Бесплатный фрагмент - Выборгская светотень

…Мой Выборг: замок, пряный аромат

И крендель свежеиспечённый —

Со мной навек ты обручённый,

Родимый, счастью очень рад…

/Наталья Кэт /

Посвящается:

Наде и Алёне, моим лучшим подругам,

Виктору Шадрину, артисту театра им. Б. Лавренева — за то, что его работа в роли Тартюфа вдохновила меня на создание образа блистательного Виктора Морского

И моему самому любимому, наравне с Санкт-Петербургом, северному городу — Выборгу, чьи узкие улочки и массивные древние стены покорили меня с первого взгляда, и Выборг стал городом, куда мне хочется ездить снова и снова!

Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальностью случайно. Медицинского колледжа, описанного в романе, в Выборге не существует.

***

Расписание электричек в очередной раз изменилось, и снова без предупреждения, так что сбитые с толку люди уже переполняли вокзал. Уже вторая «дачная» электричка не отправилась в назначенное время. «Да что же это такое? — ворчали в зале ожидания и на платформе. — Два часа уехать не можем, набились, как селедки, как тут дистанцию соблюдать? Вроде как о нас заботятся — чтобы ездили поменьше, но что — трудно было заранее оповестить, чтобы мы знали, когда подъехать?»

Обрадованные частичным снятием ограничений и непривычно теплым началом июня после долгих зимних холодов и пасмурной весны, петербуржцы устремились на дачи. Но их ждал сюрприз: расписание всех видов пригородного транспорта претерпело изменения, и не всегда в лучшую сторону.

Монотонный голос из репродуктора, вещающий о необходимых мерах предосторожности в период пандемии, тонул в гуле голосов на переполненном вокзале.

Вероника Орлова, запыхавшись, выбежала на платформу и перевела дыхание, увидев на табло оповещение, что ее электричка прибывает через 5 минут. «Уфф! Успела! Хорошо, что я сообразила не тащиться на „Финик“, а выйти здесь! А то Бог знает, сколько бы я ждала, если бы пропустила эту „Ласточку“!».

Автостанция возле дома Вероники на «Парнасе» тоже изменила расписание междугородних автобусов неожиданно. И, когда Орлова в 8 часов утра попросила в кассе билет до Выборга, ей ответили: «Ближайший рейс — в 12.40».

«Блин, а Наум в полдень будет встречать меня на автовокзале! Ненавижу опаздывать!» — думала девушка, спеша к метро.

— Озерки. Следующая станция — «Удельная». Железнодорожная станция «Удельная».

Вспомнив, что электрички, идущие в Выборг с Финляндского вокзала, делают первую остановку как раз на «Удельной», Ника вскочила и первой оказалась у дверей вагона. «Может, повезет?».

Повезло; в кассе она узнала, что «Ласточка» прибывает через несколько минут. Вероника купила билет и вышла на платформу. Орловой снова посчастливилось: пневмодверь открылась прямо перед ней, Ника первой вошла в вагон и села на диванчик у окна. Следом за ней в вагон втиснулось еще человек тридцать. «Хорошо, что успела сесть. Ехать-то больше часа!» — Ника пристроила рюкзачок на багажную полку и отправила Науму СМС: «Выехала на „Ласточке“. Через час буду». «ОК, приду», — тут же ответил ей адвокат.

После двух месяцев в почти безлюдном, оцепеневшем от страха перед незримой угрозой Питере Вероника была рада новому настоящему делу, возможно, интересному расследованию для разворота «Невского телескопа», газеты, где спецкор Орлова вела раздел «Журналистские расследования». Давний друг Вероники, адвокат Наум Гершвин, недавно выехал в Выборг, где ему предстояло защищать нового клиента. А позавчера он позвонил и небрежно обронил: «Тут, кажется, есть кое-что по твоей части… Ну оч-чень интересная ситуация!».

Получить разрешение на командировку в Выборг было несложно. И Вероника собиралась в поездку воодушевленная. Ей надоело фотографировать пустынный Невский, закрытые магазины, патрульных и редких прохожих в масках и с бирками пропусков. Надоело слушать из уличных громкоговорителей голоса дикторов, не очень умело имитирующих Левитана. Надоело читать душераздирающие опусы товарищей по «Телескопу» о том, как люди беззащитны перед новой угрозой и как эта угроза подстерегает их повсюду. Новых расследований и даже просто интересных тем не было. Все словно впало в анабиоз. А однажды в пятничный «Телескоп» — «толстячок» поместили статью «Нет худа без добра: Второй медовый месяц на самоизоляции» с фотографией томной красотки в ажурном белье, чулках и маске. Под ней добавили пару анекдотов про прирост рождаемости через 9 месяцев и угрозу экономики, которую создадут в январе следующего года длинные очереди за материнским капиталом. Увидев это на планерке, Орлова совсем приуныла. «Ну, если и серьезные издания стали печатать такие статейки в лучших традициях газеты „Желтый фонарь“, чтобы хоть чем-то заполнить полосы — значит, дело совсем швах!».

Самой Веронике и ее бой-френду Виктору Морскому было не до сексуальных экспериментов этой весной. Карантин и самоизоляция принесли обоим дополнительные заботы. Морской на посту губернатора Краснопехотского почти безотлучно находился в мэрии, координируя ситуацию в своих владениях. Ника работала в «Телескопе» и тоже была очень загружена. Журналисты остались на своем посту — пресса должна была выходить как прежде. Но кое-кто нашел уважительную причину для того, чтобы засесть дома или уехать за город, и оставшимся в редакции приходилось трудиться «за себя и за того парня», чтобы читатели получали любимую газету вовремя. Вот только интересных тем стало маловато…

Но сейчас, в начале июня, город потихоньку выходил из оцепенения, возвращался к жизни. Да, пока еще статистика заболеваемости пугала довольно большими цифрами, многие учреждения культуры и досуга и даже парки и пляжи были закрыты, а масочный режим требовали соблюдать неукоснительно. Но все равно чувствовалось, что Петербург уже пробуждается после жесткого карантина и морозной весны. Радовала и погода: ушли низкие тяжелые тучи, почти непрерывно сеющие то снег, то «крупу», то дождь. Выглянуло солнце. Газоны из черных стали зелеными, а потом — разноцветными. Парки за закрытыми воротами радовали взгляд буйной зеленью. Люди выходили на улицу, подставляя лица долгожданному солнцу, стягивали маску, чтобы вдохнуть полной грудью бодрящий невский воздух, и верили в то, что скоро снимут все ограничения, а опасность уйдет. Это ожидание счастья воодушевляло и придавало сил. На вокзалах снова застучали по рельсам поезда и электрички, и с началом белых ночей в Петербург потянулись первые робкие «ласточки» — туристы. Кто-то сетовал на то, что в этом году не получится съездить в Египет или на Гоа, а кто-то радовался возможности хоть куда-то поехать после вынужденного затворничества. Одни стремились в южные города, к теплому морю. Кого-то напротив манили северные красоты.

В Зеленогорске половина пассажиров вышла. Одни прямо с вокзала потянулись к берегу. Другие кинулись к тележкам с мороженым и сувенирным киоскам на станции.

«Хоть тысячу вёрст

Мы по грязи пройдём без привала,

Гремящую смерть

Пронося в молчаливом стволе,

Лишь только б весна

Нам на запад пути открывала

И жизнь воскресала

На выжженной этой земле», — вспомнились Веронике фронтовые стихи Алексея Суркова, написанные в 1943 году. И это было неспроста. Незадолго до разговора с Наумом Орлова ездила в Краснопехотское, чтобы сделать репортаж о строительстве новой больницы, и встретилась там с Виктором. Он смог выкроить время для встречи. Ника и Морской тихо шли по безлюдному парку, непривычно тихому, мимо статуй Ленина и пехотинца Красной армии. Покосившись на возвышающуюся за деревьями громаду — новенький торгово-развлекательный комплекс «АсИо», они повернули в другую сторону парка — к стеле «Никто не забыт и ничто не забыто». Маски были стянуты на подбородок. Вероника и Виктор держались за руки. Молчаливые бодигарды губернатора шли на почтительном расстоянии за ними.

Странный был антураж для встречи и непривычный, но пандемия диктовала свои правила. Вирус не смотрел на лица, не разбирал, кого поражать, не щадил он и влюбленных (особенно если одна полдня добиралась до Краснопехотского с кучей пересадок, а другой провел совещание в мэрии, ездил проверять стройку, встречался с волонтерами и лично доставил пару продуктовых заказов, чтобы подать пример гражданам. Пандемия должна не разобщать, а сплачивать людей. Нужно быть готовыми протянуть руку помощи, подставить плечо, поддержать и выручить другого. Так люди быстрее справятся с бедой — тут надо вспомнить притчу о венике и отдельных прутиках. Виктор неприязненно относился к тем, кто считал, что надо забиться в свою нору и пересидеть беду, «а помогают пускай те, кому за это платят»).

Они остановились у мемориальной стелы и снова нашли там имена своих родных.

— Вот так, — сказал Виктор, — через 75 лет война снова напомнила о себе, только враг у нас теперь не на «тигре» и не со «шмайсером», а такой, что без микроскопа не виден. Но бед уже наделал немерено.

— А может, она и не уходила, — ответила Ника, — просто затаилась, выждала, мимикрировала и нанесла удар — неожиданный и сильный.

— Вот так, — между бровей Виктора пролегла складка, — в прошлом году эпидемию в Синеозерске мы остановили, а сейчас… Никто не знает, с чего все началось, и главное, когда…

— Угрозу заметили слишком поздно, — вздохнула Ника.

А потом была ночь, как и в первый раз — в доме Морского, потому что гостиница «Монрепо» была закрыта на время карантина, и Виктор пригласил Веронику к себе: «Не поедешь же ты так поздно в Новоминскую!».

— А почему без маски и дистанцию нарушаешь? — поддразнила Вероника, когда они раскинулись под балдахином, почти затерявшись на огромной кровати. — Правила техники безопасности нарушаете, господин губернатор!

— А сама-то? — весело парировал Морской. — На тебе нет не только маски!.. — он крепче прижал к себе Веронику, поглаживая ее спину.

В 34 года всемогущий хозяин края, Виктор Морской, «Витька-Святоша», выглядел, как двадцатилетний юноша — невысокий, худощавый, гибкий, с задорно блестящими серыми глазами и озорной улыбкой. Свои густые темно-русые волосы он гладко зачесывал назад и стягивал в тугой пучок.

С Морским Вероника познакомилась два года назад. Приехав в отпуск в Краснопехотское, она тут же нашла тему для нового расследования. А потом к ней обратился «местный Каупервуд», как прозвали Виктора давние друзья Вероникиной мамы, хорошо знающие его семью. Успешный молодой бизнесмен собирался бороться на выборах за кресло губернатора. И тут же в городе началась серия таинственных происшествий, которые молва тут же связала с именем Морского. Узнав, что в город приехала известная петербургская журналистка, которая тоже заинтересовалась происходящим, Морской обратился к ней. Ему хотелось выяснить, кто это решил замазать его репутацию перед выборами.

Деловитая энергичная Вероника — статная, с короткой стрижкой и яркими голубыми глазами на загорелом лице — заинтересовала Виктора. До сих пор у него не было времени на длительные отношения, да и ни одна из его кратковременных пассий не могла удержать его интерес дольше, чем на месяц-другой. А Веронику ему хотелось видеть снова и снова. Их отношения длились уже почти два года. И за месяц, прошедший после той прогулки в парке и ночи в доме на Купеческой улице Вероника соскучилась по Виктору. Но у обоих есть дела, которые нельзя бросить или отодвинуть. А значит, надо ждать, когда появится новая возможность для свидания. Чтобы не думать об этом, надо занять себя делом. И новое расследование для разворота в «толстячке» будет очень кстати.

Наум был хитер: по телефону он не сообщил никаких подробностей, но заинтриговал Веронику до предела. И ей уже казалось, что «Ласточка» едет слишком медленно…

Гершвин был очень успешным и популярным в Ленобласти адвокатом. Он тоже умел находить интересные, сложные и порой опасные дела — и блистал. С ним не заскучаешь. В Новоминской он выследил наркодилера, который устроил лабораторию посреди болота и участвовал в захвате логова. В Синеозерске год назад Наум переоделся монахом, выслеживая опасного диверсанта. Что же с ним произошло сейчас?

***

Выборг встретил Веронику совсем не северной жарой. Небо было девственно-чистым и ярко-синим, как мейсенский фарфор. Закинув за плечи рюкзачок, девушка надела солнечные очки и вышла на площадь.

Скучающий у выхода полицейский, здоровяк, похожий на викинга с древней гравюры, проводил Орлову заинтересованным взглядом, задержавшись на ее пышной груди и крепких ногах. В узких «рваных» джинсах и алой «поло» Ника выглядела очень эффектно, а ее лицо и руки золотились от первого загара.

Любимый книжный магазин на вокзале был закрыт. «Ну вот, и книгу не купишь», — подумала девушка. Но кофейня в зале ожидания работала. И из пирожковой тянуло соблазнительным ароматом. С вокзала Вероника вышла с двумя пирожками в пакете и стаканчиком отменного двойного эспрессо. Кофе оказался крепким, в отличие от того, который готовили на вынос в питерских кофейнях. Почему-то весной все бариста перешли на американо и латте, и Вероника чуть ли не впервые за два месяца получила возможность насладиться любимым крепким кофе.

Наум ждал ее у дверей вокзала. Высокий смуглый мужчина с густыми седеющими черными волосами, орлиным носом и пронзительными черными глазами. Тонкие усики, солнечные очки в модной оправе; ворот тонкой черной рубашки расстегнут, и на загорелой шее поблескивает золотая цепочка. «Стрелки» летних бежевых брюк заглажены так, что о них можно порезаться. Аромат любимого Наумом «Ориентала» Вероника ощутила еще в дверях. Наум больше напоминал голливудского супермена, чем преуспевающего юриста.

— Привет, — Наум убрал телефон в карман и шагнул навстречу Веронике, — как добралась? Да сними ты этот намордник, тут с этим посвободнее!

Ника стянула маску и сунула ее в карман.

— Диалог двух собак на площадке для выгула, — рассказала она новый анекдот. — «Смотри: все люди в намордниках!» «Да-а! Теперь-то они поймут, каково нам!».

— Точно, — усмехнулся Наум. — А я слышал шутки о моде на загар-2020: верхняя часть лица подрумянилась, а нижняя — белая. Вот так, раньше следы от купальника обсуждали, а теперь новый тренд: следы от маски! Ты устала с дороги? Тогда сразу пойдем в гостиницу. Или предпочитаешь пройтись по набережной, размяться после электрички?

— За час в «Ласточке» я ничуть не устала, и от прогулки не откажусь.

— Да, «Ласточка» — не то, что старая электричка, которая трюхала, как беременная улитка, и каждому столбу кланялась, — крякнул Наум, — три часа приходилось добираться, сдуреешь в дороге. «Ласточки» очень экономят время. Да и условия не сравнить. Но и в них всякое бывает, — Гершвин пригладил тонкие усики. — Я сдуру выехал в воскресенье, по поводу чего в дороге сказал в уме много слов, которые цитировать не буду. На счастье, я приехал на вокзал заранее и сел у окна. Тем, кто сидел у прохода, сумки чуть ли не на головы ставили, да еще на «Удельной» моего соседа шуганула с места милейшая особа с двумя крикливыми шилопопами и одним личинусом в эргорюкзаке…

— Сочувствую… Только не называй так младенцев, — попросила Ника. — Ты ведь тоже в свое время им был…

— Ладно. С младенцем. Так вот, отвоевав место и наплевав на рекомендацию садиться в шахматном порядке, чтобы была дистанция, дама начала «строить» весь вагон: не ходите, не стойте, не дышите — «здесьжедети». Меня попробовала оттеснить от окна: ее высочества, видите ли, желают лицезреть пейзаж. На что я ответил, что я тоже хочу любоваться пейзажем, и что кто первый сел, того и место…

— Теперь сочувствую ей, — Ника достала сигареты. — Не с тем связалась.

— Это верно, я всегда нахожу, что ответить так, чтобы вопросов больше не возникало. И заодно попросил ее гигиенические процедуры и прием пищи инфанту на месте не устраивать — для этого в поезде есть специально отведенные помещения. От меня она отстала, и тут же насела на контролера: чего он вперся в вагон, и так яблоку негде упасть, он что, не видит, что тут дети сидят, она на него жалобу напишет во все инстанции. Тут же к ней подключились другие такие же клуши, и бедного парня затюкали почти до обморока. Молодой еще, необстрелянный, — посочувствовал работнику железной дороги Наум.

— И ты в стороне не остался?

— Да, я объяснил дамам, что молодой человек исполняет свои профессиональные обязанности, а вот они препятствуют ему в этом, и сами рискуют нарваться на большой штраф. Это сразу их успокоило, и остаток пути мы проехали спокойно.

Вероника рассмеялась. Наум виртуозно умел расписывать самые обычные житейские истории и был остер на язык.

— Тебе бы рассказы писать, — сказала она.

— Уволь, эпистолярный стиль у меня годится только для апелляций, прошений и заявлений. Раз ты так хочешь, пойдем на набережную, там, на свежем воздухе, я изложу тебе дело, над которым работаю.

— Хорошо.

— И позволь мне твой рюкзак.

— Он не тяжелый.

— Ника, мне воспитание не позволяет идти налегке, когда рядом дама с кладью.

Ника не нашла, что возразить, и Гершвин снял с ее плеч рюкзачок.

— Ты — уникум, — сказал адвокат, перетянув плечевые лямки. — Обычно женщины берут с собой в поездку неподъемные чемоданы…

— И Ираида тоже? — спросила Вероника, сделав селфи на фоне гигантской буквы W, установленной на площади напротив входа в вокзал.

— Пройденный этап, — фыркнул Наум, — она не смогла пережить того, что на процессе по делу Вильского и его жены мы были по разные стороны баррикад, и я выиграл. Если бы вышло наоборот, ее душу грело бы сладостное чувство победы, превосходства надо мной. А так вышло наоборот. Да и такую дрянь, как Анна Вильская, я не взялся бы защищать ни за какие деньги. Я адвокат, а не продажная девка, у меня есть принципы.

Они миновали заправочную станцию и спустились на набережную. Залив был непривычно пуст без круизных лайнеров и прогулочных лодок.

— Тут дальше на асфальте написаны библейские речения, — оживился Наум, — и украшены очень необычными граффити. Сейчас я тебе их покажу. Настоящие шедевры стрит-арта. Радует взгляд после наших тротуаров, на которых живого места нет от объявлений «кисок-сосисок». Здесь несколько лет назад тоже попытались, было, запустить стартап, но объявления так и выцвели, и больше не возобновлялись.

— Ты и Ираиде это озвучил, насчет принципов и продажных девок? — спросила Вероника, остановившись возле «Мальчика с кошкой», своей любимой скульптуры в Выборге. Упитанный гранитный карапуз обнимал стоящую на задних лапах такую же крупную кошку.

— Намекаешь на то, что я сам все испортил, обидев Ираиду? Нет, Ника, наши отношения осознанно прекратил именно я и не жалею о своем решении. Ираида любит подавлять, подчинять и доминировать и ей все равно, кого защищать, лишь бы платили, — Наум погладил гранитную кошку. — Непримиримые противоречия, как говорится! Может, кому-то и уютно под каблуком, но не мне. Угождать вздорной бабе, лишь бы она в награду ублажала по ночам? Это не мое. И, если женщина хотя бы раз попыталась так меня «построить», отлучив от тела за непослушание — все, до свидания! Лузер в таком случае будет униженно добиваться прощения, валяться в ногах и таскать даме дорогие подарки, а я лишь откланяюсь.

Ника хмыкнула и устроилась на огромной, в советском стиле, скамье.

— А что? — плюхнулся рядом Наум. — Ты же своего Витька таким образом не дрессируешь? Сама же говорила, что презираешь подобные бабские штучки.

— Говорила, — согласилась Вероника. — Презираю. Шантажировать мужчину тем местом, которое в приличном обществе вслух не называют, унизительно в первую очередь для самой женщины. Получается, она считает ЭТО главной своей ценностью?

— Тогда в чем ты меня укоряешь?

— А разве я тебя укоряла? Лишь в том, что ты тянешь кота за я… вместо того, чтобы перейти к делу.

— Молодую женщину обвиняют в том, что она создала угрозу массового заражения на рабочем месте, — Наум непринужденно цапнул у Вероники пакетик с пирожками и тут же откусил половину от самсы. — Ммммм… Вкусно! Надеюсь, это не свинина? Так вот, моей клиентке грозит «семерка» и ее явно очень стараются посадить, из кожи вон лезут. Ситуация паршивая: у нее на работе заболело уже несколько человек, и даже есть один экзитус леталис. А видела бы ты, какую морду скроил следователь, когда я явился с договором о найме! Он уже знает, кто я такой и что я проигрывать не умею. Мое появление кое-кому — как гвоздь в задницу! Вот нам и надо выяснить, кто так жаждет отправить на зону молодую женщину и почему ей даже меру пресечения до суда отказались сменить. Кто владеет информацией, тот и ведет партию.

— Сейчас любят этим грозить, — вздохнула Ника и взяла яблочную слойку, — чуть что, грозятся накатать жалобу на нарушение масочного режима, несоблюдение профилактических мер и так далее. Да, я знаю, что есть статья 236, но пока не слышала о том, чтобы сейчас по ней кого-то сажали.

— Когда-то все бывает впервые, — философски сказал Гершвин. — Можно еще одну слоечку? Уфф, замотался, даже позавтракать было некогда!

Вероника подвинула к нему пакет и терпеливо ждала, пока Наум утолит голод. Тем временем сама она рассматривала стройный и в то же время мощный силуэт замка-крепости, белеющий на фоне синего неба.

— Чует моя чуйка, — продолжал Наум, — что Олесю просто подставили, потому, что кому-то позарез надо ее закрыть. Вот послушай…

***

Олесе Нестеровой было всего 25 лет, но она уже стала кандидатом медицинских наук и преподавала вирусологию в медицинском колледже. Недавно ее обвинили в создании ситуации угрозы массового заражения, подпадающей под пункт третий статьи 236 Уголовного кодекса. Это случилось из-за того, что в конце мая из Москвы приехал на работу в местную больницу молодой врач-эпидемиолог Константин Нестеров, бывший муж Олеси. Он сразу же сдал все необходимые тесты и был отправлен на самоизоляцию в ожидании результатов. Но вскоре в Ютубе появилось видео, где Константин и Олеся гуляют в Парке скульптуры со своей четырехлетней дочерью. Девочка каталась на качелях, а родители сидели рядом на скамейке и беседовали. Кто-то не поленился даже переслать двухминутное видео ректору колледжа с пометкой: «Он должен соблюдать изоляцию, а не разгуливать по городу! А она должна была отказаться от встречи!».

После этого на Олесю гневно налетела одна из коллег, вопя, чтобы Нестерова надела маску, соблюдала дистанцию и вообще ничего не касалась после встречи с человеком из Москвы. Вскоре в колледже заболели двое преподавателей, лаборант, уборщица и аспирантка. Обнаружились тревожные симптомы и у дамы, которая первой подняла шум из-за сюжета на Ютубе, но у нее диагноз не подтвердился. Через пару дней в поликлинику обратились еще пять сотрудников колледжа. Всех «подозреваемых» поместили под наблюдение. А потом стало известно, что вскоре после той прогулки в Парке скульптуры слег и сам Константин и сейчас помещен под ИВЛ в крайне тяжелом состоянии. Олесю с дочерью и гражданским мужем Николаем тут же отправили на обследование, и у Николая тест оказался положительным. Девочка была здорова. А у Олеси оказались антитела, как у переболевшей.

Николай тоже был госпитализирован. А Олесю тут же задержали.

— А Константин? — тихо спросила Вероника, вспомнив, что Наум упомянул какой-то «экзитус леталис».

— А знаешь, — Наум достал сигареты и долго возился с зажигалкой, прикуривая на ветру, — кто-то зарядил в интернете инфу, будто курящие не заражаются… Вроде как вирус не переносит табак. Не знаю, правда ли. Хорошо бы, если так. Тогда мы с тобой точно не заболеем…

— Не знаю, Наум. Версий много. Болезнь новая, неизученная.

— Заметь: Нестерова тоже курит и, судя по антителам, переболела или в бессимптомной форме, или в легкой: пару раз чихнула, попила колдрекс и снова как огурчик. Вот только сейчас она, здоровая, сидит в СИЗО, эфиоп его налево!

— Наум! — не выдержала Вероника. — Эфиоп ТВОЮ налево! Что с Константином?!

Она уже догадалась, почему Гершвин так тянет с ответом.

— Его не спасли, — наконец-то сказал Наум. — Говорят: несколько дней лечился дома, не сообщал об ухудшении самочувствия, недомогание колдрексами всякими глушил… — он проводил взглядом пикирующую над водой чайку. — Вот после этого Олесю и загребли под белы руки. Народ сейчас нервный, перепуган до полного мозгового паралича, тут же перепугались, что могли тоже заразу в тяжелой форме подцепить… Нашлись кликуши, которые чуть СИЗО штурмом не взяли, желая самостоятельно «разобраться» с Нестеровой. Начальнику пришлось усилить охрану и шугануть этих чокнутых водометами. Мне угрозы кидали, что зеленкой обольют за то, что я эту биологическую террористку защищаю. Я ответил: пусть рискнут, у меня после Чечни нервы ни к черту, могу и по асфальту размазать. Я им не какой-то дохляк-интеллигентик и не толстовец, — воинственно расправил могучие плечи адвокат, — так что пусть кроме зеленки не забудут завещание прихватить! Вроде подействовало, отстали.

— А тебе за что угрожали?

— Говорю же: за то, что защищаю Нестерову. Блин, не узнаю Выборг, — развел руками Наум, — всегда такой тихий спокойный город! Эк же нас всех тряхануло!

Они поднялись и не спеша зашагали по набережной, украшенной живописными рисунками на асфальте под деревьями. Пробиваясь сквозь ветви и листья, солнечные лучи рисовали на асфальте причудливые, все время меняющиеся узоры. А Замковый остров и крепость зеркально повторялись на гладкой воде Залива.

— Трудное дело, — сказал Наум, — есть уже и потери, и Николай до сих пор под аппаратами, и в колледже уже шестеро госпитализированы, и общественность против Олеси. А следователь — он же из этого общества, вот и настроен против нее и изначально считает виноватой.

— И судья тоже из этого общества, — подхватила Ника, — и, хотя, по идее, должен судить беспристрастно, де-факто может поддаться настроению большинства.

За Круглой башней зеленел парк Эспланада — один из немногих в Ленобласти открытый для посещений. И к башне стекалось несколько узких улочек старого города. Ника немного постояла, любуясь приземистой башней на фоне густой зелени. Давненько уже она не была в Выборге! В первый раз она приехала сюда лет 10 назад по работе, и бывший финский Виипури настолько очаровал девушку, что с тех пор она ездила сюда нередко.

Позже, сидя в номере отеля «Виктория» в номере с видом на Залив, Вероника листала блокнот, пытаясь систематизировать полученную информацию и делала заметки, на что нужно обратить внимание. Колледж, где работала Олеся Нестерова. Больница, где лечился Константин и лежат Николай и сотрудники колледжа. Побеседовать с окружением Олеси и обоих мужчин. Присмотреться к крикливой сотруднице колледжа… Да, сейчас вести расследование будет непросто с учетом ситуации. Но она должна разобраться в этой истории!

***

Виктор ответил не сразу и прежде чем поздороваться, раздраженно бросил кому-то за кадром:

— Я бы хотел услышать что-то новое! Ты утомительно однообразен. Как это возможно?.. А это твои проблемы, не мои. Да, Ника? Ты уже в Выборге?

— Да, еле добралась. С расписанием творится полная неразбериха, — Вероника прилегла на кровать. — Каждый день меняют; «Туту» не всегда успевает внести изменения своевременно. Так, я не знала, что мой любимый рейс на Выборг в 08.15 отменили…

— У нас то же самое… Я занят! Пусть подождет!

В трубке раздавались еще какие-то звонки. Потом они стихли, и Виктор вздохнул:

— Ну, вот, перевел их в секретариат, а то и поговорить не дадут. Дурдом, третьи сутки из мэрии не вылезаю. Какая-то резкая вспышка заболеваемости; то один-два человека за сутки, а сегодня — одиннадцать, рабочие на стройке. Кстати, о стройке, больницу еще неделю назад должны были сдать, готовую к открытию, и что-то завозились с внутренними работами. Теперь у них труба лопнула. А в обычную городскую больницу зараженных класть рискованно, ты помнишь, какой там пасторальный домик старше моей бабушки, там создать дистанцию и изоляцию для такого количества сложно. Я уже своим юристам надавал подзатыльников: как угодно, но здание должно быть готово к разрезанию ленточки в четверг, а то потом — длительные выходные, работа встанет! Работнички, — щелкнула зажигалка. — Дрына хорошего на них нет.

— А почему такой скачок заболеваемости? — спросила Ника. — Ведь Краснопехотское до сих пор было стабильной территорией.

Виктор громко выдохнул, словно зашипел. Совсем как его домашний любимец — манул Мася, когда бывал чем-то рассержен.

— Да вот есть люди, — пояснил он, — для которых законы и правила не писаны. Им хочется — остальное неважно. Явился какой-то папарацци, которому хотелось написать о новой больнице раньше всех, приехал из «красной зоны», прошмыгнул мимо всех кордонов, нафоткал стройку, знаешь, на месте «Релакса», пообщался с прорабом и парой работяг… И вот результат! Жаль, уже ускользнул, поганец, а то я бы его научил, что закрытый город закрыт для всех и нечего туда без проверки и пропуска шляться.

— Ничего себе, — заметила Ника.

— Я уже безопасникам накидал гвоздей во все места, чтобы лучше караулили, в том числе и «козьи тропы» отслеживали. Теперь мимо них без проверки и муха не пролетит. Поняли науку.

— Суров ты, Витя.

— Обстоятельства суровы, а я, как прежде, белый и пуффыстый, — шутливо ответил Морской. — А что у тебя?

— Женщину собираются судить за то, что она, якобы, занесла вирус на работу, пообщавшись с человеком из Москвы, — Ника поудобнее подбила под голову подушки. — Он нарушил изоляцию и вскоре заболел, но ему устроить аутодафе не успели. И теперь готовятся привязать к столбу женщину, с которой он беседовал.

— Охота на ведьм, — хмыкнул Морской, — как мне это знакомо. Люди сейчас на взводе и в неадеквате. У нас в «СССР» на днях вышла драка. Две дамы избили парня, который спустил маску с носа в зале и, на свою беду, чихнул, — Виктор подавился смехом. — Одна отходила его палкой твердокопченого сервелата, вторая схватила селедку, хорошо, что хоть не мороженую. Так эти мегеры потом и на полицейских телегу накатали! Ребята приехали молодые, стали протокол составлять и, как услышали про эту продуктовую битву, от смеха не удержались, а дамы обиделись на такое неуважение… Да я и сам хохотал до колик, когда в сводке прочел.

— Когда-нибудь тем, кто сейчас истерит, будет стыдно за свое поведение, — Вероника тоже рассмеялась, представив себе этот поединок с колбасой и рыбой. Да, умеет Витя разрядить обстановку вовремя рассказанной остроумной историей! — За то, что вот так бросались на каждого, кто приспустил маску или чихнул, за то, что вырывали друг у друга последний пакет гречи и нагребали ожерелья из туалетной бумаги и готовы были затащить на костер любого, кто показался им «фу-заразой»…

— А кому-то и стыдно не будет, найдут себе оправдание для самоуспокоения. Тяжело ведь понимать, что ты струсил, протупил, поступил подло или жестоко. Легче объяснить это тем, что «иначе было никак» и чувствовать себя не дураком, трусом или подлецом, а жертвой обстоятельств. Это и звучит лучше…

***

Вероника шла по улице, быстро отыскав медицинский колледж на карте. Конечно же, он был недалеко от «Виктории». После необъятных проспектов Питера и небоскребов «Северной долины» непривычно было, что здесь все в шаговой доступности. И зачем местным нужен городской транспорт? В Выборге до любой точки за полчаса дойти можно.

Орлова решила прощупать почву и как-то разыскать скандальную коллегу Нестеровой. Профессиональная интуиция подсказывала Нике, что к этой даме нужно присмотреться.

Жара была такая, что Орлова сменила рубашку «поло» и джинсы на топик и бриджи длиной три четверти и прикрыла лицо большим козырьком. «Ну и погодка: в апреле снегом заметало, а в июне — зной. Интересно, открыт ли городской пляж? Сейчас их закрывать — издевательство. Можно ли предвидеть такую резкую смену погоды? И как людям спасаться от жары, если все парки, где есть тень, и все пляжи, где можно освежиться в прохладной воде, закрыты „до особого распоряжения“?.. Личные бассейны ведь есть далеко не у всех».

Миновав пару узких улочек со старинными домами, желтенький трамвай-памятник и величественный городской почтамт, Вероника срезала угол через парк. В Выборге ограничения были не такими строгими, и парк «Эспланада» гостеприимно распахнул ворота для желающих укрыться от нежданно обрушившейся жары под раскидистыми деревьями. На аллеях была все та же причудливая мозаика, созданная солнцем, пробивающимся через ветки и листья. Узор постоянно менялся, как в детском калейдоскопе, когда ленивый ветерок перебирал листву.

Красная площадь мало напоминала свою московскую тезку — меньше размером, мощеная брусчаткой и окруженная массивными домами в скандинавском стиле, из серого камня, с красной и бежевой отделкой. От нее отходило несколько улиц, и Ника легко нашла нужную. Через пять минут она подошла к продолговатому зданию колледжа, где до ареста преподавала Олеся.

***

Наум Гершвин любил назначать встречи со свидетелями и нужными людьми вне офиса, в уютной и неформальной обстановке, особенно — в хороших ресторанах. И вот уж точно: кто ищет, тот всегда найдет, как пелось в песне из его любимого в детстве фильма «Дети капитана Гранта». В «Эспланаде» Наум набрел на открытый ресторанчик в скандинавском стиле, с летней площадкой, занимающей несколько террас, расположенных каскадами на склоне серой скалы. «Эспиля» уже работал в нормальном режиме, и это порадовало адвоката; в Петербурге пока все точки общепита только торговали на вынос. Пить кофе из бумажного стаканчика на скамейке и жевать бутерброды с одноразовой тарелочки или в салфетке Науму за два месяца уже поднадоело. Он сел за столик на одной из самых высоких террас и открыл меню.

Правда, и здесь были напоминания о пандемии. Столики расставлены на почтительном расстоянии друг от друга, на них рядом с салфетницей и приправами стоят флакончики с антисептиком для рук, а терраса расчерчена желтыми квадратами.

Наум ждал одного из работников больницы, в которой должен был работать Константин Нестеров и в которую, по зловещей иронии судьбы, он попал в качестве пациента.

Адвокат просмотрел меню и заказал для начала чашку кофе. Человек, которому он назначил встречу, запаздывал — видно, что-то задержало на работе. Врачи сейчас прочно и надолго забыли о том, что такое нормированный рабочий график и свободное время.

Гершвин развернул местную газету, которую только что купил в киоске «Роспечати» и вспомнил, как весной они все тоже закрылись. Раздобыть свежую газету тогда было крайне сложно. «Как в войну, дети мои, когда „Правду“ с самолета под обстрелом сбрасывали, — говорил он друзьям и коллегам, — за свежий номер даже дрались!». Но это было позади. «Оживаем потихоньку, — Гершвин просматривал заголовки и пробегал глазами статьи. Ленобласть была разделена на красную, желтую и зеленую зоны. Продолжалось поэтапное снятие ограничений в зависимости от „колера“ территории. — Не думал, что для меня станет радостным событием то, что я сижу за столиком в ресторане, пью кофе из нормальной чашки и читаю только что купленную газету. Раньше для меня это было обычным делом; а как же иначе. А сейчас — долгожданное событие. Так вот и учишься радоваться даже малому. И новости наконец-то не только о пандемии», — адвокат прочитал аннотацию к новому сборнику местного поэта и одно из его стихотворений. Стихи оказались недурными, и Наум перечитал их уже более внимательно.

В аллее появился человек, которого ожидал Гершвин. Наум привстал и помахал ему рукой, а потом подозвал официантку.

— Я не понимаю, почему это случилось, — врач, худощавый молодой человек, бледный от усталости после дежурства и долгого пребывания в помещении, да еще в защитном костюме, нервозно потирал руки. Сухой шелест без слов говорил о том, что он чаще, чем простые граждане, имеет дело с дезинфицирующими средствами, иссушающими кожу. Он за пару минут проглотил свою порцию пиццы «Прошутто» и явно с удовольствием съел бы еще столько же, но ему было неловко говорить об этом, да и зарплата не позволяла роскошествовать в ресторанах. Еще его несколько сковывала популярность его собеседника. Гершвин был «модным лоером №1», часто выступал на телевидении, и его речи давно уже растащили на цитаты. Многие судебные хроникеры специально ходили «на Гершвина», как на концерты топовых знаменитостей. — Константин привез результаты анализов, сделанных перед отъездом из Москвы и по прибытии в первый же день обследовался. Анализы были отрицательными, и обследование на месте ничего не выявило. Но две недели на самоизоляции мы его пройти обязали. Но были уверены, что это чистая формальность, и он скоро приступит к работе. Да и внешне он был здоров и полон энергии.

— У вас есть документальные свидетельства и заключение об обследовании? — деловито спросил Наум, не спеша поедая очень вкусную оленину с картофелем и грибами.

— Конечно, у нас с этим строго. Вся документация должна быть в порядке, мы за этим следим. И в компьютере, и на бумаге. Всякое может случиться с техникой, поэтому мы все документы дублируем.

— Разумно, — кивнул Наум, доедая горячее и подвинул к себе блюдечко с фирменным пирожным «Эспиля». Сладкое он не очень любил, предпочитая мясные блюда, но иногда было необходимо съесть пару конфет или пирожное, чтобы активизировать работу мозга. Еще в университете он знал девушку, которой перед экзаменом было необходимо съесть кусочек шоколадки — это ей помогало собраться и лучше подготовиться к ответу. Может это был эффект плацебо, но, глядя на Анелю, легко и успешно отвечающую на вопросы преподавателя после двух-трех долек «Аленки» или «Привета», Наум перенял эту привычку. — А вас вызывали к следователю?

— Нет, — покачал головой врач, ковыряя ложкой разноцветные шарики мороженого, — следователь приходил в больницу и опросил нас, бегло, торопился, и все. Мы ждали, что нас вызовут, но пока ничего…

— И документацию не запрашивали? — Наум почувствовал, что взял след.

— Насколько я знаю, нет.

«Чует моя чуйка: или следователя мать стоя родила, или дело хотят быстрее сбагрить, вот и ведут через одно место, которым удобнее всего на стуле сидеть. Или же Олесю нарочно хотят поскорее осудить. Но кому и зачем нужно подставлять и „топить“ скромную преподавательницу эпидемиологии? Кому она дорогу перешла?».

Наум решил, что именно этим вопросом они с Никой должны озадачиться, разбирая это дело. Похоже, следователь не хотел копать слишком глубоко, во что-то вникать и выяснять. Наверное, он рассуждал так: подозреваемая уже арестована и никуда с улицы Резервной не денется, осталось только собрать доказательную базу, передать дело в суд и получить поощрение за ударную работу…

— А мне можно будет ознакомиться с документацией по делу Нестерова? — спросил он.

Собеседник замялся:

— Это вопрос не ко мне. Поговорите с главным врачом. Если он разрешит…

— Не вопрос, — ответил Наум. Да, с главврачом тоже нужно будет побеседовать.

Выходя из ресторана, Наум отправил СМС Веронике: «Разговаривал в „Эспиля“ со свидетелем. Кое-что интересное уже узнал». «А я в колледже, — ответила Орлова, — тут тоже любопытные дела». «Вечером общнемся», — Наум подошел к стилизованной под рыцарскую старину скамейке, возле которой стояла скульптурная группа — два рыцаря и прекрасная дама. Гершвин сделал пару селфи и посмотрел на часы. Нормально, еще успевает. Он позвонил в больницу и, преодолев слабое сопротивление дамы, которая сняла трубку, договорился о встрече с главным врачом. Из парка Гершвин вышел бодрой походкой и на ходу напевал «Тореадора». Это означало, что у адвоката боевой настрой и ничто не собьет его с пути.

***

В колледже Веронику не пустили дальше проходной. Дежурная вахтерша, которую девушка про себя тут же окрестила «тётей Лушей», по аналогии с одноименным стихотворением Юлии Друниной, «Невский телескоп» не читала, и Вероникино удостоверение ее не впечатлило.

— Нельзя, — заученно отвечала она. — Здесь учебное учреждение, а не проходной двор. А сейчас и подавно все посещения запрещены в связи с пандемией. Вы что, по-русски не понимаете? И что с того, что вы из прессы? Опять будете небылицы писать? Ничего не знаю. Не положено!

Эту фразу она выговаривала с особым смаком, наслаждаясь сиюминутным превосходством перед гостьей из Петербурга, да еще и журналисткой: «Что, из Питера приехала, вся такая на понтах? А я плевать хотела. Тут я главная. Хочу — пущу, хочу — пошлю!». По произношению Вероника сразу определила: женщина не коренная выборжанка, а приезжая откуда-то с периферии. Простецкая краснолицая толстуха, которую легко представить себе в ситцевом халате, платке и резиновых сапогах в коровнике, или в «парадном» штапельном платье в сельском Доме культуры на первомайском концерте художественной самодеятельности.

На лестнице зацокали, спускаясь, каблучки, потянуло ароматом «Клив Кристиан №1», и в вестибюль спустилась дама, словно выпорхнувшая из фильма «Дьявол носит Прада». Брезгливо ступая «шпильками» по вытертому ковру, она продефилировала к выходному турникету. За ней на почтительном расстоянии следовали девушка в строгом костюме, с плоским портфелем на длинном ремешке через плечо, холеный молодой человек в серой «тройке» и дорогих очках и двое парней с военной выправкой и пластикой молодых тигров.

— Так посещения запрещены? — задумчиво переспросила Вероника, когда вахтерша, едва не опрокинув стул, ринулась открывать турникет. — Для всех запрещены?

Дама смерила ее хорошо отработанным высокомерным взглядом. По идее, от него Вероника должна была скукожиться, вспомнить о том, что бриджи носит уже третий год, а топик купила на Проспекте Просвещения в магазине «Вся одежда по 200 рублей», смутиться из-за отсутствия маникюра, педикюра и модной укладки и вообще стушеваться перед царственной особой. Но Орлова за годы работы в отделе расследований «Телескопа» побывала в таких переделках и получила такую закалку, что спокойно выдержала уничижительный взгляд и даже не отвела глаза.

— Женщина! Отойдите! Расшеперилась на проходе! — вахтерша явно выслуживалась перед элегантной дамой, похожей на Мэрил Стрип в роли властной начальницы модного журнала. Но та даже не взглянула на нее. Кончиками пальцев, обтянутых защитными перчатками, она толкнула турникет и вышла. Снова взглянула на Веронику — на этот раз озадаченно. Наверное, «Мэрил» привыкла к тому, что все робеют и «сдуваются» перед ней, и ее удивила девушка, даже не дрогнувшая под ее уничтожающим взором.

Мужчина в дорогих очках стрельнул на Веронику озадаченным взглядом, потом в его глазах блеснуло узнавание, и он непроизвольно дернул уголком рта. Орлова наметанным глазом отметила, что этот парень напоминает ей частного юриста. И сразу стало понятно, где он мог ее запомнить. Вероника была частой гостьей на юридических ток-шоу, где Гершвин блистал, громя оппонентов. Может, и этому парню тоже когда-то досталось от Наума. Вот он и скривился, увидев любимую guest star на его шоу.

— Даже пяти звездочек тут нет, — говорила дама на ходу в телефон, — приходится довольствоваться тремя… Меня сразу насторожила слишком низкая стоимость апартаментов… Да, это ты верно подметил. Хорошо, что хотя бы удобства не в конце коридора!

Бросив телефон в бежевую сумку, сверкающую брендом «Фенди», дама прошествовала к входу, оставляя за собой шлейф аромата амбры и ванили и скрылась за дверью вместе со своим эскортом.

— Вход только с разрешения ректора, — заявила вахтерша, — запишитесь к нему на прием по телефону, он вам выпишет пропуск, тогда и пройдете.

— Можно мне позвонить ректору и попросить пропуск? — спросила Вероника.

— А ректор уже ушел, — злорадно ответила вахтерша. — Завтра приходите!

— Ладно, приду завтра, — кивнула Орлова, — надеюсь, к этому времени ректор внезапно не заболеет, не уедет в командировку или к теще на пироги или не соберет неотложное заседание на весь день.

— Какие заседания? — квакнула ей в спину вахтерша. — Пандемия же, вы что, женщина, с дуба упали?

— Тем более! — отрезала Вероника и вышла.

Во дворе колледжа были щедро натыканы таблички «Не курить!». Ника предположила, что, скорее всего, приверженцы этой привычки используют для этих целей задний двор или какой-нибудь укромный уголок и пошла в обход здания. Ей нужно было выкурить сигарету и систематизировать план дальнейших действий.

У черного хода стояла машина «скорой помощи». Люди в защитных костюмах закатывали в салон носилки. Третий шел рядом с капельницей и пристраивал пациенту на лицо кислородную маску.

— Быстрее! — крикнул один из «замаскированных», когда носилки оказались в салоне. — Тяжелый случай!

«Скорая» оглушительно взревела сиреной, круто развернулась и торпедой вылетела со двора.

Группка людей в официальных костюмах осталась во дворе, возбужденно обсуждая случившееся.

— Нас всех по домам на две недели!

— Как бы опять карантин в городе не ввели.

— Только вышли, и снова-здорово!

— Мои шилопопы на изоляции чуть квартиру не разнесли, и опять дома сидеть!

— А все Нестерова!

— Так всех подставить…

— Жаль, что у нас мораторий.

— Фигово, что бабам в нашей стране нельзя пожизненку дать!

— Хоть бы Пашку живым довезли.

— А он чем думал, когда на работу больной пришел, ходил, руками все трогал, в столовой ел? Весь колледж теперь дезинфицировать надо и всем проверяться. На него тоже можно жалобу подать! — негодовала женщина лет сорока, крупная, рыжеволосая, до треска затянутая в бордовую «тройку» с короткой юбкой. — Надеюсь, за него никто заступаться не будет? За Нестерову вот кое-кто заступался, жалостливый больно, а вот что вышло! Как она занесла вирус от своего бывшего из Москвы, так всех и качает направо и налево!

— Паша уже и так наказан, Рита, — тихо сказала миниатюрная смуглая девушка, похожая на нацменку.

— О, так я и знала, наша мать Тереза в своем репертуаре! — воодушевилась Рита. — Сама доброта! А если я домой заразу принесу? У меня дети! А у тебя пожилые родители!

— Так они же не здесь, — возразила смуглянка, — а твои дети в лагере…

— А у меня иммунитет ослабленный! — заорала подруга Риты.

— А мой малой и так из соплей не вылезает! — подключилась румяная блондиночка с губами «сердечком».

— А я послезавтра должна была в Зеленогорск ехать, — заверещала третья, — а теперь надо идти тесты сдавать и изолироваться, нормально вообще, я уже пансионат оплатила, мне что, деньги лишние ляжку жгут?

— Ты, Алика, прямо как блаженненькая: дружба, дружба! За друзей ты горой!

— А подружка твоя вирусняк в колледж занесла!

— Пашка уже заболел!

— А у Толи горло зацарапало…

— С этого ведь болезнь и начинается!

— У Толи в горле могло запершить после пива из холодильника, — попыталась возразить Алика, но мощный взвизг Риты заглушил ее:

— Тебе их не жалко?!

Пожалев Алику, на которую не на шутку насели четыре воинствующие кликуши, Вероника решила вмешаться.

Одной рукой держа телефон, другой она развернула удостоверение:

— Орлова, «Невский телескоп». Вы позволите задать вам несколько вопросов о…

Каркуши досадливо обернулись на незнакомку, которая помешала им вершить расправу над Аликой. Ника была в маске и перчатках, и при их виде на лице рыжей Риты мелькнуло легкое разочарование: отпал один из самых весомых поводов отыграться заодно и на гостье. Но если она и растерялась от того, что ее обезоружили, то ненадолго.

— А аккредитация у вас есть? — вкрадчиво спросила она.

— А мы разрешения на съемку не давали, — подключилась блондиночка, — вы не имеете права, уберите телефон и сотрите запись!

— Вы нарушаете права человека, мы будем жаловаться куда следует, — подхватила кудрявая толстушка.

— А эти требования нарушают МОИ права человека, — отбрила Вероника, — и аккредитация у меня есть. Почему вы не хотите ответить на мои вопросы? — она уже предположила, что Рита и есть та сотрудница, которая обратила внимание на видео из Парка скульптуры и подняла шум. Видимо, причина такого неприязненного отношения к Олесе и желания подловить ее на чем-то неблаговидном была проста. Рита могла элементарно завидовать более молодой коллеге. — Вам что, есть, что скрывать?

— А провокации свои оставьте для тупеньких, — вызверилась Рита, — и вообще я скажу начальнику охраны: что это за безопасность, когда по территории колледжа хрен знает кто шляется? Да еще в такое время!

— Да еще из Питера! — взвизгнула очкастая девица, похожая на оглушенную веником ворону. — Там по триста заболевших каждый день, вы чего вообще к нам приперлись, заразу распространять?

— У нас постабильнее, так нет, прутся, — сварливо заявила блондиночка. — Хотят, чтобы и у нас люди пачками сыпались!

— Что случилось, сами видите, — снизошла до ответа Рита. — Один человек, приехавший из Москвы, не смог высидеть положенные две недели изоляции, видно, терпелка не отросла. Другая с ним гулять поперлась, в парке за ручку ходили. А потом она, как Марфуша, преспокойненько заявляется на работу, и в результате уже семь человек заболели. Седьмого при вас «скорая» увезла, вот что случилось. И еще у двадцати было подозрение.

Высказавшись, Рита развернулась и гордо удалилась, спеша оставить последнее слово за собой. За ней потрусили ее «мушкетерши».

— Так вы — подруга Олеси Нестеровой? — обратилась Вероника к восточной девушке. — Позвольте задать вам вопрос…

— Извините, — тихо сказала Алика, — я лучше воздержусь от комментариев. Сами видите: тут у нас Марго всем заправляет, даже ректор под ее дудку пляшет. Кого она невзлюбила, тому лучше сразу застрелиться, чтобы быстро и без мучений. А если она меня отсюда выживет, где я еще работу найду?.. Только посуду мыть или улицу мести возьмут, несмотря на два высших образования. Уж Марго постарается меня ославить. Вы только об этом не пишите. Мне тут еще работать. Рита ведь знает, что мне еще год гражданства ждать, деваться некуда, вот и заедает. Вот получу гражданство, тогда можно будет выдохнуть… Слегка.

— А что за женщина приезжала в колледж? — признав, что Алика права, Вероника решила сменить тему. — В черно-белом костюме, с охраной и секретарями?

— «На лабутенах и в штанах», — протянула Алика, — не знаю, какая-то шишка из Москвы. Она к ректору приезжала, с простыми смертными даже поздороваться не удостоила. Только Марго ее провожала в ректорат и парой фраз перебросилась…

— А мне сказали, что ректор уехал, — заметила Вероника.

— Для кого-то уехал, а для кого-то на месте, — пожала плечами Алика. — Се ля ви.

Высказавшись, она тоже удалилась.

Ника наконец-то прикурила и достала пискнувший в сумке телефон. Прочитав СМС от Гершвина, она отправила ответ. И подумала, что на первый взгляд ее пробная вылазка в колледж неудачна по всем пунктам. Но на второй — кое-что она все-таки узнала. И загадок прибавилось. «Значит, будем искать отгадки!».

***

— Что у тебя? Этот номер только для экстренной связи, а не для простого ля-ля, фа-фа.

— Да, я помню, но у меня как раз экстренный случай. В дело Нестеровой вмешалась пресса. В колледж приперлась какая-то девка из Питера, лезла ко всем с вопросами. Мы ее послали, но она настырная, по-хорошему не отвалит.

— Ну и что тебя волнует? Журналисты всегда ищут «горячую тему», а сейчас это — пандемия, очаги заражения и связанные с ней бедствия. Надо только уметь правильно отвечать на вопросы репортеров. Или для тебя это уже слишком трудно, весь ум на грызню ушел?

— Но она из отдела журналистских расследований, вот что мне не понравилось.

— Подожди-ка… А из какого она издания?

— Эээээ… Микроскоп, Кажется. Или Телескоп.

— Фамилию, конечно, никто из вас не запомнил?

— Ну… Птицына какая-то… Нет, наверное, Коршунова. Или Беркутова…

— Короче, лошадиная фамилия?.. Чехова-то вы хоть читали? Все ясно, выясним. А вы сидите тихо и не истерите. Засветиться вам совершенно не с руки. Все.

***

— Послушайте, я узнал эту девицу на проходной. Это Орлова из «Невского телескопа». Она уже лет 15 занимается журналистскими расследованиями. В позапрошлом году она распутала сложное дело в Краснопехотском, а прошлой весной изловила диверсанта в Синеозерске. Спецвыпуски с подборками статей по этим делам нарасхват шли.

— Мне некогда читать россказни в газетах, и «Телескоп» я давно не читаю.

— Зато я наслышан об Орловой. Она цепкая, как бультерьер, и, если вцепится — не оторвешь. И еще…

— Я все понимаю. Мы встретили звезду журналистики, которая уже прославилась, как Рэмбо, Рокки и Терминатор, вместе взятые. Избавь меня от этих побасенок. Перейдем лучше к делу. Если я ничего не путаю, из Стокгольма уже должен прийти ответ…

— Да, письмо с вложением уже в почте.

— Отлично, открой и прочти. Нужно как можно скорее отправить им ответ. Время работает на нас.

— А за Орловой приглядеть?

— Если тебе больше нечем заняться. Меня она не волнует.

***

Вероника спустилась в ресторан отеля, который только на днях возобновил нормальную работу вместо торговли на вынос и доставки заказов в номер. Но столики были расставлены на расстоянии двух метров друг от друга, пол расчерчен желтым, а персонал носил маски и перчатки.

Наум уже ждал ее, просматривая новости в телефоне.

— Неплохо выглядишь, — он окинул взглядом посвежевшую после душа Веронику и ее длинный бирюзовый сарафан. — И почему ты так редко носишь платья? Тебе очень идет.

— Витя тоже так думает, — Ника села напротив и раскрыла меню, — но в повседневной жизни брюки гораздо удобнее.

— С этим я не спорю. И считаю глупостью то, что есть еще люди, требующие снова подвергать женские брюки остракизму, как бывало раньше. Ты вообрази: еще лет сорок назад женщину в брюках могли не пустить в учреждение, или в ресторан! А между тем, изначально брюки были именно женской одеждой. Женщины из кочевых племен в древности носили, как и мужчины, штаны: и теплее, и удобнее в седле.

— Да здравствует Коко Шанель, которая вернула женщинам брюки сто лет тому назад и не дрогнула перед антагонистами.

К ним подошел официант и принял заказ. Когда парень отошел, Гершвин сказал:

— Ну а теперь послушай, что я накопал… Константин делал тесты перед отъездом из Москвы и прошел обследование по прибытии в Выборг. И результаты тестов и обследования совпали: абсолютно здоров.

— Тесты иногда дают неверный результат, — задумчиво сказала Ника, — и обследование может ошибиться. Вирус новый, неизученный, врачи еще только учатся распознавать его и бороться. Может быть и ошибка. Но когда и то, и другое — это совпадение настораживает.

— Или он поймал вирус по дороге в Выборг, — вслух рассуждал Наум, — все-таки ночь ехал из Москвы в Питер, потом до Финбана добирался на городском транспорте да в Выборг на электричке. Теоретически он мог тогда подхватить болезнь, которую на зачаточной стадии не выявило обследование. Но на деле — выглядит притянутым за уши.

— А в Выборге заразиться он не мог? — спросила Ника. — Конечно, ситуация тут намного лучше, чем в мегаполисах, но тоже есть заболеваемость… Ох, Наум, что-то мне не нравится в этой истории, а ведь я только начала присматриваться.

— Да и странно, — потер подбородок Наум, — тридцатилетний мужчина, здоровяк, кровь с молоком, Я видел его фото: настоящий богатырь. И вдруг заболел в такой форме, что даже в больнице ничего сделать не успели. А ведь люди его возраста и с его состоянием здоровья по статистике практически всегда выздоравливают и болезнь переносят в легкой или средней форме. И почему он, почувствовав недомогание, сразу же не сообщил в медучреждение, а лечился дома, пока не скрутило всерьез? Если бы так поступил кто угодно другой, какой-то идиот, который газетами чаще зад вытирает, чем читает, а в интернете только играет в стрелялки и смотрит порнушку и футбольные новости — я бы не удивился. Но Константин был врачом, эпидемиологом, и в Москве работал как раз в отделении, где лежат больные новым коронавирусом. Может, затюканные страшилками последних месяцев рядовые читатели новостей и не поймут, какую лажу им задвинули, а мне это не нравится, Ника. Что-то тут концы с концами не сходятся.

Им принесли ужин: рыбу, картофель и греческий салат для Наума и пасту с мясом для Вероники. Когда официант отошел, Орлова сказала:

— А я ходила в колледж, где преподавала Олеся. Но с ректором поговорить мне не удалось потому, что он, якобы, уехал и сегодня уже на работу не вернется. Дальше проходной меня не пустили. Пандемия, понимаешь ли, режим ЧС, и так далее. Но странное дело — при мне как раз из ректората вышла какая-то мадам, которая смотрит на людей, как на пыль под ногами, если их имени нет в списке «Форбс». Видно, для нее ректор никуда не уехал.

— Я не удивлен, — пожал плечами Гершвин, — это сплошь и рядом. Дорвется какой-нибудь ушлепок до власти, хоть и небольшой и начинает от простых людей нос воротить, щеки надувать, а тем, кто стоит выше, готов задницу в сортире вылизывать, извини за мой плохой французский.

Вероника не была шокирована такими экспрессивными образами. Она уже привыкла к эпатажным высказываниям Гершвина и, не моргнув глазом, продолжала аккуратно накалывать на вилку золотистые «ракушки», посыпанные тертым пармезаном. Потом сказала:

— И мне эта картина знакома. А еще в колледже есть одна дама, приятная во всех отношениях, некто Маргарита, которая усиленно дружит еще с тремя такими же особами против Олеси. При мне они громогласно жалели, что в стране мораторий на высшую меру наказания и что женщинам не могут присудить пожизненное заключение.

— Как я понимаю, эта дама уже не в юном возрасте? — Наум поднес ко рту кусок рыбы в румяном кляре. — Ммммм, рыбная кухня тут отменная. Хотя мне надо налегать сейчас на овощи и фрукты. Пять кило набрал за карантикулы, — сокрушенно признался Гершвин, — хоть дома и не сидел, но все залы и площадки были закрыты, а в домашнем спортзале разминаться было особо некогда.

— А я не взвешивалась уже полгода, наверное. Но, судя по одежде, если и набрала вес, то совсем немного. А Тася даже похудела. Лебедевку закрывают, контингент переводят в другие изоляторы, сотрудники переоформляются на новые места, беготня, суета… Иногда даже об обеде забывают. И Таська мне говорила, что ей уже форма великовата стала.

— Может, и мне во ФСИН перейти? — Наум похлопал себя по животу. — Ладно, закончим это дело, рвану в горы! Пара восхождений на вершины — и я снова в форме!

— Маргарите лет сорок или чуть больше. По крайней мере, у меня такое впечатление.

— А как она себя держит? — поинтересовался Наум. — Я с ней тоже должен буду побеседовать и хочу заранее знать, с кем придется иметь дело и какой подход к ней подобрать.

— Видно, что она уверена в собственной неотразимости, любит быть в центре внимания и «строить» всех по своему вкусу, — Ника вспомнила огненную шевелюру Марго и слишком тесный костюм, не очень выгодно подчеркивающий оплывшую после самоизоляции фигуру.

— Тогда понятно, почему ее так бесит Олеся. Такие ненавидят тех, кто моложе их и если имеют возможность, всячески усложняют им жизнь в отместку… «Потому что нельзя, потому что нельзя, потому что нельзя быть на свете красивой такой»… — подражая солисту популярной группы, тихонько пропел Гершвин. — Или им просто нравится кого-то погнобить, просто так, для развлечения или поднятия самооценки. И всегда находят возможность обосновать свой буллинг, приведут сто причин, по которым человека было просто необходимо натыкать носом, как кота в лужу. Ключевой аргумент: «Я что, неправ?».

— Ты угадал. Когда я пришла, у них одного сотрудника увозили по «скорой». Маргарита с подругами вовсю камлали, призывая громы и молнии на голову Олеси за то, что она, по их словам, притащила в колледж вирус. А заодно примеривались, как лучше содрать скальп с новой жертвы, Олесиной подруги, мигрантки из бывшего СССР.

— Попала девчонка, — цокнул языком Наум, — народ сейчас на взводе, им только дай кого погонять, и они не остановятся, пока не растерзают человека. Прямо как «Нервные люди» у Зощенко.

— Драка в коммунальной кухне из-за «ежика»? Да, писатель оказался провидцем. Со мной тоже поначалу не жаждали общаться и готовы были бежать за охраной, чтобы посмотреть, как меня выпнут за ворота под зад. Но потом Рита сообразила, что мне, как журналистке, можно с драматическим видом поведать, какая безмозглая дрянь эта Нестерова и как она подставила весь колледж. Человек, которого увезли — седьмой, у которого диагноз подтвердился. И всему виной, по словам Риты, или Марго, как ее называет Алика, та злосчастная прогулка Олеси и Константина в Парке скульптуры.

Внезапно Ника озадаченно нахмурилась, поняв, что ей так не понравилось в этих словах.

— Наум, — сказала она, — а ведь ректор должен был после первого же случая заболевания в колледже закрыть учреждение и всех сотрудников отправить на обследование, чтобы свести к минимуму новые случаи…

— А они продолжают ходить на службу, хоть и падают один за другим, — Гершвин отпил вина из высокого бокала.

— Странное поведение у ректора, — Ника посмотрела на бухту за окном. — Скорее смахивает на преступную халатность. Странно, что это не озадачило следователя, работающего с делом Нестеровых!

— Да этот дудон не сможет раскрыть даже кражу белья с веревки на коммунальной кухне, — припечатал Наум и в пылу гнева залпом выпил бокал кампари. — Кувшинное рыло, чугунный лоб! Надо воспользоваться этой оплошностью, — он потер руки. — Ладно, они думали, что и так прокатит, но не повезло им: в дело вмешался я. Ну, что, Ника, поставим их в позу морепродукта, свистящего на горе?

— Попробуем, — улыбнулась Орлова и вдруг изумленно воззрилась на вход в зал. В дверях она увидела ту самую посетительницу колледжа, даму, похожую на Мэрил Стрип в роли редактора гламурного журнала.

Дама проследовала к столу у панорамного окна, брезгливо провела рукой по стулу и села. Пролистав меню, она хмыкнула:

— Надо же, стейк из говядины, и даже сибас… Надеюсь, что местные повара умеют это готовить!

— Наум, посмотри, — шепнула Вероника, — за столиком у окна…

Гершвин обернулся. И на несколько секунд застыл на стуле в крайне неудобной позе.

— Хм, теперь она косит под эту, которая в Праде? — бормотнул он. — А ведь похожа, шельма… И что?

— Я видела ее в колледже. Она выходила из ректората, и по словам Алики, гостью к начальству сопровождала Маргарита, и по дороге дамы о чем-то беседовали…

— Это интересно, — потер подбородок Гершвин, — по-моему, эту Маргариту следует прощупать… Там хоть есть, что щупать? — не удержался от колкости адвокат. — Или она такая же сохлая тарань, как эта?

Дама тем временем быстро и вполголоса заказала официанту зеленый салат с креветками, сырное ассорти, сибас и торт, и, выговорив служащему за отсутствие в винной карте «вин, достойных посетителей ее уровня», — порцию «Хеннесси ХО».

— Очень даже есть, — Вероника вспомнила, как угрожающе потрескивал на статях Маргариты строгий костюм с нестрогой длиной юбки. — И ты можешь прийтись ей по вкусу. У нее обручалка на левой руке; или разведена, или вдова, а ты умеешь нравиться женщинам…

Тут оба смолкли. Нике стало неловко. Они с Наумом дружили уже несколько лет, и адвокат пытался поухаживать за журналисткой, но Вероника всегда находила дела поважнее флирта и свиданий, плотно загружала каждый свой день делами и считала, что ей некогда крутить романы. Гершвин соглашался на дружбу, надеясь на то, что когда-нибудь сможет рассчитывать на большее.

Но потом Вероника встретила Морского, и обнаружила, что отношения с ним совершенно не мешают ее работе и не отнимают время. Наум все правильно понял и отошел в сторону, сохранив дружеские отношения с обоими. Но судя по тому, как часто лопались его связи с женщинами, он до сих пор не забыл своего чувства к Веронике и не нашел женщину, которая смогла бы затмить журналистку…

Дама у камина не спеша ела салат и обводила зал скучающим взглядом. При виде громко хохочущей молодой парочки, растягивающей свои порции самого дешевого супа, она раздраженно поджала губы, на парня, заказавшего третий бокал «Пулайнера», взглянула саркастически; при виде входящей в зал супружеской пары с девочкой лет трех-четырех страдальчески вздохнула. Потом она увидела Веронику и даже приподняла очки в форме бабочки. Судя по одежде, эта молодая женщина не была завсегдатаем дорогих ресторанов. Ногти без маникюра; рядом с прибором лежат очки в пластиковой оправе… И потом… «Я ее уже где-то видела сегодня. И мне о ней говорили!». Эта встреча явно удивила даму не меньше, чем Веронику. А потом она вспомнила, что видела эту девушку в медицинском колледже у проходной. И это — журналистка из отдела расследований в каком-то питерском таблоиде. А вот ее спутник… «Интересно… Еще интереснее!»

***

Вероника проснулась ночью от жары. Даже с открытой фрамугой легче не было. От залива не долетало ни малейшего дуновения прохлады, ни ветерка. Воздух словно застыл и сгустился. Нагретые за день асфальт, гранит и металл теперь активно «выдыхали» жар в недвижный воздух. Вероника сбросила одеяло, но снова заснуть не смогла. Тонкая пижама липла к телу. «Триста километров на север от Питера — и не знаю, куда деваться от жары… Эдак, чего доброго, и Арктика вся растает, мы тогда на работу на лодках будем плавать», — подумала Орлова и потянулась за пультом. Может, под кондиционером получится поспать.

Через неплотно задернутые шторы в номер проникал серебристый свет июньской ночи. Здесь белые ночи были еще светлее, чем в Питере. Обычно Веронике это не мешало спать, но сейчас светлая полоска словно приковала к себе ее взгляд, не давая глазам снова закрыться.

Вероника отвернулась от окна, но сон уже убежал от нее. «Плохо, — подумала Вероника, — если я не высплюсь, голова будет тормозная, а мне нужен ясный ум. И что это со мной?»

Она вздохнула и встала с постели. Балкон выходил на набережную, совершенно безлюдную в этот час. Заснули даже самые заядлые полуночники. В неверном свете летних сумерек заманчиво поблескивала вода Залива, и Орловой захотелось прямо сейчас выйти из гостиницы и искупаться прямо с лодочной станции. Может, хотя бы вода сохранила хоть немного прохлады.

На балконе, как и в номере, красовалась табличка с жирно перечеркнутой сигаретой, и помаргивал огонек веб-камеры над козырьком.

— Блин, надеюсь, хоть в ванной «глазков» нет, — проворчала Вероника, вернулась в номер и надела шорты и топик. Сунув в карман сигареты, зажигалку и телефон, она вышла.

Спустившись на набережную, Вероника немного поболтала босыми ногами в воде с причала, а потом устроилась на скамейке под раскидистой ивой у прихотливо изогнувшего спину моста.

На розоватом небе не было ни облачка. Тускло белел силуэт замка-крепости. И тишина была такая, словно Вероника, подобно героям рассказа Брэдбери, осталась одна во всем городе. Даже щелчок зажигалки в этой тишине показался девушке неестественно громким.

И вдруг тишину вспорол выхлоп автомобильного мотора неподалеку, у Круглой Башни. Хлопнула дверца. Кто-то перешел через дорогу и поднялся на мост над головой у Вероники.

— Ну и время для встреч, — пробормотал он, — сам, небось, может потом дрыхнуть хоть до обеда, а мне-то утром на службу вставать…

Кто-то прошел по набережной мимо ивы, в сумерках не заметив ступенек, ведущих на мост, забрел под него и оттуда гулко чертыхнулся:

— Тьфу, что за свиньи под мостами сортир устраивают? Мордами бы их сюда, как котов!

— Ступеньки у вас за спиной, — донеслось с моста, — все приезжие их проскакивают… А вы вовремя пришли.

— Точность — вежливость королей, — незнакомец стал подниматься и на ступеньках снова ругнулся:

— Блин! Тень падает, ни черта не видно. Чуть не навернулся!

— Это было бы досадно.

— Не то слово. Итак, вы знаете, о чем я хочу вас попросить.

— Догадываюсь.

Под ивой было сыро и прохладно, и Вероника уже начала замерзать в коротких шортах и тонком топе. Но выходить и обнаруживать свое присутствие ей не хотелось. Какое-то шестое чувство шептало журналистке, что нужно дослушать разговор до конца…

— Я буду краток, учитывая поздний час, — сказал человек, пришедший вторым. — Вы знаете, какой результат нам нужен.

— Понимаю, — отозвался местный житель, — но тут надо учесть один нюанс… Решать эту проблему радикально нельзя; это все провалит.

— О чем вы говорите?

Местный что-то прошептал. Вероника напрягла слух, но не разобрала ни слова.

— Да, вы правы, тут радикальные методы принесут больше вреда, — ответил приезжий. — Но не мне вас учить, как держать его на расстоянии и в заблуждении.

— А что с другим фактором? Мне скинули сегодня инфу… — снова зашептались.

— Это не проблема. Не волнуйтесь.

Вероника уже забыла о сырости и холоде, гадая, о чем говорят эти двое. Разговор ее настораживал — с перешептываниями даже на ночной безлюдной набережной, с намеками и иносказаниями. И если бы она могла увидеть в лицо хоть одного из собеседников!

Местный житель спустился с моста и направился к Башне, где оставил машину. Приезжий задержался на мосту. Щелкнула зажигалка.

— Принесла же их нелегкая, — он основательно выругался, и в серебристо-розовой тишине над Заливом это прозвучало таким диссонансом, как таракан на парадной скатерти, что Веронике захотелось дать ему крепкого пинка: «Самого бы тебя мордой под мост! Свинья ты и есть».

Мужчина запулил окурок в залив, сплюнул следом и стал спускаться, и тут в кармане у Вероники заорал телефон. «Вот блин!». Девушка хлопнула по карману ладонью. Звук захлебнулся и смолк. Замер на ступеньках мужчина.

— Кто здесь? — хрипло спросил он. Его рука метнулась к карману — наверняка не за расческой или жвачкой…

Прежде чем Вероника успела подумать, как глупо они оба себя ведут, ее тело рефлекторно выскочило из-под ивы и помчалось к вокзальной площади. За ее спиной угрожающе протрещал электрошокер.

— Стой! — заорал приезжий. Потом раздался шум падения и залп ругательств. — Ну, г…н, я тебя порву!

Затаившись за Мальчиком с кошкой, Вероника увидела, как преследователь поднимается и, прихрамывая, с шокером наизготовку, крадется по набережной. Еще непонятно было, кто из них больше напуган… «И я хороша, сдуру рванула, как заяц, — Ника не видела лица преследователя, но смогла оценить его физическую форму; явно нечастый гость в спортивном зале и тренажерам не уделяет должного внимания. Даже с шокером он бы имел мало шансов в рукопашной…

Телефон снова запиликал. Вероника сильнее шлепнула по карману шортов. Но преследователь, забыв о хромоте, сразу сиганул на звук. Шокер затрещал громче.

Не дожидаясь, пока он подойдет к Мальчику, Вероника скользнула на газон, под могучие деревья, где царила самая настоящая ночь. Если она хочет уйти от преследования, то глупо бежать по ярко освещенной набережной. И в тени легче подкараулить и застать врасплох этого психа, который, похоже, уже в штаны напрудил, вон как шокер трясется в руке.

Словно что-то почуяв, незнакомец остановился на поребрике, отделяющем прогулочную часть набережной от газона, прямо напротив Вероники. Оба замерли друг против друга, чутко вслушиваясь и карауля каждое движение. Стоя спиной к фонарю, преследователь виделся Нике только черным безликим силуэтом. «Прямо кадр к фильму ужасов, — мрачно иронизировала про себя Орлова, — черный человек без лица и девица едва ли не в неглиже!» — за бедро кто-то укусил, но Ника даже не отмахнулась. Ей надо застать парня врасплох… А если она начнет отбиваться от каждой кусачей мошки, врасплох застанут ее…

И тут тишину прорезал боевой клич, полный леденящей душу ярости. Ему в ответ взвыл такой же басовитый голос. Два кота у заправочной станции самозабвенно выясняли отношения. Преследователь нервно дернулся, среагировав на их крики.

Раздался шум короткой схватки. На набережную пулей влетел огромный рыжий кот с ободранными с одного бока бакенбардами. Он мчался, не разбирая дороги, и долбанул лобастой головой в колени незнакомцу.

Раздался вопль. Парень снова растянулся. Шокер описал красивую дугу в воздухе и с оглушительным треском плюхнулся в воду. Перепуганный кот, тряся головой, умчался к лодочной станции. Незнакомец, охая и матерясь, стал приподниматься. Похоже, на этот раз он треснулся еще сильнее. «Не повезло тебе, Карл», — посочувствовала Вероника и выскочила из тени:

— Эй, урод, ты не меня искал?

За деревьями замерцали синие лампочки полицейской мигалки. Преследователь вскочил и напролом, не разбирая дороги, рванул под деревья и моментально скрылся.

— Обожаю кошек, — задумчиво сказала Вероника. — А то пока мы тут стояли и ждали неизвестно чего, мной вся местная мошкара успела полакомиться…

Снова зазвонил телефон, и Нике захотелось ответить и наорать на настырного звонильщика от души. Если бы не он, ей не пришлось бы играть тут в сыщиков-разбойников на ночной набережной с каким-то идиотом и торчать в сырых кустах, не имея возможности даже отмахнуться от мелких кусачих тварей…

— Полиция. Сержант Ефимов. Что происходит?

— Младший сержант Никаноров. С вами все в порядке?

Двое молодых полицейских подошли к девушке.

— Все нормально, — ответила Вероника и снова хлопнула себя по карману, чтобы прекратить назойливый трезвон. А потом с таким же наслаждением пришлепнула комара на плече. — Какой-то придурок привязался, когда я вышла на набережную покурить. «Кстати, не из Виктории» ли он пришел на мост? Он явно приезжий, город знает плохо, а тут ближе всего — именно «Виктория». Мы еще и соседи по гостинице? Так, еще интереснее…". — Услышал, что вы подъехали, и тут же дал стрекача.

***

Остаток ночи прошел в отделении полиции недалеко от вокзалов. Вероника терпеливо отвечала на вопросы не по времени суток ретивых сержантов; дежурный записывал ее показания; другие сотрудники в это время прочесывали набережную в поисках неизвестного хулигана. «Зря, конечно. Он, наверное, уже десятый сон видит в гостинице, или лед к заднице прикладывает. Поделом ему, задрыге…»

Хотя, во время беседы на мосту приезжий «задрыгой» не показался — наоборот, по манере держаться он производил впечатление человека преуспевающего и довольного собой. И судя по тому, что он явно остановился в «Виктории» — не с другой же улицы он шел пешком ночью — человек не бедный. «Вот будет забавно, если мы встретимся в коридорах гостиницы и узнаем друг друга. Я-то не видела его лица, но могу узнать силуэт, голос, манеру держаться. Может и он запомнил какие-то мои опознавательные знаки… Видно, серьезная у него тайна, если он за случайным свидетелем ночного разговора с шокером по набережной гонялся. Конечно, сейчас все на взводе из-за пандемии, но это уже нервный срыв какой-то. Или слишком многое поставлено на карту».

Полицейские вернулись с набережной ни с чем. Хулиган, гонявшийся за Вероникой, успел скрыться.

— Вероника Викторовна, — окликнул юный круглолицый дежурный с маской на лице. Ника встряхнулась — надо же, а она и не заметила, как задремала в кресле для посетителей у стола, опершись лбом на ладонь.

— Вы все-таки лишний раз по ночам не ходите, хоть они сейчас и светлые, — сказал полицейский. — Народ сейчас дерганый, криминала стало больше. Кто-то работу потерял, у кого-то бизнес накрылся, и далеко не все это адекватно переносят… Мы, конечно, центр строже патрулировать будем, но помните, что осторожность не помешает.

Вероника потерла глаза ладонью и кивнула:

— Спасибо. Буду осторожнее.

«Вот только это явно был не безработный, который в отчаянии решился на грабеж и не шизанувшийся после карантикулов гопник…»

Было уже 4 часа утра, и на набережной погасли фонари; рассвело. Солнечные зайчики уже весело играли на воде Залива. Ника возвращалась в гостиницу спокойно.

Несмотря на чашку кофе, который ей любезно заварил дежурный, Орлова чувствовала, как отяжелела голова и слипаются глаза. Поскорее бы добраться до «Виктории» и лечь… «С ректором надо будет искать контакты на свежую голову. А я после бессонной ночи не смогу придумывать оригинальные ходы и искать подход к собеседнику…».

Телефон в кармане снова зазвонил, когда Ника проходила мимо лодочной станции. Звонок разбудил спящего на ступеньках возле кассы того самого рыжего кота с ободранными бакенбардами. Пушистый красавец недовольно повел ушами и смерил девушку укоризненным взором: «Что за безобразие! Под ноги лезут, шатаются всю ночь, да еще трезвонят! Совсем люди обнаглели!».

Ника достала телефон и нажала на кнопку принятия звонка. Она готова была жестоко наорать на идиота, который, сам того не ведая, устроил ей такую «веселую» ночь. И рявкнула:

— Алло! Орлова слушает!

— Слушай, Орлова, — прошелестело в трубке, — не лезь в это дело. Нос-то свой любопытный придержи, а то как бы тебе его не прищемило больно!

— Да пошел ты! — от этих угроз и попыток напугать ее Вероника обозлилась еще больше. Она знала, что лающая собака практически никогда не кусает. Если хотят причинить вред, не предупреждают об этом. Так, любимец Виктора, манул Мася, не издает ни звука, подкрадываясь к забредшему в хозяйский сад незнакомому коту или собаке. Ника пару раз наблюдала эту картину. Манул не рычал и даже не ворчал. Его короткие могучие лапы переступали по земле совершенно бесшумно. Даже трава не шелестела, так тихо он скользил. И неосмотрительный чужак не подозревал об опасности до той самой секунды, когда на него словно из воздуха обрушивалась серая молния, сверкающая желтыми глазами. Зато собачонки, любящие чуть что, на любой шорох, закатываться истошным лаем, зачастую поджимали хвост и испуганно шарахались, видя, что страху ни на кого не нагнали и наоборот, могут сами схлопотать на орехи.

— Ты бы хоть номер скрыл, пугальщик, — усмехнулась Орлова.

— Что, уже боишься? — прошептал собеседник. — Правильно. Тебя предупредили.

— Сам смотри, не испугайся. А теперь иди, пожалуйста, на фиг, я устала и хочу спать!

— Хочешь узнать, как работает ИВЛ? — хихикнул шептун и быстро отсоединился.

«Надо проверить этот номер по своим каналам. А сейчас я должна выспаться».

Ночной портье проводил постоялицу сонным взглядом. «И чего полуночничают? закрыто же все. И куда она в шортах и тапках ходила? На пляж, что ли, среди ночи подалась?». Когда Ника скрылась в лифте, парень снова прикрыл глаза. Хоть бы часок дали подремать. А то всю ночь носятся, как оглашенные…

***

Переодеваться в пижаму сил не было. Стянув топик и шорты, Ника рухнула на кровать, укрыла озябшие ноги благоразумно прихваченным пледом от «Бауэр» и почти мгновенно уснула.

Проснулась она от того, что солнце залило ярким светом весь номер. Недовольно заворчав, девушка потянулась за ручными часами, лежащими на ночном столике. И сон слетел с нее: полдень?! Ну и разоспалась!

Ника вскочила с постели и, как была в одних трусиках, схватила телефон. Надо сразу же разослать запросы, чтобы поскорее выяснить, кто названивал ей ночью с угрозами.

Когда Орлова, освеженная душем, поднялась в ресторан, там уже сидел Гершвин, листая обеденное меню.

— Э, да ты, оказывается, Спящая Красавица, — он поднялся и отодвинул стул для Вероники. — Я уже и у Олеси побывал, и следователю фитилей навтыкал, теперь вот пообедать зарулил, а ты все спишь и спишь. Это на тебя чистый воздух так подействовал? Да ладно, не смущайся. Я тут сам в первый день как дал храповицкого! Не поверишь: четырнадцать часов продрых! После мегаполиса от здешней атмосферы опьянел, как от тройного «Макаллана». Встречу со следаком проспал. Кстати, он сегодня тоже хорош был, — ухмыльнулся Наум, — глаза красные, зевает, как крокодил, тормозит, как старая «копейка»! Видно, прогулял где-то всю ночь. Он и так не гигант мысли, — съязвил адвокат, — а спросонья вообще Буратино Дуболомович!

— Ну а что Нестерова? — Вероника открыла меню.

К ним подошел официант, и беседа прервалась. Сделав заказ, Ника и Наум дождались, пока официант отойдет. Гершвин сказал:

— Я пытался расшевелить память Олеси: не выглядел ли в их встречу Константин заболевающим или просто человеком, ощущающим недомогание. Она ведь тоже медик, сразу бы заметила. И задал вопрос, из-за чего у нее конфликт с коллегой.

— И что она сказала? — нетерпеливо спросила Вероника.

— Нет, — Наум поставил ладони «шалашиком». — Константин выглядел здоровым и полным сил. Если человек буквально назавтра сваливается с высокой температурой и поражением легких, он не будет перед этим таким энергичным и жизнерадостным. Да и на ютубовском видео можно заметить, что из него здоровье фонтаном било. Как он дочку в воздух подбрасывал, а ведь она уже не кроха, четыре года, а выглядит на все шесть, крепышечка такая; наперегонки с ней носился по Парку, и никакой одышки или кашля не было. Ты ведь тоже смотрела.

— Да, и в конце он поднял Олесю, поставил себе на ладони и попросил прохожего сфотографировать их. Он был полон сил и прекрасно себя чувствовал.

— А назавтра его повезли под мигалкой на ИВЛ… Конечно, можно отговориться тем, что вирус незнакомый, коварный, все его формы и проявления еще не изучены. Но чует моя чуйка, что тут не все так просто. Да, и еще, Ника: Нестеров снимал квартиру на Вокзальной улице. Там через дорогу — кафе-пирожковая. Он туда каждый день ходил; они как раз в разрешенной ему стометровой зоне находились. Константина там должны помнить, он покупал у них на обед кулебяки и расстегаи и по три-четыре штуки прямо на ходу уписывал. И в последний раз приходил накануне госпитализации, и аппетит у него был по-прежнему отменный.

— Я зайду в эту пирожковую, — сказала Вероника. — Заодно и отведаю их выпечку. Припоминаю, что Тася однажды нахваливала какую-то выборгскую пирожковую недалеко от вокзала, говорила, что там и уютно, как дома, и цены — «на сотню вполне наешься», и выпечка вкусная. Может, это та самая?

— Только они по старинке работают до 17 часов, — напомнил Гершвин, — так что надолго не откладывай.

Им принесли суп из белых грибов, карпаччо, морковный пирог и яблочный фреш для Наума, и спагетти с беконом, салат Капрезе, пирожное и двойной кофе для Вероники. Разговор продолжился не сразу; какое-то время оба наслаждались искусно приготовленными блюдами. Доев из симпатичного горшочка последнюю ложку супа, Гершвин стал рассказывать о беседе со следователем, работающим с делом Нестеровой.

— Ну а что Олеся говорила тебе о конфликтах? — спросила Вероника, наматывая на вилку золотистые спагетти. Ей хотелось самой встретиться с Олесей и попробовать расспросить ее… Конечно, адвокат сродни врачу и священнику — этим людям лучше рассказывать все без утайки. Но есть вещи, о которых женщине может быть трудно говорить с мужчиной, и этот барьер сложно преодолеть даже в беседе с тремя вышеназванными. Зато с другой женщиной она легче разговорится на щекотливую тему. Разрешены ли сейчас свидания с заключенными в СИЗО кому-то, кроме адвокатов и следователей? «Странно, кстати. Родную мать к человеку не пустят — мол, опасность заражения, а следователя пустят? Видно, уверены, что он уж точно не занесет вирус в изолятор? Должно быть, считают, что от человека в форме любая зараза удерет, вопя от ужаса?» — досадливо подумала Ника и тут же остановила себя. Не стоит превращаться в язву…

— Да обычные бабские терки, — пожал плечами Гершвин, — Олеся ни с кем не хотела ссориться, дорогу никому не переходила, и чаще всего, когда Марго начинала на нее шипеть и втыкать шпильки, старалась сгладить ситуацию и не доводить до скандала.

— Маргарита доводила Олесю просто так, без причины? — Вероника подвинула к себе блюдечко с «Наполеоном», украшенным ягодами. Пассаж о «бабских» ссорах ей не понравился, но сейчас не время обсуждать с Наумом гендерный сексизм…

— А разве тебе незнакомо это явление? — Наум принялся за пирог, политый белым шоколадом. — В бабс… пардон, в дамском коллективе — далеко не редкость. Обычное дело: не сошлись характерами, одну что-то бесит, другую что-то раздражает или просто какая-нибудь мадам невзлюбит человека; рожа ей не понравится — и давай гнобить, союзников себе набирать, и не успокоится, пока не выживет с работы или не доведет до срыва и увольнения по статье. Я думаю, Маргариту бесило то, что Олеся на 15 лет моложе, что она миловидная, в 25 лет — уже кандидат наук и студенты на нее засматриваются. Олеся склок на работе не хотела, Выдерживала ровный тон, лицо не теряла, и Марго это тоже бесило. Ей-то хотелось, чтобы Нестерова хоть раз в ответ заорала или заплакала, и иногда дамочка доходила до откровенного хамства. Но Олеся ей ни разу такого удовольствия не доставила, отвечала спокойно и вежливо, но так, что Рите было нечем крыть.

— Мне эта Маргарита тоже показалась скандалмейкершей, — кивнула Вероника. — Теперь она выбрала новым объектом Алику, подругу Олеси. Алика — не коренная жительница Выборга, экспатка, гражданство получит только через год и боится до этого времени потерять работу. Марго видит, что девушке некуда деваться, и теперь решила разряжаться на ней. На меня она тоже попыталась наехать, но я ее, кажется, разочаровала: не стушевалась.

После кофе, сока и десерта Ника и Наум спустились покурить.

— А что случилось у тебя? — спросил Гершвин. — Ты ведь неспроста полдня проспала, я прав?

— Да, только, похоже, к нашему делу это отношения не имеет.

Ника поведала Науму о ночной эпопее. Когда она пересказала разговор на мосту, адвокат хмыкнул и нахмурился. Падения незадачливого Никиного преследователя рассмешили адвоката. Услышав о рыжем коте, который так лихо сшиб с ног незнакомца, Гершвин и подавно расхохотался так, что с дерева поблизости испуганно взметнулись птицы. Но узнав о шокере, Наум моментально утратил веселость и покачал головой:

— Вовремя патруль появился. Ну, Орлова, ты даешь: даже сходить на перекур не можешь, чтобы не попасть в переделку. Мне Витек трепанацию черепа сделает, если с тобой тут что-то случится…

— Не случится, — заверила Вероника, — я не тургеневская девушка и теперь настороже. За себя постоять умею. И если бы не патрульные, я бы его скрутила и выяснила: с какого это перепоя он за людьми гоняется. Шокер-то он к тому времени уже потерял, а значит, и подавно против меня шансов не имел.

— Ну а кто тебе всю ночь названивал? — спросил Наум. — Ты хоть выяснила?

«Кажется, каша заваривается крутая, — думал он, — только начали работать, и уже сплошные сюрпризы и загадки! Все интереснее и интереснее…»

— Послала запросы по своим каналам. Этот человек, я даже не поняла, он или она, очень не хотел, чтобы я расследовала дело Нестеровых. Надеюсь, к вечеру уже узнаю, на кого записан номер…

— Так, — Наум закурил вторую сигарету. — Кто-то очень не хочет, чтобы мы слишком глубоко копали в этом деле. Значит есть, что скрывать. А мне следователь круглые глаза делал и кулаком себя в грудь бил, что тут и расследовать-то нечего: один привез вирус из Москвы и нарушил самоизоляцию, другая от него заразу подцепила и на работу притащила… Еще и советовал мне: я, мол, могу помочь Олесе только одним способом: убедить ее на суде покаяться, суд учтет это как смягчающее, все же меньше присудят. Вот интересно: он и впрямь такой тупица, или с кем-то в доле? Ладно, выясним, — зловеще пообещал Гершвин, — я такие игры не люблю. И когда из меня осла пытаются сделать — тоже!

— Куда ты сейчас?

— В колледж, попробую разыскать эту королеву Марго, блин, — Наум поправил воротник летней льняной рубашки. — А ты?

— В пирожковую и в больницу, где лежал Константин. Скажи, а мне разрешат встречу с Олесей?

— Не знаю. Сейчас только первый этап снятия ограничений, процесс не быстрый. Я выясню.

***

По укоренившейся петербургской привычке к большим расстояниям Вероника шла быстрым спортивным шагом. Степенно фланирующие по набережной туристы и местные жители поглядывали на нее с интересом и удивлением: куда она так торопится?

Но в Выборге больших расстояний нет, и уже через десять минут Вероника подошла к дверям пирожковой на Вокзальной улице.

Маленький зальчик кафе ей сразу понравился. Там действительно постарались создать атмосферу домашнего уюта. Скатерти в веселую пеструю клетку, тюлевые занавески, цветы в горшках на подоконнике, стулья с изогнутыми спинками. И пахло совсем как в детстве — свежими пирогами, яблоками, корицей. Вот только столики тосковали, сдвинутые к стене, а стулья воздевали ножки к потолку.

«Похудеешь тут, как же», — подумала Орлова, заказывая сладкий пирожок и кофе. Но ей нужно было разговориться с буфетчицей, а Орлова на своем опыте знала, что с покупателями продавцы охотнее общаются. Да и ароматы стояли такие аппетитные, что устоять было невозможно.

Буфетчица из местных хорошо знала постоянных посетителей. Кафе находилось на отшибе от туристических троп, и ходили сюда в основном местные жители. Выборг — не Питер, где порой даже соседи по лестничной площадке друг друга в лицо не знают. И женщина сразу вспомнила симпатичного молодого человека из дома напротив, заходившего к ней за расстегаями и кулебяками с капустой…

***

— А потом его «скорая» увезла, я в окно видела, вот ужас-то. На всякий случай со сменщицей все помыли, продезинфицировали, сами проверились; Бог миловал, здоровы. Ох, жалко парня, такой приветливый был, вежливый, врач, приехал от этого вируса лечить, и сам не уберегся.

По словам буфетчицы, Константин до самой госпитализации выглядел здоровым, чувствовал себя прекрасно, поэтому ее и потрясло то, что его подкосило так быстро и тяжело. «Ох, вирус этот, как кистенем бьет», — вздыхала женщина.

«Наум был прав, — Вероника не спеша шла по Вокзальной улице к центру, — уж очень резко Нестеров заболел… Разве так бывает?»

***

Вход в больницу был ограничен, но не было преград, способных надолго остановить Веронику. У журналистки были знакомые во всех нужных сферах. И, прочитав категорический запрет на посещения корпуса, где лечили больных новым коронавирусом, Ника села на скамейку, вытянув отяжелевшие после долгой ходьбы ноги и достала телефон…

В стороне чуть поодаль зеленел парк Монрепо. «Наверное, и он сейчас закрыт. А как мы любим в нем гулять с Лилей и Тасей!.. Таська все шутила насчет острова Людвигштайн, который то и дело закрыт: мол, неужели там страшнее, чем у нее на работе»… Тенистые аллеи, почти дикий лес, серые валуны, изгибистые мосты, белоснежные беседки… «И когда уже можно будет снова спокойно ходить куда хочется, загорать на пляже и пить кофе за столиком, а не на ходу? Надеюсь, что скоро…»

Тренькнул телефон. Пропуск уже был готов.

— Не имей сто рублей, а имей сто друзей, — мурлыкала Ника, подходя к воротам.

Охранник встретил ее очень вежливо, попросил положить сумочку на ленту, а его напарница провела прибором-искателем вдоль тела посетительницы. Хотя Ника из-за жары надела на себя тонкое льняное платьице, под которым нельзя было утаить даже зажигалку, секьюрити соблюли все нормы.

Потом Орлову заставили пройти через рамку кварцевателя и надеть маску, перчатки и бахилы. Человек в защитном костюме, респираторе и круглых очках приложил ей ко лбу градусник и сказал веселым женским голосом:

— Ай, молодца, 36 и 5, хоть в космос!

«Несли они много пробоин, скрываясь в ночных облаках, — вспомнила одно из стихотворений военных лет Вероника. — Сидел за приборами воин в своих марсианских очках…". И это ее обеспокоило. Обычно как только она начинала вспоминать лирику военных лет, вскоре случалось что-то экстремальное и опасное. Интуиция таким образом предупреждала Веронику об угрозе. В прошлом году они с Виктором и Наумом читали стихотворение о последних пяти минутах тишины 22 июня 1941 года, а вскоре им пришлось схлестнуться с группой диверсантов, готовящих масштабный теракт в монастыре в пасхальную ночь…

***

Главный врач больницы, перепрофилированной сейчас под эпидемиологический центр, встретил журналистку тоже в «скафандре».

— Чем обязан вашему визиту, госпожа Орлова? — он повертел в пальцах Никину визитку. — Хотя в принципе, это вопрос риторический: ваши коллеги сейчас у нас частые гости…

— Константин Нестеров, — ответила Вероника.

— Это сотрудник или пациент? Сейчас у нас более напряженный график, чем обычно, и трудно все удержать в памяти.

— И то, и другое. Его перевели из Москвы в ваше учреждение, но он заболел и оказался здесь уже как пациент. К тому же, он, якобы, нарушал режим самоизоляции после приезда из столицы, заразил бывшую жену, а она передала вирус коллегам. Сейчас молодая женщина арестована и ее собираются судить за создание угрозы массового заражения. Она тоже наблюдалась в вашей больнице…

— Да, теперь я вспомнил, — кивнул главврач. — Константин и Олеся Нестеровы… Сейчас у нас лежит еще гражданский муж Нестеровой, Николай Баринов, — «космонавт» побарабанил пальцами по столу и полистал файлы на экране компьютера. — Состояние стабильно тяжелое, пациент под аппаратом. Хуже ему не становится, но и лучше — пока тоже нет.

— Хорошо, что в Выборге нет такой катастрофической ситуации, когда на двух больных — один аппарат ИВЛ, — поежилась Вероника, вспоминая недавний сюжет в теленовостях, — и врачам не приходится делать такой ужасный выбор.

Конечно, она, в силу профессии, не воспринимала безоговорочно на веру все, что пишут или говорят ее коллеги. И хотела надеяться, что эта новость была преувеличена. Уж очень она пугающая.

— Бог миловал, — согласился врач. — Мы пока справляемся, держим ситуацию под контролем, — он суеверно постучал пальцами по столешнице.

— Я бы хотела поговорить с сотрудниками, которые лечили Константина, наблюдали Олесю и сейчас лечат Николая. Если это можно.

***

Лечащий врач, у которой наблюдался Николай Баринов, судя по голосу из-под респиратора — женщина средних лет, не горела желанием беседовать с прессой. Дежуря вторые сутки, она очень устала и Веронику встретила хмуро. На вопросы журналистки Лариса Геннадьевна, как назвалась женщина, отвечала скупо и отрывисто, давая понять, что ей некогда разводить длинные беседы. Да, Баринов поступил к ней в отделение с характерными симптомами — повышенная температура, кашель, поражение легких. Сейчас он на искусственной вентиляции. Да, его удалось стабилизировать, но положительной динамики пока нет. Нет, увидеть его никак нельзя, это исключено.

Провожая Орлову, молоденькая медсестричка шепнула, что доктор Иванцова торопится к новому больному. Накануне привезли совсем молодого парнишку в крайне тяжелом состоянии. Положение усугубляло то, что после перенесенной в детстве операции на почках у парня был почти нулевой иммунитет и организм самостоятельно не мог сопротивляться вирусу.

«Может, это программист Павел из колледжа? — Вероника вспомнила, как накануне увидела «скорую» возле места работы Олеси и испуганных сотрудников на крыльце.

— Его, кажется, прямо с работы привезли? — спросила она. — Из медицинского колледжа?

— Да, — ответила медсестра, — прямо на рабочем месте хватануло, да как страшно, еле довезли. Хорошо, что бригаду вовремя вызвали; еще бы пять минут — и не спасли бы.

— Очень плох?

— Делаем все возможное, — не стала делать прогнозов девушка.

Ника хорошо знала это профессиональное суеверие врачей и больше вопросов не задавала.

Доктор Красов, который пытался вылечить Константина и наблюдал потом Олесю, был дома. Он отдежурил две смены и рано утром уехал отдыхать. «Не люблю тормошить людей в выходные дни, но обстоятельства вынуждают, — узнав адрес Красова, Вероника пробила его по гугл-карте. — Красов; кажется, в «Яме» так звали зловредного доктора из песенки «ночных бабочек»…

Она заторопилась в частный сектор.

Пользуясь хорошей погодой, жена доктора, молодая энергичная женщина, развешивала белье на просушку во дворе. Рядом в просторном вольере возился малыш в голубом летнем костюмчике. Чуть поодаль рыжий котенок играл с лежащей в траве толстой овчаркой. Он упорно пытался вскарабкаться к ней на спину, но каждый раз скатывался на землю. Устав от этой возни, собака лениво гавкнула, оттолкнула шалопая лапой и, вздохнув, ушла на крыльцо. Котенок попытался поймать ее за пышный, как у лисы, хвост, но промахнулся и проехался на животике.

— Авва, — комментировал малыш. — Мява. Тетя.

Женщина закрепила прищепками на шнуре маленький пододеяльник с принтами медвежат и обернулась.

— Вам помочь? — спросила она у Орловой.

— Я бы хотела поговорить с Андреем Ивановичем.

— А он на рыбалку пошел, на остров Двойник, — ответила Красова, просмотрев протянутое через калитку Никино удостоверение. — Это тут неподалеку. Там есть затишек у Зеленой аллеи, Андрюша любит там рыбачить.

«Снова-здорово, опять пешком топать. Вроде город маленький, а нагулялась сегодня изрядно!»

— Спасибо, — кивнула Вероника. Забыв о ноющих ногах, она выстроила на телефоне маршрут и зашагала в заданном направлении.

***

Поплавок на ровной водной поверхности был неподвижен. Хозяин спиннинга, невысокий крепыш лет тридцати, жевал бутерброд, откинувшись на спинку раскладного походного стульчика.

— Андрей Иванович, — окликнула Вероника.

— Мы знакомы? — обернулся мужчина.

— Орлова, «Невский телескоп», — Вероника раскрыла удостоверение. — Извините, что беспокою вас в выходной день, но не отниму у вас много времени…

— Пишете о пандемии? — Красов убрал недоеденный бутерброд в сумку-холодильник и встал. — Присаживайтесь, пожалуйста. Слушаю вас.

Вероника с наслаждением вытянула исцарапанные ноги. Для длительных переходов по лесополосе и высокой траве ее платьице не очень-то годилось, но кто же знал, куда ее занесет. Она внимательно посмотрела на Красова. Круглое открытое лицо, прямой взгляд. На солнце разрумянился; видно, в эти месяцы на природу выбирается редко. В Питере на остановках многие рекламные щиты сменились плакатами «Спасибо тебе, доктор!», где было много таких лиц — простых, но открытых, ясных, одухотворенных. Самоотверженные люди, стоящие на передовой в борьбе с болезнью. И Ника сразу почувствовала уважение к этому человеку.

— Я бы хотела расспросить вас о Константине Нестерове, приехавшем из Москвы, — сказала она. — Я провожу журналистское расследование обстоятельств его гибели, а мой знакомый адвокат готовится представлять в суде интересы бывшей жены Константина… Наверное, вы уже знаете, что Олеся Нестерова арестована.

Поплавок дернулся и исчез под водой, но тут же снова вынырнул.

— Наживку слопали, — покачал головой Красов, — рыбы тут настоящие фокусники. И как они этот трюк проделывают?.. Да, спрашивайте. Я наблюдал Костю и сделал все, что мог…

— … Накануне вечером мы разговаривали по скайпу, — слегка охрипнув, заканчивал Красов, — он был полон энтузиазма, смеялся, шутил, ему не терпелось выйти на работу. А на следующий день его привезли в критическом состоянии. И ведь я его уже стабилизировал, уже появилась стойкая положительная динамика. И вдруг снова — бац, резкое ухудшение, и мы уже ничего не успели…

— Я читала, что от новой неизвестной болезни можно ждать любого коварства…

Андрей снова насадил на крючок наживку и закинул грузило.

— Все равно как-то странно, — сказал он. — Ураганная форма какая-то, нигде еще такого не было.

— А в отчете, который вы написали…

— Мне так велели: не заморачиваться; у нас сейчас забот хватает, а писать то, что очевидно: его привезли с характерными симптомами ковида, что тут неясного… Да, я написал отчет по-быстрому, левой ногой, но поймите меня правильно, нас сейчас гоняют в хвост и в гриву, на дежурстве порой каждая минута на счету. Однако же…

Красов немного помолчал.

— Однако же, если проследить динамику более внимательно, то это было похоже не на рецидив болезни, а скорее — на очень сильный аллергический шок, — заключил он. — Надоело… «Сор из избы не выносить»… Красивые слова! А если от этого сора в избе уже дышать нечем?

***

Улица Резервная находилась недалеко от отеля, но в Выборге так можно было сказать обо всем. Обычно Наум ходил туда пешком, но сегодня, с двумя огромными пакетами из «Пятерочки» вынужден был взять такси. Услышав адрес, шофер с любопытством покосился на элегантного лощеного пассажира, нагруженного покупками: «А у него там кто?».

«И почему СИЗО вечно строят у железной дороги? — думал Наум, пока машина стояла у шлагбаума на переезде, пропуская электричку. — И так заключенным в неволе несладко, а тут еще день и ночь поезда под окнами тарахтят!»

Улица была совсем короткой, всего несколько домов. Заканчивалась она тупиком и краснокирпичной оградой, увитой колючей проволокой.

Утром, когда Наум пришел на встречу, Олеся смущенно попросила принести ей кое-какие вещи и продукты. «Так получается, что больше некого попросить, — словно оправдываясь, сказала молодая женщина, — Коля болеет, а родители в Рощино не знают… Они тоже врачи, вирусологи, на боевом посту. Да я и не хотела им такое сообщать, не хватило духа».

Гершвин закупил все, что могло понадобиться его подзащитной и планировал до конца рабочего дня сдать передачу и побеседовать с милейшей Маргаритой ил колледжа. Интересно, чем ей так досадила Олеся, что уважаемая особа так жаждет отмены моратория на высшую меру наказания?..

«Может, ей просто молодость Олеси глаза колет? — думал Наум, стоя в бюро передач в ожидании своей очереди, — бывает так, что дамы бальзаковского возраста недолюбливают всех, кто более чем на 5 лет моложе их. Но как правило, дальше подковырок и нагоняев по работе дело не заходит. Ну, может „уйти“ неугодную с работы. Но чтобы желать гибели? Интересно… От Ники эта чувырла выкрутилась, а уж я ее прижму как следует и узнаю все, что меня интересует!».

Из СИЗО Наум вышел налегке и в город возвращался легким пружинистым шагом. Теперь его путь лежал на другой конец Выборга, в колледж. Надо было поспешить; здесь все учреждения заканчивают работу раньше, чем в Питере. Правда, надо отдать им должное, и работать они начинают раньше. «За что же эта Маргарита так ненавидит Олесю? Просто так, что ли, лицо ей не понравилось? И почему она так отшатнулась от Ники? Правда, что ли, коронавируса боится до полной потери культурного уровня, или есть, что скрывать?»

Наум остановился, вспомнив, что не снял маску на выходе из бюро передач. Сунув надоевший голубой прямоугольник в карман, адвокат с наслаждением закурил и скоро уже перешел через железнодорожные пути. «Я с ней разберусь!».

***

Сидя на скамейке в парке «Эспланада» возле бронзовых рыцарей и прекрасной дамы, Вероника обдумывала и сопоставляла все, что она услышала.

Доктор Красов повторил то, что она уже слышала от нескольких человек, которые общались с Константином Нестеровым в Выборге. Он прекрасно себя чувствовал, и для всех полной неожиданностью стало то, что он в одночасье свалился с тяжелейшей формой заболевания. И кто запустил информацию о том, что Константин несколько дней глушил недомогание лекарствами от простуды и ОРВИ?

В больнице Константину стало лучше, он уже смог дышать без аппарата. И вдруг резко ощутил такое удушье, что ему не успели оказать помощь. «Главврач сказал: тебе что, делать нечего, в Шерлока Холмса играй в нерабочее время. Пиши отчет и возвращайся к работе, а не копайся на одном месте!».

«Интересно. Еще интереснее. Да, не зря Наум меня сюда позвал: загадок в этом деле полно».

Ника надеялась сегодня выяснить еще, кто ей названивал всю ночь. Этот человек даже не скрыл свой номер. Вряд ли есть еще люди, не знающие, как легко сейчас по номеру вычислить владельца телефона. Значит, либо этот человек разоблачения не боялся, либо кого-то подставлял. Вероника не любила, когда ее пытались запугать: «Пуганая уже! Тебя бы на болота в Новоминскую, пугало огородное, или в лес, к источнику, там пострашнее было! Ты бы там заикой остался».

Она позвонила своему знакомому, который по ее просьбе выяснял, на кого записан номер неизвестного любителя попугать людей по ночам.

— Ты сначала скажи, как там погода, — откликнулся знакомый, — экая торопыга, нет бы словечком переброситься не по работе!

— Жарко, — ответила Ника, любуясь причудливой игрой светотени на аллее. Ветерок шевелил листву, и узор постоянно менялся, как в волшебном фонаре. — Хочешь, приезжай позагорать. Пляж тут открыт.

— Если получится вырваться… Привет Выборгу передавай. Итак, номер зарегистрирован, — в трубке защелкали клавиши, — на Нестерова Константина Васильевича, 1989 года рождения, уроженца города Выборг…

— Подожди, — перебила Вероника. — Нестеров Константин? 1989 года, из Выборга? Врач?

— Откуда ты узнала? — с легким разочарованием спросил собеседник.

— Да так… Угадала. Спасибо, ты меня очень выручил! С меня причитается.

***

«Так… Чем дальше в лес, тем толще партизаны, как говорит Тася. Звонок с того света? Или все гораздо проще: кто-то завладел телефоном Константина и названивает мне?» — Вероника вышла из парка и достала сигареты. Она сразу попробовала прикинуть, кто мог забрать телефон Нестерова. Может, Константин прихватил аппарат с собой в больницу, и его стянул кто-то из персонала или выздоравливающих больных. Если телефон исчез из квартиры, которую врач снимал, подозрения падают на бригаду «скорой помощи», которая забирала Нестерова, на квартирную хозяйку, соседей и домушников… Но зачем квартиросдатчице или ворам звонить с украденного телефона журналистке с угрозами? «Все больше загадок!»

Докурив сигарету, Вероника решила, что пора побеспокоить следователя, ведущего дело Нестеровых. Ему нужно знать о том, что телефон потерпевшего пропал и с него кто-то трезвонит журналистке из Петербурга и угрожает.

Ника вышла из парка и направилась к гостинице. Проведя весь день на ногах, она хотела отдохнуть вечером. А как дела у Наума? Смог ли он поговорить с Маргаритой? Что он от нее узнал?

***

Наум Гершвин очень любил народный фольклор хотя бы за то, что некоторые поговорки были очень точными и меткими. Вот, например: «На ловца и зверь бежит». Так и вышло.

У памятника Максиму Горькому Наум остановился, чтобы ответить на телефонный звонок. Один из его московских информаторов сообщил ему интересную информацию о даме, похожей на Мэрил Стрип. Это было очень даже интересно и тоже требовало проверки…

Римма Павловна Чибисова была владелицей крупного фармацевтического холдинга, имеющего филиалы в Москве, Петербурге и нескольких областях страны. Благотворительница, спонсор социальной рекламы. Пятьдесят три года; давно разведена (это он знал и раньше). Двое детей. Дочь пару лет назад вышла замуж за испанца с аристократической фамилией и переехала в фамильный замок мужа. «Не повезло, — посочувствовал молодой женщине Наум, — в Испании эпидемия вовсю полыхает, и носу на улицу лишний раз не кажи! Хотя, у нее же теперь собственный замок, а там и самоизоляцию приятнее соблюдать, чем в типовой квартире!». А вот младший сын Чибисовой… Гершвин перечитал скупые строчки. Нахмурился. Вот так-так… Картина «Не ждали»…

И тут из аллейки донесся крик:

— Девушка, вы что со своим самокатом?! Так и обувь порвать можно! Девушка! Вы мне босоножки порвали!

Фигуристая рыжеволосая дамочка, похожая в своем розовом костюмчике на раздобревшую куклу Барби, выскочила из аллеи, потрясая бежевой босоножкой «Кастанер», уныло демонстрирующей оборванные с мясом боковые ремешки.

От нее весьма резво для своей комплекции улепетывала еще более упитанная молодайка. Белый короткий сарафан до треска обтягивал рыхлое потное тело. Одной рукой она закинула на плечо детский самокат, а другой тащила за пухлую руку такого же корпулентного карапуза лет 5—6.

— Девушка, стойте! — пострадавшая не могла бежать так же быстро с босой ногой. — Порвали мне обувь и убегаете… Ах ты, …, тварь! — зашипела она от боли, наступив на острый камешек.

Молодка слишком поздно заметила на своем пути Гершвина и не успела затормозить или обогнуть его. Самокат сорвался с ее плеча и грохнулся о поребрик. От него тут же отвалился руль.

— Так тебе и надо, — зло прошипела рыжая «Барби», сокрушенно рассматривая пострадавшую ступню. — Убегает она!

Мальчик, выпустив руку матери, отлетел в другую сторону. На ногах он устоял, но вылил на себя всю баночку кока-колы, из которой прихлебывал на бегу.

«Майку теперь только выбросить, — посочувствовал Гершвин, — кола не отстирывается…»

Ему самому крепко садануло в грудь крутым и крепким лбом молодой мамочки. На секунду у адвоката перехватило дыхание. «Вот это нокдаун!». Зато девице пришлось хуже. От столкновения с Наумом она потеряла равновесие, попятилась и начала заваливаться на массивную задницу. Наум галантно поддержал даму под мышки. И чуть не задохнулся от смеси запахов жареных семечек и пота. Вместо благодарности дамочка визгливо обматерила юриста и пригрозила «посадить, если он, такой-сякой, ей ребенка поранил».

— Мадам, — рассудительно сказал Наум, — спешу вас успокоить: наследник ваш цел и невредим, разве что колой облился, — дамочка попыталась лягнуть его, и адвокат ловко ушел от ее выпадов. — Во-вторых, это вы на меня налетели и в претензии должен быть я. Если я подам на ущерб и зафиксирую таковой, у меня тут же примут заявление. И в-третьих, некрасиво убегать, если вы кому-то испортили обувь. И не вам сейчас угрожать и скандалить…

Его прервало на полуслове приближение разъяренной ковыляющей «Барби».

— Ах, ты еще и убегать?! — взвизгнула дама и угрожающе взмахнула порванной босоножкой. — Совсем оборзели, яжематери, думаете, вам с ребеночком все с рук сойдет? Ну уж нет, ты попала, оплати босоножки, куча вонючая!

— Я одинокая мать, — еще громче заорала толстушка, вырвавшись из рук Наума, — ты не имеешь права вымогать, овца крашеная, у меня же ребенок!

— Сейчас полицию позову, они разберутся, имею ли я право! — топнула обутой ногой рыжеволосая. — Босоножки новые, у меня чек сохранился, ты мне за них заплатишь по-хорошему или по суду!

— А вот тебе! — толстушка сложила из пухлых пальцев фигу и ткнула в лицо оппонентке, — поправки приняли, что дети — это главное, так что фиг тебе, а не баблосы, а г… давы свои засунь себе в задницу, карга!

«О-о-о, а вот это зря! — подумал Наум. — Не скажи она это слово, ситуацию можно было бы разрулить миром. А теперь точно что-то будет!»

Дама издала боевой вопль, которому позавидовал бы вождь ирокезов, и ринулась в атаку. Тут же из аллейки выскочили еще три дамы в строгих деловых костюмах: кокетливая блондинка, пышнокудрая шатенка и длинная тощая девица в очках с жидким «мышастым» хвостиком на затылке.

— Маргоша, что случилось? — спросила запыхавшаяся «кудряшка».

— Ой! Твои босоножки! — всплеснула руками блондинка.

— Да вот эта, — Маргоша яростно ткнула пальцем почти в глаз толстушке, мигом утратившей свой помидорный румянец, — раззявилась и прет, как слепая, с чертовым самокатом, и мне по ноге как заедет! Ногу мне ушибла, вот ссадина, босоножек порвала и еще удрать хотела! А теперь еще рот открывает!

Троица впилась в молодую мамочку такими взглядами, как обычно голодные львы смотрят на спускающуюся к водопою упитанную зебру.

Мальчик жалобно захныкал, что хочет «пипи» и стал дергать мать за руку. Она обозленно отмахнулась:

— Да иди ты! Достал, все время ноешь! Больше никуда с тобой не пойду, из-за тебя я так попала!

— Одинокая мать, — голосом охотящейся акулы сказала Маргоша и пнула целой босоножкой сломанный самокат, — а это на какие доходы куплено? У меня тоже есть дети и я в курсе, сколько детские вещи стоят. Дороговато для бедной матери-одиночки будет!

— Мне такой не по карману! — квакнула кудрявая.

— Неплохо, видать, устроилась, хитрозадая, — ядовито добавила блондинка, — есть такие: не работают, ни хрена не делают, а на всякие пособия да субсидии лучше нас, работающих, живут!

— Как паразиты! — взвизгнула очкастая. — Мы на свои налоги вот таких дармоедок кормим, и они на нас еще и наезжать будут! Вернуть бы статью за тунеядство, да отправить их ямы копать! Кобыла здоровая, пахать можно! Обвилась, как плющ, соки тянет…

— Звоните в полицию, — велела Марго, — пусть этой хабалке покажут, что хоть она и с ребенком, но и ей не все дозволено!

— Да вы что? — жалобно заныла толстушка, поняв, что дело плохо. — Да я у Геньки самокат отняла, типа наказала его, а то не слушался, на дорогу выезжал, а он вырывать из рук начал, ну и задела нечаянно… Чего сразу-то полицию?

Наум быстро сообразил, кого видит перед собой. По описанию Вероники он узнал «даму, приятную во всех отношениях» из колледжа и ее свиту. Да и медицинский колледж, если верить маршрутизатору, буквально в двух шагах от парка…

— Дамы, — бархатистым голосом сказал он, — на ваше счастье я — дипломированный юрист и могу помочь вам разобраться с возникшей ситуацией без привлечения людей в форме. Можно ведь как-то уладить дело спокойно, миром, к обоюдному удовольствию? Время, конечно, горячее, нервы шалят, но зачем же так агрессивно? — «Да и сына ее жаль. Того и гляди сиротой останется; эта дурища ухитрилась разозлить очаровательную Марго и ее оруженосиц до белого каления, и теперь они жаждут крови!».

— А почему она не улаживает, а убегает?! — заорала Марго.

— И хамит! — подхватила очкастая.

— А вы кто? — насторожилась кудрявая.

Наум достал удостоверение члена Федеральной палаты адвокатов и протянул Маргарите, которую безошибочно определил, как лидера в дамском квартете преподавательниц.

Очевидно, выборжцы тоже любили юридические ток-шоу и фамилию Гершвина хорошо знали. Все пятеро уставились на него круглыми от изумления глазами. Слава Богу, уже успех: кажется, кровопролитие отменяется.

Через несколько минут все было улажено. Молодая мать принесла Маргарите извинения за испорченную обувь и грубые выражения, а Наум отсчитал, не торгуясь, деньги за босоножки.

Толстушка пнула в кусты разбитый самокат и поплелась с сыном к выходу из парка. Чуть отойдя, она от души влепила мальчику ниже спины и что-то яростно заверещала, наклонившись к самому его лицу и отклячив объемистую «пятую точку» больше, чем это позволяла длина сарафанфика…

— Неисправима, — поджала губы очкастая, — уже и в наш культурный городок проникла эта зараза. Хабалка!

— Простите, — Наум обернулся к Маргарите, — вы ведь госпожа Сидоренко? Маргарита Петровна? Я наслышан о том, что вы — звезда преподавательского коллектива местного медицинского колледжа и самая яркая его звезда, — он обаятельно улыбнулся.

Маргарита зарделась от удовольствия:

— Слухи несколько преувеличены, но все равно спасибо вам… Светик, сбегай в магазин, купи мне босоножки, будь другом! Не пойду же я домой на одной ноге…

Она кокетливо тряхнула огненными локонами:

— Вы мне очень помогли. Но лучше бы эта дрянь сама оплатила мою обувь — был бы ей урок!

— Ей и так придется покупать новый самокат, — ответил Наум, — да и потом, она же признала свою неправоту и извинилась.

— Извинилась, не переменилась, — фыркнула Маргарита.

— Вопрос спорный… Кстати, я бы тоже хотел вас расспросить…

***