Бесплатный фрагмент - Ветер с Балкан

Всем, кому небезразличны славянские Балканы, посвящается

25.08.2017 — 26.08.2018

Москва

Вместо предисловия

«Пройдёшь ты дорогами дальними,

Увидишь другие края»

(Из сербской народной песни)

Дорогой читатель!

Эта книга — не просто сборник рассказов.

Собирая в единое целое свои воспоминания о путешествиях по Балканам, я ставил перед собой задачу максимально многогранно рассказать об этих краях. Убеждён, что это невозможно сделать без погружения читателя в культуру народов этих стран, в их быт и менталитет. Показать не «обложку» страны или края в целом, не сугубо внешние атрибуты, а «изнанку», душу — вот то, ради чего, собственно, и было принято решение не просто записать рассказы и сохранить себе на память, а выпустить эту книгу в свет.

Не секрет, к сожалению, что у большинства россиян этот край до сих пор ассоциируется лишь с тремя базовыми понятиями: Югославия, война, море в Черногории или Хорватии. Причём сила стереотипов такова, что меня по возвращении из путешествий не раз и не два спрашивали на полном серьёзе: а как там, не опасно ходить по улицам? Не маршируют ли там военные с автоматами, готовые немедленно открыть огонь по первому подозрительному лицу? Правда ли, что там везде разруха, руины и повсеместная нищета?

Отказаться от привычных представлений непросто. И когда я своими рассказами разрушаю различные стереотипы о Балканах, люди искренне удивляются. И даже не представляют, насколько большим было бы их удивление, увидь они всё это своими глазами…

Мы живём в удивительное и интересное время. Целая группа стран неожиданно обрела независимость (а, например, словенцы — народ с более чем тысячелетней историей — по сути, впервые получили своё государство лишь в 1991 году). И сейчас все они пытаются построить заново то, что было разрушено в ходе обретения этой самой независимости. Шесть новых республик (и частично признанная седьмая), некогда составлявших единую страну, заново строят своё будущее. У кого-то это получается лучше, у кого-то хуже, но наблюдать за этим процессом — чертовски любопытно. Не менее любопытно наблюдать за постоянно усиливающимся диссонансом: в то время, как политики в каждой из этих стран стремятся максимально подчеркнуть суверенность, самостоятельность, продемонстрировать всем, что, дескать, мы — это не они! — в это же время менталитет соседних народов, язык и восприятие жизни остаются такими же близкими, какими были и много веков назад. В этой победе истинного над наносным, внешним — вся суть славянских Балкан. Прекрасно отразила эту черту менталитета знаменитая сербская поэтесса Десанка Максимович в своём стихотворении «Балканец»:

«…У вас целые своды

Правил и наставлений о свободе,

Что желает, то и болтает

Всякий и обо всём;

А мы по неписаным законам,

Подражая в порядках природе,

Живём свободные,

Схожие с ветром, водой и огнём…»

Страны славянских Балкан — особые. В них вы почти нигде не найдёте западного лоска, роскоши. Есть отдельные города и края, которые могут казаться зажиточными по сравнению со своими соседями. Есть множество величественных памятников культуры и исторических мест. Но, как метко выразилась всё та же Десанка Максимович, славянские Балканы — «крестьянская страна». В этом вся суть края, в этом же — секрет многовековых традиций, живущих до сих пор. Добавьте сюда удивительные природные богатства и огромное историко-культурное наследие — и вы поймёте, что этот край обладает мощнейшей магией притяжения для всякого, кто захочет его познать.

…Ощутить эту магию со стороны непросто. Именно поэтому я в книге использую отрывки из стихов, поэм и прочих стихотворных произведений южнославянских поэтов и писателей. Не секрет, что поэзия в тех краях исстари была не просто увлечением, а важнейшим средством передачи информации от предков к потомкам. Чего стоит один лишь цикл косовского эпоса! Песни, которые пели гусляры в XIV — XV веках, именно в устном виде передавались от дедов к внукам. Менялись эпохи, границы, понемногу менялся и сам язык — но сохранялись песни. Это воистину уникальное явление — мы можем почитать и послушать песни, возраст которых составляет несколько столетий! Уникальность состоит в том, что на протяжении веков многие песни не переписывались, а именно «перепевались». Это касается, например, и средневековых боснийских гуслярских баллад, и многих других памятников песенного искусства. Цитируя их, я пытался, насколько возможно, передать дух народа, дух страны, показать читателю не внешнюю обложку — а погрузить его в этот мир. Насколько это удалось — судите сами.

Часть 1. На улицах Сингидунума

«Тот, кто встречал утро в Белграде,

может считать, что достаточно познал в своей жизни»

(Душко Радович, сербский поэт, писатель, публицист)

…Белград, июль 2012 года. Такси останавливается около гостиницы «Славия». Я выхожу и осматриваюсь. Справа — вход в гостиницу, за моей спиной — круговое дорожное движение, вперёд уходит усаженная мощными тополями тенистая улица. Ни ветерка, жара за 30. Я захожу в прохладный холл, иду на ресепшен и впервые в жизни произношу «Добар дан»…

Немало воды утекло с тех пор. Но ту сценку я помню отлично. Сотрудница спросила меня, как мне удобнее общаться: на английском или на сербском? Набравшись наглости, я ответил — «српски». «О! Наш jе човек!» — воскликнула с улыбкой собеседница.

Чтобы читателю проще было понять, куда же меня занесло, нужно хотя бы вкратце объяснить, что это за город такой Белград и что в нём интересного. Можно, конечно, перечислить набор банальных фактов — что Белград один из древнейших городов Европы, что на протяжении многих столетий он был столицей Сербского королевства, потом Королевства сербов, хорватов и словенцев, ещё позже — социалистической Югославии; что это город-«миллионник» — и многое, многое другое. Но, на мой взгляд, куда лучше будет привести здесь стихотворение моего хорошего знакомого, талантливого поэта Богдана Филатова.

«БЕЛГРАД

Там, где Сава с Дунаем

сливается,

Стольный город гостям

добрым рад.

Стольный город Белград

называется,

Удивительный древний

Белград!

О, Белград! А по-сербски

— БеОград.

Глубоко ты мне в душу

запал!

Есть и скромность в

тебе, есть и гордость,

Есть и то, что не ведал,

не знал.

Был ты городом

кельтов-скордисков,

А потом — римской

крепостью был.

Стал не сразу

прекрасной столицей,

Сингидунум названье

носил.

Готам, гуннам, гепидам и

франкам

Удавалось тебя

разорять.

Разрушаемый

неоднократно,

Из руин возрождался

опять.

И сарматы здесь хищно

резвились,

И аварские орды

прошли,

Но они своего не

добились,

Хоть дотла всё нещадно

сожгли.

За славянами — времени

правда!

Правда совести в долгих

годах.

И с девятого века

Белградом

Неизменно зовёшься

всегда.

О, Белград! А по-сербски

— БеОград.

Глубоко ты мне в душу

запал!

Есть и гордость в тебе,

есть и скромность,

Есть и то, что не зная,

узнал.

И болгарским ты был, и

венгерским,

Византия владела

тобой,

Но остался воистину

сербским,

Белым градом над

синей водой!

Даже алчным

захватчикам-туркам

Восвояси убраться

пришлось!

Тьма неволи рассеялась

утром,

Где погибла турецкая

злость!

Ты — свидетель

страданий и славы,

Испытаний, побед,

скорбных слёз…

Купол храма святителя

Саввы

Ясной ночью касается

звёзд…

Изумляться тебе не

устану!

Изумившись, сильней

изумлюсь!

Прогуляюсь по

Калемегдану,

Там, где ПОбедник,

остановлюсь.

Мне и кОшава здесь —

тёплый ветер!

Не замёрзну в

славянском тепле!

Тот, кто видел Белград

на рассвете,

Тот не зря прожил

жизнь на земле!

О, Белград! А по-сербски

— БеОград.

Глубоко ты мне в душу

запал!

Есть и скромность в

тебе, есть и гордость,

Есть и то, что ещё не

узнал…»

Заселившись в номер, я вышел на улицу — надо же осваивать город. Приехав на неделю, я чётко решил для себя, что всю её посвящу исключительно Белграду. Да, многие, прочитав это, мысленно покрутят пальцами у виска — но я твёрдо знал, что в эту страну я ещё вернусь не раз. Будет время посмотреть и другие города, и не только города — а пока нужно изучить столицу. В первый день я исследовал окрестности гостиницы, а также прогулялся по улице короля Милана. И улица, и гостиница, и весь район являются культурно-историческим центром Белграда, где можно увидеть массу интересного.

Вернувшись в гостиницу под вечер, ощущаю потребность поделиться впечатлениями с друзьями, оставшимися в России. Одна беда: у меня старый кнопочный телефон — естественно, без интернета. Подхожу на ресепшен, дабы спросить, как можно решить вопрос. И вижу, что я не первый задался этой целью: передо мной уже стоит какой-то парень, который спрашивает сотрудника отеля по-английски — где, мол, тут можно посидеть в интернете? Сотрудник на отличном английском ответил — вон там компьютерная комната, за деньги можно посидеть в Сети. Парень ушёл, настала моя очередь. Спрашиваю то же, но на сербском. И вижу, как выражение лица у сотрудника теряет налёт официоза прямо на глазах.

— Пойдём, — говорит он и ведёт меня по коридорчику в небольшую уютную комнатку, где за небольшим столом стоит древний на вид компьютер.

— Вот мой рабочий компьютер, — демонстрирует он свою «машину», — можешь после 18.00 приходить сюда свободно и сидеть сколько хочешь, пароля нет.

Нужно ли уточнять, что я с радостью воспользовался его предложением?

Это был первый случай, когда жизнь показала мне: попытка (хотя бы попытка!) говорить на местном языке — ключ, открывающий многие двери, запертые для прочих или отпираемые за деньги. Забегая вперёд, отмечу: все мои последующие поездки только подтверждали это правило.

На следующий день я уже с утра вышел на улицу. Вообще, летом гулять по городу лучше именно в утренние и вечерние часы — когда нет жары.

Улица князя Милоша, с которой я начал исследовать город, вывела меня к зданию Генерального штаба. На человека нового и неподготовленного (каким я на тот момент и являлся) это здание производит достаточно сильное впечатление. Натовские бомбардировки 1999 года не смогли полностью его уничтожить, но изуродовали некогда красивое здание капитально. Когда видишь это впервые, возникает ощущение, словно проходишь мимо раненого человека — и ничем не можешь ему помочь.

Тут стоит напомнить, что Белград был одной из основных целей для вооружённых сил НАТО во время военного вмешательства альянса в косовский конфликт. В 1998 году косовские албанцы, стремившиеся сделать Косово независимой республикой, открыто повели боевые действия против сербского населения края. В марте 1999 года Североатлантический альянс начал военную операцию «Союзная сила», целью которой было фактическое отделение Косово от Сербии и демонстрация силы перед официальным Белградом. Бомбардировкам подверглось множество сербских городов, причём удары наносились как по военным, так и по сугубо гражданским объектам. На Белград пришлось 212 воздушных атак, в результате которых было разрушено (частично или полностью) множество зданий, в том числе — Генеральный штаб.

Гуляя по историческому центру города, я не мог не обратить внимание на то, что очень многие здания по своему архитектурному стилю напоминают наши старинные московские постройки. Объясняется это просто. Как известно, в годы гражданской войны в России значительное количество «белого» населения — дворянские семьи, интеллигенция, семьи потомственных военных и многие другие — эмигрировало в Европу. Немало их осело и в дружелюбной столице тогдашнего Королевства Югославии. Многие из них представляли собой культурную и интеллектуальную элиту общества. Неудивительно, что город воспользовался привнесённым культурным наследием — в частности, очень многие здания были построены по проектам русских архитекторов-иммигрантов.

Вообще, Белград очень тесно связан с Россией — и не только в архитектурном плане. Культурное влияние белоэмигрантов на город оказалось настолько существенно, что даже десятилетия социалистического строя, включавшие в себя и резкие охлаждения отношений между странами, не смогли на него повлиять. Белград — лидер среди всех городов экс-Югославии по количеству и регулярности авиарейсов как из Москвы, так и из других городов России. Русский язык тут перестаёт быть уделом только пожилых, учивших его ещё в школе — его популярность в молодёжной среде хоть и невелика, но стабильна. А ещё тут есть Русский дом — центр русского языка, науки и культуры. Он оборудован, в частности, кинозалом и богатейшей русской библиотекой. Тут регулярно проходят различные мероприятия, связанные с популяризацией русской культуры в Сербии — курсы русского языка, презентации, встречи, выставки и многое другое.

Многие здания в центре выглядят красиво и монументально.

Честно говоря, к моменту моей первой поездки в Белград я уже немало узнал о стране. Но всё то, что можно было вычитать в книгах или газетах, выслушать в видеороликах, является даже не тенью реального восприятия страны — скорее, тенью тени. Никогда не забуду чувства некоего сюрреализма, возникающего в первый день твоего приезда в страну, когда ты смотришь на гордо развевающийся на горячем летнем ветру сербский триколор.

…Утреннее тепло сменилось полноценной дневной жарой. Я продолжал изучать город, который понемногу становился всё более людным и суетливым. Интересно было исследовать не только крупные улицы и площади — маленькие улочки и переулки, причудливо сплетающие свою вязь возле зданий и парков, зачастую представляли не меньший интерес. Понемногу у меня начало складываться впечатление о белградском центре. С одной стороны — это царство пунктов обмена валюты. Их тут столько, что кажется, будто здесь живут одни лишь туристы-богатеи, которым нужно как можно больше мест, где они могли бы обменять свои пачки евро на местные скромные динары. Кстати, где-то мне довелось прочитать, что как минимум один обменник в Белграде меняет рубли — но даже если это и так, никому не советую на это рассчитывать. Рубль как валюту в Сербии никто по большому счёту не знает, а то, что там непопулярно — или не работает вообще, или работает, но не так и не тогда, когда это нужно вам.

С другой стороны — это множество посольств. Только за первые пару часов неспешной прогулки мне на глаза попались посольства Швейцарии, Болгарии, Турции и Бразилии. Разумеется, позже я (уже целенаправленно) нашёл и посольство нашей страны.

Кроме того, белградский центр — ещё и огромное количество точек общественного питания, рассчитанных на самую разную толщину кошелька. Например, тут отличные пекарни. В них продаётся не только свежевыпеченный хлеб, но и знаменитый бурек — по сути, большой пирог с начинкой. Начинка может быть любой — мясо, рыба, яблоко… Когда я жил в «Славии», нередко покупал бурек с мясом в пекарне «Золотой колос» в паре минут ходьбы от гостиницы.

Вообще всё, что касается сербской кухни, заслуживает не то что отдельной главы — отдельной книги. По сути, это целая культура, существенно отличающаяся от того, к чему привыкли мы в России. Один из её отличительных признаков — это, скажем так, национальный фаст-фуд. У нас при слове «фаст-фуд» в голове всплывает Макдональдс, или KFC, или что-то ещё, столь же бесконечно далёкое от нашей родной еды. Разумеется, всё это есть и в Сербии, но, помимо «зарубежного», там популярен и «свой», национальный фаст-фуд. Например, плескавица — национальное блюдо, представляющее собой плоскую котлету. Её подают в ресторанах и кафе — но также плескавицу можно взять в любом уличном ларьке «на вынос». В первом случае это просто котлета, во втором — её обычно заворачивают в некое подобие лаваша и добавляют какой-нибудь соус или сметану. Часто «уличная» плескавица бывает «мала» и «велика» — то есть маленькая и большая, соответственно отличаются они и ценой. А вот вкус у них одинаково отменный!

Второй отличительный признак сербской (и не только) кухни — это порции. Они воистину гигантские! Например, в том же отеле «Славия» стандартный обед — огромная тарелка супа, не менее огромная тарелка с гарниром и мясом, а также пиала с салатом. Такие же огромные порции подают в любом кафе или ресторане, и к этому надо привыкать. Мне удалось — я просто не ужинал…

Наконец, третий признак — умение из простых продуктов готовить вкуснейшие блюда. По сути, во всех странах бывшей Югославии еда — «крестьянская», простая и сытная, при этом всегда необычайно вкусная. Тут играет роль дань традициям и истории: на протяжении веков местные народы занимались в первую очередь скотоводством. Мясо, молоко, сыр — вот то, чем исстари жил балканский крестьянин. А с учётом того, что в этих плодородных краях растёт огромное количество фруктов — земледелие ушло на второй план. Именно поэтому тут не в чести такие «земляные» продукты, как, например, картофель.

Что же касается напитков — в Сербии, как и везде на Балканах, настоящий культ кофе. Считается, что моду на ароматный напиток принесли сюда турки-османы. Традиция укоренилась и расширилась, причём, несмотря на появление огромного количества «современных» типов кофе — вроде эспрессо, американо, латте и так далее — обыкновенный домашний кофе и не думает терять в популярности и народной любви. «Домаћа кафа», как его тут называют (в сербском языке слово «кофе» — женского рода), подаётся в любой кофейне. Что любопытно, однажды в Белграде мне подали кофе с сервировкой по-восточному, более типичной для Боснии — на подносе с рахат-лукумом.

В то же время столь популярный в России чай здесь абсолютно не ценится как напиток — почти исключительно как лекарство. Обнаружить чай в крупном кафе или ресторане ещё можно, а вот в небольшой точке общественного питания или кофейне — задача практически невыполнимая.

…Продолжая исследовать город, обнаружил ещё один признак того, что нахожусь в культурном центре — вывеску драматического театра. К сожалению, побывать в нём мне не довелось, но вдруг всё еще впереди?

Югославский драматический театр был основан в 1947 году — как часть большого национального проекта по созданию культурного облика новой, социалистической Югославии. В его стенах выступали крупнейшие артисты страны из Загреба, Сараева, Сплита, Любляны и других городов югославской Федерации.

На том месте, где сейчас находится театр, ранее располагалась школа конного спорта. Поскольку страна, только-только вышедшая из войны с огромными людскими и экономическими потерями, не могла себе позволить стройку «с нуля», решено было использовать уже имевшуюся инфраструктуру конно-спортивной школы. Так, здание конюшни было перестроено в сцену. В свою очередь, бывший Манеж, на котором проходили выезды Королевского кавалерийского эскадрона, был перестроен в главный корпус театра.

Первое представление состоялось 3 апреля 1948 года. Изначально предпочтение отдавалось классике — например, ставились произведения Шекспира, Мольера, а также Чехова и Островского.

17 октября 1997 года здание театра было уничтожено пожаром, возникшим в результате технической неисправности. Двери нового здания впервые открылись для посетителей только 23 мая 2003 года.

Книги в Белграде — ещё одна признанная ценность. В центре можно встретить, например, целые читательские клубы (правда, насколько активно они функционируют, я проверить не смог). Книжных магазинов в Белграде, конечно, не так много, как «менячниц» (обменников), но тоже более чем достаточно.

Неискушённый читатель наверняка задаст вопрос: почему на одних вывесках слова написаны кириллицей, а на других — латиницей? Ответ насколько прост, настолько же и сложен: исторически сложилось так, что в Сербии на равных правах сосуществуют оба письма — и кириллица, и латиница. И хотя, согласно действующей Конституции страны (а точнее, статьи 10 «Язык и письмо» части первой), официально используется кириллица, в реальной жизни латиница с каждым годом употребляется всё чаще и шире. Поэтому и выходит так, что любой текст (за исключением, пожалуй, официальной переписки в государственных органах) можно писать или печатать как кириллицей, так и латиницей — кому как удобнее.

…Пожалуй, самым туристическим и одновременно «домашним» местом в городе является улица князя Михаила. Можно сказать, что это местный аналог московского Арбата. Там можно найти любой сувенир, да и вообще всё что угодно, включая книги. Отличие в том, что книги продаются не только в магазинах, но и на сезонных уличных развалах. Многие просто пытаются продать свои старые книги югославского периода, причём немало и зарубежной (в том числе русской) литературы, переизданной на сербском языке. Мне запомнилось такое соседство: на одном из развалов я увидел «Преступление и наказание» Достоевского, а рядом лежал старый и потрёпанный сборник «Македонские народные сказки».

Далее мой маршрут пролегал в обратную сторону, к храму святого Саввы. Это один из крупнейших православных храмов мира, религиозный центр города. Он настолько выше статусом всех прочих храмов Белграда (и всей страны), что местные жители в разговоре друг с другом называют его просто «храм», не уточняя названия. Он величественен и монументален, но поскольку он ещё и огромен, его не миновал недостаток большинства огромных зданий — он воспринимается несколько холодно, отчуждённо. Композиция дополняется ещё одной маленькой церковью, расположенной неподалёку Национальной библиотекой Сербии и памятником национальному герою Карагеоргию.

На обратном пути я едва ли не случайно натолкнулся взглядом на памятник известному югославскому писателю Иво Андричу. Честно говоря, он вызвал у меня двоякие чувства. С одной стороны, сам памятник выглядит ухоженным и аккуратным; с другой — титан мировой литературы (а обладание Нобелевской премией, на мой взгляд, относит писателя к таковым по умолчанию) явно заслуживал как более величественного памятника, так и более открытого и посещаемого места его нахождения. Создавался сильный контраст между массивным и расположенным на вершине открытого холма памятником Карагеоргию и совсем невеликим и расположенным где-то в закоулке мемориалом автору таких шедевров, как «Мост на Дрине», «Травницкая хроника», «Барышня» и других.

Через несколько дней изучения сербской столицы я понял, что Белград в центральных районах — этакий город-хамелеон: если бродить по маленьким улочкам и переулкам, кажется, словно и город-то маленький и компактный. Но стоит выйти на крупную городскую магистраль, особенно в час пик буднего дня — и возникает чувство, что находишься в настоящем мегаполисе.

Кстати, об улочках и переулках. Они настолько разнообразны и непредсказуемы, что могут служить темой для отдельного разговора. Это не просто лицо столичного центра — это бесконечное множество разных лиц. От некоторых веет заброшенностью и беднотой, другие полны жизни и романтики, третьи же вовсе стараются не бросаться в глаза и кажутся серенькими и неважными. Но даже в них обязательно можно найти нечто такое, что способно зацепить не только глаз, но и душу.

Романтика — как и красота — множества мелких улочек в немалой степени основана на том, что они лежат на склонах холмов. По сути, весь Белград лежит на холмах — но если крупные транспортные артерии сглаживают это, мелкие улочки, напротив, подчёркивают. Классический пример — улица Добриньска. Честно говоря, я с трудом представлял себе, как в таких вот местах можно припарковать машину.

Говоря о моих первых впечатлениях, нужно упомянуть и о самой важной черте облика города — о живущих в нём людях. Забегая вперёд, отмечу, что годы спустя я осознаю: белградский ритм жизни — самый быстрый в Сербии. Это логично: столица везде столица. Но тогда мне, прибывшему из крупнейшей городской агломерации Европы, дыхание местной жизни показалось размеренным, если не сказать — медленным. Казалось, будто здесь некому и некуда торопиться, а каждый миг своей жизни белградцы стремятся прожить, максимально им наслаждаясь.

Как ни странно, самой трудно приемлемой для меня частью местного менталитета стала жестикуляция. Нет, умом-то понятно, что сербы, как южный народ, используют язык жестов гораздо чаще, чем мы. Но принять это и привыкнуть к такой манере общения оказалось непросто. Когда я (особенно в первые пару-тройку дней в Белграде) спрашивал о чём-то местных, их объяснения были настолько эмоциональны, что казалось — они обращаются к глухонемому или на редкость твердолобому человеку. И ладно бы я — можно было бы всё списать на мой ещё «сырой» язык — но столь же экспрессивно люди общаются тут и друг с другом. Любая, даже самая незначительная, фраза тут сопровождается целым рядом жестов. Представить себе типично российскую картину — когда кто-то разговаривает с собеседником с каменным выражением лица и не меняя позы — здесь, в Белграде, было решительно невозможно.

Одна из наиболее любопытных тем — отношение к России и русским. Сербы любят русских, это выражается во многом. Огромной популярностью пользуется у них и Владимир Путин. Но, на мой взгляд, истоки любви к русскому народу в целом и к его политическому лидеру — разные. Русский народ любят за то, что помогал в войнах, за то, что он тоже православный и тоже использует кириллицу, и так далее. Путина же, как мне кажется, обожают потому, что он олицетворяет собой то, чего не хватает современной Сербии — сильную государственную власть.

…За два дня до моего отъезда мне, наконец, удалось встретиться с Неманей — знакомым сербом, который помогал мне изучать язык по интернету. С ним мы решили прежде всего отправиться на Калемегдан — место, которое, на мой взгляд, более любого другого в Белграде дышит историей. Вообще, Калемегдан — это парк, а крепость рядом с ним носит название Белградской крепости, но я как-то привык под словом Калемегдан понимать весь ансамбль — и парк, и крепость.

Первое поселение тут было основано ещё в эпоху неолита. Но, скажем так, «видимая» нам история этого места началась много позже — в III веке до нашей эры, когда сюда хлынули отряды кельтов-скордисков. Встретив здесь группы иллирийских и фракийских племён, скордиски переняли часть их культуры. Согласно достаточно распространённой гипотезе, само античное название этого места — Сингидунум — родилось именно тогда, ещё до прихода римлян, и состояло из двух слов: «Синги» — названия какого-то дакийского или фракийского племени, и кельтского слова «дунум» — что значит «город». Если эта гипотеза верна, то Сингидунум можно перевести как «город племени Синги».

Пришедшие позже римляне не стали, вероятно, ломать голову над тем, как же назвать это место, и стали использовать уже прижившееся фракийско-кельтское «Сингидунум». В начале I века уже нашей эры — а точнее, между 6 и 11 годами — римляне устроили тут военный лагерь для защиты от набегов варварских племён со стороны впадения Савы в Дунай. Лагерь, или каструм, представлял собой прямоугольник: отдельные камни из его стен всё ещё сохранились в стенах современной Белградской крепости.

В 395 году город переходит к Византии и получает имя Сингидон. На протяжении ближайших столетий он становится жертвой Великого переселения народов. Гунны, остготы, гепиды, сарматы, франки и многие другие племена и народы поливали кровью камни крепости над местом слияния Савы и Дуная. В начале VII века в эти края пришли сербы — и начали активно их заселять. Останки ранневизантийской крепости на гребне холма, несомненно, привлекли их внимание: ведь крепость давала бы им защиту от внешних вторжений. А белизна камней, из которых она была тогда сложена, определила и новое, славянское название города: Белый город, или Белград.

В Средние века крепость оставалась сербской вплоть до экспансии на Балканы турок-османов. Турки прозвали крепость Фичир-Байир, что означает «холм раздумий». Пять долгих столетий турки управляли и крепостью, и городом, и всей страной — но на рубеже XIX — ХХ веков их время на Балканах подошло к концу.

Находясь на территории Белградской крепости, невозможно не посетить военный музей. Он был основан Указом князя Милана Обреновича 22 августа 1878 года — вскоре после того, как Сербия на заседании Берлинского конгресса официально получила независимость. Тут собрано множество интересных предметов, так или иначе связанных с военным делом. Прежде всего, конечно, это оружие. Прямо на улице, под стенами, выставлена коллекция танков и прочих артиллерийских орудий.

Помимо коллекции относительно современного артиллерийского и танкового оружия, есть на стенах крепости и пушки старого образца — ещё времен войн с турками и австрийцами.

Посетили мы и памятник Победителю (сами сербы называют его просто Победник). Это одна из центральных композиций Белградской крепости. Обнажённый воин с ястребом и мечом в руках смотрит в сторону современной Австрии (некогда Австро-Венгрия была одним из главных внешних врагов Сербии).

Пользуясь случаем, я решил с помощью Немани выполнить «заказ» моего друга Михаила — большого любителя Сербии и тонкого ценителя всего, что связано с этой страной. Перед моим отъездом он попросил меня привезти ему по возможности фрулу и шайкачу. Фрула, или флуер — музыкальный инструмент, очень похожий на нашу флейту и внешне, и звучанием. В Сербии и соседних странах это народный инструмент, а игра на фруле — многовековая традиция.

Шайкача же — не что иное, как национальный головной убор. Материалом для него обычно служит валяная шерсть или войлок. Изначально шайкачи носили только военные, но затем она стала популярна и в народе. Особую известность шайкача приобрела благодаря тому, что в годы Первой мировой войны, когда молодая и неокрепшая Сербия сражалась за само своё существование, этот головной убор был частью военной формы сербской армии. В некоторых районах центральной Сербии жители и поныне носят шайкачу.

Найти фрулу нам так и не удалось. С шайкачей повезло больше: целый ряд их был выставлен на Калемегдане, посреди настоящего палаточного городка, торгующего сувенирами. Чего тут только не было! Флаги, шарфы, брелоки, вездесущие магниты с различными видами Белграда или его отдельных зданий; посуда самых разнообразных форм и назначения, открытки, календари и многое-многое другое.

Разумеется, не могли мы с Неманей пройти мимо другого культового белградского района — площади Республики с возвышающимся над ней памятником князю Михаилу Обреновичу. Это, пожалуй, одно из самых людных мест в историческом Белграде. Поскольку князь гордо восседает на коне, то местные жители и прозвали это местечко кратко и ёмко — «код коња», то бишь «у коня». Вечерами «у коня» собираются многочисленные влюблённые парочки, не замирает тут жизнь и по ночам, ну, а в светлое время суток вся площадь Республики кипит деловой людской суетой.

…Если пересечь площадь Республики и пройти дальше по неширокой улочке, вскоре по левой её стороне вырастет приземистая каменная махина здания Белградского университета. Неманя вывел меня на небольшую площадку перед корпусом и пояснил:

— Здесь студенты обычно начинают демонстрации, акции протеста и тому подобное.

— В смысле «обычно»? — удивился я. — Они что, каждый год устраивают акции протеста?

— Ну не каждый, конечно, но довольно часто. Знаешь, эти движения против всего: правительства, стоимости обучения и тому подобное.

— А что же власти?

— А что власти? Им это безразлично…

Разумеется, наше совместное путешествие не ограничилось только Калемегданом и университетом. Неманя старался показать мне город как можно шире, и это ему безусловно удалось: даже те места, где я уже успел побывать самостоятельно, после его рассказов начинали играть новыми красками. Например, показывая мне так называемую «Белградку» — величественный деловой небоскрёб на стыке улиц короля Милана и Масариковой — он рассказал, что её высота в 101 метр долгое время делала башню самым высоким зданием Белграда. Узнал я также, что, хотя формально её строительство длилось 5 лет — с 1969 по 1974 годы — большая часть работ была выполнена за двухлетний срок — с 1970 по 1972. Но самым любопытным фактом, на мой взгляд, был тот, что компания-генподрядчик называлась… «7 июля». Помогали же компании с «календарным» названием ещё аж 47 различных предприятий — как местных, так и зарубежных. Ну и конечно, будь я дипломированным архитектором, я бы наверняка оценил по достоинству ещё одну деталь — при постройке «Белградки» впервые в югославской практике были применены более двух десятков новейших технических решений…

Мы шли дальше, продолжая говорить обо всём на свете. Говорили по-сербски (хотя мой собеседник хорошо владел русским), и честно скажу — это было тяжело. Причём не говорить самому — как раз это у меня в целом получалось, хоть наверняка и с кучей ошибок — а воспринимать собеседника на слух. Как-никак, это было моё первое «боевое крещение». Разумеется, все предыдущие дни я общался исключительно по-сербски, но одно дело — произнести пару фраз в магазине или на улице, и совсем другое — долгая обстоятельная беседа на самые различные темы. В тот день я остро ощутил, насколько же велико различие между прослушиванием песни или просмотром фильма, и восприятием живой речи. Песню или фильм можно остановить на непонятном эпизоде, прослушать заново сколько угодно раз, посмотреть перевод незнакомого слова… Живую речь ты никак не можешь контролировать, и чтобы не просто слушать, а ещё и отвечать собеседнику, ты должен воспринимать её максимально быстро.

Кстати, многие наши соотечественники, отправляясь в Сербию или Черногорию, полагают, что сербский язык почти не отличается от русского и что они поймут местных жителей без проблем. Но это далеко не так. Да, оба языка — славянские и имеют много общего. Можно понять отдельные сербские слова — «слушати», «брат», «птица» и другие. Но есть и совершенно непонятные нам слова: «сада» («сейчас»), «овде» («здесь»), «питам» («спрашиваю»); а также знакомые нам слова с совершенно иным значением: «живот» («жизнь»), «брод» («корабль»), «молим» («пожалуйста») … Русские окончания множественного числа «им» и «ем» в сербском обозначают единственное число, поэтому «я вас хвалю» по-сербски будет «я вас хвалим», а «я иду» будет «я идем», что довольно необычно и забавно.

Но и это ещё не всё! Многие из тех слов, которые одинаковы и по написанию, и по смыслу, совершенно иначе произносятся и поэтому тоже непонятны. Простой пример: обезличенное обозначение объекта или субъекта женского рода — «она». Что в русском, что в сербском. Казалось бы, ну как тут можно что-то не понять? Вот только когда это слово говорят по-русски, наше ухо слышит «анА» — с ударением на последнем слоге. В нашем мозгу знакомое сочетание звуков быстро складывается в образ. Но когда то же самое слово скажет на родном языке серб — наше ухо услышит не родное «анА», а совершенно чуждое и потому непонятное «Она» — с чётким ударным звуком «о» в первом слоге.

Напоследок мы прогулялись перед зданием Скупщины — местного парламента. Здание совершенно в духе исторического центра города, правда, не слишком бросающееся в глаза. Скупщина как орган власти тут представлена однопалатным парламентом, а депутатский мандат действует четыре года. Чтобы понять, насколько важна Скупщина в жизни города (да и всей страны), нужно отметить ещё одно существенное отличие сербского менталитета от русского — тотальный интерес к политике. О ней (как, кстати, и о спорте) тут говорят всегда и везде — утром за чашечкой кофе, днём на работе, вечером в кафе или дома… Основной лейтмотив, конечно — осуждение власти и всех, кто с ней так или иначе связан. Вот только, как я уже говорил, эмоциональность и экспрессия тут несравнимо ярче — как следствие, и тональность осуждения власти зачастую в разы резче, чем в России. Политиков, министров, депутатов публично оскорбляют на улицах, в кафанах, на страницах СМИ — и это считается в целом нормой. Справедливости ради отмечу, что оскорбляют не просто так, а за что-то конкретное — то есть повод обычно имеется.

…Неотвратимо и незаметно моё путешествие подошло к концу. В последний день своего первого пребывания в Белграде я задумался — какие общие впечатления остались у меня от города?

Пожалуй, самое главное — город излучает тепло: гуляя по нему, ты не чувствуешь отчуждения, холодности, затерянности. Белград легко принимает новичка в свои объятия и легко раскрывается перед ним — стоит только осмотреться. Сербы не любят спешить, здесь в цене — наслаждение отдыхом, ничегонеделанием. Если получится это понять и принять, самому погрузиться в такое состояние — вы и город в самом деле станете друг для друга по-настоящему своими.

А где возникает такое отношение — там же возникает и желание обязательно вернуться…

Часть 2. Другая столица и Город света

«Равнину белую,

Воеводину целую,

Я полюбил…»

(Из народной песни сербов Воеводины)

…Прошёл год с тех пор, как я впервые побывал в Сербии. Вторую свою поездку я планировал совершить в компании своей девушки - но ей в итоге вырваться с работы не удалось. Так что ехать мне пришлось одному. И вот я снова выхожу из международного терминала «Николы Теслы». Белград встречает меня так же, как и год назад — жгучим южным солнышком, сухим ветром, газонами с выжженной зноем травой и могучими тополями, дарующими путнику драгоценную тень.

Город — по крайней мере, центр — за год ничуть не изменился. По-прежнему шумит голосами улица короля Милана, ждут клиентов разговорчивые продавцы сувениров на кнез-Михайловой, фотографируется группами молодёжь перед храмом св. Саввы…

Надо сказать, что после первой поездки сюда я, уже вернувшись домой, познакомился в интернете с человеком, с которым впоследствии крепко сдружился — белградцем по имени Срджан. Он-то и предложил мне обстоятельно показать Белград, когда я окажусь там в следующий раз. И, забегая вперёд, замечу, что он и в самом деле показал мне город — так, как, наверное, не смог бы показать никто другой.

Естественно, что сначала мы прогулялись по тем местам, которые я уже знал по прошлому разу. Но при этом о каждом доме, о каждой улице он мог рассказать так, что они представали передо мной в совершенно новом свете. Талант экскурсовода (как и многие другие таланты) у Срджана оказался блестящий. Немного огорчало только одно — великолепный русский язык моего попутчика не давал мне столько возможностей попрактиковаться в сербском, сколько мне бы хотелось…

Срджан показал мне в полной мере другой Белград — другой со всех точек зрения. Чего стоит хотя бы наша прогулка на Калемегдан на закате! Вечерний Кале — совершенно иной, это бросается в глаза, хотя и непросто описать словами. На смену дневной раскалённой выбеленности каменных стен приходит мягкая розовая бархатность, нежным покрывалом окутывающая крепость.

Указав на одну из башен, сиротливо стоявшую на склоне холма, Срджан пояснил, что называется она «башня Небойша» и рассказал мне связанную с ней легенду. Будто бы в Средние века, во времена османской экспансии, эта башня находилась внутри Белградской крепости. Когда турки захватили Белград, именно крепость оставалась последним оплотом обороны горожан. А когда и она пала под натиском османов, на следующее утро жители с изумлением увидели, что башня переместилась из пределов крепости ближе к берегу Дуная — там, где она находится и сейчас. Турки так и не захватили её, и, по преданию, это таинственное явление означало, что Сербия никогда не подчинится туркам навечно и что грядёт день освобождения страны от османского ига.

Несмотря на то, что это всего лишь легенда, она произвела на меня впечатление. Одно дело — рассказывать такие истории дома, и совсем другое — прямо напротив прекрасно сохранившихся крепостных стен, утопающих в розово-золотых лучах заката. Так и видится, что крепость готовится к обороне: на стенах беготня, звон оружия, защитники занимают свои места. А у ворот отряд готовится к вылазке: те, кто из знатных родов, сверкают латами, ждут своего часа их острые мечи; воины из простого люда — без брони или кольчуги, да и всё оружие зачастую — простой нож. Лишь у некоторых счастливцев спрятан короткий, но грозный боевой клинок-ханджар. Что жизнь, когда там, на мегдане, можно заслужить бессмертие?! И может быть, если падёт воин в бою, будут потом спустя столетия певцы-гусляры славить его песней — как Лазаря и Милоша…

…Мы со Срджаном продолжали любоваться вечерним Белградом. Закаты над тем местом, где Сава впадает в Дунай — это вообще нечто особенное. Наслаждаться этим зрелищем можно, кажется, бесконечно.

С наступлением ночи жизнь в сербской столице не только не замирает, но, кажется, закипает ещё более бурно, нежели в светлое время суток. Где-то мне довелось прочитать суждение о том, что Белград — город с наиболее активной во всей Европе ночной жизнью. Так как я сам не любитель ночного бодрствования, мне сложно проверить это высказывание. Но одна моя прогулка по ночному городу скорее подтвердила это утверждение. Очень много молодёжи (и не только), иллюминация на каждом здании, особенно ярко светятся офисные центры вроде «Белградки» — одного из высочайших небоскрёбов города, а также отели и гостиницы — например, фешенебельная «Москва».

В один прекрасный день, когда у Срджана оказалось много свободного времени, мы с ним отправились в большую прогулку по городу. Поскольку мы изначально планировали выбраться подальше от центра, я решил купить автобусный билет. Строго говоря, это проездной, рассчитанный на определённое число поездок. Срджан посоветовал мне приобрести карточку на пять поездок — одной или двух может и не хватить, а больше просто не нужно. Такие проездные продаются в любом уличном киоске — там же, кстати, можно приобрести и местную сим-карту (помню, я выбрал удобный для нас обоих местный МТС).

А дальше я начал постигать особенности местной экономии. Особенности местной пешеходной культуры (на красный свет переходить вроде бы нельзя, но если хочется — то можно) я освоил ещё в первый свой визит. А вот ездить на автобусах мне тут пока не доводилось. Поэтому я удивился, когда к остановке подошёл нужный автобус, но Срджан посоветовал его пропустить.

— Видишь, там кондуктор в салоне? Нам точно придётся платить.

— В смысле? А есть автобусы без кондуктора?

— Конечно, сколько хочешь. Просто надо его дождаться. Они часто ходят.

И в самом деле, через несколько минут прибыл ещё один подходящий автобус — на сей раз без кондуктора. Стоит ли удивляться, что к концу дня мы совершили четыре автобусных пробега — и потратили всего одну поездку?

Маршрут выбрал Срджан — и сделал это превосходно (собственно, как и практически всё, за что он брался). Справедливо рассудив, что в центре уже всё хожено-перехожено, мой друг повёл меня к берегам Дуная — в районы Земун и Дорчол. Некогда это были пригороды Белграда (Земун вообще долгое время был самостоятельным городом с богатой историей), но затем расширяющаяся столичная агломерация поглотила их без остатка.

Наш путь преимущественно пролегал по берегу Дуная, точнее — по набережной. Срджан показал мне мост через Дунай, по которому проходит участок шоссе Белград — Панчево. По этой дороге и мост назван Панчевским.

Вообще в этих районах столицы немалая часть инфраструктуры связана с рекой. Тут бесчисленное количество кафе на воде, пунктов проката лодок, катеров и прочих плавучих средств. В холодное время года жизнь тут, скорее всего, замирает — но зато летом тут настоящий людской котёл.

Где-то в Дорчоле проходим мимо высокого здания с красивым парадным входом. Окидываю здание взглядом — и с удивлением вижу, что перед входом посажены… живые пальмы. Давно привык, что их можно встретить только в приморских городах — а тут такое!

— Ну это же юг! — улыбается Срджан.

Дунайская набережная в Дорчоле — отличный пример продуманного благоустройства города. Тут есть и выделенная полоса для велосипедистов, и широкий пешеходный тротуар, и зоны отдыха. Отдельного упоминания заслуживает Спортивный центр с теннисными кортами — на них, кстати, проводится Открытый чемпионат страны. Разумеется, теннис в Сербии безумно популярен — во многом благодаря личности блистательного Новака Джоковича, известного во всём мире теннисиста.

Гуляя по набережной, обратили внимание на мужчину весьма зрелого возраста, обладавшего воистину бронзовым загаром. Впрочем, наше внимание он привлёк другим — сойдя к самой воде, он плюхнулся в неё и принялся плавать неподалёку от берега. Впрочем, я не увидел тут ничего странного — но мой друг покачал головой.

— Не рискнул бы здесь купаться, — заметил Срджан.

— Почему же? — удивился я.

— Вода тут грязная. С экологией проблемы. Можно заболеть. У нас ведь все купаются в основном на Аде…

Ада — это не что иное, как знаменитая Ада Циганлия: пожалуй, главное место речного отдыха в городе. Раньше это был просто остров на Саве, на котором во времена Югославии располагалась тюрьма, а рядом с ней приводились в исполнение смертные казни. Позднее тут возвели искусственную насыпь, перегородившую савский проток и превратившую Аду Циганлию в полуостров. Расширив и окультурив пляж, а также потратившись на различную туристско-спортивную инфраструктуру, местные жители получили сверхпопулярную зону летнего отдыха у воды. Каждое лето собирает на пляжах Ады до четырёхсот тысяч отдыхающих!

Название острова — явно не славянского происхождения. Считается, что слово «Циганлия» — изменённый вариант исходного слова «Сингалия». Оно, в свою очередь, произошло путём слияния двух кельтских (мы же помним, кто основал тут город?) слов: «синга» («остров») и «лиа» (дословно — «подводные земли»).

Но всё же ключевым пунктом нашей общей с Срджаном программы стало посещение Нови-Сада — столицы автономного округа Воеводины, прекрасного города в полутора часах езды на север от Белграда. Поездка удалась в значительной степени благодаря Миланке — хорошей знакомой Срджана, живущей в Нови-Саде и знающей город как свои пять пальцев. Она согласилась нас встретить и погулять по городу, ознакомив меня с его достопримечательностями. А их, как мне предстояло убедиться, там весьма немало…

Нови-Сад… Город, абсолютно нетипичный для Сербии, город со сложной и удивительной судьбой. На протяжении веков, начиная с момента основания в 1694 году, нынешняя столица Воеводины была культурным центром Сербии. Но не стоит думать, будто история этого места начинается только с XVII века. Ещё в средние века местечко Варадин было центром района, входившего в состав Сремского санджака. Позже это место, как и расположенная на берегу Дуная крепость, получит название Петроварадин.

Петроварадинская крепость становилась свидетельницей яростных сражений. За этот край в конце XVII века боролись две тогдашние сверхдержавы — Османская империя и Австро-Венгрия. В битве у Сланкамена в 1691 году, а также шестью годами позже в сражении под Сентой турки потерпели жестокие поражения. Пытаясь вернуть влияние в Сремском регионе, турки предприняли очередной поход. В августе 1716 года османские войска в битве под Петроварадином были наголову разбиты австрийцами. Османская империя вынуждена была уйти из региона, оставив его Австро-Венгрии.

В XVIII и XIX веках Нови-Сад становится не только культурным, но и политическим центром для сербского народа, не имевшего тогда своего государства. Огромное культурно-историческое наследие города — основная причина того, что Нови-Сад получил второе, «неофициальное» название — «Сербские Афины». В середине XIX века город был центром автономного края Сербская Воеводина, входившего в состав империи Габсбургов.

После окончания Первой мировой войны город вышел из-под влияния распавшейся и капитулировавшей Австро-Венгрии, и объявил о присоединении к Сербии. В 1941 году фашисты оккупировали Югославию и начали проводить её раздел. Нови-Сад был отдан Венгрии, а Срем и Петроварадин — Независимому государству Хорватия. На протяжении войны в Нови-Саде было убито более 5 тысяч жителей. С 1945 года и по сей день Нови-Сад — столица автономного края Воеводина в составе Сербии…

По количеству культурных объектов, равно как и по обилию известных деятелей культуры, живших и работавших в Нови-Саде, этот город можно сравнить с нашим Санкт-Петербургом. Именно здесь в 1861 году был основан Сербский народный театр — старейший южнославянский профессиональный театр. Тремя годами позже сюда из венгерского города Пешт перевезли всё культурное наследие Матицы сербской. Здесь в своё время жил и трудился цвет сербской интеллигенции — Джура Якшич, Йован Йованович-Змай, Светозар Милетич, Вук Стефанович Караджич и многие другие.

Вообще, Белград и Нови-Сад можно назвать сербским аналогом наших двух столиц — Москвы и Петербурга. И там, и там есть «главная» и «северная» столицы; и там, и там «северная столица» более европеизирована; и там, и там существуют локальные диалекты; и там, и там жители двух столиц испытывают весьма сложные чувства друг к другу (чего только стоит увиденное как-то мной в Нови-Саде огромное граффити на стене дома, несущее ясное и однозначное послание — «Я ненавижу Белград»)…

…И вот мы со Срджаном едем в автобусе. Спустя какое-то время я обращаю внимание на то, что местность за окном стала меняться. Исчезли холмы, леса и перелески — вокруг простиралась гладкая, как стол, равнина. Местами её захлёстывали бескрайние поля цветущих подсолнухов, тянущих свои золотые головы к жаркому летнему солнцу.

— Вот, — замечает Срджан, — это типичная Воеводина.

Воеводина — автономный край в составе Сербии, на севере страны, её столицей как раз и является Нови-Сад. Этот регион примечателен многим. Начать с того, что он имеет границы сразу с четырьмя соседними странами: Венгрией, Румынией, Хорватией и Боснией и Герцеговиной. На территории автономии соседствуют несколько исторических регионов — Банат, Срем и Бачка. Именно в регионе Срем находится знаменитая Фрушка-гора, богатая старинными монастырями.

Этот край по праву называют «житницей Сербии». Бескрайние поля, каждое лето покрытые золотом колосьев, обеспечивают хлебом всю страну. Густая сеть каналов, связывающих местные водные артерии — Дунай, Саву и Тису — делает и без того щедрую землю ещё более плодородной.

Воеводина — мультиэтнический, то есть многонациональный регион. Это можно понять, просто посмотрев на карту. Небольшой кусочек земли в центре Европы стал родным не только для сербов, но и для венгров, словаков, хорватов… Живут тут и представители так называемых малых народностей — например, буневцы и русины.

…А мы тем временем едем, болтая обо всём на свете. Спрашиваю друга о Нови-Саде, что он знает о городе?

— Знаешь, — говорит он, — есть там одно такое место, которое я бы хотел перенести в Белград. Это Дунайский парк. Надеюсь, мы его увидим.

На автобусной станции нас встречает Миланка. Она прямо-таки излучает энергию, а ещё — потрясающий позитив.

— Давайте сначала в парк, потом до собора по центру, а потом на Петроварадин.

Возражений нет. Срджан обращает моё внимание на то, как новисадцы (и Миланка, в частности) произносят некоторые слова. В отличие от центральной Сербии, в ряде слов ударение делается не на первый слог. Например, житель Белграда Срджан говорит — ДУнавски парк (с ударением на первый слог), а жительница Нови-Сада Миланка — ДунАвски парк (ударение на второй слог). Кроме того, сам темп произношения у новисадцев более медленный и размеренный.

Дунайский парк действительно достоин того, чтобы его если не перенесли в Белград, то хотя бы сделали там его точную копию. Идеальное место для летнего отдыха: даже в самую сильную жару тут приятно благодаря прудам с фонтанами, уютным беседкам и зелёным насаждениям.

После Дунайского парка мы отправились гулять по центру города. Архитектура, с одной стороны, напоминает типичную центральноевропейскую — немного «пряничный» вид, красная черепица крыш и тому подобное. С другой — чем-то неуловимо центр Нови-Сада напомнил мне наш Нижний Новгород, где мне однажды довелось побывать.

— А знаешь, — говорю Миланке, — чем-то это мне напоминает наш город — Нижний Новгород. Там почему-то очень похоже.

— Как ты сказал? Нижний Новгород? Ха-ха! А ты знаешь, что попал в точку? Ведь Нижний Новгород — город-побратим Нови-Сада!

И так, оказывается, бывает в жизни…

Выйдя на одну из городских площадей, мы увидели памятник Светозару Милетичу — одному из самых влиятельных и ярких деятелей сербской политики и культуры XIX века. Уроженец региона Бачка, он ещё со школьной скамьи выделялся своим талантом и трудолюбием, а также интересом к политической жизни страны. В 1848 году, находясь в венгерском Пеште, он стал свидетелем начала гражданских революций в Европе. Вернувшись в Сербию, Милетич начал агитировать жителей не уходить на фронт в Италию. Австро-венгерские власти много раз пытались его арестовать, но местные жители предоставляли ему надёжные убежища.

В том же 1848 году Милетич отправился в Белград, где подал сербскому правительству прошение об объявлении войны Турции. Он предполагал, что в случае согласия это развяжет всебалканское восстание против Османской империи. Но это была несбыточная надежда: правительство было не готово пойти на столь радикальный шаг.

Успешно получив образование в Вене в 1854 году, он начал трудовую карьеру судебным приставом в городке Лугош. Спустя два года он забросил это дело, открыв адвокатскую контору в Нови-Саде. Не вмешиваясь в политическую жизнь активными действиями, Милетич рассуждает о ней в своих многочисленных статьях и публикациях в «Сербском дневнике». Одним из потрясших его событий стало прекращение существования Сербской Воеводины и передача её земель Венгрии. На эту тему он, впрочем, писал следующее: «Воеводство умерло, но в том виде, в каком оно находилось, оно и не было никому нужно».

Милетич остро понимал, что смерть Воеводины — всего лишь незначительная деталь. Куда хуже для сербов было то, что одновременно с этим событием умерла и их вера в Австро-Венгрию: если раньше у его народа была надежда на то, что австрийцы дадут сербам гражданские права и новые возможности, то упразднение Воеводины жестоко разрушило все иллюзии относительно «дружелюбия» северного соседа.

20 марта 1861 года Милетич был избран градоначальником Нови-Сада — самым молодым в истории города. Огромную помощь на первых порах ему оказали работавшие в городском магистрате такие титаны мысли, как Йован Йованович Змай и Яша Игнятович. Первыми шагами Милетича на новом посту стали признание сербского языка официальным и постройка здания Городского дома в сербской части Нови-Сада. В том же году его избрали председателем Сербского союза читателей, и под его эгидой Милетич основал Сербский народный театр.

В 1866 году Милетич основал журнал «Знамя» — и вскоре он стал важнейшим и самым влиятельным печатным изданием сербов Австро-Венгрии. На протяжении многих лет Милетич оставался его главным редактором, написав огромное количество текстов исключительной ценности. В 1868 году он стал жертвой сфабрикованного судебного процесса, по итогам которого был осуждён австрийскими властями на год тюрьмы.

Находясь в тюрьме, Милетич старался по возможности получать свежие новости с сербской политической сцены. Когда ему сказали, что началось расслоение на множество разных партий и ему следует проявить компромисс, иначе он останется в одиночестве, Милетич спокойно заметил: «Я и начинал всё в одиночестве». Когда он вышел на свободу, его приветствовали торжественными церемониями, куда бы он ни приезжал. Известны слова Йована Йовановича-Змая: «Поднимите детей из колыбелей, чтобы они запомнили его вид!»

5 июля 1876 года Милетича арестовали на квартире в Нови-Саде, после чего осудили на шесть лет лишения свободы. Не получая помощи от последователей, регулярно подвергаясь психическому и физическому насилию со стороны австрийцев-тюремщиков, Милетич начал страдать от прогрессирующего психического расстройства. Выйдя на свободу, он так и не смог полностью оправиться от лишений. Четвёртого февраля 1901 года Светозара Милетича не стало.

Вскоре мы увидели, пожалуй, наиболее известный символ Нови-Сада — кафедральный собор. Его полное название — римско-католическая церковь имени Марии. Кстати говоря, хотя местные жители и называют эту церковь «кафедральным собором», формально это название ошибочно. Дело в том, что Нови-Сад принадлежит римско-католической епархии города Суботицы, и главная церковь всей епархии — то есть имеющая право называться кафедральной — находится в Суботице.

Любопытно, что у новисадского собора было сразу несколько предшественников. Первая католическая церковь была построена в начале XVIII века и просуществовала очень недолго: уже в 1742 году она была разрушена. В том же году здесь была построена новая церковь. В ходе бомбардировок 12 июня 1849 года её охватил пожар, при этом она лишилась часовни. Вернуть часовне первозданный облик не удалось.

В 1891 году было принято решение снести эту церковь и на её месте построить новую. Так и родилась современная церковь имени Марии. Проект новой церкви был разработан архитектором Молнаром, а финансировали стройку предприниматели Стефан Гусек и Карл Лерер. Впрочем, и новой церкви пришлось пострадать — в 1904 году её охватил пожар, в результате чего она почти полностью лишилась крыши. Тем не менее, ремонтные работы прошли удачно — и в наши дни эта красивая стройная церковь радует глаз.

Вообще, Нови-Сад с первого же взгляда оставил абсолютно однозначное и чёткое впечатление. Этот город так же открыт для всех, как Белград. Но главное — это очень светлый город. Здесь даже в узеньких улочках есть ощущение открытости, светлости. Широкие же проспекты и площади вообще залиты светом, они словно воплощение света — в камне стен, в зелени деревьев, в сиреневой тени цветов, покрывающих открытые кафе. Поэтому для меня Нови-Сад — настоящий Город света. Забегая вперед, скажу, что в следующий мой визит сюда это ощущение лишь подтвердилось и стало ещё ярче.

Сели втроём передохнуть в уличное кафе под тентом. Солнце жарит вовсю. Изучаем меню.

— Может, кофе? — говорю я скорее для себя.

Миланка задумчиво бросает взгляд на плавящуюся от жары улицу.

— Самое время для кофе — хохочет она и заказывает лимонад.

Мы следуем её примеру.

Погуляв по центру, мы направились к знаменитой новисадской крепости — Петроварадину. Чтобы туда попасть, нужно по мосту перейти на противоположный берег Дуная.

Раньше этот район города, где находилась крепость, был отдельным пригородом. Сейчас это официально Нови-Сад, но со своим колоритом и явственно ощущаемым налётом старины, заметным даже на расстоянии.

А уж когда заходишь туда и видишь эти постройки вблизи, почтенный возраст всего и вся бросается в глаза.

Миланка обратила моё внимание на небольшую аккуратную часовенку, возвышавшуюся над крепостью. В годы Второй мировой войны местные партизаны постоянно меняли на ней время, дезинформируя оккупантов и проводя диверсии.

…Я ехал в белградский аэропорт и думал о том, что увидел. Конечно, само по себе замечательно, что я познакомился с новым городом, новым лицом Сербии. Но не это было главным! Куда важнее было ощущение того, что всё это — только начало моего большого пути по дорогам чудесного уголка земного шара под названием славянские Балканы. Мой аппетит в этом плане закономерно рос, и я дал себе слово, что обязательно побываю не только в других городах Сербии, но и в других странах бывшей Югославии.

Но об этом — в следующих главах…

Часть 3. В стране горных ветров

«Пять Мартиновичей, храбрых братьев,

Грудь одна вас всех вскормила,

Колыбель одна вас всех качала,

Два Новака с Пимом-знаменосцем,

Вук Борилович, могучий витязь…

Кто венки победные сплетёт вам?

Памятник вашему героизму —

Черногория и её свобода!»

(П. Петрович-Негош «Горный венец»)

…Июль 2014 года. Вместе с другими пассажирами рейса Москва — Тиват я сижу в зале ожидания для VIP-персон. Нет-нет, я вовсе не богатей, любящий путешествовать «со всеми удобствами», как вы могли бы подумать. Просто отправление нашего самолёта безбожно задерживалось, и администрация аэропорта попыталась таким образом компенсировать наши неудобства.

И вот мы, рассевшись по креслам в уютном зале, стали коротать долгие часы ожидания. Благо, как раз в это время на футбольном чемпионате мира шёл матч Бразилия — Германия, и взгляды мужской части нашей компании прилипли к экрану. Правда, вывеска себя не оправдала: вместо упорной борьбы двух равных команд (на что наверняка закладывалось большинство любителей футбола) мы увидели избиение младенцев. Младенцами выступили бразильцы, которые из раза в раз зевали опаснейшие атаки «бундесманншафт». После третьего гола всё, по большому счёту, стало уже ясно.

Немецкая машина продолжала раскатывать несчастных «пентакампеонов» по газону, когда в зал вбежал парень из нашей компании — он каждые полчаса бегал узнавать, что там с рейсом.

— Наш самолёт только что вылетел из Турции в Москву! — выпалил он.

Итак, свершилось! После многочасового ожидания в аэропорту «Домодедово» наш самолёт всё же взял разбег на взлётной полосе. Часы показывали 02.30 ночи. Из-за позднего времени вылета решено было отправить нас не в Тиват (как было указано в билетах), а в Подгорицу. Дело в том, что тиватский аэропорт ночью не работает, в то время как «Голубовци» являются круглосуточной воздушной гаванью.

…Прошло два года с тех пор, как я впервые побывал на Балканах, и я решил, что пора бы уже посетить какую-нибудь другую страну. Выбор пал на Черногорию, как на наиболее доступный для меня в то время вариант. Излишним будет уточнять, что эта страна представляла для меня интерес не своими пляжами у моря, а совсем другим…

Полтысячи лет назад это был, по сути, узкий клочок земли на побережье Адриатического моря, представляющий собой сплошные горы и ущелья с редкими вкраплениями горных долин. С вершины горы Ловчен можно было разглядеть всю черногорскую землю от края до края. Исстари тут жили православные сербы, давшие этому клочку земли название Црна Гора (дословно — «Чёрная гора») и называвшие себя черногорцами. Суровые условия наложили свой отпечаток на их образ жизни: превыше всего у черногорцев испокон веков ценилось воинское искусство. С ним связаны многие народные черногорские обычаи: например, парень, дабы получить право жениться на любимой девушке, должен был одним выстрелом попасть в цель, которую вешали высоко на дереве. Плохой приметой считалось, если кто-то переступал через лежащее на земле оружие. А качество ружья оценивалось по тому, сколько раз в горах отзовётся эхо после выстрела. Чем больше — тем ружьё лучше…

Немудрено поэтому, что Черногория, долгое время отождествлявшая себя с Сербией, и всегда встававшая в войнах на её защиту, получила неофициальное название «сербская Спарта». Спартанский дух, мужество и воинская доблесть тут ценились чрезвычайно высоко. И возможно, именно поэтому в тяжёлые для всего региона столетия турецкой экспансии Черногория сумела отразить вторжение турок, сохранить свободу, обычаи и веру…

…В четвёртом часу ночи по местному времени прибываем в Подгорицу. Я сразу же беру такси до отеля «Европа», который мне порекомендовал мой друг Влайко. Позже я пойму, что он был прав — демократичные цены, хороший сервис, искренний и заботливый персонал, а главное — 5 минут пешком до железнодорожной и автобусной станций — что ещё нужно человеку, приехавшему в Черногорию не просто поваляться на пляже, а увидеть страну?

Одним из первых меня встречает сотрудник отеля, представившийся как Зоран. Решив не откладывать более тесное знакомство со мной в долгий ящик, он приглашает меня на террасу выпить чашечку кофе. Усевшись за плетёным столом и поёживаясь от ещё прохладного ночного ветерка, мы разговорились. Довольно неожиданно наша беседа была прервана неким субъектом весьма интересного и в той же мере подозрительного типа. Это был мужчина лет примерно сорока пяти, в куртке и штанах из плотной ткани, в левой руке он держал удочку, а во рту у него была зажата незажжённая трубка. Своей свободной рукой, покрытой татуировками, он отвёл Зорана в сторонку и что-то спросил. Зоран ответил ему, после чего последовала ещё пара вопросов почти шепотом. Наконец незнакомец, видимо, узнал всё, что хотел, подошёл к нашему столику, пожал нам руки и направился к выходу. На выходе он развернулся, отсалютовал нам и громогласно произнёс: «Смерть фашизму — свобода народу!»

— Вы его знаете? — спрашиваю Зорана.

— Первый раз вижу! — удивлённо откликнулся мой новый знакомый.

Начало своего первого дня в Черногории я посвятил осмотру тех районов Подгорицы, что прилегали к отелю. Это старые районы, вероятно, ранее бывшие частью Старого города. Здесь нередко попадаются старые, полуразрушенные здания, заброшенные постройки. Улочки узкие и иногда весьма неопрятные там, где в них скапливается выброшенный мусор. Есть, с другой стороны, и очень живописные уголки, где каждый старый дом огорожен забором, сплошь увитым зеленью и цветами. Один из самых распространённых цветов тут — красный вьюнок, его большие ярко-красные цветы видны чуть ли не на каждом заборе.

Поблизости обнаружилось здание Почты Черногории. Интересно, что Черногория начала выпускать собственные почтовые марки ещё в 1874 году, будучи монархией. Затем последовал долгий перерыв, когда страна находилась в составе Югославии и по понятным причинам не могла выпускать собственные марки. Возобновила их выпуск Черногория только в 2005 году — за год до объявления независимости уже в виде республики.

Гуляя по этой части Подгорицы, нашёл я ещё одно место, заслуживающее внимания. Это площадь жертв Голи-Отока. Она названа так в память о тех политических заключённых, которые так или иначе погибли на территории особого лагеря Голи-Оток.

Лагерь находился на одноимённом острове в Адриатическом море — почти безлюдном клочке суши, откуда практически невозможно было бежать. Его основала политическая верхушка Югославии в 1949 году. Это решение было вызвано тем, что годом ранее произошло резкое охлаждение отношений между вождями Югославии и СССР — Тито и Сталиным. При этом в партийном аппарате Коммунистической партии Югославии осталось немало людей, желавших сотрудничать с СССР — как тогда говорили, «с Информбюро». Они подвергались «чисткам» — гражданских коммунистов отправляли на Голи-Оток «на перевоспитание» без суда и следствия, а военных — после обвинений на инсценированных судебных процессах с заранее предопределённым исходом.

Если верить списку, который составили полицейские службы особого назначения в 1963 году, за время с 1949 по 1956 годы через лагерь Голи-Оток прошли более 16 тысяч человек. Из них умершими в лагере числятся 413 — часть из них была ликвидирована, ещё часть покончила с собой, лишь некоторые умерли естественной смертью.

…На мой взгляд, Подгорица — довольно непримечательный город, крайне слабо соответствующий нашим стандартным представлениям о столице европейской страны. Тем более, что и столицей-то она является лишь в политическом смысле. Более точно будет называть Подгорицу «главным городом» — поскольку статус номинальной столицы принадлежит городу Цетине. Чтобы понять, насколько Подгорица действительно Главный город с большой буквы, достаточно одной лишь статистической детали: почти треть всего населения страны — жители Подгорицы!

В античную эпоху неподалёку от современного города, возле впадения реки Зеты в её «старшую сестру» — Морачу, располагался древнеримский город Диоклея, или Дукля. В Средневековье на этом месте образовалось поселение Рибница (не следует путать его с одноимённым городом в Словении). В 1878 году Подгорица вошла в состав Княжества Черногория. Статус административного черногорского центра город получил в 1946 году — правда, под другим именем: в годы социалистической Югославии он назывался Титоград в честь национального лидера — Иосипа Броз Тито. С 3 июня 2006 года Подгорица — главный город независимой Республики Черногория.

…Во второй половине дня я отправился на автобусную станцию и взял билет до Бара. Погода стояла прекрасная (как выяснится позже, это был первый и последний день с хорошей погодой). Дорога до Бара оставила много ярких впечатлений, яркость которых подпитывалась их новизной. Почти всю дорогу видны были горы — или так близко, что каменные стены практически нависали над серпантином, или так далеко, что представляли собой едва заметную дымку на горизонте. Большую часть пути пейзаж из окна автобуса был довольно однообразным — горы да долины — пока из-за ближайших скал, закрывших почти весь горизонт, вдруг не выскочила на наше обозрение широченная водная гладь. Она была настолько могучей, простирающейся почти до горизонта, настолько фундаментальной со своими лёгкими волнами с барашками серебристой пены, что я первые несколько минут был уверен в том, что вижу море.

Но прошло ещё несколько минут — и берег неведомого водоёма стал врезаться во внезапно выступившие из-за горизонта горы. Там, где каменные своды вступали в воду, её поверхность была сплошь зелёной от множества кувшинок и других водяных растений. Густой зелёный слой тянулся от берега на многие десятки метров, после чего сходил на нет, уступая место ровной серебристой водной глади. Это было Скадарское озеро — крупнейшее на Балканах. Я раньше часто видел его на фотографиях, но никакое фото не передаст ощущения той мощи и величия, которое буквально излучает этот природный феномен. Тот, кто не видел это вживую, не сможет до конца оценить грандиозность и красоту бескрайнего Скадра, воспетого ещё Петром Негошем.

В самом Баре побывать удалось недолго, поскольку я условился вечером встретиться с Зораном в Подгорице. Я решил до прихода автобуса немного осмотреть город, точнее — ту его часть, где я находился. Как и в большинстве городов черногорского приморья, в Баре можно встретить надписи и рекламные объявления на русском языке (хотя в более популярных Будве и Тивате таких надписей гораздо больше). Как и в Подгорице (да, наверно, и в любом городе Черногории) с улиц города хорошо видны горные вершины.

Утром второго дня, 10 июля, я снова начал с посещения автобусной станции, чтобы посмотреть, куда можно поехать. Я уже почти остановил выбор на Петровце на 11.20, как вдруг мой взгляд упал на высветившуюся надпись «Sarajevo 13.35». Поскольку в списке стран экс-Югославии, которые я хотел бы теперь посетить, Босния и Герцеговина шла на первом месте, я не мог упустить такой блестящий шанс. Купив билет, я всю первую половину дня провёл в исследовании центра Подгорицы. От отеля «Европа» до центра — сущие пустяки. Первое, что бросилось в глаза, когда я вышел к историческому центру города — Сахат-кула, старая каменная башня-часовня XVIII века на другой стороне дороги. Чуть дальше пройдя по узкой улочке старого города, я вышел на небольшой пятачок открытого пространства, на котором гордо возвышалась мечеть Осман-Агича — ровесница башни. Вернувшись на площадь, где и расположена башня, я пошёл дальше в сторону дворца спорта и на первом повороте перед ним свернул налево. Передо мной открылась неширокая улочка, а впереди замаячили, словно рёбра скелета какого-то гигантского животного, опоры знаменитого моста Тысячелетия.

Внимательный читатель наверняка задастся вопросом: откуда же в Черногории мечети, если страна в своё время отразила набеги турок? Ответ довольно простой, и наилучшим образом его описывает знаменитый черногорский поэт Петар Петрович-Негош в своей бессмертной поэме «Горный венец». Турки не смогли захватить Черногорию силой — по крайней мере, целиком — и решили действовать хитростью. Важнейшим инструментом удержания захваченных и освоения новых территорий для османов стала так называемая «добровольная» исламизация населения. Выбор был прост: или принять ислам, отказаться от обычаев и веры отцов и дедов, получить даже новое имя — и сохранить свои права, имущество, свободу и жизнь; или стать презренной «райей», то бишь «стадом», людьми без статуса, которых можно было продавать и покупать, грабить, насиловать и убивать.

Впрочем, сами славяне-мусульмане считают, что их предки приняли новую веру в основном добровольно, а вовсе не под угрозой истребления. Историки приводят главную причину исламизации: очень большие налоги, которые турки собирали с христиан. Впоследствии новообращённые мусульмане привыкли к своей вере и стали считать её важной частью своей идентичности. Для Черногории, в отличие от многих других регионов, было характерно относительно толерантное отношение между христианами и мусульманами: они осознавали общее родство, вступали в смешанные браки, помогали друг другу в беде.

Так или иначе, но исламизация Черногории шла полным ходом. Она не была такой массовой, как, например, в Боснии и Герцеговине, но количество мечетей в черногорских долинах росло вместе с количеством принявших ислам — так называемыми потурченцами. Петар Негош в «Горном венце» говорит об этом устами одного из главных героев — владыки Данилы:

«…Видишь, что творит султан коварный.

Видно, научил его сам дьявол:

«Черногорию я покорить не в силах,

Чтоб она вся мне принадлежала,

поступать с ней надо по-другому»…

И явился дьявольский мессия,

предлагая сладость ложной веры».

Река Морача в центре Подгорицы знаменита не только тем, что через неё переброшен относительно новый мост «Миллениум» (он же мост Тысячелетия). Здесь имеет место целый архитектурный ансамбль: по обе стороны от моста «Миллениум» к реке плавно сбегают два лестничных спуска, образуя под мостом единую террасу. От террасы вниз, на самый берег Морачи, ведут две симметричные тропки. Спустившись по любой из них, вы окажетесь на берегу Морачи. Но чтобы дойти до самой воды, этого мало. Берег Морачи с этой стороны — широкая полоса камней и гальки, которую нужно пересечь, прежде чем можно будет сесть на корточки перед самой водой и окунуть руку в лёгкую, прохладную, стремительную струю Морачи.

Вернувшись на станцию, я сел в автобус. Так как первая половина дня выдалась тёплой и солнечной, я был в одной лишь майке. Изначально я рассчитывал, что приеду не слишком поздно вечером и в моём распоряжении будет хотя бы пара — тройка часов — достаточно для первого знакомства с городом. Время показало, как сильно я ошибался.

Начать с того, что на выезде из Никшича основная дорога оказалась заблокирована из-за аварии. Авария, судя по всему, была серьёзная — пробка растянулась более чем на километр. Тут один из пассажиров автобуса принялся с жаром объяснять водителю, что он — коренной сараевец и знает точно, что тут рядом есть ещё один путь, которым можно проехать. После недолгих разговоров водитель свернул туда, но всего через пару километров навстречу нам выехала легковушка, водитель которой затормозил и отчаянно замахал руками. Наш водитель высунулся в окно и спросил того, что стряслось. Водитель легковушки прямо-таки вверг в шок всех нас словами «Нема пута! Удес!» В итоге мы вернулись на главную трассу. Стоит отметить, что к этому времени с ближайших гор спустилась гроза. Полноценная летняя балканская гроза — с громом, молниями, пронизывающим ветром и холодным дождём, который довольно скоро перерос в ливень. Спору нет, в автобусе было тепло, но вот барабанящий в окна дождь и мертво застывшие машины впереди нас оптимизма как-то не прибавляли.

Часа через два, а может, и больше, машины впереди начали медленно двигаться. Ещё не менее часа потребовалось, чтобы пробка постепенно сошла на нет — и мы, наконец, продолжили свой путь. Сначала мы ехали по относительно населённой местности, но спустя примерно час оказались наедине с серпантином и прекрасной, абсолютно девственной черногорской природой. Вокруг — одни горы, перемежающиеся узкими долинами. Горы густо покрыты великолепным лесом, в каждой долине или течёт речка, или струится узенький горный поток. Прошло ещё сколько-то времени, и наш путь всё чаще стал нырять по тоннелям в скалах. И если некоторые тоннели явно тщательно обработаны — обложены бетоном, с окошками в стене и «карманами» по бокам, где могло бы поместиться авто размером с маршрутное такси — то были и такие, где прямо с потолка свешивались каменные зубцы, стены были неровные и вообще закрадывались большие сомнения в том, что человек хоть как-то приложил руку к прокладке такого тоннеля. Ближе к боснийской границе вообще весь наш путь лежал в скалах — не успеваешь выскочить из одного тоннеля, как тут же попадаешь в другой. Впрочем, даже в те моменты, когда автобус был на открытом воздухе, снаружи мало что было видно — всё было темно и мутно из-за продолжавшейся грозы с дождём.

Вскоре показался и пограничный пункт Шчепан-Поле. Сначала нас остановили на черногорской границе. Пограничник забрал наши паспорта и отправил автобус к выезду из погранзоны. Там другой служащий в форме вернул нам документы и пожелал счастливого пути. Еще несколько минут по серпантину, стремительно летящему вниз — и вот перед нами уже боснийская застава. Бравый пограничник, весь увешанный нашивками цветов национального флага БиГ, точно так же забрал паспорта, проставил печати и вернул нам. И сразу стало видно, что страна — уже не Черногория: черногорцы пожелали нам «srećan put», боснийцы же — «sretan put».

Вскоре после въезда в Боснию сделали остановку в каком-то городке. В автобус зашла старушка — «божий одуванчик» и спросила, сколько стоит билет до Фочи.

— Ничего не стоит, — бросил водитель.

— Как? Я заплачу, сынок, мне бы до Фочи…

— Говорю же, мать, тебе бесплатно.

— Спасибо, сынок!

В девять вечера совсем стемнело, и были лишь слышны удары капель непрекращающегося дождя. Первые километры по боснийской земле прошли так же, как и последние — по черногорской: перескакиванием из тоннеля в тоннель. В Фоче была сделана десятиминутная остановка, высадили старушку — и снова вперёд. В 21.55 по местному времени мы въехали в Источно-Сараево.

Источно-Сараево — город и центр одноимённой общины на окраине столицы Боснии и Герцеговины — федерального Сараева. По сути, город как самостоятельная административно-территориальная единица образовался лишь после войны в Боснии 1992—95 гг. Тогда Сараево оказалось разделено на две части, мусульманскую на западе и в центре и сербскую на востоке. Мусульманская часть города, расположенная в Федерации Боснии и Герцеговины — и есть федеральное Сараево, столица страны. Восточная же часть, которую в годы войны занимали сербские войска, получила название Источно-Сараево (то есть Восточное Сараево) и формально находится на территории Республики Сербской (второго после Федерации БиГ энтитета, или автономии, страны).

…Выйдя из автобуса на станции, я в первую очередь промок до костей и начал замерзать. Естественно, авария нарушила все мои планы и нечего было и думать о прогулке по городу. Сараево встретило меня чернильным мраком быстро спустившейся летней ночи и ледяным ливнем, косо хлещущим под свирепыми порывами ветра. Было очевидно, что так или иначе мне придется провести в городе ночь, и я стал думать, как же это обустроить получше. Я спросил у первого встречного, есть ли тут такси, думая доехать до ближайшего отеля. Тот махнул рукой, и я увидел, как единственная оставшаяся на стоянке машина такси медленно стронулась со своего места. Презрев ливень и леденящий ветер, я бросился ей наперерез, но, естественно, не успел. Таксист скрылся во мраке сараевской ночи, а я вынужден был также бегом вернуться под крышу станции.

Тот же человек, чью внешность в полумраке было весьма трудно различить, спросил меня, зачем мне понадобилось такси. Узнав, что мне нужно как-то провести всего одну ночь, он снова махнул рукой на какое-то приземистое двухэтажное здание метрах в ста от станции. Подойдя к нему, я увидел спасительную надпись «Рrenoćištа». Отдав хозяину плату за ночёвку, я поднялся в предложенную комнату с тремя кроватями, выбрал первую попавшуюся и мгновенно заснул. Проснувшись рано утром, я первым делом направился на станцию и взял билет на ближайший автобус до Подгорицы. Если бы у меня не было планов на вторую половину дня, я бы остался в Сараево на больший срок — но планы у меня, конечно же, были.

Пока же, имея почти час времени, я вызвал такси, с которым на сей раз проблем не возникло, и попросил отвезти на Башчаршию. Это историко-культурный центр Сараева, построенный еще в XV веке и увенчанный прекрасным восточным базаром. Тут я познакомился с удивительной архитектурной планировкой города. Сложилось впечатление, что Сараево распланировано как амфитеатр, где на верхних «ярусах» находится периферия, а центральные районы лежат на самом «дне». Проехав несколько «ярусов», мы спустились в самый низ и выехали на мост через реку Миляцку — символ города. Переехав мост, мы свернули направо и поехали по набережной Миляцки, после чего вновь свернули и выехали на небольшую уютную площадь, заставленную магазинчиками, торговыми рядами и действительно напоминавшую базар. Я вышел из машины и прогулялся по этому удивительному месту, где буквально каждый камень дышит романтикой давно ушедшей старины. Словно не верилось, что вот эту площадь, которую я много раз видел на фото, я теперь вижу вживую. И эти голуби, воркующие на влажных от утренней росы камнях, и лениво дремлющие псы около только что открывшихся магазинчиков. И группки самых разных людей, от пожилых мужчин в деловых костюмах до девушек в хиджабах, спешащих от фонтана — «себиля» — к высотке, на крыше которой гордо красовался логотип филиала российского Сбербанка…

Запечатлев всю эту красоту, я вернулся на станцию. Поскольку я ничего не ел со вчерашнего утра, мне срочно нужно было что-нибудь купить в дорогу. Зашел в ближайший магазинчик, взял пару пакетов чипсов, выложил на прилавок. Продавщица улыбнулась: «Dvije marke!». Ну две так две. С этими-то запасами провизии я сел в автобус и поехал обратно в Подгорицу. Остановка в Фоче на десять минут. Сели, поехали дальше — и тут парень с переднего сиденья всплеснул руками: что-то потерял на месте стоянки. Благо, отъехали лишь на пару сотен метров — остановили, и парень стремглав понёсся назад. Вернулся, водитель спрашивает: «Nađoh li si?» — мол, нашёл ли? Парень устало, но довольно выдохнул: «Nađoh».

Всё остальное было так же, как и вчера ночью — скачки по тоннелям, затем боснийцы выпускают из страны, черногорцы впускают, снова тоннели… Запомнилась автобусная станция в черногорском городе Колашине, где мы сделали остановку. Она представляла собой старое полуразрушенное здание с окнами без стёкол, без каких-либо оповещающих знаков. Никаких перронов, кондукторов, турникетов. Автобус просто встал на имевшееся свободное место около дома и ждал, пока не подсядут местные.

Днём приехали в Подгорицу, и тут снова полил дождь. Тут бы и отдохнуть, но я уже договорился с моим другом Влайко (тем самым, что посоветовал мне отель «Европа»), что приеду к нему в гости. Разнообразия ради я решил поехать на поезде. И тут-то я в очередной раз понял, что, находясь на Балканах, ни в коем случае нельзя мыслить российскими категориями. У нас ведь с железной дорогой как? На станции заранее объявляют время прибытия, да и с телефона в режиме онлайн информацию можно получать. А тут всё вышло иначе. Взял билет, жду на вокзале. Естественно, ни о каком онлайн-отслеживании тут нет и речи. Прибытия поезда никто не объявил. Уточняю — оказывается, поезд уже давно стоит на перроне. Бегу со всех ног, рядом бежит какой-то мужчина. Прибегаем ровно к тому моменту, когда все двери поезда захлопнулись. «Ну всё», подумал я. Тем временем подбежавший мужчина, видимо, просто со злости, изо всех сил пнул ногой в секунду назад закрывшуюся дверь. И о чудо — она открылась! До сих пор не могу понять, случайно ли это, или опаздывающим тут всегда открывают двери таким вот образом…

И вот, едва вернувшись из Боснии, я еду в другую сторону — на границу с Сербией. Колёса стучат, вагон мерно подрагивает, мимо окна проносятся поля, леса, горы… На одной из остановок в купе зашёл молодой парень. Кроме нас, больше никого в купе не было, так что молчание длилось недолго.

— Куда едешь? — спрашивает мой попутчик.

— В Биело-Поле.

— А, на Лешнице выходишь?

— Ага. А ты?

— Значит, я раньше выйду. Ты сам откуда?

— Ну еду я, как видишь, из Подгорицы. А вообще я из России.

— О! У меня есть друзья из России. Я в школе учил русский, так что немного понимаю. Наше «наравно» — это ваше «конечно», да?

— Точно!

На станции Лешница выхожу, меня встречает Влайко, идём к нему домой. Лешница — не только название станции, но и небольшой посёлок в общине Биело-Поле. Отсюда рукой подать до сербской границы. До дома Влайко дошли минут за двадцать. Не буду подробно описывать все подробности, скажу лишь, что семья Николичей встретила меня как родного — так тепло, а обращалась со мной так бережно и внимательно, что мне даже стало неловко. Я подарил братьям подробный гид по Москве, взяв с них обещание, что они обязательно приедут в Россию. В свою очередь, Влайко подарил мне сборник стихов своего собственного сочинения «Завичаj у срцу пjева» («Родной край в сердце поёт»). Этим же вечером мы прогулялись по городу Биело-Поле.

Биело-Поле — достаточно типичный по планировке город для Черногории, больше похожий на посёлок. Он лежит меж горных склонов по краям долины реки Лим. Дома одно- и двухэтажные, просторное расселение. Видно, что почти все жители занимаются сельским хозяйством — чуть ли не у каждого дома видны стога сена, а чуть ниже по долине, по берегам весёлой речушки Лешница, пасутся козы и коровы, гуляют куры.

О городе и одноимённой общине можно было бы рассказать немало интересного — хватило бы на отдельную книгу. Кроме городского центра и прилегающих к нему поселений, по окружающим холмам и речным долинам раскинулось ещё более сотни деревень. Когда-то Биело-Поле имело развитую промышленность. Индустриализация во второй половине XX в. привела к переселению жителей из села в город. После распада Югославии пришла в упадок и промышленность. Начался процесс приватизации заводов. Эти обстоятельства привели к забросу и опустению сельских подворий, а заводские рабочие оказались уволены и выброшены на улицу.

Община изобилует природными красотами. Название «Биело-Поле» происходит от названия цветка — ромашка (серб. бела рада, черн. bijela rada). Осматривая окрестности с Оброва, холма неподалёку от города, когда-то можно было видеть поле, всё усыпанное белыми ромашками — отсюда и название города. Близлежащие поселения и деревни располагаются в долинах и по холмам рядом с реками: Лим, Лешница, Бистрица, Любовижда и Брзава. Местный климат отлично подходит для развития сельского хозяйства. Когда-то оно было основным родом деятельности для населявших эти земли людей, и большие площади засевались различными зерновыми культурами. На прилегающих к городу территориях разбиты фруктовые сады. Яблоневые сады биелопольской общины — крупнейшие в Черногории.

В окрестностях города есть и горы: Беласица, Лиса и Пештер. Лиса — одна из наиболее рудоносных гор Черногории, однако эти ресурсы всё ещё не исследованы. Беласица может быть использована как для развития туризма, так и для выпаса скота в летний (пастбищный) период. На летнем пастбище ставится хижина, в которой пастухи живут всё лето, пока скот находится в горах на выпасе. Зимой выпас скота становится невозможен из-за большого количества снега. Край изобилует эндемичными видами (то есть такими, которые живут только здесь и нигде более), имеет богатый видовой состав флоры и фауны, а также сказочную природу. На территории общины находятся многочисленные минеральные источники — к сожалению, в большинстве случаев заброшенные. К слову, один из таких минеральных источников мне удалось посетить.

Город имеет неспокойную историю. Впервые он упоминается под названием Николь-Пазар в средневековье, как перевалочный пункт для торговых караванов из Дубровника. Сегодня на этом месте находится пригородное поселение Николяц и церковь св. Николы, наследие сербского короля Милутина, представителя благородного дома Неманичей. Биело-Поле — родовые земли Неманичей, династии, правившей Сербией в Средние века. С той эпохи и по сегодняшний день Лимскую долину украшают православные монастыри, храмы и церкви. На склоне холма, вокруг которого образовался город, находится церковь св. апостолов Петра и Павла (не следует путать её с одноименной тысячелетней церковью в Сербии). Построил церковь в 1196 г. князь Мирослав, брат родоначальника династии Неманичей — Стефана Немани. В ней дьяк Григорий по приказу своего господина, князя Мирослава, писал евангелие, ставшее позже одним из ключевых элементов сербского культурного кода — Мирославово евангелие. В наши дни евангелие хранится в Народном музее в Белграде, а один лист — в России, в Санкт-Петербурге. Также эта святыня использовалась и как школа переписчиков.

После попадания православных балканских государств под османскую власть Биело-Поле получило название Аково, а церковь св. Петра была осквернена и превращена в мечеть. При этом её южная башня оказалась разрушенной. В наши дни она реконструируется, и к ней, понемногу и с большим трудом, возвращается изначальный облик.

Освобождение Биело-Поля от турок пришлось на 1912 год. Известно, что турки проводили политику ассимиляции славянского населения. Влайко ещё до встречи писал мне: «Сейчас мы можем наблюдать последствия тех времён. По некоторым данным, около 40% населения общины — мусульмане. При этом, вне зависимости от вероисповедания, в Биело-Поле живут со взаимопониманием друг к другу. По крайней мере, конфликты на религиозной почве у нас практически отсутствуют.»

…Вернувшись с прогулки, мы сели за стол, на котором словно из ниоткуда появилась бутыль с ракией. Ракия — чрезвычайно популярный тут крепкий алкогольный напиток, который получают дистилляцией определённых фруктов (как говорят местные — ракию «пекут»). От конкретного фрукта, использованного при изготовлении, ракия и получает своё название. Как правило, каждый сорт ракии настаивается на каком-то определённом фрукте — и получает от него своё название. Например, ракия, настоянная на сливах, называется шливовица. Другие популярные сорта настаиваются на яблоках, винограде, грушах и так далее. Несмотря на то, что крепость ракии может достигать 70 градусов (а доводилось слышать, что и выше) — пьётся она очень легко благодаря нежному фруктовому послевкусию. Да и похмелья от неё (если соблюдать меру) обычно не бывает. Ракия — национальный напиток в большинстве южнославянских стран; только на юге региона, в Македонии, предпочитают вино, а на севере — в хорватском Загорье и Словении — пиво.

Пью свою стопку залпом, как водку, чем вызываю удивлённый взгляд Влайко.

— Что такое? — спрашиваю немного смущённо.

— Ха-ха! Ракия так не пьётся! — заявляет он и демонстрирует, как надо: маленькими глоточками.

Ложимся спать. Поскольку дом всё-таки не резиновый, мы с Влайко ночуем в одной комнате. Чисто, уютно. Над изголовьем моей кровати — огромный, до потолка, сербский флаг на толстом металлическом древке.

— Символично: будешь спать под сербским флагом! — смеётся мой друг.

Наутро Влайко разжигает плиту, закидывая в открытое отверстие обычные дрова. Честно говоря, глядя на это зрелище, немного выпал из реальности. Мне вспомнилось, как в Карелии я проезжал по Петрозаводску мимо дома, на одной стороне которого была яркая и броская надпись «Компьютерный клуб», а на другой — над порогом намалёвано: «Валенки ручной валки».

Здесь была схожая ситуация. Только представьте: в одном углу комнаты — телевизор, компьютер, кто-то из братьев читает уведомления в «фейсбуке». А в другом углу той же комнаты — пышущая жаром печь с прикрытой заслонкой, аппетитно пожирающая свежие дрова…

Но предел моему удивлению в это утро ещё не был достигнут. Когда Лиляна — мама Влайко — сказала, что сейчас приготовит завтрак, я был уверен, что он ничем не будет отличаться от обычного завтрака у нас в России: бутерброды или что-то в этом роде. Но сначала на столе оказался огромный котёл с тушёными перцами, фаршированными мясом, затем — ведёрко с творогом, сразу несколько сортов сыра и пара буханок хлеба. Даже с учётом того, что завтракающих было шесть человек, на мой взгляд, это был перебор. Лично для меня спасло ситуацию только то, что всё было свежайшим и потрясающе вкусным. Закончили мы завтрак, по традиции, ароматнейшим свежесваренным домашним кофе.

После завтрака я вместе с братьями отправился к одной из местных природных достопримечательностей — минеральному источнику. Местные жители зовут его просто «кисели извор», то бишь кислый источник. Он вытекает из ямки на склоне холма, спадает ещё с одного холма своеобразным мини-водопадиком и впадает в Лешницу. Вода коричневого цвета; когда я спросил братьев, потому ли это, что в воде много железа, — получил положительный ответ. Вкус у воды специфический, минеральный, кисло-солоноватый, и очень приятный. Набрав воды во всю имеющуюся тару, мы пошли обратно. Лиляна подвезла меня на своей машине к автобусной станции (автобус шёл раньше, чем поезд) и взяла с меня обещание ещё раз погостить у них. Мне было безумно жаль расставаться с этими людьми, которые встретили меня, человека, которого они раньше знали только по интернету, как родного, и сделали всё для того, чтобы я чувствовал себя у них, как дома.

В день отъезда я снова прогулялся по центру Подгорицы, на этот раз дойдя до памятника Высоцкому. Он расположен на дальнем, если смотреть от отеля «Европа», берегу Морачи, в том месте, где параллельно «Миллениуму» реку пересекает ещё один мост — куда более скромный, исключительно пешеходный, но зато более уютный — с лавочками, каждая из которых накрыта пластиковым козырьком от солнца. Как мне удалось заметить, этот мост даже более популярен как место для прогулок, чем шумный и неуютный из-за постоянного автопотока «Миллениум».

Наконец, пришло время возвращаться домой. Всё хорошее когда-нибудь заканчивается, а уж всё отличное — и подавно. Автобус мчал меня в Тиват: мимо окраин Подгорицы, меж гор и долин, мимо приморья, где чуть ли не половина надписей и рекламных объявлений была на русском языке. Так, в общине Будва проехали дом, на котором была вывеска следующего характера: сверху написано крупно «For sale», ниже чуть мельче — «На продажу». На сербском языке там не было написано вообще ничего!

Вот и подошла к концу моя очередная поездка на Балканы. Несмотря на не лучшие погодные условия, она принесла мне исключительно положительные эмоции. Надеюсь, тот, кто прочтёт этот рассказ, решит отклониться в сторону от привычных курортных маршрутов Египта, Турции и Греции и посетит эти прекрасные места — славянские Балканы!

И я обязательно вернусь туда! Обещаю!

А пока что я скажу этим волшебным краям — «До свидания»!

Часть 4. Красно-белый тур и страж Железных ворот

«Во имя всех, кто в красно-белом,

Как клятву «Зве́зде» сочинил я стих:

Клянусь и сердцем, и душой, и телом

До смерти поддерживать их!

Но в будущем нам без сражений — никак,

И трудно нам будет в футбольном бою,

Пусть «Звезда» подарит нам сотни атак,

Мы жизнь ей подарим свою!»

(песня болельщиков «Црвены Звезды»)

…Всё началось неожиданно. Причем неожиданно как для Ивана, моего друга и коллеги, с которым в итоге мы и совершили это небольшое, но увлекательное путешествие, так и для меня. Сложно сказать, получилось ли у нас совершить этот визит в Сербию, если бы мы планировали его заранее. Но… обо всём по порядку.

Надеюсь, читатель простит мне маленькое отступление от темы повествования: без него сложно будет оценить мотивы нашего путешествия и то, что бы мы хотели в Сербии увидеть. Итак, в конце августа, сидя в нашем московском офисе на работе, мы с Иваном рассуждали о предстоящем спортивном событии: «Спартак» в матче-открытии своего новенького стадиона «Открытие-Арена» принимал белградскую «Црвену Звезду».

Понятно, что Иван, болеющий за обе красно-белые команды, жаждал попасть на этот матч. Я же, хоть и являюсь поклонником ЦСКА и «Партизана» (то есть самых принципиальных оппонентов «Спартака» и «Звезды» соответственно), был бы не против наконец попасть на новый современный стадион. Забегая вперёд, отмечу: на этот матч мы так и не попали. Зато попали — чуть позже — совсем на другой, но ничуть не менее интересный…

Итак, в разгар нашего обсуждения я мечтательно заметил, что было бы неплохо побывать на игре «Црвены Звезды» именно «там» — в Сербии. На что Ваня ответил, что было бы, несомненно, замечательно побывать не просто на игре, а на знаменитом «Вечном дерби» — главном футбольном событии Сербии, встрече «Партизана» и «Црвены Звезды». Открыв календарь Елен-Суперлиги чемпионата Сербии, мы увидели строчку «Partizan — C. Zvezda 18.10.». Мы

переглянулись: у каждого из нас была возможность взять отпуск. «А поедем!» — заявил я. «А поехали!» — поддержал Иван.

Вот так-то и получилось, что мы буквально «с чистого листа» решили отправиться в Сербию: Иван — в первый раз, я — в третий. Подготовка заняла у нас немного времени (которого, кстати, всё равно было в избытке). И вот мы уже садимся в самолёт, и вот распахивает перед нами свои гостеприимные двери аэропорт «Никола Тесла»…

Несмотря на всю спонтанность принятого нами решения, у нас был составлен примерный план нашего пребывания в стране Караджича и Джоковича, Теслы и Обилича, Карагеоргия и святого Саввы. Обязательным пунктом этого плана была поездка куда-нибудь в глубинку страны — ориентировочно в Голубацкую крепость.

В первый день, заселившись в отель, мы немного прогулялись по городу. В 16.00 по местному времени мы встретились, как и договаривались, с моим хорошим другом Неманей, после чего все вместе отправились за билетами на баскетбол. Мы давно хотели увидеть вживую, как болеют сербы на баскетболе, и взяли билеты на матч Евролиги — против принципиального соперника «Звезды», турецкого «Галатасарая».

«Комбанк-Арена», на которой и должна была состояться игра, произвела на нас впечатление. Величественный современный дворец спорта, вмещающий более 20 тысяч зрителей, в обычные дни принимает концерты и другие общекультурные и развлекательные мероприятия. Мы взяли два билета в центр за 1500 динаров — Неманя на игру не шёл — и прогулялись по Новому Белграду, прошли мимо Сава-центра, мельком увидели Ушче — и через парк дошли до места, где стояла в ожидании завтрашнего военного парада различная техника, в том числе танки.

Утром второго дня, 16 октября, мы поехали в Нови-Сад. Изначально мы планировали взять напрокат машину в гостинице, и даже заранее договорились с сотрудником rent-a-car в отеле, но в итоге так и не взяли. Благо, автобусное сообщение в этом уголке Европы налажено достаточно хорошо. В Нови-Саде мы встретились с моей хорошей знакомой Миланкой, которая и провела нас по городу. Разумеется, мы тотчас же стали вспоминать нашу первую встречу, состоявшуюся более года назад — когда Миланка и Срджан впервые показывали мне Нови-Сад. Ну разве могли мы не зайти в знаменитое бифе «Путин»?! Правда, несмотря на то, что в ассортименте была водка «Путинка», мы всё же ограничились кофе.

Вернувшись в Белград, мы сразу же отправились на баскетбол. Правда, мы немного опоздали, и когда мы вошли в холл «Комбанк-Арены», матч уже начался. Зайдя в зал, я первым делом оглох. Около 20 тысяч болельщиков, одетых во всё красно-белое, ревели не переставая так, что в перенасыщенный децибелами воздух, казалось, можно было вешать топор. Мне доводилось бывать на разных спортивных соревнованиях, в том числе в «Лужниках», где на матче футбольной Лиги чемпионов присутствовало более 60 тысяч зрителей — но с этим «комбанковским» антуражем не сравнится ничто. Даже во время неторопливого розыгрыша мяча зал ревел практически без перерывов. А уж когда «Звезда» завершала атаку удачным броском по турецкому кольцу — раздавался настоящий взрыв. Другого эпитета я подобрать не могу — в зале творилось настоящее безумие…

Турецких болельщиков, если они и были, мы нигде не увидели. Со второго — верхнего яруса — свисали флаги, транспаранты, надписи различного содержания. На правой от нас трибуне сверху свисали один за другим флаги «православных братьев» — России, Сербии, Греции. Слева же от нас, на противоположной стороне, красовался огромный баннер с надписью «Нови Београд». Были моменты, когда одна из трибун громко распевала… «Катюшу». А во время пауз, «зажигая» выбегавшую на паркет группу поддержки, из динамиков звучала не менее родная «Калинка».