Глава 1
В серых, окутанных туманом, предрассветных сумерках, стою у незримой черты. Надо сделать шаг, который изменит для меня всё. Вернуться обратно, открутить время вспять — не получится. Даже не знаю, на что сейчас решаюсь. Как перед смертью, промелькнуло перед мысленным взором, словно в кино, всё что было…
Вот с родителями на прогулке в парке. Жил я тогда в Эмпирии и мне, наверное, лет шесть. Гуляем по павильонам, где в естественных условиях живут представители флоры и фауны всех континентов. Могу погладить льва, который этого даже не заметит: он — в своей реальности, мы — в своей, а между нами невидимая стена сжатого пространства и времени. Я для него — порыв ветра, пробежавшийся по спине. В морском павильоне, бродим по океанскому мелководью, мимо нас проплывают косяки сверкающих на солнце сайр, а следом касатка буквально хлестнул меня хвостом по руке и умчалась вдаль. Это было — легкое прикосновение упругой волны и не более, хотя размеры её и мощь промчались во мне холодком восхищения. А дальше, в следующем — птичий рай тропиков, где под шатром высоченных деревьев, увитых лианами, куда-то бежит стая мелких обезьян.
Это были редкие минуты общения с папой и мамой, всё остальное время полностью отдававших себя творению различных арт-объектов. Общаясь со мной, они погружали меня в мир своих фантазий, рассказывали о новых проектах, стараясь вовлечь в творческий процесс. Мне было интересно их слушать, но более всего в эти редкие минуты был счастлив быть рядом с ними, ощущая нас единой семьёй, и поэтому молчал. Они отчего-то сочувственно смотрели на меня, друг на друга и переставали задавать мне вопросы. Остальное время я проводил с моей няней — Лиу, воспитателем — Тони и куратором — Сий. Фактически они воспитывали меня, ухаживали за мной и заботились, в силу своей программы, потому что они искусственники — био-тела, наделенные интеллектом. Мы называем их «элями» и обозначаем знаком «L» перед именем: L Луи, L Тони, L Сий. Сколько себя помню, они всегда были около меня. С ними я познавал этот мир, учился разным наукам, проходил многочисленные тесты, для определения моего призвания и места в этом мире. Родителей больше всего, в моей учебе, как раз интересовали эти тесты. Видел их расстроенные лица, когда они знакомились с их результатами, и понимал, что со мной что-то не так, но никто не говорил — что.
Помню наш последний день. Мы сидим друг против друга на воздушном диване, паря над полом. Они, старясь не поднимать на меня глаз, с нервным всхлипом в горле, говорят, что их творческий союз себя исчерпал, каждый из них дальше пойдет своим путем, поэтому нам всем придется расстаться. Чтобы не травмировать меня этими событиями, семья кураторов из Куратос возьмет меня к себе на воспитание. Конечно это не эмпирики, а кураторы, но мне у них будет хорошо. В этом они уверены. Зачем-то несколько раз повторяют, что всем будет хорошо. Я и так знаю, меня учили, что эмпирики не создают постоянных семей, у них творческие союзы, которые периодически распадаются, поэтому заботу о детях берут на себя другие семьи. Это нормально. Необходимо и нормально. Меня этому учили с детства. Только почему надо ехать Куратос, а не оставаться в Эмпирии, я не понимал.
Теперь то знаю, что многочисленные тесты не выявили у меня никаких способностей к творчеству или необычному мышлению. Я обычный простой, не талантливый — поэтому для меня нет места в Эмпирии. Все, кто здесь живёт, занимаются творчеством или смотрят на мир в необычном ракурсе, познавая, изучая его, делая его ещё более необычным и интересным для людей.
Наутро приехала семья кураторов, чтобы познакомиться со мной и забрать к себе. Приятные, вежливые люди, которые сказали, что мне придётся проститься не только с папой и мамой, но и с элями: они в их семьях не живут, так как являются чисто эмпирской технологией.
Конечно, я уже понимал, что вырос из той программы, которая заложена в элях, но прощаться с ними было тяжело: они были рядом со мной столько лет, и я не только привык к ним, но и полюбил, как любят старые, добрые игрушки. Когда прощался с Лиу, она сунула мне украдкой маленькую металлическую булавку, которая, сколько помню, была всегда пристегнута у неё на фартуке, «в память о старых традициях» — так она когда-то ответила на мой вопрос об этом предмете.
Когда, вместе с новой семьей сел к капсулу, зависшую над террасой, выходящей из моей комнаты, заметил, что окна у неё непрозрачные, так что не видно будет пролетающего за ними, так любимого мной, города, с которым хотелось попрощаться. Капсула остановилась, панель отошла в сторону. Выйдя из неё, удивился увиденному пейзажу. Она зависла над дорогой, по обе стороны которой, до самого горизонта расстилались цветущие поля дикорастущей травы, а рядом стояла машина, подобная тем, которые видел в исторических хрониках. Когда сели, она тронулась бесшумно по пустынной дороге, но, на мой взгляд, очень медленно.
Оглянулся назад. Далеко-далеко блестели на солнце огромные стелы зданий на окраине Эмпирии, но скоро, и они пропали из глаз. А дорога, стрелой уходящая за горизонт, так и плыла в окружении этого разнотравья, пряный запах которого попадал через чуть приоткрытые окна в машину.
Глава 2
Куратос, оказался очень уютной страной: кругом много зелени, здания намного ниже и меньше, чем в Эмпирии, нигде не видно элей, вместо них простые биороботы. Дом приёмной семьи был большой, но уж очень не эмпирский: пришлось учиться пользоваться домашней техникой и отучаться от мыслительной подачи команд роботам. В новой семье было двое своих детей, отличные, дружелюбные ребята, которые старались сгладить горечь моей разлуки с прежней жизнью, приглашая принять участие в играх и развлечениях. В Куратосе очень популярны различные головоломки, шахматы, развивающие игры, поэтому с удовольствием окунулся в этот мир. Приёмные родители относились ко мне хорошо: давали корректные советы и не лезли в душу с комплементами за успехи и сопереживаниями. Если раньше меня учили на дому эли, то теперь пришлось перейти на обучение в клубусы. Это такие образовательные центры, где ребята небольшими группами проходят обучающие курсы по тематике, определенной тестами, как наиболее для них подходящей. Для меня была приоритетной тематика межвидового общения и социальных интересов, поэтому курсы были посвящены истории человечества, психологии и социологии индивида, искусству, культуре, физиологии интеллекта и ассоциативных составляющих личности, ну и так далее и так далее. Мне было интересно и учился легко, но чувствовал, что что-то делаю не так, потому что педагоги, ведущие курсы, и приемные родители смотрели на меня с любопытством и удивлением. Никто ничего не объяснял, только брат и сестра намекнули мне, что я нестандартно мыслю, не в духе философии их страны, хотя система в моих размышлениях есть. В Куратосе все жители — кураторы, занимаются накоплением, систематизацией и аналитикой истории человечества. Это они разработали систему тестов, которая позволяла, абсолютно правильно определить будущую область приложения сил каждого члена общества не только их страны, но и всех других стран планеты.
Закончив шестилетнее обучение в клубусе, с хорошими показателями освоения материала и будучи двенадцатилетним подростком, я как все кураторы, должен был согласно выпускных тестов, получить направление на обучение в колубусы — вторую ступень образования для подготовки специалистов. Брат и сестра сразу их получили и, попрощавшись, уехали в соседний город, где был колубус их профиля. Я же не получил никакого распределения, и приёмные родители с каждым днем всё больше волновались за мою судьбу. Наконец меня вызвали в центр тестирования, что бы прошёл его ещё раз: для окончательного принятия решения. Я порядком устал: тестирование длилось часа три и охватывало все сферы не только моих знаний, но и моего понимания окружающей действительности.
Когда вернулся домой, то по расстроенным лицам приёмных родителей, очень похожих сейчас на лица моих настоящих, понял, что не оправдал их ожиданий и меня ждёт очередное расставание с людьми, к которым привык и можно сказать привязался.
Усевшись со мной на диване, они взяли меня за руки и сказали, что я не подхожу под стандарты обучения кураторов, хотя и показываю высокие показатели интеллекта, поэтому мне придется уехать к новым приёмным родителям, которые будут мне более соответствовать и помогут получить нужное мне образование. Новая семья приедет завтра, а сегодня они проведут весь день со мной, чтобы оставить о себе добрые воспоминания. Прогулка в парке с аттракционами и прощальный ужин были прекрасны, но ложась спать задавал себе вопрос «что со мной не так?».
Глава 3
Семья плебосов приехала к обеду. По сравнению с кураторами, они были очень простыми людьми: много улыбались, шутили, новый отец похлопал меня по спине, потрогал мышцы на руках и сказал, что слабоваты, но он это исправит. Новая мама, потрепала волосы у меня на голове, заглянула в глаза и сказала, что я писаный красавчик. Вновь приобретенные брат и сестра поглядывали на меня с любопытством и уважением. Прежние приёмные родители всё это время стояли в сторонке, как бы подчеркивая своим сдержанным поведением более высокую культуру и статус. Мне так показалось. Когда вышли на улицу, и увидел машину моей новой семьи, то у меня было чувство, что я переместился в прошлое, лет этак на двести: она, похоже, даже близко не знала тех технологий, которые были у кураторов. Усевшись в неё, мы тронулись к моему новому месту жительства. Улицы за окном плавно плыли, цветы и деревья, раскачиваясь на ветру из стороны в сторону, словно прощались со мной. Миновав город, машина на удивление резко прибавила скорость, хотя стало раздаваться небольшое шуршание снизу. Приёмный папа, обернувшись ко мне, подмигнул, сказав, что и мы то же кое-что можем. Машина летела по прямой дороге, по обе стороны которой поля плавно перешли в рощи и лесные массивы. К вечеру приехали в страну Плебос, в городок, где мне предстояло жить, на берегу океана. Раньше видел океан только в парке, а теперь огромный и живой, бьющий волной о берег, он так захватил моё внимание, что особо и не смотрел по сторонам, когда мы проезжали по городу, хотя отметил, что здания здесь невысокие, улицы ползут на небольшую гору террасами, много зелени и все выглядит очень красиво, в сочетании со щебетанием птиц, устроивших концерт в наступающих сумерках.
Дом новой семьи был большой, двухэтажный, окруженный садом, фасад обращен к океану, который с высоты расположения здания, казался таким ласковым, мило набегавшим своими волнами-барашками на берег. Убранство внутри было очень простое: минимум бытовой техники, деревянный пол, стены, отделанные песчаником, и пара картин, с изображением бескрайних цветущих полей, в память о родине моей новой приемной матери — она была из семьи кураторов.
Комнаты новой сестры и брата, располагавшиеся, как и моя, на втором этаже, были также просторны и просты, как и холл. Из техники, в комнате, нашёл только информационное устройство, наподобие старинного ноутбука, и прибирающий пол механизм, стоящий на зарядке в углу, за шкафом для одежды. Но мне всё понравилось, как и то, что запросто окликнули снизу, пригласив на ужин.
Ужин оказался очень необычный: никогда не ел столько морепродуктов, причём, можно сказать, в первозданном виде. Приходилось открывать створки моллюсков, разрывать панцирь креветок и разрезать осьминога на куски, всё это обмакивая в острый соус и заедая кусками свежеиспечённого чёрного хлеба с чуть сладковатым привкусом. Было очень вкусно. Может не зря тесты определили меня сюда и значит здесь моё место.
После сытного ужина, глава семьи пригласил всех на веранду, где сидя на свежем воздухе, насыщенном ароматами сада и океанического ветра, ещё час рассказывал смешные истории из своей молодости, перемежаемых лёгкими колкостями жены, которая слушала их, наверное, уже в сотый раз. Ребята же только улыбались, вероятно гордясь своим отцом, и могли его слушать бесконечно. А мне было интересно почувствовать новый мир, через общение этих людей.
Утром, после завтрака, на ноутбук пришло письмо с приглашением в учебный центр, куда я был зачислен слушателем на курс психологии физиологии. Понятия не имел, что это такое, но звучало очень интересно. Главное, что у меня появилась возможность учиться и быть как все. Может я в душе плебос?
В ходе учебы понял, что в Плебосе, главное внимание уделялось физической культуре человека. Половину учебного дня учащиеся проводили в огромном спортивном комплексе, где кроме общефизической подготовки, каждому был определен свой вид спорта. Для меня — плавание, хотя я не умел плавать. Но ежедневные тренировки, моя физиология и талантливые учителя сделали своё дело. Оказалось, я буквально заточен под плаванье и на лету осваиваю все техники, показывая великолепные результаты, за столь короткое время. Новые родственники гордились мной и считали, что именно их страна станет для меня навсегда родиной. Учеба, при такой огромной загруженности тренировками, как ни странно давалась легко, и я даже с опережением проходил курс своего обучения, показывая отличные результаты.
Помогая новым родителям, Майе — в оранжерее, или Ульберту — рыбачить в море, чувствовал, что даже такая вроде рутинная физическая работа, приносит радость. Мои учебные изыскания на эту тему, подтверждали теорию этой страны: физическая культура и физический труд, заложены в самой физиологии человека и являются главной составляющей его здоровья. Поэтому все плебосы уделяли физическим упражнениям много свободного времени, находя в этом радость для себя, а физический труд ценился здесь как самый важный и ценный для общества. Плебос обеспечивал все другие страны экологическими продуктами питания, тканями, материалами, в которые было вложено много ручного труда и поэтому они особо ценились. Это начал ценить и я.
Глава 4
Проучившись в Плебосе шесть лет, настолько привык к нему и вжился, что не представлял себя в другом месте. В новой семье неоднократно обсуждали выбор моего дальнейшего трудоустройства. Брат и сестра — Берк и Тая, уже точно знали куда пойдут работать, так как прошли несколько производственных практик и получили согласие руководства предприятий на своё трудоустройство. Как и отец, они выбрали работу в море. Только если он занимался добычей морских ресурсов, они собирались заниматься их разведением. Я же каждый год проходил практики в разных научных организациях, изучающих психологию физиологии, но как-то не прикипел ни к одной, даже лестное предложение остаться работать в учебном заведении не грело мою душу — я сам не знал, чего хочу. Везде было хорошо, но чего-то не хватало. Это беспокоило родителей, поэтому они и старались мне помочь, давая советы, чем ещё можно заняться в Плебосе.
Настал день, когда я получил звание специалиста по психологии физиологии, но так и не определился куда пойду работать. В учебном заведении была даже создана специальная комиссия, чтобы определить моё будущее. Это было из ряда вон выходящее событие.
Приехавшие из Кураторс кураторы, тестировали меня несколько часов. Окончательное решение будет отложено на следующий день. Я не спал всю ночь накануне, как и родители, которые за меня переживали. На утре, Мая и Ульберт позвали меня в сад, чтобы поговорить.
Усевшись в плетёные кресла, они почти синхронно обвели рукой всё окружающее пространство, и спросили: «Разве тебе тут плохо? Мы так старались.» Я ответил, что полюбил это место и очень уважаю их и то, что они для меня сделали, и не собираюсь их покидать. На что они покачали головой и Мая сказала, что таких как я, не нашедших работу и не прошедших тест, отправляют в дикие места, чтобы они начали там жизнь заново. Мая не знает, где это и что там, но оттуда никто не возвращался, а она не хочет меня терять, будет переживать и чувствовать себя виноватой в сложившейся ситуации. Ульберт обнял меня за плечи и сказал, что я сильный парень и нигде не пропаду, но ему жаль терять такого сына, и он будет скучать и печалиться обо мне. Добавил, что я особенный и они с женой полюбили меня всей душой.
Вердикт комиссии подтвердил опасение родителей: мне дали путевку в страну XXXL, чтобы там я начал свою взрослую, самостоятельную жизнь. Лица при этом у них были такие сочувствующие, будто я приговорен к смерти. Предупредили, что через полчаса оттуда прибудет машина, на окраину города, куда меня подбросит один из кураторов. Заехали к родителями, взяли приготовленные заранее вещи, обнялись, попрощались и помчались на окраину города.
Там меня ждал, неожиданно, квадрикс, в котором однажды летал в Эмпирии.
Сел в него, боковая панель закрылась, вертикальный взлет на большую высоту, затем молниеносный полет, в течении нескольких минут, возможно на другую сторону планеты. Квардикс вертикально опустился, я вышел из него, а он взмыл в небо.
И вот я посреди бескрайнего поля. Передо мной, в метрах пяти, на земле, вспаханная черная полоса, а от того места, где стою, тянется к полосе стрелка, на которой светятся буквы «Иди». Подобные вещи знакомы ещё по Эмпирии, где всё не такое, как кажется.
Да я приговорен к изгнанию в страну XXXL, но не к смерти. Что делать, если судьба привела меня сюда. И вот я у этой вспаханной черты, чтобы сделать шаг в неизвестность, но я хочу жить и надеюсь, что это того стоит.
Закрыл глаза и шагнул вперед.
Глава 5
Открыв глаза, увидел, что стою посреди куполообразного абсолютно белого зала без окон и дверей, стены и пол которого светятся ровным неярким светом. После нескольких минут пребывания в полной тишине и без какого-либо движения кругом, появилось ощущение, что парю в воздухе. Наверное, так действует на глаза подсветка. Попробовал кашлянуть, сделать несколько шагов в сторону. Откуда то раздался голос.
— Да, я здесь. Приветствую тебя новичок. Я изучал тебя и твою историю. Теперь послушай мою.
Неизвестно откуда выплыла эмпирская кресло-подушка и зависла рядом со мной, приглашая приятно в ней расположиться. Усевшись поудобнее, подумал, что вроде начало неплохое, раз предложили присесть. Голос прокашлялся и продолжил.
— Я и мои друзья не помним, где наш дом, и кто наши родители. Наша родина теперь здесь. Когда-то мы плыли в космосе в большом, как говорят у вас, «облаке-подушке», узнавали новые миры, искали пристанища, достойного наших мечтаний, и вдруг увидели маленькую голубую планету, которая манила нас, обещая все радости жизни: много воды, мягкое солнце, есть кислород. Много ли надо скитальцам. Наш корабль расположился на удаленной орбите, чтобы издалека изучить все аспекты. Но надо же было случиться такому обстоятельству, что мы оказались в момент отключения основных двигателей, на одной прямой с Солнцем, Меркурием, Луной и Землей. Возникла магнитная тяга и нас понесло вниз, вращая, словно в вихре, прямо на планету. Плотная атмосфера, стратосферные молнии буквально рвали корабль в клочья, системы жизнеобеспечения и управления отключились, и он летел, всё ускоряясь, вниз, притягиваемый полем планеты. Упал корабль в середину континента, между двух океанов, да ещё и в огромную тектоническую трещину. Застряв в ней, он начал взрываться. Спаслись немногие. Души тех, чьи тела погибли, мы вобрали в себя, буквально сойдя с ума от боли и переполнения. Надо отметить, что мы не размножаемся телами, как люди, мы размножаемся душами. Каждой родившейся душе создается физическое тело. Но если тело гибнет и нет другой замены, то души могут какое-то время пребывать в другом теле нашего сородича, как бы в гостях, пока не получат свое новое тело. И таких душ в гостях может быть не более шести. А тут их пришлось поглощать сотнями. У любого поедет крыша.
Несмотря, на необыкновенность услышанного, я решил возразить, что благодаря их халатности погибли не только их сородичи, но и люди Земли. Не успел открыть рот, чтобы это сказать, как неизвестно откуда появился шар, диаметром около полуметра, словно наполненный гелем, переливающийся как мыльный пузырь, и подкатил ко мне.
— Молчать сосунок, сопливый щенок. Слушать сюда — изрыгнул шар, становясь пурпурным и сморщившись, словно сухофрукт, стороной, обращенной ко мне.
Я от неожиданности чуть не подпрыгнул на подушке.
Шар быстро вернулся в прежнее ровно-перламутровое состояние и после паузы, извиняющимся голосом сказал.
— Извините. Это отрыжка того, что когда мы спасали души своих сородичей, то по случайности в суматохе поглотили и часть душ погибших от взрыва людей. Поэтому, можно сказать унаследовали чьи-то черты. Но я продолжу, чтобы вам стало понятно. Действительно мы скорбим о том, что погибло много людей.
Шар при этих словах испустил глубокий вздох, наполовину похудел и почти согнулся пополам, словно в поклоне. Затем продолжил.
— Наглотавшись душ, свихнувшись от их количества, мы носились как угорелые по пожарищу не понимая, что делаем и куда бежим. Когда страсти поутихли, люди, поняв, что мы не опасны, выловили всех нас и поместили в отдельной зоне. Они тоже не знали, что делать. Благо среди них оказался один очень талантливый психолог, который смог догадаться о причине нашего безумия и предложил ученым воссоздать тела погибших. Так постепенно, мы пришли в норму, каждая душа получила своё тело, кроме конечно человеческих, которые постепенно покинули нас, но наложили отпечаток на наши чувства и воспоминания. Поэтому иногда и вырываются из нас их эмоции. Очень трудно это контролировать.
Последовала минутная пауза, во время которой шар перекатывался из стороны в сторону, словно разминая бока.
— Ну-с продолжу, на чём это я батенька остановился? Ах да на сотрудничестве…. Простите опять что-то попёрло. Когда всё было потушено, оказалось, что взрыв корабля активизировал тектоническую трещину, и она начала разрывать континент на части, обещая начать новый географический передел мира, уничтожив всё то, что было создано человечеством. Мы не могли этого допустить и предложили людям помощь и наши технологии, а они — возможность жить среди них. Так была создана Эмпирия, куда со всего мира собирали талантливых, творческих людей, способных воспринять новые технологии и относиться к нам без предрассудков. Так появились эли, и ты теперь понимаешь, что у них есть душа. Не зря же Лиу подарила тебе старинную металлическую булавку, в знак памяти и своей к тебе привязанности.
Да, булавка… Я всегда носил её с собой, на шнурке, в память о той, кого считал самым близким человеком в детстве. Значит, не зря мне казалось, что она живая и настоящая, как мы — люди.
— Можно задать вопрос?
— Без проблем.
— А как устроены ваши настоящие тела? Меня это интересует как специалиста.
— Да, да знаю. Психология физиологии и бла, бла, бла… Ой извините. В общем-то, просто, как ваша планета: снаружи оболочка, органы чувств, органы питания и выделения распределены по её поверхности равномерно — ну как поры вашей кожи. Дальше следует двигательная оболочка, наподобие связочно-мышечного каркаса, затем оболочка переваривания пищи, и в самом центре нашего тела, размещается мозговая оболочка, внутри которой вместилище души. Только костей и волос у нас нет, а так всё очень похоже. Даже лучше.
При этих словах шар стал пунцовым, немного раздулся, похоже от гордости за собственное совершенство.
— Извините, мы забыли представиться друг другу. Меня зовут Лео. А вас?
— У-ру-ру.
— Рад знакомству.
— Ладно, хватит слюни распускать. Держать строй, смотри на меня, делай как я… Ой извините. В общем, эта порванная тектонической трещиной земля и называется страной XXXL. И вы прибыли сюда, чтобы стать новобранцем в армии спасения, выполнять всё, что вам поручат на благо всего остального мира.
Не будь я психологом, наверное, принял бы это всё за розыгрыш или очередной тест. Но логика его повествования сходилась, и я поверил ему, и он это понял.
— Ну что мальчук, труба зовет — вперед, вперед… Ой, извините, прошу пройти за мной, — и браво покатился к стене, где открылся проем наружу. Я зашагал следом за ним.
Глава 6
За куполом продолжало простираться такое же поле, которое я видел, когда стоял перед вспаханной полосой. Ничего нигде не было. Я посмотрел на Уруру, он уверенно катил дальше, а мне не терпелось задать вопрос.
— У-ру-ру, а почему так кругом пусто?
— А? Забыл. Он подкатил ко мне и чем-то уколол мне ногу, через одежду.
— Ой. Что за дела?
— Ответ на твой вопрос. Я сделал тебе инъекцию, чтобы ты смог видеть и чувствовать через иллюзию.
Оглянувшись вокруг, заметил, что в воздухе стали проступать сначала контуры домов, каких-то производственных помещений, людей. Вспомнил, как был с родителями в парке и гладил тигра, а он это не замечал. Так и я сейчас, словно начинал видеть то, что казалось мне ветерком, а на самом деле было людьми, проходившими рядом со мной и вероятно касавшимися меня. Окружающий меня мир всё больше проступал и становился чётким, живым, настоящим, стала слышна человеческая речь и остальные звуки.
— Уру, а если человеку не сделать инъекцию, он что будет проходить через всех этих людей и дома и ничего не слышать, и не чувствовать?
— Конечно, потому что это не просто иллюзия, а пространственно-временная оболочка, которая окружает каждого пришедшего сюда чужака, не давая проникнуть в наш мир, без разрешения.
— Значит в парке Эмпирии, я ходил среди диких животных и по дну моря, по-настоящему, окруженный этой оболочкой.
— Конечно, дурашка. Тебе предстоит столько ещё узнать, сосунок. Ой извините, Лео.
Прошло ещё несколько минут, пока я окончательно слился с миром страны XXXL и увидел, что собой она представляет, по крайней мере на сколько хватало зрения.
А увидел я огромный палаточный лагерь, наподобие тех, что были раньше на учениях, в войсках. Конечно, так выглядело чисто внешне. Понятно, что всё кругом пропитано и напичкано новейшими технологиями, которые позволяют людям быть мобильными и нет необходимости в строительстве постоянных сооружений, требующих много времени и ресурсов. Это как подушка, которая в Эмпирии и кресло, и кровать, и средство перемещения на небольшие расстояния, и обогрев, и массаж, и лечение — всё в одном устройстве, а по сути своеобразная голевая форма, с встроенной программой на уровне молекул, и главное не требующая источника питания, потому что им является углекислый газ, например, вырабатываемый человеком.
Чем больше вокруг видел, тем больше понимал, что этот мир мне нравится: в нем есть и то, что я ценил в Эмпирии — технологии и то, что нравилось в Кураторсе — система и порядок, и то, чем меня покорил Плебосе — простота быта.
Уруру остановился у одной из палаток, немножко попрыгал на месте и, чуть сплющившись, сказал.
— Хрен с тобой, я пошёл заниматься своими делами. Покеда. Ой извини. Это твоё жильё, привыкай.
И покатил дальше. Полог палатки откинулся, оттуда выкатились семь шаров поменьше, окружили меня, подпрыгивая на месте, крича наперебой.
— Привет, привет, привет. Ты новенький. Салага, будешь жить тут. Попробуй только пискни. Ой, прости. Мы тебе всё приготовили.
И покатили вприпрыжку, догонять У-ру-ру.
Да, у них тут точно проблема с отпечатками человеческих душ, — подумал я, заходя в своё новое жилье.
Глава 7
Войдя в палату и оглядевшись по сторонам, задался вопросом: что тут делали шары и что они подразумевали под тем, что всё подготовили. Внутри палатки было только две вещи, которые, кстати, были мне знакомых по Эмпирии: плавающая в воздухе подушка-кровать и стол-планшет, без ножек, который можно легким движением руки расположить как угодно в пространстве, и он будет так зафиксирован, пока ты не пожелаешь поменять его положение.
В детстве, я не только за ним сидел, но и на нём лежал, когда играл и рисовал, и даже им бросался в стену, ради шутки, потому что мне нравилось смотреть, как он не долетая несколько сантиметров до стены, в воздухе разворачивается и возвращается ко мне, как бумеранг, приняв обычное положение стола передо мной.
Обошёл палатку, посидел на кровати, покрутил стол — точно вернулся в детство. Вдруг стена палатки передо мной ожила, появилось изображение шара, похоже Уруру. Хотя если они одинаковые, как их различать? Шар прокашлялся.
— Это я Уруру — не сомневайся. Посмотри внимательно на меня по экватору.
Присмотревшись, увидел нечто, вроде бегущей по нему строки, или пояса, где через маленькие интервалы повторялось его имя — L У-ру-ру.
— Теперь понятно, как нас не перепутать? Зри в пояс. А теперь о программе дня. Планшетом пользоваться, как я понимаю, умеешь, поэтому вся навигация лагеря перед тобой, остальное пока знать рано. Допуска, голубчик, ещё не получил, много будешь знать — скоро состаришься. Шучу, шучу. Кормёжка, помывка, туалет — справа от тебя, виртуально они закрыты, но они есть. Подойдешь к стене — увидишь. Продукты расходуй экономно, нечего разводить свинюшник, чтобы крошка не пропала — понял, Салага. Извини, напряжёнки с едой нет и отходы перерабатываются до естественных элементов, просто нам непривычно тратить ресурсы планеты неразумно. Она всё таки — одна, а нас жрецов — много.
— Жрецы — это служители языческих верований в древние времена.
— Учи, учи меня ещё, Балабон. У вас они служители культа, а у нас — те, кто жрёт не в меру и без толку. Понял. Ой, извини, я о том, что всё должно быть разумно и целесообразно. Только ни хрена не получается: люди слишком прожорливые и поэтому вонючие. Ой, прости. Просто у некоторых из вас культуры потребления не хватает. Хавают и хавают на дармовщинку, а это всё произвести надо. Извини, извини, что-то тема эта из меня попёрла, наверное, перед магнитной бурей — таки плющит, таки плющит.
— Ничего, понимаю, сам иногда что-то подобное чувствую, хотя хамства тебе не занимать.
— Ладно, обживайся, а я покатил. Если есть вопросы — инструмент перед тобой — задавай.
Экран погас, а я решил ещё раз обойти палатку по периметру, чтобы обнаружить её новые скрытые локации, и за одним покушать, что-то я порядком проголодался.
Обойдя палатку, обнаружил: спортзал, в одном флаконе, с бассейном, беговой дорожкой и тренажёрами, столовую с набором продуктов, санузел с душевой кабиной, умывальником, и подушкой для справления больших и малых надобностей. В общем, всё это мне было знакомо по Эмпирии и не вызывало вопросов, поэтому после ознакомления со всеми благами технологий, отправился покушать. Выложив на кухонный стол упаковку с мясом и овощами, задал программу тушения. Упаковку снимать не надо: она съедобная, сделана из приправы, трав и зерен растений. Через минуту, запахло тушеным мясом и овощами. Из стола выдвинулись под приготовленными блюдами квадратные тарелки и вилка с ножом. Покушав, сдвинул их обратно в углубление, откуда их брал, они слились со столом, а стол стал девственно чист, как до приготовления пищи. Достал из шкафа кубик сока, бросил на стол, выдвинулся стакан, и когда я к нему прикоснулся, он был теплый и источал аромат. В общем, есть свои плюшки в этих технологиях — с ними удобно жить. Рассмеялся про себя: как быстро я переметнулся из плебоса в эмпирики, стоило только вкусить еды и немножко лени.
Отведав благ цивилизации, решил прогуляться по лагерю, а не изучать его по изображению на столе: мне как психологу — важны личные впечатления.
Глава 8
На выходе из палатки, меня ждала миловидная эля, очень похожая на мою няню-L Лиу.
— Здравствуйте, Лео. Меня зовут L Тиу. Я буду вашим гидом по лагерю, раз уж вы решили его посмотреть.
— Вы, что мысли мои читаете или за мной приглядываете, ведь я не сообщал Уруру, что собираюсь прогуляться.
— Нет, что вы, так поступают почти все новички — в этом люди предсказуемы. Это называется у вас — любопытством. Но в новом месте вы способны на непредсказуемые поступки и можете поставить себя в опасную ситуацию, поэтому всем новичкам на первое время назначается гид. Помните, что не всё такое, как кажется.
— Спасибо за беспокойство и то, что напомнили мне мою няню.
— О, да милая женщина, слишком милая. Как овца. Дура бесхребетная. Ой, простите, простите. Я работаю над собой. Есть успехи, но пока не избавилась до конца от отпечатков, оставленных «соседями» по несчастью.
— Да, я всё понимаю. Странно только, что вы с такими развитыми технологиями, способными создавать себе живые тела и читать мысли, до сих пор не смогли очистить своё сознание от впечатлений, оставленных погибшими людьми.
— О, это совсем непросто. Мы очень миролюбивая, позитивная цивилизация. Но были слишком уравновешенными, по вашим меркам. Нам что ли не хватало эмоций. Столкнувшись с душами людей вашего мира, в момент их отчаяния, мы словно обожглись о них. Шок от ожога был настолько сильный, что включились, спящие где-то в глубине нашего кода, эмоции, но поскольку опыта общения ими у нас не было, он заполнился вашим. И сейчас, если нам постараться избавиться от отпечатков человеческих душ, то можем навсегда лишиться и своих, поэтому путь только один — воспитание чувств, избавление от некультурных и некорректных выражений. Мы над этим работаем. Но, Уруру, например, это нравиться. Ему нравиться быть грубияном и солдафоном, потому что так он чувствует себя сильнее и больше похожим на ваших киношных бравых героев прошлого столетия. Что с него взять: он гуманитарий — археолог человеческих историй, до мозга костей. Хотя извините, костей то у нас и нету.
— А вы, кто по специальности?
— Я — гид для новичков, психолог межвидового общения, лингвист, филолог, историк материальной культуры, ну и по совместительству — когда-то была одним из операторов управления нашего корабля, поэтому знакома с технологиями полета в космосе. Но кому они сейчас нужны?
— Можно сказать, что я ваш коллега, поскольку изучал психологию межвидового общения и физиологии человека, а также знаком с вашими технологиями. А на счёт лётных навыков — может когда-нибудь полетаем и в космосе: очень хочется увидеть наш мир со стороны.
— Интересно, что вы об этом мечтаете: вы кажетесь таким практичным, приземленным что ли.
— Ну и у нас, не только у вас, много оболочек внутри и где-то там скрыты целые миры, где рождаются мечты, надежды и вера в их осуществление.
— Да вы поэт. Вернее сказать, оптимист. Ну что куда пойдем?
— Прямо и направо. Там, я краем глаза увидел на карте разлом. Хочется поглядеть на него вблизи.
— Ну хорошо.
Тиу, как и Лиу, внешне похожая на человека, с руками и ногами, только без каркаса костей, достала из кармана два пакета, один дала мне, второй развернула и надела на голову. Получился прозрачный гелеобразный шлем, прикрывавший голову и верхнюю часть лица. Я последовал её примеру. Почувствовал дуновение ветра на лице: он фильтровал воздух, попадающий в зону шлема, которым я затем дышал.
— Там много ядовитых газов, пыли. — сказала Тиу, поясняя назначение шлема.
Подлетел квадрикс, мы уселись в него и направились к разлому. Турист, блин, — подумал я. Но мне не терпелось глянуть на то, что происходит там: все-таки, любопытство у нас в крови, и оно предсказуемо.
Глава 9
Разлом сверху выглядел ошеломляющее: весь континент, не доходя до океанов, словно тесаком разрезали наискосок, с северо-запада на юго-восток. В самом широком месте, расстояние между противоположными краями трещины достигало примерно тридцати километров, а глубина не меньше двадцати, поэтому видно было, всплески извергающегося огня, пыли и магмы. Подумал, что если бы магма застывала, то тут со временем, могли бы образоваться горы, но вероятно температура там настолько высока, что это просто не может произойти. Внизу и по бокам разлома, не было видно никакой деятельности, людей или механизмов.
— Что-то делается с ней или чего-то выжидают?
— Сверху не видно того, что там на самом деле происходит, но работа там кипит, уж мне поверь.
— А чем я буду заниматься? Я же не специалист по планетарным катаклизмам.
— Ты будешь заниматься тем, чему тебя учили — проблемами межвидового общения. Людям и нам нужно полное взаимопонимание, доверие, иначе нам не справиться с этой проблемой. Вы все разные, мы все разные, но должны стать единым целым, чтобы остановить то, что уничтожит это мир.
— Вообще-то, я в Эмпирии не замечал проблем в общении или отношении между элями и людьми.
— Потому что тебя учили, что они искусственный интеллект. Даже твои продвинутые родители не хотели чувствовать элей равными себе.
— Они — творческие люди и ваше неэмоциональное поведение и отсутствие творчества, в их понимании, ставили вас в один ряд с теми технологиями, которыми они пользовались, хотя созданы они были именно вами.
— Согласна. Ты прошёл ещё один тест: начал понимать нас и относиться к нам непредвзято. Это прогресс.
— Так что все-таки происходит внизу?
— Ну, во-первых, с помощью технологии подушек, утилизируется углекислый газ, пыль и другие яды, выделяемые трещиной, во-вторых, тонкими, прочными волокнами, трещина сшита вся внутри, чтобы контролировать процесс расширения и сдерживать её, пусть и с переменным успехом, в-третьих нити рвутся и их надо постоянно восстанавливать и закреплять, ну и в-четвертых, изучаются другие возможности укрепления континента, чтобы его не разорвало на части.
— Ну а почему не дать ему развалиться, ну будет два континента и залив или внутреннее море внутри.
— Мы это ещё в самом начале предлагали, но люди отвергли, потому что боялись: не пострадает ли мировой океан, не изменятся ли в нём течения и погода по всему миру. Люди привыкли жить как жили, боятся перемен и потерь. Вероятно, история научила вас тому, что плохой мир лучше доброй войны или от добра добра не ищут, поэтому тянут до последнего, когда будет поздно принимать постепенные меры.
Я вспомнил Маю, Ульберта, Берка и Таю. Что будет с ними, если что-то произойдет с мировым океаном — вся их жизнь связана с ним. Да и мягкий климат Кураторс тоже зависит от него. Эмпирии проще: она расположена на севере, далеко от берегов континента.
— А вы сами — едины?
— Конечно нет, мы же личности, а не механизмы. Кто-то предлагает создать корабль и продолжить путешествие в космосе, кто-то считает, что тут наш дом, раз мы приняты человечеством, а кто-то считает, что мы должны жить на земле обособленно, очиститься от человеческой скверны в душе, храня свои обычаи и верования. Но есть и радикалы, которые считают, что фактически мы управляем человечеством, раз дали новые технологии, поэтому должны перестроить его под свой образ и подобие, т.е. создать более совершенное общество.
— Ну и вы к какой идее тяготеете?
— Продолжить путешествие.
— Вам не нравиться наша планета?
— Мне всё здесь нравиться, но меня тянет космос: я там родилась, выросла. А здесь я испытала впервые страх и смерть своего физического тела и хотя получила новое, но всё равно помню всё, что произошло тут и никак не могу забыть.
— Простите.
— Пошёл к черту. Задолбал меня своими вопросами. И так на душе кошки скребут от всех этих проблем, а тут ещё ты…. Прости, прости, прости — магнитная буря похоже плющит.
— А почему вы так сильно реагируете на магнитные бури?
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.