ПРОЛОГ
Голубое небо, голубое море и белая точка на горизонте. Жрица взглянула в эту точку — и точка посмотрела на жрицу. Жрица стояла на берегу перед огромным обрывом, в голубых одеждах с покрытой головой. Птица взглянула в жрицу — и жрица подняла руку. Белая сова приземлилась на тонкие пальцы, впившись в кожу когтями. Но жрица стерпела, как стерпела бы многое ради возможности смотреть «в». Несколько секунд птица и жрица заглядывали друг другу в глаза, а после раздался голос.
— Госпожа Гайа, староста просит вашей помощи!
Девочка в простом льняном сарафане запыхалась, видимо, бежала без передышки от самого поселения. Это была дочь старосты — она всегда звала Гайю, когда жрица была нужна.
Гайа кивнула, кивнула и её сова.
Жрицы жили вне поселений, хотя и не очень далеко. Староста позволял им обрабатывать почву, вести хозяйство и выгонять скотину на выпас, но к обсуждению дел деревни они не допускались. Их звали, только если случилась какая-то беда.
Гайа пригнулась, чтобы пройти через низкую арку двери в небольшой деревянный домик.
Молодой парень лет восемнадцати сидел на лавке, прислонившись головой к брёвнам стены, и едва различимо шептал. Мать — старая седая женщина — прикладывала ему ко лбу льняную тряпку, смоченную холодной колодезной водой, набранной в небольшое ведёрко. Парня звали Жени.
Сова слетела с руки Гайи и уселась парню на колени, с интересом заглядывая в его лицо.
— Что случилось? — спросила Гайа, присаживаясь за стол в отдалении от больного.
— Сегодня проснулся, с печки спустился да и упал, как подкошенный. Ни работать, ни спать не может, всё лежит и шепчет, сидит и шепчет! — приговаривала мать, протирая тряпочкой раскрасневшееся лицо Жени.
Сова покачала головой и обернулась к жрице. Они снова внимательно смотрели друг другу в глаза, а потом Гайа спросила:
— Что же шепчет он?
— Шепчет, что жаль ему, не может ни в поле работать, ни корову подоить, ни гусей покормить…
— Оставьте меня с ним одну, — попросила Гайа.
Когда все вышли, она присела перед парнем на колени и взяла его руки в свои. Сова слетела с места, с любопытством склонила голову, наблюдала за происходящим.
— Жени, послушай, Жени, — мягко проговорила Гайа и улыбнулась как ребёнку. Сколько бы дел на него ни взвалили — он был лишь уставшим мальчиком. — Ты очень многое делаешь для семьи, работаешь много, помогаешь всем. Спасибо тебе, Жени…
Жени поморщился, словно ему стало больно, и слёзы покатились по его щекам, непрошенные слёзы. Он крепко обхватил руки жрицы своими пальцами и прикрыл глаза, замолкая. Гайе бросились в глаза его задорные рыжие волосы и исхудавшее сильное тело.
— Ты молодец, Жени, ты очень полезен, очень нужен нам. Даже ничего не делая, ты будешь нужен, тебя никто не осудит. Ты устал, Жени, отдохни — и всё будет хорошо.
Жени закивал часто-часто, сглатывая слёзы и рвущиеся наружу рыдания.
— Всё будет хорошо, — как мантру повторила Гайа и погладила парня по мокрым от пота волосам, с удовольствием ощущая под пальцами мягкие кудрявые локоны.
Жени припал к её груди и зарыдал уже во весь голос.
***
Когда Гайа убиралась у себя в доме, она всё думала о том парне Жени, и о его проблеме, и о том, как она ему помогла. Сова сидела на подоконнике и с важным видом клевала пойманную на ночной охоте уже мёртвую мышь.
— Он же так любил работать! — удивилась Гайа. — Что же случилось с ним утром?
Сова вытерла окровавленный клюв о мягкую шёрстку и ответила:
— Силы человека имеют свойство заканчиваться.
— Но человек разве силы во вселенной не находит?
Сова рассмеялась, коротко, сипло.
— Человек уже давно не находит. Человек находит силы в человеке. А мальчику никто его затраты не компенсировал, вот внутренний ресурс и истощился. Слышала, как мать только и жаловалась, что он работать не может?
Гайа вздохнула и продолжила работать метёлкой.
ГЛАВА 1
Через несколько дней Жени сам постучался в дверь домика жрицы. Сова увидела его в окно, с любопытством рассмотрела зелёные глаза и веснушки на щеках, потом фыркнула совсем по-человечески и демонстративно перелетела на жердь в углу спиной к гостю. Гайа открыла дверь и не смогла не улыбнуться — Жени выглядел куда увереннее, чем в прошлый раз.
— Здравствуй. Пришёл зачем ты? — спросила она.
— Спасибо сказать, — Жени спрятал взгляд и словно смутился, не желая смотреть ей в глаза.
— Так говори, — насмешливо прищурилась Гайа и пропустила парня внутрь. — А пока с мыслями собираешься, я чай тебе налью, — и скрылась на кухне.
Жени остановился в светлице, окинул взглядом рукодельные шторки, большую прялку, подставку для метёлки и жердь для совы, большой деревянный стол со скатертью. Сова, почувствовав его присутствие, демонстративно нахохлилась, но обратно не повернулась, сделав вид, что спит, уткнувшись клювом в угол. В доме было светло, чисто и очень уютно.
Гайа вынесла из кухни чайник и поставила его на большой стол посреди комнаты, наполнила две небольших чашечки. Внутри комнаты распространился аромат собранных трав.
— Спасибо тебе, — проговорил Жени, принимая чашку и присаживаясь за стол. — За чай и за помощь. Мне стыдно как будто, что слабым был…
Гайа присела напротив, и сама глотнула свой отвар.
— Страшного ничего в этом нет, — пояснила она. — Любым людям свойственно — быть слабыми. Даже тебе. Мне даже.
— Ну ты-то! Не бывает такого! — изумился он, и его большие зелёные глаза от удивления стали казаться ещё больше.
— Конечно, бывает, — фыркнула жрица. — Слабой бываю, уставшей, ленивой. Но я не одинока, а ты…
Жени кинул подозрительный взгляд в сторону совы — а точно ли она достаточно хорошая компания для доброй Гайи?
— Если нужно будет, я приду, — твёрдо заявил Жени. — Если сова… улетит. На охоту, ещё куда.
От наглости такой сова вспорхнула с подставки, вихрем приземлилась на стол и угрожающе раскрыла огромные белые крылья. Гайа подхватила птицу руками, бережно прижала к себе, пока та трепыхалась и царапала когтями белые женские руки. Гайа только рассмеялась, заметив, что Жени вскочил было ринуться ей на помощь.
Сова успокоилась, распушившись, устроилась на покрытых голубой тканью коленях жрицы, а сама Гайа снова взяла в руки чашку.
— Бояться не надо. Она мой друг, — пояснила она. — Как тебе чай?
— Вкусный, — честно отозвался Жени. — Гайа, можно я приходить буду? Помогу в хозяйстве. Я много умею всего!..
— Конечно приходи, — согласилась Гайа. — Всегда рада тебе буду. Трав тебе соберу. Приходи.
***
Жени приходил к Гайе по нескольку раз на неделе. Заваривал чай, пока она пряла или вышивала, выгонял и пригонял её гнедую кобылку, поливал и вскапывал огород. Гайа всегда улыбалась, разговоры их были легки и просты. Если Жени приходил подавленный — Гайа всегда заставляла его смеяться. Сама же Гайа не грустила никогда.
Жени интересовало всё, что было связано с жрицей, — как она живёт, чем питается, сколько раз в день выпускает сову на охоту, но реальность оказалась куда прозаичнее ожиданий деревенского парня. Гайа ела, как все остальные люди, работала так же, как все, а сова сама решала, когда ей нужно улететь, иногда пропадая целыми сутками.
— А кому служишь ты? — спросил Жени однажды, когда они вышли вскопать высохшую землю, чтобы её засеять. — Жрицы всегда служат кому-то.
— Людям служу, — просто ответила Гайа. — Вашему поселению, старосте, вашим животным и растениям, морю и небу, деревьям и травам.
— А что есть твоё служение? — продолжал допытываться он. — Заклинания, подношения, молитвы…
— Помогаю я, — улыбнулась Гайа. — Нужна кому-то помощь — я смотрю в него — и вижу, как помочь.
— Говорят все, что колдунья ты, — нахмурился Жени. — Что сухую землю влажной делаешь, чистое небо облаками укрываешь, вылечить больного можешь или живого убить…
— Ну и говорят пусть, — пожала плечами Гайа. — А как сухую землю влажной сделать иль больного вылечить, ты знаешь и сам.
Жени задумался.
— А что значит смотреть «в»?
— То и значит, — фыркнула Гайа и осмотрела свой небольшой огород, спрятанный под кронами домашних яблонь и груш, оплетённых красным виноградом. — Вот видишь землю, смотришь на неё — сухая она, — Гайа воткнула в землю лопату, надавила на неё всем своим телом и вытащила кусок чернозёма. — А посмотришь в землю — так поймёшь, что в глуби влажная. Просто копать нужно. Ты будешь копать?
Жени рассмеялся и тоже взялся за лопату.
— Интересная ты жрица, — заметил он, присоединяясь к работе. — Богам не служишь, волшебством не владеешь, сама, руками землю обрабатываешь, сама еду выращиваешь. А сова зачем тогда?
— Прилетела сама она. Со мной и осталась.
Жени окончательно уверился в том, что жрица ничуть не волшебнее его самого. А оттого лишь сильнее проникся к ней восхищением и преданностью.
Стал он смотреть, как Гайа другим помогает, как работает, как видит своим волшебным даром — и чувствовал, как всё меньше хочется от неё отходить, как всё больше хочется смотреть вместе…
***
— Ты смотри, — говорила Гайе сова. — Не привяжи к себе мальчика, тяжело расставаться будет.
— Да кто ж его у меня держит-то? — удивлялась Гайа. — Сам уходит, приходит сам. Слушает, вопросы задаёт. Неглупый, понимает, не для того я в этом мире существую.
— Ты на людскую мудрость не уповай! Не то были бы они все Зрячими, не было бы у них ни болезней, ни проблем… Ты, Гайа, совсем птенец ещё, крылья никак не вырастут. Одной тебе быть следует. А если желаешь его в ученики взять — то требуй с него обет, чтобы никого не смел в жёны звать, да чтоб сам ни с кем любовью не занимался, не то будет беда большая, сама в него посмотри!
— Злая сова ты, жестокая, — обижалась Гайа. — Не буду я парню жизнь портить, не буду обеты давать заставлять. Не хочет он в ученики, любопытно ему только, не более. Любознательный да работящий, хороший он, смотрела я в него, знаю…
— Слепые зрячими становятся, а Зрячие слепыми, — недовольно ворчала сова. — Нет волшебства сильнее любви. Нет того, кто чар её на себе не испытал.
— Брось ты, — не соглашалась Гайа. — Я всех люблю — и травы, и ветви, и скалы, и небо, и Жени, и всех людей поселения.
Молчала сова, не соглашалась, но и спор не продолжала: и так знала, что дальше будет. Знала и то, что молчать следует.
ГЛАВА 2
Когда Жени по привычке пришёл утром к домику Гайи и постучался в дверь, его встретила удивительная тишина. Словно такой живой, светлый и радостный дом вдруг опустел. Жени заглянул в окошко — в светлице было пусто. Даже совы нигде не было видно.
Ни на шутку испугавшись, Жени влетел внутрь, ринулся на кухню и застыл посреди неё от того, как замерло его сердце. Гайа лежала в кровати и тихонько посапывала, укутавшись в большое цветастое одеяло. Жени выдохнул и не удержался от улыбки — видимо, жрицам тоже свойственно иногда спать.
— Гайа, — тихо прошептал он, присев на край кровати, и неуверенно коснулся лица женщины своей, дрогнувшей от волнения ладонью. — Проснись, Гайа…
Гайа открыла глаза, и Жени в очередной раз засмотрелся в гладь прозрачной голубизны. Гайа прищурилась, села в кровати, сонно зевнула и потянулась.
— Пришёл так рано ты, — заметила она не проснувшимся голосом, а взгляд Жени упёрся в полупрозрачную сорочку.
Под сорочкой явственно были видны тонкие выступающие ключицы, острые плечи, жемчужины ракушек замёрзшей от холода в помещении груди. Жени сглотнул и обеспокоенно посмотрел в сонное идеальное лицо Гайи — но она не замечала его волнения, не замечала и его взглядов.
— Будешь чай? — спросила она, спуская с кровати голые ноги и ёжась от холодящего ступни пола. — В этот день я отдыхаю обычно, — пояснила она явно недоумевающему Жени. — По лесу хожу, по морю…
— Ты по морю ходишь? — удивился он. — Чай буду!
Жени прилично вышел из кухни в светлицу и сел за стол, только спрятал под скатерть сжатые кулаки. Сам себе он казался грязным и неправильным, а оттого пообещал никогда не говорить об этом Гайе.
— Со мной хочешь? — даже по голосу было слышно, что она улыбалась в кухне. — Взять могу.
— Хочу, — честно откликнулся Жени и только потом понял, что это будет испытание для него. Но ради Гайи он был готов на любые испытания. — А где сова?
— Не знаю, — ответила она. — Прилетит позже, может, или не прилетит.
Жени старался не думать, как она там скидывает сорочку, как надевает сарафан, подвязывает пояс… заплетает русые, почти золотые косы. Накидывает на голову голубую ткань… поднимается на цыпочки, чтобы снять развешенные в углу пучки сушёных трав…
— Я угощение ей принёс, — пояснил Жени, вытаскивая из кармана горсть мёртвых кузнечиков. — Есть кузнечиков будет, как думаешь?
— Думаю, да, — Гайа появилась из кухни с чайником и чашками ровно так, как Жени её представлял — в голубом сарафане, с покрытой головой, куда была спрятана золотая коса. — Любит с рук есть она.
Они пили чай в этот раз молча. Гайа сонно щурилась, но уже улыбалась окну с давно проснувшимся солнцем, давно проснувшемуся Жени, мёртвым кузнечикам на столе и отражению света в чашке. Жени не мог удержаться и улыбался тоже — впрочем, на весь мир его улыбки не хватало, хватало только на Гайю. Но ему и это вполне себе нравилось.
***
Как и обещала, Гайа захватила небольшое лукошко, и они пошли в лес по ягоды. Жени старательно отбирал самые большие и ссыпал их в плетёную корзинку, Гайа же смотрела долго, вдумчиво, решала, каких ягод кустику не жалко, а от потери каких он не сможет оправиться. Жени и сам хотел так, но угостить Гайю он хотел сильнее.
Когда ему попалась действительно большая ягода, он окликнул жрицу.
— Сейчас съешь, — попросил он, протягивая Гайе двумя пальцами большую красную спелую землянику. — Понравится тебе.
Гайа рассмеялась и взяла ягоду губами прямо из пальцев Жени, а потом совершенно спокойно отправилась собирать дальше. Парень застыл на месте, глаза его округлились, а сердце было готово выскочить из груди.
Что это было? Что за сумасшедший день?..
Ягод получилось собрать полное лукошко. Солнце потихоньку уходило с середины неба, оставляя только тонкий запах вечера и окрепший ветер, который шумел в лесных кронах. Как-то сами собой Гайа и Жени вышли к морю, и теперь жрица скинула туфли, взяв их в руки, и с тёплой улыбкой шагала по самой кромке воды. И всё-таки по кромке, проваливаясь голыми ногами в песок, а ничуть не по морю, как она обещала Жени.
— По морю, говорила, ходить будешь, — заметил Жени, хотя его это ничуть не огорчило — он сам улыбался, смотря на Гайю и её удовольствие. Накидку на голову развевал окрепший ветер, время от времени задевая золотую косу. Жени нестерпимо хотелось прикоснуться к её волосам, но он шёл неподалёку и лишь смотрел, и не мог насмотреться.
Их мир — прекрасный, уютный и маленький — представлял из себя небольшой островок в бесконечном океане, скрытый от чужих глаз. Летом было тепло, зимой не очень холодно. Поселение жило на этом острове веками, постепенно развивалось. Развиваться быстро не было причин, а волшебные жрицы, которые жили с поселением бок о бок, только замедляли естественный процесс. Они всегда приходили на помощь в любых спорных вопросах. Когда появилась первая из них — никто не помнил, но каждая жрица отбирала ребёнка из поселения и уводила к себе. Девочка или мальчик потом не помнили прошлой жизни и прошлой семьи, а матери и отцу о них вспоминать воспрещалось. Никогда этот вековой порядок не нарушался, но жрица, которая обучала Гайю чуть раньше, покинула свой пост, решив, что девушка уже готова — она и обратилась в вольную хищную белую птицу. Гайа была способной, у неё были хорошие данные и таланты, да и ум её был способен познать множество сокрытых в мире тайн. Но наставница не улетала, хотя и наступило её время получить свободу. Она следила за каждым шагом Гайи, словно предчувствовала беду, но не могла её предсказать. А Гайа просто следовала вселенскому плану, не оглядываясь и не пытаясь предотвратить неизбежное…
Солнце опускалось в воду, и по пушистому от белой пены морю поплыли красные пятна и жёлтые блики. Гайа замерла, подставив бледное лицо закату, чувствуя его тёплое дыхание на своей коже. Жрица чувствовала, будто где-то за спиной у неё есть огромные крылья, и когда-нибудь она так же, как и её наставница, их расправит — и взмоет ввысь, навсегда освободившись от бремени помощницы этому миру. А пока её священная цель, её великая задача — быть рядом, быть здесь, любить…
— Ходить хочешь по морю? — оглянулась Гайа на Жени. — Тогда пошли!
Она отнесла лукошко подальше, чтобы его не смыло волной, и, ничуть не колеблясь, побежала навстречу тёплым вечерним брызгам.
Жени скинул рубаху и рванул следом, быстро догоняя Гайю и вместе с ней кидаясь в тёплые ласковые волны.
Они резвились, как дети, брызгались, толкали друг друга, утягивали под воду, а потом долго отфыркивались. Голубой платок на голове Гайи словно был волшебный — к печали Жени, он не развязывался и не слетал, зато она успела потерять где-то пояс и передник, оставаясь в одном сарафане, который задирался, открывая то, что приличным парням до свадьбы видеть не стоило. Но Жени забыл об этом, он забыл и о том, что было утром, он просто смотрел в эти счастливые голубые глаза с насмешливыми морщинками и чувствовал, как его сердце наполняется любовью и состраданием.
Жени почувствовал себя особенным, избранным. Жрица гуляла с ним, разговаривала с ним, ела ягоды из его рук и теперь купается в море с ним вместе — с ним! Разумеется, это что-то значит!
Гайа заметила, что он задумался, нырнула под воду и дёрнула его за пятку.
Жени взвизгнул, наглотался воды и больше не задумывался.
***
— Хорошо с тобой по морю ходить, Жени, — улыбалась Гайа, когда они, наигравшись, вылезли из волн и сидели на песочке, наблюдая за засыпающим солнцем и остывающим морем.
— Почему не ходишь больше ни с кем? — с волнением спросил Жени, пытаясь остыть сам, хотя щёки его пылали отнюдь не из-за алого заката.
— Не принято жрицам с кем-то ходить, — вздохнула Гайа. — Только с учениками если. Но разве кто узнает? Разве дело кому есть? — бездонные голубые глаза посмотрели на Жени, как показалось, обеспокоенно.
— Не скажу никому я, — нахмурился Жени и взял руку Гайи в свою. Как тогда она взяла в свои руки его. Она же помнит? Её тоже словно молнией ударило в ту секунду?
Но Гайа улыбалась как всегда — тепло и благодарно, наивно и светло, и Жени не понимал, чувствует она действительно его желания и стремления или совсем не видит?
— Научишь ты меня смотреть «в»? — тихо попросил Жени, и Гайа вздрогнула.
— Зачем тебе? — взглянула на него серьёзно, строго, забрала ладонь из его пальцев. — Не нужно, Жени, мой дорогой Жени, — покачала головой, подхватывая лукошко, будто он не вопрос задал, а вспугнул дикую птицу. — Иди домой лучше, ждут тебя. И я пойду.
— Гайа! — воскликнул Жени, когда жрица развернулась и отправилась обратно, словно забыв о его существовании.
Пальцы сами сжались в кулаки, но от спёртого в груди дыхания не удалось больше выдавить ни звука. Жени с трудом хватал воздух, словно его сильно ударили в грудь, потом плюнул, натянул на голое мокрое тело рубашку, чувствуя, как песчинки неприятно покалывают кожу, и медленно поплёлся домой.
ГЛАВА 3
Пока Жени поднимался по тропинке, огибающей прибрежные валуны, окончательно спустился прозрачный мерцающий вечер. Затрещали цикады, утих ветер, вдалеке в поселении в домах зажгли лучины.
— Жени! — окликнул его знакомый голос, и он остановился.
Со стороны поля шла Мальва — красивая девка из семьи пастухов, с двумя каштановыми косами. Она куталась в тёплый вязаный платок и явно чувствовала себя неуютно.
— Собирала травы я, — пояснила она, показав внушительный пучок собранных растений. — Одной возвращаться страшно, вместе пошли.
— Пошли, — без особого интереса буркнул Жени, но Мальва взяла его за локоть.
— Холодно и страшно мне, — повторила она и прижалась к нему — тёплая, молодая, мягкая.
— Не случится ничего. С тобой я, — успокоил девушку Жени.
Они шли по безмолвному вечернему полю, освещённому только тусклой луной. Мальва шла рядышком, близко-близко, дышала Жени в плечо и вздрагивала от каждого шелеста.
— А почему возвращаешься поздно ты? — полюбопытствовала она.
— На море смотрел, — не очень охотно ответил он.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.