Глава первая
В этот яркий солнечный день на улице стояла такая убийственная одуряющая духота, что невольно казалось, что вот-вот и всё кругом живое просто-напросто задохнётся, не спасал даже поднимающийся временами слабый ветерок. И сквозь эту чудовищную августовскую жару отовсюду явственно проступала удушающая вонь. Она доносилась даже сквозь заложенный пальцами нос.
Собственно, к подобным вещам в этом провинциальном, будто упакованном со всех сторон уродливыми горбатыми сопками, городе все уже давно привыкли. Особенно нестерпимо воняло на крупном местном рынке, из-за этого кошмарного смрада рынок в знойные дни напоминал не что иное, как развороченное кладбище с гниющими трупами. Здесь остро пахло человеческим потом и испражнениями, застоялой в глубоких канавах водой, гнилой запах пробивался с лотков от разлагающейся прошлогодней рыбы, выдаваемой, однако, пройдохами торговцами за только что привезённую.
Ничего этого принюхавшийся ко всему Дмитрий Быстров, казалось, не замечал. Напротив, он весьма обожал время от времени бесцельно бродить по рынку, тем более, у этого молодого, всегда заметного в толпе своей неординарной внешностью человека, свободного времени было вообще уйма, а точнее, сутки напролёт, за исключением тех жалких четырёх часов (его сильно допекала бессонница), что отводилось ему на сон.
Эта бестолковая рыночная суета привлекала нашего симпатичного героя, во-первых, тем, что тут он мог просто раствориться в спасительной толпе, по крайней мере, на него здесь никто не мог грубо ткнуть пальцем, что позволяли себе многие, когда он пробовал заикаться о своих самых элементарных правах. Во-вторых, в силу своего тонкого философского склада ума здесь он мог изучать людей, каждого в отдельности. Для чего? Дожив до 26 лет, Дмитрий ещё мог позволить себе жить иллюзией, что когда-нибудь он во что бы то ни стало талантливо напишет очень гениальную книгу, о ней узнает весь мир, как, например, о знаменитом романе «Сто лет одиночества» колумбийца Гарсия Маркеса. Смешно, но была у него ещё бредовая идея, перешедшая впоследствии в настоящую манию, что он непременно найдёт когда-нибудь крупную пачку долларовых купюр и сказочно разбогатеет.
Рассеянно толкаясь в шумной толпе, — был выходной день, — Дмитрий с грехом пополам продвинулся к выходу, но, увидя подъезжающую шикарную машину, с любопытством уставился на неё. Сказать, что он страшно удивился, значит, не сказать ничего. Нет, он был прямо-таки поражён, ноги его будто приросли к одному месту, он облился одновременно горячим и холодным потом.
Впрочем, ничего удивительного в том не было, на эмоционального влюбчивого Дмитрия всегда, словно током, действовало любое очаровательное женское личико. Обладая необыкновенной способностью методично разбивать наивные женские сердца, он был не менее способен и сам периодически безумно влюбляться в весьма хорошеньких женщин, пусть даже не совсем умных и в тех, кто, мягко говоря, не совсем первой, и даже не второй свежести.
На этот раз Дмитрий ясно понял, что он попался в ещё не расставленные сети одной прекрасной, но зрелой особы. Скорее всего, было ей лет уже далеко за сорок, точнее, под пятьдесят. Впрочем, столь солидный возраст его нисколько не пугал. Женщина, выглядывающая из богатой машины, была на диво хороша своей перезрелой красотой, такую бешеную красоту он в своей не очень длинной жизни ещё нигде и никогда не встречал. Пользуясь тем, что на него никто не обращал внимания, Дмитрий, не соображая толком, для чего он это делает, сделал шаг, другой ближе к машине и, вынув из кармана брюк далеко не свежий платок, стал машинально вытирать вспотевшее лицо.
У незнакомки был высокий мраморный лоб и такие роскошные чёрные волосы, по всей вероятности, натуральные, что даже самая густая девичья коса вряд ли бы могла соперничать с ними. Они спускались у неё ниже пояса чудесной волной, Дмитрий на миг представил себе сладостную картину, как он, забыв обо всём на свете, уютно зарылся бы в этом красивом пышном ворохе.
Впрочем, не только волосы поразили нашего мечтателя. Больше всего — глаза, огромные чёрные, как глубокая ночь, они то усмехались, то ласково улыбались и, точно магнитом, притягивали его. За один только нежный искренний взгляд этой наверняка самодостаточной дамы наш пылкий герой мог бы отдать хотя бы частицу своей жизни. Правда, при том условии, если б прекрасная незнакомка тоже бы воспылала к нему страстью.
Он с тайной дрожью продолжал изучать эту женщину. Белокожесть её строго овального миловидного лица никак не вязалась с цветом её волос, похожим на воронье крыло, но это и придавало её облику какую-то особенную прелесть. Её маленький пухлый чувственный рот напоминал лепесток зрелого цветка. Но что это? Она, кажется, его заметила, от ужасного смущения он попятился и чуть было не споткнулся.
Женщина снисходительно, пожалуй, несколько высокомерно, с лёгкой улыбкой окинула его взглядом, который выражал прежде всего любопытство. Иногда так смотрят хозяева на крутящегося подле ног плюгавого щенка. Однако Дмитрий таковым себя никогда не считал, к нему женщины всегда липли, как мухи на патоку, цену своей весьма броской внешности он всегда точно знал. Его смуглое, с правильными чертами лицо, на котором выделялись волевой с симпатичной еле заметной ямочкой подбородок и огромные, почти всегда грустные, небесной синевы глаза, пышная, тёмно-каштановая шевелюра, не одну дамочку, независимо от возраста, сводило с ума. О, женолюб Дмитрий это прекрасно знал, но он и предположить не мог, чтобы им могла заинтересоваться не какая-то там наивная нимфеточка, а довольно зрелая знатная женщина.
А красивая дама, казалось, забавлялась смущением молодого человека, у которого, когда их взгляд вдруг встречался, щёки густо покрывались румянцем и который с немым обожанием следил за ней, как охотник следит за дичью. Женщина вдруг звонко, совсем по-девичьи рассмеялась, и смех её, не соответствуя возрасту, рассыпался вокруг дивным колокольчиком. Она что-то шепнула тучному пожилому лысоватому мужчине, он был за рулём и сидел с ней рядом. Он тотчас кивнул ей, неловко вылез из машины и небрежно так, со снисходительной улыбкой подошёл к Дмитрию.
— Молодой человек, за тобой пришлют, когда ты понадобишься моей жене! — не сказал, а приказал он, а потом записал домашний адрес Дмитрия, который тот ему послушно, будто загипнотизированный, продиктовал.
Через некоторое время всё ещё пребывающий в недоумении заинтригованный герой-мечтатель неожиданно стал свидетелем картины, буквально повергшей его в шок. Дело в том, что дверца машины быстро распахнулась и мужчина в чёрном костюме, только что подходивший к нему, бережно, словно дорогую хрустальную вазу, вынес на руках свою спутницу, в которую с первого взгляда влюбился Дмитрий. Теперь же он был явно ошарашен, ведь следом за женщиной мужчина вынес также осторожно инвалидную коляску.
— О, мама, мия! Эта прекрасная женщина, оказывается, калека! — как током поражённый, подумал он, однако эта внезапно открывшаяся малоприятная деталь нисколько не поубавила жара в его молодой крови. У таинственной незнакомки, так его заинтриговавшей, ноги были на своём месте, однако они неподвижно, как две сломанные веточки, беспомощно свисали. Ясно, как день, что обладательница коляски была парализована. Тем не менее, её, очевидно, нисколько не смущал сей факт. Она всё также была мила и непосредственна, поглядывала на окружающих своим каким-то необыкновенным победным взглядом.
Между тем Дмитрий, всё ещё прикованный к месту и неотступно пожиравший глазами эту экстравагантную женщину, понял одно, что с этого момента в его унылой серенькой, как промозглый осенний день, жизни наступают перемены, которые, конечно же, связаны с этой сегодняшней встречей. Что ж, наверное, это к лучшему, ведь его монотонная, без единого проблеска жизнь опостылела и надоела ему до крайности, как надоедает старый платяной шкаф.
Занятый своими мыслями, наш герой и не заметил, как кто-то бесшумно подкрался к нему сзади и осторожно закрыл ладонями глаза. Так ласково может делать только любящая женщина. Только у его милой Лизоньки, которая, наверное, одна во всём свете героически терпела все его выходки, несносный характер, были такие изящные нежные руки.
— Мой милый рыцарь печального образа, — так она звала его в шутку за всегда грустное лицо, — наконец-то я тебя отыскала, неделю не виделись, а я умираю без тебя от скуки.
Худенькая белокурая девушка, лет 20, протянула ему аккуратно завёрнутый пакет.
— Вот я тебе поесть принесла, и денег немножко раздобыла, отец дал, — на последнем слове девушка запнулась, но потом как-то виновато сказала:
— Теперь тебя из общежития наверняка не выгонят.
Дмитрий ей в ответ не удосужился даже улыбнуться, он лишь присел на ближайшую скамейку и, сосредоточенно думая о своём, жадно поглощал аппетитные, с хрустящей корочкой пирожки, испечённые Лизонькой, не чаявшей в нём души. Но будь он повнимательнее, он бы непременно заметил в её прекрасных зеленоватых глазах неподдельный голодный блеск. Но к Лизе, несмотря на то, что она, как собачонка, была к нему привязана, он относился, увы, более чем прохладно. Она для него была просто очередная задержавшаяся, но ещё весьма полезная любовница.
Дмитрий, по правде говоря, был прожжённым эгоистом. Совесть в нём по отношению к этому милому, хрупкому, очаровательному созданию явно дремала. Он всякий раз беззастенчиво принимал купюры из её рук, как дань, совсем не интересуясь, каким образом она их для него раздобыла. Хотя прекрасно понимал, что бедной девушке, работавшей в ресторане обыкновенной посудницей, они, конечно же, не могли просто так свалиться с неба.
Лиза же вела себя по отношению к нему, как любящая мать, несмотря на свой юный возраст; ей словно на роду было написано опекать всех обездоленных, в то время, как в этой опёке как раз-то более своих подопечных нуждалась она сама. Оглядываясь по сторонам, Лизонька робко взяла широкую ладонь Дмитрия и прижалась к ней своей гладкой щекой.
— Ужас, какой! — тихо призналась она, — целую неделю не видела тебя, а будто целую вечность. Страшно как соскучилась! Прямо с ума сходила, а ты, наверное, обо мне и не вспоминал ни капельки? Ты, Димуля, так и не нашёл себе работу?
Он скептически усмехнулся и отрицательно покачал головой, затем с некоторой досадой отстранился от неё.
— Господи! Какая работа! Меня, журналиста с высшим образованием, пинают везде, как мяч. Ненавидят мои же коллеги, терпеть не могут нигде, как только начинаю писать откровенную правду. А потом говорят, будто человек я неуживчивый. Эти частные газетёнки, представляешь, предпочитают статейки в жёлтых и розовых одёжках, и никакая правда никого сейчас не интересует. Сплошные бульварные материалы, просто тошно становится от всей этой лжи и сюсюканья!
Лизонька ласково посматривала на него, сочувственно кивая своей маленькой, аккуратной головкой, затем она осторожно, зная его взрывной характер, посоветовала:
— А, может, тебе профессию как-нибудь сменить?
— Наверное, Лизок, так и придётся сделать! — неожиданно легко согласился он. — Раз журналистика, куда я так стремился, стала продажной, пойду я, наверное, в частные сыщики. Тем более, повод для этого есть довольно веский.
Ты может, слышала, что у нас в городе бесследно пропадают красивые, молоденькие девушки. Как правило, они все приезжие. Есть у меня огромное желание хорошенько покопаться во всём этом, может, и нападу на верный след.
— Что-то подобное, Димуля, я слышала, но как-то не придала этому значения. А как здоровье у твоей мамы? — перевела разговор в другое русло Лизонька. Ей явно не хотелось, чтобы дорогой ей человек занялся таким рискованным ремеслом, она прекрасно знала его необузданный нрав. Когда работал в газете, вечно брался за опасные темы.
Дмитрий быстро встал, стряхнул крошки с колен и неохотно ответил:
— А что мама! Болеет, как всегда! Полная безнадёга, Лизок, кругом! Вот письмо от неё, — он вытащил из кармана потёртых брюк мятый, наполовину разорванный листок, — пишет, что нужны дорогие лекарства, только они помогут ей встать на ноги. А где я, чёрт побери, раздобуду деньги, если сам всегда без гроша. Хоть воруй, но я, ты знаешь, на это не способен.
— Не расстраивайся, милый! Я обязательно что-нибудь придумаю и достану деньги для твоей мамы, — с готовностью отозвалась Лизонька, и на её белоснежном, не загорающем личике, с правильными миловидными чертами, засветилась, как звёздочка, улыбка.
«А хорошая, наверное, из неё вышла бы жена!» — в который раз промелькнула у Дмитрия одна и та же, ни к чему не обязывающая и всегда ускользающая мысль. Промелькнула и погасла, как огарок свечи, засветившийся внезапно в темноте.
Как часто мужчины, подобные красавчику Дмитрию, позже, на закате лет, когда уже ничего нельзя поправить, с сожалением вспоминают о преданнейших им, глубоко искренних существах, которых они по непонятным причинам не оценили в своё время.
При расставании с девушкой Дмитрий с дрожью в голосе вдруг спросил:
— Послушай, Лизок, ты всегда в курсе всех местных сплетен. Не знаешь, кто это такая шикарная женщина, которая только что сюда приезжала с толстым лысым мужиком, на неё ещё все зенки пялили, до того она красивая. Я, признаться, подобной горожанки здесь не встречал. Бог знает, откуда она взялась, словно инопланетянка.
Выслушав его, Лизонька сделала недовольную гримасу, надула свои полные хорошенькие губки и презрительно фыркнула:
— Здравствуйте! Я ваша тётя! Ты, ей богу, Димуля,
словно с луны свалился! Это же женщина в коляске! Ха! Ха! Ха! Нашёл тоже мне красавицу! По- моему, она просто омерзительное чудовище. Фу, разве ты не заметил, что она почти старуха, это, во-первых, во-вторых… — Лиза была крайне раздосадована тем, что при ней всячески расхваливают другую женщину. Ту, которая, вероятно, не стоит её, то есть Лизонькиного мизинца, — она же урод, неужели ты ничего этого не заметил!
Однако Дмитрий, недовольный тем, что девушка чересчур уж разошлась, награждая понравившуюся ему женщину нелицеприятными эпитетами, с сердитой миной на лице перебил её:
— Ну, ну, мышонок, не зарывайся! Не оскорбляй, пожалуйста, ту, которую совсем не знаешь!
Тогда девушка решила переменить тему. Она вперила взгляд своих больших зелёных, но имеющих свойство менять цвет, глаз в сторону церкви, откуда раздавался колокольный звон.
— Тебе нравится, милый, как звонят колокола? — миролюбивым тоном спросила она и ласково тронула его за рукав.
— Церковь, и всё, что с ней связано, — с раздражением и пренебрежительно сказал Дмитрий, — навевает на меня не что иное, как тоску и печаль, именно в церкви, если я туда захожу, в меня, будто демон, вселяется этот мерзкий животный страх перед смертью.
— Не гневи Бога, мой друг, наверное, он всё-таки есть, иначе, кто бы придумал нас и весь этот, такой сложный и гармоничный мир. Вон политики и все известные люди, и то подались к Богу! — мудро рассудила Лизонька и предложила:
— Всё-таки давай когда-нибудь сходим в церковь и покрестимся, мы с тобой оба некрещеные, а потому и несчастные, никак не можем выбиться из нищеты. А покрестимся, увидишь, жизнь совсем пойдёт по-другому.
Он в ответ усмехнулся, поражаясь детской наивности и непосредственности своей подружки.
— О, мама, мия! Я, мышонок, до столь значительного переворота в своей жизни ещё не созрел, а кривить душой, как другие, не могу и не хочу. Пусть мой Бог остаётся в моей душе и незачем его выставлять напоказ.
Эти милые душещипательные философские беседы, протекающие частенько между двумя молодыми людьми с явно противоположными характерами, нередко заканчивались ссорой, однако на этот раз всё обошлось довольно мирно.
Лизонька сильно спешила на работу, в ресторан, где она всякий раз мыла, протирала огромную гору вонючей грязной посуды. С неохотой расставаясь с вечно суровым Дмитрием, она приподнялась на цыпочки и с удовольствием чмокнула его в щеку, хотя в эту минуту она, как никогда, хотела бы обнять его и прижаться к его широкому плечу, страстно поцеловать в обветренные, красивого рисунка губы.
Кровавый закат солнца, и на его фоне горделивый овал красивого, мужественного лица Дмитрия, с благородным взглядом редких синих глаз — эта картина буквально тронула девушку до глубины души.
— Постой, ты ведь так и не сказала, кто эта дама в коляске? — спросил Дмитрий на этот раз более спокойным и как бы безразличным тоном.
— Милый мой Димочка, — с пафосом сказала Лизонька, — если эта особа тебя так сильно заинтересовала, то знай — это жена нашего крупного чиновника. Все знают, один ты не знаешь. О ней, между прочим, бурлит весь город, можешь себе представить, что в наше захолустье она и её драгоценный муженёк приехали из самой Москвы.
Всё это наша героиня выпалила одним духом и грациозно, как горная лань, изогнувшись, она быстро убежала. В последнее время это кроткое создание буквально разрывалось между столовой, где она работала уборщицей, и рестораном, где числилась посудницей. Но, делать нечего, ей надо было худо-бедно содержать не только себя, но и двух здоровых мужчин: вечно пьяного отца и неблагодарного Дмитрия, которого она, несмотря ни на что, безумно любила.
Глава вторая
В скверном настроении лежал Дмитрий в своей убогой трёхметровой комнатушке, где в молодёжном общежитии он её с огромным трудом три года назад выбил у местной власти, когда приехал в этот город на работу в редакцию одной крупной газеты. Собственно, обитал он тут, что называется, на птичьих правах, не сегодня-завтра его могли просто-напросто вышвырнуть. Во-первых, за солидные долги, что накопились, когда он, не найдя общего языка с главным редактором, пулей вылетел с работы, во-вторых, теперь он из себя не представлял ровным счётом ничего.
Так, ничтожный ноль без палочки, пустое место, по крайней мере, для коменданта общежития. Она теперь уже не намекала, а прямо в сотый раз уже говорила о том, что вскоре здесь, на его месте, поселится более добросовестный и платёжеспособный жилец. Но и возвращаться обратно в родные пенаты, в глухую полумёртвую деревушку, где остались одни старики, совершенно не было смысла.
От него отвернулся даже его сосед по комнате, бывший спецназовец, а теперь охранник одной престижной фирмы, где он грёб, по его словам, кучу денег. Прежде он регулярно угощал своего безденежного вечно угрюмого соседа пивом, а сегодня утром он демонстративно прошёл мимо Дмитрия с полными флягами пенящейся влаги. Дмитрий только губы облизнул. А Гоша, как его все здесь звали, не смущаясь, опрокинул в себя пиво, как говорится, в один присест. Несмотря на свой молодой возраст, бывший спецназовец успел приобрести себе так называемый пивной животик.
Дмитрию ничего не оставалось делать, как отвернуться, притворившись равнодушным. В душе он прекрасно понимал, что всем уже смертельно надоел своей затянувшейся нищетой. Спасибо Лизонька, эта простая добрая девчонка, не даёт ему умереть с голоду, поддерживая морально и материально его жалкое существование.
Впрочем, справедливости ради, надо сказать, что у него порой мелькала мысль рано или поздно сполна расплатиться с этой бедной девушкой, более того, одеть её с ног до головы. Ведь в мыслях он парил высоко и видел себя в апогее литературной славы, ему это все пророчили, признавая у него огромный талант к сочинительству.
— Господи, о такой ли я доле мечтал! — несчётный раз уже, наверное, уныло повторял он про себя, лёжа в своей любимой позе, а именно, уткнувшись взглядом в пропахший сыростью низкий потолок. В сущности, я нахожусь на содержании у такой же бедной девушки, значит, я, как раньше таких типов называли, просто захребетник.
«О, мама мия, — от злости он скрипнул зубами и повернулся на бок, — когда же я выберусь, наконец, из этой постылой нищеты, стану богатым и знаменитым! Ну почему я должен жить иллюзиями, а другие, может, хуже меня в сто раз, наслаждаются жизнью!»
Как нарочно, когда он вчера бесцельно бродил по городу, проклиная свою участь, у шикарного супермаркета с сияющими витринами остановился дорогой лимузин и оттуда вышел низенький, полный, в очках, молодой человек, ведя под руку красивую пышноволосую женщину, в бриллиантовом колье. Он хотел было от стыда отвернуться, так как сразу узнал в этом невзрачном господине своего одноклассника, которого за малый рост и очки в школе звали Мартышкой. Но Мартышка успел заметить его и, осклабясь, двинулся ему навстречу.
— О, кого я вижу! Димон! Сколько лет, сколько зим! Каким ветром тебя сюда занесло? И где ты сейчас обитаешь? — Мартышка явно наслаждался его смущением.
«О, дьявол! — подумал Дмитрий, — легко ему задавать подобные вопросы. Сам, по всему видно, преуспевает в жизни.»
Дмитрий не мог скрыть досады и, стараясь как-то прикрыть руками свой сильно поношенный костюм, протянул неопределённо:
— Да я так себе, в журналистских кругах пропадаю!
— А! А я, брат, тут фирмой заведую! Сбылась мечта идиота! Стал бизнесменом!
— Ох, и подстреливают сейчас вашего брата! — не зная, что сказать, выпалил Дмитрий.
— Да, стреляют! Но это самых крупных птиц, а я так, больше по мелочам пробавляюсь, — сказал Мартышка и, поддерживая свою даму под руку, он важно зашёл в магазин.
«Нет, положительно весь свет перевернулся, бывшие бездарные двоечники процветают, а медалисты, вроде меня, валяются в грязи!» — с глухим раздражением думал Дмитрий, шагая по направлению к постылому общежитию.
А утром, когда он, устав от бессонницы и тревожных дум, наконец-то забылся, его разбудил громкий стук в дверь. Чертыхаясь, он вскочил с дивана. День начался с неприятной вести. Ему принесли письмо, в котором мать с беспокойством сообщала, что его сестра семнадцатилетняя Маша как уехала в город, так словно в воду канула. Четыре месяца от неё ни слуху ни духу.
«Сыночек мой, — горестно вопрошала мать, — что же вы со мной делаете, живую в могилу ложите, сначала ты покинул родной дом, теперь вот Машенька. Без царя в голове девка, погналась, глупая дурища, за большими деньгами и куда-то сгинула.
Пропиши обязательно, заходила ли она к тебе, нервы мои прямо, как тряпка, все растрёпаны, ведь она не такая, Маша, чтоб не прописать матери, как устроилась. Обещалась на второй же день дать телеграмму, я все глаза проглядела, ждала почтальоншу. Дурья моя голова, не спросила адреса подружки, где дочка хотела остановиться…»
У Дмитрия сильно закружилась голова после этого печального известия, сердце бешено заколотилось, стало по-настоящему страшно. « Ах, какая глупая сеструха! За лёгкими деньгами погналась, сколько их таких дурочек, в конце концов, оказывается в этих пресловутых фирмах досуга. И сколько их потом находят убитыми. Да неужели с его доброй наивной сестрёнкой случилось нечто подобное! А во всём я, болван ничтожный, виноват, веду пассивный образ жизни и ничего не предпринимаю, чтобы обеспечить свою прозябающую в нищете семье».
Он дал себе слово во что бы то ни стало найти сестрёнку, и эта мысль ещё больше укрепила его в намерении найти частное сыскное агентство и поработать некоторое время сыщиком, тем более, что какой-никакой опыт у него по этой части есть. В редакции он возглавлял отдел криминальной хроники, его блистательные очерки, окрашенные в мрачные тона, пользовались бешеным спросом у читателей.
Размышляя таким образом, Дмитрий несколько успокоился, вынул из шкафа позавчерашние чёрствые уже пирожки, которыми его снабдила Лиза, и, запивая их холодной водой из-под крана, включил телевизор.
Сердце его вновь охватила смутная тревога, когда молоденькая черноволосая симпатичная дикторша, в сиреневом костюме, рассказывая о происшествиях за последнюю неделю, сообщила, что в списке без вести пропавших молоденьких девушек в городе добавилось ещё пять человек. Причём, все они слыли красавицами.
«Но ведь и Машка у нас красивая, одни синие глазища с длинными ресницами чего стоят!» — с грустью подумал он и опять дал себе слово немедленно пойти в частное агентство и начать поиски.
Тем более, есть одна весьма важная зацепка — необычайная красота этих несчастных девушек. А, значит, нащупывать следы надо в первую очередь в этих злосчастных фирмах досуга, которых в этом городе, как, впрочем, и везде, развелось, как грибов после обильного дождя.
Дмитрий с насмешкой посмотрел на своё унылое отражение в зеркале, обвисшие щёки, с проступающей лёгкой щетиной. «Рыцарь печального образа», — усмехнулся он, вспомнив, как его называла с любовью Лиза, и лениво принялся бриться.
Он и не услышал, как тихо скрипнула дверь и в комнату прошмыгнула Сосулька, которая никогда, собственно, не отличалась деликатностью, ибо твёрдо знала, что, если б она даже и была культурной женщиной, здешние жильцы всё равно бы относились к ней с глубокой неприязнью. Люди не любили её, главным образом, за её отталкивающую внешность и за то, что у неё была омерзительная привычка совать свой длинный крючковатый, как у старухи, нос туда, куда не следует.
Сосулька, имея за душой педагогическое образование, работала комендантом в общежитии вот уже 6 лет и в свои 36 никогда не была замужем. Видимо, эта весьма важная деталь и заставляла её периодически выливать свою желчь на окружающих, которых она страшно любила поучать, но при этом никогда не упускала случая немного пококетничать, если имела дело с мужчинами.
Мало кто знал, что она, несмотря на отталкивающую внешность (кроме длинного носа, у неё ещё немного был крив и безобразен правый бок), втайне претендовала ещё на то, чтобы понравиться таким симпатичным мужчинам, как Дмитрий.
Однажды вечером она, безвкусно вырядившись, заявилась, как всегда, без предупреждения к Дмитрию. Сидела битых три часа на диване и бог знает о чём томно вздыхала, поглядывая на него. Когда же у него, в конце концов, лопнуло терпение, и он грубо заявил, что хочет спать, она вскочила, как ужаленная и со злобой прошипела уже у самой двери:
— Скоро ты, голубчик, вылетишь отсюда в два счёта, полгода не платишь ни черта!
В этот раз Сосулька как ни в чём не бывало старалась изобразить на своём угрястом лице нежную улыбочку.
«О, мама мия! Опять притащилась чёртова кляча!» — поморщился Дмитрий, не предлагая гостье сесть.
— Если вы, Ольга Кирилловна, опять пришли по мою душу, то спешу вам сообщить, что вчера я расплатился за все долги! — подчёркнуто сухо сообщил он ей и демонстративно закурил, дымя ей прямо в лицо.
Но сейчас Сосулька была почему-то в прекрасном настроении, может, оттого, что на ней была новая оранжевая кофточка. Менять то и дело свои туалеты — было главным смыслом жизни этой женщины.
— Ты слышал, Димитрий. — вкрадчиво проговорила она, жадно ловя его взгляд, — последнюю новость в нашем городе?
— А что такое? — он весь напрягся, подозревая, что разговор пойдёт о зловещих пропажах хорошеньких девушек.
— К нам прибыло собственной персоной новое градоначальство вместе со своей супругой! — Не дождавшись приглашения, Сосулька нагло опустилась на стул.
— Ну и что тут особенного! — безразличным тоном произнёс Дмитрий, притворяясь равнодушным, однако сердце у него так и подпрыгнуло, а в глазах загорелся интерес к данной новости. — Говорят, они тут уже целых три месяца!
— Дело не в этом, — радуясь, что он включился в разговор, продолжала Сосулька. — Просто эта жена его — уродка. Понимаешь, она — колясочница, это вообще нонсенс, не понимаю, как мужчины живут с безногими женщинами! Другие и с ногами, да их не хотят замечать. — Она обиженно поджала губы, явно намекая на себя.
— Но эта самая жена его, между прочим, редкая красавица, таких женщин у нас в городе нет, и потом, она, очевидно, очень умна, — заметил Дмитрий. — Держу пари, что в красоте никто из здешних красоток не сможет с ней потягаться.
Комендантша, как, впрочем, и многие женщины, терпеть не могла, когда в её присутствии нахваливали других. Она поджала свои змеевидные бескровные губы, так что подпрыгнула, как живая, чёрная бородавка на плоском подбородке.
— Хорошо быть красоткой, если у них, наверное, денег куры не клюют. Слух идёт, что они супербогачи, устраивают всякие вечера и приёмы.
После ухода Сосульки Дмитрий долго в возбуждении мерял шаги по скрипучему полу.
«Опять эти, чёрт побери, разговоры про эту таинственную особу в коляске!» Он вспомнил разговор с лысым господином, который был её мужем, а, значит, новым мэром в их городе. Сердце у него в предчувствии каких-то приятных перемен сладко заныло. Видимо, событие, которое его ожидает, растормошит всю его жизнь. Дмитрий стал с большим нетерпением ждать, когда же нанесёт ему визит этот важный господин. Он заранее предупредил всех жильцов, что если этот человек, не дай Бог, придёт в его отсутствие, то пусть передаст хотя бы записку к нему.
Сей господин не заставил себя долго ждать. Уже на четвёртый день после встречи он подъехал прямо к общежитию на своём шикарном, тёмно — серого цвета лимузине. Когда он вышел из машины, за ним последовали четверо молодых, рослых, богатырского сложения охранника. Перепуганная вахтёрша, узнав, что к ним пожаловала очень важная птица, страшно побледнела, лицо её сделалось, как полотно, от страха она начала заикаться. Гость застал нашего героя врасплох. Дмитрий, имея привычку просто так валяться по утрам, лениво полёживал на диване и был в этот момент в одних семейных трусах.
Смущённый от волнения, он быстро подскочил и пожал протянутую гостем холёную толстую руку.
— Теперь мы можем познакомиться! Меня зовут Игорь Петрович, а ты, я знаю, Дмитрий.
Мэр с брезгливостью осмотрел убогое обшарканное жилище. Весь его важный облик, дорогой костюм никак не вязались с этой невзрачной комнатушкой. Дмитрий же, стоя перед ним в одних трусах, чувствовал себя каким-то идиотом.
— Ну вот что, молодой человек, — решительно приступил к делу гость, шумно втягивая воздух крупным шишковатым носом.- Послезавтра у моей жены день рождения, она тебя очень ждёт в гости, надеюсь, у тебя не будет никаких пустых отговорок на этот счёт?
Он уже было взялся за дверную ручку, но на минуту остановился, его грубое квадратное лицо тронула вдруг снисходительная улыбка.
— Да, чуть не забыл. Вот тебе деньги! Здесь ровно десять тысяч. Купи себе, братец, поприличнее костюм!
Всё это странный гость проговорил категоричным тоном, не терпящим возражений, и протянул изумлённому Дмитрию крупные купюры. После его ухода наш герой даже глаза протёр, чтобы удостовериться, не сон ли это, в самом деле.
Он был ошарашен до такой степени, что долго не мог прийти в себя. Разные мысли роились у него в голове, запутывая его окончательно. В самом деле, что за странные покровители у него вдруг объявились? Что от него, собственно, хочет эта загадочная дама в коляске и что от неё вообще можно ожидать? Почему она им заинтересовалась? Он гол, как сокол, в обществе абсолютно не занимает никакого положения.
Взмокший от волнения, он подошёл к окну и с завистью проводил взглядом отъезжающего гостя. Затем он потными руками нащупал в кармане приятно шелестевшие купюры, только что чудом ему доставшиеся. Не приснилось ли ему всё это? Такой крупной по тем временам суммы он, к стыду своему, никогда ещё не держал в руках. Он лихорадочно принялся подсчитывать, на какой срок хватит ему этих денег, чтобы, по крайней мере, безбедно просуществовать.
Что ж, на три-четыре месяца ему, пожалуй, хватит. Но тут же Дмитрий опомнился и принялся резко критиковать себя, как это он частенько делал, когда сильно зарывался. «Идиот! Совсем с ума спятил! Может, мне в руки счастье плывёт! Нет, я лучше действительно пущу эти деньги по назначению. И потом, мне всё равно надо обновить свой гардероб».
Впрочем, он чуть отклонился от намеченного плана. Справедливо рассудив, что никто ничего не узнает, он приобрёл в комиссионном магазине сносный костюм за три тысячи рублей, одну тысячу с лёгким сердцем отправил матери в деревню, остальные отложил себе на карманные расходы.
Глава третья
Два года назад у Лизоньки Кудрявцевой умерла мать от туберкулёза, с тех пор она жила вдвоём с пьяницей-отцом на окраине города, в мрачном деревянном полуразвалившемся бараке, в котором, кроме них, обитало ещё десять семей. Собственно, столетний барак этот давно уже был списан, но ещё, как ни странно, не снесён, как, впрочем, это часто бывает.
Местная власть не могла, да и не хотела заниматься вплотную подобным ветхим жильём. Зато сами чиновники жили решительно на широкую ногу, всю окраину города запрудив роскошными особняками. Можно только догадываться, каким образом это им удавалось при довольно скромных окладах.
Наполовину сгнивший барак, где жила Лизонька, и ещё несколько десятков подобных строений ночью приобретали зловещие очертания, подле таких домов вечно околачивался пьяный сброд и разные деклассированные элементы. Жильцы побаивались в поздний час высунуть нос на улицу.
У нашей юной героини была одна заветная мечта, которую она тщательно скрывала. Она потихоньку вот уже два года, как с отчаяния поменяла прежний образ жизни, копила деньги, намереваясь пустить их в очень важное дело. Мечта эта, собственно, была более, чем прозаическая.
Проще говоря, бедная Лизонька хотела снять в городе более или менее сносную квартиру, для себя и Дмитрия, так как в мечтах своих она давно уже видела себя в роли его жены: нежной, любящей, преданной, заботливой. Несомненно, такой она и была бы, если бы и впрямь её мечта осуществилась, и её ненаглядный «рыцарь печального образа», такой умный, талантливый и красивый, но страшно невезучий, сделал бы её своей женой.
О, большего счастья для себя Лизонька и не желала! Бедная девушка усердно откладывала какие-то жалкие гроши на призрачное это счастье. Она вбила себе в голову, что Дмитрий холоден к ней, особенно в последнее время, не потому, что не любит её, просто он не видит в ней полезной для себя перспективы. Он, скорее всего, не предлагает ей руку и сердце, потому что у неё нет совсем никакого состояния.
Про него самого и говорить нечего.
В самом деле, что за партия — оба нищих! Другое дело, когда у неё вдруг появляются денежки, тогда наверняка, утешала она себя, её ненаглядный «рыцарь печального образа» посмотрит на неё совсем другими глазами.
Лизонька старалась не думать о том, в какой трагической ситуации она находится, и что теперешний её образ жизни самый, что ни на есть жалкий и убогий, и, несмотря на её иллюзии, совершенно ничего не изменится в лучшую сторону.
А однажды отец, к которому после смерти матери она сильно привязалась, поздним вечером, когда дочка уже собиралась спать, ввалился домой в стельку пьяный. Не один, а с каким-то моложавым подвыпившим мужчиной.
С виду ему можно было дать лет сорок, он был ещё достаточно привлекательным и, по всей вероятности, чистоплотным, о чём свидетельствовали тщательно отутюженные брюки и белоснежный носовой платок, выглядывающий из кармана модной рубашки.
Красили гостя его чёрные аккуратные усы и весёлые серые глаза, которыми он беспрестанно подмигивал вышедшей из своей комнаты Лизоньке. Она видно сразу пришлась по душе мужчине. Он протянул ей свою широкую тёплую ладонь и с добродушной улыбкой немного задержал её тонкую руку в своей.
Когда Лизонька, ничего не подозревая, удалилась в свою комнатушку, отделённую от отцовой тонкой перегородкой, мужчина что-то шепнул плохо соображавшему в этот момент её отцу. Тот промычал в ответ что-то невразумительное, затем согласно закивал головой, крякнул по-утиному и боком-боком, шатаясь, вышел в коридор, притворив за собой дверь.
Между тем гость, осклабясь, с похотливым блеском в глазах, решительно распахнул дверь в комнату Лизоньки.
Чувствуя себя хозяином положения, он сгрёб растерянную ошеломленную девушку своими грубыми ручищами, подмял под себя и, не обращая внимания на её отчаянные крики, пытался сделать своё гнусное дело. Отчаяние придало бедной Лизе силы. Она ловко вывернулась из кольца потных мужских рук и больно укусила насильника в ухо. И гость, пошатываясь, ушёл восвояси.
Потом, несколько протрезвевший отец, маленький, плюгавый, стоял на пороге и, мигая мутными глазами, виновато, как побитый пёс, смотрел на плачущую дочь. В руках у него шелестели купюры, которые он тут же собирался спустить в ближайшем киоске.
Лизонька часто потом задавала себе вопрос, почему она тут же не сбежала от отца? В этой страшной ситуации ей, как ни странно, жалко было не только себя, но больше всего своего пропащего папашу.
Конечно, на него бывало, когда он порядком «наклюкивался», накатывало такое настроение, что он слезно просил у дочери прощения.
Он робко присаживался к ней, брал её маленькие ухоженные ручки в свои и, размазывая по щекам сопли и слюни, причитал, как баба:
— Ох, Лизуха! Ёли-мотали! Негодяй я! Сгубил на хрен твою молодую жизнь… молчи… молчи… знаю, что в душе ты меня, старого дурака, ни за что не простишь! И поделом мне! Слава Богу, что мать наша не дожила до этих позорных дней! О, господи, тварь я последняя! Недостоин я мельтешить на этом свете! А всё из-за них, этих проклятых бумажек, да моей глотки лужёной. Ну ладно, я человек конченый, мне подыхать пора, а ты, мой цветочек, за что страдаешь!
После такого часто повторяющегося монолога он облегчённо вздыхал, и, не снимая дырявых ботинок, заваливался на бок. А Лизонька, добрая душа, вовсе не винила отца, наоборот, она всячески его опекала и жалела, хоть бы раз из её губ вырвались слова упрёка, что он фактически живёт за её счёт и что именно он своими беспробудными пьянками и загнал в гроб её бедную всегда молчаливую, покорную мать.
Лизонька с её доброй душой и благородной натурой, чистой возвышенной любовью к Дмитрию, в глубине души отчётливо понимала, что она, бедная девушка, без всяких связей, или, как говорят, волосатой руки, имея за душой лишь среднее образование и хронического алкоголика-папашу, никогда не сможет заработать на приличный угол?
Да на такой работе с мизерной зарплатой, разорвись она хоть пополам, до конца жизни никогда не получит нормальных денег на человеческое жильё. И что же, так и прозябать до могилы в этом мрачном сыром склепе, где, собственно, и подхватила чахотку её несчастная мать.
С ужасом осознавая абсурдность и двойственность своего положения, она нередкими бессонными ночами орошала подушку слезами.
Глава четвёртая
Целую неделю отец, мрачный, шатался вечерами по городу в поисках собутыльников и ни с чем возвращался назад. Лизонька была этому рада.
Смертельно усталая от опостылевшей работы в ресторане, где она была практически на побегушках, она находила ещё в себе силы делать генеральную уборку в доме.
Ей хотелось хоть как-то скрасить их убогое жилище, да и на дворе стоял уже сентябрь, не за горами зима, надо было подумать, как утеплить продуваемое всеми ветрами шаткое жилище. Впрочем, она больше заботилась об отце. Сама же была уверена, что недолго задержится здесь. Она усердно скребла скрипучие дощатые полы, под которыми всё время что-то попискивало, шуршало, скорее всего, это допекали мыши, когда хозяев не было, они без всякой маскировки смело выходили наружу и атаковали все столы, тумбочки, шкафы. В квартире постоянно витал зловонный запашок.
А ещё Лизонька никак не могла избавиться от тараканов, сначала тут хозяйничали рыжие, а потом они незаметно ретировались, когда она разложила кругом отраву. Но на смену им пришли более крупные, тёмно-коричневые. Эти полчища отвратительных тварей просто не давали житья.
А с окнами в доме вообще были проблемы, с годами они, как и сам барак, пригнулись к земле так, что каждый, кому не лень, проходивший мимо, разбивал стёкла. Чтобы хоть как-то скрасить обстановку, Лиза приобрела недавно изумительной голубизны шторы — это её был любимый цвет — и дешёвую китайскую картину, на которой был изображён пруд, а подле него — влюблённая парочка.
Лизонька всячески экономила деньги, и мы повторимся, для чего она это делала. У неё была единственная цель в жизни — выйти замуж за Дмитрия, а для этого ей были нужны деньги, которых никто ещё не отменял.
Перед сном она, причесав отросшие за лето до плеч пышные соломенного цвета волосы, не знавшие никакой краски, улеглась было в постель, но ввалился с утра пропадавший отец и с ходу сообщил:
— Ну, дочурка, завтра жди молодого голубя! Приглянулась ты, видать, богатому жельтмену. Сказал, что он из благотворительного общества и хочет помочь таким бедным, как мы. Не упусти его, женишок что надо.
Он довольно потёр руки. Лизонька подняла свои выразительные зелёные глаза и усмехнулась, показывая свои хорошенькие, мелкие, как у мышки, зубки.
— Ой, папа, скажешь тоже! Все они противные и, по правде говоря, мне никто не нужен.
Отец пристально посмотрел на дочь, найдя её похорошевшей и привлекательной.
— Всё одно то, всё одно, но ты, девка, не скажи, всё ж — таки мужики…
Он не договорил фразу, страшно побледнел, стал задыхаться, лицо затем приобрело у него синеватый оттенок.
Лиза стремительно подбежала к отцу, расстегнула ворот рубашки, уложила его на кровать, дала ему таблетку валидола. Такое с ним не впервой, когда он добирался до спиртного и доходил до кондиции, а в последнее время он вообще стал резко сдавать.
Приведя отца в чувство, Лизонька принялась утешать его:
— Ты, наверное, папуля, расстраиваешься, из-за меня.
Не переживай, прошу тебя. Я, папа, вообще скоро перееду отсюда.
При этих её словах отец, хоть и был в стельку пьяный, встрепенулся, испугавшись не на шутку.
— А как же я, девка? Меня куда ты денешь, ёли-мотали?
А Лизонька, пройдя на кухню, чтобы покормить отца, улыбалась при мысли, что совсем скоро она преподнесёт Дмитрию приятный сюрприз. У неё наконец-то есть достаточная сумма для того, чтобы они поженились и сняли уютную квартирку.
Правда, она ещё не знает, куда девать совершенно неприспособленного к жизни отца, всё больше впадающего в детство. Вряд ли Дмитрий обрадуется перспективе жить втроём. Нет, наверное, лучший вариант, чтобы он остался здесь. Может, этот чёртов дом когда-нибудь всё же снесут и выделят им, наконец, хорошую квартиру. А пока она будет просто наведывать отца и заботиться о нём по-прежнему.
На следующий день, вечером, в дверь тихонько постучали. Несколько заинтригованная словами отца, сказанными накануне, Лизонька открыла дверь. На пороге стоял молодой черноволосый, смуглолицый человек, с живыми серыми глазами из-под тёмных стрельчатых бровей.
Незнакомец был одет в дорогой светлый костюм, и вообще его приятная наружность выдавала в нём человека знатного происхождения и, как это сейчас принято говорить, благородных кровей.
Однако нашу героиню, имевшую до этого дело с простыми грубыми мужчинами, нисколько не смутил необычный вид гостя, резко контрастирующий с жалкой обстановкой в доме. Она раз и навсегда дала себе зарок: ни в коем случае никем не увлекаться. Сердце у неё открыто только для незабвенного Дмитрия.
Она подчёркнуто сухо пригласила гостя пройти к столу, где наготове уже стояла простая кружка с чаем и тарелка с испечёнными ещё с утра замысловатыми крендельками с маком. Чего-чего, а печь всевозможные кондитерские вкусности Лизонька была большая мастерица, и этому непростому искусству она научилась от матери.
Она села напротив смущённого парня, положив на колени тонкие, с красивым изгибом руки. А чтобы он, не дай Бог, не подумал, что он ей как мужчина интересен, она сурово сдвинула у переносицы свои чёткого рисунка русые брови и в буквальном смысле учинила ему допрос. Откуда он родом, кто его родители, где проживает и чем занимается? И зачем он вообще явился сюда?
Молодой человек, на которого, заметим, яркая внешность Лизоньки, весь её нежный облик, которого не могла скрыть напускная суровость, произвели большое впечатление, попросту обалдел, глядя на неё, и долго не мог подобрать нужные слова. Более всего он робел оттого, что девушка прекрасно знала о цели его визита.
Как ни странно, но уже через полчаса Лизонька и пришедший молодой человек легко и непринуждённо беседовали в спокойной обстановке как старые знакомые. Лизонька узнала, что парня зовут Арсений, что он — сын известного ректора одной из академий, где он и сам учится, что у них есть шикарная квартира в центре города и что в их дом вхожи многие местные крупные чиновники.
Его ответы подчёркивали их классовое неравенство, однако Лизонька не показывала виду, а, напротив, старалась держаться независимо. Она передёрнула узкими плечиками и насмешливо протянула:
— Странно, ей — Богу, всё это слышать. Если у вас такой знатный папа, и вы, как это сейчас модно говорить, принадлежите к высшему свету, каким образом тогда забрели в наше захолустье? Или дамочки вашего круга вас игнорируют?
Арсений нервно прихлебнул из кружки уже остывший чай, поискал глазами салфетку, и, не найдя её, выразительно посмотрел на Лизоньку:
— Благодарю вас за прямоту, но, поверьте мне, у меня к вам серьёзные намерения. Вы, вероятно, и сами не подозреваете, какой вы прекраснейший цветок, вы созданы совсем не для такой жизни! Я спасу вас, Лиза! — с пафосом воскликнул осмелевший гость, вперив в девушку свой горящий взор.
Он всё больше воодушевлялся, глядя на Лизу, тогда, как она презрительно окрестила его про себя «папенькиным сынком». « У него, вероятно, за душой нет ни гроша, всё папочка выдаёт!» Тем не менее, Лизонька находила в нём довольно остроумного собеседника, несмотря на всю витиеватость его речей.
Сама она вовсе не казалась ему такой уж простолюдинкой, как полагала. Напротив, её начитанность, широта кругозора, колкие реплики, которые она беспощадно отпускала в адрес известных в городе людей, возвышали её в глазах Арсения.
В течение трёх часов они весело болтали о современных нравах, насмешливо говорили о поп- музыке, высмеивая некоторых совершенно безголосых, но с богатым карманом певцов. Незаметно их беседа затянулась за полночь. Наконец, Лизонька, уставшая и откровенно позёвывавшая, всем своим видом дала гостю понять, что ему пора её оставить наедине с собой.
«И почему тот, кто мне интересен, этот противный Дмитрий никогда со мной так задушевно не беседовал, как вот этот парень!» — с сожалением подумала она.
Арсений нехотя поднялся и медленно пошёл к выходу, он уже плотно прикрыл дверь за собой, но буквально через минуту распахнул её и с умоляющим видом пригласил Лизу поужинать с ним завтра в ресторане. В ответ на его слова она не сдержалась и прыснула со смеху. Ей показалось забавным, что профессорский сынок приглашает её провести с ним время именно в то заведение, где она вот уже несколько лет работает на побегушках.
Впрочем, ей нечего было стыдиться, гость хоть явно заинтересовался ею, в ней почти не вызывал каких-то теплых ответных эмоций.
Да и вообще, когда она мысленно сопоставила Арсения и Дмитрия, то сравнение это было явно не в пользу первого. Обожаемый ею человек имел куда более броскую внешность, в этом плане с Дмитрием вряд ли кто мог сравниться. Он и ростом был, кстати, выше, и плечи у него шире, чем у Арсения. Когда он ими поводил эдак небрежно, то Лизоньку сразу бросало в жар, а про глаза его и говорить было нечего. Это поистине женские глаза на мужественном лице. Синие, как небо, глубокие, как озеро, они, словно магнитом, притягивали к себе.
Ну а, кроме того, Дмитрий, как и она, был очень беден, значит, они в какой-то степени подходят друг к другу.
О, господи! Как она по нему ужасно соскучилась! Через два дня она обязательно с ним встретится и, наконец-то, решится намекнуть на их будущую совместную жизнь.
А сейчас, решила она, надо хоть немного поспать, ибо девичья красота — это капризная дамочка, напрямую зависимая от того, выспалась ты, или нет.
С этими приятными мыслями она переоделась в новенькую голубую рубашку и с наслаждением юркнула в кровать, окунувшись в свежевыстиранное бельё.
Глава пятая
Все эти дни голова у Дмитрия, переполненного эмоциями, была забита главным образом предстоящей встречей с загадочной женщиной в коляске: что его ждет, в самом деле? Любопытство прямо-таки распирало его. Одно было ясно, как день, что его жизнь наверняка круто изменится в связи со знакомством с этой знатной госпожой.
Два дня назад он наконец-то выбрался в родное село Свиридовку, где осталась его мать. Ровно год, как он не бывал в отчих краях, а чувство было такое, словно он отсутствовал здесь, по крайней мере, несколько лет. Селеньице их, где ещё десятка два лет назад жизнь буквально била ключом, сейчас окончательно вымерло. Собственно, тут доживали свой век одни старики.
Ветхие дома, кое-где наглухо заколоченные за неимением хозяев, казалось, ещё более согнулись под тяжестью лет, кругом витала неописуемая глубокая тоска и запах смерти. Старики болели и умирали в полном одиночестве, и порой тела их, не замеченные никем, долго оставались непогребёнными, разнося вокруг удушливый смрад.
С тяжёлым сердцем Дмитрий распахнул дверь их убогой хатёнки — она стала ещё более приземистой, а окна с полуоторванными ставнями наполовину вросли в землю. Мать лежала на кровати и глухо стонала. При виде сына она с трудом приподнялась и, щуря свои выцветшие слезящиеся глаза, — когда-то они, как у сына, были пронзительно синие, — печально сказала:
— Совсем я, сыночек, сдала, негодна ни на что! Вчерась еле-еле добрела за водой, на крылечке посидела, видать, ветром-то и продуло, никак, господи, не оклемаюсь. Вот и скотина во дворе вся передохла.
Она тихо заплакала, прижавшись к расстроенному сыну.
Дмитрий всегда был благодарен матери, что она, несмотря ни на что, сумела их с сестрёнкой выучить. С болью всматриваясь в резко исхудавшее родное лицо, сплошь изборождённое глубокими морщинами, он с горечью подумал о том, что будь он сам состоятельный, обязательно перевёз бы мать в город.
Он был сильно привязан к матери, так обычно бывает там, где рано лишаются отцов. Отец его был горьким пьяницей, однажды он просто-напросто не дополз до дома, замёрз прямо у калитки.
Мать работала простой дояркой, всю заботу о воспитании детей она взвалила на свои хрупкие плечи. Синеглазая красавица, с толстой русой косой, она так и не вышла во второй раз замуж, хотя женихов к ней сваталось немало.
— Мам, а ты получила мой перевод, я тебе деньги высылал?
Она покачала головой, а потом опять легла, заворачиваясь в старенькую шерстяную кофту.
— Озноб, будь он неладен, бьёт и бьёт, — пожаловалась она. — Нет, сынок, деньги я не получала, почта к нам ходит скверно. Да и на кой они мне теперь. Я уже развалюха, как эта старая кровать. Сама по магазинам не ходок. Спасибо соседке, она меня кое-какими продуктами снабжает. А ты, что, сынок, небось, работу хорошую нашёл? Зазря деньги не трать, не сори ими.
— Да, мама, мне круто повезло. Устроился в одну редакцию, там недурно платят, — не моргнув глазом, солгал Дмитрий, рассудив, что мать сейчас расстраивать нельзя. — Ты потерпи, мамуль, — продолжал он с деланным спокойствием, — мне, может, скоро квартиру дадут, тогда я тебя к себе перевезу.
Он ласково взял мать за руку, чмокнул в её провалившуюся щеку, затем, спохватившись, полез в сумку за пакетом с продуктами.
— Чуть не забыл. Я тебе, мамуль, такой классный сервелат купил, самый дорогой, помнишь, ты всегда мечтала попробовать такую колбасу!
В ответ она грустно покачала головой.
— Теперь я, сынок, не охотница до такой роскоши. Оставь лучше себе. Видишь, нет у меня ни одного зуба, лихоманка их побери! А ты деньги приберегай, с деньгами человек — хозяин-барин. Давеча я видела ужасный сон, будто Машенька вся в чёрном, как птичка, порхает надо мной. Господи, а вдруг нет её уже в живых!
Так и не заявлялась она к тебе? — Мать жалостливо запричитала, надрывая душу Дмитрия.
— О, горе мне! И за что мне такое наказанье господне! И умереть спокойно не дадут. Кто мне теперь глазыньки несчастные закроет?
— Мамуль, ты давай раньше времени не расстраивайся. Найдётся, я думаю, наша Машка! Просто она наверняка где-то загуляла. Правда, на неё это вовсе не похоже, но, когда человек приезжает из деревни и окунается в городскую жизнь, он порой теряет голову. Я сейчас, мамуль, с сыскным агентством поддерживаю связь, может, отыщем сестрёнку. А её фотографию я разослал по всем газетам.
Дмитрий с тяжёлым сердцем уехал от матери.
Собираясь на встречу к таинственной незнакомке, он дал себе слово после этого сразу же заняться поисками сестры.
Дом, где проживала важная особа, Дмитрий разыскал не сразу. Собственно, это был не обычный дом, а как бы целый дворец, окружённый со всех сторон вооружённой охраной. Дмитрий и предположить не мог, что в этом скромном городе с 200 тысячным населением есть такой царский особняк, куда и мышь не проползёт.
С дрожью в теле вошёл он в вестибюль, где его встретили двое бритоголовых мужчин, похожих на героев боевика. Они смерили его с головы до ног взглядом, в котором он без труда прочитал презрение и высокомерие, так барчуки смотрят на бедных холопов. В переполненном гостями огромном зале, гудевшем, как улей, чего он никак не ожидал, на него присутствующие сразу обратили внимание. Буквально отовсюду на него уставились любопытные глаза. Он неуклюже, как медведь, поворачивался, не зная, куда девать глаза и руки от смущения. Он и предположить не мог, что произведёт такой фурор.
Многие дамы в декольтированных платьях, с распущенными искусственными волосами, украшенными бриллиантами, бросали на него изредка восхищённые взгляды. Но хотя его импозантная внешность на прекрасный пол произвела большое впечатление, он никогда ещё не чувствовал себя так неловко, как в этом изысканном обществе. Здесь он был просто белой вороной.
Гости то и дело переглядывались, перешёптывались, он, грешным делом, подумал, что люди, вероятно, судачат по поводу его дешёвого в сравнении с другими костюма. При этой мысли кровь бросилась ему в лицо. Но, слава Богу, внимание скучающих гостей переключилось на хозяйку этого большого богатого дома. Она вкатилась в зал на своей коляске, поддерживаемая с двух сторон двумя мужчинами, очевидно, это были её личные охранники.
Сзади военной походкой вышагивал мэр города и её супруг Игорь Петрович. А когда коляска остановилась посередине зала, Игорь Петрович, несмотря на свой внушительный вес, молодцевато, как петушок, подскочил к своей супруге, величаво на всех поглядывающей, и довольно мило поцеловал у неё сначала одну белоснежную ручку, с прозрачными пальцами, потом другую. Затем он поспешно, но с тактом отошёл в сторону, и Дмитрий сразу понял, что муж тут лицо второстепенное, пребывающее в тени своей красавицы-жены, властный взгляд которой заставлял трепетать самые робкие сердца у гостей.
Именно она, вот кто здесь был главный, только вокруг неё, как вокруг солнца, всё и крутилось.
К нарядной имениннице, в ослепительно белом платье, открывающем по-девичьи тонкую восхитительную шею, то и дело как-то раболепно подходили, смешно подпрыгивая, гости и, поздравляя её с днём рождения, говорили ей почти одинаковые комплименты. Словно все накануне старательно зубрили одно и то же: « Ах, какая вы сегодня очаровательная! Ослепительно прекрасная! С вами никто не может сравниться! Вы самая красивая женщина в этом городе!» И так далее и тому подобное.
Один подвыпивший низенький господин, с выпуклыми глазами, как у лягушки, подойдя к ней, как-то вдохновенно выкрикнул: «Перед вами, о, наша бесценная госпожа, я падаю ниц!» Коротышка и впрямь растянулся у её неподвижных вытянутых ног, прикрываемых до самых щиколоток платьем и, к всеобщему одобрению, стукнулся звучно лбом о натёртый до блеска паркетный пол.
Наблюдательный от природы Дмитрий, сиротливо стоявший в сторонке, тотчас усвоил, что собравшееся здесь общество, всячески восхваляя достоинства хозяйки дома, по крайней мере, не нарушает два железных правила. Никто не упомянул, сколько же, в самом деле, виновнице торжества стукнуло лет. Как позже выяснилось, госпожа Сажина болезненно воспринимала всё, что касалось её возраста.
Второе, ни у кого не поворачивался язык даже случайно обмолвиться насчёт её увечных ног, даже находясь в стороне от неё, когда она не могла ничего расслышать, никто не смел и заикаться об этом. Из всего этого можно было сделать вывод, что в общем-то те, кого она пригласила, в большой степени зависели или от неё, либо от её супруга. Иначе, с какой бы стати они преклонялись и расшаркивались перед ней, доходя до самоунижения и порой — абсурда.
Внезапно Дмитрий услышал, как одна гостья, — пожилая дама, с крашенными общипанными волосами, громко, на весь зал сказала:
— Дорогая Римма Васильевна! Я никем так не восхищалась, как вами, когда вы так прекрасно танцуете! Какая вы замечательная балерина!
— Римма Васильевна не только сама прекрасно танцует, — влилась в хор льстецов другая дама, что помоложе, с короткой стрижкой, — но она ещё превосходная учительница танцев. Это так благородно преподавать уроки балета.
Женщина в коляске снисходительно слушала похвалы окружающих и никого не обрывала. Затем она с сияющим лицом обернулась к своему мужу. Тот быстро отдал команду работникам, и вскоре огромный стол буквально ломился от всевозможных закусок и дорогих вин. Гости, уже не церемонясь, уплетали всё за обе щёки.
Озадаченный Дмитрий ровным счётом ничего не мог понять. « Мама мия! Что тут происходит! Все, как заводные куклы, танцуют перед этой женщиной! Или тут все сумасшедшие! Ну какая, спрашивается, из неё балерина и учительница танцев!»
Он не удержался и тронул за плечо плешивого мужчину, соседа слева, шепнул ему на ухо:
— Как можно в её положении танцевать!
Мужчина явно испугался его вопроса, маленькие поросячьи глазки у него забегали по сторонам, он приложил палец к своим губам.
— Тс, глупец! Разве можно так неосторожно говорить! Разве вы не знаете здешних порядков?
Запомни, парень, хорошенько! Всё, что касается нашей хозяйки, не должно подлежать сомнению. — И он сурово поджал губы.
Неудовлетворённый таким ответом, Дмитрий, тем не менее, не задавал больше никаких вопросов. У него была проблема, о которой он раньше не подумал, собираясь в это высшее общество. Дело в том, что наш герой, выросший в простой среде, умел во время еды орудовать только ложкой и вилкой. А здесь, как назло, было такое изобилие еды и столько незнакомых блюд, что он не знал, с какой стороны к ним подступиться, боялся оконфузиться, а потому просидел весь вечер голодный.
Что касается Риммы Васильевны, по инициативе которой, как мы помним, он здесь и оказался, то она вначале абсолютно не обращала на новичка никакого внимания. Дмитрий же, словно зверёк из своего угла, молча наблюдал за этой женщиной, восхищаясь её аристократическими манерами, а главным образом, неумирающей вопреки её возрасту красотой.
Эта женщина его как будто магнетизировала, никто из присутствующих не мог сравниться с ней ни внешними данными, ни умом. Дмитрий любовался её точёными чертами лица, красиво очерчённым ртом, выразительными чёрными, как ночь, глазами, они, казалось, пронизывали насквозь всех, кто с ней общался.
Она и улыбалась-то чаще всего глазами, чуть раздвигая при этом губы, её нежный, без малейшего намёка на дряблость, подбородок, такая же упругая, неувядающая, белая, точно лебединая, шея сводили с ума нашего героя. Чувство безумной влюблённости в эту загадочную женщину усиливалось в нём с каждой выпитой рюмкой отменного вина.
Именинница бесспорно отличалась остроумием, иногда она позволяла себе небрежно подтрунивать над гостями, на что они, разумеется, не обижались. Именно она, и никто другой, задавала тон разговору за столом, будь он о политике, о кино, о звёздах эстрады, или касался скучной философской темы.
Например, она во всеуслышанье, по-женски капризно заявила, что ей как мужчина очень даже по вкусу премьер-министр Англии Энтони Блэр, и у неё есть заветная мечта однажды встретиться с ним и побеседовать, неважно о чём. Порядком уже осоловевшие от вина гости одобрительно зааплодировали ей. По всему было видно, что госпожа Сажина обожала шумные застолья, которые она, как выяснилось, частенько устраивала. Она любила быть в центре внимания и нисколько не уставала от тошнотворных однообразных комплиментов. Её уникальная способность подчинять своей воле всё, что к ней приближалось, не могла не вызывать у Дмитрия одновременно удивление и восхищение.
Надо отдать ей должное, она лучше других знала историю прошлых времён разных стран, и это было поразительно. Она сама придумывала всевозможные игры на проверку эрудиции у присутствующих. Например, на коротеньких бумажках писала разные вопросы, сворачивала листочки в трубочки. Каждый должен был вытащить вопрос и оперативно дать на него ответ. И только она одна без запинки и сразу на всё отвечала.
Казалось, в мире не было ни одного каверзного вопроса, на который она не знала бы ответа. Она даже знала о том, сколько было любовниц, скажем, у римского императора Августа. Дмитрий же, к своему стыду, о некоторых простейших вещах не имел вовсе представления.
И всё же он искренне недоумевал: зачем ей эта шумиха, эта парадность, показуха вокруг своего имени?
Видимо, эта загадочная женщина, красоту которой не портит даже сильно выраженная инвалидность, очень страдает честолюбием, коли постоянно пытается доказать своё превосходство над всеми остальными. Когда она, к примеру, завела разговор о Бальзаке, то многие лишь раскрывали широко рты от удивления. Оказывается, она отлично знала, в какой именно день сей гений родился и в какой — он распрощался с жизнью. Даже знала, как ни странно, тот факт, какая погода стояла в это время.
Никто не осмелился ей перечить, когда она заявила, какой именно промежуток времени в жизни женщины можно смело назвать бальзаковским возрастом. Себя она, во всяком случае, точно таковой считала, чем ужасно гордилась, постоянно подчёркивая эту деталь, впрочем, не конкретизируя свои лета.
Как бы между прочим госпожа Сажина бросила мимолётный взгляд на Дмитрия, когда подчеркнула, что великий Бальзак, будучи в юношеском возрасте, питал пылкую страсть к довольно зрелым дамам. За весь вечер она впервые удостоила новичка своим взглядом. И бог весть, что это означало.
Вплотную же своим гостем Римма Васильевна занялась тогда, когда зал опустел. Она, приятно улыбаясь, приблизилась к нему и пригласила пройти в соседнюю комнату. Всего же в этом доме было не менее 50 богато обставленных комнат, не считая разных подсобок.
Теряясь в загадках, почему его ничем не выдающаяся персона так заинтересовала эту женщину, Дмитрий присел на огромный кожаный диван. Он был скован в движениях под пристальным взглядом хозяйки, спокойно восседавшей в коляске. Её прекрасные глаза, томная полуулыбка таили в себе какую-то тайну.
Дмитрий досадовал, что около неё постоянно крутился какой-то высокий бритоголовый господин, с длинным, как у коня, лицом. Он бродил из одного угла в другой, нюхая воздух, раздувая при этом свои хищные ноздри и бросая беглый косой взгляд на Дмитрия.
— Ты, Глеб, оставь нас, пожалуйста, — ласково, но решительно приказала ему хозяйка. — Я позову, когда понадобишься.
И человек-конь, как мысленно окрестил его Дмитрий, заиграв желваками, моментально исчез.
— Молодой человек, — наконец обратилась Римма Васильевна к своему гостю, снимая с тонких пальцев прозрачные блестящие перчатки и протягивая ему свою маленькую, с гладкой, точно отполированной, кожей руку.
— Мы ведь ещё толком не знакомы, не правда ли? Хотя, — продолжала она с лёгкой усмешкой, — я кое-что о вас всё-таки знаю, ну, скажем, совсем маленькие детали.
Он встрепенулся и посмотрел на неё вопросительно.
— Мне известно, например, что вы — журналист и что сейчас находитесь в весьма стеснённых обстоятельствах. Не так ли? Ну что ж, я вам помогу, хотя бы потому, что так всегда поступаю.
— Увы, фортуна от меня почему-то всегда отворачивается, — пожаловался ей Дмитрий, хотя отлично знал, что большинству женщин нытики-мужчины, как правило, не нравятся. Однако на её лице он увидел сочувственную улыбку.
— Вы, наверное, думаете, что я, купаясь в роскоши и ведя богемный образ жизни, не способна понять чужие страдания? Это далеко не так. А, кроме того, я вовсе не изнываю от безделья, не сибаритствую, — последние слова она произнесла с каким-то задором, при этом прищурила выразительные глаза и небрежно откинула разбросанные в живописном порядке густые волосы.
Тут в дверь тихонько постучали, вошёл её супруг и как-то неуверенно произнёс:
— Тебе, лапушка моя, ничего не нужно?
Супруга довольно сухо на него посмотрела и жестом попросила выйти.
— Я, молодой человек, сколько себя помню, столько и занимаюсь благотворительными делами. Во-первых, всегда жертвую определённую сумму церкви. Во-вторых, помогаю школам. Ещё я провожу уроки балетных танцев, причём, на совершенно бесплатной основе, наоборот, я ещё сама приплачиваю своим ученицам. Всего и не перечислишь. —
Она задумчиво смотрела на него, гадая, какое впечатление произвели на него её слова.
Однако Дмитрию не терпелось узнать о некоторых вещах: каким образом она будет ему помогать, в чём эта помощь будет выражаться. И потом, следуя известной поговорке: долг платежом красен, как он будет расплачиваться после? Наконец, его буквально терзал вопрос: что это за уроки танцев, коли учительница, пусть талантливая и прекрасная, но с бесчувственными ногами.
Впрочем, он хорошо знал, что этот вопрос он из этических соображений никогда ей не задаст.
Ёрзая, как на иголках, он выпалил:
— Но, госпожа, у меня, право слово, нет никаких средств, чтобы отблагодарить вас за вашу доброту.
В ответ она добродушно рассмеялась, и, чего никак не ожидал Дмитрий, подкатила вплотную к дивану, где он сидел, и как бы невзначай потрепала его шевелюру, отчего его так и кинуло в жар.
— Молодой человек, я, право, не так наивна и глупа, чтобы думать, что вам в ближайшее время грозит какое-то солидное состояние. Я сама вам буду давать деньги на жизнь и даже сверх того, чтобы вы могли спокойно заниматься своим сочинительством. Глядишь, и я когда-нибудь попаду в главные героини ваших романов.
«О, мама, мия! Уж не роль ли фаворита мне предназначена!» — Дмитрий толком не знал, печалиться ли ему, или радоваться по этому поводу. Но мысль о том, что больше у него не будет шанса хоть как-то приподняться по крутой жизненной лестнице, заставляла его согласно кивать головой. Эта женщина ему всё больше и больше нравилась. Он с радостью думал о том, что теперь он будет постоянно наслаждаться её обществом. А её коляска его совершенно не смущает, напротив, она придаёт её облику некий шарм. На этой коляске она как на троне.
Наш легковоспламеняющийся герой просто обожествлял образ Сажиной, хотя толком её не знал.
Между тем в дверь опять предупредительно постучали. С поклоном зашёл уже немолодой человек, в чёрном фраке.
Он принёс на подносе кофе, чёрную и красную икру, несколько сортов красной рыбы, овощи, фрукты, на десерт — мороженое и торт. Поклонившись хозяйке, он удалился. Видя, что Дмитрий ни к чему не притрагивается, Сажина полушутливо приказала ему всё немедленно съесть.
— Вы ведь, Дмитрий, голодны, я за вами наблюдала, за столом вы так ничего не съели! Навёрстывайте упущенное.
Мы одни, так что можете особенно не церемониться.
Живший постоянно впроголодь, Дмитрий с грустью подумал о том, как всё-таки унизительно быть бедным.
Пока он ел, Сажина начала объяснять, какая ипостась ему отводится в этом доме. Он будет просто жить у них, ему будет отведена специальная уютная комната, и, если он пожелает, к нему будет приставлена домашняя обслуга. Она будет выделять ему денежное пособие на личные нужды. Он чуть было не поперхнулся от изумления. Не верил своим ушам! За ничегонеделание ему будут ещё платить! О такой красивой жизни он вряд ли мог мечтать!
Уж не сон ли это? Сажина как бы между прочим добавила, что за ним будет закреплён легковой автомобиль.
— А разве я ничего не буду делать? — глупо улыбаясь, спросил он.
— Вы, мой милый мальчик, ни больше, ни меньше должны только во всём меня слушаться, — и она кокетливо погрозила ему пальчиком.
Как бы ни был Дмитрий взволнован, от него не могла ускользнуть одна весьма существенная деталь. О чём бы она ни говорила, всё время старалась подчеркнуть свою роль: «Я сделаю!» «Я выделю!» «Я помогу!» Она выпячивала на передний план свою персону, словно супруга её вовсе не существовало в природе, и это было более, чем странным. Откуда у неё самой такие бешеные деньги?
Разговор с хозяйкой дома длился около трёх часов. На улице уже совсем стемнело, на небе перемигивались яркие звёзды, и это было знаком того, что ему пора было уходить. Однако он поднялся с места лишь после того, как его собеседница сделала большую паузу, затем очень ласково улыбнулась ему своей чисто английской улыбкой и перевела взгляд на дверь.
— Я вам, конечно, дам, мой милый мальчик, время на размышление, — снисходительным тоном закруглила она разговор.
Когда они выходили, опять откуда-то вынырнул человек-конь и снова одарил Дмитрия, мягко говоря, недоброжелательным взглядом.
— Глеб, проводи молодого человека к выходу и распорядись, чтобы его доставили домой, — сказала хозяйка, на что он почтительно кивнул.
В это время к Сажиной по очереди подошли две молоденькие, похожие лицом друг на друга, очень красивые блондиночки, с пышными волосами до плеч, в плотно обтягивающих стройные ножки модных джинсах. Не глядя в сторону Дмитрия, они поклонились матери и вежливым тоном спросили у неё разрешение идти спать.
Дмитрий даже остановился, поражённый. У неё есть дочки! Чего-чего, но этого он отнюдь не ожидал. Неизвестно почему, но он полагал, что эта строгая, с красивым лицом дама не может иметь детей.
Ему безумно захотелось узнать всё до мельчайших подробностей об этой женщине, которая, как пить дать, является здесь самой главной фигурой. Эта удивительная харизматичка всех домочадцев, как дрессированных собачек, приучила себе подчиняться.
Ведь и ему она первым долгом поставила это условие.
Глава шестая
Через несколько дней Дмитрию Быстрову вновь нанёс визит Игорь Петрович Сажин. Он пригласил его в свой новенький « БМВ», и они примерно с полчаса курсировали по городу. Дмитрий сразу догадался, что речь пойдёт о Римме Васильевне, вернее, о той загадочной роли, что уготовили ему в доме.
Вообще, как бы он ни робел перед этим высокопоставленным чиновником, его разбирал смех на тот счёт, что муж не только под башмаком у жены, но ещё является её поверенным в интимных делах. Правильно говорят, что у богатеньких свои причуды.
Сажин был сам за рулём, хотя у него был личный водитель, но он, видимо, не хотел лишних свидетелей.
Они свернули к старому центру города, знаменитому старинными зданиями, представляющими историческую ценность. Здесь размещался небольшой, но весьма комфортный ресторан «Лебедь», правда, Дмитрий, карманы у которого были постоянно пусты, никогда здесь не бывал. И надо же такому случиться, что в дверях он столкнулся с Мартышкой, и это была уже вторая их встреча. Однако разница между первой и второй была весьма существенной. Теперь чванливый одноклассник смотрел на школьного приятеля отнюдь не свысока.
Он прямо-таки опешил, глядя на то, как важный чиновник ведёт под руку Дмитрия. Последний в душе ликовал, что ему удалось утереть нос этому мерзкому Мартышке. Он кивнул ему небрежно и солидной походкой прошёл с Игорем Петровичем в зал, где к дорогому гостю уже со всех сторон с улыбающимися физиономиями спешили официанты. И хотя к Дмитрию такой блестящий сервис совершенно не имел отношения, ему было ужасно лестно, что он — в обществе такой значительной персоны.
Вскоре на столе была самая изысканная закуска. Игорь Петрович ни к чему не притронулся, лишь слегка пригубил дорогого коньяка, а Дмитрий специально залпом опрокинул две рюмки, чтобы избавиться от неловкости и смущения. Затем Сажин вполголоса завёл беседу.
— Наверное, вы, молодой человек, пардон, Дмитрий, да и на «ты» уже можно, так вот, ты уже догадываешься о теме нашего разговора.
Не дожидаясь ответа, он, пристально глядя на переполненного любопытством Дмитрия, слегка захмелевшего, продолжал:
— Именно по поводу Риммы Васильевны. Она пригласила, как ты уже знаешь, тебя жить в нашем доме, причём, с оплатой, с нашей стороны, разумеется. У вас есть, я думаю, время на размышление. Попробую растолковать, в чём суть… видишь ли, мой друг, моя супруга испытывает к вам некую симпатию, я это отлично знаю… — он сделал паузу, хлебнул минеральной воды и выжидательно посмотрел на Дмитрия, который опустил голову, нервно теребя скатерть.
— Ты сразу, мой друг, пришёлся по душе моей супруге, она такие вещи от меня не скрывает. А я, ты, наверное, догадываешься, привык исполнять каждое её желание, с того самого времени, когда…
Мэр заметно волновался, то и дело слова, произносимые с расстановкой, он подкреплял глотком живительной влаги, а, кроме того, он барабанил костяшками пальцев по столу. Вскоре лысина его вся взмокла от напряжения, он вытащил из кармана пиджака носовой платок, тщательно обтёр голову, квадратные щёки, затем поспешно расстегнул пуговицу на пиджаке.
— На чём я остановился, мой милый друг? Ах, да. С того времени, когда моя любимая супруга, из-за которой одно время теряли голову многие видные мужчины, попала в автокатастрофу. Понимаешь, какая ирония судьбы. Дело в том, что за рулём был я, и никто, кроме меня, не является виновником этой страшной трагедии. Моя Риммочка, когда врачи вынесли страшный приговор, что она не будет никогда ходить и вечной спутницей у неё будет эта проклятая коляска, чуть не сошла с ума. Она не хотела жить и умоляла меня принести ей в больницу яду, чтобы кончились все муки.
О, господи, знал бы ты, куда я только бедняжку не возил, в лучшие клиники Европы. Но, увы, никакие светила с мировым именем не вернули к жизни её драгоценные ножки, — с горечью сказал Игорь Петрович и нервно закурил, пуская дым колечками.
«Но почему её зовут балериной?» — вертелся на языке у Дмитрия щекотливый вопрос, который он, однако, не дерзнул задать.
Как бы угадывая его мысли, тот, кто сидел напротив, продолжал рассказывать.
— Я понимаю, со многими случается подобная беда, но к моей супруге она подкралась тогда, когда она была в зените славы. Видишь ли, она была замечательной балериной, гастролировала по всему миру. Эта любовь к танцам осталась и сейчас у неё, поэтому она ведёт уроки. Вообще она у меня добрая душа, и я, признаться, всячески одобряю её порывы. А какая, если б ты знал, она у меня была писаная красавица, на конкурсе красоты однажды заняла первое место. Да и сейчас, — горделиво подчеркнул он — она ещё хоть куда.
При этих словах Дмитрий предательски покраснел. О, как он ненавидел эту дурацкую привычку — чуть что и уже — в краску.
— В нашем доме существуют особые правила, о них сведущи все, кто вхож в наш дом. Ты тоже, мой друг, как будущий жилец, должен хорошенько их усвоить. Во-первых, у нас, боже упаси, если кто-то хоть как-то ненароком напомнит моей душеньке об её изъяне. Все общаются с ней так, словно она совершенно здоровая женщина. Во-вторых, всем в доме распоряжается только она и никто другой.
— Я это сразу заметил, — с плохо скрываемой иронией бросил Дмитрий. По правде говоря, откровения Игоря Петровича ещё сильнее разожгли у него интерес к всё ещё загадочной Римме Васильевне.
— А, в — третьих, — Сажин бросил на Быстрова проницающий взгляд, — у нас всё, что касается моей супруги, говорится исключительно в настоящем времени. Знаешь почему? Чтобы она с её неуравновешенной после случившегося психикой знала, что она такая же, какая была раньше, до аварии. Например, что она прекрасно танцует, что стройная и красивая и что, наконец, молодые импозантные мужчины от неё по-прежнему без ума.
Не знаю, поймёшь ты меня или нет, но для женщины, избалованной в молодости вниманием мужчин, это весьма важно. Если хочешь, это помогает ей жить полноценной жизнью. Время от времени моя супруга выбирает себе молоденьких фаворитов и щедро награждает их за послушание. К сожалению, не все удерживаются долго, моей супруге быстро надоедает однообразие. Вот теперь она на вас глаз положила. И я не должен препятствовать этому. Думаю, что ты не пожалеешь, поселившись у нас.
— А что же я должен делать? — воскликнул Дмитрий, хотя подспудно он уже догадывался, к чему клонится дело.
В ответ мэр усмехнулся, приподнимая свои короткие и кривые, похожие на скобки, брови.
— Всё образуется на месте, — уклончиво ответил он и взглядом опытного игрока окинул Дмитрия. — Впрочем, ещё не поздно отказаться от нашего предложения.
— Нет, что вы, я согласен! — почти выкрикнул испуганно наш герой, перед которым замаячила блестящая перспектива хоть немного разбогатеть, выбиться, как говорят, в люди.
В дальнейшие два часа беседа между Игорем Петровичем и нашим молодым героем текла уже совершенно в другом русле; о своей супруге Сажин не обмолвился ни словом, очевидно, считая, что и без того дал исчёрпывающую информацию малознакомому человеку.
Быстров внимательно слушал умную речь о политике, о проблемах государства и время от времени в продолжении разговора поддакивал собеседнику. Пять рюмочек превосходного крепкого вина сделали своё дело, в конце концов, у Дмитрия развязался язык, он перебивал Сажина и нёс всякую чушь, насчёт того, что очень скоро человечество вследствие несовершенства исчезнет как вид и на смену ему придут другие существа, без всяких тел, с одними головами, напичканными умными мозгами.
Сажин в ответ усмехался, наконец, он привстал, следом за ним торопливо вскочил и Дмитрий, натягивая на себя пиджак.
— Однако, мой друг, мы заболтались с тобой, а завтра у меня сплошные заседания. — Сажин взял опять Дмитрия под руку и уже на выходе как бы вскользь предупредил его:
— Забыл я тебе сказать, молодой человек, вот о чём. Если хочешь подружиться с нашим домом, то выкинь из головы, пожалуйста, все прежние привязанности, имею в виду особ женского пола.
Разумеется, Дмитрий не посмел ему возразить, так как желание разбогатеть с помощью нежданных покровителей росло в нём, как снежный ком.
На следующий день Быстров отправился в частное сыскное агентство, о котором он без труда ещё раньше навёл нужные справки. Начальник этого заведения — пожилой уже человек, бывший милицейский работник, теперь майор в отставке, очень обрадовался, когда услышал, что Дмитрий желал бы им помогать. Он радушно пригласил его сесть, подвинув старый стул. Размещалось агентство в такой крохотной комнатушке, где едва вмещалось человека пять. Подслеповатое низенькое оконце, весь обшарпанный, вероятно, вековой давности стол, портрет Феликса Дзержинского на стене — всё это навевало уныние.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.