Бесплатный фрагмент - Во власти Порока

Извечная игра

Добра и Зла

Как не возможен Свет без Тени,

Так не познаешь что есть Свет,

Если повсюду Тьма…

Во власти низменных страстей

Божественный Свет угасает…

Часть 1

Братские Узы

Он медленно шёл по каменистому плато, загребая босыми ногами красную пыль. Вокруг кружил знойный суховей, с каждым порывом норовя сорвать с путника ветхую рванину, в которую превратилась его одежда. Сколько он уже тут?
Время, казалось, было не властно над этим местом. Оно скукожилось, словно застыло, предоставив немногочисленным обитателям изнанки бытия жить по своим, неписаным правилам.
Путник наклонил вперёд голову, пряча обветренное лицо от жарких небесных всполохов. Будто северным сиянием величественной красотой озаряло пространство. Однако за время скитаний успело путнику изрядно поднадоесть. Глаза человека слезились. Некогда холодные и надменные, сейчас они потускнели, подёрнулись мутной плёнкой. Тело, покрытое гнойными язвами, немилосердно зудело, но у него даже не было сил вскинуть руку и поскрести обломанными ногтями хлюпающие пузыри. Ступни давно покрылись толстыми струпьями и совсем не ощущали колкой поверхности недружелюбных просторов, опалённой жгучими смерчами пустоши. Очень хотелось пить, но он лишь до боли прикусил сухую губу и, судорожно выдохнув, рванулся изо всех сил. Ему казалось, что он несётся вперёд, как быстроногая лань, тогда как на самом деле едва передвигал ноги, путаясь в багровой пыли каменистой поверхности.
Впереди замаячили горы. Едва приподняв лицо, путник кинул всего один взгляд из-под кустистых бровей, и кончики губ его дрогнули.
Это была его цель.
Там, в прохладном сумраке скалистой пещеры, и найдёт он свой последний приют. Да. Пусть это закончится так. Не в безжалостной пасти неведомой твари. Не в когтях бегущих по следу уродцев. А в благословенном чреве тёмной пещеры. Может, ему повезёт, и там найдётся вода? В жадном порыве он сглотнул сухой ком, невольно шарахнувшись в сторону. Ступня его подвернулась, что-то болезненно хрустнуло, и он плашмя рухнул на землю. Туча красной пыли тут же взметнулась, закрывая обзор. Забилась в нос. Сыпанула в глаза. Несчастный закашлялся и глухо завыл, размазывая по щекам злые слёзы. Перемешанные с красной взвесью, они багровыми полосами исчертили лицо, сделав его похожим на маску печального арлекина. Лодыжка горела.
Позади послышался топот шагов. 
— Нет… Нет! — завопил он, впиваясь ногтями в сыпучую землю, загребая ладонями крошево мелких камней. Он отчаянно пытался ползти. Рот кривился в испуге, а слова пустым звуком падали с языка. — Нет… Ещё немножко… Ещё чуть-чуть…
Казалось, цель была уже близко! Уже вот-вот… Но топот шагов настигал. Он был повсюду. Мелкие твари, паразиты пустоши, окружали его, жадно лязгая челюстями. Воя и хихикая, они копошились где-то на периферии его зрения, а может, сознания… Готовые в один миг растерзать свою обречённую жертву.

Мириады дрожащих пылинок вздыбились красной стеной, отгородив обречённого от спасительной колыбели.
Боль пульсирующими толчками поднималась от ноги вверх. К бешено колотящемуся сердцу. К лихорадочно вздымающейся груди. Туда, где… Когда из густого киселя, в который превратился воздух, к нему потянулись синюшные руки, он закричал.
Кривые кинжальные ногти зашарили по земле, едва не касаясь его, и он вовсе лишился рассудка.
Забыв о ноге, он судорожно забарахтался, забился как рыба об лёд. Острое крошево впивалось в кожу, рассекая и покрывая ту гротескным кровавым орнаментом. Вытаращенные глаза заволокло алым, а в раззявленный рот забилась комковатая пыль. Грудь неистово жгло. То ли от недостатка кислорода, то ли от… Задыхаясь и не помня себя от ужаса, он вскинул израненную руку к горящему месту и липкими пальцами вцепился в раскалённую медь.
Ладонь резанула боль, и он проснулся.

***

Из сна он вывалился, весь промокший насквозь. Судорожно хватая ртом воздух, скатился с кровати. Смятые влажные простыни облепили гудевшее тело. Оплели липким коконом, поднимая в душе животную панику.
Не в силах сбросить с себя прилипшую ткань, он отчаянно задёргался, заскулил, кусая губы и кривя рот, словно младенец.
И в этот раз, как и в прошлые, которые он так беспечно забыл, судьба смилостивилась над ним, позволив покинуть страшное место. Нелепой горкой простыня скользнула на пол, и разгорячённой плоти коснулось жаркое дуновение.
Он вздрогнул. Вскинул голову и вновь угодил в свой кошмар.
Прежде чем его судорожно соображающий мозг сумел переварить увиденное и осознать весь ужас происходящего, рот уже распахнулся, но пересохшая напряжённая глотка так и не смогла исторгнуть ни звука.
Его испуганный неверящий взгляд тут же провалился в глубокие колодцы черноты да так и увяз там. Вместе с ним увязли все мысли, надежды и воспоминания о днях, когда это всё началось.

Глава 1

Отступление

Лето стояло в самом разгаре. Яркое солнце щедро одаривало своим теплом разомлевшую землю. Лёгкий ветерок лениво ерошил густую траву и вспотевшие волосы четверых пацанов.

Они сидели на берегу, внимательно всматриваясь в воду. А та, весело перемигиваясь с озорными лучами, безжалостно ослепляла своих ранних гостей.

— Силя, клюёт, не видишь, что ли? Подсекай… — больно ткнул острым локтем в бок соседа белобрысый пацан. Тот вскочил, засуетился, дёрнул за удочку, подтянул, крутанул катушку. Вновь подтянул, крутанул. Подтянул, крутанул. Лицо его раскраснелось, от натуги он закусил губу. Высокий лоб мгновенно покрылся испариной, белокурые пряди волос облепили лицо, а напряжённые руки вздрогнули. Судорожно выдохнув, он в последний раз медленно вскинул удочку… И вот уже перед восхищёнными взорами товарищей сверкает серебристая рыбина. Удочка заскрипела и изогнулась под тяжестью.

— Ого, коробок…

— Да какой крупный!

Загомонили друзья и резво кинулись помогать незадачливому рыболову.

Карась и впрямь был огромен. Этакая сказочная рыбина.

Когда всё было кончено, и серебристый хвост лихорадочно забил по ведру, промокший насквозь, взъерошенный, но довольный Василий растерянным взглядом окинул товарищей.

— Спасибо…

— Да ладно тебе, — отмахнулись мальчишки, по-приятельски хлопая по плечу оробевшего друга. Все, но не его старший брат.

Тот же, нахмурив белёсые брови, молча топтался в сторонке, всё ещё не до конца осознав насмешку судьбы.

Задержав удивлённый взгляд на добыче, Василий выдохнул. Только сейчас он заметил, что не дышал всё это время, боясь спугнуть впервые повернувшуюся лицом к нему неожиданную удачу.

Сегодня Василию и впрямь повезло. Это понимали все: и сам он, и приятели, во взглядах которых светилась… нет, не зависть, а скорее неверие, смешанное с глубочайшим изумлением.

«Ух ты, наконец-то ты смог!» — читалось в них сквозь смешинки.

У всех, кроме, пожалуй, него…

Он сидел рядом и проклинал себя за несдержанность. Вот надо же было ему ткнуть брата в бок. Разве мог он даже помыслить, что этот тюфяк кого-то поймает.

Сколько себя помнил, с самого детства рыба не шла к мелкому.

Нет, он всё всегда делал правильно, а вот поди ж ты, не шла — и всё. А тут…

Бросив угрюмый взгляд на бившийся в ведре улов младшего брата, Денис нахмурился.

— Ну, ты чего, Диня, не рад, что ли? — внезапный вопрос заставил Дениса подпрыгнуть. Высокий и долговязый Игнат всегда умел ступать тихо. Поэтому роль разведчика в мальчишеских играх всегда доставалась ему.

— Ну, бля, зачем же пугать так, — картинно схватился за сердце Денис, увиливая от неприятных вопросов. Игнат лишь рассмеялся, шутливо взъерошив товарищу светлые кудри. Тот крутанул головой и вытер со лба пот.

— Становится жарко.

— Да уж, измельчала речушка, — подал голос четвёртый приятель. — А помните, раньше?

— Н-да!

— Да!

Ностальгия нахлынула разом. Даже расстроенный Денис позволил улыбке разгладить хмарь на лице.

Мальчишки с детства дружили ватагой. В деревне того, прошлого времени в каждом дворе звенел детский смех. А Денис с Игнатом и Вовкой были и вовсе друзья — не разлей вода.

Это потом уже мамка повесила на шею мальчишке младшего братца. Ох, как он ненавидел тогда вечно капризного Ваську. Эти его «А мама не заругает?» или «А разве так можно?!» выводили Дениса из равновесия. В те моменты он готов был самолично сомкнуть пальцы на тощей шейке ребёнка, но понимал, что нельзя.

Свой бурный, клокочущий негатив он вымещал на других.

Кошки, собаки и прочая живность стремглав неслись прочь, стоило им только услышать звонкий мальчишеский голос. Кто не успел, неизменно попадал под горячую руку. А если точнее, под жестокую ногу Дениса. Перепадало и мелкому, обиженно поджимавшему кривящиеся губы, но страшный кулак брата у самого носа не позволял Васе бежать со слезами под мамкину юбку. Да он и не стал бы. Маленький Вася, по природе своей добрый и отзывчивый мальчик, почему-то винил всегда только себя самого в злобных срывах старшего брата. Хоть разница у них была всего года три, мелкий смотрел на Дениса как на героя любимых историй. Такого же сильного, смелого и отважного, не стараясь разглядеть в нём плохие черты. И всегда стойко терпел все обиды и унижения, искренне веря, что брат таким образом растит в нём мужчину.

Вот и сейчас он старательно избегал жгучего взгляда Дениса, не желая ненароком наткнуться на разочарование. Ну а тот, в свою очередь, злобно глядя на уже повзрослевшего брата, мысленно всё так же стискивал пальцы.

***

Назад шли, радостно балагуря. Где это видано, чтобы Василий гордо вышагивал впереди с собственноручно пойманной добычей? Парни шутили над ним, вспоминая прошлые неудачи и искренне поздравляя с уловом.

Сам же виновник, едва сдерживая рвущийся крик, скромно кривил губы в робкой улыбке, то и дело косясь на старшего.

Денис скалил зубы, шутил и смеялся со всеми. По-отечески приобнимал брата, ерошил широкой ладонью его влажные волосы, а в душе скрежетал зубами. Досада, которую он тщательно прятал от всех, нет-нет, а всё-таки искажала его черты, превращая миловидное лицо подростка в уродливую маску.

Привыкший во всём превосходить младшего, Денис недоумевал, почему не он поймал эту рыбину.

Справедливо полагать, что и у остальных рыбаков проскальзывала эта же мысль, но парни отшучивались и отмахивались от неё, как от назойливой мошки. Все, только не он.

Кто не рыбачил, тот никогда не сможет понять этого кайфа.

Встать на рассвете, когда едва начали просыпаться озорные пичуги. Присесть молча на бережок с детства знакомой реки. Вдохнуть полной грудью свежий, не знающий городского смога воздух. И, любовно поглаживая пальцами прохладный бамбук дедовской удочки, отдыхать душой. А потом, когда поплавок пустится в пляс по свинцовой глади, всем существом ощутить азарт. Бурлящий по венам, будоражащий адреналин.

Резко вскинуть своё орудие, представляя, как острый крючок входит в рот глупой рыбине, разрывает хрупкую плоть и выходит наружу, сея вокруг себя рваные ошмётки. Как она бьётся, стараясь сорваться и уйти в глубину. Взбивает воду в белую пену, ещё не понимая, что это конец. Её конец. Она добыча, а он — её Бог.

Но сегодня не он стал Богом. Этот мелкий ублюдок лишил его радости. Ошеломляющего чувства единоличного превосходства над чужой жизнью.

Зло скрипнув зубами, Денис вперился в спину брата. А во взгляде его, словно огромная рыбина, плескалась жгучая ненависть.

***

— Денис, иди скорее сюда! — голос матери выдернул сына из болота зависти и самоедства. Он лежал на кровати, скрежеща зубами, а перед глазами его стоял восторженный взгляд матери, когда она сообразила, о чём тараторит ей младший отпрыск. Его светлые волосёнки стояли дыбом, а губы тряслись.

— Это я… Ма, представляешь… Это я поймал… Я…

Она гладила его по голове и удивлённо косилась на старшего, а у того на душе скребли кошки.

А потом Васька сунул матери ведро, и та вообще обо всём позабыла.

Серебристая чешуя играла в лучах утреннего солнышка, словно и впрямь была сделана из чистейшего серебра. Выпученный глаз рыбины, казалось, заглядывал прямо в душу с немой мольбой: «Отпусти!».

Раскрыв рты, все застыли, заворожённые этим зрелищем. Карась был невероятных размеров… Он едва помещался в ведро и резво бил хвостом, оглашая весь двор глухим звоном. Грязные холодные брызги летели во все стороны, орошая разгорячённые лица. Первым очнулся Денис.

Лютая ненависть к младшему брату сковала юную душу, оборвав наваждение. Денис судорожно выдохнул и, шлёпая босыми ногами, помчался в дом, громыхнув за собой дверью.

И теперь он давился злыми слезами, уткнувшись носом в подушку.

«Почему, Васька?» — крутилось в голове. Это он… Он должен был поймать эту шикарную рыбину, карася-переростка. А теперь… Что ещё? Какой следующий удар приготовила ему несправедливая жизнь?

Будто в ответ на безмолвный вопрос, дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возник сам виновник горьких терзаний.

— Диня, дрыхнешь, что ли? Гляди… — глаза Васи возбуждённо блестели, и, подпрыгивая от нетерпения, он сунул хмурому брату под нос сжатый кулак.

Денис недовольно оттолкнул его руку, но приподнялся. А увидев блеск у того на ладони, и вовсе вскочил на ноги.

Василий, довольный произведённым эффектом, ещё сильнее растопырил потные пальцы и продемонстрировал брату добычу.

Даже отсюда Денис ощутил невероятную энергию, исходившую от вещицы.

Горячей волной обдало его, и кровь бросилась в голову.

— Что это? — Денис забыл, как дышать. Горло судорожно сжалось, и голос парня предательски дрогнул.

Это была монета. Крупная, идеально круглая, с чёткой надписью «19 рублей».

Вася молчал. Он заворожённо пялился на находку, а в груди разливалось тепло.

— Золотая? — хрипло спросил брат и потянулся к монете.

— Не знаю, — выдохнул Вася. И сомкнул пальцы. Монета исчезла.

В груди Дениса дрогнула и расползлась пустота, а на лицо набежала хмурая тень.

В распахнутых голубых глазах Васи плясали янтарные искры. Щеки его раскраснелись. Закусив до боли губу, он покосился на брата.

Василий, конечно, любил Дениса. И никогда ничего не жалел для него, но сейчас…

Какое-то подспудное незнакомое чувство отчаянно завопило в душе, и кулак сжался. Сам, своевольно. А поднявшаяся было в груди волна жадности схлынула.

Денис напрягся. Когда брат сомкнул пальцы, спрятав сокровище, на парня нахлынуло жуткое разочарование. Пелена алчности заволокла разум, пальцы стиснулись в кулаки, а уголки губ поползли вниз. Разбуженный обманутый зверь в душе юноши уже готов был наброситься на обидчика и отнять, присвоить манящую вещицу, когда тот, виновато потупясь, вновь растопырил ладонь.

— Только посмотреть… — предупредил он и позволил Денису взять свою прелесть.

Тот кивнул и, затаив дыхание, подцепил пальцем кругляш.

В душе всё перевернулось. Сокрушительная мощь горячей волной пронеслась и заполнила каждую жилку молодого тела. Развернула плечи, гордо вздёрнула подбородок, наполнила взгляд арктическим холодом. Денис охнул, ощутив в себе силу монеты. И власть. Несгибаемая нерушимая воля всколыхнулась в душе. Он даже не представлял, что такое возможно.

Тысячи непередаваемых эмоций закружили податливый разум. Разбудили и приумножили чувство благоговения, восторг, преклонение и неутолимую жажду обладать этой вещью.

— Откуда… — прокаркал он. Горло вновь сдавил спазм.

— Ты не поверишь, — внимательно следя взглядом за манипуляциями брата, Василий дрогнул. Это Денис слегка прикусил блестящий абрис.

— Не золото, скорее, медь. Да и цвет… — выдохнул тот. — Ну?

— Из рыбы…

— Не понял.

— Мама из рыбы достала, прикинь?

И Денис прикинул. В железных тисках дрогнуло сердце, вновь взбудоражив жалость к себе. Холодная ярость, перекрыв все другие эмоции, всколыхнулась в душе.

Мало того, что этому недоноску достался карась, так ещё и монета…

Шестым чувством уловив перемены в настроении брата, Вася потянулся вперёд.

— Отдай…

Денис хотел было что-то сказать, но буквально задохнулся от ненависти.

Вскинув на младшего брата лицо, он с силой сжал пальцы. Рот перекосило, на лбу выступил пот. Расставаться с монетой ему не хотелось, но мать не позволит отнять. Как всегда, встанет на сторону мелкого.

Ах, как же он всех ненавидит!

Но пришлось уступить. Пальцы разжались, выпуская речной «дар не ему».

Потеряв интерес к состоянию брата, Василий любовно уставился на монету. Погладил кончиком пальца выпуклую цифру. Легко пробежался по идеальной чеканке. Перевернул. Там, на другой стороне, раззявив огромную пасть, причудливо изогнулась блестящая рыба. Точь-в-точь тот карась, которого он вытянул из реки.

Лупатые глаза его бессмысленно пялились на мальчишку, будто желая что-то сказать, предупредить.

— Смотри, Динь, тут карась, — поделился он с братом, на что тот только хмыкнул.

— Девятнадцать рублей не бывает! Это подделка и вовсе не золото, — спасая сам себя от тупой ноющей боли безвозвратно утерянного, фыркнул Денис.

Вася вздрогнул и отступил, шмыгнув носом.

— Ну и что. Мне она всё равно нравится, — насупился он и, прижав к груди сжатый кулак, бросился прочь.

Денис с алчной завистью посмотрел ему вслед, расчётливо прокручивая в голове нехорошие мысли. Подавив в душе пустоту, он заполнил её ожиданием, представляя тот час, когда владельцем чудесной монеты окажется сам.

Глава 2

Наше время

Он увидел это так чётко, как будто всё было вчера. Вспомнил и сжался.

Разве мог поступить он иначе после того, как почувствовал власть? После того, как по венам тогдашнего шестнадцатилетки прокатилась волна невиданной мощи? Нет. Вот и теперь, чувствуя на себе немигающий взгляд, он тискал пальцами горячую медь и тихо скулил.

Перед глазами вновь замелькали картинки.

Отступление

Время летело как сумасшедшее. Два года промчались как два месяца.

Щуплый Василий преобразился. Худое тело его налилось силой, забугрилось жгутами мускул. Редкий белёсый пушок превратился в роскошные кудри. Плечи развернулись, окрепли, и теперь стало казаться, что это не он младший из братьев, а тощий Денис.

Того же ни на минуту не покидало желание овладеть странной монетой…

Денис не был глупцом и понимал, что все изменения в младшем начались именно с внезапной находки.

Успехи в школе недалёкого Васи радовали мать, но злили брата. Всё у парнишки текло гладко и спорилось. Казалось, сама Судьба, осыпав его дарами, воздвигла вокруг непроницаемую для невзгод стену.

А когда тот завоевал понравившуюся обоим девчонку, крышу Дениса и вовсе снесло. Парень стал резким, хамоватым и задиристым. Вечно лез в драку, пытаясь предстать перед скромницей Верой непобедимым героем. Но та его даже не замечала. Точнее, девушка не видела никого вокруг, кроме возлюбленного Василия. Не сводя восхищённых глаз с избранника, она невольно усугубляла разлад между братьями.

А в душе Дениса клокотала и ширилась ненависть.

И вот настал тот день.

Денису пришла повестка, и мать решила устроить сыну проводы в местном Доме культуры.

Самогонка лилась рекой, как обычно в деревнях и бывает. Повсюду стоял шум и гам. Молодёжь гуляла на всю катушку. Всем было весело. И только Денису было невыносимо.

Его изнутри пожирал ужас безысходности и беспомощности из-за навязчивых мыслей. Вот он завтра уйдёт, а Василий будет и дальше упиваться радостью с Верой.

Его Верой.

И если бы не этот проклятый медяк…

Внезапно Денис понял, что нужно делать.

Коварный план, путая мысли, стремительно созревал в голове. Под действием алкоголя он и вовсе казался единственным выходом.

Поддавшись моменту, Денис решился.

Отозвав в сторонку лучших друзей, он небрежно кивнул брату. Тот не заставил себя долго ждать. Василий изменился лишь с виду, а внутри так и остался наивным и верящим людям, что бесило Дениса ещё больше.

— Всё, братья, — приобнял Денис нетвёрдо стоящую на ногах тройку. — Ухожу я от вас, — голос предательски дрогнул, к глазам подступили слёзы.

— Да ну, брось, Диня. Что там этот год…

— Пролетит, не заметишь!

Пытались поддержать парни, тронутые его речью. И было им невдомёк, что не по их дружбе горюет он. Напрягая желваки, скрипел зубами Денис, не сводя глаз со стройной фигурки смеявшейся с подружками Веры.

Последние сомнения отпали, и он горячо зашептал:

— Хотел бы я, парни, в последний разок посидеть на бережке с удочкой. Как тогда, в детстве. Встретить рассвет в дружной компании лучших друзей… И никаких девок! — рявкнул Денис пьяным голосом, когда заметил, как брат ищет взглядом подругу. — Успеешь намиловаться, когда солдата проводишь. Или ты не уважаешь меня?

Сощурив глаза, Денис впихнул в ладонь Василия полный стакан и ощерился.

— Давай, брат, до дна! За то, чтобы мне служилось легко!

Денис знал, что Василий не пьёт горькую. Но сегодня сам Дьявол велел.

Тот поморщился, но под дружное «До дна!» всё-таки выпил. Медленно, давясь и откашливаясь, но пересилил себя и за брата опустошил весь стакан.

Голубые глаза подёрнулись дымкой, заблестели от слёз. И, мгновенно захмелев, Василий расплылся в глупой улыбке.

Он не почуял, как под рубахой нагрелась монета, предупреждая хозяина о неясной опасности.

— О! Мужик! — загалдели приятели, хлопая его по плечу. Откуда-то вновь появились полные стаканы. В нетвёрдых пальцах Василия звякнуло.

И под залихватское «За нас, мужики!» он опрокинул в себя мерзкое пойло. Невероятно, но второй раз пошло легче. Жгучая жидкость заволокла разум, затуманила мысли.

— Васенька… — перед расплывающимся взором мелькнуло тревожное лицо Веры. Он хотел было что-то сказать девушке, успокоить, но внезапно встрял брат.

— Отстань, женщина. Сегодня Василий гуляет с мужчинами. Или ты решила загнать его под каблук? — грозно сдвинул брови Денис.

Девушка растерялась.

Жадно обхватив потной ручищей её тонкую талию, изнемогая от желания сорвать с девушки лёгкое платьице, Денис зашептал ей на ушко:

— Завтра, красавица, он весь будет твой, а сегодня дай пообщаться мужчинам.

Денис с трудом выговаривал слова, опьянённый близостью девичьей кожи. Зарываясь лицом в мягкие волосы, он буквально сходил с ума. Разъярённый ароматом желанной добычи, похотливый зверь рвался наружу, предвкушая, как вопьётся губами в нежную плоть, как низвергнет на землю вожделенную самку, и тогда она покорится и сама разверзнет перед ним своё жаркое лоно.

Зверь яростно рвался, однако короткий поводок его, натренированный годами, был крепок.

И Денис отступил, напоследок скользнув дрожащими пальцами по упругим округлостям пониже спины. Девушка вздрогнула и отшатнулась.

Нахально заржав, Денис повернулся к приятелям. Те, не обращая внимания на интимные шалости друга, смеясь и балагуря, звонко гремели стаканами вместе с Василием.

«Полдела сделано, — пронеслось в голове: — Осталось за малым».

— Мать! — зычно рявкнул он, перекрикивая весёлую музыку. Та, румяная и довольная, выскользнула из толпы.

— Дениска, ты что же не пляшешь со всеми? — хмельные нотки делали голос женщины мелодичным.

— Да вот, мать, — махнул он рукой на компанию, — хотим порыбачить.

— Сейчас? — точёные брови взметнулись крыльями чёрной птицы.

— Ну да. Нескоро мне теперь удастся посидеть у реки. Так хоть напоследок… Будет что вспомнить…

Всплеснув руками, женщина мгновенно вспомнила, для чего тут все собрались, кинулась сыну на шею и разрыдалась.

— Ох, сыночка…

— Угомонись, мать. Не на войну провожаешь. Не гневи Бога, — холодно оборвав её, он вывернулся из объятий. — Гуляйте себе и не ищите нас. Сами придём, — грубо отодвинув всхлипывавшую женщину, он двинулся прочь.

— А Васька-то никак напился? — выдохнула она в спину сына. Но тот услышал, и гримаса ненависти исказила лицо.

«Васька… Васька… Будет тебе, Васька», — зло сплюнул Денис и, подхватив размякшего брата под руку, вышел за двери.

***

Трое пьяных парней, обнявшись, растянулись на всю дорогу. Они шли, пошатываясь и громко горланя армейские песни. Сзади, загруженный снастями, плёлся Денис.

Всю дорогу он размышлял о том, как ему осуществить задуманное и остаться не при делах. В голову лезли страшные мысли.

Вот всё открывается, и он оказывается не в казённой казарме, а за решёткой.

Он тряс головой, прогоняя назойливые картины, хмурился, но шагал дальше.

Июльская ночь скрадывала, укрывала от глаз знакомые места. Дневная жара спала, и в воздухе витала прохлада. В нос ударил запах болотной гнильцы, повеяло свежестью. Значит, река уже близко.

— Эй, банда! — окликнул друзей Денис. — Поворот не пропустите, а то ещё в лесу заплутать не хватало.

Сплетённые тела резко остановились, качнулись из стороны в сторону и неловко повернули направо. Туда, где с раннего детства были исхожены все тропинки. Где по бокам теснились и сжимали дорогу со всех сторон неприступной стеной деревья. Смыкая пышные кроны над головами, они создавали мрачный, гротескный туннель. Туннель в неизвестное будущее.

Денис потряс головой, отгоняя тревогу, и, стиснув до ломоты в зубах челюсти, поиграл желваками.

Отступать поздно. Всё должно решиться сейчас.

Песня утихла. Парни остановились.

— Диня, ты где? — Игнат первый вывалился на обрыв и присвистнул.

Полная луна ярким пятном следила за ними с ничем не прикрытого неба. Её крохотные товарки-звёзды весело подмигивали, оттеняя своим блеском бархатную бездонную черноту.

А внизу лениво ворочала свои воды река. То вздымаясь, то падая, она как будто дышала, отражая на глянцевой глади серебристое око. А по мелкой ряби носилась извечная песнь вездесущих цикад. Зрелище завораживало.

И когда Денис, часто дыша, вывалился из туннеля, вся троица, раскрыв рты, внимала сказочному очарованию летней ночи.

— Чего застыли? Айда разбирать снасти, — буркнул он. Его зачерствевшего, озлобленного сознания не коснулось лунное волшебство. Разум в последний раз попытался пробиться сквозь годами взлелеянную одержимость, но вновь потерпел поражение и отступил. Алчность выпростала наружу все свои щупальца, разрослась, раздалась во все стороны, чувствуя скорую поживу. Распустила метастазы по всему телу, подгоняя Дениса и не давая возможности передумать.

Не сводя глаз с притихшего брата, он сам развернул удочку, нанизал прихваченную второпях наживку и всунул в ослабевшие Васькины руки.

— Ну, давай, брат! Поймай нам ещё чудо-рыбину, — усмехнулся Денис и повернулся к парням.

Те, послушно подхватив смешок, разворачивали свои снасти.

Василий, не понимая, что делает, повернулся к обрыву и размахнулся. Зашелестела, вращаясь, катушка, и, едва различимый сквозь стрёкот ночных обитателей, послышался тихий всплеск. Денис удовлетворённо кивнул и поднял свою удочку.

Не успел он даже нанизать на крючок комок вязкого мякиша, как звенящее напряжение разорвал громкий всплеск. Василий пьяно икнул, пальцы ослабли, и, прежде чем товарищи успели кинуться ему на помощь, удочка выскользнула из его рук и рухнула вниз.

Василий качнулся вперёд, нога его подогнулась, и, заскользив по сочной траве, парень бухнулся в реку вслед за упущенным уловом.

Игнат вскрикнул и беспомощно оглянулся на парней. Вовка оторопел и непонимающим взглядом таращился на то место, где только что сидел сникший товарищ.

В реке зашумело, забарахталось.

Денис понял: вот его шанс. И, не снимая одежду, едва успев скинуть сланцы, он без раздумий сиганул с обрыва.

— Держись, братуха! — завопил он, выныривая рядом с Василием.

Тот, фыркая и отплёвываясь, неосознанно грёб к берегу. Казалось, хмель вовсе покинул его, и, протрезвев, брат вдруг осознал своё положение.

Денис тоже всё осознавал. Даже тогда, когда, оскалившись, он сдёрнул с шеи Василия вожделенный медальон. Когда, почувствовав неимоверную мощь, исходившую от монеты, он прижал вихрастую голову оглушённого брата к своей намокшей рубашке, намеренно лишив того воздуха.

Осознавал он всё и тогда, когда, выпустив из рук обмякшее тело, продолжал следить за ним, пока белое пятно лица брата не поглотила чёрная бездна. Он надрывно орал, а слёзы градом катились из глаз.

— Я вытащу тебя, брат! Брат! Силя, где ты?! Брат!

А на берегу метались фигуры. На крики сбежался потревоженный люд. Мужики попрыгали в воду, едва услышав сбивчивые объяснения оставшихся парней. Все знали, что под обрывом обманчивый омут, но даже и предположить не могли, что случится беда.

Мелькал свет фонарей, рядом с шипением падали спички, а Денис всё орал и в отчаянии бился о воду.

Мать, будто тигрица, потерявшая разом своих котят, в панике металась по берегу.

Чьи-то сильные руки подхватили Дениса и выволокли из реки. Он вырывался, кричал, что там брат, которого нужно спасти. Но его не пускали, обещали помочь, успокаивали, уговаривали. Несчастная мать тут же повисла у сына на шее, не позволяя тому вновь бездумно ринуться в реку.

Ах, если б она только знала…

Для всей гудящей толпы Денис был безутешным героем, отчаянно кинувшимся на спасение брата.

Настоящие рыдания разрывали его грудь. Но никто и не догадывался, что то были слёзы радости. Ликующее чувство обладания долгожданным сокровищем распирало его изнутри, вырываясь наружу горячим потоком.

Успокоился он лишь тогда, когда выловили бездыханное тело Василия и, отлепившись от старшего сына, мать с воплем кинулась к младшему. Туда, где, едва держась на ногах, безутешно рыдала Вера. Где распластался на траве ненавистный соперник и помутневшим, безжизненным взором пялился в никуда. Пальцы сомкнулись, спрятав монету.

Денис пошатнулся. Напряжение покидало его, а тело стремительно наливалось немыслимой силой. Только недавно он едва держался, шатаясь, а теперь крепко стоял на ногах. Усталость и тревога исчезли. Казалось, сейчас он был способен и горы свернуть, подчинить, а тут всего лишь девчонка.

Расправив плечи, Денис усмехнулся, но вновь сгорбился, пряча в ладонях улыбку.

Незачем чужим видеть его торжество. Для всех он убитый горем старший брат.

Внезапно в дуновении предрассветного ветра он услышал слова. Неуловимые, едва различимые. Словно шелест листвы на ветвях, будто шорох колышущейся муравы. В поскрипывании шершавой коры на стволах, в журчании притихшей воды. Будто тысячи насекомых вдруг встрепенулись, и жужжание их сложилось в слова. Мимолётные, но пробирающие до самого нутра: «Жди меня…».

Денис вздрогнул, опасливо огляделся, но, не увидев ничего подозрительного, крепче сжал в кулаке монету и поплёлся к толпе.

При виде его народ расступился. Он подошёл к Вере. Приобнял вздрагивающие плечи девушки. Та напряглась. Денис ждал. Монета нагрелась, и Вера расслабилась, позволяя ему притянуть к себе её стройное тело. Прижавшись к его широкой груди, она судорожно глотала горькие слёзы, а он, скорбно склонив голову, жадно вдыхал её запах.

Возбуждающий аромат своей самки.

Потом приехала скорая и увезла тело брата вместе с рыдающей матерью. Вмиг постаревшая та ни на минуту не хотела выпускать безвольную руку младшего сына из свои узловатых трясущихся пальцев. При взгляде на это, сердце Дениса болезненно сжалось, а кровь бросилась в голову. Но не от стыда за содеянное. Не от жалости к родной матери. А от лютой, въевшейся в душу ревности. Ведь для неё даже мёртвый Василий важнее чем он — живой. Зло стиснув челюсти, Денис тряхнул головой и прижав крепче Веру зарылся лицом в её волосы. Всхлипнул. И только тогда, когда тёплая ладошка несмело коснулась его вздрагивающего плеча, Денис позволил себе улыбнуться.

Позже давая показания подоспевшему участковому, Денис вновь убедился в волшебном действии странного артефакта.

Наперебой, перекрикивая друг дружку, оба приятеля убеждали стража порядка, что Денис действовал как настоящий герой. Когда рыбина вырвала удочку из рук потерпевшего, тот не удержался на берегу и рухнул в омут за ней. Ни секунды не сомневаясь, брат кинулся спасать брата, но было уже поздно. Бездна, получив свою жертву, не захотела её упускать.

Деревенские же подтвердили, что Денис искал Василия до тех пор, пока его самого, озябшего и обессиленного, не вытащили на берег.

Участковый был полностью удовлетворён и не стал никого задерживать. Всё было ясно как день. Налицо хоть и ужасный, но стопроцентно несчастный случай.

Так Денис в тот день смог избежать наказания и получить двойной, нет, тройной приз.

Наконец-то избавился от ненавистного братца: заполучил долгожданное сокровище, занимавшее все его мысли, и овладел вожделенной красавицей.

Да-да. Чего зря терять время?

Конечно, Денис воспользовался ситуацией и вызвался проводить домой несчастную девушку. Под предлогом того, что ослаб и ещё не совсем отошёл от купания, он ненароком свернул в чащу, якобы отдохнуть на поваленном дереве. Вера, доброй души человечек, спокойно двинулась вслед, даже не предполагая плохое. Углубившись в густой лес, Денис быстро отыскал нужное место.

Со скорбным видом он присел на шершавый ствол и, спрятав в ладонях лицо, тихо всхлипнул.

Уловка удалась на «ура».

Чуткая девушка, не колеблясь, тут же кинулась его утешать, роняя с глаз солёную влагу. Да так увлеклась, что не заметила, как они уже вместе рыдали в обнимку.

Дыхание Дениса обжигало обнажённую шею девушки. В этом было что-то неправильное, но разомлевшее тело не спешило противиться.

Денис почувствовал, как нагревается артефакт в кармане мокрых штанов. Лихорадочно соображая, он поспешил стянуть их, как и рубашку. Медальон тут же нашёл своё место на шее хозяина. Приятное тепло щекотало грудь юноши, расходясь кругами по всему телу. Волоски встали дыбом. Когда девичий пальчик неожиданно коснулся его груди, Денис вздрогнул.

— Это монета Василия? — пискнула Вера и тут же замолкла, утонув в медвежьих объятиях оголодавшего юноши.

Горячая кровь пульсировала внизу живота, разгоняя огонь страсти по телу.

Ненужной тряпкой полетело прочь платье, как и бельё.

Сводя с ума своей наготой, девушка изумлённо смотрела на Дениса, силясь сообразить, что происходит. Но то ли монета делала своё дело, то ли горе совсем помутило рассудок, Вера и не думала сопротивляться.

Даже когда Денис, вдоволь потешив свой взор изяществом соблазнительных форм, прислонил её лицом к дереву и принялся за дело, девушка подчинилась.

И только лишь под его мощным напором она вскрикнула.

— Ты что, девственница? — вырвалось у него. Не поворачиваясь, Вера робко кивнула, глубже впиваясь ногтями в трухлявую древесину.

А Денис ликовал. С каждым движением бёдер, с каждым жалобным стоном добычи он всё быстрее приближался к вершине блаженства. Туда, куда он стремился всю свою жизнь.

***

Как следует разглядеть талисман ему удалось только дома. Матери стало плохо, и она осталась в больнице, но это, как ни странно, его вовсе не тронуло.

Стянув с шеи жалобно звякнувшую цепочку, он в благоговении уставился на монету.

Да, это была она! Та самая. С тончайшей витиеватой гравировкой. Что означает эта цифра? — задумался он на мгновенье, но тут же отбросил ненужную мысль. Кто знает, возможно, это просто порядковое число, и по свету гуляют ещё восемнадцать версий волшебных медяшек. Впрочем, какое ему до этого дело? Главное, что именно в его трепетных пальцах сейчас сияет она! Вновь подаренная бездушной рекой волшебная монета.

Покрутив в пальцах свою драгоценность, Денис нахмурился. Разве не рыбина должна была быть на другой стороне? Он точно помнил распахнутую страшную пасть, лупатые бельма навыкате, а сейчас… В хаотично размазанном рисунке не было ничего от рыбы, скорее, наоборот, явно угадывались человеческие черты. «Хм», — задумался парень, любовно поглаживая тёплые выпуклости.

И снова загадка.

Загадка, которую ему предстоит разгадать лишь спустя три года.

Глава 3

Талисман сделал своё дело.

В армию Дениса не взяли. Мать слегла, брат погиб, а отца у них отродясь не было. Так и оставило государство в покое единственного сына больной матери.

Скромница Вера подчинилась напору и стала ему послушной игрушкой, готовой по первому зову покорно стерпеть все его шалости.

Ей хотелось бы прекратить это бесчинство, но почему-то она не решалась. Раз за разом обещая себе, что не станет, рядом с ним она вновь покорялась.

Жизнь Дениса обрела смысл. Превратилась в сплошной дар судьбы. Лишь изредка, среди ночи, он просыпался в холодном поту, ощущая чужое присутствие.

Но сон уходил, унося за собой все тревоги. А каждый день приносил ему новую радость.

До сих самых пор…

Наше время

Сейчас он будто бы вывалился из сказки. Словно бы незримое существо пережевало его, выпив все соки, и выплюнуло.

Прижимая к груди горячую монету, он уже знал, чей образ хранит медный аверс. Чьё лицо и едва различимый голос все эти годы преследовали его во снах. Звал, манил, шептал. Того, кто наконец-то вернулся за ним. Не забыл и не бросил. Того, в чьём шепоте не слышно ни злобы, ни ненависти, а одна лишь любовь.

Денис отпустил медный кругляш, опустил голову и заплакал.

Разогретая медь плотно впечаталась в грудь, обжигая и не позволяя хозяину потерять разум.

Темнота загустела, всколыхнулась и ожила.

Синюшные корявые руки потянулись к нему. Однако сейчас он уже не отпрянул, не дрогнул. Будто выжатый воспоминаниями, обессиленный и измученный агнец, безропотно покорился судьбе.
Этому взгляду, когда-то ясному и доверчивому, а теперь прожигающему грешную душу насквозь яростным жадным пламенем. Невероятно, но именно сейчас Денис смог ощутить что-то неимоверно огромное. Затопившее разум океаном спокойствия. Не страх, не боль — облегчение.
Оно пришло внезапно. Вместе с пониманием того, что уже спёкшаяся с кожей груди монета не жжётся.
Цепочка тихо звякнула, и злополучная находка юркой змейкой скользнула вниз.
Окружавший его жар сменился приятным теплом. Он перестал дрожать от ужаса, глядя на то, как чернота глаз существа, когда-то бывшего человеком, потеплела. Пламя в бездонных провалах угасло, и на смену ему пришла… радость? Да-да… Казалось, в глубине пустых недр вновь запылали нетерпеливые искры прежнего восхищения.
Денис расслабился, уголки губ непроизвольно поползли вверх.

Ему бы оттолкнуть тварь да бежать со всех ног, спасая себя, но всё, на что он сейчас был способен — это тупо пялиться в разверзшуюся бездну такого знакомого и одновременно чуждого взгляда, не в силах отвести свой. «Привет, — царапнуло мысли. — Наконец я нашёл тебя. Теперь мы снова с тобой будем вместе…»
Существо подалось вперёд, оставляя на полу ошмётки склизкой плоти. Руки обняли и, будто родное дитя, притянули к груди.
В нос тут же ударил сладковатый аромат гнилых яблок. Глаза заслезились, плечи Дениса обречённо поникли, и, почувствовав под щекой скользкую плоть, он глухо завыл.

От сковавшей душу невыносимой тоски. От безысходности. От невозможности повернуть время вспять.

Внезапно стены раздвинулись. Под коленями заскрипел красный песок. А багровое небо радостно встретило воссоединившихся братьев разноцветными всполохами.

***

Когда в комнату ворвались вызванные бдительными соседями оперативники, та была пуста. И лишь под кроватью медленно крутилась на рифлёном ребре медная, отполированная до блеска монета номиналом 19 рублей. А на обратной стороне её в высоких волнах плескалась огромная рыбина.

Цепочка исчезла, впрочем, как и дырочка, так заботливо проделанная одним из владельцев.

Кому достанется вновь столь щедрый подарок судьбы? Какие дремлющие силы пробудит и приумножит в душе своего очередного хозяина такая маленькая, обманчиво безобидная, вероломная вещица?

***

Савелий был возбуждён. Губы его подрагивали, а побелевшие пальцы мертвенной хваткой вцепились в табельное оружие.

В отделение поступил сигнал. Взволнованная женщина истерично вопила о диких криках за стеной её двушки в типичной кирпичной пятиэтажке. Из её всхлипываний мало что можно было разобрать, но уставший дежурный был просто обязан правильно отреагировать. Вскоре сигнал был передан выше, и оперативная группа спешно рванула на вызов.

Однако, несмотря на отчаянные уверения нервной соседки, в указанной квартире никого не нашли.

Растерявшие боевой пыл милиционеры озабоченно озирались по сторонам.

Мягкий полумрак в комнате создавали плотно задвинутые тяжёлые шторы.

Духота давила на уши. А скомканные простыни на единственной койке издавали едкий, удушливый смрад.

Тошнота липким комком прыгнула к горлу, и Савелий, сглотнув, поёжился.

Взгляд его скользнул на измызганный зелёными разводами пол и зацепился за…

Блестящим кругляшом посреди всего этого великолепия лежала монета.

Приглушённый блеск её приковывал взгляд, разжигал любопытство, вызывал удивление.

Прикусив губу, Савелий нагнулся. Зацепил ногтями медный абрис и, сжав в пальцах тёплый металл, поднёс находку к глазам.

Влажная горячая волна окатила всё тело. Казалось, что он стискивает не медный кругляш, а жгучий, неистовый уголь. Монета с сияющей цифрой 19 будто горела. Словно просилась: «Возьми меня… Забери». И он подчинился.

Белёсые брови повидавшего всякое, далеко уже не юного стража закона резко взметнулись. Зрачки изумлённо расширились, почти перекрыв бархатистую радужку цвета тёмного оникса. Волевая челюсть дрогнула и отвисла. Рот приоткрылся, обнажая ровный ряд жемчужных зубов. Щёки Савелия вспыхнули, а росчерк глубокого шрама на левой стороне лица, наоборот, побелел.

Савелий сглотнул сухой ком враз пересохшим горлом и до ломоты в костяшках стиснул кулак. Пряча во вспотевшей ладони находку. Самую лучшую в мире вещицу. Самое прекрасное, что есть на свете. И оно шептало ему. Уговаривало, обещало, сулило. А на губах сурового милиционера расцветала улыбка.

Часть 2

Месть — холодное блюдо

В намокшей посеревшей рубашке, бывшей некогда кипельно — белой, мужчина, настороженно озираясь, торопливо шагал по узкой дорожке.

Это был знакомый маршрут от его дома до работы любимой матушки.

Женщина раньше трудилась на хладокомбинате, теперь же, не пожелав уходить на заслуженный отдых, продолжала служить там же вахтёршей.

Он потел. Напряжённые плечи ссутулились, ладони дрожали.

Как же так… Как? Трясущиеся губы кривились от едва сдерживаемых рыданий.

Это же не он… Она просто нравилась ему… Он не виноват…

Пугливо озираясь по сторонам, он спешил к маме. Единственному родному существу способному безоговорочно поверить ему.

В который раз оглядевшись, мужчина испуганно вздрогнул.

Следом за ним, двигаясь, словно пантера, крался мальчишка. Мужчина узнал его, нахмурился, сбился с шага и, едва не упав, озабоченно остановился.

Мальчика не должно было быть здесь. Только не сейчас.

Напустив на себя строгий вид, мужчина приосанился, прочистил горло и, сунув дрожащие руки в карманы белого пиджака, сдвинул брови.

— Что ты тут делаешь? Кто тебя отпу… — он не закончил.

Рука парня хищной змеёй метнулась вперёд. Блеснуло холодное лезвие.

Мужчина охнул, согнулся и, обхватив вспыхнувший болью живот, неверящим взглядом уставился в глаза своего палача.

— Это тебе за неё, подонок! — зло выплюнул тот и разжал липкие пальцы.

Нож, тот самый, который ещё недавно так легко разрезал влажный песок, остался торчать в живой холодеющей плоти.

Парень сплюнул и, не оглядываясь, ушёл прочь, а мужчина… Пытаясь зажать кровоточащую рану, он судорожно хватал воздух ртом. Кожу покрыл липкий пот, тело отяжелело, и, с трудом доковыляв до ближайшего дома, он прислонился к кирпичной стене.

Ему было больно, но ещё больше ему было страшно. Он хотел было позвать на помощь, но голос не слушался. В голове не укладывалось произошедшее, и с каждой каплей падающей на асфальт алой крови он терял волю к жизни. Силы покидали его. Ноги подкосились. Всё ещё прижимая к пульсирующему животу скользкие ладони, он обессиленно сполз по стене.

Прохожие тут появлялись редко. Люди предпочитали широкие и прямые дороги извилистым потаённым местам. Когда-то это ему даже нравилось. Можно было спокойно прогуливаться и никому не мешать.

Когда-то, но не сейчас…

Надежда на спасение всё ещё блуждала во взгляде, до тех самых пор, пока он не потерял свой живой блеск.

Глава 4

Отступление

В личной жизни у лейтенанта не ладилось. Карьера тоже не задалась. Безрадостное существование катилось к чертям, пока его группа не выехала на тот странный вызов.

Нет, сам вызов ничем не отличался от миллиона себе подобных, да только вот по адресу квартира оказалась пуста. Ни преступника, ни потерпевшего. И лишь блестящий кругляш служил ему вечным напоминанием о том случае.

Теперь, сжимая в кулаке нечаянный сюрприз, он с благоговеньем и трепетом вспоминал, как его блёклая жизнь потихоньку начинала обретать краски.

Сначала начальство всё-таки обратило внимание на амбициозного сотрудника и внезапно повысило в должности.

Затем первая красавица отделения, утонув в его карих глазах, дала слабину.

Панцирь изо льда вокруг неё треснул, и девушка растаяла под напором искрящихся чувств.

Года летели, как сумасшедшие. Один, десять, семнадцать…

И вот уже восторженный сорвиголова превратился в степенного генерала Савелия Иннокентьевича Осипова.

Утопая в уютном кожаном кресле собственного кабинета, прикрыв тяжёлые веки, он вновь испытал то волнительное чувство.

Незримого присутствия, покровительства и любви.

С нежностью поглаживая пальцем выпуклый силуэт глянцевой цифры, он улыбался.

Медный кругляш ни капельки не изменился. Такой же тёплый и гладкий. Такой же блестящий, как и тогда, когда жизнь Савелия, походившая на скучное, бесполезное, безрадостное существование, совершив невозможный кульбит, круто пошла в гору.

Эта монета и стала отправной точкой. А для него, тогда ещё ничтожного лейтенантишки, не просто странной находкой, украдкой подобранной на месте происшествия, не обычным трофеем, а значимой вехой, удивительным талисманом всей его последующей жизни.

Монета нагрелась, ребристый гурт больно царапнул подушечку пальца. Лицо Савелия напряглось, брови дёрнулись, между ними пролегла озабоченная морщинка. Хозяина той мрачной квартиры, где он подобрал талисман, так и не смогли отыскать. Что с ним стало? А был ли он вообще? Так и осталось загадкой.

Палец скользнул по медному глянцу, раз за разом повторяя очертания цифры. Савелий наизусть уже знал каждый миллиметр, каждую впадинку, бугорок, но тут. Он застыл.

Что это?

Глаза его распахнулись, взгляд сфокусировался, челюсть отвисла.

Не веря своим глазам, он поднёс монету поближе и близоруко сощурился.

Да, реверс оставался всё тем же. Вычурная, витиеватая цифра, а вот вместо рыбы с другой стороны красовалось лицо. Точнее, гордый профиль кудрявого парня. Молодого, задорного, чем-то напоминавшего его самого в бурной молодости. Неуёмной энергией повеяло вдруг, будто бы сама медь внутри забурлила. Ошеломлённый произошедшими изменениями, поглощённый созерцанием чуда, Савелий не услышал скрип половиц.

— Ух, ты, папа что это? — светловолосая девчушка, перебросив через плечо толстую косу, в восхищении уставилась на монету.

Савелий вздрогнул, судорожно сжал пальцы и поспешно сунул руку в карман летних брюк.

— Катенька, как ты вошла так неслышно? — щёки его покрылись бордовыми пятнами, а сердце глухо заухало в горле.

Проследив взглядом за движением руки отца, девочка улыбнулась.

— Пап, ну пап, покажи, — заканючила Катя. Синие глазки её, подобно фиалкам, бархатисто сияли. Облизнув пухлые губки, она мгновенно забралась к нему на колени и заглянула в лицо.

О, какой это был взгляд… Молящий, заискивающий, хитрый.

Катюша знала, как заставить отца выполнять её прихоти. И тот размяк, как всегда. Поудобней откинулся в кожаном кресле и послушно достал талисман.

Монета вспыхнула, отражая свет ночной лампы.

Личико девочки засияло. Взгляд заискрился, а тонкие пальчики робко коснулись ладони отца.

Игла жгучей ревности кольнула сердце мужчины. Рука дочери замерла, не решаясь продолжить свой путь, а из узкой щели приоткрытой двери за ними следили другие глаза.

Серые, холодные и завистливые.

Старшая дочь генерала. Невзрачная, несмелая, нерешительная Лизавета. Хмурым взглядом она обвела нехитрое убранство кабинета отца.

Большой стол, широкое окно, завешанное бордовыми шторами, красную дорожку, украшавшую пол, и мягкое кресло. То самое, в котором она так любила сидеть и болтать ножками до того…

До того, как в доме появилась сестра. Эта вечно вопящая дура. Мгновенно перетянувшая на себя всё внимание и любовь.

А как же иначе… В груди Лизы ощетинилась злобная жаба. Ведь Катенька такая милая, забавная и красивая. Не то, что она…

Серая мышь. Нелюбимая и ненужная.

Лиза всхлипнула. Откинула куцую чёлку и хотела уже было уйти, как взгляд её зацепился за что-то блестящее.

Сияющий лучик, переместившийся из ладони отца в руку сестры.

Едва различив медный кругляш, девушка оторопела. Дыхание спёрло, а в душе загорелся огонь. Нет, не огонь. Жгучий пожар. Неистовое пламя желания единолично обладать этой вещью.

***

Мать девочек не пережила вторых родов. И, вопреки расхожему мнению, Савелий ни на минуту не охладел к ребёнку. Обычно отцы видят в младенцах причину несчастий, однако только не он. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: отец в своей младшенькой дочке души не чаял. Холил, лелеял белокурую малютку. Баловал, не наказывал и прощал девочке любые капризы. Себя винил он за смерть её матери и считал своим долгом одарить любовью вдвойне дитя, не знающее материнской ласки.

Лизавета всего лишь на три года была старше Катюши, но в глазах отца она уже была взрослой. По глупости своей и недальновидности, Савелий, сам того не сознавая, своей же рукой взрастил в семье монстра.

Ах, если б он только знал, к чему приведёт его такая пристрастная, своеобразная любовь к детям.

Глава 5

Лето в пионерском лагере. Что может быть лучше?

Радость буквально витает в самом воздухе вкупе с цветочными ароматами и щебетом птиц.

В детстве все цвета кажутся ярче. И синее небо, и сочная перина травы. И даже солнце.

Думаете, да ну, глупости, оно всегда одинаковое. Ан-нет!

Это для взрослых дневное светило давно потеряло свой шарм, а в ранней юности солнышко всегда казалось чуть жарче, дни — дольше, а лето — немного теплее.

Пионерский лагерь — это совсем другой мир. Со своими законами, уставами и распорядком. Дети не только резвились там в своё удовольствие, но и учились любить Родину, уважать взрослых, помогать старикам, быть честными и отзывчивыми.

В те красные годы социалистической юности не только солнце было щедрее, но и люди добрее.

После распада СССР изменился политический курс великой страны. Всесоюзная пионерская организация им. Ленина была распущена. Подавляющее большинство пионерских лагерей стало ненужным. На их костях выросли частные турбазы, пансионаты, детские центры и площадки для пейнтбола.

Некоторые лагеря и вовсе забросили.

Так в 1990 году эпоха великих свершений канула в небытие.

***

— Виктор Степанович, звали? — шумно отдуваясь, в кабинет директора лагеря впорхнула женщина. Плотного телосложения, если не сказать полного, однако ещё не до конца растерявшая былой красоты. Довольно симпатичная, энергичная особа. Её полную грудь плотно обтягивала белая блузка. Узкая чёрная юбка едва скрывала колени, а на шее ожидаемо красовался аккуратно завязанный галстук. Пионерский, естественно, красный. Ведь эта моложавая особа была в лагере старшей вожатой.

Директор вскинул голову, привычным жестом почесал подбородок и облокотился локтями о стол.

Взгляд его пронзительных глаз заставил гостью поёжиться.

— Вы присядьте, Елена Семёновна, не стесняйтесь.

Винокуров достаточно давно занимал вверенную ему партией должность и каждый сезон сам тщательно подбирал себе в лагерь сотрудников. Вот и эта не первой свежести роза приглянулась ему своей фанатичной уверенностью в светлом будущем.

Несмотря на конвульсии некогда великой страны. На кардинальные перемены в экономической и политической структуре СССР, инициированные генеральным секретарём ЦК КПСС Михаилом Сергеевичем Горбачёвым. Признание Ельцина председателем парламента. Давление демократов на КПСС. На непрекращающиеся волнения простых граждан. На растерянность и тревогу за светлое будущее уже непонятно какой страны. Эта женщина являлась эталоном уверенности в том, что оно всё-таки не за горами. То самое светлое будущее. А все эти свистопляски скоро утихнут, и над Родиной вновь вознесётся алое знамя.

Именно этим Елена Семёновна и взяла его. Приверженца родной партии. Противника забугорных влияний. Рьяного коммуниста в душе.

Женщина аккуратно присела на указанный табурет и настороженно уставилась ему прямо в глаза. Ох, этот взгляд. Твёрдый. Решительный. Не терпящий компромиссов.

«Мужик в юбке…» — подумалось Винокурову, и уголки губ его дрогнули.

— Итак, Елена Семёновна, как вы понимаете, это я выбрал вас на такую важную должность, как старшая вожатая в вверенном мне хозяйстве, — он широко развёл руки, будто желал охватить ими весь лагерь. Женщина сдержанно кивнула, но промолчала.

Винокуров вновь улыбнулся. Этого он и ожидал от нее. Исполнительность, подчинение власти. — Смею заметить, что у нас бывают не только простые пионеры, но и дети высокопоставленных членов партии. И мы должны оказать им достойный приём, — вожатая даже не двинулась, она всё так же сидела, выпрямив спину, и молча внимала каждому слову начальника. — В такое непростое для всех время страна доверила нам самое важное — своё будущее в лице этих детей. Родина задала нам единственно правильный курс, и мы, несмотря ни на что, должны ему следовать.

Винокуров выдохся. Вскочил. Подошёл к стоявшему у стены невзрачному сейфу. Открыл дверцу, достал оттуда стакан и пузатый графин. Вернулся к столу, медленно налил воды, выпил и, выдохнув, сел на место.

— Вы меня понимаете? — строгий взгляд мазанул по круглым щекам. «Эх, ей бы сбавить килограмм этак двадцать…» — мелькнула нелепая мысль. Винокуров поморщился.

— Конечно, Виктор Степанович, — слегка склонила голову Елена Семёновна.

— Вот и отличненько, — хлопнул по столешнице ладонью директор и расстегнул верхнюю пуговицу безупречной белизны рубашки. — Значит, сработаемся. И начнём мы, пожалуй, с сестёр Осиповых. — Но, уловив напряжение во взгляде вожатой, Виктор Степанович усмехнулся: — Да не волнуйтесь вы так. Это дочери одного очень уважаемого человека. Слышали, наверное, о генерале Осипове? Нет? Ну и ладно. Старшая будет у нас вожатой. Умница, красавица, героиня. Да-да, вы не ослышались, — ответил он на недоумение, вспыхнувшее в глазах женщины. — Именно героиня. Дело в том, что два года назад в доме генерала случилась трагедия. От неисправной проводки загорелся дом, когда там находилась младшая девочка. И старшая, рискуя своей жизнью, героически вытащила сестру из огня. Девушка не испугалась и буквально спасла жизнь ребёнку. Катенька очень тяжело перенесла последствия. Она до сих пор старается спрятаться от всего мира, и генерал сам попросил меня помочь девочке адаптироваться к дальнейшей жизни в обществе. Попрошу вас со всей ответственностью отнестись к этой малышке и не заострять внимание на её шрамах. И вообще, не надо выделять её. Пусть девочка спокойно отдохнёт в кругу своих сверстников. Возможно, ей станет легче, а отцу, соответственно, спокойнее.

Закончив длинную речь, директор облегчённо выдохнул и выжидающе уставился на вожатую.

— Да, конечно, Виктор Степанович, я всё поняла. Осипову не выделять. Внимание не привлекать. Ещё что-нибудь?

— Нет.

— Я могу быть свободна?

— Да, идите, скоро начнут прибывать пионеры. Убедитесь, что лагерь готов их достойно принять.

— Сделаю всё возможное, Виктор Степанович. — Елена Семёновна встала и твёрдым шагом вышла из кабинета.

— Кремень, а не женщина, — усмехнулся Винокуров, откинувшись на спинку стула. — Скинуть бы вес… — глаза его озорно вспыхнули, а рука привычным жестом поднялась к подбородку.

***

Стас

Наше время

Сверкая глянцевыми боками, к распахнутым воротам летнего лагеря подкатила чёрная «волга».

— Зачем мне это? Я не хочу. — Худой, как жердь, высокий парнишка в который уж раз пытался отделаться от навязанной участи.

— Мой сын должен уметь всё! Особенно прививать детям любовь к Великой Партии! — дверца с грохотом захлопнулась. Паренёк поморщился, но послушно кивнул и, опустив голову, поплёлся к воротам. За выставленный багаж он не побеспокоился, впрочем, как и всегда. Его принесут.

Елена Семёновна кинула быстрый взгляд на подобострастно склонившегося перед автомобилем директора лагеря, дёрнула плечом и поспешила за высоким гостем.

— Пойдём, милый, я покажу тебе твою комнату и корпус, эээ… твоих подопечных. Мальчики ещё не приехали, так что можешь спокойно отдыхать, — картинно вдохнув полной грудью, она медленно выдохнула, прикрыв от наслаждения глаза. — Ах, какой тут чудесный воздух! Чувствуешь?

Парень скривился. Буркнул себе что-то под нос, но шага не сбавил.

— Не волнуйтесь, устроим его в лучшем виде… — елейным голосом пропел директор в приоткрытое окно автомобиля. Оттуда фыркнули, и «волга», сорвавшись с места, обдала склонившегося мужчину клубами жёлтой пыли.

Директор закашлялся, торопливо отскочил в сторону и подцепил стоявшую на обочине спортивную сумку, крякнув, повернул к лагерю.

«Ох уж эти богатенькие…» — недовольно бубнил он вполголоса, злобно буравя спину приезжего.

Этого недоросля придётся облизывать и обхаживать всю смену, не то полетит Виктор Степанович Винокуров с насиженного местечка.

А сам виновник мрачных дум директора хмуро шагал вперёд, предвкушая скучное времяпровождение в пионерском лагере в качестве вожатого малышни. Ох как не хотелось тощему прыщавому дрищу покидать стены уютного особняка, где лазурная вода широкого бассейна так и манила своей прохладой. Где обширный бар переливался разнообразием заморских вин. Где манящие округлости податливых красоток приятно ласкали похотливый взгляд, и не только. А толпы заискивающих приятелей готовы были по первому зову вытащить его из хандры.

А тут… Что тут…

Вот это наказание придумал папаша за последний разгромный кутёж любимого чада.

Подумаешь, венецианский фарфор…

Злобно кривясь, парень сплюнул в сторону и замедлил шаг. Взгляд его упёрся в сверкающий водопад тёмных волос. Солнечные лучи, будто бы заблудившись, ласково перебирали длинные пряди, не спеша покидать облюбованное местечко. Стройную фигурку плотно обтягивала белая маечка и чёрные шорты до середины бедра. Девушка стояла возле скамейки и что-то горячо говорила сидевшему там человеку.

Стас, а звали золотого подростка именно так, склонил голову набок и совсем перестал обращать внимание на щебетавшую впереди старшую вожатую. Внезапно жизнь в летнем лагере перестала казаться ему такой уж безрадостной. А в голове медленно стал вырисовываться коварный план. Он ещё не знал кто эта симпатичная незнакомка, но был твёрдо намерен заполучить себе новый трофей. Девушка в этот момент, как будто ощутив на себе жадный взгляд, резко обернулась, и в груди Стаса лихорадочно ёкнуло сердце.

Эти глаза… Удивительные, изучающие. Огромные озёра горького шоколада манили, притягивали, сулили исполнение всех желаний. И он потянулся к ней всей душой. Губы его в предвкушении растянулись. На мгновенье забыв обо всём на свете. Потеряв себя в бархатной глубине. Готовый на всё, лишь бы незнакомка заметила его, улыбнулась. И та заметила… Но вместо улыбки на прекрасном лице застыла маска брезгливости.

Стас вздрогнул и недовольно поджал губы. Он не привык к таким встречам. Обычно девушки сами вешались ему на шею, а эта… Кто она? Как смеет кривиться при виде его? Холодная ярость взыграла в душе. Уже сделав пару шагов в сторону незнакомки, Стас замер. Впервые в жизни он растерялся. В голове заметались противоречивые мысли. С одной стороны, он хотел подойти к ней, представиться, но почему-то боялся услышать в ответ насмешливый тон. Это он… Он… Сын самого… Которого боялся весь город. Перед которым открывались все двери и любая недотрога раскрывала объятия. Он, который привык всегда брать то, что ему приглянулось, теперь стоял и растерянно мялся перед какой-то девчонкой.

— Ты что, Стасик, пойдём, — положение спасла Елена Семёновна. Заметив, на кого пялится новоприбывший, женщина нахмурилась и поспешила отвлечь его на себя. Но не тут-то было.

— Это кто? — выпалил Стас и взъерошил вспотевшей ладонью куцую чёлку.

— Да это сёстры Осиповы, Лиза и Катя.

— Та, что стоит…

— А, это Лизонька. Она тоже, как ты, вожатая, только у девочек. Пойдём, я тебе покажу твой корпус, а потом познакомитесь, — женщина выдохнула, заметив, как тот нерешительно шагнул к ней. — Вот и отлично, милый. Не связывался бы ты с ними. У них отец генерал…

— Да, что вы… –перебил её насмешливый голос. –Неужто повыше моего папаши?

— Нет… — голос Елены Семёновны дрогнул. — Конечно, нет, — повторила она уже более твёрдо. И махнула рукой. — Просто девочкам тяжело. Не так давно они пережили страшную трагедию. Катюшу еле спасли. Она очень страдает…

— А Лиза?

— Что Лиза… — не поняла женщина.

— Лиза тоже страдает? — нетерпеливо вставил Стас.

— Не знаю, — ещё больше растерялась Елена Семёновна, уже понимая, к чему клонит Стас. — Только на неё столько сейчас свалилось… бедная девочка. Она так переживает за сестру…

— Вот и посмотрим…

— Что посмотрим? — вконец опешила старшая вожатая.

— Страдает ли Лизонька… — хмыкнул Стас и, пресекая дальнейшие рассуждения, поспешил перевести тему: — Когда привезут детей?

Ещё минуту Елена Семёновна морщилась: видимо, пытаясь осмыслить слова свалившегося на её голову обнаглевшего от вседозволенности юнца, но, переварив последний вопрос, с облегчением выдохнула. И улыбнулась. Это была уже её стезя.

— Да сейчас и должны. Ты только вещи свои оставь в комнате и возвращайся к воротам.

— Ок, — Стас довольно хмыкнул и оглянулся в надежде ещё раз окунуться в прекрасные глаза незнакомки, но встретился лишь с угрюмым директором. Тот, отдуваясь и фыркая, тащил тяжёлую сумку. А девушка была уже за воротами в ожидании пионеров.

Взгляд Стаса скользнул по скамейке. Тоненькая фигурка в длинном платье в широкополой панаме, сгорбившись над книгой, продолжала сидеть там, ни на что не реагируя. «Катюша» — память услужливо подкинула ему имя несчастной сестры Лизоньки. Почему несчастной, ему ещё предстояло узнать. И, ускорив шаги, Стас догнал Елену Семёновну. Та, беспечно щебеча, указывала ему на череду приземистых строений.

Взгляд юноши потемнел. Лицо перекосила гримаса отчаяния.

«Какое убожество». Но мысли тут же вернули его к манящим озёрам и стройному стану. «Что ж, поживём — увидим», — ухмыльнулся подросток, оценивая крепкие, пахнущие смолой стены его будущего жилища на целый месяц.

Елена Семёновна, не заметив заминку подопечного, продолжала идти. Надо было поскорее вернуться к воротам, куда уже потянулась стайка весёлых вожатых, чтобы во всеоружии встретить первую смену вверенного ей летнего пионерского лагеря.

Лиза

— Раз-два! Три-четыре!

Три-четыре! Раз-два!

Кто шагает дружно в ряд?

Пионерский наш отряд!

Кто шагает дружно в ногу?

Уступите нам дорогу!

Солнце, воздух и вода —

Наши лучшие друзья!

Наши лучшие друзья —

Солнце, воздух и вода!

Звонкий речитатив юных голосов и ритмичный топот ног по стадиону, окруженному алыми флагами, эхом разлетались по сторонам.

Летнее утро целовало солнечными лучами разгорячённую кожу. Слабый ветерок то ерошил длинную чёлку, то отступал, робко тушуясь, чтобы с новой силой вцепиться ей в волосы.

С ослепительной улыбкой, ярче, чем само солнце, она цокала каблучками впереди отряда и задавала ребятам правильный ритм.

— Кто шагает дружно в ряд?

Пионерский наш отряд!

Сильные, смелые.

Ловкие, умелые.

Ты шагай, не отставай,

Громко песню запевай.

Длинная коса аккуратной змеёй обвивала её голову. Приколотая невидимками красная пилотка кокетливо красовалась поверх волос, скрашивая и одновременно скрывая девичью гордость. Длинные стройные ноги под узкой юбкой, белоснежная блузка и беззаветный алый кусочек символа ленинцев придавали ей торжественный вид. А ещё — гордо вздёрнутый подбородок, щекочущее в животе чувство сопричастности к чему-то грандиозному, всенародному, и осознание своего превосходства в шоколадных глазах. Несмотря на комсомольский значок, сияющий в лучах жаркого солнца на белоснежном воротнике блузки, алый галстук являлся неотъемлемым атрибутом каждого.

Она — вожатая! Избранная!

Душу изнутри распирал восторг. Ликование. Гордость.

Первый раз партия доверилась ей. Позволила выделиться из орды безликих сверстников. Стать на голову выше ехидных, завистливых подруг. Шагнуть дальше, чем все остальные! Повести за собой народ! И пусть это всего лишь школьники, однако всё ещё впереди!

Рука невзначай метнулась к груди, но тут же отпрянула, так и не коснувшись его. Таящегося под блузкой медного талисмана на серебристой цепочке.

— Лизавета Савельевна, а мы сегодня на речку пойдём? — выдернул её из раздумий мальчишеский голос.

— Конечно, пойдём, только попозже. Сейчас у нас по плану важное мероприятие.

— Ууу… — расстроенно загудел рыжий мальчишка и нехотя вернулся в растянувшийся строй.

— Ребята, не отставайте. Сейчас идём на линейку, затем зарядка и завтракать.

— А на речку?

— Да, купаться!

— Хотим купаться!

Загалдели подростки, и только лишь белокурая девочка лет пятнадцати угрюмо молчала. Искоса она поглядывала на вожатую и нервно кусала губу. Всю левую сторону лица девочки испещряла уродливая корка белёсых шрамов.

Она шагала и пела со всеми, однако в синеве её глаз плескалась печаль.

Линейка затянулась надолго. А что вы хотели? Первый торжественный день. Открытие лагеря. Поднятие флага. Присваивание названий отрядам. И первое ответственное задание — придумать эмблему отряда.

Ребята галдели, стараясь перекричать друг друга. Лизе пришлось повысить голос, чтобы, наконец, обратить на себя их внимание.

— Так, первый отряд, слушайте все. После завтрака собираемся у корпуса… Девочки, вы слышали?

— Да!

— А мы? — нестройным хором зашумели мальчишки, и, как всегда, громче всех возмущался тот рыжий.