Бесплатный фрагмент - Возмездие. Книга первая

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Зимняя ночь выдалась на редкость ненастной. Бивший в лицо Дэниора ветер крепчал, от него не защищали даже высокие стены мрачных каменных домов, стоявших вплотную друг к другу. Кутаясь в плотный плащ из черного сукна, юноша упорно шел по темной улице, надеясь как можно скорее добраться до дома Веронимуса, своего наставника и покровителя.

Патирия, столица Патрии, большого королевства в самом центре континента, мирно спала. В добротных домах с метровыми стенами из обожженного кирпича и толстыми двойными окнами унылые завывания ветра не слышались. На узеньких улочках царила пустота, даже королевские стражники вместо обхода ночного города спасались в теплых караульнях, и лишь ледяной ветер свирепо завывал среди высоких прочных домов, злясь от собственного бессилия.

Не пожелавший коротать ночь на постоялом дворе, занятый нелегкими думами Дэниор не замечал порывистого ветра. У него не было с собой никакого оружия, но это его не тревожило, ему, как сильному магу, оружие было ни к чему, к тому же в столице, как и во всей стране, разбойники давно были истреблены. Периодически забредавшие из окрестных стран в поисках поживы шайки тут же несолоно хлебавши отправлялись обратно, едва завидев безжалостно отлавливающие их магические патрули.

Король Ионус Седьмой из великого рода Лингов прекрасно понимал, что своей спокойной жизнью был полностью обязан защищающим страну магам. Король и сам был магом, не сильным, но и не слабым. Его магии хватало, чтоб различить, с добром или худом пришел к нему тот или иной человек и дать сокрушительный отпор в случае нападения. Но ни сам король, ни его родственники никогда не участвовали ни в одной серьезной стычке, что никого не удивляло — королевскую кровь следовало беречь.

Ветер с силой швырнул в лицо Дэниора охапку невесть откуда прилетевших жестких сухих листьев, заставив его недовольно поморщиться. В столице деревья росли только в усадьбах богачей и аристократов, расположенных в верхнем городе. В нижнем, по которому шел он, зелени практически не было, у среднего класса она считалась легкомысленным излишеством, слишком уж дорога была земля в столице.

Проходя тупик, в котором стояло несколько крестьянских телег и пара дешевых крытых кибиток, Дэниор остановился, заслышав под телегой, приткнувшейся в самом темном углу, странное шебуршание и жалобные тоскливые вздохи. Сначала он подумал, что это кошка, но, присмотревшись, понял, что для кошки издававшее странные звуки существо слишком велико.

Он подошел поближе, не думая об опасности. Протянул руку к чему-то темному, в ночи казавшимся просто свертком тряпья. Уцепился за что-то мягкое и поднял. Сверток извернулся и встал на ноги.

Ребенок!

Дэниор щелкнул пальцами, зажигая магический огонек. При его неясном свете стало ясно, что это малыш лет девяти — десяти, прилично одетый, но грязный, худой, и явно голодный. Лицо у него под слоем пыли было почти неразличимо, и понять, кто это, мальчик или девочка, он не смог. Да и какая разница?

— Кто ты? Где твои родные? — спросил он по-патрийски.

Ребенок молчал, испытующе глядя на него.

— Ты умеешь говорить? — попытался он выяснить хоть что-то.

Тот в ответ только пожал плечами и промолчал.

— Что же мне с тобой делать? — задумчиво спросил Дэниор у самого себя, перейдя на родной флориндский.

— Что делать? — переспросил его ребенок на этом же языке. — Не знаю.

— Ты не местный? Из Флориндии? — изумился Дэниор.

— Да.

— Где твои родители? — спросил он, уже предчувствуя ответ.

Малыш опустил голову, с ненавистью набычился, и ничего не ответил.

— Ясно, — с болью в сердце промолвил Дэниор. Посмотрев по сторонам, сообразил, где находится. — Пойдем, я отведу тебя к одной доброй женщине. Надеюсь, тебе у нее будет хорошо.

Они вышли из тупика. Ветер дунул так, что чуть не сбил малыша с ног. Вовремя ухватив его за шиворот, Дэниор, не боясь выпачкаться, без колебаний подхватил легкое тельце на руки, завернул в полу плаща, чтоб согреть, и широкими шагами двинулся вверх по мощеной шершавым камнем улице.

Малыш доверчиво прижался к нему, спасаясь от ветра. Почему-то запахло цветущей яблоней редкого в Флориндии сорта «серебристая», совсем не встречавшегося в Патрии. Дэниор вдохнул нежный запах и тяжко вздохнул: именно этот сорт яблонь рос в королевском саду его родины.

Запретив себе вспоминать о былом, внимательно всматривался в одинаковые остроконечные силуэты домов, стараясь припомнить, в каком же из них жила Амалия Берлингтон. После излечения ее от довольно неприятной болезни она поклялась, что с удовольствием выполнит любую его просьбу.

Увидев похожий дом, зажег небольшой огонек, послав его вверх. Поднявшийся повыше неяркий светильник отвоевал у темноты узорный фронтон с витиеватой надписью «Берлингтон. Честь и слава». Дэниор усмехнулся. Он не ошибся, перед ним дом Амалии. Это хорошо. За годы жизни в Патрии он стал лучше ориентироваться в темноте. И перестал ее бояться.

Посмотрел на темное небо. До рассвета еще далеко, будить Амалию неловко. Но ждать некогда, наставник и без того будет недоволен его промедлением. Вздохнув, Дэниор поднялся на невысокое крыльцо, поднял руку, взял дверной молоток и уверенно стукнул в маленький бронзовый гонг.

По дому разнесся мелодичный звон. Малыш у него на руках вздрогнул, обеспокоенно заерзал, и пришлось поставить его на пол. Покачнувшись и чуть не упав, тот ухватился за полу его плаща, но даже не охнул.

За дверью раздались шлепающие шаги, и заспанный женский голос недовольно спросил:

— Кого там дьявол принес в такую непогоду, за еще глубокой ночью?

Дэниор ободряюще погладил ребенка по плечу и негромко ответил:

— Это я, Дэниор. У меня к вам просьба, госпожа Амалия.

За дверью что-то зашуршало, раздался лязг железного засова, дверь приотворилась. Высунувшееся в небольшой проем помятое со сна женское лицо в теплом ночном чепце набекрень с прищуром оглядело ночных посетителей.

— И в самом деле Дэниор. И что же вам нужно в такое время? — женщина явно была недовольна неурочным визитом.

— Госпожа Амалия, когда-то вы пообещали помочь мне, если в том возникнет нужда. Поэтому я обращаюсь к вам. Возьмите себе этого ребенка. Он потерял родителей и ему некуда идти. Деньги на его содержание я вам давать буду.

Женщина склонилась к грязному малышу, сморщила курносый нос и презрительно отказалась:

— Я вам, конечно, благодарна за оказанную мне помощь, но никак не предполагала, что взамен нее мне придется воспитывать какого-то жалкого оборванца. Уж извините, но брать в свой дом кого попало я не собираюсь. — Пренебрежительно пофыркав, она холодно посмотрела на мага, предупредив: — Впредь запомните — приличные люди ночами по чужим домам не шастают! — и с шумом захлопнула дверь.

Дэниор нахмурился и разочарованно пробурчал:

— А мне она казалась порядочным человеком. Вот и помогай таким, ведь я с нее за лечение даже денег не взял. Впредь буду умнее. Жаль, что я не умею читать чужие мысли и не понял, что все ее обещания только никчемушные посулы.

Малыш потянул его за руку, призывая уйти от негостеприимного дома.

— Ты прав, — печально согласился он. — Нам здесь больше делать нечего. Но только куда тебя отвести? С собой я тебя взять не смогу, мой наставник слишком стар, детей он не выносит, он и меня-то приютил с большими оговорками.

Ребенок посмотрел на погрузившийся в темноту дом с нехорошим прищуром.

— Она плохая, очень плохая. Ее надо наказать!

Дэниор кивнул, снова взяв малыша на руки и закутывая в полу своего плаща.

— Да, надо бы. Но, видишь ли, магам запрещено по своему усмотрению наказывать людей, это может делать только королевский суд. Если я попытаюсь проучить ее сам, мне попадет.

Он быстро пошел прочь, размышляя, кому еще можно поручить своего найденыша.

Амалия Берлингтон безмятежно спала в уютной спальне в теплой мягкой постели, совершенно забыв о маге и его маленьком питомце, когда внизу в большой, добротно оборудованной кухне из потушенной печки через плотно закрытую дверцу каким-то неведомым путем выпал давно погасший уголек.

Немного полежав, он внезапно вспыхнул ужасающим красновато-золотистым пламенем. Полы кухни, сложенные из неспособного гореть дикого камня, вмиг занялись огнем, как деревянные. Он тут же перекинулся на шторы, мебель, охватил соседнюю комнату, и скоро весь дом пылал, отрезая спящей на втором этаже хозяйке пути к отступлению.

Когда та проснулась от треска лопающихся стекол, смогла лишь выпрыгнуть в чем была из окна спальни прямо на мостовую. Ей повезло — она ничего не сломала, лишь сильно ушибла при падении колено и до крови ободрала локоть. И тут же в доме с треском рухнули перекрытия, взметнув в темное небо жаркие острые искры. Следом за перекрытиями обвалились и стены, оставив потрясенную хозяйку стоять босиком перед руинами еще недавно дорогого каменного дома в одной ночной рубахе и криво сидящем чепце.

Выскочившие на шум соседи принялись лихорадочно заливать водой остатки пламени, опасаясь, что ветер перенесет огонь на их дома. Погасив все дымящиеся участки, соседи из милости выдали нелюбимой ими Амалии Берлингтон поношенный салоп, деревянные башмаки, в которых ходила нищая прислуга, и мудрый совет отправляться в городской приют для бедных.

Оставить ее у себя не пожелал никто, уж слишком надменно и неприязненно она себя вела с окружающими ее простыми людьми и слишком лебезила перед сильными мира сего.

Едва рассвело, хлюпающая замерзшим носом погорелица отправилась на главную площадь Патирии в Совет магов. Здание с фасадом из белого мрамора красиво светилось в предрассветном тумане. Стоявший у входа страж в фиолетовой королевской униформе долго разглядывал неприглядного вида женщину, не желая пропускать внутрь.

— Я госпожа Амалия Берлингтон! — представилась она, запахиваясь в слишком большой для нее потрепанный салоп. — Пришла подать жалобу на мага Дэниора, поджегшего мой дом в отместку за отказ приютить какого-то оборванца. Из-за его коварства я лишилась всего своего имущества и вынуждена ходить в чужих обносках! Требую возмещения всех моих убытков и наказания виновного!

Страж не был магом, поэтому достоверность этого сообщения проверить не мог. Но он знал, что в столице этой ночью действительно произошел весьма странный пожар. Вызвав смотрителя, передал просительницу ему с рук на руки.

В строго обставленном кабинете, в который ее завели, Амалия повторила свою версию произошедшего. Игнорировать это событие не представлялось возможным, хотя хорошо знавший Дэниора лорд Листрат, старший из присутствовавших магов, не верил в его причастность к пожару. Но, чтобы не слыть пристрастным, приказал двум младшим магам, Сверту и Орту, пройти с хозяйкой к пепелищу и выяснить, есть ли там остатки магии. Как известно, ни одно магическое действие не происходит без оставшегося за ним шлейфа.

У младших магов сил на создание порталов не было, поэтому они взяли запряженную сивой лошадкой открытую коляску и отправились выполнять поручение, захватив с собой заявительницу. Прибыв на место, добросовестно изучили то, что осталось от дома. Не найдя никаких следов использования магии, пришли к выводу, что пожар произошел естественным путем вследствие преступного недогляда, а хозяйка желает просто возместить понесенные убытки, оклеветав мага, ведь в случае несанкционированного использования магии Совет магов должен был бы выплатить ей солидную компенсацию.

Услышав это, госпожа Берлингтон впала в ярость и обвинила их в пособничестве.

Вернувшись с ней обратно в здание Совета, маги доложили о проведенном расследовании. Глядя на яростно вопившую женщину, лорд Листрат предложил ей пройти допрос на артефакте истины, чтоб исключить все сомнения.

Она мгновенно осеклась и с испугом застыла. Маги начали с подозрением переглядываться. Чего бояться честной горожанке? Заявив, что она не переносит сильнейшую головную боль, что непременно появится у нее от воздействия любых артефактов, Амалия попросту сбежала, враз позабыв все свои претензии. И в этот же день покинула столицу с купеческим обозом, везущим в сторону соседней Ислары ткани на продажу.

Дэниор, не ведающий о возникшем в доме госпожи Амалии Берлингтон странном пожаре, неторопливо шел по столице, мрачно раздумывая, куда же ему все-таки пристроить найденыша. Отдавать его в приют он не хотел, по собственному опыту зная, на что способны озлобленные дети, и подвергать малыша испытаниям, что довелось испытать самому, не стал бы ни за что.

Малыш спал у него на руках, доверчиво положив головку на плечо. Юноша устал держать ребенка, но спускать на землю и не думал. Сквозь ночь начал пробиваться робкий мутноватый рассвет, а Дэниор так и не мог решить, что же ему делать. Приводить детей в жилище наставника категорически возбранялось. Да им и не место там, где царит вечная унылость.

В одном из домов на первом этаже загорелся робкий огонек, и Дэниор остановился. Он вспомнил хозяина этого дома, мага третьей руки, готовившего к посвящению мальчишек с небольшим магическим даром.

Дэниор посмотрел на малыша. Ничего похожего на магические проблески у него не было. Но он все равно тихонько постучал в дверь, надеясь, что здесь ему повезет больше, чем у госпожи Амалии.

Дверь распахнулась так быстро, что он не успел отпрянуть и буквально ввалился внутрь.

— Не так быстро, молодой человек! — раздался недовольный женский голос. — Так вы меня с ног собьете.

— Извините, — тихо, чтоб не разбудить уставшего малыша, произнес Дэниор. — Я нечаянно. Господин Леонтас дома?

— В такую рань все еще спят, — негромко ответила женщина в скромном коричневом платье с повязанным поверх него серым фартуком, по виду обычная прислуга в небогатом доме, поднимая повыше лампу с едва брезжившим желтоватым огоньком. — А вам он зачем?

Юноша откровенно ответил:

— Хотел спросить, не примет ли он на воспитание малыша. Брать к себе я его не могу, мой наставник в этом отношении слишком строг, а девать мне его некуда. На его содержание деньги я давать буду. Я маг седьмой руки, зарабатываю неплохо, и дар еще развивается.

Женщина с уважением посмотрела на него. Такой молодой, на вид лет восемнадцать, а уже такой сильный маг. Поднесла лампу поближе к внезапным посетителям, рассматривая светлую головку ребенка.

— Вот ведь бедняжка! Маленький совсем. Откуда он? — спросила шепотом.

— Не знаю. Но говорит по-флориндски, значит, оттуда.

— Неужто из семьи магов? — она знала, что в других странах тоже есть сильные маги.

Дэниор отрицательно дернул головой.

— Магии в нем нет, я бы ее почувствовал, но его родители наверняка погибли, так что идти ему некуда. Я нашел его этой ночью под телегой, он прятался от ветра.

Женщина растрогалась.

— Бедняжечка! Оставляйте его у меня, пойдемте, я покажу, куда его положить.

Она торопливо пошла вперед, показывая дорогу. Они вошли в небольшую комнатку, похожую на чуланчик при спальне.

— Это рядом с моими комнатами, его лучше с большими мальчишками не помещать, они над ним подтрунивать будут, и не всегда по-доброму, а он слишком мал, чтоб давать им отпор.

Дэниор осторожно уложил малыша на узкий диванчик. Тот хрипло вздохнул, но не проснулся, лишь вытянулся во весь рост, устраиваясь поудобнее. Женщина укрыла его потрепанным пледом, аккуратно подоткнув его под ребенком, чтоб было потеплее — в доме было прохладно. Затем, поманив нежданного посетителя за собой, вышла в коридор и аккуратно притворила двери.

— Пусть отдохнет, он совсем замученный.

— Господин Леонтас не будет возражать против еще одного ученика? — с сомнением спросил Дэниор.

В ответ она лишь небрежно дернула плечом.

— Это неважно. Если и будет, растить его буду я. Скажу, что он еще один мой племянник, только и всего.

— А вы кто?

— Я тетушка Леонтаса, — с каким-то непонятным Дэниору злорадством ответила она. — Госпожа Родерика. И этот дом принадлежит мне, а вовсе не ему. Так что ничего против он не скажет. Если только учить откажется. Но, если малыш не маг, к чему ему знать все эти занудные магические штучки?

Несколько удивленный подобной небрежностью к племяннику, ведь в этой стране магов уважали независимо от степени их дара, Дэниор согласился:

— Вы правы. Если мы все решили, я пойду. Мой наставник наверняка уже меня заждался.

— А кто он? — спросила любопытная женщина.

Несколько поколебавшись, маг ответил:

— Веронимус.

Она побледнела и сделала отвращающий жест.

— Бедный мальчик, да как же вы у него очутились? Его же все избегают, он ужас какой страшный человек!

Дэниор не хотел обсуждать своего учителя и неопределенно ответил:

— Так получилось. Если б не он, не знаю, удалось ли мне выжить.

Учтиво поклонившись, поспешил к дверям. Уже пройдя пару улиц, спохватился — он же не предупредил госпожу Родерику, что малыш не умеет говорить по-патрийски. Но возвращаться, чтоб это сказать, не стал. Она и сама это поймет, когда начнет с ним разговаривать. К тому же он упоминал, что малыш из далекой Флориндии.

Закрыв за ним дверь на засов, госпожа Родерика, обескуражено покачивая головой, бормотала себе под нос:

— Веронимус! Это ж надо! Я-то наивно полагала, что после той злосчастной истории он скрывается где-нибудь в недоступной башне на краю света, а он себе живет-поживает в столице, горя не знает, да еще и учеников себе берет! Вот страсти-то где!

Ворча, она споро разожгла высокую печь, посадила в нее выпекаться из замешанного с вечера теста несколько пшеничных караваев и пару капустных пирогов. Налила в большой чугунок воды, бросила в него здоровенный говяжий мосол и поставила потихоньку булькать в дальнем углу горнила. Суп нужно было приготовить к обеду, можно было не торопиться, а вот пироги должны были поспеть к завтраку.

Потом заглянула в каморку. Малыш все еще спал, но, согревшись, разметался по кровати, скинув плед на пол. Вздохнув, она ласково погладила его по спутанным волосам.

— Проснется, первым делом накормлю и вымою. Хоть увижу, какой он масти, — решила она и вернулась на кухню.

В ее доме, кроме племянника, жили еще и ученики Леонтаса — три парня от десяти до пятнадцати лет. У них были способности к магии, но небольшие. Задача господина Леонтаса была непроста — обучить их так, чтоб они могли сдать экзамен на магов второй руки, большего при небольшом магическом даре не требовалось. Хотя в его практике был случай, когда его подопечный сдал аж на четвертую ступень, чем он, как наставник, изрядно гордился.

Вообще в Патрии было восемь ступеней практикующих магов. Но восьмую имели только двое — бывший и нынешний главные королевские маги. О бывшем, Веронимусе, старались не упоминать, а действующий, Платин, был у всех на слуху. Именно ему приписывали столь удачное заключение мирного договора с Горнией, благодаря которому Патрия вот уже десять лет жила спокойно.

Простолюдины почитали главного мага больше, чем короля Ионуса Седьмого. Но сами маги, особенно те, что были приближены к трону, знали, что именно король объединил силы страны и сумел представить перед воинственным соседом Патрию крепкой, умеющей дать сокрушительный отпор державой, и не дал подмять ее под себя, как это случилось с соседней Флориндией.

Ровно в восемь утра в маленькую столовую при кухне спустились будущие маги Ронни, десяти лет, Ионас, двенадцати, и самый старший, которому накануне исполнилось пятнадцать — Крис.

Зевая, они уселись за стол и получили по куску капустного пирога и по стакану жиденького чаю.

— Опять капуста! — заныл Ронни. — Я ее терпеть не могу.

— Можешь не есть, если не хочешь, — милостиво разрешила ему госпожа Родерика. — Или, если умеешь, преврати капусту в мясо. А я его для вас покупать за свои деньги не собираюсь. Вы знаете, сколько за вас платит совет магов. Себе я ничего не беру.

— Заткнись! — прошипел Крис унылому Ронни. — И без тебя тошно!

Госпожа Родерика остро взглянула на скукожившихся парней, но спрашивать ни о чем не стала. Вот спустится племянник, он сам ей обо всем расскажет.

Господин Леонтас спустился уже к самому концу трапезы. В чистом костюме, напомаженный, пахнувший терпким мужским одеколоном с легкими нотками сосны. Вот за что госпожа Родерика уважала его, так это за его умение себя обиходить. И пусть он делал это с помощью магии, но получалось куда лучше, чем когда она своими руками приводила вещи в порядок.

— Что за шум был ранним утром? — строго спросил он у госпожи Родерики. — Невозможно было спать.

Не обращая на его недовольно-укоризненный тон, та безмятежно ответила:

— Какой-то маг принес малыша, потерявшего родителей и пообещал платить за его содержание. Малыша я взяла. Магии у него нет, так что он будет просто помогать мне по хозяйству.

Господин Леонтас захлебнулся от гнева, негодующе покраснев.

— А кто вам это позволил, скажите на милость? Он будет мне мешать! У меня здесь не приют для малолетних преступников! Немедленно верните его тому, кто вам его подбросил и не смейте впредь брать кого бы то ни было без моего позволения!

Госпожа Родерика возмущенно посмотрела на него и вызывающе уткнула кулаки в пухлые бока.

— Вот как? А, может быть, это мне в моем собственном доме не нужна школа для малолетних магов вместе с их наставником, а?

Господин Леонтас запнулся, только теперь вспомнив, в чьем особняке живет. За столько лет он привык считать, будто все вокруг принадлежит ему, а госпожа Родерика — просто наемная прислуга, правда, с излишним гонором.

Перекосив и без того кривоватый нос, он был вынужден пойти на попятную, стараясь выйти из неприятной ситуации с наименьшими потерями.

— Ну хорошо, пусть остается, — величественно разрешил он, будто его кто-то долго упрашивал. — Но чтоб я его не видел!

Смущенные семейной разборкой парни быстро запихнули в себя еду, встали, почтительно поклонились и попросту сбежали. Тетушка угрожающе нахмурилась, сведя на переносице угольно-черные брови, и зловеще произнесла:

— Вот что, дорогой племянничек! В своем доме порядки устанавливаю я! А если ты об этом подзабыл, то давай-ка ты будешь, как обычный постоялец, платить мне и за постой, и за обслуживание твоих учеников. Вы ведь живете на всем готовом, причем ты мне даже за продукты платить забываешь. Что-то мне это изрядно надоело. Может, тебе стоит поискать другое место, получше, где с тебя не будут столь многого требовать?

Растерявшийся господин Леонтас не знал, как поступить. Он вовсе забыл, кому обязан своей уютной размеренной жизнью. Если б он знал, что тетя будет так разозлена из-за его неосторожных слов, никогда бы их не произнес.

— Ну что вы, дорогая тетушка! — льстиво начал он. — Вы же получаете изрядные льготы от Совета магов и нашего короля за размещение магической школы в своем доме…

— Чушь собачья! — презрительно прервала его Родерика. — Я трачу в десятки раз больше этих ничтожных преференций. Если ты со своими недоучками съедете от меня, я только на еде сэкономлю по сотне серебряных в месяц, не говоря уже о времени и собственном труде, что бездарно растрачиваю на ваше обслуживание!

Решив потушить разгорающийся пожар в зародыше, маг извинительно протянул:

— В самом деле! Я же забыл отдать вам за продукты, что вы покупали в прошлом месяце! — и он вытащил из кармана пару золотых.

Забрав их, госпожа Родерика твердо предупредила:

— Ты должен мне еще пять! И не забудь об этом, или я, в самом деле, откажу тебе от дома и возьму более платежеспособных постояльцев!

Поскольку тетя никогда не говорила с ним подобным тоном, господин Леонтас понял, что так она и поступит. Он всегда считал себя весьма значимой особой, уважаемым магом, и слышать о себе столь уничижительные речи ему ужасно не понравилось.

Если б это не была его родная тетушка, да еще предоставившая ему кров и пищу, он бы нашел, что ответить не ценящей его уважаемую персону обвинительнице, но госпоже Родерике он ничего из непристойностей, вертевшихся в его голове, сказать не мог.

— Ну хорошо, хорошо, не сердитесь! — ему было жаль расставаться с честно заработанными деньгами, но он чуял поротым задом, когда следует уступить. — Я доем и принесу вам остальное.

Прикончив остатки капустного пирога, он действительно принес долг, добавив к нему несколько золотых. Протянув деньги подрагивающей рукой, хмуро произнес:

— Вот долг в пять золотых. А это аванс за этот месяц. Надеюсь, вы на меня больше не сердитесь?

Пряча деньги в укромный тайничок возле плиты, госпожа Родерика милостиво согласилась:

— Ладно, живи дальше со своими сорванцами. Но и мне делать то, что я считаю нужным, не мешай!

Это прозвучало угрожающе, и племянник счел за лучшее вовремя ретироваться с поля боя.

Оставшись одна, хозяйка еще некоторое время продолжала бурчать себе под нос о невоспитанных нахлебничках, но уже с гораздо меньшим запалом. Как и большинство спокойных уравновешенных людей, она редко выходила из себя, но потом долго не могла успокоиться.

Тоненький голосок на пороге заставил ее замолчать. Малыш с сонными глазками что-то ей сказал и замолчал, ожидая ответа.

— Прости, милый, но я не понимаю, что ты говоришь! — госпожа Родерика раздосадовано всплеснула руками. — Маг меня предупредил, что ты из другой страны, но я не придала этому значения. И зря. Как нам с тобой понимать друг друга?

Малыш нахмурился, зачем-то потеребил запястье и с трудом выговорил по-патрийски:

— Есть?

— Что есть? — не поняла хозяйка, озабоченно щурясь и разглядывая замызганный костюм малыша, впрочем, пошитый из дорогой добротной ткани.

Малыш указал пальцем на пустой стол и снова повторил:

— Есть?

До нее дошел смысл его слова:

— Ах, бедняжка, да ты просто голоден! Мой руки, и я тебя покормлю!

Она думала, что придется долго ему объяснять, как приводить себя в порядок, но он сам подошел к висевшему в углу кухни медному умывальнику и привычно вымыл лицо и руки с мылом.

Выставив на стол остатки пирога и налив в чашку чай, госпожа Родерика снова принялась разглядывать ребенка. Сейчас, без толстого слоя грязи, было видно, что лицо у него какое-то на редкость непримечательное, отвернулся — и уже не вспомнишь. А вот узкие ладони с изящными длинными пальцами даже не говорили, а вопили о благородной крови.

— Ты не из простой семьи? — спросила она, совсем забыв, что малыш ее не понимает.

Но он, глянув ей в глаза, кивнул в ответ. Язык жестов был понятен всем, и госпожа Родерика приободрилась.

— Ты меня понимаешь? — настойчиво спросила она, надеясь на его сообразительность.

Малыш снова кивнул.

— Это хорошо! — она подвинула к нему поближе тарелку с пирогом, видя, что он недоуменно его рассматривает. — Ты никогда не ел пироги?

Он показал ей, что у него нет чего-то в руке. Госпожа Родерика несколько растерялась.

— Тебе нужны столовые приборы? — в полном изумлении выпалила она.

Улыбнувшись ее недоумению, он кивнул. Госпожа Родерика, пожав плечами, — в их доме пироги всегда ели руками, — открыла буфет и вынула вилку и нож. Подала их ребенку и с округлившимися глазами стала наблюдать, с каким непринужденным изяществом тот отрезает ножом по небольшому кусочку пирога и отправляет его вилкой в рот.

— Ты явно не из простой семьи, это ясно! — вынесла она свой вердикт. — Но вот кто ты? Как тебя зовут?

Прожевав, тот с достоинством ответил:

— Этель.

Госпожа Родерика закашлялась до слез.

— Так ты девочка? — переспросила, не доверяя своим ушам.

Та кивнула, не переставая есть. Было видно, что она очень голодна, но, тем не менее, небрежности и торопливости себе малышка не позволяла.

— Но почему ты одета, как мальчишка? — с возмущением воскликнула госпожа Родерика.

Она придавала большое значение внешним условностям и мужская одежда на женщине означала для нее попирание вековых устоев, что было категорически недопустимо.

Этель с укоризной посмотрела на нее, аккуратно кладя в рот кусочек пирога.

К своему удивлению, женщина почувствовала, что краснеет.

— Так это правда, что ты вынуждена была бежать?

В ответ снова последовал кивок.

— Теперь понятно, почему ты одета в одежду не своего пола, — госпожа Родерика была вынуждена признать, что в мальчишеских штанах бегать куда ловчее, чем в длинном неудобном платье. — Но ведь Флориндия так далеко! Как же ты добралась?

Девочка доела пирог, выпила чай и ответила высоким чистым голосом:

— Это было трудно.

Хозяйка охнула.

— Так ты все-таки говоришь по-патрийски?

— Немного, — с акцентом ответила Этель. — Он сложный.

Госпожа Родерика закивала.

— Да, у нас язык непростой. Но как ты добралась? — спрашивать, что случилось с ее родителями, не стала.

В Патрии все знали, что во Флориндии безжалостно уничтожали магов, причем делали это отряды воинов с антимагическими амулетами, пришедшие из зловещей Горнии, и им невозможно было противостоять.

Наверняка во время этой бойни пострадали и простые люди. Или даже не простые, а благородного происхождения, но не маги, потому что у Этель не было даже проблесков магии, которую та могла бы передать своим потомкам.

Госпожа Родерика хотя и не владела магией, у женщин магии в принципе не было и быть не могло, но она видела её потоки, потому что была дочерью мага четвертой руки. Ее муж тоже был магом и погиб совсем молодым в стычке с пытающимися прорваться в страну горнийцами.

Этот большой дом, почти особняк, был куплен на компенсацию, полученную ею от короля после смерти мужа. Больше она замуж так и не вышла, хотя была весьма привлекательной особой, и ухаживать за ней пытались многие уважаемые мужчины. Нельзя сказать, чтоб она сильно любила супруга, это был договорной брак, устроенный ее родными, но она уважала Рудолфа, он был достойным человеком и обращался с ней хорошо. Она подозревала, что у него имелась тайная любовь на стороне, возможно, даже были бастарды, но, тем не менее, он никогда не давал ей повода для обиды.

Жить одной, никому не подчиняясь, ей понравилось куда больше, чем замужество. Ее вольнолюбивая натура не терпела слепой покорности, а чувствовать себя необходимой и не скучать в одиночестве ей помогал племянник со своими учениками.

Взяв к себе Этель, она вовсе не надеялась получить за нее деньги, ей нужен был тот, о ком можно было заботиться. Наверное, в этом был виноват нерастраченный материнский инстинкт, но госпожа Родерика о таких тонкостях никогда не задумывалась.

— Добралась? — неуверенно повторила Этель неизвестное слово и замолчала, вглядываясь в хозяйку.

Госпожа Родерика даже решила, что из-под ее чепца неопрятно выбился локон, и принялась оправляться, но девочка кивнула чему-то своему и сказала:

— Я ушла по реке.

— Ушла по реке? — госпожа Родерика недоуменно покачала головой. — Но по реке не ходят. Ты по ней поплыла?

Снова немного подумав, глядя на собеседницу, малышка подтвердила:

— Да. На лодке.

Госпожа Родерика недоверчиво качнула головой в черном вдовьем чепце.

— Но лодки тяжелые, и нужно грести веслами. Может быть, тебя кто-то подвез?

Этель сделала плавный жест ладонью.

— Нет, я была одна. Но я не гребла веслами. Их не было. Лодка плыла сама.

Госпожа Родерика не знала ни одной реки, по которой можно было бы доплыть из Флориндии в Патрию. Решив, что девочка слишком мала, чтоб правильно оценить такое огромное путешествие, и правды ей все равно не узнать, предложила:

— Если ты наелась, то, может быть, помоешься?

Девочка встала, сделала изящный книксен и с милым акцентом пролепетала:

— Я вам благодарна за очень вкусный завтрак. И, конечно, я с удовольствием вымоюсь, если можно.

Несколько взволнованная столь выспренним ответом госпожа Родерика поспешила в свою личную умывальню, куда не допускались грубые мужчины, приговаривая:

— Сейчас я приготовлю ванну, а ты пока в той комнате, где спала, сними грязную одежду, я ее потом постираю, и завернись в простыню.

Налив горячую воду в толстостенную медную ванну, в которой вода не остывала очень долго, единственную роскошь, которую она позволила себе после смерти мужа, госпожа Родерика позвала малышку. Та пришла, завернутая в простыню. Помогая ей промыть длинные золотистые волосы, хозяйка попыталась деликатно выяснить, кем же были ее родители, но так ничего и не добилась.

После ванны она расчесала девочке волосы и обрядила в длинную, доходящую почти до щиколоток рубашку племянника, в которой малышка выглядела на редкость нелепо. Но, по мнению благопристойной женщины, эта одежда более соответствовала деликатному полу, чем грубые мужские штаны. Затем вытащила из сундука небольшой отрез тонкого синего льна и принялась шить Этель подходящее платье.

Платье готово было только к вечеру, потому что госпоже Родерике пришлось отрываться от шитья на готовку обеда и ужина. Ели они после всех в гордом одиночестве, потому что наряженной в мужскую рубашку девочке показываться мальчишкам было совершенно невозможно.

Спать Этель пришлось лечь в этой же рубахе, потому что больше ничего подходящего у госпожи Родерики под рукой не было. Единственное, что она сделала — поменяла на кровати постельное белье, пообещав себе, что уже к следующей ночи сошьет малышке и ночную сорочку и все то, что требуется приличной девочке из хорошей семьи.

На следующий день к завтраку Этель вышла. Парни, уже сидевшие за столом, смотрели на нее, выпучив глаза. Подавая еду, госпожа Родерика мельком глянула на нее и чуть заметно пожала плечами: что такого уж особенного в простоватой крестьянского вида девчонке с совершенно неприметным загорелым лицом, чтоб пялиться на нее как на какую-то невидаль?

Хозяйка открыла было рот спросить, что это с ними такое, но так ничего и не спросила. Племянник не обращал на малышку особого внимания, только неодобрительно фыркнул, но, памятуя разнос, полученный за этого ребенка вчера, предусмотрительно промолчал.

Но мальчишки молчать не стали.

— Это что еще за кикимора? — небрежно спросил старший. — Это ее, что ли, подкинул неизвестный маг?

— Да, — строго ответила госпожа Родерика. — Ее зовут Этель.

— Такое красивое имя для такого пугала! — пренебрежительно фыркнул Ронни. — Надеюсь, я буду редко с ней встречаться, а то приснится еще.

Госпожа Родерика немедля щелкнула мальчишку деревянной ложкой по лбу, и он обиженно замолчал, потирая заслуженный синяк. Рука у хозяйки была тяжелая, поэтому впечатленные быстротой расправы ученики замолчали и налегли на еду, искоса посматривая на новенькую и пренебрежительно морща носы.

Едва они во главе со своим наставником убрались из кухни, госпожа Родерика налила чай себе и воспитаннице, и пораженно охнула — на мгновенье ей показалось, что за столом сидит прехорошенькая девочка с лукавой улыбкой на белокожем личике. Хозяйка потрясла головой, стараясь сфокусировать зрение. Снова посмотрев на девочку, попеняла сама себе — ну крестьянка крестьянкой. С чего это ей чудится всякая ерунда?

— Что случилось? — не могла она этого понять. Если б у малышки был амулет, вопросов бы не возникло, но она сама ее мыла, и ничего похожего не видела. — Отчего ты так меняешься?

Этель серьезно посмотрела на нее и, подумав, сказала часть правды:

— Мама предупредила, что так мне будет легче ускользнуть от тех, кто может мне навредить, и вообще проще жить. От меня это не зависит.

— Охранительное заклятье, значит, — госпожа Родерика слыхала, что заклятьями можно сделать многое, но воочию их применение видела впервые. — Но для этого нужен очень сильный маг. И стоит это очень дорого.

— Это сделала мама сама, без мага, — упрямо заявила малышка.

— Обманывать нехорошо! — строго провозгласила госпожа Родерика, назидательно вздернув вверх указательный палец. — Женщины не могут накладывать заклятья, для этого у них нет магии. Мы, увы, ничего без мужчин не можем. Если б не они, нас бы вообще не было. Мы слишком слабы, чтоб жить без мужской защиты. Они нас охраняют, а мы за это должны им повиноваться.

Этель с недоверчивым прищуром посмотрела на свою наставницу, не шутит ли она. Но госпожа Родерика и не думала шутить. Ей подобное и в голову не приходило. Женщина она была простая, свято верила в то, что ей говорили родители в далеком детстве, и теперь повторяла это всем, кто готов был ее слушать.

— И все-таки это сделала мама! — с тайной насмешкой повторила Этель. — Может быть, ваши женщины и не могут ничего без мужчин, но мама могла все.

Госпожа Родерика не привыкла, чтоб ей противоречили.

— А что ж тогда твоя мама не могла спастись? — сердито проговорила она. — Вместе с тобой, а? — и она победно фыркнула, забыв, что это вовсе не стоит говорить такие вещи маленькой дочери.

— Мама помогала папе. Они пытались вместе отбить город от врагов, но не смогли. — Этель помрачнела. Даже ее светлые глаза потемнели, превратившись в холодные льдинки. — Они погибли, потому что среди жителей оказалось очень много предателей.

Госпожа Родерика опомнилась.

— Ой, бедняжечка! — с сожалением простонала она. — Зря я заговорила об этом. Но как же спаслась ты?

— Мама спрятала меня возле выхода из города, а когда прогремел взрыв, я выбежала, меня никто не заметил. Потом я поплыла по реке в старой лодке, и она принесла меня сначала в один город, потом в другой. А потом я ехала с обозом больших телег. И приехала сюда.

Это походило на страшную сказку, и госпожа Родерика не понимала, где правда, а где вымысел маленького ребенка.

— Тебя не искали? — продолжила она расспросы, не в силах унять свое любопытство.

— Искали, чтоб убить. Это делали те самые горожане, что часто приходили в наш дом в гости и называли меня самой лучшей девочкой на свете. Теперь я никому не верю.

Этель принялась пить чай, не говоря больше ни слова. Но в душе она знала, что придет время и она страшно отомстит всем тем, кто погубил ее родителей, пусть и не надеются избежать расплаты.

Замолчала и госпожа Родерика, от всей души сочувствуя и сидящей рядом малышке и ее погибшим родителям. Она так и не поверила, что мать девочки имела какие-то способности к магии, да и отец тоже. Видимо, их смерть так подействовала на дочь, что та принялась искать утешение в своих фантазиях.

Она знала, что маленькие дети часто выдумывают небылицы, чтоб уйти от слишком тяжелой действительности, и решила больше Этель за выдумки не ругать. Ведь они никому не приносили вреда. Но со временем надо это неприличное стремление к вранью все-таки искоренить. Она сделает все, чтоб вырастить из этого ребенка милую благонравную девушку. И постарается выдать ее замуж за достойного человека, который сможет обеспечить Этель удобную безбедную жизнь.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Господин Леонтас мрачно взирал на сидевшую поодаль от его учеников девчонку с удивительно невзрачным, совершенно незапоминающимся лицом. Он не понимал, почему разрешает ей присутствовать на своих занятиях. За его уроки Совет магов платил немалые деньги, причем за каждого ученика, а эта наглая девчонка сидела здесь задарма.

Да еще если б в этом был хоть какой-то прок, он бы смирился, а то исключительно праздное любопытство. Всем известно, что у женщин нет, и никогда не будет магии. И сколько бы эта глупая девица с бесполезным упорством не повторяла упражнения и формулы заклятий, толку из этого не получится, хоть лопни она от натуги. Это дано лишь его ученикам, обладающими пусть небольшими, но магическими способностями, позволяющим им в дальнейшем поступить на королевскую службу и стать обеспеченными людьми.

В который раз пообещав себе, что не станет больше пускать воспитанницу тетушки на свои занятия, господин Леонтас продолжил:

— Итак, управление стихиями. Для любого мага, неважно, какой он ступени, первой или выше, главным должен быть доведенный до автоматизма навык вызова. Что бы вы ни делали — поднимали ветер или успокаивали его, вызывали дождь или прекращали, зажигали огонь или тушили, нужно помнить что? — он указал длинным сухим пальцем на сидевшего перед ним Ронни.

Тот вскочил и скороговоркой принялся перечислять последовательность действий, предпринимаемых магом в том или ином случае. Действий было много, ответ затянулся. Заметив, что Этель зевает, господин Леонтас взбеленился:

— Ты, глупая девчонка! Что ты тут околачиваешься, если тебе это неинтересно?

— Мне интересно, — не смутилась Этель. Она вообще никогда не смущалась и не терялась, как это делали ее сверстницы. — Но я не понимаю, для чего все делать так долго. Неужели нет более коротких способов?

Господин Леонтас хотел было ее отругать за леность и глупые вопросы, но отчего-то ответил спокойно, удивляясь самому себе:

— Короткие способы знают только военные маги. Оторвать врагу голову можно и без церемоний.

Парни одобрительно засмеялись. Они все мечтали стать боевыми магами, но, увы, — с их посредственными возможностями об этом нечего было и думать.

Учили боевиков только в самом Совете магов, передавая им тайные знания, хранимые исключительно в головах наставников. Их нигде не записывали, боясь предательства. И допускали к подобным знаниям лишь самых надежных и испытанных.

— Ты маленькая дурочка, — важно заявил самый старший из учеников, Крис. В свои года он считал себя необычайно способным и редкостно умным, и точно знал, что через пару месяцев на защите, к которой его готовил учитель, он получит не менее чем третью ступень мага, а, возможно, даже и четвертую. — Ты нисколько не умнеешь. Тебя даже замуж никто не возьмет, потому что ты никакая. На тебя даже смотреть-то тошно. И хозяйка ты ерундовая.

Мальчишки согласно закивали головами.

— За вас только дурочки замуж и пойдут, — не осталась в долгу Этель. — Вы ведь никто. Скучные задиры, с которыми я справлюсь одним пальцем.

Крис аж покраснел от возмущения, потому что это было правдой. Он, будучи старше этой тощей девчонки на четыре года, никак не мог дать ей добротного тумака, потому что она всегда била раньше. Причем так больно, что единственное, что оставалось после ее удара — это согнуться пополам и, ругаясь сквозь зубы, спастись в комнате мальчишек, в которую ей вход был заказан.

Ронни и Ионас молчали, но это не значило, что и они не получали от нее на орехи. Вообще эта девчонка, прожившая с ними в одном доме больше четырех лет, так и не стала здесь своей. Главным образом потому, что она командовала, а они подчинялись, хотя вовсе этого не хотели.

Даже господин Леонтас чувствовал в ней нечто такое, с чем вынужден был считаться. Это его нервировало, даже бесило, но ничего он поделать не мог. Будь она парнем, да еще с сильными магическими способностями, это было бы понятно, но теперь это ее пренеприятнейшее свойство он объяснял тем, что она родилась и росла в какой-то знатной флориндской семье.

Когда из поколения в поколение люди привыкают повелевать, это передается через кровь, и даже такие серые мышки, как эта назойливая девчонка, умеют внушить к себе почтение, будучи, по сути, никем.

В комнату заглянула госпожа Родерика. Увидев подопечную, укоризненно покачала головой.

— Этель, что ты здесь делаешь? Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты не тратила время попусту! — обратившись к племяннику, досадливо укорила: — А ты зачем пускаешь ее на свои занятия? Что они ей дадут?

Господин Леонтас хотел было сказать, что вовсе он ее пускает, она приходит сама, когда ей вздумается, но понял, что этим лишь умаляет свой авторитет, и хмуро заметил:

— Мне не жалко. Если ей интересно, пусть слушает.

Госпожа Родерика вздохнула и поманила Этель к себе. Та неохотно подошла, и они вместе вышли в коридор.

— Дорогая моя, — завела госпожа Родерика свою нудную, давно набившую оскомину у Этель песню, — женщинам никогда не стать магами, чего бы ты на этот счет не воображала. Так что не трать времени попусту. Лучше научись вышивать, это искусство тебе никак не дается.

— Оно мне не дается, потому что оно мне не нужно. И я не собираюсь тратить свое время на подобную ерунду! — строптиво отказалась вздорная девчонка.

— Ты уже не маленькая, — попыталась урезонить ее наставница, — тебе уже почти пятнадцать лет, скоро шестнадцать. В нашей стране в этом возрасте девушек просватывают и выдают замуж, а кому будешь нужна ты? Не могу же я кормить тебя всю свою жизнь! Вырастешь и куда пойдешь? Ты же ничего не умеешь! Я пытаюсь сделать из тебя если не добрую жену, то хотя бы расторопную служанку, но ты противишься этому изо всех сил!

— Не хочу быть ни доброй женой, ни расторопной служанкой. Я буду сильным магом, как моя мама, — решительно оборвала нравоучение неблагодарная подопечная.

Госпожа Родерика раздраженно всплеснула пухлыми ручками.

— Сколько тебе можно говорить, что женщинам пути в маги нет! Да если б хоть у одной женщины была магия, это стало бы концом света!

— Почему? — Этель повернулась к наставнице, заинтересованно прищурившись. — С чего вы так решили?

— Потому что женщина никогда не сможет делать правильно то, что надлежит делать правильно! — туманно пояснила госпожа Родерика. — Она всегда будет думать не о том, и в результате у нее получится какая-нибудь катастрофа! Женщины — это не мужчины! Они не умеют логически мыслить!

Пренебрежительно фыркнув, Этель стремительно сбежала по крутым ступенькам лестницы, вошла в кухню и огляделась. В большом котле на плите булькал суп, распространяя аппетитный запах наваристого мясного бульона. Свежеиспеченный хлеб высился румяной горкой на столе, укрытый вышитым полотенцем. Пока она рассиживалась на занятиях господина Леонтаса, домовладелица успела приготовить еду в одиночестве, без ее помощи, и сейчас наверняка сердилась.

— Я устала, — недовольно подтвердила ее выводы госпожа Родерика, — пойду, передохну, а ты пока прибери здесь. Да и во дворе подмести не забудь.

Она вышла, а Этель подмигнула стоящей в углу метле.

— А ну, голубушка, давай поработай, да сильно не пыли, действуй аккуратно.

Метла дрогнула и принялась широкими взмахами подметать кухню. Одновременно с ней за дело принялась влажная салфетка, старательно сметая крошки со стола и пыль с полок шкафов. Через пару минут уборка была закончена.

Ухмыльнувшись, Этель передразнила наставницу:

— «Сколько можно говорить, что женщинам путь в маги заказан»! — и, подпрыгнув, зависла в воздухе, дробно постукивая каблуками друг об друга.

Пролетев по коридору, притормозила возле наружных дверей и вздохнула. Увы, но мести двор приходилось самой, потому что прохожие могли заметить странное поведение той же метлы, а Этель вовсе не желала, чтоб ее тайну кто-нибудь узнал. Когда она убегала из осажденного замка, мама велела ей никому свои умения не показывать.

— Ты должна вести себя как самая обыкновенная девочка! Учти, тебя ищут!

— Кто меня ищет? — Этель испуганно вертела головой по сторонам, боясь увидеть злодеев, шедших за ними по пятам.

— Нехорошие люди, — мама торопливо вела ее по тайному ходу. — Они убьют тебя, если найдут. Будь осторожна!

Она вывела дочь наружу, посадила в маленькую лодку, оттолкнула от берега. Помахав рукой, побежала обратно, на помощь мужу. И больше Этель их не видела. Но, остановившись на ночь возле небольшого городка, она услышала от сидевших неподалеку рыбаков, что замок пал из-за подлого предательства, папа с мамой убиты, а ее ищут.

Ей удалось скрыться с помощью маминого заклятья, и теперь нужно вырасти и выучиться, стать самым сильным в мире боевым магом и отомстить за родителей. И она это сделает, чего бы ей это ни стоило.

Взяв в руки метлу, принялась чинно подметать двор, морщась от поднимаемой пыли. Мимо несколько раз прошел сосед напротив, важный старик в дорогом костюме из тонкой шерсти, оценивающе поглядывая на нее. Этель очень хотелось показать ему язык, но она сдержалась. Он наверняка нажалуется госпоже Родерике, та будет расстроена ее легкомысленным поведением, а ей не хотелось ее огорчать. В конце концов, наставница не виновата, это воспитание у нее неправильное, как и у всех женщин в этой стране!

На обед все домочадцы собрались на кухне, вернее, возле обеденного стола. Взбодрившаяся после дневного сна госпожа Родерика с удовольствием оглядела чистую кухню и подумала, что с помощницей ей повезло. Все-таки у нее не те годы, чтоб прыгать по высоким шкафам, стирая пыль.

Она выставила на стол наваристый куриный суп, саму курицу пустила на второе, приготовив из нее рагу с овощами, главным образом тушеной капусты, и травяной чай. Все ели молча, только Этель принюхивалась к каждому блюду, брезгливо кривя точеный носик, и почти ничего не ела. Но к ее гримасам все давно привыкли, поэтому трапеза прошла довольно спокойно.

После еды все ушли, старшие передохнуть, ученики выполнять нелегкое задание, что дал им наставник, а Этель принялась за привычную уборку. Плотно закрыв дверь и наказав ей не открываться без ее разрешения, она махнула рукой тряпке и метле, разрешая приступить к работе. Котел нагрел воду над очагом, и грязные тарелки булькнулись в него, избавляясь от остатков пищи. Скоро кухня сияла приятной глазу чистотой.

Этель подошла к окну, распахнула его настежь и принюхалась. До ее взыскательного обоняния долетел аромат чего-то нежного, невероятно вкусного, находившегося довольно далеко. Воровато оглянувшись, она поймала еле заметную струйку запаха и потянула ее на себя. Она принюхалась и вздохнула — пахло дивным пирожным из воздушных слоев безе, шоколадного бисквита и сливочного крема.

Она горестно вздохнула. Такие подавали к столу в замке ее родителей. Эх, как же хорошо они жили, но она была мала и не понимала этого. Казалось, так будет всегда, ведь что могло произойти в их милом уютном мирке?

Закрыв это окно, Этель перешла к противоположному на другой стороне кухни, распахнула заскрипевшие створки. Здесь через обыденные запахи скромных соседских кушаний пробивался аромат уже не сластей, а чего-то основательного, приготовленного явно для мужчины с хорошим аппетитом. Понюхав запах, решила, что это окорок, но такой бы она есть не стала, слишком он уж острый, и плотно закрыла окно. В принципе, она бы еще съела чего-нибудь, но не из стряпни госпожи Родерики, уж очень она приелась, каждый день одно и то же.

Приплясывая, вышла в коридор. Пока здесь никого не было, разрешила порезвиться метле и направилась к себе.

Но не дошла — в гостиной раздался громкий крик:

— Этель! Поди сюда! — господин Леонтас на силу легких никогда не жаловался.

Поморщившись, девочка степенно, как взрослая, вошла в комнату, изобразила пародию на книксен и спросила:

— Звали, господин Леонтас?

Сидевшие на диване тетя с племянником переглянулись и одновременно начали:

— Тебе повезло… — и вместе замолчали. Потом госпожа Родерика кашлянула и продолжила уже одна: — К тебе посватался наш сосед, господин Шаппинс. Солидный, достойный человек, весьма состоятельный. Маг пятой ступени! — в голосе госпожи Родерики звенели восторг и зависть. — Он послал тебе свой родовой медальон. Конечно, пока ты слишком молода, чтоб стать его женой, и свадебный обряд вы сможете провести лишь через год. Но год — это вовсе недолго. За это время я научу тебя правильно вести немаленькое хозяйство господина Шаппинса.

Госпожа Родерика тяжело поднялась, и хотела было надеть золотой медальон на девочку. Но Этель сделала странный пасс рукой, и госпожа Родерика замерла, держа на весу медальон.

— И что, я теперь постоянно должна носить этот предмет? — с сомнением спросила Этель, разглядывая медальон. — Он мне не нравится.

— Кто не нравится? — сурово нахмурился господин Леонтас. — Медальон или сосед?

— Оба! — отрезала Этель. — Медальон, кстати, зачарован. Тот, кто его наденет, влюбится в этого наглого Шаппинса и не сможет без него жить. — И она посмотрела на свою хозяйку. — Вот не потому ли ваши жены так быстро умирают после смерти своих супругов, что носят подобные амулеты?

Господин Леонтас вскочил и, не беря в руки медальон, вперился в него пристальным взглядом, сощурив глаза.

— Не выдумывай, глупая девчонка! Нет тут ничего, я-то вижу всю магию! — он свирепо погрозил Этель увесистым кулаком.

На это она предложила достойный выход:

— Тогда отдайте обратно этому несостоявшемуся жениху его вещичку и скажите, что я за стариков замуж не выхожу!

— Он не старик! — господин Леонтас приосанился. — Он мой ровесник.

— Ага, значит, ему уже пятьдесят. Он всего-то старше меня на тридцать пять лет, — захихикала Этель. — Спасибо, мне такое счастье не нужно, пусть ищет ровесницу.

— Ты просто глупа! — господин Леонтас не на шутку разозлился. — Он же маг! А маги живут долго.

— Конечно, если их раньше не прихлопнут, — Этель не собиралась уступать.

— Девочка, — вкрадчиво вмешалась госпожа Родерика. — Ты не понимаешь. Дело в том, что ты станешь независимой и богатой. И никто на тебя уже не будет смотреть косо.

Этель расправила плечи, вздернула подбородок, и многозначительно заявила:

— Дорогая наставница! Я не могу выйти замуж за простолюдина. Придет время, и я приму в наследство то, что мне принадлежит. И старый муж, да еще такой, что подсовывает юным девицам зачарованные амулеты, чтоб они от него никуда не делись, мне не нужен. Кстати, на мой родине этот брак признан никогда не будет, это слишком низкий для меня мезальянс. Больше я вам ничего сказать не могу.

Господин Леонас вдруг почувствовал волну настоящей тревоги. Кого же это они приютили? Госпожа Родерика, не поверившая в этот детский лепет, сердито предупредила:

— Смотри, второго такого шанса тебе может и не выпасть.

— Конечно, — серьезно согласилась с ней воспитанница. — Потому что ничего подобного я больше не допущу! — И повторила, глядя в глаза господину Леонтасу: — Пойдите и верните эту штуку ее владельцу! А еще лучше повесьте ее на кого-нибудь. Вон собака у соседей злющая, пусть она в него влюбится. Пару раз укусит от пылкой страсти, может, этот ваш маг пятой ступени хоть немного поумнеет.

— Не выдумывай! — господин Леонтас рассердился не на шутку. — Это самый обычный медальон, ничего особого в нем нет.

— Тогда ни с кем ничего и не случится, — уверила его Этель. — Только будьте поосторожнее и не вздумайте его примерить сами, а то вас же и осудят, если вы вдруг воспылаете нелепой страстью к мужчине.

Она убежала, а племянник сердито укорил тетушку:

— Это благодаря вашему попустительству она такая бесцеремонная. Если бы вы, как и полагается, были с ней достаточно строги, мне не пришлось бы сейчас позориться.

— Это я-то с ней недостаточно строга? — поразилась госпожа Родерика. — Да я воспитываю ее с утра до ночи! А вот ты, дорогой племянник, поощряешь ее безрассудство! Вот для чего ты позволяешь ей сидеть на своих занятиях? Она только теряет время, которое могла бы провести с пользой, вышивая или учась готовить, то есть занимаясь тем, что может пригодиться ей в дальнейшем.

— Это я ее пускаю на свои занятия? Да она просто приходит и садится, будто так и должно быть! — оскорблено вскипел господин Леонтас.

— Но ведь ты бы мог оправить ее обратно! — не поняла его негодования тетя. — Что тебе мешает сказать ей, что на твоих занятиях бездарной девчонке делать нечего?

Господин Леонтас сначала покраснел, потом резко побледнел.

— Тетя, а вы-то сами можете ею руководить? То есть заставить ее делать то, что она делать не желает?

Госпожа Родерика озадаченно призадумалась, нервно потирая натруженные руки.

— Не знаю. Как-то мне с ее непослушанием сталкиваться не доводилось.

— Ну так вот что я вам скажу: она умеет управлять людьми! — серьезно заверил ее маг.

Хозяйка недоверчиво рассмеялась и махнула рукой в сторону племянника.

— Что ты выдумываешь! У нее нет никакой магии, это бы я почувствовала!

— А для управления людьми никакой магии и не надо. Если она дочь аристократов, то это у них в крови. Вы же замечали, как наш граф, с которым вы имели честь быть близко знакомой в молодые годы, умел приказывать? Ему ведь никто не мог противиться.

Покраснев от этого неприличного намека главным образом потому, что и в самом деле некоторое время после гибели своего супруга была любовницей графа Ярновского, госпожа Родерика медленно проговорила:

— Так она в самом деле аристократка по рождению? А я-то приняла ее слова за блеф.

— По ней ведь сразу видно, что она не простого рода, тетя! — господин Леонтас не на шутку разозлился. — Нельзя быть такой слепой, чтоб не замечать очевидного!

— Я вижу, что она хорошо воспитана, но это еще не говорит об аристократичности ее происхождения, мой дорогой, — кротко возразила она. — Этель может быть дочерью управляющего, библиотекаря, секретаря, камердинера, наконец, чтоб жить в замке и научиться у своих господ аристократическим манерам. То, что она умеет пользоваться столовыми приборами и делать реверансы, еще ни о чем не говорит. А ее рассказы о себе вполне могут быть плодом детского воображения. Не стоит принимать это всерьез. — И перевела разговор: — Но что ты будешь делать с медальоном? Его же нужно вернуть владельцу.

— Это-то меня и бесит! — откровенно признался господин Леонтас, сжимая и разжимая сухие пальцы. — Господин Шаппинс соизволил сделать нам необыкновенное одолжение, и получил такой пренеприятнейший исход. По сути, для него это позор. Он нам этого не простит. А если учесть, что как маг он гораздо сильнее меня, то нам стоит приготовиться к большим неприятностям.

Хозяйка приуныла.

— Может быть, нам стоит спрятать медальон и сказать ему, что Этель на седьмом небе от счастья?

— И что дальше? — раздраженно хмыкнул Леонтас. — Он же непременно захочет поговорить с этой бесцеремонной девчонкой, и как на это отреагирует она? Думаешь, не скажет ему в лицо, что он слишком стар для нее и чересчур низкого рода?

Госпожа Родерика долго смотрела на медальон, поворачивая его за цепочку и так, и этак.

— Как ты думаешь, могла Этель сказать правду? Про то, что медальон зачарован?

Господин Леонтас скривился.

— Вот еще! Нет здесь ничего! Уж это-то вы могли бы знать!

— Я тоже ничего не вижу, но порой мне кажется, что… — тут она нервно икнула и округлила глаза, вспомнив: — А ведь он недаром велел мне передать медальон Этель, не касаясь его! Это очень, очень подозрительно! Но, может быть…

— Что? Продолжайте! — нетерпеливо поторопил ее племянник.

— Давай повесим его на какое-нибудь животное, как сказала Этель? На одну минутку? — робко предложила она. — Просто чтоб проверить?

— Тетя, вы сошли с ума! — гордо провозгласил он. — Еще этого не хватало! Да любой маг сразу поймет, где побывала его вещь!

— Ну хорошо, тогда поди и верни медальон господину Шаппинсу, — устало велела госпожа Родерика. — Если уж ты ничего другого предложить не можешь.

— Я могу предложить, — зловеще произнес господин Леонтас. — Но вам это вряд ли понравится. — В ответ на вопросительный взгляд тети выпалил: — Ее можно принудить надеть медальон, для этого нужно лишь простейшее заклинание, правда, не совсем законное. И приказать не снимать.

Немного подумав, госпожа Родерика постановила:

— Это выход. Иди, найди ее и так и сделай.

Приободрившийся племянник с некоторой опаской взял у тети медальон. Хотя он и не видел никакой в нем опасности, но слова Этель произвели на него впечатление. Держа его за цепочку на вытянутой руке, как опасную змею, маг вышел из дома. Медальон притягательно поблескивал на солнце и отдавать его кому бы то ни было господину Леонтасу не хотелось. Но, пересиливая себя, он принялся искать вредную воспитанницу.

Нашел ее во дворе, где она усердно подметала дорожку между забором и сараем. Подойдя к ней поближе, он приказал:

— Этель, смотри на меня внимательно!

Она повернулась к нему, взглянула на медальон и мрачно усмехнулась, вмиг догадавшись, что за этим последует. Не теряя времени, господин Леонтас прочел формулу подчинения. Она замерла, но он не был уверен, что это действие его заклинания. С ней он никогда ни в чем не был уверен. Возможно, потому, что разглядеть ее лицо не было никакой возможности.

Подойдя к Этель поближе, он протянул руку, намереваясь надеть на нее медальон. И тут, распахнув калитку, во двор забежал лохматый соседский козел и лихо наподдал господину Леонтасу по заднему месту. Нелепо взмахнув руками, тот шлепнулся на живот, болезненно ударившись о твердую дорожку, а вырвавшийся на свободу медальон, кувыркнувшись в воздухе пару раз, плотно закрутился на длинном роге козла.

Победно взревев, тот со своим трофеем убежал на улицу, а господин Леонтас так и остался лежать, не зная, что ему делать — или быстренько отзывать заклинание подчинения, которое не давало Этель двигаться, или бежать за козлом, спасая медальон.

Этель молча ждала, когда господин Леонтас придет в себя настолько, что соизволит прочесть отмену заклинания. Оно на нее не действовало, но наблюдать за недалеким магом было весело. И козел, которому она велела прибежать, чтоб унести с собой зачарованный медальон, казался ей куда более сообразительным и ловким, чем лежавший на холодной земле смешной человечек.

Но вот господин Леонтас поднялся, прошептал формулу, освобождая ее, и побежал за козлом, опасаясь стать посмешищем для всей улицы, если ему придется за ним гоняться.

А козел никуда не убегал. Он стоял перед закрытыми воротами господина Шаппинса и призывно блеял низким урчащим голосом, призывая свою любовь. Золотой медальон на его роге на ярком солнце горел огнем. Господин Леонтас медленно, не делая резких движений, приблизился к вредному животному, протянул руку, чтоб снять медальон, но тут козел развернулся и, защищаясь, яростно боднул наглого грабителя длинными рогами.

Господина Леонтаса спасло чудо — как раз в этот момент он повернулся боком, и острые рога козла лишь вспороли его кафтан, не задев тело. Маг скороговоркой прошептал формулу подчинения, но козел, завидевший открывающуюся дверь в дом, с ходу перемахнул через довольно высокую ограду и кинулся к господину Шаппинсу.

Оторопев, тот вскинул руку, желая остановить явно взбесившееся животное, но не успел. Козел ласково боднул его лбом, отчего мужчина покачнулся, чуть было не упав, и тяжело уселся на ступеньки крыльца. Влюбленный козел восторженно заблеял и принялся пылко вылизывать ему лицо.

Высокочтимый маг пятой ступени нервно подскочил и позорно сбежал, надеясь ускользнуть от столь явно выказываемой к нему приязни. Но козел не собирался упускать объект своего благоволения. Они помчались по улице, причем очарованный козел страстно ревел, призывая любимого опомниться и прийти в его объятия.

Господин Леонтас проводил соседа задумчивым взглядом. Его озарило: Этель говорила правду! Медальон и в самом деле зачарован! Но вот каким образом? Никакой магии в нем не ощущалось. Зачаровывание вещей с целью подчинения себе других людей каралось очень строго, и Леонтас шустро, позабыв о порванном кафтане, двинулся в сторону здания Совета магов. Размышляя о странном медальоне, шел все быстрее и быстрее, и под конец уже бежал, потряхивая кругленьким животиком.

Подробно доложил дежурному магу-хранителю, чему был очевидцем, и с чувством выполненного долга отправился домой.

Едва он вошел, ему навстречу кинулась госпожа Родерика.

— Леонтас, похоже, Этель говорила правду! — она задыхалась от нетерпения. — Недавно через портал появились боевые маги, посмотрели на блеющего серенады козла, на прячущегося от него господина Шаппинса, сняли с козлиных рогов невесть как туда попавший медальон и увели и козла, и Шаппинса через портал! Ты можешь себе представить что-либо подобное?

Господин Леонтас хотел было гордо сообщить тетушке, что в пленении соседа главная роль принадлежит ему, но вовремя спохватился. Тетя молчать не станет, и скоро весь город будет знать о его доносительстве. К таким вещам народ относился по-разному. Кто-то считал, что искоренять порок обязанность каждого, но были и такие, которые называли тех, кто закладывал в Совет магов или королевскую канцелярию себе подобных, подлыми крысами.

Если медальон в самом деле зачарован, то господин Шаппинс будет осужден, лишен магии путем ее выжигания и отправлен в рудники, а все его имущество отойдет короне. Кроме избавления от угрожавшей ему мести со стороны более сильного мага, господин Леонтас, как верноподданный короля, получит еще и достойное вознаграждение, которым ни с кем не станет делиться.

Положенное за донос вознаграждение особенно грело его сердце. Если все получится, как задумано, он сможет несколько лет не брать учеников и жить исключительно для себя, в свое удовольствие. Возможно, даже купит собственный дом и женится на хорошенькой молодой девице.

От заманчивых перспектив, выстроившихся перед ним радужным воздушным замком, он в предвкушении облизнулся.

— Как это удачно! — продолжила упиваться благостными рассуждениями госпожа Родерика. — Теперь никто не станет мстить нам за то, что эта глупая девчонка не согласилась стать невестой богатого соседа.

— Не такая уж она и глупая, — остановил ее излияния племянник, — раз не стала надевать этот медальон. Я вот периодически задумываюсь, может, какая-то магия у нее все-таки есть?

— На ней всего лишь защищающее заклинание. Правда, она уверяет, что его создала ее мать, но в это я не верю. Откуда у женщины магия?

— А вдруг в той стране, откуда родом Этель, магия у женщин бывает? Не у всех, а у избранных? — осторожно предположил господин Леонтас.

Госпожа Родерика сердито замахала руками.

— И где ты видишь у Этель магию? Она что, хоть одно упражнение, которое ты задаешь своим ученикам, смогла выполнить?

Господин Леонтас озадаченно почесал висок и предположил что-то уж вовсе несусветное:

— Нет, как ни пыталась. Но вдруг она скрывает свою одаренность?

— Зачем? — тетушка посмотрела на племянника, как на недоумка. Впрочем, она его таким и полагала. — Зачем ей прятать дар, если б он у нее был, во что не верит ни один здравомыслящий человек?

Но он не отступался от своей мысли:

— Если она скрывается от погони, то в ее скрытности есть смысл. Весть о женщине, обладающей хоть самой малой долей магии, стала бы широко известна не только в нашей стране, но во всех соседних.

— Скрывается? — госпожа Родерика припомнила историю спасения Этель. — Но она была слишком мала, когда сбежала из Флориндии, причем, если ей верить, совершенно одна. Кому могла понадобиться такая крошка?

Господин Леонтас опасливо оглянулся и понизил голос:

— Если она наследница большого состояния или высокого титула, как заявила нам недавно, то в ее смерти заинтересован тот, кто их себе присвоил. Ведь не зря же были убиты ее родители?

— У тебя не в меру разыгралось воображение, Леонтас, — сухо заметила госпожа Родерика. — Если ли б она была из богатой семьи, то у нее при себе непременно были бы драгоценности, хотя бы фамильное кольцо. И обязательная метка на теле, как у всех детей из знатных семей. У нее ничего нет. Она из приличной семьи, в это я верю, но что она аристократка — ни за что! Ни один аристократ не отпустил бы своего ребенка в одиночку плыть по реке, спасаясь от врагов. С ней непременно был бы кто-то еще. Няня, служанка, охрана, да мало ли кто!

Господин Леонтас был вынужден согласиться с логичными доводами тети.

На следующее утро к ним пожаловали королевские маги, сразу двое. Один из них был тот самый, что привел к ним Этель и платил за ее проживание. Пока его соратник расспрашивал господина Леонтаса, выясняя, как тот узнал о заклятом медальоне, Дэниор попросил о встрече со своей в некотором роде подопечной. Госпожа Родерика нехотя позвала девочку.

Та прибежала в старом потрепанном платье, с метлой в руке. Дэниор сердито нахмурился.

— Раз уж я поневоле стал опекуном этого ребенка, то считаю возможным и контролировать ее жизнь. Я что, мало плачу вам за обеспечение ее всем необходимым? Почему она так плохо одета и почему у нее в руках метла? — и обратился к Этель: — Что ты здесь делаешь, дитя?

Она недоуменно посмотрела на покрасневшую от стыда госпожу Родерику и честно ответила:

— Убираю, готовлю, стираю, подметаю. Еще сижу на занятиях, которые проводит хозяин для своих учеников. Это интересно.

Дэниор вперился в хозяйку мрачным взглядом.

— И как это понимать, госпожа Родерика?

— Я учу ее всему, что ей может пригодиться в жизни! — принялась оправдываться та.

— То есть вы из нее служанку готовите, не так ли? — маг почувствовал, как по пальцам начал струиться опасный огонек, и глубоко вздохнул, старясь успокоиться. Ничего хорошего, если он вспылит, не выйдет.

— Любая женщина должна уметь убирать, стирать и готовить! — госпожа Родерика не знала, как выкрутиться из конфузного положения.

За прошедшие годы маг впервые пришел посмотреть, как живет та, за содержание которой он платил немалые деньги, и к его визиту была совершенно не готова. Надо было велеть Этель надеть что-то более приличное, а не переделанный из ее старого платья сарафан, тем более что достойные наряды у нее были, но кто же предполагал этот пренеприятнейшей визит?

— Мне не нравится, что вы обращаетесь с девочкой, как с собственной прислугой, — хмуро посетовал Дэниор. — Я привлеку к расследованию дам из королевского опекунского совета.

Госпожа Родерика задохнулась от ужаса. Королевского опекунского совета? Да если б она знала, что этот просто одетый юноша вхож во дворец, то вообще бы эту девчонку не взяла! Но, посмотрев на воспитанницу, поняла, что все равно отказать бы не смогла. Ведь это ее милая девочка, которую она любит, несмотря на всю ее непослушливость.

К ее ужасу и негодованию, в разговор вмешалась непосредственно Этель:

— Госпожа Родерика приютила меня из милости, потому что родителей у меня нет, и платят за меня сущую мелочь, — простодушно призналась она. — Я ей очень благодарна за ее безграничную доброту.

— Вот как? — зловеще уточнил Дэниор. — Из милости? Платят сущую мелочь? Извините, но мое терпение лопнуло!

Он отвернулся и что-то проговорил в висевший на его груди амулет. Через пару минут в комнате тускло обозначился голубоватый овал в рост человека. Хозяйка ахнула — это открыли прямой портал! Насколько она знала, в их королевстве подобное доступно лишь избранным. Неужели этот молодой мужчина такой сильный маг? Или портал открыл кто-то другой?

Через открывшееся пространственное окно в помещение плавно зашли три важные, хорошо одетые дамы. Одна из них госпоже Родерике была знакома — это была глава Королевского опекунского совета маркиза Оверетти.

Хозяйке стало совсем плохо — маркиза славилась своей дотошностью и страстью к справедливости.

— Это ты малышка нашего Дэниора? — склонилась важная дама к Этель.

Та сделала изящный придворный реверанс.

— Ты знаешь, как нужно вести себя при дворе? — маркиза изумилась. — И кто же тебя учил?

— Моя мама, — печально ответила Этель.

— А кто твоя мама? — маркиза чуть принахмурилась. Ее обеспокоило совершенно незапоминающееся лицо девочки.

— Она умерла вместе с папой. Кем они были, я не помню, — Этель отвернулась, не желая, чтоб ее рассматривали.

— Вот как? — теперь уже заинтересовалась и вторая дама, более молодая и весьма кокетливая. — Ты знал об этом, Дэниор?

Отчего-то Этель не понравился фривольный тон, каким это было сказано. Она повнимательнее посмотрела на даму. Она была старше ее опекуна, но еще очень хороша, и знала об этом. Улыбаясь настолько мило, что только слепой бы не заметил ее расположения, она игриво склонила головку на плечо и ждала ответа, глядя на Дэниора в упор.

— Да, я это знал, — равнодушно ответил он, не выказывая к прелестнице никакого интереса.

Это ее задело, и она надула розовые губки, всем своим видом выражая глубокую обиду.

Маркиза не сочла нужным поощрять низкий флирт в своем присутствии, и резко перешла к делу:

— Итак, насколько я понимаю, имеет место злоупотребление доверием? Сколько вы получали за ребенка, госпожа?

— Два золотых в месяц, — госпожа Родерика еле выговорила эти слова задеревеневшими губами.

— И при этом вы так одевали бедную девочку? — третья дама, украшенная сложной прической с миленькой розочкой над ухом, взвизгнула, услышав такую сумму. — Да на эти деньги детский приют содержать можно! А вы куда деньги-то девали? На себя тратили?

— Никуда я их не девала, — бедная госпожа Родерика вконец расстроилась и растерялась. — Я их на приданое Этель копила. Девочка неприглядная, кто ж ее без приданого-то возьмет? — она с сочувствием глянула на воспитанницу.

Дамы затихли и внимательнее вгляделись в тихо стоящую рядом Этель.

— Ну, смотреть в самом деле особо не на что, — нехотя признала маркиза, — но, тем не менее, если ее приодеть…

— Не надо меня приодевать, — бесцеремонно вмешалась в разговор девчонка. — Мне и так хорошо.

— Ты не права, милая, — важно осадила ее дама, кокетничавшая с Дэниором. — По одежде сразу понятно, кто перед тобой.

— Да? — Этель чуть заметно скривила губы. — Вот наш сосед господин Шаппинс всегда выглядел очень представительно и авантажно, не придерешься, а оказался самым что ни на есть прощелыгой.

Развеселившийся Дэниор быстро ввел дам в курс дела с влюбленным козлом. Но те не рассмеялись, как он ожидал, а испуганно переглянулись.

— Это что же получается, что любую женщину можно так просто околдовать? Но ведь это строжайше запрещено! Куда смотрит наш Совет магов?

— А в зачарованном медальоне магии не ощущалось совершенно, — уже хмуро признал Дэниор. — Потому и выглядел как самая обычная родовая безделушка.

— А как же тогда узнали, что он зачарован? — маркиза уже нервно осматривала свои драгоценности, гадая, не зачарованы ли и они. Что-то в последнее время ее сильно тянуло к одному из кавалеров королевского двора, на которого она прежде и внимания-то не обращала.

— А это Этель сказала, — госпожа Родерика была искренне рада, что разговор перешел с нее на медальон и его бывшего владельца. — Мы вначале ей не поверили, но оно и впрямь так оказалось.

— Ты? — маркиза изучающе посмотрела на девочку в перешитом из старья платье. — Но как? Я не чувствую в тебе никакой магии.

— Не знаю, — Этель равнодушно пожала плечами. — А какая разница?

— Видимо, у тебя очень хорошо развита интуиция, раз ты инстинктивно чувствуешь опасность, — пришла к вполне рациональному выводу маркиза, — это очень полезное умение и дано не всем. Это тоже своего рода магия. — И внезапно предложила: — Хочешь жить у меня?

Этель скептически на нее глянула.

— И что я должна буду у вас делать?

— Ничего, — удивилась маркиза. — Просто жить.

— Вышивать?

— Ты любишь вышивать? — поморщилась та.

— Терпеть не могу! — горячо призналась Этель. — Это просто гадость!

— Я тоже не люблю всякие дурацкие рукоделия! — не стала скрывать маркиза.

Слушавшая эти слова госпожа Родерика не поверила своим ушам. Как такое может говорить одна из главных придворных дам? Ведь умение красиво вышивать — одно из неоспоримых достоинств леди! Но возразить не решилась.

— Это хорошо, — Этель довольно хлопнула в ладоши. — А то я боялась, что вы станете доставать меня этим тупым вышиванием, как госпожа Родерика.

— Вышивание не может быть тупым, как ты можешь так говорить? — ее наставница, забыв о присутствии здесь важных дам, возмутилась и принялась говорить тем самым нравоучительно-занудным тоном, что говорила всегда. — Вышивание — это искусство!

— Правильно, — неожиданно поддержала ее маркиза. — Вот поэтому я и предоставляю право заниматься этим искусством профессионалам. Есть же у нас в стране вышивальщицы, которые за это деньги получают, вот пусть они этим и занимаются, не будем отнимать у них хлеб. — И обратилась к магу: — Слушай, Дэниор, так ты не против, если твоя подопечная будет жить у меня?

— С чего это я вдруг буду против? — удивился тот. — Тогда она станет вашей подопечной, а не моей. Мне станет легче жить, и только.

Этель прикрыла глаза и прислушалась. От мага исходила волна откровенного облегчения. Почему-то это ее обидело, хотя с чего бы? Ведь за все прошедшие годы она видела его всего-то дважды: когда он привел ее сюда, и сегодня. Больше он ею не интересовался. Да и сегодня оказался здесь случайно. Если б не разбирательство с зачарованным медальоном, он бы здесь еще долго не показывался.

— Тогда решено! — постановила маркиза. — Этель едет со мной. — И пообещала девочке: — Тебе не придется ни вышивать, ни пол мести, ни готовить.

— Стоп, стоп, — холодновато прервала это благостное перечисление Этель, — а заниматься магией я смогу? Кто меня будет учить? Здесь меня учит господин Леонтас, а кто будет у вас?

Маркиза чуть заметно поморщилась, но, как умная женщина, столько лет проведшая среди интриг королевского двора и не раз закручивающая их сама, с апломбом пообещала:

— Я договорюсь о занятиях с главным королевским магом. Устроит тебя такой расклад?

Этель четко видела, что маркиза и не думает выполнять свое обещание. Но это было несущественным. Маркиза еще не знала, что ей придется это сделать.

— Хорошо, я согласна! — объявила девочка. — Но с условием: я смогу приходить сюда, к своей любимой госпоже Родерике так часто, как захочу.

Услышав эту фразу, хозяйка расчувствовалась и принялась вытирать повлажневшие глаза уголком фартука. Несколько опешившая маркиза пообещала и это, и все они отправились во дворец, перейдя по открытому для них Дэниором порталу.

Оставшись одна, госпожа Родерика уже не сдерживала льющихся по щекам слез. Ее племянник, бледный от устроенного ему магом неприятного допроса, спустившись вниз, застал ее совершенно разбитой. Пожаловавшись ему на жестокость дам из королевского опекунского совета, так бесчеловечно разлучившую ее с Этель, она не ожидала услышать в ответ:

— Радуйтесь, что вовремя от нее избавились, милая тетушка. А если вам тяжело управляться одной в доме, то наймите помощницу и избавьте меня от вида ваших горьких страданий. И да — теперь, когда я получу от короны приличную сумму за помощь в поимке важного государственного преступника, я, как вы и хотели, от вас съеду, и столько работать, как теперь, вам не придется.

Отчего-то эта радостная весть так огорчила госпожу Родерику, что она безнадежно разрыдалась.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Этель стояла перед высоким зеркалом в два ее роста, разглядывая свое отражение и скептически морща нос. Отражение делало то же самое, точно также не одобряя собственный вид. Хотя что ему не нравилось? Стройная фигурка в шелковом платье с дорогими изящными кружевами, золотые, подобранные в сложную прическу волосы, серо-голубые глаза на чуть удлиненном красивом лице — картинка была просто загляденье.

Но Этель гораздо больше нравилась себе в просторном старом сарафане, что носила у госпожи Родерики, просто потому, что в нем удобно и можно было бегать, не боясь запутаться в пышном подоле. А вот в этом роскошном платье с настолько тесным лифом, что трудно дышать, она чувствовала себя беспомощной фарфоровой куклой. А куклу, как известно, легко сломать.

Дверь в комнату внезапно отворилась, и ясно видимое в зеркале красивое лицо тут же превратилось в нечитаемое пятно. «Кого это черт принес? — непочтительно мелькнуло в голове девушки. — Только бы не маркиза, сколько с ней можно болтать?».

Но это оказалась камеристка, приставленная к Этель. Кристи была деловита и услужлива, но свято верила, что знает куда больше, чем ее временная госпожа, поэтому и вела себя с ней весьма и весьма бесцеремонно. В то, что Этель знатного рода, она не верила совершенно — у аристократов таких невзрачных детей в принципе быть не может.

— Вы готовы? — спросила она куда более требовательно, чем полагалось говорить прислуге со своими господами. — Вас ждет маркиза.

— Подождет, — отмахнулась бесстыдная, по мнению горничной девица. — Ей все равно нечего делать.

— Как вы можете так говорить? — задохнулась от возмущения Кристи. — Да ведь маркиза вас из грязи вытащила! Без нее вы бы непременно стали жалкой помойной нищенкой!

— Что? — Этель повернулась к ней всем телом, посмотрела в глаза и очень тихо, так, что горничная едва расслышала, приказала: — А ну-ка, повтори!

И той внезапно стало страшно. Так страшно, что мелкой дрожью задрожали руки и побелел нос.

— Извините! — заикаясь, прошепелявила она, не в состоянии выговорить согласные звуки. — Я не хотела, я не права…

— Ладно, иди! — отвернулась Этель, прерывая зрительный контакт. — Но запомни: еще раз подобную наглость я тебе не спущу!

Кристи пулей вылетела за дверь и прислонилась спиной к стене, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Колени не держали, и она с трудом стояла, боясь сделать хоть шаг. Так пугаться ей еще в жизни не доводилось. Что это было? Как эта невзрачная девчонка смогла запугать ее, почтенную, много повидавшую в жизни особу?

Камеристка этого не понимала, но предусмотрительно решила больше так не рисковать. Кто знает, что сможет сделать Этель, назови она ее еще раз неподобающим образом? Что та может управлять людьми, чего обычные девицы делать не умеют, было продемонстрировано сейчас весьма наглядно.

Оставшись одна, Этель глянула в зеркало. Ее отражение по-прежнему оставалось невзрачным и блеклым, хотя в комнате кроме нее никого больше не было. Она призадумалась, подозрительно осматривая обстановку. Похоже, на нее смотрит какой-то чужак. Но кто и откуда? Она огляделась повнимательнее, никого не заметила, но ощущение чужого взгляда лишь усилилось.

Здесь есть тайное окно? Получается, кто-то может подглядывать, даже тогда, когда она переодевается?

Это ее ужасно возмутило. С трудом сдержавшись, чтоб не приказать соглядатаю появиться перед ней, обвела взглядом кажущиеся непроницаемыми стены. Угрозы от них она не почувствовала. Но вот большая картина с белыми и красными розами, висевшая над туалетным столиком, ее насторожила.

Итак, это где-то здесь. Выдавать себя она не будет, но место, откуда ее разглядывают, как птичку в клетке, непременно найдет. Ох, и устроит же она хорошенькую пакость любителям подсматривать за девчонками, кажущимися безобидными и безответными! Надолго запомнят!

Вышла в коридор, мстительно размышляя, чтоб такое на редкость мерзкое устроить соглядатаям. Решив, что самым забавным будет вымазать нишу для подсматривания березовым дегтем, который не смоется по меньшей мере неделю и будет мерзко вонять, отравляя жизнь и самим негодникам, и всем тем, кто с ними рядом, довольно захихикала:

— Ну, паршивцы, берегитесь!

То, что это мужчины, скорее даже неженатые парни, не сомневалась. Ее ментальные возможности позволяли узнать, кто это, и без дегтя, но ходить по дворцу, заглядывая во все мужские головы, — а придворных здесь обитало несколько сотен, — было ужасно муторно и скучно. Тем более что ничего доброго в их мыслях ей встречать не доводилось.

Вспомнив о приглашении маркизы, направилась к своей покровительнице выяснить, для чего та ее звала. Маркиза сидела в своем будуаре и беседовала с королевским магом. В своем всегдашнем темно-фиолетовом наряде, с седыми висками и молодым лицом, тот выглядел весьма импозантно.

Этель чуть не запрыгала от восторга. Наконец-то во дворце появился этот обещанный ей месяц назад наставник! После переезда Этель напомнила маркизе об ее обещании, но королевский маг уезжал на границу с Горнией инспектировать гарнизоны и от обучения непонятной девицы отказался. И вот он здесь!

Сделав быстрый реверанс, девушка поздоровалась и с надеждой уставилась на мага.

Господин Платин поежился. Он никак не мог понять, что не так с этой девицей. Никакой магии у нее не ощущалось, но интуиция, не раз выручавшая его в смертельно опасные минуты, просто вопила «осторожно!».

— Вы будете давать этой сверхнастойчивой особе уроки магии? — кокетливо спросила маркиза, обмахиваясь веером, хотя в комнате было вовсе не жарко.

Маг намеревался ответить, что не видит в этом никакого смысла, но неожиданно для самого себя ответил:

— С удовольствием, — и подозрительно уставился на расцветшую от его слов Этель.

Та благодарно поклонилась.

«Что со мной?» — Платин не чувствовал никакого внешнего воздействия, но все-таки насторожился. — «Это не нормально, ведь я не хотел говорить ничего подобного».

Маркиза посмотрела на часы и нехотя поднялась.

— Мне пора к ее величеству, она велела мне зайти к ней ровно в три. Не скучайте без меня, милый! — и она легонько постучала мага сложенным веером по подбородку.

Она ушла, а Платин, нервно поморщившись от вульгарной фамильярности столь откровенно набивавшейся ему в любовницы маркизы, спросил у Этель:

— Для чего тебе уроки магии, если у тебя ее нет, и никогда не будет? Я не приветствую пустое любопытство.

Этель обидчиво оттопырила губу.

— Почему вы считаете, что у меня ее нет? Может быть, она просто не такая, к какой вы привыкли?

— А что, бывает еще какая-то другая магия? — язвительно уточнил маг, желая осадить дурно воспитанную девицу.

Он понимал, что перед ним, по сути, еще ребенок, но считал, что дети в любом случае должны уважать старших, выполняя их указания, не спорить и не настаивать на очевидных глупостях.

Этель внимательно посмотрела на мага. Похоже, зря она ушла от госпожи Родерики. То, что та держала ее в черном теле, было сущей ерундой. Зато там ее хоть чему-то учил господин Леонтас. Точнее, учил-то он не ее, но ей хватало и того, что он рассказывал своим ученикам.

Может быть, попытаться повлиять на стоящего перед ней мужчину? Но он сильный маг и сразу поймет, что на него воздействуют. Вон как насторожился, когда она заставила его согласиться ее обучать, а ведь она действовала очень осторожно! Решила не рисковать и лишь занудно протянула:

— Но вы же обещали! Значит, вы меня обманули? — и уставилась на него в ожидании ответа.

Господин Платин попенял себе на непредусмотрительность. Похоже, он сам загнал себя в угол. Если он откажет этой настырной девчонке, то весь королевский двор, да и не только двор, но и правители сопредельных стран будут знать, что он не держит данное им слово, а это позор. Но как и чему учить особу без магических способностей, ведь тратить впустую драгоценное время на редкость глупо?

И тут ему в голову пришла гениальная в своей простоте мысль — он возьмет еще учеников, только и всего. А она пусть сидит рядом и тупо хлопает своими глазенками.

— Хорошо, ты будешь присутствовать на моих уроках, раз тобой овладела такая блажь. Но с условием — ты никому ничего не будешь рассказывать о том, что на них услышишь!

Этель восторженно заплясала на месте. Вот она и сделала первый, пусть маленький, шаг к исполнению своей мечты.

Маг ушел в крайнюю восточную башню, которую занимал по праву своего положения при королевском дворе, а Этель направилась к конюшням за вонючим наказанием для охальников. Она знала, что копыта лошадям смазывают дегтем, чтоб вылечить или предупредить болезни, а деготь — это как раз то, что ей нужно.

Подойдя к одному из младших конюхов, попросила баночку дегтя. Тот подозрительно посмотрел на нее и спросил:

— А для чего вам деготь, госпожа?

Девушка не собиралась докладывать ему, что она собирается делать с этим дурнопахнувшим и плохо смываемым веществом, поэтому просто приказала:

— Дайте мне маленькую баночку дегтя!

Парень сам не понял, почему ответил:

— У меня только готовая мазь для смазки копыт, там кроме дегтя рыбий жир и навоз. Дать?

Этель радостно кивнула.

— Конечно! Это даже лучше!

Конюх рассеянно похлопал себя по карманам, будто они у него были полны лошадиной мази, потом сходил в сараюшку, где хранили вещи, потребные для ухода за лошадьми и принес отнюдь не маленькую банку с черной пахучей гадостью.

Осторожно, чтоб не испачкаться, Этель взяла грязную банку одной рукой. Пошла к дворцу, морщась от амбре, исходящего от банки, и думая, как же ей проскользнуть мимо стражи без лишних вопросов, которые непременно возникнут, когда она пойдет мимо. Воздействовать на них без крайней нужды не стоило, у всех стражников имелись амулеты противодействия. Пробить их защиту довольно просто, но вот как потом оправдываться, ведь выяснить, кто это сделал, для сильного мага труда не составит. Нет, так глупо рисковать она не будет.

На ее удачу мимо проходила одна из служанок маркизы и Этель, сунув ей в руки банку, приказала принести в свою комнату. Бедняжка несколько оторопела, но, не возражая, поспешила выполнить приказ, направившись к двери для прислуги.

Раздумывая, где же может начинаться тайный ход, ведущий к секретному окошку в ее комнате, Этель решила вернуться к себе, чтоб определиться с началом поисков.

Войдя в свою комнату, брезгливо поморщилась. У нее на столе уже стояла принесенная шустрой служанкой банка с дегтем, изрядно отравившем воздух в комнате. Найдя плотный лист бумаги, девушка тщательно закупорила банку и настежь распахнула окно. Дышать стало немного легче.

Зловеще прищурившись, Этель промерила шагами расстояние между стеной и дверью, получилось ровно двадцать шагов. Выйдя из своей комнаты, направилась в соседнюю, туда, где жила одна из наперсниц маркизы, леди Аннет. Постучав и не дождавшись ответа, просто заглянула внутрь. В комнате никого не оказалось, но Этель это не смутило. Она так же, как и у себя, внимательно просмотрела ту стену, из которой на нее пялились чужие глаза.

Там, где у нее висела подозрительная картина, здесь стояли массивные шкафы, перегораживая возможное окошко. Интересно, шкафы здесь поставлены случайно или же леди Аннет знала о соглядатаях? Решив при случае это выяснить, Этель продолжила вычисления. Насчитав двадцать пять шагов, вышла в коридор. По нему то и дело пробегали служанки, с недоумением на нее поглядывающие, но она упорно занималась своим делом.

Прошла двадцать пять шагов по коридору, сделала отметку. Потом так же отмерила двадцать шагов от своей двери. Между отметками оставалось еще целых шесть шагов. Не сказать, чтоб много, но и не мало. Итак, за стеной однозначно имелся тайный ход. Осталось разузнать, где он начинается и куда ведет. Ведь не для того же он был построен, чтоб подсматривать за девицами? Следовательно, цели были более разумные, наверняка для побега из осажденного неприятелями дворца.

Проще всего было начинать проверку с первого этажа. Но там было полно разного рода кладовых, по которым то и дело сновали люди, и ее появление могло вызвать ненужное подозрение. Проверить этаж лучше всего ночью, когда слуги, да и все прочие, удалятся на отдых, а сейчас только-только начинался вечер.

До ночи времени было еще много, и Этель, дабы не скучать, отправилась к своей благодетельнице, тем более что та отчаянно не любила оставаться в одиночестве.

Маркиза в это время уныло сидела в своем будуаре, убито шмыгая носом, безостановочно прикладывала к глазам уже влажный от слез кружевной платочек и отчаянно переживала. Ее величество королева Октивия, вызвавшая маркизу к себе, внезапно сделала ей нелицеприятный выговор, с чего-то решив, что та стала неподобающе относиться к ее дочери, принцессе Валери.

Если честно, маркиза в самом деле считала юную девицу образцом изнеженности и дурного вкуса. Но она никогда и никому об этом не то что не говорила, но даже не намекала! Наверняка какой-то недоброжелатель наговаривает на нее Октивии.

Кто же столь бессовестно порочит ее перед королевой? В принципе, все фрейлины могли это делать, но вряд ли бы стали, ведь почти все в той или иной мере обязаны маркизе. Пост главы королевского опекунского совета, занимаемый ею вот уже без малого десять лет, отнимал много времени, но и приносил немало преференций. Ведь рано или поздно у дам появлялись к ней самые разные просьбы, которые маркиза и выполняла по мере своих скромных возможностей.

Значит, наушничает кто-то из тех, кто поступил на службу недавно и теперь всеми силами выслуживается перед королевой, стараясь занять местечко потеплее, используя для этого самые неблаговидные способы.

Маркиза прикидывала, как бы это выяснить, не прибегая к помощи служанок, ведь подобная связь всегда работает в обе стороны, когда в будуар, пританцовывая, впорхнула ее невзрачная протеже.

От нее мерзко пахло какой-то редкостной дрянью, и маркиза принялась отмахиваться, как от комара.

— Что за амбре, душенька! — взмолилась она. — Невозможно дышать!

В ответ та схватила стоявший на туалетном столике флакон дорогих карданийских духов и щедро ими полилась.

— Теперь полегче? — с надеждой спросила она у покровительницы.

Та обреченно махнула рукой.

— Сойдет. У меня к тебе огромная просьба: нужно узнать, кто распространяет обо мне отвратительные сплетни, но сделать это нужно как можно незаметнее. Если б меня порочили только среди придворных, я бы стерпела, в моей жизни еще и не такое бывало, но этот кто-то, или, вернее, та, наушничает обо мне королеве, причем нагло врет! Вот это-то самое мерзкое!

— И что? Вы боитесь, что королева на вас рассердится? — решила допытаться до истины Этель. Она не могла разобраться в хитросплетениях запутанных мыслей маркизы.

— Рассердится? — дама мрачно рассмеялась. — Если бы! Опала — вот что мне грозит. Королева ясно мне на это сейчас намекнула.

— Это так страшно? — с наивным любопытством спросила Этель. — Я не знаю, что это такое.

— Меня сошлют в мой родовой замок и запретят появляться при дворе! — патетически воскликнула маркиза с мученической гримасой. — Этого я не заслуживаю.

Этель не поняла, что в этом такого уж страшного.

— У вас плохой замок? — она представила себе жалкую развалюху, в которой невозможно жить.

Ее вопрос возмутил маркизу.

— Что ты! У меня прекрасный замок. Он ничуть не хуже Аверисманса, замка герцогов Аверис. Кстати, — невольно отвлеклась она от собственных передряг, — ты знаешь, что наш королевский маг, твой наставник, супруг герцогини?

— Да? А почему тогда он не герцог?

— Потому что он женат без титула. Герцогиня не захотела давать простолюдину титул, а Платин его у короля и не просил. Действующий герцог — его сын. Правда, говорят, что у него вовсе нет магии, что очень странно. Ведь господин Платин маг аж восьмой ступени! Правда, ходят глухие слухи, что нынешний герцог вовсе не его сын, но в это я не верю, поскольку узнать, так это или нет, довольно просто, особенно если ты сильный маг.

Этель приостановила болтовню маркизы, возвращая ее к насущному:

— Вы сказали, что кто-то клепает на вас королеве.

Маркиза брезгливо скривилась.

— Выбирай выражения, дорогая, ты же в королевском дворце! Утонченность и бонтон — вот твои путеводные звезды! Соответствуй!

Этель, которая нарочно употребляла простонародные словечки, чтоб шокировать свою покровительницу, мысленно засмеялась, уж очень комично выглядела возмущенная маркиза.

— Хорошо, не буду, — мило согласилась, и тут же разбила все надежды маркизы, небрежно добавив: — Тогда я пойду, прошвырнусь по дворцу, а вы меня не теряйте, лады?

— Иди! — сердито разрешила ей чопорная дама. — И не позорь меня своими нелепыми выкрутасами! Никогда не поверю, что ты не умеешь говорить правильно!

Несколько удивленная проницательностью обычно легкомысленной патронессы, Этель умчалась, решив для начала разобраться со своими делами, а уж потом заняться поручением маркизы.

Но получилось наоборот. Едва она спустилась этажом ниже, как наткнулась в коридоре на довольно милую с виду незнакомую девицу в темно-зеленом платье из плотной тафты, презрительно на нее посмотревшую. Брезгливо сморщив нос, та с высокомерным выражением лица продефилировала мимо, а Этель, заинтересовавшись, пошла следом, без труда разбирая мысли презирающей ее особы:

«Скоро королева выгонит из дворца эту противную маркизу Оверетти вместе с ее простонародной подопечной. А я стану любимицей королевы и получу достойный своего положения титул!»

Фыркнув, Этель чуть напряглась, и в спину злокозненной особы полетело заклинание чистой правды. Вообще-то оно было тайным и энергоемким, употреблялось только на допросах, к тому же использовать его могли лишь маги не ниже шестой ступени, у остальных просто не хватало на него сил. А узнала Этель заклинание из привезенного с собой закрытого гримуара, созданного родителями специально для нее.

Решив, что поручение маркизы ею выполнено с лихвой, ведь у этой противной особы наверняка начнутся большие неприятности, Этель танцующей походкой отправилась на поиски входа в тайник. Прошла по всему первому этажу, но ничего подозрительного не заметила. Навстречу шли разряженные дамы, недовольно окидывающие ее взглядами, и слышался шепоток: «Интересно, надолго ли у маркизы Оливетти хватит терпения возиться с очередной своей подопечной, к тому же такой недотепистой?»

Девушку это не волновало. Она знала о неприятном свойстве своей покровительницы избавляться вечером от тех, кто ей нравился еще утром, но полагала, что маркиза все равно будет выполнять то, что нужно ей, Этель.

Поначалу после появления во дворце она заглядывала в мысли всех здесь живущих просто из любопытства, но быстро с этим покончила. Во всех головах было одно и то же — как бы выслужиться перед королем, чтоб он наградил поместьем/титулом/состоянием — это у мужчин, и как бы влюбить в себя того или сего мужчину, естественно, с титулом и состоянием, чтоб жить в роскоши. Лишь один раз она увидела нормальные человеческие чувства — мать беспокоилась о своем сыне, служащим на границе с Горнией, там, где было всего опаснее.

Но сейчас Этель снова заглянула в головы парочке демонстративно недоброжелательных дам, выясняя, с чего это они так невзлюбили ее, ведь она почти не показывается там, где бывают они.

Вывод был до крайности смешным: оказалось, они боялись конкуренции! Этель даже не сразу вспомнила, что означает это слово. А вспомнив, громко рассмеялась, привлекая к себе внимание прохожих. Забавно. Если они опасаются даже такой страхолюдины, как она, то какая же вражда ожидает тех, кто по-настоящему красив? Наверняка яд рассыпают как цветочки на свадьбе под ноги новобрачным. К тому же они надеялись, что новая фаворитка королевы сможет добиться изгнания маркизы Оливетти, что Этель никак не устраивало.

Брезгливо сморщившись, но ничего не предприняв, хотя и хотелось проучить их за чванство, Этель пошла дальше. Ей стоило быть поосторожнее — она не умела как следует рассчитывать свои силы. Если подозрения вызовет один пострадавший человек, это не страшно — разоблачить ее неимоверно сложно. А если несколько из тех, кто встретился ей по дороге, окажутся под одинаковым заклятьем, то королевский маг наверняка заподозрит что-то неладное. Тем более, что она по-глупому подставилась, заявив ему, что магия бывает разная.

Больше она так делать не станет, но семена подозрения уже посеяны. Остается ждать всходов и постараться минимизировать возможность разоблачения.

На первом этаже возле входа в часть короля в небрежных позах стояли и о чем-то судачили увешанные драгоценностями юнцы в роскошных камзолах. Их разноцветные наряды напомнили Этель пестрых птичек, во множестве живущих в лесах ее родины, и она насмешливо хмыкнула. Ее отец никогда так не наряжался, считая, что мужчина не должен походить на попугая. Она полагала так же. Впрочем, до настоящих мужчин этим смешным франтам было далеко.

Незаметно пристроившись неподалеку, Этель принялась копаться в их головах. И от увиденного покраснела так, как никогда в жизни. Да уж, подобного ей узнавать еще не доводилось.

В этих головах была лишь одна забота: уложить в постель всех вокруг, кто носит юбки. И даже не уложить, а просто эти юбки повыше задрать!

Этель почувствовала приступ негодования и гадливости. Что бы ей такое с этими недопесками сотворить? Но тайно, так, чтоб никто на нее не подумал?

Она отступила на шаг назад, скрываясь за тяжелой бархатной портьерой, желая обдумать эту мысль без помех, и тут мимо быстрой походкой, не замечая ее, прошел наследный принц. Решив, что раз он ее не увидел, то нечего ему и кланяться, она хотела осторожно пробраться в его голову и замерла, ощутив хрупкую, но все-таки преграду.

Защитный амулет! Здорово! Вот бы поближе его рассмотреть!

Этель не сомневалась, что сможет справиться с любым магическим предметом, но не видела в том особого смысла. Ее время еще не пришло. И обнаруживать свои способности не стоило. Но как же хочется поковыряться в амулете, узнать, как и из чего он сделан!

Принц подошел к группке своих ровесников, по всей видимости, друзей. Услышав, о чем они говорят, Этель поправилась: это не друзья, это дружки по грязным делишкам. А уж когда речь зашла о симпатичных попках, ужаснулась. Это же не просто глуповато-развратный из-за возраста обычный парень, это будущий король! Что станет со страной, если он останется таким?

Она внимательнее вгляделась в окружение принца. Возле него в расслабленных позах стояло пятеро шалопаев. У четырех в головах были обычные желания и проказы, а вот пятый ей ужасно не понравился. В его мыслях проблескивало что-то нехорошее, злое, и почему-то несколько раз проскочило слово «Горния».

Шпион? Возможно. Этель встречала в городе несколько откровенных шпионов этой опасной страны. Но здесь все было сложнее. Мысли тощего парня со слишком уж радостной улыбкой были отрывочными, будто кто-то мешал ей, повесив между ними туманную завесу. Разогнать ее было несложно, но где вероятность, что он этого не заметит? А если он владеет магией того же рода, что и у нее, это вполне возможно.

Если здесь она и не встречала никого похожего на себя, это не значит, что во всем мире она одна такая уникальная! Значит, где-то есть те, кто гораздо сильнее ее, наверняка именно они и напали на замок ее родителей, хотя те были очень сильными магами, но погибли, до последнего мгновенья защищая своих людей, давая тем возможность спастись.

По ее коже прошел неприятный пугливый морозец, но она горделиво расправила плечи, прогоняя боязливость. Ее никому не запугать!

И тут в голове одного из парней в ярко-синем камзоле образовался образ ее самой — в полупрозрачной ночной рубашке! И она услышала похотливые слова:

— Кто пойдет сегодня на охоту за аппетитными попками? Жаль, Теорин, что выхода прямо в комнаты нет. А то можно было бы позабавиться, а потом заявить, что ей это все приснилось.

— И чего сдалась тебе эта невзрачная особа? — лениво поинтересовался его высочество наследный принц. — Других нет, на все согласных?

— Другие, да еще на все согласные, до чертиков надоели, — возразил тот, кто смаковал образ Этель в неглиже. — Вот скажи, кого мы еще не поимели во дворце? Да всех! Кроме этой самой девицы. К тому же я убежден, что она еще девственница. А это в наше время такая редкость — быть первым, пусть и у такой невзрачной особы, и это нужно ценить. Кстати, можем уступить тебе право первенства, если хочешь, — льстиво предложил он принцу.

— Мне кажется, она вовсе даже не невзрачная, — вступил в разговор тот, в ком Этель заподозрила шпиона. — У нее прекрасная фигурка, стройная и грациозная. А то, что лицо у нее совершенно незапоминающееся, то не действие ли это магии?

— Чтоб девица старалась быть хуже, чем есть? — поразился парень с косой челкой через весь лоб. — Да уж скорее бы она использовала амулет для улучшения собственной внешности.

— Это значит, в натуре она еще хуже, чем сейчас? — принц ухмыльнулся. — Настоящее страшилище? Из которого магией сделали просто невзрачную девку, потому что красотка не получилась?

Этель с трудом сдержалась, чтоб не запустить в охальников заклинанием забывания. Но оно действовало на всю память, управлять им так, чтоб человек забыл какую-то небольшую часть своей жизни, причем навсегда, она не умела.

— Пойдем сегодня с обходом наших пташек? — с похабным смешком спросил шпион. — Хотя должен признать, что новенькая всех лучше. Может, в этот раз нам повезет, и мы застанем эпический момент ее раздевания?

«Застанете, застанете, голубчики!» — мрачно пообещала им разозленная донельзя жертва их неприличных намерений. — «Интересно, а король в курсе, какими развлеченьями балуется его наследничек?»

Думать о короле плохо ей не хотелось, он был достойным человеком, во всяком случае, когда она пару раз видела его мельком во дворце, ничего неприятного или непристойного в его мыслях не оказалось.

Но как же ей все-таки выяснить, где вход на потайную лестницу? И тут пословица «упорным помогает богиня удачи» оправдался в полной мере — у парня с косой челкой, видимо из-за предвкушения полюбоваться на нее, в голове нарисовался подробный план тайной лестницы.

Коварно усмехаясь, Этель старательно запомнила все, что нужно, и аккуратно, чтоб не быть пойманной, выскользнула из-за портьеры. В своей комнате взяла деготь, разлила его по пустым баночкам из-под притираний, утащенных у маркизы, и плотно запечатала, чтоб не насторожить наглецов прежде времени. Если парни во главе с кронпринцем шастают по всем этажам, то подобных этому окошек в тайном ходе несколько, и чем больше у нее будет снарядов для возмездия, тем лучше.

Составив склянки в сумку, понеслась на самый верх, на чердак, потому что выход из тайника был именно там. Зайдя в кладовую, где служанки хранили уже ненужный инвентарь, она посчитала кирпичи у входа и нажала на них в подсмотренной в чужой голове последовательности. Часть стены медленно отошла, открывая узкий лаз.

Довольно прищелкнув пальцами, Этель запечатала дверь в подсобку своим заклинанием и со спокойной душой, зная, что никто сюда без ее позволения не войдет, зажгла над головой огненный светлячок. Приняв все необходимые меры предосторожности, принялась исследовать новую игрушку.

Как она и предполагала, на каждом этаже оказалось по нескольку тайных окошек. Точнее, окошки были в нишах, в которые нужно было войти, ну а уж потом отодвинуть от стены небольшой экран, за которым оказывался искомый объект.

Этель вошла в нишу, отделяющую ее от своей комнаты, и потрясенно присвистнула: здесь стояли удобные стулья, и наблюдение шло от всей картины, которая с этой стороны оказалась полностью прозрачной. То есть можно было, с удобством сидя на стуле, созерцать все, что делалось в ее комнате. Противоположная же комната, та, где жила леди Аннет, не просматривалась из-за стоящих вдоль стены шкафов.

— Ну что, милостивая публика, — прошептала она, подражая уличным паяцем, — чем же мне вас вознаградить за столь рьяный ко мне интерес? — и она прицепила одну баночку с дегтем на перекладине над входом в нишу, другую прямо над стульями.

Потом прошла все этажи, и в каждой нише для подсматривания оставила свой пахучий подарочек, предварительно прикрытый магической шторкой, чтоб не насторожить охотничков раньше времени. А чтобы всем участникам этого неприглядного спектакля досталось поровну, она произнесла заклинание, велев каждому флакону выливаться строго на определенное лицо. И везде поставила маяки, позволяющие ей наблюдать все, что делается, на всех участках тайного хода.

Вернувшись к себе, проветрила комнату, не желая тратить магию на очищение воздуха, она сегодня ей еще понадобится, и создала заклинание, позволяющее видеть сквозь стены. Оно, так же как и многие другие, было записано во все том же тайном гримуаре, что она привезла с собой. К ее негодованию своевольный гримуар показывал лишь то, что считал нужным, считая хозяйку слишком маленькой для настоящих взрослых заклинаний. Проще было узнать нужное у других магов.

Этель проверила, сможет ли она наблюдать за теми местами, где находились поставленные ею маяки. К ее злорадному удовольствию, она без проблем увидела все четыре ниши. Вот если б еще знать заклинание, позволяющее видеть сквозь стены без всяких маяков, тогда бы она знала все, что делается вокруг. Может быть, главный маг научит ее всему, что ей хочется знать, и она не будет зависеть от прихоти гримуара? Как бы это было здорово!

Время ужина еще не наступило, и Этель решила пройтись по этажу, выяснить, что слышно о новой фаворитке. Уже на втором этаже ей навстречу попались служанки, тащившие перины, одеяла и подушки. Зная, что каждый селившийся во дворце предпочитал привозить с собой все, что только может понадобиться для комфортной жизни, Этель ничуть этому не удивилась.

Когда дюжий слуга протащил мимо удобное мягкое кресло, она даже несколько позавидовала: ей бы такое. Но чего нет, того нет. Просить о чем-либо подобном у маркизы Оливетти было бы верхом беспардонности, особенно если учесть, что та и без того потратила на ее гардероб изрядную сумму.

Зайдя к своей покровительнице, Этель застала редкостную картину: в будуаре маркизы за чашечкой чая явно с добавлением кое-чего покрепче сидели три старших фрейлины королевы во главе с гофмейстериной герцогиней Сатурской. Само по себе это сборище не представляло особого интереса, но красные лица дам то ли от смеха, то ли от выпитого Этель удивили, обычно аристократки себе такого не позволяли.

— О, моя дорогая! — протянула руки к своей протеже маркиза Оливетти. — Ты уже знаешь, что произошло?

— Нет, — ответила Этель с общим реверансом, — не представляю. — Добавлять, что догадывается, не стала — подозрения ей были ни к чему.

— Тогда я с удовольствием посвящу тебя в случившееся, как очевидец, — герцогиня Сатурская была рада еще раз пересказать этот балаганный фарс. — Как ты, наверное, знаешь, недавно ко двору по личному распоряжению королевы Октивии была приглашена дочь ее любимой в прошлом фрейлины — графиня Лисби.

— Графиня она всего-то вторая в роду, — задрав нос, встряла в разговор маркиза Оливетти, изрядно гордившаяся древностью своего рода. — Этот титул был пожалован ее мамочке за помощь в окручивании нашего короля. Он-то отнюдь не пылал желанием жениться на Октивии, но пришлось. Правда, если б не вмешательство тогдашнего, а ныне бывшего королевского мага, наш бедный король мог бы и вывернуться. Ну да это давняя, весьма поучительная история. В общем, став королевой, Октивия добилась титула для своей сообщницы. И вот теперь здесь появляется дочурка графини Лисби, такая же мерзкая интриганка, как и ее противная мамаша.

— Вы совершенно правы, маркиза, но дайте же и мне слово молвить! — взмолилась отодвинутая в тень герцогиня и с мечтательной улыбкой продолжила: — Так вот эта девица, преисполненная самых честолюбивых замыслов, прибывает во дворец с таким количеством самого разного скарба, будто собирается прожить тут всю свою жизнь.

— Так оно и есть, — снова не утерпела маркиза. — Именно на это она и рассчитывала.

— Однозначно, — согласно кивнула герцогиня, — и вот эта девица начинает втираться в доверие и без того расположенной к ней королевы.

— О, как меня бесило это сюсюканье! — шепотом добавила одна из фрейлин. — «Моя милая девочка! Как я рада тебя видеть!» А нам, кто верой-правдой прослужил ей столько лет, раздавались исключительно тычки да подзатыльники: то не так, это не этак.

— Увы. Жизнь вообще несправедлива, — согласилась с ней маркиза. — Но, надеюсь, после такого сурового урока отношение королевы к старым проверенным фрейлинам просто обязано измениться!

— Я бы на это не полагалась, ее величеству не свойственна благодарность и справедливость, — меланхолично уточнила герцогиня, и продолжила рассказ, чуток подхрюкивая в особо патетичных местах: — Так вот эта наша чудо-девочка пришла сегодня к королеве и заявила буквально так: «Слушай, брюква старая, ты когда мне титул дашь типа герцогини? Учти, кикимора, мне с тобой долго цацкаться некогда, мне тут твой сыночек приглянулся, хочу быть принцессой. Это для начала, а уж потом я и тебя подвинуть сумею. А что? Из меня получится очень даже приличная королева. Ты гораздо меня хуже, а со своим свиным рылом сидишь на троне, и ничего».

Дамы дружно и с откровенным злорадством захохотали, а Этель с опаской подумала, не переборщила ли она с заклинанием правды, накинутом на графиню? Или это виновна сама Лисби с ее неуемными амбициями и дурным воспитанием? Но что гадать, теперь остается лишь прикинуться ничего не понимающей наивной дурочкой.

— Это очень странно, — рассудительно начала она. — С чего бы особа, имеющая столь далеко идущие планы, разрушила их одним-единственным на редкость глупым разговором? Может, ее просто околдовали?

— Конечно! — хором заявили женщины. — В этом нет никаких сомнений! Она околдована! И это не простое заклятье, это заклятье правды! И владеют им во дворце всего два человека — его высочество принц Теорин и главный королевский маг Платин! И сделал это кто-то из них.

— Я ставлю на принца, — решительно объявила маркиза. — Я лично видела, как графинюшка подкатывала к нему, а он брезгливо морщился. И что из того, что это заклятье разрешено использовать лишь магам из судейской палаты? Ни принцу, ни Платину никто никаких обвинений предъявлять не будет, тем более что высказывания Лисби вполне сойдут за государственную измену. По сути, она откровенно угрожала королеве если не смертью, то смещением с престола точно.

Этель перевела дух. Ура, ей ничего не грозит! Ее бунтарский дух тотчас взыграл, просчитывая для принца и его мерзкой свиты гораздо более действенные варианты наказания за беспардонное подглядывание, чем какой-то ничтожный деготь. С трудом призвав себя быть осторожнее, спросила:

— А что случилось после этого?

Дамы отхлебнули то, что было у них в чайных чашках, и продолжили рассказ, то и дело перебивая друг друга:

— О, нам была представлена подлинная трагедия! Наша великолепная королева любит разыгрывать перед зрителями настоящие драмы без всякого на то предлога, а тут появился такой весомый повод! В общем, было все: «я приютила на своей груди ядовитую змею; как ты могла», и даже: «ты не можешь быть дочерью моей дорогой подруги! Ты самозванка!» Но спектакль всего-то закончился изгнанием. Причём только этой девицы, ее родители, воспитавшие такую нахалку, никак не пострадали.

— И это очень жаль, — маркиза мстительно скривила подведенные ярким кармином губы. — Я бы запретила всему клану Лисби появляться при дворе лет сто, не меньше. Тем более что магов среди них отродясь не водилось. Сплошные интриганы, и не более того.

— Значит, ее мамочка знает нечто такое, что держит нашу королеву на крепеньком крючочке! — очень тихо прошептала маркиза Геррод и опасливо оглянулась. — Я уверена, что Октивия от страха спустила бы любое хамство дочурке своей любимой подруги, но не могла — слишком много было тому свидетелей, сразу возникли бы опасные подозрения.

Дамы дружно покивали, поддерживая это мнение, но вслух ничего не сказали.

— Ладно, — с печальным вздохом постановила герцогиня, заглянув в чашку и убедившись, что она пуста, — повеселились мы на славу, но как говорится, пора и честь знать. Королева наверняка желает нас видеть, чтоб излить гнев и негодование по поводу столь гадкого поведения пригретой на груди гадюки. Идемте, дамы? Вдруг на фоне этой предательницы королева поймет, кто ей друг, а кто враг?

Фрейлины ушли, а маркиза задумчиво произнесла:

— А вот на это я бы вовсе не надеялась. Октивия не из тех, кто умеет ценить доброе к себе отношение. Она уверена, что оно положено ей априори по статусу. И ничего дальше своего короткого носа не видит. — Спохватившись, умильно подластилась к своей протеже: — Ты же никому о моих неосмотрительных словах не скажешь, милочка?

Этель возмутилась:

— Я не доносчица, маркиза. К тому же я и сама думаю точно так же.

Когда она видела королеву, та вела себя не слишком достойно, да и мысли у нее были на редкость неприятными. Принцесса Валери ей тоже ужасно не нравилась. Она была красива, но спесива и заносчива. Принцессе было почти семнадцать, но что-то никто из принцев соседних государств не спешил слать к ней сватов.

Этель всегда интересовало, отчего же та не просватана с малолетства, как это водится среди королевских семейств. И вот теперь, задав этот вопрос, услышала:

— Это веление короля. Он издал отдельный указ, разрешающий принцессе самой выбрать себе мужа по достижении совершеннолетия, которое у девушек в королевской семье наступает в семнадцать лет, а не в шестнадцать, как у всех прочих. То есть уже скоро ко двору съедутся претенденты на ее руку. И это могут быть вовсе не принцы. Допускаются даже графы. Условие одно — понравиться невесте.

— Ух ты! — восхитилась Этель. — Здорово! Я и не предполагала, что у принцессы может быть такая свобода выбора. А как же кронпринц? Он тоже волен сам выбрать себе супругу?

Маркиза нервно обмахнулась растопыренной ладошкой.

— Увы, да. Иначе графиня Лисби не была бы столь нахальной. Но наш принц вовсе не так прост. Он подобных щучек со времени своего совершеннолетия перевидал несчитано. Но ни одной из них его поймать не удалось.

— Умеет быстро бегать, — со смешком констатировала Этель, припомнив похождения принца.

— А что ему еще остается, если все встретившиеся ему девицы самым бесстыдным образом вешаются ему на шею? — неожиданно серьезно заметила маркиза. — Если б не умел прытко уворачиваться, давно был бы женат на какой-нибудь амбициозной дурехе.

— Хмм… да, сложная у него жизнь, — вынуждена была признать Этель, но ради справедливости добавила: — Но он и сам времени зря не теряет и развлекается с дружками по полной.

— Он в своем праве, — маркиза была странно мрачной. — Пусть он кажется легкомысленным, но это вовсе не так. Он берет от жизни далеко не все, что та ему предлагает. Для королевской семьи, в которой сильных магов раз-два и обчелся, он большая редкость. Принц маг шестой ступени, для рода Лингов это много. Он и сейчас участвует в настоящих боях на границе, хотя король ему это и запретил. Он единственный наследник престола, рисковать собой не имеет права. Но все равно рискует.

Теорин намного вырос в глазах Этель. Интересно, что заставляет столь положительного парня, сильного мага, участвовать в отвратительных непотребствах? Неужто внушение того подозрительного типа из своей свиты?

— Я видела сегодня принца вместе с его друзьями. Они мне ужасно не понравились. Особенно тот, самый наглый, с родинкой возле уха.

— Ты говоришь о Морисе. — Маркиза раскрыла веер и принялась энергично им обмахиваться. — Он мне не нравится тоже. Есть в нем что-то скользкое. Но принц приблизил его к себе после охоты, на которой тот показал чудеса ловкости. Теорин вообще питает слабость к сильным и проворным, — она смешно подергала носиком, выражая свое неодобрение.

Немного помолчав, Этель все-таки решилась:

— Моя интуиция, — она произнесла это слово точно так, как его произносила сама маркиза — с восторженным придыханием, — говорит мне, что он шпион. Именно поэтому он и обвешан амулетами.

— Ты в этом уверена? — осторожно переспросила ее покровительница. — Это ведь очень серьезное обвинение.

— Абсолютно уверена и даже более того! — заверила ее воспитанница.

— Тогда об этом нужно предупредить королевского мага, — испуганно посоветовала взволнованная маркиза. — Именно Платин отвечает за безопасность королевского семейства. Но вдруг ты ошибаешься? Ведь все окружение принца тщательно проверяется.

— Маркиза, помните тот амулет, что собирался навешать на меня тот прохиндей? Его ведь тоже определили не маги, а я. Я его вред просто ощутила. Ясно одно — амулеты, которые не видит даже самый сильный маг, существуют.

— Да, это возможно, — маркиза несколько смутилась. В ее жизни было несколько подозрительных моментов, когда ей ни с того, ни с сего нравились те, кого она прежде и не замечала. Наверняка ей был подброшен какой-то предмет, кажущийся безобидным, но на котором висело заклятье.

— Вы скажете об этом господину Платину? — настойчиво спросила Этель.

Маркиза была рада предлогу увидеть еще раз королевского мага, но все же предусмотрительно спросила:

— Но если он потребует объяснений, ты меня поддержишь?

Этель ничего не оставалось, как согласиться с ней. Раздался легкий перезвон колокольчиков, приглашающий всех на ужин, и маркиза с легким вздохом поднялась, оправила платье и отправилась на трапезу, ее воспитанница двинулась следом. В коридоре они разделились, ибо трапезных во дворце было несколько. Маркиза ушла наверх, к королю и придворным, а Этель спустилась вниз, в полуподвал, к таким, как она, недостаточно знатным для королевского общества.

С той части стола, где сидела Этель, разговоры велись только о недостойном поведении графини Лисби. Осуждали ее далеко не все, более того, ей сочувствовали, ведь подвергнуться заклятью правды чрезвычайно неприятная вещь. То и дело слышалось: что будет, если подобному заклятью подвергнут всех поголовно?

Большинство сидело опечаленно и явно мыслило о предстоящем отъезде. Спокойных, уверенных в завтрашнем дне, как она сама, Этель насчитала всего пятеро. Интересно, а сколько человек в самом деле останется во дворе после подобного испытания? Похоже, он просто опустеет.

Эта мысль ее насмешила, и она невольно фыркнула.

— Что вас так насмешило, невоспитанная вы девица? — сидевшая напротив нее госпожа Стелетти, не чинясь, возвысила голос.

— Просто припомнила, что мне рассказала герцогиня Сатурская о поведении графини Лисби, — с чрезмерной наивностью поделилась с окружающими своими мыслями Этель. — Это такая умора!

Имя герцогини вмиг остудило раж госпожи Стелетти. Раз этой невидной девчонке подобные вещи рассказывает сама первая дама королевства, значит, покровители у нее весьма и весьма сильны, а сама она вовсе не такая простушка, как о ней полагали окружающие.

Все замолчали и принялись пристально разглядывать Этель. Она мысленно показала им язык и, едва возглавляющая трапезы леди Теллони, старшая в этом зале, поднялась, давая знак к окончанию ужина, шустро сбежала к себе.

Приближалось время отхода ко сну. К ней пришла Кристи, намереваясь помочь раздеться, но Этель отправила ее восвояси, заверив, что вполне справится сама. После сурового урока, полученного утром, та не решилась возражать и с поклоном удалилась.

С воодушевлением потерев руки, как купец после удачной сделки, Этель отошла в угол, чтоб из потайной ниши ее не было видно, а она сама видела бы все, и затаилась.

Ждать пришлось недолго. Минут через десять на площадке появились, стараясь не шуметь беззвучно хихикающие парни. Теорин тоже был здесь, но какой-то смурной и недовольный, будто он участвовал в этом непотребстве поневоле.

Они расселись по стульям, как на площади перед театральными подмостками, и, широко ухмыляясь, приготовились к пикантному зрелищу.

— Будет вам сейчас развлеченьице, будет, — Этель встала и вышла на середину комнаты и завела руки назад, будто собираясь распустить шнуровку.

Парни предвкушающе напряглись, и тут на двоих из них пролился деготь. Они гневно вскрикнули. Этель, подпрыгнув, повернулась на звук.

— Кто там? — закричала, будто ни о чем не догадываясь.

Лихая компания тут же сбежала, прыгая сразу через несколько ступенек. В комнате повис тяжелый запах дегтя. Это было даже хорошо, потому что теперь у нее было оправдание — запах проник к ней через картину. И теперь она попросит маркизу передвинуть к этой стене тяжелый шкаф, точно так, как это сделано у ее предусмотрительной соседки.

Продолжая следить за принцем сквозь стены, она увидела, что в переходе на втором этаже под дегтярный душ попало еще двое, а на первом изрядная порция вонючей гадости досталась и самому наследнику.

Когда вся компания с черными лицами, благоухая невыносимым амбре, вырвалась из кладовки, в которой скрывался выход из тайника, Этель расхохоталась во все горло.

— Ну как, голубчики? Будете еще подглядывать за девицами или деготь заставит вас хоть немного поумнеть?

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Весело приплясывая и напевая, она начала было раздеваться, но ее прервал настойчивый стук в дверь. Чертыхнувшись самым недостойным воспитанной девицы образом, Этель крикнула:

— Войдите! — и принялась поспешно затягивать полураспущенную шнуровку. Неужели это так быстро пришли выяснять, кто искупал наследника престола в вонючей жиже?

В комнату заглянула маркиза с круглыми предостерегающими глазами.

— Не волнуйся, дорогая, это я. Ты в приличном виде? — заметив, что подопечная вполне одета, с облегчением попросила: — Со мной королевский маг. Ты сможешь с ним поговорить?

Этель ни с кем не хотелось говорить, но она покорно кивнула, гадая, о чем же пойдет речь, о сотворенной ею пакости самому кронпринцу или же о шпионе в его свите?

Войдя в комнату, Платин брезгливо потянул носом и насторожился.

— Откуда здесь запах дегтя?

— Меня только что напугали, — тоном завзятой доносчицы принялась рассказывать Этель. — Раздался мужской крик, потом топот ног и мерзко завоняло дегтем! Прошу вас разобраться, кто это был! Мне кажется, за мной кто-то подглядывал!

Озадаченно поморгав, больше для проформы, потому что сразу догадался, что тут произошло: — просто подглядывающие за девицами парни получили по заслугам от того, кто озаботился честью своей дамы, — королевский маг пообещал:

— Разберемся. Но расскажи-ка мне поподробнее, почему ты решила, что Морис — шпион?

Это было уже серьезно, и фиглярство, так развлекающее Этель, пришлось оставить. Она смело встретила взгляд мага и сказала:

— Я уверена, что на нем есть амулеты воздействия. Магии от них не ощущается, но они есть, это точно.

— А как ты это узнала? — он вперился в нее проницательным взглядом, будто желая прожечь насквозь.

Но она не дрогнула. Чего ей бояться? Ее магии он не распознает все равно, а в остальном она выкрутится.

— Мой бывший наставник, маг четвертой ступени господин Леонтас называл это интуицией. Маркиза тоже называет это чувство точно так же. А что это на самом деле, я не знаю, я простая девушка и в магии смыслю мало.