Бесплатный фрагмент - Вместе они живее

Вместе они живее

Она ломала все его принципы,

Раздирала их в клочья.

А он был от этого счастлив,

Почему-то не только ночью.

Он впервые живым себя чувствовал,

Не только жизнью рискуя.

Он млел от её слезинок,

Не только от поцелуя.

Но чувствуя, что эта игра

Вне его понимания,

Он вновь собирался с силами,

Строя свое мироздание.

Она становилась ласковой

И в чём-то покорной даже,

Или прочь уходила,

Становясь пропажей.

Он мог без неё прожить,

И она без него — тоже.

Но вместе они живее,

А это всего дороже.

Ты стал моим завтра, и это тревожит…

На берегу Сиамского залива он обучает перебрасываться острыми ножами и молотками-гвоздодёрами, словно это теннисные мячи. «Чувствуй предмет. Представь, что занимаешься с ним сексом». Опасные игры — не цель, а инструмент развития чувственности.

Она живёт в царстве снега с ноября по март. Скупает книги. Когда пишет, время замирает. При встрече на его профессиональной территории она не решилась бы заговорить. Люди, владеющие телом, вызывают трепет. Мужчины, говорящие о сексе, смущают. Словно они — другой опасный вид.

Он постучался к ней в fb. Десяток сообщение и… жизнь изменилась. Сквозь строки мессенджера она ощущала гул моря, вкус зрелого манго, ласку горячих рук. Остальная жизнь замерла, как уральская осень: бабье лето ушло, а первый снег не выпал.

Экстаз не длится вечно. Она очнулась. Переписка стала походить на жизнь после 10 лет брака. Каждый знал, что другой ел на завтрак, и когда вернётся домой. Шептались перед сном. Его «присутствие» в жизни стало стабильным. Пожалуй, единственным, что в её жизни стабильно.

В прежних отношениях она, незаметно для себя, бросала читать классику. Осознав это, словно просыпалась: «Иду не туда». Сейчас она перечитала «Гамлета», «Портрет Дориана Грея», стихи поэтов Серебряного века. Замахнулась написать поэму, выполняла заказы, заботилась о дочке. Он погрузился в работу, чтобы приехать к ней. Начал учить третий иностранный. Времени на общение почти не оставалось. Она млела от его: «радость моя». Наслаждалась ежевечерним «до завтра». Но его не хватало. До пустоты в каждой клеточке тела.

Ты стал моим утром. И вечером тоже.

Ты стал моим завтра. И это тревожит.

И она… Нет, не купила билет, чтобы через 14 часов перелёта встретиться с ним у моря. До знакомства она обещала, что больше никаких героических поступков. Она больше не Атлант.

Она собрала рассказы и стихи, которые родились за два эти месяца, и создала сборник для влюбленных «Вместе они живее».

Спросила:

— Если я упомяну тебя…

— В любых подробностях. Я горжусь знакомством с тобой.

Она не очутилась бы там, где он учит ловить нож, вступая с ним в чувственное взаимодействие. Увидев, смотрела бы издали, как на непостижимое чудо природы. Каким казалась Ему и Она.

Исчезнуть и стать для тебя неслучайной

Хочу тебя чувствовать каждой кровинкой,

Хочу тебя каждой ресничкой обнять.

Приклеиться тонкой живой паутинкой,

И словно от ветра, от рук трепетать.

Обвить тебя тонкою крепкой лианой,

Усыпанной свежей зелёной листвой.

Вдыхать аромат, умирать от дурмана,

Который накрыл нас двоих с головой.

Упасть в глыбу моря жемчужною тайной,

Которую можешь лишь ты разгадать.

Исчезнуть. И стать для тебя неслучайной,

Которую страшно, как жизнь, потерять.

Теплая война

О тишь предутренних часов,

Я трепетно тебя ловлю,

Когда закрыты на засов

Рты и глаза тех, что люблю.

И в этой мерной тишине

Под сладкое носов сопенье

Мечты врываются ко мне

И строки дарят вдохновение.

Кровати нега, утра гладь,

Неспешный шаг ко дню ведущий.

Могла бы я, конечно, встать,

Но я в сетях, поспать зовущих.

И это поле тишины

На самом деле битвы поле.

Кто здесь кого: сон иль мы?

И каждый раз вопрос: «Доколе?»

#МужчиныИзДевчачьегоДетства

Мой папа ростом 1 метр 60 см. И мама такая же, и я.

Я всегда выбирала мужчин, ну максимум, среднего роста. На выше среднего и высоких я даже и не смотрела. На них словно стояла печать: «не для меня». А сегодня, прочитав одну историю я вспомнила то блюдо, которое в 5 лет казалось мне самым восхитительным.

Вряд ли его можно приготовить сейчас. Потому что плавленый сыр «Лимонный», наверное, больше не производят?

И, конечно, дело было совсем, не в маленьких квадратиках белого хлеба, поверх которых тётя Наташа раскладывала кусочки лимонного сыра.

Да, когда это подрумяненное чудо вынимали из духовки, оно издавало восхитительный аромат.

Да, нижняя корочка похрустывала на зубах. А подплавленный тёплый сыр нежно растекался по языку.

Но запомнился рецепт не поэтому. Дело в том, что в тот самый день меня, пятилетнюю кроху, осчастливили сразу 2 мужчины.

Папа, любимый, скупой на эмоции папа, подарил мне первый в жизни букет цветов. А высокий, обаятельный красавец дядя Вася подкидывал меня под самый потолок. Так высоко, как папа (в силу небольшого роста) никогда не смог бы меня закинуть.

Моя душа замирала от страха и трепетала от восторга.

Только сегодня я поняла, почему это незамысловатое блюдо казалось мне восхитительным именно в тот день. Пожалуй, стоит присмотреться к высоким мужчинам…

Не с кем пошептаться на ночь

Мне не с кем пошептаться на ночь.

Сегодня. И лежу в тиши.

Мне не с кем пошептаться на ночь.

А за стеклом мороз шуршит.

Мне не с кем, ночь, делить рассветы.

Пока. Я вся в твоём чертоге.

Мне не с кем, ночь, делить рассветы.

Я в одиночества берлоге.

Она уютна, словно Teddy.

Она мрачна, как вой шакалов.

Она открыта, словно дети.

Коварна, словно речь вассалов.

Моё родное О, я снова к тебе иду,

Себя спасая.

Твои раздвинутся дороги,

Мне ничего не обещая.

Я, словно лист, слетевший с клёна,

Устало лягу жёлтой лапой

Под первый снег. Мне так знакомы

Твои всехлучшие объятия.

Не слышно звуков. Смолкли тени.

Скелеты шкафа замолчали.

Устала я жевать сомненья,

Они — безвкусное мочало.

Мне тонкой строчкой день трепещет,

Зовет меня искать иное.

Но мне плевать, что жизнь не блещет.

Я из неё беру тааааакое.

Такое звонкое, как лето,

Такое злое, как досада.

И жизнь свою я ненавижу,

Но мне иной, увы, не надо…

Планкоповышатель

Не будь занудой, милый критик.

И планкоповышатель мой.

Цветаевой большой любитель,

Свободы голубь-почтальон.

Я не хочу над рифмой думать,

Когда она идёт рекой.

Твои слова разумны, милый,

Но мне поток приятней мой.

Сейчас я просто отдыхаю. Смеюсь.

И даже над тобой.

И над своим нелепым страхом

Не угодить тебе строкой.

Ты змей ужасный искуситель,

ПравИло планов, демон дня.

Стал слишком ярким, слишком звонким.

С тобою я уже не я.

И как же нам с тобой рас-статься?

К делам уйти и дальше жить?

Мне очень трудно отлепляться.

И что-то, кроме нас любить.

Ты совпадаешь до крупинок,

С тем, что милее жизни мне.

Ты, словно правый мой ботинок,

А в левом я спешу к тебе.

Стою босая на пороге,

Стою, отбрасывая тень.

С тобою нам не по дороге,

Не по дороге — каждый день.

Ты совпадаешь до крупинок

С моею тенью на стене.

Ты словно старый мой ботинок.

И нового не нужно мне.

Тебя оторвать от души

Не верю. Не верю.

Не верю тебе.

Ты должен,

Обязан созвучно играть.

Ты просто не понял,

Не слышишь себя.

Мне страшно,

Поскольку ты круче меня.

Не верю. Не верю.

Не верю себе.

Должна я,

Обязана к чёрту бежать.

Я просто не слышу,

Не слышу себя.

Твой голос так громок.

 Мне страшно

 Принять.

Принять, как закон,

Как данность, судьбу.

Принять исполненье

Загаданных дум.

Принять, что ты здесь.

Что я не могу

Тебя оторвать от души.

Это шум…

Шум паники громкой

В моей голове.

Она меня хочет

В могилу свести.

Она ненавидит саму тишину,

Её напрягают такие, как ты.

Не верит. Не верит.

Не верит, звеня

В то, что я стану сильнее,

Любя.

Ты стал моим завтра

Я так любила своё одиночество.

Пила его кружками майского кваса.

Вдыхала опрелостью хвойного леса.

Вплетала ромашкой в букет разноцветный.

Лелеяла, словно родного сынишку,

Ласкала, как пару котят мягколапых,

И пела, как папы любимую песню.

Явился.

Откуда?

Не ждан, но загадан.

Как молния средь только ясного неба.

Как просто попутчик на парочку станций.

Пробрался и в душу, и в тело, как вирус.

Болею тобой. Каждый день. Ненасытно.

«Уйди!» — бы сказать. Да самой удалиться.

Но это, похоже, сверх воли и силы.

Моё одиночество. Где ты? Забыло

Оно меня. Милое. Страстно-родное.

Ты стал моим утром. И вечером тоже.

Ты стал моим завтра. И это тревожит.

Жила я без завтра. Без веры во встречу.

Жила, как живётся, и фразы ласкала,

Слагая то рифмы, то тексты-лонгриды.

Теперь замерла я, попав в твои сети.

Почти разлюбила, почти позабыла

То сладкое О, что спокойствие дарит.

Мне Л не указчик и не повелитель!

Не стану рабой, не утрачу свободы.

О как мне ослабить канаты и путы,

Я в них всё прочнее, надежнее вязну.

«Люби нас обоих!» сказал ты, несносный.

И это единственный антибиотик

От вируса Л.

Я им заразилась.

Стабильные отношения

Я тебя ждала с работы,

Ты пришёл.

— Почесать тебе за ушком?

— Хорошо.

И зачем мне это надо не пойму.

Может, я сама себя уж обниму?

Если ты уже пресыщенно устал,

И со мной ценить мгновенья перестал?

Где я? Сбоку? Из ребра, я помню…

Н-да…

Ты возьмёшь ту, что поближе…

Их всегда…

Их всегда с тобой навалом.

Не скучай.

Я пойду…

А то остыл в стакане чай.

НЕвиртуальное

Ночь. Улица. Она.

В руке телефон.

Мрак. Ветрено. Луна.

Несвободен он.

Натянулась нить,

Как не оборвать?

Почему так хочется тебя

У судьбы забрать?

Это полный бред:

Виртуально-курортный роман.

На чужой обед

Прийти, когда ты не зван.

Пульс в ушах стучит,

Дрожь в ногах и в сердце.

Как ты будешь сыт,

Пусто в постели если?

И кажется безопасной

Эта в любовь игра,

Потому что набраны просто

На узком экране слова.

Только чувства и ссоры

Весьма натуральные.

И до утра разговоры

Незавиральные.

Как можно за 5 дней стать

Друг другу до боли родными?

Можно. Не видя друг друга.

Если вы живые.

Если вы настоящие,

Сердца открыть сумели.

Когда вы не ждёте, не ищите,

Продать ничего не хотели.

Когда вы в потоке открытости

Становитесь уязвимы,

Идёте друг к другу решительно,

Вы в ином, параллельном мире.

Варианты пространств так сложатся,

Грани соединятся,

Что встреча станет возможной,

Если её не бояться.

И чувства на столько реальные,

Что плачешь и боль ощущаешь.

Как не поддаться страсти,

Не ведаешь и не знаешь.

Живёшь в иллюзии стойкой,

Что есть безопасный маршрут.

Но любовью нельзя управлять,

Её волны вдруг захлестнут.

Дом. Ужин. И жена.

В куртке телефон.

В другом городе Она.

Несвободен Он.

Ты зрения лишаешь

О, ревность. Великий палач и мучитель.

Калёным железом ты жжёшь мою душу.

Ты тянешь на дыбе стальной мои жилы.

Ты иглы вонзаешь под нежные веки.

Ты зрения лишаешь, рассудка и духа.

Зачем ты прокралась лисой в моё сердце?

Зачем ты меня до беспамятства мучишь?

Оставь меня, прочь! Я тебя ненавижу.

Не дам себя мелочно резать на части.

Уйди. Проклинаю тебя. Отрекаюсь.

От этой свободы. От нас. Пропадаю.

Не верю себе. Ни ему. Ни подруге.

Комар-кровопийца жужжит и тревожит

Мне душу сомнением и злобностью точит.

И сладостна эта ужасная мука.

Я прежде считала, что я не ревнива.

И как мне пройти через эти колючки,

О как мне пройти, не порвав своё платье?

О как мне пройти, сохранив свою душу?

Любовь не предать, и не стать равнодушной.

О, ревность, ты тренер, палач и спаситель.

Раненой птицей

Раненой птицей падаю с неба.

Пыталась до солнца взлететь.

Это нормально: жизнь и измена.

Лечь на алтарь. Замереть.

Воплем отчаяния небо тревожить,

Рыкнуть сквозь мглу и метель.

Выть, как волчица, что потеряла,

И волка, и всех детей.

Плакать, стенать и не сметь признаваться,

Слабости не показать.

Уйти без следа, не сметь привязаться.

Оставить себя без гроша.

Без мёда любви, без принятия плена,

Один получив отказ.

Вчера ты была еще королева,

Сегодня другой указ.

Устал, заскучал, излишки времени

В тебя на сегодня вложил.

Ты заигралась, а он невидимую

Ниточку перерубил.

Ты не умеешь принять отказы,

Сразу готова войной.

Или бежать, как от жуткой заразы.

Раз отказал — чужой.

Словно щенок в подворотню брошенный

Чувствуешь ты себя.

Что же он сделал? Всего лишь, горошина

Яда. Но вся твоя.

Эта стрела больней оказалась,

Первую ты снесла.

Хочется плакать, орать, кусаться.

Требовать. Ну делааааа.

Хочется, чтоб заскучал, встревожился,

Чтоб потерял, позвонил.

Чтобы примчался, сквозь мили и годы,

Утешил и исцелил.

Нитей с излишком на нём завязано,

Оптом не разрубить.

Больно, поверьте, как иглы под ногти,

Свободных и сильных любить.

Сочник, ч. 1. История прикосновения

«Хочу сочник, — Альбина проходила мимо кафе „Фрикассо“, на которое она обратила внимание еще вчера, — зайти?»

«Странное название, — резонно заметил мозг, — зайдёшь потом. К тому же ты худеешь! Посмотри на часы».

«Потом ты забудешь! У тебя есть время сейчас и сочник ты хочешь сейчас,» — настойчиво шепнула интуиция.

Альбина зашла быстро, с намерением так же быстро выйти, если не там нет сочников. С первого взгляда было непонятно, что тут происходит. Какой-то развал еды: банки с соленьями на витрине, на полке — хлеб. «О, с семечками, это хорошо!» — заметила Альбина, но всё же слегка растерялась: «чёрт, кажется не то, нет здесь никаких сочников». Собралась уйти.

— Вам помочь?

Альбина подняла голову на голос. «Боже! Мать моя женщина. Какой мужчина». Внутри неё нарастал и заискрился чистый поток энергии.

— Да… сколько стоит это шоколадное чудо? — спросила она, разглядывая витрину в поиске, что можно выбрать, забыв о сочнике и желании уйти. Ей приглянулся нежнейший с виду кусочек из тонких коричневых коржей, промазанных белых кремом. Парень, водя пальцами по сенсорному экрану, выяснял цену.

Бирюзовая трикотажная рубашка открывала руки до предплечья. Мускулистые. С красивой татуировкой. Альбина не одобряла тату. Но в нём казалось красивым всё. Кисть левой руки «опоясана» связкой браслетов.

Альбина пялилась на браслеты. Потому что, когда смотрела ему в лицо, то начинала глупо улыбаться.

— Шоколадный со сметанным кремом, 100 рублей, — ответил он, заглянув в компьютер. Они пересеклись на секунду глазами. Альбина уловила, что парень слегка смущён.

— Да, обожаю со сметанным кремом.

Он достал пластиковую коробку и собрался сложить пирожное туда.

«Нет, нет, — забеспокоилось всё внутри, — на улице распаковывать неудобно, коробку всё равно выбрасывать». Но Альбине так нравилось наблюдать за ним, возражать не хотелось, приятно просто любоваться. Мозг отказывался шевелиться в его присутствии и передавать сигнал голосовым связкам. Интуиция (или разум?) врубилась на полную мощь и заставила сделать усилие. Альбина, смущаясь, что это выглядит глупо, всё-таки сказала:

— Не нужно, я съем на ходу, коробка будет мешать.

Мужчина (или всё-таки парень?) не задавая лишних вопросов, уложил пирожное в прозрачный пакетик. Стал раскладывать выпечку в шкафы на нижних полках. Альбина прислонилась к колонне. Уходить расхотелось.

— Кофе? — спросил он. Альбина видела только широкую спину. Он сидел на корточках, — американо, капучино?