Бесплатный фрагмент - Возврат

Глава 1

Собор на самом краю маленькой деревушки уже обветшал, кресты на деревянных куполах покосились, и вид у него был заброшенный.

Одинокий и уже старый настоятель шаркающей походкой обходил главную залу каждое утро перед утренней молитвой.

Так случилось и в этот день. Проходя по зале, он увидел тоненькую фигурку в углу, перед иконой. Женщина стояла на коленях, закутавшись в платок, и усердно молилась, шёпотом произнося слова молитвы. Длиннобородый настоятель, звали его Сергий, тихой поступью пошёл к ней. Старые деревянные полы церкви заскрипели под его весом. В голове его пробежала мысль: «Эх, сменить бы полы в храме. Вот это было бы дело».

Она услышала скрип и затихла. Повернулась к нему и…

Нет, не испугалась, а наоборот — лицо её засветилось, глаза наполнились солёной влагой, и улыбка открыла ровные зубы.

На вид ей не было и двадцати лет. «Совсем ребёнок», — подумал Сергий.

— Как тебя зовут, дитя?

— Надя.

— Я отец Сергий. Тебе нужна помощь, дитя?

Она начала быстро говорить, но зубы стучали от холода. Тогда Сергий подал ей руку.

— Пошли со мной, расскажешь свою историю.

Когда она встала с колен, он заметил округлый живот, и походка её говорила, что очень скоро она должна родить. Они зашли в тёплую комнату. В углу топилась маленькая печка, на ней стоял чайник и несколько посудин, стол, стул, кровать и свечка с книгой на столе. Всё, больше в комнате ничего не было. Он поставил перед ней железную кружку и налил в неё горячий чай.

— Пей. Не хватало ещё, чтобы ты заболела. Зима ведь всё-таки, да и согреться тебе не помешает. Пей и рассказывай.

Согревая руки о горячую чашку, она заговорила.

— Я оказалась тут случайно, отче, пришла в церковь в надежде на ночлег и замёрзнуть боялась. Но главное для меня — это моё дитя. Ушла от мужа пять месяцев назад, чтобы сохранить ребёнка. Муж бил меня страшно и творил всякие мерзости, не было уже сил терпеть, пьянство всё-таки отняло у меня супруга. И когда он узнал, что беременная, хотел убить и меня, и ребёнка. Не признавал его. Говорил: «Нагуляла ублюдка». Последний раз спьяну так избил меня, что в постели пролежала неделю, встать не могла. Как только отошла, сразу решила: уходить надо. Собрала, что успела и — вон из этого ада. Так и скитаюсь по миру уже пять месяцев. Люди добрые, кто поможет, кто накормит, кто на ночлег пустит. Добралась до вашей деревни. Спросила ночлега в первом доме, меня в церковь отправили. И вот я здесь. Только очень трудно мне ходить стало, дитя растёт. Позволь мне остаться. Рожу и сразу уйду, не буду тебе обузой.

Последние слова она произнесла, не поднимая головы, словно стыд ею овладел.

— Где же ещё, как не в храме Божьем, ты найдёшь пристанище, дитя? Оставайся сколько тебе нужно. Эта комната будет твоей.

История Нади слишком задела старца. Живя здесь, на окраине глухой деревни, он и не знал, что происходит в этом мире. Он остановил время в своей церкви и жил в собственном XX веке, а вокруг уже был век XXI.

Сергий весь оставшийся день провёл в своей келье, думая о жестокости людей к ближнему своему. «Что же случилось с людьми? Почему они так жестоки к тем, кто нуждается в их помощи и внимании? К тем, кто находится рядом с ними?» Он не мог понять этого, и ответов не было.

По всей зале раздался стон, глухой, протяжный, эхом раскатываясь по куполам, что изрядно увеличивало его слышимость.

Сергий вышел из кельи и быстрыми шагами направился в сторону Надиной комнаты. Открыл дверь и увидел её лежащей на кровати. Живот на сей раз показался ему огромным. Она сжимала в руках край своего платья и часто дышала. Губы её дрожали от невыносимой боли, выбившаяся прядь светлых волос прилипла к мокрому лицу. Сергию приходилось однажды в своей жизни принимать роды. Но это было так давно, что он, опешив, стоял перед ней и ничего не делал. Лик её исказился, вены на шее вздулись, багровая кожа лица стала синеватой — это было заметно даже при свете свечи — и разрывающий воздух крик вырвался из её зева и заполнил всю церковь. Потом всё затихло.

Старец вдруг очнулся, засуетился, принёс воды в тазу, поставил его на печку, добавил дров в топку. Собрал все чистые тряпки, которые были, зажёг ещё с десяток свечей.

Дрова затрещали в печи, вода нагрелась. В комнате стало тепло и влажно. И опять сильнейший крик, потом опять и опять, время между ними сокращалось. И наконец все крики слились в один незаканчивающийся рёв. Он не знал, что делать, и просто ждал. Ужас, который сковал его, не позволял ничего сделать. Он окаменел, глядя на её искажённое нестерпимой болью лицо. Всей душой хотелось ей помочь, но старец не знал как.

Прошло время, за окном уже была ночь, и луна ярко светила. Он увидел, что Надя задрала юбку и кивала ему головой. Взгляд её был изнеможённый, она выбилась из сил.

Помог ей с юбкой. Она набрала воздуха в грудь и, не крича, тужилась, толкая дитя вперёд по родовым путям. Сергий подставил раскрытые ладони перед ней и помогал ей молитвой, а чем он мог помочь ей, кроме молитвы? После очередной потуги он заметил голову ребёнка, поднёс ладони ближе, очень боясь повредить дитя, как мог помогал выходить новой жизни на свет. И наконец у него в руках оказалось маленькое существо, красное и сморщенное. На голове — чуть заметные, чёрные волосы, ручки и ножки, как маленькие пружинки, двигались порывисто и резко. Дитя закричало. Понятно, его вынули из тёплой, уютной и любящей среды — в суровую холодную реальность. Ещё бы не заплакать. Сергий осмотрел ребенка:

— Это девочка, — с улыбкой на бороде сказал он. Перевёл глаза на Надю — она так и лежала на кровати, раскинув ноги. Умерла.

Так началась жизнь нашей героини. Отец Сергий над её именем долго не раздумывал и назвал кареглазую малышку Надей, Надеждой. В надежде, что всё в её жизни сложится как нельзя лучше.

Всей деревней, кто чем мог, помогали Сергию поднимать девочку, кое-как выходили. Надежда росла здоровым и смышлёным ребёнком. Когда ей исполнилось 5 лет, отец Сергей покинул мир наш и вернулся к творцу, которому прослужил всю долгую жизнь.

Деревенская семейная пара, дети которых выросли и покинули отчий дом, взяла её к себе на воспитание. Надя помогала по хозяйству и во всём слушалась своих новых родителей. В своё время Сергий научил её читать, и она очень любила книги. И дня не проходило без чтения. Деревенскую школу закончила хорошисткой, и на семейном совете решено было отправляться на учебу в город. Находился он в пятистах километрах от деревни, небольшой, тихий городишко. Но всё же город, а не глухая деревня без газа и воды. С первого раза поступила в институт, получила место в общежитии, и начались студенческие будни.

Глава 2. Он.

— Майор, принесите мне его личное дело.

— Да, товарищ полковник, — послышалось в трубке.

Полковник «ФСИН» Геннадий Семёнович Овсянников. Успел отпить глоток чая в железнодорожном подстаканнике. В дверь постучали.

— Да-да, — не поднимая глаз, он протянул руку и взял папку.

— Спасибо, майор. — «Яшин Василий Васильевич 80-го года, рост 165, вес 60, телосложение среднее». Посмотрел на фотографию в правом углу листа. «Заурядный человек. Такого захочешь увидеть — и не увидишь: серая мышь, идеальный мошенник. Служба в армии. Вот это уже интересно. Спецназ ГРУ. 2 года срочной службы и ещё пять по контракту. Неплохо. Характеристика с военной части, так-так, обладает навыками рукопашного боя, выживания в сложных условиях, говорит свободно на 10 языках, включая арабский и китайский. Да уж, такого попробуй поймай».

— Майор, соберите мне всех оперативников, занимающихся поисками, на срочное совещание, — через 20 минут все руководители отделов были в кабинете полковника.

— Ну, что товарищи, — начал он. — Что мы имеем на сегодня. Побег. Совершил его особо опасный политический заключённый, представляющий большую опасность для нынешнего режима. Ведущий революционную деятельность, пытающийся разрушить тот приятный и тёплый мир, в котором мы живём. Человек этот — Яшин. Субъект очень интересный, как вы знаете из личного дела. ГРУ — организация серьёзная. Кто из вас знает факты о нём, которых нет в личном деле? Меня интересует абсолютно любая информация о нём. Где жил, родился, с кем дружил, спал, куда ездил, с кем связан, кому звонил за последние два года. Это понятно?

Все кивают.

— Сколько он просидел у нас?

— Год и месяц, — ответил кто-то.

— Далее, вокруг нашего объекта тайга, ближайший населённый пункт в 400 км отсюда. Но я не думаю, что он пойдёт туда, учитывая специфику его военной подготовки, — Геннадий Семёнович разложил карту местности на столе, жестом пригласив коллег присоединиться. — Продолжим, — указывая пальцем на ж/д пути, проходящие по тайге, он сказал. — Наверное, это единственный его вариант.

— А если его кто-то ждал на воле? — Вдруг выкрикнул молодой капитан.

— Может быть, и так, — задумавшись, ответил полковник. — Ладно, начинайте операцию по перехвату, по полной программе, чтобы вертолёты, патрули, ну вы сами всё знаете. Выполнять!

Все участники совещания с хмурыми лицами встали и вышли из кабинета, не сказав ни слова больше.

Полковник откинулся в кресле, потёр глаза и задумался. Он даже не сразу заметил мигающую лампочку на казённом телефоне.

— Да, — резко бросил он в трубку.

— Геннадий Семёнович, ваша жена звонила и просила передать, что роды уже начались.

Он бросил трубку и выбежал из кабинета, его уже не волновал побег и операция по задержанию беглеца. Он бежал по ступенькам вниз к выходу, по пути крича секретарю: «Машину мне срочно». Мой долгожданный мальчик, мой сын. Ни о чём он больше не мог думать. Скорей бы увидеть его, скорей бы взять на руки, скорей бы.

Примчался в роддом, не находя себе места, побежал по коридорам с остекленевшими глазами, искал палату супруги, наконец нашёл, постучал в дверь родовой палаты, вошёл. (Геннадий Семёнович мог входить в любые двери в этом городе. Город маленький и все знали, какую большую должность он занимает).

Когда он вошёл, увидел жену, лежащую на кровати, на руках у неё лежал маленький сморщенный комочек.

— На минутку опоздали, Геннадий Семёнович, — сказал врач-акушер. Он приблизился к жене и развернул тряпки, пропитанные влагой. Синеватый оттенок кожи малыша сперва напугал его, но после он разглядел его получше и успокоился. Маленькие ручки копошились сами по себе, почти прозрачные ногти малыша показались Геннадию вытянутыми и изящными.

— Могу я взять его на руки?

— Сначала нужно отрезать пуповину, — ответил врач.

— Вы опоздали всего на минуту, мы не успели ещё отрезать.

— Хотите? — протягивая ножницы, сказал доктор.

Папаша взял в руки инструмент и медленно, стараясь не навредить, резал мягкую плоть жизненной нити, которая кормила его маленького Ванечку. Но это оказалось не так просто, пуповина не перерезалась.

— Не бойтесь, ему не больно.

Ещё одно усилие, и кровь брызнула на покрывало и на медицинский инструмент.

Ребёнка забрали, помыли, взвесили, измерили рост и запеленали. Наконец он получил своего первенца на руки. Вокруг происходила какая-то возня, но полковника это не беспокоило, он держал на руках своего сына и смотрел на него, внимательно разглядывая каждую складочку, каждый участок кожи на лице, следил за каждым движением. Смотрел, не отводя глаз, как иногда смотришь на костёр и не можешь даже моргнуть. Душа его была переполнена счастьем, он не мог поверить в то, что буквально из ничего появилась жизнь, появился новый человек, без которого он уже не представлял свою жизнь. Уже сейчас он не чаял души в своём чаде.

Вдруг он поймал себя на мысли, что последний раз он был так счастлив, так, что ощущал дрожь по всему телу, когда несколько лет назад во время тюремного бунта, он направо и налево раздавал удары дубинкой. Совсем хлипкие и истощенные тюремным режимом люди падали от ужасной боли. Резиновая дубинка во время удара прилипала к телу, и кожа лопалась. Он же с оскалом на лице продолжал выполнять свою работу. Затем, после такого подавления бунта, они с ребятами сидели в дежурной части и с упоением рассказывали, во всех красках, как всё прошло, ощущая приятную усталость.

Сейчас он держал сына на руках, телом находился здесь, но мысли его были далеко — там, где он был героем, где мог вершить судьбы заключённых.

Он улыбнулся до щелчков в щеках. Обычно, когда мы говорим по телефону и слышим такие щелчки мы понимаем, что человек улыбается. И сказал: «Сын мой».

Назвали мальчика Иваном. Папа обожал своего малыша, всегда играл с ним и менял подгузники.

Был примерным отцом во всех отношениях.

Прошло несколько месяцев, малыш окреп, и папа за это время тоже изменился, уже не так охотно брал его на руки, стал чаще не бывать дома, всячески избегал своих отцовских обязанностей.

Мама, звали её Юля, была обычной женщиной, ничем не выделялась из толпы, блондинка с внушительных размеров носом и довольно милыми торчащими ушками. Она стала замечать, что муж её уже отдалился на приличное расстояние, было такое чувство, как песок проходит сквозь пальцы, опустошение. Она понимала, что муж уже где-то далеко от неё, что живут они вместе, как соседи по комнате в общежитии.

В какой-то момент её перестало это устраивать и, собравшись с мыслями, она решила действовать.

Утром, проснувшись и, как всегда, взявшись за домашние дела, коих было немало, она без настроения начала свой день, всё думая и переживая в душе свою семейную драму. Она считала, что всё, что происходит, — её личные переживания, которые приносят вред только ей одной, поскольку муж никак не участвовал в их отношениях. Казалось, что он вообще не переживает из-за их семейного разногласия или даже не знает о нём. Нередко думала, что слишком закрывается в себе и надо бы поговорить, рассказать, открыть душу, а он отвернётся к стенке и заснет или совсем домой не придёт. Прибираясь, она заметила конверт на тумбочке.

— И как я его раньше не видела?

Открыла его и развернула письмо. Горло сжалось так, что стало трудно дышать, к глазам подступили слезы.

— Да что это я? Даже не прочитала ещё, — собралась и стала читать.

«Супруга моя. Хочу сообщить, что больше не люблю тебя. И считаю продолжать наши отношения невозможным. Я больше не вернусь домой, и ты перестань думать и надеяться. Хочу добавить ещё кое-что: если попытаешься как-нибудь испортить мою дальнейшую жизнь, я сделаю так, что твоего ребёнка заберут и отправят в детский дом и ты его больше не увидишь. Я могу это сделать. Ты меня знаешь.

Полковник Овсянников Г. С.»

Она спокойно сложила письмо пополам, вернула его в конверт, слёз больше не было, но стало как-то жарко. Она почувствовала усталость, не было ни обиды, ни горя, а только усталость, усталость, которая валит с ног и голова сама ищет подушку. Она провалилась в быстрый сон.

Во сне она вернулась в свое детство и видела, как она каталась на санках с горки вместе со своим папой. Папа лёг на санки на самом верху залитой ледяной горки и сказал: «Юлька, залезай и ложись мне на спину». Девочка вскарабкалась на отца, и они вместе помчались на огромной скорости вниз по склону. Вечернее солнце освещало чистое небо, и они перевернулись на санях в самом низу, весёлые и довольные, уставились на закат. Снег таял на их щеках, но им не было холодно, они были счастливы в этот момент. Папа посмотрел на Юлю и сказал: «Я запомню этот день как самый счастливый в моей жизни».

Она проснулась от плача ребёнка. Времени на переживания и потягивания у неё не было, побежала к сыну, взяла его на руки, он успокоился и затих. Юля, теперь уже сама мама, смотрела на сына и не могла понять, как она могла жить без него. Шепча ему на ухо, она усыпляла его. «Не переживай, малыш, мы справимся, мама с тобой, я никому тебя не отдам».

Малыш задремал, они сели на кресло, и она наконец-то вздохнула с облегчением. Чувство, что она теперь свободна, что не надо думать, пытаться решать проблемы или говорить, когда не хочется, успокаивало её.

— Ну вот и всё, даже придумывать ничего не пришлось, — её уже давно достал этот «тюремный» город (в нём, кроме тюрьмы, ничего и не было). В этот же вечер она решила, что начинать новую жизнь лучше в другом месте. Переезд был назначен на ближайшее время.

Переезд в другой город — задача не из лёгких, особенно если ты с малышом на руках и у тебя, кроме него, никого нет. Начинается всё с простых вещей: как снять жилье, найти работу, устроить ребёнка в садик. После идут бытовые вопросы: нужна домашняя утварь, тарелки, ложки, чашки, починить розетку, вкрутить лампочку, повесить картину на стену для уюта в доме. Нужна помощь, в конце концов.

Юля слезами и бессонными ночами заполнила свою жизнь в этот период. Нет, она не плакала по мужу, не жалела, что он ушёл, и уж тем более не винила себя. А страдала она от усталости, от изматывающей работы и постоянного ухода за ребёнком. Когда даже дома у тебя нет ни единой минутки свободного времени, для самой себя это уничтожает всё желание жить. Но, к счастью, это время пролетает незаметно. Вот мальчик уже подрос, и садик открыл перед ним свои двери. Директор на линейке произнёс речь, а Юля тихо плакала с букетом цветов в сторонке. Но это уже были слёзы радости, сын вырос и делает первые шаги в жизни.

Сад уже основательно вошёл в жизнь маленькой семьи, и мама расцвела, появилось свободное время, можно выделить часик на себя. Юля заблагоухала, словно нектар, и открылась для новых отношений, сняла с себя все собственные запреты. Кавалера долго ждать не пришлось.

Глава 3 Глазами Вани

Конечно, когда Иван был совсем маленький, он ничего не знал, кроме маминой любви и заботы. Но это не значит, что перемены в жизни мамы не сказывались и на нём.

Он почти чётко помнил, как мама его любила и баловала и всё было хорошо, она всегда была рядом и целовала его, он жил в тёплом и уютном доме вместе с самым дорогим человеком на планете. Ваня ощущал любовь всей кожей, этот приятный мир казался ему нерушимой твердью. «Так и должно продолжаться всё время».

Ваня крепко спал и смотрел свой любимый сон, где он летал. Но мамин голос прервал полёт и пришлось проснуться. Глянул в окно, на улице было ещё темно, так рано вставать ещё никогда не приходилось.

— Что случилось, мама, почему ты меня разбудила?

— Потому что мы сегодня идём в детский сад.

Разум мальчика наполнился ужасом, он не знал, что делать и как себя вести в этот момент. Губы задрожали, и он горько заплакал, положив голову на мамины колени, не говоря ни слова, просто плакал, а мама гладила его по голове и шептала: «Всё хорошо, малыш, мы справимся, ты у меня молодец».

Успокоившись, они пришли в детский сад. Ваня увидел так много детей, что даже испугался. Конечно, до этого он видел детей на площадках и на горках, но не так много. И опять слёзы и рыдания: «Мама, не уходи, не оставляй меня тут одного, мама, мама, пожалуйста». Но дверь закрылась, и он остался совсем один в этой толпе.

В его голове стало происходить нечто невероятное. Вдруг вместо любящей и постоянно целующей мамы появилась какая-то чужая некрасивая тётя, которая всё время кричит и ругает, которая заставляет сидеть ровно и доедать всё, что в тарелке. А тут ещё эти отвратительные дети кругом бегают и орут. Он не верил, что всё это происходит с ним. Убежав от всех, закрыв лицо руками, Ваня встал в угол и опять заплакал. «Домой к маме, домой к маме». В голове не укладывалось, что ещё вчера Ваня жил в светлом мире вместе с мамой, а сегодня оказался здесь, где все против него. Да ещё и воспитатель постоянно говорит, что ему должно делать.

Иван твёрдо решил, что каждый день будет просить маму не отводить его в это ужасное место, и со временем она перестанет это делать. Раз за разом он устраивал «концерты», но мама всё равно уходила, оставляя его среди ужасных детей.

Со временем он, конечно, подружился с некоторыми и пообещал себе, что никогда не забудет маминого поступка.

Глава 4

Тем временем Юля с головой ушла в новые отношения. Настроение её всегда было со знаком плюс, забылось прошлое, жизнь кружила её в настоящем, конфеты, букеты, маленькие, милые подарочки — всё протекало так быстро и кружило ей голову.

Ребёнок, конечно, отошёл на второй план, и уже перестал рассказывать ей о своих переживаниях перед сном, да она и не спрашивала. Ещё мама перестала петь ему песенки на ночь. Вот тогда-то он и понял, что изменения уже близко и они ему не понравятся.

Долгие и красивые ухаживания заставили её сказать «да» Олегу. Решиться на ещё одно замужество в жизни.

После свадьбы «новый папа» сначала старался найти с Ваней общие мысли, пытался быть хорошим. Велик, костёр палатка, а однажды он даже… Но мальчик упорно отказывался принимать нового мужчину в семью и тем более делить с ним маму пополам, а то и того меньше. Вся жизнь ребенка превратилась в один мощный протест. Он отрицал всё, что исходило от этого мужика (как он его называл за глаза). Конечно, последствия протеста проявились незамедлительно, и взрослые стали медленно продвигаться во все личные проявления ребенка. Стали заострять внимание на том, что он там бормочет, когда обижен. Медленно ввели в обиход слово «Папа». И мальчик привык со временем. Привык, но не смирился. И научился обнимать «Папу», когда тот приходил с работы, изображая любовь. В итоге родители думали, что ребёнок превратился в тряпку, из которой можно было выжимать всё, что захочешь, и казалось, что Природа проявилась и в этот раз. Более сильный самец подчинил себе выводок своей новой самки.

В детском саду и, конечно, дома Иван постоянно слышал, что все люди равны, что нельзя обижать беззащитных, нужно делиться с людьми тем, что у тебя есть. Однажды он не поделился конфетой со своим другом — «новый папа» так на него наорал, что всё желание спорить тут же пропало. Но всё же мальчик запомнил это и в нужный момент проявил остроумие.

Они шли по улице, на которой постоянно стояли нищие и просили милостыню, как всегда, Олег проходил мимо них, делая вид, что не замечает или что слишком занят, усердно смотря на часы или же просто отвернувшись в сторону. В этот момент Ваня остановился напротив попрошайки.

— Папа, дай, пожалуйста, ему денег, — сказал он с видом маленького щенка, просящего лакомство у хозяйки. «Папа» схватил его за руку и прорычал:

— Нет, с чего это вдруг?

— Ну, вы же мне сами говорили, что нужно делиться и помогать беззащитным, — с ухмылочкой сказал мальчик. «Папа» всю дорогу до дома молчал.

Когда входная дверь за ними закрылась Олег, раздевшись, ушёл в комнату, так и не сказав ни слова. Через пару минут он появился в проёме с резиновым шнуром в руках. Глаза его свирепо сияли. Страх сковал всё тело мальчика от одного только вида этого злодея перед ним. Огромный, здоровый, сильный мужчина подошёл к беззащитному малышу и навис над ним, словно скала нависает над обрывом. Мальчик сжался и закрыл глаза. Тут же почувствовал пронзительную боль от ударов плети. Малыш кричал и извивался по полу, но никто не помог ему. Лицо отчима — яростное, скулы напряжены, слюни брызгают в стороны при каждом ударе. Через какое-то время боль уже перестала быть острой, её заменил ужас.

Обида — вот, что чувствовал Ваня. Обида и безысходность, безвыходность.

Наконец этот, потерявший человеческий облик зверь устал и мучения закончились. Ваня заполз под кровать и просидел там до самого вечера.

О чём он только не думал за это время, каких обещаний себе не давал: и чтоб он издох, изверг этот, и что убьёт его, когда вырастет, и что отомстит.

Вечером пришла Мама, малыш выскочил из-под кровати и крепко обнял её. Юля тут же заметила, что ребенок избит, синяки от шнура опоясывали всё его тело. Невозможно было смотреть на него, она обняла своё чадо и тихо заплакала.

Мама не могла защитить своего малыша, потому что к этому времени и её воля уже была подавлена и она уже должна была знать своё место рядом с этим тираном и деспотом. Когда Ваня ей всё рассказал, как ему было больно и страшно, и она ничего не сделала, не выгнала «Папу» из дома, не наругала его, «ни че го» — тогда он понял, что ему придётся смириться с этим, пока он не вырастет, а там будь, что будет.

Утром, когда все дети пришли в садик и меняли уличную одежду, воспитатели увидели бордовые полосы на спине, груди и руках ребёнка. Они были ошарашены увиденным, спросили, что случилось. Ваня рассказал им всю правду, и они, удовлетворившись ответом, ушли в свою комнату пить чай.

Хотя нужно заметить, что новая, молодая (только после института) воспитатель сказала:

— Надо заявить, куда следует, это же насилие над ребёнком. Представляете, кем он вырастет?

На что старший воспитатель ответила:

— Не твоё дело, пусть сами разбираются, ты же не знаешь, что на самом деле случилось, может, пацан врёт.

— Ну, и что? Даже если и врёт, всё равно он избит.

— Не лезь. Не хватало нам тут ещё проверок всяких.

Так всё и затихло.

Мальчик рос, а вместе с ним росла его новая семья. У него появилась младшая сестра и брат.

Для нового Папы его маленький сынок затмил всех остальных, Иван отошёл уже даже не на второй план, а ещё дальше. Хотя папа никогда не упускал возможности очень остро и мерзко (совсем по-взрослому) подшутить над ним. Не раз бывало такое, что он старался публично при своих друзьях унизить его или рассказывал такие подробности его личной жизни, о которых просто не принято говорить. Конечно, Ваня очень сильно всё это переживал и страдал, и плакал по ночам в подушку, но поделать ничего не мог.

Минуло несколько лет, малыш вырос и превратился в молодого мужчину 16-ти лет. Он абсолютно не связывал себя с семьёй, жил отдельно, хотя и вместе с ними. Маму он воспринимал как вечно волнующуюся за него собаку. Никаких чувств к ней он не испытывал, они были похоронены её бездействием по отношению к издевательствам, которые он терпел от отца на протяжении всех этих лет.

Глава 5

Денис нажал кнопку звонка в квартиру, где жил Ваня. Электричество пробежало по проводам, и звонок издал отвратительный писк. «Кто ставит такой звонок»?

— Кто? — послышался голос друга из-за двери.

— Я, открывай, — дверь распахнулась, друзья пожали руки своим, только им известным способом.

— Собирайся, поехали.

— Куда?

— На дачу с Тоней и подружкой её.

Долго уговаривать не пришлось, через мгновение Ваня уже закрывал за собой дверь, ничего не сказав родителям.

— К Тоне? Как ты её уговорил?

— Да, что её уговаривать-то? Я ей нравлюсь, да она сама предложила.

Дача находилась далеко за городом, несколько часов на электричке, потом ещё пешком час топать по лесной дороге. Но это стоило того: речка, прохладная и чистая, так и манила, да и плюс ко всему девчонки обещали шашлыки и выпивку. Грех не поехать.

В электричку набилось куча народа, все стояли с рюкзаками, горшками, ведрами, сесть было некуда, духота и нехватка кислорода в вагоне усыпляла. Так все и ехали, полусонные и мокрые от пота, запах стоял кислый и тяжёлый, казалось, что воздух можно потрогать рукой или пережевать во рту, такой он был плотный.

Когда электричка остановилась на нужной станции, они вышли и увидели потрясающей красоты лес. Пение птиц успокаивало их, и всё вокруг начинало веселиться и петь. Речка, изгибаясь, катит свои воды, при этом журча и булькая. Воздух переполнен кислородом, при каждом вдохе становилось всё лучше и лучше. Они просто стояли на перроне, созерцая природу и дыша полной грудью, восполняя нехватку кислорода после электрички.

Путь до дачи по лесной дороге показался им приятной прогулкой, они болтали и курили сигареты, хотя родители обоим запрещали. «Наплевать, мы уже взрослые».

Наконец они добрались до места и увидели, что всё и вправду было так, как обещали девчонки. И шашлык, и выпивка присутствовали, и, конечно, главное блюдо — девушки — тоже было на месте.

Познакомились с подругой, звали ее Машей. Симпатичная светловолосая девушка на вид была скромна и застенчива. Позже, после выпитой бутылки пива, она немного расслабилась, шутила и принимала активное участие в разговоре.

Тоня же, напротив, была бойка, высока и сильна. Про таких говорят, что она может из яблока сок выжать голыми руками.

Молодежь развлекалась, стоя у костра. Ваня и Денис рассказывали анекдоты, веселя и всё больше заинтересовывая девушек. Все смеялись, курили сигареты и пили пиво. День подходил к концу, солнце всё сильнее клонилось к горизонту. Ваня отошёл в сторонку от компании, и поднял голову вверх на небо, и увидел стаю журавлей, пролетающую над ним.

Когда его «новый папа» пытался быть хорошим, они ночевали с ним вдвоём в чистом поле. Это был сбор картофельного урожая. Всё детство, сколько он себя помнил, они всей семьей садили картофель, делая запасы на зиму. В этот раз ненавистный им сбор урожая выпал на конец сентября и, по неизвестным причинам, копать картошку поехали только Иван и Олег. Когда всё было сделано, наступило время его любимого занятия — посиделок у костра. В суматохе розжига и приготовлений к предстоящему ужину тогда ещё семилетний мальчик услышал непонятные звуки, доносившиеся с небес, посмотрел. Огромная стая птиц летела клином и мирно перекрикивалась. Олег тоже глядел вверх и тихо, с улыбкой прошептал: «Журавли. Посмотри, красота — какая». Большие могучие птицы в лучах заката медленно проплывали по небу, торопясь по своим птичьем делам.

Это событие Иван помнил всю жизнь как нечто светлое и прекрасное. Природное действо, которое невозможно поменять, оно просто есть, и можно только созерцать и любоваться. Человек — лишь винтик в глобальной системе, а ему кажется, что он управляет ей.

Ваня вернулся к своим друзьям, к огню. Костёр занимал в его сердце особую часть, ничего на свете он не любил так, как костёр. Это живой организм, чувствующий и дышащий, огонь затягивал его, не давал отвести глаз, поглощал и в то же время согревал и обдавал приятным чувством уюта и тепла, которого так не хватало дома.

Солнце село, и наступали сумерки. Девчонки предложили пойти на речку купаться в ночи, им это казалось романтичным и чем-то тайным, ребята согласились.

До речки дошли быстро и весело, шутки не прекращали фонтанировать, юношеский тестостерон знает своё дело и делает его хорошо. На берегу развели огромный костёр. Разбившись на пары, молодые люди сидели, пили пиво и разговаривали, было приятно и хорошо.

Вдалеке показались два огонька и послышалось непонятное жужжание. Ребята обернулись, было плохо видно из-за огня. По мере приближения стало понятно — это два мотоцикла едут по лесной дороге вдоль берега.

— Интересно, что им тут нужно? — проголосил ломающийся и грубеющий голос Вани.

— А, это местные мальчишки катаются, — бросила Тоня. — Я знаю их.

Два мотоцикла остановились у костра и заглушили моторы. Изрядно выпивший Иван предложил ребятам присесть и выпить по бутылочке, те охотно согласились, и компания увеличилась. Несколько минут сидели молча, затем алкоголь внутри Вани заговорил:

— Пацаны, дайте прокатиться?

— Бери, ездить-то умеешь?

— Умею, умею, — жестом Иван позвал Дениса с собой. Они встали и отошли от костра.

— Ты правда умеешь?

— Ой, да, чё там уметь-то?

На самом деле, Ваня немного умел обращаться с мотоциклом. Давно отчим давал ему порулить своим, пока в одну поездку Ваня не протаранил забор. Поцарапав весь транспорт и ногу Олега в придачу. На этом обучение было окончено, и, конечно, парой оплеух дело не обошлось.

Ключ повернулся, мотор заурчал, Ваня сел за руль, Денис сзади. Отжал сцепление, включил передачу, накрутил газ и медленно отпустил ручку сцепления. Дело тронулось с места, шестерёнки и механизмы заработали. Мотоцикл ехал, и Ваня управлял им довольно умело. Освоившись за рулем, поддал газу, включил вторую и третью передачи, скорость прибавлялась незаметно. На улице темно, и дорога лесная — ни фонарей, ни разметки нет, всюду деревья, только тусклая фара освещала дорогу. Освоившись окончательно, пьяная тварь уже гнала на полную. Алкоголь отключил все инстинкты, и речи о самосохранении уже ни шло, он ничего не соображал и просто прибавлял скорость. Денис испугался и кричал: «Остановись, тормози, щас разобьёмся».

Ваня чувствовал себя повелителем всего мира, который мчится, рассекая воздух, дух захватывало, он остервенело смеялся и даже не думал тормозить.

Тогда Денис ударил его в локоть и тем самым вывернул руль. Последнее, что Денис увидел перед тем, как зажмуриться, был огромный ствол дерева, стремительно на него надвигавшийся. Потом оглушающий звук и удар.

Ваня очнулся. Трава в свете фонаря, слух возвращался медленно, он различал фырканье мотора и крики девчонок, парни грубо разговаривали, но было не понятно, о чём.

Он встал, отряхнулся, осмотрел себя (вроде всё нормально), достал сигарету, закурил. Подошла Тоня.

— Ты как?

— Да вроде нормально. Как Денис? — она промолчала и пошла в сторону ребят, столпившихся вокруг мотоцикла. Он подошёл ближе и увидел на полу кроссовок Дениса. Руками развёл толпу, тело друга лежало на траве, голова была разбита, и кровь заливала куртку, он лежал неподвижно, глаза были открыты, выглядел переломанным. В этот момент алкоголь улетучился и перед Ваней открылась ясная картина. Денис мёртв, а убил его он. Шок сковал все его члены, ни двигаться, ни говорить он не мог, даже кричать или плакать не получалось. В голове крутились мысли: «Что делать? Что будет со мной?» Ваня встал и, не говоря ни слова, побежал в лес.

На следующий день, не помня себя и как добрался до дома, он сидел на кухне и рассказывал всё, что случилось, маме. Слёзы на её глазах наворачивались по мере продвижения рассказа, а в конце она просто рыдала.

— Что же ты наделал, Ванечка, что же ты наделал?

Мама ушла в свою комнату и почти сразу вернулась со старой записной книжкой в руках. Взяла телефон и набрала номер.

— Алло, Гена, это ты?

— Я, что случилось?

— Ванька тут делов наворотил.

— Рассказывай, только всё по порядку и без слёз, всё до мелочей.

Она пересказала Ванину историю в трубку, немного помолчала, слушая ответ и положила телефон на стол.

— Собирай вещи, ты уезжаешь к отцу, прямо сейчас.

На следующий день он уже сидел в кабинете Геннадия Семеновича и ожидал решения своей судьбы. Хотя Ваня знал, что это его отец, но это был абсолютно чужой человек, а для полковника, наоборот, Ваня был первым сыном, и он считал делом чести помочь ему. Он использовал все свои связи и возможности. Кому было нужно заплатил, на кого-то надавил, угрожал, просил, умолял. Но в итоге «отмазал» (как он сам выразился). Он сказал это торжественно и с гордостью. Вот какой я большой и сильный, я всё могу, я хозяин жизни.

— Тебе, Ваня, придётся уехать из нашей родины, ненадолго — на два года. Поживёшь у моего знакомого в Таиланде. Потом вернёшься, а я тебя к этому времени в институт устрою. Тогда вообще всё шито-крыто будет.

Глава 6. Надя

Надя зашла в комнату общежития, переживая: какие ей попадутся соседи? Внутри оказалось четыре кровати, выбрав одну, слева, у окна, она положила сумку на кровать и достала постельное белье. Когда все вещи были разложены и постель заправлена, появилась минутка отдохнуть и полежать. Как только Надя прилегла, в дверь вошла ещё одна девушка.

— Привет, я Соня.

— Надя.

Соня заняла кровать напротив, тоже у окна. Затем зашли ещё две сожительницы, познакомившись, они достали из сумок еду, которую им приготовили родители в дорогу, а Наде было нечего доставать, и она просто сидела, пока Соня не позвала её за общий стол. Девчонки понравились Наде, и она успокоилась. «Хорошие соседи».

Через несколько дней началась учёба и студенческая суета. Группа оказалась разношерстной. «Ну, чего ты ожидала?» Несколько парней «забияк»: они всегда держались вместе, нарушали порядок на занятиях, курили и отпускали непристойные шуточки. Три девушки с явно выраженным талантом к учёбе6 ни одной пропущенной пары, ни одной четвёрки в зачётке, идеальные студентки. Два парня-спортсмена, полная противоположность, Надя видела их только в начале учебы и в конце сессии, уже на экзаменах. И, что странно, они всегда закрывали сессию без проблем. Все остальные были примерно равными: серая масса, никто не выделялся из толпы, одинаково учились, шутили, жили и смеялись, никаких различий.

Надя себя считала выдающейся личностью и, конечно же, не такой, как все эти однотипные люди, но на самом деле являлась обычной девушкой, как большинство в группе.

На первом курсе, после зимней сессии, к ним перевёлся парень с другого факультета. Надя сразу обратила на него внимание и однажды, сидя на паре и смотря на него, шепнула: «Ты будешь моим». Соседка по столу услышала этот шёпот и даже разобрала сказанное. «Придётся в очереди постоять», — фыркнула она, закатив глаза.

Игорь, так звали красавчика. Хотя красавчиком он был только для Нади и её соседки, остальные девушки отвернулись, словно львицы от падали. «Тем лучше, так у меня будет меньше соперниц». Наде было плевать на заурядную внешность Игоря, ее\ё волновала душа, разум, понимание её. Эта невидимая, тонкая нить, которая навсегда связывает два сердца и заставляет их биться рядом до конца света. Вот, что было ей важно. Ну и конечно глаза, взгляд. Что же до темных волос и вполне спортивной фигуры, ухоженной одежды и начищенных сапог — то это уже всё вторично, точнее, не так важно. («Ведь из любого человека можно сделать красивого и опрятного, одев его в модные одежды и сделав прическу, подстричь ногти — и вот „пацан“ превратился в парня, а духовное развитие не каждому дано. А воспитание, а острый ум и разум», — философствовала Надя на паре в аудитории) Всем этим, по её мнению, и обладал Игорь. Он был тих и нелюдим. «То, что надо». Всегда держался один и особо ни с кем не общался.

Надя несколько раз пыталась заговорить с ним, но беседа тут же прерывалась его резким или даже немного грубым ответом. Пока в один из дней в общежитии не организовали очередной вечер с пивом и семечками, куда все желающие приходили и могли познакомиться поближе, поболтать — обычная студенческая пьянка. Надя и Игорь каким-то чудом оказались там (наверное, судьба их привела). Ее почти силой затащила туда Соня, а он пришёл в общежитие к товарищу с другого факультета и тоже случайно забрел на огонек.

Они встретились взглядами и кивком поздоровались. Ничего не происходило между ними, пока в игру не вступил вершитель судеб, всемогущий и безжалостный алкоголь.

После выпитых бутылок языки развязались, они сели поближе и общение полилось само собой, никаких преград больше не было. Он рассказывал про свою жизнь до университета, про школы, в которых он учился (оказалось, что он поменял четыре школы, всегда его исключали за плохое поведение, но сейчас, разумеется, он вырос и стал серьёзным мужчиной). Они сидели и болтали до самого вчера. Он вызвался проводить её до общежития. По пути он блеснул знаниями в астрономии, показывая ей созвездия. Искра пробежала. Вечером Надя лежала на кровати и разговаривала с бабочками в животе, для неё это чувство было новым, она никогда не любила, никогда не приближалась к парням и не позволяла им приближаться, но Игорь покорил её, нашёл к ней дверь. Счастливая и умиротворённая, она уснула, поглаживая живот.

Утром с кровати вставал уже совсем другой человек, женщина, которая знает, что такое любовь. Она чувствовала себя независимой и обновлённой, никаких преград для общения с Игорем больше не было. В институте между занятиями Надя подошла к нему:

— Как ты, отошёл после вчерашнего?

— Да, всё в порядке, — нехотя ответил он.

— Сегодня девчонки опять устраивают посиделки, придёшь?

— Нет, — грубо и презрительно швырнул это слово ей в лицо, встал и ушёл. Надежда стояла посреди коридора, ещё до конца не осознавая, что произошло, но волна возмущения и злости уже напирала изнутри. Она готова была орать со всей силой, крушить, ломать, её нутро не принимало такого ответа.

Её решительность в этот момент взлетела к потолку. Тут же пошла за ним, настигла, положила руку на плечо, развернула к себе и впилась губами в его губы. (Конечно, не так она представляла свой первый поцелуй, но что сделано, то сделано) Агрессивный поцелуй, язык проникал в его рот слишком глубоко, Надя постоянно напирала, тяжело дыша и прижимая этот обмякший мешок к себе, зубами билась о его зубы. Пожирание самкой богомола своего самца выглядит не так грубо.

Игорь всё-таки поддался этому действу, и поцелуй принял нормальный темп и облик. Они стояли, прижавшись губами, мимо проходили студенты, преподаватели, студенческая жизнь бурлила вокруг. Для них же время остановилось и тайное нежное дело у всех на виду поглотило их.

С этого момента всё стало по-другому. Сухого и молчаливого Игоря заменил нежный и весёлый парень, он угадывал все её желания, знал наперёд, в каком она настроении во всём понимал её и всегда был рядом. Началась новая жизнь, полная маленьких прелестей — закаты на берегу озера, мороженое в кафе, катание на роликах, держась за ручку, букеты цветов. Он оставлял ей маленькие записочки в разных местах, иногда подбрасывал незаметно в сумку или в карман. Она радовалась, когда находила записки, с улыбкой на лице читала, и мурашки от счастья щекотали ей спину.

Надя вернулась в общежитие поздно вечером, вахтёрша уже дремала, уткнувшись в сканворды. Открыла дверь, стараясь, не создавать шум, и удивилась, когда увидела Соню на кровати со стаканом в руке и початой бутылкой красного на полу. И без того не самое красивое лицо на планете было заплаканное, тушь, размазана по векам.

— Что случилось? — раздеваясь на ходу, вспыхнула Надя.

— Расстались, он к Таньке с третьего курса ушёл, я их вместе застукала.

— Вот скотина.

— Да ладно, нормально всё, его ещё жизнь накажет. Но ты, Надька, запомни. Женщину лучше всех понимает, знаешь, кто?

— Кто?

— А мужик, который в постель её затащить хочет, вот кто. Всё, я спать, — отвернулась и сразу уснула. Надя же, наоборот, не могла заснуть, всё думала про идеальные отношения с Игорем и как всё замечательно у них складывается. Отключилась она с мыслями, что у них такого точно быть не может — они две половинки целого.

Так они встречались и дружно и весело перешли на второй курс института.

Глава 7

— Летние каникулы не за горами, — выдавливая белый прыщик на щеке, стоя перед зеркалом, крикнула Соня.

— И что?

— А то, Надька, что лето скоро, а ты со своим Игорем ни на каплю не продвинулась.

— В каком это смысле? — Соня повернулась к ней и с демонической улыбкой уставилась, глазки засветились, и она даже покраснела.

— В том смысле, что только и облизываетесь по углам. Я, например, если встречаюсь с парнем, то иду до конца, а там будь, что будет.

— Ну, ты не лучший пример, — и обе прыснули весёлым и задорным смехом. Посмеялись, отдышались, всё свели на шутку, но семя уже было посажено и начало прорастать внутри Нади. Она и не хотела думать о близости, но подсознание делало свое дело, сны, образы, спонтанное возбуждение, мысли постоянно сводились к Игорю. Тело её на занятиях, а голова где-то далеко, там, где мягкое одеяло накрывало их, там, где руки ласкали, губы прикасались к шее, где Игорь шептал на ухо: «Я люблю тебя».

Учебный год закончился. Сессия сдана, зачётка хорошо прорежена тройками, но Надя, полная энтузиазма и решительности, собирала рюкзак и уговаривала Игоря поехать в поход.

— Представь только, ты и я на берегу, в палатке, костёр, романтика.

— Ладно, поехали, — буркнул Игорь, и она бросилась ему на шею и повисла, поджав ноги.

Ехать до выбранного ею места было не близко. Четыре часа на автобусе и потом ещё на электричке.

Добрались уже под вечер, развели костер, приготовили кое-как ужин, откупорили бутылку красного сухого и разместились на покрывале прямо на берегу озера лицом к закату. Палатка стояла за спиной, и ничто не мешало лицезреть это представление природы, когда огромный тёмно-оранжевый шар касается воды, через считанные минуты солнце полностью закатывается за горизонт, моментально становится прохладно, зажигаются первые звёзды, начинают летать светлячки и мир вокруг погружается во тьму.

На этот раз Игорь взял инициативу в свои руки. Обнял её сзади, поцеловал в шею и потянул в палатку. Долго уговаривать не пришлось, потому как она сама уже давно была готова и затеяла весь этот поход, только чтобы «дойти до конца». Они переместились с берега в палатку, где и случилась первая в жизни Нади близость с мужчиной.

Сказать, что ей понравилось, — нет. Сказать, что она стала чувствовать себя взрослее или увереннее, — нет. Что поменялось? В целом, ничего, только Игорёк стал роднее и ближе.

Утро было замечательное, прохладный воздух и птицы со своим пением мешали им понежиться под одеялом. Пришлось вставать. Опять костёр, завтрак, за это время солнце поднялось высоко и жара быстро заставила их собраться и уехать из романтического гнёздышка.

По дороге в автобусе Игорь сидел у окна, смотрел на пролетающие мимо леса и речки. «Столько собираться, ехать к чёрту на рога. Ради чего? Ради вялого секса с этим бревном — чтоб я ещё раз на это пошёл».

— О чём задумался, милый? — он вздохнул, улыбнулся, взял её руку, прижал к своей щеке.

— О тебе, дорогая.

Вернулись в город. Вечером Игорь получил сообщение от мамы, что с отцом случился инсульт и его увезли на скорой. На ходу собирая дорожную сумку, он рассказал всё это Наде и уехал к себе в деревню. До конца лета Надя каждый день ему писала сообщения и часто звонила, она постоянно думала о нём и страдала, одна.

За это время она заметила изменения.

Небольшая задержка её совсем не потревожила, «не впервой». Но когда это затянулось, она решила купить тест и проверить, «на всякий случай». Сделала тест. Оказался положительным. «Сто раз слышала, что они показывают неправду». Пошла спокойно спать. «Завтра куплю ещё один и проверю». Легла на кровать и попыталась заснуть. Мысли о возможной нежелательной беременности отодвинули сон на второй, а затем и на третий план. Она поднялась посреди ночи, мигом оделась и вышла на улицу судорожно перебирая деньги в кошельке. Ворвалась в ночную аптеку.

— Дайте мне тест на беременность, — дрожащими руками просунула деньги в окошко. Продавец посмотрела на это взъерошенное, с красными глазами чудо. Улыбнулась кончиком рта: «Допрыгалась».

Надя вернулась домой быстрым шагом, разделась и сразу пошла делать проверку. Опять положительно. Тест замер у неё в руках на секунду, затем выпал и закатился под раковину. Она так и стояла, замерев и уставившись в одну точку. Посмотрела в зеркало, прикрыла рот ладошкой. Испуг взял её в свои объятия. Так она никогда не боялась, сразу в голове закрутились вопросы: что делать, куда идти, кому говорить? Девочка выросла без матери. Умыла лицо и опять к зеркалу, капли холодной воды немного освежили разум. «Так, успокойся». Надя не хотела плакать, но слёзы просто брызнули из глаз и пришлось разреветься. В глубине души она, конечно, хотела стать мамой, но не сейчас, не здесь. «Так, ладно, Игорю надо позвонить».

Игорь, когда узнал, был так рад, смеялся и шутил, придумывал разные имена: «Если будет девочка, назовём Ева, а если мальчик, то Богдан», — говорил он ей по телефону. Она успокоилась и решила, что всё будет хорошо. «Какой он у меня всё-таки хороший!»

Но телефон его молчал и никогда больше они не виделись после этого разговора.

Время шло довольно быстро, живот вырастал и поделать уже ничего было нельзя. Рожать на втором курсе, конечно, не конец света, но всё же. Оставлять ребёнка или нет Надя даже не думала. «Конечно, ребёнок будет жить, воспитаю одна».

С институтом было покончено, из общежития пришлось уехать в маленькую съёмную квартирку на окраине города. Назад в деревню Надя возвращаться не хотела. Приёмные родители помогали, как могли, но этого не хватало. До родов оставалось четыре месяца.

Глава 8

С самого утра этот день отличался позитивными событиями. Когда Надя проснулась и посмотрела в окно, в противоположность обещаниям синоптиков, она увидела прекрасную, ясную погоду, ни одного облачка, огромный солнечный шар выглядывал из-за горизонта и заставлял сонную природу расцветать. Надежда любила рассветы больше всего на свете. Когда она жила в деревне, приходилось часто наблюдать эту прелесть за работой в поле. Затем в магазине незнакомец уступил ей место в очереди. В автобусе произошло то же самое. Прогуливаясь по городу, она получила букет цветов — оказывается, в этот день проходил праздник и всем женщинам дарили цветы. «Да что же за день-то такой, прямо сказка!» Дальше — больше, Соня позвонила и пригласила её вечером поехать вместе на прогулку по набережной, а потом посидеть вместе с её друзьями в кафе (с Соней они не разговаривали уже целый месяц, и, вообще, отношения с ней пошли на спад, а тут вдруг такое предложение) Оставшийся день до вечера Надя провела в выборе подходящего наряда и не могла решить, стоит выделить живот обтягивающим платьем или скрыть под балахон. Измученная думами, она выбрала балахон. Никакое платье не сидело идеально, то бока торчат, то бёдра.

Вечером они встретились с Соней на набережной, тепло обнялись, поболтали, немного держась за руки.

— Ну, как ты? Выглядишь округлённо.

— Да, с чего бы это? — посмеялись и пошли в сторону центральной площади. По пути Соня рассказала, что сегодня будет салют в честь праздника.

— День города, что ли? Не помню, да какая разница?

Тысячи человек собрались на площади и все почти в оглушающей тишине стояли и ждали, будто второго прихода мессии. Раздался оглушающий звук «бу-бух», ещё раз, и ещё. В толпе даже почувствовалась взрывная волна. Мгновение спустя в небе разорвался разноцветный горящий шар, в разные стороны брызнули блестящие струи и медленно затухли. Такие взрывы прозвучали ровно 350 раз — по количеству лет со дня основания города. Люди разошлись быстро по всем заведениям города.

Подружки пришли в ресторан, где их ждал заказанный столик и небольшая компания Сониных друзей. Познакомились, поели, хорошо провели время, и на душе у Нади стало теплее, она забылась и просто разговаривала с незнакомой девушкой про свою жизнь про Игоря, про ребенка, как на исповеди выложила ей всю свою жизнь, все тайны, мысли и боль. Даже легче стало. Когда пришло время ехать по домам, ей как привилегированной гостье вызвали такси, аккуратно усадили на заднее сиденье и, осыпая воздушными поцелуями, закрыли дверцу.

— Поймали?

Надя не поняла.

— Сколько поцелуев поймали?

Она засмеялась, заметила болтающийся крестик на зеркале, а выше увидела улыбающиеся глаза водителя. Разговорились, и беседа получилась интересной и душевной, он был отзывчив и охотно вступал в диалог, шутил, спорил и от души смеялся.

— Ну вот, Надя, мы и приехали. Платить не нужно, Ваши друзья оплатили поездку.

— Ой, точно, а я и не заметила. Спасибо Вам большое, ээээ. Извините, а как Вас зовут?

— Иван.

Глава 9

— Утро доброе, Катя, ты вчера работала вечером на пульте?

— Привет, Ваня, да, я.

— Мне нужен телефон, с которого вызывали машину вечером, часов в 12.

— Я щас не на работе, отсыпаюсь после ночной, вечером выйду и позвоню тебе.

— Ладно, пока.

Весь день Ваня провёл в раздумьях и разговорах с самим собой. Девочка понравилась ему. «Она беременная». «Ну и что? Родит, буду воспитывать, как своего». «Оно тебе надо?» «А что, хорошая девушка, я сам рос с отчимом, постараюсь быть получше». «Да зачем тебе это? Ты молодой, красивый, интересный, найдёшь себе другую, получше». До самого вечера ломал себе голову Иван. Пока не позвонила Катя.

— Записывай 8904 …….

— Ага, записал, спасибо, Катюша, с меня конфетки.

Тут же, ни минуты не ожидая, набрал номер. Ответил мужчина, в разговоре выяснилось, что он друг девушки, которая позвала Соню посидеть с ними. Путём нужных манипуляций телефон Нади был сохранен в памяти и записан как «Прикольная незнакомая Надежда».

Дальше нужно было действовать нестандартно, удивлять и поражать. (Именно так ответила ему тайская проститутка, на вопрос, как заполучить девушку)

Иван предупредил всех диспетчеров такси: если поступит заказ с этого номера, то он только его. На подготовку задуманного ушло 4 дня. Больше ничего не оставалось, как ждать, пока она позвонит. Но Надя не заказывала такси, она вообще никуда не ездила и не подозревала, что кто-то дожидается её заказа. Прошло ещё пара дней, и Ваня решил ускорить процесс. Он снова позвонил Соне.

— Здравствуй, Соня, это Иван, помнишь меня? — в прошлый раз их разговор прошёл скверно, Соня не из тех, кто раздает телефоны своих подруг кому попало. Сначала она устроила ему настоящий допрос: кто, зачем, сколько лет, где живёшь. И требовала ответов, уклониться не получалось. А в этот раз говорила уже как с хорошо знакомым.

— Привет, конечно, помню. Ну что, получилось?

— Нет, она никуда не ездит на такси.

— Ещё бы, откуда деньги-то?

— Могла бы ты позвать её погулять, а я приеду за ней, типа ты вызвала для неё машину?

— Конечно, могу. Я позвоню тебе, когда всё будет готово.

— Спасибо, Соня, — но она уже отключила телефон и не услышала его «спасибо».

Опять потянулись долгие дни ожидания. Он не находил себе места и постоянно думало ней. Представлял, что она скажет, как отреагирует, прокручивал в голове, что сам будет говорить. «А вдруг я ей не понравлюсь или она не хочет новых отношений? В голове звучало: «Удивлять и поражать». И это придавало сил и помогало не опускать руки.

И вот — долгожданный звонок от Сони. Она сообщила, что через два дня они поедут вместе на день рождения одногруппника и тогда он может её забрать и отвезти домой. «Спасибо, родненькая».

Надя, поговорив с Соней по телефону, вспомнила, что забыла записаться к врачу на приём. Плановый осмотр, ультразвуковое исследование плода. Очередь была назначена через два дня после похода в кафе на день рождения.

День икс настал. Иван во всеоружии: красивая причёска, приятный одеколон, машина идеальной чистоты, отражение уличных фонарей на капоте выглядело, словно в зеркале. Иван медленно подъехал к выходу из кафе и ждал.

Смеющаяся компания выкатилась на улицу, он увидел Соню, моргнул фарами, и она отправила Надю в такси.

Поездка прошла в спокойной обстановке, обычный диалог пассажира с водителем, по приезде Надя поблагодарила и ушла домой. Винтики большой машины по соблазнению девушки закрутились. Игра началась. Ваня сидел в машине и с улыбочкой потирал ладони, он ждал, когда она поднимется домой. Волнение подбиралось все ближе, сердце колотилось, как перед прыжком с парашютом.

Как тогда, в его 20-й день рождения. Небольшой инструктаж перед посадкой в самолёт, сели, взлетели, набрали высоту тысяча метров. Подошла его очередь, он остановился перед выходом и смотрел в низ, высота пугающая, ноги подкосились, затем толчок в спину, и он вывалился из самолета и сразу дёрнул кольцо раскрытия купола. Аэроудар, и сердце потихоньку восстанавливает ритм, затем посадка и уже совсем не страшно.

Сейчас он вспоминал это и думал: «Как же легко просто прыгнуть, а ты попробуй с девушкой познакомься».

Вот свет в её комнатушке загорелся. Ваня резко и чётко сказал в трубку телефона: «Всё, начали».

Надя — девушка скромная и в кафе почти ничего не ела, с деньгами у неё было непросто. Но Соня обычно угощала её, и это было нормально. Подруга, тем более, лучшая. Но не в этот раз. Таков был план.

Иван знал, что Надя вернулась домой голодная и заранее заказал ей ужин в хорошем ресторане с доставкой. Курьер ждал звонка этажом выше. По приказу Вани он спустился и позвонил в дверь.

— Кто там?

— Здравствуйте, доставка, — она открыла дверь и удивлённо уставилась на него.

— Какая доставка?

— Ресторан, ужин для вас, Надежда, — записанная под Ванину диктовку фраза.

Надя взяла упаковку и расписалась.

— Спасибо.

Заперла дверь и проглотила слюну, голодная как волк.

Соня знала Надежду достаточно хорошо, и все её предпочтения в еде: поразительно, ни одной ошибки.

Так, любимые Надей свежие овощи, приправленные чесночным соусом, приготовленная во фритюре свинина с пряностями, свежевыжатый сок грейпфрута, тыквенный суп-пюре с сыром и базиликом, на десерт — мороженое с цельными вишнями, стояли перед ней на столе. Она не знала от кого это и с какой целью. «Ай, всё равно, не выбрасывать же». Накинулась на ужин без раздумий и стеснения, наедине с собой она не была такой уж скромной и поедала, достаточно громко чавкая и вытирая жирные от свинины руки о грязное кухонное полотенце.

Только закончила кушать и отнесла всю посуду на кухню. Снова звонок в дверь, удивлённая, но заинтересованная, пошла открывать.

Получила другую посылку, на этот раз в большой коробке и перевязанную красивой ленточкой, как подарок. Открыла и замерла от увиденного. Из золочёной рамки на неё смотрел портрет, написанный масляными красками потрясающим художником. Её лицо на портрете было прекрасным. Румяное, открытый взгляд, белые ровные зубы слегка виднелись, улыбка только одним кончиком губ придавала портрету жизнь. Это была эмоция, нарисованная мастером, способным это передать, живой портрет с душой. Уже не задавая вопросов «От кого это»? Кто это?», она поставила портрет на диван, а сама села на стуле напротив. И неотрывно смотрела на него. Поражало, как чётко были прописаны все детали, как она была похожа на себя, мурашки пробежали по коже, такого она никогда не получала. (Портрет был написан с фотографии, которую выбирала Соня, на снимке Надя смотрела на Игоря, когда они только познакомились)

Созерцая портрет, она отключилась от реальности и задумалась, но звонок в дверь её вернул на землю. На этот раз это был огромный букет красных роз с одной белой в самом центре букета. Запах свежих цветов наполнил комнату, она уткнулась в них и глубоко дышала, прижала букет к себе и от восторга, что всё это происходит, даже заплакала, но это были слезы счастья, впервые за долгое время. К букету прилагался конверт. Она открыла конверт и почувствовала приятный запах одеколона. «Где-то я уже слышала этот запах».

Письмо.

«Здравствуй, милый человек. Здравствуй, Надя. Надежда моя. Если бы я мог просто взять и набрать твой номер, то, будь уверена, я бы сделал это, но ведь ты мне не давала его — и поэтому звонить я не вправе. И свой номер тоже написать не могу, ибо не интересно будет. Поэтому предлагаю тебе поиграть в одну игру. Но сначала, если ты согласна на все правила, то после прочтения выключи и сразу включи свет. Так я буду знать.

Я хочу пригласить тебя на свидание. «Вслепую?» — скажешь ты. «Почти», — отвечу я. Договоримся так. Я буду рассказывать о себе на протяжении всего дня, и в конце, если захочешь рассказать о себе, то придёшь на свидание. По рукам?

Первый путь, который нужно проделать. Завтра в 8 часов утра тебе нужно быть на службе в городской церкви на главной площади. Там ты узнаешь небольшую часть моей жизни и следующий путь.

Искренне надеюсь на встречу».

Надя выключила свет и всмотрелась в темноту, но ничего не увидела, обычный двор, унылый пейзаж. Опомнилась и побежала включать свет. Вернулась к окну и увидела отдаляющиеся в дворовую тьму два красных огонька, машина медленно катила по разбитому асфальту. Никаких «плохих мыслей» в голову не приходило, и она решила, что всё хорошо. Почему бы и не сходить? Тем более, церковь. «Сто лет не была. Решено, пойду».

Глава 10

Надя прекрасно знала все церковные обычаи и молитвы. Крещена была при рождении. Отцом своим Сергием. Закутала голову в платок, только округлое лицо видно, никакой косметики, длинная, до пола, чёрная юбка. Священнослужитель не осудит. Не так, как нынешние барышни. Накинут платок на голову, локоны во все стороны развиваются, Сергий бы с таким платком на порог не пустил — «срамота». Только собралась выходить, телефон зазвонил.

— Да.

— Здравствуйте, служба заказа такси. Вас ожидает белая машина у подъезда.

— Но я, — звонок уже отключился.

Она вышла из дома и, на удивление, во дворе не было ни одной машины, кроме белой. Изумленно подошла, села. Водитель уже знал куда ехать и привёз её прямо к воротам церкви. Внутри толпился народ, все ждали начала службы. Было душно и тяжело пахло ладаном.

В детстве она любила стоять в уголке зала папиной церкви и наблюдать за прихожанами. Про себя даже пыталась угадывать их судьбы и что привело их в дом Бога. Но в деревне не так уж много было людей, которые ходили в церковь. Здесь прихожан было куда больше. «Так, вот парочка стоит в углу, наверное, хотят ребенка родить, да никак не выходит». Сразу видно, кто искренне верит, а кого просто жена притащила, да ещё и креститься заставляет. Бабушка, увидев батюшку, так и рухнула на колени и давай поклоны выводить, как будто и нет этих 85 лет за плечами. Тёмный, грузный, тяжёлый мужчина стоит у прямоугольного подсвечника. «За упокой жены своей ставить пришёл, точно». Молодая пара стоит, держатся за руки, счастливые. «На исповедь пришли, перед венчанием». Заметила ещё несколько человек, тоже на исповедь. Стоят все, как один, бумажки в руках держат, на бумажках грехи выписаны, что совершили, батюшке их прочтут и строем бумажки жечь побегут. «Что за люди!» Сожгут грехи свои и довольные побегут новые совершать. «На лицах ведь всё написано». Единственное светлое пятно во всём этом был маленький ребенок, родители принесли его на обряд крещения и спокойно ждали своей очереди вместе с крестными родителями будущего православного христианина. Мальчик был светел и улыбчив, любознательно разглядывал всё вокруг. Смотрел людям прямо в глаза и не отводил, взрослые так уже не умеют. Душа безгрешная — цвет жизни нашей.

Время пролетело незаметно, отслужили и младенца окрестили, народ разошёлся по своим норам.

Осталась она одна, из темноты на неё вышел уже переодетый в обычную рясу батюшка. Отец Владимир.

— Здравствуй, дитя, — она только склонила голову.

— Я знаю, зачем ты здесь. Пойдём со мной вон к той иконе, я тебе всё расскажу.

— Это Иоанн Креститель, он окрестил спасителя нашего, а я на этом самом месте окрестил Ивана. Знаешь, что самое дорогое для меня в этом человеке?

— Что?

— Ты видела, сегодня принесли младенца на крестины? Так вот, у него не было выбора, он всю жизнь будет жить с крестом. А молодой человек пришёл сюда сам в зрелом уж возрасте. Ему тогда 19 лет было. Человек обдумал, осознал, что без бога жизнь не полна. Пришёл на исповедь, рассказал о грехах совершенных (конечно, не обо всех) и просил: «Отец, окрести меня, ибо не могу я жить более вне веры».

Иван на этот шаг отважился только лишь от скуки, засиделся человек, жизнь его скудна стала, то скрывается от правосудия, то бежит куда-то, проститутку гладит по волосам в кровати, алкоголь уже не давал феерий, а просто угнетал разум. Вот и решил Ваня поиграть в новую игру. Поверил, ушёл в завязку и на службы ходил, но не долго. Он человек был такой, если увлечётся, так делает всё на совесть, без устали, пока не закончит.

В один день хороший, в голову взбрело нож охотничий сделать для отца своего родного. Литературы прочитал библиотеку, фильмы посмотрел о ковке, о видах стали. Изучил всё, что можно было, даже кузнеца в деревне нашёл, договорился с ним, тот помог парню. «Ну, а что не помочь? Парень-то хороший». (Бутылку поставил) Ваня непременно хотел, чтоб сталь дамаск, рукоять чтоб олива да с узорами. «Столько металла извёл и дерева загубил, подлец». Но сделал, нож вышел красавец. Лезвие так и переливалось узорами, рез отменный, заточку держит. Рукоять сделал из оленьего рога. Где тут оливковое дерево найти? Инициалы нацарапал. Чехол из кожи молодого телёнка сделал. «Шикарный нож», — прошипел Геннадий Семенович и бросил его в ящик стола, где лежал с десяток подаренных ему ножей, сабель и томагавков.

Когда нравилось что-то Ивану — так и творческая жилка проявлялась. Влетело в голову однажды рисовать научиться, так несколько месяцев просидел, запершись в комнате, пока портрет почти идеальный не написал, себя любимого. Выполнит работу — и всё, не интересно уже, медленно забрасывает и потом совсем перестает заниматься. Велотренажёр так и стоит одиноко ненужный, хотя раньше часами крутил, всё кубики на животе хотел, а появились — так и бросил всё. Живот покрылся жирком, а велосипед — пылью.

Отец Владимир, оглянувшись на Иоанна Крестителя, протянул Наде конверт и произнёс.

— Надежда, дитя. Венчаться будете, обязательно в нашу церковь приходите, у нас хор отличный и цены самые дешёвые в городе.

Глава 11

Надя вышла из церкви. «Цены у него самые дешёвые. Дико это. Эх, отец мой, видел бы ты это, а, может, и к лучшему, что не видишь».

Погода отличная, солнце светило во всю силу, маленькие, воздушные облака осыпали свод. Она села на лавочку на набережной и вгляделась в то, как река катит свои чистые воды, через весь город, огибая его и преображая. На воду любила смотреть Надежда, так думалось легче.

«Итак, что у меня есть. Иван, значит. Ах да, письмо». Развернула конверт.

«Теперь ты знаешь чуточку больше. (Опять знакомый запах ударил в лицо). Меня зовут Иван. Продолжим? Следующая остановка — завтрак. Прогуляйся по площади — на другой стороне уже стоит машина».

Надя послушно пошла, куда ей сказали. Таксист довёз её до ресторана, она вошла. Официанты стояли кучкой и, увидев её, засуетились и разлетелись по залу. «Такое ощущение, что ждали именно меня».

Ресторан находился на седьмом этаже здания, и из окон открывался захватывающий вид на город. Утреннее солнце бликовало в окнах, на куполах церкви, раскрашивая город в золотые цвета. Она ничего не заказывала, ей даже меню не подали. Принесли гречневую кашу без соли, свежие овощи и стакан зелёного чая. Новый конверт уже лежал на столе. Сначала она открыла конверт.

«Здоровое питание — это будущее твоих детей. „Хоть в граните выбивай“. Отсутствие вредных привычек и спорт». (Приврал Иван. Если с питанием хоть как-то он мог справиться, то привычек у него хватало)

Делать нечего, кушать хотелось. Покончив с завтраком, она вышла на улицу и села в машину. «Поехали».

Водитель просто катал её по городу, рассказывая о местах, в которых она никогда не была, показывал старые здания и говорил про них, музеи, парки, цирк. Полезно, хоть и не очень интересно. В самом центре города они остановились на светофоре. Человек нищий, попрошайка, постучал в окно, водитель открыл, несмотря на взгляд Нади, говорящий: «Не надо, поехали дальше, быстрее». Нищий сказал:

— Прекрасно выглядите, мадам, — улыбнулся выбитыми зубами и непонятно откуда вынул огромный букет красных роз. И да, одна белая в самом центе. Она растянула искреннюю улыбку и даже начала смеяться весёлым и задорным смехом, было необычно и хорошо, потрепала по плечу улыбнувшегося водителя, потом хлопнула по коленке. «Поехали вперёд, вперёд, быстрей». Эйфория прошла, способность мыслить вернулась, и нахлынуло на неё, глаза сами заморгали, ресницы намокли. «Хорошо, не накрасила». Ещё никогда в жизни, никто ничего подобного ради неё не делал. Поражало не само приключение, а именно усилия, которые приложил этот Иван, даже не зная её. Все люди, с которыми она сталкивалась по пути, играли свои роли, убедительнее, чем Аль Пачино. С каждым из них он договорился, каждому рассказал, что именно нужно делать и когда. Вовлечённость человека и его самоотдача заставляли её уважать и симпатизировать. Записка, как и в каждом букете. Она гласила:

«Я знаю, что ты из семьи настоятеля храма. Значит, перед службой, ты оделась „правильно“. И тебе будет удобно».

«Откуда он знает про мою семью? Я никому не говорила об этом».

Нужно отдать должное Ивану. Первым делом у Сони он узнал, откуда родом Надя, поехал туда, опросил всех, кого смог, и узнал об отце Сергии, о близости к церкви, о смерти матери при родах (всё разболтали).

Водитель остановил напротив входа на городской ипподром. Поджилки у Нади затряслись, она до дорожи обожала лошадей, это была её страсть и любовь всей жизни. Приблизилась к лошади, звали её Розалия. Погладила её, прижалась лбом к морде, поздоровалась — целый ритуал. Увидела своё отражение в глазах Розалии. Лошадь кивком приветствовала Надю. «Есть связь». Надя ехала верхом прогулочным шагом, улыбка на лице, как и мурашки на коже, не проходила. Она была счастлива, положительная энергия от обожаемого дела пронизывала всю её. В голове крутилось только одно небольшое сомнение: как ему удаётся угадывать всё? После конной прогулки день можно было считать прожитым не зря и испортить его было невозможно.

Водитель отвёз её домой и уехал. Она заперла за собой дверь и увидела на полу записку. «Под дверь просунул».

«Наденька, отдохни, поспи немного, машина будет ждать тебя в 16 часов».

«И правда, почему не поспать?» Надя устала эмоционально и мгновенно провалилась в глубокий сон.

В 16 часов водитель мчал её за город по лесной дороге. Наконец выехали на поле. И её взору открылся огромный воздушный шар: казалось, он занимал всё небо над головой. Она видела их только в воздухе, там они казались меньше, а тут громадина. Пламя врывалось с силой в пространство, издавая хлюпающий звук, и шар постепенно надувался. Надя стояла и смотрела, застыв от восторга, поражённая истинными размерами гиганта. Когда воздушный транспорт был готов, её пригласили в корзину и очередная порция огня оторвала их от земли. Высоту набирали медленно и от этого всё становилось ещё интереснее, было время разглядеть всё вокруг, люди превращались в маленькие точки, машины — в разноцветные прямоугольники, проносясь и, казалось, касаясь верхушек деревьев. Они обогнули холм, и открылся удивительный вид на закат, ребристые облака были насыпаны по всему небу, солнце, заходя, бросало последний взгляд на мир и на Надю, оно как бы благословляло её, обдавая последним на сегодня приятным теплом своего света. Желание кричать от восторга становилось всё сильнее, но Надя стерпела. Она медленно проплывала над хвойным лесом, вечер уже занялся.

На опушке она заметила маленький огонёк, шар спускался и плавно приземлился. Она вышла из корзины и услышала звук пламени, поднимающего шар. Надежда осталась одна среди леса. Медленно пошла на свет, ближе и ближе. Посреди тьмы стоял маленький, раскладной походный столик, бережно накрытый белоснежной скатертью. Свечи освещали лишь маленькое пространство вокруг стола. Два стульчика, на каждом тёплый плед. Стол был накрыт по-домашнему, вилки и тарелки, самые обычные, лежали неровно и были не начищены до блеска, и, конечно, белая роза в центре стола.

Надя села и накрылась пледом. Из темноты показался человек с кастрюлей в руках.

— Здравствуй, Надежда, я Иван.

— Да, Иван, удивлять ты умеешь, — глаза её горели, зрачки от удовольствия расширились и свечи особенно отражались в их блеске.

Внутри всё кипело, хотелось бросится ему на шею, сказать все хорошие слова, которые знала. Ей так не хватало того, что Иван сделал. Столько заботы к ней никто не проявлял, она уже любила его. И все эти слова вертелись на языке. И даже тело рвалось в его объятия, ноги почти пошли к нему на встречу. Но Надя вовремя вернула контроль и остановилась. Потом передумала, сделала шаг к нему, опять назад. «Как глупо». Подала было ему руку, отдёрнула, «дура», села за стол с ощущением, что всё испортила. «Наверняка заметил».

Он чуть заметно улыбнулся и достал из кастрюли запечённый в углях картофель в мундире. Из сумки появились салат и жареное на углях мясо, зелёный мелко порезанный лук и апельсиновый сок. Идеально, больше ничего не нужно.

Она сидела и молча смотрела. «Человек столько сделал для меня, даже не зная, кто я». И вот сейчас старается неуклюже, вилкой накладывает мне в тарелку картошку».

— Спасибо, что пришла, я только когда шар увидел, успокоился. Очень рад видеть тебя и приятно познакомиться, — он налил в стакан сок, подал ей, подмигнув, сказал:

— Тост с соком, — улыбнулся, и она поняла, что он всё знает. «Тем лучше, меньше объяснений». Она хотела только наслаждаться моментом и не думать ни о чем больше, быть только здесь и сейчас. Все проблемы и переживания остались за лесом.

— Надюша.

— Меня так Папа называл, откуда ты знаешь? — выпучив глаза, выговорила она. Он хитро улыбнулся.

— Надюша, — его трясло от волнения и слова с трудом выходили, сбивался и потел. — Конечно, глупо говорить, что ты мне понравилась прямо с первого взгляда. Но я всё же скажу. Да, Надя ты поразила меня, хотя было темно, когда я увидел тебя. И твой запах, голос, разговор, размышления, меня притягивали, а когда я увидел лицо… Ноги подкосились, я почувствовал это, даже сидя в кресле.

Надя засмеялась, ей нравилось, как он говорит, было понятно, что ему тяжело, но Иван хорошо умел изобразить уверенность в себе.

— Моя судьба, как и твоя, была непростой, поэтому я думаю, что огромная куча общего у нас есть.

Улыбнулась.

— И, делая отсылку к тому, что мы оба взрослые люди и уже примерно знаем, чего хотим от этой жизни и чего ожидаем, я для себя решил, что я хочу, чтобы ты перевернула мою жизнь с ног на голову. Плевать на всё, что я там планировал, готовил, на, что копил, плевать я готов. А ты?

И он поставил локти на стол и подбородок подпёр руками. Уставился прямо ей в глаза, взглядом пытаясь просверлить в ней отверстие. Манипуляция в чистом виде. Но Надя не поддалась, улыбнулась и прошептала: «Продолжай».

Поняв, что пока не получается дальше, он взял беседу в свои руки. Шутки, забавные случаи из жизни, рассказал о родителях — только хорошее.

Надя почти весь оставшийся вечер промолчала. Слушала истории, смеялась и искренне, с морщинками у глаз, улыбалась. Она была по-настоящему счастлива. Вокруг была тишина, в небе — Млечный Путь, и прекрасный парень сидел с ней за столом. Быстро и безвозвратно она влюбилась. Они сидели, укутавшись в пледы. И ей казалось, что они уже прожившая всю жизнь семейная пара. Словно их дети выросли и уехали кто куда, а родители решили вернуться в молодость и устроить сумасшедший ужин со свечами посреди леса. Всё прошло прекрасно, именно так, как задумал Ваня. «Поплыла». Ночи холодные, и плед перестал справляться. Пришлось уехать, машина стояла недалеко. Ваня заботливо отправил свою Надежду греться в салоне, а сам собирал столик и весь праздник. Усевшись в машину, Надя почувствовала тот самый аромат, что был на письмах. И вспомнила, что он довозил её до дома.

Весь следующий день Надя провела в раздумьях. «Что делать?» Он определённо понравился ей, и человек вроде хороший. Но её непростая судьба, ребёнок, да и не собиралась она в новые отношения вступать, ещё раны не затянулись. Хотя, с другой стороны, он может помочь и раны залечить, и ребёнка поставить. Она думала, что уже не сможет полюбить. Иван вернул веру, вернул чувства в её душу, помог сердцу снова сбиваться с привычного ритма, дрожать, замирать, дыханию сбиваться, заставил мурашки снова побежать по спине. Она была благодарна за это. Все мысли в этот день возвращались к нему, и романтичный ужин запомнился, казалось, на всю жизнь. Но незаметно день подходил к концу, она вспомнила, что утром рано ей нужно на приём к врачу и улеглась спать.

Глава 12

Утром она сидела в очереди к врачу и мысли опять вернулись к Ване. Ну, не получалось думать о чём-то другом. Подошла её очередь, она вошла в кабинет, всё как обычно, легла перед врачом и расслабилась. Холодная капелька силиконового геля мерзко упала на живот, и доктор растёр её щупом узи, холод распространился по всему животу. Он долго возил, приглядываясь в экран прибора, что-то замеряя и хмыкая.

— Вы себя хорошо чувствуете? Жалобы есть?

— Нет, жалоб нет. Чувствую себя отлично, — с улыбкой отвечала. «Знал бы ты, насколько отлично я себя чувствую».

Он поводил ещё немного, хмыкнул и буркнул:

— Запишитесь в регистратуре ещё раз, на завтра.

Она спокойно кивнула, ей даже в голову не пришло спросить, а всё ли в порядке? Надя была занята другим. Записалась на утро и ушла.

Вечером встретилась с Соней, рассказала ей всё про Ивана, про его фантазию, про день, который ей устроил. Соня сделала вид, что ничего не знала об этом, Надя много смеялась, настроение было приподнято, и чувствовала себя влюблённой. Ещё это приятное томительное ожидание перед новой встречей согревало изнутри. Ваня позвонил ей и пригласил на свидание завтра вечером.

На следующее утро процедура повторилась: поликлиника, очередь, кабинет врача. Только на этот раз врачей было аж 6 человек в маленькой комнатушке. Мимолётное чувство тревоги промелькнуло в глазах Нади. Легла, все уставились в монитор, шёпотом обсуждая что-то и водя пальцами по экрану.

— Надежда Сергеевна, подождите, пожалуйста, в коридоре, — сухо и нервно проговорил доктор.

Прошло минут десять, дверь кабинета приоткрылась, и Надя услышала: «Входите»

— Надежда я не буду тянуть и подготавливать вас, а скажу прямо. Ваш плод остановился в развитии и беременность не может продолжаться. Мы обязаны вызвать преждевременные роды. Ребёнка в этот раз не будет, он умрёт, — сказано это было обыденно, будто ничего не случилось. Слишком часто приходилось такое говорить, и доктор уже не принимал это близко к сердцу. Просто доносил до мамочек информацию, а дальше всё зависело от женщины. Кто- то закатывал истерику, грозился убить его, оскорблял, угрожал. Но Надя просто встала и молча ушла. «Завтра приходите в 8 часов утра, натощак». Крикнул доктор выходившей уже Надежде.

Она не помнила себя. Просто шла знакомой дорогой до дома. Когда оказалась у двери, даже не смогла вспомнить, как добралась. Все мысли её перемешались, смерть, казалось, уже пришла, сидит прямо в ней и вот уже завтра выйдет. Сердце сжималось до боли. Плачь, но не эмоциональный, со слезами и красными щеками, а тихий, сухой и болью разливающийся по всей судьбе, охватил её и не отпускал. Она тихо страдала, запершись в комнате, и прямо в уличной одежде закуталась в одеяло, никого не хотела ни видеть, ни слышать.

Ощущение, что внутри есть ребёнок, который обязательно скоро умрёт, не давало ей покоя, это был её малыш, она так его ждала. Вечерами разговаривала с ним, поглаживая живот. Придумала ему имя, а дальше что? Пустота. Именно опустошение она чувствовала в этот момент. Часть её скоро умрёт, мощнейшая связь оборвётся, она не знала, сможет ли пережить такую потерю.

«Почему, Боже? Почему, Папочка? За что мне это? В чём я провинилась? Что сделала не так?»

Пролежала под одеялом до самого вечера, иногда проваливаясь в липкий, тяжёлый сон. К вечеру заставила себя встать и поесть. Подумала, что не хочет носить больше этого мертвеца внутри. «Надо избавиться от него. Но как? Таблетки, сигареты, алкоголь».

Пошла в магазин с полки схватила красное вино, две бутылки, и пачку сигарет на кассе. Вернулась, села за стол, открыла вино, сигарета задымила, стакан поднялся к губам, глоток. «Стой, Надюша, не делай этого, доченька. Этим ты не облегчишь свои страдания и страдания малыша тоже. Он не виноват ни в чём. Не заслужил таких мучений, на которые ты его хочешь обречь» Стакан сам опустился на стол. Сигарету бросила в вино. И снова плачь, но уже другой, который исцеляет, когда кричишь и слёзы градом, когда глаза краснеют, когда ревёшь.

Так и уснула, уткнувшись в подушку. Утром ничего не ела не потому, что врач сказал, — не хотела. «Может, Ване позвонить»? Собралась с духом и вышла на улицу. «По пути позвоню». Но с Иваном поговорить так и не получилось, всё время в дороге до поликлиники она думала о предстоящей потере. Телефон загудел в кармане.

— Да.

— Надежда Сергеевна. Это дежурная из регистратуры. Вы вчера так быстро ушли, что мы не успели Вам сказать, Вам нужно не к нам, а в больницу ехать, адрес знаете?

— Да, знаю, спасибо, — рука сама набрала номер Ивана.

— Алло.

— Привет, ты можешь мне помочь?

— Конечно, выезжаю.

— Я же не сказала, что мне надо, — но звонок уже оборвался. Она пошла назад. Не успела пройти и двух кварталов, как он её обогнал на машине, перегородил дорогу, открыл дверку и с улыбкой поманил её.

— Садитесь, девушка, я к вашим услугам.

Она села и старалась сделать вид, что всё хорошо и ничего не случилось. Иван тут же заметил в ней изменения.

— Никуда не поедем, пока не расскажешь, что произошло, — и заглушил мотор.

— Поехали, поехали, мы же посреди тротуара стоим, по пути всё расскажу, обещаю.

— С моим ребёнком что-то случилось и нужно делать операцию.

Иван всё понял. Но всё равно спросил, какую операцию, зачем, чем это грозит, что будет с ребёнком. На все вопросы она отвечала «Я не знаю», а на последнем заплакала, слёзы со звуком капали на куртку.

— Не плачь, Надюша. Я с тобой. Вместе нас ничто не сломит, — и эти слова её действительно успокоили, она почувствовала уверенность и защиту, тепло и любовь, почувствовала себя «за мужем». Как маленький мальчик перед дракой спиной чувствует старшего брата, и кулаки сами сжимаются, и победа неминуема.

Но в глубине души, впрочем, не так глубоко, Ивану стало легче от этой новости. Всё-таки ребёнок чужой, это не то, о чём он мечтал в своих снах. Конечно, он заставил себя принять его и воспитывать, как родного. Но без него будет ещё лучше. «Так она вся будет моей, без остатка».

— Ладно, поехали. Я буду рядом, не беспокойся.

По дороге в больницу ни слова не было произнесено. Но каждый плавал в своих мыслях. Он думал, что дальше и что нужно как-то поддержать её, поговорить. Молчание угнетало его, и, казалось, что она отдаляется. Она же наоборот, думала: «Как хорошо, когда с человеком можно просто молчать вместе!» Витала в облаках. Её разум пытался отдалиться от предстоящего, Надя старалась не думать об этом и силой переключала мысли на Ваню и на то, какой он чувственный и понимающий.

По дороге, обгоняя машину по мосту Ваня почти въехал в другую машину, забывшись. И мгновенно оценил и решил воспользоваться случаем и показать Наде, что он нервничает не меньше неё. Накричал на несуществующего виновника аварийной ситуации, закончив фразу словами: «И так тошно на душе, ты ещё тут под колеса лезешь».

Добрались до больницы в регистратуре, простояли в очереди, вспотели, понервничали. Получили очередь к врачу, ещё час пролетел. Врач открыл карточку, прочитал молча и выдавил:

— Проходите вот в эту дверь.

Ваня встал вслед за Надей, но врач остановил его, сказав:

— Вам сюда нельзя. Приходите завтра в часы приёма с 16 до 18 часов.

Ваня не стал долго спорить и напрашиваться пройти вместе с Надей. Да и не очень-то ему хотелось, уже совсем другие слова звучали в его голове: «Мне нужна она, а не её плод».

Уехал по своим делам, подмигнув ей через закрывающуюся дверь.

Острый запах лекарств ударил ей в нос, с детства она не любила больницы и врачей. Всегда, когда она лежала на лечении, её кормили какими-то отходами. Кроме последнего раза, когда она встретила в больничной столовой свою подружку из деревни. Та ей рассказала про товарооборот в больничных столовых, про то, как сначала заведующая, потом старший повар, потом все остальные повара, и даже она, простой работник столовой, тащат продукты домой без угрызения совести и без стыда. «Ну, а чего ты хотела? За такую зарплату». Поэтому для больных и остаются только вода с морковкой — это суп — и перловка с солью на второе. Докторов она не любила за то, что на работе они высокомерно разговаривают со всеми людьми, используя только глаголы: садитесь, раздевайтесь, дышите, глотайте, одевайтесь. А когда они не на работе, то с ними вообще обычному человеку невозможно находиться, все разговоры только о больных и о смешных, по их мнению, случаях с больными. Надя зареклась, что никогда не будет дружить с врачами.

Надя думала, что операция пройдёт под наркозом и она даже ничего не поймёт. Но ей ни слова не говорили, а просто методично таскали по кабинетам, то клизму сделают, то укол поставят, то таблетку в рот затолкают, то градусник. Она, как в тумане, не понимала, что происходит и чего ей ждать, к чему готовить себя. И только санитарка в палате, протирая полы, сказала ей всю правду:

— Рожать будешь деточка, как все рожают, только роды твои тихими будут, никто, кроме тебя, плакать не будет.

Ночью Надя тихо плакала в больничной тишине. Она знала: придётся рожать, но жизни там нет, не жизнь рожать, а нечто иное. Терпеть ужасную пытку и надеяться на счастливое материнство, но знать, что ничего не будет… За эту бессонную ночь она прошла отрицание, принятие, отчаяние, смирение, боль. Утром почувствовала странную, тянущую боль в пояснице, боль почти сразу прошла. Заснуть не получалось и не хотелось. В обед ещё раз, боль острее и жёстче. Все это время она не могла отвязаться от чувства, что малыша не будет. Вокруг ходили глубоко беременные девушки в предвкушении долгожданных малышек, и она, как бельмо на глазу, со своей болезнью внутри ходила среди них и, казалось, коптила чёрным дымом воздух вокруг. Все девушки понимали, что её ждет, и относились к ней, как к прокажённой, стараясь не вступать в разговоры, дабы не раскрывать ящик Пандоры в виде «плохих» разговоров, чтобы не навлечь беду на своих золотых и солнечных будущих малышей. Наде было неприятно такое отношение. Она вспоминала Отца: «Суеверия, Наденька, — большой грех. Всегда помогай людям, если можешь, не смотри ни на что. Помогай, словом, делом, плечом».

Через несколько часов ещё раз накатила боль. Затем ещё и ещё. Она становилась невыносимой, Надя пыталась найти кого-нибудь из работников больницы, попросить помощи, ноги уже с трудом передвигались, боль сковывала её. Она искала врачей в кабинетах, приседая от схваток и скулила в рукав больничной пижамы. Наконец всё та же санитарка встретила её в коридоре.

— Ну что, началось?

Надя кивнула головой.

— Так пошли скорей, — отвела её в кабинет и уложила на кушетку. Через несколько минут пришли три человека. Они спокойно переговаривались, не обращая внимания на то, что Надя перед ними орала, как попавший в капкан зверь, извиваясь и моля о помощи. Всё, что ей удалось расслышать — это «подождём ещё». «Подождём? Да вы совсем уже что ли, давайте, делайте уже что-нибудь. Я щас подохну тут». Какая-то жирная баба сняла с лица маску и мерзким, наглым голосом, естественно, высокомерно сказала:

— Девочка, рот закрой, а то выкачу тебя в общую палату, там и будешь орать, — верхняя губа презрительно дернулась, и испепеляющий долгий взгляд призвал Надю не грубить более. Боли усиливались и дошло до того, что она потеряла связь с реальностью, всё как в тумане, от слёз изображение расплылось, голоса, собственные крики, какие-то люди хороводят вокруг, запах пота и плоти, сдавленный воздух, тяжело дышать. После долгих часов мучений — облегчение. Надя замолчала и затаила дыхание. Один, два, три, четыре, пять. Нет, плача не было. Последняя надежда умерла в Надежде. И она отключилась.

Сон был без снов. Тяжёлый, не восстанавливающий, а угнетающий. После такого сна и вставать не получается. Тяжесть в теле не позволяет.

Проснулась измученная и уставшая. Люди, нет она не хотела ни видеть их, ни слышать, окружающие стали ей противны, хотелось только пить, жажда трепала её изнутри. «Пить, пить», — прошептала ссохшимся голосом Надя. Но никто из счастливых будущих мамочек не оглянулся. Словно тень, она встала, прошла до раковины в углу и пила из открытого крана, жадно втягивая воду и разбрызгивая капли вокруг, даже волосы намочила.

Зашёл врач. Она не знала, утро сейчас или вечер. Доктор выглядел бодро. «Утро, наверное».

— Зосимова. Всё хорошо? Ходить можете?

— Да.

— Тогда идите ко мне в кабинет, я тут закончу осмотр и приду.

Она послушно поползла, куда сказано. Зашла, села на стульчик у стола. На столе стоял макет женской половой системы, а яичники лежали рядом. «Видать, объяснял кому-то, что детей им не видать». Закатила глаза и откинулась на спинке стула. Только, как показалось, начала дремать, открылась дверь, бодряк вошёл и сел напротив.

— Что Вам сказать, Надежда, всё прошло успешно, никаких осложнений нет, Вы сутки проспали.

Она ничего не говорила, а просто тупо смотрела на него.

— Полежите у нас ещё, мы понаблюдаем и, когда всё нормализуется, выпишем.

— Кто это был?

Протяжный выдох ветерком колыхнул бумажки на столе.

— Мальчик.

— Богдан, значит, — и тёплая слеза упала с ресницы.

Она вернулась в палату, одна девушка вдруг спросила её:

— Ну, что сказали?

И Надя начала рассказывать ей всю свою историю с самого Игоря и по сей день. Девочки в палате оттаяли, и все собрались около её кровати, слушали, сочувствовали и переживали всю боль вместе с ней. Коллективное проливание слез сближает, и к концу рассказа все уже были лучшими подружками. Больничная жизнь потекла веселей, и время проходило быстрей.

Ваню, как бы он ни пробовал, не пропускали к ней, он уже и цветы носил, и конфеты, и угрожал, и ругался — ничего не помогало. Так и стоял под окнами с цветами и телефонной трубкой, а она в окошко на него глядела, а из-за шторок (чтоб не видно было) девчонки смотрели на героя наших времен, который ради неё готов был и ребенка чужого принять, и щас хоть в снег, хоть в дождь под окном стоит, да еще и с цветами.

Наконец настал долгожданный день выписки. Ваня встречал ее на крыльце вместе с Соней и белой розой. Когда она выходила из корпуса, и он увидел её, Ивану она показалась ещё прекраснее, чем когда-либо. «Румяная, чистая, и вся моя». Это он подумал про себя. А, обнимая ее, сказал: «Как же я соскучился по тебе,» — и обнял ещё крепче, аж кости захрустели.

При всём видимом нормальном состоянии Надя морально чувствовала себя плохо, она была на грани нервного срыва и в шаге от депрессии. Всегда думала про своего Богдана, каким бы он был, как бы рос, представляла его пятилетним, семилетним, совсем взрослым, при этом думая, как мерзко было носить в себе задыхающийся плод, у которого нет шансов на спасение. Ваня сначала не замечал этих перемен, несмотря на свою чуткость и заботу. Надя через два месяца посчитала неправильным всё носить в себе и рассказала ему о своих переживаниях.

— Ты знаешь, меня волнует одна мысль и я не буду спокойна, если мы вместе не сделаем это, — с серьёзным и задумчивым видом начала она.

— Конечно сделаем, о чём речь?

— Я хочу похоронить Богдана.

Как гром среди ясного неба, прозвучали эти слова.

— Ты всё ещё думаешь про это, уже два месяца прошло.

— Да, я его рожала, и он жил во мне.

— Ладно, я не буду спорить. Если ты вернёшься ко мне весёлой и жизнерадостной после этого.

Она промолчала.

— Но ты же знаешь, что хоронить-то нечего.

— Знаю. Давай просто памятник поставим на погосте, при папиной церкви, и тогда я спокойна буду.

— Ладно, поехали за памятником прямо сегодня, а завтра поставим.

— Хорошо, только ехать никуда не надо, — она позвонила Дяде Лёне из своей деревни.

— Дядь Лёнь, здравствуйте, мне крест нужно кедровый на могилку сделать.

— Хорошо, сделаю, а кто помер-то?

— Сын мой помер, не родившись, а я его похоронить хочу.

— Ну, это правильно, доченька, все мы в землице родной лежать должны.

— Ты только, Дядя Лёня, вырежи на кресте надпись для меня. «Ты Богом дан был».

— Хорошо, родимая, всё сделаю. Ты на погосте будешь ставить?

— Да.

— Хорошо, тогда я и место подготовлю там. Когда приедешь?

— Завтра.

— Успею. Жду.

Глава 13

Отношения Ивана и Надежды складывались хорошо, но не торопливо, не стремительно. Они присматривались, притирались. Она не хотела повторения истории. Он хотел серьёзных семейный отношений. Поэтому жили они порознь, близости себе не позволяли, поцеловались только раз в щёку. Но это обоих устраивало, и им даже нравилось томиться и ждать развития вместе.

На следующий день они поехали в деревню ставить крест.

Путь был неблизкий, и по дороге она взяла его руку и переложила её с рычага коробки передач себе на колено, и, смотря на него, прошептала:

— Знаешь, что для меня отношения?

— Нет, — прикинулся он.

— Я хочу ощущать, что нужна тебе постоянно, всегда, 24 часа в сутки, — нагловато посматривая на него, провела кружок на своей ляжке, показывая часовой циферблат, — И семь дней в неделю.

Он не нашёл ничего, что ответить, и молча завёл свою ладонь на внутреннюю часть бедра. И не убирал её до самого конца поездки. «Хорошо, что машина на автомате».

Хотя её попытка загнать его в какие-то рамки и указание, что именно ему нужно делать, немного ему не понравились, но вида Иван не подал.

Доехали до родной церкви, ничего не изменилось, всё те же покосившиеся кресты на куполах, всё та же прохудившаяся крыша и скрипучий пол. На погосте крест отца Сергия выглядел неухоженным и заброшенным. На Надю нахлынуло чувство вины за оставленную могилу единственного родного человека на всей Земле. Она опустилась на колени перед могилой и вырывала засохшую траву, пытаясь навести хоть какой-то порядок. Ваня подошёл к ней со спины и сказал:

— Иди, там дядя Лёня пришёл, я приберусь.

Она обернулась и увидела превратившегося в старика Дядю Лёню. Бросилась ему на шею и бесслёзно заплакала о потерянном времени и что его уже не вернёшь. Казалось, ещё вчера Надя бегала по огороду деревенского плотника. А сегодня вот он, глубокий старик с лицом, изрезанным морщинами, одетый в лохмотья. Старый человек, который принуждён к тяжёлой физической работе. Иначе не выжить. В этой стране как только ты теряешь возможность к тяжкому труду, ты уже почти мёртв.

— Здравствуй, доченька, — обвив её корявыми руками, сказал он.

— Вот, привёз крест, — он указал на самодельную тележку из колёс от старой коляски и железного ящика от молочных бутылок из прошлого тысячелетия.

Кедровый крест с прекрасным природным древесным рисунком.

— Прекрасная работа. Спасибо большое.

Ваня уже навёл порядок на могиле её отца, хотя не был в восторге от этого, но закусил губу и со скрипом сделал. Они вместе выбрали место рядом с Сергием, мужчины выкопали ямку и поставили крест. Красивый древесный цвет согревал промозглую и унылую обстановку. Все трое стояли перед крестом и, не моргая, смотрели перед собой. «Все родные мои люди теперь лежат вот тут, рядышком».

Дядя Лёня пригласил их к себе на чашку таёжного чая. Приятный запах сочетания лесных трав и ягод разнёсся по маленькой избёнке. Печка затрещала, стало тепло и уютно, Наде вспомнились детские годы, приятные ощущения от живого тепла печи, воздух, пропитанный лесом, чистый и вкусный. Ей хотелось вдоволь надышаться, очиститься, набрать полные лёгкие и задержать дыхание, чтобы тайга поселилась внутри. Надя сделала глоток горячего чая, упившись богатым разнообразием запахов.

— Ну, как ты живешь Дядя Лёня? Рассказывай.

— Да всё хорошо, дочка, как обычно. Ты как уехала, вся молодёжь за тобой погналась. Никого не осталось, деревня наша умирает. Осталось тут несколько семей и всё, они помрут, и не будет нас больше на карте, всё зарастёт травой, а через лет десять так вообще ничего не останется. Твои приёмные родители — последние, кто более-менее молодой. Ты была у них?

— Нет ещё. Но обязательно зайду сегодня. Я им не говорила про Богдана, не хотела печалить.

— Ну да, ну да… Дай им время. Они у тебя хорошие. А мастерской-то моей больше нет, лес совсем дорогой стал, да и купить его негде, всё китайцу продали, скоты. А если и найдешь кто продаёт, так денег нету купить. Ведь к каждому в карман залезли. Так всё и ветшает, а потом и вовсе пропадёт. Я последнее время только гробы с крестами и делаю из старых запасов. Так и этого уже почти не осталось, уже и умирать-то некому. От хозяйства и кормлюсь, одними овощами зиму переживаю, про мясо уже несколько лет не слышал. Дааа, девочка моя, вот куда привели нас правители.

Ваня достал заранее подготовленную бутылку водки и поставил на стол. Слова не говоря, Лёня поднялся и принёс три стакана. Надя поморщилась и перевернула его донышком кверху. Ваня за рулём. Дядя Лёня налил до краёв и залпом опрокинул. Ни один мускул на лице не подал признаков жизни. Занюхал рукавом и бросил полено в печь. Береста мгновенно загорелась, и тоненькая струйка дыма ворвалась в комнату, наполняя её запахом лечебного дыма.

— Я уже хочу умереть, Наденька. Надоело мне всё это государственное беззаконие. Ты знаешь, в прошлом году мы с Витькой, соседом, пошли в тайгу в конце лета за орехом. Приходим на наше место в кедрач, там, за распадком. Туда ещё мой прадед ходил, понимаешь, потом дед с батей, я. Целые поколения там орех брали, это по праву наша земля, родина, природа — кормилица. Приходим мы, значит, туда, а кедрача-то и нету. Стоят вагончики, а вокруг пустырь. Вываливается из вагона жирный китаец, пьяный, мордатый, с ружьём на перевес, и давай стрелять по нам. Я бежать, думаю, в тайгу зайду, они меня не найдут там, ведь как дом родной, каждый куст по имени знаю. Побежали мы, слышу выстрел и шлепок, Витька упал и не шевелится, наповал. Я так и убежал, испугавшись. Потом, конечно, поехал в город, в полицию написал. Они даже тело не нашли, сказали только: «Мужик, не лезь, не твоё это дело». Так и забыли Витька. Даже гроба ему не сделал, только крестик из сосны. Вот сижу потом и спрашиваю себя. Зачем жить, если любой басурманин может домой ко мне прийти и застрелить, как зверя, и ничего ему не будет? Я в войну снайпером служил, и ружьё у меня есть, думаю, если начать отстреливать эту нечисть, по одному в месяц. А что ещё я могу сделать? Может, другие потом бояться будут ехать сюда. И лес сохраню, и дух русский, — и слеза бесшумно упала в пустой стакан.

Надя подошла, обняла обезумевшего старика, провела рукой по его засаленным волосам, утешая, прижалась щекой к колючей щетине и размазала общую слезу. Ваня тихо потянул её за рукав, указывая на дверь. Дядя Лёня, провожая их по-военному, отдал честь.

Родители Нади были люди простые и открытые, отец, познакомившись с Ваней, утащил его в кладовку показывать свои трофеи и поделки своими руками. Он любил говорить: «Какие в доме ножи, такой и мужик». Ване удалось убедить его, что ножи у него всегда отточенные, сухие, в ножнах и без ржавчины. «Нормальный мужик». С тех пор это был лучший зять.

Надя осталась с матерью на кухне, мать раскатывала тесто в маленькие кружки, а Надя клала на них жареную капусту и закрывала. Любимые Надины пирожки с капустой, обязательно жаренные на сковороде, а не печённые в печи. За этим занятием Надя рассказала ей всё, что произошло с сыном и что родители могут навещать его у церкви рядом с могилой отца.

Когда мать услышала, она прижала её к себе: «Девочка моя». Заплакала. «Чего жизнь тебя так треплет?» Запачкала Наде плечи в муке, растерялась, попыталась отряхнуть пятна руками и сделала ещё хуже. Теперь уже Надя прижала её к себе: «Всё позади, успокойся».

За ужином родители расспрашивали Ивана про его семью и жизнь, он им понравился. Надя, сама того не ожидая, познакомила Ивана со своими родителями, а это было переходом на следующий шаг в отношениях.

Вернулись в город подавленные и уставшие. Из Надиной головы не выходил образ умирающей деревни, её дома. Тяжёлым камнем на спине ощущалось всё увиденное и услышанное там. Ей не хотелось туда возвращаться, Надя понимала, что в городе ей жить лучше, но непонятные силы всё рано тянули её в отчий дом. Нельзя просто взять и забыть место, где ты рос, людей что были рядом.

Когда-то давно, при поступлении в институт, она хотела вернуться и заниматься хозяйством, выйти замуж за соседского мальчишку, нарожать детей, ходить с ними в лес за ягодами и грибами, купаться в таёжном пруду. Жить спокойной, счастливой, деревенской жизнью.

Но сейчас жизнь в деревне ей казалась совсем другой, ни о каком счастье уже и не думалось, только печаль, разруха и забытие.

Она окончательно решила, что её будущее здесь, в городе, и, вероятнее всего, рядом с Ваней.

Всё чаще и чаще Надя чувствовала вину перед Иваном. Они встречались, иногда ночевали вместе, но близости у них не было. Она много раз понимала, что он хочет, но сдерживается, как может. И, чего таить, она тоже хотела, все же люди. Но не решалась давать выход своим эмоциям. Проснувшись утром, она получила неожиданное сообщение. Обычно он писал ей в десять часов, желал доброго утра и советовал, как одеться перед выходом из дома, краткий прогноз погоды. Сегодня же сообщение пришло уже в семь часов, и содержание его показалось странным. «Когда будешь выходить из дома, оставь ключи в почтовом ящике и не возвращайся, пока я не скажу». «Интересно, что это значит?» Сказано властно и нагло, а, может, и нет, не понятно. Вот именно поэтому она не любила текстовые сообщения: не понятно, какая интонация. Важно видеть лицо, глаза, улыбку при общении с человеком, чтобы понять, что он имеет в виду, или слышать его голос. Но этого не было, только сухой текст. «Ладно, наверное, опять игру затеял». Всё сделала, как он просил, и поехала к Соне.

Глава 14

Лучшие подруги, как обычно, закатились в кафе. Сонины родители полностью содержали её, и вопрос расходов не стоял. За вторым бокалом вина языки развязались и обсуждения углубились от обычных сплетен к отношениям Нади и Вани.

— Сонька, да ты пойми, я не боюсь, я просто не хочу опять тужиться в родильном, не понятно для кого.

— Ну, а чего сразу родильное? Есть средства, есть голова на плечах в конце концов.

— Да боюсь я этих средств, ещё не понятно, чем прошлое обернётся.

— Странная ты, Надюха, ты думаешь, он вокруг тебя бегать будет, ждать тебя, терпеть, страдать во имя высокой любви, — она притворно закатила глаза. — Просто пока ему ещё не попался другой вариант. Найдётся девочка, умница, красавица, или не умница, поманит его, и побежит, язык высунув, даже думать не будет. Сколько вы уже встречаетесь?

— Четыре месяца.

— Ну ты даёшь, мать.

Надя не воспринимала Сонины слова всерьёз, она знала, что ветер в её голове не утихал. Уж слишком развязную жизнь ведёт подруга.

Сонечка то плачет по потерянной любви, то уже снова смеётся и тащит домой букет. То катается с новым другом на машине, то летит на самолёте с ним куда-то. Лёша, Андрей, Миша, Дима, Слава — она уже их и не помнила, и на улице не узнала бы. Принимала ухаживания, будучи в отношениях, флиртовала со всеми подряд и всегда оставалась потрясающей, уверенной в себе и интересной девушкой, загадкой.

Надя же, наоборот, помнила каждый взгляд и вздох рядом, каждое прикосновение губ, поцелуй, тем более, для неё это было важно. Она не могла позволить себе даже думать о каких-то малознакомых личностях. Ни во снах, ни в фантазиях. Отдавалась одному человеку полностью, буквально растворяясь в нём.

— Короче, подруга, сегодня домой вернёшься, сразу с порога на шею ему и в губы, выпей ещё вина и расслабься уже наконец. Дальше тащи его в кровать и всё получится, отпусти страхи, да поцелуй просто, он сам всё поймёт и нормально всё будет.

Надя захохотала от простоты, с которой Соня смотрит на такие вещи. Внезапная боль в левом глазу остановила её смех, зеркальце из сумочки достала Соня.

— Что там? — Надя тёрла глаз, пыталась оттянуть веко, но ничего не помогало, колющая боль сковала её, она не могла открыть глаз. Казалось, это никогда не кончится. Но Соня силой зажала ей голову ладонями и большим пальцем опустила веки вниз, увидела маленькую соринку, к которой прилипла ресница, всё это забилось в самом краю глаза и не давало Наде покоя. Соня без труда вынула сор ногтем, и сразу всё прошло и слёзы перестали течь.

— Всё, поехали домой, — сказала Соня, забирая недопитую бутылку со стола. Они вышли на улицу, уселись в такси. Пока ехали и распивали вино, Наде пришло сообщение: «Можешь приходить, я тебя жду». Она повернула экран к Соне.

— Всё понятно, парень тоже уже терпеть не может, ну и чего вы оба ждёте, как дети малые? На ещё глоток и иди, бери быка за рога, или за что ты там его будешь брать, — и они опят закатились хохотом. Подъехали к подъезду, и Надя вышла, глубоко вдохнула морозный воздух и пошла домой.

Глава 15

Постучала в дверь. Ваня открыл, и любимый запах его духов наполнил лёгкие. За его спиной она увидела слабое колыхающееся освещение. «Свечи, мммм, романтика, обожаю». Ваня, как всегда, попал в самую точку, угадал во всём: и запах роз, и её любимая музыка, нежный букет цветов, прекрасный ужин и свечи. «У неё просто нет шансов,» — бормотал он себе под нос, когда поджигал свечи, дожидаясь её. Он пригласил её пройти, помог снять пальто. Затем встал на одно колено перед ней, помог расстегнуть ей сапоги и надел тёплые, домашние, её любимые тапочки в форме ёжиков. Поднялся, и его лицо оказалось опасно близко, она немного отстранилась, Иван заметил красный глаз.

— Что у тебя с глазом, ты что, плакала?

— Нет.

— Тогда что случилось?

— Соринка попала.

— Слушай, ты что, думаешь, я шучу? Я серьёзно тебя спрашиваю: что? — но тёплый поцелуй не дал ему договорить, Надя не могла устоять и заплакала, целуя его. «Он идеальный мужчина, он всё чувствует, он как я, мы созданы быть вместе». Её было уже не остановить, прямо на пороге они целовались и обнимали друг друга, Ваня предпринял попытку раздеть её прямо тут, но она резко осадила его и взяла всё в свои руки, утащила его в комнату, теперь она была ведущая. Опять львица проснулась в ней, точнее, Ивану удалось её разбудить. Всё вокруг кружилось, все запахи смешались. Здесь и сейчас для неё всё было решено. «Я буду любить его до конца, я посвящу ему жизнь».

Надя сидела на диване, Ваня сидел за спиной, обняв её и укутав одеялом, остатки ужина на столе и приятное, уютное молчание.

— Ты как? Всё хорошо, милая? — он впервые назвал её не по имени, она резко повернула голову и поцеловала его, теплота наполнила её, ей нравилось новое в их отношениях.

— Всё прекрасно, — и опять повисла пауза, говорить не хотелось, просто лежать вместе и не расставаться никогда. Она не хотела отпускать его, что-то внутри тревожилось. «А вдруг не вернётся?»

— Оставайся сегодня у меня ночевать, — с надеждой прошептала на ухо.

— Я не могу, ты же знаешь, мне на работу надо. Вижу, что ты боишься, не переживай, я люблю тебя и никуда не денусь, я твой, а ты моя, — он медленно собрался, оделся, поцеловал её на прощанье, крепко обнял и вышел в ночную темноту опустелого двора.

Сама с собой сидела Надя под одеялом, рассматривала пламя горящего фитилька в розовом воске. Обстановка вокруг играла тенями, следы постельной сцены остались на смятой простыни, подушка была на полу. Раскрасневшееся лицо выражало усталость и наслаждение, как после хорошего массажа, и усталость и бодрость одновременно, хочется и спать, и бегать, кричать и смеяться. Медленной и спокойной походкой она прошла по комнате, осматривая всё вокруг, пытаясь понять и разобраться в своих чувствах. Ей было хорошо, переживания ушли глубоко назад, чувство уверенности в своём избраннике были непоколебимы. Он, несомненно, тот, кто ей нужен. С этой мыслью она легла на кровать, не подняв подушку, и в грёзах заснула.

Глава 16

— Соня, просыпайся, поехали по магазинам.

— Какие магазины? Восемь утра, откуда такая бодрость? Было?

— Собирайся, встретимся в торговом центре, в нашем кафе, там всё расскажу.

Надя провальсировала из кровати в душ и через пять минут уже была готова, даже губы накрасила, но только блеском. Один разок брызнула любимыми духами на шею и уехала. По дороге, в автобусе, кроме Ивана, ей в голову и не приходило ничего, она думала, какие у них будут дети, сколько. Свадьбу успела продумать до мелочей, гостей со своей стороны перечислила в уме, примерно прикинула, кого мог позвать Иван. Поймала себя на мысли, что не знакома с его родителями. Распланировала всё, что могла: и первый отпуск, и медовый месяц и имена детям — и мальчикам, и девочкам. И какой дом они купят и будут жить в нём большой, дружной семьёй, и даже обои в комнатах выбрала. Но нужную остановку выбрать не смогла и проехала. Пришлось возвращаться три квартала. По тротуару она шла, улыбаясь прохожим, молодые всегда улыбались ей в ответ, люди же более старшие, смотрели на неё с недоумением, и даже бросали фразочки: «Идёт, улыбается она тут». Но ничто не могло испортить ей настроение сегодня.

— Привет, родная, — раскинув руки в стороны, Надя бросилась в объятия Сони.

— Давай, рассказывай.

— Прям так сразу? А как у тебя дела, здоровье, настроение?

— Рассказывай, — усаживаясь за столик и придав серьёзности голосу, проговорила Софья.

— Было?

— Да было, было, но подробностей не дождёшься.

— Больно надо, чего я там не знаю, я уже всё это видела. Главное — было. Всё остальное — по боку.

Конечно, Наде хотелось рассказать и разделить свою бурю чувств с кем-нибудь, но точно не с Соней. Иногда Надежда с досадой говорила себе: «А с кем ещё мне делиться, не могу же я всё время носить в себе. Мама, где же ты?» Соня была человеком сегодняшнего дня, она могла плакать и смеяться, а если ей надоедал этот день, она просто шла спать, а просыпалась уже другим человеком. Надя же могла годами носить в себе обиду или еле живое, маленькое светлое чувство. Надя грезила и видела проникновенные сны. Соня не помнила, что было вчера, и очень этим гордилась, она давно определила своё будущее. «Буду одна, но не одинока, до старости буду пить шампанское, курить и выгуливать молодых кобелей». У Нади замужество было первой задачей. Но не просто выскочить замуж. А именно сделать счастливым своего мужа. На вопрос «Зачем тебе мужчина?» она отвечала: «Чтобы любить». Соня — чтобы любил.

Надя всегда мечтала о большой и счастливой семье. Соню же вполне устраивало то, что происходит: случайные встречи, нескончаемый запас противозачаточных средств в сумочке, никаких обязательств, иногда она затягивала отношения с мужчиной и даже задумывалась о женитьбе, но это мимолётное явление.

Подружки заказали шампанского, и первый тост прошептала Соня. «Чтобы парней было столько, сколько сможем унести». «Каждому своя ноша, мне и одного хватит,» — фыркнув в бокал, сказала Надя. Ближе к вечеру они собрались уходить и позвонили Ивану. Надя попросила его завезти по пути Соню домой и поехать ночевать у неё. Ваня прочитал все её вздохи и придыхания в трубку и понял намёк. «Буду через двадцать минут».

Девчонки решили посидеть за баром и выпить кофе, чтобы взбодриться, каждая из них планировала провести сладкую ночь.

К ним подсели три молодых человека.

— Привет, красавицы, — Надя сразу зажалась и даже не ответила, Соня улыбнулась, давая понять, что не против знакомства.

— Привет. Ну, что скажете?

— Я Костя, — придвинув стул, проговорил высокий с чёрными волосами и глазами парень. Остальные тоже подвинули стулья и довольно близко подвинулись к девушкам.

— Слава.

— Женя.

Надя почувствовала, как Женя вторгся в её личное пространство, и попробовала отодвинуть стул, но барная стойка не дала ей этого сделать.

— Послушайте, Евгений, не могли бы Вы отодвинуться, — ногой пытаясь отодвинуть стул белокурого здоровяка, сказала Надя.

— Нет, — нагло и вызывающе сказал он. Надя почувствовала резкий запах алкоголя и поняла, что парни пьяны и это не может закончиться хорошо. Её инстинкты заставили подняться и с трудом выйти из кольца, в которое они были взяты. На ходу надевая куртку, она выскочила на улицу. Соню окружили два парня, она шутила и смеялась с ними, даже не заметив, что Надя ушла.

На улице было совсем не холодно, но дрожь пробирала Надю с ног до головы, она тряслась и смотрела в даль пустой дороги, ожидая Ивана.

— Да ладно, тебе, Надя, не пугайся, я просто познакомиться хотел, — эти слова немного успокоили её, но когда она увидела эту мерзкую улыбочку на его лице, то сразу поняла, что искренностью тут и не пахнет. Он подошёл ближе, она сделала шаг в сторону. Он попытался её обнять своей могучей рукой, она отстранилась и толкнула его в грудь, давая понять, что без боя не сдастся, но в голове Нади пронеслось, что такого кабана ей не одолеть.

Хотя иногда, ещё в школе, ей удавалось отстоять себя против мальчишек, но это был не тот случай. Женя как взбесился. Альфа-самец, отверженный какой-то серой мышью — это не укладывалось в его порядок мыслей. С силой прижал её к себе и не отпускал, пытаясь целовать прокуренными губами. Она кричала и царапала его лицо, но стеклянные, кровью налитые глаза, смотрели, не мигая. Женя уже не контролировал себя.

В один момент Надя зажмурилась и услышала щелчок, Женя обмяк. Повалился на неё уже без сознания, бешеные глаза медленно затухали, и обездвиженный любовник рухнул на асфальт. Надя, не понимая, что произошло, охнула и прикрыла рот рукой. Заметила Ваню. Он стоял с полицейской дубинкой в руках и глубоко дышал, пар клубился над его головой, они встретились глазами. «Спасена». На шум и возню выскочили товарищи Евгения, остановились на секунду, оценивая ситуацию, и живо набросились на Ивана с кулаками. Он отмахивался, как мог, Надя хотела ему помочь, но получила сильный удар в висок локтем (случайно, попала под руку). Картинка медленно затухла в её глазах, оставив надолго запомнившийся образ мокрого асфальта и холодок на щеке, лежавшей на нём. Ребята без устали махали кулаками стараясь сбить с ног Ивана, всё происходило очень быстро, почти мгновенно. Ваня махал дубинкой, от усталости не видя противников, и пропустил прямой удар в челюсть, с оглушающим криком упал. Почувствовал, как парни пинают его ногами, закрыл голову ладонями и старался не двигаться, сгруппировался. Но ему это не помогло, кровь сочилась с губ, и во рту был характерный железный привкус. Последовала серия тяжёлых ударов ботинком по голове, сознание покидало его, но силы его врагов не оставляли, а даже, наоборот, у них открылось второе дыхание, и они пинали его с новой силой, не сбавляя темпа. В скором времени он отключился.

Женя очнулся, друзья увели его поскорее и подальше от этого места. Соня вышла из кафе. Она всё видела, но из-за стеклянной витрины. Ей часто приходилось видеть пьяные драки в своей распутной жизни. Медленно подошла к Наде, она лежала с открытыми глазами, но смотрели они в одну точку. Ваня лежал на спине, всё лицо его было залито кровью. Большая гематома на левом глазу, кулаки, сбитые в кровь, на кожаной куртке отчётливо видны следы ботинок, он был без сознания. Соня достала из сумочки телефон, вызвала скорую и полицию. Надя смогла подняться и села на холодный тротуар, она тяжело дышала и было понятно, что до сих пор не осознаёт всего. Соня села рядом и обняла её. Скорая приехала быстро, осмотрели потерпевшего, погрузили в машину и с сиренами уехали. Надя с трудом залезла к ним в машину. Полицейские допросили Соню и возможных свидетелей и тоже уехали в отдел.

Глава 17

Острая боль разбудила его, страшно болела голова, и зубы сводило при каждом вздохе, как будто съел несколько лимонов и вдохнул холодный воздух, перед глазами полная темнота. Иван подумал, что смерть настигла его, но почувствовал теплое прикосновение. Надя взяла его за руку. Послышались всхлипывания.

— Не плачь, ты в порядке?

— Да, любимый, я в порядке.

— Не плачь, я с тобой.

— Я знаю, — закусив губу и сдерживая слёзы, сказала Надя.

— Почему я ничего не вижу?

— У тебя повязка на глазах.

— Зачем? Это же просто уличная драка?

— Ты спи, спи.

Медицинская сестра подошла и отточенным движением вонзила в капельницу шприц, выдавила содержимое, Ваня хотел сказать, чтобы сняли повязку, но не успел. Тёплый и самый глубокий сон в жизни вырвал его из реальности. Сколько длилось это путешествие, он не знал. Вернувшись, увидел ту же картину: темнота, Надина рука, отчётливый запах лекарств и неприятный больничный холодок.

— Надюша, что со мной?

— Не молчи, говори, как есть, — повышая голос и почти срываясь на крик, сказал он.

— Тебе сделали операцию на левом глазу, у тебя потеря зрения, и никто не знает, что будет дальше. Операция вроде прошла нормально. Но врач сказал, что могут быть осложнения, глаз сильно повреждён.

— И когда ясно будет?

— Не знаю. Лежи и не беспокойся, тебе отдых нужен. У тебя ещё черепно-мозговая и три ребра сломанные.

— Неплохо подрались, — с подобием улыбки прошептал он. Языком исследовав свою челюсть, он добавил: «И три зуба отсутствуют». Надя опять заплакала, но тихо, не подавая вида. Она во всём обвиняла себя: позвонила ему, попросила забрать их, он вступился за неё и вот, что вышло. Он сжал её руку и притянул к себе. «Даже не думай обвинять себя, если бы я знал, что произойдет, я бы всё равно приехал, только быстрее, чтобы он не успел дотронуться до тебя». Поцеловал её руку и улыбнувшись, сказал: «Люблю тебя. Надежда». И снова провалился в сон.

Глава 18

— Ваня, Ваня, выходи, я жду тебя, — он поднялся из бурлящей, горячей воды. Что может быть приятнее горячей ванны? Только любящая жена, которая ждёт тебя под одеялом, совсем раздетая. Вытерся бархатным полотенцем, вокруг пахло сладкой ванилью и массажным маслом, он медленно подошёл к кровати. Надя выглядывала из-под одеяла, говорила:

— Вставай, — свет становился всё ярче и ярче.

— Я и так стою, — свет уже ослеплял

— Ваня, просыпайся, — он открыл глаза, резкая боль сковала его, дикое желание потереть веки охватило руки. Но Надя, по совету врача, держала их. Глаза от боли наполнились слезами, он стал моргать чаще, но это не помогало, Ваня попробовал не моргать, затем закрыть глаза, ничего не помогало, пока врач не капнул одну каплю, которая мгновенно остановила все страдания. Боль моментально ушла, не оставив и следа. Яркий свет мешал, и приходилось прищуриваться, но постепенно зрачки привыкли и стало ясно, что видит только один глаз. Во втором даже света не было — тьма. Врач подошёл ближе.

— Иван Геннадьевич, левый глаз спасти не удалось. Поверьте, мы сделали всё, что можно было, но травмы серьёзные, я сожалею, — без сожаления сказал доктор

— С правым всё в порядке. Никаких повреждений, хотя синяк и отёчность ещё недельку сходить будут, — Ваня принял эту катастрофическую новость спокойно, прошептав себе: «Главное, живой остался».

— Зеркало есть? — резко, не принимающим возражений голосом, бросил он Наде. Она засуетилась, копошась в сумочке.

— Вот, — протянула маленькое дамское зеркало. Иван открыл его и посмотрел на себя. Глаз почти не было видно, две тоненькие прорези, а всё остальное — большая, синяя, надутая шишка.

— О, боже, — вырвалось у него.

— Мы справимся, — шёпотом на ухо сказала ему Надя. Иван хотел отвернуться и заснуть, но не смог, пришлось спать лёжа на спине. Каждый раз ему снилась эта проклятая драка. И каждый раз он выходил победителем, во сне всё выглядело легко. Но, проснувшись, приходилось возвращаться в безжалостную реальность, в которой он был избитым до полусмерти человеком без глаза. Через несколько дней отёк сошёл и Иван снова попросил зеркальце, Надя ни на шаг не отходила от него всё это время. Он медленно взял разукрашенный железный квадратик, открыл, поддев ногтем. Сначала посмотрел с расстояния вытянутой руки. Голова перемотана бинтом, синяки пожелтели, белки глаз всё ещё были красные. Приблизил зеркальце. Посмотрел в утраченный глаз, душа в нём уже не отражалась, зрачка совсем не было видно, весь карий цвет был покрыт голубоватой дымкой, и казалось, что за ней ещё горит и теплится жизнь. Но там было пусто, он не видел ничего. Лицо сразу изменилось, приняв устрашающий облик.