Бесплатный фрагмент - Властелины машин: точный расчет и дерзкие инженерные решения

Посвящается любимой жене Оленьке

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

В предыдущей моей книге «Атлантида инноваций. Портреты гениев на фоне усадеб» (2018 г.) была попытка рассказать о русских пассионариях, получивших свои первые инновационные навыки благодаря редкостной по эффективности системе воспитания интеллектуальной элиты в загородных дворянских усадьбах XVIII — XIX веков. К ним относятся, в том числе, и выдающиеся российские инженеры: электротехник П. Н. Яблочков, изобретатель «стопоходящих механизмов» — прообразов шагающих андроидов П. Л. Чебышёв, архитектор-палладианец и изобретатель Н. А. Львов, создатель невероятных гиперболоидных конструкций В. Г. Шухов.

Но их прорывные изобретения на планке исторического летоисчисления отстоят от нашего XXI века на два-три столетия. Посмотрим, что было дальше. Век двадцатый прославил отечественную инженерную школу проложившими дорогу в космос «Востоками» и «Восходами» С. П. Королева, мирным атомом И. В. Курчатова, сверхзвуковыми красавцами-лайнерами А. Н. Туполева, криогенными турбодетандерами академика П. Л. Капицы.

Однако будем честны: зримые инновационные достижения были, в основном, в тех отраслях, куда направлялись значительные финансовые ресурсы и лучшие инженерные кадры. В остальных сферах экономики в 1970-е и в начале 1980-х наблюдалась весьма заметная избыточность числа ИТР (инженерно-технических работников), а многие инженеры, не найдя у кульмана или осциллографа применения своим дремлющим изобретательским наклонностям, вечерами находили отраду в литературных новинках «Нового мира», «Знамени» и «Роман-газеты», а в выходные — в мичуринских опытах на 6-ти сотках.

К тому же «к началу перестройки сложная машинерия управления наукой и техникой нередко давала сбои: резко выросли цепочки межведомственных согласований, решения пробуксовывали. Конкурировали не разработки, а личные интересы. Профессор кафедры анализа социальных институтов факультета социальных наук НИУ ВШЭ Роман Абрамов сравнивает мир советских НИИ, конструкторских бюро и заводской науки с Атлантидой, затонувшей вместе с плановой экономикой» (из статьи Ольги Соболевской «Гибель технократической Атлантиды», 28.07.2021).

После развала СССР стало совсем уж не до тех, название профессии которых происходит от латинского слова «изобретательность». К 1995 году объем промышленного производства сократился в 2,6 раза от уровня 1986-го. Ареалами почти полного развала (пятикратное снижение) стали машиностроение, включая оборонную отрасль, легкая и пищевая промышленность, производство стройматериалов. Конструкторы автозавода имени Ленинского комсомола встали у прилавков на торжище в Лужниках, а технологи металлургического завода «Серп и Молот» затерялись среди китайско-турецко-румынских товаров бесконечного «Черкизона».

В начале XXI века для инженеров и исследователей мало чтобы изменилось. Среди героев цветных снов выпускников школ по-прежнему доминировали юристы и экономисты, позже — финансовые аналитики и сотрудники банков. Но тут — о чудо! — в начале 2020-х печальный пейзаж стал терять свои привычные очертания. Цифровая трансформация и наступление «Индустрии 4.0» потребовали новых кумиров — тех, кто готов реализовать амбициозные планы по достижению национального технологического суверенитета России, попутно изготовив инновационные ключи к ларцу с чарующими признаками диджитал-грядущего: big data, искусственный интеллект, цифровые двойники, био- и нанотехнологии, вездесущие андроиды, технологии виртуальной (VR) и дополненной (AR) реальности.

Именно им — представителям российской инженерной гвардии, на шевронах которой золотым шитьем обозначены неизменные составляющие восхождения на вершины профессионализма: «Точный расчет и дерзкие инженерные решения», и посвящена эта книга. А чтобы обозначить их особую — да что там, прямо скажем: эксклюзивную — роль в развитии земной цивилизации, предлагаю называть их впредь «ВЛАСТЕЛИНЫ МАШИН».

Впрочем, кто-то, возможно, оценит это определение сути инженерного дела излишне пафосным — их право. Я же возьму к себе в союзники первого ректора Харьковского технологического института Виктора Львовича Кирпичёва (1845 — 1913): «Инженерная деятельность сильно выдвинулась вперед, получила гораздо большее значение, чем прежде, и это произошло по двум причинам: первая — наступил период интенсивного подъема промышленности,.. вторая причина — промышленность изменила свой характер… Автоматы заменили прежних рабов, а инженер играет роль полководца, гения, руководителя толпы рабов {под толпой рабов, конечно, имеются в виду машины и механизмы}» (из речи, сказанной заслуженным профессором В. Л. Кирпичёвым при открытии Съезда деятелей по горному делу, металлургии и машиностроению 17 апреля 1913 г. — [Санкт-Петербург] // «Съезды инженеров», типография «Строитель», 1913 г.).

Глава 1. Портрет инженера: фэнтези и реальность

1.1. Может, Адептус Механикус?

Для начала попробуем нарисовать портрет инженера. Обратимся, и это будет, пожалуй, логичным, к самому авторитетному в начале ХХ века российскому фолианту знаний. Там увидим: «Инженер — первоначально название лиц, управлявших военными машинами (итал. ingegni), впоследствии под это общее название подведен был целый ряд специальностей: саперы, минные офицеры и т. д. Понятие гражданского инженера появилось впервые в Голландии, где еще в XVI в. стали отделять строение мостов, дорог и т. п. от архитектуры в тесном смысле этого слова. В Англии в XVI веке гражданские инженеры возникли подобным же образом из специалистов-гидравликов, к которым вскоре присоединились высшие горнорабочие и железнодорожные строители» (из «Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона» // С.-Пб.: «Брокгауз-Ефрон», 1890—1907).

Прошло более сотни лет. Википедия от 2023 года рисует современный абрис инженера, далеко ушедший от парсуны сапера или минного офицера: «Инженер (от лат. ingenium — способности, изобретательность) — специалист, осуществляющий инженерную деятельность. Инженеры вовлечены, как правило, во все процессы жизненного цикла технических устройств, включая прикладные исследования, планирование, проектирование, конструирование, разработку технологии изготовления (сооружения), подготовку технической документации, производство, наладку, испытание, эксплуатацию и т.д.».

Но уже и этот силуэт стремительно теряет классические очертания, мерцает новыми смыслами, сверкает диковинными гранями. Эйчары корпораций без удивления вносят в свои базы данных сведения об «инженерах-биотехнологах», «инженерах имплантов», «инженерах-робототехниках» и «архитекторах виртуальной реальности». А наиболее продвинутые кадровики для оценки перспектив на ближайшие десятилетия, возможно, заглянули уже в «Атлас новых профессий», подготовленный экспертами Московской школы управления «Сколково», где обнаружили такие диковинки, как «инженер-космодорожник», «тканевый инженер», «инженер по безопасности беспилотного транспорта» и «архитектор живых систем».

Из дюжины новых и новейших специальностей инженеры по искусственному интеллекту, казалось бы, не смотрятся такими уж своеобычными персонажами. Однако так может получиться, что они, поневоле конечно, могут стать наподобие главных героев самой известной пьесы Сэмюэля Беккета, ожидающих некоего Годо, встреча с которым, по их мнению, внесет некий новый смысл в их существование и сумеет оберечь от угроз немилосердного окружающего мира.

Вот только в нашем случае Годо может обмануть ожидания героев и преподнести сюрпризы, о которых так настойчиво предупреждает известный изобретатель и миллиардер: «Искусственный интеллект неизбежно будет контролировать сам себя, обладая потенциалом „уничтожить человечество“, хотя это и будет отличаться от сюжета „Терминатора“, — заявил Илон Маск. По словам Маска, в беседах с сооснователем Google Ларри Пейджем тот высказывал идеи о „цифровом боге“. „Мне показалось, что он недостаточно серьезно относится к безопасности ИИ“, — сказал Маск» (из статьи «Маск заявил об угрозе гибели человечества от искусственного интеллекта» // РИА «Новости», 18.04.2023).

Но те, кто, возможно, породит невероятной интеллектуальной мощи цунами нового Всемирного потопа, могут, по мнению создателей компьютерной игры «Warhammer 40000: Mechanicus», парадоксальным образом стать, подобно внуку Мафусаила, спасителями рода человеческого. Правда, технологически изощренные Нои грядущих веков весьма далеко отстоят от привычного библейского образа, да к тому же входят в сплоченное сообщество «Адептус Механикус» — технократической организации, названной в игре как Духовенство Марса.

После начала «Восстания машин» именно они — члены «Адептус Механикус» (АдМехи) будут отвечать за работу всей техники. Без них «не будет работать почти ничего в Империуме. Не полетит ни один корабль, не поедет ни одна машина, не будет работать ни один механизм. Именно Механикус обучают технодесантников Астартес и техножрецов, обслуживающих всё в Империуме» (из статьи Алексея Аряева «Адептус Механикус», 21.02.2020).

Возможно, кого-то смутит фантасмагорический внешний вид мастеров инженерных дел вариативного будущего. Но здесь не до Армани и Лагерфельда, главное — эффективность и функциональность. Для разного рода точной работы АдМехи используют «механодендриты — что-то вроде кибернетических щупалец, имеющих очень много разных функций. Одними механодендритами можно поднять что-то большое и тяжёлое, другими — работать с полупроводниковым кристаллом, буквально „рисуя“ на нём детали будущего микропроцессора. Конечно, для тонкой работы нужно более мощное зрение — и АдМехи получают его. Далее идёт вопрос о том, что всё это надо чем-то питать — а перспектива носить при себе прометиевый двигатель как-то не радует. И в тело встраиваются очень мощные аккумуляторы, способные подзаряжаться от всего — или даже что-то вроде реактора холодного термоядерного синтеза» (Там же).

Дальше — больше, и до киборга — два шага: «В общем, заменяя по мере необходимости или износа, человеческие органы на разного рода мощную (и дорогую) аугметику, техножрец становится одним из стройной когорты настоящих Механикус. Последним, что они заменяют на протез, становится мозг. Давно уже в распоряжении Механикус имеется технология, позволяющая полностью перенести сознание на носитель информации. То есть, под сводом черепа Механикус чаще всего, находится не мозг человека, но — носитель информации, на который записана личность того, кто был когда-то человеком» (Там же)…

Однако, пожалуй, хватит фантазий про «Восстание машин» и неутомимых механиков-киборгов. Попробуем нарисовать реальные портреты российских инженеров. Для начала их будет три.

1.2. Как приручить Фуцанлуна — дракона, охраняющего подземные богатства. А. В. Паршин

В китайской мифологии есть один привлекательный персонаж — могучий, но незлобивый дракон подземного мира Фуцанлун, бессменно охраняющий от чужаков все желанные сокровища земли: драгоценные камни, разноцветные минералы, полезные ископаемые. В пасти дракон держит светящуюся изнутри жемчужину, которая является источником силы и энергии. Однако добродушие добродушием, но подземные богатства абы кому хранитель с зубчатым гребнем на спине отдавать не готов. Тут нужен смельчак, к храбрости которого обязательно должны добавляться острый ум и природная сметка.

Таких удальцов всегда было немного, но уж если находились, подземный дракон одаривал их полной чашей металлов и камней. Нашелся такой умелец-храбрец и совсем недавно — в 2010-х, и недалеко от китайских земель — у берегов Байкала. Имя ему — Александр Вадимович Паршин — профессор Иркутского национального исследовательского технического университета (ИРНИТУ), впервые в мировой практике предложивший применить беспилотные летательные аппараты (БПЛА) для электромагнитного зондирования земной коры при поиске полезных ископаемых.

Инновации А. В. Паршина обещают настоящий прорыв в геологических исследованиях: по сравнению с классической аэросъемкой (выполняется обычно на высоте, превышающей 100 метров). Они позволяют обеспечить большую глубинность и детальность при поиске скрытых рудных тел; а в сравнении с наземной геологической съемкой — кратно увеличить плотность сети измерений, снизить стоимость и уменьшить численность полевого отряда до двух-трех человек. Привлекательной чертой инженерных разработок иркутского профессора является также то, что они выполнены на стыке разработки программных продуктов, методов интеллектуальной обработки данных и конструктивной адаптации беспилотников для геологических исследований.

По оценке экспертов, БПЛА-геотехнология станет изобретением, которое существенно изменит рынок геологоразведки. Она уже сейчас заинтересовала специалистов многих стран, в том числе и сопредельного Китая. Признанием высокого инновационных уровня инженерных изысканий А. В. Паршина стало вручение ему в феврале 2020 года Премии посла КНР в России, впервые учрежденной посольством Китая совместно с Российским Союзом научных и инженерных общественных объединений. Поощрение лучших разработок проводится в рамках уникального по массовости и охвату регионов РФ ежегодного Всероссийского конкурса «Инженер года» и призвано содействовать сотрудничеству двух стран в сфере научно-технических инноваций.

Коллаборации рудного направления с китайскими специалистами — не новинка для профессора кафедры прикладной геологии, геофизики и геоинформационных систем ИРНИТУ. В 2016 году он участвовал в научно-техническом семинаре в Синьцзян-Уйгурском автономном районе в рамках китайской госпрограммы №305 по исследованию и освоению минерально-сырьевых ресурсов Центральной Азии. Успешно развивается сотрудничество ИРНИТУ и с учёными Гонконгского университета, один из представителей которого — Ли Зерен — в 2019 году более месяца провел в «полях» с экспедицией А. В. Паршина, перемещаясь по геологическим маршрутам со сплавом по горным рекам на севере Иркутской области и Забайкалья… Похоже, именно от своих гонконгских коллег профессор иркутского университета и узнал о герое «геологического мифа» — подземном драконе. По их рассказам, у горы на окраине мегаполиса, где по преданию, живёт Фуцанлун, был построен жилой комплекс, архитекторы которого предусмотрительно оставили свободное пространство, чтобы не загораживать дракону вид на океан и сохранить его доброе расположение.

Но от древних легенд — к реалиям XXI века. С 2016 года команда ИРНИТУ и Всероссийского НИИ минерального сырья им. Н. М. Федоровского в различных районах Иркутской области разрабатывает и апробирует новые методики поисков скрытых (не выходящих на земную поверхность) урановых месторождений. Прибайкальский ареал выбран не случайно: здесь находятся перспективные запасы этого стратегического сырья, сходные с Канадскими и Австралийскими урановорудными районами.

Именно в ходе этих экспедиций инженеры из иркутского университета убедились в перспективности идеи применения беспилотников для детальных крупномасштабных (1:1000 — 1:5000) электромагнитных зондирований земной коры. Чтобы было представление, как ведется георазведка с помощью БПЛА в полевых условиях, нарисуем следующую картину. Беспилотная система осуществляет полет на низких высотах по серии параллельных профилей с обтеканием рельефа, что дает возможность выполнять площадные съемки оптимальным образом. Генераторный модуль, в отличие от классической аэросъемки на вертолетах, находится не на воздушном судне, а расположен на поверхности земли. Через заземленную на концах питающую линию она создает в земной коре электрические импульсы, которые измеряются установленными на беспилотниках приборами. Так фиксируются процессы становления и затухания в горных породах электромагнитного поля, а по результатам анализа динамики протекания этих процессов рассчитывается электросопротивление пород и руд.

Ключевой параметр в этой схеме георазведки — электросопротивление, именно по нему, в основном, специалисты делают выводы о перспективности рудных месторождений. Однако, если вдуматься, слово сопротивление и преодоление его стало стержневым и в биографии А. В. Паршина. Сам он как-то сказал об этом в одном из интервью: «Геология — это довольно консервативная сфера, где принципиально новые методы воспринимаются с трудом». Именно одоление шаблонов, стремление взглянуть на привычные подходы свежим взглядом и стало для А. В. Паршина самым, пожалуй, важным в освоении инженерного дела.

В 2008 он с отличием окончил Иркутский государственный технический университет по специальности «Информационные системы и технологии». Работу по специальности начал еще на третьем курсе института, сначала инженером-электронщиком, затем системным администратором, ГИС-инженером, начальником отдела информационных технологий. Чувствуя тягу к исследовательской работе и уже понимая, на чем хочет специализироваться, в 2009 году поступил в аспирантуру Института геохимии имени А. П. Виноградова Сибирского отделения Российской академии наук. Три года были наполнены поисками новых подходов к повышению эффективности георазведки с использованием новейших информационных технологий. В итоге — нашел: в 2012 году защитил кандидатскую диссертацию (тема «Геоинформативное обеспечение мониторинга поверхностного слоя вод озера Байкал»). Попутно проверял свои идеи на прочность, приняв участие в двадцати экспедициях по самому глубокому на планете озеру на научно-исследовательских судах.

После защиты постепенно переключился на изыскания новых методов рудоискательства в горных районах: в Восточных Саянах, Приольхонье в северной части Забайкалья. Никогда не боялся исследователь и труднопроходимых районов: организованная им геологическая экспедиция с целью исследования Кодаро-Удоканской зоны была признана на конкурсе MWExpedition «самой экстремальной трофи-экспедицией России 2011 года». Да и не в характере молодого профессора кому-то уступать: он победитель и призер соревнований по различным единоборствам; среди его увлечений — горные лыжи и внедорожные гонки.

Не привык пасовать А. В. Паршин и перед доводами своих научных оппонентов. А ведь некоторые коллеги ему говорили: «Какие беспилотники? — многие десятилетия успешно вели георазведку с вертолетов; есть надежные традиционные методики, совершенствуй их, на твой век хватит…».

Нет, он упорно отстаивал свои гипотезы. Публиковал результаты исследований (более 40 научных статей, в том числе в журналах перечня ВАК, Scopus и WoS). Оформлял документы на объекты интеллектуальной собственности (7 авторских свидетельств). Старался включать в команды полевых экспедиций побольше своих учеников. А их уже набралось с 2008 года более десятка: один защитил под его руководством кандидатскую диссертацию, еще 15 получили «отлично» за свои дипломные работы. А только за три года (с 2012-го по 2014-й) студенты из руководимого им молодежного научного общества «Геопортал» заняли более 15 призовых мест на различных научно-технических конференциях, подготовили более 20 научных публикаций.

А. В. Паршин твердо знает: земные сокровища достаются только самым упорным и изобретательным рудознатцам, настойчиво идущим к своим целям — на том и стоит!

1.3. «Мое дело более, что ли, созидательное…». Изобретатель из «Уралмаша» В. С. Сошников

Выше дан портрет инженера-исследователя из ИРНИТУ А. В. Паршина. Профессор, автор более 40 научных публикаций — однако только ли таким может быть инженер-профессионал высочайшего класса?

Вот точка зрения по этому вопросу выдающегося ученого-механика и инженера, в 1970-е и 1980-е возглавлявшего Всесоюзный совет научно-технических обществ (ВСНТО) СССР, академика Александра Юльевича Ишлинского.

В интервью журналу «Техника — молодежи» в 1987 году академик поднял вопрос о том, как неуклюже, на его взгляд, стремятся порой принудить инженера выполнять несвойственные его профессии функции: «Массовое создание в отраслях промышленности научно-исследовательских институтов, проектно-конструкторских бюро, научных центров повлекло за собой закрытие лабораторий и других подобных подразделений при заводах. На первый взгляд концентрация умственного потенциала имеет свои преимущества. Но вот что примечательно: уже тогда на отдельных предприятиях, усмотрев опасность крайней централизации, умудрились правдами и неправдами отстоять свои заводские лаборатории, как, например, на ЗИЛе, предприятиях приборостроения и других. Время подтвердило правоту их руководителей, ибо НИИ стали довольно быстро отрываться от производства, терять чувство реального. Вместо того чтобы углублять, совершенствовать инженерный труд, они принялись навязывать инженеру роль ученого… Дошли до того, что стали считать: если инженер не напишет научную работу, то как специалиста его и всерьез нельзя принимать» (из статьи Александра Ишлинского «Инженерное братство» // журнал «Техника — молодежи», №1, 1987 г.).

Основываясь на своем практическом опыте, А. Ю. Ишлинский развенчивает сложившиеся стереотипы и утверждает, что конструктор и технолог являются ведущими фигурами в совершенствовании технологических процессов: «У многих до сих пор бытует мнение, что научно-технический прогресс способен развиваться только по формуле: „фундаментальное открытие — прикладное исследование — опытно-конструкторская разработка — серийное производство“, а, следовательно, главной фигурой при решении задач НТП должен быть ученый. Действительно, в некоторых случаях это так и происходило. Подобным образом развивалась, скажем, атомная энергетика, технология полимеров, производство вычислительных машин и т. д. Никто этого не отрицает, лишь не следует забывать, что указанная схема не единственно возможная, да и, пожалуй, не основная. Гораздо чаще новая техника, притом принципиально новая, создается и совершенствуется на основе инженерно-конструкторского, изобретательского творчества, труда инженера» (Там же).

Еще со времен физиков-ядерщиков из фильма Михаила Ромма «Девять дней одного года» (1962 г.) романтический ореол теоретиков, изучающих фундаментальные законы природы, взлетел на высоту Монблана (чего не скажешь, пожалуй, об общественном мнении насчет престижности инженерной профессии в 1960-х — 1980-х). Однако можно, думается, прислушаться и к мнению тех, кто судит об инженерном деле не понаслышке: «Инженер, как правило, не добывает фундаментальных знаний „о природе вещей“, но он добывает фундаментальные знания „о синтезе вещей“. И вряд ли можно сказать, что эти исследования менее важны, чем первые. Почему? Да не потому ли, что конечной целью всякого человеческого познания, да и вообще — проявления активной человеческой позиции, является не накопление знаний, как таковых, а стремление заставлять их служить себе» (из книги Нурали Латыпова, Сергея Ёлкина, Дмитрия Гаврилова «Инженерная эвристика» // Москва, «Астрель», 2012 г.).

Согласитесь, «знания о синтезе вещей» и «заставить знания служить себе» — всё это может звучать как достойные эпитеты в торжественной оде в честь инженеров-профессионалов экстра-класса. Ну, а если от поэзии — ближе к земной тверди, к гулкой мощи заводских цехов?

Например, знаменитого «Уралмаша»: «Большую часть своей трудовой биографии Владимир Сошников проработал над прессами для экструзии авиационных деталей. Это когда металл продавливают через специальную форму, благодаря чему получаются детали с разными полостями и изгибами. В 2001 году изобретатель занялся не менее интересными и востребованными прессами для титанового производства. Титан получают в специальных сосудах-ретортах. Выходят блоки по 6—10 тонн, снизу прочные, сверху такие рыхлые, что можно руками ломать. Для дальнейшей обработки надо превратить металл в более или менее однородную массу. И тут-то как раз и приходят на помощь прессы. Чтобы сперва из реторт металл достать, а потом порезать на куски. Прессы, сконструированные Владимиром Семеновичем, стоят на заводе в Верхней Салде, где производят титан для американского концерна „Боинг“. Выходит, в каждом „Боинге“ последних лет выпуска есть толика металла, обработанного на прессе уральского изобретателя» (из книги «Средний Урал — родина научных изобретений: на полшага впереди» (составитель Н. Быкасова) // Екатеринбург: Свердловская областная межнациональная библиотека, 2021 г.).

Инженер Владимир Семенович Сошников — «один из уралмашевских ветеранов, людей, работающих на заводе 35 лет и даже больше. Он пришел сюда в 1957 году, еще подростком. Шаг был отчасти вынужденным — из третьей подряд школы парня выгнали за поведение. А хочешь доучиваться на вечернем — ищи работу. Кто мог подумать, что из хулигана вырастет замечательный изобретатель, рационализатор и автор 35 патентов? Но тогда Сошникова взяли, конечно, не в конструкторское бюро, а сверловщиком в цех буровых установок. Правда, юноша оказался смышленым и вскоре отправился учиться в заводской техникум машиностроения, а в 1964 году получил первую конструкторскую работу в отделе тяжелых гидропрессов НИИ Тяжмаша Уралмашзавода. Потом окончил вечерний институт и уже к 30 годам был начальником группы» (Там же).

В. С. Сошников никогда не рвался ни в науку, ни в большие начальники, а свою позицию объяснял просто: «Когда я одно время руководил отделом горизонтальных прессов, то специально попросил, чтобы меня снова сделали инженером проекта, — вспоминает Владимир Семенович. — Все эти административные обязанности, работа с деньгами — это не для меня. Мое дело более, что ли, созидательное» (из статьи Никиты Аронова «Люди „Уралмаша“» // журнал «Огонек», №8, 2014 г.).

В. С. Сошников всегда был твердо верен инновационной составляющей своей работы на «Уралмаше»: «Я как конструктор обязательно постараюсь все улучшить. Внешне пресс, конечно, будет похож, но внутри — переделанный. Каждый пресс, который я делаю, немного отличается от других, — Владимир Семенович разворачивает два чертежа. — Вот смотрите, похожее устройство, только раньше заготовку просто толкали, а тут другой манипулятор, который ее берет и поднимает. На „Уралмаше“ такого рода оборудование всегда уникальное и, в основном, делается под конкретный заказ. Он потому иногда и зовется „заводом индивидуального машиностроения“» (Там же).

Как искушенный изобретатель, В. С. Сошников, за многие годы выработал умение интуитивно определять, какая из новых конструкторский идей может засверкать победительным алмазным блеском, и, как опытный наставник, неизменно старался передать свои знания и навыки молодым коллегам: «Меня постоянно наши патентовцы ругают, что в моих изобретениях всегда есть соавторы, — признается Владимир Семенович. — А я так думаю: почему бы не дать какому-нибудь молодому человеку несколько расчетов сделать? Я, конечно, напишу ему 10 процентов доли в изобретении. Но патент он получит такой же. И будет ему затравка, чтобы собственные изобретения делать» (Там же).

Изобретение — всегда продукт штучной выделки, и конструктор В. С. Сошников всегда верил, что на его смену придут молодые инженеры, для которых новации станут делом всей жизни.

И они пришли. Только чертежи читают теперь не на кульмане, а на мониторе, а в помощники берут новейшие цифровые технологии, в корне изменившие представление о труде инженера. Вот что говорит об этом главный конструктор «Уралмаша» Виталий Фурин: «В 2010-х годах мы начали работать с 3D-моделированием. На сегодняшний день мы создаём полноценную электронную копию изделия до болтов, с соответствующими габаритами и толщинами, выполняем все прочностные и усталостные расчёты. Сейчас активно внедряем ассоциативное проектирование, ассоциативные чертежи. То есть конструктор, разработав 3D-модель, передаёт данные в чертёж, сохранив взаимосвязи. Если изменения происходит в модели, они отражаются и в чертеже» (из статьи Анны Кучумовой «Сконструировать гиганта: интервью с главным конструктором „Уралмашзавода“», 31.05.2021).

«Ассоциативное проектирование» — тут, похоже, и до сонетов недалеко! Однако экскаваторы для горнодобывающих предприятий, дробильно-размольное оборудование, тяжёлые мостовые краны — все эти вещи сугубо прозаические, поэтому В. Фурин продолжает свой рассказ уже без искусствоведческих терминов: «Внедряем и функциональное моделирование. То есть в программной среде любой модуль изделия может быть собран из блоков. В каждом из них есть функционирующий узел, который описан математической моделью. Таким образом, мы составляем, например, схему гидравлической системы дробилки или механизма подъёма экскаватора. И собираем мы схему из блок-модулей, каждый из которых имеет под собой математику» (Там же).

В череде вопросов корреспондента о цифровой трансформации «Уралмаша» не смутил главного конструктора и такой: «А можно ли, например, заставить рудоразмольную мельницу поумнеть?». В. Фурин нашелся сразу: «Есть у нас в качестве ответа кейс. „Карельский окатыш“ в 2011 году вышел с инициативой — автоматизировать процесс дробления, сделать его интеллектуальным. Казалось бы, дробилка — машина, которая перемалывает руду, откуда тут интеллектуальное производство? Но мы стали эту тему раскручивать, совместно со специалистами заказчика прорабатывать. И внедрили гидравлику, которая регулирует размер щели без участия человека. То есть дробилка сама себя загружает, автоматически снижает или увеличивает нагрузку, сама себя защищает от перегруза, попадания недробимых кусков породы и так далее. Не сидит больше работник в шумном и запылённом помещении, а комбинат повысил качество своей продукции и оптимизировал затраты» (Там же).

1.4. Три закона В. П. Гапонцева. Как в НТО «ИРЭ-Полюс» осуществляют трансфер лазерных технологий

А теперь — третий портрет современного инженера. Только написан он будет, скорее акварельными, чем масляными красками. Потому как тема нашей небольшой зарисовки — «коммерциализация научных исследований и инженерных разработок» — для российского экономического ландшафта в теории вроде бы прозрачна, но на практике — ориентировочна и размыта до состояния эскиза.

И то: научные открытия и прорывные технические решения есть; нет стройной системы доведения инноваций до опытного образца и, тем более, до серийного производства. Обидный диссонанс: за последние двадцать лет финансирование науки в России выросло в десятки раз, однако эффективность их использования оставляет желать лучшего. При подведении итогов выполнения утвержденной в декабре 2011 года «Стратегии инновационного развития Российского Федерации на период до 2020 г.» выяснилось, что не выполнен один из ключевых показателей — «КРІ по доле экспорта высокотехнологичных товаров российских производителей в общемировом экспорте высокотехнологичных товаров. К 2020 г. планировали выйти на 2%, в результате не дотянули даже до 1%» (из статьи Татьяны Подсветовой «Инновации и проблемы коммерциализации научных разработок в России» // журнал «Россия: тенденции и перспективы развития», выпуск №16, 2021 г.).

В США вопросы коммерциализации научных разработок, трансфера новых технологий в реальный сектор экономики решаются на серьезном законодательном уровне, в том числе, к примеру, за счет реализации принятого в 1980 году «закона Стивенсона-Уайдлера „О технологической инновации“, который потребовал от каждой федеральной лаборатории создания офиса по выявлению коммерчески ценных технологий и их последующему трансферу частному сектору» (из статьи Олега Фиговского «Инновационные системы США: задачи и реализация» // журнал «RELGA», №1 (334), 2018 г.).

У нас же, за исключением, пожалуй, корпорации «Росатом», НПО «Энергомаш имени академика В. П. Глушко», АО «„Информационные спутниковые системы“ имени академика М. Ф. Решетнёва», холдинга «Вертолеты России», достижения в этой сфере осуществляются, в основном, за счет пассионарных усилий первопроходцев-одиночек.

Таких, скажем, как основатель Научно-технического объединения «ИРЭ-Полюс» (г. Фрязино) Валентин Павлович Гапонцев (1939 — 2021). Небольшая фирма, созданная в 1990 году на базе НПО «Полюс» — крупнейшего в СССР объединения, занимающегося газовыми, твердотельными и полупроводниковыми лазерами — к началу 2020-х годов превратилась в Группу IPG Photonics, контролирующую 80% мирового рынка волоконных лазеров большой мощности, которые используются, в основном, в телекоммуникациях, а также в промышленности для сварки, резки, гравировки и других видов обработки металлов. Финансовые показатели фирмы неуклонно росли из года в год. Например, выручка по итогам 2017 году достигла $1,4 млрд, в связи с чем в 2018-м компания была включена в индекс S&P 500.

Основа достижений В. П. Гапонцева как ученого и инженера — это «безупречно грамотный подход к ведению исследований. Помимо того, что он регулярно экспериментировал с новыми материалами для кристаллических лазеров, используя при их изготовлении разные редкоземельные ресурсы, изобретатель имел четкое понимание процесса научных изысканий на всех его этапах. К 1985 году в его лаборатории скопилось более 8000 протестированных образцов различных твердотельных материалов для лазеров, а сам ученый уже владел несколькими десятками патентов» (из статьи «Настоящий миллиардер», 20.10.2022, https://welcometoma.com/gapontsev/).

Когда наступили 1990-е, ученый понял, что надо двигаться дальше. Вот что вспоминал сам В. П. Гапонцев о первых шагах работы своей фирмы: «Вначале было создано НТО „ИРЭ-Полюс“. Я тогда заведовал лабораторией в Институте радиоэлектроники (ИРЭ) РАН. Время было такое, что все более или менее активные люди, ученые, инженеры, глотнув свободы, создавали свои фирмы, порой несколько сразу. Я всегда хотел пойти своим путем, видя невежество и безволие подавляющей части „красных“ директоров и руководителей научных организаций. Провел со своими студентами несколько разработок для отечественных заказчиков — получили дополнительный заработок, но перспективы видно не было. Быстро понял, что на нищем внутреннем рынке в области высоких технологий делать нечего. Не было и желания податься в услужение за рубеж, хотя связи и репутацию в США имел. На свой страх и риск я взял кредит в банке, потом нашел заказы за рубежом» (из статьи «Как фрязинская фирма Владимира Гапонцева „ИРЭ-Полюс“ стала основой создания группы IPG Photonics — мирового лидера в производстве волоконных лазеров», 16.10.2008, http://archive.fryazino.net/forum?action=post&fid=15&tid=151215&page=0).

Уже позже, в процессе становления компании ее лидер сформулировал для себя «три закона Гапонцева»: «Первый закон: если у вас есть, чем удивить мир, начинайте свое дело, хотя это и трудно. Второй закон: привлекайте инициативных людей, но будьте бдительны. Третий закон: всегда помните, что работа в электронике требует выход на рынки всего мира. Создавайте филиалы в странах, где правительства и законодательство поощряет высокие технологии и экспорт такой продукции. Именно там „дешевые кредиты“ и налоговые льготы» (Там же).

Думается, именно эти три выстраданных постулата определили стратегию развития фирмы и последовательность действий ее лидера. Вот краткая хроника становления компании:

«1-й этап: 1990 г. — завлабораторией ИРЭ В. П. Гапонцев — ученый в области оптоволоконных устройств, образует товарищество «НТО «ИРЭ-Полюс», объединяющее изобретателей Института радиотехники и электроники АН СССР и производителей лазеров НПО «Полюс» для производства приборов и устройств оптоволоконной связи. Через год фирма разделилась с инженерами «Полюса», арендовала помещения во Фрязино и в 1993 г. создала первые оригинальные усилители и генераторы для оптоволоконной связи, лучшие в мире.

2-й этап: первый международный контракт на $0,7 млн. с крупной фирмой на рынке коммуникаций ItalTel (оборот — $6 млрд.) на поставку приборов для оптоволоконной связи.

3-й этап: покупка в кредит небольшой фабрики-банкрота под Франкфуртом и организация немецкого предприятия IPG Laser (ИРЭ-Полюс-Групп Лазер), в котором вахтовым методом работали десятки сотрудников из Фрязино. Это позволило преодолеть таможенные барьеры на продажу продукции high-tech (высоких технологий) и получить европейский рынок.

4-й этап: в 1997 году Гапонцевым образована фирма IPG Fibertech S.r.l в Италии, в 1998 г. — для проникновения на рынок США — в Оксфорде (США, Массачусетс) фирма IPG Photonics Corporation. В 2001 году IPG поставила усилители для оборудования 5 млн. американских домов. А в 2002 году Гапонцев победил в конкурсе «Лучший предприниматель Новой Англии»» (Там же).

Далее — по нарастающей: «Для выхода к новым рынкам фирма впервые привлекла портфельных инвесторов на $100 млн., проводит модернизацию оборудования и Гапонцев начинает прорыв в секторе мощных волоконных лазеров. 2002 г. — IPG, неподдавшаяся на шантаж производителей лазерных диодов (США), начала собственное роботизированное производство суперярких диодов для накачки мощных лазеров. К 2005 г. фирма Гапонцева произвела их больше, чем все компании мира вместе взятые, при более низкой себестоимости. 2003 г. — запатентованные методы суммирования мощности диодов привели к существенному прорыву к высоким энергиям; международная группа IPG вошла в тройку лидеров среди производителей мощных волоконных лазеров» (Там же).

Сам В. П. Гапонцев к трем вышеперечисленным постулатам успеха присоединял еще и четвертый, связанный с синергетическим аспектом: «Мы нашли свою нишу на стыке трех направлений, создав новое поколение мощных и практически идеальных волоконных лазеров и оптических усилителей различного спектрального диапазона, которые по своим характеристикам на порядки величин превышают все известные лазеры других типов. Это поколение включает более 80 линий приборов различного назначения, большинство из которых конкуренты до сих пор не смогли воспроизвести. Они безотказно действуют в любой обстановке, в космосе и под водой, способны непрерывно работать десятки лет, компактны и не требуют сервисного обслуживания. Так что, волоконные лазеры имеют все шансы стать доминирующей технологией лазерного рынка» (Там же).

Инновационные разработки В. П. Гапонцева и его сотрудников получили высокую оценку в научном сообществе, к его мнению неизменно прислушивались специалисты отрасли: «В 1991 году академик-секретарь Отделения общей физики и астрономии РАН академик Леонид Келдыш пригласил Гапонцева сделать научный доклад на Бюро Отделения. СКБ ИРЭ, где тогда работал Валентин Павлович, как и все научные институты, был беден в оснащении научными инструментами, а у Гапонцева были какие-то идеи в направлении развития „ИРЭ-Полюс“. Но главное — у него был реальный уникальный научный результат высокого класса по созданию новой технологической платформы для волоконных лазеров большой мощности. По науке — доклад был безупречным. Вопрос задал академик А. С. Боровик-Романов: „А от нас Вы чего хотите?“ (В ОФН РАН обычно люди приходили с просьбами.) Ответ: „Да от вас я ничего не хочу. Я вам предлагаю рассмотреть вариант жизни и развития“. Валентин Павлович Гапонцев пришел с предложением о возможном варианте выхода из нищеты» (из статьи «Свет маяка в мире промышленной революции — ОФН РАН вспоминает Валентина Гапонцева», 25.10.2021, http://www.ras.ru/news/shownews. aspx? id=8ca2d833—2b73-4eba-99a9—860ed1a5e97).

Такое поведение лидера «ИРЭ-Полюс» было для него вполне характерно: не ждать от кого-то финансовых средств или необходимого оборудования, а поставить всё на коммерческую основу, внедрять инновации, расширять круг заказчиков.

И еще один аспект. Раз тема нашей зарисовки «коммерциализация», коснемся такого еще недавно непривычного вопроса, как «Сколько стоит современный ученый в России?». На него как-то попробовал ответить известный журналист, постоянный автор журнала «Наука и жизнь» В. С. Губарев: «Я обращался с этим вопросом к разным ученым, но все они лишь пожимали плечами, мол, нельзя спрашивать о том, на что нет ответа. И лишь один человек сказал неожиданно просто и необычно: „Я стою порядка 12 миллиардов долларов. А Алферов — около 15 миллиардов. Он подороже, и потому Нобелевский лауреат“. Шутка? Возможно. А если это кажущийся юмор, и цена крупного ученого намного дороже современного авианосца?!» (из книги Владимира Губарева «Секретные академики» // Москва, «Алгоритм», 2008 г.).

Ну, авианосец не авианосец, а на строительство 4-х самых современных российских атомных подводных лодок «Борей» (стоимость одной $713 млн) состояния ученого В. П. Гапонцева точно хватило бы (см. статью Леонида Нерсисяна «Субмарины за миллиарды: топ-5 стратегических атомных подлодок», 09.02.2017).

Вот что сообщало в октябре 2021 года агентство «ТАСС» о смерти 82-летнего ученого и предпринимателя: «Международное общество инженеров биофотоники (Society of Photo-Optical Instrumentation Engineers, SPIE, США) в 2010 году включило Гапонцева в список 28-ми выдающихся мировых ученых в области лазерной физики, техники и технологии. В этом же году ученый получил Государственную премию России „за комплекс инновационных разработок и создание высокотехнологичного производства волоконных лазеров и систем волоконно-оптической магистральной и локальной связи“. Гапонцев занимал 54-ю строчку списка богатейших российских бизнесменов по версии Forbes. Его состояние оценивалось в $2,8 млрд» (из статьи «Умер физик и миллиардер Валентин Гапонцев», 23.10.2021, https://tass.ru/ekonomika/12746215).

Глава 2. Педантичный расчет и дерзость мысли — имманентный парадокс и суть инженерной профессии

2.1. «Стыковка полёта мысли и земных ограничений»

Если задуматься о сути инженерного дела, выявляется одна, думается, ключевая особенность этой профессии. Казалось бы, очевидная для тех, кто ею занимается, но вполне неожиданная для тех, кто знает о ней понаслышке. И притом превращающее инженерные занятия в захватывающее действо.

Вот мнение на этом счет доктора технических наук, бывшего ректора Тюменского государственного нефтегазового университета Николая Николаевича Карнаухова: «Инженерное творчество — занятие в высшей степени интересное, поскольку именно здесь происходит синтез теории и практики, „дедукции“ и „продукции“. Инженер должен, с одной стороны, находить самые смелые и неожиданные для текущей практики решения, поскольку, следуй он в общей колее, работа такая не принесёт выгоды никому. С другой стороны, инженеру, в какой бы полёт фантазии он бы ни устремился, надо сверять свои координаты с жёсткими условиями технико-экономической реальности. Эта стыковка полёта мысли и земных ограничений делает инженерное дело одним из увлекательнейших занятий на свете» (из вступительной статьи Николая Карнаухова к книге Нурали Латыпова, Сергея Ёлкина, Дмитрия Гаврилова «Инженерная эвристика» // Москва, «Астрель», 2012 г.).

Вот только загвоздка в том, как совместить в одном индивиде (конструкторе, проектировщике или технологе) педантичность при проведении необходимых расчетов для учета технико-экономических реалий и дерзость инженерных решений, без которой, думается, ничего принципиально нового и не создать. И, пожалуй, именно этот удивительный сплав скрупулёзности в расчетах и богатого воображения творца и является имманентным парадоксом и уникальной сутью инженерной профессии.

Впрочем, инжерное дело, хотя основано на точных вычислениях — всё-таки не математика. «Царица наук» (а именно так ее называл немецкий ученый XVIII века Карл Гаусс) требует безупречной тщательности в расчетах и исключительного терпения. Тот же Григорий Перельман (известный как загадочный бородач-отшельник из Петербурга, отказавшийся от премии в 1 миллион долларов) семь лет — с 1995 по 2002 годы — работал над доказательством гипотезы Пуанкаре. И всё-таки добился своего, за что был удостоен «математической нобелевки» — премии Филдса (впрочем, от которой он тоже отказался).

Гипотеза Жюля Анри Пуанкаре от 1904 года (которую для непосвященных в математические изыски можно изложить так: «если трёхмерная поверхность в чём-то похожа на сферу, то её можно расправить в сферу») остается на сегодняшний день единственной решённой математической проблемой из семи задач тысячелетия. Из-за этой краткой формулировки гипотезу французского математика некоторые специалисты пафосно называют «Формулой Вселенной». Похоже, в этом-то и кроется причина отказа Перельмана от всех премий. Он просто как-то иронично заметил: «Я знаю, как управлять Вселенной. Скажите, в таком случае, зачем мне бежать за миллионом?».

Настоящего инженера тоже во многих случаях спасает чувство юмора. Ну, а от слишком дотошных, до занудности, расчетов — выработанная с годами профессиональная интуиция: «Легендарный ученый, один из корифеев отечественного кораблестроения Алексей Николаевич Крылов вспоминал, как будучи еще инженером-практикантом, подружился с главным инженером Адмиралтейского завода (тогда, в последнее десятилетие XIX века он назывался Франко-Русский судостроительный) Петром Титовым, гениальным корабелом-самоучкой. Образованный Крылов помогал ему осваивать точные науки. Как-то для примера они решили рассчитать сечение кованой стойки шлюпбалки. Один сделал расчет по правилам сопромата, другой — по наитию. И главное не в том, что результаты почти совпали. Крылова поразило, что приземленные, проверенные на практике методы инженера, у которого профессия „на кончиках пальцев“, в определенные моменты оказываются более точными и подходящими, чем математические модели. Мало уметь считать — надо понимать свое дело досконально, глубинно. Этот принцип работает всегда» (из статьи Владимира Александрова «Человек с рундуком», 19.11.2017).

2.2. Как корабль инопланетян встречали в Курской области с приветственными речами и оркестром. Фантастика на службе технического прогресса

Продолжим тему парадоксальной сути инженерной профессии. Ну, положим, технические знания, накопленные человеческой цивилизацией, основные понятия об инженерных расчетах и цифровом моделировании, сведения о законах, формулах — эпюрах в сопромате в конце концов — можно получить в техническом вузе. Но как быть со второй составляющей инженерного дела — выдвижением новых идей, которые рождаются, похоже, никак иначе, как при помощи богатого воображения?

Но как развивать фантазию, выдумку, артистизм мышления? Каждая страна ищет свой ответ на этот сложный вопрос. Страна, которая показала миру, как за менее чем шесть десятилетий диковинную сказку (1903 г., статья К. Э. Циолковского «Исследование мировых пространств реактивными приборами») превратить в блистательную быль (1961 г., полет Ю. А. Гагарина), сделала ставку на любознательных мечтателей.

Тиражи советских научно-популярных и научно-технических журналов с конца 1950-х показывали экспоненциальный рост и значительно превосходили тиражи литературных журналов: «Тираж „Нового мира“ в 1958 году был 140 000 экз., в 1975-м — 172 000. „Техника — молодежи“ в 1960 году выходила тиражом 600 000 экз., в 1970-м — 1 700 000. Более сложный и слегка фрондерский по духу журнал „Знание — сила“ в 1965 году имел тираж 400 000 экз., в 1967-м — 700 000 (максимальный за всю историю этого издания), в 1970-м — 500 000. Еще более фрондерская и в то же время более узкая по тематике, чем другие научно-популярные журналы, „Химия и жизнь“ выходила в 1977 году тиражом 300 000 экз. а в 1980-м — 325 000. По словам основателя журнала „Моделист — конструктор“ Юрия Столярова, тираж этого издания в лучшие времена составлял 2 млн. экз.» (из статьи Ильи Кукулина «Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции» // журнал «НЛО» №3, 2017 г.).

Причем, похоже, дело не только в том, что Россия всегда выделялась своей литературоцентричностью, но и в том, что отечественные ученые умы видели в научно-популярных изданиях немалый потенциал использования в виде архимедова рычага так почитаемой марксизмом гегелевской диалектики: «Известный советский физик Яков Дорфман (1898—1974), автор выдержавшей много изданий „Всемирной истории физики“, писал в 1932 году: „На мой взгляд, литература обладает двумя возможностями для техпропаганды. С одной стороны, это историческая техническая хроника, с другой — научная фантастика. Одно — взгляд назад, движение к техническому „сегодня“ от прошлого, второе — взгляд вперед, движение в будущее. Любой вопрос техники становится увлекательным, интересным, если он дан не в виде статических описаний и объяснений, а в своем диалектическом развитии“» (Там же).

Заметим, что в расширении ареала потенциальных читателей проблем не возникало: «В 1945–1968 годах подготовка инженерно-технических специалистов росла экспоненциально. В 1945—1950 годах вузы и техникумы закончили около 525 700 студентов, что составляло 27,3% всех, кто в это время в СССР закончил какие-либо учебные заведения, а в 1966—1968 годах (уже за три года, а не за пять) — 1 628 000, что составляло 44% всех выпускников. Все больше молодых инженеров шли по распределению не на заводы, а в институты и конструкторские бюро, где складывалась новая социальная среда» (Там же).

Стремительный рост ИТР подталкивался отвечающей запросам времени политикой правящей партии, правда, не без определенного идеологического сопротивления теоретиков-ретроградов: «В 1961 году в новую, третью по счету Программу КПСС была включена фраза о том, что „наука в СССР превращается в непосредственную производительную силу“, первоначально взятая из „Экономических рукописей 1857–1859 годов“ К. Маркса. Еще в 1950-х годах ортодоксы считали эту фразу сомнительной, так как она придавала слишком большое значение науке, а не пролетариату» (Там же).

С началом «оттепели» страна жаждала перемен, новых героев, которые пришли бы на смену Павке Корчагину и Алексею Мересьеву. И они появились: «ИТР и представители фундаментальной науки — прежде всего физики и математики — примерно с середины 1950-х до середины 1960-х изображались в журналистике и подцензурной культуре как авангард общества, как люди, прокладывающие дорогу в будущее. Романы и фильмы („Не хлебом единым“, роман Д. Гранина „Иду на грозу“, фильм М. Ромма „Девять дней одного года“) представляли инженеров и ученых как романтических героев — прежде эта роль принадлежала рабочим или партийцам» (Там же).

В этой обстановке нацеленности на преображение настоящего и покорение грядущего фантастика уже не смотрелась младшей сестренкой, донашивающей ситцевые платьица старшей — приключенческой литературы. Правда иногда совмещение беллетристики невероятного и доминирующего в Стране Советов художественного стиля порождало причудливых кентавров: «После публикации в 1957 году повести Георгия Мартынова „Каллисто“ и ее продолжения „Каллистяне“ (1960) в СССР впервые стали появляться клубы любителей фантастики: „…При детских библиотеках десятками формировались общества поклонников дилогии, которые писали продолжения книги и рассказы из мира [вымышленной планеты] Каллисто… Создавали музеи Каллисто, составляли энциклопедию Каллисто и т.д., и т.п.“ Этому буму никак не мешали (а возможно, даже способствовали) диковинные сочетания штампов научной фантастики и соцреализма, встречавшиеся в романе Мартынова: например, космический корабль инопланетян, приземлившийся в Курской области, земляне встречают с торжественными речами, оркестром и почетным караулом, как высокопоставленную иностранную делегацию» (Там же).

Заметим, однако, что этот комичный эпизод из «Каллисто» был скорее исключением из потока качественной научной фантастики, перерастающей порой в произведения, поднимающие общеисторические и философские проблемы. Вот что писал об этом в 1964 году известный литературный критик, один из первых переводчиков романов Станислава Лема Р. Э. Нудельман: «Очевидна, прежде всего, смена узкотехнической темы (гипотезы, проекты) и фантастического эксперимента выдвижением теоретических гипотез. Сквозь различие тем Ефремова, Громовой, Стругацких проступает идейная общность их книг. По существу, у них одна тема — практическая диалектика истории. Таким образом, социальная фантастика постепенно превратилась в литературу, обращенную к проблемам наиболее общим, общеисторическим. И, решая их в разном плане: естественнонаучном, политическом, морально-психологическом, она неизбежно возводит их в ранг проблем философских…» (из статьи Рафаила Нудельмана «Возвращение со звезд. Мысли о научной фантастике» // журнал «Техника — молодежи», №5, 1964 г.).

Ведущим ежемесячником, задающим тон в публикациях научной фантастики, стал, и по праву, журнал «Техника — молодежи». Особенно с 1949 года, когда его главным редактором был назначен Василий Дмитриевич Захарченко (1915 — 1999). В год своего назначения «он написал для журнала фантастический роман «Путешествие в Завтра» — о Земле далекого будущего. По-видимому, Захарченко взял дело в свои руки потому, что ему было важно, чтобы журнал говорил о далеком будущем — а эта тема была почти табуированной. Характерно, что первый же номер журнала, где печатался роман (№1 за 1950 год), вышел в обложке с броским, эффектным изображением советской орбитальной космической станции, описанной в «Путешествии…”. Захарченко хотел не только привлечь внимание к своему роману, но и акцентировать возможность представлять и изображать далекое будущее в научно-техническом журнале» (из статьи Ильи Кукулина «Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции» // журнал «НЛО» №3, 2017 г.).

Свою линию с изменения жанрового прицела с ближнего на дальний В. Захарченко начал проводить последовательно, с убежденностью человека, давно вынашивающего эту идею: «В феврале 1953 года он опубликовал в журнале „Октябрь“ обзорную статью, в которой упрекнул советских фантастов в том, что их произведения либо воспроизводят сюжетные ходы западной литературы, либо недостаточно пытаются заглянуть в будущее — а это, по мнению автора, было связано с недостатком знаний писателей о достижениях современной техники. Именно в начале 1950-х Захарченко, вероятно, и понял, что фантастика, говорящая о далеком будущем и о невообразимых пока достижениях техники, лучше развивает воображение, чем советские опусы „ближнего прицела“» (Там же).

Теоретические выкладки главреда «Техника — молодежи» (ТМ) подтверждались и его редакторской политикой: «В журнале впервые на русском языке были опубликованы романы «Фонтаны рая» А. Кларка (1980) и «Звёздные короли» Э. Гамильтона (1988). Первая публикация романа И. Ефремова «Туманность Андромеды» состоялась именно в ТМ в 1957 году. Другой роман Ефремова, «Час Быка», впоследствии замалчиваемый советской пропагандой, также впервые был опубликован в ТМ (1968—1969). На страницах ТМ выступали многие выдающиеся отечественные учёные, специалисты, руководители производства: от маститых Ивана Павлова, Николая Зелинского, Петра Капицы, Анатолия Александрова, до никому тогда еще не известных Сергея Королёва, Виктора Глушкова, Игоря Курчатова, Ивана Артоболевского. Среди авторов были также такие научные светила, как Вернер Гейзенберг и Поль Дирак, Отто Ган и Роберт Оппенгеймер, Энрико Ферми и Луи де Бройль. Впервые в СССР журнал поставил вопрос о пересмотре официальной позиции в отношении к генетике (о чём писал в своих мемуарах академик Н. Дубинин), кибернетике (академик А. Берг), парапсихологии (член-корреспондент АН А. Спиркин) и т.д.» (из сатьи Г. Бородоча «Популярнейший советский журнал «Техника — молодёжи», 08.09.2018).

Выпускник Московского энергетического института и Литературного института им. Горького, инженер и поэт в одном лице, В. Д. Захарченко — это, без сомнения, исключительное явление в журналистике. За 35 лет его работы на посту главного редактора (всесоюзный рекорд) скромный научно-популярный журнал ЦК ВЛКСМ «Техника — молодежи» превратился в самое читаемое в СССР периодическое издание технической тематики, тираж которого за эти годы вырос в 60 (!) раз.

А теперь — на минуточку — задумаемся об истоках этого дива-дивного. Но, как оказалось, ничего сверхестественного. Истоки уникальности — в сфере иррационального (а именно к ней и относятся поэзия с романтикой): «Как будто самим провидением Василий Дмитриевич был предназначен для выполнения социального заказа того времени, которое настоятельно требовало поэтизации науки, утверждения ее безграничных возможностей, романтического взгляда на мир, как арену свершения самых дерзновенных замыслов человечества. Совпадение социального спроса и индивидуального предложения породило „феномен Захарченко“: превращение ординарного научно-популярного журнальчика во властителя дум нескольких поколений советской молодежи» (из статьи Германа Смирнова «Фономен Захарченко» // журнал «Техника — молодежи», №12, 1999 г.).

Но наш рассказ — не подобие голливудского блокбастера, где в конце киноповествования — подобно неуступчивой регулярности смены времен года — почти всегда забенонирован «happy end». Харизматичный главред на вершине успеха своего чада, видимо, на какое-то время просто забыл о правилах игры: «Василий Захарченко был снят в 1984 году с должности главного редактора „Техники — молодежи“, которую занимал с 1949 года. Захарченко заказал для журнала перевод только что вышедшего романа Артура Кларка „2010: Одиссея Два“ („2010: Odyssey Two“, 1982), в оригинале посвященного Андрею Сахарову и космонавту Алексею Леонову. Посвящение Сахарову в переводе было снято, роман сильно сокращен — но ни переводчик, ни Захарченко не обратили внимания на то, что большинство русских персонажей романа носят фамилии советских диссидентов: Сахаров, Орлов (в честь Юрия Орлова), Якунин (в честь о. Глеба Якунина), Марченко (в честь Анатолия Марченко) и т. д. Когда это „совпадение“ заметили в „инстанциях“, после двух номеров публикация была остановлена, а Захарченко — уволен» (из статьи Ильи Кукулина «Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции» // журнал «НЛО» №3, 2017 г.).

Как было принято в те годы: если уж опала, то по всем фронтам. В. Захарченко вывели из редакционных советов издательств «Детская литература» и «Молодая гвардия», перестали приглашать на радио и телевидение — даже на созданную им программу об автолюбителях с кулибинской жилкой «Это вы можете».

Выручила перестройка: в конце 1980-х его вновь стали печатать, а в ноябре 1991 года легендарный главред создал новый журнал. Несколько секунд на отгадку его названия… Что еще мог придумать порывистый герольд всего удивительного и неизведанного? — ну, конечно, — «Чудеса и приключения».

И здесь В. Захарченко оставался верен себе. Его кредо — материал должен вызывать, прежде всего, эмоциональный отклик у читателя: «В журнале печатались известные писатели Иван Ефремов, Феликс Чуев, Валентин Распутин, космонавт Владимир Джанибеков, чемпион мира по шахматам Василий Смыслов. Героями публикаций становились Джуна, Ванга, Мессинг. Темами — последствия катастрофы на Чернобыльской АЭС, тайны Туринской плащаницы, НЛО, кругосветный полет Федора Конюхова на воздушном шаре, поиск библиотеки Ивана Грозного и кладов Марины Мнишек, секреты создаваемого в Дубне российского коллайдера…» (из статьи Анастасии Орловой «Журналу „Чудеса и приключения“ исполнилось 25 лет», 14.12.2016).

А теперь — снова к культовому журналу пытливых мечтателей. Журнал «Техника — молодежи» с неутомимым упорством пытался будить технические фантазии своих читателей, предлагая самые дерзкие инженерные идеи. Так в №2 за 1963 год на обложке журнала появился гигантский океанский — заметим, не речной — корабль на подводных крыльях; в №9 за 1964 год (за 5 лет до первого шага на Луне американского астронавта Нила Армстронга) — рисунок с подробным описанием советской лунной базы; в №4 за 1979 год — изображение фееричной по смелости замысла сложнейшей конструкции космического лифта с Земли на Луну.

Смелость воображения создателей журнала и его главреда, согласитесь, действительно впечатляет. Но есть еще один — не менее захватывающий — аспект нахождения журнала «Техника — молодежи» в конкурентном информационном поле ХХ века — незримое его соперничество с футурологами по точности технических прогнозов. Возьмем для примера предсказания лишь двух уважаемых прогнозистов: «В конце 1990-х японский футуролог Митио Каку выпустил книгу „Видения: как наука произведёт революцию XXI века“, в которой излагал своё видение мира, каким он будет в XXI веке. В ней он предсказал расшифровку генетического кода человека (учёные добились этого в 2003), и массовое распространение „маленьких переносных компьютеров с сенсорным экраном“ — в 2010-м у многих пользователей действительно появились планшеты» (из статьи Екатерины Шевяковой «Что с нами будет? Идеи ведущих футурологов», 25.04.2020).

Коллега японского футуролога — один из главных инженеров Google Рэй Курцвейл был не менее проницателен: «Первые известные предсказания Курцвейла, посвящённые развитию технологий, появлялись ещё в 1990-х. К примеру, он говорил о том, что компьютерами станет возможно управлять при помощи речи {в 2010 г., действительно, была создана вопросно-ответная система Siri}. Он предсказал появление беспроводных устройств, способных посылать изображение с компьютера в человеческий глаз, создавая эффект виртуальной реальности {устройство Google Glass близко к реализации этого концепта}, а также появление экзоскелета и многое другое» (Там же).

Как смотрится «Техника — молодежи» на фоне этих удачливых последователей легендарного Michel de Notredame? — думается вполне достойно (заметим, у «ТМ» сбывшиеся прогнозы сделаны еще в 1960-е): «В журнале публиковались футуристические идеи о технологиях будущего. Иногда авторы с поразительной точностью предсказывали появление технологий и гаджетов, которые окружают нас сегодня. В 1966 году „Техника — молодёжи“ {№3} опубликовала иллюстрацию гаджета, который сегодня известен под брендом Apple Watch. На иллюстрации человек смотрит передачу „Голубой огонек“ на экране часов. На другой иллюстрации журнала {№11, 1969 г.} изображен робот, которого вы могли видеть в фильме 2013 года „Тихоокеанский рубеж“. Да, советские мечтатели опередили голливудских продюсеров примерно на 30 лет. Но, в отличие от боевых роботов голливудского производства, советская машина предназначалась для вырубки лесов» (из статьи Николая Шевченко «Сумасшедшие предсказания будущего из советского журнала „Техника –молодёжи“», 16.08.2021).

2.3. Как ТРИЗ сэкономил Samsung 100 миллионов долларов

Если чуть выше мы говорили о фантазии, которую в ХХ веке будили, и не безуспешно, научно-популярные и научно-технические советские журналы, то не пора ли задаться непростым — на уровне философских — вопросом: «А что же является первоисточником творчества, в том числе, конечно, научного и инженерного?».

Приведем соображения по этому вопросу драматурга, специалистов-философов и комментарии к ним известнейшего отечественного специалиста по вопросам изобретательства: ««Как известно, акт творчества непроизволен», — пишет драматург В. Розов. — «Он не покорен даже очень мощному волевому усилию или категорическому повелению…» Как ни парадоксально, но художник в момент творческого акта как бы не мыслит, мысль убьет творчество… Как мне кажется, художник мыслит до момента творчества и после него, во время же самого акта творчества рефлексии быть не должно. Сложнее, конечно, дело обстоит с научным творчеством. Но и оно — сестра художественному, возможно, даже родная. Несколько лет тому назад в одной статье я прочел замечание о том, что «первоисточником величайших достижений и открытий во всех сферах культуры, науки, техники и искусства является внезапное и без видимой причины возникающее озарение. Это и есть творчество». («Вопросы философии», 1975, №8, с. 151.)» (из книги Генриха Альтшуллера «Творчество как точная наука» // Москва, издательство «Советское радио», 1979 г.).

«Без видимой причины» — это, получается, какой-то провал в непостижимое, иррациональное. Такой посыл показался Генриху Сауловичу Альтшуллеру (1926 — 1998) — будущему создателю Теории решения изобретательских задач — поверхностным, неубедительным: «Впервые я встретился с таким взглядом на творчество тридцать лет назад, когда начал заниматься изобретательством. Ученые и изобретатели, рассказывая о своей работе, с поразительным единодушием говорили о внезапном озарении, о невозможности не только управлять творческим процессом, но и понять, что это такое и как это происходит. И хотя о непознаваемости творчества высказывались люди, много сделавшие в науке и технике, я не поверил им, не поверил сразу и безоговорочно. Почему всё познаваемо, а творчество непознаваемо? Что это за процесс, которым в отличие от всех других нельзя управлять?..» (Там же).

Для людей неординарных, с даром первопроходца слово «нельзя» черным маркером безжалостно вымарывается из словаря, нет его — и всё… И, конечно, управлять инженерным озарением пытались, и многие. Среди них — кто бы сомневался — изобретатель фонографа (1877), лампы накаливания с угольной нитью (1879) и железо-никелевого аккумулятора (1908), обладатель более 3000 патентов Томас Эдисон, который в конце XIX века довел до совершенства применение для поиска инновационных идей метода проб и ошибок: «В его мастерской работало до тысячи человек, поэтому можно было разделить одну техническую проблему на несколько задач и по каждой задаче одновременно вести проверку многих вариантов. Эдисон изобрел научно-исследовательский институт (и это, на наш взгляд, величайшее его изобретение). Ясно, что тысяча землекопов могут рыть качественно иные ямы, чем один землекоп. Но все-таки сам способ рытья остается прежним…» (Там же).

Забавно, но следующим смельчаком, попытавшемся в саду расходящихся тропок найти ту единственную, которая приведет к редкостной диковинке новации, был человек, мало сведущий в технических устройствах. В конце 1940-х Алекс Осборн, совладелец BBDO, самого передового рекламного агентства на Мэдисон-авеню, «заметил, что одни люди больше склонны к генерированию идей, другие — к их критическому анализу. При обычных обсуждениях „фантазеры“ и „критики“ оказываются вместе и мешают друг другу. Осборн предложил разделить этапы генерирования и анализа идей. За 20—30 минут группа „генераторов идей“ выдвигает несколько десятков идей. Главное правило — запрещена критика. Можно высказывать любые идеи, в том числе и заведомо нереальные (они играют роль своеобразного катализатора, стимулируя появление новых идей). Никто не боится предложить смелую идею, возникает доброжелательная творческая атмосфера, и это открывает путь всевозможным смутным идеям и догадкам» (Там же).

В 1950-е с мозговым штурмом связывались большие надежды, и казалось: «Вот он — чудо-метод!». Потом выяснилось, «что трудные задачи штурму не поддаются. Были испробованы различные модификации штурма (индивидуальный, парный, массовый, двухстадийный, «конференция идей», «кибернетическая сессия» и т. д.). Эти попытки продолжаются и сейчас. Но уже ясно, что мозговой штурм эффективен только при решении несложных задач. Хорошие результаты чаще всего удается получить, «штурмуя» не изобретательские, а организационные проблемы (найти новое применение для выпускаемой продукции, усовершенствовать рекламу и т. д.)» (Там же).

Не получилось с методом проб и ошибок, мозговой штурм не смог помочь неутомимым искателям инноваций зафиксировать рекордные веса — попытаемся зайти в хрустальный дом озарений с крыльца «психологической активизации творческого процесса». Так, похоже, думали авторы неисчислимых методов контрольных вопросов, среди которых, в том числе, список американского журнала «Продакт эндженеринг» (1965), вопросы математика Д. Пойа, метод «селфсторминга» С. И. Чурюмова и Е. С. Жарикова и др.

Для примера взглянем на наиболее известный в технике список Т. Эйлоарта (полностью опубликован в журнале «Изобретатель и рационализатор», №5, за 1970 год). Т. Эйлоарт предлагает перечислить и изменить все качества предполагаемого изобретения, набросать фантастические, биологические, экономические и другие аналогии, попробовать различные виды материалов и виды энергии, узнать мнение дилетантов в данном деле, устроить сумбурное групповое обсуждение. Далее автор рекомендует попробовать национальные решения: хитрое шотландское, всеобъемлющее немецкое, расточительное американское, сложное китайское и т. д. Т. Эйлоарт рекомендует спать с проблемой, гулять, есть — все с ней, бродить среди свалки, дома, в магазинах дешевых вещей, читать комиксы и журналы…» (из книги Николая Петровича и Владимира Цурикова «Путь и изобретению» // Москва, «Молодая гвардия», 1986 г.).

А что, если, избежав плутаний по гравийным дорогам проб, мозговых штурмов и контрольных вопросов, безбоязненно выехать на основную трассу — «хайвей парадоксального мышления»?

Адекватность выбора этого «парадоксального пути» подтверждают исследования профессора из Гарварда Альберта Роттенберга. В 1990-е он «провёл серию интервью с 22-мя нобелевскими лауреатами с целью найти что-то общее в их стиле мышления. Помимо этого он изучал и анализировал биографии и работы гениев прошлого. В итоге он пришёл к выводу, что всех их объединяет тенденция рассматривать два и несколько антитезисов одновременно. В то время как обычно человеку свойственно придерживаться одного из двух противоположных мнений» (из статьи Ивана Чуписа «Мыслить как гений», 16.08.2022).

За полвека до американского психиатра к мысли об использовании феномена противоречий и парадоксов, только для поиска оптимальных инженерных решений, пришел Е. С. Альтшуллер: «Проанализировав десятки тысяч патентов, он заметил, что самые прорывные технологии решают противоречивые задачи. Когда объект должен быть лёгким, но прочным, холодным, но горячим и т. д. Тогда он выдвинул и проверил гипотезу о том, что это может работать и в обратном порядке. Если грамотно формулировать задачу в виде противоречия, то шансы выйти на более сильное решение возрастают в разы. Позже эта концепция легла в основу известной многим Теории решения изобретательских задач (ТРИЗ) и стала причиной тысяч новых изобретений и решений по всему миру. Впоследствии ТРИЗ трансформировалась, и оказалось, что те же принципы можно успешно применять и к бизнес-вызовам» (Там же).

Это называется дойти до сути. Выверив свои выводы по итогам скрупулезной работы (представьте, как это: шаг за шагом изучить 40 тысяч патентов!), на основе педантичного анализа осуществить поистине взрывной, высочайшей степени пассионарности синтез, предложив 40 базовых изобретательских приемов: «Вся методика ТРИЗ выстроена на решении противоречий. Например, чтобы создать компактный и одновременно вместительный автобус, нужно из обычного автобуса сделать двухэтажный. Или соединить два раздельных автобусных салона гибким переходом — тогда при поворотах сохранится желаемая маневренность, а людей в него поместится в два раза больше, чем в обычный. Здесь же на ум приходит и пример с жареным мороженым — десертом, одновременно горячим снаружи и холодным внутри: еще одно решение противоречий. Всего в ТРИЗ выделяют три вида противоречий: административное, физическое и техническое. Если вам будут известны противоречия, то вы сможете устранить ключевую проблему любой задачи и подобрать изобретательское решение. В этом и заключается смысл ТРИЗ» (из статьи Алины Лихоты «Что такое теория решения изобретательских задач (ТРИЗ)?», 13.09.2022).

Казалось, после этого только обучай инженерный персонал основам ТРИЗ — и патентные отделы просто вынуждены будут перейти на мобилизационный режим «24/7»… Но даже в сказке Иван-царевич на Сером волке не сразу нашел тропинку через заколдованный лес…

В 1957—1959 гг. Г. С. Альтшуллер, работая в Бюро технической помощи Министерства строительства Азербайджана, «долго пытался убедить Центральный совет Всесоюзного общества изобретателей и рационализаторов в действенности своей методики. Его проверяли: например, на одном из ранних семинаров попросили наглядно показать, как работает ТРИЗ. Речь шла о решении задачи, которая затем вошла в учебники по Теории. Необходимо было придумать, как повысить скорость ледокола в тяжёлых льдах, если увеличивать мощность двигателя больше не представляется возможным (у ледоколов его объём и так слишком велик). „Генрих сначала сам вызвался решить эту задачу. Но ему сказали: нет, вы-то, без сомнения, справитесь, пусть попробует кто-нибудь другой. Вызвалась молодая женщина, участница семинара ТРИЗ из Минска, которая по роду своей деятельности ни к судостроению, ни к иным подобным вещам никакого отношения не имела“ — вспоминает коллега Альтшуллера» (из статьи Г. Бородача «Изобретатель, ученый, писатель», 14.10.2021).

Дальше — как победа стремительным нокаутом «Железного» Майка на 49-й секунде первого раунда в бою 22 февраля 2003 года с Клиффордом Этьеном на арене Пирамид в Мемфисе: «Судно должно быть разделено на 2 части: верхняя, надводная, и грузовая, находящаяся под водой. Обе части соединяются прочными стойками, которые, по сути, являются гигантскими ножами, прорезающими лёд. Изящное решение так понравилось Альтшуллеру, что он предложил автору его зарегистрировать. Женщина отказалась, но задача вошла в учебное пособие. Совпадение это или нет, но спустя 3 года данная идея было запатентована за рубежом… В 1961 году вышла книга Альтшуллер „Как научиться изобретать“, где он сравнивал алгоритм решения изобретательских задач с подъёмом по лестнице, у которой примерно полсотни ступеней. Шаг за шагом, выполняя последовательные действия, человек взбирается на такую высоту, которой одним прыжком достичь никогда не сможет» (Там же).

После этого запоминающегося случая методика ТРИЗ стала распространяться по стране. В 1972 году школы ТРИЗ появились в Днепропетровске, Горьком, Курске, Волгограде. В период с 1979 по 1984 гг. журнал ВСНТО СССР «Техника и наука» (еще раз вспомним добрым словом председателя ВСНТО академика А. Ю. Ишлинского) почти в каждом номере публиковал материалы по ТРИЗ. В начале 1980-х обучение и работа по ТРИЗ велась более чем в 200 городах страны; наиболее крупные школы действовали в Ленинграде, Днепропетровске, Кишиневе, Новосибирске, Петрозаводске, Минске, Владивостоке, Ангарске, Риге и Челябинске.

С началом XXI века пришел черёд зарубежных стран: сегодня «все больше компаний и организаций по всему миру начинают признавать ТРИЗ лучшей инновационной практикой. Среди них Airbus, Boeing, Ford Motor, General Electric, Intel, Honda, Huawei, Hyundai, Mitsubishi, Procter & Gamble, и другие. В среднем, как показал эксперимент, проведенный в компании General Electric, применение ТРИЗ ускоряет поиск изобретательских решений в 6—7 раз, что достаточно критично, поскольку зачастую поиск изобретательского решения может занимать годы и десятилетия» (из статьи основателя нидерландской компании ICG Training & Consulting Валерия Сушкова «Прорывное мышление с ТРИЗ для бизнеса и управления: обзор», 2015 г.).

Признанным мировым лидером в использовании технической ТРИЗ является южнокорейская компания Samsung, обучившая ТРИЗ около 35 тыс. специалистов: «В 2003 году ТРИЗ привел к получению 50 новых патентов для Samsung, а в 2004 году только один проект — инновация в области подбора DVD — сэкономил Samsung более 100 миллионов долларов. Сотрудник передового технологического института Samsung Хио Джун Ким написал „Теорию решения изобретательских проблем“ — основополагающий текст по ТРИЗ. Текст был опубликован на корейском языке; с его помощью прошли обучение более 1000 инженеров компании Samsung только в 2004 году. С тех пор весь мир узнал, как Samsung подходит к инновациям. Это не конкурентная гонка, как это происходит в Apple, или стратегия, основанная на предоставлении инженерам большего времени для работы (как в Google), Samsung использует стратегию, основанную на развитии творческой элиты» (из статьи Ольги Бобрышевой «Зачем и как Samsung создал свою систему „инновационной креативности“ внутри компании», 17.12.2019).

Глава 3. Как учить инженерному делу

3.1. «…учить геометрию столько, сколько до инженерства надлежит»

Один из основоположников телефонии, основатель компании «American Telephone and Telegraph Company» Александр Белл как-то сказал: «Время от времени стоит сходить с тропы, погрузившись в лес. Вы найдете то, чего никогда не видели». Вот только как инженеру не заблудиться в этом, подчас непроходимом, лесу из технических догм, гипотез, интуитивных догадок? Позволим предположить, что без надежного компаса, нацеленного на Звезду надежды первопроходцев, в нашем случае — без основательного технического образования — уж никак не обойтись.

А теперь — об истоках российского инженерного образования и его крёстном отце — величайшем реформаторе в истории России Петре I: «Строительство флота в стране в конце XVII — начале XVIII века пошло такими темпами, что новые военные корабли вынуждены были стоять в гаванях из-за нехватки офицеров и матросов для укомплектования судовых команд. Целые полки отборных гвардейцев по велению Петра I срочно превращались в матросов, а рекрутский набор для нужд флота производился преимущественно в губерниях, прилежащих к морю, озерам и большим рекам. Иностранцы критически относились к энергичным действиям царя, уверенно считая, что русский солдат на сухом пути превосходен, но к морской службе малопригоден. Для подобных суждений существовали достаточно веские основания. Россия испокон веку являлась страной континентальной и никогда морских границ не имела. Однако, по твердому убеждению царя, молодому российскому флоту требовались свои национальные кадры морских офицеров и корабельных специалистов» (из книги Георгия Зуева «Историческая хроника Морского корпуса. 1701—1925 гг.» // Москва, ЗАО «Центрполиграф», 2005 г.).

Сложившаяся ситуация острой нехватки специалистов, в том числе инженерного профиля, убедила «царя Петра в необходимости организации в России собственного специального учебного морского заведения для подготовки в его стенах национальных кадров морских офицеров и корабельных специалистов. Посетив в 1698 году Лондон, царь еще тогда приказал подобрать для будущей Навигацкой школы хорошего преподавателя математики и морских наук. Ему представили профессора Абердинского университета Генри Фархварсона, охотно принявшего предложение русского царя и согласившегося не только преподавать математику и морские науки, но и организовать новое морское учебное заведение в Москве» (Там же).

Понятно, что забот у государя, особенно после начала в 1700 году Северной войны со Швецией, было предостаточно. Поразимся, в связи с этим, с какой дотошностью и, можно сказать, искренней страстью Петр I отнёсся к организации «первого российского военно-морского учебного заведения. Вместе с профессором Фархварсоном Петр I составил устав Навигацкой школы и утвердил ее конкретные задачи. Школа в первые годы своего существования числилась, в силу необходимости, учебным заведением, выпускающим, кроме моряков, учителей, геодезистов, архитекторов, инженеров, артиллеристов, гражданских чиновников, писарей и «добрых мастеровых». В архиве сохранилась записка русского царя. В ней он повелевал тогда «…детей учить: 1. арифметике; 2. геометрии; 3. приему ружья; 4. навигации; 5. артиллерии; 6. фортификации; 7. географии; 8. знанию членов корабельного гола {судового остова} и такелажа; 9. рисованию; 10. на произволение танцам для пастуры {осанки} «» (Там же).

В январе 1701 года государь подписал высочайший указ, положивший начало обучению в России инженерному делу: «Математических и Навигацких, то есть мореходных, хитростно наук быть…». Согласно царскому указу, в Навигацкую школу «велено было принимать детей дворянских, дьячих, подьячих, из домов боярских и других чинов, от 12 до 17 лет».

Школу-то открыли, да неувязка вышла: «Поступило в нее всего 4 человека. Темные слухи и злая обывательская молва сделали свое дело. Родовитые Солнцевы-Засекины, Хилковы и Урусовы не пожелали пускать своих чад в новую светскую школу. Царский указ оскорблял старые боярские роды, ибо велено детей дворянских посадить за один стол с детьми подьячих, дьячих, церковнослужителей, посадских, дворовых, солдатских и отроков других недостойных чинов. Придумали — отдать любимое чадо в руки ненавистных иностранцев, в товарищество к холопам, в светскую школу, где за „шалость“ „дитя“ могли принародно высечь. Тогда и в 18 лет дворянин почитался еще „неразумным младенцем“, получившим вполне достаточное для дворянина образование у сельского дьячка, которого недоросль, как наставника, и в грош не ставил» (Там же).

Но вышло то же, что с исполнением указов «О бритье бород и усов всякого чина людям, кроме попов и дьяконов» и «О ношении платья на манер венгерского»: Петр настоял на своём. Да еще велел, чтобы в уставе была предусмотрена смертная казнь за побег из школы, а за неисправимую неуспеваемость в науках — учеников отдавать в солдаты или матросы.

О подлинно отеческом внимании государя к нуждам будущего «приюта гардемаринов» говорит достойный уровень её обеспеченности учебными пособиями и приборами: «Каждому под расписку выдавалась „Арифметика“ Магницкого, включавшая под своим названием геометрию и тригонометрию, астрономию и навигацию. Воспитанник получал также экземпляр перевода на русский язык записок профессора Фархварсона по навигации, таблицу логарифмов, изданную специально для школы в 1703 году церковной типографией в Москве. Задачи в классе решались на „распилованных“ каменных столах (аспидных досках) „каменными перьями“ (грифелями). Комплект учебных инструментов учащегося обычно содержал „шкилы“ (координатные и навигационно-логарифмические линейки), „радиусы“ (градштоки — приборы для определения высот светил), „секторы“ и полуторафунтовые „квадранты“ (угломеры — очень точные приборы для определения широты и долготы). Выдавались также „ноктурналы“ (приборы для определения времени по звездам „Урзы малой“ и „Урзы большой“ (Малой и Большой Медведицы), готовальни и циркули» (Там же).

Всё шло, как и задумал государь: первый выпуск школы, располагавшейся в Сухаревой башне в Москве, состоялся в 1705 году; её закончили 64 человека. Однако, видимо, вспомнив свои «университеты» во время Великого посольства в Европу, Петр всё время возвращался мыслью к фразе «ученый мастер» (читай — «знаток инженерного дела»).

Итак, некоторые эпизоды посещения государем европейских стран в конце XVII века: «Поработав месяца четыре в Голландии, Петр узнал, „что подобало доброму плотнику знать“, но, недовольный слабостью голландских мастеров в теории кораблестроения, в начале 1698 г. отправился в Англию для изучения процветавшей там корабельной архитектуры, радушно был встречен королем, подарившим ему свою лучшую новенькую яхту, в Лондоне побывал в Королевском обществе наук, где видел „всякие дивные вещи“, и перебрался неподалеку на королевскую верфь в городок Дептфорд, чтобы довершить свои познания в кораблестроении и из простого плотника стать ученым мастером. Отсюда он ездил в Лондон, в Оксфорд, особенно часто в Вулич, где в лаборатории наблюдал приготовление артиллерийских снарядов и „отведывал метания бомб“. В Портсмуте он осматривал военные корабли, тщательно замечая число пушек и калибр их, вес ядер» (из книги Василия Ключевского «Курс русской истории» (лекция пятьдесят девятая) // Москва, «АЛЬФА-КНИГА», 2019 г.).

Думается, уроки «Великого посольства» и подвигли государя не только на укрупнение в 1712 году Навигацкой школы, но и на существенное изменение учебных программ: «Школу инженерную умножить, а именно учеников из русских, которые у́чены цифири, на Сухареву башню для сего учения посылать, а когда арифметику окончат, учить геометрию столько, сколько до инженерства надлежит; а потом отдавать инженера учить фортификацию и держать всегда полное число 100 человек или 150, из коих две трети или по нужде были из дворянских людей…» (из указа Петра I от 16 (27) января 1712 года).

Итоги первых пятнадцати лет работы Навигацкой школы иначе как увенчавшиеся полной Victoria, пожалуй, и не назовешь: «До 1716 года учреждение окончило 1200 человек. Среди выпускников Школы математических и навигацких наук — гидрограф Фёдор Иванович Соймонов, автор первого экономико-географического описания России Иван Кириллович Кириллов, адмиралы Николай Фёдорович Головин и Василий Яковлевич Чичагов, первые российские полярные исследователи и путешественники Алексей Ильич Чириков, Фёдор Фёдорович Лужин, Семён Иванович Челюскин. Уже после реформы образования, в 1715 году старшие мореходные классы школы перевели из Москвы в Петербург, где были преобразованы в Морскую академию. К тому моменту город на Неве взял на себя функции столицы — в нем было сосредоточено почти всё судостроение, базировался Балтийский флот» (из статьи Дениса Данилова «Приют гардемаринов. Как Петр I создал первую в России Навигацкую школу», 26.01.2016).

3.2. «Русский метод». МГТУ им. Н. Э. Баумана

А теперь перенесемся за океан, в американский «штат заливов» — Массачусетс, в пригород Бостона. Именно здесь расположился Массачусетский технологический институт (Massachusetts Institute of Technology — MIT), признанный в 2018 году (впрочем, как и предыдущие несколько лет) британской консалтинговой компанией Quacquarelli Symonds (QS) лучшим техническим университетом мира. Да и то: среди выпускников и преподавателей вуза 80 лауреатов Нобелелевской премии; здесь была разработана космическая программа «Аполлон», впервые химически синтезирован пенициллин, изобретена компьютерная память и в первый раз применен известный термин «хакер»; а за выпускниками университета «охотятся» крупнейшие корпорации мира: Google, Apple, Oracle, Boeing, Microsoft, Amazon.

Источником таких успехов в подготовке высокопрофессиональных инженеров одни называют революционную для 1861 года (год основания университета) идею физика и геолога Уильяма Роджерса объединия гуманитарных и профессиональных наук для получения студентами разносторонних знаний. Другие прагматично объясняют феномен MIT циклопическими объемами финансирования вуза: только такие гиганты индустрии как Lockheed Martin, Northrop Grumman, Raytheon, Boeing ежегодно направляют на университетский НИОКР (в т.ч. военного назначения) свыше одного миллиарда долларов. И лишь некоторые эксперты робко отмечают, что MIT просто наиболее адекватно сумел перенести на американскую почву лучшие модели деятельности европейских политехнических институтов, причем, не называя каких именно.

А между тем, как оказалось, секрета никакого нет: для Массачусетского технологического института образцом передового европейского технического вуза стало Императорское Московское техническое училище — ИМТУ (нынешний Московский государственный технический университет имени Н. Э. Баумана). Отметим для справки, что в 1868 году ИМТУ было преобразовано в училище из Ремесленного учебного заведения для мальчиков-сирот Воспитательного дома, учрежденного вдовствующей императрицей Марией Фёдоровной, что было одобрено в 1830 году императором Николаем I.

Почему наиболее приемлемой моделью для американского института стала практика работы Императорского Московского технического училища? — Основные резоны в том, что в 1870-е годы «возникла и стала устойчивой словесная формула «русский метод подготовки инженерных кадров». Современные ученые МГТУ им. Н. Э. Баумана определяют его как «the mentally structured educational technology» {«ментально структурированная образовательная технология»}» (из статьи Ольги Щербаковой и Ольги Отроковой «Этапы становления и развития «русского метода» подготовки инженеров в МГТУ им. Н. Э. Баумана» // «Гуманитарный вестник», №4, 2021 г.).

Характерно, что во 2-й половине XIX века «инженерная подготовка во всех промышленно развитых странах в той или иной мере тяготела к двум признанным школам: американской и немецкой. Американская инженерная школа имела приоритет фундаментальной, теоретической подготовки над прикладной. Предусматривалось обширное преподавание фундаментальных дисциплин: математики, физики, механики, химии. Образно говоря, выпускник вуза знал «понемногу обо всём». Подразумевалось, что при переходе к предметной инженерной деятельности он, благодаря математизированному мышлению и широкой эрудиции сможет доучиться конкретным знаниям и умениям на месте» (из статьи «Императорское Московское Техническое Училище. Развитие русского метода обучения (1868—1880), 02.07.2023, http://hoster.bmstu.ru/ ~ClubFrance/ imtu.html).

Немецкая инженерная школа «строилась по принципу „всё о немногом“. Она подразумевала обучение теоретическим знаниям в конкретных областях и умению решать соответствующие инженерные задачи, с глубокой их конкретной проработкой, вплоть до „рецептурных“ способов. Тем самым выпускник вуза мог непосредственно подключиться к конкретной инженерной деятельности, не тратя время на доучивание или адаптацию. Но работать в иных отраслях ему было затруднительно. Обе школы базировались преимущественно на лекционных формах обучения и, безусловно, отражали национальные черты характера» (Там же).

В отличие от двух вышеназванных школ, «русская инженерная школа, родившаяся в ИМТУ, строилась на синтезе теоретической и практической подготовки, на сочетании лекционной и производственной форм в течение всего срока обучения. Теоретическая подготовка строилась от “ общего к конкретному», то есть от общетеоретических дисциплин через общеинженерные — к специальным. При этом специальные дисциплины также были широкого диапазона. Так, всех инженеров-механиков учили металлорежущим станкам, паровозам и пароходам. Практическая подготовка строилась «от простого к сложному», то есть от задач ремесленных к инженерным. В этом комплексе наибольший интерес вызывала сформировавшаяся в ИМТУ система практического обучения, которая включала последовательно работу в учебных мастерских, на Опытном заводе Училища и производственную практику на предприятиях» (Там же).

Информация о «русском методе» подготовки инженеров постепенно стала проникать и в европейские технические вузы, и в американские, в т. ч. Бостонский технологический институт (так тогда именовался Массачусетский технологический институт). Однако впервые зримо научная и инженерная общественность смогла ознакомиться с методом в 1873 году на всемирной выставке в Вене, где «были представлены не только продукция завода Императорского Московского технического училища, но и материалы по практической подготовке, за что ИМТУ получило диплом и золотую медаль. Традиция была продолжена на всемирных выставках в Филадельфии (1876 г.) и Париже (1878 г.). Особенно триумфальным был успех на выставке в Филадельфии. Президент Бостонского технологического института доктор Ронкль писал директору ИМТУ В. К. Делла-Восу: „За Россией признан полный успех в решении столь важной задачи технического образования… В Америке после этого никакая иная система не будет употребляться“» (Там же).