Бесплатный фрагмент - Ворона и Лисицын

Рассказы

Ворона и Лисицын

Так случилось, что Лисицын остался один в старой двухкомнатной квартире. В старом же трёхэтажном доме, который тоже был старше него. Квартира давно не ремонтировалась, но Лисицын этого не замечал. Он привык к скрипу половиц под ногами, к свисту ветра в окнах. К тому, что иногда нужно выходить из дома за продуктами и в сберкассу оплатить счета.

Целыми днями он просиживал перед телевизором или смотрел в окно. А там — зелёный двор летом, снежный — зимой, покрытый разноцветными листьями осенью. Деревьев во дворе было много, они охраняли его дом с трёх сторон. Напротив — такой же дом, но четырёх этажный. Ближе к нему, под деревьями, стоял столик со скамейками. Некогда Лисицын сиживал за ним с бутылочкой пива. Не с собутыльниками, а с такими же пенсионерами, забивающими от скуки козла.

Прошло время, естественная убыль — кто уехал в более престижный район, кто-то переселился к детям, а кто-то — в лучший мир. Лисицын смотрел в окно, и его обуревала тоска.

И в один прекрасный день, когда солнце согревало уставшую за зиму землю и только что выросшую зеленую травку, раскрашенную одуванчиками и первоцветами, Лисицын оделся потеплее и вышел во двор. Медленно подходил к скамейке, опираясь на палочку. С каждым шагом сердце билось всё отчаяннее, в памяти проступали воспоминания.

Сел на скамейку и заплакал. Остался один…. Над головой каркали бездушные вороны, не замечавшие произошедших изменений. По земле лениво топали голуби, подирая крупу, рассыпанную сердобольными старушками. Меж ними сновали шустрые воробьи, желающие ухватить свою долю.

Но жизнь продолжалась, и с этим ничего нельзя было поделать. На следующий день он заранее приготовил термос с чаем, бутерброды. Завернул в газету — местные ведомости ему доставляли регулярно, вышел во двор сел на скамейку. Тепло, солнце не обошло своим вниманием и сидевшего в тени Лисицына.

Он разложил бутерброды, налил чай в крышечку. Сделал глоток, второй. В чае — малина, черника. Летом Лисицын таки выбирался в лес, собирал грибы и ягоды, просто гулял по лесу. Спешить ему было некуда, и это давало ему силы. Он медленно старел, но хвори его миновали.

Откусил бутерброд. Сыр свежий, вкусный. Положил на место. Некуда спешить, и это самое страшное. Но не сидеть же перед телевизором в такую погоду! Он задумался и не заметил, как к нему на стол прилетела ворона и пристроилась на самом краешке.

Она тихо сидела и внимательно смотрела на Лисицына. «Странно, — подумал он, — ворона не пыталась украсть бутерброд — они же всегда хватают всё, что плохо лежит. Или хорошо, но не под присмотром».

Эта же не пыталась ничего стащить, а только сидела и смотрела. «Да, у них же хорошая память, может, она и меня помнит?» — подумал Лисицын. А ворона переводила взгляд то на сыр, то на Лисицына. «А, сыру хочешь?» Он отломил кусочек и положил прямо перед вороной. Но та только сказала: «Кар» и не притронулась к угощению. Лисицын покачал головой: «Уж ты, какая гордая!» Он немного подумал, взял кусочек, положил на ладонь и протянул вороне. Та, сделав шажок, аккуратно взяла сыр в клюв, и полетела. «Наверное, деток кормить», — догадался старик, покачал головой и углубился в воспоминания.

На следующий день он нарезал несколько кусочков сыра специально для вороны, взял бутылочку с водой и старую пиалу.

И всё повторилось. Только на этот раз, унеся сыр и выпив воды, ворона спустилась, сделала «круг почёта» и снова прокаркала.

А Лисицын вновь обрёл смысл жизни.

И так повторялась изо дня в день. Он уже ждал, когда прилетит его новый друг. Меж тем Лисицын слабел — то ли возраст давал себя знать, то ли притаившаяся хворь. Иногда ему было трудно даже встать с постели. Однако находил в себе силы сходить в магазин, купить неизменный сыр и хлеб. И ждал с нетерпением часа, когда вновь сядет за столик, разложит нехитрую снедь и предастся воспоминаниям. Привыкшая ворона прилетала каждый день в одно и то же время.

Иногда он что-то рассказывал вороне, та с пониманием качала головой, и ему казалось, что он возвращается в то время, когда напротив него сидели соседи, щёлкали кости домино или стучали по шахматным часам. Но видения рассеивались, и он снова оставался в одиночестве. Допивал чай и медленно-медленно поднимался на свой второй этаж.

И однажды не вышел во двор. Ворона прилетела, прокаркала. Ходила по столику и смотрела вокруг. Но Лисицына не было.

Через несколько дней в ярки солнечный день к старому дому подъехала чёрная карета, два крепких санитара вынесли из открытых дверей, упакованное в чёрный мешок тело.

Ворона, будто что-то почувствовав, полетела следом, и сопровождала машину, пока та не остановилась возле приземистого мрачного здания, а чёрный мешок переместила за стальную дверь. Ворона же взлетела на дерево и стала наблюдать.

***

Удивительно, но проститься с Лисицыным пришло много народу — и живущие в городе племянники с детьми, и соседи, ещё какие–то родственники. Немногие из тех, с кем он сидел за деревянным столиком…

Бросили горсти земли. Утерли слёзы. И оставили на столике угощение — рюмку водки, хлеб и сыр. И никто не обратил внимания на кружащуюся над свежей могилой ворону…

Через несколько дней кладбищенские работники, пришедшие поправить могилу и вырыть новую, заметили лежащую на земле дохлую ворону. «Давай, похороним и её. Негоже оставлять неприбранной, всё ж живое существо было»… Лопата, земля.

И будто не было ни вороны, ни Лисицына. Только одна табличка в изголовье.

Ветеринар

Кондрат Лазаревич, начинающий полнеть импозантный мужчина лет пятидесяти, работал ветеринаром. У него была небольшая клиника на краю города, где он принимал посетителей с больными домашними питомцами. Лечил, получал нормальные гонорары, приводил неизбежные приговоры больным животным. И не отказывался от симпатичных хозяек, привозивших прихворнувших или для профилактики, питомцев. Желающих получить внеплановые ласки и снять стресс находилось предостаточно. И он отводил их в утешительную комнату.

Дома, конечно, могли подозревать — запах духов не всегда выветривался, а правду Кондрат не сказал бы и под пытками. И вообще — подумаешь, кого-то там приголубил, зато был прекрасным семьянином, и постоянной любовницы у него не было. До поры до времени. И ей стала отнюдь не гламурная красотка с карманной собачкой.

Но работал Кондрат ветеринаром не потому, что так беззаветно любил животных и женщин, или судьба так сложилась, а по одной простой, только ему известной, причине. Конечно, он спасал животных, иначе бы не было клиентов. Однако наибольшее наслаждение ему приносили моменты, когда нужно было умертвить, усыпить, то есть, безнадёжно больное животное. В присутствии хозяев он ограничивался уколом. Иногда приходилось пускать в дело нашатырь, но чаще посетителям хватало рюмки водки, или чуть больше.

Когда же хозяев не было…. Не будем вдаваться в подробности, но от этого он получал настоящее возбуждение, даже более сильное, нежели сексуальное, удовлетворение.

И вот однажды, прекрасным весенним днём, скорее вечером, в его клинику вошла полная элегантная дама в чёрном, в чёрной же шляпке и с лицом, закрытым вуалью, с грустным полосатым котом на руках. Кондрат Лазаревич посмотрел на бедного котика и сразу же понял, что тот не жилец. О чём сразу же и сказал хозяйке.

Та, чуть всплакнув, спросила:

— Так вы его… усыпите, да? Чтобы не мучился?

Вздохнув, Кондрат сочувственно сказал:

— Софья Марципановна, другого выхода уже нет, увы.… Вы можете его оставить, всё сделаем лучшим образом, если можно так выразиться.

— А… я могу посмотреть, как это…. будет происходить? Он не в первый раз слышал такую просьбу от сумасшедших владельцев собак, и ещё раз вздохнул:

— Ваше право, но не все готовы это воспринять правильно…

— Но я хочу быть с моей чуней до последнего! — патетически воскликнула дама, воздев к небу полные руки в тонких чёрных перчатках. При этом её грудь соблазнительно колебалась, грозясь выпорхнуть из тонкой блузки. Она тяжело задышала в предвкушении, как и её бедный кот, доживавший последние мгновения.

Кондрат понял, что нужно сделать. Открыл шкафчик, достал початую бутылку виски и плеснул больше половины бокала:

— Выпейте, будет легче.

Мадам опустошила бокал одним глотком, и ожидающе взглянула на ветеринара.

— Как? — спросил Кондрат, — сделаем обычный укол, или…?

— Или, — едва прошептала Софья Марципановна, потупив взор и почувствовав нечто необычное. Ветеринар же понял, что встретил родственную душу.

Достал шприц, удавку, подумав — жёсткую ленту-удавку, которая могла отделить голову у почти бездушного тела. Дама указала пальцем в чёрной перчатке. Протянул ей…. Сама, значит.

Через несколько мгновений лишённое головы дёрнулось тельце, а на отделённой голове застыли открытые глаза. Иван закрыл тело бедного животного простынёй и повернулся к даме:

— Ну вот, и всё.

Налил себе полный стакан, выпил одним глотком, закусил рукавом и посмотрел на даму.

Ему хорошо были знакомы признаки возбуждения, которые нужно немедленно снять, иначе….

Короче, через несколько секунд женщина стояла на коленках на диванчике с заброшенной на спину юбкой и болтающимися на одной ноге чёрными же ажурными трусиками, сливавшимися с чёрными чулочками…. Округлая крепкая попа была выше всяких похвал. И неважно было, сколько ей лет…

За столом с виски и нехитрой закуской — необходимо отметить столь важные события. Женщина раскраснелась, была довольна и удовлетворена.

И вдруг по её щекам покатились слёзы.

— Соня, что с вами? — Кондрат погладил её облачённую в тонкую перчатку руку, на которой заметил перстень наверняка с чёрным топазом.

Она всхлипнула:

— Что же теперь будет с моими бедными мышками? –???

— Понимаешь, я разводила дома мышек, специально для Мусика, в качестве десерта. Он так их любил! Сначала оторвёт голову, а потом приступает к трапезе, ну, ты понимаешь.

— А как же ты его приучила? Живых подкидывала?

— Нет, не получилось. Убитых просто — тоже не ел. Тогда, — женщина вновь возбудилась. — Я сама, аккуратно, щипчиками. Голову откусишь, а на кровь он реагировал. А потом научила. Берёшь за хвостик, окунаешь в кровь, и подносишь к его мордочке. Долго тренировала, пока он не понял, что с мышками делать надо. Думала потом живых выпускать, чтобы он поохотился, но не успела. Так что теперь будет с моими бедными мышками? — повторила она и поднесла к глазам чёрный кружевной платок…

— Так заведите нового кота…

— Нет, это невозможно! После моего Мусика! Это ж будет настоящая измена.

Кондрат задумался и сказал:

— На счёт мышек не беспокойтесь, приносите сюда, будете кормить выздоравливающих кошек. И сможете их дрессировать. И не волнуйтесь, пожалуйста.

— Да? — в глазах женщины вспыхнул так знакомый ветеринару огонь, который требовалось погасить. Причём немедленно. Что он и сделал, только на этот раз кушетка была другая.

***

И Софья Марципановна стала периодически заходить, приносить мышек и провожать в последний путь бедных животных. Через некоторое время вполне логично стала официальной сотрудницей, помогающей бедным животным переходить в мир иной.

Однако почти каждый раз ей требовалось снимать стресс, в чём её активно помогал Кондрат. Для своих шестидесяти пяти женщина выглядела превосходно, так что у остальных посетительниц просто не было шанса. И неважно, что теперь она была не «дамой в чёрном», а носила обычную форму ветеринара лазоревого цвета.

***

Вот какая хрень приснится через неделю после изоляции. Почти добровольной.

Неотправленные письма

Уже не помню, что я искала в этой папке, но только открыла, как из неё выпал незапечатанный конверт и спланировал на пол. Простое любопытство позвало меня поднять его и познакомиться с содержимым.

Мы сидим напротив друг друга в маленьком зелёном скверике. Мы — конечно, слишком самонадеянно. На раскачивающихся скамейках, призванных изображать качели. Она пришли первой. Я: — «Не помешаю?» — Она не удосужилась ответить, лишь и то не мне, а своим мыслям.

Открываю баночку колы, купленной в ближайшем ларьке, делаю несколько глотков. Женщина — у неё своё, не обращает на меня внимания. Но мне не оторвать глаз от её золотистых ножек, ровных коленок, которые она и не задумывается прикрыть. Что ж, много непонятных ситуаций, сейчас прикончу баночку и поеду дальше…. Но меня что-то останавливает…

— ….можно наказать неправильного любовника.

Она говорит в пространство, как бы продолжая вслух незаконченную мысль.

— ? — я что-то промычал.

На меня, наконец, обращают внимание, но не больше, чем на стенку.

— Например, серёжка. Её можно невзначай обронить где-нибудь на кресле, а жена — она заметит всё. Или… — она раздумывает. — Высморкаться в салфетку и незаметно бросить рядом с диваном.

Ничего не понимаю, слова обращены не ко мне…. Но — требуется что-то сказать, если я, пусть виртуально, но рассчитываю погладить бесподобные коленки. И не могу отвернуться…. И — тупо:

— А серёжки не жалко?

— Молодой человек, — меня, наконец, восприняли, — вы что, думаете, у женщины нет непарной серёжки? Мало ли где обронила.

Меня заводит:

— Ну и что? Серёжка, цепочка….

— А вот вы покраснели, я вижу, что сталкивались с подобной ситуацией?

Надя, Вера, Люба — девушки любят метить территорию, если предметы туалета нахожу, то утилизирую, но вдруг что-то да осталось? Надо бы навести ревизию…

— Вот, видите, вы проиграли, с вас — кофе….

Мы идём в сторону набережной, проходим мимо фонтана с мальчиком. Она осторожно подставляет ладошку под струю, стряхивает воду и улыбается. Ого, это уже хорошо.

Останавливаемся возле уличного кафе. «Чёрное и белое». Повезло, есть свободные столики в тени. Народ стремится к морю, а я делаю заказ. Американо с корицей. Женщина садится и смотрит на меня в упор. Я не знаю, как реагировать, но тут…

Она медленно прихлёбывает кофе и не притрагивается к буше.

— ?

— Меня сегодня, перед тем, как…, вы понимаете, будут кормить до отвала, так что…

— Но как, на полный желудок? По моим представлениям, поесть нужно потом, и немного, — вопрос задан.

— А Вас это волнует?

Конечно, нет, но я по причине своей молодости, считаю необходимым ответить, не обращая внимания на столь риторическую фразу:

— Да, пусть я пока не имею права….

Заказываю ещё по чашечке кофе.

Молчим, говорить не о чем. У меня язык буквально прилипает к нёбу.

— Всё, сейчас за мной приедут.

До меня доходит, я, на автомате:

— А вы уже заготовили серёжку и салфетки? Или можно подгадить крупнее?

— Ты не понимаешь. Именно мелочь может вывести, достать, пусть думает и боится.

Женщина расстёгивает кожаную сумочку, ей нет необходимости демонстрировать. Но я понимаю.

Не могу измерить свой пульс, но чувствую, он зашкаливает. Мне безумно нравится эта женщина! Она нужна мне! Но я не в состоянии произнести ни слова. Надо что-то предпринять, но я будто связан невидимыми нитями. Решаюсь протянуть визитную карточку — на всякий случай. Она механически запихивает её в сумочку рядом с мобильным…. Надежда?

На конверте аккуратно выведено: «Моей любимой». Я открыла его с трепетом, опасаясь прочесть стандартную, увы, фразу: — «Если ты читаешь это письмо, значит,…» К счастью, никакого предисловия, а только листок с прочитанным мной текстом.

Держу листок в руках, не знаю, что с ним делать, потом складываю пополам и кладу обратно. Так, должен быть и второй конверт, сейчас я его найду и…. Но тут просыпается маленький Димка и требует внимания. Я мгновенно переключаюсь и склоняюсь над кроваткой. Выплюнул пустышку и просит есть. Куда ж денешься, ему только полгода и одной трудно управляться.

Но я должна написать ему или устроить маленькие семейные учения? Мол, получил женщину и решил написать, как познакомился со мной?

Однако слова не находятся, я беру листок, пишу несколько фраз и останавливаюсь — слеза капает на бумагу, буквы расплываются. Почему тогда я взяла визитку? Несмотря на его нерешительность и то, что мне предстояло свидание с неизбежным продолжением? Нет, не на автомате, не механически, а оставляя для себя возможность. Это и напишу.

***

Укладываю Димку — сейчас он много спит, а когда не спит — требует чтобы его взяли на руки. Улыбается и хочет что-то сказать. Сложно с ним, даже несколько дней, когда я остаюсь одна, меня выматывают, но какой хороший ребёнок! Мой! От любимого мужчины.

Я нахожу следующий конверт, опять с трепетом открываю его.

…иномарка увозит женщину, но перед тем она успевает махнуть рукой — то ли знак одобрения, то ли… не знаю. На душе хреново, кажется, всё пропало.

Покупаю квас, он ужасно противный, выбрасываю недопитую бутылку в урну, перехожу на другую сторону улицы, сейчас поеду, включу компьютер, полезу в Яндекс. Но ничего не найду. Потому что не знаю, искать-то что? Кого? И чувствую себя полнейшим кретином. Струсил, не решился. Трудно признаться себе, но это именно так. Завтра у меня выходной, буду шататься по городу, и надеяться на случайную встречу. Нет, сяду в том же скверике, и буду ходить в кафе мимо фонтана до набережной и обратно, поглощая чашку за чашкой. Если я затронул в ней какую-то струнку, она непременно должна…. Нет, такая женщина никому ничего не должна, а вдруг? Чтобы отвлечься, записываю на листке. Может, потом получится что-то путное. Сажусь за компьютер, откладывать нельзя.

Если бы я знала! Да, то что? И что я должна или могла знать? Изменило бы это что-то или нет? Иногда я думаю, неужели может быть так, сразу, с первого, ну, второго, взгляда? Но почему ты не бросился сразу за мной, не остановил? Нет, тогда бы я не остановилась, хотя бы из чувства противоречия. Сказала бы что-то вроде не твоё дело или послушай, мальчик…. Написать это? Да ни за что! В конце концов, именно я приняла решение, я права?

Буду искать последнее, третье письмо. Он же ещё не обо всём написал. Но с ребёнком на руках это сложно. Он постоянно требует внимания. Сейчас уложу и выйду на улицу. Там и почитаю письмо.

***

Бесцельно хожу по квартире, нарезаю круги. Не знаю, куда деть себя. И знаю причину.

В половине двенадцатого — звонок.

— Это я. Не возражаете, если я сейчас приеду?

Шум в голове, руки дрожат так, что телефон чуть не выпадает из них. Понять, кто звонит, нет необходимости, именно этот звонок я ждал.

— Конечно, а как же. Встречу, — я с трудом сдерживаю нетерпение, стараюсь, чтобы голос не слишком дрожал.

Возраст, особенно женщине, даёт неоспоримое преимущество, но мне — новый опыт. Хотя на фиг кому он нужен, ситуации не повторяются.

***

Значит, ты сразу почувствовал, что я старше? Посмотрела не себя в зеркало — выгляжу превосходно, после родов вернулась в свой размер, и даже лучше! Подумаешь, три года! Я держу в руках третье письмо, в таком же конверте, только не напечатанное на принтере, а написанное ровным почерком. И ты не спрашиваешь, почему я тогда пришла к тебе. Почувствовала что-то? И правильно делаешь, что не спрашиваешь. Мне бы пришлось что-то придумывать, убеждать себя и тебя. Зачем? А всё просто — я не могла не прийти.

***

Те же коленки напротив, только немного другой антураж. И более свободные в своем движении — влево — вправо, гимнастика, или неосознанное предчувствие?

Два кресла, разделённые журнальным столиком.

— Он — сволочь. Иного я и не мог предположить. Но с языка слетает:

— А у Вас есть запасная серёжка?

…сначала получаю по физиономии. Но не возражение со стороны коленки. А её бельишко точно пополнит мою коллекцию. У каждого — свой пунктик.

Или не пополнит, если она решит задержаться. Тогда я выброшу все прежние девайсы и буду очень стараться, женщина прекрасна, и знает это. Но к чему это я? Не могу понять, что со мной, мысли растекаются, но я уже люблю её. И эта коллекция мне на фиг не нужна.

Женщина ничего не боится, и даже не плачет. Внимательно смотрит на меня. И почти незаметно качает головой в знак согласия.

Серёжки — в огромной ракушке, я их принципиально пересчитал и опустил занавес.

***

Неужели я была такая? Сама напросилась…. Или поняла? А ты тоже хорош! И почему я должна бояться? Скорее, наоборот. И как-то незаметно я дошла до того самого сквера, села на ту же скамейку и перечитала последнее письмо. Только врёшь ты всё, никаких признаков женщин в квартире не было, и не мог ты от них избавиться, пока ждал меня. И написал только для того, чтобы, чтобы я считала, что ты такой крутой, или как? Но ведь ждал?

А утром, пользуясь тем, что я была совершенно обессилена и не могла сопротивляться, ты буквально притащил меня в ЗАГС, благо он был почти рядом. Или уже не хотела? То есть, согласилась сразу, и даже рука не дрожала, пока я заполняла заявление. Вот и читай это!

Одну сигарету могу себе позволить. А потом… так, а, может, ты меня видел раньше? Ведь жил всего в паре домов от меня, на другой стороне парка. Не помню. В общем, а зачем это? Чтобы я ни писала, это ничего не изменит и не отразится на нашей любви. Только убеждай меня в этом как можно чаще и не уезжай надолго.

***

И опять иду по бульвару мимо фонтана с мальчиком напротив музея Грина, похожу к кафе и заказываю кофе с корицей, но уже со сливками, и печеньку с творогом, сажусь под зонтик за круглый столик.

Димка спит в тени в своей коляске, я наслаждаюсь ароматным кофе и смотрю на смартфон с твоей физиономией на заставке…. Он будто слышит меня и оживает.

Это — ты.

Нина

С трудом оторвавшись от женщины, я сделал шаг назад, не выпуская её рук. Она смущённо улыбалась и глядела мне в глаза.

— Рассмотрел?

— Да, — я едва выдавил из себя.

— Прямо сейчас или подождёшь несколько минут? — спокойно так, оставляя решение за мной. Или меня тестируют?

Я снова обнял её и прижал к себе. Ощущение прекрасной обнажённой женщины, неожиданно нежной и расположенной к тебе, бесподобно. Нет даже вопроса в бездонных серых глазах, будто наша встреча была предопределена.

— Да, — спешка ни к чему, пусть ничто не мешало немедленно опуститься на постель и предаться страсти. Но этот эпизод мог оказаться единственным и последним, а женщина мне нужна целиком.

— Я — Нина.

— Алексей.

— А ты пока собери…, — показала на разбросанную по полу одежду и сложи на пуфик. И достань продукты из пакетов.

Что означало — мне приятно, что ты правильно меня понял, не спешишь, и ожидание будет вознаграждено.

Оттянула резинку моих трусов, хихикнула, засмущалась и убежала в душ.

Я услышал, как полилась вода, сложил одежду, от которой мы избавились, едва войдя в квартиру, общаясь на лишь ментальном уровне. Её губы были нежные и прикосновения искренние — она верила мне!

***

Вышла, завёрнутая в махровое полотенце.

— Не возражаешь, если и я? — тронула за плечо и согласно кивнула.

Холодный душ отрезвил, но не лишил решительности.

Вернувшись, застал Нину в постели, укрытую простынёй. Женщина отодвинула её край — ложись рядом. Или сразу на неё? Нет, я должен поступить так, чтобы она почувствовала, что это не просто так.

Прилёг рядом, обнял.

— Холодный…

Бесконечно длящийся поцелуй, лёгкое поглаживание, неуловимые прикосновения. Маленькие соски, чуть влажный мягкий плоский животик, тёмно-русый аккуратный треугольник на лобке. Спускаюсь ниже, ниже. Ножки приподнимаются и расходятся в стороны — наши желания совпадают. Я продолжаю изучение её бесподобного тела, ласкаю нежно и настойчиво, пока необыкновенно вкусная женщина не ощущает не имитируемый, а реальный оргазм.

А потом:

— Побереги меня…, — привлекая на себя и с силой сжимая мои ягодицы.

***

До отхода поезда оставалось часов шесть. Я специально взял билет на «Красную стрелу», ни о чём заботиться не надо, и заходить домой — тоже. Удобно, сразу идёшь на работу, решаешь проблемы — свои и чужие, как обычно.

Решил забежать в универсам, взять что-то на ужин, а больше — чего-то московского. Хотя сейчас всё легко можно купить и у нас. Выпил кофе, сел сосиску в тесте и корзиночку с грибочком и решил, что сегодня вполне могу обойтись без ужина. Брать коляску для пары шоколадок и пакета зефира — ни к чему. Вот и все мои покупки.

Подхожу к кассе. Стоящая передо мной женщина с коляской оборачивается, и я узнаю её! Пусть сегодня на ней другая курточка и коротенькая светлая юбочка. Инстинкт срабатывает или наитие? Беру за запястье, она даже не вздрагивает. Будто понимает, что я не выпущу её. Бросаю взгляд на полку у кассы, едва сдерживаюсь от искушения, чтобы не бросить в коляску пару упаковок «Durex». Достаю карточку, не выпуская женщину, расплачиваюсь, мы, не произнеся ни слова, выходим из универсама. Женщина идёт рядом, через несколько шагов:

— Отпусти мою руку, пожалуйста, — тон — не требовательный и не просительный; ровный, мягкий голос завораживает…

Выпускаю… Она неожиданно вкладывает свою ладошку в мою и почти незаметно пожимает. Сердце замирает, потом прыгает, я не могу ничего вымолвить. Мы по-прежнему идём рядом, но теперь наши пальцы переплетены. Я чувствую биение её сердца, качу тележку из универсама — заберут от дома….

Выгружаем покупки, заходим подъезд, молча, поднимаемся на одиннадцатый этаж. Она открывает входную дверь, пакеты — на пол. Поцелуи, не лихорадочное сбрасывание одежды, а постепенное раздевание. Мы снова обнимаемся, она — абсолютно голая, на мне лишь семейные трусы, не скрывающие возбуждения. Полоски незагорелой кожи. Женщина ещё привлекательней, чем мне показалось тогда. Мне было не до того, чтобы задумываться над тем, почему она безропотно пошла со мной. Даже повела.

***

После возвращения из Феодосии я решил расстаться с Мариной. Ей только что исполнилось тридцать, она всё настойчивее заговаривала о свадьбе. Мы встречались, но не жили вместе — возможно, оба чувствовали, что это преждевременно. Девушка была удивлена, расстроена, но я не мог продолжать отношения. Я понимал, что случайно встреченная мною женщина, о которой я не знал абсолютно ничего, оставалась не более чем фантомом. Вероятность того, что я когда-нибудь снова увижу её, была нулевой.

Расставание всегда болезненно. Слёзы, крики, выяснение отношений — их не было, только боль и огорчение… Планы рухнули. А если бы не злополучные или, наоборот, счастливые, блоки, жизнь повернулась бы по-другому, и какое-то время я был бы счастлив.

Вернусь назад.

У меня был билет в купе, двухнедельная командировка с возможностью побывать на море, в общем, всё по плану. Однако всё произошло не по сценарию. Если вы считаете, что всё идет хорошо, значит, вы чего-то не учли. В последний момент мне сообщили, что надо заехать в Москву за блоками, и мне уже взяли билет в плацкартный вагон — летом доехать до Крыма проблематично. Чертыхнулся про себя, сдал билет и взял на «Сапсан». В Москве перешёл с Ленинградского вокзала на Казанский. Упакованные блоки принеси прямо к вагону, а в качестве компенсации морального ущерба — корзиночку со снедью.

Скопировал расписание — если время стоянки больше двух минут, можно выйти и покурить. Значит, нужно пристроиться, а в остальное время банально отдыхать и не думать ни о чём.

Разобрал постель, забрался на верхнюю полку, включил смартфон и погрузился в интернет. Сутки с небольшим — не так уж и долго. Соседи по плацкарте меня не интересовали, я получил некоторую передышку и мог не думать ни о чём. Меня встретят, разместят, накормят и напоят, за пару недель я справлюсь с работой — знаю, как, и вернусь в Питер.

Обычные поездные разговоры, так, ни о чём серьёзном — мало ли что. Летом народ едет на юг отдыхать, хотя бы на время оставив свои дела и заботы. Чем занимается народ в поезде? Как обычно, нужно что-то съесть, выпить чай или кофе, дождаться длительной остановки, чтобы покурить или подышать свежим воздухом. Почему-то многие на этих остановках не отлипают от телефонов — звонки — мол, я там-то и там-то. Стоим на перроне, вроде все вместе, но поодиночке, не вступая в разговоры. Личное пространство, так что ли?

***

Невольно обращаешь внимание на ближайших соседей. Она: назвать её красивой не получалось, несмотря на правильные черты лица. Длинные тёмно-русые волосы, перехвачены резинкой в хвостик, ни следов агрессивного макияжа. И ногти — не длинные, но ухоженные. Стройная ли она? Да, конечно — джинсовый костюм сидит хорошо, из-под курточки выбивается зачем-то надетая на джинсы сиреневая юбка. Ну да, она потом сняла джинсы и осталась в этой юбочке и футболке.

В общем, обычная женщина, однако в ней было нечто, цепляющее с первого взгляда. Возможно, только меня. А когда почти случайно футболка задралась — она поправляла бельё на верхней полке, сантиметрах в двадцати от меня оказалась незагорелая полоска живота. Плоского, как у юной девушки, я едва сдержался, чтобы не прикоснуться к нему губами, уткнулся в смартфон и постарался отвлечься. А что будет, если…. Если спустить юбочку ниже? Бесполезно отгонял нескромные мысли…

***

Я не вступал разговоры, но прислушивался. Узнал, что её сын живёт с бабушкой — так ближе до университета, и перешёл на четвёртый курс. Выходит, ей чуть больше сорока и она старше меня, но кого останавливал возраст женщины!

Досужие рассуждения, никакого действия, дальнейшее предопределено заранее — поезд прибудет на конечную. Выходящие из поезда смешаются с толпой встречающих и каждый пойдёт в свою сторону. А о случайных попутчиках забудет навсегда. Или всё-таки нет?

Но…. Ещё одно мгновение — женщина забиралась на верхнюю полку, юбочка случайно задралась и я, также случайно, увидел то, что не полагается, буквально на секунду. Отвернулся и…. А если я подсознательно хотел увидеть и мой мозг повернул голову именно туда?

Случайные пикантные моменты врезаются в память сильнее. Как и недосказанность требует завершения.

***

Ближе к Феодосии в большом купе осталось нас двое. Я созвонился с коллегами, мне сказали, где будут ждать с машиной и сразу повезут на базу. Женщина тоже общалась с кем-то по телефону. Наверное, её будет ждать бой-френд, от которого у неё не будет секретов, и мне стало тошно.

Уже перед выходом она сказала, что Феодосию выбрала случайно, сняла жильё в частном секторе и решила уехать одна — все достали. Как знакомо! Достали, и всё тут. Но после смены обстановки, пусть на некоторое время, жизнь покажется не такой уж и сложной, а некоторые заморочки — не заслуживающими внимания мелочами.

И я тоже вернусь через пару недель.… Встречусь со своей девушкой, и….

Всё так и не так. Я в очередной раз тщетно пытался убедить себя, что ничего особенного не произошло, что шансов встретить эту женщину у практически нет, и надо продолжать жить, как и прежде. Но не получилось. Она не выходила у меня из головы.

***

— Ужинать будешь?

— Конечно, сегодня удалось пару раз перехватить на ходу, и всё.

— Тогда подожди немного, я быстро приготовляю, а ты можешь покурить на лоджии.

Спокойно, будто давно знала меня, или я идеализирую? Она ловко управлялась со сковородкой, иногда поглядывая на меня. Шипело масло, эскалоп — вот что нужно! Слюнки потекли. Я не огорчил хозяйку, аппетит у меня хороший.

— Чай, кофе?

— Кофе, посидим вместе.

— Хорошо, принесу на лоджию. Тебе удобно?

Куда уж! Подвинул столик, уткнулся в телефон — ещё мог успеть сдать билет на стрелу и взять на «Сапсан». Завтра обязательно нужно быть в городе.

— Что смотришь? Хочешь что-то придумать, или жена ждёт…

— Если бы жена, — я машинально ответил, — то…

— Ты хочешь сказать, если был бы женат, то не пришёл бы ко мне, а сейчас и такая сойдёт, сорокалетний неликвид, да? — уже расстроилась.

Ох, с женщинами нужно осторожно, любое слово могут истолковать по-своему. Надо срочно сменить тему, что, в принципе, я и собирался сделать, поэтому:

— Паспорт принеси, пожалуйста!

— Зачем? Хочешь убедиться, что я старше на пять, шесть лет? Что, разве так не видно?

— Нужно взять тебе билет, а там без паспортных данных никак.

— Куда, зачем? — Нина была изумлена, если не больше.

— Ко мне, в Питер. Я свой уже поменял — поеду утренним «Сапсаном», чтобы успеть на работу до обеда.

— Погоди, так ты что, из Питера? — с недоумением. — И уверен, что я тебя оставлю до утра?

Не ответил, а продолжил:

— Как видишь. У тебя выходные когда? — сразу же, чтобы у женщины не оставалось времени на раздумье.

Нина, будто находясь под гипнозом, посмотрела календарь.

— У меня свободны пятница со второй половины дня, суббота и воскресенье. В понедельник — сутки, потом опять — сутки через сутки. Я работаю в клинике, на август график есть, а на сентябрь ещё нет…. И ты считаешь, что я хочу к тебе приехать и у меня…, — невольно запнулась.

— Если случилось чудо, то почему его не продолжить?

— И ты уверен, что я соглашусь?

— До утра ещё есть время, и я постараюсь тебя убедить.

Помолчала, и я понял, что она приняла решение.

— Только сначала расскажи, ну, я не знаю, что и с какого момента.

— Обязательно, но сначала дай свой телефон — я тебе перешлю билет.

Кофе допит, мы по-прежнему на лоджии, тёплый августовский вечер. Женщина у меня на коленях, вся внимание… Сложно поверить в случайность, но иногда она бывает.

Начал рассказ, упуская некоторые пикантный моменты — немного неловко.

— Да, я представляла, что взгляд материален, но не настолько же! Ты будто прожёг меня насквозь. Какие бабочки! Целый рой пчёл! Я почувствовала твою энергию, ты гладил меня взглядом. Но на остановках, когда мы выходили на перекур, не сделал попытки подойти. И признайся, ты подсматривал за мной?

Я покраснел, хорошо, что она не заметила.

— Нет, разве что случайно.

— Случайность — одно из проявлений закономерности, так, что ли? А тогда, — замялась, пытаясь точно сформулировать мысль, — я почувствовала, будто ты уже проник в меня. Пусть это было в виртуальной реальности и длилось всего лишь мгновение, а материализовалось только сейчас.

Вдохнул.

— Ты права. Но я не решился, будто надеялся, что мне представится ещё один шанс. Ты сказала, что тебя встречают, и что ты впервые в Феодосии…. А кто может встречать такую женщину.

— Да я и не согласилась бы. Тогда. Поездные и курортные романы не для меня. А когда сегодня ты неожиданно взял меня за руку, я буквально приклеилась к тебе, поняла, что мне никуда не деться. Твоё желание передалось мне…. Как и сейчас…. Ой, что ты делаешь! А вдруг кто увидит?

— Пытаюсь убедить тебя.

***

— Да, конечно приеду. Заодно навещу тётушку. Она будет рада видеть меня и тебя — тоже.

Сказала и возможная отгадка пронзила меня.

***

И вот я сижу в вечернем «Сапсане», и каждая минута приближает меня к неизбежному. Да, я еду к молодому любовнику, мне хочется его увидеть, объятий и любви. Я не задумываюсь, надолго ли это? Я привыкну к нему, и расставание будет болезненным. Что ж, сама повелась и даже подыграла ему — слишком откровенен он был, а мне было хорошо и комфортно. Он отнёсся ко мне с уважением, не спешил и чудом угадывал мои желания. А что будет, когда он узнает правду? Что я была не я, не та девушка, о которой он мне рассказывал и представлял в своих мечтах. Значит или — или?

Я порывалась выйти на промежуточной остановке, — только мысленно, чтобы, чтобы не испытать разочарования. Сердце стучало, я чувствовала слабость в ногах. А, будь что будет! Я никому ничем не обязана, и… Он станет расспрашивать про Феодосию, которую я видела только на картинках, или уже понял?

А как я выгляжу? В поезде, вместо того, чтобы отдохнуть и заняться своей внешностью, думала о всякой чепухе.

Сомнения? Они рассеялись, когда он встретил меня у дверей вагона с букетом цветов, поцеловал, взял за руки и мы…

Прошли по ночному городу, сели в машину. Он спросил, как я доехала — что сказать, «Сапсан» есть «Сапсан», с комфортом и отвратительным кофе. Поднялись в обычную новостройку, но не далеко от центра — девятый этаж, несколько лифтов.

Снова поцелуи, душ — новый халатик и зубная щётка красного цвета для меня, лёгкий ужин. Изумительные питерские конфеты и мороженое. Подумала — вот тебе и конфетно-букетный период.

Он держал меня за руки, а я смотрела на него.

***

Усталость всё сморила меня, и я, едва коснувшись подушки, провалилась в сон. Но — пробуждение!

Ласки, от которых хотелось улететь на небеса. Я нежилась в объятиях молодого мужчины, и мне было хорошо. Но… Чёрт дёрнул за язык…

— Я должна признаться. Ты ошибся, когда увидел меня в универсаме, а у меня не было сил сопротивляться и твоей энергетике и своему желанию. И никакого сиреневого платья у меня нет, и не было.

Он улыбнулся:

— Это не имеет ни малейшего значения. У той девушки не было родинки. А у тебя она слева от пупка. Это я запомнил. И твой замечательный животик немного полнее.

— И поэтому так рассматривал меня, чтобы убедиться, та ли это девушка?

— Нет, я понял почти сразу, но уже не был в состоянии отказаться от тебя, — сбивчиво так, волнуется. — Я… увидел в тебе гармонию и свою женщину и напросился остаться.

— А если ты снова встретишь её, что…. Не слушай мой бред.

— Я ждал тебя, до последнего сомневался, решишься ли ты, приехать. А теперь мы вместе и…

После очередных ласк мне не нужно было симулировать и сдерживаться, я внезапно заплакала. Неужто так бывает?

Слёзы счастья?

Впрочем, он быстро меня утешил, и после завтрака мы поехали в Павловск.

Павловск

Врагу не пожелаешь. Именно такой была ситуация, в которой я оказался на следующее утро после защиты диплома. Никаких подвижек не наблюдалось, обещанная мне аспирантура накрылась медным тазом, девушки — как не было, так и нет, работы и перспектив на будущее — никаких.

Подработка на кафедре тоже закончилась, осталось несколько случайных учеников, которым буду терпеливо вдалбливать недоученное ранее. И заниматься поисками работы. Через неделю смогу сколь угодно долго любоваться на корочки красного цвета, положенные отличникам, и свои накаченные мышцы. И всё. На помощь родителей рассчитывать не приходилось — они как-то ухитрились существовать на субсидии, выдаваемые в НИИ и на судостроительном заводе, и только. Они содержали дачу и старенький «Опель», и ухитрялись иногда подкидывать мне на жизнь. Я жил один — бабушка переехала в двухкомнатную квартиру к родителям, и меня поселили в комнату в коммунальной квартире на Загородном, напротив ресторана «Тройка» — мол, взрослый и устраивай свою жизнь. Одно утешало — соседи, ветхозаветные старушки, уже перебрались к родственникам, или уехали на дачу, и комнаты пустовали. Так что я был фактически одним жильцом, но что из этого? Места, так сказать, общего пользования, нуждались в ремонте, и не только косметическом. Я не ленился, сделал, что мог, а дальше? Никакой перспективы.

Выходя из дома, я смотрел на себя в треснутое зеркало, повешенное в прихожей ещё при царе Горохе. И старался не унывать.

И в это утро я проснулся один, не могу сказать, что в холодной постели — в конце июня установилась прекрасная погода, около тридцати и сухо. Сидеть и ждать получения на руки диплома с понятной разве что узкому кругу сурово образованных ботаников, специальностью — «кинетическая термодинамика», бесполезно, и я отправился Витебский вокзал.

В электричках свободно, ехать дальше Павловска я не собирался, сегодня в программе — Пушкин, Павловск решил оставить на завтра. Время меня не лимитировало, могу гулять сколько угодно, ученики придут ко мне в понедельник, и я буду терпеливо вдалбливать в их головы простейшие алгебраические действия. А на что ещё способен обладатель красного диплома?

Утро выдалось солнечное, почти ни облачка. До Витебского — несколько минут неспешной ходьбы. Приготовил бутылку с водой — пить наверняка захочется, положил в пакет вчерашний батон — покормить уточек возле водопада, и пошёл. Взял билет, ещё студенческий, и сел в электричку возле окошка — электричка Павловская, а народ стремится дальше, к дачным участкам. Электричка бодро стартовала, мимо пробегал город, Шушары, поля, Пулковские высоты.

***

Иду прямо к парку. Куда и направляется основной контингент. Организованное движение в конкретном направлении, парочки, родители с детьми, пенсионеры. Мне спешить абсолютно некуда, и я маршировал в хвосте колонны. Так и просочился внутрь вместе с группой туристов.

Сделал несколько кругов, посидел на лавочке, рассматривая преображающийся Екатерининский дворец, вдоль которого выстроилась длинная очередь, что-то отливало золотом, голубым цветом. Нет, скорее, лазоревым. Я был там несколько раз, но осенью, когда и туристов меньше, и погода предполагает.

Ещё один круг. Бутылка с водой становится легче. Останавливаюсь возле пруда — затончика с миниатюрной плотиной, перед озером — уточки сбились в стайку и ждут подношения. Отщипываю от батона, крошу в воду. На угощение мгновенно слетается несколько уточек. Тоже конкуренция.

Подходит девушка с маленьким мальчиком, он тоже хочет покормить, но нечем. Батон переходит в его ручонки, малец доволен. Я стою и наблюдаю, пока процесс не заканчивается. Мамаша уводит ребенка по дорожке осматривать достопримечательности, я же направляюсь в противоположную сторону, топ-топ, мимо ресторанчика, вдоль озера с островком посередине. Хорошо. Мысли разваливаются, я даже не обращаю внимания на встречных девушек, расслабляюсь и не замечаю, как начинает сосать под ложечкой — ба, уже шестой час!

Допиваю воду, опускаю бутылку в урну, и направляюсь к вокзалу. Электричка минут через пять, это хорошо, покупаю «Советский Спорт», стаканчик крем-брюле, поезд останавливается, двери открываются, и я снова занимаю место у окошка, разворачиваю мороженое. Поезд трогается, сначала я просматриваю газету, чтобы потом углубиться в интересующие меня статьи. И вдруг слышу тонкий, немного надтреснутый смех. Поднимаю глаза, и вижу напротив не девушку-виденье, но молодую симпатичную женщину, в легком платьице, с коротким чуть рыжеватым перманентом.

Она улыбается и не отводит глаз:

— Простите, Вы так аппетитно….

Я естественно смущаюсь. Что, советский человек не может спокойно съесть мороженое? На счастье, мимо проходит мороженщица с коробкой на ремне через плечо:

— Крем-брюле, шоколадное, трубочки…

Я злорадно достаю червонец, покупаю трубочку и протягиваю соседке. Та, на автомате:

— Спасибо. — Чисто автоматически и не успевает отказаться.

Я могу торжествовать — в такой жаре мороженое неизбежно поплывёт, ей придется доставать платочек, вытирать липкие пальцы. Невольно опускаю взгляд вниз — ровненькие загорелые ножки, туфельки на каблучках, но без задника; нога закинута на ногу, и они покачиваются. Оторвать взгляд сложно, да и зачем? Ножки — точёные, с едва заметными золотистыми волосиками, педикюр — в тон маникюру на столь же нежных ручках. И вдруг я замечаю, что женщина удивительно красива, непроизвольно краснею. Она же достает платочек, укладывает на коленки — столь же привлекательные, прикоснуться на мгновенье. Я попал, но пока не осознал этого.

Всё-таки капельки тающего мороженого покидают оболочку трубочек. Я усмехаюсь про себя и вновь слышу так завороживший меня смех.

— Вы были в парке? — вопрос или утверждение.

— Да, только не часто случается.

Возможно, она меня видела, как я кормил уточек, или отдыхал на скамейке, скинув кроссовки. Как-то неловко.

— Во дворец ходили?

— Нет. Просто гулял.

— А почему? — что она ещё могла спросить, по ходу дела?

— Учёба, диплом, — отвечаю как школьник, — и так, сколько раз бывал.

— А во дворце?

— Только осенью, когда меньше туристов, погода плохая и нет желания бродить по парку просто так. И когда в школе учился.

Она, наконец, доедает мороженое, задумывается, куда выбросить обёртку, я прихожу на помощи и кидаю её в пакетик, женщина вытирает ажурным платочком пальчики, облизывает губы. И снова улыбается. «Руки липкие», я пожимаю плечами — надо было не допивать бутылку до конца, и не выбрасывать. Но кто ж знал!

Женщина снова о чём-то спрашивает, я отвечаю, большей частью, невпопад. Электричка тормозит, Витебский вокзал. Неужели всё? Сейчас провожу до метро, вернее, просто дойдём вместе, и мираж исчезнет? Не мираж, а реальность. Я иду рядом, на каблучках она немного ниже, направляется к входу в метро, оборачивается — «Спасибо за приятную компанию», и явно собирается нырнуть в прожорливые недра.

Я глотаю слова, успеваю вымолвить одно:

— А я смогу Вас увидеть? — даже не спросив имени.

Она. Разве что пожалеть на ходу. Хлопает меня ладошкой по руке — как обжигает.

— Вы поедете завтра в Павловск?

Я вспоминаю закон парности событий….

— Да, — странно, но именно такой план был у меня на завтра. Потом — Гатчина, Петродворец — в будни там не так многолюдно, меньше праздношатающейся публики, к которой я с полным основанием могу причислить и себя.

— И хорошо, часов в десять, одиннадцать. В Павловске. Я буду…

Заходит на эскалатор, не оборачивается. В голове шумит — я испытываю дотоле неизвестные ощущения — мне нужна эта женщина, прямо сейчас.