Глава 1. КУРСОВАЯ РАБОТА
Огонь. Огонь…
Элеонора смотрела на каминные сполохи и думала о том, что не зря говорят: на языки пламени можно смотреть вечно. Наверное, от того, что огонь воскрешает воспоминания? Да, он уничтожает пышущим жаром вещественное, сжигая в своей адской топке дрова, но и одновременно парадоксальным образом воскрешает нематериальное: наши потаённые думы, желания, надежды.
«Надежды, — мысленно усмехнулась Элеонора. — Когда тебе под семьдесят, размышлять о надеждах несколько самонадеянно…»
Но эта мимолётная ремарка нисколько не испортила ей настроения. Сейчас женщине было уютно и покойно. Будто камин своим теплом создал обволакивающую ауру умиротворения.
Скорее всего, она бы просидела так целый час, не меньше; в конце концов, при её нынешнем положении, она могла себе позволить заниматься тем, чем хочется.
Но её неторопливые мысли прервал наружный звонок.
Кто-то бренчал колокольчиком у входной двери виллы. Макс, незаменимый помощник и управляющий всеми хозяйственными делами, сегодня уже уехал и открыть дверь гостю, разумеется, никак не мог.
Элеонора довольно энергично поднялась с кресла; несмотря на свой внушительный возраст она продолжала заниматься физкультурой и, слава богу, пока чувствовала себя в тонусе.
Колокольчик затрепыхался снова, оглашая холл мелодичным звоном.
— Да иду! — высоким и поставленным голосом отозвалась хозяйка, следуя к двери. — Кто это там такой нетерпеливый? — чуть тише проговорила она.
На пороге стояла внучка.
Стоило Элеоноре распахнуть дверь, Мэри вихрем влетела внутрь, успев дружески похлопать женщину по плечу.
— Бабуленция, приветики! — прощебетала она, уже исчезая в коридоре, ведущем в помещение для приготовления пищи. — Кофе хочу, умираю. Где у тебя тут что? — крикнула она откуда-то из недр.
Элеонора осуждающе покачала головой, прикрыла аккуратно дверь и пошла «на зов».
— Почему не позвонила? — спросила она, когда добралась до кухонного помещения. — Вдруг бы меня дома не оказалось.
— Да ерунда, — отмахнулась Мэри. — Оказалась же.
Внучка включила зачем-то сразу два чайника и ждала пока закипит вода.
— А где этот твой «фу ты, ну ты»? — спросила Марианна после небольшой паузы. Девушка имела в виду Макса, конечно, которого откровенно недолюбливала.
— А ты чего такая всклокоченная? — поинтересовалась Элеонора, игнорируя вопрос. Внучка и вправду выглядела слегка растрёпанной: подол блузки выбился из-под пояса, пара прядок блондинистой причёски торчали как попало.
— А что? — Мэри глянула на бабушку весело и дерзко. — Надеюсь, ты под науськивания мистера чопорность ещё не ввела в своём поместье дресс-код?
— Балаболишь всякую несуразицу, — нахмурилась Элеонора.
— Ну прости, ба… — Мэри клятвенно приложила руки к груди. — Больше не бу. О, вскипело! Тебе налить?
***
— Короче говоря, у меня к тебе деловое предложение, — сообщила Мэри чуть позже, когда, отведав кофе, устроилась «с ногами» на вычурном большом кресле в гостиной.
— Даже так? — подняла бровь Элеонора. На её аристократическом лице даже эта эмоция выглядела величественно. Бабушка устроилась неподалеку, на диванчике.
— Ну… Да. Мне нужна твоя помощь. Но немного необычного свойства.
— Ты, Маруська, меня даже заинтриговала, — хозяйка улыбнулась краешками губ. Хотя полное имя внучки значилось как Марианна, большинство из её окружения называли её Мэри. И только бабушке было позволено иногда нарекать её Марусей.
— Сейчас я тебя разочарую, — вздохнула «Маруська», — вопрос на удивление скучный и прозаический.
— А именно?
— А именно, я хочу, чтобы ты помогла мне с курсовой работой. Нам в универе задали на семестр.
— Так я же тебе вроде постоянно с этим помогаю.
— Это да. Но тут немного по-другому. Короче, надо развёрнутое интервью на общую тему «Роль неординарной личности в жизни». И уточняющий подзаголовок «Препарируем достижение успеха».
— О! — на этот раз вверх поползла другая бровь Элеоноры. — И ты полагаешь, что я…
— Так конечно! — Мэри с энтузиазмом сверкнула глазами и даже подалась немного вперёд в кресле. — Всё сходится. Ты и личность неординарная и вон какого успеха в обществе достигла, — девушка сделала обводящий жест рукой, будто демонстрация успеха заключалось в обстановке гостиной.
— И ты решила меня препарировать? — засмеялась Элеонора.
— Ну ба! Я же как никогда серьёзно!
— Я, разумеется, не против, только если ты это самое слово «препарировать» изымешь из подзаголовка. Звучит по-дурацки. Кто вам только такие темы придумывает, а ещё журналистский факультет!
— Мне кажется, ты придираешься, но без проблем. Подзаголовок — прерогатива автора работы.
— Прерогатива, — снова недовольно буркнула Элеонора. — Существует столько простых и красивых слов, нет, зачем-то надо совать туда и сюда корявый новояз.
— Какая же ты вредная! — с восторгом сказала Мэри, ещё раз сверкнув глазами. — За это я тебя и обожаю!
— Я всё-таки какая-никакая писательница в том числе, — всё ещё хмуро заметила хозяйка.
— Вот только ни «какая-никакая», а великолепная писательница, блестящая, талантливая, лучшая в мире, лауреат…
— Хватит, хватит, — Элеонора прервала внучку жестом, но всё же улыбнулась. — Кукушка хвалит петуха…
— …За то, что тот петух прекрасен, — подхватила Мэри, перефразировав известные строки и захихикав. — Я ж не лести ради.
— Ладно, проехали, как постоянно говорит твоя мать, — Элеонора вернулась к деловому тону. — И каковы технические детали означенного процесса? Мы можем запланировать пару вечеров в конце недели. Ты бы подготовила к этому времени вопросы, а я бы потом надиктовала ответы… Что? — от бабушки не укрылось, что внучка как-то словно бы замялась.
— Нет-нет, ничего, — поспешно отозвалась Мэри. — Только это не разовая работа. В том смысле, что она на весь семестр. То есть нам поставили задачу провести творческое исследование на заданную тему в течении существенного временного промежутка. Якобы, сиюминутные мысли иногда трансформируются со временем, а тут будет, так сказать, более зрелое и выверенное произведение.
— Мало что поняла, — призналась Элеонора. — Но не могу не отметить некую странность подхода к учебному процессу.
— Да что тут понимать-то? — слегка виновато улыбнулась Мэри. — Интервью надо будет растянуть на три месяца.
— Ничего себе. Так это целый роман можно написать.
— Пусть будет роман. Не страшно. Ограничений по количеству знаков нет.
— Да уж… — протянула Элеонора. — Не простое оно нынче — журналистское высшее образование-то…
— Да может всё ещё не так и страшно на самом деле, — заверила бабушку внучка. — Быстренько состряпаем повестушку и адьё!
— Повестушку! Эх, молодёжь, молодёжь…
***
После того как Маруся ушла, Элеонора вернулась к камину.
Поленья уже прогорели, оставив после себя подёрнутые мраморным пеплом чёрные остовы головешек. Женщина не стала разжигать огонь заново.
Она склонилась к журнальному столику, плеснула себе в высокий бокал немного мартини.
«Неординарная личность» — мысленно хмыкнула она. Отсалютовала невидимому собеседнику бокалом и сделала глоток, пытаясь распознать все оттенки вкуса.
И сразу же пришло воспоминание. Она, тогда ещё никакая ни Элеонора, а Элька, даже моложе нынешней Маруси. Стоит на деревенской ярмарке и хлопает глупо глазами.
— А ну, позолоти ручку, что скажу, — обращается к ней цыганка, вся в разноцветных пышных юбках и с бусами на шее. Её ярко накрашенные красным губы извиваются как два толстых червяка, но почему-то притягивают внимание.
— У меня денег нет, — испуганно бормочет Элька, пытаясь вырвать ладонь из цепких пальцев.
— Ээ-эх, — разочаровано качает головой цыганка. — Ладно уж, так и быть, расскажу забесплатно!
Она разворачивает руку девочки к себе и подносит чуть ближе к лицу. А потом переводит взгляд на саму Эльку.
И та замечает в глазах ярмарочной провидицы какое-то новое выражение.
— Что? — перепугавшись, спрашивает Элька еле слышно, одними губами.
Но цыганка так ничего и не говорит, а только продолжает тяжко смотреть на девочку влажным и сочувствующим взглядом.
Глава 2. БЫЛОЕ И ДУМЫ
Не то, чтобы Элеонора — тогда ещё Элька — поверила той, случайно встреченной цыганке. Когда тебе шестнадцать лет, любые предсказания и предзнаменования кажутся нелепыми и несбыточными. И чаще всего забываются на следующий же день. Но именно те слова ярмарочной прорицательницы Элька почему-то запомнила. Причём, на всю жизнь. Впрочем, ничего такого уж страшного цыганка не напророчила. За обтекаемыми витиеватыми формулировками скрывались нехитрые обобщения, мол, хоть и станешь ты, девочка, когда-нибудь богатой, но не принесёт тебе то счастья и спокойствия, а самое главное — не случится у тебя настоящей любви.
С первого взгляда кажется, что да, суровый и жестокий приговор для любой женщины. К чему запас звонкой монеты, если не приносит он жизненной гармонии? Но есть, как говорится, нюанс. Услышь Элька такое лет в тридцать, или, например, сразу после развода с первым мужем Патриком (не Элька, конечно, тут уже — Элла), вот тогда бы она, возможно, крепко задумалась и загрустила бы. Но тут то! Эльке от роду шестнадцать годков! В голове не то что ветер, в голове — звенящая и восторженная пустота! Какие там ещё предсказания отсутствия любви, когда на неё десятиклассники в деревенской школе заглядываются? А по субботам на дискотеку и городские приезжают!
«Вот сейчас сяду на диету, чтобы талия просматривалась получше, а задница стала потвёрже… — думает Элька — …и все вообще станут штабелями предо мной укладываться!»
«Уж с любовью-то я как-нибудь сама разберусь!» — самонадеянно добавляет она.
Вернувшись с района в родную деревню, вечером Элька встречается со своей закадычной подружкой Танькой и хвастается:
— Мне цыганка богатство несметное нагадала! — говорит она значительным тоном, опуская дополнительные подробности.
— Врёшь! — ревниво вскидывается Таня. — Да и верить им нельзя, они всё ради денег говорят.
— А вот и нет! — радостно хихикает Элька. — Она-то мне забесплатно сказала! Значит — правда!
— Ну и где ты это богатство откопаешь-то? — кривит губы Танька. — Клад, что ли найдёшь? Или коров своих, может, продадите?
— Пока точно сказать не могу, — говорит Элька. — Но что-то такое обязательно случится.
Элеонора улыбнулась, вспоминая тот разговор, состоявшийся в незапамятные времена. И трогательно, и грустно.
Рассказывать об этом Маруське? С чего, в принципе, начинать наш роман на заданную тему? Получается, что как раз с цыганки!
Вся ирония в том, что сказанное тогда на ярмарке осталось далеко не единственным предсказанием в жизни Элеоноры. Случались времена, когда женщина в самом расцвете сил серьёзно увлекалась и эзотерикой, и «тонкими» энергиями, и даже астрологией. Не то, чтобы Элеонора безоглядно верила в подобные эфемерные материи, скажем так — относилась к ним с осторожностью. Потому как, что ни говорите, существует в нашем подлунном мире нечто такое, что невозможно объяснять рационально. Нет-нет, но кто-то невидимый вмешивается в нашу судьбу, натягивает незримые ниточки, подчиняя своей воле. Не зря же говорят — чёрт его дёрнул. Что за чёрт? Откуда взялся? Но ведь дёрнул же! Заставил сделать то, что человек в обычном своём состоянии никогда делать не станет. И р-раз — повернулась судьба, сменила вектор, направила с твёрдого сухого шоссе на окольную размокшую тропинку. Или напротив. Сохранил и уберёг некто от совсем уж бесславного и печального конца. Задержал какой-нибудь пустяковиной на пять минут, а за это время с крыши на пути героя упал кирпич. И не задержись он, наш герой, на пару минут, аккурат бы тот кирпич приложил его прямо по макушке. Согласитесь, если хорошенько подумать, и первых и вторых случаев у каждого человека не один десяток наберётся за сознательную жизнь. Так как же после этого относиться ко всему метафизическому без должного уважения? Получается, себе дороже.
Элеонора подошла к большому панорамному окну в гостиной второго этажа. Ей нравилось отсюда любоваться закатом. За стеклом разворачивалась красивая пасторальная панорама: зелёный луг, тянущийся до тоненькой синей полоски речки-канала; а за блестящими бликами воды островки небольших рощиц. А ещё дальше медленно-медленно опускающийся малиновый диск солнца. Окно выходило точно на запад, поэтому, если небо не застилали тучи, закат представал по вечерам перед взором наблюдателя в полном своём природном великолепии.
Элеонора любила наблюдать за заходящим солнцем ещё и потому, что в этот час, как правило, уже не требовалось никуда торопиться. День угасал, отчаянно цепляясь за прошлое последними отблесками, но остановить стихию было невозможно. День погибал, но на самом деле, это ведь не настоящая смерть — просто солнце зашло за горизонт, чтобы где-то, на другом конце нашего голубого шарика, наоборот, взойти рассветом.
Такое неторопливое угасание оказывало на Элеонору завораживающее действие.
Нельзя сказать, что в течении дня Элеонора куда-то постоянно торопилась. Нет, она могла себе позволить в какие-то дни не работать вовсе. Но, как правило, не позволяла. Опять же, из-за того, что валяться в постели или залипать в планшете целый день неимоверно скучно. Несмотря на свой возраст, она продолжала любить движение. Под лежачий камень вода не течёт. Поэтому часто общалась с разными деловыми партнёрами, выступая в роли консультанта. За свою насыщенную жизнь она успела разобраться в тонкостях разных сфер бизнеса и к её мнению прислушивались. А иногда она работал «на себя». То есть — писала книги: рассказы, повести и даже романы. Тяга к литераторству проснулась у неё уже в довольно сознательном, мягко говоря, возрасте — первую книгу в соавторстве со своей хорошей приятельницей-филологиней она написала, после своего тридцать пятого дня рождения. И ей так приглянулся этот процесс, что вскоре она решилась и на «сольный» проект. К некоторой своей же неожиданности, её авторская книга, можно сказать, «выстрелила», Элеонора получила лауреатство в престижном литературном конкурсе и благосклонные отзывы критики. И стала, время от времени, пописывать, что называется. Ей очень нравилась магия сочинительства: когда лишь благодаря исключительно твоим способностям из ничего возникает нечто. Герои, города, иногда целые вселенные. Это ведь, и вправду, магия. Вот только что перед тобой лежал чистый белый лист. А через какое-то время в нём зарождается жизнь, оживают персонажи, наделённые своей исключительной судьбой. Порой Элеоноре казалось, что её герои автономны. После того, как она их придумала, те начинают совершать самостоятельные поступки и даже она — автор! — не всегда знает, чего от них ожидать! Это было поистине волшебно и увлекательно! Но писала Элеонора не часто, по настроению, никогда не заставляя себя «через силу».
И ведь надо случиться такой штуке — Маруська тоже пошла сейчас по журналистской стезе. Удивление Элеоноры, когда она узнала о намерении внучки, основывалось на том, что мать Марианны, Анна, никогда не проявляла каких-то художественных способностей. Признаться, свою дочь Элеонора воспитывала с одной стороны в строгости, а с другой — немного безалаберно. В том смысле, что в те годы Элла «шарахалась», если так можно выразиться, от «одного берега к другому». Чем только она не занималась — и инвестиционными проектами, и строительством, и страхованием. Даже организовала однажды с компаньоншей бюро знакомств! Разумеется, такие начинания требовали времени, постоянных разъездов и так далее. В таком режиме о классическом воспитании подрастающей дочери приходилось только мечтать. Ситуацию усугубил и развод с отцом Ани. Девочка часто оставалась предоставленной самой себе, но, как ни странно, это не сыграло с ней злую шутку. Напротив, закалило и приучило с ответственностью подходить к своим поступкам. Но, тем не менее, когда деятельная мама, нагрянув после очередной командировки, принималась учить уму-разуму дочь, мало не казалось никому. В итоге Анна выросла очень ответственной и правильной домохозяйкой: она довольно быстро вышла замуж за порядочного и подающего надежды адвоката, родила Марианну и жила себе потихоньку, не зная особых забот. Да, не хватала звёзд с неба, но и не нуждалась в необходимом. Муж Ани головокружительной юридической карьеры в итоге не сделал, но на каком-то определённом уровне остался, так что обеспечивать семью вполне себе мог. Так они и жили, хоть и с мелкими неурядицами — куда же без них — но без больших неприятных потрясений. Какое уж им при таком укладе творчество!
А вот — Маруся — нет! Маруся пошла скорее в бабушку, чем в маму. С самых ранних лет она оставляла впечатление исключительно энергичного ребёнка. И чем взрослее становилась, тем сильнее расширялся спектр её увлечений. А творческие жилки проявлялись всё более отчётливо. Марианна неплохо рисовала, играла на гитаре и трубе, одно время ходила на архитектурные курсы, но больше всего любила сочинять нечто литературное: писала стихи, юмористические сценарии, короткие рассказики и так далее. Анна долго ворчала, полагая увлечения дочери несерьёзными, но бабушка всегда выступала на стороне Маруси и дочь свою, в конце концов, убедила. Когда Мэри объявила о поступлении на журналистский факультет, родная мать не стала её отговаривать или «совать палки в колёса».
И вот теперь намечалось уже совместное творчество бабушки и внучки. Пусть пока в рамках студенческого задания — ну и что! Зато такая работа, как надеялась Элеонора, ещё сильнее сблизит их с Марусей.
Бабушка часто любовалась внучкой, но одновременно и переживала. Стоило вспомнить, сколько ужасных событий случилось в жизни самой Элеоноры в период бурной молодости из-за такого же неуёмного нрава, и становилось тревожно. Как Мэри сможет справиться с этим периодом? Не уведет ли её взрывной темперамент на ту самую пресловутую кривую дорожку?
«Надо держать ужо востро! — предупредила сама себя Элеонора, но мысленно осеклась: — Не о том ты думаешь, это и так само собой разумеется! Ты лучше начни прикидывать, о чём ты сможешь внучке поведать, чтобы её курсовая работа оказалась самой лучшей на всем потоке!..»
Солнце почти полностью скрылось за воображаемой чертой, небо ещё окрашивалось снизу розовым, но и этот цвет постепенно рассеивался, замещаясь пепельно-серым. Сумерки надвигались величественно и неумолимо.
Элеонора постояла ещё с минуту, наслаждаясь затухающей палитрой, вздохнула чему-то своему, глубоко потаённому, и пошла в свою спальню готовиться ко сну и одновременно — к очередному новому дню.
Глава 3. КУСОЧЕК ПАЗЗЛА
— Техническая запись, — сказала Мэри, немного наклонив голову к смартфону. — Первое мая. Тема — введение… — а потом положила девайс на журнальный столик, ровно между собой и интервьюируемой.
— Я так понимаю, это необходимый атрибут? — скосила взгляд на «машинку» Элеонора.
Внучка легко дотронулась до экрана, поставив запись на паузу.
— Ба, ну кончено! Ты думаешь, я смогу всё запомнить? Так ведь и пишутся такие интервью, ты наговариваешь на диктофон, а потом я разбираю твои ответы, переношу их в текст, редактирую, монтирую и так далее. Не думала, что тебя напугает обычный диктофон! — Мэри задорно засмеялась.
— Напугает? Вот ещё! — слегка картинно возмутилась Элеонора. — Мне просто надо привыкнуть.
— Да ты говори так, будто диктофона вовсе нет! — посоветовала Мэри. — Это ведь вспомогательная, чисто техническая деталь. И, разумеется, ты можешь не переживать о конфиденциальности. Ничего без твоего ведома «опубликовано» не будет.
— Да я и не переживаю, — бабушка улыбнулась. — Но всё же, Марусь, давай договоримся. Интервью пусть будет классическим, но иногда я попрошу тебя выключать запись. Это ни в коем случае не означает, что я тебе не доверяю. Это — женская психология. Я хочу донести до тебя какие-то важные вещи, которые предназначены только тебе, понимаешь? Они не будут касаться впрямую темы интервью, поэтому и не надо их мешать с основным текстом, тебе же буде проще. Просто послушаешь в очередной раз сумасбродную старуху, — Элеонора рассмеялась. — Без всяких на то технологических последствий.
— Вообще без проблем! Давай примем какой-то условный знак, например, ты подмигнёшь левым глазом, и я сразу жму на кнопку «выкл».
— Шуточки тебе бы! — беззлобно посетовала Элеонора. — Подмигивать ещё.
— Бабуль, просто скажи «стоп», если потребуется.
— Договорились.
— Тогда, поехали, — Марианна, теперь уже сама подмигнула и прикоснулась к экрану смартфона. — Давайте, познакомимся… — «официальным» тоном заявила она. — Передо мной моя родная бабушка. Человек, несомненно, необыкновенный, личность — неординарная. И, скажу вам по секрету — она ещё и настоящая писательница. Кому же, если не ей, рассказать о своём пути к своеобразной вершине? И кому же, как ни нам, устроиться поудобнее, чтобы услышать занимательную, а главное поучительную историю одной конкретно взятой жизни?
***
— Наверное, стоит немного прояснить для читателя, что я чувствовала в мой самый первый переломный момент в судьбе. А он пришёл, надо сказать, в довольно кардинальном виде. Любой переезд, когда тебе шестнадцать лет, воспринимается болезненно. Потому что тебе не с чем сравнивать. Ты ещё никогда никуда не переезжала. Пусть твоя жизнь на нынешнем месте не сахар. Да что там говорить, даже не сахарин! На тебе, как на старшей дочери в семье — почти всё хозяйство, родители ведь с утра до ночи на работе. А ты ещё уроки должна успевать делать и в школе от сверстников не отставать. Причём, когда ты возишься с «мелкими», ты считаешься взрослой, но если пойти вечером «на лавочку», то почему-то только «до десяти». И переубеждать мать бесполезно. Можешь и тумака схлопотать, не будет, она, мать, с тобой церемониться. Вот и получается, жизнь в шестнадцать штука очень несправедливая, но зато привычная. «Мелкие», в конце концов, потихоньку подрастают и иногда уже сами на улицу собраться могут, а маму порой можно обмануть и просидеть «на лавочке» до полуночи.
Идём дальше. У меня, может быть, уже любовь! Пока ещё немного тайная, но себе-то я уже всего-всего напридумывала. А что? После школы в городское училище. Из дома, понятно, уйду в общагу, так почему бы и не выйти замуж, если мы друг друга любим? Конечно, я ещё не была уверена на сто процентов в своём избраннике. И то, что Коля проводил меня два раза после дискотеки, возможно, расценивалось им в несколько других категориях. Но я не сомневалась, что в глубине души он уже мною очарован. И развить это чувство до максимальных проявлений — дело техники. Тем более, пацаны на меня часто смотрят. Вот что, кстати, странно. Например, Ирка Букреева, одноклассница, тут всё понятно — конечно, на неё все пацаны будут пялиться. А у меня что? Ничего такого уж замечательного ведь нет. И каланча я, выше остальных девчонок, и толстая даже в некоторых местах. Но почему-то чувствую я на себе мужское внимание. Так что училище и жизнь в городе от меня никуда не уйдут. Вот так я приблизительно на тот момент думала.
Но гром грянул, как всегда, внезапно.
В один прекрасный день — хотя, не знаю, уместно ли нарекать тот день прекрасным — мама безапелляционно заявила, что мы переезжаем. Да не просто в другой город, а в другую страну. Я в первые минуты даже не осознала всей необратимости ситуации. Мне показалось это заявление чем-то абстрактным, то есть не имеющим ко мне никакого специального отношения.
Но я всё же по инерции начала «спорить». «А как же школа? — зацепилась я. — Мне ведь школу нужно закончить». «Скажите, пожалуйста, — всплеснула руками мать. — Откуда такая сознательность взялась? Как уроки прогуливать, так она первая, а тут, видите ли, школу она не закончит! Там, — мама показала неопределённо рукой, — тоже школы есть!»
Короче говоря, спор мой, как и обычно, не привёл абсолютно ин к чему. Если мама что-то решила, то…
Накрыло меня в тот день, пожалуй, только перед сном.
«Как же так? — в лёгкой панике подумала я. — Коля ведь точно за мной не поедет! И как же тогда училище и любовь? Как же дворовый пёс Митрий и кошка Поля? Как же одноклассники и та же, гром её разрази, Букреева, которая пообещала мне подарить красивую заколку? Что я там делать буду, за границей, одна одинёшенька?!»
Из-под моего века даже выкатилась круглая слезинка, так мне стало себя жалко. Себя и Колю, который скоро потеряет любовь всей своей будущей жизни (если бы такая состоялась, конечно).
***
— А, кстати, — Элеонора глянула на внучку испытующе. — У тебя сейчас кто-нибудь имеется на примете? А то как-то мы этот момент совсем упустили. Я понимаю, что бабуля не тот человек, с которым обязательно надо делиться личными переживаниями, но раз у нас такие откровенные общие дела…
«Собеседницы» решили организовать небольшую «перемену», чтобы выпить по чашке кофе и немного отдохнуть от «рабочего» процесса записи интервью.
— Как указывают девочки под своими аватарками в качестве девиза — «всё сложно», — рассмеялась Мэри, делая короткий глоток из кружки.
— Нет, я не настаиваю, конечно, можешь и не рассказывать…
— Ба! Дело не в «не рассказывать». Просто говорить особо не о чем. Есть у меня отношения, но они какие-то… не знаю, отстранённые, что ли. Вроде бы иногда нам хорошо вместе время проводить, а потом можем не видеться неделю и ничего особо не ёкает в душе. Вот сейчас именно такой период. Я его уже дней пять не видела и даже созвониться не тянет. Лучше полностью сосредоточусь на нашей курсовой!
— Одно другому не мешает, — задумчиво заметила Элеонора.
— Но и не способствует! — снова рассмеялась Мэри. — Ну что, ты готова продолжать?
— Ещё бы, — с энтузиазмом подтвердила Элеонора. — Готова, как та самая юная пионерка из моей сельской школы.
***
— «Проводы» мои прошли как-то на удивление буднично. Букреева сказала: «Ну ты давай, Элькин, покажи им всем. Там, в магазинах, говорят, любое платье купить можно». А Коля вообще промолчал. Че-то кривил-кривил лицо, потом неуклюже тыкнуся губами куда-то в шею. Дурак, че с него взять-то? Зато Митрий долго вилял хвостом, а Поля ластилась напоследок.
«Надеюсь, не пропадёте вы без меня», — сказала я им, печально вздохнув.
Вещей почему-то у нашего «табора» набралось не очень-то и много. Отец решил ничего этакого не брать с собой, сказал — только самое необходимое, а остальное уже «на месте» добудем. «Как интересно мы это станем добывать? — подумала я. — Даже если в магазине там что-то есть, у нас ведь нет денег!». Впрочем, это были уже не мои заботы. Мои — следить за «мелкими», чтобы ничего не растеряли и сами не свалились с перрона на рельсы.
На рельсы, потому что поехали мы на поезде. Шесть суток под стук колёс. Кстати, назло Николаю я умудрилась в пути зафлиртовать какого-то молодого студента, который ехал на практику. Перед тем как выйти на своём полустанке, он торопливо и нервно написал мне свой адрес и телефон на пустой и мятой сигаретной пачке. Но я, конечно, не позвонила. Он не очень-то мне и нравился, очкастый и с прыщиком над губой. А глазки в поезде я ему строила просто от скуки.
Решились мои родители на переезд, конечно, не просто так. «На чужбине» уже давно у нас осели родственники и всё настойчивее звали «к себе», обещая помочь на первых порах. Расценив намечающееся деревенское будущее как не особо перспективное (у мамы — коровник, у папы — МТС (машинно-тракторная станция), у детей — вообще неизвестно что), родители решили рискнуть и поменять семейный уклад одним махом…
— А как ты думаешь, бабушка? — вклинилась в монолог Марианна. — Они поступили правильно?
— Признаться, я часто спрашивала себя об этом. И в разном возрасте. И в конце концов, пришла к выводу, что это был их сознательный выбор. Понимаешь, Маруся, в чём суть: личный выбор. Они взяли на себя такую ответственность, не учитывая мнение детей из-за их, детей, возраста. Только я, пожалуй, могла уже хоть немного соображать, но, всё-таки тогдашняя деревенская шестнадцатилетка и шестнадцатилетка сегодняшняя, увешанная всякими девайсами и «продвинутая» в вопросах бытия — две больших разницы. Важно осознавать, что я не держу зла на родителей и не могу однозначно оценить их поступок. Да, случилось так, что мы состоялись здесь. Но кто может отрицать, что моя жизнь не сложилась бы там? Можно упомянуть пресловутое — история не терпит сослагательного наклонения. Да, с большой долей вероятности, она, жизнь, на родине оказалась бы не такой устроенной в бытовом плане, но ведь не только достаток делает женщину счастливой.
— Не только! — согласилась Мэри. — А что именно? Надеюсь, по окончанию интервью мы сможем ответить на этот вопрос? Ведь сейчас, бабушка, ты чувствуешь себя счастливой?
— Сейчас — да. Я дождалась.
— Тогда давай постараемся рассказать читателям о том пути, который ты проделала для этого.
— У каждого он свой.
— Безусловно. И никто не застрахован от ошибок. Но если кто-то на твоём примере сможет разобраться в некой сложной ситуации, разве это не будет похоже на правильно установленный кусочек паззла в картине под названием «женское счастье»? Один маленький кусочек, но тот, без которого цельная картина невозможна…
Глава 4. НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
— Стоп! — неожиданно сказала Элеонора.
Мэри подняла на бабушку удивлённый взгляд.
— Ты хочешь выключить запись?
— Нет… То есть, наверное, да. Дело не в этом.
Марианна коснулась пальцем экрана телефона.
— Вот, выключила, — пояснила она.
— Я просто хотела тебе объяснить кое-что. Не твоим преподавателям, которые будут читать курсовую, а своей внучке, родному и очень важному для меня человеку.
— Я поняла, — Марианна убрала телефон со столика и положила в карман, чтобы не смущал.
— Что-то можно будет потом повторить под запись, — будто чувствуя вину, проговорила Элеонора.
— Да без проблем, ба. Мне интересно тебя слушать в любом случае.
— Вот про свадьбу. У меня не было даже платья, понимаешь? Ничего не было. Ни красной ковровой дорожки, усыпанной розами, ни торжественной церемонии, ни процессии. Как сейчас говорят, просто шлёпнули штамп в паспорте. Поменяла статус на «замужняя», только и всего. Но ты представляешь, что значат для восемнадцатилетней девчонки все эти свадебные атрибуты? Да за них жизнь можно отдать! Появиться на глазах родственников и гостей в роскошном белом платье в пол, расшитом блёстками — великая девичья мечта! Ну, может, сейчас в современном мире это слегка не так, но тогда! Я ведь потом бывала на других, настоящих свадьбах. Видела счастливых невест, у которых горели глаза. Видела, как родители дарят молодожёнам роскошные и дорогие подарки. А потом приходила домой и рыдала навзрыд всю ночь. Потому что понимала, что у меня такого никогда уже не будет. Понимаешь меня, Маруся?! Мне ещё нет двадцати — а чего-то у меня уже не будет! Поначалу-то, сразу после свадьбы мы как бы договорились с Патриком, что проведём ещё одну церемонию, как положено. Подкопим деньжат, то сё. И даже какое-то время верили в этот миф. Я лично — точно верила. А что оставалось делать? Ты представь — я на собственной свадьбе оказалась в поношенном синем платье, из гостей — только родители и пара родственников с обеих сторон, которые ничего нам даже не подарили! Чуть позже моя мама привезла нам «б/у-шный» перекупленный у кого-то кухонный гарнитур. И, разумеется, никакая отложенная роскошная церемония потом не состоялась. Во-первых, «лишних» денег так и не появилось, а, во-вторых, отношения наши с Патриком из разряда романтических очень быстро превратились в обязательно-равнодушные. Какие уж тут совместные празднества? Напяль я теперь белое свадебное платье — это выглядело бы клоунадой, если не издёвкой.
— Бабуль… — во взгляде Марианны проскользнуло сочувствие. — Но тогда… зачем всё это? Зачем ты так рано вышла замуж?
Элеонора некоторое время задумчиво молчала и внучка даже испугалась на миг, что задала слишком уж бестактный вопрос. Но бабушка, как оказалось, вовсе не обиделась.
— Ты молодец, — сказала она после паузы. — Ты зришь в корень. Что есть важное качество для будущей журналистки. Ты знаешь, я в этом разобралась. Не сразу, конечно, можно даже сказать, недавно. Такой мой поступок связан, как ни странно, с противоречиями. С одной стороны, моё воспитание. В те времена на моей родине правильным считался довольно консервативный уклад. А уж в многодетных семьях — тем более. Воспитывали нас строго, без церемоний и как бы «по линейке». Жизненный план чётко расписан. Учёба — работа — замужество — декрет — дети — работа — семья. В принципе — всё. Любой отход от такой вертикали считался кощунством. Причём, я ведь и сама так считала. Идеология «счастливой» трудовой семьи была в меня вбита накрепко. И столь сильны оказались эти убеждения, что значительную часть жизни я провела как бы по инерции, свято следуя этим самым заветам. Ускорил развязку и наш переезд: новая страна, новые люди, опереться толком не на что. А тут такой возраст. Я девочка привлекательная, вокруг мальчики и даже мужчины. Неудивительно, что я выбрала себе в «друзья» именно молодого человека, убедив себя в «чувствах» к нему. А когда мне стукнуло в голову «совершеннолетие», меня опьянила возможность самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Ну это я так думала. А что — теперь же мне никто не указ! И вот тут проявилась та самая «другая» сторона. Как любой девочке в юном возрасте мне захотелось сделать что-то вызывающее, собственное, свободное, как мне казалось. И я не придумала ничего другого, как решиться выйти замуж! Вот так сразу. Вот так быстро. Чтобы якобы стать, наперекор всем, сразу самостоятельной! Только дурёха не понимала, что поступает-то как раз по той самой «линейке», что «заложили» в неё родители. Только сдвинув её зачем-то на пару-тройку лет вперёд, как минимум. Представляешь, Маруся, как глубоко во мне сидела потребность в создании классической семьи, как я стремилась родить детей, чтобы побыстрее стать как все. Подумать только — я мечтала стать «как все», хотя надо-то было стремиться к прямо противоположному — становиться индивидуальностью. Ни на кого не похожей личностью. Но до такого понимания мне было ох как долго. Неимоверно долго!
— А нельзя было, ну… — Мэри замялась. — Развестись «по-быстрому»? Ну, если уж вы перестали чувствовать друг к другу… притяжение.
— Опять же — тогда это не сейчас. Да и посуди сама. Семья-то у нас благополучная. Муж работает, на еду хватает. Не бьёт, не гоняет. Я беременна уже твоей мамой была, то есть вторым ребёнком. Вроде бы какого рожна ещё тебе надо? Кому интересны эти твои психологические рефлексии? Да, честно говоря, в то время ещё и рефлексий особых не наблюдалось у меня. Было некое отупение, погружение в болото, застой какой-то. Вроде бы всё есть, всё правильно, но, как в анекдоте — шарики, хотя и не сдуваются, но не радуют. А вот когда уже Аня появилась, через какое-то время меня и накрыло. Словно завод кончился. Я выполнила главные пункты программы «счастливой» семьи — вышла замуж, родила детей, устроила быт. И на этом всё завершилось. А мне только двадцать два года! А жизнь-то, по сути, закончилась! Я даже внешне стала выглядеть как матрона какая-то, лет на тридцать пять!
И ладно бы Патрик как-то поддерживал, так ведь нет. Выходные и праздники он или с друзьями, или с родственниками. Неинтересно ему со мной сидеть. Потому что с неинтересным человеком и вправду неинтересно. Страсть прошла ещё в предыдущем веке. По хозяйству или с детьми помогать — нет уж, увольте. Не для того я деньги зарабатываю на семейное содержание, чтобы с подгузниками возиться. Лучше я пива насобачусь до отключки в баре с корешами своими. Должен же человек как-то расслабляться. Вот он и расслаблялся. Когда я Аней ходила, помню, не раз приходилось его из злачных заведений на себе переть. Картина маслом — я беременная, поправившаяся на двадцать два килограмма пру на себе его тушу плюсом ещё в девяносто пять килограмм. Нет, он потом, конечно, просил прощения и обещал, что больше никогда. И даже держал эту клятву до следующей субботы…
— Да ужжж… — протянула задумчиво Мэри, поглядывая на бабушку с жалостью.
— Поэтому вот что я тебе скажу. Не лети впереди паровоза. Ты, конечно, уже не такая юная, и, судя по всему, не такая глупая, — Элеонора засмеялась, — но, тем не менее. Никто от тебя никуда не убежит! А если даже и убежит, то и скатертью ему дорога. Значит, так ему и надо! Не твой человек… Давай я тебе кофе сделаю, а то заговорила совсем…
— Да не заговорила, ба… Я же ничего этого, можно сказать, не знала. Нет, какие-то отрывочные сведения у меня были, но…
— Ну вот, а теперь благодаря своему заданию — знаешь! — Элеонора снова улыбнулась и, порывисто встав, ушла за кофе.
***
Через пять минут разговор продолжился. Марианна с удовольствием потягивала ароматный напиток, а бабушка, растворив настежь дверь, выходящую на большую террасу, встала у косяка и подожгла коллекционную сигарету — иногда она себе позволяла «лишнее».
— Через какое-то время, я осознала, что предаю себя, — сказала Элеонора, затянувшись, а потом выпустив голубоватую струйку дыма. — У меня как бы всё есть для того, чтобы существовать, но при этом нет самой себя. Я — фантом, я автомат для хозяйственных нужд. И не видно впереди никакой перспективы. Патрика всё устраивает. Он обстиран, одет, накормлен. И всегда может «оторваться» на выходных. Он никуда больше не стремится. А зачем?
— И что же делать? — тихо спросила Мэри, поглаживая пальцем ручку кружки.
— Ты будешь смеяться, но меня побудил к действиям несуществующий кот!
— Кто-то? — удивилась внучка. — Кот?
— Точно. Виртуальный, милый, роскошный и желанный. Мало мне было хлопот с двумя детьми, у меня зародилась в сознании крепкая идея-фикс: хочу ещё и кота!
— И что? — хмыкнула Марианна.
— Сказала мужу, но тот отнёсся к идеи скептически. Сказал, что кот нам подерёт диван. Но я какое-то время не отставала. Патрик всё отнекивался и говорил: потом, потом. В какой-то момент я прямо припёрла его к стенке, что называется — мол, покупаю животное и всё тут! И тогда он, знаешь, что заявил?
— Что?
— Что у него аллергия на кошачьих!
— А это правда?
— Скорее всего, нет. Я никогда не замечала раньше, что он сторонится чужих кошек. Да и будь это правдой, отчего бы ему не заявить о таком сразу, а не тянуть столько времени того самого виртуального кота за хвост?
— Логично.
— Вот. И мне пришлось проглотить горькую пилюлю. Что тут сделаешь? Ни-че-го. Я помню, перед сном в тот день разрыдалась в подушку (спали мы уже в разных комнатах). Я ощутила себя какой-то настолько никчёмной, что даже отвращение к себе испытала. Если я даже не могу себе кота завести, так на что же я вообще годна? Готовить-убирать-стирать и следить за детьми? А, ну ещё мужа с вечеринок на себе тащить. Я провалялась без сна почти всю ночь, столько дум передумала. А на утро проснулась другим, новым человеком… Где твоя машинка-то, включай давай… — Элеонора сделала кроткую затяжку и загасила окурок в мраморной пепельнице. — Давай ещё с полчасика поработаем над твоей курсовой.
— Давай, — тряхнула блондинистыми кудрями Мэри и полезла в карманчик за телефоном.
Глава 5. ЛЕЖАЧИЙ КАМЕНЬ
Марианна не появлялась три дня. Элеонора даже стала волноваться, уж не бросила ли она затею с курсовой, а, может, нашла другого «рассказчика»? По телефону внучка сетовала на занятость, впрочем, заверяя, что в самом скором будущем обязательно заглянет «на огонёк».
А Элеонору как раз захватила идея этой совместной работы. Женщина ловила себя на мысли, что постоянно возвращается к фактам своей биографии в контексте интервью. «Вот об этом надо не забыть рассказать» — думала она, занимаясь какими-то хозяйственными делами. И даже делала иногда пометки в своём рабочем литературном блокноте. Сомнений тоже было достаточно: до конца ли поймёт внучка её психологические посылы, сумеет ли правильно оценить смысл сказанного? Всё же у современного поколения, как ни крути, свои законы. Но, с другой стороны, есть вещи слабо подверженные влиянию времени. Женщина по сути своей всё равно остаётся женщиной. И на изысканном званном балу XVIII века и на гремящей как двигатель реактивного самолёта дискотеке века XXI-го.
Элеоноре очень хотелось, чтобы внучка также горела этим творческим заданием. Но чтобы её заинтересовывать всё больше и больше, надо ведь излагать своё видение жизни в максимально занимательном ключе. Кому нужны скучные и нудные рассуждения?
«Как Маруся воспринимает наше сотрудничество?» — задавала себе вопрос Элеонора. И не могла однозначно ответить. Иногда ей казалось, что Мэри по-настоящему увлечена работой, а иногда, что в её энтузиазме превалирует стремление отличиться, выполнить «задание редакции», заработать на этом литературный авторитет. В принципе, в том не просматривалось ничего предосудительного. Просто Элеоноре хотелось, чтобы внучка при всём прагматизме исходного задания отнеслась к его выполнению неформально.
Поэтому неудивительно, что бабушка занервничала, когда Мэри день за днём откладывала свой следующий визит.
Марианна появилась на пороге особняка Элеоноры вечером в четверг. Она коротко улыбнулась бабушке и без лишних разговоров пошла готовить «студию». Как правило, над интервью они работали в кабинете Элеоноры, выделив для разговоров тет-а-тет журнальный столик.
От бабушки не укрылся немного рассеянный вид внучки, обычно Мэри вела себя по-другому. Поэтому новые иголочки беспокойства неприятно «кольнули» Элеонору. Уже усевшись напротив внучки, женщина внимательно посмотрела на хорошенькую «интервьюершу». И та, не выдержав «тяжёлый» взгляд, отвела глаза.
— Так, — решительно заявила Элеонора. — Или ты мне объясняешь, в чём дело и что случилось или никакого сегодняшнего сеанса не будет.
— Ба, ты что? — попыталась «прийти в себя» Марианна. — Я вон уже соскучилась по твоим рассказам.
— Не ври! — Элеонора не собиралась миндальничать. — Ты сейчас вообще не здесь. Мысленно в другом месте. Меня не проведёшь.
— Да уж, — Мэри как-то слишком уж нарочито хмыкнула, тряхнула своими блондинистыми кудрями и «раскололась». — Ладно… Поругалась с Мишелем.
— Вот! — бабушка наставительно подняла палец. — Теперь кое-что становится понятным.
— Ага. Потратила на этого… не знаю даже как его назвать… — глаза Мэри зло сверкнули. — Столько времени. А он…
— А что он? — как можно деликатнее «подтолкнула» Элеонора.
— Он меня обманывает, ба! Я всё сильнее в этом убеждаюсь. Флиртует направо налево, да и… Не только флиртует!
— Ревность — очень опасная и деструктивная штука, — заметила Элеонора. — Не позволяй ей одурманить себя, милая. Ревность быстро разъедает душу.
— Ой, да переживу, — Марианна снова хмыкнула и как бы «переключилась»: черты лица её обмякли, во взгляде появились былые огоньки.
— Если тебе станет легче, можешь поделиться со мной своей… ситуацией, — предложила бабушка.
— Да что ты! В «ситуации», как ты её назвала, нет ничего исключительного. Скукота скучнейшая. Она, «ситуация», вовсе не стоит заострения на ней внимания. Жаль только зря потраченного времени. Мы бы с тобой за эти вечера… Но что теперь… Нет-нет, ба, только твои истории! Они гораздо, гораздо познавательнее, чем мои. Если бы мы решили описывать мою жизнь, первый же читатель повесился бы на суку от вселенской скуки.
— Скажешь тоже, — засмеялась Элеонора. — Не гиперболизируй порывы читателя!
— Не буду, — не стала спорить Мэри. — Итак… — она достала из сумочки телефон, водрузила его на столик и несколько раз прикоснулась к экрану. — Техническая запись, — продекламировала она. — Одиннадцатое мая. Тема — психология мотивации…
***
Иногда Марианна «превращалась» прямо в хрестоматийную интервьюершу, и Элеонора воспринимала девушку не как свою родную внучку, а как начинающую журналистку. Вот и сейчас Мэри профессионально задавала вопросы, и профессионально же ждала на них ответы. Что ж, так и было задумано.
— Раскрой, пожалуйста, такую тему, — обратилась к бабушке Мэри. — Бытует распространённое мнение, что многие наши комплексы «растут» из детства. Как ты считаешь, повлияло ли на твоё мироощущение в сознательном возрасте то, что ты взрослела в «крестьянской», если так можно выразиться, среде?
— Именно в крестьянской, — поспешила подтвердить Элеонора, заметив некоторое смущение Мэри. — Я никоим образом не стыжусь этого. А что касается твоего вопроса. Сложно ответить однозначно. Думаю, и да и нет. Разумеется, тот образ жизни не мог не сказаться в дальнейшем. Я ещё долго после замужества ощущала себя неполноценной в каком-то роде. Ну кто я такая? Колхозница, которая волею судеб попала в более цивилизованный мир, но внутренне осталась всё той же лохушкой. Той, рядом с которой гармоничнее смотрится грустноглазая бурёнка, чем мерседес S-класса. Не то, чтобы я так на самом деле считала. Нет, я упорно уговаривала себя, что во мне остаётся всё меньше того, деревенского, и всё больше впитывается «цивилизованного», «продвинутого», городского. Но до конца, пожалуй, я эту колхозницу из себя так и не выжала! — Элеонора засмеялась. — В моём случае аристократами не рождаются, а становятся. Хотя, даже в очень сознательном возрасте меня иногда преследовал синдром самозванки. Так, стоя с бокалом элитного шампанского на каком-нибудь званом приёме меня вдруг пронзала мысль, что я обманываю всех этих уважаемых людей. Что я притворяюсь, что во мне нет тех способностей и талантов, благодаря которым я попала на этот раут. И что под роскошным вечерним платьем на мне — халат доярки с фартуком в цветочек. Что это, как не комплекс из детства? Тут, наверное, дело не в самом отсутствии или наличии таких комплексов, — любых комплексов! — а в умении с ними справляться или хотя бы относительно мирно «сосуществовать». Ведь нет идеальных людей, у каждого из нас есть и скелеты в шкафу и тайные слабости. И, тем не менее, кто-то выбирается на первые строки Форбс или управляет целыми корпорациями. Чем я хуже?
— Да, пожалуй, всё так, — склонила голову Мэри. — Но ведь можно привести и обратные примеры. И полагаю, что таких примеров несоизмеримо больше. Тех, кто не предпринимает никаких попыток к дальнейшему развитию. Они доходят до определённой стадии, создают себе относительную зону комфорта и стараются остаться в ней навсегда. Как бы их оттуда не «выковыривали».
— Согласна. Но тут ключевое слово — относительная. Каждый ведь по-своему представляет своё счастье. В таком аспекте — это сугубо субъективное понятие. Сколько домохозяек останавливаются на этапе рождения детей! Как та лягушка, взбивающая лапками сливки в сметану, они «работают» над собой до тех пор, пока не создали с их точки зрения идеальный мир, ограничивающийся с юга холодильником, с севера — детской комнатой, с запада — спальней, а с востока — диаспорой родственников. Так получилось, потому что такие женщины ошиблись с целью. Они перепутали промежуточную цель с основной. И добившись её, остановились, потому что пропала мотивация. Они убедили себя в конечности счастья. Что ж, это их выбор, я не собираюсь их осуждать. Но они потеряли интерес к настоящему, невыдуманному миру и от этого стали неинтересны сами по себе. Помнишь, я тебе говорила, что стала неинтересной для мужа? Вот-вот, та же история. Я тоже пережила эту стадию. Только у меня после достижения семейной «цели» руки не опустились. Вернее, не так. Руки, может, и опустились, когда я с ужасом осознала — это что, всё? Вот к этому я стремилась всю свою жизнь?! Но тогда «заработала» голова. «Постойте-ка, — сказала я себе, — А что тут за похороны? Я — молодая, здоровая, стремящаяся к чему-то. С какой стати я должна останавливаться, упёршись в стенку? Может, стоит попробовать эту стенку на прочность? А ну, как она сделана всего лишь из картона?»
Но ведь чтобы проверить надо, как минимум, двинуть хорошенько по стенке кулаком?
— И ты двинула, — полуутвердительно заметила Мэри.
— Ещё как! Но в этом «движении» есть два важных момента. Один как раз тоже родом из детства. Я ведь всегда слыла непоседой. Мне всегда «больше всех было надо». Если есть дырка, то есть и Элька, которая быстренько эту дырку заткнёт. И вот наступило время вспомнить ту самую любопытную Эльку. Да вот только… Если бы всё «раскладывалось» так просто как пасьянс! Был ведь и второй «момент». Который заключался в том, что у меня по большому счёту ничего нет «за душой». Я ничего не знаю и ничего не умею. А принцессами по щелчку пальца становятся только в сказках. Когда я прикидывала, сколько мне потребуется времени и сил, чтобы получить хоть какие-то знания, на меня нисходила оторопь — это сколько же жизней понадобится, чтобы добиться хоть чего-то в какой-либо области?! Чтобы стать олимпийским чемпионом люди приходят в спорт с трёх лет. А у меня, мало того, что нет никакого специального образования, так ещё и тележка на постромках за спиной, на которой сидит муж с детьми. Не проще ли махнуть на всё рукой и спрятаться обратно в норку? Ну ведь не голодаем, всё «как у всех», праздники по выходным и недельный отпуск у моря раз в год.
— Не проще? — хитро прищурилась Мэри.
— Не проще, — серьёзно подтвердила Элеонора. — Потому что я вспомнила, что я-то как раз никогда не стремилась стать «обыкновенной». Эльку знали все параллельные классы и даже многие старшеклассники. Не какую-то там девчонку из восьмого «б». А именно что Эльку! И даже то, что переезд, замужество и рождение детей на время сделало меня «одной из», окончательно выгнать своенравную и особенную «Эльку» никакие жизненные повороты из меня не смогли. Для начала я решила заняться кое-какой доморощенной коммерцией; кое-что неквалифицированное я ведь умела. Делать маникюр, например. Или шить и вязать. Печь торты на заказ. Надо было пробовать, пробовать, пробовать. Но как же далеко я находилась от своей главной дороги! Я плутала впотьмах, раскорячив руки, но натыкалась только на гладкие и пустые столбы, встреча с каждым из которых оставляла на моём лбу отчётливую шишку.
— Под лежачий камень вода не течёт, — заметила Мэри.
— Правильно. И я подняла этот камень и озиралась, куда бы его половчее зашвырнуть.
— Хорошая метафора… Ой, прости, — телефон внучки завибрировал, высветившись входным звонком.
«Мишель» — успела прочитать бабушка, пока Марианна подхватила аппарат и, прижав к уху, быстро выбежала из комнаты.
— Эх и эх, — озабоченно вздохнула Элеонора и покачала головой.
Глава 6. МОНСТР РУТИНЫ
— Ба, можно я у тебя переночую? — попросила Мэри, отстранённо рассматривая языки пламени.
После «сеанса» бабушка с дочкой устроились в гостиной перед камином. Марианна потягивала из кружки ароматный зелёный чай, а Элеонора сделала себе порцию глинтвейна; несмотря на разожжённый огонь, она мёрзла: на улице похолодало и женщине казалось, что порывистый холодный ветер проникает и в дом, хотя, конечно, это было иллюзией.
— Анну только предупреди, — машинально отозвалась Элеонора на просьбу внучки.
— Ой, да не будет она меня искать, — отмахнулась Мэри.
— Это ты так думаешь.
— Просто в «общаге» галдёж постоянный, толком сосредоточиться не дадут.
Марианне, как учащейся, выделили комнату в одном из жилых зданий студенческого кампуса, которое она называла «общежитием». Жила она там вместе с подругой-одногруппницей. Ну как «жила». Иногда ночевала — так будет правильнее. Потому что в основном Марианна пребывала в доме своих родителей, где у неё имелась и личная комната и место для подготовки к занятиям. Но иногда, правда редко, «напрягала» и бабушку.
— Оставайся, кончено, — тихо отозвалась Элеонора. Она сейчас как раз наслаждалась приятным моментом. Горячий глинтвейн растёкся по организму, принося вожделенное тепло и какую-то лёгкость в мыслях. Окружающая действительность, хоть чуть-чуть, но стала лучше, чем есть на самом деле. Женщина знала, что это ощущение рано или поздно пройдёт, но… Всё в жизни проходит, так почему бы не насладиться временным умиротворением?
— Если честно, — сказала Мэри, не поворачивая головы, — то я встретила ещё одного парня.
На бледноватых щёчках девушки плясали отражённые блики пламени. Элеонора непроизвольно залюбовалась внучкой.
— Как ещё одного? — удивилась она. — Ты же, наоборот, говорила, что твой связался там с кем-то…
— Так что мне теперь, лить крокодиловы слёзы? Раз он так, то и я — так. Хотя на самом деле это события несвязанные.
— И кто он, твой новый избранник?
— Да он пока не избранник. Мы познакомились случайно. Не специально. Не знаю. Чем-то он привлёк моё внимание.
— Марусь, в твоём возрасте это совершенно нормально. Когда молодые люди привлекают твоё внимание.
Мэри хмыкнула.
— Они чем-то похожи с Мишелем. И в то же время совершенно разные. Абсолютно.
— Я тебе уже говорила раньше. Тебя никто никуда не торопит. Разберёшься потихоньку.
— Разберусь, — эхом отозвалась Марианна.
— Если хочешь знать, я могу тебе открыть некий секрет. В раннем замужестве кроме плюсов есть и очевидные минусы.
Мэри прыснула в кулачок:
— Ну ба, прекрати!
— Зря смеёшься, — посетовала ей бабушка. — К тому же сейчас институт брака претерпел большие изменения. К замужеству стали относиться как к очередной ступени своей карьеры. Как к выбору нового места работы. Мол, если пойму, что не моё — уволюсь. Разводов больше пятидесяти процентов по статистике. А ведь многие даже не регистрируют отношения. Извини, кончено, что я сегодня такая нудная.
— Баб, это ведь всё наружная сторона проблемы. Штамп в паспорте, официальный статус. Мишура.
— Хорошо, что ты это осознаёшь. Однако ничто не мешает людям, которые действительно ценят и уважают друг друга, считаться мужем и женой.
— Именно поэтому ты столько раз выходила замуж? — с заметной иронией уточнила Мэри.
— И почти столько же раз разводилась! — хохотнула в этот раз уже Элеонора. — Пока в мои сети не попался Стефан. Ведь главное — иметь четкую цель. А сколько она предусматривает женитьб и разводов — дело второе! Если ты нашла-таки того самого человека — значит цель достигнута.
— Но ведь у вас сейчас со Стефаном «всё непросто»?
— У нас с ним никогда просто и не было. Ты ведь многого не знаешь. Часто видишь лишь внешнюю оболочку. Развязка любого «дела» со Стефаном — непредсказуема. Я давно зареклась что-то предугадывать.
— Ну а какие могут быть особенные дела после стольких-то совместно прожитых лет?
— Ну раз мы решили на время разъехаться и отдохнуть друг от друга, значит на это есть резоны. К тому же Стефи немного смущает мой нынешний ветренный образ жизни.
— Ой, бабушка, ты меня сегодня весь вечер смешишь! Какой ещё ветренный образ?
— Он подозревает, что у меня много любовников!
— Ха-ха-ха!
— И скажу тебе, что его подозрения не беспочвенны!
— Ой, бабуля, уморила меня!
— А что, могу себе позволить. Ты не представляешь, как нынешние мужчины падки на деньги!
— Да всё я представляю. Деньги вообще фетиш современно общества.
— На самом деле в богатстве нет ничего порочного. Ну если ты не отобрала миллион у голодающих Африки.
— Согласна, — задумчиво протянула Мэри. — А почему ты развелась с Патриком? Со своим первым мужем. Я не понимаю. У вас была хорошая семья. Двое детей. Ну, понятно, случались и ссоры, проявлялись взаимные слабости, но у кого их нет?
Элеонора ответила не сразу. Она поджала губы, вглядываясь в огонь. Некоторое время женщина сидела недвижимо, вспоминая и переживая прошлое.
— Я его бросила, — наконец сказала она. — Если называть вещи своими именами, то так и произошло. Вернее, заставила его меня бросить. Но в любом случае инициатива исходила от меня. В глубине души я знала, что не проживу с этим человеком всю жизнь. И это осознание сформировалось у меня ещё после рождения Виктора, твоего дяди. Тогда меня разрывали противоречия. Мне ужасно хотелось второго ребёнка. И меня просто бесил своим поведением мой муж. В итоге первое перевесило. Я почему-то твёрдо решила, что у моих детей будет один отец. Категорически решила! И сделала. Хотя, кто знает, может и стоило развестись уже тогда. Мы с Патриком оказались разными в самом главном для счастливой совместной жизни. Подчёркиваю — для счастливой. Для несчастливой, например, вполне себе подходят отношения содержанки. Сколько молодых хищных девиц присасываются к богатым пожилым кошелькам и живут себе, не зная горя. В какой-то степени честная сделка: я тебе — молодость и энергию, а ты мне — обеспеченность. Только дело в том, что это и есть сделка, бизнес, ничего общего с реальным человеческим счастьем не имеющая. А ещё многие несчастливые семьи притворяются, что у них всё в порядке. И живут себе по инерции, просто сосуществуя в одном пространстве. Потому что им лень бросаться в неизвестность из такого привычного, хоть и скучного и плоского мирка. Так вот. Насчёт нас с Патриком. У нас оказались разные энергетики. Пусть тебя не смущает этот эзотерический термин. Патрик выплёскивал свой эмоциональный запас на работе. Он приходил опустошённый, уставший, раздражённый от однообразия происходящего. И ему хотелось покоя и уюта по вечерам в будние дни. А в выходные — восполнения своих душевных сил, отсюда и встречи с дружками и прочие празднества. Он установил для себя такой порядок, надеясь, что я впишусь в его расписание и стану этакой домохозяйкой-сопровождением. Я его не виню, многие женщины вполне себе подходят на эту роль и не ропщут. Но я-то совершенно не такая! Какое-то время я переламывала себя, уговаривала, что так и надо, что надо потерпеть. Пока не поняла, а сколько терпеть? Всю оставшуюся жизнь?! Я ни в коем случае, кстати, не снимаю вины с себя. В разводе почти всегда, кроме каких-то совсем терминальных случаев с тотальным абьюзом и тому подобных, виноваты двое. Так произошло и у нас. И, скорее всего, моя вина в разрыве даже больше. Но моя энергетика не позволяла мне продолжать осуществлять некий обслуживающий недельный цикл. С другой стороны, я понимала, что не могу взмахом волшебной палочки это прекратить. Дети (к этому времени уже родилась и Анюта) нуждаются в уходе. Муж, каким бы он ни был, тоже требует заботы. Так что же теперь — замкнутый круг? Нет. Мои стремления требовали какого-то выхода. Я попала в критическую ситуацию. Ещё чуть-чуть и монстр рутины сожрал бы меня, мои порывы к саморазвитию окончательно бы завяли и скукожились, расползаясь чёрной ядовитой кляксой по моему внутреннему я. Превращая меня в живого мертвеца. К счастью, я успела. Я решила двигаться. Сама. Несмотря ни на что. Даже вопреки здравому смыслу. Прекрасно отдавая себе отчёт, что будет ещё труднее, чем есть. Ведь никто меня от домашних обязанностей не освободит. Вначале, как я тебе уже говорила, я попыталась что-то продавать. Услуги маникюрши (для чего моталась на другой конец города чуть ли не по ночам); торты (что пекла на единичные заказы, не имея нормальной клиенткой базы), свитера и шапочки (что вязала опять же по ночам). Но всё это приносило такой мизерный доход, что овчинка выделки не стоила. А я уже тогда решила для себя, что стану богатой. Деньги не самоцель, но достаток открывает возможности — то, что мне было жизненно необходимо. Не зря же, чёрт побери, мне в детстве нагадала цыганка! После относительного провала дополнительной самозанятости я переключилась на Патрика. Он к этому моменту окончательно остановился в своей карьере. Работал себе бригадиром электриков и получал вполне неплохую фиксированную зарплату. Но для моих амбиционных планов этого, конечно же, никогда бы не хватило. И беда в том, что Патрик не стремился к дальнейшему развитию. Его вполне устраивало настоящее и его тоже можно было понять! Я принялась «раскачивать» его, то предлагая параллельно халтурить, поднимая свой бизнес, то вообще уволиться и податься в предприниматели. Не трудно догадаться, что мои попытки закончились полным фиаско. И тогда я окончательно определилась со свободным плаванием. Я засела за тренинги, записалась на семинары, и обложилась учебниками по бизнесу. Как же я благодарна своим родителям, что они позволяли мне отлучаться в какие-то короткие командировки, беря на себя уход за детьми. Без этой поддержки я бы не выгребла.
— А что Патрик?
— Патрик поначалу делал вид, что не замечает. Упорно гнул свою линию и вёл себя как обычно. Порой это выглядело даже комично. Особенно, когда я заявляла, что отправляюсь на очередной семинар. В его снисходительном взгляде читалось: ну-ну, давай-давай, перебесишься и вернёшься на круги своя. А когда он понял, что у меня что-то реально получается; когда он понял, что я настолько изменилась, что стала другой женщиной; когда осознал, что он мне не нужен от слова «совсем» (тем более, дети уже подросли); и, наконец, когда понял, что у меня есть другие мужчины (я не особо-то и скрывала): вот тогда было уже поздно! И в один прекрасный день я вернулась в нашу квартирку после очередной командировки и обнаружила, что в ней нет ни одной его вещи. Он собрался и ушёл. На следующий день я подала документы на развод…
— Поучительная история, — протянула Мэри и поставила пустую чашку на столик. — Только как определить в самом начале, подходит тебе человек или нет? Если бы можно было перенестись в будущее, пожить с ним с недельку лет так через двадцать…
— Человечество пытается разобраться с этим вопросом с времён кроманьонцев, бегающих с копьями за мамонтом.
— Это точно, — вздохнула Мэри. — Тут и вправду хоть к цыганки иди.
— Ну своя голова на плечах тоже не помешает!
— Если это умная голова, — засмеялась Мэри. — А не пустая тыква как у меня. Я вообще ничего не понимаю в своей жизни! Кто мне нужен? И нужен ли вообще? Может, мне надо стать хотя бы небольшим для начала авторитетом в своей профессии? Я же точно не смогу поставить на журналистике крест, ради превращения в домохозяйку с коровьими глазами. У меня такая же философия, как у тебя, ба!
— Отрадно слышать. Но твоя философия ещё на стадии становления. Поэтому старайся прислушиваться к дельным советам. Я сейчас не про себя конкретно, а в принципе.
— Постараюсь, — смиренно вздохнула Мэри.
— Как его хотя бы зовут-то?
— Кого? — не поняла внучка.
— Нового твоего кавалера. Я же вижу, что он произвёл на тебя определённое впечатление!
— А-а… Его зовут Александр.
— Красивое имя…
— Ага, — рассеяно отозвалась Мэри, снова сосредотачиваясь на угасающем пламени в камине. — Главное — редкое…
Глава 7. СТРЕЛА
Так получилось, что продолжение разговора о мужчинах состоялось уже на следующий день. Мэри заявилась, как обычно, под вечер, надутая и злая. Элеонора, которая научилась прекрасно разбираться в тонкостях натуры внучки, сразу же повела её отпаивать кофе и всячески пыталась отвлечь от обуревавших девушку невесёлых мыслей. В конце концов, это ей удалось, Марианна даже пару раз подхихикнула над фразочками бабушки. А потом разоткровенничалась.
— Представляешь, — призналась она, — Мишель устроил мне безобразную сцену ревности! Не я ему, а он мне!
— В отношении Александра?
— Ну они пока, слава богу, не знакомы, но, видимо, что-то этакое чувствуется в моём поведении, раз он так на меня «напрыгнул»!
— Марусь! — максимально деликатным тоном сказала Элеонора. — В вашем возрасте итальянские страсти — обычное дело. Это в том числе означает, что Мишель к тебе не равнодушен.
— Да прям! — не согласилась Мэри. — Его просто уязвляет сам факт того, что я могу тратить время на кого-то ещё, а не на него любимого. Он обыкновенный эгоист!
— В тебе сейчас говорит обида. Если бы он был такой плохой, как ты его иногда выставляешь, ты бы давным-давно его бросила.
— Хм! — недовольно поджала губы Марианна и упрямо добавила. — Всё равно он козёл!
— А Александр тогда кто?
— Пока не решила. Потому что не так хорошо его знаю. Ба, если честно, я запуталась. Заблудилась в трех соснах. В двух, вернее. Надо принять решение, не могу же я встречаться сразу с двумя, а как поступить — ума не приложу.
— А зачем? — поинтересовалась бабушка.
— Что «зачем»?
— Зачем срочно принимать решение? И почему это ты не можешь крутить сразу с двумя? Ты пока свободная девочка.
— Ну ба, как-то это… Не хочется употреблять слово «аморально», но… нечестно, наверное.
— Нечестно тратить свою молодость на то, чтобы мучиться от неразделённой любви! Нечестно рыдать в подушку ночами от того, что какой-то там деятель сделал тебе плохо. Нечестно винить себя во всех смертных грехах! Ты же не собираешься свои лучшие годы посвятить страданиям? Во имя чего? Страдать, чтобы что? Какие глупости! Ты даже ещё не замужем! И я же не призываю тебя спать со всеми напропалую. Мы же про человеческие отношения сейчас. А в них окружение из мужчин просто необходимо. Твоя бабуленция всегда придерживалась этого правила. И оно никогда не подводило. Всегда имей в запасе мужчину. Особенно, если природа наградила тебя внешними данными. А она наградила! Так пользуйся этим! Когда мне перевалило за семнадцать, у нас в деревне выбор был не велик. Не то что на девять девчонок, как в песне, восемь ребят. У нас на девять девчонок хорошо, если три калеки мужеского полу набиралось. И что ты думаешь, даже в такой критической ситуации у меня были запасные варианты! Откуда? Да с соседней деревни! К нам на мотоциклах постоянно приезжали пацаны с ближайшей округи. Ну и я не терялась, стреляла глазками. Потому как неизвестно как оно в итоге повернётся. Ещё раз тебе поясняю — я не про распущенность, а про «держание на длинном поводке». Куда ты спешишь? Присмотрись к Саше своему получше. И Миша-Мишель твой никуда не денется: походит, подуется и оттает. Тоже мне, Отелло недоделанный.
— Баб, вот когда ты говоришь, вроде всё раскладывается по полочкам, а когда я остаюсь без твоей поддержки, я как-то вся теряюсь. И делаю всякие глупости.
— Марусь, не страшно. Потому что у тебя есть ещё жизненный запас. Да что там — у тебя весь путь впереди. И незначительные шажки в стороны никак его не нарушат. Вот если бы я вычудила нечто этакое — другой коленкор. Хотя я могу, если постараться, — Элеонора рассмеялась.
— Всё равно, чувствуя себя как-то неуютно.
— Лучшее лекарство — сон. Не зря же говорят, утро вечера мудренее. Но и к моим советам прислушайся.
— Обязательно! А мы что, сегодня «работать» не будем?
— Как скажешь, Марусь. Если ты «отошла», то я — с удовольствием.
***
— Считается, что высока вероятность того, что единственный ребёнок в семье вырастет эгоистом. Может из-за этого ты решилась на второго? — Мэри, к моменту их рабочих посиделок уже полностью преобразилась и настроилась на деловой лад.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.