Бесплатный фрагмент - Вселенная одной Души

Эта Книга посвящается тем, кто верил в меня!

Тем, кто поддерживал,

подталкивал и не давал

остановиться на полпути!

Спасибо вам мои дорогие!

Дай Бог вам здоровья на долгие-долгие годы!

Родилась 6 марта 1973 в г. Гагарин Смоленской области.

С 1975 живу и работаю на Дальнем Востоке России. Автор сборника рассказов «Проба пера».

С 2017 года — Член Союза писателей России.

Филиппинский рассказ

Стоял жаркий полдень. Солнце было в самом зените. Оно беспощадно жгло редкозеленую траву и даже казалось, что раскидистые ветви пальм не смогут дать тени для Марлина. Ни ветерка, ни даже легкого намека на прохладу. Марлин повернулся на другой бок, в вырытой им под пальмой яме, в которой он провел очередную ночь, и устало посмотрел в сторону моря. Марлин был обычный филиппинский пес. Самый обычный. В меру молодой, в меру веселый и озорной. Как все филиппинские собаки он был немного худоват, но как говорится, в мужчине главное не красота!

Боевые шрамы, от постоянных драк, обильно покрывали его маленькое тельце. Вот следы от боя с Тензо, злобным соседским псом, вот затянувшийся новой шкурой кусок мяса, пострадавший от битвы с Бенго и тут и там везде были следы и отметины. Марлин гордился своим телом. Пусть оно худовато, но зато столько шрамов как у него, не было ни у одной собаки нашей затерянной в джунглях деревушки. Марлин был задиристым псом и хозяин души в нем за это не чаял. Каждый вечер, собираясь с приятелями на берегу моря, хозяин ласково трепал грубой мозолистой ладонью уши Марлина и приговаривал:

«Смотрите, какой у меня защитник! Гроза всему живому нашей деревни»

Никто не спорил, потому что несогласным Марлин тут же показывал свои белоснежные зубы с очень острыми клыками. Все знали, что Марлин может запросто тяпнуть и человека. Особенно если никто не видит.

У Марлина было любимое место, в тени огромной пальмы, что росла сразу за домом. Это было могучее старое дерево. Хозяин уже пару раз порывался его свалить, чтобы наконец-то распахать огород полностью. Из-за этой пальмы огород имел чудную треугольную форму. Каждый раз, распахивая поле на своем трудолюбивом бычке, хозяин вынужден был опахивать огромный круг возле пальмы, чтобы не повредить ее корни. Пальма слышала ругательства хозяина Марлина, но что она могла сказать. Она тут родилась. Она тут выросла. Она дарила прохладу от жаркого филиппинского солнца уже трем поколениям семьи хозяина Марлина. Она не могла уйти и бросить их одних под палящими лучами. И потому она исправно дарила свои плоды семье хозяина Марлина, исправно защищала от зноя и в грозу так раскачивалась, словно хотела всем своим телом закрыть убогое жилище бедняка.

Жена хозяина Марлина очень любила эту пальму, с ней было связано много приятных, волнительных моментов ее молодости. Здесь она первый раз услышала слова любви от своего мужа, здесь случился ее первый поцелуй, здесь… да что там говорить, вся жизнь прошла рядом с этой пальмой. Теперь вот детки устраивают игры в ее мощных корнях. Эту пальму видели ее предки. Как же можно взять ее и срубить? Нет. Она не могла допустить такое. И мужу не разрешала.

«Пусть судачат соседи. Нам она не мешает. Будем пахать вокруг. Вон сколько места дальше в джунгли» — думала она. Дальше действительно места было предостаточно. Их дом был последний. Надо сказать, что деревня вообще не отличалась многочисленностью. Как-то так повелось, что люди здесь долго не задерживались. Только на ноги становился очередной мальчик, как тут же появлялась куча дел, и он незаметно перебирался в соседнюю деревню. Она была больше. Много хижин, магазинчиков, портовый причал. Да и море там было лучше, практически не было кораллов, которые больно ранят ноги местной детворе во время купания, а рыбные косяки гораздо чаще навещали соседние берега, потому что местные глубины позволяли зайти погостить даже довольно крупным экземплярам. Но зато, тут была ОГРОМНАЯ белая полоса песка, далеко уходящего в море во время отлива. Это была единственная наша гордость.

Деревенька Марлина насчитывала всего с десяток-другой хижин. Убогие лачуги ютились между морем и джунглями, пытаясь прижаться спиной друг к другу. Так было легче выстоять, когда дул пронизывающий ветер с моря. Тонкие, словно бумажные, стены домиков отчаянно раскачивало из стороны в сторону. Казалось еще чуть-чуть и эти ветхие постройки взлетят на воздух, чтобы рассыпаться огромной кучей мусора. Природа была настолько сурова в такие дни, что Марлин, хозяин, хозяйка и их пятеро детишек прятались где могли. Марлин, обычно зарывался в могучие корни пальмы и вжимал свой собачий нос в самую-самую твердь земли. Как правило, рядом с Марлином, тут же в спасительной грязи оказывались двое младших детей хозяина. Они были еще совсем маленькие, и яма свободно укрывала всех троих от ужасной бури. Одно плохо, она быстро наполнялась водой. Но это мелочи, ведь все-таки ветер не мог добраться до них. Куда страшнее, чем утонуть, был ураган, который налетал с моря, отрывал от земли строения и относил их на много-много километров в глубь острова. Попавшие в этот смерч животные и люди домой уже больше не возвращались, а это для Марлина было самое страшное. Потерять свой дом. Остаться одному. Что может быть страшнее? О том, что где-то еще есть жизнь, Марлин не знал. Для него все было просто: его деревня, большая соседская деревня, с пирсом и далекий-далекий остров, с которого раз в неделю приходил паром. «Там видно тоже жили люди» — догадывался Марлин.

Хозяин уже брал Марлина пару раз с собой в порт. Вот и сегодня они снова ехали на лодке, потом долго ждали паром, под начинающемся тропическим ливнем, наконец паром пришел. Хозяин с друзьями грузили большие ящики на свои лодки и о чем-то разговаривали с деревенскими мужиками.

Собак в деревне было много. Это Марлину не понравилось. Все они были гораздо упитаннее чем он и практически никто не признавал его заслуженных ран. Один, какой-то нахальный пес, налетел на Марлина и даже слегка повалял его в грязи. Марлин огрызался как мог, но противник оказался сильнее. Весь грязный и униженный, Марлин забрался в лодку и больше не спускался на берег.

«Хорошо, что хозяин не заметил моего позора» — подумал Марлин, а про себя решил больше в эту деревню не ездить.

Потом было лето. Хозяин еще много раз плавал на лодке за такими же огромными коробками. Марлин не рвался с ним. Да и слава Богу, ему нашли достойное занятие, Марлина поставили на боевой пост. Один из приезжих людей, американец, сказал, что нужно сделать площадку для хранения оборудования, которое было в ящиках и обязательно выставить охрану, хотя бы временную, пока все ящики не доставят из Себу на наш остров. Вообще у нас народ не воровитый, но… порядок есть порядок. Навес соорудили быстро, а на охрану поставили самого смелого пса нашей деревни — Марлина.

«То есть меня! Так у меня появилась работа! Я охранял день и ночь непонятные ящики из белой фанеры».

От них шел такой волшебный запах, совсем непохожий на наши кокосовые пальмы. Что-то сильное, тягучее было в том запахе фанеры. Марлин не знал как пахнет хвойное дерево, но запах ему определенно нравился. Да еще вся важность и ответственность работы придавали всему происходящему такой адреналин, что Марлин практически не спал. Он сутками ходил вокруг ящиков, внюхиваясь, вглядываясь в щелки, вслушиваясь в звуки окружающего мира и коробок. В коробках иногда что-то шуршало и тут же замирало. Марлину было очень любопытно, чтоже там такое. Но он был взрослый серьезный пес и он терпел как мог из последних сил.

Пару раз на коробки совершалось покушение, которое Марлин успешно отразил. Один раз это был хозяйский кот. Он очень хотел поточить свои когти о крышку одной из коробок. Разумеется, Марлин ему этого не позволил.

«Не для того меня тут поставили!» — заявил он коту — «Иди вон об пальму точи». Кот не возражал. Он лениво потянулся и спрыгнул на землю.

«Ухожу, ухожу» — говорил весь его вид.

А второе покушение было ночное. Какая-то птица, не рассчитав траекторию полета, с разгону влетела под навес с ящиками и истерично забилась в нежданной ловушке. Ну как тут было не проснуться, когда весь навес заходил ходуном, и отчаянно затрещали сухие листья пальмы, которые служили крышей? Птица барахталась в них пытаясь понять где выход, а Марлин с громким лаем скакал внизу и жалел только об одном, что собаки не умеют летать.

Хозяин, на ходу протирая глаза, уже мчался на выручку псине.

Когда с грабителем разобрались и отпустили его на свободу, в джунгли, хозяин обнял Марлина и ласково потрепал за ухо.

— Умница мой. Горжусь! — сказал он.

Марлин был счастлив. За эти слова он согласен был охранять еще хоть три месяца.

«Соседские псы с завистью пялились на меня, но мой авторитет не позволял им вольностей в мою сторону. Кстати, а вы знаете, почему хозяин назвал меня Марлин? Вы слышали о такой рыбе? О, Марлин — это очень красивая, очень сильная и смелая рыба! Хозяин мой рыбак, и он знает толк в рыбах. Он сказал, что Марлин, это рыба, которую он любит больше всего. Уж не знаю, за что любит, но я ему верю, значит действительно стоящий выбор раз даже меня, своего любимого пса так назвал. Я был чертовски горд. У соседских собак имена совсем не звучные. Подумаешь какой-то Бенго или вот Тензо, например. Ну совсем не звучит. Я был благодарен за это хозяину»

Так и лето прошло. Осенью на пароме приплыли человек десять строителей. Они раскрыли таинственные ящики, там оказалось оборудование какой-то вышки. Огромные белые тарелки, куча железа, проводов и прочей строительной ерунды в которой ни Марлин, ни его хозяин совсем не разбирались. В джунглях закипела работа. Освободив небольшую площадку от низкорослого кустарника и вырубив пару-тройку пальм, строители начали ковырять землю, потом лить в нее что-то белое, как сказал хозяин, это был бетон.

Все было замечательно. Люди работали, Марлин вертелся у них под ногами, изучая процес стройки изнутри. Все было прекрасно, пока однажды утром главный строитель, американец, не привез на пароме, вместе с очередными коробками, большую рыжую собаку. Это был его пес Бентли. Американец явно обожал его. Марлин был отправлен в отставку. Навес с оборудованием теперь охранял красавец Бентли. Да. Он был очень красив.

— «Как девчонка» — подумал Марлин.

Злость к Бентли росла с каждым часом. Вскоре это была уже глухая ненависть.

Марлин улегся в корнях любимой пальмы и оттуда наблюдал, как Бентли несет свою вахту. Как он громко и счастливо лает, как виляет роскошным длинным хвостом каждому из проходящих мимо строителей. Он знал их всех в лицо. Видно не первый объект возводили. Каждый проходящий мимо с радостью трепал собачью морду или гладил по мягкой спине.

— «Счастливчик» — думал Марлин — «Хорошо ему охранять, когда вокруг столько народу. Вот я один стоял, в полной темноте. А сколько раз дождь был, ливень стеной. Нет, я не ушел в свою любимую пальму, я охранял. А этот Бентли теперь на всем готовеньком. Да еще и столько народу. Попробуй, укради, когда столько глаз…».

Такие невеселые думы жгли Марлину сердце и не давали сомкнуть глаз. Он был обижен.

Очень обижен. Вот только на кого больше он еще не определился. Но однозначно враг номер один — это Бентли. Марлин был умный пес. Не зря ведь хозяин его в охрану ставил. И он старался не подавать вида, что он обижен. Днем он спал в тени пальмы, полуприкрыв от зноя глаза (все-таки он следил за Бентли!), потом когда становилось слишком жарко, он перебирался под соломенный навес возле дома, продолжая коситься на охраняемый пункт и рыжего счастливчика. Когда же солнце находило его и под навесом, Марлин брал кого-нибудь из детей хозяина и вел их купаться. Конечно они шли сами и звали Марлина с собой, но Марлин-то знал, кто кого ведет!

Там они вдоволь купались в голубой прозрачной воде, глотали ртом горько-соленую воду, прыгали, резвились, поднимали вокруг себя волны и кучу брызг. Потом валялись на белом, мельчайшем как пудра песочке и когда шерсть от соли и грязи становилась дыбом, все снова неслись в море. Дети подкидывали визжащего Марлина в воздух, а тот отчаянно вращая хвостом как пропеллером самолета, с лаем летел в волны. Замечательная игра. Марлин обожал эту возню.

Наконец устав вся компания выбиралась на берег. Теперь уже просто упасть, раскинув конечности на горячий от солнца песок. Марлин лежал голым брюхом на обжигающем песке и глаза, посоловелые от счастья, с трудом боролись со сном. Тюк. Нос Марлина не выдержал зноя и уткнулся в белоснежный песок. Сон сморил собаку. Минута. Две. Неизвестно сколько длилось это мгновение. Марлину показалось, что он проспал пол дня. Вскочив на ноги, Марлин сделал круг по песку вокруг детворы. Отчаянно лая и разметая лапами песок, Марлин скакал и скакал. Дети с восторгом бросились его ловить. Гонка по песчаной косе остановилась только на самом краю. Марлина загнали на самый край. Дальше мчаться было не куда. Коса закончилась. Предчувствуя скорую победу, детвора с визгом бросилась в решающий штурм. Марлин был близок. Еще чуть-чуть и они схватят его. Но не тут-то было. Юркий и ловкий пес со всего маху взмыл вверх с последнего сухого клочка земли. Песок полетел им в глаза, промелькнули мимо носов белые клыки Марлина. Устрашающий маневр удался. Детвора от неожиданности и песка, летевшего им в глаза, отпрянули немного в сторону. Этого было достаточно. Марлин вырвался из западни. Он снова бежал по песчаной косе, оставляя преследователей позади.

Вывалив язык, Марлин упал без сил в любимых корнях пальмы. Как хороша была жизнь. А Бентли все нес свою службу. Он с тоской наблюдал, как резвится Марлин, остальные собаки и дети. Увы. Он был чужак. Да еще и на работе. Поймав взгляд Марлина, Бентли радостно вильнул хвостом. Уже в который раз он хотел с ним подружиться, но Марлин зарычал, обнажив белые клыки. Нет. Дружба явно не ладилась.

А между тем стройка шла по плану. Коробки привозились снова и снова, все разбиралось, аккуратно монтировалось и вот уже каркас будущей телебашни, четко просматривался в новом объекте. Бентли все так же сидел под навесом. Гулять он не мог. Служба. К нему стал приходить наш кот. Это был его единственный приятель. Но кот это кот. Марлин презирал кошек. И Бентли теперь презирал еще больше, за дружбу с котом. Хозяин опять взял Марлина с собой на рыбалку. Вернувшись, весь пропахший морем и работой, Марлин гордо прошел, задрав хвост, мимо Бентли.

«Вот! Пусть знает чужак!».

Приближался сезон дождей. Тучи стали появляться на небе все чаще и чаще. Иногда, по ночам, приходил с моря проливной дождь. Пока он был недолог, всего каких-то пол часа, но Марлин знал, что худшее впереди. Дожди, циклоны, а еще хуже того тайфун. Это да.

Строители тоже знали это. Начальник, американец, торопил их насколько мог. Наконец-то, спустя еще пару недель, стройка была закончена. Все было проверено, подписаны какие-то бумаги и люди смогли вздохнуть свободно. Американец отпустил с привязи Бентли. Вдвоем они долго гуляли по берегу моря, потом американец о чем-то беседовал с местными рыбаками, пока Бентли резвился в соленых волнах. А утром приехал грузовик, в него погрузили остатки запчастей и технику строителей. Паром был старенький, но грузовик ему был явно не в тягость. Он только немного просел в воду под тяжестью машины. Американец снова общался с одним из местных рыбаков, при этом оба постоянно поглядывали в сторону Бентли. Разговор, похоже, о собаке. Бентли давно знал и любил своего хозяина. Он не мог ему не верить и потому спокойно сидел под навесом в ожидании команды на погрузку. Когда последние вещи были отправлены, американец подошел к Бентли. «Ну что, дружище? Пора прощаться. Я обязательно вернусь за тобой. Тебе придется еще немного тут погостить. Вон видишь того рыбака? Он присмотрит за тобой, пока я не вернусь. Так надо, друг. Я обязательно вернусь». Американец обнял своего рыжего друга за шею, потрепал немного и резко встал. Он не хотел слез и не любил эти мокрости. Бентли стало страшно. Никогда он не был так одинок как сейчас, на этом острове, в этой маленькой рыбацкой деревушке. Ни одной родной души.

Хозяин уехал, оставив его одного… Бентли отказывался в это верить. Если бы не веревка, которая держала его под навесом, он бы рванулся к причалу, туда, куда несколько месяцев назад, доставил его и хозяина паром. Но нет. Хорошая веревка держала на совесть.

Каждое утро новый хозяин приносил еду и воду, но Бентли был глух. Он не прикасался к еде, он просто сидел и смотрел вдаль, на море, туда, куда уплыл старый паром. Там был дом. Был большой город. Был хозяин. Такой родной, такой любимый. Тоже рыжий, как Бентли.

«Неужели он бросил меня? Я плохой пес» — подумал Бентли, и от этих тоскливых мыслей стало совсем плохо. Пошел дождь. Снова стена теплой тропической влаги, но уже с неба.

Бентли лежал под навесом и глаза заволакивал туман. Ужасно хотелось есть. Но он не мог. Хозяин приучал его не брать еду с чужих рук. Да и новый хозяин не внушал доверия. Следующий день был таким же мокрым. Дождь шел с небольшими перерывами. Подстилку Бентли можно было уже смело выжимать. Все пространство вокруг напоминало одну большую лужу. Марлин видел из своего укрытия, как Бентли топчется на маленьком пятачке из старых листьев пальм пытаясь найти сухое место. Зла уже не было. Было жалко этого рыжего недотепу — пса. Совершенно мокрый и грязный, он был как птенец, потерявший своих родителей. Марлин сочувствовал врагу, но… это расплата. «За все надо платить!» — подумал он и повернувшись на другой бок закрыл глаза.

Новая ночь оказалась жестокой. Все живое вокруг стонало и гремело. Ливень стеной поливал джунгли, кособокие хижины, и крепко привязанные за нос к стволам пальм рыбацкие лодки… Всю ночь хозяин Марлина с женой и детьми не спали. Они вздрагивали от каждого раската грома, от каждого всполоха молнии, которая огненным лучом прочерчивала черное небо и с силой вонзалась в бушующее море. Старая крыша не выдержала и потекла сразу в нескольких местах. Вскоре пол хижины уже превратился в одну большую лужу. Забравшись с ногами на единственную лавку, служившую семье и стулом и кроватью, они с ужасом следили как накренивается их старый домишко. Хороший поток воды теперь уже без проблем сможет забрать его с собой в море. Становилось безумно страшно. Марлин не рискнул оставаться один в своей норе. Он забился в хижину вместе со всеми и тут встретил долгожданный рассвет.

Утром, при первых лучах света, Марлин выскочил на улицу. «Как там Бентли?». Но под навесом никого не было. На земле валялся оборванный кусок веревки, которой накануне был привязан Бентли, но собаки нигде не было. Марлин бросился к морю. Он отчаянно выл и звал Бентли, но того нигде не было. Оббежав весь берег, Марлин осмотрел все прибрежные коряги, в которых могло застрять тело Бентли, он осмотрел все ямы и кочки, нигде не было несчастного пса. Марлин взвыл. Долгий, протяжный, леденящий душу вой собаки огласил все живое вокруг. Сколько в нем было боли. Так безутешность оплакивает своих детей. Вой полный горя и безысходности, полный боли и страха. Марлин выл и выл, а люди в ужасе слушали этот первобытный крик.

Эта ночь всех потрепала. Мощный ливень залил все вокруг. Огромные реки грязной воды, с шумом стекали обратно в море, унося переломанные вещи, обломки стен, крыш, всякий не хитрый скарб рыбаков. Тут же в мутной воде проплывали вырванные с корнем деревья, тушки мертвых куриц и коз, не успевших спастись. Там где был огород семьи Марлина, теперь было пустое коричневое пятно. Вместе с землей ливень смыл все их нехитрые посадки.

Люди метались из стороны в сторону, пытаясь поймать уплывающие в море вещи, но все это больше напоминало жест отчаяния, чем осмысленную борьбу.

Устав, Марлин поплелся к своему логову. Пальма выстояла. Огромные корни крепко держали ее в этом мире. Приблизившись, Марлин не поверил своим глазам. Что-то рыжее виднелось в самой глубине корней. Сомнений не было. Это был Бентли! Марлин бросился к яме. Бентли виновато поднял морду и с трудом шевельнул хвостом. У него больше не было сил. Даже если Марлин его сейчас разорвет в клочья, ему уже будет все равно.

Марлин бросился к Бентли. Он лизал, лизал его своим розовым языком, не замечая, что в пасть попадают земля и какие-то корни. Никогда еще он не был так счастлив, как в эту минуту. И никто на земле не был ему сейчас так дорог и важен, как этот рыжий несчастный пес. Прижавшись, мокрыми спинами друг к другу, Бентли и Марлин заснули в корнях усталой пальмы. Им снился один сон на двоих. Снилось море, заходящее солнце, которое плавно садилось в красном зареве облаков. Волны одна за другой набегали на белый песчаный пляж и с тихим шорохом скатывались обратно.

«Жизнь хороша!» — подумал Марлин,…а может Бентли….

О. Бантьян

Филлипины

09.05.14

Мама

— Десять пирожков с картошкой и кофе!

— Сахар нужен?

— Нет. И погорячее сделай, милая!

Я счастливо улыбнулся молоденькой продавщице насквозь продуваемого киоска со-вкусностями. Она, в ответ, шмыгнула простуженным носом и полезла куда-то в недра ящиков и термосов. Видно торговля шла вяло. Осень. Холода уже прочно сжимали дружеские объятия и редкие прохожие, что спешили по тропинке парка мимо киоска, не желали горячие булочки и пирожки. Еще чуть-чуть и летний киоск пойдет отдыхать до весны, на зимние квартиры. А девчушка переберется в более теплое местечко.

Так думал я, счастливо нависая над прилавком. В животе, от голода, раздавались всевозможные трели и урчания. Мой голодный желудок не меньше меня был рад встрече с этим киоском и уже предвкушал как теплое тесто с картошечкой, поливаемое горячим, безумно вкусным кофе, наконец-то упадет в его пустую яму. Мы холостяковали. И уже довольно давно. По этой причине питались чем придется и как придется. А сегодня, в мой законный выходной, почему-то так жутко захотелось домашних пирожков, прямо таких как раньше, в далеком-далеком детстве… Милая бабушка любила нас баловать. Увы… теперь некому. Еще издали, прямо из окна машины, я заметил красный козырек этого киоска. Это было совсем не трудно. Прекрасный парк уже почти сбросил свою листву, обнажив пустые аллеи, одинокие скамеечки и этот, богом забытый киоск с пирожками. Наспех припарковав машину, я бросился к нему как к спасительному источнику. Глоток детства. Бабушкины пирожки. Вид моих горящих глаз немного испугал девушку-продавца, но королевский заказ вернул ее на землю.

«Видно у этого мужика хороший аппетит» — думала она, складывая десятый пирожок в полиэтиленовый пакетик.

— Сдачи не надо! — шиковал я, обнимая заветный кулек обеими руками.

Обернувшись, я увидел неподалеку скамеечку. На ней сидел пожилой мужчина. Он опирался на трость и все время вглядывался в начало аллеи.

«Ждет кого-то» — решил я — «Вот и собеседник будет!»

Небрежно упав рядом на скамейку, я сделал милую улыбку и предложил дедуле угоститься пирожком.

— Спасибо. Я не голоден — ответил старичок и немного отодвинулся.

«Не контактный какой-то» — заключил я и не стал дальше мучить старика. Так мы и сидели. Я отчаянно глотал кофе с горячими пирожками, счастливо качал ногой, иногда причмокивал, иногда мурлыкал что-то веселое себе под нос, а дедуля все отползал к краю скамейки, постоянно стряхивая невидимые ниточки и пылинки на своем черном, очень заношенном пальто. Он вглядывался вдаль, в начало аллеи, ведущей в парк. Ждал. Весь его вид говорил, что он очень ждет, кого-то очень-очень важного для него.

Я попытался еще раз завязать разговор, но увы… ничего не получалось.

А погода, тем временем, из неласковой стала совсем хмурой. Тучи почернели, угрожая вот-вот щедро полить нас холодным осенним дождем. Редкие лучики солнца, что еще пытались пробиться и порадовать лысые деревья своим теплом, теперь окончательно спрятались. Буро-желтая масса, что когда-то была листвой, равномерно и уныло покрывала дорожки и лужи. Грустная картина. Я посмотрел еще раз на старичка. Тот невозмутимо сидел на краю скамейки и словно не замечал, что похолодало.

«Без шапки. Отморозит уши дед» — почему-то подумал я. Стало жалко этого нелюдимого старика. Сидит один, в парке, никому не нужный. На улице холодина, собаку лишний раз не выгонишь на прогулку, а этот сидит, не шелохнется.

— Вы ждете кого-то? — попробовал снова я.

— Да. Дочь.

— Дочь?

«У него еще и дочь есть?» — я был удивлен. Нет, я конечно предполагал, что раз он ждет, то кто-то у него есть, но мало ли, старые люди могут ведь быть и не совсем адекватными. Может обезумел дед, сидит себе, ждет даму на свидание. Забыл, что ему уже триста лет в обед, а дама сердца, между прочим, уже лет пятьдесят назад вышла замуж за его соседа.

Я поднялся со скамейки и снова подошел к киоску.

— Вам еще?! — изумлению девушки не было предела.

— Что вы, милая! Я, конечно, люблю поесть, особенно когда такая девушка предлагает — начал я обычное зубоскальство. Потом почему-то стало стыдно, и я спросил уже нормальным голосом:

— А что это за дед чудной? Он давно тут сидит?

— Да. Все лето.

— И что? Не уходит даже?

— Почему же. Уходит.

Девушка отвечала испуганно и как-то односложно. Кое-как я выпытал с нее, что этот дед не одинокий, что у него есть дочь и внуки, но они не общаются. Обиделись друг на друга. Поссорились. Знаете, как это бывает в семьях. Повздорят из-за чего-нибудь родственнички, и пошла кровная война, год и два и десять не разговаривают друг с другом. Ни в гости ни ногой, ни звонка, ни смс. Так и живут, вроде две кровиночки, а между ними целая пропасть. И ненависть может, и злоба. А жизнь бежит, даже нет, не бежит, мчится. Она не ждет, пока навоюются глупые людские головы. У нее нет времени ждать, что разум найдет заблудших и они успеют сказать друг другу самое главное. Что все это мелочи. Что нет ничего важнее тепла родного человека. Нет ничего дороже родных глаз, любимого голоса, звуков самых прекрасных шагов идущего тебе навстречу. Ничем не вернуть потерянное время. Оно бежит, по секунде просачивается сквозь отмерянный нам срок жизни.

Я стоял потрясенный… этот дед… он словно встряхнул меня, перевернул все внутри.

Когда-то, очень давно, я тоже обиделся на свою мать. Даже ушел из дома, а потом и вообще уехал жить в другой город. Молодость, глупая гордость. Конечно, спустя время мы помирились, я стал иногда приезжать к ним в гости, но… когда это было в последний раз я вспомнить так и не смог… Слезы навернулись на глаза. Я поспешил отвернуться, чтобы девчонка не успела заметить мою слабость и подошел к старику.

— Слышь, дед, она придет. Обязательно придет.

Старик повернул голову и первый раз посмотрел мне в глаза. От этого взгляда мне стало плохо. На меня смотрело само время.

— Конечно придет. Тут школа рядом, она там работает. По этой дорожке я ее туда в детстве водил. Потом она детишек водила. А сейчас она учитель тут. Я подожду. Мне некуда торопиться. Она все равно когда-нибудь придет…

Дед поправил невидимые складки на своем усталом пальто и опершись об палочку замер. Его выцветшие глаза уставились вдаль, в самое начало пустынной аллеи. Я больше не мог сидеть, достав телефон стал лихорадочно набирать замерзшими пальцами заветный мамин номер. Хотелось срочно бежать, звонить, кричать, плакать, делать бог знает что, только бы успеть… Огромными шагами, на ходу перепрыгивая через лужи, я мчался к своей машине.

Длинные гудки… бесконечно долгие длинные гудки… на там конце молчали… Я представлял, как трезвонит в прихожей нашего старенького дома телефон, как подпрыгивает его трубка на аппарате, как шаркая, медленно, идет к нему старенькая женщина, моя мама. Наконец клацнул рычаг и в трубке прозвучал голос самого родного на земле человека:

— Алло… Слушаю вас.

— Здравствуй, Мама!!!

Счастье

Я полз к знакомому подъезду почти в темноте, на ощупь. Слева и справа налетали резкие порывы ветра. Снег закручивало в воронку. Метель. Вторую неделю уже. Огромные сугробы засыпали все дороги и дома по первые этажи. Дворники уже не пытались бороться со стихией, их тяжкий труд заметало за ночь бесследно. Я интуитивно чувствовал, что где-то под моими ногами должна быть тропинка и старался придерживаться курса. Еще чуть-чуть. Вот уже знакомые очертания подъезда моей девятиэтажки. Кое-где уже светятся окна. Счастливчики, преодолевшие путь домой, уже греются за семейным ужином или отдыхают у телевизора. Мне же предстояло еще несколько метров, по пояс в снегу, проползти до заветной подъездной двери. Ох эта метель. Как она уже всех достала. Я ругал ее мысленно последними словами.

Случайно повернув голову вправо, я вдруг заметил что-то черное в снегу. Это было так необычно. Совершенно круглый черный предмет на белом снегу. До него было не далеко, метра три в сторону. Я, вообще-то, от природы человек любопытный! Конечно я тут же развернулся и сменил курс. Заветная подъездная дверь начала удаляться, а нечто круглое и черное становилось все ближе и ближе. Идти становилось все труднее. Рыхлый снег становился мне уже выше пояса. Я лег на снег и пополз. Руки, при этом, я отчаянно вытягивал вперед, стараясь побыстрее дотянуться до загадки. Словно почувствовав мои усилия, загадка зашевелилась и двинулась ко мне. В полном изумлении, пальцы почувствовали мягкую кошачью шерсть.

Это был кот! Или кошка! (Я в этом не особо разбираюсь.) Бедное животное оказалось в плену у метели, и очевидно совсем перестало ориентироваться в пространстве. Оно сидело в сугробе, сжавшись в клубок, и просто замерзало от холода. Крепко обняв чернушку, я пополз обратно к дому. Слава богу, что он был уже рядом. Когда мы, с кошкой, ввалились в подъезд, я не чувствовал ни ушей ни носа. Кошка тоже выглядела не лучше. Просто черный шар из шерсти, без хвоста и морды. Мы дружно припали к батарее отопления на первом этаже. Вернее припал я, а кошку (кота) посадил на нее сверху. Животное сначала сидело спокойно, как посадили. Постепенно тепло начало отогревать нас и черная красавица поплыла по батарее. Она улеглась на живот, свесив все четыре лапы и хвост вниз. Я с интересом разглядывал ее. Кошка была красива. Совершенно черная. Лишь белый чулок на задней правой лапке нарушал ее черноту, да белые усы. Глаза были небесно-голубые, очень чистые и доверчивые. Я обнял чернушку и она благодарно заурчала.

— Что же делать с тобой?

Только сейчас я заметил, что у кошки был ошейник.

— Да ты смотрю домашняя? Хозяева, поди, потеряли, волнуются уже.

Кошка посмотрела на меня умным взглядом и словно подмигнула.

— Так ты может нашенская? С нашего дома?!

Я был очень рад догадке. Ну конечно! Откуда по такой погоде возьмется тут кошка? Конечно здешняя. Спустив животное на пол, я двинулся вверх по лестнице, на второй этаж. Кошка, словно прочитав мои мысли, побежала следом. Она шла степенно, с достоинством, словно не я ее, а она меня подобрала на улице. Мой этаж был пятый. Мы молча поднимались с новой знакомой по бетонным ступеням. Напротив моей двери кошка остановилась, посмотрела на меня своими красивыми голубыми глазами и пошла дальше вверх. Она явно знала куда идет. Мне стало жутко любопытно. Эта уверенность внушала мне уважение к ней и неодолимое желание увидеть, что будет дальше.

«Может у нее и ключ есть от двери!» — хохотнул я про себя.

Кошка поднялась на седьмой этаж и легла под двери г-на Петрова. Я был удивлен! Чтобы у Петровых было животное? Это было чем-то не реальным, но… вдруг…?!

В это время на лестнице раздались шаги. На площадке седьмого этажа появилась баба Маша, наше ходячее справочное бюро.

— Виталик! Добрый вечер! — обрадовалась баба Маша.

— Добрый вечер, Марья Ивановна!

— А ты чего тут? Петрова ждешь? Да нету его. Уже три дня пьет с дружками.

— Да нет, тут кошка…

— Кошка?

— Вроде его кошка.

— Странно. Хотя, да-да, что-то он говорил про кошку, или собаку. Не помню.

— А! Ну значит его кошка! — обрадовался я — А то, думаю, чья животина мерзнет в сугробе, а она сама привела сюда.

— Так ты ее на улице нашел?

— Да. Полчаса назад.

— Ишь ты бедная.

Баба Маша присела над кошкой и стала чесать ее за ушами. Кошка заурчала от удовольствия.

— Спаситель значит твой, Мурка? — баба Маша засмеялась и еще раз погладила кошку.

— Молодец, Виталик. Бог все видит. Добро не останется без благодарности. Вот посмотришь, скоро что-нибудь хорошее постучится в твои двери.

Баба Маша заговорщицки подмигнула мне. Она, по роду своего хобби, знала все о личной жизни жильцов дома. О том, что от меня год назад ушла жена она тоже знала. Сначала все сочувствовала, а потом как давай невест водить мне, насилу отбился. Осталась одна, самая стойкая. Ее-то баба Маша и прочила мне в супруги. А тут еще и год на исходе, новую даму сердца я себе не завел, с кем Новый год встречать? Конечно с ней. На это и намекала сейчас старушка. Я деликатно промолчал. Не лежала у меня душа к той особе. Уж и так и эдак, а все никак не складывалось.

— Так я пойду, баб Маш?

— Иди сынок. Кошка обождет. Петров хоть и пьяница, но домой когда-нибудь придет — успокоила меня баба Маша.

Я спустился к себе. Обычная программа. Холостяцкий ужин, телевизор, интернет. Я пытался вникнуть в суть передачи, но в голове все стояли глаза кошки.

«А ведь она голодная! Три дня хозяина дома нет». Я как ужаленный подскочил с дивана. Схватив пакет молока и тарелку с колбасой, я выскочил на площадку. Кошка сидела на том же месте и в той же позе, что и час назад.

Она посмотрела на меня своими удивленными голубыми глазами и улыбнулась. Хотя, наверное, мне это показалось.

— Слышь, счастье, ты наверное есть хочешь? Я тут принес тебе…

Выложив ей свои угощения я присел рядом. Кошка жадно набросилась на еду. Видно было как быстро двигается ее худое тело в такт с глотательными движениями. Только теперь я рассмотрел, что он была очень грязная. Шерсть скаталась в трубочки и неряшливо свисала по бокам.

— Помыть бы тебя, красотка. Пошли ко мне, все равно Петров уже до утра не придет. Видишь какая метель. И автобусы уже не ходят.

Кошка согласилась. Она встала, благодарно потерлась о мои штаны и пошла вниз. У дверей моей квартиры она остановилась, словно поджидая меня.

— Ну, проходи!

Кошка вошла. Сначала она с осторожностью прошлась по кухне, потом заглянула в комнату и через прозрачную дверь на балкон.

Пока я набирал ванну для гостьи, она успела погулять по дивану, по шкафу, потом по пианино жены. Услышав как брякнули клавиши открытого пианино я вздрогнул. В моем доме уже давно не звучала музыка… и второе, я был абсолютно уверен, что пианино было закрыто, но… видно все же я его открыл и забыл об этом… Не кошка же его открыла?

Баня, для красотки, оказалась очень даже приятна. Она безропотно вытерпела мойку и сушку. Оказалось, что кроме белого чулочка у кошки есть еще два рыжих уха, а все остальное абсолютно черного цвета. Забавная получалась животинка.

После бани я по привычке включил телевизор и завалился на диван. Кошка забралась в кресло и с интересом поглядывала то на меня, то на телевизор.

Я обожал пятницу. Особенно пятничные новости и передачи. Можно смотреть что угодно и главное сколько угодно! Хоть до утра! Впереди целых два выходных дня!

Так мы пролежали час, потом второй. Кошка совершенно не беспокоила меня и я задремал. Проснулся я утром от стука в дверь.

— Опять звонок поломался

Там постоянно что-то отходило и починки хватало на пару нажатий.

— Кто там?

— Это я, Марь Иванна.

— Иду!

Наспех пригладив замятые вихры, я открыл двери.

— Что-то случилось?

— Да я хотела спросить, ты кошку не видел? Нету в подъезде.

— Да она у меня ночевала.

— А-а-а.

— Проходите в дом.

Марья Ивановна прошла. Она знала тут все до мелочей. Последний год, после ухода моей жены, Марья Ивановна частенько вытаскивала меня из бутылки.

— Хорошо, что кошка у тебя. Петров-то в больницу попал вчера.

— Что случилось?

— Да пьяный, с другом, на остановке уснули. Врачи сказали, что пальцы на ногах отрезать надо. Черные.

— Не повезло…

— Да… а все водочка ваша. Пьете без меры.

Марья Ивановна начала ругать Петрова, потом своего мужа, потом меня и всех выпивающих мужиков.

— Да ладно вам, баб Маш. Я ж не пью почти.

— Почти. Вот и не надо!

Еще немного поскрипев, Марья Ивановна ушла.

— Слышь, счастье, хозяин-то твой в больнице — сказал я кошке.

Та посмотрела на меня своими голубыми блюдцами и лизнула мне руку.

«Прямо как собака» — подумал я.

— Пошли завтракать!

К обеду мы окончательно оклемались. И я и кошка совершенно проснулись. Мне пришла в голову идея обзвонить друзей, а кошка нашла себе игрушку, клубок ниток.

Метель за окном продолжала пуржить и заносить снегом город. Никого из приятелей сие обстоятельство не толкало на подвиги. Решено было обойтись телевизором. Я полез в заветный шкафчик на кухне и достал заначку, почти пол бутылки армянского коньяка. Я припрятал его туда, чтобы зоркий глаз бабы Маши не обнаружил его раньше срока опустошения. Быстро сообразили на стол. Я порезал колбаски, овощей и лимончик. Кошке поставил молоко и недоеденный хвост селедки. Красотка уселась на стул напротив меня и принялась лакать.

«Ну и собутыльник у меня сегодня. Хотя уж лучше кто-то, чем совсем одному пить»

Кошка, словно услышав мои мысли, подняла морду и внимательно посмотрела мне в глаза.

— Пей-пей! У нас еще много его. Целый литр. Колбаской вот закусывай. А я коньячку. Чуть-чуть.

Я налил стопку. Потом вторую. Третью.

— Хорошо!!

Жизнь стала улучшаться. Я насвистывал под нос знакомый мотивчик и периодически спрашивал кошку:

— Ну как ты, счастье мое, сытая? А почему баба Маша сказала, что ты счастье принесешь? Ну какая от тебя может быть польза? Вот если бы ты была золотая рыбка…! И могла исполнить три моих желания! Вот тогда это счастье!

Я засмеялся над своей шуткой. Так бывает, выпьешь вроде немного, а юмор из тебя так и лезет. Хорошо еще если удачный, а то…

Кошка мурчала мне в ответ, словно поддерживая беседу. Громче всех беседовал телевизор. Как раз шли новости. Лидеры двух стран широко улыбались друг другу на весь экран. Комментатор счастливо разливался за кадром.

— У-у… живут же люди. Вот скажи, и куда им столько денег-то?

По телевизору проплыли буровые вышки, потом какие-то красивые дома.

Пьяная злость начинала просыпаться в моем мозгу.

«Похоже коньячок на сегодня все…»

Когда по экрану поплыли уже красивые яхты и лимузины я не выдержал:

— Эх, мне бы хоть кусочек этого счастья. Хоть миллиончик вшивый. Или джип какой-нибудь. Может Танюха бы тогда и не бросила меня… Как надоело жить одному…

Вспомнилась жена. Как год назад она собрала свои вещи и ушла. Маленький черный чемоданчик вещей. Остальное сказала выкинуть. И пианино тоже. Я не смог. На пианино не поднялась рука. Так и стоит посреди комнаты, ни проехать ни пройти. Память. Теперь это моя память.

Она была учителем музыки. Хотя почему была? Она есть, но не у меня, а у г-на Г., к которому ушла год назад. Не сказать чтоб я ее еще любил, нет,…наверное просто привык, за двадцать лет, слышать каждый день ее голос, вот и все…

От грустных мыслей оторвал меня телефон. В такой поздний час обычно мне никто не звонил и этот звонок заставил меня вернуться в действительность.

— Алло.

— Алло, Виталий?

— Да.

— Это Марина. Помнишь Марину Кузнецову? Учились с тобой в школе в одном классе.

— А-а! Марина!

Я вспомнил. Это была девчонка, которую я отчаянно любил в девятом классе.

— Марина! Как я рад тебя слышать!

— Виталий, я проездом в Х. Очень хочу тебя увидеть. Мы можем завтра встретиться?

От волнения у меня вспотели руки. Маринка, моя давняя любовь в Х. и хочет меня увидеть! Это было так неожиданно и совершенно невероятно! Конечно я согласен!

Весь оставшийся вечер моя пушистая соседка слушала пьяные воспоминания о школьных годах, о девочке с косичками, которой я строил разные пакости и боялся признаться в любви.

— Вот скажи мне, красотка, и чего я на Маринке после школы не женился? Красивая. Любила меня. Нет, мне пианистка в душу запала… А Маринка верная, всю жизнь меня вон любит. Даже замужем не была. Сынишка, правда есть, но это так. Им, бабам, надо это, без детей никак. Скучно им. В мире столько интересных дел есть, а им детей подавай. Вот я бы, например, лучше бы в Африку отправился! Спасать белых носорогов! Их всего-то осталось десять штук на планете. А бабам лишь бы дети были. Внуки… Скукота… ик… ик…

Икота прервала мой монолог. Запив водой, я вернулся за стол. Кошка терпеливо сидела за столом на своем стуле и словно ждала продолжения беседы.

— Ох синеглазка ты моя! Красивая ты, зараза! А Петров дурак. Сидел бы дома, не отморозил бы пальцы. Я же вон пью с тобой и ничего, а ему, видишь ли, общество подавай.

Так я тебе, красавица моя, про Маринку-то не рассказал. Она такая была… такая… красивая… все парни бегали за ней. И чего она в Москву подалась? Наверное поклонники одолели. Завтра схожу на свидание, расскажу тебе какая она теперь. Если все такая же красотка… то-о-о-о!

Я попытался прищелкнуть языком, выражая свой восторг. Получилось плохо, но кошка не осудила.

— Женюсь! Ей богу женюсь! А чего? Я холостой, она тоже.

Потом я провалился в пьяный сон-бред. Мне снился бар, мы с Маринкой за столиком, потом танцы, легкие прикосновения, ее, мои… желание все росло и росло… пока я не проснулся. 3 часа ночи. Свет горит. Телевизор орет диким голосом какую-то рекламу. Ужас! Кое-как я умылся и упал на диван. Где мой пушистый собутыльник я не успел рассмотреть, да и к чему?

Воскресенье очень сильно напомнило мне недавний сон. Маринка и правда была неотразима. Конечно уже не восемнадцать лет, но… ой как хороша. И фигурка, и волос, а как нежно говорит и заводит в потолок жеманные глазки. Я был сражен. Конечно были танцы, объятия. Сразу вести к себе я не рискнул. Пусть опомнится немного. Она же на неделю приехала, пусть будет время осмотреться и принять решение. Я твердо решил не отступать от намеченной цели.

По пути домой я заскочил в зоомагазин и купил на выбор пару пакетиков кошачьего корма. Хотелось порадовать новую соседку.

Кошка встретила у порога. Она много ластилась, мурчала и даже несколько раз сказала мяу. Первый раз за два дня!

За ночным ужином я поделился своей радостью с кошкой. Она, как обычно, уселась на стул напротив меня и с удовольствием поедала корм из своей тарелки.

— Ты представляешь, Маринка просто необыкновенная женщина! Она совсем не изменилась! Может только немного поправилась, а в остальном… м-м-м! Я обязательно на ней женюсь! Вот немного привыкнет ко мне и все! Баста! Кстати, ты не против, если я завтра ее к нам приведу? Она тебе понравится! Она тоже любит животных. У нее есть собака. Но вы подружитесь. Там что-то мелкое. Не бойся.

Я по-дружески потрепал рыжие уши моей красотки. Кошка замурчала.

— Мы поженимся. Купим новую большую квартиру, машину. Обязательно джип! Я обожаю черные джипы. Нормальная машина для наших дорог.

Так вот, болтая с кошкой, я допил бутылку коньяка, и мы улеглись спать. Завтра на работу. А так не охота. Засыпая, я и не знал, какой сюрприз готовит мне этот понедельник.

Вечером понедельника я летел домой как сумасшедший. Во-первых, должна была приехать Марина. Мы договорились, что в восемь часов она будет у меня. Надо полагать уже до утра!

А во-вторых, я спешил поделиться новыми, потрясающими новостями с моей пушистой соседкой.

Голубоглазое счастье встретило меня как положено, у входа. Наскоро сбросив вещи, я подхватил кошку на руки и закружил по комнате:

— Ты представляешь, мне предложили работу! Новую работу! Так, сейчас расскажу все по порядку. Не торопи меня.

Я счастливо чмокнул кошку и усадил рядом с собой на диван. Время было семь, значит я еще все успевал до прихода любимой.

— Слушай. Звонит мне сегодня Иван Прыгунов. Это мой сослуживец. Ты его не знаешь. У него охранное предприятие, ЧОП. Денег вообще не мерено. Думаю, он не только ЧОПом занимается.

Я подмигнул кошке. Та, не мигая, смотрела мне в глаза.

— Так вот, Ванька мне работу предлагает. Зарплата — сотня в месяц. И машину свою дает, джип, черный! Буду рассчитываться за нее потихоньку, без напряга. Представляешь?! Круто! У меня теперь джип! И баблосы!

Я вскочил и снова закружил кошку в безудержном танце. Видно кошке понравилась моя страсть. Она вцепилась в меня, прижалась всем телом к моей груди и замурлыкала.

— Ну вот! А теперь мы с тобой наведем порядок и будем ждать Маринку.

Работа закипела. Вместе мы протерли вековую пыль, отмыли гору посуды, что неделю кисла в раковине. Потом наскоро порубили салат и нажарили картошки с салом. Не знаю как Марине, а мне такой ужин был по душе! Пробило восемь. Звонок, конечно, опять не работал, пришлось Марине немного пошуметь. Вернее даже не самой Марине, а бабе Маше, которая, как специально, оказалась на лестнице в этот час. Старушка одобрительно кивнула мне в последний момент перед закрывающейся дверью. Добро было получено.

О том, что было дальше, я, пожалуй, умолчу. Дело житейское. Сами все знаете, не маленькие.

Утром Марина ушла очень рано. Ей в восемь нужно было уже быть в налоговой, какая-то проверка шла, подготовка или что-то в этом роде, я особо не вникал. Да и мне самому пора было на работу. В первый день на новую работу обычно не опаздывают!

Кошка подошла к моим ногам и обвила их хвостом.

— Ну что такое? Соскучилась уже? Пошли еще корма положу.

Мы отправились на кухню. Сначала черная красотка, а следом я. Я сидел и смотрел, как она грациозно достает кусочки из тарелки.

— Надо же,…а ведь правду баб Маша сказала. Ты появилась и все как по маслу пошло.

Я замер. От этих мыслей мурашки побежали по телу.

— Господи… и деньги… и машина… и жизнь вроде начала как-то налаживаться…

Кошка перестала есть. Она потянулась и прыгнула на холодильник.

— Послушай, может ты и правда не простая кошка? Все, что я тебе спьяну наговорил, взяла да и исполнила.

Я совсем разнервничался, достал сигареты, хотя уже месяц как бросил. Дело принимало серьезный оборот. Мистика какая-то. Кошка должна была быть у Петрова, но я ее забрал, а Петров в ту ночь пьяный отморозил ноги. У меня же год как застой в жизни, тоска да болото, а тут на тебе, женщина из прошлого, от которой до сих пор без ума, работа, деньги, машина…

— Нет, ты скажи мне, неужели это совпадение? — пытал я кошку.

Та, разумеется, молчала и лишь смотрела, не моргая, своими голубыми глазищами.

— Ну, если ты и правда все можешь,…сделай меня… сделай мне… — я запутался.

Мысли скакали и скакали, как в игре чехарда. Что захотеть? Вернуть мне молодость? Снова стать двадцатилетним красивым парнем, без лысеющей головы и красной физиономии? Но все друзья мои тогда как же? Они-то сорокапятилетние. Как я им объясню? Да и вообще, бред какой-то. Придется общаться с молодыми, а о чем с ними говорить? Что сейчас интересует молодежь? Тоже бред… Ерунда какая-то.

Может попросить здоровья? Будет мне сто лет, а здоровья ого-го! Ничего не болит. Все как часы работает. И буду я лежать в гробу с совершенно здоровыми почками, сердцем и т. д. Тьфу! Тоже бред!

Я вскочил и зашагал по комнате. Волнение росло. О работе уже и думать не мог. Тут вся жизнь решается. Третье желание. Не дай Бог, но вдруг это последнее.

Вконец измотанный я упал перед кошкой на стул и взмолился:

— Послушай. Я окончательно запутался. Я выпросил у тебя семью, деньги, машину, а что еще просить не знаю… власть, или здоровья, или вечную жизнь, или еще бог знает что? Не знаю. Помоги мне, красавица. Дай мне то, что сделает мою жизнь интересной, что заставит сделать что-то, очень нужное, чтобы потом кто-то сказал «молодец мужик. Не зря в этот мир пришел». Я не знаю что это, но помоги мне… у меня ведь это последнее желание?

Я с сомнением и надеждой заглянул в голубые прозрачные блюдца. Кошка мяукнула и спрыгнула на пол.

В эту минуту раздался звонок. Лихорадочно нащупав в кармане телефон, я посмотрел кто на другом конце провода. Это был Иван, мой новый начальник.

— Алло.

— Виталь, ну ты где? Я уже пол часа возле твоего подъезда стою. Выходи давай. Дел по-горло.

— Бегу!

Я лихорадочно натянул пуховик, чмокнул кошку в черную макушку и выскочил на улицу. Метель совсем утихла. Снег по-прежнему лежал огромными холмами по обеим сторонам дороги. Снегоуборочная техника еще не добралась до нашего района. Впрочем, как всегда.

Черный джип без труда рванул по шоссе, взметая клубы снежной пыли. Я ехал, а в голове крутилась одна и та же мысль — «скорее бы вечер».

Кое-как отработав день, я бежал, нет, летел на новой машине к родному дому. Даже Марине не стал звонить. Голос мог выдать мое волнение, а объяснять что-либо не хотелось. Пусть все будет позже.

Вбежав в подъезд, я натолкнулся на бабу Машу. Ну конечно! Так и должно было быть.

— Добрый вечер, Виталик!

— Добрый вечер, баб Маша!

— Спешишь?

— Спешу.

— Ох эта молодежь. Все куда-то спешат-спешат. А чего спешат? Как с Мариной дела?

— Хорошо. Баб Маш, мне правда надо идти.

Я попытался боком проскочить мимо бабы Маши.

— Свадьба-то будет?

— Будет-будет! Все по-людски будет.

— Меня позовешь?

— Конечно.

— Ну ладно, беги. Да, кстати, тут почту носили, тебе конверт. Смешной какой-то.

— Давайте.

Я взял конверт. И правда смешной. Похож на те, что рассылают по интернету, чтобы выписывали вещи.

«На кой он мне?» — подумал я и сунул в карман брюк.

Бегом ворвавшись в квартиру, я бросился искать кошку. Ее нигде не было. Нигде. Вообще нигде… Я обошел квартиру на три раза. Ничего. Словно и не было никогда черной красавицы.

— Может выскочила?

Я бросился на площадку. Баба Маша еще болтала с кем-то внизу.

— Баба Маша, там кошки моей нет?

— Какой? Черной? С белой лапой?

— Да!

— Да вот только что выпустила ее на улицу. Она тут просилась, просилась, я и выпустила. А что? Не надо было?

— Что вы наделали…

От огорчения жутко заболела голова. Я сел, достал коньяк. Требовалось срочно успокоить нервы. Ушла. Наверное, я ее достал своим бредом. Жена ушла, теперь вот кошка. Осталось еще потерять работу и Маринку… эх…

Я неспеша разделся, бросил на стул рубашку и брюки. На пол увесисто шмякнулся давешний конверт.

— Вот еще и рекламу шлют без конца, достали уже. Столько денег на ветер.

Потом я рассеянно вскрыл конверт… Боже!

В нем лежал авиабилет на мое имя. До Африки. И газетная вырезка, в которой было написано, что в мире осталось всего несколько штук белых носорогов. Что они обитают только в Африке. И день и ночь контрабандисты ведут охоту на этих животных, из-за особой ценности их рогов. Срочно требуется помощь по спасению этих животных!

Сомнений больше не было. Кошка не обманула меня. Это было мое третье желание…

7.12.2014

Новогодняя история

Декабрь был на исходе. На дворе стояла жуткая холодина. Село наше, в пять старых захудалых домишек, замело почти по самые крыши. Несмотря на это народ не спешил откапываться.

Василий подсел к окну и приложил указательный палец к стеклу. Вскоре под ним образовалась проталина, через которую можно было бы выглянуть на улицу. Он поспешил это сделать, пока узкое оконце снова не подернулось тонкой пеленой льда.

Тишина. Белая снежная тишина предстала его взору. Ни лая собаки неслышно, ни дымка от соседнего дома, ни света в окнах.

«Как вымерло все» — подумалось Василию.

— Вась, скоро праздник… новый год… — тихо промолвила жена его, Зоя.

Она сидела на диване, укутав ноги в толстый клетчатый плед, и быстро-быстро орудовала спицами. Это должен был быть очередной шарф. Другого Зоя не умела, и потому натренировалась в вязании шарфов практически до совершенства.

— Да, скоро — не спеша ответил ей Василий.

Он, так же неторопливо, встал от окна, подошел к отрывному календарю, что висел на стене, и оторвал листочек с цифрой 29.

— Вот и 30-е. Завтра новый год.

— Да… еще один…

В голосе жены послышался упрек и какая-то женская безнадега.

Василий все понял без слов. Он хорошо знал свою любимую жену. Когда-то, три года назад, он привез ее сюда, в это селение на русско-китайской границе. Тогда он не думал, что все затянется на долгие три года. Это все друг его, Мишка В. Ему выпал жребий ехать в с.С-во. фельдшером, а он возьми, да упади с лошади. Да еще так неудачно, что открытый перелом на обе ноги! Ну куда такого фельдшера в глухомань на костылях иль в гипсе? Конечно никак. Всей нашей скромной больницей бросились срочно искать ему замену. Одного спросили, нет, не годится, староват для подвигов, второго, жена молодая, на сносях, вот-вот родит. Вот так и пал жребий на Василия М., ветерана вооруженных сил, ныне полковника в отставке.

От неожиданности предложения Василий сначала растерялся. Думал уже все, отслужил Родине, можно и отдохнуть спокойно, в тепле и уюте городской квартиры, а тут бац… предложение от которого невозможно отказаться. Совесть загрызет. Вся надежда, только на его могучие плечи…

Главврач, с надрывом в голосе, уговаривал, как мог, спасать ситуацию:

— Васенька! Годик. Тебе только годик там продержаться. Я понимаю, что село глухое, что пять домов, но там же тоже люди. Им врач бывает нужен, а до города, сам знаешь, двести километров. Ну куда им бежать? К китайцам? Там, конечно, граница рядом, я даже больше тебе скажу, по-секрету, только ты никому…

— Конечно-конечно — кивнул Василий

— Наши пограничники ловили нарушителей, что бегали в соседнюю китайскую деревню к лекарю. Одна баба даже родила там. А что прикажешь делать?? Не смотри на меня так.

Главврач стушевался и забегал глазами.

— Я знаю, что так нельзя, но там никак иначе. Померла бы, если б не тот китаец. Так вот… я тебе, вот потому и говорю,… врача нашего туда надо. Мне начальство уже всю плешь проело на эту тему. Требуют кого-нибудь отправить.

Главврач нервно закурил и снова подсел к Василию:

— Вася, там все есть. Жилье, усадьба. Домик кстати неплохой, годов пять всего ему. Поработаешь годик, а по весне я тебе замену найду. Или Мишку на ноги поставим, или еще кого с «большой земли» пришлют.

— Ладно — скрепя сердце согласился Василий.

Выхода не было. Из четверых врачей больницы С-го района Хаб. края, он был единственный подходящий по всем статьям.

Недолгие сборы, пара чемоданов и вот уже чета М. прибыла в забытые богом места, на русско-китайскую границу. Пять домов, две сторожевых вышки, да тридцать человек народу. Маловато…., скучновато…, зато какая тут была природа!! Вот что диво, то диво! Бескрайние просторы полей, убегающие прямо из под ног за линию горизонта, неторопливая красавица река, набирающая тут силу и мощь, чтобы промчаться стремительным водным потоком по русской земле, и где-то, далеко-далеко, соединиться с холодным Охотским морем. Все вокруг было таким чистым, таким первозданным и нетронутым цивилизацией, что захватывало дух. Василий влюбился в эту красоту с первого взгляда. Она напоминала ему босоногое детство, мамку с батей и закадычных друзей.

Жене же его, Зое, местечко оказалось совсем в тягость. Как городской житель, потомок интеллигентных родителей, и даже кажется дворянского сословия, в каком-то поколении, она отчаянно тосковала по культурным заведениям. Иногда ей снились сны, что она, с мужем, идет в Музыкальный театр, на премьеру очередного спектакля, а иногда, словно наяву, ей слышались звуки их родного, симфонического оркестра… Мама очень любила слушать, как Зоя музицирует на скрипке…

Василий успокаивал жену как мог, и первый год это ему отлично удавалось… Когда стало ясно, что заточение растягивается, смеха поубавилось у обоих. Теперь вечерами супруги сидели молча, каждый в своем углу и размышляли. Зоя — об обмане, а Василий — что бы придумать, чтобы успокоить, когда случится очередной припадок истерики у жены. Второй год прошел в редких трудах и мечтах о возвращении в город. Пару раз Василий звонил главврачу т. Рябинкину, в надежде услышать заветные слова, и получив очередную порцию обещаний понимал, что еще не настал его час… Смена далеко. Мишка В-ов. тем временем выздоровел, и был срочно отправлен в Тугуро-Чумиканский район, с такой же миссией как у Василия. С этим известием тонкий лучик надежды окончательно погас. Прошел третий год. Наступила осень, затем зима. И вот на носу уже 30 декабря, почти Новый Год.

— Вася, затопи печь. Что-то я совсем замерзла.

— Хорошо.

Василий обул валенки, натянул шубу, шапку.

— Зоя..я тут подумал..а может приготовим что-нибудь на праздник? Новый год все-таки…

— Да?! Неужели? Праздника ему захотелось. Не прошло и трех лет. Что же ты так долго думал?!

— Да чего ты? Прямо как с цепи сорвалась.

— А потому что, Васенька, что мне это все на-до-е-ло! Три года как в ссылке. За что?

— Зоя, не начинай.

— Нет, ты мне объясни, почему все так?! Ты мне обещал год, а уже три прошло! Вася, я устала так жить. Это же каменный век! Дрова, печка, вода с колодца. А этот огород! Как мне все надоело. Я хочу в ГОРОД! Понимаешь? Я хочу людей! Хочу в театр!

— Зоя, успокойся.

Василий еле сдерживал себя. Он понимал, что все, что говорит сейчас жена, это и его огромное желание, но… он не мог все бросить… и ее отпустить он не мог.

— Зоя, я тебя люблю.

— Я тоже тебя, Васенька, иначе зачем бы я тут сидела эти три года. Но я, Вася, устала. Хватит. Это никогда не кончится. Это болото засасывает нас. Все! Этот новый год будет последний в этой дыре!

— Как это?

— А вот так! Как только растает снег, мы все бросим и уедем в Х-ск, с первой оказией. И не возражай! Я не желаю больше ничего слышать!

— А как же люди?

— Не умрут. Вон китаец, через реку, хороший лекарь. Ему еще сто лет жить, вот и вылечит кого надо.

— Но это же государственная граница! О чем ты говоришь, Зоя?!

— Я тебя умоляю! Граница! Да тут проходной двор, а не граница.

— Не смей, Зоя! Я тебе ЗАПРЕЩАЮ так говорить!

Василий почувствовал, что кровь приливает ему к лицу. Речи становились опасными.

— Давай лучше на стол собери!

Хлопнув дверью, он ушел. Наступила тишина. Снова тишина. Слышно было, как где-то вдалеке залаяла собака. Может кто чужой прошел? А может на китайской стороне кто ходит? Зимой хорошо все слышно. Морозный воздух далеко звуки разносит. Погрустив немного, Зойка начала собирать на ужин. День клонился к закату. Красное солнышко садилось в белый снег далеко-далеко за рекой, на Китайской стороне.

Ужинали молча. Василий, по-привычке, листал старенькую замызганную книгу из серии «Мужество», машинально отправляя ложку за ложкой себе в рот, а Зойка о чем-то думала, разглядывая узоры на мясном подливе.

— Ты чего, Зой?

— Что?

— О чем задумалась?

Василий не любил когда жена долго молчала. Пусть ругает или песни поет от счастья, только не молчит. Не женское дело, в молчанку играть.

— Завтра Новый год. Вот думаю… чем нас можно еще порадовать… в этой дыре…

— Опять ты начинаешь? — взметнулся Василий

— Да нет, я уже серьезно. Праздника хочется, как у людей… Может елку нарядим? Я игрушки у соседки возьму.

— Елку?

Тут только Василий вспомнил, что за все это время, они ни разу не отмечали новый год, так как надо. Не было ни елки, ни подарков.

«Блин! Какой же я дурак! Ну конечно! Надо было что-нибудь придумать. Может тогда Зоя и не злилась бы так».

— Ну-у-у…а почему бы и нет! Пойду в лес, срублю елку, и будет у нас настоящий Новый год! Да, любимая?

— Да! Да! А я возьму мишуры и пару игрушек у соседки!

Настроение моментально подскочило от минус ста до плюса! Семья оживилась! Словно два расшалившихся школьника, схватившись в объятиях, они поскакали по дому, весело сметая половики и кухонную утварь. Счастье прыгало, толкалось, щипалось, пока дружно не упало без сил на диван. Решено было, что завтра, в последний день уходящего года, Василий пойдет за елкой, а Зоя приготовит… настоящий праздничный стол! Конечно с оливье и селедкой под шубой! Чтобы было все, как полагается! А еще надо шампанское! Обязательно надо! Чтоб под звон бокалов и бой курантов загадать одно, общее желание на двоих!

С первыми лучами солнца проснулся единственный петух с. С-во. Он пробудил Василия и Зою. Морозец за ночь прилично выстудил дом. Высунув голые ноги из-под одеяла, Василий вспомнил вчерашний разговор с женой.

«И зачем нам эта елка? Встречали же два новых года без нее и ничего, нормально. Теперь вот тащись в лес, по морозу».

Вслух он ничего не сказал. Да и как было говорить, когда жена просто светится от счастья, в предвкушении праздника?

— Вася, а как ты думаешь, может я бефстроганов тебе сделаю? Как ты любишь. Помнишь? Дома часто делали…

— О! Да-да! Это было божественно… — Василий вспомнил давно забытый вкус и сглотнул слюну.

«Интересно из чего Зойка собралась готовить? Сметаны уже два месяца как нет… да и вообще с молочкой зимой тут напряженка».

— Ты не переживай! — словно услышала мысли мужа Зоя -Ты давай-ка завтракай быстро, да иди в лес. День короткий сейчас, не хочу чтобы ты по-темну там один ходил.

— Ну да, ну да…

Наскоро перекусив и залпом опустошив кружку чая, Василий принялся за сборы вещмешка. Он всегда брал его с собой, когда отправлялся дальше своего дома. Почему? Нет, не из страха, по-привычке больше. В нем обычно был бинт, йод, кое-какие лекарства первой необходимости, фляжка медицинского спирта, банка тушенки, кусок сала, хлеб и луковица.

«Все-таки в лесу живем, всякое может случиться!»

Взвалив все это добро в санки-самоделки, Василий водрузил сверху топор, пилу и веревку. Все. Теперь можно в путь. Зоя обняла мужа, словно провожая на фронт, чмокнула в густые рыжие усы и вздохнула. Василий ответил таким же вздохом. Ох как не хотелось тащиться в лес, но… если дал слово жене — попробуй не сдержи!

Лыжи равномерно продавливали плотный снег. Бежалось легко. Даже санки, что тащились сзади на длинной веревке, привязанной к поясу Васи, нисколько не тормозили шаг. Раз, раз, шаг, второй. Играючи, легко, спешил Василий пересечь огромное белое поле. Там, у самого края его, начинался лес. Летом до него было идти и идти, а сейчас, лыжи с такой легкостью летели, едва касаясь белой красоты, что казалось еще каких-то полчаса и он будет у цели. Морозец, между тем, поджимал.

«Хорошо, что у меня нет собаки» — думал на бегу Василий — «околела бы от холода. И как тут люди живут? Вон Мироныч, сосед слева, сорок лет тут живет. Ужас! Я бы сбежал уже, а ему ниче, нравится. Хороший мужик. Настоящий. Я ему когда про елку сказал, так он вообще не понял сначала. Думаю, он меня за идиота принял. Тут елки отродясь никто никогда не ставил. А потом ничего, посмеялся и даже хлопушку какую-то дал, старинную, советскую. Чтоб жене подарил! Вот мужик! Вот молодец!»

Василий проверил правый карман шубы, хлопушка скромно лежала там, куда ее положили.

«Обрадую Зойку! Там с сюрпризом! Хорошо все-таки раньше хлопушки делали, и конфетти и фигурку какую-нибудь затолкают, а сейчас пустота, звук один да серпантин. Не то!»

Василий бежал, равномерно рассекая воздух, а сам продолжал мечтать. Вспомнился город, какие праздники они с женой устраивали своим детям, когда те были маленькие… Эх… где то время? Дети выросли, разлетелись по стране, а они с Зойкой вот здесь, в дыре, на русско-китайской границе, отдают долг Родине.

«Нет, по весне скажу Рябинкину, пусть переводит меня в город. Хватит уже этой партизанщины»

Ну вот, наконец-то и лес. Василий сбавил ход. Молодые кустики, что торчали из-под толщи многометрового снега, сообщили, что цель уже близка. Теперь спешить не нужно. Первая задача — найти самую красивую елку! Вторая — доставить ее хозяйке!

Василий отвязал сани и начал не спеша обследовать молодые елочки. Первая оказалась совсем лысой, вторая была немного попушистее, но все равно какая-то несчастная. Третья была шикарна, но только передней частью, у четвертой вообще была сильно покусана макушка (очевидно, ею недавно позавтракал сохатый) Все было не то. Елочки совершенно не годились для праздника. Василий огляделся, вздохнул, затем прицепил к поясу веревку от саней и снова тронулся в путь, теперь уже вглубь леса. Он не боялся заплутать, след его лыж был хорошо виден на чистом, ослепительно белом снегу.

Прошел час, за ним второй, а елка все никак не находилась. Василий начал уже присматриваться к великанам, на предмет обрезания, тьфу ты, отрезания у них пушистой макушки. Варварство, конечно, губить целую двадцатиметровую красавицу ради верхушки, но… что прикажете делать, если нет достойных в малоросликах? Наконец желаемое дерево было найдено! Василий влюбился в эту лесную красавицу с первого взгляда! Нет! Правда-правда! Она была просто великолепна! Мохнатая, раскидистая. И цвет у нее был такой …такой необыкновенный — голубой!

Словно зачарованный, Василий уселся в сани, напротив лесной красавицы. Он разглядывал каждую веточку, каждый холмик снега, что щедро покрывал пушистые хвойные лапы. Солнце искрилось на них, отражаясь ярким разноцветьем, играло, словно приглашая стряхнуть снежинки на землю. Кра-со-та!

— Эх, жалко тебя губить, красавица — вслух сказал он елке — Но так надо. Сейчас перекушу и за дело.

Василий развязал мешок, достал провизию, спирт и принялся обедать. Т.к. на улице было минус тридцать, то обед прошел очень быстро. Спирт приятно обжигал горло и желудок, толкая на активные действия. Вздохнув, Василий еще раз окинул взглядом голубую красавицу, и приступил. Для начала он очистил подход к стволу. Снег пришлось разгребать прямо руками.

«Вот дурак, хоть бы лопату какую прихватил…» — думал он.

Когда по обеим сторонам елки выросли сугробы снега, Василия осенило:

— А зачем я так копаю? Эх, Вася, Вася. Мне же все равно только верхушка нужна. Сколько отпилю, столько и будет.

Глотнув еще 100 грамм из волшебной фляжки, Василий достал топор и пилу. Он приложил к стволу по очереди то одно, то другое и… задумался. Никогда еще прежде ему не приходилось валить такие огромные деревья. Да и вообще деревья, что ему попадались в жизни, были уже распилены на чурки. Их-то он знал как колоть, а вот срубить такую махину… это оказывается совсем не просто!

Василий потрогал рукой ствол, в том месте, где собирался его рубить, взмахнул топором и… глухой удар известил округу, что дело началось. Раз, два, три. Мелкие щепки полетели во все стороны. Дерево слегка задрожало и окатило Василия порцией снега.

— Стой! А ну стой! Стрелять буду!

— ?

Топор выскочил из рук Василия. Он обернулся. Прямо за спиной у него стоял непонятно откуда появившийся дед. В руках его было ружье.

— Стой! А ну прекрати это безобразие!

— Дед, ты откуда?!

— Стрелять буду!

Два ствола были направлены на нарушителя покоя.

— Деда, да я русский!

— Вижу что не китаец! Чего дерево губишь?

— А-а, дерево! Да это ж елка, завтра новый год. Вот хотел жену порадовать.

— А ты знаешь, что это территория Н-ского заказника? Нельзя тут ни охотиться, ни лес рубить.

— Да ну!!

— Баранки гну! Закон запрещает!

— Да я всего одну елочку-то…

До Василия начало доходить, что он вляпался во что-то не очень хорошее. Не осознавая еще всю глубину своей неудачи, он однако почувствовал, что елочка эта дорого ему обойдется.

— Дед, да ладно тебе, опусти ружье.

— Не опущу! Пока от дерева не отойдешь, не опущу.

— Ну все, я отошел, опускай.

Василий отполз от елки, утопая по пояс в снегу, кое-как добрался до санок и взгромоздился на них.

— Я не знал, отец, что тут уже заказник. Я из С-ки.

— Да понял я откуда ты. Тут одна деревня рядом, других нема. Значится нарушаем закон?

— Да нет. Я вообще-то врач. А тут Новый год… завтра… решил елочку жене принести.

— Ну-ну.

Дед слушал рассказ Василия, а сам потихоньку собирал разбросанные в панике вещи. Топор, пила, все было аккуратно уложено в сани.

— Значится так, мил человек, обувай лыжи и ступай за мной.

— Куда?

— ПрОтокол писать будем.

— Кого?

— ПрОтокол. Оформлять нарушение, значится.

— А может…?

— Но-но! — лесник грозно сдвинул брови и снова направил на Василия ружье — Тут власть я. Так что лучше не спорь. Пошли.

Делать было нечего. Василий нацепил лыжи, привязал к поясу сани и зашагал вслед за лесничим.

А между тем солнце пошло к закату. Василий с тоской поглядывал на красный диск светила и начинал догадываться, что обратно придется идти уже в темноте. Не прийти в новогоднюю ночь к жене — это равносильно расстрелу! Через повешенье.

Сторожка лесника была засыпана снегом почти под самую крышу. Несмотря на это хозяин быстро нашел вход и юркнул в маленькую, едва заметную дверь. Василию пришлось очень постараться, чтобы войти в дом, не расшибив себе лба. Согнувшись пополам, он протиснулся следом за дедом. В домике было тепло. Пахло картошкой и дымком. Посредине комнаты стоял стол, слева тянулась лавка. На ней, среди шкур неизвестных Василию животных, лежал пес. Он слабо вильнул хвостом, заметив хозяина и гостя.

— Лежи, лежи, Ресси. Приболел он у меня. Старый уже. Простывает на морозе. Раньше по лесу весь день скакал и хоть бы хны… эх… старость…

Старик скинул тулуп, валенки и прошел к столу. Василий сделал тоже самое.

— Голодный? Есть будешь?

— Не, спасибо.

— Ну если не хочешь, то сразу к делу давай.

— Слушай, дед, как звать тебя?

— Петр Иванович

— Петр Иванович, может не будем бумагу писать? Понимаешь, нельзя мне такое.

— Это почему же? Заказник рубить значит можно, а писать бумагу нельзя? Хитер.

— Да я же врач. Меня от больницы направили. Если на меня какие бумаги

пойдут, то я с работы вылечу в два счета. Один выговор и все.

— Так я тут причем? — старик сделал вид, что не понимает, к чему клонит Василий.

— Ну как причем?! Ты протокол свой дурацкий напишешь, в больницу документы попадут и все, уволят к чертовой матери. Это же граница. Китай рядом. Нельзя мне компроматы.

— Знаешь что, мил человек.

— Василий я

— Вот, Василий, я так тебе скажу, ты может и хороший врач, но дело ты делал худое. Вредил своему государству! Да еще на приграничной полосе! Вот!

— Петр Иванович! Да я же не знал, что это заказник! Да начерта бы я ее рубил, если бы знал чем дело кончится??

— Ты не шуми! Я с тобой сильно цацкаться не буду. Сейчас оформим и ступай куда хочешь.

Лесник достал какие-то бланки, надел на нос очки и принялся писать. Бежать было бесполезно.

«Как муха в паутине… Вот вляпался так вляпался. Теперь точно с работы выгонит Рябинкин. Еще и с выговором в личном деле, наверное»

— Ну, читай. Внизу поставь подпись.

— А если не поставлю?

— Поставишь как миленький — угрожающе отозвался дед.

Василий не стал спорить. Не читая он подмахнул бумажку и плюхнулся на лавку. Собака, что оказалась рядом, подняла морду и лизнула Василию ладонь.

— Видно ты и впрямь не плохой мужик! Ресси просто так никого не лижет. Порвать — это запросто, а вот лизнуть — нет.

Старик подошел к собаке и ласково потрепал за холку.

— Сейчас приберусь и ужинать будем. Все так праздник, новый год.

Петр Иванович включил радио. Маяк передавал новости.

— Скоро куранты бить будут. Надо не прозевать, желанье загадать! — дед засмеялся.

Видно было, что настроение у него отличное. Еще бы! Нарушителя поймал!

— Слушай Василий, ночь уже на дворе. Оставайся тут до утра. Куда ты в тайгу один пойдешь?

— У меня жена там… ждет… меня… с елкой…

— Ну вот. Елки нет, чего спешить?

Василий взглянул на часы, было уже без четверти десять. Он явно не успевал к бою курантов.

— Эх дед… ты всю жизнь мою погубил сегодня.

— Я?

— Да. Протокол твой и ты. К жене не успел, с работы выгонят, эх… — Василий махнул рукой и пошел за рюкзаком.

Не спеша он выложил на стол остатки хлеба, сало, банку тушенки и пол фляжки спирта.

— Вот. Это к новогоднему столу. Больше у меня ничего нет.

— Не беда, мил Василий. Садись. У меня тут есть мясцо, картошечка. Самогон есть домашний! Сам гнал, из шишек еловых!

— Да ну!

— А вот попробуй! Знаешь какая штука! Получше всяких виски-писки будет!

Усевшись рядышком на единственной лавке, мужики принялись за праздничный ужин. Самогон и спирт, в компании с домашним теплом, быстро развязали языки враждующим сторонам. Дед вспомнил лихие-молодые, потом пожалился как бабка бросила его, оставшись в городе с детьми и внуками, а Василий рассказал как был «жестоко» обманут главврачом больницы и сослан в эту глушь на целых три года.

— Ты представляешь, Иваныч, три года! Я жене в глаза уже смотреть не могу. Она гниет тут заживо. Раньше помню, такая веселая, шебутная была, все что-то пекла, шила. А как моя Зоя поет!! О!! Голос бесподобный! Я только в опере такое слышал! А теперь вот… в селе… сидит день–деньской в избе и вяжет шарфики.

— Шарфики?

— Да. Исключительно шарфики. Это ее протест.

— Ничего себе… — лесник уставился пьяными глазами на Василия — А куда же она их потом носит?

— Она их рас-пу-ска-ет…

— Да?

Потом, помолчав, он добавил:

— А зачем?

— Чтобы мне больнее было. Вот, мол, вся моя жизнь. Никому не нужная, как этот шарфик. Есть я или нет, никто никогда не узнает.

— Ух ты как загнула… Умная тебе баба досталась.

— Да… а толку-то…

— А у меня дура… была. В городе осталась. Дышать этим, как его… газами!

— Эх Петр Иванович, горемыки мы.

— Да. Что правда, то правда. Вот ты думаешь, что я от злобы такой? Что прОтокол на тебя написал от того, что я поганка? Нееет. Все не так, Василий милый. Совсем не так. Я тут лесничий уж без малого тридцать лет. Всякое повидал. И китайцев ловил и своих, кто хулиганил со зверьем да деревьями. А вот последние десять лет тихо тут стало. Людей совсем не видно. Мне бы, как говориться, радоваться надо, что у людей совесть заимелась, ан нет, приехали с города начальники, говорят все, Петр Иванович, пора твой пост сокращать. Деньги платим-платим, а нарушителей нет! Ни одного прОтокола! Понимаешь?

— А-а-а! Так вон в чем дело — начал понимать что к чему Василий.

— Так и сказали. Если в ентом году опять ни одного нарушителя не будет, значит порядок на границе, нет фулюганов, а значится и работа твоя, дед, нам больше не нужна. Упраздняем твою ставку. Езжай в город, на заслуженный отдых. А что я, спрашивается, могу на мою пенсию в три тысячи в городе делать? Даже на сигареты не хватит! Слава богу, что я не курю! А зарплата хоть и не ахти, а десять тысяч все-таки есть. Бабке все на сберкнижку отправляю. На еду, да так, внучкам на подмогу.

— Мда-а-а. Так у тебя еще похлеще моего будет.

— Ну да… так что, мил Василий, твой прОтокол мое спасение! Я тебе его никак не могу отдать. Уж не серчай. Давай лучше выпьем за Новый Год. Праздник такой хороший, душевный.

— Ай и правда, давай выпьем.

Василий и дед-лесник налили в кружки горячительные напитки, громко чокнулись и выпили.

Маяк, словно вторя им, загремел боем курантов!

— О!!!

— Уррра!

— С новым годом тебя, Иваныч!

— С новым годом, Василий милый!

Словно старые добрые друзья, мужчины бросились обниматься и лобызать друг друга.

— Ой, Иваныч, у меня есть одна вещица! Жене хотел подарить, ну да ладно, все равно уже опоздал. Пойдем покажу!

— И далече идти?

— На двор пойдем!

— Ну, пойдем.

Напялив шубы и шапки, мужики вышли из сторожки. Небо было сплошь усеяно звездами. Огромная черная бездна просто сияла красными и белыми огнями. Василий ахнул от восхищения.

— Давненько я не видел такой красоты.

— А луна, смотри какая! — вторил ему лесник

И правда, луна была огромная, совершенно круглая и ярко-ярко желтая.

— Полнолуние…

— Красиво, однако… Вот где в городе такое увидишь? Нигде! Дура моя бабка.

— Смотри Иваныч! — с этими словами Василий вытащил из кармана шубы хлопушку и поднял ее над их головами. Раздался хлопок, и бумажные конфетти посыпались с неба им на головы. Казалось, что вселенная осыпает разноцветными звездами головы этих двоих.

— Уррра!

— С новым годом!

— Уррра!

В порыве счастья, лесник вскинул свою двустволку и выпалил в небо два заряда. С окрестных деревьев посыпался снег. Где-то испуганно шарахнулась в ночи птица.

— Уррра!

— Уррра!

Счастливые и пьяные вернулись они в сторожку. Радио Маяк уже перешло на праздничную программу. Слышались веселые песни и пляски.

— Слышь, Иваныч, а хлопушка с сюрпризом была.

— Каким?