Бесплатный фрагмент - Воспоминания с набросками

Предисловие

(начато в октябре 2017 года)

Посвящаю эту книгу трем людям: мужу и супердругу Андрею Данилишину, моей близкой подруге Елене Ступиной и Андрею Молчанову, который подал идею начать работу над этой книгой именно в октябре 2017 года, ускорив ее таким образом.

Я приветствую тебя, мой читатель.

Год моего рождения — 1975, поэтому моё детство сильно отличается от того, которое есть у детей, родившихся в XXI веке, когда везде компьютеры, интернет, смартфоны, изобилие еды и товаров.

А двадцатый век, в котором я родилась, уже прошёл и постепенно уходят люди, рожденные в нем. На моих глазах мир менялся и менялась я сама, некоторые вещи, которые помню я, не помнят мои родные и близкие. Иногда даже люди, которые присутствовали при описываемых событиях, уже их не помнят.

Но моя цепкая память, как веселая обезьянка, которая собирает нежные, поучительные, забавные и грустные моменты жизни, подобно ярким лоскуткам. И я решила сохранить лучшую их часть в этой книге.

Когда я вела дневники в путешествиях и потом давала читать родным и друзьям, всем нравилось, было интересно читать. Постараюсь и эту книгу написать интересно.

Некоторые грустные, болезненные воспоминания планирую описать кратко или не описывать совсем, чтобы меньше боли причинять читателю и самой себе.

Эта книга — проза поэта, поэтому иногда в неё будут вплетаться немного стихов, так же будут цитаты из книг и песен.

В 1 главе их не будет, потому что она о самом раннем периоде, тогда я стихи ещё не сочиняла.

1 часть. Детские годы и учеба в школе

1 глава. Первые воспоминания

О самых первых эпизодах нашей жизни рассказывают нам родители.

Как рассказывает мама, примерно до 5 лет я была беспокойным ребенком. Потом меня покрестили в село Ермолино и я стала гораздо спокойнее. Село Ермолино находится рядом с моим родным городом Видное и храм в честь угодника Николая в этом селе практически не закрывался в годы гонений на Православную Церковь, никогда не разорялся гонителями веры. Многие мои земляки охотно ходили в этот храм, это был любимый храм для многих. Особенно до того времени, как построили новые храмы в г. Видное. Но это было гораздо позже.

Отчасти мой беспокойный характер в детстве связан с тем, что предшествовало моему рождению. Дело в том, что у меня была сестра, которая умерла в младенчестве, еще до моего рождения, предположительно от пороков развития. Конечно, для матери это горе, когда умирает ребёнок, первенец. Врачи рекомендовали подождать с новой беременностью, но мама не послушалась их и вскоре выносила и родила меня.

Известный факт, что состояние беременной женщины влияет на будущего ребенка. Тревога и страдание мамы, судя по всему, сказались на моем развитии, здоровье и характере. Думаю, это одна из причин моего слабого здоровья, детских капризов.

В первый месяц жизни меня вообще было трудно успокоить, как описывали это родители. Я кричала так, что становилась вся красная. Одним из немногих способов утихомирить меня владел папа: он очень сильно качал меня на подушке и я замирала, переставала плакать.

Примерно в 1 месяц на осмотре у педиатра выяснилось, что я не набрала вес, у мамы было очень мало молока. То есть плакала я тогда от голода. Примечательно, что молоко у мамы текло из груди, хотя на контрольном вскармливании его было мизерное количество.

Затем меня перевели на искусственное вскармливание и я стала набирать вес, не устраивала больше «голодных истерик».

В детстве у меня была любимая игрушка, резиновая желтая обезьянка, которая пищала при нажатии. Мама рассказала, что она меня очень смешила в грудном возрасте. Эта игрушка оказалась очень прочной и дожила до рождения моей дочери. Много лет спустя моя дочь тоже смеялась, глядя на эту забавную игрушку.

Я практически не помню себя до 4-х лет. Одно из первых ярких воспоминаний — это день рождения.

Вечером после работы отец принес мне в подарок мягкую игрушку — похожую на волка или собачку, одновременно стоящую на четырех лапах, серого цвета. Я помню, как звенел дверной звонок, как мама с радостными возгласами открыла дверь, как от отца и принесенной им новой игрушки пахнуло прохладой, практически морозной свежестью. Мой день рождения в конце ноября, поэтому на улице было уже холодно. Мне тогда исполнилось 4 года и это приятное воспоминание. А игрушку эту я потом назвала волчонком, он был героем моего домашнего кукольного театра, я разыгрывала с ним сценки. И однажды придумала для себя слово «кровожадина», что означает жестокий жадина.

Вскоре у меня родился брат.

Помню, как мы с отцом пришли к маме к окнам больницы и я кричала ей поздравления с рождением брата и новым годом. С наступающим новым годом, потому что брат родился в конце декабря. Было морозно, лежал снег, я была в шубке из искусственного меха. Корпуса родильного отделения тогда ещё не было и мама лежала в корпусе центральной районной больницы, на 2-м этаже. Сейчас там травматологическое отделение. Почему-то мне запомнился цветок на одном из окон. Иногда, когда я проходила мимо того корпуса, я вспоминала этот эпизод из своей жизни. Иногда с теплотой, а иногда с удивлением: Неужели это было именно здесь?

Мама рассказывала, как накануне родов провела со мной беседу, что скоро у меня будет маленький брат и надо будет его любить и заботиться о нем. И когда брата Николая привезли из родильного дома, то на радостях я высыпала в его кроватку свои новые кубики, ближе к ногам. Слава Богу, такое проявление заботы не сказалось на его здоровье, обошлось без жертв. А ведь эти кубики, из которых можно было строить что-то, были прекрасной игрушкой для меня, ценностью. Этого любопытного эпизода в моей памяти нет, только его пересказ.

Когда Коля стал старше, у него был манеж, но он неохотно ходил по нему. Со слов мамы, однажды я схватила брата за уши и тянула вверх, чтобы он лучше ходил и желательно за пределами манежа. Почему-то я помню манеж, а само это событие не помню. Манеж был довольно большой, деревянный, занимал примерно половину большой комнаты.

Николай по сравнению со мной был всегда гораздо спокойнее по характеру. Но в раннем детстве был период, когда путал день с ночью. То есть днем спал, а ночью бодрствовал, веселился и играл. Видимо, к этому периоду относится мамино высказывание, что Коля у нас как «Ванька-Встань-ка»: только вроде спать уложили, а через минуту он опять стоит в кроватке и смеется.

Ванька- Встань-ка — это синоним неваляшки, игрушки для детей до года и чуть старше. Если ее наклонить и отпустить руку, она сама поднимается, обычно звенит при этом.

Полагаю, брату досталось меньше стрессов во внутриутробный период. Но молоко у мамы и с ним не пришло. Он часто болел, отчасти из-за того, что его кормили смесями, а не грудным молоком.

О том, как моя семья решила эту проблему, я напишу в следующей главе. Вместе с этим расскажу подробнее про свой родной город.

2 глава. Мой родной город

Я родилась и выросла в городе Видное, это ближайшее Подмосковье. Видное — это районный центр Ленинского района. Название районному центру дано в честь горок Ленинских, которые находятся недалеко.

Видное примерно в 2 км от МКАД, но всё-таки это не Москва, многое иначе. Эта часть мира с более чистым воздухом, на момент моего рождения была заметно более богатая лесами и полями, чем столица, но беднее развлечениями и товарами.

Мы жили в 5-этажном доме, «хрущевке» на первом этаже. В нашем доме 10 подъездов, можно назвать его длинным. Перед домом в моем детстве было большое поле, за полем — сосновая роща и левее — берёзовая. На поле паслись коровы. Это поле почти полностью застроено, сейчас там микрорайон Солнечный. Остался кусочек берёзовой рощи и Тимоховский парк с соснами, который в отдалении.

А за парком, в 15 минутах бодрой ходьбы была железнодорожная станция Расторгуево. При открытых окнах, особенно по утрам, в тишине, было слышно, как стучат электрички и поезда. Это был мой «ветер странствий», стук колес был для меня призывом к путешествиям. И иногда я скучаю по нему.

Но уже и та часть города застроена, где пролегала дорога к станции, теперь там Каширское шоссе, напрямую там не пройти, да и шум от шоссе, всё звучит и выглядит иначе.

Когда брат был совсем маленьким, это примерно 1980—81 годы, у нас недалеко были деревенские дома. В одном из них жила хозяйка коровы, с которой мама договорилась брать парное молоко для брата.

Николаю надо было окрепнуть после болезней и поэтому мы регулярно ходили за парным молоком. С тех времен у меня остались уютные и смутные воспоминания: прогулки солнечным днем по полю к корове, вкус кипяченого, но еще теплого после кипячения коровьего молока (мне по-моему кипяченое давали и уже дома), мостик через небольшую речку, деревянные домики… Еще помнятся купания в ванной, вроде ещё с кем-то из детей, не помню точно с кем, но помню веселье, а потом уютное повязывание платка на ночь.

Всё это кажется таким умилительным и тёплым, но к сожалению, не очень реальным даже как воспоминание — как полустертая картинка.

Видное разделено железной дорогой на 2 части — собственно город, где жила моя семья, о которой я писала выше, а на другой стороне — Расторгуево. В той части города в основном частные дома, дачи, леса, кладбище, пруды, Свято-Екатерининский мужской монастырь, усадьба Суханово.

В расторгуевской части города я жила с родителями, на Петровском проезде, когда я была настолько маленькая, что помнить это невозможно. Родители говорили, что с нами жили некоторые родственники отца.

Однако я смутно припоминаю 2-этажный дом, деревянные полы, женщина неторопливо качает коляску с ребенком. И это воспоминание почему-то ассоциируется у меня с Петровским проездом. Возможно, мы заходили туда позже, когда я стала постарше или это был другой дом.

В Видном много 2-х этажных домов и в основной части города, которую обычно называют видновской. Эти дома из кирпича и расположены в основном на Школьной, Заводской и Садовой улицах. Говорят, что они построены пленными немцами после Великой Отечественной Войны. У некоторых домов, особенно на Заводской улице, высокие полуовальные окна, магазины в подвальных помещениях. Выглядят несколько необычно на современном фоне.

Однажды я зарифмовала про эти дома в родном городе 2 строчки:

«Окон высокие полуовалы

И магазинчики-полуподвалы…»

С исторической точки зрения Видное возникло вокруг коксогазового завода и до 1965 года было поселком.

У нас многие годы была самая лучшая мотобольная команда, которая многократно брала кубки Европы, СССР, России. Вплоть до 2021 года. Мотобол — это футбол на мотоциклах. Со временем у нашего города появились и другие достижения, но об этом позже.

На Садовой улице жила мамина сестра, Нина. Для меня соответственно она была всегда тётя Нина. Её одноэтажный домик родня называла «финский». Строго говоря, она жила в половине дома. Но зато вокруг дома участок, на котором в моем детстве росли смородина, крыжовник, клубника, много цветов. Там же долго росли яблони, примерно до 2020 года.

И рядом лес, стадион для футбола и стадион для мотобола. Позже мы много гуляли в том лесу и с тетей Ниной связано много воспоминаний. Еще много воспоминаний связано с дочкой тети Нины — Еленой Политаевой. я дружила и играла с ее дочками, Людмилой и Ириной. Они жили в Москве, но нередко приезжали в гости на Садовую улицу или к нам на Советскую.

Иногда, идя с мамой на Садовую улицу, мы проходили мимо здания сада-яслей №1 и мама говорила мне, что я их посещала. Конечно, я не могу это помнить, но есть фотокарточки с тех пор, мне тогда было 2 года 7 месяцев. Судя по всему, это было первое дошкольное учреждение, которое я посещала.

3 глава. Детский сад. Поездки в Москву

После рождения брата меня стали возить в детский сад в Москву. Будили ради этого настолько рано, что когда я уже одетая могла сесть в кресло, то сразу засыпала сидя. Потом мама заканчивала собираться, будила меня снова и мы ехали на электричке в Москву.

Когда выходили из электрички и шли с ней по железнодорожному мосту, то я видела на высотном здании светящийся красный силуэт легкового автомобиля. Этот силуэт, этот знак мне запомнился и я искала его потом долгие годы, но никак не могла найти. Видимо его уже нет. Смешно, но скорее всего я ностальгировала по советской рекламе.

Слава Богу, этот период жизни с мучительно ранними подъемами скоро закончился, меня перевели в детский сад рядом с домом, в родном городе Видное. Тогда я уже не засыпала в процессе сборов, хотя все равно вставать было тяжело. Помню, когда меня приводили в детский сад, по радио передавали, что московское время 7 утра и «проводили» гимнастику. То есть по радио довольно монотонным голосом говорили, какие упражнения надо делать. А наша группа в детском саду занималась гимнастикой в более поздние часы. Мне было интересно в детском саду, в принципе и гимнастика нравилась. По-настоящему дружить я начала позже, уже в старшей группе детского сада. А в тот период особенно нравилась мозаика, разноцветные плоские кусочки пластика с ровными краями и правильными геометрическими формами, которые я по-разному складывала, комбинируя цвета и их геометрию. Еще я любила песни для утренников.

Мы пели разные песни, но лучше всего мне запомнилось:

«Край родной, навек любимый,

Где найдешь еще такой…»

Тогда эта песня казалась очень скучной. А сейчас, живя в Москве, не имея возможности часто посещать родной городок, со светлой грустью и нежностью вспоминаю эти песни и свою малую родину.

Я в те годы часто болела, к сожалению, и не посещала из-за этого детский сад регулярно. Мама рассказывает, что ей однажды в детском саду пожаловались, что я пою только окончания фраз и слов в песнях. Это отчасти потому, что из-за частых болезней я нерегулярно посещала садик и не успевала запомнить тексты песен. И тогда ещё не натренирована была память, зато впоследствии мне лучше удавалось запоминать стихи и песни.

Со временем я стала очень певучей. Весной и летом с удовольствием качалась на качелях во дворе около дома и всё пела что-то, придуманное на ходу. Летом, насколько я помню, в детский сад я не ходила, в основном гуляла во дворе.

Двор был довольно спокойным и время было спокойное, далеко от подъезда я не уходила, машин тогда было мало.

Помнится, один раз поехали с детским садом куда-то на природу, в лес, который по ощущениям был незнакомым. Что-то во мне всегда было неуклюжее, а тогда особенно, ноги в тот день почему-то заплетались и я сбила в кровь внутренние лодыжки. Помнится, босоножки у меня были симпатичные, новые, но очень непривычные. Однако прогулка мне всё равно очень понравилась. Столько деревьев и солнечного света, новое красивое место, новые светлые ощущения… Я тогда не осознавала, как легко там дышится, но интуитивно этому радовалась.

Мама рассказывала мне, как на 2-м году моей жизни, когда я начала уже ходить, у меня были ноги колесом. Врачи и медсестры активно предлагали мне ставить распорки, а мама упорно отказывалась. Но, судя по всему, было назначено хорошее лечение и без распорок, так скажем консервативное, лекарствами. И слава Богу, мои ноги достаточно ровные, без последствий рахита, лечение помогло.

Рахит часто бывает у крупных детей, потому что у них большие потребности в витаминах и кальции, но не всегда лечение бывает успешным, не всегда правильно подобрана доза витаминов. А понимаешь это уже поздно, когда видишь последствия. Я выучилась на детского врача, поэтому знаю об этом достаточно. Думаю, ещё вернусь к этой теме.

И все же я была очень неуклюжей, в частности мне тяжело давались прыжки на одной ноге. Гораздо позже стало понятно, что предпосылками для этого были определенные неврологические особенности и проблемы. Я плохо чувствовала свое тело и иногда с трудом с ним справлялась, были проблемы с моторикой.

Однажды мне надо было перепрыгнуть через ямку или ров во время прогулки с папой. Я сделала усилие и к счастью, мне удалось перепрыгнуть препятствие. Хотя с учетом моих особенностей задача была трудная. На радостях я сказала: «Папа, я черепрыгнула». Такое смешное слово я тогда сочинила.

Мы ездили с родителями в Москву, в частности в московский зоопарк. Время было советское, стабильность, тогда родители хорошо зарабатывали по советским меркам. И мне сделали серию фотографий с пони, волком из «Ну погоди» и Крокодилом-Геной. В те годы уже были «ростовые куклы». Очевидно, что удовольствие было не самым дешевым, но мы могли себе его позволить.

Мне очень нравилась пони и очень хотелось покататься на ней. Но сначала садиться было страшно. Зато преодолев этот страх, впервые сев в седло, я ощутила себя победительницей, смелой наездницей.

Были сделаны фотографии с ростовыми куклами и на пони. На обороте папа написал своим красивым почерком время фотосъемки — июнь 1979 года.

В моем детстве кафе казались очень уютными и вафельные трубочки со сгущенкой — необыкновенным лакомством. И мороженное тоже было очень вкусным. Вкус Фанты вскоре стал для меня любимым вкусом праздника и радостных прогулок по Москве. Ее продавали в зоопарке и в кафе.

Если мама ясным летним днем, когда мы гуляли по центру столицы, говорила: «Мы идем в кафе-мороженное», какой это был восторг! Ведь это удовольствие смаковалось не спеша, этот восторг в душе был как минимум до конца дня. И до сих пор помнятся те жаркие и солнечные дни, полные радостных впечатлений и детских открытий, веселый смех, улыбающиеся лица родителей…

4 глава. О моих родителях. Об отце

Мой отец вызывал у меня одновременно и уважение и любовь, но при этом и страх. Хотя физически меня наказывали очень редко.

Но какой-то очень сильный страх, можно сказать дикий, я испытала например, когда в силу своей излишней говорливости что-то бормотала себе под нос, можно сказать думала вслух, и тут внезапно в комнату вошел отец и сообщил мне, что слышал мои слова. Кому-то ситуация покажется забавной, а я много раз вспоминала эту ситуацию с ужасом и стыдом.

Возможно, были и другие смущающие меня ситуации, но я запомнила из раннего детства эту.

Отец любил аккуратность и основательность, неторопливость и вдумчивость. Из этих качеств я могла проявлять только вдумчивость, и то, лишь тогда, когда чувства не переполняли меня. Отцу была непонятна моя «безалаберность», рассеянность, неаккуратность и он часто ворчал на меня из-за них.

И всё же характером я больше похожа на отца — унаследовала его склонность всё анализировать, при этом романтичность и поэтичность, его фантазию и любовь к оригинальной шутке. Пожалуй, любовь к природе и путешествиям — у меня тоже от отца.

Мой отец — Козлов Валентин Николаевич, родился в 1944 году селе Преображенское Орловской области. Боюсь, я не знала бы точного места рождения отца, если бы не его публикации в альманахе «Доброе слово-2» и «Доброе слово-3». Они вышли в свет в 2001 и 2005 годах. Отец писал стихи, красивые, математически выверенные, совершенные с точки зрения правил стихосложения. И эти стихи, его публикации, его черновики — мои основные реликвии, моя память об отце.

Отец начал писать стихи поздно, когда уже приближалось его сорокалетие. И в качестве первого слушателя, на котором проверялись новые стихи, была выбрана я. Потому что мама скептически относилась к поэзии и словесному творчеству, считая их чуть ли не проявлением безумия. А брат еще был слишком мал на тот момент, видимо, поэтому слушателем была я, а не он.

Гораздо позже увлечение поэзией перешло ко мне, как семейное знамя, несу его до сих пор. После 20 лет я стала писать много стихов. Конечно, в этом есть влияние отца.

Итак, на мне долгие годы «тестировались» многочисленные варианты папиных стихов. Иногда мне было интересно, иногда утомительно, часто я не знала, какой из вариантов лучше и какое слово подойдет к конкретному стихотворению.

Некоторые папины стихи и варианты стихов я вспоминаю с ностальгией и восторгом, с затаенной грустью, что отец выбрал не тот вариант, который мне стал больше всего нравиться со временем. Например, в «Добром слове-2» опубликовано стихотворение с таким началом:

«Пустив в ручей кораблик из коры,

Я первым открываю судоходство —

Моряк горячей искренней поры

Из детского морского пароходства.

И вот уже легенда, моря соль,

Стремительною ласточкой в движеньи,

По отмели летит ко мне Ассоль

На алых парусах воображенья.

Из ясных глаз струится теплота,

Распахнуты доверчиво ладони,

А юность мной еще не прожита

И небо голубее, и бездонней…»

Оно одно из моих любимых, считаю его роскошным. Здесь цитирую частично. Но у папы был интересный вариант этого стихотворения со словами:

«И плывут корабли

Из горящей души, не сгорая…»

К сожалению, эти строки не попали в официальную версию, в сборнике опубликован другой вариант.

Это стихотворение я опубликовала на сайте Stihi.ru, там оно опубликовано полностью.

У меня есть своя группа в социальной сети Вконтакте, посвященная в основном поэзии. Зимой 2018 года я опубликовала там это папино произведение и оно понравилось клубу судомоделистов. Практически в полном составе, было более 500 просмотров. Удивительно и радостно получилось. Отец как будто специально написал для них этот стих.

Но вернемся к истории моей семьи.

В 1948 году семья отца переехала в г. Видное. Тут надо сказать несколько слов о семье отца. Папин отец, Николай, работал на вредном производстве, из-за этого умер рано. Папина мама, Мария Тихоновна, была родом с Украины, точнее не знаю. Больно писать о ней, что она покончила с собой после смерти мужа. Остались сиротами 6 детей (4 брата и 2 сестры). Старший брат, Анатолий, взял на себя заботы о младших братьях и сестрах. Владимир, средний брат, впоследствии стал моим крестным, мы общались и я очень любила дядю Володю. Сестру Маргариту я не помню, а Татьяна была мне менее близка по душе. Отец был предпоследним ребенком в семье, младшего звали Сергей. О нем я напишу позже.

Жили они на расторгуевской стороне, часть жизни на улице Петровский проезд. Став взрослым, Валентин служил в армии в Прикарпатье, рядом был военный аэродром.

Отец работал электриком. Недалеко от метро Павелецкая и по сей день есть обувная фабрика «Парижская коммуна». Так вот, мои родители оба работали там. И именно там и познакомились.

Их брак считался довольно поздним по меркам того времени. Папе был 31 год, когда родилась я. И у меня всего лишь один родной брат, нет сестры. И иногда я могу напеть: «Пусть я сестры по крови не имею…». Хотя честно говоря, сестра Инна просто умерла до моего рождения.

Интересный факт, что в семье было 4 человека, у каждого день рождения в свое время года: у отца — летом, у меня — осенью, у брата — зимой, у мамы — весной. Дни рождения часто получались веселыми, мы умели их праздновать.

Еще один забавный факт — инициалы отца «К.В.Н.», совсем как название передачи «Клуб веселых и находчивых». Собственно, он тоже иногда был веселым и находчивым.

В следующей главе я расскажу о маме.

5 глава. О маме и ее сестре

Мама родилась в 1949 году, в городе Видное и выросла здесь же, в маленьком домике на Садовой улице. Точнее, это половина дома с подвалом, вместо централизованного подогрева водопроводной воды — колонка, на участке яблони, кусты смородины, другие кусты, выращивались цветы, была будка с собакой в задней части участка… А рядом лес, стадион для футбола и стадион для мотобола.

Моя мама — Туркина Галина Михайловна, Туркина — это девичья фамилия. По этой фамилии можно косвенно предположить след татаро-монгольского ига или турков или других иноземцев. Может быть, даже греков, потому что судьбы Греции, России и Турции переплетаются. Впрочем, это мои фантазии, доказательств подобного происхождения у меня нет.

По семейной легенде, мой предок взял в жёны турчанку и поэтому его стали называть туркин, со временем это стало фамилией. Есть предположение у моего родственника Алексея Борисовича Туркина, что это связано с войной в Болгарии, примерно в 1880 году, где были и русские войска. В Болгарии уже тогда была большая турецкая диаспора. Хотя все это лишь легенды и предположения.

Родители мамы — бабушка Елизавета и дедушка Михаил были гостеприимные люди. На Садовой улице вообще люди жили дружно, все друг друга знали, иногда запросто приходили в гости, без особых предупреждений.

На старом видео, которое нам однажды привез младший брат дедушки Миши Борис Евдокимович, запечатлен момент, как молодежь играла в футбол всей улицей. И моя мама на этом видео совсем молодая, идет под ручку с подругой, Галиной Подображной. Смотрели мы эту кассету в гостях у Нины. В том самом любимом домике на Садовой улице.

Мама всегда с теплотой вспоминает дом на Садовой улице, в нем легче дышалось, люди жили проще и дружнее, веселее.

В выходные дни бабушка Лиза обычно пекла много пирожков, зная, что может прийти много гостей — и родни, и соседей. Бабушка Лиза родилась в многодетной семье, их было 10 человек, 7 дочерей и 3 сына. Мы потом часто встречали с мамой в Видном многочисленных тетушек по её линии. В основном это были уютные, радостные встречи. Особенно с тетей Шурой (Александрой) Киселевой, маминой крестной. В апреле 2022 года я приняла решение посвятить родне по бабушке Лизе отдельную часть воспоминаний — Бугровские истории, это 16 часть книги.

Когда мама была совсем маленькая, года четыре или может быть пять, как я поняла из ее рассказа, ей поручили присмотреть за цыплятами, чтобы они не разбегались. Тогда в Видном можно было разводить живность. Галина немного за ними посмотрела, а потом свернула им шеи и уложила рядком. Строго говоря, задача была выполнена — цыплята не разбегались. Но какой ценой, она, наверное, еще не понимала.

Иногда за провинности детей сажали в подвал или подпол, как его называли в моей семье. Так поступали с мамой и ее сестрой. Приходя потом в этот домик, я иногда видела, как открыта часть пола в прихожей, видна лестница и подвал. В подвале внизу полки, на них хранились банки с домашними консервами, картошка в мешках, иногда соленые грибы. Мне это было страшно видеть, я очень редко туда спускалась и старалась не подходить к открытому «люку» подпола.

Мамина сестра, Нина, была гораздо старше мамы, примерно на 9 лет. Из-за этого в детстве они были не очень дружны, просто были слишком разные интересы. Но зато в более старшем возрасте, став взрослыми, много общались. Маму, как младшую дочь, любили сильнее.

Галина росла здоровой и крепкой. Когда она стала взрослой, Елизавета ее привела на фабрику и сказала: «Девка здоровая, пусть работает там, где больше платят». Так моя мама стала работать на конвейере. Она закончила обувной техникум. Потом поступала в Плехановский институт, но не получилось поступить.

Зато работала моя мама успешно, делала иногда 2—3 нормы за смену, что очень не нравилось коллегам. Потому что из-за этого могли всем увеличить нормы. И впоследствии Галина учитывала этот опыт, а так же предупредила меня, что бывают такие ситуации.

Когда семья, включая бабушку Лизу, переехала из домика на Садовой улице в «хрущевку» на Советской улице, то она жаловалась, что там тяжелее дышать. Конечно, приятнее и полезнее быть ближе к земле, в любимом домике с яблонями вокруг. В блочных домах действительно дышится иначе и чувствуешь себя по-другому.

Как я уже упоминала в предыдущей главе, мои родители познакомились на обувной фабрике «Парижская коммуна», где оба работали.

Мама с радостью вспоминает день свадьбы с отцом, он был 22 декабря. Интересно, что это был день электрика, то есть папин профессиональный праздник. Праздновали свадьбу в квартире на Советской улице. В трехкомнатной квартире поставили столы через 2 комнаты, одна из комнат довольно большая, разместили за столами примерно 100 человек. Ведущего не было, но Туркины читали стихотворные импровизации, а муж тети Моти устроил небольшую драку. Были и ряженые, когда мужчины надевали платки и юбки и шутили. В общем, было весело. Молодым постелили ковер, но когда кричали «Горько» и они вставали, папе приходилось удерживать маму, потому что её ноги съезжали под стол. В первый день была оттепель, на второй день мороз. И вот вышли гулять на второй день, мама в туфлях, и опять рисковала упасть.

Многие годы родители всегда отмечали день свадьбы, хотя бы скромно.

Здоровье у бабушки Елизаветы было слабое, она умерла примерно через пару лет после моего рождения, поэтому бабушку Лизу я не помню.

На мой дошкольный период пришлось время, когда моя мама работала заведующей в обувной мастерской. А я часто приходила к ней на работу, там всегда пахло «резиновым» клеем, было шумно, часто угощали конфетами. Иногда мы точили карандаши на каком-то станке, я приносила с собой своих пупсов, другие игрушки. И бывало, что-то теряла зимой около маминой работы, потом, когда таял снег, находила эти игрушки.

Родители активно работали первые годы совместной жизни. По советским меркам мы были благополучными — у нас была хорошая мебель, цветной телевизор, холодильник. Кухня, правда, была небольшая, трудно было там развернуться иногда. Я считаю, что мы всегда жили хорошо, всегда было сытно и уютно. Мама прилагала усилия для этого, потому что были периоды и дефицита, и инфляции, проблем всегда хватало. Но я очень благодарна маме за тот уют с пирожками из духовки, супом на курином бульоне и вареньем и не только… Много было хорошего именно благодаря маме. Но в полной мере я смогла это оценить, когда стала гораздо старше и общалась с подругами, слышала рассказы об их детстве.

Мама очень хорошо вязала и часто на мне были красивые вязаные кофточки и платья. И с одеждой, и с нитками для вязания было сложно, это были времена дефицита. Отчасти этим можно было объяснить, что надевая нарядное вязаное платье, я немного мучилась от неприятных ощущений. Пряжа часто была неприятной на ощупь, немного колючей, но приходилось терпеть. Я не жалуюсь, мне терпения хватало. Но сейчас проще купить хорошие нитки для вязания нарядной одежды, слава Богу.

6 глава. О родственниках по маминой линии

Я решила подробнее описать историю своей семьи, насколько возможно. Есть информация про бабушку, дедушку и прадедушку мамы, поэтому им и другим родственникам мамы посвящаю отдельную главу.

Часть семейных историй я вспомнила сама, но в основном специально узнавала у мамы.

Сама бабушка Лиза родилась в 1919 году недоношенной. Дело было в деревне и её выхаживали, оставляя греться в остывающей печке. Когда она уже выросла, то приехала в Москву и удивлялась, что в Москве даже лошадь, и та в шляпе. Это было в 1937 году. Затем моя бабушка устроилась работать на фабрику в районе нынешнего метро Нагатинская, собирала бусы. Там её приметил дедушка Михаил, который работал электриком. В 1938 году они поженились, за неделю до 18-летия Елизаветы. Как рассказала мне мама, тогда такое было возможно.

Бабушка Лиза была из многодетной семьи, как я упоминаю в предыдущей главе. Имя моей прабабушки, мамы бабушки Елизаветы — Александра. Первый ребенок у прабабушки погиб, как и у моей мамы. Мы потом часто встречали с мамой в Видном многочисленных тетушек по её линии. В основном это были уютные, радостные встречи. Особенно с тетей Шурой (Александрой) Киселевой, маминой крестной.

У нас есть удивительная семейная традиция — моя бабушка вышла замуж за электрика, моя мама вышла замуж за электрика. Можно сказать, элита тех лет. После дедушки Миши даже оставался старинный справочник электрика, примерно 1930 года, к сожалению, он не сохранился. Я в некотором роде сохранила семейную традицию, мой третий муж тоже понимает в электрике, делает дома розетки и удлинители.

Но вернусь к разговору о дедушке. Дедушка, отец мамы, Туркин Михаил Евдокимович, родился в 1914 году. Несмотря на то, что болел туберкулезом, он пожил дольше бабушки Лизы. Я помню его истощенным, грустным. Стыдно вспомнить, что родители подговорили его обзывать: «Кощей бессмертный» и я не понимая, что делаю, повторяла это обзывательство. Если бы он был жив, если было бы возможно, я попросила бы у него прощения за это. Но уже давно нет в живых и дедушки Миши.

Отец дедушки Михаила, Евдоким Алексеевич Туркин, родился в 1889 году. В годы до революции он был эсером, сидел в Бутырской тюрьме. Мы не знаем, за что он был посажен в тюрьму, но предполагаем, что по политическим причинам. Примерно в 20-е годы производили чистку рядов революционеров, и так как Евдоким не был большевиком, его хотели подвергнуть репрессиям. Есть предположение, что репрессии были отменены, потому что за ним пришли и увидели его жену с 4-мя детьми.

Прабабушка, его жена, Туркина Анна Ивановна, родилась в 1890 году и умерла в 1939 году. Почему она умерла так рано, мы не знаем, можно предполагать, что из-за туберкулеза. Предположительно, из-за этой болезни рано был отнят от груди младший сын, Борис Евдокимович. Так мне рассказала его дочь, Елена Борисовна. Фотографий Анны Ивановны, к сожалению, не сохранилось. Есть групповая фотокарточка с Михаилом и Еленой, сделанная еще до войны, но никто из ныне живых родственников не знает, кто еще на ней.

Евдоким и его отец были краснодеревщиками. После революции Евдоким изготавливал мебель, не бедствовал. Вступил в партию, у него была дача. Иногда пил запоями. Во время войны работал на заводе, изготавливал деревянные винты для самолетов. Умер в 1943 году от желудочного кровотечения, его смерть была быстрой.

У нас есть фотографии сестры Евдокима, Пургиной Елены Алексеевны, годы жизни 1886 — 1962. Елена Борисовна рассказывала мне, что она сидела с ней в детстве. Детей у Елены Алексеевны не было.

Старшая дочь Евдокима — Александра Евдокимовна Туркина. Младшая дочь Елена Евдокимовна родилась в 1921 году, была замужем за Большаковым Евгением Федоровичем. Как мне рассказали Елена Евдокимовна и Евгения, эти родственники успешно ездили в Семипалатинск на заработки.

Младший сын Евдокима Алексеевича — Борис Евдокимович, родился в июне 1924 года. Участвовал в Великой Отечественной Войне с апреля 1943 по июнь 1945 года. Имел ранение руки, воевал под Воронежем и за Кенисберг. Дожил до 2014 года.

Елена Борисовна и Алексей Борисович — его дети. Именно с ними я посетила Ваганьковское кладбище в июле 2020 года и записала часть сведений для воспоминаний. На Ваганьковском кладбище похоронены Борис Евдокимович и Евдоким Алексеевич Туркины, Пургина Елена Алексеевна, Туркина Анна Ивановна, Большаковы Елена Евдокимовна и Большаков Евгений — это мои родственники по маминому отцу.

И еще была у нас Елена, предположительно Пушкова, которая была замужем за богатым человеком, владельцем элитного извоза в Москве. Как рассказывает моя мама, многие извозчики, работавшие на него, должны были знать иностранные языки. По поводу степени ее родства с Евдокимом и Михаилом, родственники дают противоречивую информацию.

Сын Елены, был дипломатом, имя к сожалению, мы не знаем. Он был репрессирован в 1937 году. У него была жена Вера, которую тоже репрессировали, отправили на другое поселение. История семьи тесно связана с историей родины. Саму историю с богатой семьей, сыном-дипломатом и репрессиями никто не отрицает. Во время ссылки у Веры родился сын Юрий. Со слов моей мамы Юрий приехал жить в Видное, к сожалению, он сильно пил.

Еще у дедушки была двоюродная сестра, Нонна, которая работала в Кремлевской больнице. Степень родства мы не знаем точно. Когда у моей сестренки Инночки обнаружили менингит, то Михаил поехал к Нонне за пенициллином, который тогда, в начале 70-х, еще был редкостью. Но, к сожалению, не успели вовремя привезти лекарство, Инночка умерла. Козлова Инна, моя старшая сестра, похоронена на городском Видновском кладбище, рядом с моим отцом.

В честь той Нонны, которая работала в Кремлевской больнице, назвали мою тетю, мою крестную и любимую мамину сестру. По документам она Нонна, но часто мы звали ее Ниной, так было проще, скорее всего поэтому.

У тети Нины в гостях мы иногда встречали Бориса Евдокимовича, которому мы с мамой были очень рады. Про него я знаю, что он доблестно воевал в Великой Отечественной войне, писала об этом чуть ранее. Его близкие родственники ходили с его портретом на шествие Бессмертный полк.

А дедушка Михаил Евдокимович ничего никому не рассказывал про участие в войне, поэтому нам не с чем было идти на данный праздник. Брат поднимал данную тему, но официальные источники тоже молчат, хотя это досадно. Алексей Борисович видел его в домике на Садовой улице, в 60-е годы дедушка Михаил был веселым. На фотографиях тех лет он прекрасно выглядит.

У меня очень теплое чувство, когда я пишу о своей родне. В честь бабушки Лизы я назвала свою дочь. Михаил и Елизавета Туркины похоронены рядом с городом Видное, на кладбище в деревне Дыдылдино. В следующей главе я расскажу, какие развлечения были у нас, дошкольников, в эпоху до появления компьютеров в наших домах.

7 глава. Детские развлечения. Дошкольный период

Начну немного банально. Я играла в куклы. У меня были симпатичные пупсы и я их пеленала, купала, укладывала спать в игрушечную кроватку. После купания удивлялась, что на сухой игрушечной простынке для пупсика находила влагу. Я спрашивала маму: «А почему кукла описалась?». Потом нашли объяснение, что при «купании» игрушки через маленькую дырочку в нее попадала вода и потом проливалась на игрушечную постель. Кукол типа Бэби Бон тогда еще не изобрели.

Ещё у меня была кукла размером с грудничка и похожая на него, с рыжими волосами. Помню разговоры про ходячую куклу, но не уверена, что смогу ее правильно описать. Кукла выше обычных, ставишь ее рядом с собой и немного подталкиваешь вперед, а она делает шаг. Вроде как у меня была такая кукла и одета она была в белое платье в цветочек. Или это кукла из маминого детства, тут я не уверена, путаюсь. Тогда такие куклы были дорогими и редкими, мама говорила о ней, как о необыкновенном чуде. А меня эти рассказы мало вдохновляли. Слышала от знакомых, что таких кукол привозили из Германии.

Бабушка Лиза и моя мама хорошо вязали и зарабатывали этим. Мне тоже хотелось вязать. Уже в пять лет мне мама показала простейшие элементы вязания крючком и я вязала себе косынку. Но я была еще слишком маленькой, теряла петли, то есть столбики, уставала и не смогла закончить вязание этой вещицы. Мне сложно было справиться сразу с настоящей вещью, но думаю, с одеялом для куклы или чем-то миниатюрным я справилась бы тогда лучше. Позже вязание крючком и спицами стало одним из любимых моих занятий.

А маме одна заказчица, женщина, для которой она что-то связала, принесла в подарок много игрушек — зверюшек и солдатиков, с которыми мы с братом потом играли на протяжении долгих лет и придумали с ними множество игр. Можно даже сказать, что именно с ними мы разыграли, «прожили» в игровой форме множество ситуаций. Но подробнее об этом позже, потому что многие из этих игр были придуманы и реализованы в более старшем возрасте.

Особым удовольствием для меня было слушать виниловые пластинки. Также в то время выпускались специальные гибкие пластинки вместе с детскими журналами; чаще всего мне попадались синие, но можно было найти еще зеленые и оранжевые. Они были небольшими, как бы из полиэтилена или пластика, легче и тоньше виниловых. На них были записаны любимые детские песни, например, «Песенка крокодила Гены». В детстве я часто болела ангиной. Помню, как я лежала в своей комнате, передо мной стоял стакан с теплым чаем и играли пластинки с любимыми песнями. И, спустя некоторое время, мне становилось полегче, о чем я вскоре сообщала родителям.

Еще у нас были две пластинки с новогодними и зимними песнями, два сборника. Когда мы доставали и слушали их, у нас создавалось ощущение праздника. Особенно запомнилась песня Нани Брегвадзе: «Снегопад, снегопад, не мети мне на косы…» Эта песня и манера исполнения певицы казались мне необыкновенными. Еще мы часто слушали по вечерам колыбельную «Спи моя радость, усни…» в самом нежном исполнении. До сих пор очень люблю эту песню и иногда напеваю ее.

Еще мне с детства нравятся песни Булата Окуджавы. Особенно запомнились песни про дежурного по апрелю, «Девочка плачет, а шарик летит…» и про бумажного солдатика. Эти песни были на пластинке, которую мы слушали в детстве. Я иногда сравнивала себя с тем бумажным солдатиком, который готов сгореть в огне ради какой-то великой и неведомой пока цели. Потому что чувствовала себя самоотверженной и способной на самопожертвование.

Помнится, и песня «Вечерний звон» играла у нас часто. Она нравилась мне своей звучностью. А позже стала ассоциироваться с конфетами, которые назывались так же. Другую песню, со словами: «Расстаемся, я не стану злиться…» — тоже слушали нередко, но она мне не нравилась. Тема расставания и отсутствия любви уже тогда вызывала у меня неприятие.

А вот песню про игру с корабликами в весенних ручьях я, наоборот, очень любила слушать. Ее исполняла женщина с энергичным голосом, в котором порой проскакивали пронзительные нотки. В конце звучали слова: «Спасибо за игру».

Иногда мы смотрели диафильмы. Это была особая атмосфера, когда зашторивались окна, доставался диапроектор, выбирался фильм или слайды и начинался просмотр. У нас картинка проецировалась на белую дверь, а сами мы располагались на полу. Отец читал надписи под этими картинками, проектор быстро нагревался и от него шел необычный запах, который я не могу описать. Сочетание нагретых металла и пленки, пылинок в свете диапроектора… Все казалось таким таинственным, необычайным, уютным; некоторые истории были просто удивительными. Например, про полботинка и моховую бороду, которая была у нас не полностью. Долгое время я хотела найти продолжение, но мне никак не удавалось. Потом я купила книгу для сына с этой историей, но в том издании оказалось только несколько первых глав. Некоторые диафильмы были с продолжением, и мы иногда подолгу искали нужную круглую коробочку среди похожих «бочонков». Коллекция была довольно большой.

Я всегда больше любила радио, чем телевидение. Мне было интереснее слушать веселую «Радионяню» (была такая передача), проникновенные постановки по художественным произведениям, рассказы про поэтов, песни –чем смотреть передачи по телевизору.

Сотрудники телевидения в те годы не скрывали, что вредно много смотреть «ящик» и часто шутили по этому поводу. Например, рассказывали, что очень часто бывает ситуация, когда человек вроде собирается вечером «отдохнуть» от телевидения, сделав выбор в пользу здоровья, но как раз именно сегодня показывают очень интересную программу или фильм. И на следующий день повторяется то же самое. Приняв их слова во внимание, я решила, что телевизор лучше лишний раз не включать. Тем более, что со временем я стала понимать бесполезность некоторых телепрограмм, а еще меня немного пугало, что при близком нахождении от «телеящика». волосы на руках наэлектризовывались и вставали дыбом. И тогда отец кричал, чтобы я отошла подальше. Отчасти по этим причинам, я стала очень разборчива в выборе телепрограмм, часто отказываясь от него в пользу книг, радио и рукоделия.

Но от просмотра хорошего мультфильма отказаться было невозможно, тем более, что показывали их относительно редко, на ТВ не было специального детского канала. А если показывали, то это был «Ну, погоди!» или «Про кота Леопольда», или, например, передача «В гостях у сказки» — это я смотрела с удовольствием.

Еще, помнится, в моем детстве были раскраски. Одна из них была толстая, с большим количеством страниц; ее было интересно и листать, и раскрашивать. Для меня это очень приятное воспоминание, и в памяти оно почти осязаемое, яркое и объемное.

Прогулки в моем детстве были особым удовольствием, особенно в теплое время года. Цветущие окрестности дома, тенистые рощи, дети и кошки во дворе. Земляничные поляны в лесу на расторгуевской стороне, лес и стадион рядом с тетиным домиком — это все очень радовало. Иногда мы ездили купаться, правда, это было в несколько более старшем возрасте. Купались, в основном, в прудах недалеко от станции Расторгуево — Суханово, Крольчатник.

Если в нашу квартиру на Советской улице приезжали в гости Политаева Елена и две ее дочки Люда и Ира, то это было особенной радостью. Когда мы были маленькими, то гуляли во дворе, катались с горки рядом с домом. У нас небольшая разница в возрасте.

Ездили мы и в цирк на проспекте Вернадского, вместе с дочерью дяди Володи, Еленой. И представление было по мотивам сказки «Руслан и Людмила», очень красивое и оригинальное, незабываемое. Туда с нами ездила Елена, дочка дяди Володи, папиного брата.

Потом мы с братом как-то во дворе играли «в цирк», придумав несколько доморощенных, «псевдоцирковых» номеров. Часть нашей акробатики была на качелях, но все, слава Богу, обошлось без травм.

Однажды мы поехали в кино. В Видном в те годы еще не было кинотеатра, и мы поехали в Москву — смотреть полнометражный советско-румынский фильм «Мария-Мирабела» в кинотеатре рядом с метро Баррикадная. Я была в восторге, мне очень понравилось, что в этом фильме сочетались художественная съемка и анимация. Сюжет мне тоже очень понравился.

О развлечениях более позднего времени я расскажу в других главах книги.

8 глава. Старшая группа детского сада

Меня время от времени переводили из одного детского сада в другой и к 6 годам я оказалась в детском саду, где со мной активно занимался логопед и было много развивающих занятий. Меня даже научили писать и читать. Я всегда картавила, логопед лишь научил меня чуть отчетливее произносить букву «Р», часто у меня получается что-то вроде французского акцента. Со мной достаточно долго работали, чтобы моя речь стала понятной. Но её особенности, которые так веселят близких, наверняка останутся со мной навсегда.

Мне очень нравились занятия в детском саду, навыки чтения и письма я сразу начала применять. Вскоре приступила к ведению личного дневника. Сначала печатными буквами, а потом и прописными. И читала я охотно, одной из первых прочитанных книг была «Сказка о царе Салтане» Александра Сергеевича Пушкина. Так же я с удовольствием читала журнал «Мурзилка». Книги и сказки уже тогда занимали важное место в моей жизни, поэтому более подробно я напишу о них в 11 главе.

У меня пытливый ум, я уже в те годы пыталась во всем разобраться и все проанализировать. Родители не отрицали существования Бога. Мама говорила: «Не нами заведено, не нам и отменять». Меня крестили примерно в 5 лет. А лет в шесть-семь, уже перед школой, у меня начало формироваться понятие Бога, который всем управляет. И я представляла себе седого пожилого и благообразного Бога, сидящего за большим пультом с кнопками и рычагами на облаке и с помощью этого пульта управляющего миром. Но одна из мудрых соседок объяснила мне, что все гораздо сложнее, настолько сложно, что человеку невозможно описать и осознать это до конца. Я поверила в это и поразилась величию и сложности мироздания.

Еще до школы поднималась тема, кем мне быть в будущем. Мне хотелось красиво вышивать, как Марья-искусница или, например, хорошо вязать, как мама; печь пироги, лечить людей, учить детей. Еще я хотела хорошо петь. Мне хотелось всего и сразу. И, спустя много лет, могу сказать, что во многом себя попробовала, и даже смогла кое –в чем реализоваться. Да, скромнее, чем хотелось бы: врачебная практика была небольшая, обучала я, в основном, дочь некоторым вещам, и новых сотрудников в колл-центрах, и еще нескольких человек учила рукоделию. Вышивать и вязать научилась, но немного не так, как мама. Пироги пекла, с удовольствием пою для себя. Благодарю Бога за эти скромные достижения. Позже у меня появились и другие мечты, связанные с трудовой деятельностью и творчеством. Но об этом в других главах.

Подросший брат звал меня Юя, Люлёк, потому что ему тогда трудно было правильно произносить имя Юля. Я с удовольствием с ним гуляла и играла.

А в детском саду были свои развлечения.

Мне нравилось лепить из пластилина. Особенно привлекала идея слепить колокольчики, как в заставке к передаче «Спокойной ночи, малыши!», которую мы регулярно смотрели. Воплотить замысел получилось не сразу. Но, в конце концов, усилия увенчались успехом — я слепила «семейство колокольчиков»: папу, маму и малыша.

Еще в детском саду мы занимались выжиганием, по-научному, пирографией. Это очень интересное занятие, результат тоже впечатляет. Но мои глаза как-то слишком болезненно воспринимают дым. Из-за этого я не люблю выжигать, даже самые прекрасные картины. Но мне приятно смотреть на разделочные доски, оформленные в этой технике. Я подарила набор для выжигания племянникам. Недавно увидела статью в журнале, где описывается, как в технике пирографии можно работать по некоторым видам ткани и создавать ажурные шляпки и жилетки. Так что, детсадовский опыт по-своему уникален, поскольку нам давали азы творчества, которые пригодились в жизни.

Конечно, были и более традиционные занятия. Помню, как вырезала из картона фигурку жирафа, а потом приклеивала к нему цветные «пятна».

Помнится, мебель в детском саду была расписана хохломскими узорами. Тогда я без особого интереса и иногда очень сонными глазами смотрела на эти листочки, извивающиеся стебли и ягодки. Но теперь этот стиль мне приятен, и я хочу повторить его в своем рукоделии.

Были и утренники с песнями, чтением стихов, танцами. Меня пытались научить танцу, в котором надо было плавно идти навстречу другому танцору. Но плавная походка у меня упорно не получалась, поэтому через некоторое время эту идею отбросили.

Интересно складывались мои отношения с другими детьми. Например, с мальчиком по имени Игорь. По какому-то не особо, как мне думается сейчас, значимому поводу, он разозлился и ударил меня в лицо. Кулак у него был крепкий, ударил довольно сильно, но нос не разбил. Воспитатели потом нас мирили — его заставляли просить прощения, а меня уговаривали простить. Иногда сложно простить, особенно, если еще испытываешь боль. Но я простила, простила от всей души. И потом я продолжала развивать в себе способность прощать людей.

Пожалуй, таким вещам лучше учиться в детстве. И еще, я думаю, что сложно простить только в первый раз, а потом появляется навык. А случай с Игорем научил меня быть осторожнее.

В общем теперь, по прошествии лет, меня восхищает мудрость наших воспитателей. Помню, как они отучили меня от глупой привычки есть снег с помощью опыта. Собрали снег с улицы, положили на блюдце и оставили в тепле, поближе к сушилке. А потом показали мне грязную воду на блюдце, где плавало много разноцветных ворсинок, разных соринок. Убедительно и наглядно.

И еще именно тогда со мной случилось то, что я называю нулевой влюбленностью. Потому что 5—6 лет — слишком рано для первой любви. Звали его Паша. Фамилию не знаю, цвет глаз и волос не помню. Помню имя и наш разговор. Что я признаюсь ему в любви и обещаю дружбу. А он с ласковой усмешкой говорит, что я скоро его забуду. Не забыла, его имя и эта ситуация –до сих пор в моей памяти.

Удивительный разговор двух маленьких философов… Откуда мы это знали, почему оба оказались по-своему правы? Может быть, Павел был из многодетной семьи и видел за счет этого много ситуаций? Или его фраза была из какого-то фильма? А я просто слушала своё сердце, когда говорила, что буду помнить.

Мы дружили, говорили на разные темы, по-своему важные, но память сохранила мирное и светлое, доверительное настроение наших бесед, а не слова.

И с Пашей и с моей «любовью» к нему связан сон, который я увидела тогда. Как будто я хожу в чем-то длинном и воздушном, вся такая нежная и говорю: «Я сама любовь» и зову Пашу.

Я не придаю большого значения снам, они для меня вроде ярких картинок, забавных иллюстраций к жизни, выражение моей фантазии. В следующей главе я расскажу о некоторых снах и шутках моего детства.

9 глава. Забавные ситуации и сны

Однажды мама принесла в плетеной пластиковой корзинке 2 килограмма помидоров. Я оказалась в одиночестве и решила их попробовать. Мне очень понравились помидоры, но я стеснялась их съедать целиком. В результате надкусывала и клала надкусанной стороной вниз, воображая, что так никто ничего не заметит. Но маме это очень не понравилось, она потом провела со мной беседу, что так делать не стоит. И еще долго мы смеялись в последующие годы над историей про надкусанные помидоры. Тут я конечно была совсем не права. Я бы ругалась на свою дочь, если бы она так поступила. Но такого она не делала.

Услышав песню «Мои года — мое богатство», я была очарована ею и начала её напевать. Но понятно, что в исполнении ребенка детсадовского или школьного возраста это странно выглядело. Не помню точно, в какой период это было, но мама очень быстро прекратила это безобразие, запретив мне петь эту песню.

Брат после еды говорил иногда «Я наевся и напився». Со временем эти слова стали вроде нашей семейной присказки про сытость.

Но в основном присказки и забавные стихи детства будут в следующей главе.

Мы жили на первом этаже, под окнами были деревья. Однажды я в темноте приняла листву деревьев за большое чудовище. Меня успокаивали, включив свет и показав, что чудовищ нет.

Первый анекдот мне рассказал папа, как мне помнится, после долгих уговоров. Он все время говорил, что все анекдоты, которые ему припоминаются, неприличные, такое детям рассказывать нельзя. Но потом согласился рассказать про мужчину, который увидел столб с объявлениями. Так вот, в анекдоте мужчина читал объявления на столбе и смотрел все выше и выше, залез на столб, чтобы прочитать все объявления. И когда он залез на самый верх, то увидел надпись: «Осторожно! Окрашено!». Мужчина был в хорошем костюме.

Конечно, у этого анекдота должна быть «длинная борода», как принято выражаться, тем более что он рассказан был в начале восьмидесятых лет двадцатого века. Но он по-своему оригинальный и смешной.

Есть один эпизод, который мне кажется смешным, а моей маме всегда очень не нравился. Лет в пять, когда я еще ощущала себя маленькой и несмышленой, в прохладный день межсезонья (то ли осень, то ли весна), я гуляла одна. И видно немного замерзла, тут меня позвала в гости незнакомая женщина с ребенком. И придя в их дом, я была удивлена, что всё у них необычно, особенно настенные часы. Они были яркие и непривычной формы, то ли стилизованные под домик, то ли под слоника. Мама с трудом нашла меня и уговорила вернуться домой. А я как будто нашла новую вселенную и не хотела ее покидать, неохотно вернулась в свой дом, где всё казалось слишком обычным. Маме это кажется чуть ли не предательством с моей стороны, как будто я волчонок, всю жизнь рвущийся к «чужим». А я люблю людей, мне нравится открывать и исследовать их «вселенные», если меня туда пускают. Но своих, родных и близких, я люблю по-прежнему и готова заботиться по мере сил.

К тому же, довольно раннему периоду детства, относится смешной сон с индюком. Будто я одета в куртку, потому что межсезонье, весна или осень. И играю в песочнице. А рядом со мной ходит индюк. И мне это во сне не было удивительно, хотя кроме как в зоопарке мне негде было живыми увидеть этих птиц. И даже мы с ним разговаривали. Сон казался очень долгим, я просыпалась и засыпала опять. Скорее всего, это был тот период, когда меня возили в детский сад в Москву и я сильно уставала. Поэтому я никак не могла проснуться и сон получился «с продолжением». В конце сна к нам прилетел небольшой самолёт прилетел, тогда я окончательно проснулась от удивления. Но это было в таком раннем возрасте, что припоминаю это событие с трудом.

Всё же отличается восприятие мира и способность запоминать у ребенка 5 лет и 6—7 лет. Поэтому себя в 4,5 и 5 лет я вспоминаю как «несмысленыша» и воспоминания нечеткие. А то, что происходило ближе к школе, вспоминается лучше, больше подробностей, легче проследить логику происходившего тогда.

Ещё у меня в детстве был иррациональный страх в кошмарах, как будто меня что-то темное, непонятное тащит куда-то, это в таком ужасе. Потом прошло, особенно когда я помолилась в первый раз. И больше такой кошмар не снится. А все остальное по сравнению с этим — вообще не кажется кошмаром. Но я после этих снов просыпалась и чувствовала пол под ногами, реальность, и успокаивалась. Темнота не так страшна, если в этой темноте нащупаешь знакомые предметы, если мама рядом и ровный пол под ногами. И знаешь, что можно выйти в коридор и зажечь свет, пойти в туалет, ощущаешь ветерок из открытого окна. Во мне неистребимая любовь к реальности, которую не сможет пошатнуть даже просмотр фильма «Матрица». Хотя я смотрела его не очень внимательно, но поняла, что он может подорвать это чувство, что все реально, понятно и знакомо. В нем есть своя мораль и философия, но боюсь, что если человек вникнет в это очень глубоко, у него могут начаться кошмары с иррациональным страхом, можно утратить покой и чувство реальности.

Я летала во сне и в школьном спортзале и над полем около дома. Приятное ощущение легкости, радости полета и удивления, что это всё же возможно. Но возможно такое только во сне.

10 глава. Некоторые присказки и шуточные стихи дошкольного периода

Я собрала здесь присказки и стишки, чтобы лучше передать атмосферу того времени, моей семьи.

У папы была забавная присказка:

«Малыши-голыши

Делали зарядку.

Малышу-голышу

Оторвали пятку».

Слушая эту присказку, я одновременно смеялась и испытывала страх за малыша.

Иногда мама, видя меня или брата грустными и заболевающими, читала по памяти стишок:

«Кролик был сегодня грустный,

Даже вкусный

Лист капустный

Он не съел…»

Это стихотворное описание дней болезни мне казалось одновременно печальным и забавным. Именно во время болезни был плохой аппетит и особенно грустно. В дни здоровья у меня был прекрасный аппетит.

Когда нас с братом просили не шуметь, то родители говорили:

«Тише, тише

Кот на крыше,

А котята еще выше…»

Особенно хорошо звучали эти слова, когда говорились неторопливо, в темноте, с какой-то таинственностью.

А если, например, брат лег спать и неожиданно проснулся в поздний час, тогда мама говорила: «Выплывает синий месяц…»

Эти присказки, стишки и поговорки были частью доброй атмосферы дома, нашей семьи.

Иногда папа читал стишок про птичку-невеличку, но я его почти не помню.