Говорят, что жизненный путь каждого человека предопределен высшими силами. Оглядываясь назад, вспоминая детство, юность, невольно задаешься вопросом, неужели тот путь, который пришлось пройти к своим годам, был прописан заранее?
В школе я учился не очень. С 10 лет начал заниматься самбо, с 15 каратэ. В 16 лет попал на учет в милицию за драки и хулиганство. Реально светила колония для несовершеннолетних. В 18 пошел в армию. Случайно на сборном пункте, когда всех призывников разобрали, я почему-то остался один!!!! Стал в одиночестве делать ката и меня заметил майор спорт роты, которому руководство поручило создать в части секцию каратэ. Почему я остался один в тот вечер? Почему меня не забрали вместе со всеми? Кто так повернул рычажок моей судьбы??? Неизвестно, но именно этот факт и явился отправной точкой для всего того, что происходило со мной потом.
В армии, в спортроте все два года занимался каратэ. На втором году службы связался с местными крутыми ребятами, помогал
«решать вопросы» в нелегких переговорах о сферах влияния))) Позднее, спустя лет 20, во время похорон родственника оказался на кладбище рядом с тем городом, где служил. Почти все КРУТЫЕ парни встретили меня улыбками с фотографий на мраморных могильных плитах. Если бы в нашу часть не приехала приемная комиссия с факультета журналистики МГУ для набора абитуриентов на рабфак, я вполне мог составить компанию этим парням.
Но! Именно в армии, я решил взяться за ум и поступить в МГУ, на журфак, на телевизионное отделение. И тогда все закрутилось-завертелось! В 1987 работа на ТВ в программе ДО 16 И СТАРШЕ, в 1992 создание своей авторской программы КЕНГУРУ, в 2005 телеканал БОЕЦ, программы ДАН -ТЕСТ и РЭЙ КЛУБ, в 2018 канал ТОЧКА ОТРЫВА, программа ЧЕРНЫЙ ПОЯС. Более 33 лет работы на ТВ. Тысячи программ. Героями моих передач становились такие люди, о встрече с которыми в 70-х, 80-х годах даже мечтать было нереально. А тут, мало того, что я протягивал им микрофон для интервью, я жал им руки, хлопал по плечам, обнимал, вместе с ними сидел за одним столом и даже тренировался.
И вот сейчас я думаю, не останься я один в тот вечер на армейском сборном пункте, не начни я делать ката от скуки, отошел бы в туалет или просто прилег бы на cкамейку, не пройди мимо именно в этот момент майор из спорт роты, потом ничего этого могло бы и не быть!!! Все могло закрутиться совсем по другому сценарию. И кто знает, как сложилась бы жизнь!!!
ВКУС ВИШНЕВОЙ СМОЛЫ
сборник рассказов.
ВКУС ВИШНЕВОЙ СМОЛЫ
рассказ.
Витька Засухин жил на втором этаже нашего дома на Щелковском шоссе. Он был старше меня на три года и стало быть, когда мне было пятнадцать, Витька уже был серьезным восемнадцатилетним пацаном. Он знал всю окрестную шпану, хотя сам хулиганом не был, но и ботаником его назвать было нельзя. Он всегда держался как-то особняком от нашей дворовой компании, может быть был просто старше и у него был свой круг друзей.
Лето в московском дворе семидесятых было мертвым сезоном. Все друзья и знакомые разьезжались кто-куда. Кто к бабке в деревню, кто в пионер лагерь, а кто с родителями на юга. Оставалось два -три человека и они слонялись по двору, изнывая от скуки и жары. Впрочем, развлечения были. Одним из самых веселых времяпрепровождений были набеги на фруктовые участки, прикрепленные к хрущевкам- пятиэтажкам. Сейчас уже таких не осталось, а раньше у каждого дома был свой, огороженный сетчатым забором надел земли и там был фруктовый рай. Благоухали антоновки и белый налив, дразнили фиолетовыми боками сочные сливы, рассыпались по зеленому разноцветные бусины красной, черной, белой смородины, малины, крыжовника. Манили набухшие, бордовые вишни, на чьих заскорузлых стволах, словно капли темного янтаря застывали потеки пурпурной, пахнущей пряным, вишневой смолы, которую мы отколупывали от коры и с удовольствием засовывали в рот.
Вот на это дворовое богатство и были нацелены наши мальчишеские взгляды. То, что у каждого из нас, дома, в холодильнике было полно яблок и абрикосов, никого не волновало. Владельцы фруктовых садов, как правило жившие на первых этажах, естесственно не испытывали особой радости от посягательств на их добро и частенько караулили ночных визитеров. Так, что дело это было небезопасное, можно было огрести по полной программе. Опасность придавала ночному предприятию особый привкус. Под покровом тьмы мы перелезали через забор и начинали скрупулезно обрывать яблоневые, вишневые и смородиновые кусты. Если же вдруг, на первом этаже загорался свет и из распахнувшегося окна вылетали матюки, мы, как стайка вспугнутых воробьев моментально разлетались кто-куда и собирались уже на лавочке во дворе, ухахатываясь при виде физиономий, перепачканных вишневым и малиновым соком.
Вторым развлечением было купание. Раньше, когда наши родители только вьехали в этот дом, лес начинался сразу по другую сторону от Щелковского шоссе. Я помню, как мы с отцом ходили в этот лес за грибами, проходили мимо свинарников, в которых мирно похрюкивали большие и ужасно вонючие хавроньи. Постепенно городская застройка отодвигала лесной массив все дальше и дальше. Так появился жилой микрорайон Гольяново с улицами Байкальская, Уральская, Усурийская. На краю района построили кинотеатр Урал, куда мы сбегали с уроков смотреть Генералов песчаных карьеров. За кинотеатром начинался лес. И если пройти вглубь километра полтора, то как раз уткнешься в несколько небольших прудов, расположенных цепочкой друг за другом. На эти пруды мы и приходили купаться, благо от нашего дома до этого места можно было добраться минут за двадцать.
И вот, как-то летом, во время пересменки в пионерлагере, я оказался в Москве. Здесь, во дворе, уже изнывал от скуки мой сосед по этажу, двоешник Сашка Смирнов, которого звали Цаца. Вместе с Цацей мы решили отправиться купаться на Гольяновские пруды. Во дворе, на наше счастье встретился Витька Засухин, который с удовольствием вписался в нашу компанию. Втроем мы доехали на автобусе до кинотеатра Урал, сошли на остановке и углубились в лес. Вскоре мы уже с диким визгом, с разгону прыгали с берега, в нагревшуюся за день воду пруда. Внезапно, словно из ниоткуда, перед нами выросла компания ребят. Их было шестеро. Гольяновские парни, которые считали себя хозяевами этой территории.
— Кто такие?
— Откуда?
— Деньги есть?
Откровенно говоря, мы с Цацой струхнули. Ребята были явно приблатненого вида с синевшими на пальцах перстнями наколок. Денег у нас было немного, копеек пятьдесят. На эту сумму тогда можно было прожить весь день. Фруктовое мороженое стоило семь копеек! Стакан газировки с сиропом- три. У Витьки, судя по всему, денег было больше и отдавать свои кровные он не собирался. Один из Гольяновских приказал ему вывернуть карманы, на что Витька просто послал его. От такой наглости парни опешили. И тогда Витька сказал, что готов драться с любым из них, но, один на один. Видимо блатная этика не позволяла после такого предложения накинуться на нас всем скопом. От их компании вышел крупный пацан и они с Витькой отошли от нас метров на двадцать. Внезапно чужак бросился на нашего друга и попытался врезать ему кулаком в голову. Нырнув под удар, Витька левой рукой схватил противника за волосы, чуть пригнул его к земле и, со всего маху врезал ему правой ногой прямо в лицо. Тот заверещал, схватился руками за окровавленный, раздробленый нос и, как подкошенный рухнул на землю. Увидев такой расклад, от толпы Гольяновских отделился еще один гопник и молча бросился на Витьку. Правило один на один мнгновенно отменилось. Каким-то неуловимым движением Витька успел сдернуть с пояса солдатский ремень. В один прием намотал его на руку и наотмашь влепил тяжелую латунную бляху со звездой прямо в лоб нападавшему. Второй враг был повержен. Оставшиеся четверо были шокированы таким неожиданным раскладом. Но, ненадолго. Я увидел в руках у одного из них нож. И тут мы все втроем бросились наутек. В тот день мы долго не могли пробраться из леса к автобусной остановке. Подходы были заблокированы Гольяновскими. Нас ждали. На нас была обьявлена охота. Не помню, как, но, ближе к вечеру, мы все же сумели добежать до автобуса и через 10 минут уже были в безопасности, в своем дворе. Однако, история на этом не закончилась. Все только начиналось.
Как выяснилось потом, не сумев изловить нас на выходе из леса, чужаки снарядили в район карательную экспедицию. Их отряд напоролся на наших взрослых пацанов и те изрядно навешали Гольяновским. Это стало началом полномасштабных боевых действий между микрорайонами. Щелковское шоссе превратилось в рубеж. По одну сторону держали оборону мы, по другую Гольяновцы. Чужаков отлавливали и били нещадно, как с одной, так и с другой стороны. По вечерам мы стали выходить на улицу, прихватив из дома хоккейные шлемы или строительные каски, у кого, что было. Дело принимало серьезный оборот. Моего одноклассника, Юрку Афонина поймали в чужом районе и изрезали лицо опасной бритвой для бритья. Хорошо, не убили.
Однако и в своем собственном дворе мы не могли себя чувствовать в безопасности. Как-то вечером, с компанией друзей, мы собрались на школьной площадке, посидеть на бревнах на полосе препятствий, покурить, побренчать на гитаре. Я был со своим закадычным другом Косыревым Сашкой. Сашку в районе уважали. Небольшого росточка, крепко сбитый, храбрый и дерзкий, он никому не спускал обиду и никогда не уходил от драки. Как только расселись на бревнах, Сашка выщелкнул ногтем из пачки сигарету и загундосил под гитару песню про коней, утонувших в океане. Тут из чернильных сумерек выплыли чужаки. Один из них зашел, бренчавшему на гитаре Сашке за спину и без всяких разговоров рубанул ребром ладони ему по шее. Гитара выпала, Сашка как-то нехорошо харкнул и едва не упал. Вся наша ватага броссилась в рассыпную. Я тоже рванул прочь. Но, убегая, обернулся. В ночи, при свете уличного фонаря, тускло освещавшего школьную площадку Сашка Косырев дрался один против пятерых. Молча, как бультерьер, он набрасывался на чужаков и впечатывал кулаки в их скулы и подбородки. Тут и мой страх лопнул, как мыльный пузырь! Я развернулся и понесся навыручку другу. Тогда мы еще не знали никакого каратэ, но все видели, как ловко дрались ногами бразильские беспризорники в фильме «Генералы Песчаных карьеров». Добежав до места ристалища, я высоко выпрыгнул и впечатал пятку прямо в ухо ближайшему пацану. Увидев подмогу Сашка принялся махать кулаками с удвоенной силой. Враги дрогнули и побежали. Схватив валявшуюся на земле гитару за гриф, Сашка погнал того самого гада, который подло ударил его сзади по шее, настиг и обрушил фанерный изгиб инструмента ему на спину. Мы победили. В этот вечер я пришел домой очень поздно. Бедная мама плакала. Рубашка моя была разорвана в клочья, под глазом наплывал огромный синяк. Но, я чувствовал себя героем и безумно гордился тем, что у меня есть настоящий друг, Сашка Косырев.
Что же касается Засухина Витьки, Гольяновские так и не смогли его отловить, чтобы насытиться местью и он еще долго ходил в дворовых героях, а рассказ о том, как он вырубил двоих гопников обрастал все более и более неворятными подробностями. Но, война между районами продолжалась. Каждый вечер на улицы выходили патрули пацанов, экипированных хоккейными шлемами и защитными щитками. В руках были обыкновенные доски от заборов, бейсбольные биты тогда не продавались.
И вот, теплым июльским вечерком я возвращался домой. Не помню откуда шел, не помню почему оказался один. Когда до подьезда оставалась всего пара сотен метров, я увидел, как в сумерках на меня движется патрульный отряд пацанов из соседнего двора. Ничего не подозревая я шел им навстречу. Внезапно, от толпы отделилися один парень, молча подбежал ко мне и со всего маху обрушил строительную доску прямо мне на лицо. Закрыться я не успел! Лишь почувствовал, как лопнула кожа на щеке и как весь рот изнутри мнговенно заполнился горячим и соленым. В глазах потемнело. Кое как доплелся до подьезда, вызвал лифт и позвонил в дверь квартиры. Открыла дверь мама. Бедная моя мама! Она не плакала, она побелела и молча схватилась за сердце. В зеркале на стене я увидел свое отражение. Зрелище было жутким. Из развороченной щеки розочкой вылезало кровавое мясо. Переносица лопнула и оттуда текло что-то черное. Левого глаза не было видно вообще! Но его, слава богу не выбили. Сидевший на кухне с приятелем мой старший брат Валера, ни слова не говоря, вытащил из отцовского ящика для инструментов гаечный ключ и так же молча выбежал за дверь вместе с другом. Примерно через час нам позвонили из районного опорного пункта охраны порядка и попросили придти. Как выяснилось, мой брат и его товарищ выследили на улице каких-то пацанов с палками в руках и набросились на них. В самый разгар сражения всех повязал милицейский патруль и доставил в опорный пункт, который находился в пяти минутах хотьбы от нашего дома. Придя в околоток, я сразу же обратил внимание на окровавленного парня, сидевшего за решеткой обезьянника. Мой братишка хорошо поработал. Сам он находился здесь же, в комнате и рассказывал нашему участковому о причине конфликта. Причина, то есть я, стояла во всей красе, с развороченным лицом и разбитым носом. Участковый спросил, узнаю ли я того, кто нанес мне удар доской? Ответить положительно я не мог. Во первых, было темно и хотя я разглядел черты нападавшего, но, это были ребята из соседнего двора, а значит свои. Я замотал головой и сказал: Нет, это не он!
Заполнив какие-то бумажки и пообещав найти виновников, нас с братом отпустили домой.
В травмпункте мне зашили развороченную щеку и переносицу. Темные нитки, пропитанные йодом топорщились из моих ран и в совокупности с фиолетовой гематомой придавали физиономии вид ужасающий. В школу я не ходил неделю.
Тем временем у брата наметилась свадьба. В назначенный день гости, друзья, родственники были приглашены в ресторан Интурист, куда после обряда бракосочетания в загсе заявились и молодые. Перед свадьбой в нашей семье состоялся совет! На повестке дня был вопрос брать меня в ресторан или нет. С одной стороны — родной брат, а с другой- такая рожа, что все гости разбегутся. Решено было замазать меня маминой пудрой и надеть огромные черные очки, привезенные братом из Пицунды. Свадьба прошла на ура. Гости пели, плясали, веселились, поднимали тосты за здоровье молодых и кричали неизменное Горько! Все это время я сидел молча и сосал шампанское. Бокал за бокалом. В какой-то момент я, видимо, нарезался и потерял границы разумного. Пошатываясь я встал, застучал вилкой по хрустальному бокалу и попросил внимания. В глубоко прочувствованном и, как мне казалось, проникновенном тосте я пожелал счастья и достатка молодым, поблагодарил родителей за то, что подарили мне такого замечательного брата. Сказал спасибо его верным друзьям и совершенно не к месту помянул Витьку Засухина, благодаря которому развязалась война районов итогом которой стали мои боевые раны. На этих словах огромные черные очки, закрывавшие пол лица, со стуком упали в ведерко со льдом из под шампанского и всем гостям открылась сияющая физиономия с обрывками черных, пропитанных йодом ниток, торчащих из зашитой переносицы и распухшая щека, заплывшая большущим фиолетовым синяком. Далее последовала немая сцена, как в финале комедии Николая Васильевича Гоголя Ревизор!
ПИОНЕРИЯ, МАРЛБОРО и СЕКС
рассказ
Я всегда очень неплохо рисовал. Досталось умение от отца, по наследству. Ну и, естесственно, в школе это эксплуатировалось по полной программе. Я постоянно выпускал какие-то стенгазеты, молнии, поздравлялки и прочую дребедень. И вот, аккурат, ко дню пионерии, забирает меня с уроков наша старшая пионервожатая в свой кабинет для срочного выпуска праздничной стенгазеты. Звали ее Светка. Ну, не газету, конечно, а вожатую. Лет ей было, думаю, двадцать. Училась она на втором курсе пед института. Короче, Светка эта была просто бомба. Высокая, стройнющая блондинка, с обалденными длинными ногами, которые игриво сверкали из под ее юбчонки, доводя до умопомрачения, страдающих от полового созревания старшеклассников. И вот она разложила предо мной на столе чистый лист ватманской бумаги, карандаши, тушь, гуашь и говорит: Я тебя закрою, через часик приду, проверю. Твори! Обдав меня шлейфом французского парфюма, Светка выпорхнула из пионерской комнаты.
Я услышал, как в замочной скважине провернулся ключ. Тут я заметил, что на стуле лежит большая кожанная сумка, а из нее, как призывный маячок чужой, заграничной жизни, красно -белым огнем горит пачка сигарет Марлборо!! Это было выше моей юношеской силы воли и пионерских принципов. Я решил тиснуть пару сигарет. Потянул пачку из сумки и вдруг оттуда с шелестом выскользнула целая кипа цветных, глянцевых фотографий. Далее следует немая сцена, озвучкой к которой послужит бешенный стук моего подросткового сердца. Ибо описать словами эмоции, которые я испытал в следующее мгновение, не предсталяется возможным. На фото была Светка. Да-да! Длинноногая, стройнющая блондинка Светка, причем совершенно голая!!! Но и это не все. Светка была с мужиками, которые имели ее самыми разнообразными способами!!!
Здесь делаю паузу в рассказе, дабы перевести дух.
Фотографий было штук тридцать, все очень высокого, студийного качества. В общем, я не долго думая, спер одну и положил во внутренний карман синего пиджака школьной униформы.
Ровно через час пришла Светка, посмотрела набросок стенгазеты, одобрила, забрала сумку и опять испарилась. Еще через пару часов я дорисовал свой шедевр и со всех ног бросился разыскивать дружбана Женьку Карпухина. Ибо только его я мог посвятить в свою страшную эротическую тайну. А дело было действительно серьезным. В Советские годы за такие фото можно было запросто не только вылететь с работы и из института, но и отправться в республику Коми на двух-трехгодичные курсы по лесозаготовкам. Женька оказался куда более предприимчивым пацаном, чем я. Поцокав языком над Светкиными прелестями, он тут же предложил вернуть ей фото в обмен на блок Марлборо. И вот, мы, словно профессиональные заговорщики нацарапали левой рукой записку с нашими предложениями и подсунули под дверь пионерской комнаты. На следующий день на перемене нас поймала Светка.
— А вы не боитесь, мальчики, что мои друзья просто вас поймают после школы и отпиз… т до полусмерти, сломают вам ваши ручонки, так, что вы даже и подрочить не сможете на мое фото?
— А ты не боишься, что Колин папа, дядя Володя, к слову майор КГБ, с удовольствием посмотрит на твое изображение и ты даже до своих друзей дойти не успеешь, — тут же парировал Женька.
После этих слов Светка очаровательно улыбнулась и эротично прошептала.
— Ладно, уж, вымогатели, гоните фото, будет вам Марлборо. Вскоре состоялся обмен. Так мы с Женькой стали обладателями неимоверного по тем временам сокровища, целого, запечатанного в целофановую пленку блока американских сигарет Марлборо. А тайну нашу мы так и оставили при себе, поскольку без предьявления доказательств никто бы нам никогда в жизни не поверил и посчитал бы нас обычными пиз… олами))))))
HOTEL CALIFORNIA
рассказ
В 1977 году мы жили на Щелковском шоссе, в башне-девятиэтажке. Я на восьмом, а мой закадычный друган Колька Терехин на седьмом. У Кольки был большой проигрыватель, на котором он умел крутить какие-то специальные ручки и ловить какие-то таинственные волны. Вот именно на этих волнах Колька слушал музыкальную программу Голос Америки!!!! Ну, слушал это громко сказано! Все хрипело, свистело, шипело, но, порой, сквозь КГБшные глушилки и давилки все-таки прорывались отдельные фрагменты той, ненашей, не Советской музыки. И вот, как-то субботним вечером Колька позвал меня к себе. Родители его укатили на дачу. Часов в девять вечера мы погасили свет в комнате и включили приемник. Стеклянная панель, на которой были обозначены различные города, загорелась магическим желтым светом и стала похожа на пульт космического корабля. Началось священнодействие! Колька потихоньку, словно боясь упустить волну, вращал колесико настройки и одновременно с поворотами его кисти до нас долетали звуки иной жизни. Белград, Берлин, Стамбул, Рим, Осло, Астердамм. Тоненькая красная полоска индикатора ползла по панели и вслед за ней, словно по мановению волшебной палочки, из динамиков раздавались голоса! Немецкий язык, сменялся турецким, турецкий, итальянским, итальянский английским. И вдруг: Вы слушаете Голос Америки из Вашингтона!!!!! Есть! Начиналась музыкальная программа. В те времена, когда в музыкальных отделах универмагов средь виниловых залежей Кобзонов, Толкуновых и различных вокально-инструментальных ансамблей ВИА с трудом можно было отыскать маленькую гибкую пластиночку с песнями Битлов или Криденс, когда все фотографии с Лениным и большевиками в моем учебнике истории были разрисованны шариковой ручкой под Дип Пёрпл и Лед Зеппелин, услышать Smoke on the water или Stairway to heaven по радио было равнозначно встрече с инопланетянами в Измайловском парке. Эффект был бы точно таким же.
И вот в темной Колькиной комнате из, стоящего на четырех ножках приемника с мерцающей панелью, полились первые гитарные переборы. Чистый с хрипотцой голос пел: On a dark desert highway..
Это была магия! Волшебство! Нереальность!
Wellcome to the Hotel California any time of year.
Бог мой! Что это была за музыка? Как завороженные сидели мы с моим закадычным друганом Колькой Терехиным на полу перед приемником и молча молились только лишь об одном, что бы эта песня не кончалась!
40 лет пролетело, как птица махнула крылом! Прожита большая часть жизни. Обьезженно пол мира. Удалось побывать и в Калифорнии, в том числе. Посчасливилось брать интервью у лидера Дипп Перпл Яна Гиллана, а вот, как только зазвучат первые гитарные аккорды этой песни, сразу мысленно переношусь в затемненную комнату на седьмом этаже нашего дома на Щелковсом шоссе и вновь с замиранием сердца и с мурашками по коже, слушаю закрыв глаза: Wellcome to Hotel California…
such a lovelly place…
ЛЕНИН и ЯН ГИЛЛАН
рассказ
В классе восьмом изучали мы историю Великой Октябрьской Социалистической революции, ну, той самой заварухи, в результате которой большевики взяли власть и на 80 лет ввергли полмира в пучину коммунистического рая. Весь процесс подготовки Лениным и компанией к Октябрьскому кипежу был отмечен в учебнике многочисленными фотографиями: Ленин там, Ленин сям, Ильич и солдаты, Ильич и ходоки, кто не в курсе, были такие дремучие бородатые дядьки, которые тащились пёхом из своей перди-глухомани в столицу, перетереть с Ильичем за жизнь. Естесственно в пору повального увлечения Битлз, Дип пёрпл и Лед Зеппелин, большинство исторических фотографий в учебнике при помощи обыкновенной шариковой ручки приобрели совершенно иной вид. Лысый Ильич превратился в волосатого вокалиста Яна Гиллана, Свердлов в барабанщика Яна Пэйса, а железный Феликс в лидер-гитариста Ричи Блэкмора. Всем революционным вождям были подрисованны электро гитары, ударные и кей борды, на которых они увлеченно наяривали.
Когда на уроке историчка взяла в руки мой учебник, глаза ее округлились словно жерла пушек крейсера Аврора, волосы вздыбились подобно знаменам революционных матросов, штурмующих Зимний дворец и голосом Горьковского буревестника, возвещавшего о скором вселенском пиздеце она взревела: ВОООООН!!!!!
В девяностых, в Москву на гастроли приехала группа Дипп Перпл во главе со своим легендарным лидером Яном Гилланом, который поселился на 10 этаже гостиницы Спорт, на Ленинском проспекте. Мне, как корреспонденту молодежной программы «До 16 и старше» поручили взять у него интервью. Надо ли говорить с каким волнением отправился я на это редакционное задание, прихватив с собой тот самый учебник истории.
Поднялся на 10 этаж гостиницы, постучал в номер. Дверь открыл Ян Гиллан. Обычный, земной, без сияния и без нимба над головой. Одетый в джинсы и в какую-то затрапезную футболку. Горло замотано шарфом- перебрал накануне виски со льдом. Интервью прошло спокойно. Но, когда по окончании вопросов, я показал ему свой учебник и ткнул пальцем в фото на котором Волосатый вождь пролетариата орал что-то в подрисованный микрофон, а несгибаемый чекист Феликс Дзержинский долбил палочками по опять же подрисованному барабану с надписью
DEEP PURPLE, восторгу Яна не было предела! Я поведал ему о том, как меня выперли из класса за этот вольнодумный поступок. Он упросил меня подарить ему учебник и увез его с собой в Лондон. Так, что теперь, вполне возможно, сидя в кресле-качалке у камина, рок-звезда держит на коленях своих внуков и показывает им мой учебник истории, а вот про историю Великой Октябрьской революции уже никто и не вспоминает))))
PRETTY BOY
Юрка Дубинин был красавчик! Именно красавчик, а не красавец. Есть такая порода самцов с испано-бразильско-
американскими чертами лица! Наиболее яркие представители этой породы красуются на страницах глянцевых журналов, держа кулачки на лацканах дорогущих клетчатых пиджаков и закинув ногу на ногу без носков в рыжих кожаных макасинах. Они плещутся в бассейнах с изумрудно-голубой водой и обнимают за плечи умопомрачительных красоток в клипах каких-нибудь Мадонн и Бритней Спирс. Красавчики не очень хорошие люди и не очень надежные друзья. Но, жизнь их балует! В школе по ним сохнут все девчонки и самые отпадные десятиклассницы мечтают, что бы они пригласили их в кино. В армию красавчики, как правило, не попадают, а если и попадают, то в клуб или в штаб. В институте не ходят на лекции и спокойно списывают конспекты у самых красивых однокурсниц. На каждом курсе они с азартом охотников затаскивают в постель очередную смазливую дуреху, оставляя в слезах и недоумении ее же собственную подругу. На работе они занимают самые непыльные, но денежные должности и умудряются выпутываться из самых засадных, капканных ситуаций, даже если, к примеру, трахнут молодую жену босса-людоеда и спалятся, то, всеравно, вместо прилюдного четвертования отделываются лишь увольнением и переходом на новую, еще более денежную работу.
Так вот, Юрка Дубинин был красавчик. Мы жили в башне- девятиэтажке на Щелковском шоссе. Я на восьмом этаже, а он на пятом. Такими уж закадычными друзьями не были. Зато дружили наши собаки. Юркин Филя- грозный и могучий метис добермана, питбуля и черт его знает чего еще, прежде чем спуститься во двор, забегал на восьмой этаж и начинал лаять перед моей квартирой. Мой рыжий симпатяга карликовый пинчер Тимка, заслышав призывы дружбана, начинал скулить и скрести дверной дермантин когтями. Вдвоем они выбегали на улицу и начинали искать какого-нибудь пришлого кобелька. Мой, по причине мелкорослости и коротколапости шел «на понт»! Он начинал задирать чужака. Тот, одуревший от такой дерзости, бросался на Тимку. И вот, тогда-то из-за кустов выскакивал затаившийся Филя и навешивал кобелю собачьих люлей! Чрезвычайно довольные и гордые собой, друзья возвращались домой.
С Юркой у нас такой дружбы не было, хотя мы частенько гуляли вместе во дворе и ходили на местные пруды кататься, словно на плотах, на огромных деревянных катушках из под кабеля. Наш дом был построен в конце пятидесятых и заселен орлами Железного Феликса с чистыми руками, горячим сердцем и холодной головой. В доме жили офицеры КГБ. На каждом этаже был свой рыцарь щита и меча. Один брал шпиона Пеньковского, другой вербовал шахматиста Корчного, третий делал такое, о чем и по сей день можно говорить только шепотом на кухне! В общем, что не этаж, то очередная серия мультфильма Шпионские страсти.
Юркин отец, подполковник дядя Толя был хорош собой. Высокий и статный, с жесткими черными волосами, уложенными в модельную прическу. В отутюженном темно-сером костюме, белоснежной сорочке и бардовом галстуке в мелкий горошек, он был похож на Итальянского мафиозо. Каждый раз, когда он выходил из подьезда нашего дома, перманентные тетки на лавочке томно вздыхали и долго смотрели на его широкую, удаляющуюся спину. Мама Юрки, тетя Рая, тоже служила в органах и тоже была красавицей. Когда она выходила из подьезда, местные, дворовые мужики, вечно копавшиеся в движках своих раздолбанных запорожцев и москвичей, восхищенно цокали языками и похотливо смотрели на ее стройную фигурку и точеные ножки в туфлях лодочках.
Дядя Толя изредка бывал заграницей. Квартира их была обставленна дефицитной, по тем временам югославской мебелью, в большой комнате красовался на четырех ножках немецкий цветной телевизор, Юрка слушал Пинк Флойд на катушечном Японском магнитофоне и щеголял в настоящих американских джинсах Левистраус. По выходным всё их семейство, включая грозного бойца Филю, усаживалось в новенькие синие Жигули и укатывало на Подмосковную дачу, где, надо полагать, все тоже было в шлколаде. Тетки на лавочке бросали завистливые взгляды на Раю и вздыхали: Вот ведь везучая! Мужики же беззлобно шипели в догонку: Живут же люди!
Дядя Толя умер внезапно. Инфаркт на работе. Раз и все! С его смертью трос на котором крепились благополучие и лоск семьи лопнул. Тетя Рая после смерти мужа, вскоре уволилась из органов и перестала выходить из дома. Тетки у подьезда поговаривали, что Рая запила. В доме у них всегда было полно алкоголя. Весь шкаф забит бутылками с виски, джином, бренди и прочими заморскими напитками с яркими, замысловатыми этикетками.
Юрка и раньше не чурался стаканчика портвейна с дворовыми пацанами, а тут вовсе стал поддавать, чуть ли не каждый день и подолгу не ночевать дома. Где он пропадал, неизвестно.
Тетя Рая иногда была вынуждена появляться во дворе! За хлебом сходить или еще за чем. Шла она нетвердой походкой. Былая красота медленно, как старые обои отслаивалась от нее. С первого взгляда можно было определить, что эта, некогда красивая и статная женщина поддает и поддает прилично. Пару раз ее находили лежащей на лестничной площадке, не доходила до дверей квартиры и, обмочившись, заваливалась спать на холодный кафельный пол. Продержалась она недолго. Буквально через год после смерти мужа тетя Рая умерла.
Затем умер постаревший и парализованный Филя. Его похоронили у березки во дворе и мой Тимка, во время прогулки, еще долго останавливался на этом месте и скулил.
А когда, через год Тимофей попал под машину, мы похоронили его на этом же месте, у березки, под боком старого друга, который всегда его защищал.
Наша семья вскоре переехала со Щелковской в новую квартиру в Строгино. Что стало с Юркой Дубининым я не знал. Доходили слухи, что он попался то ли на воровстве, то ли на грабеже и ему дали срок. Спустя лет двадцать после переезда, меня каким-то ветром занесло на Щелковскую. Я с щемящей тоской в груди прошелся мимо школы, в которой проучился 10 лет, мимо хоккейной коробки, где мы с пацанами летом гоняли мяч, а зимой резались в хоккей самодельными клюшками из еловых стволов. Заглянул в свой старый двор. Там все осталось как и прежде. Те же машины у обочины, та же лавочка у подьезда. Вот только ни теток, ни мужиков уже не было. Подойдя к входной двери дома, я заметил какую-то темную груду полусгнившего тряпья. Внезапно куча зашевелилась. Из нее высунулась грязная всклокоченная голова, затем появились потрескавшиеся руки с черными обломанными ногтями. Ноги были одеты в страшные, заляпанные, затертые, рваные джинсы и некое подобие грязнющих, развалившихся кроссовок. Пахло от кучи так, что впору было закрывать нос наодеколоненным платком. Я узнал его сразу. Это был Юрка! Квартиру свою он скорее всего пропил, или его попросту выкинули из нее и теперь он обитал возле подьезда в куче тряпья и мусора. Он протянул ко мне черную руку! Нет, не поздороваться. Он, конечно не узнал меня. Просто чего -то просил, денег или еды. Я положил ему в ладонь несколько купюр. Достал из сумки батон колбасы, купленный накануне для дома!
Юрка! Привет! Это я Коля! Помнишь меня?
Нет! Все было тщетно. В погасших глазах — пустота.
Юра! Юра! Да вспомни же! Мы здесь с тобой жили, гуляли вместе! Собаки наши дружили, твой Филя и мой Тимка!
Внезапно в его глазах, на мгновение зажглись осмысленные огоньки! Он внимательно осмотрел меня, потом как-то сьежился, обнял себя грязными руками за плечи и беззвучно затрясся всем телом! Юрка плакал! Рыдал навзрыд. Огромные прозрачные слезы катились по его давно небритым, ободранным щекам и падали прямо на черную, рваную майку на которой каким-то чудом сохранилась надпись: PRETTY BOY Красавчик!
ЦЕРА, МОСЯ, УЛЯ И БОРИС
У меня была шикарная бернская овчарка Цера, умница и красавица! А после одной сьемки на телевидении пришлось приташить домой крысу, вернее крыса! Купили его на птичьем рынке, как элемент декорации. Сьемка закончилась, обратно крысюка никто брать не захотел. Вот он и переехал ко мне в квартиру, где обосновался в довольно вместительной клетке. Назвали его Мося. Так вот, между Мосей и Церой воцарились не просто дружба и взаимопонимание, а самые настоящие идиллические отношения. По-моему, крыс просто втюрился в мою Бернскую красотку. Каждый раз когда Мосю выпускали из клетки в свободное перемещение по квартире, он первым делом семенил к Цере. Взбирался на ее огромную лохматую башку, аккуратно спускался по носу к глазам и потихоньку удалял жесткие комочки, что набегали в уголки собачьих глаз. Закончив эту процедуру, он приступал к следующей косметической операции. Не слезая с Церы, полз дальше, к ее лапам и острыми зубами, словно маникюрными ножничками выгрызал шерсть между каждым пальчиком. Зачем он это делал, неизвестно, но, во время всех этих процедур Цера лежала, блаженно закрыв глаза и, по-моему, даже пыталась растопырить пальцы на лапах.
Однажды летом, когда на улице стояла нестерпимая жара и раскаленное солнце жгло сквозь окно прямиком на клетку с Мосей, Цера зубами схватила плотную штору и накрыла клетку, создав тень. Она не могла своими огромными лапами подцепить крючок клетки, что бы выпустить крыса и решила вот так спасти его от перегрева.
Но, это не единственный пример проявления самых искренних и пламенных чуств.
В холостяцкой моей квартире, в прихожей, на стене висел огромный плоский аквариум. Литров в сто! Он был обрамлен в позолоченную раму и сделан в виде картины. Сзади, за прозрачной пластиковой стенкой помещалась нарисованная на листе ватмана панорама морского дна, с кораллами, ракушками и силуэтами затонувших шхун. В песчанное дно был вкопан полуразвалившийся сундук с золотыми монетами, рядом покоился пластмассовый череп и обломки какого-то корабля. В общем, выглядело это чрезвычайно живописно! Правда, обитателей там было всего два. Здоровенный аквариумный сомик с длинными усами и такая же огромная улитка с не менее длинными рожками. Были, конечно, до этого и другие обитатели, но, все они куда-то бесследно исчезали! И у меня есть четкое подозрение, что не без участия сомика, которого, кстати, звали Борис. Улитка же носила нежное имя Уля. Так вот, между Борисом и Улей зародилось самое настоящее трепетное и пламенное чувство. Когда улитка, со свойственной ей невозмутимостью медленно и величаво ползала по прозрачной стенке аквариума, Борис подплывал к ней, начинал описывать вокруг нее пируэты и нежно прикасаться своими усиками к улиткиным рожкам! Уля же, пребывая в блаженном экстазе, старалась выпячивать рожки, как можно дальше, так, что они становились похожи на телевизионные антенны. Иногда, Борис, в задумчивости, отдыхал на песчанном дне аквариума, Уля отлепляла свою мягкую, каучуковую присоску от стекла и опускалась на дно рядом с сомом. Так они лежали часами и, по всей видимости, обменивались любезностями. Однажды случилось непоправимое. Уля умерла. Видимо просто закончился ее улиточный век, она бездвижным кругляшком упала на дно аквариума и замерла навеки. Пришлось ее доставать сачком. Реанимации нежное улиточное тело не поддавалось, Уля была со всеми почестями спущена в унитаз. После исчезновения любимой Борис погрузился в глубочайшую соминую депрессию. Он не регировал на корм, на интенсивные постукивания пальцем по стенке аквариума, не плавал, не шевелил плавниками, просто лежал и наверное плакал. Однажды утром я обнаружил его, уже успевшее засохнуть тело, на полу корридора. Ночью он каким-то образом сумел выпрыгнуть из аквариума. Не в силах вынести потерю своей возлюбленной, Борис покончил собой. Выбросился на сушу, как это делают киты и дельфины. А может быть он всю жизнь и был уверен в том, что он и есть самый настоящий дельфин.
DAS IST FANTASTISCH!
Летняя смена 1977 года в пионерскрм лагере Чайка, близ Подмосковного поселка Внуково обещала быть необычной. Директор лагеря здоровенный мужик по фамилии Строилов, собрал всех вожатых в клубе, уперся пудовыми кулаками в застеленный красной скатертью стол и пробасил:
К нам едут немцы! Делегация Берлинских школьников из пионерской организации имени Эрнста Тельмана. При этом он многозначительно посмотрел на висящий на стене портрет бородатого немецкого коммуниста Карла Маркса.
— Дело интернациональное! Ответственное. С одной стороны мы должны пресечь недоброжелательное отношение к представителям немецкой нации. Война давным давно прошла и к нам не фашисты едут. А с другой, не допустить амурных связей наших пионеров с немецкими. Еще не хватало нам здесь, понимаешь, международные шуры-муры разводить.
Вскоре приехали немцы. Веселые, шустрые, общительные ребята. Из них сколотили отряд и всех поселили в отдельный корпус, недалеко от танцплощадки.
Уже третий год я приезжал в «Чайку». Первый раз отец достал путевку на зимнюю смену два года назад. Десять дней в лагере пролетели, как один волшебный и пестрый миг. Теплые корпуса с заснеженными крышами, огромные, в человеческий рост, сугробы, мохнатые, темно-зеленые ели со здоровенными снежными подушками на лапах, все это напоминало картинки из фильма Морозко, который показывали по телеку по воскресеньям, в передаче В гостях у сказки.
Были в зимнем лагере и другие, совсем несказочные радости. Взрослые ребята из первого отряда запирались в туалете в своем корпусе, доставали сигареты из красивой сине-белой пачки с нарисованным самолетом ТУ -134 и дымили, пуская в потолок кольца.
В свои 14 лет я был рослым и сильным. Он уже три года прозанимался борьбой самбо и шестнадцатилетние ребята в лагере легко приняли меня в свою компанию. Вместе со всеми я прятался в туалете и смолил сигареты, как взрослый.
Однажды меня подозвал непререкаемый авторитет первого отряда высокий, крепкий парень с волосами до плеч Серега Бабкин:
— Слушай, Колян. Такое дело. Надо смотаться в поселок Внуково, купить портвейну. А то у нас только компот из столовки.
В общем, мне доверили серьезное, пацанское поручение. После ужина я взял из общей сушилки лыжи с бамбуковыми палками, воткнул зимние ботинки
«прошай молодость» в кожанные ремни-крепления и, сделав для конспирации кружок по территории, подьехал к бетонному забору. Перекинуть лыжи с палками и перемахнуть через забор было плёвым делом. Вскоре я вовсю мчался к поселку Внуково по накатанной местными любителями лыжных прогулок лыжне. У магазина я попросил какого-то мужичка купить четыре бутылки Агдама и, распихав заветный груз по карманам, поспешил обратно в лагерь.
Возвращался уже по темноте. Ехать на лыжах по черному зимнему лесу было страшновато, но грела мысль о том, что я совершаю настоящий пацанский поступок и скоро мне будут жать руку и хлопать по плечам взрослые ребята из первого отряда.
Подъехав к забору, я уже было собирался перекинуть через него лыжи, как вдруг увидел сквозь заснеженные еловые ветки чью-то фигуру весьма внушительных размеров. Отскочил от забора и прижался к терпко пахнущему смолой стволу.
Мимо, словно могучий лось, пронесся начальник лагеря Строилов. Он совершал ежевечерний лыжный забег вокруг территории.
Строилов вообще был дядькой спортивным. Я вдруг вспомнил, как во время матча по хоккею с мячом между вожатыми и первым отрядом, он, как бульдозер врезался в ряды шестнадцатилетних пацанов и раскидывал их словно кегли.
Слава богу, на сей раз все обошлось. Могучий начальник пронесся мимо и вечером, в том же туалете, авторитет Серега Бабкин, его ближайшие дружбаны, ну и я, конечно, по очереди глотали янтарную жидкость из украденного на кухне граненого стакана.
Потом был Новый год, лагерный «Огонек», первый поцелуй с пятнадцатилетней красавицей Галькой, которая во время танца так прижалась к моим чреслам своим лобком, что я едва не потерял сознание от нахлынувших эмоций. В общем, зимняя смена была чумовой и я упросил отца взять путевку на лето. Потом, на следующую зиму и вот очередное лето.
На этот раз я приехал в Чайку уже, как «старик». Сереге Бабкину стукнуло восемнадцать, ему нельзя было быть в лагере
в качестве пионера и он упросил Строилова взять его помошником вожатого. В первом отряде собрались ребята из прошлых смен. Компания подобралась самая, что ни на есть дружная и веселая. Оказалось, что в лагерном клубе был полный набор электомузыкальных инструментов. Две гитары, клавиши и ударные. Серега Бабкин довольно прилично стучал на барабанах, парень из первого отряда Сашка Чистяков пилил на соло гитаре, как Ричи Блэкмор и имел просто отпадный вокал. Женька Горлов учился в музыкальной школе по классу фортепиано, я же играл на басу и неплохо пел.
Вскоре во время лагерного тихого часа из пионерского клуба разносились аккорды Битловских» Let it be» и» Can, t by me love» а вечером на танцах и пионеры, и вожатые выкидывали коленца под» Синий синий иней» и обжимались под» Там где клен шумит, над речной волной».
Немецкие пионеры тоже приходили на танцы и лихо отплясывали под песни лагерной рок банды.
Сразу же, с первых дней смены я заприметил, веселую рыжеволосую девчонку, в забавных пятнышках веснушек, которые делали ее одновременно и смешной, и очень красивой. Звали ее Зибилле Хенкель. На танцах, играя на бас гитаре, я замечал, что она нет-нет, да и бросит взгляд в мою сторону. Пару раз мы встретились глазами. Немка очаровательно улыбнулась и послала воздушный поцелуй. После этого я еле дождался перерыва в игре группы, когда включался магнитофон и ребята-музыканты могли немного передохнуть. Я пригласил ее на танец. И на вопрос: Wie heißt du?
Немка, полуоткрыв ротик с пухлыми розовыми губами, нежно прошелестела: Mein Name ist Siebille Henkel und ich komme aus Berlin.
И тут я понял, что пропал!
Всю ночь перед моими глазами стояло лицо в веснушках, рыжие непослушные волосы и розовые губы, которые шептали: Mein name ist Siebille Henkel.
На следующий день я весь извелся, пока дождался вечерних танцев. Днем немецкий отряд увезли на экскурсию и вернулись они только к ужину. Наступил вечер. Лагерь стал стягиваться к танцплощадке.
Серега Бабкин уже крутил между пальцев барабанные палочки, отбивая ножной колотушкой ритм на большом барабане. Чистяков Сашка выдавал очередной запил соло из репертуара Дип Перпл, а Женька Горлов поливал зал электронными волнами аккордов своей Ионики. Я пристально сканировал взглядом толпу, ждал, когда же среди танцующих сверкнет рыжим огнем заветная копна волос. И вот появился немецкий отряд.
Но, в этот момент, что-тревожное повисло в воздухе. Какое-то неуловимое чувство опасности заставило всех напрячься. На танц площадку, вразвалочку, засунув руки в карманы штанов, зашли местные, внуковские парни. Их было шестеро и они были явно под градусом. С хозяйским видом они пересекли центр, специально задевая плечами танцующих, прошли к огораживающему танц пол заборчику и уселись на него. Зазвучала медленная песня. Я с ужасом заметил, что к моей немке направляется местный. Я продолжал давить пальцами по струнам на бас-гитаре, буквально впившись глазами в пришлого пацана. Весь танец внуковский, пытался что-то шептать на ухо Зибилле, она отворачивалась, хотела вырваться, но тот крепко держал ее за талию. Наступил заветный перерыв. Включили магнитофон. Я буквально рванул к немке, что бы пригласить ее на танец. Но, как только ее рука легла в мою ладонь, я почувствовал, как кто-то толкнул меня в плечо. В нос ударил винный перегар. Я обернулся. Рядом стоял внуковский. Он пожевал бумажный мундштук папиросы Беломорканал, сплюнул сквозь зубы прямо мне под ноги коричневой слюной и процедил: Слышь, баклан, отвали. Не видишь, телка занята!
На секунду я опешил. Смысл брошенной фразы дошел до меня не сразу. Трусом я никогда не был. Не раз участвовал в дворовых драках с ребятами из соседних районов, дрался в школе с парнями из параллельных классов, в 10 лет старший брат отвел меня в секцию Самбо, к пятнадцати я уже был призером Москвы и вполне мог постоять за себя на улице.
Когда до моего сознания стало доходить то, что сказал местный, мне пришлось сжать всю волю, что бы не впечать кулак в пьяную, наглую физиономию незванного гостя. В начале смены нас всех строго предупредили: В лагере иностранцы! Никаких ЧП! Никаких конфликтов и драк!!!
— Я подошел вплотную к внуковскому парню.
— Это пионерский лагерь. Вам здесь делать нечего. Давай, зови своих дружков и спокойно уходите.
На внуковского эти слова подействовали, как красная тряпка на быка.
— Ты чё!!! Оборзел в конец? Ща мы тебя здесь делать будем! Пальцами обеих рук он поддернул лацканы пиджачка, как это делают блатные в кино, затем запустил ладонь в задний карман брюк и выудил оттуда складной нож. Хищное лезвие выскочило прямо перед моим носом.
Я тогда не занимался каратэ. Однажды наш тренер по самбо Юрий Федорович Борисочкин принес на тренировку черно-белые фото японских каратистов и мы всей секцией зачарованно разглядывали, как коренастые парни в белых одеждах наносят друг другу сумасшедшие удары ногами в голову. Потом в фильме Генералы песчанных карьеров мы с друзьями, затаив дыхание, смотрели, как ловко дрались ногами бразильские беспризорники. Дома я частенько отрабатывал эти удары, каждый раз старясь подпрыгнуть по-выше и попасть ногой по антресоли в корридоре.
Увидев сверкнувшее лезвие я, не раздумывая выпрыгнул вверх и вперед и буквально вогнал стопу правой ноги в лицо местного парня. Тот хрякнул, схватился за нос руками и рухнул на пол.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.