Бесплатный фрагмент - Все будет, Файн

Глава 1

Я не из тех, кто сновал по колледжу с корешами в поисках приключений на задницу.

Я был не из тех, кто строил грандиозные планы на жизнь…

Не-а, не-а, я совсем не праведник. Никаких добрых, бескорыстных поступков и дел. И, да, я не из тех, кто вызывал бы копов, если б гопники обчищали соседний дом. Презрение почти ко всем. В том числе к соседям. Не то чтобы они сделали лично мне что-то хреновое. Знаете ли, достаточно того, что мистер Джеймс косил свою лужайку, как помешанный, и мешал мне спать по выходным жужжанием гребаной газонокосилки. А его женушка, наверное, до сих пор дружит с моей матерью.

Что плохого в дружбе? Лицемерие, вот что. С миссис Джеймс моя мамаша была мила, внимательна, насколько может, участлива. Участлива к сплетням и ее пустой болтовне. У супругов-Джеймсов отношения складывались так себе. Скука от семейной бытовухи. Они друг друга раздражали. И по этой причине моя мамаша с упоением выслушивала всё их дерьмо, изображая психолога, а на деле — тешила самолюбие. Ведь с отцом у них, типа, порядок. Полное согласие и гармония.

Дуэт мистер Натанзон плюс миссис Натанзон. Так, видимо, они решили, когда родили меня и догадались, что ребенок — это не игрушка и даже не какой-нибудь мелкий питомец. Парочка. Никаких трио — плюс Авраам. Думаю, они надеялись сделать меня частью их бизнеса в будущем. Экономист и по совместительству бухгалтер в их довольно успешных магазинах. От всяких строительных инструментов до бакалей и прачечных.

Местный финансовый колледж в провинциальном городке штата Висконсин. Выпускной год. Затем — участие в семейном бизнесе. Да, черт, готов биться об заклад, что предки зачали меня лишь потому, что им понадобился потомок. Кто-то надежный. Тот, кому в результате можно передать дела. Парочка прожженных материалистов. Пожалуй, самое страшное для них и по сей день — это лишиться имущества и денег.

Признаться, в старших классах школы я порой думал о суициде. В том смысле, что гонял мысль: до какой ручки надо довести человека, чтобы сделать такое? Покончить с жизнью? Порезать вены или наглотаться таблеток? Вот уж нет!

Ну, к примеру: случись тогда со мной что-то крайне хреновое. Я решаю добровольно подохнуть. И вот, допустим, стою я уже одной ногой на том свете, а тут в башку приходит озарение какое-то… Типа является создатель и говорит с укоризной: «Эх, Авраам, сын мой, как же так, а? Не мог потерпеть недельку-другую?» А я ему такой: «В смысле „потерпеть“, черт?!» «Эх, глупец ты, я вообще хотел одарить тебя талантами, показать жизнь во всех красках, но ты поспешил и теперь никогда не узнаешь истины бытия!» — ответил бы он. Обидно ведь? Очень обидно…

Про таланты. К двадцати одному году у меня с этим делом было не вот чтобы. Нечем особо похвастать, короче. Да, кое-какие достижения в учебе, но не более того. И, да, признаться, я завидовал людям, которые считают себя даровитыми. Завидовал и недолюбливал. Ведь они способны совершить в жизни кучу ошибок, упасть в пропасть, а затем взлететь до небес. Легкость и рискованность. Мои предки еще больше презирали такие вещи, поэтому вдалбливали с детства, что всё это блажь, чушь собачья, а сами творческие натуры — глупые, самолюбивые задаваки без четких жизненных целей…

Уна Файн. Она появилась на пороге аудитории неожиданно, посередине занятий по бухучету. Все парни и девчонки разом уставились на нее. Ясен перец! Серое платье, напоминающее японское кимоно, выше колен с рисунком-хризантемами. Ярко-каштановые, точнее, ближе к малиновому крашенные волосы. Подведенные оранжевыми тенями глаза. Уна напихала в рот тонну жвачки и с трудом ее пережевывала. Казалось, она какая-то фокусница из цирка, которая заявилась в сонный скучный мир, чтобы показать шоу. Раздуть большой-пребольшой шар, чтобы тот в итоге лопнул, заляпав всех присутствующих ошметками липкой резинки.

Она вела себя вызывающе. Она и была настоящим вызовом. Нет-нет, та девушка, имени которой я тогда еще не мог знать, вовсе не являлась прям уж расписной красоткой. Средний рост, фигура без явно выдающихся форм. Торчащие из-под подола платья-кимоно бледные колени. Россыпь веснушек на лице указывала на то, что от природы девчонка вовсе не шатенка, а, скорее, светлая или рыженькая. Сглотнув, я подумал, что не прочь бы был проверить, что спрятано там — под странным нарядом. Глянуть на ее естество в натуральном цвете…

Думаю, и у других парней в аудитории возникли какие-то подобные мыслишки на ее счет. Те из них, кто был посимпатичнее и посмелее, пихали друг друга локтями и шептались. А подобные мне заучки-интроверты просто пялились. Девушка окинула зал непонятным, каким-то скучающе-туманным взглядом, а затем резко повернула голову в сторону преподавателя по бухучету. Тот тоже замер от ее неожиданного появления. Мистер Питтерс стоял у доски с задранной рукой, сжимающей маркер. Он завис, так и не дописав одну из формул…

Маленькая грудь, плоская задница. Признаться, мне больше нравились девушки с формами. Аппетитные смуглянки. Уна разительно отличалась от тех, на кого я привык передергивать под порно. Эта странная новенькая поднялась по лестнице…

И уселась рядом со мной! Точнее, с каким-то обреченным видом рухнула на длинную скамью в нескольких футах от меня. Она долго сидела запрокинув голову, с прикрытыми глазами, будто говоря всем присутствующим: «Черт! Ну почему я оказалась среди вас, скучных придурков?!» Затем девчонка плюнула в ладонь огромный ком розовой жвачки и приклеила его под партой. Я подумал, что надо плюс-минус запомнить то место, чтобы завтра случайно не вляпаться самому, а заодно понаблюдать, кому из однокурсников как раз-таки «повезет»…

Да, я не из тех, кто предупредит знакомых, что те могут испортить одежду.

— Эй, привет, — не выдержала староста группы Глория, сидевшая спереди Уны. — Я Гло, — шепнула она новенькой и с улыбочкой протянула руку в приветствии.

Уна бросила на нее короткий, ничего не выражающий взгляд, как-то вяло подала руку, легонько соприкоснувшись тонкими бледными пальцами с пухлой ладонью старосты.

— Уна Файн, — пробурчала новенькая.

Она явно не собиралась шептаться с Гло. А вместо того принялась рыскать в украшенном разными значками и нашивками, таком же тощем, как и она сама, рюкзаке.

В рюкзаке, который, как и владелица, демонстрировал своей худобой и вычурностью то, что им обоим насрать на учебу. На дне валялась какая-то хрень. Да-да, я отвлекся от лекции и бессовестно пялился на новенькую. Она умудрилась захватить внимание, заинтересовать этим странным шоу. Тихой, почти незаметной для преподавателя Питтерса протестной демонстрацией.

— Рада знакомству, Уна, — шепнула навязчивая Глория и на сей раз улыбнулась так широко, что мне захотелось рявкнуть: «Да закрой ты рот, дура, отвали от нее!»

Я терпеть не мог Гло. Приставучая, добродушная, раздражающая толстуха. Она не сделала, как и соседи Джонсоны, мне ничего плохого. Но Гло бесила тем, что вечно примазывалась к девчонкам с курса, чтобы лазать по вечеринкам. «Давалка-Глория». Похотливая, раздвигающая целлюлитные бедра перед всеми подряд. Глупая по жизни, как пробка, но при том — ботанка в учебе. Парни на попойках в общаге брали ее, лишь когда заливали глаза настолько, что им уже было всё равно, в кого вставлять.

Походы по вечеринкам. Мне нравилось наблюдать за тем, как, выпив или закинувшись наркотой, народ стремительно превращается в скотов. И Глория всегда была одной из тех, кто вызывал чувство испанского стыда своим глупейшим поведением. Она настырно лезла к захмелевшим парням, которые к тому времени уже обломались с другими, более симпатичными девушками. Но похоть есть похоть. Молодая горячая кровь. Кто только ни трахал Гло по пьяни. Кто только ни драл ее, а наутро забывал о ее существовании.

Так, к чему стоит упомянуть никчемную жалкую дуру Гло… Она нутром учуяла, что если примажется к Уне, то у нее будет гораздо больше шансов подцепить парня. Толстуха мечтала о постоянном хахале. Долбаная принцесса из сказок, мечтающая о принце на белом коне, но при том не собирающаяся отказываться от фаст-фуда и не желающая записаться в тренажерный зал.

Как бы, блин, объяснить… Новенькую Уну Файн тоже было сложно назвать сладкой сочной цыпочкой, но в сравнении с Глорией она выглядела наглой самоуверенной стервой, которая прекрасно знает себе цену. Именно это и заставило меня беззастенчиво следить за каждым ее действием.

Одногруппники то и дело поглядывали на новенькую, а затем переводили глаза на часы, что висели над здоровенной доской. Смею предположить, что засранцы считали минуты до конца лекции, чтобы на перемене представиться ей.

Тем временем Уна Файн рылась в полупустом рюкзаке, в котором не оказалось ни учебников, ни тетрадей, зато она выудила какие-то карты. Не игральную колоду, нечто иное…

— Это Таро, чувак, — вдруг сказала она, приподняв уголки накрашенных малиновой помадой губ. — Прекрати так зырить, меня спалят из-за тебя.

Да, Уна обращалась ко мне! Я дернулся и тут же изобразил, что увлечен лекцией мистера Питтерса. Новенькая издала странный звук, вроде «п-ф-ф», который отражал лишь одно: глубокое разочарование. Она намекала, что я трус, неуверенный в себе тип, опасающийся гнева преподавателя и плохих баллов.

Была ли она права? О да. И это взбесило! Новенькая вывела ботана на чистую воду. Воду, в которой мне до ее оглушительного появления было приятно и комфортно бултыхаться. Что, в конце концов, зазорного в том, что у тебя всё на мази?! Нормальные оценки, выстроенная система отношений и ценностей. И скука. Подумаешь, важное дело…

Обычная жизнь. Большинство ведут такой образ жизни. Уна явно думала иначе и поэтому укорила меня. Практически отколошматила дурацким пестрым рюкзаком, набитым какой-то ерундой. К слову, пока она рылась в поисках карт, я приметил и скомканный хлопковый шарф анималистической расцветки и очки с желтыми стеклами, которые Уна не потрудилась убрать в чехол для сохранности. Пара очень толстых маркеров, пачка соленого арахиса, покоцаный старый мобильник, флакончик с изображением персика или абрикоса, лак для ногтей с серебряными блестками, лак для ногтей черного цвета, ободок в виде тернового венка цеплял острыми шипами шарф, оставляя на нем затяжки. Да, я изучил всё в том рюкзаке. Он поражал каким-то сюрреализмом. И, как я уже сказал, словно бил меня по морде, крича: «За-ну-да!»

— Какой послушный, надо же, — неожиданно пробурчала Уна.

— Что? — переспросил, оторопев.

— Послушный мальчик. А хочешь, я тебе погадаю? — новенькая зашуршала колодой, а затем достала одну наугад. — П-ф-ф, — опять фыркнула она. — Что? Император?! Ну нет, чувак, не твоя это история…

Она, черт подери, опять как бы унижала, насмехалась. Это злило, выводило из равновесия. Уна принялась перебирать колоду.

— Нет, блин, — в итоге новенькая со стоном положила голову на парту. — Что за дерьмовый день, даже гадания не идут!

Я и не заметил, как перед нами возникла тучная фигура мистера Питтерса. Это было очень странно, ведь он покидал преподавательское место у доски крайне редко. Он редко делал замечания, никогда не повышал голос, да и вообще относился к студентам с прохладцей.

Питтерсу явно давненько наскучило вести нудный предмет. По сути, в чем-то мы с ним были схожи. Холодное, равнодушное отношение к окружающим. Возможно, поэтому он ставил мне неплохие оценки на зачетах и экзаменах. Две постные рожи напротив друг друга. Никакого желания лезть из шкуры вон ради завоевания уважения или авторитета. Экономия личного времени. Формальные отношения без навязчивости и идейности…

— Что тут происходит, мисс? — сдвинув брови, строго начал Питтерс.

Признаться, меня затрясло. Я десять миллионов раз пожалел о том, что новенькая села рядом. Она косячила, она словно уже приплела меня к своим фокусам, сделала соучастником странного сумасшедшего шоу. Она, эта стерва, будто заразила меня какой-то чудной болезнью, от которой бросало в лихорадочный пот.

— Уна Файн, мистер, — даже не пытаясь припрятать карты Таро, произнесла она, горделиво и надменно приподняв подбородок.

В аудитории образовалась такая тишина, что в ушах зазвенело. Студенты, все как один, уставились на нас. Я был невольным актером в том абсурдном спектакле.

— Мистер Питтерс, — произнес преподаватель, шагнув еще на одну ступеньку выше. — Что это, мисс Файн? — кивнул он на неровный карточный веер на парте.

— Всего лишь Таро, мистер Питтерс, — пожала она плечами, заложив ногу на ногу так, что преподаватель мог видеть ее бледные ляжки, выглядывающие из-под жемчужно-серого шелка кимоно.

— Вижу, — Питтерс бросил невольный взгляд туда, ей между ног, но тут же опомнился и сурово глянул на меня.

Я не заслужил этого! Я, блин, был не причастен, но, кажется, Питтерс проследил за нашим коротким диалогом со стервой. И сделал неверные выводы…

— Где ваши учебники, мисс Файн? — не отрывая от меня взгляд, сухо произнес он.

— В библиотеке, наверное, простите, не успела сегодня туда заглянуть. Но всенепременно сделаю это завтра.

— Хорошо, — кивнул он. — Уж сделайте одолжение, загляните.

Питтерс щелкнул пальцами по вееру, намекая на то, чтобы Уна прибралась на учебном месте. Она открыла рюкзак и сгребла туда карты. Чертов сюрреалистический рюкзак, который на сей раз с дерзостью отвесил оплеуху зануде-преподавателю.

— Мистер Питтерс, разрешите мне уйти. Что-то неважно себя чувствую, — вяло произнесла новенькая, поморщившись.

Уна Файн как-то чувственно, медленно провела ладонью по низу живота. Боже, мне хотелось провалиться сквозь землю! Она намекала на то, что у нее эти дни? Питтерс сглотнул с растерянным видом и немного смягчился в лице. Видимо, он понял, что лучше пойти у новенькой на поводу, нежели позволить ей и дальше срывать занятие.

— Хорошо, идите, — мотнул он головой в сторону двери.

— Можно этот, — стерва кивнула в мою сторону. — Проводит меня до медкабинета?

Полный паралич! «Этот». Она даже не потрудилась узнать моего имени, но успела унизить фразочками, втянуть в свои странные нахальные игры.

— Ладно, мистер Натанзон, проводите, — преподаватель смерил меня о-очень странным взглядом.

Я плелся на ватных ногах вниз по ступеням за новенькой. Шлейф аромата не абрикоса, а сладкого персика. Шепотки и похихикивания доносились со всех сторон. Эти звуки словно сжимали пространство до пятачка, на котором находились лишь я и она.

Выход из аудитории. В лицо ахнул поток свежего воздуха из настежь открытой форточки в коридоре. Я глубоко вздохнул, чтобы хоть как-то унять панику от пережитого.

— Ну, пока, Натанзон, не благодари за возможность прогуляться, — произнесла стерва, даже не обернувшись.

Она бодро зашагала в сторону выхода из колледжа, накинув тощий рюкзак.

— Су-ка! — прошипел я.

Глава 2

Скомканное постельное белье. Кровать. Духота от неотрегулированных батарей. Джонни МакНил рядом. Годы неправильных отношений. Мы так и не нашли иного способа времяпрепровождения, кроме как занятия сексом. Не знаю, как насчет Джонни, но я чувствовала себя после близости с ним мутно, неприятно. Не грязно, но странно. Будто бы опять дала слабину. Будто он опять победил, потому что природа наградила его силой, большим членом и выносливостью в койке.

И дело вовсе не в умопомрачительном удовольствии, от которого нельзя отказаться; наша связь во всех аспектах давненько стала какой-то приглушенной. Ржавый, тесный батискаф на дне мутного озера. Жизнь далеко не на полную катушку. Скорее, тактильные контакты, теплота соприкасающихся тел — те крупицы, которые на время приносили успокоение, иллюзию нормальности.

Поцелуи Джонни в постели через мольбы: «Прости меня, крошка, прости, это был последний раз, клянусь!»

Конечно, я не верила ни единому его слову. Просто недолгие моменты забытья как способ убежать от реальности. Такие, как Джонни, не меняются. Почему я цеплялась за него? Пара причин: первая — привычка, вторая — страх. Страх перед ним. И тревога, что на новом пути попадется какой-то еще более беспринципный подонок. Ведь именно на таких мне «везло» напарываться по жизни. Просто другие прикрывались благородными личинами, притворялись интеллектуальными, тонкими ухажерами. Смирение с участью убогой дуры, что вечно выбирает не тех, — вот почему я на самом деле до сих пор с Джонни.

Маленький городок, в котором Джонни МакНил решил за нас обоих остаться после окончания финансового колледжа. Он не собирался слушать, какие планы лежат в моей голове. Признаться, эти планы были, скорее, мечтами. Поэтому со временем я решила, что не стоит ждать от жизни многого. Это только в сраных книгах по мотивации и разных шоу по телеку набрехают, мол, у любого человека есть шанс подняться…

Ерунда, бред! На какие вакансии я б ни откликалась в других более крупных городах, меня не брали. Ни опыта, ни хорошего внятного резюме. Башкой-то понимала, почему так…

Неудачница, трусиха. Никакой улыбнувшейся удачи или случайной встречи с «нужным» человеком в каком-нибудь мегаполисе. Кем была я в сравнении с уверенными в себе девушками-акулами в стильных нарядах из дорогих универмагов?! Разве работодателю объяснишь на пальцах, что у провинциальной девчонки интуиция, вкус? Да и достаточно ли этого?

По сути, всё, что я могла, — это копить досаду от собственного бездействия, пока рылась в интернете, разглядывая сценические костюмы в классических постановках и в экспериментальных современных пьесах.

Беспросветица, депрессия. И дешевое вино по вечерам после ненавистной работы в отделе нижнего белья в местном торговом центре. Мой доход был стабилен, но крайне мал для того, чтобы пытаться запустить собственный бизнес, пройти классные курсы и подготовить достойный скетч-альбом для резюме. Что и говорить, я сдулась, сдалась давно. Сдалась сраному городу, затянувшему меня в илистые озерные воды, сдалась Джонни, который вытягивал из меня остатки энергии.

Глава 3

Я втихаря пялился на Уну в студенческом кафе. Она-таки обзавелась учебниками и пролистывала страницы с таким видом, будто ей под нос сунули кусок дерьма.

Финансовое отделение колледжа для выпуска сотрудников младшего звена, или плацдарм для поступления в университеты разной степени престижа. В мои планы не входило тратить еще несколько лет на высшее образование. Предки четко и ясно дали понять еще в старшей школе, что им в бизнесе не требуется финансовый гений. А нужен простой бухгалтер, который бы вел дела в магазинах. Я согласился. За меня всё решили, что тут дурного? Приличная зарплата, семейное дело, которое рано или поздно перейдет мне…

Стабильность. Отдельное жилье после прозябания в школьные годы в родительском доме и нескольких лет беспокойной житухи в общаге. Да-да, отчий сраный дом находился не на таком уж большом расстоянии от временного прибежища будущих счетоводов. Предки не стали перечить, когда я решил выбрать общагу. Они обставили всё так, что это, мол, «хороший жизненный опыт». На деле же им хотелось на время избавиться от меня.

А как же общий семейный бизнес? Бумажная волокита в отдельном кабинете. Крот, который зарывается в отчетах и не отсвечивает. Не лезет с разговорами по душам и не пьет в перерывах чай с дражайшей родней — очень удобно, не правда ли?! В общем, все шло своим чередом. Пока…

К Уне подкатил парень с параллельного курса, которого звали, кажется, Энтони. В ответ на его приветствие она что-то буркнула, а затем с сонным видом подняла глаза и пролепетала губами некую фразу. Этот Тони, да-да, точно — Тони рассмеялся, взъерошил волосы на затылке, а затем обернулся, ища кого-то.

— Эй, Натанзон, — замахал он рукой, растянув рожу в дружелюбной улыбочке.

В ответ я лишь вопросительно и мрачно кивнул, типа, чего еще надо? Энтони жестом предложил подойти. «Да пошел ты!» — подумал я и сделал вид, что переписываюсь в мобильнике. Через пару мгновений он стоял передо мной. Вместе со стервой Файн. Я даже поежился, такую надменно-высокомерную физиономию она скорчила.

— Слушай, Ави, — начал Энтони. — Знакомься, это Уна. Она новенькая и ни черта не смыслит в финансах и бухгалтерии. Я, знаешь ли, тоже не то чтобы мастак в учебе. Сможешь объяснить ей что и к чему? А, сделай одолжение, братишка?! — подмигнул он. — Я в долгу не останусь. Уверяю. Надеюсь уломать эту девочку на свидание.

— Нет, «братишка», пожалуй, откажусь. — Я зло зыркнул на стерву и снова уткнулся в телефон.

— Да ладно, проехали, — цокнув языком, презрительным тоном заявила она и обратилась к парню: — Я выпью с тобой пива, потому что ты добряк. — Она взяла этого Тони под руку, и они пошли в сторону выхода.

Глава 4

Обычный, ничем не примечательный будничный тухляк на рабочем месте. Близился ненавистный День Святого Валентина, и в торговом центре уже шли приготовления к наплыву романтически настроенных парочек. Праздничек в предыдущем году закончился для меня так себе…

Джонни часто терялся в датах и не придавал подобным дням особенного значения. Впрочем, как и я. Но где-то в глубине таилась надежда, что он сделает вечер 14 февраля хоть немного, но необычным. Поход в кино или какой-нибудь нелепый, выбранный от балды дешевый подарок — вот на что хотелось бы рассчитывать за три с лишним года нервотрепки.

Увы, придя домой после вечерней смены, я не обнаружила ни «влюбленного», ни заначку, которую отложила на новый планшет и диджитал-карандаш марки Эппл. Их я планировала брать на работу, чтобы с пользой коротать время, когда покупателей не было. Практика, освоение слоев и инструментов, просмотр Ютуб-роликов по отрисовке эскизов и всё такое. Пусть хобби. Без особых ожиданий перемен в лучшую сторону, но хоть что-то…

Джонни тогда пропал на двое суток. Двойственные чувства. С одной стороны, мне хотелось, чтобы он исчез навсегда, просто испарился. Красивый, радужный, но состоящий не из мыла, а из отравы пузырь, который схлопнулся в одночасье. С другой стороны — тягость от одиночества и мерзкое ощущение от того, что не я его бросила, а он — меня.

МакНил — источник бед, ржавый замок, заперший шкатулку с чудесами и магией. Нет, я не винила любовника в собственных неудачах. Он никак не поддерживал меня, но и не шибко вставлял палки в колеса, не мешал мне развиваться. Джонни попросту было плевать.

Когда мы сошлись, я ведь лезла из шкуры вон в попытках поддержать его. Еще бы: парень со всеми данными для того, чтобы выбраться из провинциальной задницы. Но! Удивительное дело: вскоре выяснилось, что на Земле существуют люди, которые вообще ничего не хотят и ни к чему не стремятся. Одни: «если б я… вот тогда бы…» — и прочие разглагольствования ни о чем. Джонни продолжал работать по полсмены и на полставки в магазине при заправке, что находилась на выезде из города, а я — в точке продаж нижнего белья в центре опостылевшей периферии. Мы оба находились на отшибе, оба ничего не достигли. Во мне еще теплилась робкая, немного пугающая надежда. Непотухшая свечка. Джонни же не горел, не пылал, даже не светился крохотной искоркой. Он родился таким. Ярким снаружи и абсолютно пустым внутри.

Джонни в итоге объявился. С видом побитого пса и со стеклянными глазами. На тот момент мне было уже всё равно, как он провел Валентинов день. Трахался ли с другими бабами, принимал наркоту или беспробудно бухал. Он был вором! Этот мерзавец украл не только жалкие сто долларов из заначки, но и возможность испытывать чувства, которые свойственны парочкам со здоровыми отношениями. Ревность, страсть, нежность, поиск компромиссов и, в конце концов, чертова любовь — Джонни ловко и умело смог притупить всё, оставив лишь пагубную привычку сосуществования.

И да, в тот день, год назад, я приняла его обратно. Снова впустила в съемное жилье, которое оплачивалось за мой счет. Джонни придумал гнусную небылицу о том, что встретил старого приятеля и они, мол, решили вспомнить былые времена за стаканчиком. Дружок, разумеется, оказался сволочью. Он подсыпал «бедняжке» что-то в пиво, а затем обчистил в темной подворотне. После чего у Джонни случился провал в памяти и он никак не мог вспомнить, кто он и где живет. Черт, прямо история, тянущая на эпизод шоу Нэтфликс.

Чудовищное вранье! Я была готова поверить во всё: похищение инопланетянами, нападение маньяка. Медицинскую кому от удара виском о парапет, цыганский гипноз, исчезновение в портале другого измерения — что угодно, кроме той примитивной брехни. Само собой, Джонни отчитался о том, зачем «взял» чужие деньги. Якобы он хотел добавить мои накопления к своим, чтобы купить планшет и карандаш Эппл. Ну-ну, ну-ну. Какое благородство!

В общем, возвращаясь к тому будничному утру… Я не ждала Валентинова дня. За прошедший год мне так и не удалось скопить на вожделенную технику, потому что плюнула на это дело. Полная апатия!

Я с отвращением разглядывала через стеклянные стены и двери магазина «Белье Джульетт» ярко-фиолетовые шары, что навязчиво блестели, нависая гроздьями над островком с бижутерией. Дорогие цацки соседней точки продаж, которые я не могла себе позволить.

Вход в «Белье Джульетт», широкий коридор, соседняя дверь — ровно тридцать шагов отделяли меня от позолочено-посеребренного мира. Барочный жемчуг, самоцветы из далеких стран, переливающееся стразы «Сваровски». День влюбленных — самое время удивлять, раскошеливаться, признаваться в чувствах, заниматься неистовым сексом после серии свиданий. Отличный денек, чтобы лишиться девственности или звякнуть школьному возлюбленному после тусклой семейной жизни с опостылевшим мужем. Ничего из этого мне не светило. Даже одного из гребаных фиолетовых шаров в форме сердца, потому как для получения блестяшки с гелием внутри требовалось купить что-то из украшений. Недостойная даже китайского фиолетового барахла с воздухом внутри, я отпаривала ночнушки и комбинации для обновления витрины…

ОН появился на пороге в тот момент, когда я улыбалась во весь рот. И вовсе не от радости неожиданной встречи. Просто вспомнились слова одной девчонки из колледжа искусств, который я покинула по, как тогда казалось, веской причине…

Меган Старк — заводная и прикольная начинающая писательница и поэтесса. Она как-то сказала: «Уна, детка, мы просто обязаны оттрахать этот мир! И, черт подери, мы это сделаем при помощи большого-пребольшого члена». Я тогда рассмеялась и подметила: «Главное, „детка“, чтобы миру это понравилось». Что я, что Меган — мы обе на деле оказались с низким либидо. Жалкие импотентки. Одна — торговка, разглаживающая складки отпаривателем, и вторая — спившаяся безработная, недопонятая и непризнанная писака.

— Здравствуй, Файн, — холодно произнес ОН, моментально удалив улыбочку с моего лица.

Я даже вздрогнула. Боже, Авраам Натанзон собственной персоной! Ави! Твою ж ма-а-ать!

После окончания финансового колледжа мы не виделись. Слава богу, не виделись. Он исчез. Я не интересовалась, где он пропадал.

Ави сделал несколько неторопливых шагов вглубь магазина, не сводя с меня какого-то жесткого, пронзительного взгляда.

Он изменился. Идеальная прическа, идеально сидящая рубашка. Брюки явно из очень дорогого бутика. Расстегнутое шерстяное пальто в клетку. Ни небольшого жирка на животе, ни чуть полноватых ляжек. Впалые щеки и широкие скулы. Это был тот же Ави, но и не Ави вовсе. Из непримечательного, рыхловатого парня он преобразился в другого человека.

От прежнего Натанзона в нем остались лишь низкий голос, ярко-карие глаза и еврейский нос. Было несложно догадаться, что за годы отсутствия он вовсе не пропадал, а поднимался на свой личный пьедестал. Я была обескуражена, ошеломлена, хотя, впрочем, не настолько, чтобы сердечко забилось чаще.

То был Ави, и этим всё сказано!

— Какими судьбами? — нахмурилась я, отложив шипящий отпариватель.

— Как дела? — задал он встречный вопрос, дотронувшись до комплекта для эротических игр, что висел среди прочих в центре зала.

— Сойдет, — буркнула, испытав очень-очень неприятное ощущение: его приход — не случайность, Натанзон приперся показать себя во всей красе и унизить меня.

— Почему ты еще здесь? — он поднял бровь и снял с крючка вешалку с комплектом.

«Черт меня де-ри!» — подумала.

А ведь день обещал быть привычно-скучным, без колебаний. Утренняя смена, выручка, подсчет кассы. Крохотная квартира в старом занюханном доме. Выходной Джонни, задремавший перед телеком с пивом. Или дрочащий в ванной Джонни. Или Джонни, играющий на приставке или на гитаре. Или вновь пропавший Джонни. В общем, что-то из этого… Я не собиралась делиться с лоснящимся, самодовольным евреем Натанзоном своим дерьмом.

— Потому что хочу быть «здесь»! — процедила сквозь зубы. — Чего угодно, господин Натанзон? — кивнула на комплект, который он держал в руках.

— «Угодно» это, и это, и вон то, — начал тыкать он в самые откровенные наряды, что были вывешены в зале.

Я вышла из-за стойки, демонстративно закатив глаза.

— Ладно, какой размер?

Натанзон коротко глянул на мою грудь, скрытую под форменной блузкой.

— Как твой, — сухо сказал он, переведя взгляд на мои бедра. — Да, точно так, мисс Файн.

— Блядь! — не выдержав, почти беззвучно прошептала.

— И можно упаковать отдельно, пожалуйста, лентами и прочей ерундой?

— Конечно, мистер Натанзон, — едко ухмыльнулась. — Для вашей избранницы — всё что угодно.

Нежданный и незваный гость протянул корсаж с держателями для чулок и с полупрозрачным бюстье.

— Благодарю, — Натанзон глянул на часы. — Извините, мисс Файн, у меня маловато времени.

— Сука! — прошипела я, развернувшись в сторону ящичков, где находились выбранные козлом комплекты «моего размера».

Отчаянное желание поскорее избавиться от Ави. Я мастерски и очень быстро сложила все по отдельным коробкам и перевязала атласными голубыми лентами.

— Вот, прошу. С вас триста семьдесят долларов и двадцать центов. У вас есть карта нашего мага… — начала кидать ему дежурные фразы.

— Увы, нет карты, спасибо, оформлю в другой раз.

«„Другой раз“? Что засранец имел в виду? — крутилось в голове. — Он вернулся в город со своей пассией и теперь будет наведываться сюда регулярно? Да блядь! Этого мне не хватало!»

— Спасибо за покупку. Заходите еще, — поморщилась я.

Натанзон принял пакеты, дотронувшись до моей руки пальцами, облаченными в дорогущие светло-коричневые перчатки из телячьей коричневой кожи…

Глава 5

Прошел примерно месяц с появления стервы Файн. Она больше ни разу не плюхнулась рядом со мной. Отныне ее место было на первом ряду, где традиционно ерзали на толстых и тощих жопах ботаны-лизоблюды. Я не относился к той когорте экстравертов, хоть и был ничуть не глупее их. Если говорить в целом, то мне удавалось сохранять баланс во всем. Я не сидел отшельником в общажной комнате, круглосуточно штудируя учебники. Мне даже удалось обзавестись парой приятелей. Перекинуться парой-тройкой слов? Обменяться мнением о прочитанной книге, кино или попке какой-нибудь девчонки? А что тут такого: каждому нормальному человеку нужны социальные связи.

Впрочем, на этот счет у меня сформировалась довольно сносная формула касаемо собственной личности. Она могла нравиться или не нравиться, честно, мне было насрать. Короче, я никогда ничего не делал просто так. Меня не одолевали ни порывы души помочь ближнему, ни муки совести за то, что я мог что-то сделать, но не сделал.

Ну, к примеру жвачка Уны Файн… Очень ожидаемо, что на следующий день один из студентов вляпался. Но еще приятнее то, что напоролась на липкую гадость староста Глория! Если бы в мои привычки входило ржать в голос и восторженно вопить, то именно так бы я и поступил. Но, к счастью или к сожалению, это не в моих правилах. Короче говоря, я всё всегда делал с прицелом, не беззаветно. Мои приятели, как и другие знакомые, возможно, пригодились бы в делах и развитии бизнеса. Оба парня не из бедных семей. Оба в чем-то перспективные…

Или, к примеру, телки. Я искренне полагал, что они существуют для удовлетворения потребностей в сексе. Здесь я, конечно, немного преувеличил про «телок и секс». Я не был тогда писаным красавчиком. Обычный парень. С рубцами на щеках от подростковых угрей, кривоватыми зубами и чутком лишнего веса. Можно было бы и поработать над собой, но, блин, неохота делать это даже ради секса.

Я знал, что стану влиятельным человеком в городе. И тогда придет мой час. И, мол, тогда-то мы еще поглядим, перед кем будут раздвигать ноги сочные бабы: перед каким-нибудь бывшим спортсменом-неудачником, или же они предпочтут вполне приятного внешне, возмужавшего и богатого еврея, хоть и не без мелких внешних недостатков.

Короче, секса в мои студенческие годы было не особо-то много. В основном, это случалось после вечеринок, когда подвыпившие или вдрабадан угашенные бабы хватали всех подряд и затаскивали в общажные комнаты. Разница между мной и давалкой Глорией заключалась в двух вещах: первое — я не лез к телкам так навязчиво, как она к парням. И второе: я — мужчина, и перепихиваться абы с кем, по моему мнению, считается менее зазорным и предосудительным, чем когда такое вытворяют девчонки.

Но к стерве Уне Файн…

Она сидела там, на первом ряду и внимательно слушала мистера Питтерса. Или делала вид. Я того не мог знать. Среди убого одетых ботанов она выглядела ярким пятном в своих пестрых платьях или цветастых пиджаках, надетых поверх маек и футболок. Файн — как мазок краски по серому фону полотна художника-абстракциониста. «Терпеть не могу современную живопись! И яркие пятна», — думал я, пялясь на нее.

Мазки и пятна. Они резали глаз. Они будто были придуманы для того, чтобы орать окружающей серости: «Вы нужны лишь для контраста, для того, чтобы оттенять меня, засранцы!» Кто-то другой из общаги наверняка бы сейчас сказал: «Слушай, чувак, признай, что с ее появлением жизнь и правда стала ярче?» Ни черта! Файн превращала в абсурд всё, к чему прикасалась. Кроме занятий по бухучету, где она изображала паиньку, покладистую студентку. Я всё гадал: почему она просила подсобить этого Энтони именно бухучетом?

Уверен, что по прочим дисциплинам она не парилась, прося списать или сделать за нее домашку кого-то из многочисленных корешей. Да, в круге ее общения было полно парней. Их в колледже училось больше, чем девчонок. Впрочем, как я заметил, ни с кем из них она не встречалась, не обжималась, даже не целовалась, если, конечно, это не являлось частью игр типа «Правда или действие» на вечеринках.

Как я уже говорил, жизнь в общаге пришла в движение. Новые кружки по интересам. Начиная с «Клуба сторителлинга», где, по слухам, в основном обсуждались темы сексуальности персонажей книг разных эпох, и заканчивая «Обществом коллекционеров настольных игр» — она везде была одним из идейных лидеров. И если б в колледже ставили баллы за посещение неофициальных сообществ, то она, безусловно, стала бы первой. Первой во всем штате Висконсин. Куда бы я ни пошел ради развлечений, везде маячила эта стерва. Признаться, где-то очень глубоко в душе я сожалел, что отказался помочь ей с бухучетом. Ведь с той поры я был единственным, на кого стерва даже не смотрела. Она просто игнорила меня. И, при всем природном презрении к людям, это меня чертовски задевало…

Минуло еще полгода. Новые необычные вечеринки. Чтения перед памятником моего тезки Авраама Линкольна протестных стихов, древних сонетов и поэм, наложенных на рэп. Файн из любого перформанса пыталась сделать манифест. Высказывания против системы.

Любимым ее украшением был тот самый терновый венок. Странная вещь, в которой она выглядела больше как многорогая олениха, нежели Иисус Христос.

23 декабря. Вечеринка в честь праздника Фестивус. Просмотр десятой серии девятого сезона сериала «Сайнфелд» под названием «Забастовка» для вдохновения перед «праздничным ужином».

В то утро перед вечеринкой я-таки принял решение пойти на примирение с этим гением и стервой Файн. Но быть посланным ею со словами: «Да иди ты! Поздновато одумался», — не входило в мои планы. Тут в голову пришла одна идейка, которая не требовала ни крупных вложений, ни унизительных «извини» с моей стороны. Первый раз в жизни я забыл о том, что держу рядом с собой людей лишь ради взаимовыгодных отношений. С рациональной точки зрения, Уна ни при каких раскладах не была мне нужна. Что она могла мне дать? Ни-че-го! Но я и логика поссорились еще тем утром, когда все с трепетом считали часы до начала Фестивуса.

Местная аптека. Я приобрел за три доллара и восемь центов упаковку самых пышных и больших ватных дисков. А также зубную нить. Затем я зашел к одному чуваку со странным хобби. Если бы этого парня по прозвищу Ковырялка не знали как конченного фрика, то точно бы побили, обвинив в кражах, которые изредка случались в общаге. Ковырялка имен талант вскрыть абсолютно любой механический замок при помощи самых простых подручных вещей. В общем, я выпросил у него кусок проволоки. Толстой проволоки, которая заменяла Ковырялке и подружку, и дружбанов. То была его металлическая муза.

Изготовив вещицу, я долго распушал вату, придавая ей максимальный объем. Обувная коробка от кроссовок «Guess». Идеально подходящая для подарочка. Когда я уже выходил из комнаты, чтобы направиться прямиком в кинотеатр, то вдруг засомневался. «А может, к черту? На кой мне налаживать отношения с ней?!» Но уговорить себя не стоило труда. Ведь я потратил деньги и усилия, а значит, всё пойдет по плану — решил, пожурив себя за нерешительность, граничащую с животным страхом перед всесильной Файн.

Вечер. Расположившись в крайнем правом ряду, я проводил пальцами по ребрам коробки и почему-то психовал. Выкроить момент, чтобы вручить вещь. Куда уж там… В зале небольшого кинотеатра при колледже царило нечто невообразимое. Несмотря на относительную тишину, чувствовалась сгущающаяся атмосфера начавшегося с первыми кадрами шабаша, который предвещал закончиться неистовым и безумным куражом.

Само собой, отметить в стенах общаги Фестивус было идеей Уны Файн. И, естественно, все были в полном восторге. Празднование этого аналога Рождества не порадовало бы ни ректора колледжа, ни преподавательский состав. Из-за двух довольно оригинальных традиций, которые могли привести к самым печальным последствиям.

По сюжету в этот вечер не принято пить алкоголь, но разве студенты такое бы приняли? О-о нет! Все начали пить посреди пар, готовя организмы к большому объему спиртного на самой «ужине». В итоге кое-кто типа старосты Глории не доползли даже до старта в кинотеатре. Они выбыли из игры, отрубившись кто где. Чтобы такое количество пьяных не вызвало подозрений, в коридорах дежурили самые крепкие парни. С виду, они просто слонялись, зависая в телефонах. На деле парни искали слабаков и быстренько растаскивали их по комнатам.

Кинотеатр. Я не сразу понял прикола просмотра эпизода сериала. Древняя, совсем не смешная муть родом из 90-х. Впрочем, это мое личное мнение: ясен перец, что юмор со временем трансформируется, как и все прочие жанры. То, от чего тогда держались за животы, сейчас кажется глупым. И каким-то наигранным. Это как с ретро-порнухой или любовными многосерийными шоу конца двадцатого века.

Как уже было сказано, меня сперва разочаровало то мероприятие. «Черт! Лучше бы показали: „Как я провел свои каникулы“ от Луни Тьюнз», — вздохнул я.

Однако в зале прозвучали первые смешки и присвисты в унисон закадровому искусственному ржачу толпы. Прилично накидавшиеся и обкурившиеся парни и девчонки подражали голосам, тем самым раззадоривая зал. Серия длилась недолго, слава богу. У меня даже голова закружилась от запаха перегара, стоящего в зале, громких возгласов и неимоверной духоты. А еще было жаль, что сам праздничный ужин Фестивус оказался пятиминутным действием в самом конце эпизода. Хотя можно было раскрутить ту сцену, сделать клевой комедией обстоятельств. Но сам замысел, посыл важнее моих придирок.

В любом случае, то была лишь некая прикормка для чумовых студентов, которые уже попали в волну и не собирались останавливаться… Народ толпой завалился в соседний зал для «Дней открытых дверей» и прочих официальных мероприятий. Бейглы, сандвичи на крайнем столе как подражание еды из серии. Та жратва, оказалось, стоила денег. Один из приятелей Уны орал, чтобы мы раскошеливались. Типа, все вырученные деньги пойдут в фейковый фонд «Человечности», который придумал пухлый актер в сериале «Сайнфелд». По сюжету, тот фонд оказался липовым. И все присутствующие ребята заценили шутку. Они охотно скупали еду, не думая о том, что их прямо сейчас их облапошивают. В голове проскользнуло две мысли: «Боже, вот идиоты! Я не выложу из бумажника ни цента», и вторая: «А неплохая идея на будущее. Шуточная история, на которой можно подзаработать, не боясь гнева налоговой».

В общем, когда еда оказалась распроданной за баснословные для студентов деньги, откуда-то появилась Уна, о которой я на время забыл. Она встала рядом с тем приятелем и вскинула руки, привлекая тем самым внимание толпы.

— Уоу-уоу, чуваки! — крикнула она. — Пора зажечь! Что скажете?

Толпа поддержала ее одобрительными воплями и свистом. В зал зашло несколько парней с ящиками алкоголя и пакетами с одноразовыми стаканчиками.

— Друзья! Все собранные деньги на деле мы отправим в фонд защиты женщин от домашнего насилия? Как вам?

Студенты, ясен перец, были готовы принять любые предложения от Файн. Они пропитались к ней доверием. Да уж! В ту минуту я чувствовал себя жалким жмотом, который имел манеру никому не доверять и не привык тратиться на котов в мешках. Легкий стыд, засевший внутри, лишь преисполнил решимостью поскорее закончить дело с подарочной коробкой. Увы, вокруг Уны все время кто-то терся, не давая и шанса выкроить момент для уединения.

Ах да, совсем забыл упомянуть, что в зал внесли еще и алюминиевый шест на подставке. То было вовсе не приспособление для стриптиза, а основание рождественской елки, символизирующее аутентичность и минимализм праздника. Согласно традиции Фестивуса, студенты по очереди брали слово, высказывая одногруппникам шутливые и нешуточные претензии и обвинения, подводя итоги года.

— Эй, Сэм Дуглас, ты тот еще засранец, скажу я тебе! — орал парень с раскрасневшейся мордой. — Ты увел у меня девчонку на той вечеринке. Ты берешь мое пиво без спроса. И по этим причинам клянусь прикончить тебя в новом году, слышишь, упырь?

— Да-да, — кричал в ответ чувак, отмахиваясь под ржач толпы. — Попробуй-попробуй, я надеру тебе задницу в три счета, придурок чертов.

Это было очень смешно, признаться. Импровизированная, очень живая постановка, где сами актеры получали удовольствие от действа. Они смеялись до слез и пританцовывали под музыку.

Уна куда-то пропала. Это стало моим шансом. Накинув куртку, я вышел на воздух, который заставил задрожать от контраста с духотой помещения, напоминавшего парилку. Двое парней оживленно беседовали у входа, затягиваясь сигаретами. На заснеженной дорожке меж тисами мелькнула тень. То была Файн в своем пальто в стиле бохо. Я спешно последовал за ней, почему-то не решившись окликнуть ее.

Она вдруг свернула в сторону куцых кустов и остановилась там. Стоя ко мне спиной, Уна достала из кармана мобильный. Тусклый голубой свет окантовал ее голову, лег светлой пеленой на макушку. Она выглядела словно инопланетное существо, которому приспичило выйти на связь с соплеменниками с космического корабля. Доложить им, что захват душ и сердец землян идет полным ходом.

— Слушай, — начала говорить Уна, не приложив телефон к уху.

Судя по короткому сигналу, она записывала голосовое.

— Знаю, что сейчас переступаю через гордость, но я должна сказать это. Слышишь меня, ты, подонок? Иное положение по сравнению с моим? Серьезно?!

Вдруг Уна вздрогнула и, будто почувствовав чье-то присутствие, резко обернулась.

— Твою мать! — вскрикнула она, выронив светящийся телефон в снег.

— Прости-прости, — прохрипел я сорвавшимся голосом. — Клянусь, что не собирался подслушивать. Да я ничего толком и не слышал, — соврал, чтобы успокоить ее.

Файн дернулась в сторону мобильника и, даже не оценив ущерб от падения, спешно запихала его в карман.

— Что ты тут забыл? — прошипела она в раздражении. — Ты следил за мной, гребаный маньяк?

— Нет-нет, Уна, погоди, — я сделал пару шагов к ней.

— Не приближайся, или я закричу, — шарахнулась в сторону Файн.

— Да погоди кричать, говорю. Слушай, тогда, в кафетерии, я был не прав… — протараторил, переступая через гордость.

— Мне всё равно, Натан, — отрезала она, выйдя на дорожку. — Дай пройти.

— Так я и не мешаю, — заметил я, намекая на то, что нас разделяли футов десять, а дорожка была довольно-таки широкой. — Короче, это тебе, Файн. — Я протянул коробку.

Уна с недоверием глянула на меня.

— Ты решил подарить мне обувь? Ты точно больной! Мне не нужны ни туфли, ни ботинки.

— Я Ави. Авраам Натанзон, — поправил ее я. — Это просто коробка…

Файн чуть приблизилась.

— «Просто коробка»? Пустая коробка в подарок? Ну, блеск! Твоя щедрость не знает границ. Спасибо, я сдам ее в переработку, Ави Натанзон.

— Да нет же, — смутился я, чуть улыбнувшись от курьеза. — Открой, пожалуйста. Там есть кое-что для тебя.

— Не хочу, — поежилась она. — В похожей коробке я лет десять назад хоронила во дворе морскую свинку по имени Сиэтл. С тех пор коробки меня пугают. Особенно подаренные не пойми кем в темном лесу.

— Во-первых, я представился, поэтому не называй меня «не пойми кем». Во-вторых, имя Сиэтл — странное, как и ты. И, в третьих — не преувеличивай, тут никакой не лес, а всего лишь куцая аллея.

Уна одарила меня приятной, какой-то доверительной улыбкой.

— И соболезную насчет хомяка, то есть свинки. Ты почти угадала с содержимым. Там внутри Перси.

— «Перси»? — вскинула брови Уна.

— Угу, мой питомец. Аквариумная рыбка породы сом. Не волнуйся, он умер от старости, своей смертью… — пошутил я.

В тот момент карман пальто Уны засветился и завибрировал. Она вздрогнула и полезла за телефоном. Бегло прочитав что-то, она моментально поблекла. Ее вид был каким-то грустным, даже жалким. Этот «кто-то» на том конце линии испортил ей настроение. На душе у Файн скребли кошки, но она тщательно это от всех скрывала, делая вид, мол, всё блестяще, чудесненько. Боец праздничного фронта, артистка камеди-шоу, не имеющая права демонстрировать печаль.

— Так что там, дохлая рыба, Натанзон? — будто в тумане произнесла она безразлично и чисто из вежливости.

Тот, кто испоганил ей вечер, взбесил меня окончательно! Он обгадил момент. Он влез в беседу и нарушил вручение подарка.

— Открой, — велел я в легком раздражении, уже и не надеясь на искреннюю реакцию помрачневшей, равнодушной Уны.

Она задрала голову, тяжело вздохнув.

— Ладно, давай сюда своего дохлого Перси. Мы с ним явно поладим, — с горькой ухмылкой произнесла она, приняв коробку.

Уна быстро, без толики опасений открыла крышку.

— Что это такое? — глянула она на меня.

— Терновый венок. Я терпеть его не могу, Файн.

— Что? — пролепетала она рассеянно.

— Тебе он не идет. От него веет печалью и скорбью. Поэтому я смастерил новый…

Уна бережно достала вещицу, параллельно суя мне в руки коробку.

— Новый. Это облака. Ты должна летать в облаках. Ты в них уже летаешь. Распятье мне не нравится. Оно не для тебя…

— Ави, — прошептала она, надевая пушистый белый ободок. — Ты… ты… — Уна подняла глаза, полные слез!

Она выглядела в тот момент невероятно! Небесная, искренняя, какая-то неземная.

Назойливая вибрация телефона. На сей раз Уна лишь коротко глянула на карман.

А затем бросилась ко мне в объятия…

Поцелуй!

Она так жадно, исступленно целовала меня, что я с трудом поспевал отвечать на ее напористые движения. То был не романтический поцелуй, а какой-то жест отчаяния. Горечь на моих губах от ее слез. Уна была наполнена горечью до краев. Она искала утешение. Она ненадолго нашла его во мне. Она возносила меня к небесам, касаясь пушистым ободком моих волос…

Вдруг снова загудел телефон, отдавая вибрацией мне в живот, перетекая с кровью по венам в пах. Я потерял контроль над свои телом мгновенно! И схватил Уну с такой силой, что ее позвоночник хрустнул…

Глава 6

— Ты чего так долго, черт? — с претензией бросил Джонни, не успела я даже поставить сумки с продуктами на пол.

— Чем занимаешься? — не обращая внимания на его капризы, без интереса спросила я.

Никакого желания с ним собачиться. Мои мысли занимал сравнительный анализ. Именно так!

Джонни против Натанзона…

Почти ноль воспоминаний об Аврааме Натанзоне с того момента, как он отчалил из города больше трех лет назад. Признаться, это событие я восприняла со вполне оправданным облегчением.

Да, пусть не получилось уехать в какой-нибудь город покрупнее сразу после колледжа. Пусть пришлось устроиться в секретаршей к одному местному адвокатишке. Со мной рядом был самый красивый парень во всем городе!

Страстные поцелуи с Джонни на людях. Временно безработный МакНил встречал меня после трудового дня, и мы шли в бар или какую-нибудь дешевую закусочную, чтобы немного расслабиться, поесть-выпить, поболтать со знакомыми. А затем заваливались в комнату, которую снимали у дружка Джонни. И занимались там сексом. Каждый божий день. Минимум раза два за вечер…

Что и говорить, природа одарила моего бойфренда необходимым набором физических характеристик. Грива из темных вьющихся волос, окантовывающая широкоскулое лицо. Зелено-карие улыбчивые глаза. Глаза мальчика с чистой душой, который вырос в красавчика, но так и не осознал, кем стал. Небольшой ровный нос. Под ним — пухлые губы, в которые, наверное, любая девчонка мечтала бы впиться. Иногда даже не верилось, что мне удалось заарканить такого суперсамца. Идеальная фигура, рост в шесть футов. Я даже немного обрадовалась в душе, когда Джонни предложил на время осесть в провинции. «В большом городе куда больше красивых, ухоженных и уверенных в себе баб, которые попытаются схватить его за большой член и затащить в свои дорогие апартаменты», — мелькали тогда мысли…

На нас пялились с неподдельной завистью. Странная девчонка, которая наводила шороху последнем курсе тухлого колледжа, и он, Джонни — вроде как остепенившийся раскрасавец с многолетней репутацией того еще ходока по телкам. Бас-гитарист в местной рок-группе. Группе, которую, кроме как в городишке, никто особо-то не знал и никуда не приглашал.

Ребята из «Силк Боунс» из кожи вон лезли, чтобы их заметили, но, увы, музыка и слова песен были посредственными. Они подражали. Они не могли придумать ничего оригинального. Поэтому, в основном, зарабатывали гроши тем, что исполняли песни рок-звезд 90-х и 80-х по вечерам в местном пабе. Точнее сказать, кое-кого всё же замечали музыкальные рекруты и продюсеры мелкого пошиба.

Джонни. Увы, на прослушиваниях выяснялось, что он самоучка и плохо владеет инструментом. МакНил вечно ныл, что его, мол, опять унизили и оскорбили. Я жалела его. Искренне поддерживала. Называла не самоучкой, а самородком. Главный в группе — Алекс по кличке Тенор — терпеть не мог Джонни. Он взял его лишь потому, что тот привлекал больше зрителей на выступлениях. Точнее, зрительниц. Тенор считал себя недооцененным гением. Он завидовал внешности Джонни. И за всё это я ненавидела главаря группы. Жалкий уродец-коротышка, вечно бьющий себя в грудь, типа, я — великий, а вы все просто примитивные идиоты. Джонни очень забавляло, когда я при случае изображала Тенора, подражая его писклявому голосу, который, впрочем, неплохо звучал под музыку.

В общем, Джонни не сильно шевелился с поиском постоянной работы, перебиваясь с цента на цент, что доставались ему с гонораров за выступления. Я решила, что тоже как-нибудь обойдусь без его вклада в общую копилку. Зарплаты секретарши едва хватало, чтобы заплатить за угол в квартире, кое-какую еду и развлечения в дешевых заведениях. Роптать? Жаловаться? Нет! Я упорно уговаривала себя, что деньги — фигня; куда важнее поддержать близкого человека. Потерпеть временные трудности, чтобы потом, когда всё наладится, снискать у любимого уважение и признательность за проявленное терпение. Увы, Джонни оказался из тех, кто с величайшим удовольствием садится на шею, свешивает лапы в военных ботинках 12-го размера и погоняет.

Так вот, про сравнительный анализ…

Пока Джонни высказывал очередные претензии, я мысленно прописывала плюсы и минусы опостылевшего бойфренда и видоизменившегося Натанзона. Так ведь рекомендуют делать психологи? Записывать на бумажке «за» и «против», когда требуется принять какое-то решение. Сама не знаю, зачем взялась за эту глупость. Не собиралась я выбирать между скотом Джонни и мерзавцем Натанзоном. Один не лучше другого. Каждый по-своему гадкий. Возможно, я занялась анализом просто от безысходности и под впечатлением, которое произвел на меня чертов Ави своим появлением.

Итак.

Плюсы Джонни МакНила.

Отсутствуют! Тут, правда, можно было бы поспорить. Красивый ведь. Неа-неа. Я давно привыкла к его внешности. Перестала замечать привлекательность.

Минусы Джонни МакНила:

Безвольный

Подлый

Ленивый

Лживый

Безамбициозный

Самолюбивый

Лицемерный

Несдержанный

Распускающий руки

УБЛЮДОК!

Плюсы Авраама Натанзона:

Перчатки из телячьей кожи

Шикарное пальто

Идеально начищенные ботинки

Платиновая карточка «Американ Экспресс» в бумажнике.

Минусы Авраама Натанзона:

Он — Ави!!! И на этом ТОЧКА!

Глава 7

С жаром целуя Уну в тени старых тисов, я потерял счет времени. Однозначно можно сказать следующее: это длилось долго. Слишком долго для просто утешительного поцелуя с почти незнакомым парнем. Так мне показалось…

Файн отпрянула лишь тогда, когда я полез к ней в шорты. Да-да, черт, Файн носила летние джинсовые шорты зимой. А чтобы не отморозить тощую попку, надевала под них плотные колготы. Те дурацкие колготы и стали преградой между моими пальцами и ее манящей промежностью. Я сунул руку не туда, застряв между джинсовой и эластичной тканями. В тот момент Уна и опомнилась.

— Извини, Ави, — зажмурилась она, отойдя от меня. — Спасибо за классный подарок, в смысле, ободок с облаками, но…

Лютая досада — вот что я испытал в тот момент!

— Слушай, не говори ничего, — перебил я, сделав шаг к ней. — Не страдай по нему, кем бы он ни был.

— Это не твое собачье дело! — вдруг процедила она. — Не твое, понял?!

— Хочешь, это может стать моим делом, если…

— Нет! — отрезала она, обходя меня.

— Погоди, Уна, — я попытался взять ее за руку.

— Отстань, блин, — вырвалась она.

— Я могу притвориться твоим парнем, — продолжал давить. — Тогда он от тебя отвалит.

Уна находилась уже в нескольких футах, спиной ко мне и лицом к кинотеатру, когда услыхала довольно разумное, как я думал, предложение. Но она лишь едко расхохоталась.

— Серьезно, Натанзон?! — наконец обернулась она. — Ты правда полагаешь, что можешь подходить для этого?

Она оскорбляла меня. Унижала. Тыкала в то, что я не слишком хорош для нее. И, да, я закипал от ярости!

— Нет, не бери это дерьмо в голову. Всё гораздо сложнее, чем ты думаешь, — смягчившись, произнесла чертова дипломатка. — Извини, мне пора, Ави. И забудь о том, что тут случилось, окей?!

Я стоял играя желваками, пока стерва не исчезла. Смутная мысль уже залезла в мою голову. Абсолютно ничем, в плане здравого смысла, не подкрепленная. Свергнуть чертову небожительницу с облаков. Доказать, что я достоин, что имею право обладать ей. Точнее, что заработаю это право любой ценой. Полгода до окончания колледжа. Полгода, чтобы заполучить ее тощую задницу. Чтобы брать ее в своей скрипучей постели. Чтобы все в общаге знали, что эта популярная стерва — моя девушка.

О, да! Файн даже не подозревала, с кем связалась. Никто в чертовом колледже не подозревал. Я и сам не знал, что она пробудит во мне то желание. Желание азартной игры, в которой она должна была стать призом. Первым из многих, которые я собирался забрать в будущем.

— Еще поглядим, сука, — еле слышно шепнул я, потерев озябшие пальцы.

Пальцы, которые, увы, не проникли в теплую плоть Файн. Пока не проникли…

Глава 8

В дверь постучались в тот момент, когда я суетилась перед плитой, чтобы поскорее приготовить для Джонни обед из пасты и фарша. Звонок в квартире давно не работал, так как «возлюбленный» постоянно забывал купить батарейки, а я не делала этого принципиально. Распределение обязанностей на «мужское» и «женское» и так было неравномерным.

— Откроешь? — крикнула в сторону открытой двери спальни.

— Не могу, крошка, давай сама.

Джонни увлеченно играл в приставку. Как всегда. Да уж, важнейшее дело, от которого невозможно оторваться. Тяжело вздохнув, я вытерла руки полотенцем, чуть убавила огонь на плите и двинулась в коридор.

— Кого там принесло, а? Ты что, не предупредила любовника, что я сегодня выходной? — с ядовитой ноткой кинул Джонни.

— Ага, идиот! — ответила, поворачивая задвижку замка.

— Окей, но, надеюсь, он в курсе, что в моей тумбочке лежит револьвер?! Пусть выметается!

Эти слова про оружие явно донеслись до ушей незнакомого парня, который непроизвольно вздрогнул. На парнишке была форма курьерской компании. Я ничего не заказывала на Амазон, поэтому уже хотела сказать, мол, он ошибся, но тут глянула на его руки.

— Тво-ю ж мать!!! — выдала я довольно громко, и курьер снова вздрогнул, наверное, посчитав меня и Джонни парочкой обдолбанных наркоманов.

— Э-э-э, мисс Файн? — сделав шажок назад, опасливо спросил парень.

— Нет, нет, нет! — я яростно замотала головой, зажмурившись.

Да, я узнала те пакеты из «Белья Джульетт», внутри которых были три коробки с эротическими комплектами.

Натанзон!

Гад как-то разузнал мой адрес. Значит, он еще в городе. Значит, он решил пойти в атаку. Он не забыл меня, черт меня по-де-ри! — лихорадочно крутилось в башке, когда я резко захлопнула дверь перед носом курьера.

— Кто там? — крикнул Джонни.

— М-м-м, это курьер. Он перепутал этажи, — выпалила первое, что пришло на ум.

На автомате я подошла к окну. Глянуть, как парень-курьер кинет в багажник грузовичка пакеты. Его действия как бы должны были утвердить, сложить в сознании четкий ответ Натанзону: «Иди на хрен и не смей больше вламываться в мою жизнь!».

Ухаживания. За мной сто миллионов лет никто не ухаживал. Тем более так. В жесте Натанзона прослеживалась как галантность, так и однозначный намек на интим. Он собирается добиться того, что замыслил. И мое мнение в его расчеты не входило…

Тем временем на улице появился курьер. Он с полминуты рассеянно глядел на пакеты, затем полез в один из них и почесал затылок. «Ну и дела! Зачем покупать дорогое белье, а затем отказываться?!» — наверное, подумал парень, решивший, что я сама сделала заказ, чтобы порадовать бойфренда с «револьвером в тумбочке»…

Плюсы Авраама Натанзона:

Перчатки из телячьей кожи.

Шикарное пальто.

Идеально начищенные ботинки.

Платиновая карточка «Американ Экспресс» в бумажнике.

Ухаживания с ноткой дерзости.

Минусы Авраама Натанзона:

Он — Ави!!! И на этом точка!

Глава 9

В приступе злобы я зарекся доказать Уне, что захапаю ее. Возьму, а затем вышвырну к чертям собачьим. «Ибо нехрен быть такой стервой», — такие мысли заполняли разум, когда я возвращался в зал. Хотелось как-то отвлечься, понаблюдав за шальными студентами.

Вот уж святая правда: шальные! Согласно традиции Фестивуса, праздник заканчивался только после того, когда все сперва выскажут претензии и обиды, накопившиеся за год, а затем на лопатки должен быть положен назначенный общим голосованием «глава семейства». Вот в чем заключались две опасности, из-за которых руководство колледжа в жизни не разрешило бы устроить «Рождество наоборот».

Студенчество. Большая и не всегда дружная семья. В сопливых речах преподы и ректор постоянно пытались растрогать выпускников и их предков тем, что студенты, считай, родня. Мне нравился праздник Фестивус как честностью, так и дикостью. Да-да, когда я зашел в зал, там творилась дичь!

Выбранный глава условного семейства. Лиам Мэдисон. Бывший тяжелоатлет, растолстевший с годами учебы в колледже, стоял напротив тщедушного трясущегося парня с младшего курса. Девчонки окружили тот большой пятак и скандировали: «Давай сразимся!» — слова главы семейства, вредного старика из сериала «Сайнфелд».

Лиам в два счета уложил парня на паркет. Тут я заметил, что парни подходят к «папаше» по определенному порядку. От хилых и низких до крепких и высоких парней, чье время сразиться еще не пришло. Парней с лишним весом вклинили между ними. Мужское племя обливалось потом. Слабые чуваки нервно хрустели костяшками и закусывали губы, а ребята покрепче в нетерпении переминались с ноги на ногу в ожидании шанса уделать Лиама и затем победоносно выдрать симпатичную девчонку, которой наверняка придется по нраву герой Фестивуса.

— А-а, значит, я не ошибся дверью! — послышался звучный голос с ноткой насмешки.

Все присутствующие резко повернули головы и на мгновение зависли.

«Джонни. Джонни МакНил!» — перешептывались девчонки, светясь от восторга.

Уна Файн! Я машинально разыскал ее глазами, хотя собирался игнорировать ее в тот вечер, так как дико злился. Потому как еще не набросал план по добыче стервы, чтобы потом послать ее к хренам собачьим.

Смутное, очень нехорошее предчувствие моментально проникло в душу. Нежданный конкурент. Соперник. Парень на вид старше студентов. Парень, который не собирался соперничать, потому что знал: ему нет равных…

Джонни. Сраный, мать его, красавчик, заявившийся на Фестивус с непонятными намерениями. Я несколько раз видел его в городе. А Файн, видимо, нет. Стерва смотрела на него с прищуром. Без вожделения в глазах. Она не шушукалась и не хихикала, как прочие девчонки. Она изучала гостя. И это пугало, тревожило, вызывало внутреннюю дрожь.

— Чего ты тут забыл, засранец? — нарушил тишину здоровяк Лиам, расправив плечи.

Парнишка, которого он только что положил ниц, быстро перебирая ногами, на карачках скрылся с ринга Фестивуса. Я вновь глянул на Джонни. Бутылка джина «Death’s door» в руке. Пьяный вид. МакНила немного штормило. Впрочем, такие, как он, даже блюя или отливая на улице в публичном месте, не теряют своей привлекательности, а лишь выглядят еще брутальнее.

— Попридержи язык, «глава семейства», мистер папа-Свин, — оскалился Джонни после крупного глотка джина. — Меня пригласил… Э-э-э… Меня пригласили, короче. Вот только не помню кто. Ну, как дела, паршивцы? Чем занимаетесь? Что-то тухло тут у вас. — МакНил очертил круг бутылкой.

— Сейчас будет весело, свинка Пеппа, — сделал шаг к нему Лиам. — Я собираюсь начистить твой пятачок. При всех.

Джонни демонстративно расхохотался.

— Погоди, папаша, — почесав щеку, сказал МакНил. — А как же гребаные, мать его, традиции Фестивуса? Мы еще не подвели итоги уходящего года. Счастливого Рождества! — крикнул он салютуя всем полупустой бутылкой.

Народ вяло ответил то ли из вежливости, то ли из подхалимажа.

— Ну, давай, Лиам-Свин. Скажи при почтенной публике, что думаешь. Поделись сокровенным, ну? Я жду.

— Да пошел ты! — зашипел Мэдисон, почему-то налившись пунцовым румянцем.

— Ладно, я тогда первый. Кхе-кхе, — Джонни прочистил глотку. — Я был о-очень плохим мальчиком в этом году. Но это не имеет к делу никакого отношения. Короче, Мэдисон! Ты мне доставил много хлопот…

— Заткнись! — отрезал Лиам, сжав кулаки так, что они побелели.

— Да-да, много хлопот… Разве я виноват, что ты слабо трахал крошку Присциллу своим малю-юсеньким членом? — Джонни с издевкой показал Лиаму мизинец. — Ты мог бы поблагодарить меня, вообще-то. Присцилла кричала очень громко, когда скакала на мне. И чем ты отблагодарил, а, Свин? Как думаете, м-м-м, чуваки? — обратился он к притихшим студентам. — Лиам Мэдисон поджег мою тачку. Вот как. И, подводя итоги года, скажу: вместо того чтобы начистить мне морду, ваш папа-Свин со своими корешами спалили мою чертову колымагу. А я терпеть не могу пешие прогулки. И сегодня, в этот светлый праздник «Правды», я собираюсь сделать из борова сочную отбивную.

Толпа ахнула! До того пошатывающийся Джонни выбросил бутылку и с ловкостью гепарда бросился к символу Фестивуса — алюминиевому шесту. Он перевернул его так, чтобы отделать соперника скрещенными деревяшками подставки. Лиам взревел и бросился на Джонни с голыми кулаками. Но тут же отлетел в сторону, потому что МакНил зарядил ему ногой в живот.

— Хорош, чуваки! — тревожно крикнул кто-то из толпы.

Джонни и ухом не повел. Он ринулся к скрючившемуся на полу от боли сопернику, четким ударом в ухо развернул к себе лицом, а затем использовал шест, чтобы придушить его. Он придерживал шест левой рукой и правым коленом, а свободной рукой бил по лицу Лиама. Тут я заметил перстень-печатку на пальце МакНила. «Отбивная». В зале и правда запахло жареным, ведь Джонни мог прикончить парня, раскроив ему череп железякой.

Я поспешил подойти к оторопевшим крепким парням, которые так и не удостоились чести испытать судьбу на ринге Фестивуса с Лиамом.

— Эй, надо вмешаться, слышите?! — сказал я.

Ребята, словно пробудившись от спячки, слава богу, кивнули и выдвинулись в сторону Джонни.

Да уж, я не из тех, кто вызовет копов, увидев, что соседский дом грабят.

Что и говорить, в весь тот день я нарушил кучу внутренних правил, черт меня дери!

Глава 10