Бесплатный фрагмент - Вымыслы иного смысла

Сборник фантастических рассказов

Там, где скрывается правда

1

Как такое произошло — ума не приложу.

Возвращаюсь домой с работы. Вечереет. Схожу с троллейбуса, срывается мелкий снег, довольно прохладно — ёжусь; иду привычным путём по проспекту Тихорецкий, на углу магазина «Монарх» и улицы Суворова поворачиваю вправо. Темно. Здесь всегда нет света, хулиганы фонари поразбивали. Управы на них нет! В этом переулке всегда людей мало. Тёмный участок метров пятьдесят. Ускоряю шаг. На всякий случай. Ныряю во двор жилого дома, рядом детский сад, огороженный сетчатым забором — в нём дыра. Так ближе, если срезать путь. Пролезаю. По натоптанной тропинке, покрытой тонким льдом, скольжу вниз с пригорка. А вон и моя пятиэтажка. Осталось совсем чуть-чуть, минуты через две буду дома, в тепле; Аня позвонила, сказала, что ужин готов; в пакете бутылка «вермута», согреюсь. В институте выпивали, у Артюхина день рождение, круглая дата, сорок лет. Я бы не смог, чтобы не выпить ещё, но уже дома, тет-а-тет с женой. Так поступаю редко, но сегодня можно. Тем более, Антошка у бабушки. А это повод заняться любовью, не заботясь, что сын не спит и может услышать…

Я был почти у порога дома, оставалось пройти грязный подъезд, подняться на второй этаж, но вдруг, взявшийся из ниоткуда, голубой туман, или дым, я так и не понял, окутывает меня с ног до головы. Он светится подобно фосфору в темноте. В ушах слышится треск, как будто звучит не настроенный радиоприёмник на волну радиостанции.

Я теряю ориентир — куда идти? Останавливаюсь. Не наткнуться бы на невидимое препятствие — вытягиваю руку. Земля под ногами дрожит. Землетрясение? С последней надеждой кидаю взгляд на небо — туман спиралью упирается в звёзды. И вот, так же неожиданно треск начинает стихать, пелена голубого свечения медленно рассеивается.

Я неоднократно видел, как на красном закатном небе скрывается за горизонтом солнечный диск. Однако появление зелёного луча над поверхностью незнакомого озера меня удивляет. Я вспоминаю строки Заболоцкого:

                Луч, подобный

                изумруду,

                Золотого счастья

                ключ —

                Я его ещё добуду,

                Мой зелёный

                слабый луч…

Как физик, причины возникновения этого необыкновенного зрелища я могу легко объяснить, опираясь даже на знания, полученные в школе: достаточно вспомнить закон преломления света. Но как я оказался на берегу озера?

Оглядываюсь. Скалистый обрыв стометровой стеной окружает меня и впадину, на дне которой незнакомое озеро. Я на его берегу. Воистину: шёл в одну дверь, а попал в другую.

2

Достаю сотовый, пытаюсь позвонить домой. Анна убьёт, если я не предупрежу, что задержусь. А скажи ей правду — не поверит! Меньше пить, скажет, надо на работе. От волнения у меня даже очки запотевают.

Батарея садится — зараза! Нахожу нужный номер, делаю вызов — связи нет! Чёрт подери, смотрю на индикацию приёма сигнала — пусто. Отключаю телефон совсем. Может, на возвышенности сигнал будет присутствовать? Бегу по пологому склону наверх — на самый край обрыва. Конечно, быстро не взберёшься, большая высота, надо искать тропинку, тем более — вечером, на закате, это глупо. Останавливаюсь, здесь нормально, предполагаю. Включаю телефон — связи нет. Подняться ещё выше? Есть ли смысл? Нет, наверно. Телефон отключаю: батарею надо экономить. На сколько минут её хватит, если не отключать? Часа на три, думаю.

Спускаюсь вниз — надо возвратиться на прежнее место. Уже совсем темнеет и найти ту самую точку, на которой я стоял, как вкопанный, когда увидел озеро и зелёный луч, почти нет возможности. Почему возникает такая мысль, не имею понятия. Но так, уверен, будет лучше.

Кажется, здесь. Сажусь на холодную каменистую почву, под зад подкладываю перчатки. Окружающая температура низкая, но, ощущаю, плюсовая, градусов десять или двенадцать выше нуля. В Питере, наверно, минус один и влажность процентов семьдесят — верится, я бы околел сейчас! На мне плотная дублёнка, под ней костюм и рубашка; а под синтетические брюки ничего не поддето — Аня всегда предупреждала, мол, надевай тонкое трико, теплее будет. Что ж, цистит-простатит обеспечен. В лучшем случае.

Вспоминаю про «вермут». Как он кстати!

Вытащить пробку невозможно, и я просто отбиваю горлышко о выступ скальной породы. Делаю глоток. Один, второй… Острые края режут губы, я чувствую привкус крови — вино и кровь одно и то же. В моём положении — всё равно. Неужели я схожу с ума? Или умер, на том свете? Щёлкаю себя по носу — чувствую боль. Понимаю, это не так. Я живой. Тогда — в чём же дело? Вопросы, вопросы, вопросы… Логики никакой.

Я долго не могу уснуть. Бутылка пустая, валяется рядом. «Вермут» согрел, но мысли не упорядочил. В институте завтра скажут, Магеровский опаздывает, а через час Артюхин позвонит жене и спросит, не заболел ли я?.. Нет, Аня сегодня вечером сама созвонится с Артюхиным и поинтересуется, не продолжил ли я застолье у него дома? Нет, ответит Артюхин и удивится, что меня до сих пор нет дома. Загулял, пошутит он. И Аня расплачется, скажет, за десять лет совместной жизни мой Саша никогда не гулял, не может быть! Артюхин попробует её успокоить, но у него это не получится. И тогда моя Анечка позвонит в полицию. Ей посоветуют обратиться через три дня с заявлением, и она ещё больше расстроится.

— Мужчина, проснитесь! — меня настойчиво толкает чья-то рука. Я открываю глаза. — Замёрзнете! Вам помочь?

— Нет, — отрезаю я и подскакиваю на ноги. Боже, я спал возле своего дома, рядом с подъездом на промерзшем асфальте. Какая удача, надеюсь, если не увидел Сафроныч, сосед с первого этажа, а то бы весь дом языками чесал, мол, Петрович-то алкаш!

Незнакомец пожимает плечами и удаляется, бросает несколько слов самому себе, наверное:

— Понажираются… А с виду — культурный.

Жена встречает, как обычно, сдержанной улыбкой.

— Который час? — спрашиваю.

— Ровно восемь вечера.

— Я не опоздал?

— Как раз вовремя, ужин тёплый. Мой руки, садись есть. Кстати, а что это с твоими губами? Они в крови.

Я молниеносно протираю губы рукой — ох, действительно!

— Порезался об острые края пивной банки, — вру. — У Артюхина день рождения был. Ты же знаешь.

— Знаю, — говорит жена. — А с каких это пор ты пиво стал пить? Это не твой напиток, не замечала раньше.

Сажусь за стол. Аппетита нет. И того сексуального желания, которое испытывал, когда возвращался домой, — тоже.

— Не заболел? — уточняет моя заботливая жёнушка.

— Нет, просто устал.

Она машет неоднозначно рукой. Но я не могу с собой совладать. Бессилие овладевает моим телом. И что-то ещё: в голове творится полная неразбериха мыслей — это беспокоит больше, ибо, как учённый, я знаю, такое происходит от потрясения.

Засыпаю только под утро.

3

Срабатывает будильник.

Я с трудом просыпаюсь. Аня переворачивается на другой бок, ко мне спиной. Это что-то новенькое: раньше всегда вставала вместе со мной. Осерчала, наверное, что я пришёл вчера поддатый. Это и к лучшему, иногда жену надо позлить.

Одеваюсь быстро. Выхожу на лестничную площадку.

Возле подъезда осматриваю то место, где окутал меня туман. Ничего подозрительного.

На работу прихожу раньше всех. Иду в свой кабинет, завариваю кофе.

Заходит Артюхин. Лицо помято. Видимо, последовало продолжение праздника, но уже дома, с друзьями и родственниками. Мог бы сегодня не выйти, как начальник. Но, зная его характер, понимаю, что такое вряд ли возможно, слишком ответственный человек.

— Доброе утро, Александр Петрович!

— Доброе, — отвечаю, — Михаил Иванович.

— Раненько что-то ты сегодня, раненько. То всегда опаздываешь…

— Не заспалось.

— Оно и понятно. Чрезмерное употребление спиртных напитков может привести к бессоннице. Кофе ещё есть?

— Заварить?

— Не откажусь.

— Правда, только одноразовый пакетик. Со сливками.

— Пойдёт.

Я ссыпаю кофе в чашку, заливаю кипятком.

— Александр Петрович, — начинает говорить Артюхин о работе, как обычно это бывает с утра, — для нас принципиально важно, что в быстром реакторе при каждом акте деления ядер образуется большее количество нейтронов, которые могут быть использованы для интенсивного превращения U-238 в делящийся изотоп плутония Pu-239. Это превращение происходит в результате ядерной реакции… — он пишет на клочке бумаги формулу, протягивает мне.

Я его не слышу — делаю вид, что слушаю. Хотя прекрасно понимаю, он говорит, что существующая технология атомной энергетики, основанная на так называемых «тепловых» ядерных реакторах с водяным или графитовым замедлителем нейтронов, не может обеспечить развития крупномасштабной атомной энергетики. Это связано с низкой эффективностью использования природного урана в таких реакторах… Я держу в руках бумажку с формулами, а сам по-прежнему думаю о вчерашних событиях. Если говорить, как фантаст, то вчера произошла телепортация тела из одной точки в другую, и — обратно. Какие законы физики были задействованы — спросить бы у кого знающего. Мои познания по этой проблеме сводятся к нулю…

— Александр Петрович, голубчик, я кому — стенам рассказываю? Ты меня слышишь?

— Да, Михаил Иванович, слышу.

— Но не понимаю, — заканчивает он за меня фразу. — Что случилось?

Я не хочу рассказывать то, что произошло вчера, но неведомая сила сама развязывает язык…

***

Он долго молчит, глядя в окно, потом говорит:

— А сам-то веришь в этот полный бред?

— Нет, — отвечаю я.

— Врёшь, Александр Петрович, нагло врёшь! Я вижу, веришь.

И тут я срываюсь:

— Есть такие вещи, Михаил Иванович, в которые действительно нельзя поверить, как, например, чёрт, дьявол, нельзя поверить в то, что человек может убить себе подобного, или поверить в межнациональные конфликты — это невозможно, если быть в здравом уме! Ты же физик, как и я, понимаешь, к чему я клоню? Но это всё происходит, чёрт подери!

— Зачем так, Александр Петрович, взрываться? Я тебя таким никогда не видел. Пугаешь ты меня, пугаешь. С научной точки зрения твой рассказ — вымысел. Заработался ты. Вот и всё! Плюс алкоголь подействовал, всё просто. Всякое бывает. Иди домой, отдохни. Я тебя отпускаю. На сегодня хватит.

На что я надеялся и чего мог ожидать? Вот именно — не такого ответа. А понимания.

Домой идти не хотелось совсем. Я говорю:

— Страшно почему-то идти домой.

— Иди-иди, — видимо, он не понимает, про какой такой страх я говорю, — день тебе зачтётся, Лидия Ивановна поставит восьмёрку, что ты работал сегодня. И не беспокойся, я никому не расскажу о случившемся. Всё правильно сделал, что доверился мне. Другие бы не поняли, Александр Петрович.

4

Я ухожу. Весь день слоняюсь по городу, захожу в магазины, бары, кафе, даже библиотеку посещаю, засиживаюсь в читальном зале — есть места в городе, где можно уединиться ото всех, в том числе и от себя самого…

И вот, схожу с троллейбуса, срывается мелкий снег, довольно прохладно — ёжусь; иду привычным путём по проспекту Тихорецкий, на углу магазина «Монарх» и улицы Суворова поворачиваю вправо. В этом переулке всегда людей мало. Ныряю во двор жилого дома, рядом детский сад, огороженный сетчатым забором — в нём дыра. Так ближе, если срезать путь. Пролезаю. По натоптанной тропинке, покрытой тонким льдом, скольжу вниз с пригорка. А вон и моя пятиэтажка. Осталось совсем чуть-чуть, минуты через две буду дома, в тепле. Вспоминаю стихи Валерия Брюсова:

                Быть может, эти электроны —

                Миры, где пять материков,

                Искусства, знанья, войны, троны

                И память сорока веков!

                Ещё, быть может, каждый атом —

                Вселенная, где сто планет;

                Там — всё, что здесь, в объёме сжатом,

                Но также то, чего здесь нет…

***

Я неоднократно видел, как на красном закатном небе скрывается за горизонтом солнечный диск. Однако появление зелёного луча над поверхностью незнакомого озера меня не удивило.

5

Горный район, скалистые обрывы. Я нахожу тропинку, поднимаюсь наверх. Куда она приведёт?

Воздух чист и свеж, вдыхаю полной грудью — не могу надышаться, как будто уставший путник в пустыне от жажды не может напиться водой.

Ущелье очень красивое, как и всё здесь. Один склон с отдельными валунами покрыт густой, довольно высокой зеленой травой, среди которой стоят — я подхожу ближе, рассматриваю — фисташки с только что распустившимися бутонами. Внизу узкое каменистое плато — и озеро, километра четыре длиной и полтора шириной. С другой стороны — голые скалы. Погода меняется очень быстро. Небо совсем темнеет, и начинается дождь. Очень холодно, мне кажется. Местами, вижу, лежит снег.

Я прохожу с километр или, может быть, больше. Встретить кого-либо уже не надеюсь. Тропинка ведёт в неизвестность. Но то, что тропинка существует, предоставляет надежду: здесь живут, или иногда бывают люди.

Набредаю на дом, дверь заперта, света в окошке нет. Стучусь. Тишина. Толкаю дверь плечом, она, не без труда, поддаётся.

В доме две ледяные комнаты. Света нет, газа нет, печка разваливается. Есть железный топчан и стол — металлическая рама на ножках, накрытая доской несколько меньшего размера. В доме почти так же холодно, как и на улице, только без ветра. С грязной полки снимаю закопчённый чайник, набираю в него снега, развожу костёр возле порога, кипячу.

Дождь не прекращается. Хорошо, что крыша в доме целая, промок бы, однозначно.

Нахожу старое одеяло, заворачиваюсь в него, как куколка бабочки в кокон, вприпрыжку влезаю на топчан, засыпаю.

Мне снится прелестная пятилетняя девочка — Нургазель. Она уже печёт хлеб вместе с взрослыми женщинами, самостоятельно прилепляя лепёшку к стенкам глиняной печи. Подходит ко мне, блестя глазами и кольцами с цветными стёклышками. Девчушка не понимает по-русски, но я, как могу, выказываю ей своё восхищение — мы оба довольны. Она улыбается, уходит. Всплывают слова Чехова: «Она в двенадцать лет уже презирала гадких мужчин». Нургазель всего пять, но это Восток!

Я просыпаюсь, раннее утро. Солнце заглядывает в маленькое оконце. Как и прежде, я здесь, не переместился обратно. И, кажется, сон дал ответ, где я нахожусь. Я не верю снам, но здесь готов поверить во что угодно!

К дому — чётко прослушивается — приближаются шаги. Я слезаю с топчана, выхожу на улицу — туман стелится тяжёлым белым покрывалом по самой земле. Сразу заметить, кто идёт, нет возможности. Сердце колотится в бешеном ритме.

6

Смотрю на сотовый телефон — связи нет.

Действительно, откуда ей взяться в такой глуши.

Из тумана появляются три фигуры. Двое мужчин и женщина. Идут гуськом, за плечами рюкзаки, у одного в руках тренога. Наверное, туристы.

В метрах тридцати, заметив меня, останавливаются. Первый мужчина говорит своим спутникам какие-то слова — я не могу разобрать, — и они снова направляются ко мне.

— У нас гости, — приблизившись ближе, молвит женщина.

— Откуда вы? — спрашивает мужчина, идущий первым.

Сердце успокаивается, несколько секунд назад я мог представить, что угодно, даже самое немыслимое в своём положении. Даже мог подумать о гуманоидах или о незаконных бандитских формированиях, скрывающихся в горах. Но передо мной оказываются просто туристы.

— Меня зовут Александр Петрович. Фамилия — Магеровский. Я — физик.

Со мной здороваются за руку.

— А зачем нам физик, а? — спрашивает первый мужчина, который, видимо, главный у них. — Физики нам не нужны. Хорошего проводника бы нам, из местных — правильно я говорю, ребята? — обращается он к своим спутникам. — Анатолий меня зовут. В фамильярности в горах нет проку, как от туфли на высоком каблуке. — Он смотрит на мою обувь, она, не без оснований, вообще не вписывается в эту местность, точно так же, как и брюки; и так же, если я скину дублёнку — строгий костюм с галстуком.

— Наталья Викторовна, можно просто — Наташа, — говорит девушка.

— А это Георгий, — говорит Анатолий. — Он у нас не особо общительный… Так кто же вас прислал к нам? И как вы добрались сюда. Дорога-то трудная. Не в одиночку же. Или вертушкой забросили?

— Я из Санкт-Петербурга. Заблудился, — нагло вру. Правду говорить, не имеет смысла.

— Интересно… С Ленинграда, значит. Красивый город. Бывал.

— А вы чем занимаетесь? — любопытствую.

— Биологи мы. Процессы образования новых видов животных изучаем. Об эволюции обычно говорят в прошедшем времени, и напрасно. — Анатолий скидывает рюкзак, пододвигает к себе остаток мокрого пня, валяющегося возле дома, приседает, достаёт пачку «Космоса», закуривает. — Она и сейчас происходит… Эволюция! Но чтобы обнаружить хоть что-то, требуются годы кропотливых исследований и немного везения.

Мне кажутся эти биологи слишком странными. Или, точней сказать, — наверное, я был для них странным.

— Мы пытаемся отыскать гибридную популяцию горных ящериц, — говорит Наташа и улыбается. Эта улыбка настраивает на мирный, хороший лад.

— Интересно, — говорю. — Биология не моя стезя, но очень интересно. А разве в такую прохладную погоду ящерицы не впадают в спячку?

— Агама относится к роду горных, или кольцехвостых. В солнечные дни с ранней весны до поздней осени агамы регулярно попадаются на глаза.

— Если говорить о так называемых популяциях, то у разных животных существуют свои процветающие гибридные популяции, — поясняет Георгий, — а это значит, что эволюционные процессы не остались в прошлом, а происходят в настоящее время на наших глазах, пусть и в ограниченном масштабе.