Бесплатный фрагмент - Вывод

Каков же вывод?

Ничего плохого в этом нет,

Что у Вас, мадам, в шкафу скелет:

Не у Вас одной с головкой швах —

Много их, скелетиков, в шкафах.

О. Пряничников. «Забывчивая мадам»

Человеческая жизнь — вообще сложная штука, а в условиях России — еще и малопредсказуемая. Сегодня доллар — пятьдесят рублей, завтра — сто, а послезавтра — совсем наоборот. Не верите? Я тоже, но очень хочется. Из-за того, что «очень хочется», вся Россия залезла в долги по кредитам. С точки зрения количества кредитов, все стали жить, как граждане Америки и Европы — взаймы. Но, вот всё прочее — далеко не так, как в Европах: и зарплаты — не такие, и квартиры — не такие, и сыра пармезана на прилавках не стало. Одним словом — тяжко! А когда становится тяжко, что делает среднестатистический российский гражданин — плачет? Нет. Жалуется? Нет. Он начинает писать стихи и рассказы. Причем, если стихи — то про любовь, а если рассказы — то иронические и сатирико-юмористические.

Вот и ответил российский гражданин Олег Пряничников на всё ухудшающуюся экономическую ситуацию залпом рассказов под общим названием «Вывод». В книге собраны юмористические рассказы, авторские жизненные зарисовки и различные «смешинки» небольшого формата, ровно такого, чтобы, быстро прочитав, сначала улыбнуться и расслабиться, а потом — задуматься…

В книге нет общей сюжетной линии. Однако ясно просматривается жизненная позиция автора — адекватно воспринимать все неадекватные ситуации, возникающие в нашей своеобразной жизни. Она-то и объединяет все произведения единым настроением — весёлой иронией, позитивным настроением и, если хотите, терпеливой сопричастностью с жизненными коллизиями своих героев.

Смех и улыбки О. Пряничникова, положенные им в строки рассказов, это не тот смех и не те улыбки, к которым мы уже привыкли и притерпелись, просматривая телепередачи с участием маститых штатных юмористов и прочитывая юмористические рубрики в газетах и журналах. Автор, и это совершенно определенно, обладает яркой индивидуальностью, его юмор своеобразен и неповторим. Неповторим потому, что авторские фразы и обороты речи могли возникнуть только в его голове в результате сугубо индивидуального взгляда на события, ситуации и на юмор…

«До больницы был уверен —

Хуже нет фашизма.

Убежден в другом теперь я:

Хуже всего клизма!»

Давайте все дружно поздравим нашу ненавязчивую медицину с таким объективным народным мнением.

На своих героев автор смотрит сквозь призму и лупу, не искажающие, а раскрывающие их суть: все эти пресловутые и общеизвестные «ваучеродеи», «психоловики», «работодятелы», «бульдозверисты» — являются «глючевыми» словами, образующими причудливые по замыслу, но простые по форме тексты, словно «сфотографированные» в соседней булочной, в соседней квартире, в соседнем цехе, на соседнем клабище…

При всей оригинальности мини и микросюжетов, в них нет никакой вычурности. Даже самые фантастические из них, на самом деле, являются сугубо жизненными, а внешняя фантастическая атрибутика — только инструмент для раскрытия замысла рассказа и характеров действующих лиц, будь то незадачливый муж, играющий в «очко» с женой на мытьё посуды («Азартный Василий») или студент со студенткой, идущие к своей любви через сумасшедшую ненависть и дурацкую черную магию («Почитатели Вуду»); пассажиры битком набитого автобуса, стоящие в позе цапли («Счастливого вам пути!») или герой-летчик Вася, которого народ несет вместе с его самолетом сдавать в металлолом («Аварийная посадка») — героев в произведениях О. Пряничникова ровно столько, сколько населения в нашей бескрайней родной стране.

Автор не только и даже не столько развлекает и расслабляет читателя своими внешне забавными историями — выдуманными или реальными — но постепенно, втягивая в чтение, заставляет задуматься о том, что и его заставило начать писать: о нашей жизни, о наших людях, составляющих наш народ, о «прелестях» системы госуправления, о счастливых и о горьких моментах нашей жизни. И зачастую за смехом проглядывают слезы, ведь у России-матушки слезы всегда были рядом со смехом: мы и смеемся-то до слез.

Каков же вывод? Таков же, как и «Вывод»: перед нами вполне зрелый самобытный писатель-сатирик-юморист. Он вполне готов с позиции не стороннего наблюдателя, а глядя изнутри потока жизни, развлекая, бичевать и выводить на всеобщее обозрение то, что мы «не замечаем», а порою тщательно скрываем: примитив мышления тех, кто принимает ответственные решения, пьяное бытие сермяжной массы обывателей, серость и беспросветность семейной жизни, бесцельность существования множества людей на стыке между «скончавшимся» развитым социализмом и недоразвитым диким капитализмом и… скелеты в наших шкафах.

Поэтому мне очень кажется, что ни один читатель не пожалеет о том, что приобрел «Выводы» и, прочитав, несомненно, сделает собственные, сугубо положительные, выводы и о книге, и об её авторе.

Борис Агеев

Стой! Кто идёт?!

Из нас никто не спал. Мы все дежурили-караулили. Поочерёдно.

В ночь на двадцать восьмое декабря дежурила тёща. Она забаррикадировалась в кухне табуретками и стойко простояла всю ночь у холодильника.

На утро в банке с чёрной икрой не хватало семь столовых ложек, с красной — четыре. Кабачковую бог миловал. Но от салями остался только хвостик.

— Я задремала всего на секундочку, а вы как последние диверсанты воспользовались этим, — возмущалась тёща.

— Да мы это. Мы конечно не спали. Минуты четыре. А потом как дети, — переглядывались я и жена виновато.

— А я вообще — ребёнок, — отрезал наш отпрыск девяти лет. — Поэтому всю ночь спал тоже как ребёнок, то-есть как младенец. Короче, без задних ног я спал, никуда не вставал.

В ночь на двадцать девятое декабря он дежурил — сын. Ведь рано утром в школу сорванцу, ан нет, вызвался караулить.

На кухне он включил дивиди, телевизор и лёг на табуретки, тем самым преградив путь к холодильнику.

На утро в коробке с конфетами-ассорти не хватало двенадцать конфет, в коробке с безе десять безешек, торт с красивой надписью С НОВЫМ ГОДОМ! был съеден наполовину.

— Как вы могли! — Возмущался с лицом, вымазанным шоколадным кремом сын. Я заснул всего лишь на секундочку, а вы, как последние сладкоежки!

— Да мы минут восемь не спали! А потом как дети! — вспыхнули мы с женой.

— Да-да. И я минут восемь, а потом мы усе — хры-ы, — подтвердила наше алиби тёща, а заодно и себя оправдала.

В ночь на тридцатое декабря караулила холодильник жена. Ей простили всё, потому что из холодильника бесследно пропали только солёные огурцы (три литра) и баночка майонеза (литр).

В ночь на тридцать первое декабря я сказал им:

— Ничего не знаю, моя очередь охранять холодильник.

Все разошлись по комнатам подавленные, один я был в приподнятом настроении, которое сохранялось у меня всю ночь.

На утро я не возмущался. Я был не в силах.

Подсчитали убытки. Бутылка коньяка и бутылка водки опустели больше чем на половину. От копчённой горбуши остались одни горбики. От маринованных груздей, которые тёща берегла с лета, остались пустая двухлитровая банка и журнальная фотография знатока Друзя, которую тёща зачем-то наклеяла на банку.

Вечером тридцать первого декабря всем семейством мы собрались, чтобы проводить старый год. На столе было всё что было в холодильнике, а ещё мы наготовили оливье. В атмосфере царила некая напряжённость.

— Говорила я, не надо запасаться на Новый год заранее. Сейчас же в магазинах всё есть. Пошёл, купил, — проворчала жена.

— Ой ли! Ой ли! — парировала тёща. Сёдня есть, завтра нету. Опять же цены — сёдня одни, завтра другие. Знаем, проходили. И народищу в магазинах тридцать первого не протолкнуться.

Короче, как бы то ни было. потихоньку мы развеселились. А когда шампанское выстрелило под удары курантов, атмосфера разрядилась окончательно. Тут дед Мороз к нам пришёл пьяненький, сынок стих прочёл взрослый, я спел. В общем Новогодний праздник удался. И оливье хватило всем!

Азартный Василий

— Я чувствую, мне сегодня повезёт, — сказал Василий, садясь к столу.

На очаровательном личике девушки (она же крупье) застыла загадочная улыбка Джоконды.

Василий водрузил на стол стопку разноцветных фишек, снял несколько с верху и положил их возле крупье. Та блеснула глазками, две карты легли на стол, Василий открыл свою.

— Ещё, — востребовал он. После некоторого раздумья снова востребовал: — Ещё… Чёрт! Перебор! — он с досадой швырнул карты на стол.

— Казино выиграло, — ласково объявила девушка и также ласково спросила: — Играем дальше?

— Играем, — рубанул Василий.

На этот раз он резко увеличил ставку — его стопка фишек уменьшилась на половину.

— Ещё! — Когда Василий вложил в ладонь вторую карту, то по его лицу пробежала радостная дрожь, у него было двадцать. — Себе, — сказал он мягко и даже стал тихо насвистывать.

— Не свистите — денег не будет, — предупредила девушка, Василий замолк. Что у вас?

— У меня … двадцать.

— Понятно. — В ответ она стала набирать себе. Двадцать одно, — нежно объявила крупье. Казино выиграло.

— Ёлы-палы! — нервно выпалил Василий. Ставлю всё. Всё! — И он пододвинул к крупье оставшиеся фишки.

И снова две карты легли на стол.

— Ещё! — выкрикнул Василий, когда открыл туза. И тут к тузу он получил десятку. — Двадцать одно! Я выиграл! — закричал он радостно и с шлепком припечатал свои двадцать одно к крышке стола.

— Минуточку, — бархатным голоском пропела невозмутимая крупье. — Сейчас моя очередь. По правилам казино, если крупье наберёт столько же сколько и игрок, то казино остаётся в выигрыше.

— Правила мне известны, — прохрипел Василий и весь напрягся.

Девушка открыла свою карту, добавила к ней ещё одну, потом ещё… — Двадцать одно. Казино выиграло! — объявила крупье. А теперь, милый, — вдруг в её голосе появились металлические нотки. Кстати, крупье звали Леной и она являлась законной женой Василия. — А теперь, милый, — сказала Лена, жена Василия, — подведём итоги. Она сложила все выигранные фишки в кулачок, а затем по одной их стала метать на стол: — Эта фишка — мытьё посуды, эта — стирка белья, эта — готовка ужина, эта — поход в магазин, эта — вынос мусора, чистка ковра… Короче, ты проигрался в пух и прах, любимый, при чём на неделю вперёд. Не грусти, дорогой. Ты же сам придумал: играть в очко на домашние дела, вместо того, чтобы их просто поделить — тебе мужские, мне женские. Так что за дело, Василий!

Лена подмигнула мужу и в прекрасном настроении покинула кухню.

Через некоторое время он пришёл в себя и принялся за мытьё посуды.

«Ничего, — скобля сковородку думал Василий. Со следующей недели меняем очко на рулетку. Уж в неё мне точно повезёт.»

Артистка огородная

Деревня. Завалинка. Свидание молодых влюблённых.

— Здравствуй, Клава, девочка моя.

— Здравствуй, Коля. Спасибо тебе, конечно, за девочку но теперь я не только твоя.

— Не понял…

— А что тут не понятного. Теперь, Коля, я — народная.

— Опять не понял.

— Да что ты заладил: не понял — не понял! Артистка теперь я. Народная. Ты же сам прекрасно знаешь как я мечтала стать артисткой. И вот стала, при чём сразу — народной.

— Да как так-то?

— А вот так: съездила в город, в подземном переходе заказала себе корочку, меня сфотографировали, съездила второй раз, выкупила эту корочку. Ну, корочку, удостоверение, понял?

— Теперь понял. Покажи.

— На! Гляди!

— Так (читает). Удостоверение. Так. Народная артистка Риссии. Риссия — это что? Китай что-ли?

— Да это просто описка, Коля. Можно ведь подправить. Тихонько.

— Тихонько, говоришь. (читает дальше) Народная артистка Риссии Пулькина Клавдия Владимировна. Но ты же Васильевна, Клава!

— Да какая разница — какое отчество. Можно ведь подправить.

— Тихонько?

— Ага. Тих… онько. Зато фотография моя.

— Фотография-то твоя. Сколь отдала?

— Пят…

— ????

— Десять тыш.

— Десять тыш!!!

— Зато я теперь артистка. Народная.

— Ой-ли. Странная какая-то корочка… Клава! А ты обложку этой корочки внимательно разглядывала? Смотри на оттиск.

— Ну, смотрю — золотыми буквами: УДОСТОВЕРЕНИЕ.

— А ниже. Читай!

— УДОСТОВЕРЕНИЕ..НКВД…

— Ну ты и отчебучила… артистка. Подшутили над тобой. За твои же деньги.

— Ха! Так всё же правильно! НКВД — это значит Народная Клавдия ВлаДимировна.

— Васильевна. А лучше так — Народная Клавдия Васильевна — дура!

— Ы-ы-ы!!! Лоханулась я, Коля-я-я!!!

— (обнимает её) Эх — ты, артистка моя… огородная, не плачь уж…

Почитатели Вуду

Этот студент и эта студентка — Владлен и Валерия — чё учудили. Они, почитатели Вуду, влюблённые друг в друга, однажды, поссорившись из-за какого-то пустяка, прокляли друг друга. Они сварганили куколок и стали их мучить иголками и прочей ерундой, наивно веря, что они этим самым мучают непосредственно друг друга. У него куколка получилась не очень. Слепил он её из пластилина, слепил на скорую руку. Куколка получилась безликой, со спичками вместо ручек, ножек и волос. И имя ей было дано — Валерьянка. Владлен, изготовив такого монстрика, тут же проткнул его спичкой. «Так тебе!» — рыкнул и швырнул Валерьянку в свой стол. Валерия шила Владурака (так она назвала свою куклу) всю ночь. И животик, и головку, и ручки, и ножки и… так далее она тщательно набила ватой. И глазки-то ему пришила, и и носик, и ротик, и… так далее. Всё из разного цвета материи. Молодец! Аккуратная девочка. Также аккуратненько она воткнула большую иглу во Владурака, рыкнув при этом: «Так тебе!» Затем она притулила бедную куклу к своим детским игрушкам, на полку. Шли дни. Как-то Владлен и Валерия попробовали помириться, но у них не заладилось. Вот тут-то и началось «настоящее Вуду».

В этот же день Владлен, психуя, перетянул шейку Валерьянке нитью и повесил ту над своей кроватью. Фашист! А она, Валерия, в этот день воткнула во Владурака аж дюжину маленьких, но острых иголочек. И в глазки, и в носик, и в ротик. А «так далее» вообще оторвала с корнем. Садистка! Как говориться — от любви до ненависти один шаг. Короче, эти почитатели Вуду, возненавидили друг друга. И теперь, после каждой их невольной встречи (а они ведь учились в одном институте) С Валерьянкой и с Владураком происходило что-нибудь ужасное — у одной вспыхивали ручки и ножки, у другого отрывались глазки, у одной горели волосы, у другого добавлялись острые иголки. В общем, со временем некогда более-менее симпатичные куклы превратились в маленьких ёжиков-уродцев. Но… вдруг… с Валерией что-то произошло, она затосковала, ей стало жалко Владурака. Она взяла и пришила ему новое «так далее», нарядила его шапочкой и шарфиком. А иголочки, которые она по-прежнему всё-таки втыкала в него, теперь были разноцветными, праздничными. Пожалел и Владлен Валерьянку — как-то он придумал ей паричок, отрезав локоны от белоснежной капроновой мочалки, потом он слепил из белого пластилина достойные ручки и ножки. Прилепил их к фигурке, а ножки обернул в юбочку, использовав обёртку от шоколадной конфеты. И главное — он освободил шейку Валерьянки от нити. И вместо висения она теперь сидела на полированной спинке кровати, прислонившись к обоям. И вот однажды, не сговариваясь, в один и тот же день, в одно и то же время, Владлен и Валерия пришли на старое место их свиданий. К фонтану, дно которого сверкало монетками, или к памятнику Пушкина, возле которого сумасшедший поэт декламировал свои стихи, или к часам-цапле… Да важно ли это? Они встретились и протянули друг другу ёжиков-уродов и, ужаснувшись, рассмеялись. Она хохотала, держа на распятой ладони Валерьянку, он ржал, с любопытством вертя Владурака. Они помирились. А мне кажется — Вуду их и помирил.

В атобусе

Рейсовый автобус, битком набит пассажирами. Пожилая пара сидит где-то посередине салона.

Он: Ох и народу. Галюха, ох и народу.

Она: Хорошо, что мы на самой первой остановке сели.

Он: Слышь, Галюха, может мне уступить место вот той старушенции. Жаль её.

Она: А сам-то, не старик? Ладно, тебе виднее.

Он: Эй! Старушенция! Подгребай к нам, я тебе место уступлю (привстаёт).

Старушенция: Ой, спасибо, милок. Ой, спасибо… Митя?!

Он: Таня?! (снова садится).

Старушенция: Митя!!

Он (смутившись перед женой): Галюня, это Таня: подруга детства, вместе в институте учились…

Она (смерив старушенцию нехорошим взглядом): Так вот ты какая — Таня. Это имя не раз я слыхала от своего муженька. Он, знаете ли, лю-ю-юбит во сне разговаривать.

Старушенция: Пойду я.

Она: Стоять!!! Ой, кожа да кости, горбик вон, клюка. Мить, глянь, у неё клюка. А ты, гад, во сне. И не только!

Он: Галюнь, когда это было.

Она: Ах-ты, старушка-одуванчик. Да я щас как дуну!

Старушенция: Люди! Выпустите меня! Я на ходу выйду!

Люди: Стоять!!! Нам интересно.

Она: А ну садись. А ты, Митя, потеряйся на время!

Люди: Х-а-а!!!

Она: Тихо там — всем! Ну как живёшь, Таня? Я же бывало с твоим именем и ложилась, и просыпалась и… Короче, ты мне как родственница была. Как живёшь, Таня?

Старушенция: На пенсию молюсь, Галя.

Она: И мы.

Старушенция: По-женски болею.

Она: И я.

Старушенция: Внуки задолбали.

Она: И нас.

Старушенция: Жизнь прожила — как будто и не жила.

Она: Мда. (кивнув на мужа, стоящего в толпе) Эх, а за что бились-то, Тань? За этого сморчка лысого? Пузатого, кривоногого, больного?

Старушенция: Ну, одно-то достоинство у него было.

Она: Вот именно — было…

Люди (ему): Батя! Выпить хочешь?!

Он: Наливай. Ей, трясёт.

Люди: Ну, чуть расступитесь, трясёт же!

Старушенция: Помириться бы.

Она: Да будь ты здорова!

Люди: Пей, батя, пей!

Она: О! Остановка наша! Ми-и-тя! Выходим!

Он: Я ехала домо-о-ой!

Кое-как выходят.

Счастливого вам пути!

Поза цапли, стоящей на одной ноге.

Правую, либо левую ногу, согнув в колене, вы поднимаете вверх паралельно полу. Затем, стопу, поднятой ноги, подошвой вы прижимаете к удобной вам ягодице. Прижимаете как можно крепче. Ещё крепче! Затем. Кисти рук вы прячете у себя под мышками. Теперь самое интересное. Находясь в такой позе, вы должны удерживать в клюве сумку весом от пяти и более килограммов. Удерживайте её до потери пульса.

Следующая поза — поза глухонемой, слепой обезьянки.

Молниеносно вы запрыгиваете на кого-либо, или на что-либо. Запрыгнув, вы должны цепко держаться за предмет, на который запрыгнули, ногами. А руками вы должны обхватить свою голову так, чтобы никого не слышать и никого не видеть. На тумаки не реагировать, ноги и руки не разжимать — терпеть до потери сознания.

И наконец третья поза — поза затравленного червячка.

Как можно сильнее втяните в себя живот, грудь и всё остальное. Затем прилипните к любой вертикально стоящей поверхности и ползите к потолку. Ползите. Я сказал, ползите! На потолке замрите. Замерев, затравленно поглядывайте по сторонам. Попытайтесь слиться с потолком, пусть остануться одни затравленые глаза. Терпеть до потери зрения.

Итак. Мы познакомили вас с очень необходимыми вам тремя позами. В следующий раз вы узнаете всё о позе дохлой мухи, о позе дохлой мухи, размазанной по стеклу, и о позе последнего огурца, только что втиснутого в полную банку для предстоящего соления.

Напоминаем, все рекомендуемые позы вы легко можете отработать в автобусах рейсов: семь, восемь, шестнадцать и сто одиннадцать муниципального автопарка нашего города.

АТП «ЕЗДАКОМФОРТ»!!!

МЫ всегда заботимся о наших пассажирах!

Счастливого вам пути!

Моя женщина

Моя женщина варила борщ. Наша кухня, и без того маленькая, теперь казалась совсем крохотной, потому что в ней кроме меня находилась ещё моя женщина. Она стояла у плиты и варила борщ.

— Милый, — прощебетала она, развернувшись ко мне, — сегодня, — она отхлебнула из поварёшки, у нас — борщ.

— Ой ли, — усомнился я, сидя за кухонным столом и загородившись газетой

— Ах ты сомневаешься? Ничего себе! — моя женщина нахмурилась, но не надолго. Она хитро прищурилась. А я настороженно вздрогнул, поглядывая на неё поверх газеты.

— Милый, у нас будет борщ, — настойчиво пообещала мне моя женщина. С мясом, капустой, свеклой, картофелем, свежим помидором, морковкой, петрушкой и чесночком.

— Ты ничего не забыла?

— Я? — она снова окунула поварёшку в кипящую кастрюлю. Отхлебнула. Ещё отхлебнула. Наконец сказала, причмокивая:

— Ты прав, милый

— Началось, — выдохнул я и уткнулся в газету.

— Я огурцов туда порежу. Солёненьких.

— Угу, — отозвался я без оптимизма.

Я слышал как она нашинковала огурцы, спустила их в кастрюлю и туда же снова окунула поварёжку. Запричмокивала:

— У-у-у, милый! Какая вкуснятина! Правда лучка не хватает зелёного. И грибков. Опят. Свежих.

— Это что-то новенькое, — сказал я.

Шинкование. Плюханье поварёшки. Причмокивание.

— Ну как? — спросил я не без интереса.

— Вкуснятина! — ответила моя женщина. — Я полбаночки кукурузы ещё высыплю. Маринованной.

В кастрюлю посыпалась кукуруза. На этот раз моя женщина испробовала «борща» аж целую поварёшку. То есть она её всю съела. Затем вторую…

Я сделал себе бутерброд с колбасой и сыром. Кстати, и то, и другое она также нашинковала и спустила в кастрюлю.

Наконец-то моя женщина» сварила «борщ» и видимо наелась. Она стояла спиной к плите и раскачивала поварёшку в такт какой-то песенке, которую тихонько напевала. Она была довольна.

— Милый, — прощебетала моя женщина, — ты подождёшь второе? А то первое, то бишь борщик, я нечайно весь съела.

— Конечно, дорогая, — ответил я и сделал себе ещё бутерброд.

Я ел бутерброд и любовался ею, моей очень кругленькой женщиной. Я любовался тем, как она варила макароны, заправляя их сахаром и конфетами.

— Скорее бы ты уж родила, — сказал я и глупо улыбнулся.

Весёлые зверушки

Что-то в этом зоопарке на колёсах под названием «Весёлые зверушки» было не так.

Тигр, хитро щурясь, сыто облизывал себя, а когда делал перерывы — блаженно улыбался и подолгу смотрел в одну точку. В другом вагончике лис с лисичкой заигрывал по-щенячьи. Он, по всему видать, сытый, да и она каталась по полу тоже очень сытая и весёлая. В третьем вагончике бурый медведь дремал, сладко похрапывая, но при этом он не забывал передней лапой поглаживать себе живот. То по часовой стрелке, то против. В четвёртом вагончике волки, счастливые, и от счастья сошедшие с ума, хаотично метались. В пятом…

Мой шестилетний сынок как и я был поражён.

— Папа, — сказал он, проглотив в результате шока чупа чупс целиком, — ещё на прошлой неделе все эти зверушки умирали от голода. Они были печальны и хмуры. Что случилось?

— Что случилось-что случилось, — услышали мы громкое ворчание не определённого возраста мужика, очевидно смотрителя за животными: — Идите-ка, лучше лань вон покормите. У вас, я вижу, морковка. Лань-то голодная.

И правда. Лань была голодная, и коза горная, и обезьянка. А у нас как раз были ещё бананы.

— Нет! — раскинув руки, преградил нам дорогу к вагончику с обезьянкой смотритель: — Эту не кормить!

Он хоть был и пьян и тощ, но не драться же мне с ним, да и воняло от него, да и сынок при мне маленький. Сынок заплакал:

— Почему-у?!

— Да, почему? — спросил я и легонько отстранил смотрителя.

Перед нашим обозрением предстала обезьянка. Она находилась как и все зверушки за решёткой. Она смиренно сидела в своём вагончике, виновато опустив головку, и бесцельно ковыряла указательным пальцем дощатый пол. Она выглядела несчастной.

— Она наказана! — выпалил смотритель и в его голосе я услышал слёзы: Что вы на неё уставились? Бедная она, да?! Несчастная, да?! Вы лучше вон на тот плакат посмотрите! Человек был один, ну пьян он был, ну, гулял возле клеток, ну, дразнил их, вечно голодных. А она — дура! И как она выбралась?! Слышите, всех, всех хищников выпустила на свободу. И они, козлы, растерзали этого… хорошего человека!

— Да кого?!! — заорали мы с сыном хором и, повернув головы, вытаращились на плакат.

На плакате была отпечатана большая фотография в виде мясистого лица с наглыми глазами. Под лицом была надпись: ВЧЕРА ТРАГИЧЕСКИ ПОГИБ НАШ ЛЮБИМЫЙ ДИРЕКТОР ЗООПАРКА НА КОЛЁСАХ «ВЕСЁЛЫЕ ЗВЕРУШКИ». ВЫНОС ТЕЛА СОСТОИТСЯ и так далее…

Я, ошарашенный, молчал. А вот сынок мой высказался:

— Зато зверушки теперь действительно весёлые. По крайней мере хищники. Голодным весёлым не будешь. Так ведь, папа?!

Устами младенца глаголет истина…

Подарок

Папа из Африки для сыночка Вовочки кое-что привёз в спичечной коробочке. Вова, чтобы порадовать учительницу Марьивановну и детей, в школу принёс подарок на следующий день.

Вот окружила его детвора:

— Что там?! — кричат. — Открывай же, пора!

— Открывай уж, разрешаю, ладно, — не зная, что там в коробочке, разрешила учительница Марьиванна

Открыл. Зажужжало. Вова:

— Все! Замрите! Тс-сэ! Тс-сэ! Моя муха Цеце у Маривановне на лице…

Что было потом — рассказывать долго. Короче: школе нужен ремонт, Марьивановне — помощь психолога.

Африканская байка

Еле-еле львица поднялась на лапы. Покачиваясь и припадая, она приблизилась к своему мужу — льву и проговорила:

— А всё-таки здорово мы сегодня поохотились. Как мы гоняли — эту молодую глупую лань.

— Да-а, — согласился лев. Он также хотел было встать на лапы, но тело его не слушалось, оно очень устало.

А в этот момент из-за кустов вышла та самая молодая лань. Она всё слышала, а ещё она была глупая-преглупая, потому что молодая.

— Вам понравилось?! — воскликнула глупышка-лань и подпрыгнула от радости. Тогда давайте ещё поиграем в догонялки, а?!

Сказка на ночь

— Пап, расскажи мне сказку: такую, такую… Ну, неизвестную мне. Надоели мне эти Иванушки-дурачки и Василисы премудрые. Имена мне эти надоели! Слышать их не хочу!

— А ремня?

— Ы-ы-ы!!!

— Фух! Ладно, слушай, малыш.

— Жила-была Царевна-лягушка и было у неё три сына — Лягух, Лягур и Лядур.

Когда сыновья выросли и стали похожими на жаб, решила Царевна-лягушка женить их. И женить исключительно на крохотных девочках, ну, на лилипутках, на девочках-пальчиках. Были в стране Лилипутии три таких девочки — это Дюймовочка, Дюймордочка и Дюймдурочка. Эти девочки ну, уж очень хотели выйти замуж за жаб, за мальчиков-жаб.

Узнав, что есть такие в стране Жабонии, они отписали Царевне-лягушке телеграмму: мол, так и так, вылетаем первыми же ласточками, теми, что очухались после перелома крылышек. Хотим выйти замуж за ваших сыновей. Встречайте.

И встретились они все. И поженились. И родились у них дети — Лягуйм, Лягуймордыхай и лапочка-дочка Лягуймдурочка.

Ф-фуххх! Куда это меня понесло? А крысу и крота я упомянул? Ну, крот был толстым и добрым. Да никак его не звали. Крот, он и в Африке крот. Крот был добрым, когда Царевна-лягушка умерла, он могилку выкопал бесплатно. И вообще — деньгами помог. Всё — крота нафиг! А у крысы, кстати, было имя, отчество и даже фамилия. Крысу звали Ларисой Ивановной Хочу. Крыса эта, она телохранителем была у известной банкирше — старухе Шлёпайкоекак. Застрелили и ту и эту. Кто, кто! Ну это-то все знают — крокодил Гиена и Чебуравка В Тёмном Стекле. Ага. Индейцем он был — вот и имя у него такое было. На стройке они тех баб затрелили. Строили, строили да и застрелили.

Слушай, малыш, что-то я совсем запутался. Спи давай. А не то я тебе сказку про Иваныча — Шас Как Дам Вам Всем По Каскам расскажу. Кто это такой? Прораб мой на стройке. Спи давай. Впрочем, слушай. Однажды мы выпили…

Издержки профессии

Я — не строгий отец. И вообще я человек мягкий, культурный, театральный. Меня жена так и кличет — ТЕАТРАЛ. «Театрал! Вынеси мусор! Театрал! Приготовь обед!» Нет, я к жене без претензий, ведь я люблю её, и сынишку нашего — двоечника…

Насчёт строгости к сыну — вот это по её части. К примеру вчера она поставила сына к стенке, мебельной, и как давай его таблицей умножения расстреливать. А я в одной комнате с ними находился, журнал «Театральная жизнь.» читал, ну и полировку этой самой чёртовой стенки за одно начищал, так у меня сердце кровью стало обливаться. Короче, я не выдержал и давай сынишке подсказывать, благо жена моя немного глуховата.

Жена ему:

— Пятью семь?

Сынишка:

— Хны…

Я шёпотом:

— Тридцать пять.

Сынишка:

— Тридцать пять.

Жена удивлённо:

— А семью восемь?

Я шёпотом:

— Пятьдесят шесть.

Сынишка гордо:

— Пятьдесят шесть, мама!

Ну и так потихоньку-потихоньку дело-то у нас с сыном и пошло: жена спрашивает, я подсказываю, сын отвечает. И вдруг жена зырк на меня. ЗЫРК-ЗЫРК-ЗЫРК.

— Ясно! — закричала она. И как даст мне учебником математики за второй класс по губам.

— Фаля, как ты мофеф?! — возразил я. Меня, театрального челофека учебником математики по губам?!

— Вот именно — по губам и надо. Театрал хре… Скажи спасибо, что здесь ребёнок, а то бы я ещё не так сказала тебе.

— Ну, Валечка, — заоправдывался я. Ты же прекрасно знаешь, что у меня за профессия. Это издержки профессии, Валя. Поработай с моё — пятнадцать лет суфлёром в конце концов! Ну не могу, не могу я не подсказать, если человек забыл текст.

Любимая колбочка

Средняя школа, кабинет химии. Учитель, стоя за лабораторным столом, читает ярлыки на различных ёмкостях с реагентами. Раздаётся стук в дверь. Учитель с испуганным лицом разрешает войти. Входит юноша послешкольного возраста.

— Здравствуйте.

— П… привет. А вы кто?

— Корреспондент городского радио. Разрешите взять у вас интервью? Так что, берём?

— Ладно, валяйте своё интервью. Только у меня минут пять, не больше.

— Я постараюсь по-быстрому. Так, включаем диктофон — готово. Дорогие радиослушатели, и вновь с вами радиопередача «Шкодная…», простите, «Школьная пора. Сегодня наша рубрика «Внезапное интервью» знакомит с учителем химии школы №5 нашего города. Представьтесь пожалуйста.

— Я? Джузеппе Карлович Табуреткин.

— Какое интересное у вас ФИО.

— ФИО как ФИО. Папа был Карлом, я — Джузеппе. Что здесь такого. Знаменитый род Табуреткиных! Да где же оно?

— Джузеппе Карлович, скажите, а интересуются ли нынче ученики химией?

— Химией? Ещё как интересуются. Особенно клеем столярным. Да где же оно?!

— Шутите?

— Нет. Гидрохлодид…

— Может кого-то хотите выделить из учеников?

— Могу. М… м… Вовка Штырин — ученик 6б класса, вот это парень! Гвоздь в доску сороковку с трёх ударов молотком забивает. По самую шляпку!

— Какой гвоздь?

— На семьдесят. До ста двадцати ему, конечно, ещё расти и расти, ещё тренироваться и тренироваться, но потенциал у мальчишки есть… Сероводород — не то!

— Так. Ф-фух-х! Ваш Вова Штырин любит химию?

— А кто ж её сейчас из детей не любит? Всякая «Кока-Кола», «Фанта» — да от этой дряни детей не оторвать! Наше отечественное «Буратино», — натуральный между прочим продукт, — им видите ли теперь не интересен. Это возмутительно! Амиак…

— Карл Джузе… тьфу… Джузеппе Карлович, давайте всё-таки ближе к Химии. Что вы всё время ищите?!

— Да не говорите. Понаставили тут колб всяких, а нужной нету! Я помню — ближе к химии. Химия — хорошо, когда ею правильно пользуешься. Вот, например, необходимо спирт отделить в БФ (это клей, если не в курсе). Тут ведь без особенного мастерства и терпения не обойтись. Значит, учитесь, — берём палочку и медленно погружаем…

— Стоп! Что-то я окончательно ничего не пойму. Вы про что?

— А вы?

— Вы кто?

— Учитель.

— Чего?

— Труда, трудовик я, трудовик школы №5. Да вот же оно! Н2ОСО4! Ну, здравствуй, моя любимая колбочка, мой спиртик. А вам — до свидания. А — мой халатик. Кстати, хозяйка сего помещения, Клавдия Михайловна, должна скоро вернуться, у них педсовет. До свидания, дорогие радиослушатели! Всё, я линяю…

Новый вид

— Валь, ты спишь? Спит… Вот пришла же мысль в голову на ночь глядя… И всё же, почему так говорят: курица — не птица, баба не человек? Хорошо, допустим, баба не человек. А кто она тогда? Енот-полоскун? Тепло. Слон? Ну, в общем-то правильно. Кобыла — во! Потому что всё время пашет, хотя бывает и не пашет. Всё время. Пила, нет, рыба-пила. А причём здесь рыба? Рыба — существо немое, а это. Кар-р-р! Кар-р-р! Может всё просто: кобыла-полоскун из семейства каркающих. Нет, ну, это уж совсем, мне кажется, оскорбительным — полоскун. Блин! Баба, кто ты? Дай ответа. Не даёт ответа. Не даёт!

— Я тебе сейчас дам такого ответа!

— Ой! Это я во сне, Валя. Приснилось чёрте что.

— Спи немедленно!

— Ага, сплю… Баба — это мужаед-ка.

— Кто мужаедка?! Ты, животное, которое капусту трескает в огороде, в ухо хочешь?!

— Я сплю, Валя, сплю… Му–жа-хло–пка — во.

— Да будешь ты спать, или нет?! Тьфу на тебя!

— Мужаплюйка.

— Да заткнёшься ты?!

— Мужакляпка.

— Что ты там сказал? Не поняла, говори громче!

— Мужакляпка из семейства глухо-слышащих, но громко-каркающих.

— Чё?

— Точка. Спи, Валя, спи, родная.

— Ты давай сам спи. А то пну!

— Я сплю, Валя, сплю… Мужакляпка кривоногая из семейства … Ой! Хр-р-р!!!

— Вот и спи… Пустобрёх алкогоидный из семейства рукозадых…

Сказка с моралью

Надумал Иван-царевич жениться и отправился он себе невесту искать.

Вот идёт Иван-царевич лесом, вдруг видит — избушка с окошком на курьих ножках стоит, нет, вру, на хорошеньких ножках стоит, как говорится: от ушей ножках.

— Оп-паньки! — удивился Иван-царевич, рассматривая ножки. А они явно девичьи — не волосатые, без варикоза, в туфлях на высоком каблуке.

— Эт-то что за чудо?! — продолжает удивляться Иванушка, шапшонку на затылок сдвинув. — Это, а где это, ну, что до ног?! А?! Избушка?! Не верю я в симбиоз дерева с девичьими ножками на высоком каблуке. Избушка! Ты говорить можешь?!

— Могу, — отвечает избушка ангельским голоском.

— Ну?

— Гну! Здесь это, в избушке, что до.

— Хе. А зайти в тебя можно, избушка?!

— Это зачем?

— Как это зачем? Посмотреть! Такие ножки. Наверное и всё остальное, что до ног, тоже прелесть. Если так — женюсь, ей богу, женюсь.

— Точно женишься?

— Папой-царём клянусь!

— Тогда заходи.

Заходит Иван-царевич в избушку, а там… мать-перемать. А там баба-Яга по пояс своей дряхлостью в пол вросла. Низ, значит у неё хорошо сохранился, а вот верх…

Стоит руки в боки и улыбается своим беззубым ртом — ужас!

Иванушка метнулся было обратно к двери — фиг! Двери не открыть простому человеку, и окошко жалюзи алюминивые наглухо зашторили — сами, без чьей либо помощи.

— Оп-паньки! — противным голосом проскрипела баба-Яга и захохотала как сумасшедшая. — Обещал жениться? Папой-царём клялся? Теперь женишься, никуда не денешься. Понял?!

— Мама! — всхлипнул Иван-царевич-дурачок и по стеночке сполз сопелькой. Понял он. Понял, что влип по самое тридевятое царство. Во как бывает.

Мораль: надумал жениться — не видись на ножки, Иванушка в шапшонке.

Волшебный холодильник

И была пятница. А выпить в пятницу, как говорится, дело святое. Особенно любил это «святое дело» Витя Спиртяшкин.

Поздним вечером с большим трудом полуалкаголик, мелкий дебошир и «кухонный боец» Витя Спиртяшкин ввалился в свою квартиру. Его жена, Манюня, впустив пьяного в драбадан мужа, тут же метнулась обратно в комнату, где вдавила себя в диван, да так, что жалобно заскрипели пружины.

— Маню-юня-я-я! — противно пропел пьяным голосом Спиртяшкин. Он скинул с себя пальтецо. Теперь нужно было снять ботинки.

— Манюня! — снова проорал Спиртяшкин.

В ответ Манюня продолжала вдавливать себя в диван, а её загнанный взгляд потихоньку начинал бродить по комнате — искать пятый угол.

— Ну, хорошо, Манюня, — с угрозой сказал Спиртяшкин, — сейчас ты у меня отхватишь.

Он резко нагнулся и… бац! — въехал лбом в косяк холодильника, которому не нашлось места на крохотной кухне.

Древний холодильник до этого был уже изрядно помятый. Сколь раз в него «въезжал» своим «роговым отсеком» Витя и ничего, крякнет бывало только и ничего. А тут — бац! и рухнул как подкошенный. Мало того — потерял сознание. Минут на пять. Потом очнулся… трезвым, повесил пальтецо на вешалку, поставил ботиночки куда положено и пошёл спать.

Спать лёг тоже как положено: раздетым, диван разложил, застелил. Манюня, вся в непонятках, легла рядом.

В течении часа она то и дело прислушивалась к мужу. Муж лежал на спине, держа руки по швам поверх одеяла и тихо-мирно спал.

— Да что это с тобой?! — наконец не выдержала Спиртяшкина и сильно ткнула благоверного в бок. Тот приоткрыл глаза.

— Тебе тесно, Манюнь? — спросил Витя без какого-либо раздражения, наоборот — даже ласково.

— Не то слово, скотина! — рявкнула Манюня.

Спиртяшкин безропотно отодвинулся на сколько смог и снова уснул.

Манюня приняла сидячее положение. Поразмыслив ещё с час она взяла и ущипнула мужа. От всей души. За ухо.

На этот раз тот даже не открыл глаза, а сразу спросил виновато:

— Я что, храплю?

— Не то слово, скотина! — опять рявкнула Манюня, хотя никакого храпа и в помине не было.

Витя молча отвернулся к стене, плотно прижал лицо к ковру (так что расплющился нос) и, прикрыв одеялом ноющее ухо, снова уснул. Будто умер.

— Да что же это такое?! — Спиртяшкина вскочила как ошпаренная.

— Сволочь! Скотина! Паразит! — посыпались из её сахарных уст громогласные оскорбления.

Спиртяшкин никак не реагировал.

— Ах, так? — Манюня растрепала свои волосы, отхлестала себя по щекам, рванула на себе ночную рубаху, и выскочив на лестничную площадку, заголосила что есть мочи:

— Лю-ю-юди! Убива-а-ю-ю-ют!!!

На её истошные крики вышли на площадку сонные соседи.

— Мань, опять тебя твой лупит? — вяло поинтересовались они. Затем пожалели: — Бедненькая ты наша, горемыка. — Затем пообещали: — Сейчас полицию вызовем.

— Не надо полицию, — шмыгая носом, попросила Спиртяшкина. Спасибо, дорогие соседи, за участие. Идите спать.

Соседи привычно послушались и, привычно причитая, разошлись по своим квартирам. Манюня тоже вернулась к себе домой.

Витя как ни в чём не бывало пускал слюни. Когда она легла к нему он повернул голову и с тревогой спросил:

— Что-то случилось? Ты плохо выглядишь, Маня.

— Всё хорошо, милый. Это у меня пятничный синдром. Пройдёт. Спи.

— А, ну смотри, — Витя сладко потянулся и опять впечатался носом в ковёр.

Манюня смачно зевнула, а затем сплюнула на ладонь выпавший зуб — результат хлестания себя по щекам.

— Нищего, мне кафедся что тепель у нас фсё будет ф полядке. сказала она и погрузилась в сон.

Через месяц Спиртяшкины купили новый холодильник, а этот, древний, помятый, отдали другу Спиртяшкина — Бражкину, который в отличии от Вити никак не мог бросить пить.

Критику принял

У меня тут отпуск подошёл, ну и загудел я на неделю. На восьмой день очнулся я, и охватило меня такое раскаяние, такое раскаяние. И я сказал себе: «Сволочь ты. Ну ты и сволочь. Что ты, сволочь, обещал жене в моменты просветления? Что?! А действительно — что? Пить остановиться? Ну это само собой. А ещё что? Тьфу-ты! Побриться же я обещал!»

Ну, раз обещал — обещания надо выполнять. Побрёл я в ванную комнату. Кое-как обнаружил выключатель, кое-как обнаружил зеркало. Формы круг. Заглянул я в него… и рухнул в ванну от увиденного ужаса. Хорошо что в ванне бельё замоченное лежало и я не убился. Мокрый, словно китайский подгузник, я снова принял устойчивое положение и приблизился к зеркалу формы круг.

Братцы! Гляжу я в зеркало, а из зеркала на меня чёрт зырит. Чёрт даже для чёрта уж очень уродливый. Морда вся какая-то перекошенная, уши как у осла, борода как у козла, глаза как у коровы. Короче ни чёрт, а монстр из фильма ужасов, но страшнее.

«Ну, думаю, началось. Вот она и подкралась незаметно — белая горячка.»

«Что ж, — сказал я, обречённо вздохнув, — здравствуй, чёртушка, или как там тебя. Что там у нас в аду новенького? Котлы не прохудились? Угля в недрах хватает? А клиентов?»

Чёрт, или там как его, в ответ мне что-то своими губищами прошамкал, ушами покивал: мол, всё нормалёк, клиент ты наш будущий.

Тогда я сказал: Можно, волосатый, я побреюсь? Исчезни на минутку, открой обзор, так сказать. А то придут за мной эти в белом, со шприцами наперевес, повяжут. Кто меня потом побреет? Смотрю — не слушается меня чудище. Плюнул я ему в рожу и стал бриться наугад.

Бреюсь я, с бровями стараюсь поаккуратней, а этот гад между делом издевается надо мной. То копытом у виска покрутит, то оскалится улыбкой аля лошадь. А я по натуре человек горячий, оскорблений не люблю. Я злиться начал. А тут себя ещё одиколончиком побрызгал. Обильно. Ну и озверел окончательно.

Взял я и врезал флаконом с одеколоном по чёрту, или как там его.

Но вышло так, что врезал-то я и по чёрту и по зеркалу формы круг. А оно, бедное, вдребезги, обесформилось. И тут увидел я, что чёрт-то вместе с зеркалом испарился.

Ф-фух! У меня гора с плеч. К тому же я побрился, вроде бы.

Пришла домой жена. Я ей всё рассказал: так, мол, и так, с ума чуть не сошёл.

Она час хохотала, а потом открылась.

— Это, милый, у тебя не белая горячка была и не чёрта ты видел. Это я купила кривое зеркало и вместо нормального в ванной комнате повесила.

— Зачем? — удивился я.

— Затем, чтобы ты на себя посмотрел, как ты выглядишь на самом деле после пьянок! — вы палила жена.

И, как ни странно, я на жену не обиделся. Я критику принял и завязал. По крайней мере по семь дней пить.

Черенок

— Здравствуйте, доктор.

— Здравствуйте, садитесь.

— Спасибо, но я пока стоя.

— Жалобы?

— Я на грабли наступил, доктор.

— А, так вы плохо видите? Это вам к окулисту, батенька. А я уролог. У-ро-лог!

— Я знаю, что вы уролог, мне к вам, а окулист подождёт. Можно я по порядку?… Вчера мы с женой были на даче. Она грабила грядки, а я к ней начал приставать…

— О! А это уже мой профиль!

— Я к ней на счёт бутылки стал приставать, ну, чтоб она на бутылку мне дала. А то я же тоже работал, умаялся и мне с устатку…

— Ага. Так ведь вам к наркологу надо, друг мой.

— Я думаю об этом. Но прежде мне к вам. Так вот: жена грядки грабит, а я у неё на бутылку клянчу. Клянчу и клянчу, клянчу и клянчу. Короче, психанула она, и ка-ак жахнет мне по спине граблями. Слава богу — черенком. Черенок сломался…

— Понял. Вам — к хирургу! Со спиной! Всего доброго!

— Да что же это такое! К вам мне доктор, к вам! Спина подождёт! И хирург! И окулист! И нарколог!

— А невропатолог?

— И невропатолог подождёт! Уф! Как он разболелся опять!… Так вот: черенок сломался, грабли жена бросила, но денег мне на бутылку дала. Я деньги в кулак и бежать… Недолго бежал…

Черенок граблей этих, после того как жена его об мою спину сломала высотой стал как раз по моё достоинство. Я побежал и на грабли наступил, ну и прилетело мне этим обломышом по моему… достоинству.

— Ишь как всё срослось.

— Да хоть бы срослось.

— Мда. Вы действительно по адресу пришли. Ну, показывайте свой ЧЕРЕНОК.

Аварийная посадка

Лето, солнечный день. Огромная «ничейная» свалка, расположенная недалеко от дачного сектора. По свалке бродят люди, они что-то мирно ищут, и то, что находят складывают либо в мешки, либо сразу в рот. Где-то вдалеке копошатся дачники. Неожиданно на свалку плюхается военный самолёт. В кабине лётчика врубается до этого молчавшая связь.

Аэродром: Ноль пятый, ноль пятый, сокол ты наш, почему молчишь?!

Лётчик. Слышу вас, ноль седьмой!

Аэродром: Почему молчал, паршивец?!

Лётчик: Сбили меня, ноль седьмой. Связи не было.

Аэродром: Ты… что… как… Как сбили?! Ты что несёшь, ноль пятый?! Да… ты… Страна доверила тебе испытать новейший истребитель, который невозможно сбить никаким современным оружием! Докладывай!

Лётчик: Есть докладывать! Значит так. Лечу: включил систему «невидимка», отключил шум двигателя, лечу на низкой высоте, подо мной дачный сектор…

Аэродром: Ты что с ума сошёл, ноль пятый?! Думай о чём говоришь в эфире.

Лётчик: А теперь думай-не думай, ноль седьмой! Послушался вас. Лучше б я летал себе над полигоном. Кто мне велел посмотреть как картошка нынче уродилась?!

Аэродром: … Посмотрел?

Лётчик: Посмотрел. Хорошо уродилась, окучивают. Меня дед какой-то, видать за одним, окучил из двустволки. Дробью. Главное, за что?! Крылом яблоньку его нечайно задел! Обидно, что бесшумный, не видимый, новейший, а он простой дробью… Пришлось сесть на свалку.

Аэродром: Спокойствие, ноль пятый. Мы тебя пеленгуем.

Тут люди, бродившие по свалке, окружают самолёт. Людей становится всё больше и больше. Вдруг словно по команде они подхватывают истребитель и тащат его к подъехавшей огромной машине — это скупщики металлалома.

Лётчик: Эй, ноль седьмой! Меня вместе с самолётом на металлалом несут сдавать!

Аэродром: Ноль пятый, не покидай самолёт! Я сейчас посоветуюсь!

Лётчик: Да я бы рад его покинуть, но не могу, люк заклинило! Только нос и могу высунуть!

Аэродром: Как заклинило? Это плохо, очень плохо. Значит покинуть самолёт не можешь?

Лётчик: Пытаюсь! Никак! Только нос…

Аэродром: Ноль пятый, это литр.

Лётчик: Здравия желаю, товарищ… литр!

Аэродром: У меня три новости. Две хороших: поздравляю тебя с присвоением очередного звания!

Лётчик: Служу России!

Аэродром: Поздравляю тебя с награждением звездой героя России!

Лётчик: Служу России! А третья… какая… новость?

Аэродром: Как зовут тебя, сынок?

Лётчик: Вася.

Аэродром: Мы боимся, что разсекретится наш новейший истребитель, Вася, когда тебя в металлалом сдадут. Поэтому мы включаем самоуничтожитель самолёта. Прощай, герой! (длинные гудки).

Лётчик: Как прощай? Но тут же невинные люди! Алё! Алё!!! Эй, люди, разбегайтесь, я сейчас взорвусь! Чего ржёте, идиоты?! Я говорю, сейчас взорву-у-усь!!! Вот она, смерть моя — красная лампочка, ишь как мигает. Три, два, один… Не понял… Ха! Ну, дед! Вот же как выстрелил: самоуничтожитель даже вывел из строя! Нет, всё-таки наши дачники — особенный народ, знают что и куда засадить.

Эй, люди, у меня спирт есть, просуньте сюда ломик! Во-от, молодчаги! А ну-у, ещё давнём! Встречай подполковника-героя России!

Будет весело

Уборочная страда. Пшеничное поле. Доносится рокот комбайнов и мат хлеборобов. Прямо в поле тележурналистка берёт интервью у бригадира хлеборобов — Васи Твердолобова.

— И вновь в эфире телепередача «Интервьюшки». Сегодня мы поговорим не с депутатом, не с олигархом, не с банкиром, не, даже, с бандитом, сегодня мы поговорим с… простым работягой, бригадиром хлеборобов — Васей Твердолобовым. Что?! Не ожидали?! Ну-ну, не переключайте нас, будет весело. Вася, а ты и правда твердо… ну, лоб у тебя крепкий?

— А у нас в роду у всех лбы были и есть крепкие. Вон, бабка моя, та бывало так молилась, лбом половицу вышибала! А я, к примеру могу лбом доску из забора выбить.

— Всего досочку? Фи-и.

— Ну, если надо, могу и забор целиком уронить. Вам какой?

— Спасибо, пока никакой. Я же говорила, будет весело! Вась, а как нынче живётся сельскому труженику?

— Нормально живётся. Да если нас от семечек очистить, да водку нам, вместо сивухи, нормальную продать…

— Кстати, Вась, у тебя бригада-то пьёт?

— Пьют. Но — только после работы. Либо до… Во время работы ни-ни.