Бесплатный фрагмент - Весточка. О счастье

«Весточка. О счастье» Юлия Прим

Аннотация:

Белое платье. Красивый букет. Четко выверенная, доведённая до идеала картинка.

И «жили они долго и счастливо» спросите вы? В теории. Однако, невеста не та, да и прежние отношения вносят в жизнь полную сумятицу.

Сколько живёт в этом мире любовь? Однозначного ответа не существует. А если её постоянно испытывают на прочность? Задумайтесь, останется ли от неё что-то, пройдя искушение смертными грехами? А если героев несколько и их чувства абсолютно диаметральны? Возможно ли, предать себя, а после обрести долгожданное счастье? Или же это тоже просто в теории, а на практике…

Книга вторая. Продолжение и окончание истории «В погоне за счастьем».

Глава 1

Белое платье. Струящееся вокруг силуэта. Тонкая, полупрозрачная ткань. Расшитая россыпью драгоценных камней. Изящный букет. Окаймленный шелковой лентой. И золотое кольцо на пальце. Связывающее воедино две, столь разные, жизни.

Живой взгляд. Неподдельный. Выражающий непомерное обожание. Сдержанность мимики. Робость. Скромность. И всё же, обволакивающее ощущение любви и тепла.

Улыбаюсь с толикой грусти. Слегка промачиваю от эмоций глаза. Всё правильно. Наверное. Я только за. Если это его осознанный выбор. Если по-настоящему. И навсегда.

Димка по обыкновению безукоризнен. Черный костюм. Увенчанный, вместо бутоньерки ажурным платком. Взъерошенные волосы идеально уложены. А безымянный палец «наряжен» парным кольцом.

Закрываю глаза ладонью, убирая телефон под подушку. Уже полдень. Суббота. Я никак не заставлю себя встать. Дикий токсикоз спутал все планы. От туалета до дивана. С рассвета. Неизменным маршрутом. Туда и назад.

Фотография, появившееся во весь экран, доставлена без подписи. С незнакомого номера. Пусть будет так.

Глупо звонить с поздравлениями Верховцеву. Отвлекать. А отправитель… Ну, что ж… Видимо ей просто необходимо было это мне показать. Убедить. Что теперь всё расставлено по своим местам? Будто я принимала попытки к сближению после той встречи? Меня осадили условием: веди себя хорошо и, лишь после родов, мы пересечёмся для разговора в суде. Попробуй предпринять попытку избавиться от ребенка или заменить ему отца… Глупая формулировка, но процитировать буквально я уже не берусь. Тот разговор теперь кажется наполовину стертым из памяти. Прошло всего три месяца, а будто года два. И, кажется, всё то, что было «до» уже не является правдой. Момент, растянувшийся «после», болезненнее, реалистичней. И в нём, без печали и гордости я (желанно иль нет? Сложно ответить), осталась одна.

— Или не совсем, — постанываю тихо, накрываясь подушкой. Слыша, как захлопывается входная дверь.

— Веста, я тебе сейчас такое расскажу! — выкрикивает смеясь. Судя по звуку, в мгновение ока, возникая на пороге моей спальни.

— Верховцев женился. Я в курсе, — протягиваю из последних сил. На деле выходит достаточно грустно. Почти безжизненно. Что заставляет скривиться.

— Да, блин, — топает ножкой, точно недовольный ребенок. — Я совсем не об этом хотела! Я на вечер столик в караоке заказала. Тебе вкусняшек разных принесла. Вон у двери целый пакет.

— Лизк, уйди, — молю тихо, ощущая подступающую тошноту лишь от упоминания еды.

— Ты из-за Димки, да? Переживаешь? — не унимается, тараторя жалостным голосом.

— Уйди! — выкрикиваю, швыряя в её сторону подушку. Из последних сил подрываюсь с постели, едва не сшибая её с ног, прокладывая маршрут к туалету.

Падаю на колени. Ненавидя этот момент. Эту жизнь. И всё, что с ней связано.

Шестой месяц. Чуть больше месяца назад я была готова поспорить, что уже всё позади. Жизнь как-то налаживается. Приходит в подобие нормы. Я смирилась со своим положением. До сих пор не до конца понимая, чего ждать впереди, но… Научилась принимать это как данное что ли?

Неделю назад токсикоз вновь напомнил о себе. И вот на меня уже не просто косо смотрят на работе, а буквально умоляют убраться подальше, не занимая чужого места, и оставить проекты, в которые вложены столь сил и труда.

— Ты общалась с врачом по этому поводу? — настороженно уточняет подруга. — Я, конечно, не спец в таких делах, но, по-моему, это не норма!

— Нет. И не хочу лишний раз заострять внимание на своей скромной персоне. Что нового он мне может сказать? Исправит анамнез? Я беременна, дорогая. Это свершившийся факт. И в ближайшие месяцы глупо ждать облегчения. Выходит, на деле, рождение ребенка не каждому дается так уж легко. Так что приди к этому шагу, когда будешь действительно морально готова. Иначе почувствуешь себя такой же размазней, как и я.

— Давай-ка водички. А потом прогуляемся, — шепчет с опаской, будто я действительно тяжело больна. — Ты же не собираешься ещё столько времени сидеть в четырёх стенах?

— Была бы такая возможность-скорее всего я бы её приняла.

Помогает подняться. Доводит до спальни, перекрывая в шкафу кучу белья.

— Вот это подойдет. На воздухе тебе станет полегче. Кстати, — гримасничает, подбирая слова: — Ты откуда про свадьбу узнала? Я всеми правдами и неправдами пыталась от тебя это скрывать.

— Получилось сообщение из первых уст, -фыркаю, завершая, -Насколько я это понимаю.

— Вот же глупая девчонка. Как будто это что-то изменит.

— Она отстаивает своё. Чему удивляться? Ты сама в аналогичной ситуации поступила бы также. Глупо, конечно, но похоже она до сих считает меня конкуренткой.

— Не хочу тебя обидеть, но сейчас это определение притянуто за уши. Видок у тебя, мягко сказать ещё тот, — поясняет с улыбкой. — И, если ты не позволишь мне это исправить, я не то, что обижусь, а пожалуюсь на тебя куда надо!

— Верховцеву? — усмехаюсь тихо.

— Хуже. Твоей маме. А лучше ещё и горячо любимому Максу.

— Вот его не смей трогать, — выдаю болезненно тихо, упираясь взглядом в живот. — До апогея эта история его не касается.

— И когда ты решишься рассказать эту новость?

— Наверное, когда будет что рассказать, — поясняю устало. — А пока я держу обещание. Ничего ему не обещать. Знаешь, это оказывается далеко не просто. Особенно, когда гложет желание всё рассказать. Его контракт неминуемо подойдёт к концу. Наверное, тогда и я действительно стану к чему-то готова.

Спустя какое-то время ей всё-таки удается вытащить меня на прогулку. А после даже заставить выпить молочный коктейль.

— Значит так, — отмечает с толикой прагматизма. — Пока тебе стало лучше, не вижу повода, чтобы менять свои планы. С большим животом я тебя, точно шарик, разве что во двор смогу выкатить. Поэтому сегодня, мы идём забывать о проблемах. Орать самые противные песни. И просто весело проводить время. Кстати, — дополняет резонно. — Мой психолог не устает повторять, что лучше проораться не дома, чем позже на мужа. Это, знаешь ли, действительно держит на плаву брак.

— Боюсь, что я не влезу ни в одно выходное платье, — вставляю, в надежде заставить её передумать.

— Да ты себя в зеркало видела? — охает, закатывая глаза. — Потеряла за эти недели минимум два размера! Разве что талия… Отсутствует, — улыбается. — И ещё более значительно начала выпирать.

***

Самое интересное, что это действительно ей удалось. Привести в мало-мальски пригодный вид и даже впихнуть меня в платье. Правда изначально, оно представляло собой oversize. Нынче же спереди было в обтяжку.

Отделаться от Лизки — задача не из лёгких. Помню, Верховцев любил повторять, что подобное не удалось даже её мужу. Ну, а мне уж подавно. Поэтому в восемнадцать ноль-ноль мы высаживались за столик в небольшом зале, разделенным на некие звуконепроницаемые кабинки. В заведение, где не столь много людей и слишком много пафоса.

Спустя полчаса я была готова сознаться, вся терапия, предложенная психологом, имеет право на жизнь. После нескольких исполнений «Breaking the habbit» мне действительно стало легче. И фраза «So I breaking the habit tonight» (Поэтому я завязываю сегодня же), могла бы стать девизом дальнейшей жизни. Если бы не одно «но». Непредвиденное «но». Появившейся буквально из ниоткуда.

— Ты совсем умом тронулась?! — заявляет во все всеуслышание Верховцев, до предела распахивая дверь. Буквально влетая в наш, доселе, уютный уголок.

Взгляд же обращён на подругу. И высказывания, на деле, получает она.

— Димочка, — распыляется в улыбке. — Сам чёрт прислал, не иначе! Правда, не скажу, что рада тебя видеть. По моей информации, в данный момент, ты должен находиться достаточно далеко отсюда.

— Не твоё дело, где и с кем я должен быть, — процеживает со злостью.

Рывком подносит руку к бокалу, что стоит с моего края стала. Принюхивается, прищурив глаза.

— Вода со льдом, — ехидно проговаривает Лизка. — Это практически максимум из того, чем питается наша общая знакомая в последнее время. Лёд и вода. Ну ещё витамины, конечно, чтобы не полностью портить статистику, получаемую тобой от врача. И если бы тебе действительно было не всё равно, а я в этом сомневаюсь, ты был бы более прозорлив и хоть отчасти созерцал то, что вижу перед собой я. Давно бы понял, что от неё остались одна кожа да кости. Ну и естественно, наличие живота.

Пристолбляет меня взглядом к дивану, сменяя эмоции резче, чем я успеваю считать. Выдает ровным тоном:

— Пошли.

— Ну уж нет, — вспыхивает всё та же Лизка. — Ты и представить не можешь, сколько сил я потратила на то, чтобы её хоть как-то по кусочкам собрать!

Хмурый взгляд исподлобья. Повторяет со сталью в голосе, обращаясь ко мне:

— Я сказал «пошли».

— Твою мать, Верховцев! — в противовес моему молчанию, не унимается подруга. — Ты вообще сегодня женился! Кто ты теперь такой, чтобы за неё что-то решать!?

— Тшш, — демонстрирует жест «заткнуться». Продолжая нарочито тихо: — Ты вообще одна из главных причин, которая неминуемо привела к краху моей жизни. И если когда-нибудь я тебя ненароком прибью-меня оправдают, сославшись на состояние аффекта. Да и муж твой, после, скажет «спасибо», наконец-то вздохнув с облегчением.

Пользуясь возникшей вокруг тишиной, подносит телефон к лицу, проговаривая бесстрастно: — Ковалев.

И я, морщась, слышу гудки.

— Добрый, — размеренно излагает Верховцев. — В отделении? Скоро подъеду. Да. ЧП.

— Дим, занимайся своими делами, — проговариваю устало. — Со мной всё нормально.

— Я вижу, — кривится в ответ. -Поехали. Нас уже ждут.

— Вест…, — обиженно вставляет подруга, наблюдая, как я поднимаюсь с дивана.

— С ним бесполезно спорить. Ты же знаешь. Спасибо тебе за всё. Я доберусь домой сама.

— Я тебя люблю, — проговаривает, надув губы. — А Димка придурок. Он и сам это знает. Готова поспорить.

Холодный взгляд, обращённый в её сторону, мог бы остудить любого. Да только не Лизку. Эта вредная девчонка, напоследок, показала ему ещё и язык.

— Пока, — улыбаюсь, бросая в ответ. И тут же ретируюсь, обнимая себя руками. Иду молча, смутно понимая, как дальше быть.

***

В приемном покое нас задержали совсем ненадолго. Врач вел разговор очень сдержанно, то и дело, бросая взгляд на Верховцева. Того, что сидел на стуле в углу: разодетый в шикарный костюм; ослабив галстук на белой рубашке; периодически смотря на часы; сцепив ладони до белых костяшек.

— Дмитрий Андреевич, вы же не против, если я оставлю Анжелику здесь на несколько дней? — спрашивает Верховцева, непосредственно минуя меня.

— Только за, — кивает бесстрастно. — Делайте всё необходимое, чтобы привести её и ребенка в порядок.

— Я так и думал. Спасибо. Что ж, — обращается ко мне.- Пройдёмте со мной. Я покажу палату и дам вам сменную одежду, чтобы переодеться. Капельницу и необходимые уколы поставим сейчас. Ночью отдохнёте как следует, а с завтрашнего утра повторим анализы, и я буду лучше видеть картину.

Подоспевшая медсестра выполняет инструкции, пропуская вперёд. Проводит в комнату, где я могу сменить платье на некий свободный халат. Уточняет по пути у Димки, цепляя взглядом отблеск кольца:

— Вы муж?

Грузно выдыхает, царапая взглядом, проговаривая неоспоримо:

— Выполняйте свою работу. Обойдемся без лишних вопросов.

— Конечно, — спохватывается, пряча глаза.

Процедурная. Несколько болючих уколов. И одиночная, так и хочется вымолвить, «камера». Хотя нет, палата. С нормальным ремонтом и даже наличием санузла.

Он вошёл, удосужившись спросить разрешение. Глупо, конечно, учитывая то, что меня уже пригвоздили к кровати, не позволяя особо то шевелиться. Разговора не избежать. Оно и понятно. Только кто начнёт? И чем его поддержать?

Рефлексивно кладу свободную ладонь на живот. Ощущая под пальцами лёгкий пинок. Усмехаюсь, притягивая вопросительный взгляд.

— Она проснулась, — поясняю неловко.

— Я не был в курсе пола, — проговаривает отстраненно, привычным жестом взлохмачивая волосы. Заносит руку вперёд. Отдергивая назад. Закусывает в нерешительности губы, произнося настороженно: — Можно? Кусь, это и мой ребёнок…

Отворачиваюсь, ощущая, как по щекам бегут слезы. Проговаривая едва слышимое «да».

— Господи, Куська, какая ж ты дура, — доносится с тенью улыбки, едва мужская ладонь плавно касается живота. — Я так хотел тебя возненавидеть. А не могу. Ни сейчас. Ни тогда.

Ребенок словно затихает. Прислушивается. Нерешительно толкая лишь спустя несколько минут. Ощутив себя в безопасности под ладонью, что значительно больше, чем моя.

Димка заливается смехом, ранящим сердце. И я в который раз захожусь мыслью «была ли права?».

Рингтон телефона. Не убирая руки, отвечает. Сменяя лёгкий тон на серьезный.

— Я буду через пару часов. Может позже. Это твоя свадьба, детка. Реши проблему сама. У меня дела.

— Верховцев, ты придурок, — выдаю с бесконтрольным смешком. — Лизка была права.

— Не обольщайся насчёт её умственных способностей, — парирует едко. — И, да, кстати. Большое спасибо. Моя свадьба — это только твоя вина.

Глава 2

У большинства «тестируемых» на мне медикаментов, помимо побочек, присутствовал один неоспоримый плюс — от них ужасно клонило в сон. Хочешь ты этого, или не хочешь. Однако, для меня, это открытие, явилось как высшее благо. Разговор особо не клеится, а оправдываться сил не хватало.

Какое время Димка провёл в палате, сложно даже сказать. Проснувшись под утро, я не стала осложнять себе жизнь этим уточнением. А также, не хотелось думать над тем, обещал ли он медперсоналу вернуться с утра?

«Владеющий информацией — правит миром». Истинная правда. Но далеко не сейчас. Мне хватило лестных эпитетов. Хватило краткого пересказа ультиматума его отца. Хватило настолько, что тяжесть вины, кажется, придавила к кровати с удвоенной силой.

В своём уходе от него я тешила себя глупой надеждой, что поступаю «как правильно». Действительно делаю его жизнь лучше. А получилось «как всегда».

Я не спорю, у него был выбор: получить всё или остаться ни с чем. Димка выбрал первое. В то время как я, наоборот, от всего отказалась.

Вопрос на миллион (риторический, по своей сути): кто же из нас двоих, по итогу, оказался действительно счастлив?

Ещё день в больнице на нормализацию моего состояния. Бесконечные звонки от мамы и Лизки. Поставленный на бесшумку телефон. И тревожное состояние при каждом открытии двери. Замирание сердца. Перед неизбежным. Недопонимание. Как и зачем смотреть ему после в глаза?

Отчасти облегчение на следующее утро. Выписка. Ни появления больше. И ни звонка.

Жизнь входит уже в привычное русло: работа, работа, работа. Попытка доказать, что моё «временное положение» никак не влияет на объём и качество выполненных проектов. Гнетущие мысли о будущем. Планы: остаться при должности буквально до родов; минимизировать декрет, занявшись уже сейчас поиском няни. Иначе всё то, к чему я так рьяно стремилась, способно кануть в небытие. Меня заменят более удобным сотрудником, амбиции которого позволяют переступить через всех, в достижении своего жизненного блага. Возможностей держаться на плаву у меня сейчас и так осталось немного. Работа, как единственный спасательный круг. Камнем на шее, тянут ко дну, все насущные проблемы: обязанности и дела, связанные с появлением ребёнка, и выдержка линии поведения с Максом. Где мы, в очередной раз, (отныне вроде даже по взаимному согласию), изображаем вид, будто друг для друга всего лишь друзья.

— Веститская, ко мне в кабинет, — командует шеф, не предвещая чего-то хорошего. Зато вытягивает из горестных мыслей, заставляя встряхнуться.

Подхожу к двери, стучусь, прося разрешения. Усаживаюсь напротив, словно провинившаяся школьница. Знать бы ещё, что успела сделать не так…

— Анжелика, — начинает предвзято сурово, — Не стану ходить вокруг да около, и скрывать тот факт, что у меня на тебя были большие планы. Однако твоё деликатное положение обязывает внести в них некие коррективы.

Киваю, потупив в пол взгляд. Меня сольют в ближайшее время. Спасибо, Дима. Теперь ребенок — это действительно единственное, что у меня осталось. И то, вопрос,» как надолго?».

— Ты знаешь о скором открытии нашего нового филиала, — продолжает натянуто и мне вновь приходится тихо кивать. — Елена, как самая подходящая кандидатура, за неимением тебя, представлена на должность начальника отдела.

Повторно киваю, напоминая китайского болванчика. Муторно ожидаю развязки.

— Её место здесь по праву твоё, — выводит с нажимом, заставляя, в недоумении, распахнуть глаза. — Конечно, учитывая тот факт, что ты не готова его потерять. Специалисты растут, а повышения в нашей профессии дело не частое, поэтому полный декрет, как ты сама понимаешь, не имеет смысла тебе предлагать.

— Спасибо…, — протягиваю, исходя внутренней дрожью. Улыбаюсь, мысленно моля не услышать никаких «но».

Одобрительно кивает, выводя более бодро:

— Через полгода Экспо, а следовательно, мне уже сейчас необходимо подать заявку с фамилиями участников. Подписываясь на это, обязана понимать, что наша компания не имеет права провалить этот тендер. Следовательно, уже сейчас, все «за» и «против» необходимо просчитать. Подумай до утра и реши, могу ли я, как и прежде быть уверен в тебе, а также полностью тебе доверять?

— Спасибо за вашу благосклонность, Аркадий Семенович, — проговариваю с мягкой улыбкой, немного придя в себя. — Я готова подписаться под всем озвученным уже сейчас.

Хмурит брови, поясняя с напором:

— Ты отдаёшь себе отчёт в том, что мне придётся проститься с тобой, если пойдёшь на попятную?

— Пожалуй рискну, — отвечаю серьезно. — Меня устраивает этот расклад.

— Возьми сутки, — поясняет более вразумительно. — Обсуди дома все обстоятельства. Анжелика, ты прекрасно понимаешь, что я отношусь к тебе, как собственной дочери, твоё становление в профессии, происходило буквально у меня на глазах. Но я не смогу ничего предпринять, если спустя пару месяцев ты заявишься с отказом.

— Аркадий Семёнович, — начинаю тихо, подбирая слова, — Вам из первых уст известно, что мне не с кем ничего обсуждать.

— А после мне позвонят с нагоняем, — кривится, барабаня пальцами по глади стола. — И худшим, в данном случае, станет выслушивать монолог от твоего несостоявшегося свёкра.

— Очень сомневаюсь, что такое возможно, — пожимаю плечами, стараясь держаться спокойно.-Сейчас, в их семье, всё внимание приковано к сыну и его жене.

— Напомни, какой у тебя срок? — протягивает задумчиво.

— Шесть с половиной, но это не помешает…

— Подумай до завтра и взвесь свои силы, — пресекает учительским тоном. Явно поясняя нежелание выслушивать бессмысленные оправдания. — Я смогу дать тебе несколько месяцев. Сейчас или позже. Сможешь работать по возможности. Дома. На неделе узнаем, кто станет куратором данного проекта. После подписания, я уже не смогу за тебя заступиться. Будешь отчитываться обо всем непосредственно ему. Насколько мне известно, поставят одного из питерских. Покажешь себя плохо — я сделать ничего не смогу. Ты либо справляешься и получаешь повышение, либо задним числом уходишь в декрет. На том основании, чтобы за год-полтора стереть из памяти размах своего провала. Но я также не уверен, что после смогу даже попытаться выдвинуть тебя на ступень выше. Всё поняла?

— Безусловно, — соглашаюсь кивком.

— У тебя сутки на принятие любого решения, — командует сухо, отправляя жестом скорее убраться вон.

Ухожу, бросая напоследок «спасибо», а рука машинально находит телефон. Уточнить у Димки, думает ли он что-то на этот счёт…?

«Не буди лихо» — приходит на ум, и я соглашаюсь с глубоким смыслом этой формулировки.

— Привет, не отвлекаю? — протягиваю с тоскливой улыбкой. Дождавшись до ответа только единственного гудка. Внутренний диалог не достиг своего апогея, и я понятия не имею как правильно было бы в реальности его начать.

— Разве, что отвлекаешь от серости мыслей, — смеётся в ответ. — Привет, Беда.

— Мне предложили попробовать Экспо, — начинаю с запинкой. — Ну, как предложили, либо взять тендер, либо сказать дальнейшей карьере «прощай».

— Боишься рискнуть? — выводит с сомнением, за что получает в карму плюс один балл.

Улыбаюсь, докладывая честно:

— Совсем не боюсь. Я слишком долго к этому шла.

— Тогда мне непонятно сомнение. Подпишись и скажи начальству веское «да». Когда выставка?

— Через полгода, — вывожу менее решительно, упираясь взглядом в уже «весомый» живот.

— У тебя полно времени на подготовку, — заявляет уверенно. — Или гложет что-то ещё?

— Когда ты возвращаешься? -уточняю несмело.

— Не задавай вопросов, ответ на которые боишься получить, -парирует с явным смешком. Дополняя устало: — Уже не помню чья фраза, но правда в ней вся. Стараюсь. Изо всех сил. Сроки прописаны определенными нормами. Не все зависит от меня.

— Я…, — начинаю зажмуриваясь. И слышу его тяжёлый вздох, будто молящий «молчи». — Макс, я попробую принять это предложение, — завершаю, собираясь совсем не это сказать. «Не обещай», бьётся в мыслях. «Не обещай». Так проще. Полгода. Почти прошло. Рубеж в год? Или больше? Справлюсь? А он?

— Уверен, что буду тобой гордиться, — сменив гнев на милость, ласкает в ответ.

И вновь хочется прикусить язык, чтоб не ответить «люблю». Прощаюсь, обещая набрать по возможности. Прощаюсь. Лишь мысленно проговаривая всё то, что хочу.

Возвращаюсь к кабинету начальства. Осторожно стучу.

— Опять ты? — уточняет из-под очков, не поднимая головы.

— Я обдумала и посоветовалась, как вы и просили.

— И-и? — протягивает с сомнением.

— Аркадий Семёнович, я готова отвечать за все риски. Где подписать?

Смеривает взглядом, не меньше минуты. Словно, позволяя убраться, сделав вид, что подобного заявления не было.

— Хорошо, — протягивает задумчиво, — Я перешлю тебе документ. Сама внесешь данные. К тому же, зачитаешь до дыр мелкий шрифт перед тем, как его подписать.

Киваю, получая в ответ вытянутую руку, которую мне предлагают пожать.

— Верю, что справишься.

— Приложу все усилия, — улыбаюсь в ответ.

Полгода. Есть стимул держаться.

Макс. Его контракт заканчивается месяцем позже. За это время, возможно, я и подумаю, как ему всё рассказать.

***

Время летит незаметно, только в том случае, когда ты чем-то занят. Вокруг бесконечные списки, дела. И, кажется, в сутках слишком мало часов. В противовес, оно тянется до бесконечности с приходом темноты. Когда отступает вся суета. Именно тогда считаешь уже ни недели, а дни. Даже минуты до сна и нового дня.

Говорят, чтобы не скатиться к глубокой депрессии и обостренной жалости к себе, необходимо заняться чем-то физически. Придумать дело по душе, отгоняющее всякие мысли. В моём случае, отдушиной явилась переделка комнаты, которую, впредь, стала именовать для себя не иначе как «детской».

Я не имела понятия на какой срок задержусь в этой квартире. Не было смысла выкрашивать стены в яркий цвет. Наполнять её детскими рисунками, хотя, в другой ситуации, с удовольствием занялась бы росписью стен.

Разговаривая о грядущем ремонте, с Лизкиным мужем, мы обсуждали совершенно не это. В планах главенствовал приемлемый консерватизм. В итоге выбор пал на тёплый белый. Отчасти солнечно-светлый и всё же, цвет истинной непорочности и чистоты.

Мне хватило недели до начала проекта, привести эту часть квартиры в комнату детской мечты. Все вечера, до глубокой ночи, моими спутниками в четырех стенах, были бригада рабочих. И разговорами «о важном», прислащивая их десятками анекдотов, полностью выводили из ощущения внутренней пустоты.

Вопреки уговорам мамы о запрете ранних покупок, я растрачивала на них все последующие вечера. На то, чтобы заполнить комнату всем необходимым. Чтобы не думать о том, кто будет заниматься подобным, когда для меня станет это всё не под силу. И, чтобы ни от кого не зависеть. Одна, значит одна.

Как и советовалось прежде, я создавала её для себя. А после, (уже буквально до родов) проводила в ней свободные дни. Обвыкала. Дышала. Укладывала «приданное» в шкафчики. Отгоняя навязчивые мысли:

— «Как после этого всего я стану жить дальше? Что будет, если Димка настоит на своем решении забрать последнее, что у меня осталось? Ребенка, которого, ни смотря ни что, я уже до боли люблю».

Я запрещала себе думать обо всём этом. Несмотря на отсутствие Верховцева в моей жизни, он наверняка был в курсе происходящего. Пускай изредка, но замечала его парней при выходе из клиники, с работы, а также, иногда рядом с домом. Он держал дистанцию. Я сохраняла свои границы. С одной стороны, бесило чувство, что пора «разобраться со всем на берегу». С другой же, страшило осознание получить в дальнейшую жизнь не самое приятное напутствие.

Помогала работа. ТЗ, получаемые от неведомого собеседника. С которым, на протяжении нескольких месяцев, порой приходилось работать с утра до утра. Он разбирал каждый шаг с безумной дотошностью. Бесил исправлениями. Порой заставлял начинать всё с нуля.

И прав был мой начальник, говоривший о неминуемой сложности. О том, что отменить соглашение уже просто нельзя. Я собиралась. Ревела. И делала. Делала. Делала. Пытаясь вести сугубо деловой разговор, в тех ситуациях, когда куратор бесил «до нельзя».

Порой он казался мне полным кретином. Порой сущим гением. Хорошо не всегда. Работать, с наставником подобного уровня, мне доводилось впервые. Выслушивать нарекания, бесконечные правки, советы. И тешить надеждой, что после окончания работы над проектом, мы наконец-то разойдёмся в стороны раз и навсегда!

О моём положении ему доподлинно было известно. Однако, мне никто не делал поблажек, а скорее наоборот. Наставник гнал проект к завершению как можно скорее. Уверенный наперёд, что после родов я не смогу соответствовать требованиям месяц, а может и два. Он завышал планку, порой требуя невозможного. Казалось, если бы был рядом, то на работе все эти месяцы я бы просто жила!

Мне завидовали сотрудники. Ещё бы, урвать подобный выигрышный билет! А девчонки отдела, так и вовсе, только и трубили на сколько мне с ним повезло. Зачитывая наизусть словно древнегреческие эпосы — его несметные победы и достижения.

Хотелось верить, что это так. На деле выстраиваемая картинка выводила нечто иное. Я жаловалась на него Максу. Кому же ещё? И получала в ответ моральную подпитку, чтобы не сорваться с крючка и хоть как-то, наверстывая темп, двигаться дальше.

Однажды утром, после очередной бессонной ночи и морального нагоняя, я вдруг поняла, что попросту не в силах больше работать. Пришло время «уйти на покой». И сорок недель всего лишь некая цифра. В своём извечном старании всё успеть, дойти до заветной даты так и я не смогла.

— Александр, -подтруниваю смеясь, отвечая в привычной ему манере общения, выслушав очередной монолог негодования в свой выходной. В семь утра. За минуту до этого, слыша глухой «хлопок», словно разорвавшегося мыльного пузыря. — Мне кажется, это была последняя наша ночь вместе. И вы успешно меня доконали. Ближайшее время, пожалуй, я буду не в состоянии выдерживать в своей жизни ваше присутствие.

— Серьезно? Какой облом, — издевается сухо. — Я только научился получать некое удовольствие от нашего общения, и вы наконец-то начали, хоть как-то, профессионально себя проявлять.

— Надеюсь передышка пойдет нам обоим на пользу, — завершаю резонно, созерцая на полу подобие лужи. — Прошу прощения за дерзость, но сейчас мне вообще не до вас…

— Что ж, удачи, — парирует с явным смешком, продолжая серьезно, — Отзвонись, если какая помощь нужна. Как-никак уже не чужие люди. Столько бессонных ночей под твой голос…

— Обязательно, — пресекаю со злостью переходы на личности. Только этого мне и не хватает прямо сейчас!

Отключаюсь. Несмело осматриваюсь. Набираю на автомате того, кому, клялась, что не стану звонить. И вот не вышло. Это в теории просто: собралась; уехала в роддом; родила. А на деле…

— «Господи, с чего начать?»

Барабаню дрожащими пальцами по стене, на которую опираюсь, от страха едва ли стоя на ногах. Слишком долго и медленно считаю гудки. А что, если сейчас не ответит?!

— Да, — выводит сонно, продолжая с нарастающим раздражением: — Кусь, мне переехать к тебе жить, чтобы напомнить, насколько рискованно будить меня в выходной в семь утра?

Всхлипываю, выпаливая, с чувством настигшей истерики:

— Верховцев, твою мать, я бы не стала так просто звонить! Кажется, я рожаю! И я понятия не знаю, что делать! Я не справлюсь с этим одна!

— Так. Соберись. Открой дверь, — командует сухо, -Ребята будут через пару минут. Не хватало ещё квартиру вскрывать. Я буду, как только смогу. Встретимся у врача.

— Но…, — буквально постанываю в трубку, ощущая спазмы и скручивания живота.

— Бл@дь, Кусь! — прикрикивает не сдержанно, — Если бы ты не решила рожать в час пик, я был бы уже у тебя!

Отключаюсь дрожа. Иду исполнять приказы. Едва успевая «убрать за собой», встречая на пороге перекошенные лица ребят.

— Лик, ты же дотерпишь до больницы? — больше похоже на просьбу, уточняет Сергей.

— Конечно, — сжимая кулаки, пытаюсь успокоить, искривленной улыбкой. — Две сумки в спальне. Я переоденусь и…

— Ты поторопись, а? Димка нас убьет, если что-то пойдет не так.

— Потому, что я разбудила его в выходной в семь утра? — пытаюсь отшутиться, чтоб разрядить обстановку. Получая в ответ резкое и напористое:

— Дура, да он до сих только пор тобой бредит и любого готов порвать за тебя!

Глава 3

— Всё хорошо? — с порога, с нажимом уточняет Верховцев. И не понять кому адресован вопрос: бравому товарищу, что пришвартовался неподалеку, отвечая за мою безопасность или же спрашивает меня?

Рапортую, как можно спокойнее, пока Сергей настороженно салютует в ответ.

— Спасибо, Дим. Ребята всё сделали чётко. Премируй по возможности, а то запугал их настолько, что были готовы при перевозке обмотать меня пупырчатой пленкой. И, вдобавок ко всему, приклеить надпись «стекло», а то не дай Бог разобьюсь, словно фарфоровая.

— Не ёрничай, — отмахивается, сканируя сверху донизу на предмет «повреждений». — Ты почему ещё здесь?

— Сейчас заберут. Медперсонал получает все необходимые наставления.

— Угу, — кивает невнятно, переводя взгляд на Сергея. Отдаёт автомобильный брелок, напутствуя сухо:

— Сумку переложи себе. На время возьму твою тачку. Мою, вместе с телефоном, пристрой в каком-нибудь Богом забытом месте. Желательно, где GPS ловит с особой погрешностью. Сделай вид, что понятия не имеешь, где я нахожусь. Пусть порадуется заслуженному отпуску, за тяготы и мучения совместной жизни.

— К чему такие жертвы? — выдаю со смешком, кривясь, от настигающей боли. Мой вопрос остаётся проигнорирован, и я вновь совершаю попытку заслужить долю внимания. Процеживая уже словно просьбу. — Поезжай домой. Всё будет нормально.

— Не наигралась ещё в «Я всё могу сама и ты мне больше не нужен?»

— Не больше, чем ты в «счастливую семейную жизнь», — парирую резче чем следовало, поджимая губы в досаде. Находя его непривычно усталым. Замечая синяки, что пролегли под глазами за последние дни. Что-то пошло не так. Или, изначально, всё сразу. В моём случае, пожалуй, всё ещё хуже. Что может быть построено на лжи и прочих недомолвках? В общем итог одинаков. Безвыходная ситуация. Что делать дальше? Поди разберись…

— Дай ключи от квартиры, — произносит скупо, не вдаваясь в дальнейшую дискуссию. Внешняя напряженность только усиливается, и я безропотно достаю из сумки ключи, вкладывая брелок в мужскую руку.

— Поживу какое-то время. Приведу всё в порядок, — комментирует скупо.

— Я всё сделала как надо, — отзываюсь, в момент, когда дверь кабинета наконец-то отворяется и меня забирают к дальнейшему «месту следования».

Слыша вдогонку не столь громкое и, всё же, режущее слух:

— На твое «как надо» у меня, слишком часто, абсолютно противоположное мнение.

***

Что я знала о родах? Теорию, описанную в тысячи вариациях. Сводящуюся к паре пунктов: это долго и больно; всё забудется, буквально увидишь, услышишь ребенка (и конечно же ощутишь дикий восторг, потому как решишься позже повторить подобный рывок ещё раз или два)!

Что забыли упомянуть? Как обычно-самую суть.

«Забудь всё, что прочитано выше. Время, как понятия, попросту не существует! Схватка, длящаяся пару минут, легко растягивается в сознании на пару часов. Ты прежде в жизни не уставала! Вдохни. Выдохни. И даже не смей молить о пощаде! Пройди ещё двенадцать кругов личного ада. А после потрать остаток сил на то, чтобы болезненно улыбнуться. И только тогда… Нет. В принципе, и после тебя не оставят в покое. Добро пожаловать в новую жизнь! Это было не самое сложное. Это только начало.»

Первые сутки дались тяжело. В какой-то момент пришло сознание, что я не сплю слишком долго. Или сплю и не сплю одновременно. Такое возможно?

Утром у порога палаты уже стояли Верховцев и мама. Всё будто сквозь сон. Обрывки фраз, эпизодов. Не задержавшихся в памяти. Лекарства, манипуляции. Шаги взад-вперёд, проделанные на автомате. Звонки. Поздравления. И тяготящие. Слишком реальные из всего прочего, Димкины поцелуи и прикосновения.

В свободные часы, оставшись один на один с ребенком, я пыталась рассмотреть на маленьком детском личике Димкины черты. Видимые, кроме меня, всем остальным. Хмурилась, не понимая как подобное ухищрение можно проделать. Дочь, (кажется, к этому слову невозможно сразу привыкнуть), была похожа сама на себя. Словно ни я, ни Верховцев к её появлению на свет совсем не причастны. Имя, по негласному согласию, было решено выбирать с буквы «А». По итогу одно из главных мест в моей жизни, отныне, заняла Алиса Дмитриевна.

***

— Тебе не кажется, что мы зашли в тупик? — уточняю у Димки, бывающего в палате чаще, чем детская медсестра. Держащего на руках сонную дочь и улыбающегося ей так, что видны коренные зубы.

— Тебя что-то не устраивает? — парирует приторно сладко. — Кажется, я прекрасно вживаюсь в роль новоиспечённого отца.

— Я не пойму, чего ты добиваешься, — пожимаю плечами, ощущая подступающее раздражение. — Хочешь, чтобы, глядя на этот спектакль я призналась, что сожалею?

— Не утрируй, — отзывается тихо, распыляя губы всё той же широкой улыбкой. — Я искренен как никогда и ничуть не играю. Она моя. Только теперь прочувствовал полностью. Ох@енное слово. Какие-то три буквы. А смысл…!

— Верховцев, — сжимаю зубы, стараясь совладать с разошедшимися нервами. — Ты отдаешь себе отчёт, что у каждого из нас теперь отдельная жизнь?

— Смею не согласиться, — издевается мягко, не сводя глаз с ребенка.

— Формально ты женат, — давлю на остатки, давно почившей, совести.

— Формально, — вторит тихо. — Яснее описать эту вакханалию попросту нереально.

— Дим, я люблю его, — протягиваю обречённо.

Пожимает плечами, удостаивая посредственного взгляда.

— К твоему сожалению, этот факт так же ни на что не влияет. Прими как данное, Кусь. Я не исчезну из её жизни. Как бы тебе не хотелось обратного, это моя дочь. И я ни за что от неё не откажусь.

Отхожу к окну, стараясь взять себя в руки. Устремляю взгляд в одну точку, успокаивая дыхание. Проговаривая, как можно бесстрастно:

— Я не собираюсь ограничивать тебя в общении и диктовать какие-то условия. Ты принял мой выбор. Сделал свой. Я имею право на другую жизнь…

— Полное, Кусь, — выдаёт с лёгким смешком. — Благодаря этому браку, пожалуй, я отчасти смог влезть в твою шкуру. Понять тот факт насколько паршиво бывает, когда тебя любят и заставляют этому соответствовать.

— Я же говорю, что мы зашли в тупик, — рефлексивно смеюсь, сжимая в кулаки дрожащие пальцы.

— У тебя два выхода, — продолжает неспешно. В голосе, вопреки моему нервному напряжению, проскальзывает нотка довольства. — Либо смириться и попытаться как-то наладить со мной отношения, либо…, — это «либо» режет сталью оголенные нервы, и я с замиранием сердца выслушиваю продолжение фразы. — Ты можешь оставить дочь мне, беспрепятственно начав всё с нуля. Формально, как ты заметила, у меня «полная семья». Достаток. Возможности. А твой парень в курсе какой сюрприз ожидает его по приезду?

— Я бы послала тебя подальше…, -шепчу, не находя в себе силы сказать в полный голос.

— Да только пока, — продолжает с улыбкой мои рассуждения, — ты отметаешь всё, кроме первого варианта.

***

В этой квартире, за время моего проживания, никогда прежде не было подобного скопления народа. В первую неделю после выписки, бесконечно наставляя и уча обращению с дочерью, в моей спальне поселилась мама. Раскладной диван в зале, будучи «истинным джентльменом» занял Верховцев. В моё расположение остался мягкий уголок в детской комнате. То самое изнеженное для сидения местечко, которое я не планировала использовать под спальное место, да и вовсе превращать когда-то в полноценную кровать. Выбора не было. Единственным спасением от этих двоих стала детская комната. Именно здесь в часы сна ребенка, я могла беззаботно укрыться от напрягающе-повсеместного временного соседства.

Ожидая скорого выхода на работу, я приняла решение отказаться от грудного вскармливания. Мама, естественно, негодовала. Димка вздыхал, то и дело искоса, с заметным вожделением осматривая изменившиеся во мне формы. Порывался даже переубедить. В шутку, краснея, просил дать напоследок хотя бы потрогать. За что был послан к жене, но всё же остался.

Не оценить его помощь, конечно же невозможно. Однако, давалась она слишком тяжко. Морально. После отъезда мамы, (с лёгкой подачи того же Верховцева, лаконично убеждающего в чистоте своих помыслов и доблести намерений), Димка занялся поиском няни. Хотя, надо отдать должное, в этой роли именно он, как никто другой был великолепен. Казалось, ему легко даются любые манипуляции с ребенком, на которые я шла с заметной опаской. Дочь успокаивалась в его руках за считанные минуты, когда моё терпение пробовала на прочность часами.

Димка уезжал рано утром и возвращался уже к обеду, чтобы «сменить меня на посту», позволив выполнить необходимые дела.

К конечному счёту, я даже не поняла как, (толи под предлогом, что ночью я должна отдыхать, толи решив просто не бегать туда-сюда по каждому зову ребенка), Димка перебрался из зала в детскую. Потеснив меня настолько, что в итоге я проснулась зажатой меж стеной и крепким телом, привалившимся к моей спине настолько плотно, что эрегированный член беспрепятственно ощущается всей поверхностью бедер.

— Верховцев, подвинься, — рычу сквозь зубы, пытаясь растолкать лишь его, а не дочь.

— Кусь, она спит, — бормочет сонно, захватывая в объятия ещё сильнее. Так что ладонь «наконец дорвавшись» уверенным движением ложиться на грудь и уже спустя пару секунд, беспрепятственно проникает под майку.

— Ммм, — протягивает заметно бодрее, будто не слыша мои тихие пререкания. Слегка наваливается, захватывает плотнее, пресекая любую возможность выбраться. Свободной рукой проникает под трусики, с тихим стоном массируя влажные складки.

Буквально рыча в ушную раковину, которую после начинает покусывать и ласкать языком:

— Бл@дь, Кусь, девочка моя ненаглядная, ты хочешь меня так же дико, как я тебя.

— Дим, прошу…, — отзываюсь зажмурившись, буквально не слыша своего шёпота из-за громкого, порывистого дыхания. Его пальцы предательски нежно массируют клитор, имитируя движения языка.

Возбуждённый член, сквозь ткань трётся о бедра. Кожа горит, покрываясь испариной. Низ живота предательски тянет, буквально моля о глубоком проникновении, чтобы заполнить всю пустоту, без остатка.

Кусая губы, молю прекратить издевательство, выводя правдивое:

— Дим, пожалуйста, мне ещё даже нельзя.

Грузно выдыхает, опаляя кожу. Шепча отяжелевшим голосом:

— Петтинг и оральный секс никто не отменял. Я знаю десяток способов довести тебя до оргазма.

— Придурок, — шепчу, повышая голос. Ощущая, что спустя десяток секунд уже не смогу заставить себя прекратить эту пытку. Выпаливаю чётко и кратко: — Именно кончать и нельзя.

Хрипит в негодовании, гортанным стоном. Откатывается назад, убирая руки с моего тела.

— Что за жизнь-то такая еб@чая? — сетует злостно, разряжая рычанием накаленный воздух. — С женой полностью отворачивает от секса, с любимой стоит колом двадцать четыре на семь, так трахаться нельзя!

— Прекрати, — кривлюсь, поправляя одежду, что царапает возбуждённую кожу, едва не до стона.

Резко переворачивается, проходя дрожащими пальцами поверх ткани. Ловя губы своими. Жадно целует, удерживая рукой от возможности увильнуть. Лаская языком настолько мучительно сладко, что я сама обвиваю его шею руками. Сжимаю под пальцами мышцы, глотая тяжёлый горячий воздух его дыхания. И лишь глубоко в сознании маленькая, обиженная девочка, что любит другого, тихо молит «не надо». Тело же требует продолжения: тяжелых мужских рук, сжимающих бедра до боли; горячего члена, насаживающего на себя до предела; влажных губ, жадно ласкающих грудь… Боже… Восемь месяцев воздержания. Одна эта фраза заставляет вспыхнуть ярким пламенем, позволяя отдаться в умелые руки.

Проводит ладонью по внутренней части бедра, поднимаясь выше. Ощутимо сглатывает, останавливаясь на ткани, сжимая в кулак влажные трусики. Рефлексивно подаюсь вперёд, за рукой, выпуская из губ громкий стон.

Приподнимает пальцами мой подбородок, втягивая в себя нижнюю губу. Жадно посасывает, обдавая щеки горячим дыханием. И я сдаюсь, не способная думать. Отвечая со всей страстью, что скопилась внутри за это долгое время. Что росла и крепла абсолютно к другому. Опустошаюсь практически полностью, готовая забыть все советы врача.

— Глупая, маленькая девочка, — шепчет отрываясь. Нервным движением приводя волосы в полнейший беспорядок. — Ты, как и прежде отзываешься на каждое моё прикосновение. И любишь ты меня, несмотря на всю херню, которой засрала свою чудную головку. Просто любовь вот такая, без минора и лирики. У нас с тобой всегда на острие. Со скандалами, битьём посуды и страстью. Смирись уже, а? Там лучше не будет. Заскучаешь. А здесь дочь. И я, вновь, ради тебя пошлю всё к черту…

Отворачиваюсь к стене, закусывая до боли губы, что имеют солоноватый вкус. Слезы катятся из глаз абсолютно беззвучно, и лишь Димкино дыхание нарушает тающую тишину вокруг.

Поднимается с постели, бросая раздражённо:

— Пойду, как пацан, дрочить в ванную, иначе не смогу остановить секс-марафон даже из-за криков ребёнка. Постелю в зале. Отдыхай. И обдумай.

Дрожу всем телом, ощущая словно меня окатили ледяной водой. От чего ушли, к тому и вернулись… Кажется, в этом мире ничего неизменно. Жертвуя пешкой, ты никак не влияешь на чужую игру.

***

— Привет. Думала ты уже уехал, — пытаясь скрыть неловкость, увожу взгляд на дочь, что держу на руках. Кухня наполнена запахом свежесваренного кофе. Часовая стрелка на циферблате застопорилась в районе восьми утра.

— Практически, — деловито салютует кружкой. — Дай мне дочь и позавтракай. Иначе опять вспомнишь про еду не раньше обеда.

Трепетно перехватывает ребёнка, оставляет чашку подальше. Отвечая улыбкой на тихое кряхтение. Дополняя более мягко. — Да, и не жди меня сегодня, но начинай бить тревогу если не объявлюсь до следующего утра.

— Проблемы?

— Решаемы, — парирует сухо. Напрягаюсь, отворачиваясь к стене. Наполняю чашку терпким напитком. Едва справляясь с дрожью в руках, чтобы не пролить мимо.

Казалось, слишком давно убедила себя в бесполезности за него переживать. И вот опять это склизкое чувство. Подвешенное состояние при полной неизвестности происходящего и невозможности на него повлиять.

— Это всё что мне следует знать? — вывожу осторожно. Присаживаюсь напротив, пытаясь рассмотреть что-то большее.

— Серёга сообщит, если меня случайно повесят за яйца, — подмигивает с глупой улыбкой, возвращая взгляд к дочери, притихшей в его руках.

— Будь осторожен, — вывожу тихо. Прекрасно помня, насколько гиблое дело вытягивать из него слово за словом.

— Ради тебя? — уточняет лукаво.

— Ради неё, Дим. Вчерашнее ничего не меняет.

— Смотря для кого, Кусь, — протягивает с усмешкой. — Смотря для кого из нас.

***

Девять часов. И не верится, что настал вечер. Дочь наконец улеглась. Словно лакмус, пребывая весь день в схожем нервном состоянии, что и я. Её эмоциональные качели закончены, а я так и продолжаю невпопад ходить из комнаты в комнату. Туда-сюда. Что-то делаю, смериваю урывками время. Телефон молчит. В квартире непривычно тихо. Чужеродно. Словно все эти месяцы и не жила одна. Тревога на сердце становится ярче. Прав Макс, спокойствие позволительно, только когда ничего не ждёшь. Ни от кого не зависишь. Следуешь чёткому алгоритму действий. Так проще. Иначе… Сходишь с ума от переживаний и мыслей. Не за себя. Навязываешься своим присутствием. Ищешь внимания. Глупо применять это к Димке, но всё же. Сердце весь день не на месте. Возможно, гормоны берут своё. Или же с появлением дочери я попросту стала порядком сентиментальна?

Набираю знакомый номер, желая отвлечься и скинуть нервозность. Звонить Верховцеву дрянная затея. Если он занят — то занят. Заткнет односложно, в момент переключившись на свои дела. А Макс, порой, кажется, доступен все двадцать четыре на семь. Хотелось бы верить, что данное право имею лишь я.

— Привет. Не мешаю, — уточняю с улыбкой.

Дочь спит. В запасе должно быть час, в лучшем случае два. Отрешиться от всего и тихо забыться. Главное соблюдать негласные правила. Три «не». Которые вечно пытаюсь нарушить. «Не обещать; не давать надежду; не признаваться в чувствах. «Слова, заменяемые кратким молчанием. Которое каждый способен понять. Так проще? Пожалуй. Четыре месяца. Впереди. Позади больший отрезок. Возможно ли что-то? Кто знает… Остаётся лишь ждать.

Разговор сам собой уводит от тягостных мыслей. Звонок ему всегда представляется дверью в параллельный мир. Моя персональная «Нарния». Где всегда тихо. Уютно. Спокойно. Где легко дышится. Окутывает мягкость и нежность. Согревает теплом. Будто измотавшись по свету, вновь, ненадолго, попадаешь домой.

Щелчок замка режет слух, заставляя очнуться.

— Макс, прости, мне пора. Кажется, Димка вернулся, — вывожу с тихим сожалением, слыша в ответ настороженное:

— Мне казалось, он женился.

— Да, — спохватываюсь, зажмуриваю глаза. Лишь когда откровенно честен не можешь попасться на лжи. В противном случае… — Мне тоже казалось. У него похоже проблемы и причина этому я.

— Многое произошло с момента моего отъезда? — уточняет с излишней серьёзностью.

— Слишком многое, — парирую с грустью.

— Не хочешь рассказать?

— Не сейчас, — вывожу тихо, созерцая у порога Верховцева, облокотившегося на дверной косяк.

Глубокий выдох, доносящийся из трубки, кажется, сотрясает воздух небольшой комнаты. Глаза же напротив, откровенно накаляют его до предела.

— Чувство вины — главный инструмент манипуляции, — заключает мой собеседник с ощутимой тоской. — Пообещай, что постараешься не брать на себя ответственность за чужие проблемы. Любое стечение обстоятельств — это собственный выбор. Его. Мой. Твой. Каждого.

— Я обещала тебе ничего не обещать, — грустно улыбаюсь, уводя взгляд от порога.

— В виде исключения, — завершает серьезно.

И так хочется прошептать в ответ «я очень сильно жду тебя» … Однако губы выводят иное.

— До скорого. Спасибо. Пока.

— Слушай, хорош развлекаться подобным образом, — недовольно подначивает Верховцев. — Давай я тебе организую уик-энд в страну воздушных замков? Отдохнёшь пару дней. Закроешь Гештальт. Вернёшься. Сделаем вид будто ничего в помине и не было.

Запах крепкого алкоголя опережает его приближение, и я ненароком кривлюсь, решая в ответ промолчать.

— Как малая? — уточняет с напором.

— Уложила, — поясняю негромко, оценивая степень его опьянения.

— Пойду проверю, — заявляет резонно, направляясь тараном к соседней двери.

Опережаю, выводя мягко:

— Дим, не надо. Твоя дочь спит. В таком состоянии ты только её напугаешь.

— Был повод для горя, — парирует бодро. Не позволяя определить на глаз сколько он выпил. — Вернее два, — морщится задумываясь. — А нет. Теперь даже три.

В одно движение достает пистолет. И я лишь взглядом успеваю урвать часть кобуры, что привычно спрятана курткой. Рывком снимает с предохранителя, упирая под свой подбородок. Внезапность действий порождает растерянность. И вместо попытки обезоружить, кой меня учили когда-то, лишь стискиваю зубы до скрипа и крепко зажмуриваю глаза.

Щелчок курка. Глухой хлопок.

Монотонная фраза, подгибающая колени:

— Как бы проще всё стало, правда…?

Усмехается, продолжая бахвально:

— Серёга, с@ка, вытащил патроны. Надеялся не пойму по весу. Кстати, Кусь, — упирается взглядом, ища ответы на все не высказанные вопросы в моих распахнутых испуганных глазах. — А почему ты меня не спасла, мм? Я зря вдалбливал в тебя навыки самообороны или тебе настолько безразлична моя судьба?

Молча отворачиваюсь в сторону, стараясь привести дыхание в порядок. Сердце грохочет, отзываясь в висках. И хочется его стукнуть. Выгнать, к чёртовой матери. И всё же молчу, получая холодный приказ:

— Убери подальше, в бардачке есть боевые. И уйди с дороги. Я хочу видеть, как растёт моя дочь. Пока две малахольные, раньше срока, своим поведением не свели меня в могилу!

Сжимая кулаки, ухожу на кухню. Распахиваю окно. Ощущая физически, словно во всем пространстве создали некий вакуум. Голова нещадно раскалывается и кружится в недостатке кислорода. Обычно адреналин придаёт новые силы. Я же, вновь не вписываюсь в должные ожидания.

— Объяснишь, что произошло? — прошу тихо, спустя десяток минут появившись на пороге детской.

Дочь спит, а Димка сидит на коленях, облокотившись на боковину кроватки. То и дело плавно покачивая вперёд-назад плавный маятник.

— Принес документы на развод, — выводит бесстрастно, не отвлекаясь от важного дела.

— Не приняла? — уточняю, смутно понимая, что должна говорить. Какая поддержка ему сейчас нужна от меня? И нужна ли вообще? Хочется усмехнуться от прозаичности ситуации. Да, только, становится тошно. И жалко. Всех сразу.

— Подписала, — цедит с заметным остервенением.-Вернув на руки с заверенной справкой о беременности.

Не сдерживаю рефлексивный смешок, протяжно выдыхая в руки, что сложены домиком возле лица.

— Погоди, не злись, — прошу, пытаясь привести голос в порядок. Вовремя уворачиваясь от мягкой игрушки, что со свистом пролетает в десятке сантиметров.

— Димочка, — призываю к спокойствию нас обоих, слегка отдышавшись, — Справку можно купить. Ты не думал…?

— Не считай меня дураком, — звенит сталью, усиливая полу шепот. Монотонно стучит пальцами по бортику кровати.-Профессия обязывает проверять, а не слепо верить написанному. Оттащил её на узи. Ковалев подтвердил. Сам всё видел.

— Значит не поздравлять…, — мнусь, убирая с губ улыбку. Натыкаюсь на безжизненный взгляд, понимая, что в итоге придется сочувствовать.

— Кусь, у меня внутри вообще ничего не колышется. Понимаешь? Только злость и раздражение, нарастающее с каждой секундой.

Нервно путаюсь пальцами в волосах, не вживаясь в роль психоаналитика. Ситуация слишком запутанная, только, ведь уже не пятнадцать. Он решился на всё это осознанно.

— Если ты не воспринимал этот брак всерьез, то должен же уже по опыту знать…

— Завязывай с нравоучениями, — осекает глухо. — Свой супружеский долг я исполнял с натяжкой на троечку. При этом голову не выключал.

— Значит у неё…, — теряюсь в догадках, не успевая подобрать нужной формулировки. Слыша в ответ более резкое, едва контролируемое громкостью голоса:

— Бл@дь, Кусь, не будь наивной. Как залетают шлюхи?! — процеживает сквозь зубы, сжимая пальцы на перекладине, и я машинально делаю шаг вперёд, чтобы отреагировать на любую резкость движения. — Достаточно кончить в ротик, — продолжает посредственно. — Дальше сама.

— Спасибо за экскурс, — выдыхаю задумчиво, припоминая брюнетку на фото. Чужая душа потемки. Возможно, этот подход показался ей единственно верным, чтобы удержать Верховцева рядом. Только вот промах в одном: если он сам чего-то не хочет, его слишком сложно заставить.

Подхожу, присаживаясь напротив. Плавно расцепляю мужские пальцы с бортика детской кровати. Вбираю ладонь в свою, проговаривая тихо и мягко:

— Дим, но ребёнок то не виноват, что родители идиоты. Правда?

— Себя тем же успокаивала? — язвит с нескрываемой злостью.

— Бывало, — соглашаюсь, переводя взгляд на дочь.

— Я не хочу, — твердит упрямо. — Вообще не могу её видеть. Тем более рядом. И, одновременно, предложи ты мне сейчас сделать второго-не глядя, подпишусь на футбольную команду.

— Что ты ей сказал? — опускаю глаза, пытаясь не вникать в последнюю фразу.

Усмехается, качая головой.

— До тебя никак не доходит, что люблю я тебя? Ты понятия не имеешь, что я испытал, когда узнал про Алиску. Не знаешь, что такое испытывать животный страх от одной только мысли, что что-то может пойти не так. Знать о каждом твоём шаге, заставляя себя не появляться в поле зрения. Думать на опережение. И сходить с ума. Ежеминутно. От обиды и злости, в невозможности быть рядом. Я хотел иметь от тебя ребенка. Понимаешь? Не как повод связать по рукам и ногам, чтобы, лишний раз не сделала в сторону шага. Просто хотел. Это пришло не сразу. Но крепло и зрело через года.

Выпускаю его ладонь, закрывая лицо руками. Грузно выдыхаю, отсекая лишние эмоции. Плавный счёт от одного до десяти. Проговариваю почти бесстрастно, но, всё же, не в силах поднять глаза на уровень его взгляда.

— Пойдем на кухню. Я отпою тебя чаем. А после расскажу, что в аналогичной ситуации чувствовала сама. Ведь я, так же, как и ты сейчас, не планировала эту беременность. Да, только, в отличие от тебя порой отключала голову. Потому что доверяла. Старалась. Да. Однако, если подойти к вопросу с твоей стороны, это тоже выходит предательство?

Он встаёт усмехаясь. Притягивает к себе, помогая подняться. Шепча с долей иронии:

— Это вопрос про две стороны одной медали. Напомнить сколько лет мы прожили вместе?

— И сколько раз расставались, — замечаю посредственно, прикрываю дверь детской, уводя «пациента» в сторону кухни.

— Я был готов, — повторяет резонно, присаживаясь напротив меня. Расстояние в метр, а, кажется, пропасть. Прикрываю глаза, возвращаясь в тот отпуск. Боль. Обман. Потрясение. Перекрывает ли хорошее эти составляющие?

Вывожу еле слышно, ощутимо дрожащими губами:

— Я была не готова. В данной ситуации, вы с ней слишком похожи. В своем желании любой ценой заполучить то, что хочешь… Год назад ты прекрасно осознавал, что всё идёт к очередному нашему расставанию. Мучился сам. Изматывал меня. Мы оба слишком старались, чтобы всё казалось «нормально». Но ведь «натяжка» отношений — это далеко не свобода. Я никогда и ни в чём до тебя не дотягивала. И даже в плане ребенка ты сам всё решил. Я же, как и ты сейчас, была полностью не готова.

— Но ты ведь не жалеешь? — выводит риторически. Ждёт ответа. Хотя, в этой фразе можно просто опустить вопросительный знак.

— Смотря на дочь-нет, — проговариваю без тени сомнения.

— А на меня? — уточняет с долей обиды, что в подобном контексте, более соответствует мне.

— Дети не виноваты, что родители идиоты, — вторю с улыбкой, пытаясь вернуть разговор назад.

Взъерошивает волосы, упираясь взглядом в поверхность стола. Пауза затягивается. Время слишком давит на оголенные нервы. Достаёт сигарету. Точно маятник, монотонно крутит её между пальцев. Я разрешаю курить на балконе. Поэтому здесь, она так и остаётся не зажжена.

— Я просто вышел из кабинета и поехал ближайший бар. До этого, оставив на столе подписанные бумаги на развод. Предложил ей пару дней для раздумий.

— Это подло. Не считаешь? — морщусь, пытаясь представить себя в чужой шкуре. — Осталось добавить купюру на аборт и совесть чиста.

— Твоя формулировка в записке кажется лучше? — издевается ироничным тоном, продолжая со злостью, — Я после мальчишника долго не мог врубиться, что это не шутка и ты реально уходишь. За день. До свадьбы.

— Мне казалось так всем будет лучше.

— Насмеши Бога, рассказав ему свои планы, — выдает со смешком, замечая посредственно: — Погорячее кроме чая ничего нет? А то меня мучительно быстро отпускает.

Мотаю головой, барабаня пальцами по глади стола.

— Мне действительно казалось, что я поступаю как лучше. Вы лишили меня возможности выбора. Но он был у тебя.

— С твоей подачи я отлично отыграл эту партию, — растягивает губы в улыбке, концы которой неизменно кренятся вниз, превращая былую в гримасу.

— Давай не будем ворошить былые обиды. Всё есть так, как есть.

— И время неуклонно движется к его возвращению, — замечает резонно. — Я уже чувствую этот вой приближения ветряных мельниц, зовущий пуститься в атаку.

— Прекрати, — кривлюсь, проговаривая несмело. — Не с твоими «вновь открывшимися обстоятельствами».

Замолкаю, сверля взглядом одну точку на глади стола.

— Я боюсь ему в чём-то признаться и понятия не имею, как он отреагирует на все изменения в моей жизни. А сегодня вообще, не подумавши, ляпнула про тебя. Только ты прав, Дим. Это моя незаконченная глава и я никак не могу двигаться дальше, расставив в ней очередное многоточие.

Подходит, прижимая к груди. И я обнимаю в ответ, прячась в его руках от всего лишнего мира. Наклоняется, тихо шепча:

— Я не лгал о том, что могу поспособствовать твоему выезду на два-три дня.

— Нет, — мотаю головой, проговаривая скороговоркой, — У меня проект. Обязательства. И я просто не смогу ещё раз собрать себя по кускам, если что-то пойдет не так.

— Кусь, — ласкает тембром голоса, поглаживая ладонью по волосам. — У меня очень большой опыт в склеивании твоего сердца.

— Не продолжай, — прошу тише. -Мне больно.

— Мне тоже, — вторит бесстрастно. — Только, если представится такая возможность, я потрачу все силы на то, чтобы попробовать сделать это снова.

— В этом случае мне действительно придется смириться, — усмехаюсь, вдыхая знакомый запах, что всегда ассоциировался с полной защитой.

— Бойся своих желаний, родная, — издевается, пропуская в голос улыбку. — Ты жестоко провоцируешь на то, чтобы активно начать ставить этому парню палки в колеса.

— Не смей, — молю тихо, считывая эту фразу далеко не как шутку.

— Похоже ты слегка переоцениваешь мою безграничную любовь к тебе, — выдыхает протяжно, задумчиво произнося: — И совсем не учитываешь зудящего чувства собственности.

Отстраняюсь, упираясь взглядом в глаза. Выдавливая дрожащим голосом зыбкую просьбу:

— Пообещай. Пожалуйста.

— Я дам ему фору в несколько дней, но, если он опять накосячит… — губы растягиваются в улыбке, которая не предвещает хорошего и мне остаётся лишь ждать оглашения, что будет произнесено дальше. — В общем, буду скор на расправу, — дополняет излишне уверенно. -Такой расклад тебя устраивает?

— И да, какая бы хрень не закрутилась в ближайшее время в моей жизни — я её улажу. Но, только, не жди от меня разрешения вывести куда-то Алиску. Кусь, она моя. И я буду рядом. Всегда. Тут, уж действительно, кому-то придется смириться.

Глава 4

Вереница дней, протянувшаяся следом, мало отличалась друг от друга. Димка уходил с утра, возвращался к позднему вечеру. С каждым днем всё чаще прибывал в глубокой задумчивости.

Его супруга, пользуясь всеми доступными рычагами воздействия, неустанно требовала присутствия в своей жизни. Он шёл на это с большой неохотой, всеми правдами и неправдами отлынивая от обязательств.

Ссоры с отцом отражались блокировкой счетов, срывом контрактов. Наставления матери натягивали истощенные нервы.

Её нравоучения, то и дело, отражались и на мне. Разряжались личными звонками и встречами.

Меня обвиняли в лицемерии. В попытке забрать чужое. Разрушить прекрасную семью, картинку которой столь скрупулёзно создавали. Меня, как и прежде, только отныне в открытую, называли его «глупой ошибкой молодости» и считали помехой на пути к настоящему счастью.

Глупо было даже представить, чтоб в сложившихся обстоятельствах Димке позволят «соскочить» со столь «обоюдно выгодного проекта». Ждать вмешательства в свою сферу деятельности для меня было попросту невозможно. А «помехи» с пути великих и могучих, как известно, следует вовремя убирать. Поэтому, в очередной раз, встретив на прогулке с ребенком несостоявшуюся свекровь, пришлось вернуться к разговору с Верховцевым. Объяснить, что и в его интересах как можно скорее покинуть пределы моей неблагонадежной квартиры.

К тому времени, с его лёгкой подачи, в моей жизни появилась помощница. Без которой, отныне, гулять с ребёнком я не решалась. На улице, в одиночку, велик риск встретить вездесущих советчиков, которые радеют за счастье и благоразумие своего великолепного сына. И никакие ребята Верховцева им не чета. Глупо спорить с тем, кто может лишить тебя хорошего места. Глупо надеяться на то, что со мной не решаться поговорить по-другому. Надавить на больное.

Мария Тимофеевна, няня, что одобрил и представил Верховцев, была женщиной среднего возраста. Коренастая, плотная. Из тех, что и коня наскоку остановит, и в горящую избу по надобности. «За её спиной» я ощущала себя в безопасности. Однако, наедине она отличалась кротким нравом и некой умудрённостью опыта. С лёгкостью считывая насквозь и располагая к себе людей.

Седовласая блондинка, с узелком на затылке из вьющихся, непослушных волос; миловидная и проницательная, — наполняла спокойствием, вокруг себя, любое пространство.

Я прониклась её теплотой и умением управляться с ребёнком. Димку же больше интересовали другие критерии: дипломы; рекомендации; характеристики. А мне важен был человек. Под взглядом которого буду чувствовать себя уютно. Кто не станет журить за любую провинность. Кто поможет советом и научит как правильно… К удивлению, за короткий период, эта милая женщина стала для меня настоящим ангелом- хранителем. Благодаря ей я действительно смогла осознать и принять факт свершившегося, пусть и незапланированного материнства.

***

Верховцев приезжал по возможности. Точный график, в сложившихся обстоятельствах, спланировать слишком сложно. По итогу, с порога я встречала «одного»: хмурого; усталого; полностью взвинченного. Отогревала улыбкой и тихими разговорами, отпуская на свободу «другого». Того, кто с удовольствием возился с дочерью. По-детски резвился, пытаясь уловить новый жест, умение, «факт взросления». Того, кто смеялся. Заразительно звонко. И выглядел, по сравнению с первым, заметно счастливее.

Оставаясь верным негласной договоренности, между нами образовались несколько тем, которые каждый старался не трогать. Подобный формат отношений и ведения дискурса, пожалуй, доставлял удовольствие обоим. В нём не было лишних эмоций, взаимных иллюзий и пререканий. В нём был момент. И в этом моменте меня не сковывали по рукам и ногам. В нём попросту было легко и свободно. Я знала, что он уйдет. Знала о том, что вернётся. Оставит на пороге «ворох проблем», не вовлекая это всё в наши жизни. Мы вновь начинали дружить. Вытаскивать друг друга морально. Как это было когда-то… И забывались обиды. Пугающее будущее, приближающееся с невероятной скоростью, казалось, стало восприниматься легче и проще. И, да, я убедилась в одном… Что совершенно не против, если у дочери, хоть номинально, будет такой «воскресный папа».

Мария Тимофеевна подтрунивала меж делом, что найти лучшего отца, чем родного, увы, невозможно. Сложно спорить. Однако, выговаривалась она не всегда наедине. Любезничала с Димкой, на манер моей мамы. Оберегая его точно младшего сына. Подкармливала горячими пирогами и неустанно продолжала напоминать, что дочь-зеркало отца. Только от него зависит какой она вырастет и будет ли счастлива. Верховцев от удовольствия расправлял плечи, показывая себя во всей красе. Я же фыркала, стараясь не придавать его лёгкому флирту большое внимание.

Подобные философские изречения, от умудрённого опытом «товарища» слушала, лишь пожимая плечами. Если в подобном есть доля истины, следовательно, по жизни как раз мне и придется не сладко. Моему спутнику и подавно. Отсутствие эмпатии отца; бесчисленные романы; уход от мамы — всё это слишком четко стоит перед глазами. Брать ли из этого урок? Делать ли выводы? Вопрос риторический. Однако, в чем-то она всё же права. Если у девочки хорошие отношения с отцом — в отношениях с противоположным полом ей значительно проще. Девочка будет знать, что искать. И непременно найдёт. Следуя рука об руку, по жизни, с прообразом отца.

***

Благодаря помощи няни, я наконец-то смогла вернуться к работе. Проект был закончен. Оставалось лишь максимально серьёзно подготовить себя к презентации. Вызубрить всё до единого знака. Научиться держаться спокойно. Уверенно. С лёгким нахальством, сродни повелению моего куратора.

Следовало привести себя в идеальный порядок. Ведь, никто не должен усомниться в моей способности выиграть тендер; занять новую должность. Никто не должен заподозрить, что порой я работаю ночами, попутно качая на руках неспящую дочь. Никому не должна прийти мысль, что я не осилю возложенные на меня обязательства и перспективы. Никому. Ведь я сама выбирала этот путь. Остаётся бороться за своё право идти по нему и беспрепятственно следовать конечной цели.

Для Экспо в остатке полтора месяца. Мысли то и дело крутились вокруг этой темы. (До возвращения Макса на один месяц больше. Немного. Но всё же.). Нервозность растет. Одновременно с ней усиливается мнимая уверенность, порождаемая заученной фразой, произносимой сто раз на дню, точно мантры: «Я смогу это сделать. Во что бы то ни стало!». (И признаться Максу. Тоже. Смогу. Но позже… Это далеко не вопрос расстановки приоритетов. Просто… С холодным рассудком. Вначале дело. Никак не наоборот. Иначе… пиши пропало.)

— Молодые люди, не хотите проветриться? — вытягивает из некой паузы Мария Тимофеевна.

Димка что-то рассказывал фоном, пока я отвлеклась на свои дела. Голос стих. Не знаю, сразу ли я это заметила? Вернувшись взглядом к Верховцеву, наткнулась на «задумчивого истукана» Его гложет время не меньше моего. И не поймёшь: одинаковая у нас причина или разная.

— Чего сидеть-то в четырех стенах? — заботливо продолжает няня. Лаская слух мягкостью голоса. — Погода прекрасная. Алиса Дмитриевна уснула. Моё время ещё не закончено и у вас на перезагрузку есть свободных полтора-два часа.

— Милая моя женщина, в вашем предложении считывается скрытый подтекст, — будто проснувшись от долгого сна, распаляется в улыбке Верховцев. — Вы устали от нашей дружной компании или же всё менее прозаично?

— Я бы отметила в монологе нотку сводничества, — комментирую посредственно, замечая озорной блеск, коим отзываются мужские глаза.

— В таком случае замечу, что всегда могу задержаться, — парирует с мягкой улыбкой моя помощница, даже не стараясь опротестовать сложившееся впечатление. — Мои дети выросли и разъехались. У всех свои семьи. А муж не в том возрасте, чтобы нуждаться в постоянной опеке.

— А я в том, — подтрунивает Верховцев, буквально срываясь с места. — Прямо глаза открыли. Эх, чтобы я без вас делал, моя дорогая? — театрально приобнимает, бесцеремонно целуя в щеку, зардевшуюся краской женщину. Моментом оказывается рядом со мной, увлекая в сторону выхода. Проговаривая на ходу подобием скороговорки: — Сто лет не гулял по вечерней набережной в компании привлекательной девушки. Это безобразие надо непременно исправить.

— Напомнить, что для этого у тебя есть более подходящая кандидатура? — останавливаю у порога, сбивая романтический пыл реалистичной корректировкой.

— Наташка? — фыркает, кривясь, словно съел что-то кислое. — Брось, Кусь. Для этого мне необходимо изначально перенаправить её куда-нибудь в Ниццу. Не меньше. Тогда, возможно, соизволит и погулять. Но, отныне, мне выезд заказан. Папаша очень радеет за то, чтобы не потерять мой след в нежелании вернуться назад, — распаляется в улыбке, окутывая мягкостью взгляда. Продолжая нарочито сладко: -Да и как ты вообще уловила ассоциацию с ней в моей фразе о привлекательной девушке?

— Идите, идите, Анжелика Викторовна, — поторапливает Мария Тимофеевна, не позволяя вернуться к ответу. — Всё будет хорошо. Даже не думайте. Развейтесь немного, а то одна работа, да дочь на уме. Себе тоже надо уделять какое-то время.

— Может тогда я прогуляюсь одна? Вы оба не против? — вырывается нервно.

За меня вновь пытаются что-то решать. Да и пусть из благих побуждений. Только это всё равно напрягает.

— Темнеет. Мне придется плестись за тобой по пятам, — поддакивает невинным тоном Верховцев. — Позволь уж просто пройтись рядом, а не строить из себя агента ноль-ноль-семь.

— Девушки Бонда стоили и не таких жертв, — парирую с толикой снисходительности. Держать оборону в одиночку — задача не из лёгких. Да только благими намерениями, как известно…

— Будь осторожнее с желаниями, — выводит серьезно. — Мне не привыкать ради тебя посылать всё к черту.

— Готовы? — с лёгким прищуром уточняет Мария Тимофеевна, плавно подталкивая к порогу. И я тушуюсь с ответом, молча выходя из квартиры. Как проще, когда нет прочих «но». Слишком многих. Разных. И значимых.

***

Вдоль набережной уже зажглись фонари. Рябь воды приобрела золотистый оттенок. Ветра нет, и погода благоволит к неспешной прогулке.

Мимо нас проходят компании. Совсем юные парочки, что смущённо держатся за руки. И мне даже не верится, что когда-то мы били такими. Я. Не мы. Верховцев всегда был намного взрослее. Не по возрасту. Внутренне. А мне было семнадцать. И наивные представления о будущем абсолютно не вписывали в себя то, что на сегодня имею в остатке.

— А знаешь, за последние дни я стал лучше тебя понимать, — произносит расслабленно, наслаждаясь тихим прогулочным шагом. — В такие отношения действительно не сложно влюбиться.

— Объясни, — прошу сухо, разглядывая мерцающие огни впереди. Пешеходный мостик, увешанный тысячами замков, на которые «запирают любовь», скидывая ключи в воду.

— Я про то, что имею сейчас, -продолжает посредственно. — Мы не мелькаем друг перед другом двадцать четыре на семь; видимся по звонку; разговариваем на темы, которые не доставляют неудобств, — улыбается, замечая игриво. — Ты всегда мила и приветлива. Без скачков настроения; обоюдных высказываний; пререканий; поиска мнимых причин несоответствия. Просто задумайся. Утопичные отношения. Когда живёшь вместе подобного не бывает. Это типо конфетно-букетный, растянутый до бесконечности. Да, не спорю, за гранью френд-зоны есть секс, который сглаживает все острые углы взаимной притирки. Но только в реальности не бывает долгоиграющей совершенной картинки, к которой ты так стремишься все эти долгие годы. По факту, расстояние не убивает отношения. Как бы не принято было подобное говорить. Оно идеализирует их. Но на проверку бытом и временем подобные отношения дадут больше трещин, чем те, что мы смогли с тобой склеить.

Вздыхаю, замедляя шаг. Обходит. Останавливаясь. Выдерживая дистанцию, смотрит в глаза.

— Не заставляй меня чувствовать себя виноватой, — прошу несмело, выдавливая из себя слабую улыбку. — Дим, мы прошли с тобой слишком многое, чтобы сейчас прийти к какому-то подобию мирного сосуществования.

— Кусь, ты любишь мечту, — подытоживает с толикой грусти. — Ощущение, сродни которого сейчас словил я.

— Возможно, — соглашаюсь кивая. Ощущая озноб, сковывающий всё тело. Его слова отзываются в сердце. Не трепетом и ожиданием чего-то прекрасного. Щемящей тоской. Болью, от нежелания выкорчевывать с корнем те самые мечты, надежды, стремления, способные стать тленом от лжи, в которую окутываю свою жизнь все эти долгие месяцы.

— Скажи, что не испытываешь никаких чувств ко мне, — просит тихо, плавным движением подушечек пальцев по моей щеке, заправляя за ушко непослушные волосы.

— Это будет далеко от истины, — проговариваю с нервным смешком, стараясь свести всё к шутке. — Верховцев, ты сам заявлял, что любовь многогранна.

— Даже слишком, — выводит в ответ. — Пообещай, что я первый узнаю, когда рухнут твои воздушные замки.

— Придёшь позлорадствовать? — выпаливаю ехидно. — Вроде «я тебя предупреждал» или коронное» менять член на член задумка в корне бессмысленная»?

— Кусь, -смягчает кривясь. Наверняка припоминая шлейф минувших событий. — Мы слишком хорошо знаем друг друга. Тебе понадобится кто-то, чтобы это пережить. Пусть рядом буду я.

— Вербуешь на роль любовницы? — усмехаюсь сухо.

— Скорее сглаживаю моральные принципы, — замечает с улыбкой. — Сама прекрасно понимаешь, что в ближайшие месяцы мне не сорваться с крючка. Однако, за это время, на своей шкуре прочувствовал с какой стати уходят от жён, даже если на кону стоит всё. И дело тут вовсе не в смазливой мордашке или в подтянутом теле. Дело в гармонии и отсутствии требований. Когда, как сейчас, окунаешься на пару часов в параллельный мир и тебе хорошо. Готов бросить к ногам всю вселенную, за одну только радость, улыбку. И пусть от тебя не просят подобного. Давать приятней чем брать. На этом и строятся чувства. А твои взращены на иллюзиях. Пройдут ли они испытания жизнью? По мне, так я прочувствовал с тобой всё: дружбу; любовь; ненависть; предательство. И, как и прежде не могу выкинуть тебя из головы. Хотя все и твердят о том, что любовь не знает сослагательного и живёт каких-то три года.

— Дим…, — выдыхаю, отводя глаза.

— Ага, скажи по привычке «спасибо», — парирует мягким смешком. — И давай вернёмся к этому разговору месяца так через три. Думаю, большего тебе не понадобится.

— А если я…, — закусываю губы, не решаясь продолжить.

Рефлексивный смешок разряжает затянувшуюся паузу. Громкий выдох. Чувство вины, накрывающее с головой точно, лавина. Крепкие руки, укрывающие полами куртки от внешнего мира. Широкая грудь, вздымающаяся под тяжестью сбитого дыхания. Прижимает к себе сильнее, шепча буквально на выдохе:

— Кусь, я не представляю, что будет тогда…

***

Солнечный день. Приятная тихая музыка. Запах ароматного кофе, что стоит предо мной на столе. Лирическое настроение, позволяющее без причин улыбаться прохожим, с веранды небольшого, уютного кафе.

Послеобеденное время. Посетителей мало. Никто не мешает насладиться моментом. Несколько минут тишины. Спокойствия. И нет надобности делить с кем-то отведенное время. На работу чуть позже. Дома образцовый порядок. Спасибо Марии Тимофеевне. Привнесенный ею режим выверен до мелочей. А, следовательно, этот момент сейчас принадлежит только мне. И это безумно приятно.

— Привет, — проговариваю с улыбкой, слыша в ответ не менее довольный мужской голос. — Как она? Что нового?

— Течёт однообразно, внося незначительные коррективы. Как ты? Готова? Когда отчаливаешь созерцать красоты северной столицы?

— Через семь дней, — протягиваю неспешно, отпивая терпкий напиток. — Планирую вылететь утром. Первый прогон претендентов назначен на пять. Думаю, времени хватит. Познакомлюсь, согласую линию поведение с новым начальством и на покорение новых вершин.

— Умница. На пути к победе главное настрой, — подбадривает уверенностью, в которой нет и намека на долю сомнения. «Ты справишься». Именно так я слышу эти слова. И улыбка не сходит с губ.

Прикрываю глаза, пытаясь, представить его, напротив. Расслабленного. Спокойного. Одетого во что-то удобное и практичное. Без пафоса и вездесущего выпендрежу. Хотя, возможно, его футболка, да джинсы обходятся дороже моей фирменной сумки. Неважно. Впечатление, что он создаёт не зависит от наличия или отсутствия дорогого костюма. Макс есть Макс. Этим всё сказано.

Короткий ёжик светлых волос; лёгкая небритость; глубокий взгляд, проникающий прямо под кожу; мягкая улыбка и ямочки на щеках. Всё, что я люблю так давно. И чего так сильно не хватает рядом.

— Лик, мне необходимо в ближайшее время прилететь в Москву, — проговаривает неспешно, словно зондируя почву. — Подписать документы и скорректировать общие сроки.

— Когда? — выпаливаю излишне нервно, срывая на дрожь доселе спокойное дыхание. Щеки заливает огнём, а сердце в груди стучит так, будто вот-вот выпрыгнет наружу.

Выдыхает смеясь, превратно истолковывая моё нервное возбуждение.

— Как только руководители проекта придут к взаимному согласованию даты.

Губы дрожат и кофе уже не прельщает. Сглатываю, пытаясь теоретически предположить сколько на это потребуется времени.

— И… как долго ты здесь пробудешь? — уточняю несмело.

— Увы, это от меня не зависит. Возможно, пару дней или больше, — отзывается с меньшим удовлетворением. — Вопрос, за сколько соберут и подготовят необходимые бумаги. В отрасли строительства, как и везде сущая бюрократия.

Прикрываю глаза ладонью, пытаясь понять, как быть дальше. У меня в остатке быть может месяц, пара недель или дней. Я готова к подобному? Нет. Как и раньше…

— Макс, я уезжаю на несколько дней. Не хотелось бы…, — запинаюсь, нервно кусая губы. Всё должно было быть не так. А что, если…

— До Питера лететь чуть больше часа, — парирует мягко. — Думаешь, если мой график совпадет с твоим, я не найду возможности их совместить?

— Честно, не знаю будет ли у меня время, — протягиваю с щемящей тоской. Я не могу воспользоваться этим шансом прямо сейчас. И не могу его упустить. Сколько ждать после? Месяц, два, три или полгода? Работа движется медленнее, чем запланировано. Слишком сложный проект. Он говорил… — Для участников мероприятие продолжается до глубокой ночи, — констатирую сухо. — Все два дня на износ. Поэтому, было бы здорово, приедь ты как только я от этого освобожусь…

— Давай не будем загадывать, — пресекает мягкостью голоса, в котором хочется раствориться, забыв обо всех препятствиях и преградах. — В любом случае нам необходимо увидеться и поговорить.

Зажмуриваюсь. Молча кивая. И пусть он не видит. Сама знаю, что надо. Только как? И к чему этот разговор приведёт?

— Сообщи, когда узнаешь точную дату, — проговариваю бесстрастно, будто перелистываю своё расписание, обсуждая минутную встречу. — Я постараюсь что-то придумать. Но всё же надеюсь, что ты прилетишь, как только я буду свободна.

— Занимайся своими делами и не думай о лишнем. Всё сложится так, как должно, — парирует мягко.

— Угу, — протягиваю в ответ. Если суждено, то это станет не последняя наша встреча. Кажется Димка прав. Мои воздушные замки уже сейчас дают не слабую трещину.

Не успеваю толком попрощаться, натыкаясь взглядом на второго собеседника, спешащего ко мне на встречу.

— Веста! — буквально кричит довольная подруга, обвешанная яркими бумажными пакетами, пестрящими названиями фирменных магазинов. — Я тебе сейчас такое покажу!

— Макс, у меня…, — теряюсь в объяснениях, созерцая чужое довольство. — У меня Лизка закончила шоппинг и, кажется, в ближайшие полчаса я точно буду занята.

Смеётся в ответ. Заразительно ярко. И я машинально растягиваю губы в улыбке. Пусть грустной, но всё же.

— Терпения тебе, — произносит с издёвкой. — Наберу, как появится информация. Сейчас мой обеденный тоже подходит к концу.

— Пока, — вывожу с тихим вздохом. По обыденности, не решаясь сказать более вслух.

— До встречи, Беда, — пробивает ознобом по коже. Отключаюсь, переводя взгляд на подругу, что сверлит меня взглядом в ожидании чего-то большего. Фыркает. Закатывая глаза.

— Детский сад, — комментирует яро. — «Я тебе ничего не скажу, да и ты не спрашивай лишнего!». Вест, ты реально считаешь, что это нормально?

— Лиз, он прилетает…, — проговариваю задумчиво, отмахиваясь от её изъяснений.

— Нашла новость, — хмыкает, сваливая груду пакетов у ножки стола. — Даже твоя мама об этом в курсе. Уже заготавливает заранее успокоительное. Не говоря про Верховцева. Тот, пожалуй, рвёт и мечет, готовясь лезть на амбразуру!

— Ты не поняла…, — продолжаю задумчиво. Кусая губы в попытке разобраться как вести себя дальше. — Максу назначат вылет в ближайшие дни. У меня теперь нет времени до окончания его контракта.

— Дела-аа…, — протягивает, оседая на стул. — И что ты планируешь? Встретишь на нейтральной? Сколько он здесь пробудет? — тараторит, не позволяя вставить и слова в ответ. — Няня у вас, конечно, золото, но сутками с Алиской она одна не останется. Да и Димка взревёт, проверни ты сейчас подобный загул. А главное, ты забыла, что ты уезжаешь? И у нас на днях праздник! Я вон сколько всего накупила. Три месяца, в жизни девочки, случается лишь единожды!

Вытаскивает из пакетов пышные платья. Одно другого ярче: рюшечки; блёстки; широкие шелковые банты в районе будущей талии. Туфельки- пинетки, украшенные не меньше, чем сотней кристаллов. Повязочки с цветами, что выглядят так, словно их только что срезали с клумбы.

Отвлекаясь от тягостных мыслей, начинаю смеяться.

— Господи, Лизк, как я впихну во всё это грудного ребенка? Зачем ты опять столько всего накупила? Алиска вырастает быстрее, чем я успеваю хоть раз на неё — всё это примерить. У неё с предыдущего «юбилея» в два месяца, на который ты привезла половину ассортимента детского магазина, ещё куча вещей с неснятыми бирками!

— Каждый выбирает свой метод прокрастинации. Мне приятнее ходить по магазинам, чем сидеть в душном офисе, — нарочито серьёзно проговаривает в ответ. — Да и вообще, у девочки должно быть много нарядов. К этому надо приучать с раннего детства! Иначе как она поймет, чего ей хотеть от этой серой, однообразной жизни? — улыбается, добавляя с ноткой сарказма: — В крайнем случае, заведешь вторую. У вас с Верховцевым прекрасно получаются дети. Такой талант грех обрубать на корню.

— Ещё одно слово и я сдам тебя мужу, — улыбаюсь, сверля холодным взглядом, раззадоренную подругу. — Пусть он задумается над тем, откуда ноги растут у твоего дикого желания опустошать полки детских магазинов.

— Господи, Вест, перестань! Не своди всё к учениям дядюшки Фрейда.

Прикуривает тонкую сигарету, нервно стряхивая пепел в сторону:

— Мне просто было скучно, а лучшее, что у меня получается, так это тратить не свои кровно заработанные. Да и вообще я ещё слишком молода для подобной ответственности, а случайностей в жизни, насколько ты понимаешь, у моего мужа попросту не бывает. Всегда только точный расчёт. Порой даже тошно.

— Так может необходимо обсудить эту тему? — уточняю несмело, натыкаясь на гримасу, искажающею красивое личико. Отмахивается жестом одной руки, вроде» забыли», " проехали».

— Придёте вместе? — вставляю задумчиво.

— Конечно. Семейные вылазки к тебе — это уже что-то вроде традиции. Да и к Димке он до сих пор относится с некой подозрительностью, всё пытаясь просчитать наперед его следующие шаги.

— Пока повода вроде нет, — осекаюсь, припоминая высказывания Верховцева о дальнейшем будущем. Всё в них, по крайней мере для меня, не так уж и радужно.

— «Пока», — вторит Лизка. — До поры, до времени. Да, только, ты сама заявила, что твой Макс слишком скоро приедет. Повод не заставит себя ждать, а мой муж в чём-то, уж точно, способен помочь разрулить всю эту ситуацию.

— Хотелось бы верить, что кто-то способен её разрулить, — усмехаюсь, выдыхая с толикой грусти. — В среду в пять. Мама тоже приедет.

— Останется до твоего возвращения из Питера? — уточняет, вскидывая бровь. Наверняка прикидывая в уме, чем обернется для меня столь длительное соседство.

— Надеюсь, что нет. Планировала на пару дней. Я её, конечно, очень люблю, но любовь эта крепче, когда мы находимся на расстоянии.

— Это ты ещё с моей свекровью не знакома, — закатывает глаза, выдыхая в сторону витиеватое облако. — Вот, где точно, любить друг друга лучше на расстоянии. Только и сетует на то, что от старшего сына внуков так и не дождётся, а взглядом то сверлит меня. Будто я виновата, что к своим годам, нагулявшись до того, как встретить меня, он не задумался о том, что стоит порадовать мамочку, оставив на стороне пару-тройку незаконнорожденных детей.

— Боюсь в этом случае ваша встреча попросту не состоялась бы, — парирую с мягкой улыбкой, припоминая мужчину, чьи поступки не расходятся с принципами.

— Порой мне кажется, что он от этого только бы выиграл, — замечает устало. — Семейная жизнь — это тебе не вечный праздник. А если один из вас трудоголик, то второй… Хотя, что мне тебе объяснять. Ты сама такая же. Вот, только, Димка способен это принять и смириться. Ему в кайф рассказать всем какая ты умница и чего добилась сама.

Усмехаюсь в ответ, качая головой.

— Да не смейся, я сама не раз наблюдала подобное. Его бесит, что работа для тебя значит многое и одновременно, гордится тобой. А твой Макс? — врезается стальным взглядом в глаза. — Да, я не знаю его хорошо, но та встреча… Блин, меня никто в жизни так искусно не ставил на место! И вроде ж не нахамил, а всё равно осталось желание держаться подальше и не соваться впредь на его территорию. Выдержишь ты его? Мой не так прост. Этот вдвойне сложнее. Слишком самодостаточный. Упертый что ли? Как по мне, так рядом с таким можно стать лишь его тенью. Потратить жизнь на то, чтобы восхищаться им; смотреть в рот; идеализировать. Забыть про себя; растить кучу детей; варить борщи… Впрочем, ты уже давно на полпути к этому. С первым пунктом справляешься великолепно.

— Лизк, — морщусь, резким взглядом считывая на часах время. — Не лечи меня, ладно? Давай оставим разговоры на потом. У меня слишком много незавершённых дел. Уже пора.

— Я заготовлю чистую жилетку, — бросает язвительно.

— Люблю тебя, — отзываюсь улыбкой, поднимаясь со стула. До работы пешком всего пара — тройка минут. Глупо направляться к машине.

— Вест, у тебя ещё есть шанс передумать, — бросает мне в след.

— Уже нет, — отзываюсь посредственно. Выхода нет. Мне придется дойти до конца. Я этого хочу. Мне это необходимо. И да, проще, когда проще. Однако, ощущения внутри буквально кричат, что подобный выбор не всегда правильный. В этот раз я хочу им поверить. Прислушаться.

Поворот. Угол дома, за которым скрывается широкая арка. Вход в двор колодец. Миную его, направляясь к парадному офисных помещений. Второй этаж. Кабинет босса. Выдыхаю, стараясь избавиться от тягостных мыслей. Всё позже. Ничто не лечит так как работа.

Мысленно от одного до десяти и обратно. Стучу, натягивая на лице маску довольства. Всё позже. Вначале дело. Дай Бог пронесёт и к приезду Макса я буду морально готова.

— Аркадий Семёнович, — уточняю с улыбкой, слегка приоткрывая дверь. — Можно?

— Анжелика, — учительским тоном выводит начальник, указывая на свободное место в середине стола. Несколько знакомых персон сидят рядом. Ещё двое — те, что вижу впервые. Судя по внешней упаковке, занимают должности далеко не низшего звена.

Присматриваюсь, пытаясь понять, с кем имею честь обрести знакомство. Возможно один из них мой куратор? Узнать можно, разве что, по голосу. По поиску, что поверхностно провела мне не удалось найти в свободном доступе его фотографии. Страницы соцсетей закрыты от пользователей. На обоих аккаунтах стоит одноименная аватарка. А напрашиваться в друзья, при том, что наше общение носило рабочий характер, при этом происходило только по телефону, не столь этично.

— Финишная прямая, — комментирует начальник, представляя мужчин по имени отчеству. Указывает должности и принадлежность к проекту. — Анжелика Викторовна, прекрасно выглядите, — замечает с одобрительной улыбкой, на которую с лёгким стеснением киваю в ответ. — Вы готовы к решающему броску?

— Полностью, Аркадий Семёнович, — выдаю без заминки.

— Замечательно, — растягивает довольно. — Господа, у вас есть вопросы или дельные предложения. Нам необходимо согласовать все оставшиеся мелочи и отпустить нашу замечательную девушку готовиться к получению тендера.

Заседание длится около часа, в течении которого обсуждаются мельчайшие детали. Позже мне выдают распечатанные билеты и ваучер отеля.

Сверяю информацию с данными паспорта, стопоря взгляд на датах.

— Экспо через семь дней, — проговариваю задумчиво. — Дата вылета и заселения через пять. Это ошибка?

— Есть какие-то проблемы? — уточняет начальник. — Твой куратор не смог приехать, чтобы отработать на практике выступление. Придётся вылететь раньше и согласовать все детали с начальством питерского филиала.

— Никаких проблем, — растягиваю в улыбке напряжённые губы, просчитывая про себя необходимость объясниться с Димкой. В моих планах было оставить дочь с ним на два с половиной дня. Однако теперь это займет на пару дней больше.

Рабочие вопросы сходят на нет и мужчины, прощаясь, покидают кабинет моего начальника. Парочка даже желает «удачи», заменяя рукопожатие галантным касанием губ к тыльной стороне ладони. Окидывая до этого двусмысленным взглядом, буквально с головы до ног.

Держу лицо, бесстрастно произнося заученное «спасибо». Выдыхаю, лишь только оставшись с начальником наедине.

— Справишься? — уточняет более мягко.

— Куда я денусь? — парирую, сдерживая нервный озноб.

— Постарайся, девочка, — похлопывает по плечу, провожая до двери. — У меня на тебя большие планы и я очень хочу, чтобы ставка выгорела.

***

— Добро пожаловать, — доносится от двери. Голос мамы мягкий и ласковый в приветствии гостей.

Приподнимаю дочь на руки столбиком, прижимая к груди. Полусонные глазки не хотят открыться, а маленькие пухлые губки и вовсе сложены в недовольстве, подобием воздушного бантика. Улыбаюсь, прижимая сильнее. Расправляя под рукой складочки мягкого плюшевого платья.

Мария Тимофеевна колдует на кухне, наполняя пространство одурманивающими запахами. Мама встречает гостей. Остаётся лишь Димка, что обещал нагрянуть с минуты на минуту и очередной «юбилей» можно считать состоявшимся.

— Привет, — доносится из-за спины тихий мужской голос. — Как вы тут?

— Привет, Серёж, — отзываюсь улыбкой, оказываясь лицом к лицу. — Спасибо, нормально.

— Можно? — аккуратно протягивает руки к ребенку, плавно забирая в свои. — Моя жена решила сделать тебе сюрприз и притащила фотографа. Любительская съёмка её больше не удовлетворяет.

— Спасибо за предупреждение, — отзываюсь, качая головой. — Боюсь представить, что она предложит на празднование шести месяцев. Созовет званый ужин на сотню гостей?

Выдыхаю, замечая с улыбкой:

— Кстати, тебе идёт.

— Не забудь поделиться подобным замечанием с моей второй половиной, — парирует мягким шепотом, плавным движением рук, покачивая ребенка.

— Она это знает, — вздыхаю, понимая, что на некоторые темы говорить с подругой попросту бесполезно.

— Да, — соглашается излишне серьезно. — И боится до одури. Считает, что рождение ребенка несомненно влечет за собой потерю фигуры, красоты, свободы и вызывает кучу проблем в совокупности. — Растягивает на губах грустную улыбку, продолжая более мягко: — Ей бы осмотреться вокруг. Перед глазами отличный пример. Материнство тебе очень к лицу. Ты обрела некий шарм. Вроде и не изменилась особо внешне, но, в то же время, стала ещё более интересной и привлекательной.

— Спасибо, — улыбаюсь краснея. Протягиваю розовую соску мужчине, обличенному в дорогой, красивый костюм: — Возьми, иначе Алиска тебя полностью обслюнявит и подпортит внешний вид.

— Отлично, — улыбается в ответ. — Фотографии получатся реалистичными, а не бесчувственной картинкой из глянца.

— Лизка будет в бешенстве, — фыркаю, не в силах убрать с губ улыбку.

— Смирится, — произносит посредственно, осматривая ребенка ласковым взглядом. — Этой маленькой принцессе можно простить и не такие шалости.

— Папа дома, — озорно кричит Верховцев с порога и дочь молниеносно открывает глаза, отзываясь кряхтением на знакомый голос.

— То, что он слишком привязался к дочери, станет для тебя серьезной проблемой, — замечает неудовлетворительно мужчина, стоящий напротив.

— Знаю, — протягиваю несмело. — Она к нему тоже. Только, что я могу с этим сделать?

— У меня младший юрист, ты же в курсе. Сродни адвокату дьявола. В своё время и не такое урегулировал, — пожимает плечами, выказывая долю поддержки. — Если, что понадобится…

— Спасибо, я помню, — киваю, с трудом улыбаясь в ответ. — Не знаю понадобится ли…

— Когда он возвращается? — сбивает с толку стальным голосом, выбивая оставшуюся почву из-под ног.

— Скоро, — цежу, буквально сквозь зубы, ощущая мандраж, что проходит по телу от одной только мысли об этом. И страх. Животный страх, что могу потерять то, что ещё даже не обрела и в зачатке.

— Собери всю волю в кулак и не смей юлить, — выводит жёстко и четко. — Ни одни отношения не выдерживают испытания ложью. Расскажи ему обо всём сразу. Ты сильная девочка. Слишком много прошла и выдержала на пути своего становления. Не позволяй страху разрушить всё, к чему так долго стремилась.

— Как бы ты поступил на его месте? — проговариваю тихо, глядя с надеждой в глубокие, серьёзные глаза.

— Если бы любил, — выводит тихо и вдумчиво, — Постарался бы принять и понять. Ты сглупила, конечно, сразу не рассказав ему о беременности. Растянула до нельзя это молчание и выжидание. Искалечила этими недомолвками не одну психику. Но сейчас мы имеем то, что есть. И повторюсь. Ты потеряешь всё, если не будешь предельно откровенна.

— Я тебя услышала, — сглатываю, пытаясь вернуть на губы улыбку, наблюдая появившегося в дверях Верховцева.

— Где моя прелесть? — переслащено нежно проговаривает молодой отец, не сводя взгляда с дочери. И у меня вновь всё переворачивается внутри, созерцая эту картину.

Забирает на руки, зацеловывая детское личико. Шикая в мою сторону:

— Кусь, напомни подружке о том, что, если выставит эти фотографии в сеть-меня четвертуют.

— Боишься получить очередной втык от отца? — уточняю, устало, бросая мимолётный взгляд на Сергея. Тот лишь кивает в ответ, убеждая в полном контроле над ситуацией.

— Боюсь, что моя благоверная лопнет от зависти, увидев рядом со мной такую красавицу, — смеясь выводит Верховцев.

— Лизка закупила нарядов минимум до года, — поясняю тихо.

— Я говорил не о дочери, — заявляет резонно, не стирая из голоса нотки веселья. — Пошлите. Нас уже ждут, да и к тому же я зверски голодный.

Следую за ними, уточняя на ходу:

— Дим, ты отвезёшь утром маму? Мой вылет в пять. Надо будет ещё подготовить вам все необходимые вещи.

— Конечно-конечно, — проговаривает скороговоркой, обращаясь с улыбкой к ребенку. — А потом мы вместе с тёть Машей поедем к моим родителям. Надо же их приучать к тому, что в моей жизни появилась вторая любимая девочка.

— Я тебе уже говорила, что это не лучшая идея, — захожусь в лёгком негодовании. — Надеялась, что вы останетесь здесь и…

— Кусь, не заводись, — фыркает в сторону. — В доме родителей полно места и мне необходимо, чтобы они наконец познакомились и приняли мою дочь. К тому же, если бы ты поехала на пару дней, вопрос другой. Я бы отмазался. Но за четыре меня объявят в розыск, как без вести пропавшего. А так и овцы целы и волки сыты. Да и тетя Маша будет всегда рядом со мной. Я обо всём договорился, — заверяет уверенно, продолжая с ухмылкой. — Папаше пора привыкать к новой наследнице. Она, конечно, заметно моложе его вездесущих пассий, но уверен, что в такую малышку он, раз и навсегда, влюбится с первого взгляда.

«Этого я и боюсь» — хочется сказать в ответ. И ещё, чтобы с ней, не дай Бог, ничего не случилось.

Мария Тимофеевна усаживает всех за стол, без труда справляясь с ролью хозяйки дома. Согревает улыбкой, уводя от пагубных мыслей. Заверяя попутно, что переживать и беспокоиться о чем-то мне вовсе не стоит. К моему завтрашнему отъезду у неё всё готово. Мне остается лишь досконально продумать свой, а остальные дела послушно переложить на её крепкие плечи.

Приобнимаю в ответ, произнося тихое «спасибо». Не замечая попутно, как рядом скользит фотограф, запечатляя на камеру кратковременные моменты.

Димка присаживается рядом. Забираю на руки дочь, не мешая ему вести светскую беседу с моей мамой. Она, как и прежде принимает его как родного; смеётся над шутками; заваливает тысячью вопросов о работе и самочувствии; заботясь, высказывает свои переживания по поводу его физического и морального здоровья. В общем, мама есть мама. И она действительно любит Димку, считая его не меньше, чем сыном.

Мирное застолье идёт своим чередом. Негромкие тосты за здоровье и счастье «именинницы» переходят в разговоры о существенных темах. «Фотосессии», что периодически устраивает фотограф с одним или несколькими гостей, проходят без напряжения, не отвлекая от основного повода, по которому собрались присутствующие.

Алиса терпеливо «позирует», доверчиво идя на руки к знакомым ей людям, а я с улыбкой отлавливаю взгляды, обращённые на эту крохотную девочку, окутанную всеобщим обожанием и любовью.

Спустя недолгое время забираю на руки дочь. Устав от всеобщего внимания, она кряхтит на руках, порываясь негромко заплакать. Аккуратно выхожу из комнаты, стараясь никому не мешать. Медленно следую в детскую, тихо напевая на ходу успокаивающую колыбельную.

Присаживаюсь на диван у окна, покачивая на коленях малышку, что на глазах засыпает от творящейся вокруг суматохи. Поглаживаю короткие шелковистые волосики, маленькое пухлое личико, с улыбкой допевая последние ноты. Димка подходит беззвучно, присаживаясь рядом на корточки. Приподнимаю взгляд, отвечая ему тихой улыбкой. Прикрывая глаза от плавного прикосновения пальцев к своей щеке, которые не в силах убрать, не потревожив спящего ребёнка.

— Дим, я…, — вывожу напряжённо, не успевая опротестовать и стереть с губ улыбку до того, как его губы накрывают мои. Мягко. Плавно. Болезненно сладко. Без лишней пошлости. Можно сказать, «целомудренно» нежно. И, в то же время чувственно. Прокалывая губы потоками электрических иголок. Отстраняюсь излишне резко, понимая, что сейчас это всё в корне неправильно. Я не должна позволять ему приближаться так близко. Давать повод для надежды и какого-то ожидания…

— Отличный кадр, — удовлетворительно заявляет фотограф, любуясь завершенной работой. Ошарашенно распахиваю глаза, переводя взгляд на порог комнаты. — Одна из лучших фотографий этого вечера, — комментирует собственное довольство.

— Сгинь отсюда, — командует Димка, прожигая взглядом дыру в смутившемся молодом человеке.

— Давай уедем куда-нибудь втроём на пару-тройку дней? — выводит в тихом бешенстве, обращаясь ко мне, то и дело возвращаясь взглядом к приоткрытой двери и пустому проёму. — Подальше от всех и вся. Чтобы никто ни на что не влиял и не портил.

— Вот вы где! — выпаливает довольная Лизка, цепляя Верховцева озорным взглядом.- Я отпускаю фотографа или хотите продолжить?

Мягкая игрушка пролетает в ответ чуть выше её головы, вызывая звонкий смех неугомонной гостьи, что старается исчезнуть так же бесследно, как и её предшественник.

Привстаю, испытывая неловкость. Перекладываю спящую дочь в кроватку, ощущая тяжёлую руку на своей талии.

— Кусь, — протягивает тихо, обдавая шею горячим дыханием.- Ты не ответила.

— Дим, я завтра улетаю, — шепчу тихо. — Позволь мне изначально сосредоточиться на одном деле. И, пожалуйста, давай закроем тему о нас. Мне сейчас совсем не до этого.

— У меня скоро крышу снесёт, — выводит зло, опаляя яростью кожу. Сжимает руку сильнее, спиной вдавливая в себя. — Я задолбался сдерживаться и подстраиваться под все обстоятельства.

— В квартире гости. Веди себя прилично, — взываю к остаткам совести, выбираясь из плотного захвата.

— Только этим и занимаюсь последний год. Аж осточертел сам себе в попытках всё сделать «как надо».

— Я не снимаю с себя ответственности за происходящее, — цежу сухо, ощущая нервную дрожь, разрастающуюся внутри.

— Но и не предпринимаешь попыток к урегулированию, — заявляет с резким смешком. — Давай сегодня сниму номер в отеле. Наконец останемся наедине и сведём на нет все твои ярые попытки к бегству. Пара-тройка оргазмов явно расставят всё по местам!

Ударяю его в грудь, пытаясь призвать к адекватному поведению.

— Прекрати сводить всё к сексу, — цежу полу шепотом. — Отношения, насколько ты помнишь, складываются не только из него. И наши вечные ссоры тому подтверждение.

— Это потому, что трахаться надо чаще, чтоб мозг не переключался на всякую дурь о том, что где-то, да с кем-то может быть ещё лучше, — шипит в ответ.

— Потренируйся с женой, может получится и ко мне претензии в корне иссякнут, — заключаю нервно, под его звучное «тшшш».

Затыкает рот поцелуем, сжимая скулы руками. Заключая в тиски, из которых по своей воле не выбраться. Стараюсь не отвечать, он же в протест лишь усиливает напор, требуя подчинения жёстко и властно.

— Анжелика, у тебя пропущенный звонок…, — проговаривает мама, спохватываясь на окончании фразы. — Неважно. Разберёшься позже. Номер не определён.

Хватка ослабевает, и я моментально отступаю назад, совершая глубокий вдох. Сверлю его взглядом, выслушивая в ответ уморительное:

— У тебя восхитительная мама. Ни одного лишнего вопроса. Знаешь, думаю, если бы она застукала нас в более не презентабельном виде- реакция была бы та же.

Не успеваю высказать своё недовольство, наблюдая, за последние полчаса, очередного советчика в дверном проёме.

— Тук-тук, — опирается на косяк Лизка, отвечая на мой смурной вид своей ослепительной улыбкой. — Мой подарок доставили. Не хотите взглянуть? Уверена, что видеть подобного вам ещё в жизни не представлялось.

— С удовольствием, — цежу сквозь зубы, бросая яростный взгляд на Верховцева. Настроение в корне испорчено и ни о какой радости от распаковки подарков говорить не приходится.

— Вдвоем, — подначивает Лизка. — Я конечно же старалась произвести вау-эффект, но подобного сама не ожидала! Хотя бы одному из вас точно должно понравится!

— Интуиция подсказывает, что не мне, — улыбаюсь, кривясь.

— Да, брось, Вест, — увлекает за собой подруга. — Пошлите быстрее!

Выходим, обнаруживая на диване широкий узкий прямоугольник, упакованный в подарочную бумагу и перевязанный ярким, пышным бантом. По виду картина. Сложно представить что-то ещё.

— Я надеюсь ты написала её сама, — комментирую мягко, аккуратно вскрывая подарочную упаковку. За моей спиной, в ожидании все собравшиеся, за исключением именинницы.

— Я её оплатила и за сверхскорость изготовления пришлось порядком потратиться, — выводит с осторожностью, смеривая взглядом мою реакцию.

Напрягаюсь, снимая оставшуюся упаковку. Поджимаю губы, вглядываясь в изображении. За спиной раздаётся глубокий вздох. Кажется, первая отреагировала Мария Тимофеевна. И, по-видимому, слова подобрать не смогла, или же решила отмолчаться, выслушав изначально общее мнение.

— Лизк, я говорил, что люблю тебя? — задорно выводит Верховцев, обращаясь к притихшей подруге.

— Разве что по юности и то в шутку, — отвечает бесстрастно, наверняка дожидаясь реакции остальных. И моей. Которую стараюсь сдержать где-то глубоко внутри, не спеша поворачиваться лицом к гостям.

— Это я зря, — расплывается в довольстве Верховцев, добавляя в голос бархатистые нотки. — Закажи мне такую же. Повешу в родительском доме, на радость гостям. Кстати, здесь тоже необходимо найти под неё самое почетное место. Предлагаю повесить так, чтоб упираться взглядом уже с порога.

Натянуто улыбаюсь, проговаривая тихо:

— Спасибо. Сюрприз удался.

— Очень красивая фотография, — подхватывает мама, ища поддержку в моих глазах. Киваю, отходя дальше. Со стороны действительно мило. Однако, вблизи, бросаются в глаза, значимые детали.

— Прости, я не удержалась, — процеживает подруга, одаривая извинительной улыбкой. — Фотограф был прав — это самое залипательное фото вечера.

— Я поняла чью сторону ты заняла, — замечаю посредственно, сдерживаясь от того, чтобы высказать лишнее. Даже если не брать в расчет, что впечатление, создаваемое этим фото в корне обманчиво, для чего выставлять на показ то, что должно оставаться интимным?

— Отлично смотримся вместе, — шепотом подбадривает Верховцев, приобнимая из-за спины.

— Это расхожее мнение, — заявляю открыто. — Смею согласиться, так как никогда не имела глупой привычки спорить с толпой.

Прищуривает глаза, наблюдая мою попытку не слишком резко убрать с себя его руку и отодвинуться на шаг в сторону. Качает головой, едва касаясь губами щеки и удаляется вслед за Лизкой, что решила выдержать небольшой перекур.

Мама и Мария Тимофеевна, переглянувшись, так же покидают комнату, удаляясь в сторону кухни.

— Своей принцессе так же спускаешь с рук любые шалости? — стараясь сохранять голос спокойным, уточняю у мужчины, подошедшего ближе, не отрывая взгляда от фото.

— На многое приходится смотреть сквозь пальцы, — усмехается, в миг убирая улыбку. — Только в отличие от неё я излишне дотошно подмечаю детали и не могу отказать себе в удовольствии анализировать увиденное по частям, а не умиляться всему внешнему виду.

— И что ты видишь в этой идиллии? — интересуюсь, закусывая дрожащие губы.

Повторно усмехается, выводя тише:

— Я советовал тебе быть искренней. Постарайся воспользоваться этим в полной мере. Не так трудно объяснить или придумать правдоподобную историю появления этого снимка. Сложнее обратить внимание человека на нюансы, которые мешает видеть созерцание полной картины, — ласкает слух, лёгкой хрипотцой голоса, позволяя слегка расслабиться и вздохнуть в полной мере. — Допустим, при ответе на нежный поцелуй так сильно не напрягают губы и руки; глаза на снимке не плавно сомкнуты в ожидании чего-то приятного, а скорее зажмурены от неожиданности. Уверен, последующий кадр подтверждает мои слова. Можешь запросить слить исходники, чтобы иметь на руках веские козыри. А вообще… Отучись оправдываться перед кем-либо. В любых отношениях важно не лгать. Тогда не придется доказывать, что ты не «козел», хотя большинство и твердит об обратном.

— Серёж, я боюсь, — шепчу тихо, отворачиваясь к столу. Совершая приличный глоток воды в желании орошить пересохшее горло.

— Любовь — это ходьба по острию ножа, — выводит надменно. — Думаешь я никогда не боялся оступиться?

— И всё же продолжаешь движение, в отличие от меня.

— Выверяю шаги, — по-дружески похлопывает по плечу, замечая более мягче: — Где-то необходимо замедлиться; где-то ускориться в бег, но порой необходимо даже отступить назад, чтобы оценить со стороны предстоящий путь. Это позволяет позже пройти его без потерь или свести их к минимуму. Твой бывший собственник и он не сдастся без боя. Старайся избегать ситуаций, которые неподвластны твоему контролю.

Наливает бокал вина, протягивая в мою сторону. Отказываюсь, поясняя резонно:

— Я не пью алкоголь больше года и боюсь даже представить, как повышение градуса в крови повлияет на моё моральное состояние.

— Правильно, — выводит в ответ. — Я тоже придерживаюсь одного мудрого правила: пить надо с радости, ежели пить с горя- сопьешься.

Киваю, слыша плач дочери. Ухожу заниматься кормлением и прочими заботами в надежде избавится от осадка, что жжет изнутри от сложившейся ситуации.

К нашему возвращению, за столом ведётся размеренная беседа. Гости попеременно нахваливают кулинарный талант Марии Тимофеевны и умиляются проснувшейся имениннице. Всё как обычно, и я стараюсь не думать о большем, стойко выдерживая собравшуюся компанию до наступления вечера.

Дом пустеет. Мария Тимофеевна прощается с нами до завтра; мама занимается лёгкой уборкой; я собираю чемодан, пытаясь продумать каждую деталь необходимого гардероба; Димка, возится с дочерью, заметно обидевшись на отказ приютить его на ночь. С приходом темноты провожаю и его до двери, договариваясь о времени завтрашнего приезда.

Всё. Можно выдохнуть. Постараться уснуть и настроиться на иной лад перед отъездом. Уже в полудрёме вспоминаю про звонок. Нехотя встаю, пытаясь припомнить место, где лежит телефон. Чуть за полночь. Пролистываю входящие, не натыкаясь на пропущенный. Будить маму и переспрашивать глупо. Только… Внутри опять свербит странное чувство. Отрешаюсь, решая разобраться завтра. Утро вечера мудренее. Вроде так говорят. Всё может обождать…

***

Крепкий кофе с ложечкой кардамона. Прикрываю глаза, отпивая щедрый глоток, как только дымок от чашки становится немного слабее.

Мама в который раз уточняет о том, не следует ли ей остаться на время моего отъезда? Тактично отказываю, уверяя, что мои «помощники» справятся с поставленной им задачей.

Между делом, спрашиваю по поводу вчерашнего звонка, натыкаясь на полное недоумение, отражающееся на лице: «да, был»; «номер неизвестен»; «не знаю, почему он не виден». Пытаюсь осмыслить всё сказанное, убеждаясь, что внутри появляется явная червоточина, заставляющая искать неувязки; лишний раз отмечать изменения мимики; сканировать поведение на предмет подозрительности. Как же хочется вместо этого тишины и спокойствия…

Шесть тридцать. Рассвет едва освещает тёмное небо. Накинув мягкий халат, стою перед окном, выстраивая в мыслях план предстоящих действий. Выверяю каждый пункт, отмечая для него определенное время. Чтобы действовать спокойно и четко нельзя терять драгоценные минуты на суету. Необходимо сейчас разложить всё по полочкам; определиться в приоритетах исполнения каждого дела.

Димка обязался приехать к восьми. Обернуться до вокзала и назад возможно в течении полутора часа. Следовательно, с десяти до двух мне необходимо разобраться со всем оставшимся и успеть привести себя в идеальный порядок. Самолёт в пять. В два необходимо выйти из дома. В лучшем случае прогуляюсь по duty free, в худшем-прибуду в аэропорт вовремя.

Мама проверяет вещи, что собраны внучке для «переезда». Горы сумок складируются у порога детской комнаты в то время, как я уезжаю с небольшим чемоданом.

Димка заявляется на полчаса раньше. Усталый. Небритый. Невыспавшийся. «Падает» за стол, требуя плотный завтрак и двойную порцию кофе. Мама тут же спешит исправлять ситуацию. Я же стараюсь держаться нейтрально. В приоритете дел на сегодня отсутствует пункт вести себя с ним лояльно и мягко. Данная линия поведения убеждает его в чём-то большем, нежели есть, между нами, на самом деле. Всё, итак, слишком сложно, а пустые надежды способны лишь отправить наши жизни.

— Не подозревал, что, в подобном возрасте, буду рад несколько дней пожить у родителей, — протягивает Верховцев за чашкой кофе, отъедаясь омлетом с беконом. — Оказывается, когда тебе имеют мозг две женщины — сразу-это то ещё удовольствие.

— Заведи любовницу, — произношу я мимоходом. — Почувствуешь разницу. Их станет три.

— Анжелика, ну что ты издеваешься над бедным мальчиком? — пресекает дискуссию мама. — Димочке, итак, нелегко в сложившейся ситуации!

— Конечно, — поддакиваю, выдавливая из себя улыбку. — Прошу извинить за моё неуместное чувство юмора.

— Нелли Борисовна, — умиляюще сладко выводит Верховцев, обращаясь к моей маме. — Ради всего святого прошу, дайте своё родительское благословение на то, чтобы я как следует выпорол вашу дочку! Вот никакого ж сочувствия у неё, да уважения к старшим!

Мама смеётся, подписываясь на всё, под этим умоляющим взглядом и открытой улыбкой. Я лишь презрительно фыркаю. Удаляюсь в другую комнату, не нарушая сложившейся между ними идиллии.

Спустя двадцать минут они готовы отчалить. Обнимаю у порога маму, интенсивно кивая на её уговоры звонить при первой необходимости в какой-либо помощи. Плавно выпроваживаю обоих из своего жилища, готовясь вздохнуть полной грудью, наконец обретя некое расслабление.

— Мне дали зелёный свет на все методы твоего перевоспитания, — озорным шепотом бросает Верховцев, поравнявшись плечом к плечу.

Не сильно ударяю в широкую спину, мысленно желая ему поскорее убраться подальше.

— Жди меня, и я вернусь, — парирует он с веселой улыбкой, отправляя в мою сторону воздушный поцелуй.

Излишне резко защелкиваю замок. С глубоким выдохом качаю головой. Прокручивая в голове строчку, некогда популярной песни: " и не спрятаться от него и не скрыться…". Отправляюсь на кухню, беззвучно моля о пощаде. Кофе. Крепкий кофе. Как единственный возможный аналог допинга в моей жизни. И желательно двойную дозу, пока есть возможность побыть наедине с самой собой и своими мыслями.

***

Два по очередных звонка в дверь. Бросаю взгляд на часы, отмеряя от отъезда мамы и Димки чуть более часа. Хмурюсь, спеша открыть раньше, чем трель разбудит дочь. Для чего было так спешить? И отчего не использовать ключи, зная приблизительный распорядок? После кормления дочери прошло совсем немного времени. Я надеялась спокойно проверить документы и успеть завершить последние приготовления за короткий момент тишины.

Отпираю дверь прежде, чем разражается очередной звонок. Буквально теряю дар речи, прирастая к порогу на несколько долгих секунд. Зажмуриваю глаза в желании убедиться, что это происходит наяву. Распахиваю ресницы, пьянея от бархатного голоса, выводящего что-то вроде приветствия. Мозг не справляется с обработкой информации, концентрируясь лишь на визуализации. Я слышу фон, в невозможности разобрать слова. Будто «оголодавши», ловлю жесты и взгляд; изменения мимики и улыбку. Сердце грохочет с безумной скоростью. Дыхание то учащается, то замирает. И не понятно как, будто упускаю некий момент, с какой-то сверхскоростью, после «полного торможения», преодолеваю дистанцию в разделяющий метр. Уже не заботясь о том, какое произвожу впечатление. Зацеловываю знакомые губы и щеки, беспрепятственно висну на шее мужчины, что стоит на пороге моей квартиры.

— Макс.…, я так боялась этой встречи…, — шепчу, не способная убрать с губ улыбку. Не двигаясь с места, утопаю в его объятиях. Льну ближе, отвечая на каждое незатейливое прикосновение.

— Пожалуй, я тоже, — согревает теплом, зарываясь пальцами в моих волосах. Прижимает к груди, с каждым вдохом пропуская через себя все те эмоции, что накрывают меня снова и снова, обдавая волной сверху донизу. — Возможно мне действительно стоило уехать, — констатирует с явной улыбкой, проникающей в голос. — Твоя реакция на встречу превзошла все мои ожидания.

— Сработал эффект неожиданности, — улыбаюсь, в то же время, испытывая лёгкую неловкость. — Прости, я не успела подумать перед тем, как…, — тушуюсь, отступая в сторону. Ощущая, насколько сильно пылают щеки. Кажется, за утро я так и не успела привести себя в благопристойный вид. Мягкий халат одет поверх короткой пижамы, а волосы наспех убраны в неопрятный хвост. Представшая перед ним картинка далека от идеала. И совсем не похожа на ту, которую я видела в мыслях сотни раз «прокручивая перед глазами» момент нашей встречи. — Как ты здесь…? — уточняю менее радостно, то и дело, прислушиваясь к тишине квартиры.

— Оказался? — дополняет спокойно. Поднимает с пола рюкзак, что стоит у стены, за дверью. Извлекает из него небольшой аккуратный букет, протягивая мне белоснежные цветы. Принимаю, обвивая себя руками. Кажется, в психологии подобная поза зовётся «закрытой». Да, только, выйти из подобного состояния сложнее, чем в него попасть.

Смаривает взглядом, уточняя с полуулыбкой:

— Уже можно сказать о том, что безумно соскучился или необходимо дождаться завершения контракта и штампа о снятии всех обязательств?

Молча киваю, закусывая губы. Подбирая про себя фразы, с чего начать разговор на тему всех изменений, произошедших со мной за время его отсутствия в моей жизни. И ни одна не годится. Всё, что приходит на ум, звучит наивно и глупо, не описывая в корне и доли из общей картины.

— Вчера днём мне согласовали выезд, — продолжает с некой аккуратностью, не давя на меня морально намеками или же наводящими вопросами. — Прилетел ночью. К девяти был у тебя на работе, так как не располагал новым адресом проживания. Пришлось заручиться предлогом: в срочном порядке передать тебе на подпись необходимые документы. Фирменный логотип DHL творит чудеса, а ваш секретарь настолько некомпетентна, что не стала даже пытаться перевести имя и адрес получателя, — улыбается, сохраняя серьезный взгляд, продолжая с долей веселья: — В итоге, с лёгкостью вооружился у неё твоим домашним. Приехал сразу, в надежде застать и не разминуться.

— Почему просто не позвонил? — уточняю в недоумении, пытаясь представить смогла бы я вчера его встретить, если бы знала точное время прилёта? И как…? Господи, всё слишком сложно. Мысли путаются, не завершая и единого алгоритма. Мои планы на сегодня; мой отъезд; его появление… Всё катится по наклонной, только я не хочу сейчас его отпускать. И не хочу думать о чем-то большем. Всё как-то меркнет по сравнению с тем, что он здесь. Сейчас. И, кажется, я готова отказаться от всего прочего. Пропустить рейс. Лишь бы урвать себе право на дополнительные часы и минуты.

Набирает мой номер. Нервы натягиваются, точно струна. Отслеживаю экран мобильного, машинально пытаясь припомнить, где оставила аппарат, что сейчас своей трелью разбудит дочь и нарушит тишину сонной квартиры. Глубоко выдыхаю, понимая, что звонок обрывается сразу, переходя на короткие частые гудки. Занято. Хотя, этого не может быть и в помине.

— Решил уточнить лично причину твоей неблагосклонности и попадания в черный список, — выводит любимый голос, отзываясь грустной улыбкой на моё остолбеневшее выражение лица.

— Мама…, — протягиваю, болезненно сглатывая. — Макс, ну почему она…? — выдаю риторически. Зажмуриваюсь, пытаясь выровнять дрожащее дыхание. Он обнимает, вновь прижимая к себе. И я, лишь, успеваю убрать в сторону руку, ограждая хотя бы цветы, на какое-то время, от неминуемой гибели. — Она вчера была у меня в гостях, — процеживаю безжизненно. — Сейчас Верховцев увез её на вокзал.

— Могу я войти? — уточняет задумчиво.

— Да, — срываюсь на дрожь, слишком часто кивая. Губы не слушаются, выводя большее. Голос осип. Нервы-канаты натянуты до предела. — Нам слишком о многом необходимо поговорить, — заключаю, стараясь не сорваться на слёзы.

— В моем распоряжении пара часов, — отзывается спокойствием, которое визуально даётся ему с наименьшим трудом.

— В моём и того меньше, — шепчу, заглядывая в глубокие глаза с кроткой надеждой на понимание. Меньше. Времени практически нет. В течение часа заявится Димка и что тогда? Мне необходимо всё объяснить. Только…, — Только, пожалуйста, сначала, поцелуй меня, как тогда на нейтральной, — прошу тихо. — Потому как, мне опять становится слишком страшно от нашей встречи, и я понятия не имею, чем она может закончиться.

Губы прокалывает сотнями игл. Напряжение, что скопилось внутри за это долгое время, переваливает шкалу за максимум. Пальцы, что ложатся на его шею, неустанно дрожат. Озноб, порождаемый страхом, настигает всё тело. Беспощадный холод буквально пробирается в каждую клеточку, уничтожая на своём пути всё живое. И его горячее дыхание, и теплые губы сейчас не способны растопить моё оледеневшее сердце. Замершее в этот момент, в ожидании глобального краха.

Всё не так. И я не могу отрешиться, целуя в ответ со всей страстью и нежностью. Между нами стена из лжи, которую не обойти очередным молчанием или притворством. Он здесь. Хочется мне этого или не хочется. И именно сейчас, надо расставить все точки над «i». Как бы ни было страшно и больно. Необходимо увидеть его реакцию и что-то решить. Для себя? За него думать бессмысленно.

— Пошли, -отстраняюсь, закусывая губы до боли. Вбираю его ладонь в свою руку, плавно вовлекая внутрь квартиры. Рюкзак, поднятый в коридоре, скидывается им у косяка двери. Рядом с кроссовками, что остаются на коврике. Запираю замок, откладывая букет на тумбочку. Проговаривая как можно спокойнее: — Мне необходимо тебя кое с кем познакомить.

— Ты завела питомца и хочешь заручиться его одобрением? — с осторожностью ёрничает в ответ, пробивая броню мягкостью голоса.

— Макс, я…, — останавливаюсь, преграждая ему путь. Нервно сглатываю, опуская глаза. — Помнишь всю ту ситуацию с мамой, её ложь Софии? После того как узнала обо всём этом, мы с Димкой сильно поругались и из отпуска я вернулась одна. Ты не сможешь себе представить, как я сожалела об упущенном времени и возможностях, ведь всё это время ты был рядом, а я…, — смахиваю слезы, продолжая тихо и, всё же с заметным надрывом.- Меня предали те, кому я столь безоговорочно доверяла. Я хотела сразу же приехать к тебе и во всем разобраться, но у меня отняли и этот шанс тоже…

— Для меня эти дни были адом, — констатирует с грустью. Голос становится тяжёлым, будто груз воспоминаний о прошлом так и не скинут с плеч. Ощутимая горечь утраты прожигает дыру в сердце, что пытается не разорваться от накала эмоций, перейдя со спокойного темпа в скоростной бег. — Первые дни я терпеливо ждал твоего появления на нашем месте. Тщетно пытался дозвониться, оправдывая тишину в ответ сущей занятостью. После рванул в столицу, сутки дежуря у твоего дома. Обрывал рабочий, пытаясь разобраться с тем, куда ты бесследно пропала. София пыталась помочь раздобыть информацию, но твоя мама была непреклонна. А спустя несколько недель ты заявила о свадьбе. — Усмехается, выводя болезненно тихо:- Мне казалось морально убить невозможно, однако, это было полное фиаско.

— Я остановилась у Лизки и жила у неё первое время, — отворачиваюсь зажмуриваясь. Сжимая кулаки, выдыхая гулом внутреннее напряжение. — Пыталась осмыслить их поступки и понимала, что не могу приехать к тебе в таком состоянии. После узнала, что беременна. Решение о свадьбе, насколько ты понимаешь, было очередной попыткой сделать всё «как надо». На меня вновь надавили со всех сторон с наставлениями «заткнуть подальше свои желания и чувства». Сопротивляться не было сил. И выбора тоже не предоставили.

— Лик, иди ко мне. Ты вся дрожишь, — просит шепотом, обхватывая со спины руками.

— Нет, — качаю головой, не в силах обернуться. Вбираю его руку в свою, протягивая болезненно. — Пошли. И, пожалуйста, не перебивай. Иначе я не смогу договорить.

Распахиваю дверь детской комнаты, упираясь взглядом в фотографию вчерашнего вечера, что Димка приставил к стене возле миниатюрной кроватки. Мужская рука сильнее сжимает мою ладонь и я, по наитию, зажмуриваюсь, ожидая услышать вопрос, на который страшусь дать неверный ответ.

— Что из того, что я знал о тебе за этот период было правдой? — выводит тоном, не требующем отлагательств.

— Всё, — заверяю тихо. — После разговора с тобой перед свадьбой я поняла, что не хочу стать подобием Димкиной матери. Не смогу и выкладываться по полной ради соответствия общепринятым нормам. Не смогу перестать бояться, что где-то и в чём-то не дотягиваю. Не смогу перестать думать о тебе и смириться с мыслью, что свадьба с ним, в моём положении, высшее благо, а далеко не ошибка.

Пронизывающая тишина делает пространство слишком зыбким. Наполняя ощущением, что стоит закрыть глаза, картинка перед глазами рассыпается тысячей пазлов. Исчезнет. Будто её вовсе и не было. Да, только я не могу этого допустить. Держа глаза широко открытыми. Всё, что я вижу вокруг неотделимая часть меня. Большая, чем та, кем до рождения дочери я была прежде.

— Я ушла от него спустя час после нашего разговора. И к прежнему «мы» до сих пор не вернулась. Её зовут Алиса, — проговариваю, улыбаясь впервые с начала моего монолога. — Я должна была признаться во всём ещё в аэропорту, но была уверена, что не имею права ставить тебя перед выбором.

Захват ослабевает. Ещё чуть-чуть и моя ладонь способна выскользнуть из его пальцев. Не оборачиваюсь, задерживая дыхание. Если он сейчас уйдёт я не брошусь следом. Запру на массивный замок, всё хорошее, что нас связывало. Запрещу себе думать об этом. И заставлю наконец повзрослеть ту маленькую девочку, что сидит глубоко внутри. Ту, которая, несмотря ни на что, ещё умеет мечтать и верит, что счастье безмерно.

— Я никак не смирюсь с той мыслью…, — начинает он мягко, порождая вибрацией голоса очередную волну дрожи, распространяющуюся по всему телу. — Что ты уже давно не пятнадцатилетняя девчонка, которую, на свою беду, полюбил с первого взгляда и по гроб своей жизни.

Обнимает со спины свободной рукой. Слишком плавно и, одновременно, одним прикосновением, выбивая оставшийся воздух из лёгких. Не в силах нормально вдохнуть, ощущая удушающий ком в горле, даю волю слезам омыть щеки. Слыша лёгкий шепот, колышущий дыханием оледеневшую кожу:

— Мы с тобой за это время натворили столько ошибок, что я до конца дней буду проклинать себя за потерянные годы. Беда, ты действительно считаешь, что я предпочел бы уехать тогда, знай наперёд всё, что с тобой происходит? Чего ты в действительности боялась? Что я поставлю тебя перед выбором: или она или я?

— Макс, — выдавливаю из себя болезненно. — Это тебя не касалось.

— Уверена? — уточняет серьезно.

— Я… не знаю, — проговариваю, срываясь на дрожь.- У меня вылет в пять. С минуты на минуту вернётся Димка, чтобы забрать к себе дочь.

— Я всегда не вовремя появляюсь в твоей жизни, — выдаёт с саркастичным, тоскливым смешком. — Будешь против, если я провожу тебя до вылета?

— Знаешь, что нет, — проговариваю на выдохе, закусывая солёные губы. — Нам ещё слишком многое надо обсудить, но сейчас я сказала всё, что смогла. Макс, тебе правда лучше уйти и переварить всё. Ты же знаешь, что я не упрекну, если не увижу больше звонка.

Его ладонь плавно касается моих губ, словно запрещая говорить нечто подобное. Слёзы предательски катятся по щекам, омывая горечью его пальцы.

— Я бы всю жизнь положил на то, чтобы если и плакала, так только от счастья.

— Шереметьево. Семнадцать ноль пять, — процеживаю тихо, зажмуриваясь. Задерживаю дыхание, ощущая как моя ладонь словно плеть безвольно падает вниз из его захвата, а дрожащие губы обдает ветерком от отстранения пальцев.

— В центре зала, — проговаривает бесстрастно, позволяя сделать глубокий вдох.

Так и стою, не оборачиваясь, слыша доносящиеся из-за спины шаги. Быстрым движением рук, точно опомнившись, размазываю по щекам слёзы. И с замиранием сердца жду лёгкого хлопка двери, но вместо этого в уши ударяет издевательский тон Димкиного голоса.

***

— Утро перестает быть томным, — со смешком выводит Верховцев. — Дорогая, это и есть твой четырехдневный Экспо? Тогда может мне не стоит забирать Алиску, чтобы твой парень на собственной шкуре прочувствовал, что такое настоящая семейная жизнь, м? Глядишь после и делать ничего не придётся.

Дочь начинает кряхтеть, проснувшись от громкого голоса. Забираю её на руки, стремясь как можно скорее вынести навстречу отцу.

— Дим, прекрати паясничать. Ты мне обещал, — прошу сухо, поравнявшись в ним взглядом. Плавно покачиваю дочь, пытаясь этим нехитрым движением избавить и себя от нервозности, достигающей своего апогея. Прохожу вперёд, становясь «между двух огней», что столкнулись лицом к лицу в небольшом коридоре.

— Конечно-конечно, — протягивает Верховцев приторно сладко. — Настоящий мужчина всегда держит свои обещания. Правда, Максим…, не припомню как там тебя по батюшке?

— Не стоит обременять себя лишней информацией, — плавно кивая, заключает Макс, продолжая наблюдать со стороны за разыгравшимся перед ним спектаклем. То и дело, невольно смеривая меня спокойным взглядом, точно ища ответ на вопрос:" стоит ли в это вмешаться?».

— У меня в столе целая папка с досье на тебя, — цедит Верховцев сквозь зубы, распаляясь по окончании широкой улыбкой. — Так, что, действительно, нет лишней необходимости.

— Пожалуйста, возьми дочь, — обращаюсь к нему, сверля взглядом. — Я провожу гостя и приведу себя в порядок. Через полчаса у меня запись в салоне.

— Конечно, милая, — язвит в ответ, проходясь сосредоточенным взглядом по моему лицу. Наверняка отмечая припухшие от слёз глаза и алеющие от поцелуев губы. — Но в начале мальчики выйдут на перекур. И не сообщай мне, пожалуйста, что твой идеальный не имеет вредных привычек. Одна из них как раз стоит, между нами.

— Дим! — не сдерживаясь, повышаю голос, вызывая подобной реакцией плач ребенка.

— Можешь ощупать меня сверху донизу, — издевается в ответ Верховцев. — При мне нет колюще-режущих. Пистолет и тот оставил в конторе. Маленькая, я же ехал к дочери, а не на разборки!

— Всё нормально. Собирайся, — кивает в мою сторону Макс, проходя мимо спокойной походкой.

— Вы надо мной издеваетесь, да? — выдавливаю из себя тише, закусывая губы до боли от напряжения вокруг, что до предела раскаляет и без того душный воздух.

— Кто бы говорил, — парирует с улыбкой Верховцев, широким жестом, едва не с поклоном, распахивая дверь перед гостем.

Щелчок. И тишина вокруг начинает давить сильнее, нежели их обоюдное присутствие рядом. Лишь дочь, от резкой смены поведения, недопонимающе хлопает глазками. Словно рассматривая во мне что-то необычное. Выдыхаю. Призывая себя к спокойствию. Иду в детскую, распахивая окно и, едва успеваю вернуть в кроватку ребенка, как слышу очередной щелчок открытия двери.

— Анжелика Викторовна, — доносится тревожный голос Марии Тимофеевны. — А там…

— Что?! — вылетаю из комнаты, буквально врезаясь в свою помощницу.

— Там мальчики… довольно натянуто разговаривают. О вас, — хмурится, преграждая путь, точно скала. Позволяя лишь метаться рядом в попытке преодолеть неподвластное препятствие.

— Пропустите, пожалуйста, я должна…, — сама не зная, что делать, пытаюсь пройти вперёд. Пока очередная попытка не завершается её крепкими объятиями.

— Нет, моя хорошая. Побудьте здесь, — слегка удерживает, плавно поглаживая по спине.- Пусть они оба немного выпустят пар. Там всё настолько наэлектризовано, что вам сейчас лучше не появляться поблизости.

— Мария Тимофеевна, это…, — начинаю запинаясь.

— Я поняла, — кивает в ответ. — Пойдёмте заварим чайку. Хороший чай помогает успокоиться и не в таких ситуациях.

— Я уже спешу, — заверяю нервно, то и дело всматриваясь в неподвижную дверь. Желая распахнуть её до предела, убедившись, что за ней действительно «всё в порядке».

— Идите собираться, а я заварю, — проговаривает мягко. — Всё будет хорошо. Дмитрий Андреевич большой мальчик и не станет делать что-то напоказ. Ему ни к чему представать перед вашими глазами в неугодном свете. Так что не накручивайте себя лишними переживаниями.

Качаю головой, сомневаясь в её словах. Мне ли не знать, что Димка не всегда способен усмирить разыгравшиеся эмоции. А с Максом у него слишком долгие счёты.

Нехотя отступаю в сторону спальни. Наспех переодеваюсь и закалываю непослушные волосы. Делаю всё на автомате лишь бы не думать о том, что происходит за дверью.

Всё идёт не так. Все планы катятся к чёрту. Голова нещадно раскалывается, не позволяя сосредоточится на простых необходимых делах. А сердце и вовсе выбивает сумасшедший ритм, то и дело, грозя, выпрыгнуть из грудной клетки.

— Молодые люди, может быть, чаю? — умилительно трогательно уточняет Мария Тимофеевна, у вошедших в квартиру, спустя добрый десяток минут.

— С удовольствием, — парирует дерзко Верховцев. — Тем более сегодня вся семья в сборе. Я, дочь, Куська, да её абсолют.

— Прошу нас извинить, но меня уже ждут, — выпаливаю скороговоркой, беспрекословно следуя к выходу. Суетно сгребаю с полки ключи, вкладывая их в ладонь Макса. — Моя машина на парковке за домом. Пожалуйста, подгони к подъезду. Я сейчас спущусь.

— Она такая фиолетовенькая, если ты забыл. Мой подарок, — скалится Верховцев, подмигивая. А я наспех сканирую внешний вид обоих на предмет видимых повреждений.

Макс забирает рюкзак, благодаря Марию Тимофеевну за предложение и мирно прощается, получая в ответ напутствие, схожее с родительским благословением.

— Вы бесконечно добры ко всем униженным и оскорбленным, — обращаясь к помощнице, театрально вздыхает Верховцев, как только дверь вновь оказывается плотно закрытой.

Игнорируя Димку, направляюсь к дочери, что притихла на руках Марии Тимофеевны. Нежно целую пухлую щёчку, обещая забрать её сразу, как только вернусь из командировки.

— Всё будет хорошо, — мягко уверяет в ответ спокойная женщина. И я лишь кивают, пытаясь собрать всю волю кулак и поверить в подобное.

— Хорошего отдыха, родная, — переслащено нежно припевает Верховцев, поравнявшись со мной.- Гештальт такое дело: не закроешь сама, закроют меня. Постарайся с этим не затягивать.

— Дим, я тебя…, — процеживаю в ответ, поджимая губы на полуслове от злости.

— Обожаешь. Я знаю, — язвит с широкой улыбкой. — Сам от себя в восторге. Такая выдержка! Только кулаки, знаешь ли, всё же зудят. Так что не затягивай, милая. Прошу, не затягивай.

Спустя пару минут оказываюсь в машине, занимая место водителя.

— Извини. Унять Димкино эго никому не подвластно, — бросаю с толикой злости, что распирает изнутри. Резко вдавливаю газ в пол, выруливая в сторону проспекта. Стараясь мысленно отрешиться от всего лишнего и сконцентрироваться лишь на дороге.

— У него на тебя большие планы, — проговаривает задумчиво.

— Я не отвечаю заявленным требованиям, — хмыкаю сухо, бросая кратковременные взгляды на своего пассажира. Затуманенный взгляд остаётся слишком серьезным, словно внутри ведётся непростой диалог или же вычисление неподвластной разуму формулы.

— Макс, у нас с ним слишком сложные отношения, — проговариваю кривясь. Стараясь всё же донести истину, а не подписать себе приговор. — Уходя я была уверена, что в этот раз ставлю жирную точку, — пропускаю рефлексивный смешок, искривляя губы грустной улыбкой. — Вот только по итогу Димка сделал всё, чтобы так и остаться неотъемлемой частью моей жизни.

— Однако, ты не можешь быть с ним, — протягивает, точно рассуждая вслух.

Нервно смеюсь, выпаливая на выдохе:

— Как показывает практика-могу. Да, только, кто-то из нас двоих вечно не удовлетворен этим союзом. Наверное, если бы всё было по-другому, здесь не было бы тебя. Сейчас. Тогда. Да и вообще. Верховцев не был бы женат, а его супруга не ждала бы ребёнка.

— Распилить четырехугольник можно только на два равнобедренных треугольника. В любой ситуации остаётся третий лишний, — отзывается с грустным смешком, кладя теплую ладонь на мою ногу, чуть выше колена. Машинально накрываю её своей, переплетая воедино пальцы. Выдыхаю, с пару минут сохраняя молчание. Мысли несутся по кругу, при этом ни одна из них не кажется правильной.

— Если бы не твоя бывшая-всё было бы совсем по-другому, — заключаю безжизненно, едва сохраняя способность следить за дорогой. — Всё было бы иначе, — вторю тихо, пытаясь высвободить пальцы. Перехватывает захват, плавно сжимая ладонь. Отслеживаю этот жест коротким взглядом, призывая себя к смирению. Что было-того не вернуть. То, к чему мы пришли теперь — это и мой выбор тоже. Глупо считать что-то ошибкой. Существуют две постоянные величины: у меня есть дочь; у неё есть я. Остальное, увы, переменно. Да только… Я не знаю, как выправить сложившуюся ситуацию. И правильные ли из неё сделаны выводы?

— Так сложились обстоятельства, — с грустью кивает в ответ. — Знаешь, я ведь мог вообще не возвращаться домой с окончания любого контракта. Благо рекомендации уже позволяли перезаключить новый на месте, попросту сменив одну страну проживания на другую. Но раз за разом, по окончании, я мчался домой. Потому что, именно здесь меня удерживал якорь. Им всегда была ты. И мне необходимо было сделать новый глоток. Увидеть тебя. Просто убедиться, что с тобой всё в порядке. Иначе не возникало желание браться за что-то новое. За все эти годы, ни Алинка, ни София или твоя мама не смогли этого изменить. Мне непременно надо к тебе. Иначе жизнь перестает иметь смысл.

— То есть, если бы ты сейчас убедился, что мне хорошо с другим, то отпустил бы ситуацию и уехал? — озвучиваю мысль, что претит восприятию своей нелогичностью.

— Когда-то меня уже уверили в этом и именно так я и поступил, — подтверждает хладнокровно. Будто другого выхода попросту не может быть. А какого? Чего именно я хотела бы ожидать, поверь он в идиллию, ловко представленную Димкой? — Ромкина жена носит кольцо, что должно было стать твоим обручальным. Считает подарком от мужа, — завершает, раскалывая на части последний пласт, что держал меня на плаву все эти годы. Жить действительно проще, когда ничего не ждёшь! И не суешь нос туда, куда не просят!

— Макс, блин! — взрываюсь, ударяя свободной рукой по рулю. — Лучше бы ты вообще не уезжал!

— Тогда бы твой отец меня посадил, потому как устоять против чистого и влюбленного взгляда той девчонки я бы в итоге просто не смог, — отзывается смешком, выпуская мои пальцы их своей ладони. Впереди поворот и.… — София тоже приложила руку к моему отъезду, — пожимает плечами, меняя интонацию на более посредственную. — Обличенная связь её взрослого сына с несовершеннолетней стала бы значительным ударом по репутации семьи. В итоге у меня так же не было выбора. Однако, были хорошие протеже, которые выбрали меньшее из зол, для смягчения ситуации.

— И в итоге у меня дочь от Верховцева, — констатирую с язвительной улыбкой. — Тебе не кажется, что всё пошло не по плану?

Паркуюсь в исходной точке. Глушу двигатель, желая, как минимум, провалиться сквозь землю. Вместо того чтобы как-то смягчить ситуацию, я, наоборот, её нагнетаю. Что будет дальше? И что я стану делать после его очередного отъезда?

— Позволишь мне внести в этот план свои коррективы? — уточняет мягко, плавно заправляя за ушко растрепавшиеся волосы. Кожу опаляет огнем, а тело неосознанно подаётся вперёд, натягивая на груди забытый ремень безопасности.

Отстегиваюсь, проговаривая неловко:

— Макс, я уже задержалась на пару минут. Сложная прическа одна из основ делового этикета. Справится самостоятельно с подобной задачей мне уже не под силу.

— Значит мне придется объяснить причину твоего опоздания, — комментирует мягко, касаясь губами моей щеки. Дыхание проходит по коже, заставляя прикрыть глаза в упоении. — Только для начала слегка успокойся, а после продолжи заниматься своими делами. Я же попробую разобраться с остальным.

— Ты вновь уедешь со дня на день, — шепчу тихо, испытывая досаду.

— Тоже, верно, — соглашается с мягкой улыбкой, — Но ничто не способно помешать мне вернуться. И я приложу все усилия к тому, чтобы завершить дела как можно скорее.

Выражая согласие, ловлю его губы своими. Неистово и, одновременно, нежно. Сейчас от них не хочется отрываться и вовсе. Прикосновения ласкают и пьянят, затмевая собой все лишние эмоции. Становится абсолютно не важно на сколько кратковременны эти ощущения. Лишь бы они были. Лишь бы запомнить. Руки жадно обнимают того, по кому я так долго скучала. Кого ждала и нещадно боялась случившейся встречи.

Рингтон телефона заставляет вернуться в реальность. Пресную и серую, по сравнению с предыдущим моментом. Отвечаю администратору, извиняясь за небольшую задержку, слыша буквально фоном:

— Я тебя провожу. После заеду в офис и определюсь с отправлением в Питер.

— Как сказала бы Лизка, — вывожу с полу смешком, — У тебя ещё есть шанс передумать.

— Не даю гарантии, что мы с ней подружимся, — заверяет с открытой улыбкой. — Но, спасибо. В этот раз я, пожалуй, откажусь от этого щедрого предложения.

***

Улыбаюсь своему отражению в зеркале: блестящие пшеничные волосы кропотливо уложены в голливудские локоны, а после собраны на затылке в подобие классической французской ракушки; нюдовый макияж выглядит совсем невесомым, словно автор едва подчеркнул скулы и добавил акцент на глаза, распахнув взгляд аккуратной, притягательной стрелкой. Осталось лишь переодеться в классический брючный костюм, выделить шею воротом белой рубашки и образ «деловой и

успешной» можно считать завершенным.

— Снежана, вы чудо, — благодарю мастера, что примостилась за креслом, наблюдая со стороны реакцию на проделанную работу.

— Не удержалась от возможности выделить глаза, — проговаривает с довольством высокая, жгучая брюнетка, улыбаясь в ответ. — Они у вас сегодня сияют. И, если вы не против, я включу в счёт помаду. Аналогичный оттенок тому, что использовала. Он освежает губы, не стираясь от внешних воздействий, и визуально убирает видимую припухлость.

— Конечно за, — смущённо киваю, продолжая рассматривать своё отражение с довольной улыбкой. Спустя пару часов необходимо выдвигаться в аэропорт. И, кажется, сейчас я вполне готова к тому, чтобы прибыть туда во всеоружии.

***

Тишина. Квартира встречает прохладой и свежестью, смешанной с тонким ароматом, пронизывающим пространство буквально с первых шагов. Сбрасывая туфли, следую за невидимым шлейфом. Распахиваю дверь кухни, наполненной не меньше, чем сотней цветов. Нежные фрезии, постельных оттенков, заполняют собой практически всё рабочее пространство небольшой комнаты. А на полу, в широких вазонах, расставлены букеты пушистых пионов.

Распахнутое окно спасает от яркости аромата. Однако, всё моё внимание сосредоточено не на многообразие нежных красок вокруг. Оно фокусируется на центре стола, где сиротливо стоит небольшой белый букет, под которым зияет аккуратно сложенная записка.

«Размер имеет значение» — прописано размашистым Димкиным подчерком, в дополнении с озорным смайлом. — «Маякни, когда убедишься в правдивости фразы» всё познается в сравнении.»

Складываю пополам приятную на ощупь бумагу. Плавно присаживаюсь на стул. Осматриваюсь по сторонам. Это безумие радует глаз, но не вызывает улыбки. И хотелось бы задаться глупым вопросом, «что на него нашло?», да только в ответе нет смысла.

Расчищаю поверхность, ставлю на плиту турку с кофе. Аромат вокруг усиливается, смешиваясь в необычные, приятные ноты. Отпиваю глоток бодрящего напитка, прописывая на экране мобильного короткое «спасибо». Его жена на подобное проявление чувств записала бы тысячу сторис. Что ж. Мне позволительно оставить подобную прерогативу именно ей. Жизнь напоказ проецируется из желания кому-то что-то доказать. В моём случае подобное отсутствует напрочь.

Усмехаюсь, ловя себя на забавной мысли:

— Я действительно могла бы стать для него лучшей любовницей. Не требующей чего-то взамен и не выставляющей на всеобщее обозрение то, что должно быть скрыто от лишних глаз».

Могла бы. Только хеппи-эндом от этой роли как-то не пахнет. Завали хоть весь дом цветами, они увянут раньше, чем пройдёт неприятное послевкусие. Быть любовницей-ещё тот мазохизм. Моя психика это не выдержит.

«Помни про воздушные замки. На связи. Целую»

Высвечивается на экране, под Димкиной аватаркой. Настроение сходит на нет, и желание двигаться дальше попросту исчезает. В этот раз всё не может закончиться так же. Мы с Максом перешагнули статус «друзья» и теперь впереди два пути: либо идти вперёд, либо…, Либо вычеркнуть друг друга из жизни. Прямо как в сказках на перепутье у камня: направо пойдешь коня потеряешь, налево пойдешь… С жизнью расстанешься, если не изменяет память. Но главный посыл не в выборе направления. Всё сводится к обоюдному: обратного пути нет. А что ждёт впереди? Никто не знает никто. И только Димка идёт ва-банк, заранее убеждая, что из нашего воссоединения с Максом ничего путного не получится.

Допиваю остывший кофе, набирая номер подруги.

— Мне нужна твоя помощь, — проговариваю посредственно. Включаю видео, до озвучивания тысячи вопросов, показывая на камеру реальный масштаб трагедии. — Найдешь им место у себя? Если закрою окна и уеду, то боюсь по прибытию здесь задохнуться. Плюс, не уверена, что у Алиски на это безумие не разыграется какая-то аллергия.

— Лучше бы он тебе машину новую приобрел, — фыркает недовольно. — Всё проще. У меня в гараже как раз одно свободное место.

— Лизк, — молю тихо. — Я и так сорвала сегодня все планы и уже не успеваю организовать тебе доставку.

— Хорошо, — соглашается неохотно. — Только ради малышки! С вас станется. Оставь окна открытыми. Вечером заеду. Дубликаты где-то были у мужа.

— Спасибо, — выдыхаю с толикой облегчения.

— Кстати, какой повод сего недоразумения? — хмыкает недовольно, — Димася мозгами поплыл после бурной ночи или наоборот вымаливает твоей благосклонности?

— Твоему умению опошлить любую ситуацию можно только позавидовать, — кривлюсь в ответ.

— Ой, да ладно, — выводит натянуто. — Сойдёмся на том, что ты единственная, кто не замечает, как он пожирает тебя глазами.

— Макс в городе, — выдаю нерешительно.

— Твою ж мать! — комментирует со звучным смешком. — И у тебя вновь копошение бабочек в животе, и рвотные позывы при взгляде на окружающую действительность?

— Типо того, — соглашаюсь менее радостно.

— Я даже не знаю радоваться за тебя или сочувствовать, — заключает с тяжёлым вздохом.

— Время покажет, — поджимаю губы, смеривая взглядом циферблат со спешащими стрелками.

— Ладно. С цветами я разберусь. Заодно отвлеку Верховцева от тягостных мыслей круглым счётом за полный клининг квартиры. В следующий раз задумается перед тем, как скупать все цветы в магазине и портить здоровье единственной дочери!

— Возможно, в скором времени, не единственной, — поправляю задумчиво.

— Да ладно, — усмехается в ответ. — Ты ещё не в курсе? Димкина четвертинка, вчера вечером, находясь у родителей, выложила пост о шикарном празднике, устроенном в честь ожидаемого наследника. Правда Димочка на нём так и не засветился, от того и была уверена, что остался у тебя. Но всё же, по доброте душевной, поздравила с этой новостью будущего папашу. На что оказалась послана прямым текстом по всем известному адресу. Так что, у меня с Верховцевым теперь свои счёты и извинений в этом случае, как минимум, мало!

— Ясно-усмехаюсь в ответ, гоня от себя мысли о чужих жизнях. Мальчикам вдвое больше нужен отец. А следовательно… — Не поубивайте друг друга в ближайшие дни. Мне некогда наблюдать за вашими перепалками.

— И не понадобится, — уверяет довольствием. — Я всё сделаю в лучшем виде. Поезжай и выигрывай свои конкурсы. Ненаглядный то рядом будет? Раз уж есть такая возможность, для пущего ража, переспи со своим идеальным перед выступлением. Адреналин такое дело, на раз-два вытянет тебя в тройку лидеров. Да и в жюри, наверняка, одни мужики сидят, а вид удовлетворенной женщины и «запах» секса для них точно красная тряпка!

— Спасибо, я как-нибудь сама, — заверяю, устало качая головой. Куда ни плюнь, вокруг сплошные советчики.

— Ты уж не теряйся, — выводит двояко.

Прощаюсь, наспех принимаясь за отложенные дела. Абстрагируюсь от всего лишнего. Наедине сама с собой не так сложно действовать по четко выведенному плану. Пункт третий; четвертый; пятый; аэропорт.

***

Макс. Тысячи лиц смешиваются в нечто однообразное. Мелькают перед глазами белыми пятнами, а я вижу среди них лишь его. Улыбаюсь, замирая в десятке метров. Рассматриваю. До сих пор не веря, что он здесь. Рядом. Пусть ненадолго. Со мной. Здесь. Мой.

— Я люблю…, — протягиваю сладко из-за его спины.

Оборачивается, парируя мягко:

— Я тебя тоже.

— Аэропорты, — неловко смеюсь, завершая короткую фразу, что хотела сказать. — В них ты сбрасываешь всю броню и становишься самим собой.

— Привык летать налегке, — комментирует иронично. Проводит пальцами по моей щеке, продолжая серьезно: — Лик, ты очень красивая.

— Только сейчас? — уточняю с укором, едва сдерживая в напряжении губы, что так и норовят растянуться в улыбке.

— Везде. Всегда, — отвечает мгновенно.

— Я тоже люблю тебя, — шепчу тихо, оставляя краткий поцелуй на его губах. — Напоишь меня кофе? Не хочу целовать тебя под прицелом тысячи глаз.

— Ты их видишь? — уточняет игриво.

— Нет, — мотаю головой, не сдерживая улыбки. Действительно не замечая никого на свете.

— И кофе тоже будет. На всё есть время- проговаривает мягко и нежно, что я от удовольствия буквально прикрываю глаза. Притягивает к себе, лаская кожу дыханием. Плавно целует уголки губ, приподнятые в расслабленной улыбке. Нежно отвечаю, обвивая его шею руками. Впитывая запах. Едва не мурлыча, точно кошка, запрыгнувшая на колени хозяина.

Прохожу регистрацию. Сдаю багаж. Неспешно обсуждая планы на вечер. Мои зависят от «знакомства» с новым начальством. Его… Макс, в этом отношении, словно вольная птица. Все документы сданы на проверку и время, которое ему позволят провести здесь, будет занято тем, что он сам разрешит себе позволить. Сегодня он встречается с друзьями и едет с ночёвкой к матери. Завтра прилетает в Питер, вот только я, даже не способна представить, смогу ли найти время на то, чтобы составить ему кратковременную компанию.

Присаживаемся за столик, продолжая размеренный разговор. Терпкий кофе будоражит вкусовые рецепторы, а глаза просто любуются приятной картинкой. Время словно застывает за ненадобностью куда-то спешить. Всё просто. Легко. (И да, пусть, по сути, мы не обсуждаем сейчас ничего серьезного. Просто наслаждаемся определенным моментом. Только это всё равно шаг вперёд. Не так ли?) Он здесь. (Несмотря на все мои страхи, что держала в себе это долгое время.) Рядом. (Хотя, кажется, одного разговора с Димкой достаточно для того, чтобы отбить любое желание приближаться ко мне ближе, чем на километр.) И мне хорошо. (Пусть с минуты на минуту и необходимо пройти к зоне вылета. Разве короткая разлука способна что-то изменить? Сомневаюсь. Мне не хватило всех этих лет, чтобы забыть про то, как это «просто быть рядом с ним и наслаждаться тишиной и спокойствием». ) Действительно хорошо. (И для этого, всеобъемлющего чувства, требуется совсем немного: видеть своё отражение в любимых глазах, и ощущать теплое прикосновение пальцев к своей ладони).

***

Выхожу из зоны прилёта. Одна из первых забираю багаж. Смешиваюсь с толпой, неспешно осматриваясь по сторонам. Гул вокруг периодически разряжают выкрики водителей такси, откровенно навязывая прилетевшим свои услуги.

Впереди полукруг из встречающих. Среди них активно выделяются несколько индивидуумов: импозантный мужчина в дорогом костюме, что стоит, приосанившись наперевес с красивым букетом; двое представителей отеля, держащие впереди себя карточки на латинице с фамилиями туристов; молодая девушка с копной вьющихся рыжих волос, сверкающих словно солнце; и молодой человек, навскидку лет тридцати, сканирующий толпу сосредоточенным взглядом. Который, едва заметив недолгий интерес к своей персоне, распаляется в ответ широкой, дерзкой улыбкой.

Мимолетный взгляд считывает знакомое название с листка, что он держит в своих руках. Автоматически притормаживаю, ощущая весомый толчок в спину. Широко распахиваю глаза, с трудом удерживаю равновесие, слыша в свою сторону отборный мат от того, для кого я явилась внезапным, непосильным препятствием.

— Позвольте, — вновь привлекает внимание своей широкой улыбкой светловолосый мужчина, оказавшийся рядом. Плавным движением вбирает меня под руку, уводя «в стан встречающих». Попутно выставляет листок по направлению к толпе, обращаясь ко мне игриво: — Культурная столица богата своим колоритом. Здесь не принято особо спешить, но и резко останавливаться тоже не следует. Позвольте извиниться перед вами за эту особь мужского пола.

Молча киваю, не перебивая его монолог. Слыша знакомые нотки в голосе и, до невозможности, бесящее бахвальство. Смериваю взглядом, стараясь улыбаться в ответ не слишком натянуто. Пытаясь соединить воедино сложившийся образ с картинкой, что «во всей красе» предстала перед глазами. В итоге понимаю, что в своих «фантазиях на тему» я, как-то явно, не дотягивала.

— Я еду в центр и с удовольствием довезу вас до нужного адреса, — продолжает в пол оборота, добавляя в голос манящие нотки. — По пути проведу обзорную экскурсию по всем видимым достопримечательностям; посоветую место, где вкусно перекусить или же остановиться на ночь, — выдерживает паузу, переходя в извинительный тон. — Только, буквально пять-десять минут. Мне необходимо встретить с рейса коллегу.

— Конечно, — понимающе пожимаю плечами. С видом заинтересованности, беспрепятственно осматривая своего собеседника. Отмечая, помимо чрезмерной самоуверенности, идеально сидящий костюм, что он носит «с умением», гармонично вживаясь в поставленный образ; завлекающую улыбку (такую, что «продаёт» своего обладателя заметно выше любой рыночной); глубокий взгляд, привыкший подмечать незначительные детали; идеально уложенные короткие светлые волосы; дорогие часы на запястье и отсутствие кольца.

Одаривает самодовольной улыбкой, прослеживая мой взгляд. Уточняя ненавязчиво мягко:

— Вы впервые в городе?

— К сожалению, — проговариваю неспешно. — Всё как-то не было времени посетить красоты северной столицы.

— Эта поездка вас покорит, — заверяет со знанием дела. Точно предлагает рассмотреть не ближайшие достопримечательности, а вблизи, но себя. — Александр, — улыбается, изливая довольство.

— Очень приятно, — отзываюсь в ответ, протягивая руку. Прижимается губами к тыльной стороне ладони, прослеживая мой взгляд на часы.

— Вы спешите? — уточняет с наигранной обидой, вместо вопроса об имени. Плавно выдыхаю, заверяя в обратном. Продолжая с лёгкой улыбкой, вместе со спутником, ждать появления его коллеги.

В течение пяти минут меня ловко «окучивают», завлекая разговорами о здешних местах, в которых необходимо побывать хотя бы раз в жизни. Тон повествования аккуратно меняется и вот он уже переходит на «ты», уточняя фривольно:

— Какие у тебя планы на вечер?

— Это во многом зависит от вас, — с улыбкой поддакиваю в ответ, замечая, как мой собеседник с нетерпением бросает взгляд на часы, проговаривая скороговоркой: — Одну минутку, позвоню, узнаю причину задержки.

Вынимает из кармана аппарат последней модели, быстро сметая с экрана заставку. Десять секунд. Посылает мне многозначительную улыбку, в ожидании ответа. Неспешно ставлю сумочку на чемодан, вытаскивая телефон, разрывающийся рингтоном, уточняя «сняв трубку»:

— Добрый вечер, Александр. Так какие планы у нас с вами на вечер?

— Анжелика, — протягивает моё имя смеясь, — Признаться честно, я обескуражен!

— Пожалуйста, выразите мысль яснее, — прошу с толикой посредственности. — Я вас огорчила или обрадовала?

— Всё вкупе, — заходится смехом в ответ. — В полученной мной информации разнятся два факта: с одной стороны, мне обещали профессионала, с другой-молодую мамочку, едва вышедшую из кратковременного декрета. Прошу меня извинить, но внешне я не вижу в вас ни того, ни другого.

— Надеюсь, о проделанной мною работе, за время нашего недолгого сотрудничества, у вас противоположное мнение, — замечаю без тени иронии.

— К удивлению, — соглашается, прищурив глаза. — Не приветствую близкое общение с сотрудниками на стадии работы с проектом, — проговаривает серьезно, — Всё-таки мы с вами одного поля ягоды и, как следствие, конкуренты. Однако, в данном случае, начинаю корить себя за предвзятое отношение к принципам. Увидев ваше фото, до начала проекта, работать вместе было бы в разы приятнее.

— Знаете, — вывожу бесстрастно, — я приверженец мнения, что для создания представления о том, с кем ты разговариваешь, достаточно голоса.

— Ошибаетесь, мадмуазель, — выводит учтиво. — У моей бабули до сих пор звенящий и привлекательный голос. Хотя, она дамочка из тех, что давно уже не в самом соку.

Сканирует меня бесстыжим взглядом, опуская «прелюдию» из предыдущих приличий. Уточняя с улыбкой:

— Так в наличии муж или любовник? Прошу прощения за дерзость, меня абсолютно не проинформировали по данному пункту. Самому трудно определиться по отсутствию кольца.

— Выберите для себя более подходящий вариант и давайте закончим на этом любые межличностные темы, — кривлюсь в ответ, понимая, что ближайшие дни работы с подобным наставником не покажутся лучшим, что могло случиться в карьере.

— Ох, ну надо же! — будто озвучивая обрывки собственных мыслей, произносит смеясь. — Кто б мог подумать! Позвольте мне забрать ваш чемодан и проводить вас к машине. Уж не знаю, чем закончится этот вечер, но совместная работа выглядит теперь вполне увлекательной!

Глава 5

Стою на кратковременной стоянке возле аэропорта, осматривая крупный чёрный автомобиль, пока мой спутник укладывает чемодан в багажник. Если верить известной присказке» мужчина компенсирует свои недостатки, чем-то большим, тем самым используя перенос внимания.» В чём выражается истина данного высказывания, мне предстоит узнать в ближайшие несколько дней. Вот только не отпускает чувство, что наше сотрудничество не принесёт должного удовольствия.

— И к чему был этот спектакль? — уточняет с улыбкой, повторно осматривая меня вблизи, как только мы оба усаживаемся в машину.

— Прошу заметить, что я не сказала и лишнего слова, до того момента, как вы неправильно интерпретировали ситуацию, — поясняю холодно, стараясь не придавать его интересу заслуженного внимания. — После, просто захотелось посмотреть со стороны, с кем же я действительно имею дело.

— Моя врожденная галантность взяла верх, и я не смог оставить в беде красивую девушку. Разве это наказуемо? — пожимает плечами, уточняя приторно сладко, — Согласитесь, это показывает меня добрым и отзывчивым человеком. Без лишней скромности, смею дополнить, что эмпатия, одна из ярких черт моей человеческой натуры.

— При столь щедром даровании добродетели кем-то свыше, скромностью действительно вас обделили, — соглашаюсь сухо, слыша его звучный смешок.

— Иначе бы я не был тем, кем являюсь, — парирует с дерзкой улыбкой. — И знаешь, ты мне понравилась. Даже интересно, что из этого получится. В общем, ставлю на то, что пройдет всего три дня.

— Это вы о чём, простите? — хмыкаю от неприязни, что вызывает резкая смена манеры общения.

— Три дня, — вторит с улыбкой. — До того момента, как ты начнёшь меня обожать.

— Вот ещё! — усмехаюсь в ответ. — Разве, что земля сойдёт со своей оси, или же случится что-то ещё более неординарное.

— Значит придётся её накренить, — заявляет самоуверенно, выправляя автомобиль на широкую дорогу. — Ну, а сейчас, приготовьтесь, мадмуазель. На пути следования к цели вас ждёт увлекательная экскурсия. И, прошу заметить, это абсолютно не входит в мои обязанности. Все бонусы, скрашиваемые ваше присутствие в нашем прекрасном городе, идут исключительно от чистого сердца, — подмигивает, дополняя с нескрываемым довольством, наполняющим голос, — Обычно моё время стоит очень дорого, но взять шефство над вами я готов абсолютно бесплатно.

***

Путь до отеля оказался неблизким. И проходил он, действительно, через потрясающие места. Или же мой спутник постарался вписать в маршрут как можно больше красот великого города? Как бы то ни было, соглашусь с одним неоспоримым фактом: к моменту остановки возле гостиницы, моё настроение заметно улучшилось.

— Двадцать минут на приготовления, — сообщает наставник, обращаясь ко мне после любезного общения с сотрудниками ресепшен. — Постарайтесь уложиться в этот временной интервал, терпение не является моей сильной стороной. Конференц-зал расположен на втором этаже. Левое крыло. Нужная дверь вторая направо. Надеюсь, увидеть вас за ней минута в минуту, без опоздания.

— Слушаюсь и повинуюсь, — усмехаюсь в ответ, забирая со стойки магнитный ключ от номера. Триста четырнадцатый. Следовательно, маршрут до него и обратно не такой уж большой. — А ваш номер? — уточняю задумчиво. Телефон мне известен, но мало ли что. Вся связь с местным филиалом идёт через него. Оборви её и я временно останусь без необходимой информации в дальнейшем следовании.

— Моя квартира недалеко, — улыбается в ответ. — Но, если задержусь с вами до двух и не успею уехать до того, как разведут мосты, придется надавить на ваше сострадание к ближнему и воспользоваться радушным гостеприимством.

— Это вряд ли, — замечаю в ответ.

— Проявление радушия? — уточняет с издёвкой.

— Скорее, уж, наличие сострадания, — поясняю, бросая на него серьезный взгляд. — Судя по вашим часам, вы вполне сможете оплатить себе отдельный номер.

— Я только проникся к вам истиной симпатией, — заявляет смеясь, — А вы оказываетесь настолько жестоки.

— Кто-то мне сегодня напоминал, что мы одного поля ягоды, — подытоживаю бессмысленный разговор.

— Что ж, — выдаёт задумчиво. — Это будет весьма интересно. Время идёт. Не заставляйте меня ждать. С каждой секундой просрочки я буду становиться всё менее любезным.

Ухожу в сторону лифта, стараясь сосредоточиться на необходимых делах. Впереди совещание с новым начальством, после деловой ужин. Необходимо морально собраться и перестать отвлекаться на мелочи. Не покидает ощущение, будто, мой наставник дразнит меня лишь для того, чтобы прилюдно вывести из себя. Моё поражение вполне может стать началом его грандиозного триумфа. Работа сделана. Сдана на проверку. Получила отличные отзывы. Следовательно, свою часть он выполнил, а вот моя как раз не завершена. Доказывать свой профессионализм предстоит ещё несколько дней, поэтому необходимо максимально держать себя в руках, не позволяя брать верх эмоциям. Не для того, за эти месяцы, я прошла все круги ада, чтобы на финишной прямой передать эстафету кому-то другому! Я обещала, своему непосредственному начальнику, самоотверженно дойти до конца. И какой-то выскочка не сможет заставить нарушить данного обязательства.

***

Конференц-зал являет собой небольшое помещение с широким овальным столом и интерактивной доской, занимающей, практически полностью, одну из стен.

— На ты или на вы? — уточняет мой визави, выбрав место во главе стола.

— Последние предпочтительнее, — заверяю серьезно.

— Располагайтесь, — язвит в ответ с широкой улыбкой. — У нас час, до появления начальства. Необходимо довести до идеала ваше выступление. Иначе к моей работе возникнут вопросы, а не поступят привычные отзывы восхищения.

Запускает на проекторе презентацию, заявляя резонно:

— Начинаем. Ни к чему терять время в пустую.

Соглашаюсь, натянуто проходя рядом. Вдох-выдох. Нервно сжимаю в руке пульт управления, подготавливая себя к «прогону». Я сотни раз репетировала презентацию этого проекта и все шаги, мимика, жесты, доведены до полного автомата. Вот, только, смотря в эти смеющиеся глаза, никак не возникает должного внутреннего успокоения, позволяющего сконцентрироваться на необходимом деле.

— Могу я попросить воды? — уточняю размеренно, пытаясь скрыть нарастающую нервозность.

— Конечно, — заявляет с улыбкой. — Как только я увижу первый прогон и озвучу по нему свои замечания.

— Хорошо, — соглашаюсь натянуто. Злость не самый верный советчик, однако, именно она заставляет выдерживать линию поведения, аналогичную той, что ведёт мой куратор. Чёткую, жёсткую, хладнокровную. Наплевательскую по отношению ко всем остальным. Ставя свои амбиции выше всего прочего и не заботясь о том, что подумают в ответ окружающие.

Стиснув зубы, натянуто улыбаюсь, включая проектор на начало презентации. Провожу её от и до, стараясь выжать из себя максимум. Завершаю, окидывая задумчивого наставника лукавой улыбкой, наблюдая, при этом, за его кратковременным хмыканьем.

— Всё не то, — констатирует недовольно. — Ответьте мне на один вопрос: что вы пытаетесь продать жюри?

— Свой проект, — выдаю менее звучно, начиная злиться сильнее.

— А должны «продавать» себя! — рывком хлопает по столу, привлекая внимание. — Свои знания; умения найти то, что заинтересует и возьмёт потребителя за живое; свои возможности в разработке и подготовке этой работы. Им плевать на проект! Им необходимо захотеть вложиться в его представителя! Мне нужна не презентация видео материала и безликие графики маркетинговых исследований. Мне не нужно озвучивание скупой информации. Мне необходимо увидеть в этом тебя! — повышает голос, в очередной раз скатываясь на «ты». — Захотеть купить, не задумываясь о стоимости! Так что, ещё раз! И, пожалуйста, со всей страстью и полной самоотдачей! Заставь меня себя захотеть!

— Мне кажется, я уже справилась в аэропорту с поставленной вами задачей, — кривлюсь в ответ, допивая оставшуюся воду в стакане.

Растягивает губы в улыбке, совершая круговой жест рукой, отправляя тем самым «на место».

— Продолжай и не трать время на пустую болтовню, если не желаешь убедиться в своих словах доподлинно.

Молча разворачиваюсь на каблуках, проходя в исходную точку. Сконцентрировавшись на задаче, прогоняю выступление ещё раз, наблюдая по итогу сосредоточенное выражение на лице своего наставника.

— Лучше, но далеко до идеала, — комментирует вяло. — Давай-ка поменяемся ролями. Присаживайся. Теперь я буду сверху.

Забирает пульт, уступая своё коронное место. Выходит, к интерактивной доске, слегка ослабляя галстук. Плавным движением руки взъерошивает волосы. Приступает к презентации, органично вписываясь в заявленную тематику.

Смотрю за происходящим, не замечая, как пальцы правой руки начинают отбивать ритм на поверхности стола. Спохватываюсь, лишь поймав многозначительный взгляд, сопровожденный краткой дерзкой улыбкой. Слежу за ним до конца, отмечая выразительную мимику и жесты; притягательную улыбку и самоуверенный взгляд. Тот, что принадлежит человеку, способному самому чёрту, продать котёл с кипящей водой, где тот после долго и мучительно будет вариться!

— Поняла в чём твоя ошибка? — нависает сверху, по окончании презентации, заставляя буквально вжаться в мягкое обрамление спинки стула. Прикрывает глаза, глубоко вдыхая. — Очень чувственные духи, — комментирует приторно сладко. — Странно. Обычно, подобные ароматы выбирают более раскрепощенные женщины. Так докажи мне, что я ошибаюсь на твой счёт и выложись наконец по полной.

Отступает, позволяя расправить плечи. Подняться. Прохожу мимо, оказываясь резко перехваченная его рукой. Стопорит рядом, прижимая бедрами к глади стола. Впивается серьезным взглядом в глаза, озвучивая ледяным тоном:

— Это последний прогон до прихода начальства. С каждым разом я всё больше убеждаюсь, что потерял впустую кучу бесценного времени. Заставь меня захотеть себя, иначе в своей рекомендации я чётко и ясно оповещу всех, что ты, к подобному мероприятию, совсем не готова.

— Бойтесь своих желаний, — со злостью, скопившейся внутри, язвительно выпаливаю любимую присказку Димки. Одергиваю руку, забирая пульт из его пальцев, под смеющийся взгляд, которым одаривает наставник.

— Ещё больше эмоций, — провоцирует томно. — Покажи мне всё, что таится внутри. Заставь купить себя.

— Моя ошибка в том, что я не вижу перед собой человека, которому хотелось бы себя продать, — выдаю ровно, натыкаясь на очередной презрительный взгляд.

— Впервые вижу креативщика со скудной фантазией, — парирует со звучной усмешкой. — Представь его уже на моем месте. Или тебе здесь делать нечего!

Включаю презентацию, начиная очередной прогон. Взгляд. Улыбка. Определенная манера подачи материала. Пытаюсь абстрагироваться от того, кто сидит предо мной, дотошно сканируя каждое изменение мимики. Стараюсь визуализировать иную картинку. Игриво улыбаюсь, полу прикрывая глаза. Материал, как говорится, «отлетает от зубов». Нет необходимости оборачиваться, чтобы уточнить, совпадает ли моя озвучка с картинкой. На внутреннем таймере ощущается каждая миллисекунда. Я уверена в том, что считаю их правильно. И на самом деле он прав: Максу или Димке (возьмись он слушать с должным энтузиазмом), я бы представила этот проект совсем по-другому. Попыталась бы донести, что вложила в него душу; свои переживания; страхи; надежды и главное любовь, которая несомненно проникает в любое творчество, если поистине живёт в сердце.

Широко распахиваю глаза на последних словах, улыбаясь с ощущением полного удовлетворения. Буквально краснея от фразы, (пришедшийся так не ко времени), из уст моего оппонента:

— Детка, ты заставляешь меня завидовать невидимому конкуренту!

— Добрый вечер, — бросаю сдержанно, поверх его плеча. Встречаясь взглядом с серьезным мужчиной, что прежде, на совещании в Москве, занимал место во главе стола. Дверь конференц-зала открыта и те, что собрались за ней, могли беспрепятственно наблюдать за происходящим вокруг. Вопрос: сколь долгое время? В попытке абстрагироваться от всего прочего я полностью потеряла контроль над ситуацией. Повторно здороваюсь с остальными присутствующими, неловко пряча глаза.

— Саш, — протягивает руку в приветствии тот самый босс, получая в ответ с рукопожатием самодовольный кивок. — Твоя подопечная действительно хороша. Посмотрим, не растеряет ли запал до победного.

— Постараюсь этого не допустить, Марк Захарович, — парирует мой наставник с лукавой улыбкой.

Солидарный смешок в ответ пробивает тело, точно электрическим током. Заставляя моментально распрямить в тонкую линию уголки губ, приподнятые до этого в приветливой улыбке.

Мужчины занимают места за столом. Мой куратор, галантно отодвигает стул рядом с собой, помогая занять «выгодное место». Процеживая сквозь зубы, буквально на ушко:

— Улыбайся. Большинство из них хотят видеть в тебе наивную дурочку.

Поворачиваюсь, молча одаривая его широкой улыбкой. Одновременно сверля недружелюбным взглядом, что натыкается на смеющиеся, глубокие глаза.

— Побереги силы для реванша, — шепчет мне в пол оборота.

— Саш, — обращается главный, перетягивая на себя всё внимание. — Я готов выслушать твою оценку.

— Мне нечего дополнить к тому, что вы видели, — заявляет серьезно, сидящий по правую руку. — Считаю, что последующие прогоны лишь утомят, Анжелику Витальевну и стоит остановиться на том, что она способна представить нас очень достойно. Сейчас я бы обговорил детали, касающиеся самого мероприятия, а не её выступления. Конечно, если собравшиеся здесь не против.

— Способна, — растягивает главный, словно пытаясь распробовать на языке неприятное слово. — Обладать талантом ещё не значит уметь им воспользоваться и правильно преподнести в нужный момент.

— Марк Захарович, — выводит любезно куратор, — Вы осведомлены о моей способности настроить на безукоризненную игру любой инструмент. Позвольте заняться и этим.

— Хорошо. Всё в твоих руках, — соглашается, останавливаясь на мне взглядом. — Анжелика, мы все очень надеемся на вас. Держитесь своего наставника и чётко следуйте всему, что говорит. Проверьте на слово, какое бы порой дурацкое впечатление он не производил, этот человек по-настоящему профессионал своего дела.

— Польщён, — выводит мой сосед, растягивая, на похвалу, улыбку, которой весьма позавидовал бы прославленный чеширский кот. Я же в ответ лишь киваю, стараясь без повода не лезть в сугубо мужскую дискуссию.

— Вот и славно, — продолжает главный. — Только не повтори мне ситуацию прошлого года, как с Романенко.

— Тактика оправдалась, мы взяли тендер, — бахвально смеясь, заключает куратор.

— Какими затратами, — недовольно высказывается главный. — Ладно, вопрос снят с повестки дня. Забудем минувшее. Приступаем к менее приятному и насущному.

***

— Благодарю за поддержку, — проговариваю нейтрально, после того, как «высшие» покидают конференц-зал.

Наставник забирает флешку, усмехаясь в ответ:

— Всё ради вашей улыбки.

— Чем так запомнилась моя предшественница, что спустя год, лишь при упоминании о ней у главного сводит челюсть? — осведомляюсь между делом, выходя в коридор, что ведёт к лифту.

— Это был он, — замечает с ухмылкой. — Работа шла ни шатко, ни валко и мне было сложно влиять на положительный результат. Слишком мало точек соприкосновения.

— А со мной много? — риторически хмыкаю, ускоряя шаг. Последние два часа моей жизни необходимо хорошенько обдумать. Переварить. И делать это намного лучше наедине. Повесив табличку «не беспокоить» на ручку номера.

— С тобой даже больше, чем кажется, — доносится в ответ. — И именно их нам предстоит найти за ближайшие дни, чтобы результат работы удовлетворил не только нас обоих, но и окружающих.

— Я привыкла работать одна, — заверяю серьезно.

— Боюсь, не в этом случае. Хочешь ты этого или нет, а мы команда, — подытоживает с той же дерзкой улыбкой, от которой у меня сводит зубы. Он слишком холеный. Слишком самоуверенный. Слишком наглый. И все остальные эпитеты тоже слишком! Рядом с таким всегда ощущаешь себя неуверенно. Словно ты пустое место или же попросту человек второго сорта. Всё это нервирует, а моменты наедине, и вовсе порождают приступ социофобии.

— Переоденься. Необходимо что-то более теплое. Вечером влажно. Обязательно удобная обувь. До ресторана, где заказан столик, необходимо слегка прогуляться. Я подожду в лобби. И, надеюсь, ты помнишь…

— Ожидание не самая сильная сторона, — парирую едко. — Конечно, помню. Необходимо знать все слабые стороны своих конкурентов, — улыбаюсь в ответ, ловко скрываясь от строгого взгляда в подошедшем лифте. Отворачиваясь, нажимаю нужный этаж, мысленно торопя неспешные двери.

— Да, — хмыкает сухо. — Ближайшие дни и впрямь обещают быть увлекательными. Кто б мог подумать…

***

Набираю Димку, едва переступив порог номера. Узнаю все последние новости, за короткое время моего отсутствия, делюсь впечатлениями о прошедшем совещании.

— Занятный тип, — комментирует недовольно, выслушивая обобщенное мнение о моем наставнике. — Хочешь я отправлю ребят присмотреть за тобой?

— Ты до сих пор этого не сделал? — подтруниваю смеясь, пытаясь разрядить напрягающий разговор.

— Кусь, я же обещал не путаться у тебя под ногами, — заявляет со звучным смешком. — Но могу пренебречь вышесказанным, если на то твоя воля.

— Спасибо, думаю обойдусь и сама, — отмахиваюсь, попутно выбирая наряд для вечера. — Дим, просто он меня бесит. Дико бесит.

— Как я когда-то? — подозрительно хмыкает в ответ.

— Нет. Не сравнивай, — кривлюсь, понимая, что разговор «ведёт не в ту степь». — С твоим умением ему не сравниться.

— Так себе комплимент, если честно, — фыркает недовольно, продолжая излишне серьёзно. — Мне не нравится игра, которую затеял этот тип. У каждого свой порог психологической выносливости и неизвестно как ты отреагируешь на то, когда шкала поднимется к максимуму. Кстати, а с чего это твой ненаглядный не подставил плечо и не провёл разъяснительную беседу с подобным объектом?

— Прилетит завтра. Я бы не хотела это обсуждать, — выдаю тише, остановившись взглядом на спокойном темном платье классического кроя.

— Я бы тоже не хотел обсуждать, — парирует с явной издёвкой. — Но реальность такова, что от этого никуда не деться. Так что вываливай, как будешь готова. Обещаю быть объективным в разборе полетов и даже по минимуму ругаться.

— Дим, я спешу, — останавливаю на неприятной ноте, не желая уподобляться дальнейшей дискуссии. В своём возвращении в номер я видела успокоение, а обрела его полную противоположность. Теперь это пульсирующее чувство внутри необходимо как-то скрыть от посторонних глаз. Замаскировать тем, что отвлекает внимание от изучения моей фальшивой улыбки. Следовательно, и выбор наряда стоит пересмотреть. Ситуация обязывает надеть что-то более утонченное, при этом менее условное для сложившейся ситуации. В мыслях, бессвязной цикличностью начинают крутиться слова наставника, призывающего включиться в игру: «Они хотят видеть в тебе наивную дурочку». От чего бы действительно не сменить амплуа и оправдать ожидания благодарной публики? Кажется платье, которое попало в мой чемодан только благодаря уговорам Лизки, дождалось своего звёздного часа. Была ни была. Завтрашний день расставит всё по местам, а сегодня… Можно слегка пустить пыль в глаза и понаблюдать за высокой публикой в более неформальной обстановке.

***

Спускаюсь в фойе. Тщетно ищу своего спутника глазами. На уютных диванчиках сидят несколько мужчин. Ни один из них не похож на него даже отдаленно. Ухожу глубже осматриваясь. Замечаю знакомый профиль у стойки регистрации.

Мой куратор стоит, свободно облокотившись на ресепшен. Фривольно общается с девушкой в униформе отеля. Миловидная шатенка, что заселяла меня в номер, во всю кокетничает с «клиентом», то и дело поправляя свои шелковистые волосы. Томно прикрывает глазки, распаляясь широкой белоснежной улыбкой. Посылает в его сторону многозначительные взгляды. Наблюдаю со стороны, усмехаясь увиденному. Машинально вспоминаю анекдот про капитана дальнего плавания, у которого в каждом порту по любимой жене, при этом каждая уверена, что она для него единственная.

Отвлеклась. Продолжаем изучать повадки самца данного вида. Он не уступает девушке в манере обольщения. Сопровождает разговор активной жестикуляцией. Поддерживает её интерес какой-то забавной историей, вызывая тем самым звонкий заливистый смех. Щеки администратора уже порядком горят. Глаза сияют. Губки периодически сексуально закусываются. Взгляд, обращённый на мужчину напротив, полон нескрываемого обожания. А прядка волос то и дело накручивается на тонкий пальчик, увенчанный сверкающим маникюром. В общем, если по Фрейду: бери меня прямо здесь и сейчас, я сделаю всё, чтобы ты пришёл в восторг и убедился будто искал меня столь долгий период своей осознанной жизни.

— Не помешаю? — уточняю спокойно подходя ближе.

Чужие любовные похождения утомляют и навевают тоску, когда на кону стоит что-то большее. В моем случае-деловой ужин, (на котором я должна представить себя, а не тратить время в пустом ожидании, пока мой куратор не наиграется в практикование своей безупречности).

— Альбиночка, прошу меня извинить, — протягивает с лукавой улыбкой наставник, плавно скользя взглядом по изгибам моего тела. Удлинённое трикотажное платье даёт волю для разгула фантазии, а глубокое декольте, в данном случае, срабатывает как «контрольный в голову».

Удивлённо вскидывает бровь, отворачиваясь с заметным прищуром. Переводит взгляд на слегка покрасневшую девушку.

— Увидимся? — тихо уточняет она, несмело протягивая в его сторону визитку отеля с заветными цифрами собственного номера, что нанесен поверх тисненной бумаги быстрым, размашистым подчерком.

— Как только я буду свободен, — вещает куратор дьявольским тоном, из которого, сняв розовые очки, проще простого понять: скорее нет, чем да; ну, или возможно, если не предвидится чего-то более стоящего.

— Обещать — не значит жениться, — парирую сухо, направляясь с ним к выходу.

— Как прагматично, — комментирует озорным смешком. — Есть сомнения, что я влюбился с первого взгляда?

— Девочку жалко, — заключаю нейтрально, пропуская мимо ушей бессвязные комментарии. — Не надо большого умения для того, чтобы клеить тех, кто и сам готов обмануться.

Останавливаюсь, серьёзно всматриваясь в его смеющиеся глаза. За всем внешним спокойствием в них всё-таки плещутся маленькие, яркие огоньки тихой ярости. Следовательно, моя тактика частично сработала. Лучшая атака-нападение. Именно оно в следующий раз должно заставить задуматься оппонента, а имеет ли смысл бесить меня и выводить из себя? Не все хищники имеют грозный оскал. Моя работа — это моя территория. А к «своему» я не подпускаю лишних людей.

— Ваша проблема в том, что не можете найти себе ровню? — уточняю бесстрастно. — Или желание добиться поголовного обожания — это проработка неких детских травм?

— Детка, лучше бы ты вжилась в заявленный образ, а не примеряла на себя маску доморощенного психолога, — язвит с широкой улыбкой, поблескивая сталью в глазах. — Первое у тебя получается более убедительно.

— Александр, — мягко заключаю в ответ. — Оказывается вас тоже можно вывести из себя и стрессоустойчивость так же не является сильным качеством вашей многогранной личности. Что ж, два минуса в математике дают плюс. Однако в характеристике знак не меняют.

— Это с какой стороны посмотреть. Мы восхищаемся людьми за силу, но любим их за слабости, которые они не бояться нам показать, — парирует со звучным смешком. — Так, что копайтесь вдоволь, мадмуазель. В вашей биографии тоже не сплошные радужные пятна.

— Спасибо. Ограничусь для анализа вводными данными, — вывожу менее едко. — Так куда мы едем? И кто из увиденных ранее будет присутствовать?

— Наслаждайтесь моментом, — отмахивается плавным жестом руки, перед тем как пропустить меня вперёд в крутящиеся двери. — Отдыхайте, пока есть возможность. Пусть всё остальное будет сюрпризом.

***

Небольшие старинные домики в ряд. Вымощенная пешеходная дорожка. Множество фонарей, освещающих улицу.

По сравнению с Москвой, здесь практически тихо. Необычно. Уютно. Немного зябко от влажности. При этом слишком свежо.

Наша прогулка уже занимает добрый десяток минут и пока мой сопровождающий не спешит признаваться, где находится конечная точка маршрута. Он «привычно» ведёт экскурсию, то и дело, обращая, мой взгляд на одно или другое здание. Рассказывает смешные случаи из жизни, заставившие увлечься изучением истории той или иной части города. В большинстве своём я выступаю в роли слушателя. Лишь иногда задаю уточняющие вопросы, то и дело замирая напротив красивого вида. Приходится признать, он не торопит. Позволяет впитать в себя настроение города; его ритм; статику; его запахи. Останавливаясь, в конце концов, у порога небольшого ресторана, накрывает волной разочарования. Я не настолько голодна для того, чтобы завершить увлекательную прогулку. И мне уже не хочется поддерживать изнурительные «светские разговоры», держать лицо с нисходящей улыбкой. А хочется остаться здесь. На тихой улочке. Наедине с самой собой. Взять кофе на вынос. Занять место на пустующей лавочке. «Залипнуть» взглядом в прекрасный вид и ощутить гармонию, и единство.

Мой кавалер регистрирует наш приход. Называет свою фамилию при подтверждении брони. Большой стол, к которому нас подводят, расположен у окна, открывающего всё тот же прекрасный вид. И лишь один момент портит картину: этот стол накрыт на девять персон, при этом, он остаётся безжизненно пуст.

— Что-то не так? — уточняю, ища подвох. — Мы слишком рано или же наоборот?

— Пятничный вечер, — пожимает плечами. — Я бронировал стол за неделю. В итоге после заседания у всех нашлись неотложные дела. Кто-то решил остаться с семьёй, а кто-то прикрыться работой, чтобы провести время с любовницей. Поэтому в выборе места не ограничиваю. Кухня здесь шедевральна. Изменившиеся планы начальства не стоят того, чтобы отказаться от посещения данного заведения.

— Тогда позвольте мне сесть во главе стола, а вас попрошу занять место напротив. Лишние разговоры мешают по достоинству оценить достоинства гастрономии, — недовольно язвлю в ответ.

— Конечно, — благосклонно отодвигает стул, помогая занять выбранное место. Каждый жест сопровождается тихой, ненавязчивой улыбкой. Кроткий голос убаюкивает спокойствием, в такт классической музыке, что играет на постаменте небольшой «живой» оркестр. По телу машинально пробегает волна недоверия. Внутренние сигналы буквально взрываются криком «не ведись!».

Смена линии поведения спутника далеко не настраивает на должную благосклонность к его персоне. Наоборот, лишь усиливает подозрительность. Заставляет присматриваться к любым изменениям мимики; действий; заставляет подмечать всё в мелочах. Сразу же отказываюсь от спиртного, не ища ложных аргументов в свой выбор. Плавно цокает языком, не пускаясь в дискуссии. Проговаривая манерно и скупо:

— Позволите мне сделать заказ?

— Конечно, — соглашаюсь, отвлекаясь на телефон. И только в этот момент на губах возникает простая улыбка. Ни наигранная, ни натянутая, как все предыдущие за этот вечер. Извиняюсь. Привстаю, под сканирующий взгляд моего собеседника. На ходу нажимаю «ответ», устремляясь в сторону выхода. Его звонки можно сравнить с необходимым «перекуром» среди всех важных дел. Хотя нет. С глотком чистого воздуха. С ударной дозой гормона счастья, которую добровольно вливаешь в кровь, зная, как долго после этого мучает «отходняк». И всё же повторяешь. Вновь и вновь. Надеясь, что подобные ощущения никогда не угаснут.

Возвращаюсь спустя десяток минут. Жизнь играет красками и, на мгновения, перестает казаться излишне пресной.

— Приятно наблюдать в женщине разительные перемены, — комментирует мой наставник, неспешно потягивая янтарный напиток, разбавленный кубиками льда, что так и бьются изнутри о стеклянный бокал.

— Не люблю людей, которые слишком часто меняют маски, — констатирую, усаживаясь напротив. — Вы можете придерживаться одной линии поведения? Иначе моё мировосприятие начинает крениться в полный раздрай.

— Чем я опять вам не угодил? — уточняет с нескрываемой усмешкой, проникающей в голос. — Изо всех сил пытаюсь быть милым и проницательным. Неужели такой девушке как вы более привычный скупой, приказной тон?

— От последнего хотя бы знаешь, что ожидать. Если вы не против, давайте вести разговоры исключительно по делу.

— Хорошо, — неспешно допивает бокал, монотонно зачитывая список предстоящих встреч и событий завтрашнего дня.

— Я могу попросить вас раздобыть один пропуск на мероприятие? — спохватываюсь, протягивая задумчиво. — Для меня очень важно присутствие этого человека.

— Услуга за услугу, — подмигивает в ответ, и я невольно напрягаюсь в ожидании продолжения. — С меня пропуск, с вас краткое, но убедительное досье на всех сотрудников офисов, о которых можете хоть что-то сказать.

— Я не очень понимаю…, — выдыхаю смешком.

— Видите ли, в родном городе порой становится тесно. Да и ритм жизни давит медлительностью, которую я давно перерос. Необходимо двигаться вперёд, поэтому по окончанию мы с вами улетаем вместе. Вы, надеюсь, с победой, ну, а я к покорению новых вершин. На место, которое уже ждёт.

— В новом офисе остались подходящие незакрытые должности? — хмурюсь, рассматривая его блистательную улыбку.

— Место не проблема, когда за тобой стоят влиятельные люди, желающие продвинуть вперёд.

— Ясно, — закусываю губы, пытаясь мысленно произвести необходимые рокировки. Кандидатов на вылет полно. И не понятно, кого именно сместят, угождая очередному начальству.

— Анжелика, расслабьтесь. Насладитесь едой. Я не требую от вас всю подноготную сотрудников. Её я позже нарою сам. Мне нужно лишь непредвзятое мнение со стороны. Небольшой начало очередной картотеки.

— А если я откажусь? — уточняю бесстрастно, впиваясь взглядом в смеющиеся глаза.

— Я найду того, кому прикажу это сделать. Того, кто сольёт намного больше полезной информации о всей неприятной изнанке. В том числе и о вас. Но, примите за данность мою благосклонность. Именно вас я прошу это сделать и, заметьте, не требую многого, взамен на свою помощь, и полное дальнейшее сопровождение.

— У меня есть время подумать? — уточняю, стараясь держаться под взглядом глубоких, изнуряющих глаз.

— Конечно, — парирует, распаляясь улыбкой. — Вы просили не отвлекать вас от еды? Сейчас для этого самое время. Не спешите. Наслаждайтесь моментом. Я подожду ответа до того, как мы откажемся с вами на улице.

— Вы умеете испортить аппетит, — язвлю с лёгкой ухмылкой, что искривляет губы, словно непроизвольная судорога.

— И жизнь тоже, — соглашается тихо. — Надеюсь, до этого не дойдет, но предупрежден, значит…, — обновляет бокал, плавно откидываясь на спинку кресла. — Мы никуда не спешим, — напоминает ехидно. — Однако, на моей стороне играть проще. Думайте.

***

— Ближайший мост разведут через полчаса, — комментирует мой спутник, едва мы оказываемся на улице. — Советую прогуляться в сторону набережной. Это весьма увлекательное зрелище.

— Я не против пройтись, — заявляю открыто, стараясь держаться свободно, а не скатываться перед ним в лебезящий тон.

— Заодно и поговорим по пути, — поддакивает, вытаскивая из пачки последнюю сигарету. Задумчиво крутит её меж пальцев, отвлекаясь на экран мобильного: — Пожалуй, я включу диктофон.

— Компромат? — хмыкаю сухо.

— Что вы, — кривится в ответ. — Исключительно для личного пользования. Не люблю упускать важные детали, а голова сейчас забита абсолютно иными вещами.

— Я не стану говорить нечто порочащее окружающих, — заявляю резонно, натыкаясь на его очередной недовольный смешок. — Поделюсь своим мнением. Взглядом со стороны. Если вас это устраивает, то я выполню часть своего соглашения. Ну, а намеренно топить всех- поищите для подобного действия кого-то другого. Для меня это слишком сложно.

— Сложно, — выдыхает, с чувством ломая сигарету меж пальцев. Слегка наклоняется вперёд, глубоко вдыхая аромат табака, что растирает подушечками, освобождая помол от бумаги. — Сложно-это бросить курить имея с никотином длительные, взаимно удовлетворяющие отношения. Когда сигарета не просто атрибут некой ситуации, а непосредственная приятная пауза перед началом трудного дня, или же ритуал перед решением какой-то сложной задачи. Момент уединения с собой. В котором нет ничего лишнего. Только ты и лёгкая горечь дыма, наполняющего лёгкие медленным ядом, которым не прочь ещё, и ещё затянуться…, — продолжает серьезно и, одновременно, с долей мечтательности. — Ни первый раз бросаю. К концу третьих суток психологическая зависимость настолько сильно давит на виски, что организму необходимо срочно добавлять объёмную физическую нагрузку. Так что, мадмуазель, борьба с пагубными привычками — вот, что действительно сложно, а не разговор, о котором я вас сейчас попросил.

Выкидывает сломанную сигарету в ближайшую урну, протягивая менее спокойно:

— Алкоголь раздражает рецепторы. Сейчас я просто безумно хочу курить. И с этим необходимо что-то делать, а не стоять на месте, переминаясь с ноги на ногу. Какая физическая активность вас больше приобщает: длительная прогулка по городу или качественный и изнуряющий секс? Или и то, и другое? В таком случае необходимо поскорее определиться с последовательностью.

— Включайте диктофон, — фыркаю, отчеканивая шаг в сторону.

— Ну наконец-то она на что-то решилась! — хмыкает, театрально «благодаря небеса за подобное чудо».

Опережает меня на добрых полметра, подхватывает под локоть, усмиряя шаг. Буквально убаюкивая бархатным голосом (держа в зоне видимости телефон, на котором мелькают секунды):

— Анжелика, позвольте поговорить с вами о высшем звене руководства вашего, а также нового офиса. Дайте, пожалуйста, небольшую характеристику каждому знакомому вам сотруднику. Начинаем с верхов и спускаемся к представителям более низших должностей. Попрошу особенно выделить сильные стороны ваших коллег, а также отметить бросающиеся в глаза слабости. Всё, что вы скажете далее ни коим образом не будет использовано против вас, так как, даже детальная видеозапись абсолютно ничто в суде, без письменного разрешение на сбор данных, заверенного вашей красивой подписью. Поэтому, повторно прошу, отнеситесь к этому разговору серьезно и выдайте мне то, что я хочу услышать.

Ухмыляюсь в ответ, стараясь держать эмоции под контролем и не сболтнуть лишнего. Монотонно зачитываю мысленный список, перебирая перед глазами всплывающие образы коллег. Мои характеристики не обладают особой чувственностью и эмоциональностью. При этом они честны и всеобъемлющи. (В общем и целом, они направлены на важные мелочи характера и повеления каждого потенциального претендента на вылет. На то, в чём действительно необходимо обратить внимание, чтобы раскрыть потенциал того или иного сотрудника. А ещё мной указано то, что всегда остаётся за каждом: краткий список ежедневных привычек, на автомате отмечаемых мной день за днём; что любит один и что не любит другой; от чего в общении с тем или иным следует воздержаться, а какие темы стоит поддержать…).

— Своеобразная подача информации, — хмыкает спутник, ставя телефон на паузу. — А ведь вы могли бы слить неугодных и, тем самым, урвать себе более привлекательный кусок пирога во время предстоящей дележки. Такой вариант развития событий вы не рассматривали?

— Быть причиной чьих-то неудач-слишком тяжёлая ноша. Боюсь, не осилить, — улыбаюсь, смотря в сторону реки. Разведенный мост поистине завораживает. Казалось бы, что в этом такого? А я стою, мечтательно смотрю вперёд. Представляя рядом с собой другого спутника, который наверняка, оценил бы этот вид не меньше, чем я.

— А как же утверждение, что дорогу осилит идущий? — настраивает на неприятный лад мой куратор, убивая весь сказочный флер, витающий в воздухе.

— В этой фразе нет уточнения, что идти необходимо по головам, — отмахиваюсь, не желая встречаться глазами.

— Так путь короче, — заявляет резонно. Хотя и с усмешкой, что просачивается в бархатный голос.

— Мой путь приятнее. Он стабилен. И за все эти годы у меня не появилось желания с него свернуть, — пожимаю плечами, всё же оборачиваясь к своему спутнику. — Ваш, как мне кажется, перестанет быть привлекательным практически сразу, как только вы добиваетесь очередной цели. Так чей же в конечном счёте выглядит более привлекательным, м?

***

Макс. Это имя давно стало для меня нарицательным. И случается «оно» всегда со мной слишком неожиданно. Точно человек, носящий его, имеет некую сверхспособность появляться из ниоткуда, уходить в никуда. От последнего щемит сердце, однако такое умение числится за ним тоже.

Эта встреча не стала исключением. Периодическое отслеживание движение стрелок на циферблате не помогло. Я всё же проглядела нужный временной период и появление Макса. Встретилась глазами раньше, чем взгляд в очередной раз упал на часы. Растягиваю губы в знак приветствия, ища более короткий путь, позволяющий оказаться рядом.

Обилие незнакомых людей вокруг. Мы находимся в широком холле, что ведёт к основному залу. И сейчас здесь, в период ожидания начала мероприятия и общего сбора, для дорогих гостей уготован лёгкий безалкогольный фуршет. Помещение, с каждой минутой становится всё теснее от вновь прибывших, а монотонный, усиливающийся гул от разговоров вокруг, вовсе не расслабляет.

— Я сейчас, — бросаю наставнику, не удосужившись вдаваться в лишние объяснения. Широко улыбаясь, устремляюсь вперёд. Ведомая единственным желанием: вдохнуть запах, наполняющий успокоением, оказаться в объятиях того, перед кем сегодня намерена выступать. Отрешившись от мира вокруг. Сосредоточиться только на нём и, лишь ему представлять, презентовать проделанную работу. Потому, что только лишь ему я способна подать свою идею в лучшем виде и, кажется, из всех присутствующих, именно он один способен оценить её по заслугам.

— Привет, — шепчу нежно, обрамляя руками колючие щеки. Оставляю на его губах невесомый поцелуй. Удовлетворенно прикрываю глаза, наконец-то размеренно выдыхая. Слышу его ответное приветствие, наряду со спокойным дыханием. Прижимаюсь ближе, уже не желая отдаляться или куда уходить. Повторяю краткий поцелуй ещё раз, уточняя с улыбкой: — У тебя не возникло каких-то проблем?

— С пропуском? — слегка одергивает в сторону плотный пластик, висящий на плотной плетёной нити. — Стоило только произнести фамилию и передо мной, как по волшебству открылись все двери. Осмелюсь спросить, чего это тебе стоило?

— Разговора по душам, — заявляю посредственно. — Кажется мой наставник решил занять место в верхушке правления и активно ищет союзников для акта свержения действующего руководства.

— Дрянная идея в этом участвовать, — заключает серьёзно, крепче прижимая к себе. — Новая метла как правило…

— Знаю, — перебиваю, с присущей нервозностью. — Да и мой начальник, по сравнению с этим типом, сущее золото.

— Лик, ты нас представишь? Кажется, мне стоит немного прояснить ситуацию, — заключает резонно, возвращаясь взглядом к моим глазам, вместо созерцания картинки, творящейся за моей спиной.

— Макс, давай не сейчас. До начала всего десять минут и мне необходимо сосредоточиться на прогоне, а не давать куратору повод обсуждать со мной что-то личное, помимо работы, — прошу тихо, поглаживая его щеку подушечками пальцев. — Мне, итак, тяжело находиться рядом с этим человеком. Он словно испытывает меня на прочность каждую секунду, и я не хочу ещё больше накалять это состояние.

Задержавшись большим пальцем у края его губ, нежно оставляю на них поцелуй, стараясь больше не позволять на публике слишком многого. — Сегодня программа рассчитана до десяти. После можно посидеть где-нибудь и всё обсудить. Через два часа перерыв. Я, как и всегда, надеюсь увидеть тебя в центре зала.

— Иди и не задумывайся о лишнем, — выводит размеренно, однако напряжённость витает в словах. — Я верю в тебя.

— Мне? — уточняю с улыбкой.

— Безоговорочно, — кивает в ответ. — Это более всеобъемлющее понятие. А ему нет. И мне бы очень хотелось, чтобы этот тип держался от тебя как можно дальше.

Звучное открытие дверей за спиной. Нарастающая приветственная музыка.

— До встречи, — нежно прохожусь ладонью по коже, оказываясь свободной от прежнего крепкого захвата.

— В центре зала, — выводит привычно, и я киваю в ответ. В очередной раз расставаясь, для того чтобы после ощутить радость встречи.

***

Жеребьевка. Мне выпадает число, которое далеко не каждый считает счастливым. Однако, это только порядковый номер, не так ли?

Отбросив суеверия, улыбаюсь ведущему, встречаясь взглядом с «единственным» зрителем, сидящем в первом ряду бокового сектора. Плавно киваю, в ответ на его улыбку и спокойный взгляд, безмолвно заверяющий о том, что всё идёт так как надо.

Претендентов тридцать. Я почти в середине прогона. Есть время собраться с духом; осмотреться; увидеть ошибки предыдущих ораторов. Тринадцать отличное число. Удобное. Как ни крути. Отчасти магическое. И, пусть многие относятся к нему с опаской. Я же, пожалуй, остановлюсь на мысли, что оно должно принести мне удачу.

Последние нравоучения организатора все конкурсанты, (включая меня), дружно слушают «в пол уха». Параллельно пытаясь проследить за тем, как начинается выступление первого участника. Именно по нему станут оценивать остальных и, как правило, именно его сольют, выставив не самые высокие баллы. Или наоборот-поставят максимум. Но такое случается редко, (разве, что он сможет покорить всех членов жюри, показав верх совершенства).

— Хождение по залу возбраняется правилами. Уходя со сцены-вы должен остаться за ней до окончания первой части, а так же не отвлекать инвесторов своим присутствием во время второй, — монотонно зачитывает распределитель, показывая всем видом, насколько эта часть «обучения» ему опостыла. — Всё движение в зале сводится к минимуму. После жеребьевки нельзя мельтешить перед глазами «важных людей» и заявлять о себе после прогона на сцене. Это воспринимается как давление и может привести к дисквалификации. Лишь в перерыве, заявленном как «антракт», участникам позволительно прогуляться в холл, но всё общение с инвесторами остаётся так же непозволительным.

Один из организаторов обводит толпу непробиваемым взглядом, пресекая желание задать уточняющие вопросы.

— Если всё понятно, — завершает распределитель с большим довольством, — Готовьтесь. И не пропустите свой выход.

— Достаточно жёсткие правила, — комментирую в сторону своего наставника. Попутно осматриваясь вокруг. В основное время, в нашем распоряжении за сценой несколько широких гримерок, рассчитанных на десять-пятнадцать персон; невидимая зона, где можно подсмотреть действующее выступление; а также небольшой коридор с удачно вписавшимся в него столиком с безалкогольными напитками, едой и добротной кофе машиной.

— Сущий ад, для тех, кто имеет вредные привычки, — подтрунивает напряжённо куратор. — Отсутствие курилок- что-то типо проверки на стрессоустойчивость. Охранники постоянно обходят периметр, отлавливая и штрафуя нарушителей. В итоге половина претендентов на победу, просто сливается с конкурса. Не вытягивают свой выход под это моральное издевательство.

— Им следовало бы убрать из зоны комфорта ещё и возможность выпить кофе, — плавно пожимаю плечами, на данный момент, не видя причин для собственной паники. — В таком случае и я оказалась бы в зоне риска.

— Эспрессо? — уточняет с лукавой ухмылкой.

— Двойной, пожалуйста, — соглашаюсь, попутно осматривая конкурентов. — Времени впереди ещё слишком много.

— Не хочется провести его более плодотворно? — подначивает с мальчишеским задором, преподнося мне дымящийся, бодрящий напиток. — Может, немного пошалить? — произносит с улыбкой, заставляя нахмуриться, а после и вовсе приподнять в удивлении вверх брови. — Подправить кому-нибудь костюм перед выступлением; запереть кого-то прям перед выходом; ну или на крайний случай кого соблазнить заручившись лишним поручительством?

— Я думала, мы играем честно, — процеживаю сквозь зубы, заранее отвергая подобную линию поведения.

— Уф, какая же скучная и правильная…, — растягивает недовольно, куратор, отпивая щедрый глоток из своей чашки. — Детка, ты хоть когда-то позволяешь себе повеселиться или постоянно поддерживаешь амплуа девочки-отличницы, которой чужды обыденные радости жизни?

— Мне кажется у нас разные понятия о веселье, — замечаю без тени довольствия, желая свернуть неприятный диалог.

— Да-да, наверное, — с издевательской улыбкой качает головой, точно китайский болванчик. — Кстати, завтра вечеринка и все участники, не зависимо от конечного результата, приглашены в паре со своим куратором. Единственное, до оглашения результатов, никто не знает о месте проведения этой party. Но, присутствовать на ней так же важно, как и пробиться в финал. Так что настраивайся, дорогуша, на то, что свою правильность и воспитание стоит оставить в отеле, если ты действительно решила поиметь от этого мероприятия все сопутствующие дивиденды.

— У меня уже сводит зубы от предвкушения, — кривлюсь в ответ, не утруждая себя на то, чтобы выдавливать пустую улыбку. — Слышала сказания «о нечто подобном» от бывших участников, но, если честно, надеялась пропустить этот пункт программы.

— У меня были серьезные сомнения на твой счет, — фыркает, скользя по мне сверху вниз коробящим, масляным взглядом, — Но вечерний образ слегка их развеял и я позволил себе подтвердить наше присутствие, в надежде, что из этого что-то да выгорит, — ухмыляется, вновь играючи меняя тон на более самоуверенно-дерзкий.- В этом году здесь много новых инвесторов, а лишних знакомств, как известно, не бывает. Благоприятных-тем более.

— Мне позволено взять на эту часть праздника своего сопровождающего, имеющего действующий пропуск? — уточняю пытаясь представить, как объяснить Максу необходимость присутствия в этом бедламе.

— К счастью, нет. Иначе там было бы просто не протолкнуться, -растягивает губы в улыбке мой собеседник. — Пропуск — это безлимит на посещение всех залов; возможность занимать места в первых рядах; присутствовать на всех презентациях, а также посещать фуршет, фотосессии и прочие плюшки, предоставленные организаторами. Однако, финальная вечеринка — это закрытое мероприятия. На ней нет места лишним. Это круг для общения участников, наставников и непосредственно всех инвесторов. Там заключаются такие контракты, о которых тут могут лишь намекнуть или высказаться в шутку! А самое интересное, что, не побывав там воочию, никто и понятия не имеет о том, что творится на той вечеринке. Фото, видеосъёмка-запрещены. Журналисты-не допускаются. Состав участников-проверяется трижды. Телефоны и все устройства связи-оставляются в «гардеробе». Зато, уходя из этого места, ты имеешь в остатке: нереальные впечатления; новые связи, знакомства; и, конечно, эмоции. Они там шкалят не по-детски. Поэтому расположение всегда, до последнего, держится в строжайшем секрете. Сообщение с адресом я получу в закрытом чате за то время, чтобы успеть организовать для вас, мадмуазель, достойную карету и доставить со всеми почестями на ежегодный балл.

— Надеюсь в двенадцать она превратиться в тыкву и можно будет сбежать, — хмыкаю, допивая остывший кофе.

— Я бы на это не надеялся, — заверяет с улыбкой, ловко откидывая свой стаканчик в урну. — Ну, а сейчас, прошу пройти со мной к закулисью сцены. Хотелось бы обсудить с вами детали выступления предшественников.

— Конкурентов, — поправляю серьёзно.

— Сомневаюсь, — бахвалится неподдельным довольством. — Повторите перед залом своё вчерашнее выступление, и вы в финале. Остальное-вопрос везения и номера в жеребьёвке. Но я бы, на вашем месте, расслабился и настроился на победу. И вышел спокойно, расслабленно. Будто уже, итак, выиграл.

На каждое краткое выступление затрачивается от шести до восьми минут. Большее не разрешено по регламенту. Пройдешь в финал-, сделаешь полный прогон. Нет? Был ли смысл отнимать у дорогих гостей бесценное время?

Если вдуматься-посыл верный. Однако, никто из мира «великих и удачных» даже понятия не имеет, чего на самом деле стоят для претендентов эти заветные шесть минут…

В крайние полчаса наши разговоры с наставником носят исключительно деловой характер. Подобная смена линии поведения не может не радовать. Мы от и до прорабатываем каждое выступление. Делаем ставки. Подмечаем детали и прорабатываем недочёты. Стараемся просчитать как избежать в дальнейшем подобного промаха или провала. Мы жёстко судим других, чтобы стать лучше самим. Подобная тактика тоже порой напрягает, но, только, зная все слабости своего противника можно обойти его на финише.

В кратких перерывах выдыхаю, отрешаюсь от данности. Отправляю очередное сообщение Максу, считывая ответ с лёгкой полуулыбкой.

Люблю его. И ни одни трудности в мире не способны собой затмить эту мысль.

— Моя мама преподаватель классической английской литературы-непонятно к чему, вставляет репликой мой куратор. Прищуриваюсь, пытаясь отследить логическую цепочку. То, что мы обсуждали до паузы никак, не вяжется с полученной информацией и не объясняет её наличие. — Отец-так же представитель питерской интеллигенции. Мои родители, смею поспорить, так же, как и ваши, старались вложить в воспитание единственного ребенка только лучшее, — усмехается, совершая некий театральный поклон, заставляющий проследить за ним оценивающим взглядом буквально сверху донизу. — Отсюда моя взращенная галантность и ваше многостороннее развитие.

Фыркаю, уточняя устало:

— С чего вы взяли, что я являюсь единственным ребенком в семье?

— Исключительно подмечая детали вашего поведения и наблюдая за многогранностью вашей личности, — протягивает с широкой улыбкой. — Ну и, конечно же, после вчерашнего вечера я навел справки. И, в вашей биографии, меня до сих пор смущает один спорный момент… Примерные девочки не отступают от плана, четко следуя каждому пункту по завету общественности: сватовство, замужество, а уж после дети, семья. Как так получилось, что, имея папу-профессора, маму-учителя, окончив школу с золотой, а институт с красным, дорожка свела не туда и я не замечаю на вашем пальце обручального кольца?

— Видимо в моем воспитании сделали упор не на то и, в итоге, в нем появилась значительная прореха, — язвительно улыбаюсь в ответ. — А вообще, моя личная жизнь никого здесь не касается, не так ли?

— Обожаю подобную англосакскую формулировку вопроса, — улыбается шире.-Ты вроде конкретно и не послал человека, но после уточняешь, не сильно ли он на это обиделся. Кстати, про это я и говорю, собирая по крупицам вашу характеристику. Мне импонирует ваше чувство собственного достоинства, однако, настолько ли в действительности оно для вас значимо?

Выдерживаю паузу и глубокий взгляд, прожигающий меня точно рентгеном. Телефон вибрирует в руке, и я машинально дёргаюсь от испуга, моментально вызывая на лице моего собеседника снисходительную улыбку.

— Соберите все эмоции разом и излейте на них, — одобрительно подмигивает куратор, в очередной раз выводя меня из состояния равновесия. — Готовность пару минут. Надеюсь, увидеть максимум. Терпеть не могу разочаровываться в красивых девушках.

Ослепляющий свет. Один. Два. Три. Шесть минут, ради которых я готовилась и работала крайнюю половину года.

Глаза Макса, ведущие словно маяк. Аккуратно и тихо. По самому краю. Едва сдерживаю себя в желании, чтобы не послать в его сторону воздушный поцелуй. Как бы я не переживала о его приезде, именно сейчас, благодаря ему, приходит успокаивающее осознание, что на самом деле это далеко не наказание, а настоящее чудо и большая удача. Без этого человека в зале всё стало бы не то. Без его поддержки я бы не чувствовала себя спокойно. В частности, без него меня вообще не было бы в этой профессии. Не было бы меня. Такой. Которая готова благодарить за всё это бОльшим, чем простое «спасибо».

Ухожу. Не стирая с губ довольной улыбки.

Кулисы. Притушенный свет и ощутимое нервное напряжение. Моментально убираю улыбку, попадая под смеющийся взгляд наставника. Он игриво хлопает в ладоши, одновременно, с напыщенной учтивостью, выразительно цитируя классика:

— Любовь слепа и нас лишает глаз.

Не вижу я того, что вижу ясно.

Я видел красоту, но каждый раз

Понять не мог, что дурно, что прекрасно.

Устало качаю головой, не оценив по заслугам разыгрываемого спектакля. То, что он доволен мной-свершившийся факт. Оценили ли мой выход те, кто правят сегодняшним балом? Спустя время увидим. Если да-меня ждёт финал. Если нет-терять нечего.

Отворачиваюсь от всех, уходя подальше от сцены. Набираю знакомый номер, проговаривая неспешно:

— Как ты смотришь на то, чтобы забрать меня отсюда на ближайшие полтора-два часа? Торчать за сценой столь долгое время просто невыносимо. Я тут. Ты там. Свой лимит терпения на сегодня я уже выбрала.

— Буду ждать в перерыве у выхода, — мягко парирует в ответ. — Тебе действительно нет смысла оставаться там и чего-то ждать. Беда, они пропали не меньше, чем я. После такого выступления любой проголосует за то, чтобы увидеть твой выход в полном объёме!

— Это всё было для тебя, — проговариваю с лёгким смущением, ощущая как кровь приливает к щекам. И всё же улыбаюсь, слыша в ответ не поддающееся сомнению:

— Несколько раз успел пожалеть о том, что являюсь здесь не единственным зрителем.

***

Придорожное кафе, где мы заняли столик, расположилось в квартале от выставочного центра. Одновременно близко, чтобы вернуться назад и далеко, чтобы не чувствовать давления, и суеты.

Потягивая кофе из бумажного стаканчика, сижу, облокотившись на плечо Макса. Расслабленно прикрыв глаза, поглаживаю свободной рукой его пальцы, то и дело выводя на ладони очертание линии жизни.

— Я до сих пор не могу поверить в то, что ты здесь. Это кажется настолько сюрреалистическим. И самое страшное, Макс, — признаюсь честно, — я абсолютно не знаю, что с тобой делать и как себя с тобой вести.

— Просто позволь себе быть, — парирует мягко, прижимая меня к себе. — Так, как хочется. Сейчас. И не склоняй себя насильно к чему-то. Это заранее провальная идея. Мы с тобой потеряли столько времени, что и за год всего не наверстать.

— То есть нам надо спешить? — уточняю взволнованно. — Или наоборот? Я не очень понимаю. С момента нашего знакомства я прожила с тобой в мечтах столько жизней, что кажется уже запуталась в том, что действительно было, а чего нет…, — усмехаюсь кривясь. — Не воспринимай меня сумасшедшей, однако, чем реальнее я сейчас убеждаюсь в том, что ты действительно здесь, тем сильнее боюсь запороть и эту «попытку» начать всё сначала. А она обязана стать последней и увенчаться успехом.

— Каждый влюбленный безумен, но не каждый безумный влюблен, — мягко целует в ответ, поглаживая по волосам. — Лик, я сам кручу-верчу ребус, пытаясь добраться до сути, чем искупить своё отсутствие в твоей жизни и заполнить очередной неминуемый отъезд.

— Сколько у нас времени? — перебиваю опустошенно. Темы о встречах без расставания не возникают, в нашей истории так и подавно. Эмоции рядом с ним напоминают качели. Вот только был взлет и ощущение бесконечного счастья, как вдруг падаешь вниз, пребывая в прострации.

— Времени мало, — отзывается тихо. — Послезавтра вечером мне назначили вылет. В остатке две ночи. И возвращение назад после завершения контракта.

Закусываю губы, останавливая его ладонь. Вбираю в свою, крепко сжимая кулак. Это какая-то безысходность. У тебя вроде всё есть и, одновременно, ты ничего не имеешь.

— В общем, как сказала София, — продолжает серьезно, — «лучше бы не бередил душу и не появлялся бы на пороге до момента настоящей встречи».

— Она очень за тебя переживает, — поддакиваю с грустной улыбкой.

— Считаешь она права? — уточняет резонно. — Тебе тоже было бы проще если бы этих дней не было?

— Нет, — кривлюсь неуверенно. — Хотя возможно. Не знаю, Макс, — выдавливаю из себя извинительно. — Нет. Всё же, нет. Мне не было бы проще. Однако, я полный профан в построении отношений. За меня этим всегда занимался Верховцев. Поэтому, пожалуйста, не требуй от меня сейчас многого. Я обязательно всему научусь. Только не уверена, что сейчас. Сразу. Было бы проще, если бы всё шло своим чередом.

— Я остановился в двух кварталах от тебя. Поблизости всё было выкуплено ещё за месяц. Но мосты, между нами, не разведут, так что расстояние в этом смысле совсем не помеха.

— Зря, — смеюсь в ответ. — В этом случае у тебя был бы веский повод остаться.

— Лишить возможности выбора-так себе оправдание добродетели, — хмыкает в ответ. — Я знал на что шёл. Ты изначально обозначила, что эти дни у тебя не будет свободного времени.

— Спасибо. Я пытаюсь его найти, — приподнимаюсь вверх, нежно касаясь его губ.

— Вижу, но оно то и дело утекает сквозь пальцы.

Смотрю на часы, что по привычке заставляют меня спешить жить. Стрелки на циферблате отсчитали уже более часа с момента нашего отсутствия в зале. Следовательно, отправляться в обратный путь действительно нужно. Однако, как же не хочется!

— Ты правда считаешь, что у нас всё получится? — уточняю с надеждой, что вопреки всему ещё теплится в сердце.

— Беда, я убежден в одном: если ни с тобой, то ни с кем. Просто не вижу никого другого рядом по жизни.

— Звучит как обещание, — протягиваю с улыбкой.

— Скорее, как предложение, — парирует мягко, лёгким движением рук, фиксируя на моём пальце кольцо, что секунду назад ещё было скрыто в его кармане.

— Макс, у меня дочь, — процеживаю невнятно, пытаясь прийти в себя. Ощутимо сглатываю, упираясь взглядом в золотой ободок, удерживающий по центру, на возвышении, сверкающий камушек.

— В моем возрасте, бояться детей как-то глупо, — по привычке спокойно пожимает плечами, вызывая на губах непроизвольную улыбку.

— А Димка? — вставляю безжизненно. — Он же…

— Сомневаюсь, что осчастливлю его своим присутствием рядом. Но тебе не кажется, что с некоторыми вещами, происходящими в твоей жизни ему, просто придется когда-то смириться?