Бесплатный фрагмент - Встречи в полымени

Vysheslav Filevsky

Встречи в полымени

350-й — 420-й взгляды на изображения святой Лузии и касания духа её.

Belo Horizonte 2019

Используемые изображения находятся в открытом доступе в Интернете. Их адреса приведены в конце книги.

Предисловие

Главное — не думать, а записывать то, что чувствуешь при взгляде на образ, или пытаться выразить в словах ощущение действия духа.

Мысли и разуму — нет, небесной любви — да.

Бесчеловечность; внечеловечность.

Люблю мои работы, но отношусь к ним отрицательно (люблю — как ангел, отношусь — как землянин).

Струны моей поэтической лиры слишком тонки для земных песен. А сами звучания можно «услышать» только духовным слухом. После рёва телевизора и автомобильных моторов вы едва ли «услышите» хоть что-то. Это — особая «музыка».

Всё же попытайтесь ощутить то, что бытийствует за строками: то, чего как будто нет, что непознаваемо… Может быть, «король» не голый.

Суждения нелепы, тем более — спящедушных.

Все «взгляды» написаны в церкви святой Лузии в Белу-Оризонти по взгляде на тот или иной её образ, или около церкви.

«Действие» происходит на Небе. Это общение двух ангелов.

Всё, однако, для меня непривычно минорно: в счастливое бразильское бытие чёрным смерчем вмешивается Россия:

любовное общение происходит на фоне заочного глумления над моим отцом–ветераном войны в Москве. Боль — непередаваемая.

Жить в мире победившей и торжествующей несправедливости особо не хочется никому; мне — в том числе.

Святая Лузия в прямом смысле спасает меня… Чудо? — Если хотите, да.

Когда основания жизни разрушены, спасение одно — пламя сердечной любви к Высшему и сущему.

Вышеслав Филевский, Белу-Оризонти,

18 ноября 2019

Святотатство

(Триста пятьдесят первый взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, что в притворе храма её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Быть ангелом — радостно, сладко и больно:

В мечтаньях о горнем ходить, как летать,

Хотеть обнимать, целовать весь мир дольный,

Нелепыми мыслями ближних смущать,

Не так поступать, как обычай глаголет,

«Простите!» — при каждой «ошибке» твердить,

Запретное чуять — духовную волю —

И мимо теченья к Всевышнему плыть,

Рыдать перед Лузииным изображеньем,

Зажмурясь, незримые крылья ласкать

И знать, что любое движенье священно —

Жить, словно божественный чин совершать:

Вечерню и утреннюю литургию,

Пылая любовным сердечным огнём,

Быть в каждой свече перед лики святые

И полнить неф ладанным терпким дымком…

Быть ангелом — с грустью смотреть на лукавство,

Кончину кощунного общества зреть,

Готовым быть в каждый момент умереть,

Жить Небом — и этим творить святотатство.

Хоровод лучей

(Триста пятьдесят второй взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Летаю духовною бабочкой в церкви,

Младенчески весел, беспечен, как луч,

Что, в церковь ворвавшись, возжог в ней все свечи,

Изгнав из углов легендарную муть.

Тропически ярок, престранен, огромен.

Смеётся Лузия над танцем моим.

Поэмы роняю меж лавок с любовью,

Сияя, как солнце. Блажен, нелюдим…

Молитвы зачем-то приходскими чтутся.

Я ж, радостью брызжа, к людским словам глух.

Иисус и Мария, оживши, смеются,

Незримо нарушив обычая круг.

У нас литургия в любовном круженье.

Иисус рвётся к нам, и, слетевши с креста,

Вкушает свободу с таким наслажденьем,

Как будто забыл свой удел Божества.

Нет скорби во храме, лишь счастье и радость.

Лузия, Мария, Иисус, с ними я —

Четыре луча — хоровод сей вия,

Светясь, утверждаем свободу и святость.

Служить огню

(Триста пятьдесят третий взгляд на изображение святой Лузии, в церкви её имени в Белу-Оризонти)

Служить душе — огню, что в сердце:

Восторженно твердить: «Люблю!»,

Вернуться в радость ангельского детства…

Мой огнь, тебя боготворю —

Единственную ценность в земной жизни.

Культура пред тобой мелка.

Нет сил, чтобы могли тебя унизить.

И нет вернее оселка

На правду в восприятии явлений.

В горенье ясен, как сто солнц.

Молюсь полымени самозабвенно,

Овча Небес, смирéн и кротц.

Со мной горишь и ты, Санта-Лузия.

Мы — две любовные свечи.

Божественный мираж в мирской рутине.

Нудь же пылать меня, лечи:

Избавь воспоминаний о безлюбье —

Позора страстной суеты…

Как в пламени прозрачна ты…

Как огнь наш чужд для человечьей сути…

Песня, которая не прозвучит

(Триста пятьдесят четвёртый взгляд на изображение святой Лузии в храме её имени в Белу-Оризонти)

Да, всё прейдёт, лишь не огонь сердечный —

Любовный ток, Лузия, в ком живём с тобой,

Кем каждый миг существования отмечен.

Он — жизнь, его я чту моей судьбой.

Пылать нет смысла, я прекрасно знаю.

Как мы, быть огненными люди не хотят.

Но я, безумец, в ангельской любви сгораю,

Которой радости Земли претят.

Религии уйдут — огонь любви пребудет,

Сотрётся лик — продолжит полыать.

Полымя холод мира не остудит.

Жар не утратит Неба благодать.

Продолжим жить в незнаемом пространстве,

Когда Земле наступит время умереть.

Нет в мире большего, чем огнь любви, богатства;

Нет выше цели, чтоб в молитве бдеть,

Слать огнь и принимать от сердца в сердце,

Из глаз в глаза его потоки возвращать,

Сказ о любви в твоей душе читать,

Быть песней, коей не судьба пропеться.

Облегчение

(Триста пятьдесят пятое касание духа храма святой Лузии в Белу-Оризонти)

Есть правды, которые лучше не знать,

И горечь, что прочих всех гóречей горше.

Есть радость, которую можно украсть,

И вера, что подлым дельцам не дано уничтожить.

Есть раны, что кровью сочатся всю жизнь,

Бесстыдная тварь, что их тупо наносит…

Любовь же святую нельзя сокрушить,

Хотя и она иногда от отчайнья голосит.

К Лузии иду, чтоб утешить любовь,

И, раненый, духом любимой питаюсь…

Вот, «кровь» из души уж фонтаном не бьёт,

И тяжко от боли в страдающем сердце не маюсь…

Уборщик метёт и скамьями гремит.

Лузия стоит, молча мне сострадая.

Иисус на кресте, тихо плача, висит.

Лампада, как слава, однако, же не угасает.

Покой возвращается, слёзы текут.

Очнувшись от боли, дышу облегчённо.

Гляжу на святую Лузию влюблённо,

Паря в Небесах, разорвав ужас жизненных пут.

Ангельское сознание

(Триста пятьдесят шестой взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, xто в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

В сознанье вошла по-хозяйски, но скромно

И выгнала мысли, блюдя чистоту.

Мы вместе. Се благо, и счастье бездонно.

И я, им питаясь, безмерно расту…

Уж больше Земли… Вкруг меня все планеты

Ведут хоровод: я, как солнце, для них.

Незримо струится во Млечный Путь Лета —

Забвенья неблага чудесный родник.

В сознанье лишь мы и любовное Нечто —

Дыханье Творца, наш сердечный огонь.

Внушают блаженство духовные свечи.

Мы с ними горим тьму веков — испокон —

С мгновенья зачатья, творенья Вселенной,

Друг друга любив, не родившись ещё.

Любовью гореть — это обыкновенно

Тому, кто на свет для любви воплощён —

Как ты, и как я. Безразличны тела нам,

Идеи, пристрастья, слова и дела…

Сознание чисто, любовь так светла

В согласии душ и покое желанном…

Внушение

(Триста пятьдесят седьмой взгляд на изображение святой Лузии в храме её имени в Белу-Оризонти)

В церкви темно. Красотою сверкая,

Дух то ли стлéтся, то ль полнит весь неф…

«Где же источник? — Лузия святая!»

Тихо стою, как дитя оробев

Прéд её óбразом. В Духе мне просто

Выйти из самых запутанных дел.

Всё объясняют мне глаз её звёзды.

Истиной в пламени их овладел.

«Чисто люби — и покажется мелким,

Что затрудняет теченье пути… —

От силы внушения смéжил я веки. —

Бди, — возразила Лузия, — цвети

В полымени тихом, сердечном, любовном.

Будь близ меня: я опора твоя». —

И осияла духовным покровом.

И потекла аромата воня,

Та, что не курится в богослуженьях —

Запах бесстрастной небесной любви…

Кто это зелье хоть раз пригубил,

Уж не преткнётся в раденье священном.

Принуждение к прощению

(Триста пятьдесят восьмой взгляд на изображение девственного дика святой Лузии, что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Смотри и пронизывай, жги недостойное,

Приподними до себя.

Мается сердце, Землёй опалённое,

То ли молясь, то ль стеня.

Стон — глас души в мире несправедливости,

Туча, что застит от глаз

Правду небесную, вышние милости,

Благость меняя на страсть.

Болью душевной сражён в воздаяние,

Небо, не знаю, к чему.

Где ты, духовное благоухание —

Радость любви? — Не пойму.

Сосуществует с сердечным горением

Боль. Обойми же меня,

Дева Лузия, целуй с упоением,

Стон от души отженя.

Память сотри о минувшем нечестии

Жизни в кровях на Руси…

Трудно, но силюсь простить,

Благодаря Небеса за возмездие.

Лечение

(Триста пятьдесят девятый взгляд на изображение святой Лузии в храме её имени в Белу-Оризонти)

Губы сомкнуты плотно и скорбно.

Взгляд — по-прéжнему тонет в любви…

Я стараюсь, как ты, быть покорным,

Мóлча сносить все удары судьбы,

Как Иисус пред смертью — достойно,

Яро сéрдцем духовным горя.

Я терплю, но, сознаюсь, мне больно

За дела и слова, что зазря

Я творил, будто в чьей-то злой воле.

Мне ль Закон Воздаянья понять?

Мне ль с Всевышним кощунственно спорить,

Непостижное силясь объять?

Лишь прильнув к твоей душеньке нежно,

Слиться, плакать и скорби лечить,

Чуя рай огненосный, безбрежный

Больше жизни любовный дар чтить.

Только в сем нахожу я отраду,

Преодолев трудных дней череду,

Ум презревши в любовном бреду,

Исцеляясь под девственным взглядом.

Семя

(Триста шестидесятый взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

В твоём взгляде я — как духовное семя,

Взмываю, в неведому даль уношусь.

В любовном порыве блаженно немею.

Представить, где я опущусь, не берусь.

Как будто Земля непригодна для сева.

Здесь Деньги и Ложь всё иное гнетут.

Любви не прижиться. Мне пажитью — Небо,

Тут ангелы Непостижимое чтут,

Здесь от справедливости «почва» тучнеет,

Тут полнятся духом колосья стихов

И радостно всё Творцу мира радеет,

Как было и будет во веки веков,

Где я и Лузия, и сонм нам подобных,

Среда бытия — неземная любовь,

Святого безумья духовные волны —

Безмерная радость, Отеческий кров.

Под ним я взошёл, укрепил в Небе корни,

Созрев, кинул вкруг себя сотни семян.

Однако ж не сшёл в небытье бездыхан,

Но в лике поэта вернулся в мир дольный.

Млéко

(Триста шестьдесят первый взгляд на витраж святой Лузии из парка Маркоса Маззони в Белу-Оризонти)

Нет службы сегодня в церковном чертоге.

Сижу подле храма, беззвучно блажа.

Для духа в стенах и запорах нет проку,

И дева святая сошла с витража.

Белá и густа, словно млéко; овальна —

Спрессованный дух, то ль сгущение чувств.

Наполнила душу святым ликованьем,

Желание плакать от счастья вдохнув.

Приблизившись, в млéко своё погрузила.

Счастливо ослеп. Её духом дышу.

И мне стал весь мир храмом Санта-Лузии,

Где я литургию любимой глашу.

Сам — падре и хор, прихожанин и дьякон,

Святыни и всё, что мольбу не творит,

Тьма жизни и звёзды, что светят во мраке,

Любовь, что над миром безлюбым царит…

А ты мне, как бог, материнское чрево.

Я чрез пуповину любовь твою пью,

А сам безмятежно, по-ангельски сплю

Во млеке… И снится мне горнее Небо…

Сердечное мироточéние

(Триста шестьдесят второй взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Любовью бывает и глупость, и мудрость.

Любовь недоступна земным словесам.

Не день и не ночь — словно раннее утро,

Чья грань недоступна телесным глазам,

Любовь. Её пламень бесстрастен, прозрачен,

Чужд телу. Он — к дому небесному зов.

Огнём сим путь в вечную жизнь обозначен,

Чья сущность в тебе, неземная любовь.

Её не понять: она — головоломка.

Лишь в сердце души можно искру раздуть

Любви и войти в мир божественно тонкий,

Познав Непостижного дивную суть.

И, вспыхнув, стать до неприличия странным,

Сужденья земные забвенью предать,

До дна испив чашу земного обмана,

Дух ангельский девы душой целовать

И таять в луче Божества, что чрез очи

Лузии мне в душу отрадно течёт,

Утратить минут, дней и лет скучный счёт,

Чтоб, сердцем духовным горя, миротóчить.

В колодезе Духа

(Триста шестьдесят третье касание духа церкви святой Лузии в Белу-Оризонти)

Здесь всё моё: и дух, и образ —

Частица рая на Земле —

Мой храм, святой среды колодезь.

В тебе я недоступен тле.

Свежи любви и сочны листья.

К Творцу льнёт огненный цветок,

Как ангел: нежен и безмыслен.

Трепещет каждый лепесток

Любовным пламенем прозрачным.

Колодезь Духа. Пью, дыша,

От счастья его Правды плача.

Творец, мой дух к «груди» прижав,

Срамное предаёт забвенью:

«Отныне мой — и огнесвят.

Пребудешь в девственном горенье,

В любви найдёшь покой и лад…

Вот пламень. Это дух Лузии…» —

И тут смешалось всё в огне:

Лузия, храм, любовный бред…

И Правду ангелы гласили.

Поддержка

(Триста шестьдесят четвёртый взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Твой дух мне поддержка в блаженном безумье.

По жизни иль только в любви? — Не пойму.

Я, как прокажённых, чураюсь разумных,

И разум во всех бедах мира виню.

О, как же прекрасно пребысть сумасшедшим!

Едва ль совместима со здравьем любовь.

Здоровые, чую, подобны умершим.

В любви ж я, как ангел, извечно живой.

Я пуст и бессловен, убог, бесполезен,

Живая ошибка — творю всё не так;

Позор человечества, серая плесень…

Сотри, пусть уйду я безвестно во мрак.

Но кто же, рыдая, тогда близ картины

Тебе будет духом слать огненный стих?

Любовь, коль возжглась, это необратимо.

Любовь умирает лишь в душах мирских.

Небесное ж чувство, как Вышний, бессмертно.

Оно не родилось и впредь не умрёт.

Умру — и иной стих любви воспоёт.

Однако тебе иль другой — неизвестно.

Разглаживание души

(Триста шестьдесят пятый взгляд на изображение святой Лузии в церкви её имени в Белу-Оризонти)

Всё ладно и правильно — так, как должно быть:

Согласие с миром, Творцом и душой.

Любовь не даст душу вранью обескровить

И лжи спеть ехидно мне за упокой.

Смотрю на тебя: ты — сама справедливость,

Какими и все должны быть на Земле.

Узнать тебя — Неба великая милость:

Вкусить духом дух — и от счастья алеть.

Ты складки души, как супруга одежду,

Легко расправляешь движеньем души.

И я становлюсь тем ребёнком, кто прежде,

Казалось бы, ангелом силился быть.

Под взглядом твоим так же чист, как в то утро,

Когда в мир сей скорбный наивно вошёл.

Смотрю — и в века превращаю минуты

Высокого счастья, возвысясь душой.

И стены расторгши и душами слившись,

Заполнили мы ноосферу собой —

Счастливой, беспечной, любовной судьбой,

Оставив юдоль и к Творцу устремившись.

Священное лекарство

(Триста шестьдесят шестой взгляд на изображение святой Лузии в храме её имени)

Страж чистоты, душевного здоровья,

Царица мира — не Вселенной, но души, —

Моя богиня, что зову любовью,

Ты угрожаешь кривде жизни: «Замолчи!

Прочь, подлость, воровство, несправедливость!»

В любви чудовищность бытья теряет смысл.

Горю — и правда Неба обнажилась,

Рай заменил неправедную жизнь…

Я — тот, что был, и мир остался прежним.

Но он померк, ведь радость льётся через край.

От наслаждения смежаю вежды.

«Пусть лгут, воруют. Ты ж — любовью побеждай!» —

Лузия рцет мне, словно мать дитяти.

Сквозь её образ мысль Святаго Духа чту.

И, как цветок, в душе раскрылось счастье,

А мера его правды превзошла мечту…

Огня любви священное лекарство,

Ты правда, истребитель мирового зла.

Та, что от душевного нездравия спасла,

Введя в когорту ангелов — святое Царство.

Любовь и змея

(Триста шестьдесят седьмой взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

С тобой — и зубы суета разъяла.

Пусть кровь течёт: залечит раны сердца огнь.

Подобно кобре, суета имеет жало,

Как церковь — колокол, чей празден звон…

Беззубый ангел. Благовестье тихо.

Глумится «бес» над выражением любви

И распинает откровенье умно, лихо,

Поставив слабоумье мне на вид.

Любовь с умом… Как это человечно!

Лузия, ангел мой, нам это не дано.

О да, сложны, несовершенны мои речи.

Суть в сердце, что бесстрастно влюблено.

Оно поэмы огненным перстом на Небе

Выводит, словно первоклассник, на доске.

Земной стих перед сим глядится бледно,

Склоняя к возбужденью и тоске.

Наша любовь на Небесах пребудет

Вовек. А для землян она скучна, сера…

Что там змея — бесстрастная любовь мудра,

Сколь не глумись над ней слепые люди.

Смерть за убеждения

(Триста шестьдесят восьмой взгляд на изображение девственного лика святой Лузии, что в притворе церкви её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Ты целила людей, их природу презрев…

Творила добро — и восприняла муку.

Добро на Земле превращается в смерть.

Как дорого знание этой науки!

«Чтó самоотверженность, благо иль блажь?

Достигла ль, погибнув, того, что хотела?» —

Спросил… Ты безмолвно мне в очи глядела,

Как будто твердя про себя «Отче наш».

Кто сгиб за идею, тот прав безусловно.

Важнá убеждённость, а вовсе не суть.

Прав славящий идол безумец влюблённый.

Прав гордо презревший общественный суд.

Права и любовь, что горит в моём сердце.

И ты в своей вере и смерти права.

Кто любит, тому безразлична молва.

Кто в Духе — они неразумны, как дети,

Смешны. В своём чувстве счастливей, чем боги,

Лузия и я. Взявшись за руки, мы

Восходим, плывём в весях дивной страны,

Утратив тревоги в забвенье высоком.