Бесплатный фрагмент - Вспомнить себя

Вспомнить себя

Вдоль длинного коридора бежала молодая женщина. Она истерично кричала, беспрестанно повторяя одни и те же слова: «Где она, где она…». Волосы на голове были растрёпаны, больничный халат распахивался в такт её быстрым шагам, и казалось, что какая–то огромная торопливая птица летит по коридору. За нею бежала медсестра и два медбрата. Наконец, они догнали больную. Один из них ухватил её за полу халата, другой заступил дорогу и обхватил за плечи, а медсестра ловким движение всадила в предплечье заранее приготовленный шприц с успокоительным лекарством. Женщина ещё пыталась вырваться, но постепенно стихла, опустила безвольно плечи и позволила увести себя в палату. Теперь можно было рассмотреть её лицо. Несмотря на синяк под глазом, оно было красивым. Конечно, красота — дело относительное. Каждый понимает её по-своему. Одному нравятся лица с симпатичным овалом и озорными глазами, другому по нраву удлинённое лицо с пронзительно чёрными глазами, третьему нравится лицо, усыпанное солнечными рыжинками. «На вкус и цвет товарищей нет» — говорится в известной пословице. Много лет и мода, и реклама, и сериалы в телевизоре навязывают нам идеал красоты. Вот, таким идеалом красоты была пациентка больницы. Смуглое лицо было слегка удлинённое, еле заметный румянец подчёркивал лёгкие штрихи скул, длинные ресницы обрамляли большие чёрные глаза. Чуть вздёрнутый нос выбивался из привычного восприятия дам с помостов домов мод, но в этом случае, он был как-то к месту и делал лицо особенно симпатичным.

Через два часа покоя женщина проснулась. Она тревожно огляделась по сторонам. Справа и слева стояли больничные койки, на которых в глубоком сне спали пациенты. Откуда-то пробивался тусклый свет. К тому же с улицы в окно била полная луна. Штора на окне под проскочившем откуда-то сквознячком слегка пошевеливалась, отбрасывая тени на больных, и от этого казалось, что кто-то стоит посреди палаты и околдовывает лежавших больных лёгкими движениями рук. Женщина с трудом подтянула правую ладонь к голове, дотронулась пальцами до виска, откуда шла пульсирующая боль, и попыталась слегка помассировать больное место. Тысячи иголок врезались в мозг, и она тут же уронила ладонь на подушку, еле сдерживая стон. Она попыталась повернуться на другой бок и вскрикнула от резкой боли в левой ключице. Оставшись лежать на спине, девушка протянула руку, нащупала какую-то кнопку и нажала на неё. Через минуту в палату заглянула медсестра. Она деловито подошла к пациентке, выключила сначала сигнал у изголовья и, наклонившись, тихо спросила:

— Вас что-то беспокоит?

— Голова болит и левую руку не могу пошевелить.

Девушка заговорила сначала на непонятном медсестре языке. Медсестра улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Я не понимаю вас. Говорите вы по-немецки?

Девушка на мгновение задумалась и потом с большим акцентом повторила:

— У меня сильно болит голова и что-то с рукой.

— Я принесу сейчас обезболивающую таблетку, потерпите. А рукой старайтесь не шевелить. У вас был сильный вывих левого плеча. Врач плечо вправил. Там сейчас тугая повязка.

Медсестра ушла и через несколько минут вернулась со стаканом воды и двумя таблетками в мензурке.

— Я принесла две таблетки: одну — успокоительную, другую — от головной боли. Выпейте. Головная боль должна пройти. Опять уснёте.

— А где я нахожусь? — спросила молодая женщина, запивая таблетки.

— В травматологии. Вас ночью привезли. В шоке были. Наверное, боли не чувствовали. Пытались убежать и всё искали кого-то.

— Что со мной случилось?

— Авария. Спите. Утром придёт врач, он на все ваши вопросы ответит.

Медсестра участливо погладила руку пациентки и ушла.

Боль в висках немного успокоилась, навалилась усталость, и женщина снова провалилась в сон.

Утром был врачебный обход. Только к одиннадцати врач-травматолог дошёл до палаты, где лежала девушка. Он вошёл в палату не один. Сопровождали его ещё несколько врачей и медсёстры. В палате было три больничные койки. Девушка лежала у окна. Упакованная в тугую повязку рука двигалась плохо. Один глаз за ночь опух и заплыл и поэтому видела врача только одним глазом. Но речь её, слава богу, была внятной. Она ответила на пару вопросов и сама спросила:

— Доктор, что со мной случилось? Я ничего не помню.

— Скорее всего, у вас амнезия. Это может пройти быстро, но может и затянуться. Тогда придётся пройти терапию. Вы, действительно, ничего не помните?

— Да, — с тревогой в голосе ответила девушка.

По щеке вдруг проплыла слеза, выкатившаяся из одного глаза, который был нормальным.

— Не беспокойтесь, — уверенно сказал врач. — К счастью, полиция нашла в разбитой машине вашу сумочку. Там ваше имя и фамилия. Мы уже сообщили вашим родным. Они, возможно, скоро будут здесь. Помогут вам восстанавливать память.

— Доктор, скажите хотя бы, как меня зовут.

Доктор заглянул в тонкую папочку.

— Вы Илона Фетч. Хорошее имя. Ничего, мы вас поставим на ноги. Плечо вам ещё ночью вправили. Повязку завтра снимем. При небольшой травме она не нужна. Синяк под глазом пройдёт и через неделю снова будете красивой.

— Названное вами имя звучит как-то незнакомо для меня. Я знаю точно, что я не немка. У меня должна быть другая фамилия — русская.

— В вашем паспорте стоит, что вы немка. Возможно, вы переселенка из России. Поэтому такой акцент. Подождите, приедут родители, и всё станет на свои места. Надеюсь, с их помощью и память восстановится.

— Доктор, у меня такое чувство, что со мной в машине ещё кто-то был.

— Это вам, наверное, показалось. Мне говорила дежурная медсестра, что вы ночью кого-то искали, но скорая привезла вас только одну. Если хотите, я уточню в полиции.

— Узнайте, пожалуйста. Я не могу отделаться от мысли, что кто-то ещё был в машине.

Врачи и медсёстры ушли. Девушка с помощью рычага здоровой рукой приподняла головную часть койки, и, когда оказалась в полусидячем положении, стала внимательно разглядывать упакованное в повязку левое плечо. На мгновение задумавшись, она нажала на кнопку вызова медсестры. Та пришла сразу же.

— Я хотела бы посмотреть на мои документы, — попросила девушка и добавила: — И могли бы вы принести мне зеркало.

— Я возьму в регистратуре ваши документы и заодно принесу зеркало.

Прошло полчаса. Медсестра вошла в палату. Она принесла маленькое зеркальце и серенькую небольшую сумочку.

— Вот вам зеркало. Документы в сумочке в вашем портмоне.

Девушка взяла неумело одной рукой сумочку, открыла её, развернула портмоне и с трудом вытащила пластиковое удостоверение личности. С фотографии глядело её лицо. Девушка удивлённо разглядывала фотографию и текст в паспорте. Там действительно её фамилия была Фетч и имя Илона. Ни фамилия, ни имя ей ни о чём не говорили. А когда она глянула в зеркальце и увидела припухшее лицо с синяком под правым глазом, она громко зарыдала.

Медсестра присела рядом с пациенткой и участливо погладила её по здоровому плечу. Соседка по палате уверенно сказала:

— Не расстраивайся особенно. Ты ещё хорошо отделалась. Только руку вывихнула. Молодая, заживёт через неделю, и синяк быстро исчезнет.

— Я ничего не помню, — сквозь рыдания проговорила девушка. — Но я знаю точно, что это не моё имя и не моя фамилия. Фотография на паспорте моя, но всё остальное — чужое. И я сейчас точно помню, что кто-то ещё был со мной в машине. Я не могу от этой мысли отделаться.

Медсестра встала с койки и, уходя, проговорила:

— При амнезии случается, что своё имя забывают.

В ординаторской находились старшая медсестра и санитар. Медсестра, войдя в помещение, сказала:

— Эта девушка из третьей палаты по-прежнему утверждает, что фамилия Фетч не её. Интересно, что фотография на паспорте, по её словам, принадлежит ей. Странно всё как-то. Звонил господин Айрих в полицию?

— Сейчас узнаю, — ответила старшая медсестра.

Она тут же набрала на своём телефоне номер и когда ей ответили, спросила:

— Доктор, вы звонили в полицию?

Сестра выслушала ответ и отключила телефон.

— В полиции сказали, что ни в машине, ни возле неё никого больше не было. Подождём, что её родители скажут.

За несколько часов до этих событий из дверей института вышли две красивые девушки. Они были удивительно похожи. Правда, одна была брюнетка, а другая шатенка. Но и она видимо была черноволосой, прежде чем покрасила волосы в стальной цвет. Это можно было обнаружить, приглядевшись внимательнее: у корней растущие волосы приобретали уже тёмный цвет. Одеты они были тоже по-разному: брюнетка — попроще, а шатенка — экстравагантно. На шатенке были короткие шорты, слегка прикрывающие икры ног, короткая цветная блузка, подвязанная так, что между шортами и блузкой открывалась полоска загорелого живота. Из-за разного стиля одежды и цвета волос их удивительная похожесть с первого взгляда не бросалась в глаза. Только позже начинаешь в девушках вдруг узнавать похожие черты: сросшиеся мочки ушей, одинаковые цвет и разрез глаз, тонкие вразлёт брови, вздёрнутость носа, сочные с припухлостью губы, чуть удлинённый подбородок с маленькой еле заметной вмятиной посередине. После более близкого знакомства можно было уверенно сказать — из дверей института вышли родные сёстры. Но они не были сёстрами.

Когда началась осенняя сессия, девушки случайно встретились в коридоре института и были сами удивлены тому, насколько они похожи. Задаваться вопросом, откуда такая схожесть, они не стали. Тем более что одна из них приехала в университетский городок из Шварцвальда, другая — по программе обменов студентами из уральского провинциального городка в России. И разговаривали они тоже по-разному: шатенка говорила на швабском диалекте, а брюнетка с сильным акцентом иностранки. Но эти незначительные различия не помешали им сдружиться. Спустя некоторое время сокурсники, не вдаваясь в детали, стали считать их близнецами.

После занятий они посидели с полчасика в кафе, выпив по чашечке эспрессо, и договорились к вечеру отправиться в соседний городок. Шатенка снимала однокомнатную квартиру в одном из престижных районов города, а брюнетка жила в общежитии. Шатенка уехала на недалеко от кафе припаркованном Сузуки-Свифт домой. Брюнетке же до общежития было идти недалеко.

Около восьми часов вечера они встретились снова у кафе. В этот раз обе были одеты более празднично, но всё равно, разница в достатке была очевидна. На брюнетке была лёгкая дешёвая курточка синего цвета, голубая футболка с надписью на английском языке, джинсы с дырками на коленях и туфельки-балеринки. На шатенке была приталенная ярко-красная кожаная куртка, двухтонная блузка из тонкого воздушного материала, джинсы с обилием дырок в разных местах и на ногах лаковые модные туфли с небольшим каблучком. Брюнетка села в машину, и они тут же поехали к выезду из города. Миновав несколько светофоров, они вырвались из города. Октябрьская погода завораживала. Уже поменяли окраску листья смешанного леса, и как будто на холсте художника, в зелени объявлялись кляксы то жёлтого, то коричневого, а то бордового цвета. Настроение у обеих девушек было прекрасное. Они весело переговаривались.

— Ты обратила внимание, как на тебя Тим всё время смотрит? — спросила, смеясь шатенка.

— Да ну его, он мне совершенно не интересен, — ответила брюнетка. — Я его и не понимаю толком, когда он начинает на баварском диалекте говорить. Уже несколько раз ему говорила об этом, а он всё равно продолжает со мной разговаривать по-своему.

Девушка засмеялась.

— Сегодня в столовой он снова начал на баварском со мной говорить, так знаешь, что я сделала, я стала ему по-русски отвечать. Ты бы видела его лицо. Мне кажется, он ко мне больше не подойдёт. Да и чёрт с ним!

Обе весело рассмеялись. Шатенка порылась рукой в сумочке, лежавшей на рычаге ручного тормоза, достала пачку сигарет и вытянула из неё тонкую сигарету с фильтром.

— Будешь? — спросила она у подруги, протягивая ей пачку.

— Нет, не уговаривай, я всё равно не начну курить.

— Мамина доченька, — буркнула шатенка, и засунула пачку снова в сумочку.

Она пару раз глубоко затянулась и стряхнула пепел на колени. Дорога тянулась вдоль реки. На другом берегу гуляли по полю несколько коров. На фоне зелёного поля их чёрная шерсть с проплешинами белого напоминала игрушечный магазин, где точно такие фигурки коров, вырезанных из дерева, были выставлены в рекламном окне. Промелькнула крестьянская усадьба. Её старая крыша растянулась черепашьим панцирем над двухэтажным жилым домом и хозяйственной пристройкой с огромными деревянными воротами посередине. Дорога отвернула от реки и потянулась вдоль луга, на котором ещё лежали остатки скошенной травы. Потом начался город. Они проехали по главной улице почти до конца, свернули в переулок и оказались перед большим зданием. Места для парковок были ещё свободные. Здание дискотеки светилось рекламными огнями, мигающим светом били в небо лучи. У входа в дискотеку дежурили два здоровых амбала. Они приветливо улыбнулись шатенке, узнав в ней постоянную посетительницу. Один из них удивлённо спросил:

— Илона, я и не знал, что у тебя сестра-близняшка есть.

— Вот, теперь знаешь, — ответила Илона.

— Как звать-то её? — спросил другой бодигард.

— Тебе это необязательно знать!

Девчата, смеясь, впорхнули в ярко освещённый коридор. Отсюда вела широкая лестница на второй этаж, где находились туалетные комнаты и широкий балкон, нависающий над главным залом дискотеки. Здесь стояла осветительная аппаратура и на стойках по углам балкона два мощных громкоговорителя. Там возился с аппаратурой молодой лохматый парень. С другой стороны балкона снова шла широкая лестница, которая опускалась в зал дискотеки.

Девушки вошли в женский туалет. Несколько ярко накрашенных девиц стояли вдоль настенных зеркал, шлифуя свой ослепительный вид кто помадой, кто пудрой, кто чёрными карандашами для ресниц. Некоторые просто стояли, потягивая сигареты, и болтали на разные темы. Дым осенним туманом сердито шевелился под потолком, пытаясь выскользнуть через отдушину на свободу. Илона тоже втиснулась в ряд у зеркал и стала наводить последние штрихи на губы и на глаза. Другой девушке делать в туалетной комнате было нечего. Она привычно привела себя в порядок ещё в общаге и с собой никаких принадлежностей не взяла. Её губы были слегка подкрашены неяркой помадой, скулы имели природный смуглый цвет, и красиво очерченные длинными ресницами глаза не требовали дополнительной окраски. Они и без подкраски смотрелись зазывающе красиво. Подправив макияж и оттенив помаду на губах, Илона протянула чёрный карандаш подруге, но та отмахнулась от предложения. Они вышли из наполненной сигаретным дымом комнаты и спустились по второй лестнице сразу в зал.

Дискотека наполнялась молодыми людьми. Илона заметила знакомых и сразу присела к ним за стол.

— Знакомьтесь, моя подруга Света.

Все парни с любопытством смотрели на Свету и стали, протягивая ладони для приветствия, называть свои имена. На маленькую сцену с музыкальной аппаратурой поднялся диск-жокей и тут же зал наполнился грохочущей музыкой. На танцевальную площадку постепенно стала подтягиваться молодёжь. Лохматый парень в середине площадки дёргался не в лад музыке и, похоже, был уже изрядно заряжен экстази или наркотиками. Из-за столика, где сидели подружки, поднялись двое парней и пошли тоже в круг танцующих. С ними ринулись в середину зала две накрашенные девицы.

— Хочешь зарядиться? — спросил Илону долговязый парень, широко расположившись на освободившихся местах синего дивана.

— А что у тебя есть?

— Всё, что хочешь: кокс, травка, экстази.

— Дай пару таблеток, — протянула к нему ладонь Илона.

Парень достал из заднего кармана пластиковую пробирку и вытряхнул из неё на ладонь Илоны две голубенькие таблеточки. Илона протянула одну из них Светлане, но та энергично замахала головой, отказываясь.

— Ну, как хочешь.

Илона взяла стакан с ранее заказанным напитком и запила одну из таблеток. Немного погодя, поговорив на незначительные темы с двумя сидевшими за столиком девушками, она тоже пошла на танцевальную площадку. Чувствовалось, что таблетка подействовала. Илона была очень подвижна в танце и раскрепощена. Иногда беспричинно смеялась. Через минут пятнадцать, вспотевшая и взвинченная, вернулась за стол. Всё это время Света сидела, немного отстранившись от остальной компании. Краем уха до неё доносился их разговор и смех. Многого она не улавливала из-за шума в зале. Постепенно ей становилась скучно. Когда Илона вернулась, она придвинулась к ней и спросила, всё ли с ней в порядке.

— Со мной всё нормально, Светка. Ты что сидишь букой. Зацепи кого-нибудь.

— Да, настроение как-то пропало.

— Эй, парни, вы чего сидите. Берите Светку — и в круг.

Она опять сорвалась с места и, схватив долговязого парня за запястье, потянула его с собой. Парень, который распределял до этого таблетки, тоже встал и развязно сказал:

— Пойдём, попрыгаем.

Света не отказалась. В принципе, она же приехала сюда повеселиться. Да и какая разница с кем танцевать. Они вклинились в толпу танцующих и уже через несколько секунд Света потеряла парня. Кто-то рядом танцевал, держа в руках начатую бутылку пива, и пенистый напиток от встряхивания медленно выползал через горлышко на пальцы танцующего. После двух темповых танцев диск жокей поменял музыкальный темп. Полилась медленная мелодия. Вдруг возле Светы объявился парень из компании. Он взял её за талию. Медленно двигалась танцующая масса. Парень, имя которого Света не запомнила, неожиданно опустил руку ниже талии и слегка придавил левую округлость.

— А ты, девочка, ничё. Может сквозанём отсюда? У меня на парковке тачка. Пошли?

— Нет желания, — ответила Света и резко отстранила его руку.

Раздражённая, она пошла к месту, где до этого сидела. Илоны не было. Не было её и в кругу танцующих. «Что я так осерчала», — подумала Света. Она обозвала себя «целочкой» и подумала, что ведь давно не целочка и могла бы спокойно отпуститься с парнем. Но, с другой стороны, ведь партнёр должен хотя бы нравиться девушке. А этот дилер, распределяющий среди друзей наркотики, был Свете неприятен. Пошла с ним танцевать только из-за того, чтобы отогнать скуку. Ей вспомнились дискотеки в её небольшом городке. Конечно, там была не такая шикарная обстановка, всё было намного проще. Но зато там все почти друг друга знали. А в принципе, везде сейчас одинаково. Таже музыка, те же парни с пивом или с сигаретой в руках, тоже хамство, и также надо опасаться какого-нибудь идиотства от кого-нибудь.

Пришла Илона.

— Ты чего скисла, девочка?

— Настроение пропало. Ни одного, кроме тебя, знакомого. Наши из группы сюда не ездят?

— Приезжают иногда. Если ты будешь так сидеть, забившись в угол, то ни с кем не познакомишься.

— Да я и не хочу знакомиться. С кем? С твоим долговязым? Не в моём вкусе. С этим наркоманом и дилером? Да пошёл он куда подальше. Противно на его рожу смотреть.

— Ну-у, девочка, с такой установкой тебе надо в женский монастырь.

— Иди уже, чудо. Вон, тебя твой долговязый зовёт. Я пойду к бару, закажу коктейль.

Света встала с дивана и пошла к бару, огибая танцующих. Она любила танцы, но сегодня вдруг пропало желание танцевать. А ведь с такой охотой собиралась на диско. Наверное, надеялась сокурсников встретить. Было бы о чём поболтать. Ей нравился один парень в группе. И, похоже, он к ней тоже имел интерес. Пару раз на лекциях подсаживался к ней. Очень веселился, когда она с акцентом выговаривала некоторые немецкие слова. Но веселился по-доброму и этим заражал и её смехом. Потом объяснял ей, в чём была ошибка.

На высоких стульях у стойки бара сидело несколько раскрашенных девиц и небрежно одетых парней. Они были навеселе и расстреливали друг друга заумными репликами. После очередной реплики, как правило, весело заливались смехом, хотя, на взгляд Светы, ничего смешного сказано не было. Наверное, курнули уже в туалете марихуаны. Она присела на стульчик с кожаной седушкой и заказала тут же подскочившему бармену коктейль с каким-то замысловатым и экзотическим названием. Пока ждала, развернулась лицом к танцплощадке и выискала глазами Илону. Она танцевала с долговязым парнем. Видно, они нашли общий язык. Несмотря на темповую музыку, они медленно покачивались в центре танцплощадки, прильнув друг к другу. Иногда они замирали в длинном поцелуе. Вокруг шла «пляска» под бешеный темп металла. Некоторые танцующие держали в руках бутылки с пивом, не замечая выплёскивающую из неё пенную жидкость. И в городе, откуда приехала Света, тоже считалось нормальным с пивом в руке приглашать девушку на танец. Ей же это никогда не нравилось. Но что поделаешь — мода такая, наверное. Света увидела боковым зрением, как подошёл бармен, она тут же повернулась всем телом к нему. Тот кинул перед ней кругляшек картонки с рекламой пива и поставил на него бокал с зеленоватою жидкостью. По верхнему ранду бокала застыл мелкими кристалликами то ли сахар, то ли лимонный концентрат. Последним элегантным движением бармен воткнул в жидкость трубочку и влюблённо улыбнувшись, пошёл обслуживать других посетителей.

Света сидела и лениво потягивала через соломинку приятный на вкус алкогольный напиток и унеслась мыслями домой. Как там мать управляется без неё? В какую смену сейчас дежурит в больнице? Потом перекинулась к подружке Елизавете — Лизке, как её называли близкие и друзья. Они учились в одной школе с первого класса. Света всегда была отличницей, а Лиза по природе лентяйка. Только за счёт Светы добралась до десятого класса и с грехом пополам сдала экзамены. Но дальше учиться не захотела и устроилась буфетчицей на автостанцию. Они дружили и много чего запретного творили втихоря. Лиза по характеру такая же шебушная как Илона, подумала Света, и оглянулась к залу, вспомнив о своей сокурснице — «сестрёнке». Пара исчезла. Целуются, наверное, где-нибудь в углу, подумала Света и снова начала смаковать понравившийся ей напиток.

Илона не просто целовалась. Она ушла с долговязым парнем к парковочным местам и там в его машине они отпускались по полной. Конечно, этот долговязый не бог весть какой парень. Любви не было. Они встречались редко на дискотеках ещё в том городе, где Илона жила до университета. На днях встретились случайно. Тогда и договорились о встрече на диско. Таблетки, пиво, коктейль, темповые танцы довели её и долговязого до нужной кондиции, и они кинулись уединяться, чтобы затушить внутренний пожар. Длительные поцелуи, хаотичные ласки, неуклюжие движения в тесной машине, короткие мгновения удовольствия, мимолётный стыд от содеянного, и незначительные отвлечённые фразы — торопливый секс кончился, они поспешно оделись, и уже равнодушные друг к другу вернулись в здание дискотеки.

Илона нашла подружку скучающей у бара. Как раз с ней начал интенсивный разговор бармен, которому девушка нравилась. Когда подошла Илона, он удивлённо смотрел на обеих и, в конце концов, спросил:

— Близняшки, что ли?

— Нет. Просто сильно похожи, — смеясь, ответила Илона и добавила, — принеси мне такой же коктейль.

Она села рядом со Светой. Тонус её настроения резко пошёл вниз. То ли её не удовлетворил секс с долговязым, то ли кончилось действие таблетки. Когда коктейль был водружён перед ней на стойке, она достала оставшуюся таблетку и одним глотком запила её.

— Ты чего заскучала, подружка?

— Знакомых нет. Да и неинтересно стало. Домой хочу.

— Рано же совсем. — Илона глянула на часы, — только половина двенадцатого.

— Ты не напрыгалась что ли? Поехали, я спать хочу.

— Завтра выспишься. Воскресенье же. Пошли, потанцуем.

— Да иди ты, идиотка. Сказала же, что не хочу. Я лучше здесь посижу.

— Как хочешь.

Илона, у которой после принятой таблетки опять стал повышаться тонус настроения, ринулась к толпе танцующих. Там уже корчился в танцевальном экстазе её знакомый. Света же стала отвлечённо изучать этикетки напитков, стоявших тесными рядами на полках за спиной бармена. Коктейль в её бокале закончился. Бармен знаком спросил, хотела бы она добавки, но Света отрицательно махнула рукой. Ей действительно было скучно. И там, в России, она не особенно-то любила бывать на шумных мероприятиях. Больше нравилось, спрятаться в тишине и почитать книгу, либо выйти в лес и бродить, бродить, бродить. Она вдруг затосковала по родным местам. Захотелось к матери. Прижаться бы к ней, втянуть её запах, в котором с годами укоренился запах больницы. Этот запах был не навязчивый, а наоборот, даже приятный. Это, скорее всего, так казалось. Ведь сколько Света себя помнит, этот больничный запах шёл с нею по жизни. Мать работала в больнице медсестрой, и хочешь или не хочешь, а одежда, волосы, да и кожа тела напитывается запахом работы, который даже под душем не смыть. Наверное, у слесарей тоже свой особый запах. Интересно, подумала Света, а как пахнут после работы ассенизаторы. Она улыбнулась своим мыслям, сложила руки на стойку бара, положила на них голову, и стала сквозь замутнённое стекло бокала из-под коктейля рассматривать изменившиеся картины. Бармен сквозь стекло выглядел блеклым и каким-то расплывчатым, некоторые бутылки на стеллажах изменили цвет содержимого и к тому же стали выглядеть то пузатыми, то вытянутыми и кривыми. Света забавлялась несколько минут этой замысловатой игрой преломлённого света, потом подняла голову и подозвала бармена.

— Принеси стакан минералки, — попросила она, — только без газа.

Бармен, продолжая съедать её глазами, удалился, и минуту погодя поставил перед ней полный стакан. Он бы с удовольствием поболтал с этой красивой девушкой с заметным иностранным акцентом, но вдоль стойки на высоких стульчиках сидели отдыхающие от бешеных танцевальных скачек и нетерпеливо ждали особого внимания.

А Илона на танцевальной площадке отпускалась по полной программе. Она любила эти вечера, которые постепенно переходили в ночь, эту громкую музыку, этих молодых людей, извивающихся вокруг неё в неестественных движениях, это состояние возвышенности и полёта после принятия таблетки. Но усталость и к ней уже подобралась. Как только в музыке настала пауза, она протиснулась сквозь тесную толпу танцующих и подошла к Свете. Взгромоздившись на высокий стул, она опёрлась локтями в стойку бара и заглянула в грустные глаза подруги. Подскочил всё успевающий бармен, но Илона отмахнулась от него.

— Ты что заскучала, подружка?

— Поехали домой. Я устала от этого шума.

— Я же тебе говорила, прими таблеточку. Шума потом не замечала бы.

— Да не нужна мне твоя таблеточка! И ты, дорогуша, не увлекалась бы ими.

Света заметила, что долговязый ищет Илону и, толкнув локтем подругу, сказала:

— Вон, твой партнёр опять тебя ищет.

— Да пошёл он. Надоел.

Илона вдруг поскучнела лицом и как будто состарилась на несколько лет. Таблетки перестали действовать и ей стало скучно и стыдно за случайный секс. Общаться с земляком пропала охота и, увидев, как тот направился в её сторону, она соскочила со стула и потянула Свету к выходу из зала.

— Пошли скорее. Я больше не хочу его видеть.

Света, не сопротивляясь, пошла за ней. Они поднялись на второй этаж в туалетную комнату. Илона достала из кармана смятую пачку, выбрала одну сигарету и быстрыми затяжками курила, пока подруга управлялась в кабинке. Когда Света вышла, Илона её попросила:

— Сходи вниз за куртками, а я пойду к машине. Видеть никого не хочу.

Через пару минут Света с вещами пришла к парковочным местам. Илона сидела уже за рулём. Голова её покоилась на сложенных руках, обнявших руль. Света села с нею рядом.

— Илона, может я поеду за рулём?

— Я в порядке. Поеду сама.

Она завела мотор, вырулила со стоянки и поехала к главной дороге.

Было полнолуние, но быстро бегущие по небу тучи скрыли луну и звёзды. Замысловатыми глыбами нависали на дорогу многоэтажные дома, в которых иногда загадочно редкими ночными светлячками мелькал случайно оставленный свет в окне. За городом темнота немного разрядилась и где-то далеко как будто вселяя надежду усталым и заблудившимся путникам, виднелась полоска намечавшейся зари. Фары вырывали из темноты чёрный асфальт, поросшую травой обочину, километровые столбики со светящими метками на них. Иногда дальний свет фар выхватывал кусок леса в стороне от дороги, одинокое крестьянское строение у дороги, пару раз мелькнули спаренные яркие точки, видимо, каких-то зверей: то ли лисицы, то ли зайца. Начался участок дороги, повторяющий извилины недалеко проплывающей неширокой, но быстрой реки. Уставшие девчата молчали. Света видела, как Илона иногда с силой сжимала веки, видимо, пытаясь отогнать дрёму, но боялась ей что-нибудь сказать. Она знала, что Илона не любила доверять кому-нибудь руль своей новой машины.

— Где мои сигареты?

Илона полезла рукой в сумку, стоявшую на рычаге ручного тормоза и долго шарилась в ней, продолжая рулить одной рукой.

— Scheise, забыла, наверное, на диско в туалете. Посмотри в бардачке.

Света открыла бардачок, но сигарет там не обнаружила. Илона, вспомнив, что выбросила смятую пачку сигарет в мусор, отстегнула ремень безопасности и полезла правой рукой в кармашек позади пассажирского сиденья. В это время дорога делала крутой поворот вдоль излучины реки. Машина вдруг съехала на обочину. Колёса, попавшие на мягкий грунт, стало стягивать в сторону. Илона успела ухватиться двумя руками за руль, но было уже поздно: машина на всём ходу начала заваливаться набок. Света успела крикнуть, а потом мало что помнила. Обрывки произошедшего вспыхивали короткими эпизодами в памяти: то она видела себя выползающей из машины, то почему-то оказывалась с водительской стороны машины, то видела блестки воды в реке, протекающей в двух шагах от перевёрнутой машины, то слышала чей-то участливый голос настойчиво спрашивающий, как она себя чувствует. Сознание отметило мигание огней машин скорой помощи и полиции, и неяркие звёзды на очистившемся от туч небе, когда её укладывали на носилки и несли по траве к дороге. И всё это время в ней сидело беспокойство, что она что-то забыла, что о ком-то надо было побеспокоиться, что надо было что-то важное сказать полицейским и санитарам. Но что именно — вспомнить не могла.

Утром, после обхода врача, коридором травматологического отделения торопливо шли два человека. Мужчина опережал женщину на два шага. Он был высок ростом и худой. Редкие волосы на голове отливались стальным цветом. Женщина, спешащая следом, была на голову ниже его и плотного телосложения. Несмотря на возраст, причёска была модной и одета она была в фирменную куртку, чуть расклешённая юбка скрывала её излишне полные икры ног и бёдра. Как истинная женщина, она, даже торопясь в клинику, успела нанести несколько мазков макияжа на лицо, подкрасить глаза и нанести помаду на губы. Они торопливо шли, пристально рассматривая номера палат и, наконец, остановились у нужной палаты. Не постучавшись, вошли в неё.

— Илона, доченька! — кинулась к койке с больной девушкой женщина.

Она хотела обнять её, но увидев подвязанную забинтованную руку и синяк под глазом девушки, присела рядом на койку. Мужчина остановился в ногах койки и стал пристально разглядывать девушку. Больная удивлённо смотрела на женщину, явно не узнавая её.

— Извините, вы кто? Я вас не знаю.

Женщина, услышав только первое предложение, отпрянула от девушки, приложила ладонь ко рту и тихо, как будто чего-то боясь, прошептала:

— Это не Илона.

— Сестра, — громко, чуть ли не истерично, закричал мужчина.

Дверь в палату была закрыта, и, видя, что никто не реагирует на его крик, мужчина торопливо пошёл к дверям, открыл её настежь и крикнул кому-то в коридоре:

— Позовите срочно врача!

В это время женщина, уже успевшая встать с кромки кровати, продолжала испуганно смотреть на больную.

— Ты кто? — испуганным голосом спросила она. — Где моя дочь?!

— Я не помню, кто я такая. — Девушка заплакала и сквозь слёзы добавила: — мне сказали, что я Илона, но я знаю, что меня зовут не так.

Торопливо вошёл в палату врач.

— Что случилось?

— Где наша дочь? Нам позвонили, что она попала в аварию, но эта девушка — не наша дочь.

— Во всех документах, которые были с ней, стоит, что она Илона Фетч.

— Мы что, свою дочь не знаем? Эта девушка похожа на неё, но нам она чужая.

— Пойдёмте в ординаторскую, там будем разбираться, — предложил врач.

Мужчина достал свой смартфон и начал набирать какой-то номер. Из тумбочки рядом с пациенткой послышался телефонный сигнал. Женщина быстрым движением открыла тумбочку и достала оттуда, продолжавший беспрерывно звонить, телефон.

— Густав, это её телефон. Где моя девочка? Что вы с ней сделали?!

Она наклонилась к лицу больной и в истерике закричала:

— Что с Илоной? Где она?! О, господи, Густав, ты что-нибудь понимаешь?

— Пошли отсюда.

Мужчина обнял женщину за плечи и потянул к выходу из палаты.

Всё это время девушка смотрела на посетителей и у неё беззвучно текли слёзы по щекам.

Врач уже сидел за столом в кабинете. Мужчина и женщина заняли места напротив него. Женщина промокала бумажной салфеткой слёзы на глазах. В её глазах смешалось всё: и страх, и вопрос, и отчаяние. Мужчина выглядел более спокойно. Хотя в его движениях, в его кажущемся спокойствии была заметна скрытая паника.

— Вы можете мне объяснить, что у вас здесь происходит? — спросил он отрывистым жёстким голосом.

— Я звонил только что в полицию, они обещали прислать сейчас сюда человека, и вызвал из отделения скорой помощи фельдшера, который выезжал ночью на место аварии. Надо немного подождать. Пойдите в кафе, выпейте кофе. Я вас позову, когда все подъедут.

Филиппа сразу после окончания полицейской школы приняли в городскую полицию. Полицейским он хотел быть с самого детства. Родители сначала посмеивались над его мечтой, а когда после девятого класса их сын вдруг устроился в полицию на недельную практику, уже начали воспринимать его мечту без смеха. После окончания гимназии его приняли в полицейскую школу и через четыре года он был направлен работать в городское управление. Почти год патрулировал с пожилым напарником городские улицы и оказался неожиданно в отделе, расследующим мелкие преступления и нарушения общественного порядка. Вообще-то, работа скучноватая. С объявившейся румынской мафией, занимавшейся ограблением квартир, справились в течение трёх месяцев. Переловили несколько специалистов-домушников, но крупная рыба — верхушка мафии — всё ещё оставалась на свободе. Да и как до них добраться, если они правили своими вассалами из Румынии, а там всё было схвачено и за всё заплачено. Несмотря на занятость в отделе, ему всё равно, как и другим полицейским приходилось участвовать в ночных патрулированиях.

В это утро он задержался на работе. Сначала было совещание у начальника отдела. Появился сигнал об аферистах, которые под видом работников городских служб заявлялись к старым одиноким людям и под предлогом то ли проверки газовых счётчиков, то ли проведения разъяснительной работы по пользованию отопительной системой в отопительный период и ещё бог весть по каким причинам, изымали у старичков наличку и ценности. После ночной смены ему хотелось спать, но он задержался ещё на время, чтобы занести в компьютер записку о ночной драке в районе вокзала. Ночь была беспокойная. К тому же пришлось выезжать за город, где случилась авария. Можно было записку оставить на потом, но не в правилах Филиппа было откладывать работу. Закончив печатать рапорт, он уже собирался уехать домой, когда его вызвал начальник полиции.

В клинику пришлось ехать через весь город. Странный разговор произошёл у начальника полиции. На месте аварии, оказывается, должна была быть ещё одна девушка. Неужели в спешке не заметили лежащего где-то человека. Но этого не может быть: Филипп отлично помнил, как он с фонариком обошёл всю площадь в радиусе примерно пятидесяти метров, и ничего подозрительного не обнаружил. Река была рядом. Возможно, пассажирка из машины свалилась в реку. Но тут уж ничего не поделаешь. Конечно, вдоль реки проехаться бы надо. Может быть, вынесет где-нибудь труп на отмель. Да, объясняться всё равно придётся.

Когда Филипп вошёл в кабинет главврача отделения, тот тут же послал медсестру за родителями девушки. В кабинете уже находился фельдшер, которого Филипп запомнил по ночному происшествию. Врач вкратце описал ситуацию и вопросительно смотрел на двух молодых людей. Первым заговорил фельдшер.

— Мы всё делали правильно, сразу, как обнаружили возле машины девушку, оказали ей первую помощь. Полиция была раньше нас на месте аварии. Это они должны были осмотреть местность. Наше дело, оказать помощь пострадавшим, а не поиски неизвестно кого.

В его голосе чувствовалось раздражение. Видно, он тоже рассчитывал на отдых после смены, а тут эта загадка с пропавшей девушкой — то ли пассажиркой, то ли владелицей авто.

— Я с санитаром всё вокруг осмотрел. Мне же всё равно надо было бы рапорт писать о ночном происшествии. Ни я, ни санитар никого вокруг машины не нашли.

Вошли торопливо в кабинет женщина и мужчина. Женщина снова заплакала, осуждающе глядя на молодых людей.

— Где моя дочь, скажите, где она?

«Тупик, настоящий тупик», — про себя подумал Филипп, а вслух сказал:

— Не волнуйтесь, мы сейчас же выедем на место аварии. Мой шеф уже дал задание полицейским, проверить все больницы. Возможно, кто-то ещё до нас подобрал её и увёз в какую-нибудь близлежащую клинику. Не может же человек так просто исчезнуть.

Филипп вдруг подумал, что может быть второй девушки и не было в машине — осталась на диско или уехала с кем-то на другой машине, но говорить об этом вслух не стал. Он хотел бы сначала поговорить с девушкой, обнаруженной на месте аварии, а потом подумал, что она никуда не денется, надо в первую очередь поехать на место аварии и ещё раз всё осмотреть, теперь уже при дневном свете. Договорились, что родители пропавшей девушки уедут домой, а Филипп с двумя полицейскими выедут к излучине реки и осмотрят местность.

Машина со смятой крышей ещё лежала на боку недалеко от воды. Мимо протекала река. Её течение в этом месте было быстрое, но завернув через пару десятков метров влево, её течение успокаивалось и река, расширяясь, бежала уже не так быстро. Двое ему помогавших полицейских разошлись в разные стороны и стали, заглядывая под каждый куст и за каждый бугорок, искать пропавшего пассажира машины. Одновременно подъехала аварийная машина, и водитель с работником вытягивали трос, чтобы подтянуть разбитую машину к асфальту. Филипп обменялся с ними парой фраз и пошёл к берегу реки. Никаких подозрительных следов на берегу не было. Берег возвышался над рекой маленьким, высотой в полтора метра обрывом. Быстрое течение на глазах вымывало от обрыва кусочки земли и в этом месте вода была мутновато-серого цвета. Шлейф мутной воды быстро уносился к середине реки. Дальше, за поворотом реки виднелась крыша какого-то здания. По возвышающейся над крышей дома силосной башне можно было предположить, что там находится крестьянский двор.

Пришли оба полицейских. Никого они не обнаружили и никаких подозрительных следов тоже не нашли. По дороге к месту аварии Филипп поделился с ними своим предположением о возможности того, что пассажирки в машине, возможно, и не было. Теперь это предположение начинало приобретать большую правдоподобность. В это время аварийщики перевернули машину на колёса и стали вытягивать её к асфальту. Вместе с комком земли из-под заднего колеса вывернулась маленькая женская сумочка. Видимо, она была скрыта под машиной. Филипп тут же крикнул аварийщику, стоявшему с пультом у своего автомобиля, чтобы он подождал и подбежал к месту, где лежала сумочка. В ней оказались документы ещё одной девушки. Это был российский паспорт с визой для Германии. На фото девушка была похожа на Илону Фетч, но фамилия её была Каштанина.

Через полтора часа Филипп, отправив своих помощников в полицию, приехал снова в клинику. По пути в кабинет главного врача, он вновь увидел родителей пропавшей девушки. Они так домой и не уехали, остались в клинике и, сидя в конце коридора, ждали известий. Филипп постарался незаметно проскользнуть мимо них, но не знал, получилось ли это у него. Ничего утешительного он им сообщить не мог и чувствовал себя неуютно. И врач тоже с надеждой смотрел на Филиппа.

— Не было никого больше в машине, раздражённо проговорил Филипп. — Никаких следов.

Он тут же пересказал врачу о своём предположении, что второй девушки, возможно, в машине не было. Несмотря на обнаруженные документы пациентки, Филипп продолжал надеяться, что вторая девушка находится у кого-то в гостях и должна вот-вот объявиться.

— Да, в этом есть какая-то логика, — сказал врач, но в его голосе явно слышалось сомнение.

Врач вышел в коридор и через некоторое время привёл родителей пропавшей девушки в кабинет. Когда они вошли, он спросил:

— Вы были у дочери в квартире?

— Нет, — ответил мужчина. — А почему вы спрашиваете?

— Инспектор полагает, что вашей дочери не было в машине. Скорее всего, она доверила ключи от машины подруге, и сама либо осталась дальше на диско, либо с кем-нибудь уехала.

— Этого не может быть. С какой стати оставила бы она документы и телефон в машине? Да и ключи от машины дочь никому не доверила бы.

Это было сказано уверенным голосом.

— Надо эту аферистку заставить сказать, где моя дочь, — вмешалась в разговор мать пропавшей девушки.

— Как вы это себе представляете? — удивился врач. — У больной амнезия. Она даже своего имени не помнит.

— Но что же нам делать?!

— Поезжайте на её квартиру, — предложил врач, — может быть, она уже дома. Вот и инспектор вас будет сопровождать.

Филиппу совершенно не понравилось, что врач решает за него, что ему сейчас делать. Но отказаться он не мог. Чувство вины за то, что они не нашли вторую девушку, подспудно в нём всё же сидело.

— У вас есть ключи от квартиры вашей дочери? — спросил он у родителей пропавшей девушки.

— Да-да, мы захватили с собой запасной ключ. Думали, проведаем дочку и поедем, наведём порядок в квартире.

В эту же ночь на другом берегу реки немного дальше от места аварии не мог заснуть молодой человек. Вообще-то, он был не так уж и молод — за тридцать перевалило. Дом стоял на берегу реки, но не совсем вплотную, примерно в ста метрах от её берега. Из-за растущих вдоль реки кустарников реку не было видно. Только поднявшись на второй этаж можно было увидеть её быстрое течение на излучине, и немного дальше обнаружить выделявшуюся на фоне зелёного поля полоску песка. Дорогу за рекой видно не было. Слышался только шум проезжающих машин. Дом был пристроен к зданию фермы, в которой стояло в стойлах два десятка дойных коров. Ещё один большой сарай был построен чуть поодаль. Сейчас он пустовал, а раньше там хрюкали больше сотни свиней. Теперь свинарник уже несколько лет не использовался и туда сваливался хлам, накапливающийся с годами в хозяйстве, и на свободных местах были припаркованы два мобильных автомобиля и старый мерседес хозяина. Не спалось Бруно последнее время часто. Это даже раздражало; утром надо было рано вставать на дойку коров, и бессонница была некстати. К тому же лезли всякие мысли в голову, и от этого заснуть было ещё труднее.

А думалось о хозяйстве, о ферме, доставшейся ему несколько лет назад в наследство от отца. Была ещё мать, но она уже лет двадцать как отказалась работать на ферме, устроилась медсестрой в клинике близлежащего небольшого городка, и ездила туда каждый день на работу. Сейчас была в ночной смене. Сначала он не понимал мать: как так — жить на ферме, быть женой фермера и не работать на хозяйстве. Но теперь, через несколько лет, когда управлялся один по хозяйству, когда 365 дней в году надо было вставать ни свет ни заря чтобы подоить коров и насыпать им корма, когда в любую погоду надо было косить сено, убирать зерно, вывозить навоз на поля, ремонтировать изношенную технику, начал её понимать. Эта повседневность, эта рутина утомляла. Он уже несколько лет не был в отпуске. Первое время после смерти отца пару раз оставался на хозяйстве старший брат, который окончил юридический факультет и работал в городе в адвокатской конторе. Потом и брату надоела эта волокита с коровами. Мать однажды брала отпуск и две недели управлялась за него, когда он уезжал в Испанию на Мальорку. Но после этого заявила, чтобы он больше на неё не рассчитывал. У неё появился друг, у которого она иногда оставалась ночевать в городе, и у них двоих на летнее время были свои планы. Таким образом, он остался один на один со своими коровами, фермой, тракторами, силосными ямами и всем прочим. Хозяйство не приносило дохода. Он едва сводил концы с концами. Приходилось иногда обращаться за помощью либо к брату, либо к матери. И постепенно закрадывалась в голову мысль: бросить всё к чёртовой матери, продать землю и строения (на землю, кстати, уже были желающие, которые давали хорошую цену) и устроиться где-нибудь на работу. Из-за этой проклятой фермы и с девушками ничего не получалось. Во-первых, нет времени по танцам ездить; во-вторых, как услышат, что он владеет фермой и что на ней надо работать, сразу бегут от него без оглядки. Вот такая тупиковая ситуация.

Устав бороться с бессонницей, он встал, и в трусах спустился на первый этаж, в прихожей у зеркала приостановился и в тусклом свете ночной лампочки вгляделся в себя. Недостатков не заметил. Особым ростом не отличался, но зато был мускулист и хорошо сложен. Лицом тоже любому популярному артисту мог фору дать. Пока учился в школе, в институте на зоотехника, девушкам он нравился. Однажды даже чуть не женился. Но тут некстати умер отец. Подумалось вдруг, а есть ли смерть кстати? Невеста быстро сообразила, что к чему, когда узнала, что всё хозяйство покойник завещал своему младшему сыну. Он ещё раз пару раз повернулся у зеркала, хлопнул ладонями по жёсткому заду и зло проговорил:

— Так можно и голубым стать…!

Он в сердцах сплюнул, накинул на себя лёгкую куртку и вышел на улицу. Где-то плескалась о берег вода. Её чмокающие звуки напоминали звуки поцелуев, от которых он уже почти отвык. Он пошёл на звук и вскоре вышел к берегу реки. Она была неширокой. От воды пахло тиной и веяло прохладой. Под курткой молодому человеку было тепло, но ноги покрылись гусиной кожей. Лето было холодное, а сентябрь и затем октябрь порадовали теплом, хотя ночами уже намечались заморозки. Вправо, за крутым изгибом реки на другом берегу возвышались небольшие холмы, и берег там был обрывистый. Подмытый там обрыв падал в водоворот воды, земля постепенно растворялась в нём, и к тому месту, где он стоял, течение успокаивалось, и вода была уже не такой мутной. Он прислушался к движению машин на асфальте, но было тихо. Молодой мужчина собрался уже уходить, когда вдруг услышал нарастающий шум машины, ехавшей за рекой по дороге. Шум мотора вдруг оборвался, что-то с силой хлопнуло, так как будто лопнула шина, послышалось несколько громких ударов, и наступила тишина. Он пошёл вдоль берега к месту аварии, но услышал чьи-то голоса и подумал, что найдётся кто-нибудь, кто вызовет и скорую помощь, и полицию. Успокоенный, пошёл назад. В том месте, где речное течение теряло свою скорость, он остановился на пологом берегу. Вдруг что-то тёмное стало прибиваться течением к берегу. Он присмотрелся и увидел, что это было человеческое тело. Не задумываясь, тут же полез в воду, в несколько шагов дошел до тела и, ухватившись за материал, то ли куртки, то ли блузки, стал тянуть утопленника к берегу. На берегу он перевернул тело на спину и стал прислушиваться к дыханию — человек был ещё жив. Это была девушка. В свете очистившейся от туч луны она показалась ему симпатичной. Девушка была без памяти. Он потрогал её руки, прошёлся ладонями от бедра вдоль ног до пяток. Вроде бы никаких переломов не обнаружил. Только на голове вдоль левого виска тянулась неглубокая рана. Видимо, сюда пришёлся удар и от этого девушка потеряла сознание. Бруно с ужасом подумал, что бы было с девушкой, если бы он случайно не оказался на берегу. Где-то за излучиной речушки, там, где произошла авария, слышался звук моторов и в небо высвечивали блики скорой помощи и полицейских машин. Он хотел сначала пойти к тому месту и попытаться докричаться до людей, занятых аварией, но пока раздумывал, там вдруг всё стихло, только едва слышался удаляющийся звук сирены скорой помощи. Мужчина оставил девушку лежать на песке, подложив под её голову свёрнутую куртку, и поспешил к своему дому. Там в сарае он взял тачку, из дома вынес клетчатый плед и подвернувшуюся под руку подушку, и вернулся на берег. Девушка всё ещё не приходила в себя. Бруно расстелил на тачке одеяло и под голову бросил подушку. Нагнувшись над безжизненным телом, он с трудом просунул руки и начал поднимать девушку, Она в бессознательном состоянии застонала, видимо, всё же где-то был то ли перелом, то ли вывих. Ему удалось уложить девушку на тачку, и он покатил её к дому. С тачки он также осторожно, просунув руки под шеей и талией, поднял её вместе с пледом и понёс в дом. В коридоре замешкался, рассуждая, куда бы её отнести и решительно пошёл по лестнице на второй этаж в свою спальню. Для его мускулистого молодого тела девушка не была тяжёлой. Он таскал иногда груз и потяжелее. А здесь, с этой пигалицей, он управлялся просто играючи.

Одежда на девушке была вся мокрая. Но на берегу основная влага стекла и теперь остатки воды все ещё впитывались в шерстяной плед. Бруно решительно стянул с девушки мокрую куртку и блузку, оставив на ней только бюстгалтер. Хотел стянуть и брюки, но потом передумал. Лампа на прикроватной тумбочке освещала лицо девушки, она прерывисто дышала, но оставалась без сознания. Бруно залюбовался её лицом. Девушка была красивой, и оторвать взгляд от лица было невозможно. Что предпринять дальше Бруно не знал. Наверное, надо обязательно позвонить в полицию и вызвать скорую. Он тут же спустился вниз, где на старом комоде стоял телефон, снял трубку и хотел уже набрать номер, но вдруг остановился, о чём-то задумавшись. Так, в задумчивости простоял с полминуты. Затем решительно положил телефон и снова поднялся наверх. Девушка лежала на месте и слегка постанывала, но глаза её были в этот раз открытыми. Бруно присел у её изголовья на корточки.

— Как вы себя чувствуете?

Но девушка не реагировала на его слова. Он помахал ладонью перед её глазами. Зрачки слегка вздрогнули, но взгляд оставался затуманенным. Бруно взял одеяло и прикрыл её корпус. Дыхание девушки, между прочим, стало более ровным, и стоны прекратились. Он снова присел у изголовья койки на корточки и, как будто спрашивая девушку, начал рассуждать:

— Что же мне с тобой делать, красавица? Вдруг тебе станет хуже. Я, наверное, позвоню врачу. Он тут недалеко живёт, попрошу его приехать. Пусть посмотрит. Если с тобой ничего опасного не случилось, будешь у меня отлёживаться.

Он снова спустился на первый этаж и набрал на телефонной трубке короткий номер. Когда ему ответили, он виновато сказал:

— Извините, доктор, за столь ранний звонок, но мамы нет дома, а у меня, кажется, перелом. Не могли бы вы сразу сейчас приехать? Захватите что-нибудь обезболивающее. Спасибо. Дверь будет открытой, поднимайтесь на второй этаж в спальню.

Бруно выключил свет в спальне, присел в ногах койки и стал ждать. Странно, но теперь ему по-настоящему не хотелось спать. Какая-то странная возбуждённость охватила его. Это даже и не возбуждённость, а приятное чувство приближения чего-то хорошего и светлого. Наверное, девушка, лежавшая рядом, вызвала эти чувства. Он давно не общался с девушками. Как-то так получилось, что с момента смерти отца, он всё больше и больше втягивался в работу на ферме и времени на встречи с друзьями, на посещение увеселительных мест, на свидания с девушками не было. Постепенно он даже забыл, что это такое — ухаживать за девушками. Теперь, увидев девушку в своей кровати, больную, без сознания, но красивую и молодую, он вдруг подумал, что жизнь проходит, а он в этой суете ничего хорошего не видел. Закипала внутри злость, но на кого она была нацелена, он ещё не сознавал. Может быть, на родителей, определивших ему такую судьбу, может быть, на мать, оставившего его один на один с фермой, может быть, на брата, не захотевшего принять ферму от отца и избравшего особую дорогу в жизни. Что ему мешает пойти своим путём? Продать ферму и землю, купить в городе либо небольшой дом, либо квартиру, устроиться на работу на какой-нибудь завод, а если повезёт, то по своей специальности где-нибудь ветеринаром. Будет больше времени для себя.

Светало. Приближалось время дойки, но уходить из комнаты не хотелось. И вообще, не хотелось видеть коров, не хотелось видеть доильные аппараты, не хотелось слышать запах навоза, а хотелось сидеть и втягивать запах молодого тела, тонкий аромат дорогих духов, который веял от него несмотря на то, что девушка была в воде. Времени Бруно не замечал. Оно как-то отделилось от него: был он, наполненный чувством непонятно чего свершившегося, и было время проходившее, как обычно, мимо него, забиравшее у него минуты, часы, дни, годы. Тиканье часов на комоде он, конечно, слышал, но не связывал этот звук с собой, со своей комнатой, с уходящим временем, и чтобы не спугнуть это возвышенное состояние в себе, он боялся взглянуть в сторону часов.

В утренней тишине послышался звук мотора. Видимо, ехал к нему врач. В том, что врач приедет по его вызову на дом Бруно не сомневался. Он был домашним врачом еще у его деда с бабушкой. Бруно помнил его с детства. Врач уже почти не принимал больных, наведывался в свою практику только время от времени для консультаций по особо тяжёлым случаям, но своих многолетних пациентов охотно обслуживал по вызову на дому. Звук мотора стал слышней. Машина подъехала к дому и через минуту послышались шаги по лестнице.

— Здравствуйте, господин Вейль, — сказал Бруно, остановившемуся в нерешительности в дверях доктору. — Вот, ей нужна ваша помощь.

— Ты почему обманул меня? Ей нужен не я, ей нужна скорая помощь.

Голос врача звучал обиженно. Он решительно подошёл к лежащей девушке и откинул одеяло. Девушка тяжело дышала. Её лицо стало ещё бледнее, а живот в одном месте еле заметно вздулся. Врач слегка надавил ладонью в том месте. Даже без сознания девушка вздрогнула всем телом.

— Бруно, Бруно, что ты делаешь?! У неё же может начаться сепсис. Господи, если уже не начался. Она у тебя здесь умрёт.

Он достал свой мобильный телефон и стал набирать номер. Когда ему ответили, врач назвал адрес, причину вызова скорой помощи и попросил ускорить выезд, так как пациентка, по его словам, была в крайне критическом состоянии.

Только теперь Бруно вдруг осознанно начал понимать, что совершил ошибку. Ведь действительно, незнакомка могла в любой момент умереть. Он стал сбивчиво объяснять врачу, как появилась девушка в его доме.

— Она же тонула. Я её вытащил из воды. Я проверил, нигде переломов нет. Откуда я могу знать, что у неё что-то внутри нарушено. Я думал она от шока в беспамятстве. Как думаете, доктор, её успеют спасти?

— Я ничего сейчас сказать не могу. Одно могу уверенно заявить, её нужно срочно оперировать. Похоже, что её правый бок наливается кровью.

Теперь Бруно ощущал время, и оно на его взгляд тянулось слишком медленно. Наконец снова послышался шум мотора и одновременно в сером тумане утра стали видны всполохи машины скорой помощи. Уже через минуту бежали два санитара и врач на второй этаж. Врач только быстро оглядел тело девушки и тут же приказал санитарам нести её на носилках вниз к машине. Всё произошло буквально в считаные минуты. Машина скорой помощи запылила по сельской дороге и Бруно тоскливо глядел ей вслед, прощаясь одновременно со своей мечтой. Он почему-то наивно полагал, что девушка придёт в себя, отлежится у него в спальне от шока и в благодарность за спасение станет его верной женщиной — помощницей в хозяйстве.

Он вернулся в дом и поднялся на второй этаж, где доктор неспешно собирал свой врачебный саквояж. О девушке напоминали скомканное и ещё мокрое постельное бельё, и тонкий запах приятных духов.

— Что с тобой происходит, Бруно? — спросил доктор.

Бруно не стал отвечать и спустился вниз. В коридоре первого этажа он нашёл в ворохе записок, лежавших возле телефонного аппарата, чью-то визитку, поднял трубку, набрал номер и, когда ему кто-то ответил, сказал:

— Приезжайте. Я готов продать ферму и участки, прилегающие к ней. — Он подождал ответа и потом добавил: — Хорошо. Я буду вас завтра утром в девять часов ждать.

Доктор, проходя мимо него, сочувствующе похлопал Бруно по плечу и ушёл на улицу к своей машине. После его отъезда вышел на улицу и Бруно. Из коровника слышалось беспокойное мычание коров. Они должны давно быть доенными, после дойки полагалось им пахучее сено. Но хозяин почему-то запаздывал с этими привычными делами. Во двор въехал маленький Опель-Корса матери. Обычно после ночного дежурства она оставалась отсыпаться у своего друга. Мать подошла к Бруно и участливо заглянула ему в глаза.

— Доктор Вейль позвонил мне. Что случилось, Бруно?

И ей он ничего не ответил. Только входя в дом, повернулся к ней и попросил:

— Мама, подои и накорми коров, пожалуйста.

Он вернулся в спальню, сел опять на край своей кровати, подтянул сырую простыню, на которой лежала девушка, уткнулся лицом в неё и взволнованно вдыхал оставшийся запах молодого женского тела.

Филипп хотел уже спать, но вынужден был ехать с родителями пропавшей девушки к её дому, где та снимала квартиру. Он держался за «мерседесом», стараясь не потерять его из вида. Втайне Филипп надеялся, что сейчас обнаружат в квартире уставшую после дискотеки и заспанную девушку, и тогда можно будет со спокойной душой отправляться домой и наконец-то отдохнуть. До следующего утра он должен быть свободен. За переработки никто ему платить не будет. Запишут на счётчик и когда-нибудь, возможно, он сможет отгулять переработанные часы. Кстати, на счету уже набралось дней на двадцать отгула, но персонала в полиции вечно не хватает, к тому же несколько человек болело, вот и приходится работать на износ.

У пятиэтажного дома две машины остановились на свободных местах, и Филипп с родителями пропавшей девушки поднялись на второй этаж. В квартире было тихо. Валялись в спешке скинутые вещи, но в спальне койка была аккуратно заправлена и, похоже, в квартире никого не было. В кухонной нише использованная посуда лежала немытая в раковине. Женщина снова навзрыд заплакала и уткнулась лицом в грудь мужа.

— Я поеду в полицию, — сказал Филипп, — и поставлю в известность своего шефа о пропаже вашей дочери. Скорее всего, объявим её в розыск. Есть у вас её фотография?

Мужчина подошёл к прикроватной тумбочке и взял оттуда фотографию в рамочке, где в объектив смеялась жизнерадостная и счастливая девушка, а рядом с ней также счастливо улыбалась женщина — её мать.

— Вот, только эта фотография. Дома есть отдельный портрет. Если хотите, привезу после обеда в полицию.

— Не надо, этой фотографии достаточно. Оставьте мне ваш номер мобильного телефона. Если что-то дополнительно понадобится, вам позвонят.

Очень раздражённый всем случившимся ехал Филипп в полицию. Ему хотелось спать. Порою он даже боялся заснуть за рулём, и был рад, когда завернул к зданию городской полиции. В кабинете начальника полиции он рассказал обо всех обстоятельствах аварии и странном исчезновении девушки. Решили для начала послать запросы в клиники района, и только потом объявить девушку в розыск. Филипп с разрешения начальника ушёл в комнату отдыха, не раздеваясь, свалился на диван и тут же провалился в сон.

Спать долго ему не пришлось, через час его разбудил коллега по отделу.

— Вставай. Надо ехать в Ридлинген. Какую-то неизвестную девушку привезли рано утром. Её оперировали. Подробностей я не знаю, но шеф попросил нас поехать туда и выяснить, не та ли это исчезнувшая девушка.

Филипп встал, наскоро умылся в туалетной комнате и поспешно вышел из полиции. Коллега уже ждал его у машины. После часового сна Филипп себя чувствовал намного лучше, но всё равно попросил коллегу сесть за руль.

В клинику Ридлингена они добрались за полчаса. Её двухэтажное здание стояло в тени высоких деревьев. Клиника была маленькая, местного масштаба и доживала последние месяцы перед окончательным закрытием. В районном городе строилась большая вместительная больница, которая должна была обслуживать все близлежащие города и в порядке оптимизации расходов многие клиники в этих городах уже были ликвидированы, а часть оставшихся дожидались окончания строительства центральной клиники, чтобы тоже завершить свою деятельность. В больнице Ридлингена ещё сохранилась операционная, в штате оставались два хирурга, был в наличии анестезиолог и имелись две палаты интенсивного ухода. Были ещё несколько отделений, но они в данный момент полицейских не интересовали. Филипп представился у главного врача, и тот лично повёл их в хирургическое отделение. Здесь встретил их хирург, оперировавший незнакомую девушку.

— Пациентку привезли в тяжёлом состоянии, — информировал он. — У неё оказалось несколько внутренних надрывов и частично лопнула одна из почек. Почку удалять не стали, я зашил её и удалил скопившуюся кровь в полости живота. Кровь, которая сочится из оставшихся надрывов в полости живота, выводим через катетер. Она сейчас в коме. Мы интенсивно за ней наблюдаем. Сегодня выводить её из состояния комы я считаю нецелесообразным. Завтра посмотрим на состояние. Если все параметры организма останутся стабильными, будем выводить её из комы.

Когда Филипп увидел девушку, он поразился сходству с первой девушкой из городской клиники. Только что у этой больной лицо было мертвенно бледным и цвет волос немного отличался.

— Я могу теперь позвонить её родителям и сказать, где она находится?

— Да, конечно. Пускай приезжают. У нас сейчас персонала не хватает, может, её мать останется с больной на ночь.

Филипп тут же набрал нужный номер и сообщил отцу девушки о том, что их дочь оперировали, и она находится в интенсивном отделении городка Ридлинген. Слава Богу, дело можно теперь закрыть, с облегчение подумал Филипп. Но выходя из палаты, он на мгновение задержался в дверях. Одна мысль не давала ему покоя: откуда такая схожесть девушек. Они были похожи друг на друга до мелких деталей. Даже маленькая родинка на правом виске сидела у обеих почти на том же месте. Невероятно. Эту загадку надо бы разгадать, подумал Филипп.

— Можно ли сейчас взять кровь для анализа ДНК? — попросил он главного врача, не объясняя причины.

— Я вам дам сейчас пробирку с её кровью, — вместо главного врача, ответил хирург.

Он ушёл в лабораторию и через пять минут принёс упакованную в специальный бокс пробирку с кровью пациентки.

В районном городе полицейские завернули по пути в центральную больницу. И здесь Филипп попросил в интенсивном отделении для ДНК-анализа кровь другой девушки. Он получил нужную пробирку с кровью и отправился в полицию.

Оформив в лаборатории заявку на ДНК-анализ крови девушек, он наконец-то отправился домой.

Филипп спал до позднего вечера. Он снимал двухкомнатную квартиру почти на окраине города. Поэтому она была, наверное, не столь дорогая, как в центре города. Преимуществом было то, что рядом, через одну улицу жили родители и недалеко в новом районе частных домов его сестра с семьёй. Недостатком было то, что все заведения, так необходимые молодым людям, были довольно-таки далековато, и, если Филипп намеревался с друзьями встретиться где-либо в кафе и выпить спиртного, приходилось ехать либо на своей машине, либо на автобусе. Несмотря на несколько часов сна, Филипп чувствовал себя не выспавшимся. Сказались, наверное, беспокойная ночь и утро. Хотелось бы пойти на встречу с друзьями, которых давно не видел, но решил сначала пойти к матери. Во-первых, она могла его накормить чем-то вкусным, во-вторых, хотелось бы её расспросить кое о чём. Пока Филипп ездил с коллегой в периферийную клинику, выяснили личность девушки в центральной клинике. Она оказалась студенткой университета, получившая место в нём по программе обмена студентами. Родом она была из уральского городка, и когда Филипп услышал название города, в нём всплыли воспоминания о своём детстве. Он родился в том же городке, что и девушка. Увезли его оттуда, когда ему было всего девять лет, но в памяти сохранилась пыльная окраинная улица, новый дом, стоявший в тени деревьев, сирень у калитки, которая охмуряюще пахла в майские дни, школа на пригорке, куда он ходил в начальные классы. Лица детей, с которыми он тогда играл на улице и с которыми учился, почему-то вспоминались размытыми и без деталей. Сейчас, если бы он кого-нибудь из них встретил, вряд ли узнал бы. Ему хотелось расспросить мать о городе, чтобы освежить память и заодно спросить, знала ли она женщину по фамилии Каштанина, дочь которой оказалась в клинике и не могла вспомнить не своего прошлого, не своего имени.

Его родители после того, как ушли самостоятельно жить дочь и сын, остались в четырёхкомнатной квартире, которую сняли, приехав в Германию. Сейчас для них она была великовата, но менять квартиру не было смысла. Во-первых, район был тихий и удобный. Рядом аптека, сбербанк, булочная и большой супермаркет. Остановка автобуса тоже недалеко. Во-вторых, цена за съёмные квартиры за прошедшие годы поднялась неимоверно, и теперь двухкомнатная квартира стоила бы родителям столько же, сколько они платят сейчас за четырёхкомнатную. Вот и решили ничего не менять: ни квартиру, ни привычное окружение, ни район проживания. После того, как они ушли на пенсию, отец продал машину. Если нужно было в центр города, они ехали либо на автобусе, либо на велосипедах. К тому, же у них была недалеко дача. В общем, родители теперь вели здоровый образ жизни и на здоровье не жаловались.

Мать была дома, а отец управлялся на даче. Оно и понятно: царствовала золотая осень, и в погожие дни надо было многое успеть сделать на дачном участке и в маленьком домике при нём, чтобы приготовить их к зимним месяцам. Филипп с охотой навернул два розовых помидора, выслушал последние новости о своих родственниках, сам расспросил о сестре и её детишках, после чего ушёл из кухни в зал и удобно улёгся на диване. Когда мать управилась с подготовкой ужина, она тоже пришла в гостиную и присела рядом с диваном на кресло.

— Филипп, когда же ты познакомишь нас со своей девушкой? — спросила она озабоченно.

В последнее время почему-то его родители всё чаще и чаще задавали ему этот вопрос. Как-то, когда был помоложе, приводил в дом для знакомства сначала одну, потом вторую девушку, жил тогда, кстати, ещё с родителями, но потом понял, что это было ошибкой. Раньше он наивно полагал, что если познакомился с хорошей девушкой и начал с ней дружить, то это на всю жизнь. Потому и водил домой для знакомства с родителями. Но позже понял, что всё не так просто, и знакомство и даже близость на самом деле никого ни к чему не обязывает. Со временем стал более разборчив в знакомствах. Особенно после последнего случая, когда девушка оставила его одного, уйдя от простого полицейского к успешному банковскому работнику. Год назад она перебралась к Филиппу в квартиру, но весь этот год они никак не могли найти общий язык. Он даже не мог сейчас однозначно сказать, любил ли её вообще. Особенно-то о разрыве не жалел. Хорошо, что расклеилось то, что склеить было невозможно, слишком разными они были. Обида только брала за то, как она ушла от него — тайно собрав вещи и сообщив о своём уходе через WhatsApp. Но родители ещё не знали об этом. Они, собственно говоря, не были знакомы с его последней подружкой. Но, конечно же, через сестру, через знакомых о том, что у сына есть подружка, знали и втайне надеялись когда-нибудь услышать от сына долгожданную фразу «Я женюсь». «Не дождётесь» — со злорадством и некоторым облегчением подумал Филипп и вслух добавил:

— Пока не с кем знакомить. Придёт время, познакомлю.

Мать обиженно встала и поспешила на кухню, где кипел уже чайник.

— Пойдём пить чай, — справившись со своей обидой, позвала она сына в кухню.

Они пили чай, обмениваясь незначительными фразами. Вспомнив, зачем пришёл к матери, Филипп спросил:

— Мама, мы же уезжали в Германию из города Х? Город ведь небольшой, помнишь ты ещё кого-нибудь из земляков?

— Помню, но не всех. Мы же выехали сразу всей роднёй. Остались, конечно, друзья в городе. С ними мы переписывались сначала, я даже нашим соседям дважды посылки отправляла. Ты помнишь ещё их? Они татары. Когда газ по нашей бывшей улице проводили, надо было деньгами помочь, так мы 500 марок им послали. Тогда и время для них было трудное. Никто почти не работал, жили за счёт приусадебного участка и случайных заработков. А потом постепенно переписка пошла на убыль. И вот уже лет десять, как не переписываемся. Правда, дважды за последний год по Скайпу разговаривали. Жизнь-то у них вроде бы наладилась, но постарели и сейчас только на детей надежда. Кстати, один из их сыновей лет десять назад поступил в школу милиции, работает, наверное, тоже в полиции.

— А женщину по фамилии Каштанина не знала, случайно?

— Нет. Это имя мне ничего не говорит. А что с нею?

— Её дочь учится в нашем университете. Попала вчера ночью в аварию и сейчас в нашей клинике лежит в травматологии. У неё амнезия. Ничего не помнит, представляешь? Хорошо, что мои коллеги вычислили, кто она и где живёт. Но странно, что с нею была ещё одна девушка в машине и они как две капли воды похожи друг на друга.

— Такое случается. Вон, недавно по русскому телевидению показывали собрание двойников великих людей. Несколько Ленинов, Сталин был, Хрущёв.

— Вы с папой смотрите эти передачи?

— Да у них в основном смотреть нечего. Одни сериалы, а новости начинают с Путина и им заканчивают. Иногда появляется что-нибудь интересное, но редко.

— Зачем смотрите тогда русские программы?

— Сынок, мы же не сидим постоянно у телевизора? И немецкие программы тоже смотрим. Твой отец, например, немецкие детективы любит. Знаешь, если время от времени не смотреть русские программы, то можно быстро от языка отвыкнуть.

— Сомневаюсь я. Вы ведь со всеми нашими родственниками и друзьями только по-русски и говорите.

— А нам, Филипп, так легче общаться. Быстрее информация обрабатывается, и язык ворочается свободней. Ты не беспокойся, с местными немцами мы по-немецки говорим. Мы и в России говорили на нашем родном языке свободно, и здесь у нас проблем тоже нет. Конечно, тот немецкий язык, на котором мы там говорили, совсем не тот, на котором здесь говорят. Но те, кто хочет нас понять, нас понимают, и мы их тоже понимаем.

Так за беседой прошло полчаса. Отец так и не пришёл. Было уже темно на улице, и Филипп решил уходить. Отец, наверное, зашел к дочери и балуется сейчас с внуками. Сестра была старше его на одиннадцать лет и вышла замуж поздно, уже здесь в Германии. Её старшему сыну было восемь лет, а маленькой девочке только в сентябре исполнилось два года. Вот и баловала вся родня эту маленькую принцессу.

Когда мать, управившись в коровнике, ушла наверх спать, Бруно собрался с силами и поехал в клинику. Ехать надо было по хорошей дороге примерно полчаса. Он с трудом нашёл свободное парковочное место, закинул несколько монет в автомат, взял чек об оплате, положил его под стекло и пошёл в клинику. Он долго объяснял портье, кого ищет, но так, ничего не добившись, но с его подсказки пошёл в хирургическое отделение. Здесь его перенаправили в отделение интенсивной терапии. На звонок вышла медсестра. Бруно объяснил ей, что это он нашёл девушку в реке и теперь хотел бы знать, как обстоят у неё дела.

— Подождите, я сейчас позову дежурного врача, — прострекотала дружелюбно девушка и упорхнула назад в коридор.

Врача пришлось ждать минут десять. Пришёл одетый во всё белое пожилой доктор.

— Это вы вытащили пациентку из воды? — обратился он сразу к Бруно. — Что ж вы сразу скорую помощь не вызвали?

— Я не думал, что она так сильно травмирована, — виновато ответил Бруно и добавил, зная, что обманывает врача: — хотел дождаться утра и сам отвезти её в больницу.

— Да-а, молодой человек, ведь всё могло бы плохо кончиться. Слава богу, успели её прооперировать. У неё родители в палате. Вам к ней нельзя. Если хотите, я позову кого-нибудь из родителей, поговорите.

— Да нет, не надо. Каково её состояние?

— Операция была успешной, но сейчас она ещё не пришла в себя. Организм крепкий и я рассчитываю, что даже недели не понадобится, чтобы поставить больную на ноги.

— Мог бы я через пару дней её проведать?

— Только когда её переведут в другое отделение.

— Спасибо.

Бруно пошёл к выходу из клиники. Перед глазами всплывало лицо девушки. Оно было бледным и болезненным и вызывало тревогу в душе.

Придя к машине и открыв дверь, Бруно на мгновение задумался. Домой, к своим коровам, к запаху навоза и силоса ему ехать совершенно не хотелось. Впереди был ещё длинный и скучный для него день. Он сел в машину и поехал в центр городка. Здесь заглянул в несколько магазинов, убивая этим время, и, когда почувствовал голод, пошёл в небольшой, но уютный китайский ресторанчик, расположенный в тупиковой улице.

Пару дней Филипп не вспоминал о ночном происшествии в субботу ночью. Но в среду к нему на стол положили результаты ДНК-анализов обеих девушек. Филипп прочитал текст, присланный из лаборатории, и удивлённо смотрел на приложенные сравнительные диаграммы. Девушки оказались близкими родственниками. Это было, на его взгляд, невозможным. Одна из них с момента рождения жила в Германии, другая родилась в глухом провинциальном городке. Какая-то загадка скрывалась за всем этим. Конечно, можно было отмахнуться от этой проблемы. Собственно, это была и не проблема, ведь Филипп чисто из интуитивных соображений решил сделать сравнительный анализ ДНК девушек. Да и дела-то никакого не открывали по случаю аварии. Каждый, участвовавший в расследовании аварии, написал свой рапорт по поводу произошедшего, бумаги сшили в одну папочку и отправили в архив. Никого не интересовало, что будет с девушками после аварии. Не дело полиции прослеживать судьбы людей, попавших в аварию. Кроме того, в аварии была виновата одна из девушек, сидевшая в ту ночь за рулём. Разобраться, конечно же, надо было, кто именно сидел за рулём. Но это было не столь и важно. Главное — никто не погиб и претензий у пострадавших и их родственников ни к кому не было. Насчёт претензий — это ещё вопрос, подумал Филипп; одна девушка только что вышла из комы, а другая потеряла память и ничего вспомнить не может. На всякий случай Филипп решил пойти к своему начальнику.

Шеф полиции первым делом озаботился вопросом, зачем Филипп вообще делал анализ ДНК.

— Тебя кто-нибудь уполномочивал на это? — спросил он раздражённо.

— Нет, но меня насторожила похожесть девушек. Я не думал, что получим такой результат.

— У нас достаточно дел, а теперь ещё и этим вопросом надо будет заниматься. Хочешь, не хочешь, а надо разбираться с этой загадкой. Напиши рапорт об этом случае. Разбирайся сам со всеми этими совпадениями, но учти, не в ущерб текущим делам.

Филипп поехал в клинику, где лежала российская девушка. Врачи звонили из клиники и просили кого-нибудь из полиции приехать. В кабинете у заведующего отделением травматологии было ещё несколько человек. Заведующий сразу без вступления спросил:

— Что будем делать с пациенткой. Всё необходимое мы сделали. Здоровье её теперь стабильно и можно выписать домой. Но у неё амнезия и она даже свой адрес не может вспомнить. Мы её можем направить в психиатрию, но прежде всего, хотели бы посоветоваться с полицией. Всё-таки она гражданка другого государства.

— Её адрес я знаю. Она живёт в общежитии университета. Может быть, выписать её домой в общежитие? Я могу её туда отвезти.

— Вариант тоже неплохой. Возможно, знакомая обстановка вернёт её к действительности, восстановит хотя бы часть памяти.

Он повернулся к другому врачу.

— Как вы считаете, коллега?

— Можно попробовать, — ответил врач. Он протянул Филиппу визитную карточку и сказал: — я из психиатрического отделения. Если будут сложности, звоните. Конечно, было бы лучше понаблюдать за нею. Я не могу ещё установить точный диагноз амнезии: то ли ретроградная амнезия, то ли диссоциированная амнезия.

— А что, бывают разные типы амнезии? — удивился Филипп.

Психиатр снисходительно улыбнулся и пояснил:

— Амнезия бывает разная, и в большинстве случаев быстро проходит. Я больше склоняюсь к тому, что у пациентки диссоциированная амнезия, при которой забываются факты из личной жизни, но сохраняется память на знания. Об этом можно судить по тому, что у неё сохранилась способность говорить на двух языках. Как долго будет тянуться болезнь — сказать не могу. Я выпишу рецепт, пусть она пару недель принимает лекарство. Может помочь.

Врач сел к столу и отпечатал на компьютере рецепт.

Когда Филипп выходил из кабинета, врач — психиатр добавил:

— Привезите послезавтра пациентку ко мне на приём. Скажем так, в десять часов в моё отделение. Я перед обходом ещё раз её посмотрю и поговорю с нею.

Через час Филипп вёз в своей машине молодую испуганную девушку в сторону университета. Филипп знал, что её зовут Света, что она родом из городка, где когда-то и он родился. Это он узнал частью из истории болезни и частью из расследования после аварии, а от неё ничего узнать было нельзя. Она только испуганно дёргалась, когда слышала какой-то вопрос, напрягала память и не могла найти ответ. От этого навёртывались на её глаза слёзы, и поэтому Филипп прекратил попытки что-нибудь из её памяти выжать. Когда припарковали машину, они пошли к зданию общежития. Света не узнавала дороги. Хорошо, что Филипп ещё раньше, позвонив в университет, узнал номер её комнаты. Лифтом поднялись на пятый этаж. У комнаты ждал хаузмайстер, которого Филипп вызвал по телефону. Он открыл комнату и протянул молодому полицейскому запасной ключ.

В комнате было всё так, как должно быть у нормальных девушек. Зеркало, набор парфюмерии, несколько сортов шампуней в ванной комнате. Койка аккуратно заправлена. Кое-какие вещи небрежно брошены на спинку стула, кое-что лежало аккуратно на одеяле. Стол был завален книгами, и несколько раскрытых тетрадей как будто ждали пера хозяйки. В комнате стоял стойкий запах дешёвых, но приятных духов и свежего женского тела.

— Света, вы узнаёте свою комнату? — спросил Филипп.

Девушка растерянно оглядывалась и, по-видимому, ничего не узнавала и выглядела испуганной и беззащитной. Она даже не пыталась ответить. Для неё в этой комнате всё было чужим. Теперь Филипп усомнился в решении взять её в общагу. Но и в психиатрию ему не хотелось бы эту красивую девушку отвозить. Она всё больше и больше нравилась ему, вызывала в нём симпатию. Он достал мобильный телефон и набрал номер матери.

— Мама, у вас же в квартире есть свободная комната? — спросил он, когда на звонок ответили. — Я приеду к тебе сейчас с одной девушкой.

Видимо, мать о чём-то радостно заговорила, потому что Филипп её прервал.

— Мама, это не моя девушка. Я сейчас приеду и всё объясню. Не делай скороспелых выводов.

Он отключил телефон, достал из-под койки замеченную им спортивную сумку, быстро сложил в неё несколько необходимых девушке вещей, взял девушку за здоровую руку и повёл из комнаты. Света не сопротивлялась и послушно шла за ним.

По дороге к родителям Филипп ещё раз попытался разговорить девушку. Больше всего его интересовало, помнит ли она русский язык. Ведь могло же так случиться, что и родной язык забылся, хотя врач предположил, что знания у неё должны сохраниться. До этого он всё время разговаривал с нею на немецком языке, и она отвечала, хоть и с акцентом, тоже по-немецки.

— Света, а русский язык вы не забыли? — спросил её Филипп по-русски.

Девушка, не ожидавшая услышать от полицейского русскую речь, удивлённо глянула на него.

— Нет. Вот что я русская помню отлично. Вы знаете, из каких я мест? Мы же были сейчас в общежитии университета, я учусь в университете?

— Да, вы студентка университета. Каким ещё языком вы владеете, кроме русского и немецкого?

Света неопределённо пожала плечами. Филипп сказал два незначительных предложения на английском, и девушка автоматически ответила ему на том же языке. Причём, английским она владела лучше, чем немецким.

— Вот, видите, Света, мы постепенно узнаём, какая вы способная студентка. Ничего, наладится всё. Я спрашивал психолога в клинике, он сказал, что у вас память должна восстановиться.

— А если не восстановится, что тогда?

Филипп заметил, как повлажнели её глаза и не стал на этот вопрос отвечать. Отчасти он и сам не знал ответа на него. К тому же они подъезжали к дому его родителей, и ему надо было искать место для парковки.

Когда выходил из машины и помогал затем выйти девушке, мельком увидел, как откинулась занавеска на кухонном окне, которое выходила на проезжую часть улицы, и его мать внимательно следила за ними, видимо по-матерински оценивая гостью. Он помахал рукой и улыбнулся ей, давая знать, что заметил «шпионку» в окне.

Прежде, чем уехать из общаги, Филипп помог собрать необходимые девушке вещи. Она сама не знала, где и что лежит, и Филиппу было немного неудобно доставать из шкафа её интимные вещи и бельё. Теперь он тащил на второй этаж сумку. Мать уже стояла в дверях и улыбалась девушке, как самому родному человеку на свете. Девушка вошла в прихожую и остановилась в нерешительности.

— Познакомься, мама — эту девушку зовут Света. Её только что выписали из больницы. Это та девушка, что попала в субботу ночью в аварию. Я отвез её сначала в общежитие, но у неё провал памяти и она ничего не помнит. Я подумал, что будет лучше, если она побудет немного под твоим присмотром.

— Ах ты, боже мой, какое несчастье. Она же та девушка из России, да?

— Да, это она.

Мать подошла к девушке и обняла её. Света не отстранилась от незнакомой женщины, а сама, в свою очередь, обвив её руками за плечи, чуть слышно всхлипнула. Филипп смущённо топтался возле них, не зная, что делать дальше. Но звал долг полицейского.

— Ладно, мама, ты помоги Свете устроиться, а мне надо на службу.

Он вышел из дома и поехал в сторону клиники, где лежала вторая девушка, и как оказалось, родная сестра Светы. То, что Света теперь будет под надёжным присмотром, Филипп не сомневался. Его мать была очень сердобольная женщина, и родственники ценили её за это.

За городом дорога была не загруженная, и Филипп в считаные минуты доехал до клиники в маленьком городке. Здание клиники было окружено высокими развесистыми липами и клёнами. Листья деревьев окрасились большей частью в желтоватый и коричневый цвет, и многие из них уже устилали дорожки и зелёные полянки вокруг здания. Обеденное солнце пробивалось сквозь полуголые ветки и от этого на земле высвечивалась сочная палитра, выложенная из жёлтых и коричневых листьев, зелёной травы, небольших цветочных клумб и ярких солнечных бликов. После недавнего дождя земля была ещё влажной и откуда-то, где, возможно, шла в это время гроза, ветерок приносил усиленный запах озона и прелых листьев.

У портье на входе в клинику Филипп узнал, что девушку уже давно вывели из комы, и она теперь лежит в нормальной палате. Узнав номер палаты, он пошёл в отделение травматологии. В палате было три койки, и все были заняты больными. Как правило, здесь больных долго не держали. Вывести человека из шока после травмы, наложить при необходимости гипс или прооперировать, понаблюдать за пациентом день-два — и отправляли домой под наблюдение домашнего врача. Вот и сейчас одна пациентка уже приготовила сумку с личными вещами и видимо ждала то ли документы о выписке из больницы, то ли родных, которые должны были её забрать. Студентка лежала у окна. В этот раз она выглядела лучше, чем в ночь аварии. Рядом с нею у койки на стуле сидела знакомая Филиппу женщина. Она приветливо поздоровалась, а её дочь вопросительно смотрела на незнакомого молодого человека.

— Я — Филипп Рембах, занимаюсь расследованием аварии, — представился он девушке.

— Здравствуйте. Я от мамы слышала, что Света потеряла память. Она, что, и меня не помнит?

— У неё амнезия. Но врач сказал, что это пройдёт. Нужно только время. Вполне возможно, если увидит вас, может и вспомнит свою подругу.

— А где она сейчас? В больнице?

— Нет. Я её определил на постой к моим родителям, чтобы она пока была под присмотром.

— Ой, спасибо. Привезите её ко мне. Врачи сказали, что мне нужно ещё пару дней здесь быть. Привезите, пожалуйста.

— Я постараюсь. Думаю, ей пойдёт на пользу, если она встретится со своей подругой.

Филипп повернулся к женщине и обратился к ней:

— Госпожа Фетч, мне нужно с вами поговорить наедине.

Они вышли из палаты в коридор. Рядом с палатой была специальная ниша для встреч пациентов с посетителями. В это время там никого не было. Они прошли в нишу и сели напротив друг друга за круглым столом, на котором лежали старые журналы, несколько религиозных брошюр и изрядно потрёпанная газета. Женщина ожидающе уставилась в Филиппа. Она, по всей вероятности, не догадывалась, о чём может идти речь. Ничего предварительно не говоря, Филипп протянул ей результаты ДНК-анализов обеих девушек. Женщина читала текст, и лицо её постепенно становилось пунцовым. Мало того, на нём стал отражаться страх. Она смотрела на результаты анализа и молчала.

— Вам этот документ о чём-то говорит?

— Нет. Я не знаю, что бы это значило.

— Пациентка отделения в центральной клинике и ваша дочь — родные сёстры. Вы можете мне этот факт как-то объяснить.

— Я не знаю, в чём тут дело, — чуть ли не истерично, громко крикнула женщина. — Илону родила я и больше вам ничего объяснять не буду! Здесь, возможно, какая-то ошибка. Во всяком случае, я на эту тему буду разговаривать с вами только в присутствии адвоката.

Она встала, намереваясь идти в палату к дочери. Филипп понял, что от женщины он ничего не добьётся. Видно было, что она напугана, но старалась свой испуг тщательно скрыть. Это ей давалось нелегко.

— Госпожа Фетч, рано или поздно, мы всё равно узнаем правду. Лучше вам мне обо всём рассказать.

— Мне нечего вам рассказывать, — ответила женщина и решительно пошла к палате.

Дверь в палату за женщиной захлопнулась, а Филип остался сидеть задумчиво на стуле, в уверенности, что женщина должна обязательно выйти и поспешить к своему мужу. В коридоре появился молодой мужчина. В руках он держал букет осенних цветов и медленно шёл, разглядывая номера палат. Филипп узнал его. Он заезжал к нему на ферму, чтобы запротоколировать факт спасения тонувшей девушки.

— Господин Гернер, — позвал его Филипп, — вы к Илоне Фетч? Она в четвёртой палате. Подождите немного, там сейчас её мать.

Бруно подошёл к полицейскому и присел напротив него.

— Как дела на ферме?

— Я продаю её. До декабря надо скот продать или сдать на мясокомбинат.

— А что, новые хозяева не собираются дальше фермой заниматься?

— Нет. Они планируют в этом месте что-то строить. Снесут дом и все строения.

— А вы что будете делать?

— Покупаю квартиру в городе. Меня берут на работу в ветеринарную службу района. С первого января следующего года начну у них работать. У меня же ветеринарное образование.

Из палаты вышла женщина и спешно пошла к выходу из отделения.

— Мать Илоны ушла, можете идти к ней.

Филип встал и тоже пошёл к выходу клиники.

Наступило время обеда. Можно было где-нибудь в городе перекусить, но почему-то с того времени, как Филипп оставил Свету в квартире родителей, его не отпускала мысль о ней. Снова и снова она возникала перед его глазами и от этого становилось приятно. Девушка ему нравилась. И думая о ней, он решил поехать на обед к родителям.

Мать встретила его у дверей. Она радостно сказала:

— Ты как раз к обеду.

— Как там девушка? — кивнув в сторону комнаты, спросил Филипп.

— Не выходит. Я заглядывала, она лежит на кровати и дремлет. Наверное, последствия травмы. Зайди, поговори с ней, ей нужно сейчас чьё-то участие. А я пока приготовлю на стол.

Филипп постучался в дверь и когда услышал «Да», вошёл в комнату. Девушка сидела на койке и ожидающе смотрела на стоявшего в дверях Филиппа.

— Здравствуйте, — сказала она, когда Филипп вошёл в комнату.

— Света, мы уже здоровались с вами. Я же вас привёз сюда утром.

— Да? А я забыла. Вы работаете в полиции?

— Я инспектор полиции. Света, давайте перейдём на «ты».

— Давайте.

Они всё время разговаривали на немецком языке. Но Филипп предложил:

— Если хочешь, можно говорить по-русски. Я понимаю и могу говорить на этом языке. Мои родители из того же города, откуда ты приехала в Германию.

— Да? А какой это город?

Чувствовалось, что она пыталась что-то вспомнить и ничего у неё не получалось. Филипп назвал ей город и добавил:

— Мы выехали в Германию, когда мне было десять лет.

— Да, — опять односложно проговорила Света.

Постучалась мать, и, открыв дверь, позвала к столу. Когда вышли из комнаты, столкнулись с только что пришедшим отцом. Он обнял Филиппа и, протянув Свете руку для знакомства, представился:

— Александр Филиппович, я папа Филиппа. Можешь меня дядей Сашей называть.

Отец скинул куртку, и они все вместе устроились за столом в кухне. От гуляша и толчёной картошки шёл вызывающий аппетит вкусный запах. Сначала ели все молча, но насытившись, стали перебрасываться короткими репликами. Отец рассказал, что делал сегодня на даче, мать поведала о телефонных звонках дочери и знакомых. Филипп задал только пару несущественных вопросов. Света же настороженно слушала, не вмешиваясь в разговоры. Она, похоже, стеснялась и не знала, как себя вести. Отец, пытаясь привлечь её к разговору начал задавать вопросы, но Света терялась, не находя ответов.

— Папа, Света почти ничего не помнит из своей прежней жизни, — объяснил ситуацию Филипп и добавил: — но это должно скоро пройти. Так сказал врач.

Света вдруг повернулась к Филиппу, сидевшему справа от неё, и спросила:

— Вы говорили, что родом из моего города. Расскажите мне о нём. Расскажите мне о моей жизни.

С одной стороны Филипп обрадовался тому, что она запомнила его слова о городе, а с другой стороны, как можно рассказать человеку о той жизни, которую сам не проживал.

— Света, мы договорились говорить «ты» друг другу, — подчеркнул он сначала и потом добавил: — О твоей жизни я ничего не могу рассказать, но я город ещё помню, и могу рассказать о школе, где учился до четвёртого класса, о его улицах, где гулял с друзьями. Мама с папой тоже могут тебе кое-что напомнить. После еды пойдём в твою комнату, и я постараюсь тебе что-нибудь рассказать. Правда, мне надо к двум быть на службе, но минут двадцать у меня ещё есть.

Он и Света встали из-за стола, и ушли в занимаемую ею комнату. Её сумка всё ещё была закрыта и, видимо, она ничего из неё не извлекала. Возможно, не рассчитывала в этой квартире долго оставаться. Филипп сомневался в этом. Но на самом деле он и сам не знал, как долго придётся девушке жить в квартире его матери. Даже пробежала мысль, не лучше ли было бы отправить её домой, к её матери. Дома и стены помогли бы восстановить память. Филипп решил при визите к психологу обсудить с ним этот вариант.

Света снова устроилась на койке. Она сложила две подушки вместе и устроилась на них полулёжа, поджав под себя коленки.

— Расскажи Филипп о моей жизни там, в России, — повторила она свою просьбу, высказанную за столом, как будто и не слышала тогда его ответ.

— Твой город находится в ста километрах от крупного областного цента, — начал рассказывать Филипп. — Я помню мою улицу и школу. Хорошо помню центр города. Там стоял памятник Ленину и туда мы ходили в горсовет выписываться. Когда мы получили разрешение на выезд, я в школу не ходил, и мама брала меня с собой. В городе было две школы. Одна была недалеко от центра, а другая — новая, была построена в микрорайоне. Я как-то был там с папой. В какой школе ты училась, не знаю, но судя по твоему адресу в паспорте, ты должна была учиться в старой школе.

Филипп был не больно-то хороший рассказчик. Но постарался как можно детальней описать городскую площадь, школу, запомнившийся небольшой сквер. И странно, чем дальше он углублялся в прошлое, тем чётче всплывали забытые детали города. Вспомнились гипсовые статуи в парке: одна пионерка со вскинутой рукой и другая скульптура пионера с веслом. Он не мог знать, что это были заштампованные атрибуты парков периферийных городов. Вспомнился ванильный вкус мороженного, которое продавалось на углу площади в киоске возле универмага. Света всё время слушала, не перебивая и безотрывно глядя на него. Потом вдруг Филипп заметил, как она пару раз смежила веки и, наконец, ровно задышала, провалившись в сон. Филипп встал, осторожно вышел из комнаты и, махнув выглянувшей из кухни матери, покинул квартиру.

Этот день и следующий Филипп с головой окунулся в работу. Кроме шефа полиции у него был ещё непосредственный начальник — шеф отдела по борьбе с преступностью. Работы накопилось достаточно, особенно бумажной. Хоть и старался Филипп все бумаги своевременно оформлять, но постепенно всё равно скапливались незавершённые дела. Шеф полиции при случайной встрече, узнав, что его подчинённый устроил больную студентку на постой к своим родителям, участливо спросил о её здоровье. Неподдельный интерес проявил и шеф отдела. Филипп наведывался к родителям при каждом удобном случае. И всегда он старался рассказать Свете что-нибудь о городе. Часто к разговору присоединялась мать или отец.

Настало утро, когда надо было везти Свету на приём к психологу. Филипп отпросился с работы, забрал из дома Свету и поехал в клинику. Врач был на месте и сразу приступил к её осмотру. Внешний осмотр и проверка давления и ритма сердца его вполне удовлетворили. Четверть часа он разговаривал с пациенткой, пытаясь угадать глубину её амнезии. После проверки больной он отправил её в коридор и пригласил к себе в кабинет Филиппа.

— Господин полицейский, я вполне удовлетворён состоянием больной. Некоторые элементы памяти возвращаются. Но, на мой взгляд, процесс идёт всё ещё медленно.

— Я поселил её к моим родителям, — сказал Филипп. — Мы много рассказываем ей о городе, в котором она родилась и до выезда на учёбу жила. Мы же тоже из тех мест.

— Да вы что? — удивился врач. — Как хорошо, что вы рассказываете ей о городе. Но ещё было бы лучше, если бы она оказалась в знакомой среде. Её родители живут тоже ещё там?

— Только мать. Отца у неё нет. Мы пытались связаться с нею через местную полицию, но пока не получилось.

— Хорошо было бы, если мать её приехала бы сюда, а ещё лучше, отправить её в Россию к матери. Дома и стены помогли бы. Вот только отпускать её одну в такую дорогу рискованно. Потеряется.

— А сопровождение за счёт больничной кассы нельзя организовать?

— Никаких шансов. Она же застрахована от российского министерства образования. Они, конечно, рассчитаются с нами за лечение их гражданки, но пока деньги придут на счета больничной кассы, пройдёт два-три месяца. Также долго могут продлиться и переговоры с Минздравом России о сопровождении больного к месту жительства.

— Да, тупик, — посетовал Филипп.

— А полиция не может командировать кого-нибудь в Россию для сопровождения пострадавшей в аварии?

Филипп с сомнением пожал плечами.

— Знаете что, господин Рембах, я поговорю с шефом полиции. Может быть, у него будут какие-то соображения на этот счёт.

После визита к врачу Филипп решил отвезти девушку к её подруге. Он хотел увидеть, узнает ли Света свою сокурсницу. О том, что они родные сёстры он решил пока ни той, ни другой не говорить. Илона была ещё в больнице, но вещи её уже были собраны и стояли рядом с заправленной койкой. Увидев Свету, подружка радостно заулыбалась. Она подошла к ней и попыталась обнять её, но Света отчуждённо отстранилась. Она непонимающе смотрела на девушку, пытавшуюся её обнять, и затем перевела взгляд на Филиппа. Оставив попытку обнять подругу, Илона тоже вопросительно глянула на молодого полицейского.

— Извини, Илона, но Света почти ничего из прошлого не помнит.

— Да ты что! Мне мама говорила, что у Светы осложнения после аварии, но чтобы до такой степени — не думала.

— По прогнозу врача, память должна восстановиться, но для этого нужно время. Я привёз её к тебе, чтобы вы пообщались, может, напомнишь ей что-нибудь из прошлого.

— Да я всё, что мы с ней творили на курсе, с удовольствием расскажу.

Пока шёл этот диалог между полицейским и Илоной, Света стояла в стороне и от невозможности что-то вспомнить, у неё навёрстывались на глазах слёзы. Илона, увидев растерянную подругу, участливо погладила её по плечу.

— Ничего, Света, мы всё вспомним, — сказала уверенно Илона и, обращаясь к Филиппу, добавила: — меня сейчас папа заберёт домой. Через пару дней я вернусь в город. Могли бы вы её привозить ко мне после занятий?

— Да, конечно. Я думаю, ей поможет общение с тобой.

Вышли из больницы они вместе. Отец Илоны ждал свою дочь недалеко от полицейской машины Филиппа. Он изучающим и долгим взглядом следил за идущей рядом с дочерью Светой, как будто хотел увидеть в ней что-то особенное. Видно было, что он удивлён их поразительной схожестью, в тоже время, пытаясь найти различия в них. Наверное, жена уже рассказала ему о результатах ДНК-анализов, и он всё-таки хотел найти подтверждение тому, что в анализы, по его убеждению, вкралась ошибка. Света настороженно попрощалась с Илоной, села в машину и была задумчива, как будто пыталась что-то осмыслить или вспомнить. Синяк на её лице, тянущийся от глаза к виску, приобрёл синевато-коричневый цвет, царапины на лице почти сошли и от них остались лишь белые продолговатые чёрточки, но лицо всё равно оставалось красивым и привлекательным. Филипп время от времени заглядывался на это лицо и внутри, где-то в груди вдруг начинал мелко подрагивать то ли вена, то ли сердечный сосуд, то ли ещё какой-то орган. Он чувствовал какое-то непонятное влечение к девушке, это чувство пока объяснить себе не мог, но оно было приятным.

Филипп отвёз Свету назад к своим родителям и вернулся на работу. День был обычный, рабочий. Ничего особенного в городе не происходило. Он с коллегой в порядке контроля проехали по определённому маршруту города, остановились недалеко от парка и прошлись по тенистым аллеям, понаблюдали несколько минут за собаками, играющими друг с другом, за молодыми матерями, катящими коляски с детьми. Летом парк был одного тона — зелёный, а теперь деревья были частью уже голые, или же покрыты разноцветьем листьев. От этого парк не стал хуже, а празднично повеселел и даже листва, постепенно падающая на парковые дорожки, не портила эту праздничность. В рабочие дни здесь обычно было тихо: только еле слышный разговор счастливых мам, да редкий весёлый взлай бегающих собак и звук шин проезжающей мимо маленькой мусоровозной машины на электроприводе нарушали эту идиллию. Не хотелось уходить из парка, но в управлении ждали дела, которые надо было разобрать, написать информацию или заключение — в общем, рутинная полицейская работа, от которой особого удовольствия никто не получал. Патрулируя по городу, занимаясь в управлении бумагами, Филипп мысленно всё время возвращался к образу девушки. Света всё больше и больше завладевала его мыслями до такой степени, что он не мог сосредоточиться на работе, на вопросы коллег отвечал невпопад и почему-то был уверен, что ему надо вечером поехать к родителям.