что больна и ей нужна помощь психиатра. И она сильно сомневалась, что после этого Лисовский согласится связываться с сумасшедшей. Кому нужна психопатка с раздвоением личности? Маша опять горько усмехнулась.

Почему-то где-то глубоко в душе она желала, чтобы Влад был другим, чтобы поддержал ее, был рядом, когда она будет ходить к специалисту. Ей совершенно не хотелось оставаться один на один с этой страшной болезнью. Но Маша тут же откинула от себя подобные мысли. И даже разозлилась, что, как и маленькая Маша, вздумала мечтать о несбыточном. Нельзя забывать, кто такой Лисовский, нельзя!

Маша мысленно продумала свой разговор с Владом и даже несколько раз шепотом проговорила его сама себе, чтобы не упустить ни одной детали, ведь она еще должна доказать, что действительно сумасшедшая, а то ведь он может подумать, что это какая-то уловка с ее стороны. Она настолько погрузилась в собственные мысли, что опять не заметила, как кое-кто завладел ее собственным телом. Лишь мельтешение собственных ладоней перед глазами вернуло Машу в реальность.

Ее рука сама по себе медленно опустилась, и Маша поняла, что уже не сидит в джакузи, а стоит перед зеркальной перегородкой. А на запотевшем зеркале выведено детским почерком несколько слов:

«Бросишь Влада — и я убью твою дочь».

Маша отшатнулась от зеркала и от неожиданности плюхнулась в воду. Брызги воды разлетелись и почти смыли надпись, но ее все еще можно было прочесть.

Маша, не веря своим глазам, медленно приблизилась к зеркалу. Но надпись никуда не делась. Маша внимательно посмотрела на себя в зеркало, пытаясь увидеть в своем взгляде ее…

— Ты не посмеешь, — прошептала Маша, и на ее глазах выступили слезы. — Лена моя дочь!

И тут же ее левая рука онемела, а затем Маша поняла, что вообще ее не чувствует. Она поднялась перед ее глазами и пальцем начала писать на вновь запотевшем зеркале:

«Посмею! Если ты бросишь Влада, то я убью Лену!»

И чтобы подтвердить свои намерения, ее левая рука взметнулась к ее собственному горлу и на несколько мгновений сдавила его с такой силой, что Маша закашлялась, а перед глазами появился образ Лены.

Маша в ужасе прикрыла правой рукой свой рот, чтобы заглушить рвущийся крик.

Она попыталась дернуться всем телом, чтобы вернуть себе контроль, но у нее ничего не получилось. Левая рука, как и левая часть ее тела, ей не подчинялась.

— Зачем, — прошептала она, всхлипнув, — зачем ты это делаешь?

«Я люблю Влада!» — тут же написала ее рука на вновь запотевшем зеркале.

Из-за этой фразы страх моментально исчез, и ему на смену пришла такая сильная волна гнева на безмозглую тупицу, что Маша готова была разбить это зеркало вдребезги.

— Глупая, ты не нужна ему! — практически зашипела Маша, стараясь не повышать голоса, но в то же время не могла сдержать своу злость. — Ему же просто шлюха нужна, ты разве не слышала? Через месяц он тебя вышвырнет и забудет, заведет новую подстилку. И что тогда будет с твоей любовью? Опять побежишь пить таблетки? — на последнем слове Маша чуть было не сорвалась на крик, но вовремя приглушила свой голос.

«Зато у меня будет целый месяц с ним», — вывела детским почерком ее левая рука.

Маша издала горький смешок и уставшим тихим голосом произнесла:

— А про того старого похотливого козла Солейко, которому ты залепила пощечину, ты забыла? Влад собрался подложить меня под него, ты и на это согласна?

Ее собственная рука вновь поднялась и уже хотела что-то написать, но остановилась в десяти миллиметрах от зеркала и зависла на несколько секунд.

Маша уже подумала, что смогла убедить свою вторую личность, но следующие слова, что вновь вывела ее рука на зеркале, повергли ее в шок:

«Найди аленький цветочек, расколдуй Влада, и я уйду навсегда. У тебя есть для этого месяц».

— Какой еще аленький цветочек? — не веря своим глазам, тихо проговорила Маша. — Ты хоть понимаешь, что это все сказка? Что его в природе не существует? О чем ты вообще говоришь?

В ответ ее левая рука начала рисовать. Когда последние штрихи были сделаны, Маша сглотнула. Это был тот самый цветок, который в детстве она рисовала на полях в своей тетрадке. Маша мысленно осеклась: не она, а ее вторая личность, которую она вычеркнула из своей жизни. Этот цветок был везде. Весь ее блокнот был заполнен одним и тем же изображением аленького цветочка. Она рисовала его на обоях в своей комнате, возле кровати, перед сном — так, чтобы его никто не увидел. Даже выжигателем выжгла на спинке своей кровати, опять же так, чтобы не было заметно. Маленькая Маша надеялась, что, рисуя его, сможет расколдовать Влада.

— Цветка не существует, — сказала она своему отражению, — это всего лишь сказка, в которую ты зачем-то поверила. Боже… — Маша всхлипнула, — ты ведешь себя как глупая маленькая дурочка! Почему же ты не понимаешь, что Влад не чудовище из сказки, которое кто-то когда-то заколдовал. Он просто обыкновенный избалованный богатый ублюдок! Который считает, что ему все позволено! Его невозможно расколдовать! Никакой аленький цветочек не поможет! Мне вообще надо лечиться. — Маша отвернулась от своего отражения и еле слышно прошептала: — Обратиться к врачу, а не разговаривать с тобой.

«Найди аленький цветочек, расколдуй Влада, и я уйду навсегда. Или твоя дочь умрет!» — вновь написала ее рука на зеркале.

Из Машиных глаз опять полились слезы.

— Ты не сделаешь этого, она же ребенок, ты не сделаешь… — зашептала она, глядя на себя в зеркало. — Она ведь не только моя дочь, но и…

…твоя….

Маша не договорила, словно что-то удерживало ее от последнего слова.

«Я тоже ребенок, но тебе плевать на меня, тогда почему я должна думать о других?» — опять появилась надпись на зеркале.

— Какой же ты ребенок? — с удивлением спросила Маша, силясь понять, о чем это говорит ее личность.

«Если не ребенок, тогда кто я?»

— Никто… — вырвалось у Маши, и она вновь закрыла рот правой рукой, понимая, что сглупила.

И сразу же ощутила отголосок чужой обиды и гнева внутри себя. И на этот раз абсолютно все ее тело онемело, и Маша даже моргнуть не смогла, а из ее рта начали вылетать злые фразы с шипящими нотками:

— Вот именно! Раз я для тебя никто, то и ты, и твоя дочь тоже для меня НИКТО! И если ты не расколдуешь Влада, не найдешь аленький цветочек, то я уничтожу того, кто тебе дорог! И только попробуй рассказать кому-нибудь о моем существовании, я все равно тебе не дам этого сделать. Влад не должен ничего знать!

И Маша ощутила, как она исчезла. Мгновенно все ее тело охватило холодом, а затем жаром. Она упала в горячую бурлящую ванну и чуть не захлебнулась от воды, попавшей ей в нос и в рот.

Какое-то время Маша пыталась осмыслить то, что сейчас произошло. Она сидела, уставившись в одну точку перед собой. В голове роилась тысяча и одна мысль. Она попала в замкнутый круг. С одной стороны — Влад, с другой — ее вторая личность, которая грозится убить Леночку. Выхода не было. Ей придется остаться с Владом, ей придется искать чертов цветок, которого не существует. У нее есть месяц. Вот только Маша понятия не имела, останется ли от нее хоть что-то через этот месяц… Маленькая дрянь разрушила всю ее жизнь. Все то, что она построила за эти годы… Она почти разрушила ее саму.

Маша опять повернулась к своему отражению и практически прорычала:

— Я ненавижу тебя!

В ответ ее рука взметнулась к зеркалу и написала:

«Это я ненавижу тебя!»

Через три часа Влад шел к комнате, в которой находилась Маша, и был немного возбужден. Да нет, не то слово, КАК возбужден. Да только не в сексуальном плане, а в совсем ином. Он нервничал. Сильно нервничал. Так, словно идет заключать самую сложную сделку в своей жизни.

Да, он знал, как уговорить ее, он знал, какие аргументы послужат для ее положительного ответа, если Маша вздумает ему отказать. Но почему-то в самый последний момент у него внутри словно преграда какая-то выстроилась. Он не хотел ей говорить то, что собирался. Он не хотел идти на крайние меры. Особенно когда вспоминал ее лежащей там, в комнате, на кровати. Она была настолько маленькой, беззащитной и уязвимой, что все его инстинкты взбунтовались. Он с трудом совладал с желанием обнять ее и прижать к своей груди, зарыться носом в ее волосы, чтобы успокоить, чтобы убрать страх из ее глаз.

Впервые он ощутил это странное чувство — инстинкт защитника.

Влад мысленно усмехнулся. Вот только защищать ему ее нужно было от себя самого.

А эти ее выпады. Она была похожа на воинственного рыжего котенка. У которого и коготки еще мягкие, а он все равно пытается сражаться.

Влад чувствовал столько противоречивых эмоций по отношению к этой женщине, что сам уже запутался, чего хочет.

Как бы он ни убеждал Машу в том, что это она во всем виновата, как бы он ни вел себя с ней грубо и надменно, однако маленький червячок сомнений грыз его изнутри. Возможно, не стоило вести себя так? Возможно, вообще изначально не нужно было даже привозить ее к себе в дом? И не было бы всего того, что случилось.

В какой-то момент, сидя в своем кабинете, пока выжидал то время, что дал ей на размышления, Влад даже подумал о том, чтобы отпустить ее вместе с ее неудачником мужем. Пусть живут себе. Но опять же, все внутри него воспротивилось этому, как только он представил, что ее муж будет обладать ей. Почему-то картина, представшая перед его глазами, где Маша занимается сексом с этим неудачником и точно так же стонет от удовольствия под ним, разозлила Влада. И он сразу же постарался выкинуть из головы мысли о прощении.

Нет уж. Он не собирается никого прощать. У него и для неудачника Мирова припасен сюрприз. Влад распорядился установить видеонаблюдение в своей спальне — доступ, конечно же, будет только у него. Он будет записывать особенно пикантные моменты с Машей, а потом подарит на память ее мужу, когда тот только выйдет из ворот тюрьмы. Пусть наслаждается и понимает, кто, как и в какой позе купил его свободу.

А Маша… с ней он готов даже рассчитаться за то, что будет пользоваться ее телом. Купит ей отдельную квартиру, машину — получше того недоразумения, что у нее имеется, — и, возможно, иногда будет заглядывать на огонек.

Влад опять усмехнулся.

Что с ним сделала эта женщина? Почему она заставила всколыхнуться его собственный мир? Вывела его из равновесия и превратила в психопата?

Опять?..

Как тогда, в детстве, та маленькая рыжая девчушка с косичками.

Но ведь ее больше нет… Эта Маша всего лишь похожа на нее — может быть, поэтому?

Влад мысленно открестился от подобной мысли.

Чушь! Тогда было другое. Это была настоящая любовь, хоть и приправленная горькой завистью к счастливому детству другого ребенка и злостью на свою слабость по отношению к ней. А эта рыжая ведьма всего лишь похожа на ту маленькую рыжую девчонку. Только если бы она все же выросла, если бы она не лежала в той стылой могиле, а повзрослела.

Влад даже резко затормозил посреди коридора от подобных мыслей.

Получается, что сейчас он всего лишь получит копию… И будет наслаждаться ей.

Чистейшая сублимация… Или же продление собственной агонии, в которой он варится с тех пор, как увидел ее могилу?

— Хватит! — резко сказал он в пустоту и про себя добавил: «Хватит думать об этом! Я пойду и возьму то, что хочу, и пусть только попробует рыжая ведьма хоть слово против вякнуть!»

И Влад, выбросив все мысли из головы, решительно подошел к дверям, за которыми были гостевые комнаты.

Выйти из оцепенения от беспросветности ситуации, в которой оказалась Маша, заставила медсестра Лина. Молодая брюнетка быстро выключила режим парной, помогла Маше выбраться из джакузи, придерживая ее за руку, и со знанием дела даже начала вытирать ее полотенцем. А затем сразу же обернула Машу, словно она маленькая девочка, в теплый махровый халат, а на ноги подала теплые носки и такие же теплые тапочки. Маша смутилась от такой заботы. Она все же не инвалид и не контуженая, разве что сумасшедшая, но уж ухаживать-то она за собой умеет.

«По крайней мере, пока умею», — мысленно поправила себя Маша.

— Вы не переживайте, — увещевала девушка, когда Маша попыталась отнять у нее щетку для волос, — после такого приступа, что был у вас, немудрено, что вы ослабли. Это нормально. А волосы я вам гораздо быстрее высушу. Вы присаживайтесь напротив зеркала, я мигом справляюсь, а то Владислав Викторович уже заждался.

После слов о Лисовском Маша сдалась и с поникшими плечами села в кресло напротив зеркала.

— Вот, возьмите — это леденцы «мед и лимон» от боли в горле, — сказала девушка, сунув в руки Маше коробочку, и с нажимом в голосе добавила: — Лучше прямо сейчас принять.

Маша, не глядя на коробочку, открыла ее, а оттуда вывалился карандаш для подводки глаз и чья-то визитка. Маша, ничего не понимая, нахмурилась, а медсестра уронила щетку и, нагнувшись, прошептала ей на ухо:

— Напишите на обратной стороне, кому и что передать, только быстро, здесь может быть прослушка, и камеры наверняка везде стоят.

Не успела Маша и глазом моргнуть, как девушка подняла щетку с пола, громко извиняясь за свою неуклюжесть, и включила фен.

Маша с удивлением смотрела на отражение в зеркале, комкая в руках картонку с карандашом. А затем указала номер телефона Гели, написала, что с ней все хорошо и, если она завтра не появится, пусть Геля позвонит ее матери и отправит Лену к ней. Маша не стала ничего писать про Лисовского, опасаясь, что Геля, с ее-то характером, может навлечь его гнев еще и на себя. Да и Лину тоже не хотелось подставлять, вдруг ее обыщут и найдут визитку? Маша быстро затолкала картонку и карандаш обратно в коробочку и окликнула медсестру.

Лина выключила фен и напряглась.

— У меня аллергия на мед, я только сейчас вспомнила, — громко сказала Маша, играя на камеру, — так что мне не нужно.

Лина сразу расслабилась и, забрав коробочку, сунула ее в карман.

— Я тогда вам другие леденцы принесу, с малиной и мятой подойдут?

— Конечно, — кивнула Маша и улыбнулась девушке, поймав ее взгляд в зеркале.

К сожалению, сказать «спасибо» у нее возможности не было, но она постаралась вложить это слово в свой взгляд и искреннюю улыбку.

Маша еще какое-то время ждала, пока Лина высушит ей волосы, а потом ее вдруг осенило: ведь если здесь есть камеры и прослушка, значит, те, кто слушают и смотрят видео, могли видеть ее диалог с собственным альтер эго?

И в этот момент Маша ощутила чужую досаду и злость глубоко внутри себя. Уголки её губ автоматически поползли вверх, и Маша злорадно улыбнулась собственному отражению, ведь Влад скоро узнает о том, что она сумасшедшая. Маленькая Маша сама выдала себя.

Глава 4

Лина выскользнула из двери, стараясь не смотреть на хозяина дома, потому что от его взгляда у нее мороз по коже проходил. И почти бегом пошла в комнату для персонала, чтобы убрать коробочку с запиской в свою сумку.

Ей казалось, что в кармане лежит как минимум атомная бомба, как максимум — атомная бомба, которая уже активирована, и если Лина ее не донесет до определенного места, то она взорвется и погребет ее под собой. Что ж, ощущения девушки были не так уж и далеки от правды. Ведь если ее поймают с этой запиской, то она может не выйти из этого дома никогда. Лина прекрасно осознавала, на какого человека согласилась работать, ведь Владимир Павлович ее предупредил, строго-настрого запретил лезть в дела хозяев и приказал выполнять только свою работу. Но она ничего не могла с собой поделать. Та девушка, Мария, она говорила про ребенка, и сердце Лины дрогнуло. Она была в шоке оттого, что ей даже не дают позвонить и просто поговорить с дочерью. Лина сама была в такой же ситуации и прекрасно понимала, как это ужасно — не видеться с собственным ребенком.

Муж отобрал у нее при разводе сына и выгнал, когда она по глупости согласилась поехать с ним в Германию. Она и предположить не могла, что он собрался жениться на немке, с которой умудрился познакомиться на одном из фуршетов на своей работе. Он знал, что Лина ни за что не отдаст ему Семочку. Вот и уговорил ее отправиться с ребенком в Германию, якобы в туристическую поездку.

Именно тогда у Лины открылись глаза на страшную правду, от которой она до сих пор не может оправиться, ведь он и на ней женился только ради московской прописки. А она влюбилась как кошка в него, пылинки сдувала, боготворила. Умный парень с серьезными намерениями, студент МГУ, учится на бесплатной основе, своей головой заработал место. А когда хорошую работу нашел после университета, так Лина вообще поняла, что не прогадала, как ей тетя постоянно твердила (которая почему-то невзлюбила Сашеньку с самого начала их знакомства), и даже ради него не стала в медицинском университете доучиваться, а согласилась уйти в академический отпуск и родить ребенка. Как же, Сашенька хотел настоящую семью…

А семья Сашеньке была и даром нужна — только для того, чтобы по карьерной лестнице подняться. В серьезных фирмах на повышение идут лишь те люди, у которых есть не только красный диплом и прописка московская, но и ответственность: семья, ребенок. Ведь принято, что если у мужчины есть семья, значит, он состоялся именно как настоящий мужчина и на него можно положиться.

У мужа Лины были амбиции, и она оказалась просто одной из ступенек для его возвышения. Как и их малыш Семочка. Ребенка он использовал, чтобы на свою немку психологически надавить. Она намного его старше и бездетная. Вот муж Лины и предоставил ей своего двухлетнего ребенка на воспитание, выставив Лину последней шлюхой и нерадивой матерью.

За границей все решают деньги, и если ты не в состоянии обеспечивать своего ребенка, то ты никто. А Лина была простой двадцатитрехлетней туристкой с деньгами только на обратный путь в Москву, с документами о разводе и о запрете приближаться к дому Хельги Оттонсон, или она будет арестована и насильно выслана из страны. Но Лина все равно попыталась, ведь там был ее мальчик, как же она могла не попытаться? Но ее действительно арестовали и депортировали из страны с запретом на въезд в течение десяти лет, с занесением в шенгенскую информационную систему.

Она ведь до последнего так и не могла понять, что случилось, и наивно полагала, что ее муж и ребенок находятся чуть ли не в плену у какой-то сумасшедшей немки. Наше посольство говорило какую-то чушь, в которую Лина просто не верила, пока ее тетя не нашла русскоговорящего адвоката и тот за приличную сумму все не выяснил.

Лина тогда две недели с постели встать не могла от отчаяния. Но все доказательства, что отправил адвокат, было невозможно подделать. Да и зачем это ему, совершенно постороннему человеку? И только желание бороться за ее малыша, за человечка, в котором она души не чаяла, заставило ее встать и начать что-то делать.

Лина уже целых два года не видела Семочку. Она всеми силами старалась заработать как можно больше денег, чтобы хватало на дорогостоящего адвоката, который вел ее дело. В саму Германию она так и не смогла попасть, чтобы найти там работу и быть поближе к Семочке, но зато здесь ей тетя помогла устроиться в частную клинику медсестрой. И Лина готова была практически жить на работе, хваталась за любые возможности, лишь бы продолжать платить адвокату за его труд.

О продолжении учебы и речи уже не было. Ведь Лине пришлось бы отказаться от работы. И все, на что хватало ее образования, — это на работу младшим медперсоналом.

Вот и в этот дом мало кто согласился бы пойти, весь медперсонал побаивался владельца частной клиники — Лисовского, а уж тем более идти в его дом, где скелеты из каждого шкафа выпадают. В общем, Владимир Павлович сразу же обратился к Лине, потому что знал, что она умеет трудиться, не задает вопросов и работу свою выполняет очень качественно. И конечно же, Лина не задумываясь согласилась.

Но она и понятия не имела, что девушке, за которой она ухаживает, как и ей самой, тоже не дают поговорить с ребенком.

И теперь Лина, озираясь, как воровка, открывала дверь в комнату, которую выделили для ее отдыха в этом огромном доме, и все еще продолжала оглядываться по сторонам. А когда она проскользнула внутрь, то до последнего смотрела в уменьшающийся зазор между створкой и косяком, не веря, что за ней никто не шел и что на нее вообще никто не обратил внимания.

Лина наконец захлопнула дверь, провернула ключ в замке, подергала ручку, чтобы убедиться, что ее никто внезапно не откроет, и, закрыв глаза, устало прислонилась к деревянному полотну лбом.

— Что ж, Эвелина Сергеевна, — раздался в комнате тихий, но грубый голос начальника СБ — Германа Львовича, — а теперь показывайте, что вы прячете в своих карманах.

Она не успела… бомба взорвалась… У Лины мелко затряслись руки, она так и не решалась повернуться лицом к «Смерти», как за глаза называли все этого человека, у нее просто не хватало духу посмотреть в его серые, лишенные всяческих эмоций глаза.

***

Маша появилась из ванной в объемном белом махровом халате, теплых носках и тапочках, с заплаканным лицом. Такая маленькая и беззащитная, что Влад еле удержался, чтобы не подскочить с кресла и не схватить ее в охапку, хотелось прижать ее к груди, спрятать от всех бед, что навалились на нее. Владу мысленно пришлось посчитать до десяти, чтобы унять странный прилив нежности.

«Это не она… это не она, всего лишь копия», — на всякий случай несколько раз мысленно повторил он сам себе, и стало намного легче.

Маша остановилась посреди комнаты, не зная, что ей дальше делать. Она предполагала, что ее уже ждут как минимум двое санитаров, но увидела только Влада. Он сидел в кресле у окна, возле столика, на котором был накрыт обед на две персоны. И складывалось впечатление, что он не собирался заламывать ей руки и срочно отправлять в психушку, скорее, наоборот, в его взгляде Маша увидела нежность и теплоту. И эти чувства в его глазах что-то странное всколыхнули в ее душе. Но спустя несколько мгновений наваждение спало, взгляд Влада будто подернулся ледяной коркой, а мышцы лица окаменели, и перед Машей вновь появился Владислав Викторович Лисовский — миллиардер и владелец огромной нефтяной компании.

Почему-то эта смена эмоций на его лице сильно разозлила Машу, и она, даже сама от себя не ожидая, высказалась вслух:

— Мне, наверное, надо в ножки барину бухнуться?

Одна бровь Влада взлетела вверх от удивления. А до Маши дошло, что она только сказала, но отступать было уже поздно, «слово не воробей». И, чтобы довести свой монолог до логического конца, со словами:

— Простите дурну девку, барин, не признамши, — Маша наклонилась, почти согнувшись пополам, и одной рукой провела по мягкому настилу. — Не вели казнить, вели слово молвить!

Она разогнулась и с вызовом посмотрела на Лисовского.

Влад разглядывал ее какое-то время со странным выражением на лице. А Маша, задрав подбородок, все стояла и ждала, что же он предпримет. Почему-то после разговора с собственным альтер эго страх покинул ее. Она уже решила для себя, что будет делать дальше и как себя вести. И даже то, что санитаров пока нет, не особо беспокоило ее.

Но вот когда Влад медленно встал с кресла, Машина решимость немного пошатнулась, ведь он, пока сидел, не был таким страшным. А вот стоило ему вытянуться во весь свой рост и посмотреть на нее свысока, и ей как-то сразу стало не по себе. Влад заметил промелькнувший страх в глазах девушки и, ухмыльнувшись, спросил:

— Концерт окончен или какой-то еще номер ожидать?

Маша сглотнула набежавшую слюну и, не выдержав, опустила свой взгляд.

— Вот и славно, — Влад подошел ко второму креслу и отодвинул его от стола, — а теперь присаживайся, пообедаем и заодно поговорим. — Увидев, что Маша не спешит идти к нему, более громким голосом добавил: — Я жду!

Весь Машин запал куда-то резко улетучился, она не стала ничего говорить и, подойдя к креслу, села в него.

А Влад опять еле удержался от желания положить свои ладони на ее плечи, чтобы успокоить, так как заметил, как она прячет сжавшиеся в кулаки руки в широкие рукава халата. Скрипнув зубами, он засунул собственные ладони в карманы брюк от греха подальше и вернулся к своему креслу.

— Итак, я жду твоего ответа, — резче, чем хотел, сказал он, и Маша даже вздрогнула от неожиданности. Влад тут же разозлился на себя, мысленно вспомнив деда, который сейчас обязательно сказал бы что-нибудь едкое по этому поводу в его сторону, и, чтобы хоть чуть-чуть снизить градус беседы, уже спокойным голосом добавил: — У тебя было много времени, чтобы обдумать мое предложение, поэтому я жду твоего ответа.

— Я согласна, — тихим голосом ответила Маша, и не успел Влад вздохнуть с облегчением, как она более громким голосом добавила: — Но у меня есть несколько условий! — И, опустив взгляд на свои руки, лежащие на коленях, затараторила, опасаясь, что Влад не захочет ее выслушать: — Во-первых, я хочу, чтобы Сережу выпустили немедленно, во-вторых, мне нужно посоветоваться с ним, в-третьих…

— Хватит! — резко оборвал ее Влад, ударив рукой по столу и не сдержав злости в своем голосе, стоило Маше вспомнить о своем муже. — Условия здесь выдвигаю я, уж никак не ты! Еще одно слово о твоем муже, и я постараюсь сделать так, чтобы ему дали максимально возможный срок по этому делу! — практически прорычал он.

Маша съежилась в кресле от крика Влада и этим заставила его ощутить вину за свой резкий срыв.

Чтобы не поддаваться странным эмоциям, Влад достал документы, которые успел составить для него личный юрист, и, отодвинув Машину тарелку, положил их перед ней.

— Подписывай, и побыстрее, — небрежно бросил он, с этими словами вытащил свою ручку и положил на документы.

Маша с удивлением посмотрела на Влада, а затем перевела взгляд на документы. Взяв первый лист, она начала читать, но с каждым предложением ее глаза увеличивались в размерах.

— Что это? — дрожащим голосом спросила она Влада, продолжая держать в руках документ.

— Ты что, читать не умеешь? — Влад придвинул к себе свою тарелку с едой, взял аккуратно сложенную салфетку, расправил ее, неторопливо сложил вдвое и положил на колени сгибом к себе, как и положено по этикету.

Маша сглотнула несколько раз и, вернувшись к документу в своих руках, начала читать вслух:

— «Исковое заявление о расторжении брака», — заикаясь, проговорила она и опять взглянула на Влада, который с независимым видом разрезал ножом мясо на тарелке на мелкие кусочки.

— Все верно, и что тебе там не понятно? — ответил он сухим голосом, наколол вилкой кусочек мяса и отправил его в рот.

— Здесь написано, что я подаю иск на развод со своим мужем, — ответила Маша, внимательно смотря на Влада и все еще продолжая верить, что это какая-то дурацкая шутка или ошибка.

Влад прожевал мясо, взял бокал с соком, запил, а затем, салфеткой промокнув губы, откинулся в кресле и наконец соизволил ответить на ее вопрос:

— Что тут непонятного? Ты моя невеста для Солейко, как и для всех остальных, и, естественно, не можешь быть замужем.

Влад смотрел на Машу непроницаемым взглядом, ожидая ее решения.

А глаза Маши заметались по сторонам в поисках правильного ответа.

— Но ведь это же не обязательно, — откашлявшись, проговорила она, положила документ на стол и схватилась за бокал с соком: в горле мгновенно пересохло.

Влад демонстративно вздохнул, а затем, посмотрев Маше в глаза, безапелляционным голосом произнес:

— Маша, у тебя есть две минуты. Если ты через две минуты не поставишь подпись, то сделки не будет.

Маша ощутила, как внутри нее словно что-то заворочалось, а ее рука сама по себе дрогнула и начала неметь.

«Эта маленькая мерзавка пытается захватить контроль над моим телом», — поняла Маша, стараясь не смотреть на Влада, чтобы скрыть панику в своих глазах.

— Но ведь моей подписи недостаточно, еще нужна подпись Сергея, — затараторила она, аккуратно поставив бокал с соком на стол, и незаметно для Влада постаралась убрать левую руку, зажав ее между коленями. — И у нас есть ребенок, недвижимость, ипотека, кредиты. Нас если и будут разводить, то только по суду, а это же несколько месяцев ждать…

Влад демонстративно посмотрел на свои часы и спокойным голосом произнес:

— У тебя осталась минута.

Маша беспомощно уставилась на Влада, но его взгляд был непроницаем.

— Влад, я…

— Сорок секунд…

Левую руку Маша уже не чувствовала и поняла, что та сама тянется к ручке. Она со злостью правой рукой схватила ручку и начала подписывать все документы. Даже не читая.

Когда последний документ был подписан, она бросила ручку на стол и сцепила обе руки в замок, положив их на колени. Левая рука уже ощущалась полностью, а внутри себя Маша почувствовала странное умиротворение и спокойствие. И хуже всего было то, что она не поняла, чьи на этот раз эмоции испытала: свои или мелкой шантажистки?

Влад неторопливо взял документы, проверил, везде ли были поставлены подписи, затем аккуратно убрал их в папку, лежащую на столе.

— Ну что ж, вот и отлично, — безмятежно улыбнулся он и как ни в чем не бывало спокойным голосом продолжил: — Сейчас пообедаем, затем один из охранников отвезет тебя за твоей дочерью, можешь по дороге заехать к себе домой, взять все необходимое на этот месяц, пока будешь жить со мной, в том числе и для дочери, но только, будь добра, недолго. Чтобы к шести вечера ты была уже в моем доме. И…

— Я что, буду жить в твоем доме? — перебила его Маша, не сразу сообразив, о чем говорит Влад, так как все еще находилась в ступоре от собственных эмоций, да и вообще от того, что случилось.

Влад поморщился, он терпеть не мог, когда его перебивают, но, все же переборов свое раздражение, ответил:

— Разумеется, ты должна будешь находиться там, где удобнее для меня. И на будущее: будь добра, не перебивай меня. Когда я закончу, тогда и задавай вопросы, все понятно? — Маша, скрипнув зубами, кивнула, а Влад с улыбкой, от которой у Маши скоро нервный тик начнется, продолжил: — В основном — да, в моем доме. Иногда мы будем с тобой ходить по приемам. Естественно, перед приемом ты должна будешь посещать салон красоты, и еще надо бы тебе нормальной одежды купить… Завтра сходишь в торговый центр, я выделю тебе неплохого консультанта… Кажется, я все сказал, но в любом случае, если что, по ходу дела разберемся. — Влад задумался на мгновение, а затем добавил: — Основные правила я тебе объяснил. Все понятно, вопросы есть?

Маша глубоко вздохнула несколько раз, стараясь подавить раздражение, понимая, что с Владом бесполезно ругаться, и спокойным голосом спросила еще раз:

— Я не понимаю, зачем мне жить в твоем доме? Мы ведь могли бы просто встречаться.

— Этот вопрос не обсуждается! — вновь взорвался Влад, а затем резко успокоился и совершенно спокойным голосом добавил: — Может, еще какие-то вопросы? Пожелания?

И опять на его лице заиграла безмятежная улыбка. Маша мысленно задалась вопросом: а нормальный ли он вообще? Эмоции у этого мужчины меняются со скоростью света. Похоже, что ему тоже не помешала бы как минимум консультация психотерапевта. А может, он тоже нервничает, как и она? Поэтому и ведет себя так странно. Впрочем, какая ей разница? Ей бы со своими тараканами разобраться, еще не хватало в голову Лисовского лезть. К тому же нужно решить самый важный для нее сейчас вопрос, пока у нее есть время.

Маша глубоко вздохнула, чувствуя, что очередной разговор с Владом вымотал ее так, будто она марафон пробежала.

— Мне нужно увезти Лену к родителям, они живут в Новосибирске, и я хочу сделать это сегодня, — уставшим, но твердым голосом проговорила она, глядя в глаза Влада.

Маша прекрасно понимала, что Влад скоро узнает о том, что она не совсем нормальная, а если не кривить душой, то совсем ненормальная, и, скорее всего, сдаст ее в клинику на лечение, и ей совершенно не хотелось, чтобы Лена в этот момент осталась с незнакомыми людьми. Даже страшно подумать, как в этом случае мог бы поступить Влад с ее дочерью. Да и себе она уже больше не доверяла. И как бы горько ей ни было от мысли, что с ребенком придется расстаться, и, возможно, даже навсегда, но она уже ничего не могла с этим поделать. Здоровье и жизнь Леночки были намного важнее ее материнских инстинктов. От всех этих мыслей Маша ощутила невероятную усталость и нарастающую тупую боль в висках.

— Зачем это делать? — для вида спросил Влад, хотя и сам хотел предложить Маше этот вариант. Он и так-то к детям не питал каких-либо особых эмоций, так тут еще и в его доме будет кто-то под ногами мешаться. Он даже мысленно вздохнул с облегчением, что Маша сама решила это сделать. Все же постоянно выступать в роли тирана ему совершенно не улыбалось.

— Затем, что мне так удобнее, — пробормотала Маша, чувствуя, как головная боль из глухой стала превращаться уже в «токающую», словно внутри нее появился маленький молоточек, пытающийся вырваться наружу. Наверное, от приступа она еще полностью не отошла.

Влад нахмурился, увидев, как Маша побледнела и начала усиленно тереть виски.

— Ради бога, — ответил он ей и потянулся за сотовым в карман брюк, — хоть сегодня. Сколько времени тебе нужно на сборы дочери? Я могу тебе дать в помощь медсестру, — сказал он и начал набирать номер телефона комнаты Машиной сиделки, пытаясь вспомнить ее имя.

— Наверное, часа четыре, — примерно прикинула Маша и оглянулась в поисках столика с лекарствами. Уж что-что, а очередной приступ ей сейчас совершенно не нужен.

Но от резких поворотов шеи ее голова закружилась, и Маша неосознанно еле успела схватиться за стол, чтобы не упасть. Влад тут же подскочил к ней, чуть не снеся стол и собственное кресло, и подхватил ее на руки.

— Не нужно, мне просто надо таблетку от головной боли выпить, и все… — тихо прошептала Маша и завозилась в его руках, хотя сил вырываться совершенно не было.

— Успокойся, — скрипнув зубами, Влад понес ее к кровати, — я просто уложу тебя на постель.

Почему-то ему совершенно не понравилось, что Маша пытается вырваться. Логически он понимал, что она сейчас ненавидит его из-за того, что произошло, но на эмоциональном уровне его раздражал этот факт.

— Тебе нужно поесть, ты просто голодна.

— Мне нужно выпить обезболивающее. — Маша попыталась сесть, но Влад не позволил ей это сделать, сел рядом и положил свою горячую ладонь ей на лоб, слегка надавив.

— Полежи, я сейчас вызову медсестру.

Маша сначала хотела убрать его ладонь, но почему-то головная боль стала притупляться, и она опустила свою руку, так и не донесенную до Влада, и закрыла глаза.

Влад набрал номер внутренней связи по дому и стал ждать, когда медсестра возьмет трубку, он точно знал, что она должна быть в комнате для персонала, так как сам разрешил ей отдохнуть, чтобы она не торчала в смежной комнате-гостиной и не вздумала подслушивать их разговор с Машей. Влад даже не обратил внимания на то, что свою руку так и не убрал с Машиной головы, более того, переместил ее выше и начал осторожно массировать, желая уменьшить ее боль, как когда-то в детстве делал это для своей матери. Ее часто мучили мигрени, а отец не всегда находился рядом из-за того, что много работал, и Влад научился делать небольшой массаж. Но ведь это было так давно, что он и забыл, что еще способен на это.

Когда же он понял, что делает, то замер и хотел уже убрать свою ладонь, но Маша тут же сморщилась, словно боль опять вернулась, и Влад продолжил делать ей массаж одной рукой, а второй держал телефон у уха.

Глава 5

— Что ж, Эвелина Сергеевна, — раздался в комнате тихий, но c грубыми нотками голос начальника СБ — Германа Львовича, — а теперь показывайте, что вы прячете в своих карманах.

Она не успела… бомба взорвалась… У Лины мелко затряслись руки, она так и не решалась повернуться лицом к «Смерти», как за глаза называли все этого человека, у нее просто не хватало духу посмотреть в его серые, лишенные всяческих эмоций глаза.

В комнате наступила тишина, Лина слышала лишь свое собственное дыхание и гулкие удары сердца. А затем шорох одежды и шаги. Лина не выдержала и, резко обернувшись, открыла глаза. Герман находился уже возле нее совсем близко, буквально в десяти сантиметрах. Лине пришлось поднять голову, чтобы смотреть в его лицо. Он положил одну руку на дверь возле ее головы и наклонился совсем близко к ее уху.

— Эвелина Сергеевна… — услышала она его вкрадчивый голос и почувствовала теплое дыхание, от которого по спине побежали мурашки, — что же вы так опрометчиво поступаете?

В тоне Германа послышались укоряющие нотки.

Лина резко вздохнула и сразу же ощутила запах туалетной воды начальника СБ, смешанный с сигаретным дымом.

«Наверное, именно так пахнут настоящие сильные мужчины», — почему-то взбрела ей в голову странная мысль. И когда до Лины дошло, о чем она думает в тот момент, когда ей, по идее, нужно трястись не только за свое рабочее место, но и, вполне возможно, за собственную жизнь, ее щеки опалило жаром. Ей стало безумно стыдно, и, чтобы скрыть свою неловкость, она тут же опустила голову, уставившись мужчине в грудь.

Герман заметил странное стеснение девушки, красные щечки, стыдливый взгляд. Его удивил, позабавил, но в тоже время и немного насторожил этот момент. Обычно на него не так реагируют, когда он подходит вплотную к людям. Первая ее реакция — страх — была верной, но сейчас вместо того, чтобы продолжать бояться еще сильнее, она краснеет, как невинный цветочек. Хотя… сколько ей лет? Двадцать? Девятнадцать? Вполне возможно, что она мало общалась с противоположным полом. Хотя… и о чем он вообще думает? В ее годы она уже должна была огонь, воды и медные трубы пройти, тем более работая медсестрой. Все же знают, что у медработников вообще нет по этому поводу никаких комплексов. Герман мысленно даже разозлился на себя: что еще за новости дня? Какого хрена? О чем он сейчас думает? А может, она дурочка или косит под нее? Вот только… реакция ее тела… эти покраснения… такое, мягко говоря, очень сложно подделать.

— Эвелина Сергеевна, мы так и будем молчать? — резко рыкнул он на девушку, отчего та даже подпрыгнула на месте.

— О ч-чем вы? — прошептала Лина, боясь выдать дрожь в голосе. — Я вас не понимаю.

Герман громко вздохнул, а затем наклонился еще ближе к ней, и Лина непроизвольно попыталась дернуться и ударилась головой о дверь. На что Герман хмыкнул. А Лине опять стало почему-то стыдно и неловко.

«А по идее, должно быть страшно», — подумали они одновременно.