Бесплатный фрагмент - Васильки

Все герои вымышлены, все совпадения случайны

ВАСИЛЬКИ
Предисловие

Этот дневник я начинаю вести для тебя. Возможно, не всегда мы могли с тобой поговорить по душам. Возможно, далеко не все сказали, что хотели. Ты сейчас далеко. Но, пожалуй, ты далеко уже давно. Не знаю, в чем тут дело, но отца ты всегда понимал больше, чем меня, всегда вставал на его сторону. Может, дело в том, что вы оба — мужчины, может, потому что ты был похож на него больше, чем на меня. Может, мне кажется, ведь когда-то мы были так близки с тобой? Мне о многом хочется сказать. И прежде всего о том, как я без тебя скучаю. Несмотря ни на что, у нас немало общих хороших воспоминаний.

Ты помнишь, как мы с тобой гуляли в пшеничном поле, недалеко от нашего первого дома? Еще заблудились тогда. И ты спросил, глядя на васильки: «Мам, а почему таких красивых синеньких цветочков так мало, а этих колосков так много? Почему не наоборот?» Знаешь, до твоего вопроса я об этом не задумывалась. Мне казалось совершенно естественным: пшеница — полезная культура, а васильки — сорняки в поле. Я тебе это объяснила. Но ты продолжал свои расспросы: «Разве такие красивые цветочки могут быть бесполезными? Они мне нужнее, чем какие-то колоски. Почему их не сажают просто так?» Я ответила, что васильки можно посадить в саду и там они не будут сорняками, а будут радовать глаз.

Наверно, так же обстоит и с людьми. Где-то мы оказываемся сорняками, а где-то объектами любования, восхищения, даже любви. Все зависит от места и того, кто тебя окружает. И времени, добавлю я. У людей от времени тоже многое зависит.

Когда же началось наше отдаление друг от друга? Ведь когда ты родился, не было никого ближе и роднее, чем мы с тобой. А сейчас соседский мальчишка относится ко мне лучше тебя. И ты об этом знаешь. Неужели не ревнуешь? Хотя почему ты должен ревновать? Это ведь он относится ко мне лучше, а не я к нему.

Помнишь, как ты ревновал меня в детстве? Когда во дворе к нашей игре присоединялись другие дети, ты отталкивал их в сторону и говорил: «Моя мама!» Говорил так настойчиво и властно, даже зло, но мне было так сладко от этих слов.

Я ужасно скучаю по тебе маленькому! Давно начала скучать. Как же мы были близки с тобой, как открыто и сильно ты любил меня. Я была для тебя самой лучшей и родной, самой близкой и необходимой! С какой тоской я вспоминаю, как ты не мог прожить без меня и нескольких часов, помню теплоту твоей маленькой ладошки, которая доверчиво сжимала мою ладонь, помню, как, уставший после длинного дня, ты засыпал у меня под бочком под какую-нибудь сказку, как радостно встречал меня с работы или из магазина и как, шутя, спрашивал про мои дела. Мне казалось, что так будет всегда. Но постепенно все изменилось… Как горько, что ничего больше не вернуть. А от воспоминаний теплее не становится, только грустнее.

Как я хочу поговорить с тобой по душам, как хочу быть услышанной и понятой… Хочу быть твоим другом. Хочу поддержки и тепла, нежности… Я так много хочу?

Может, сейчас, когда ты сам стал отцом, когда на твоих глазах взрослеет уже твоя дочь Маша, может, сейчас ты начнешь лучше понимать меня? Может, сейчас почувствуешь то, что чувствовала я? Может, сейчас наши отношения улучшатся?

А что теперь? Когда я тебе пытаюсь рассказать о Матвее и объяснить, что он для меня значит и почему, ты только зло щуришь глаза и уходишь от разговора, переводя его в другое русло. Почему ты не хочешь понять меня? Не только понять — даже выслушать меня не хочешь. Вот поэтому я и начинаю вести этот дневник. Может, когда-нибудь ты все-таки найдешь время и узнаешь, что я думаю и чувствую. Может, станешь относиться ко мне как прежде. Я ведь перед тобой ни в чем не виновата.

Но, может, ты думаешь по-другому? Конечно, в нашей жизни все мы хотели что-то изменить. Всегда есть то, о чем можно пожалеть, то, что можно было сделать как-то по-другому. Но обычно об этом начинаешь судить только по прошествии времени.

Я не помню в своей жизни моментов, когда я сильно колебалась, как поступить. Да и жизнь моя сложилась так, что по большому счету не было ситуаций, когда бы требовался серьезный выбор. Кроме одной… Но об этом чуть позже.

В чем ты можешь обвинить меня? Что я слишком много времени отдавала работе? Но работа сейчас это единственное, что у меня осталось. Если бы не было и ее, то я, наверно, вообще не смогла бы выжить тогда, когда ушел твой отец. И тогда, когда я сама добровольно отказалась от своего счастья.

Это только казалось, что твой отец ушел один, — ты ушел вместе с ним: сначала мысленно, а потом… потом ты тоже оставил меня. Конечно, этому есть рациональное объяснение. Ты начал учиться, захотел самостоятельной жизни. Отец снял тебе квартиру. Я осталась совсем одна. С котом. Из всех мужчин нашей семьи он единственный не бросил меня. Но будь у него выбор — кто знает?

Нет, я совсем не считаю себя плохой, недостойной вас с отцом. Просто так сложилась жизнь. Я, наверно, фаталистка, верю в то, что все заранее предрешено и сопротивляться этому только хуже. Надо просто с достоинством переносить все то, что посылается тебе свыше и… уповать на лучшее. Поэтому я и не злюсь на твоего отца. Он счастлив, и это уже немало. Значит, его выбор был в свое время правильным. Я надеюсь, что он счастлив.

Думаю, что и работай я меньше, он все равно бы ушел от меня. Конечно, поначалу это служило хорошим объяснением краха нашей семьи: я недостаточно внимательна к вам, все время отдаю школе и ученикам.

Во-первых, далеко не все время. Во-вторых, я все равно бывала дома поболее твоего отца и поболее тех своих подруг, которые трудились не двадцать часов в неделю, как я, а больше, да еще и на дорогу тратили время, живя далеко от школы. От них мужья почему-то не уходили. И для меня по-прежнему загадка, почему ты, когда отец объявил о своем решении уйти, принялся зло кричать на меня. Помню, как стояла и глупо улыбалась. Происходящее казалось какой-то несуразной, нелепой реальностью. Но все-таки реальностью?

Представь, что я давно начала думать, что с твоим отцом что-то не так. Он стал со мной реже разговаривать, замкнулся в себе. Подолгу где-то пропадал. Естественно, объяснял это загруженностью на службе. Ты знаешь, об измене я тогда совсем не думала. Может, потому что сама ее не допускала. И считала, что человек, с которым я связала свою жизнь, ее тоже не допускает. Я почему-то начала переживать тогда за его здоровье. Думала, что он подозревает у себя какую-то страшную болезнь. Осунулся, стал бледным, похудел. Нервничал и срывался по пустякам.

И вот когда он объявил мне со скорбью в голосе, что больше так жить не может, что нам лучше расстаться, что так будет лучше для обоих, я не выдержала и засмеялась. В моей голове творился полный сумбур. С одной стороны, я радовалась, что мой муж совершенно здоров, по крайней мере физически — за его душевное здоровье я тогда ручаться нe могла. С другой стороны, я все равно его теряла. И тут, опять же, одной стороны, было облегчение, что я наконец-то узнала, чем были вызваны все эти странности в его поведении. С другой стороны, открывшаяся действительность была пусть и легче воображаемой, но лишь на самую малость. Сначала мой мозг обработал информацию о том, что смертельная болезнь мужу не грозит, потом взялся обрабатывать тот факт, что угроза совсем в другом — только уже не ему, а мне.

Даже в небе между тучами бывает хоть маленький, но просвет. Или же небо просто черно-серое. В моей ситуации пpосвета не было. Одна туча мгновенно освободила место для другой. Смешались все эмоции: от радости и облегчения до гнева, ненависти и обиды. Я не могла радоваться, не могла плакать или кричать. Я просто глупо улыбалась, а потом начала смеяться. Это была истерика. Ты тогда об этом не знал, ты думал, что я веселюсь. Милый мой, как я могла веселиться, когда от меня уходил человек, которого я любила больше всех на свете после тебя? Сперва даже больше тебя. Пока ты не появился в моей жизни.

А ты тогда обвинял в его уходе меня. Сколько тебе было лет? Ты помнишь? Двенадцать. Ты гневно бросал мне в лицо, что я все время на работе, что я плохо одеваюсь, что мама твоего друга готовит гораздо вкуснее меня, а мама другого друга гораздо ласковее с тобой, чем я. А потом со злорадством добил, сказав, что именно поэтому твой отец и ушел от меня. Ты всегда говорил от меня. Хотя тебя он тоже не слишком часто навещал поначалу и почти никогда не приглашал к себе в гости. Мне было больно все это слушать. Но я молчала. Хотя могла бы многое сказать в свою защиту. Но все это бессмысленно для того, кто уже нашел виноватого и твердо уверен в своей правоте.

Вот сейчас думаю, может, это у тебя выходило не специально? Может, ты боялся, что твой отец бросит и тебя? Может, ты бессознательно дистанцировался от меня, чтобы твой отец отделял тебя от меня? Чтобы он не думал о нас как о едином целом? В таком случае мне следовало бы на него обижаться вдвойне. Ведь тогда он не просто ушел от меня, но и тебя забрал, пусть только эмоционально, душевно и духовно. Как же это много! Но я все-таки надеюсь, что смогу простить его. Обиды ни к чему хорошему не приводят. Самому обижающемуся они ничего не дают, кроме отрицательных эмоций.

Тогда я молчала, боялась сделать все еще хуже, чем было. Поэтому оставила попытки пробиться сквозь твои многочисленные шипы и колючки. Только меня все равно продолжает мучить вопрос: может, я зря тогда остановилась? После твоего яростного неприятия всяких нежностей с моей стороны, может, зря я перестала обнимать тебя, гладить по спине? Я думала, что тебе это глубоко неприятно, но, может, это было не так? Тогда я не сильно думала об этом. Я тоже обижалась и не хотела быть жертвой. У меня тоже была своя гордость. И сейчас есть. Именно поэтому я и хочу тебе все объяснить. Спокойно и без криков. Нет, я не буду требовать от тебя такого же письменного и развернутого ответа. Я просто хочу, чтобы ты стал ко мне относиться по-человечески и не как к чужому человеку. Я слишком много от тебя прошу? Что ж, не буду. На самом деле мне будет достаточно просто того, чтобы ты все знал. Я расскажу тебе про всю свою жизнь. Не пугайся, длинных мемуаров не будет. Я просто опишу все то, что — я надеюсь — поможет тебе понять меня и простить. За что? Не знаю. Но если ты сердишься на меня, значит, считаешь, что есть за что.

И знаешь, я все равно тебя люблю. Наверно, это чувство дается нам свыше и, наверно, оно единственное, которое может выдержать все испытания и не ослабнуть. Я пыталась любить тебя меньше, чтобы меньше страдать. Но ничего не получилось. Мне его не вытравить из себя. Пожалуй, это мой самый большой грех в жизни — желание любить тебя меньше. Многие меня не поймут, со стороны ты — идеальный сын. Но внешняя сторона меня всегда волновала меньше, чем внутренняя, именно поэтому я и пишу тебе все это.

Мое детство

Помнишь, в детстве ты любил слушать мои истории про то, как я была маленькой? Сейчас могу тебе признаться в том, что далеко не все из них произошли на самом деле. И о многом я умолчала: ты был слишком мал, чтобы все понять. Да и сейчас я не уверена в том, что тебе стоит знать абсолютно обо всем. Скажу только, что поняла: детство, безусловно, формирует нашу дальнейшую жизнь. Именно поэтому я пыталась уберечь тебя от многих детских обид и разочарований. Возможно, я была не права. Нужно ли уберегать человека от настоящей жизни? Она все равно рано или поздно сама настоит на знакомстве с ней. Родители не вечные, да и не от всего они могут защитить. Может, если бы ты узнал о многих вещах раньше, ты был бы более чутким и добрым?

Хотя странно, ты всегда был добр к животным, гораздо добрее, чем ко мне.

Вот стоило мне написать эти строки, как я поняла, что существовал еще один человек в моей жизни, который тоже был более добр к животным, чем к людям. До сих пор у меня этот факт не укладывается в голове. Почему? Далеко не всегда животные эту любовь поддерживают, и не всегда их поведение становится причиной такой любви. А люди, казалось бы, делают все, чтобы их любили или хотя бы уважительно относились, но этого нет.

Мой дядя. Мамин брат. Мне пришлось с ним провести часть детства. Это стало непростым испытанием. Сказать, что он поступал жестоко, значит, ничего, по сути, не сказать. Он был не здоров психически, а это куда страшнее, чем если бы он понимал, что делает. Когда человек не осознает своей жестокости, это куда трагичнее.

До сих пор задумываюсь, почему никто не пытался его лечить, как бы жестоко это ни звучало. Но даже мне, испытывавшей вечный страх перед ним, не приходило тогда в голову, что ненормально жить с таким человеком, что куда естественнее, если бы он жил отдельно от нас, если бы его наблюдали специалисты. В детстве многие вещи кажутся достаточно привычными, если ты лишен других примеров. Почему-то бабушка — его мать и мать моей мамы — даже говорить на эту тему отказывалась. Всегда пресекала подобные разговоры, обрывая робкие мамины попытки привычной фразой: «Он мой сын и твой брат. Мы должны заботиться о нем».

Когда бабушка умерла, мама по привычке продолжила нести свой крест, который, я считаю, был совсем не ее. Так ничего в этой жизни хорошего она и не увидела. Даже об элементарном покое не могло быть и речи, не говоря уже о каком-то счастье. Всегда было очень горько это осознавать.

От бабушки дяде с мамой досталось полдома на двоих. Так получилось, что ни маминому брату, ни маме, ни позже мне до определенного момента оказалось некуда больше идти. Не из чего выбирать. Другого дома не было. Так и ютились в нескольких комнатах две семьи. Ты скажешь, что это даже шикарно. В нескольких комнатах. Три человека. Раньше вообще вся семья могла размещаться на нескольких метрах. И ничего себе жили. По площади не могу сказать, чтобы я была ущемлена. Одной большой комнаты нам с мамой на двоих вполне хватало. Еще одна комната считалась общей. Третью занимал дядя. Был великолепный яблоневый сад под окнами. Подвал, в котором имелась маленькая банька. Кухня была на всех, я не любила там находиться. А вот дядя частенько располагался именно там, смотрел маленький телевизор, читал газеты и собирал своих дружков-собутыльников.

Вот она — главная причина наших несчастий. Дядя любил выпивать. А выпив, становился невыносимо жестоким, в моем понимании, конечно. С возрастом я обнаружила, что жестокость бывает разная, и в жизни может быть все намного хуже. Но даже с возрастом я не могла найти оправдания такому поведению. Мама все списывала на болезнь. Да, возможно, кроме болезни, действительно больше ничем нельзя было оправдать ни злость, ни садистские поступки дяди по отношению к нам. В такие непростые и даже страшные моменты мы с ней закрывались в нашей комнате, прятались у соседей или даже под собственной кроватью. Я не буду описывать тебе все то, что нам пришлось пережить. Поверь, этого было достаточно для того, чтобы после поступления в университет с радостью переселиться из дома в общежитие. А чтобы не возвращаться обратно, выйти замуж за твоего отца. Нет, конечно, за отца я вышла не для того, чтобы не возвращаться домой. Я любила его. Но о нем чуть позже.

Так вот, мне до сих пор странно, почему дядя так любил своего пса, который не отличался ни добрым нравом, ни каким-то особенным умом? Может, только пес и принимал его таким, каким он был? Может, именно в собаке он нашел родственную душу?

Еще дядя отлично играл на фаготе, который появился у него непонятно каким образом. Он не ходил никогда в музыкальную школу, но музыка давалась ему легко. Играл он очень красиво и проникновенно. И в общем-то был, наверно, неплохим человеком, когда не пил. Увы, его запои были слишком часты. Неудивительно для меня, что дядя так и не создал семьи, хотя попытки были. И совсем я не удивилась, когда узнала, что он умер достаточно рано, при пожаре в собственном доме. Так что я осталась без наследства, о чем не горевала. Мама умерла еще раньше. Сердечный приступ. Умерла легко, во сне. Но до сих пор есть у меня определенное чувство вины, что я сбежала тогда из отчего дома.

Говорят, что когда умирают родители, то у человека пропадает ощущение защищенности перед смертью. Очередь продвигается, и вот уже понимаешь, что следующий ты. Пусть кажется, что это будет совсем не скоро, чаще всего именно так и бывает, но то, что ты следующий, — это осознаёшь как-то особенно горько и остро, особенно в первый момент.

Отца своего я никогда не знала. И никогда не хотела узнать. Мама рассказывала, он оставил ее, как только услышал, что скоро у них появится ребенок. Мне всегда было удивительно читать в книжках, как практически все дети хотели узнать своих отцов, если таковых у них не имелось. Как придумывали себе их, как искали в каждом мужчине, который оказывался рядом. У меня такого не было. Мне хватило маминой истории, чтобы сразу понять: такой отец, который меня бросил, даже не увидев, мне не нужен. Другие? Но ведь они чужие и никогда не станут родными. Маминой заботы, ласки и любви мне вполне было достаточно.

Иногда я задумываюсь, почему же она так и не вышла больше замуж. Я даже мужчины другого рядом с ней не помню. Боялась, что это будет плохо для меня и повредит нашим с ней чудным отношениям? Боялась быть обманутой и брошенной снова? Никому уже не могла поверить? Или же ей просто это было не нужно, отцовский поступок убил все желание любить и быть любимой? Или продолжала любить отца? Помню, как-то я спросила ее об этом. Она честно сказала, что не знает почему. Но ведь какая-то причина должна была быть.

Мама была достаточно привлекательной женщиной, но я не замечала, чтобы мужчины пытались ухаживать за ней. Может, что-то и было, просто я не знала. А может, она своим неприступным внешним видом уничтожала в других даже саму мысль пофлиртовать с ней.

Кроме вышеупомянутого брата у мамы была еще двоюродная сестра в Юрмале. Она переехала туда вместе со своим мужем-военным. У них никогда не было детей, но, кажется, они ничуть не страдали от этого, а скорее наоборот, жили в свое удовольствие. Много путешествовали и не отказывали себе ни в чем. Вот именно эта тетя и заменила мне мать, когда той не стало. Даже не в смысле духовной близости и привязанности, а в смысле осознания, что есть кто-то старше в семье и, значит, очередь туда хоть и движется потихоньку, но пока не моя. Маму я потеряла, когда мне было всего тридцать. Тете сейчас уже под восемьдесят. Она держится бодрячком, хотя нет уже на этом свете ее мужа, живет она одна. Но в летний сезон сдает комнаты туристам, ездит в магазин на велосипеде и любит красиво одеваться. Но, конечно, возраст ее уже ничем не скрыть.

Каждый раз становится грустно, когда видишь ее после очередной разлуки в несколько лет. Понимаешь, что и сам постарел за это время, только у тебя пока не так заметно, но с тобой будет то же самое, если повезет, конечно. Если доживешь до таких лет. Такие вот грустные мысли у меня бывают. И именно в такие моменты понимаешь, что надо ценить то, что имеешь. Здоровье по молодости дается почти каждому. Но как мало мы придаем значение и первому, и второму, когда этого добра в избытке. Цени их, это не пустые слова. Впрочем, во многом убеждаешься только на собственном опыте.

Как-то я сказала тете, что чувствую себя ужасно старой, а мне тогда не было и сорока лет. Тетя посмотрела на меня внимательно, засмеялась и произнесла слова, которые я время от времени вспоминаю, особенно когда кажется, что теперь-то я на самом деле уже не молода.

— Девочка моя, какая же у тебя старость?

— Ну, вот морщинки появились, седые волосы полезли, вес прибавился.

— Разве это старость? Выглядишь ты великолепно. Я и себя еще не считаю старой, а ведь мне под семьдесят. Но сама хожу, сама себя обслуживаю и даже на велосипеде могу прокатиться, не так давно по деревьям лазила, вишню собирала. И теперь могу, только боюсь, что если упаду, то костей уже не соберу, а ухаживать за мной некому. Была у меня одна приятельница, которая ногу неудачно сломала и под конец жизни самостоятельно передвигаться не могла. Так вот она мне заявила, что на самом деле старость — это когда мыслить уже не можешь, а она до последнего дня всё книжки читала, стихи мне декламировала, музыку слушала, всякие политические новости обсуждать любила. Так что все твои переживания по этому поводу — надуманное, но, увы, это начинаешь понимать, когда настоящая старость приходит. Поэтому до семидесяти о старости даже и не думай. Внешность, конечно, важна, но, на мой взгляд, только для того, чтобы мужчин привлекать, да и то весьма поверхностных. Настоящий мужчина тебя целиком оценивает, а не только внешне. Если ты ему по душе, то вся. А какие-то морщинки — чепуха, седые волосы можно закрасить и даже нужно. За собой следить надо, это факт, но расстраиваться из-за того, что время проходит и тебя изменяет, не стоит. Бесполезно и вредно.

Помню, в детстве меня всегда привлекали языки. В школе учила английский. Сама пыталась овладеть польским. Так что даже выбора не стояло, куда поступать. Только факультет иностранных языков. Такой в нашем городе был один. Связей у меня не было, денег тоже. Зато конкурс получился сумасшедший. Естественно, я не поступила. Для страховки подавала документы еще и на математический. Там мой общий балл оказался весьма проходным. Другого варианта не было. Так я стала математиком.

Конечно, пришлось немало поломать себя, прежде чем я рассталась с мечтой об английском и французском. Со временем я даже полюбила свой предмет, иначе невозможно преподавать по-настоящему. Если нет любви, то не вкладываешь душу. Не вкладывая душу, невозможно хорошо преподавать. Если что-то начинаешь делать плохо, вскоре появляется отвращение ко всему — не только к своему делу. Я полюбила математику, особенно геометрию, она для меня стала увлекательным детективом. Именно под таким углом зрения я и детей обучала и обучаю.

Но интерес к языкам не пропал, и со временем мечта изучать и преподавать их вернулась. Я понимаю, что в моем возрасте все это осуществить невероятно сложно. Однако я сделала для себя одно открытие. Не знаю, применимо ли оно для всех взрослых и ко всем знаниям — или только в моем случае и только в отношении итальянского языка. В возрасте учиться совсем не трудно. Кто придумал, что со временем у человека снижается обучаемость? Вовсе нет! Особенно когда есть мотивация и ты постоянно чему-то учишься. Конечно, лет в восемьдесят освоить язык будет сложнее, чем в сорок. Но именно сорок, пятьдесят и даже шестьдесят — не приговор для получения новых знаний. Мне кажется, как раз тогда, когда люди перестают учиться, учиться постоянно, тогда и падает обучаемость. Это так же, наверно, как хорошему повару перестать готовить. Через какое-то время у него уже хуже получится то, что он раньше делал превосходно. Хороший же учитель не только постоянно учит, но и всю жизнь учится сам. Разумеется, пределы есть, но они на самом деле дальше, чем многие думают.

И если заранее закрыть перед собой все двери, то зачем вообще тогда жить? Мечты необходимы в любом возрасте. И в зрелом они не менее, а возможно, даже более важны, чем в твоем. Мечты и цели помогают жить, особенно когда жить совсем не хочется.

Франческа

Именно с возникновением этой женщины в моей жизни и связано страстное желание изучать итальянский язык. Я познакомилась с ней совершенно случайно. В Питере, в Доме книги, когда ездила в северную столицу с учениками на экскурсию.

По этому большому книжному магазину бегала женщина, размахивая руками и тараторя на итальянском. Я к тому времени была один раз в Италии и кое-какие фразы учила к своему путешествию. Я спросила ее по-итальянски, чем могу помочь. Она с удивлением подняла на меня свои глаза цвета черного бархата и внезапно замолчала. А потом спросила, действительно ли я говорю по-итальянски. Я ответила, что очень мало. Она заговорила заметно медленнее, но я все равно практически ничего не поняла — только то, что она ищет какую-то книгу. Естественно, скажешь ты, что еще она могла искать в книжном магазине?

Книгу мы так и не нашли, но на прощание эта интересная женщина написала для меня на клочке своего посадочного билета адрес в Вероне, откуда была родом. Сказала, что я могу заглянуть к ней в гости, если буду когда-нибудь в тех краях.

Вот ради такой весьма призрачной встречи с этой итальянкой я и стала учить итальянский язык. Непросто было это делать в нашем регионе. Но я вспомнила, что гид, возившая нас в Италию, очень неплохо говорила на итальянском. Попросила ее давать мне частные уроки. Занимались редко — из-за ее занятости и моего финансового положения. Один-два урока в месяц. Остальное я добирала самостоятельно и через какое-то время даже сама удивлялась тому, что начала достаточно много понимать в текстах и улавливать смысл итальянских песен. Могла объясниться в самых распространенных бытовых ситуациях.

Изучать языки оказалось очень увлекательным занятием. Наверно, итальянский так легко пошел у меня, потому что звуки не сильно отличаются от наших, к тому же писать и читать по-итальянски довольно-таки просто. Когда же есть успехи, то хочется достигать все новых и новых вершин. Еще появляется любопытство, как сказать определенную фразу, как поставить какой-то глагол в будущее или прошедшее время.

Ты, наверно, снова отнесешься со скептицизмом к моей очередной идее насчет языка. Я почему-то заинтересовалась японским: видела один самоучитель в книжном магазине, немного полистала. Это совсем другой язык! Так интересно узнать, как в нем все устроено. Нет, в Японию я ехать не собираюсь. Успокаиваю тебя заранее. Но тот самоучитель, наверно, куплю.

Ты знаешь, как-то я слушала мессу в соборе Святого Петра в Ватикане. Читалась она, как обычно, на латинском, но у латинского и итальянского языка очень много слов со схожими корнями. И в проповеди священника мне казалось, я что-то угадываю, что-то улавливаю, при том, что общий смысл все равно оставался непонятым. Но я сама придумывала, создавала себе ее содержание. Было ощущение, что проповедь обращена именно ко мне.

Интересный случай тогда произошел в соборе Святого Петра. Я читала, что надо потереть определенную ногу у статуи святого Петра в соборе и попросить о сокровенном. Я перепутала ноги, потерла не ту, при этом сбила с толку еще нескольких туристов, они стали повторять за мной и гладить совсем другую стопу, хотя нужная была сверкающей и отполированной от многочисленных прикосновений. Обнаружила я это уже в гостинице. Просто разговорились с соседкой по номеру, даже поспорили. Спросили у гида, она сказала, что ошиблась я. Я хотела вернуться, но оказалось, что собор уже закрыт, а ранним утром мы уезжали. Жутко расстроилась. А потом решила, что, наверно, нет особого смысла в этих ритуалах. И, наверно, в этом соборе Бог ненамного ближе к нам, чем в любом другом месте. Вот думаю теперь, исполнится или нет то, о чем попросила. Пока не сбылось. Но я не теряю надежды, а в Рим еще хотела бы вернуться.

Но на какое-то время моим смыслом стала Верона, куда Шекспир поселил своих Ромео и Джульетту. Жаль, что мы не побывали там с Иваном. И жаль, что я не знала итальянского, когда мы были с ним на Сардинии. Но в жизни очень часто бывают такие вот несовпадения. Очень трудно было найти тур в Верону из нашего города, пришлось добираться до места жительства Франчески через Москву и Рим. Это, конечно, несколько увеличило цену путешествия. Но не сильно. В Москву и обратно я ехала в плацкартном вагоне.

Помнишь, я сообщила тебе о своем путешествии и о желании найти Франческу? Ты сразу спросил, для чего, а потом, даже не выслушав моего ответа, сказал, что это безумие — искать из чужой страны женщину, с которой я мельком виделась в магазине. Хорошо, что ты не стал меня отговаривать. Правда, выражение твоего лица должно было бы меня остановить, ведь после того, как из моей жизни исчез Иван, ты вновь был для меня единственным значимым человеком.

Почему был? Почему не остался? Мне кажется, это происходило постепенно — процесс замещения тебя в моей жизни. Сначала фактически, но для осознания мне потребовались годы. Нет, я тебя по-прежнему люблю и даже надеюсь, что все когда-нибудь изменится, мы снова будем родными людьми не только по факту твоего рождения, но и на самом деле. Надежды меньше не становится, становится меньше ожидания, что так произойдет. Но я все равно люблю тебя, сын всегда останется сыном. Почти всегда. Но здесь я уже крепко верю, что хуже того, что между нами случилось, уже не произойдет.

Еще мне кажется, что твое отношение ко мне слегка изменилось, когда ты узнал, что я все-таки поехала в Верону одна. Сначала удивился, но я почувствовала, что после моей поездки ты стал чуть больше уважать меня. Или я ошибаюсь? И мне просто хочется, чтобы так было?

Так вот, вернемся к Франческе. Ты представляешь, я ее нашла. Я пыталась по приезде из Италии рассказать тебе, как произошла наша встреча, но ты не стал слушать, только равнодушно покивал в ответ на мои восторженные слова о том, что все случилось и я ее нашла. Позволь рассказать сейчас. Можешь даже не читать, просто позволь написать. Глупо, что я спрашиваю на это разрешение. Я ведь вольна делать все что угодно с этой бумагой и со своими словами. Но почему-то спрашиваю. Наверно, по привычке.

Долго-долго я тогда плутала по улицам Вероны, хотя и владела уже достаточно неплохо итальянским, но боялась заговорить с настоящими итальянцами. Почему боялась — и сама теперь не знаю. Боялась выглядеть смешно в их глазах? Боялась не понять, что они ответят, и обнаружить, что мои, пусть скромные, знания итальянского были лишь иллюзией? В конце концов спустя несколько часов я нашла улицу, пересекавшую ту, на которой жила Франческа. Тревожилась ли я, что она меня не вспомнит, что ее попросту не окажется дома? Удивительно, но нет. Я воспринимала это как приключение. У меня был обратный билет до Рима, где оставалась туристическая группа, от которой я оторвалась на день. Поезда ходили часто, и ехать было сравнительно недолго — около двух с половиной часов на самом быстром.

И вот я стою у ее двери, звоню, и вскоре меня спрашивают на итальянском, кто мне нужен. Странно, что интересуются не тем, кто пришел, а к кому пришли. Отвечаю, что нужна Франческа Манчини. Через минуту дверь открывается, и появляется сама Франческа, она сразу меня узнает, выражает очень бурные эмоции, но тут же говорит, что нисколько не удивлена моим появлением, она знала, что я приеду. Откуда? Просто чувствовала — и всё.

В начале разговора я с трудом подбираю слова, много ошибаюсь, Франческа с улыбкой и большим терпением раз за разом меня поправляет. Но главное, что мы понимаем друг друга. И я наконец-то узнаю́, какую книгу она искала. Это была… книга рецептов русской кухни на итальянском языке. Ей кто-то сказал, что только в Москве или Санкт-Петербурге можно купить подобную. Конечно, она могла найти рецепты и в интернете. Но ей были нужны не только рецепты, но и сама книга.

У Франчески небольшой ресторанчик в Вероне, который готовит блюда разных кухонь мира. Также в этом ресторанчике есть небольшая библиотека книг рецептов со всего света. Я была в этом заведении, это нечто совершенно уникальное. Там очень уютно, но самое главное, там находишь какое-то особенное умиротворение, точнее, оно находит тебя. Никуда не хочется уходить, там, наверно, можно почувствовать смысл жизни. Он очень прост. Смысл жизни — в самой жизни.

С этими книгами у Франчески связана одна история, очень памятная для нее. Можно сказать, что с этих книг началась ее вторая жизнь. И, конечно, жизнь ее ресторанчика.

Не буду пересказывать всю историю Франчески, я сама ее не знаю полностью, к тому же Франческа вела свою речь на итальянском, который я тогда знала совсем мало, но суть я уловила. Иногда свой рассказ она сопровождала рисунками, дополняла английскими словами, даже немного по-русски говорила.

Франческе на момент нашего знакомства было около пятидесяти, а лет пятнадцать назад ей поставили весьма жестокий диагноз. Онкология. Про подобные случаи даже слушать или читать страшно, а когда такое случается с тобой наяву, да еще в самом расцвете жизни, передать всю силу, сложность и глубину эмоций невозможно. Мне казалось, что я ее понимаю, но действительно поняла только тогда, когда этот диагноз едва не поставили мне самой.

До того, как врачи объявили свой приговор, жизнь Франчески протекала весьма обыденно. Она работала журналистом в женском журнале и только что рассталась со своим мужчиной, которого очень любила. Но расстаться предложила именно она, осознав, что их отношения, длившиеся на тот момент около семи лет, на самом деле никуда не ведут: мужчина был женат. Франческа собралась начать новую жизнь, не подозревая, что, то же самое для нее задумали и небеса — может, задолго до ее решения.

После расставания с мужчиной, которого она действительно сильно любила, Франческа очень страдала. Он пытался ее вернуть, но она отказывалась возобновлять отношения. Даже если глубине души ей этого и хотелось, но повторять все сначала вплоть до болезненной разлуки желания не было. А в том, что такое повторение будет, она не сомневалась. Ее любимый ей ничего не обещал, хотя и клялся в большой любви.

Не стану описывать в подробностях, как у нее обнаружилась злокачественная опухоль. Врачи, правда, обнадежили, что шанс выздороветь не так мал, как кажется многим, кто слышит о подобном диагнозе. Опухоль удалили. Франческа решила бороться. Но для этого ей не хватало двух вещей: во-первых, смысла для победы, а во-вторых, веры в то, что она победит.

Она принялась искать смысл и нашла его. Пересмотрев свою жизнь, она поняла, что самым ценным в ней была любовь. Франческа решила, что раз ей отпущено, возможно, совсем немного времени, то она хотела бы прожить его с человеком, которого любит. Она рассудила, что совсем ненадолго отнимет его у семьи, а затем вернет, уже навсегда. Ценности поменялись. Она вернулась к своему Марко, но не рассказала ему о болезни. Зато забеременела от него, создав еще один смысл своей жизни.

У врачей она спрашивала, сколько лет у нее в запасе и каковы шансы выздороветь, если она ничего не будет предпринимать для своего лечения во время беременности. Медики сказали, что если болезнь будет прогрессировать, то шансов у нее может и не быть совсем. К тому же есть вероятность, что беременность запустит весьма нежелательные процессы. Ей оставалось только ждать и гадать, вернется болезнь или нет. Она рискнула.

Удивительно, что ее мужчина был совсем не против ребенка, обещал помогать. Правда, о том, чтобы уйти из семьи к Франческе, речи даже не заходило. Все-таки в Италии семья на первом месте, но о любви итальянцы тоже не забывают: если в браке ее нет или не хватает, начинают искать в другом месте. Франческа родила мальчика, а спустя месяц ей предстояло новое обследование, которое должно было показать, сумела ли она справиться с болезнью или нет.

Я спросила, было ли ей тяжело во время беременности думать о том, что ребенку, которого она вынашивает, может быть уготовано совсем крохой остаться без матери. На что она ответила, что у нее даже мыслей об этом не было. Беременность протекала не совсем просто, врачи пугали возможностью родить ребенка с генетическими отклонениями. Но если бы не беременность, Франческа точно сошла бы с ума.

Мальчик родился здоровым. А про собственное здоровье Франческе еще только предстояло узнать. Она рассказывала, что с тех пор, как ей поставили диагноз, она думала о том, что не успела сделать в жизни. Что бы ей хотелось осуществить. Размышляя об этом во время беременности, она поняла, что не хочет больше работать в журнале, а хочет открыть свое кафе или ресторанчик. И вот идет она за результатами своего обследования и видит в витрине газетного киоска недалеко от клиники книгу кулинарных рецептов Китая. Эта книга, непонятно чем привлекшая ее внимание, показалась добрым знаком, словно кто-то давал ей намек на то, что все будет хорошо, что у нее еще будет время воплотить задуманное, осуществить то, что она не успела раньше. Разумеется, книгу Франческа купила и поклялась, прежде всего самой себе, что, если только все будет хорошо с результатами обследования, она откроет ресторанчик, где будут представлены кухни разных народов мира, рецепты и продукты для которых она только сможет найти.

Результаты оказались обнадеживающими. Франческа говорила об этом со слезами на глазах, словно заново переживала тот день. Потом она еще несколько раз проходила обследования, но уже с необъяснимой твердой уверенностью, что все будет хорошо. Свое слово она сдержала, ресторанчик открыла, на первых порах ей помогли родители и Марко. Сначала было непросто, но со временем ресторанчик даже стал чем-то вроде местной достопримечательности, хотя о нем и не писали в путеводителях. Теперь из своих путешествий Франческа, помимо всего прочего, привозила книги рецептов местных кухонь — по возможности на итальянском языке. В европейских странах это было довольно легко, а в прочих — проблематично, тогда она покупала книги на оригинальном языке, а потом пыталась переводить с помощью электронных переводчиков, пару раз даже заказывала перевод нескольких рецептов в специализированном бюро.

Когда в разговоре с ней я поделилась, что боюсь за тебя в связи с возможным призывом в армию, она смогла меня понять: в Италии обязательная служба хоть и отменена с 2005 года, но до этого Франческа тоже волновалась за своего сына. Знаешь, спросив меня об уважительных причинах, по которым в нашей стране можно не идти на военную службу, и узнав, что одной из них является наличие двух и более детей или беременность жены молодого человека, подлежащего призыву, она высказала удивительную мысль: все должно быть наоборот, особенно в том случае, если идут активные военные действия. Тот, у кого нет детей, даже в проекте, не должны идти служить, ведь они рискуют вообще не оставить потомства, — с ее точки зрения, это особенно несправедливо. И я с ней согласна. У женщин все-таки сильнее развит инстинкт продолжения рода.

Матвей

Как Матвей появился в моей жизни? Ты часто задавал мне этот вопрос и никогда не слушал моего ответа на него. Тебе всегда хотелось получить точную и краткую информацию. А про Матвея в двух словах не расскажешь.

Мне кажется, он всегда был в ней. С самого своего рождения. Он же из соседнего дома. Только сначала он находился на периферии моей жизни. Даже не как фон, а как цветок на обочине, который вроде бы замечаешь, но вряд ли выделяешь среди других таких же. И если он вдруг пропадет, то это не сразу и поймешь.

Ты прекрасно знаешь мать Матвея Лизу, она ведь старше тебя лет на пять, не больше. Красивая была девушка. Красивая, но изначально обреченная. Обреченная на какую-то глупую, бессмысленную жизнь. Я очень боюсь, что и Матвея ждет такая же. Но сделаю все, чтобы хоть что-то изменить. Понимаю, что в этих играх с судьбой мои силы неравные.

Лиза никогда не была замужем. Рано забеременела, если мне не изменяет память, еще учась в школе. Тогда был большой скандал. Ребенка она сохранила по непонятным мне сначала причинам. Но все оказалось просто: девушка долго боялась признаться, что беременна, а там уже поздно было делать аборт. Она и не думала рожать, поэтому во время беременности курить и пить не бросила. Матвей родился раньше срока, но вполне здоровый. Это потом выяснилось, ближе к школе, что есть проблемы в умственном развитии. Но так, совсем незначительные проблемы. Я думаю, там больше была педагогическая запущенность. С таким интеллектом на тройки можно вытянуть всегда. Тем более что характер у парня оказался просто золотым. Даже не знала, что в наше время встречаются такие добродушные люди.

Сначала я на Матвея совсем не обращала внимания. Точнее, обращала, но жалела, как и его мать. А жалость — это ведь всегда взгляд сверху вниз. Где-то я услышала фразу, что жалость — оборотная сторона злорадства. Это стало мне уроком: нельзя судить человека по его родственникам. Нельзя судить по внешнему виду, даже по поведению. Вообще никак нельзя судить. Очень высока вероятность ошибки. Сам же еще и пострадаешь от своей необъективной оценки.

Я уже давно полагаюсь на свое чутье. Человек мне или нравится, или нет. Но с Матвеем чутье мое тоже ошиблось. Пока мальчишка не пошел в школу, он бегал по нашей улице, как многие другие ребята. Только всегда был более чумазым, неопрятным, но всегда с неизменной улыбкой на лице. Признаюсь честно, сначала я принимала эту улыбку за признак… ну, ты сам должен догадаться чего. Сейчас мне даже стыдно об этом говорить.

Когда Матвей пошел в школу, я часто слышала от его первой учительницы, насколько он безотказен и всегда готов выполнять самые скучные ее поручения. При этом она не скрывала, что у мальчика проблемы с учебой, и весьма серьезные. С ним никто дополнительно не занимался. А самостоятельно с заданиями он справиться не мог. Многие мыслительные операции были для него невероятно сложны.

Так вышло, что я начала учить Матвея в пятом классе. Сначала я действительно с ним очень мучилась. Математика достаточно трудна для тех, кто не умеет думать. Матвей старался, но у него ничего не получалось. При этом грамотность проявлял весьма хорошую. Это меня удивило, и я обратила внимание нашего школьного психолога на эту интересную особенность. Оказалось, что у Матвея потрясающая память.

Как часто учителя, родители и даже сами дети считают школьные успехи показателем успешности дальнейшей жизни. И как же все они ошибаются. Работая в школе уже несколько десятилетий, могу сказать, что однозначной закономерности здесь нет. В нашей школе по крайней мере.

Сколько за это время прошло перед моими глазами жизней бывших школьников. Наверно, слово «прошло» не совсем подходящее в данной ситуации. Их история продолжается. Но становление большинства из них уже случилось, дорога задана, колея известна. Грустно сознавать, но, наверно, мало у кого жизнь еще изменится. Школа, потом — у кого на что хватило ума, денег и удачи, потом первая работа, потом работа более основательная и серьезная, часто определяющая профессиональное будущее или не определяющая, что тоже не очень хорошо, значит, человек, скорее всего, будет продолжать метаться. Женитьба, дети. Почти все. Дальше все идет более-менее по накатанной. Так вот, иногда я с удивлением видела, насколько жизнь человека отклоняется от той линии, что напророчили ему в школе. Учителя, наставники, родители и даже сверстники.

Был в моем классе потрясающий парень Олег. Я не могла нарадоваться, глядя на него. Такие умницы встречались редко. С удивительно светлой головой был парень. Домашние задания не делал никогда. Перед уроком на переменке что-то быстро строчил в своей тетради. Потом блестяще отвечал. Проверяя его работы, я всегда ждала сюрприза, потому что он никогда ничего не делал по шаблону — всегда оригинально, к любому заданию подходил творчески, однако неизменно находил правильное решение. Я не пыталась вогнать его в рамки правил и требований. Хотела дать раскрыться его способностям. До сих пор не могу забыть удовольствия на уроках геометрии, когда он блестяще и интересно доказывал теоремы. Ученики, которые что-то смысли в этом разделе математики, сидели с открытыми ртами, а я словно смотрела детектив наоборот, когда знаешь, что будет в конце, но любопытно, какой путь к нему приведет.

То же самое происходило и на уроках по другим предметам. Между собой учителя называли Олега гением. Кто-то с восхищением, кто-то осуждающе. Кто-то пытался все же заставить его выполнять требования, которые диктовала наша система образования. Он сопротивлялся. Ничего хорошего из этого не выходило. Таких людей нельзя ломать.

Мы с коллегами гадали, какой же области знаний он в итоге отдаст предпочтение, какую отрасль осчастливит своим приходом. Шутили, что ему по силам в будущем даже получить Нобелевскую премию, а мы будем гордиться, что его учили, и давать многочисленные интервью журналистам.

Поступил Олег легко на факультет информационных технологий. Увы, не выбрал московский вуз, решил остаться в нашем регионе. Два года учился блестяще, а потом парня накрыла любовь, такая, что сносит все на своем пути. Все было хорошо, пока его сокурсница, в которую он влюбился, Ангелина, отвечала ему взаимностью. Сначала была идиллия: они любили друг друга, учеба их сплачивала, да и давались ему науки по-прежнему легко.

Ее стажировка в Европе тоже не предвещала трагического исхода их истории. Да и стажировалась она совсем не по специальности, просто хотела подтянуть язык, подрабатывая няней, чтобы было на что жить, пока учит язык. Однако в сентябре со своей стажировки она не вернулась. Олегу ничего не объяснила. Связи тогда между ними практически не было. Редкие звонки, скайп еще не вошел в такое широкое употребление, компьютеры и интернет были далеко не у всех. Он пропадал у ее мамы. Та тоже ничего не понимала и пребывала в панике. Он почти успокоил себя тем, что ничего не произошло: раз мама не знает, значит, ничего серьезного. Вернется их девочка.

Девочка не вернулась. От подруги мама узнала, что там ее дочь вышла замуж. По любви или по расчету — не объяснялось. Был только факт. Ангелина вышла замуж и остается во Франции. Конечно, мама ее ничего не стала скрывать от Олега. А того это известие убило. Громко, конечно, сказано, но точнее и не передашь.

До сих пор был один человек, теперь стал другой. Смотришь на него и не видишь живого человека. Тень. Вот что от него осталось. Глаза пустые. Даже слова какие-то бесцветные стали, как по значению, так и по звучанию. Учился по инерции. Через год поехал во Францию по той же программе, что и его бывшая уже девушка. Вернулся еще более пришибленный, чем уезжал. Что там произошло, виделся ли он с ней или нет, никто не знает. Про это он не рассказал никому. Только как приехал, учебу забросил. Его не сразу отчислили, всё ждали, что вернется, что опомнится.

Нет, не вернулся и не опомнился. Отслужил в армии. Стал пропадать в сомнительных компаниях, а потом вообще закрылся дома и практически никуда не выходил. Очень было жаль его мать, которая видела, как сын губит свою жизнь, и ничего при этом не могла сделать. Он стал наркоманом. Через несколько лет вылечился, если можно так сказать. Но начал пить. Сменил несколько работ, в основном неквалифицированных и малооплачиваемых. В конце концов задержался грузчиком на оптовом складе, где работает до сих пор. Сейчас ему за тридцать. И я не вижу, чтобы жизнь его как-то могла измениться. Я даже не уверена, что его способности не погибли от той гадости, которой он злоупотреблял. А ведь сколько надежд, сколько перспектив перед ним открывалось. Глупо? Но такая судьба ему выпала, видимо: все потеряло смысл. А без смысла много не сделаешь.

И тот же Матвей с весьма ограниченными способностями, но с отличной памятью. Он ведь тоже сейчас работает на этом же самом складе, что и Олег. Только получает гораздо больше, потому что ошибок в своей работе практически не допускает. Олегу же творчество нужно, но нет творчества в работе грузчика-комплектовщика.

Ты знаешь, еще когда Матвей учился в школе, я стала потихоньку обучать его итальянскому языку. Сама поражалась, как быстро он запоминал слова и речевые конструкции, которые я ему давала. Ему и учить ничего не нужно было: так, пару раз повторить — и все. Мы серьезно сблизились с ним после школы благодаря этим урокам. Смешно вспомнить, как он приносил мне со своего склада товары с инструкцией на итальянском и просил переводить, иногда что-то переводил сам, корпя над словарем. Обучая его, я обучалась сама. Ведь известно, что это самый верный способ приобретения навыка. Ты смеялся над нашими занятиями и даже выказывал свое привычное недовольство, пренебрежительно спрашивая, где же такому, как Матвей, может пригодиться знание итальянского языка. Ты бы посмеялся над моей следующей историей, если бы был более добродушным человеком, но, скорее всего, в ответ я бы услышала твое очередное фырканье, потому и пишу тебе эти строки, а не рассказываю лично.

На склад, где работал Матвей, пришли пачки итальянских спагетти, на которых не было перевода на русский язык. Почему-то никто не додумался залезть в интернет и воспользоваться электронным переводчиком, вместо этого начальник склада бросился искать для девочек-операторов итало-русский словарь. Матвея решили послать в книжный магазин. Он, конечно, сходил, но вернувшись, взял пачку макарон и перевел всю информацию сам. Сотрудница не верила своим глазам и ушам, видя, как какой-то грузчик-комплектовщик легко переводит текст — и не с английского даже, а с неведомого ей итальянского. Она перепроверила и не нашла ни одной неточности. С тех пор в редких случаях Матвею поручали сделать перевод с итальянских товаров. Гордился он этим неимоверно. Это и послужило его стимулом для дальнейшего изучения итальянского.

А звездный час его настал, когда в их дистрибьюторскую компанию приехали представители итальянских поставщиков. Директор, проводя гостям экскурсию по складу, с определенной гордостью представил Матвея как знатока итальянского и по совместительству их грузчика-комплектовщика. Конечно, Матвей не смог свободно с ними изъясняться, но пару-тройку фраз выдал к всеобщему удовольствию.

Я все чаще задумываюсь о будущем Матвея. Сложится ли у него что-то в жизни? Может ли он переломить тот вектор, который, казалось бы, уже заложен в ней? Изначально ведь ему дано было немного. Пьющая и гулящая мать. Отсутствие отца. Не слишком выдающиеся умственные способности. Ни от кого никакой финансовой помощи. Но зато добрый нрав, фантастические способности к запоминанию. Но как их использовать с учетом всего вышеперечисленного?

Сейчас у него неплохая работа. Неплохая — в денежном понимании. Работает он практически без ошибок, благодаря памяти быстро собирает много заказов, гораздо больше, чем его коллеги по складу. Он гордится тем, что получает больше всех. Странно, но, похоже, никто не завидует его зарплате. По его словам, все признают, что он действительно этого заслуживает. Парень он добродушный, безотказный, всегда готов дать в долг. Это может его погубить. Даже не из-за денег, а из-за спиртного. Нет, пока он не пьет, хотя ты всегда подозреваешь худшее.

Мы много разговаривали с ним на тему спиртного, Матвей совершенно точно понимает, что выпивка — это путь в никуда. Но когда приятели просят составить им компанию, он никогда не отказывается, а мне потом объясняет, что очень трудно обижать людей. Чаще всего он практически не пьет с ними, но, как ты понимаешь, делать это весьма непросто с его-то характером. Очень я тревожусь о том, что в конце концов он перестанет сопротивляться и тогда все в его жизни действительно пойдет так, как изначально предполагалось. Ну почему так? Иногда меня охватывает прямо-таки ярость, когда понимаю, что у очень многих людей с не самой сладкой жизнью и печальным ее окончанием, порой растянувшимся, но от этого только более печальным, заранее было все предопределено. Как у тех васильков, которые ты считал важнее ржи, но на самом деле все было с точностью наоборот.

Матвей сейчас находится как бы между двух миров. С одной стороны — его приятели, которые почти нигде и никогда не работают. Они, когда тихо, когда не совсем, пропивают свою жизнь. С ними практически не о чем разговаривать, кроме как кто с кем подрался, переспал, выпил — и все в таком же роде. С другой — те, кто работает с ним в одной компании.

Да и среди его коллег по складу есть те, кто подрабатывает на этом не самом престижном месте, и учится в надежде на лучшую жизнь, и те, кто здесь временно перекантовывается, как его дружки, и настоящие трудяги, но таких явное меньшинство, а есть и опустившиеся товарищи, которые раньше и могли чем-то гордиться в плане профессиональных достижений, но сейчас им выбирать особо не из чего. Нет, я никого не осуждаю и не ставлю себя выше их. Любой может оказаться на их месте. Ни от чего нельзя зарекаться, далеко не всегда вина за несложившуюся жизнь лежит на самом человеке. И далеко не всегда человек считает свою жизнь несложившейся. Многие вполне довольны тем, что имеют, хотя со стороны может показаться, что вроде и нечем тут быть довольным. Но это их счастье, а может, и своеобразная жизненная мудрость.

В другой мир Матвея не пускают. Скорее бессознательно, чем наоборот. Он рассказывал мне, как пытался подружиться с одним студентом с их склада. Вроде и возраст у них один и тот же, и характеры похожи, даже интересы общие нашлись. Но почему-то их общение за пределы работы никак не выходит. Не хочет этот студент с Матвеем вне склада общаться. Или вот еще одна история. Любовь. Казалось бы, где, как не здесь рушиться всем границам и предрассудкам? А нет. Не влюбляются в Матвея серьезные девушки. Не нужен никому грузчик-комплектовщик без перспектив и состояния. В душу сейчас мало кто заглядывает сначала. На первом месте другие ценности, и только уже подобрав человека по определенным критериям, можно посмотреть, а что там у него внутри. Этот вторичный отбор порой не менее строг, чем первый, но Матвей, мне кажется, до этого практически никогда не доходит. Конечно, барышни у него имеются. Некоторые даже весьма не прочь выйти за него замуж, хоть и молодой он совсем. Но кто это? Не хочу судить. Но ясно вижу, что с ними Матвея ждет все та же дорога в заранее заданном направлении. Увы. Злая я? Но Матвей не чужой мне человек.

Иван

Ты когда-нибудь слышал о том, что можно любить только один раз в жизни? В юности каждая новая увлеченность кажется самой сильной и самой вечной. В это смешно верить, но в это веришь. Иначе зачем тогда все? Я тоже в это верила. И, конечно, надеялась, что полюблю раз и навсегда.

Я не представляла, как сложно жить с одной любовью всю жизнь. Ведь не всегда любовь бывает счастливой. Сейчас думается, что любить того, кого уже нет, проще, чем живого. О, память, какие чудеса ты творишь, какие иллюзии вызываешь! Но когда любовь ушла, а другая не приходит, жить очень непросто. Было бы гораздо легче, если бы любви не было вообще. Когда не знаешь, что потерял, потери не ощущаешь. Да и можно ли назвать потерей то, чего и не имел вовсе? Но я имела. В этом главное разочарование моей жизни. И здесь я имею в виду не твоего отца.

Когда-то я любила твоего отца. Сейчас уже не люблю. Я смогла полюбить другого мужчину, мне до сих пор это кажется невероятным, хотя это чувство давно переросло любовь к твоему отцу, и не только по времени. Я не хотела полюбить кого-то другого. После развода с твоим отцом я думала, что моя жизнь в этом плане закончена и не предвещает никаких сюрпризов. Я ничего и никого не ждала. Но, видимо, кому-то свыше больше нравился другой сценарий моей жизни. Скучный в целом сценарий, но с яркими моментами. Мне так кажется.

Однажды вечером я услышала, как звонит мой мобильный. Номер был незнакомый, тем не менее я ответила: кто-то ведь вполне мог сменить его. Мужской голос спросил Илью Петровича. Естественно, никакого Илью Петровича пригласить к телефону я не могла. Мужчина даже не удивился этому факту, но почему-то сильно разозлился. Я не стала объясняться. Просто нажала отбой.

Каково же было мое изумление, когда на следующий день снова раздался звонок от этого же абонента. Я не ответила. Лишние отрицательные эмоции были совершенно ни к чему. И тогда мне пришло сообщение следующего содержания: «Искренне прошу прощения за вчерашнее недоразумение. Я сожалею о своей грубости. Как я могу загладить свою вину?»

Я ответила, что его извинения уже вполне достаточно. Продолжать наше общение я не хотела. Он прислал новое сообщение с просьбой ответить на его звонок. Я не стала этого делать. Мне показалась странной его назойливость. Странной. Я всегда боялась дополнительных проблем в жизни.

Больше звонков не было. Прошел месяц с лишним, и я уже практически успокоилась. Оказалось, зря. Как-то в пятницу вечером около нашего дома (по-прежнему называю его нашим, хотя вы с отцом давно в нем не живете) остановилась незнакомая машина. Я заметила ее, когда пила чай на кухне. Ты же помнишь: если сидеть за кухонным столом, то волей-неволей вынужден смотреть на улицу. А через несколько минут на мой телефон пришло очередное сообщение: «Мой звонок в дверь не будет для Вас сильной неприятной неожиданностью?»

Сказать, что я была шокирована, — ничего не сказать. Вдобавок, как всегда, у меня возник страх. Незнакомый человек в машине около моего дома. Я в квартире одна. Пятница. Вечер. Конечно, у меня есть соседи. Но что я им скажу, как обращусь за помощью? И что они обо мне подумают? О, это вечная тревога «что скажут другие»! Наверно, она в крови у всех рожденных в наше время. Хотя, по-моему, этот феномен был описан еще Грибоедовым в «Горе от ума».

И вот я сижу с телефоном в руках и совершенно не знаю, что делать. Телефон начинает звонить, и у меня возникает какая-то злая уверенность в том, что все это надо немедленно прекратить. Я отвечаю на звонок.

— Уважаемый… Я даже не знаю, как вас зовут. И не хочу знать. Оставьте меня в покое, а то я сейчас вызову милицию (тогда еще она так называлась).

— Иван. Меня зовут Иван. Елена, прошу вас, не злитесь и не пугайтесь. Я просто хочу извиниться за мое грубое поведение.

— Вы уже извинились. Этого вполне достаточно. Уезжайте.

В тот момент я даже не осознала, что он назвал меня по имени, которого я ему не сообщала.

— Я действительно извинился, но почему-то продолжаю чувствовать себя виноватым. Позвольте мне пригласить вас на ужин.

— Это звучит очень глупо и нелепо. Я уже все сказала. До свидания.

— И вы позволите мне жить с этим чувством вины? Очень жестоко с вашей стороны.

Его голос звучал весьма жалко, но даже это не могло усыпить моей бдительности. Ситуация была слишком странная.

— Если вы настолько склонны к самобичеванию, то смею предположить, что никакой ужин вам не поможет. Просто в будущем будьте более осмотрительны в своем поведении, если в вас так легко просыпается чувство вины.

— В том-то все и дело, что весьма нелегко. Обычно это чувство меня посещает весьма редко. Я сам удивлен. Поэтому и веду себя так неадекватно. Но ничего не могу с собой поделать.

— А с чего вы взяли, что ужин со мной исправит ситуацию?

— Это первое, что пришло мне в голову. У вас есть какие-то другие варианты?

— Приютите у себя бездомную кошку.

— Вы думаете, моя вина настолько велика? — он засмеялся.

И после этого смеха мой страх куда-то пропал.

— Тогда просто помогите какому-нибудь приюту для животных.

— Вы любите животных?

— Просто мне их жалко. А вы что-то продаете?

— В каком смысле?

— Ваша работа связана с продажами?

Он снова засмеялся.

— А ваша работа связана со следственными органами?

— По-моему, это вы мне позвонили, а не я вам.

— Не обижайтесь. Почему вы решили, что я продавец?

— Давайте закончим этот нелепый разговор. У меня нет времени с вами разговаривать.

— А когда появится время, станете?

— Не стану.

— Тогда какая разница? Одевайтесь быстрее, я жду вас в машине. Один только ужин, и вы меня больше не увидите.

— А если я не соглашусь?

— Я буду приезжать каждый вечер, пока не согласитесь.

— А как вы вообще узнали мой адрес?

— По интернету. База данных. Это не трудно.

— Вы считаете это честным?

— Вот тут я абсолютно ни в чем не виноват.

— Иван, уезжайте. Мне совершенно не нравится, что вы делаете. Все это так подозрительно.

— Мне тоже не нравится, но я почему-то по-другому не могу.

— Все, я кладу трубку.

— Ну, если вы так боитесь ехать одна, возьмите с собой подругу.

— А мужа с ребенком можно взять?

В трубке на пару секунд возникла тишина.

— Хорошо, берите.

— И как, интересно, вы все это им объясните?

— Скажу, что я благодарный отец одного из ваших учеников.

— Вот как? Вам даже известно, что я преподаю? И вы решили, что это я связана со следственными органами? Чувствую, что мне точно придется обращаться в милицию.

— Я просто набрал вашу фамилию и имя в Яндексе, была выдана ссылка на вашу школу. Я зашел на сайт и узнал, что вы преподаете алгебру и геометрию.

— Слушайте, мне все это очень не нравится. Может, вы еще знаете и про мое семейное положение?

— Уже знаю. Вы же только что о нем сообщили.

— И даже это вас не останавливает?

— Я же не зову вас замуж. Я прошу только со мной поужинать.

— А ничего, что я намного вас старше?

— Если и старше, то ненамного. Я видел вашу фотографию на сайте школы.

— Эта старая фотография. Она сделана тридцать лет назад.

В трубке опять замолчали.

— Что напугала? Мне почти шестьдесят.

— Вы вводите меня в заблуждение. У вас очень молодой голос.

— По голосу не всегда можно определить возраст. У меня действительно молодой голос.

— Ну ладно, мне уже без разницы. Просто поужинайте со мной.

— Иван, до свидания.

Я нажала отбой.

В тот вечер я задернула шторы и включила свет во всех комнатах. В окно больше не смотрела. Не знаю, как долго Иван оставался во дворе. Странно, но, проснувшись утром, я была готова увидеть вновь его машину. Машины не было. Но рядом с дверью лежал большой букет немного увядших бледно-розовых роз. Мне удалось их реанимировать. Они простояли у меня больше недели. Почему сразу их не выбросила в мусорный бак? Пожалела. Цветы.

Прошла неделя, Иван меня не беспокоил. Я уже думала, что он отказался от своих попыток со мной пообщаться, но была не права.

Через две недели наступила очередная пятница. Я также сидела дома одна, но ждала в гости коллегу, которая должна была прийти с минуты на минуту. Когда раздался звонок в дверь, я ни секунды не сомневалась, что это она. И ошиблась. За дверью стоял молодой человек, который попросил передать кое-что для Елены. Он быстро сунул конверт мне в руки и ушел, не сказав больше ни слова. Я открыла конверт, ожидая обнаружить все, что угодно, но только не то, что там лежало на самом деле. Три билета в театр и короткая записка: «Если на ужин Вы не соглашаетесь, давайте сходим хотя бы в театр. Возьмите с собой кого хотите. Хоть всю свою семью. С надеждой на Ваше согласие, Иван».

Когда позже я рассказала об этом своей подруге Ирине, пришедшей ко мне на чашечку чая, она сначала не поверила. А потом сказала, что я должна пойти. И что она составит мне компанию.

— Лена, это же так романтично. Он ухаживает за тобой, хочет тебя увидеть.

— В том-то и дело, что все это очень странно. Он же не видел меня. Он не знает меня. Зачем ему хотеть меня увидеть?

— Тот молодой человек не мог быть Иваном? Может так быть, что он уже увидел тебя вживую?

— Нет, это не он. Он хоть и сказал пару слов, но голос совершенно другой. К тому же этот молодой человек слишком уж молодой.

— Ты точно уверена, что это не Иван? Голос по телефону может сильно искажаться. Или тебя пугает его возможная молодость? Ты не разглядела его тогда в машине?

— Нет, в машине я никого не рассматривала. Но уверена, что тот, кто принес конверт с билетами, и Иван — разные люди. И почему меня должна пугать его молодость? Я не планирую с ним никаких отношений. Почему же он так настаивает на встрече? Это все так странно. — Я никак не могла успокоиться.

— Так именно поэтому и настаивает. Он же видел твою фотографию. Ты на ней весьма привлекательна. — Ирина окинула меня взглядом и попыталась пошутить: — Да и в жизни тоже ничего. Он слышал твой голос. И ты отказалась с ним поужинать. Ты невольно сделала все, чтобы разжечь его интерес. Ты приоткрыла дверь, но до конца ее потом не закрыла.

— А как я должна была ее закрыть?

— Не знаю. Например, вызвать милицию. Или очень грубо отшить его.

— Что бы я сказала милиции? Они бы только посмеялись надо мной. А еще бы привлекли к ответственности за ложный вызов. Грубо я разговаривать не умею. Я разговаривала настолько жестко, насколько могла. Это не принесло эффекта.

— Тогда, чтобы он отвязался, тебе надо встретиться с ним. Он поймет, что ты не женщина его мечты, и отстанет.

— А если нет?

— Что нет? — Она удивленно на меня посмотрела.

Я поняла, что сказала глупость.

— Если не отстанет?

— Или поймет, что ты — женщина его мечты?

— Ира, о чем мы сейчас разговариваем? Вдруг он маньяк?

— Вряд ли. Он бы тогда не присылал три билета. А вдруг он действительно твой мужчина?

— Ты слишком много смотришь сериалов.

— Возможно. Но в них тоже есть что-то из жизни. Итак, мы идем с тобой в субботу в театр.

— Я не уверена, что это правильно.

— Подумай, ты уже сто лет не была в театре, а тут такая возможность. К тому же маленькое приключение. Будет что вспомнить на старости лет. Еще посмеемся с тобой лет через тридцать. А может, все втроем посмеемся. Я имею в виду этого Ивана. Вдруг вы поженитесь?

— Ты точно сошла с ума.

— Я бы не сомневалась на твоем месте, точно бы согласилась, даже без подруги пошла бы.

— Но ты же замужем! — я была шокирована.

— Так я и говорю: на твоем месте. Ты же в разводе.

Иногда Ирина бывает слишком прямолинейна, порой до бестактности. Может, за это ты так не любишь ее?

— Может, для тебя будет веским аргументом то, что Артур наконец поймет, что ты достойна внимания других, что не зацикливаешься на нем. Тебе давно пора начать встречаться с другими мужчинами. Так что подумай, как отнесется к этому Артур.

— При чем здесь Артур? Мне он сейчас совершенно безразличен. И тем более все равно, что он подумает. К тому же шансы, что он узнает, равны нулю.

— Значит, ты хотела бы, чтобы он узнал? И ты совсем не против встречаться с другими мужчинами? — Ирина продолжала развивать свои мысли в неприятном для меня направлении.

— Давай больше не будем об Артуре. Он мой бывший муж. Бывший, — я сделала сильный акцент на этом слове, оставив без внимания ее предложение начать встречаться с другими мужчинами.

— Бывший, — она повторила за мной это слово. — Но ты все равно говоришь «мой».

— Но он же был в моей жизни. Я не могу не признавать этого факта.

— Он до сих пор в ней. Тебе бы надо к психоаналитику сходить, но вряд ли в нашем городе найдется хороший. Если вообще найдется. Ладно, оставим твоего бывшего, — теперь она выделила ударением это слово из общей фразы. — Давай вернемся к Ивану. Ты — свободная женщина, у тебя взрослый сын. Ты по-своему привлекательна. Умна и образованна. Сейчас многие молодые люди тянутся к таким. Сверстницы их мало привлекают.

— Почему ты думаешь, что он молодой?

— Ну, ты же сама мне сказала, что он моложе.

— Это только мое предположение. Он сказал, что теоретически может быть меня моложе на несколько лет. К тому же молодой и моложе — это разные вещи. Он может быть моложе всего на пару лет.

— Это мы и выясним. Я буду задавать неудобные вопросы сама. Чтобы ты себя не дискредитировала.

— Ир, не надо. Что он подумает?

— А какая разница? Он же подумает обо мне, не о тебе.

— Скажи мне, кто твой друг и я скажу, кто ты.

— Тебе, значит, уже совершенно не все равно, что он о тебе подумает? — Она слегка ущипнула меня за бок.

— Я даже не решила, пойду я или нет.

— Что ты теряешь, скажи? Еще один унылый одинокий вечер. Ты молодая женщина, и тебе надо устраивать свою личную жизнь.

— Кто сказал, что надо? Необязательно все в этой жизни должны быть замужем. Ребенок у меня уже есть.

— Взрослый ребенок. А ты совсем одна. Конечно, многие прекрасно и без семьи обходятся. Но я знаю тебя уже тысячу лет. И могу тебе откровенно сказать, что ты до развода и после — совершенно разные женщины. Одни, когда становятся свободными, как-то раскрываются по-другому, начинают себя искать, занимаются собой, творчеством, наконец. А ты? Что ты? Ты вообще сделалась домоседкой, перестала куда-либо ходить. Даже на школьные посиделки редко заглядываешь.

— Я стала больше читать, — начала я оправдываться. Я не хотела видеть правды в ее словах, но при этом отдавала себе полный отчет, что Ирина выражается даже мягче, чем могла бы.

— Да уж, чтение — это сила. Только книги редко вытаскивают из депрессии. Обычно они в ней только помогают увязнуть.

— Я слышала, что при стрессе они очень помогают.

— У тебя не стресс. Стресс не может длиться годами. Он или проходит, или переходит в депрессию. Тебе надо что-то делать со своей жизнью. Время летит. Ты потом пожалеешь, что свои лучшие годы потратила впустую.

— Ну что я могу? Конечно, я хотела бы путешествовать, куда-то выходить. Но все требует определенных затрат. На хобби тоже нужны деньги. Мои средства ограничены. Не буду жаловаться, но ты сама знаешь, что наша зарплата весьма невысока.

— Если откладывать каждый месяц хотя бы по тысяче-полторы, то на недельку в Турцию всегда можно скопить.

— Но я не хочу в Турцию. Мне вообще не нравится тупо валяться на солнце.

— Ты хотя бы один раз съездила, а потом бы говорила, нравится или нет. И сейчас, когда жизнь дает тебе такой шанс, ты тоже от него отказываешься. Вот что я тебе скажу, ты будешь полной дурой, если откажешься от театра. Если не согласишься на эту встречу, то я всем в нашей школе расскажу про тебя и этого Ивана. Вот будет разговоров! Надолго хватит в нашем стоячем болоте! — она довольно потирала руки.

Я понимала, что Ирина шутит насчет распространения слухов обо мне. И сначала сочла ее совет принять приглашение Ивана совершенной глупостью. Но потом словно какой-то бесенок проснулся внутри меня. Я ничего не теряла от похода в театр. Я не надеялась ничего там найти. Я ничего не ждала от встречи с этим странным Иваном. Поэтому мое разочарование обещало быть минимальным, ну разве что от самого спектакля.

На секунду вернусь к моей любимой (любимой ли? — но родной однозначно) математике. Чтобы тебе было понятно. Когда я познакомилась с Иваном, а я с ним все-таки познакомилась, мне было всего тридцать семь лет. Конечно, это сейчас я говорю, что «всего». Тогда мне казалось, что это ужасно много. Учитывая, что к тому времени я успела побывать замужем, развестись и практически вырастить сына: тебе было восемнадцать, ты учился в университете и уже не жил вместе со мной.

Перед встречей с Иваном я волновалась, но не из-за того, что могу ему не понравиться. Я боялась выглядеть глупо. Было очевидно, что он младше меня. И я понятия не имела, насколько. Почему я так решила, не знаю. Наверно, я начала на него смотреть с позиции выдуманных шестидесяти лет, а не исходя из своего реального возраста. Об Иване я вообще ничего не знала. Он же знал обо мне достаточно. Я попробовала оценить свое поведение со стороны, чтобы успокоиться, но не помогло: со стороны мое поведение выглядело еще более дурацким.

Какое-то время в моей голове даже жила мысль о том, что действительно именно Иван лично принес мне конверт. От такой догадки внутри все сжималось, потому что пусть я и видела того человека всего ничего, но он успел мне не понравиться. К тому же выглядел как вчерашний школьник.

Потом я долго мучилась, что надеть, что будет уместно. Хотя выбирать-то особенно было не из чего. Покупать же новый наряд специально к этому вечеру было незачем и не на что.

И, наконец, я не могла не думать, как все пройдет, как сложится вечер и не пожалею ли я о своем опрометчивом поступке. Сомнения были. Но, как ни странно, их было меньше, чем решимости.

В пятницу вечером я получила сообщение от Ивана. Он спрашивал, хочу ли я, чтобы он заехал за нами в субботу. Я ответила отказом — оставляя себе возможность для отступления в самый последний момент. Я действительно до этого самого последнего момента продолжала сомневаться. И даже Ирина, которая пришла ко мне чуть ли не с утра и пыталась придать мне уверенности своими шутками и громкими фразами, не могла меня избавить от сомнений.

Спектакль назывался «Недосягаемая» по пьесе Моэма. И это было весьма символично. Хотя с моей стороны, возможно, было наглостью так полагать. Мы пришли прямо к самому началу. Мне не хотелось сидеть мучительные минуты рядом с Иваном и придумывать, что́ ему говорить. Ирина, конечно, имела противоположное мнение. Но в этом случае я была тверда, к тому же билеты прислали мне, а не ей.

Несмотря на то, что мы заняли свои места всего за пару минут до начала спектакля, Ивана в зале не наблюдалось. Прозвенели три звонка, погас свет, открылся занавес, а Ивана все не было. Только два кресла по обе стороны от нас были пустыми. Я начала думать, что этот Иван совсем не так прост, как мне показалось сначала. Да, я думала, что он весьма странен, хотя сама история представлялась мне достаточно примитивной. Сама не знаю, почему. Может, потому что все действия с его стороны были словно списаны из какого-то фильма с не очень глубоким содержанием.

Почему он до сих пор не пришел? Может, решил сначала выяснить, приду ли я? С кем приду? Ответа я не знала, но было предчувствие, что Иван здесь, в зале. Как потом выяснилось, оно меня не обмануло. Но тогда меня охватило смутное чувство разочарования.

В фойе театра, когда я забирала из гардероба наши вещи, мое пальто вдруг подхватил какой-то человек. Я подняла на него глаза. Передо мной стоял мужчина среднего роста, с волосами чуть тронутыми сединой и поразительно голубыми глазами. Нельзя не признать, что он был весьма и весьма привлекателен.

— Позвольте вам помочь, — сказал он с легкой улыбкой.

Я смутилась, но от помощи не отказалась. Ирина, пока я стояла в очереди за вещами, отлучилась в дамскую комнату, и еще не вернулась. Мы были практически один на один, хотя нас и окружала куча народа. Он помог мне надеть пальто, взял из моих рук вещи Ирины, а потом наконец представился.

— Я Иван. Вы, наверно, догадались.

— Да, — ответила я.

Больше мне нечего было добавить. Представляться было незачем. Он и так знал обо мне больше, чем было достаточно на тот момент. Причем знал не от меня. Все, что я ему рассказала, так это неправду о своем возрасте и семейном положении.

— Надеюсь, сейчас вы не откажетесь, чтобы я вас подвез до дома. На улице ужасная погода.

— Но я не одна.

— Я знаю, — он лукаво улыбнулся. — Не волнуйтесь, я не оставлю вашу подругу на улице, подвезу и ее тоже.

— Мне надо у нее спросить.

— Конечно, мы ничего не будем делать без ее согласия, — он снова улыбнулся.

Меня почему-то стало это раздражать. Появилось ощущение, что он заранее знал, что будет дальше. Словно это он писал сценарий наших отношений.

— Вам понравился спектакль? — спросил он, очевидно, чтобы поддержать разговор и избежать дальнейшего движения в сторону неловкого молчания.

— Вполне.

— Постановка, конечно, проигрывает той, что я видел в прошлом году в Москве, но в целом не самая худшая.

— Вот как?

Почему-то слова застревали у меня в горле, и я была способна говорить только какими-то совсем короткими фразами. Я, конечно, хотела спросить, почему его не было в зале вместе с нами. Но при этом чувствовала, что он ждет этого вопроса. А я не хотела следовать его сценарию. Однако Иван, похоже, не думал отступать от задуманного.

— Простите, что не составил вам компанию во время спектакля, но я подумал, что вы будете чувствовать себя неловко, а мне этого очень не хотелось.

— Вы были правы. — Я по-прежнему была немногословна.

Тут подошла Ирина. Она сразу поняла, с кем я разговариваю. Недолго думая, она протянула Ивану руку и обрушила на него лавину слов.

— Вы, наверно, Иван. Очень приятно. Меня зовут Ирина, я подруга Лены. Спасибо вам огромное за такой прекрасный подарок. Мы сто лет не были в театре. Вы очень хорошо придумали нас сюда пригласить. А почему вы сами не смотрели спектакль? Я все время ждала, что вы появитесь, а вас не было. Я уж подумала, что случилось что-то или вы испугались нашей встречи и в последний момент решили не приходить. Это очень хорошо, что вы все-таки пришли. Почему же вас не было в зале?

— Очень приятно, Ирина. Я просто не хотел вам мешать смотреть спектакль и отвлекать ваше внимание своей скромной персоной. Все нормально. Я тоже его посмотрел, просто сидел немного в стороне.

— Да? — Ирина была удивлена. — А почему тогда два места рядом с нами пустовали?

— Одно было на ваш третий билет. Другое я выкупил, чтобы вам никто не мешал.

— Вот это да! И вам не жалко было денег?

— Для этого — нет. Ну что мы стоим здесь? Давайте я вас подвезу. Вы согласны, Ирина? Елена сказала, что вы можете быть против.

— Она так сказала? Конечно, я не против. На автобусе нам ехать с двумя пересадками. Только Лена с ее излишней щепетильностью могла так сказать.

На выходе из театра Иван галантно открыл перед нами все двери и пропустил вперед.

— Я подгоню машину, а вы подождите здесь под навесом. У меня только один зонт, а я вижу, что вы свои не взяли. К тому же сильный ветер.

Как только Иван отошел на несколько шагов, Ирина тут же выдала мне впечатление, которое он на нее произвел.

— Ленка, с ума сойти! Вот это да! Такой мужчина! Ты даже думать не должна. Надо обязательно с ним общаться! Если бы я не была замужем! Да если бы он хотя бы на меня обратил внимание! Я бы ни секунды не думала. Он однозначно не младше тебя, он наш ровесник, даже, возможно, чуть постарше. Вот это мужчина!

— Мы о нем ничего не знаем, — я пыталась сохранять здравый смысл.

— Узна́ем. Я сейчас по дороге домой попытаюсь все у него выспросить.

— Ир, даже не думай. Во-первых, это невежливо, а во-вторых, что он о нас подумает?!

— Лучше пусть его заботит, что мы о нем подумаем. Ведь он больше в тебе заинтересован, чем ты в нем. Вот тебе повезло! Знаешь, ради этого стоило развестись! Такой мужчина! Куда привлекательнее и интереснее твоего буки Артура. Да у нас в школе половина коллектива из-за него передралась бы!

— Ты преувеличиваешь. В нем нет ничего особенного. Вполне обычный человек.

— Много ты встречала таких обычных? Назови мне хотя бы одного, кто вел бы себя так. Кто так импозантно выглядел бы! И, судя по всему, с деньгами у него тоже все в порядке. В общем, ты не должна его упустить.

Я только хмыкнула в ответ.

По дороге домой Ирина свое обещание сдержала. Практически только она и говорила с Иваном. Я молчала. Мне было неудобно ее одергивать, я лишь слегка толкала ее в бок на заднем сиденье автомобиля. Но и вступать в беседу я не считала нужным и пыталась делать вид, будто меня ничего не касается.

— Иван, можно сразу задать один вопрос, который меня мучает? — Ирина решила брать быка за рога.

— Если он приличный, то попробую ответить, — Иван был невозмутим.

— Сколько вам лет?

— Это так важно для вас?

— Вы знаете, Лена боится, что вы ее моложе. Она не станет встречаться с мужчиной, который ее намного моложе.

Я умирала со стыда.

— Мне кажется, про «встречаться» говорить еще рано и не думаю, что возраст здесь сыграет главную роль. Ведь так, Елена? — он обратился ко мне.

Я немедленно покраснела.

— Пожалуйста, не слушайте, что она говорит. Я здесь совершенно не при чем.

— Но сами-то этих вопросов не зададите. Это очевидно. Пусть уж Ирина спрашивает.

— Так сколько вам лет? — не унималась подруга.

— Мне тридцать пять, если вы настаиваете на ответе, — он немного напрягся.

— Лене тридцать семь. Два года — не такая уж большая разница. Можно считать, что вы ровесники.

До сей поры я не считала каким-то особенным секретом свой возраст, но мне было неприятно, что Ирина так легко о нем сообщила Ивану. И я впервые пожалела, что еду с ним в машине не одна.

— Вы знаете, я как-то не привык заглядывать женщинам в паспорт. Мне безразлично, сколько лет тому, кто мне нравится.

— Значит, Лена вам нравится… — многозначительно заметила Ирина.

Тут уже даже Иван не нашелся, что сказать. Ирина поняла свою бестактность и переключилась на следующие вопросы. Похоже, у нее был определенный список, отступать от которого она не собиралась.

— Простите, а вы состоите в браке?

— Нет. Но помнится, Елена мне что-то говорила о своем семейном положении.

— Были женаты? — Ирина, казалось, пропустила замечание Ивана по поводу моего семейного положения. И я была за это ей признательна. Не хватало еще меня обсуждать.

— У меня такое ощущение, что я на допросе, — он пытался отшутиться, но в голосе уже чувствовалось явное напряжение.

— В каком-то смысле да. Мы же ничего про вас не знаем. Едем сейчас с вами практически ночью одни. К тому же Елена так деликатна, что не задаст вам этих вопросов. Вы тоже неизвестно, что расскажете, а что нет. А если от этой информации зависит ваше с ней дальнейшее общение?

— Может, вы и правы. Но на самом деле я не привык, чтобы меня с таким пристрастием расспрашивали с первых минут знакомства.

— Вы можете не отвечать. Давайте на этом закончим.

— Ну что вы, продолжайте. Это становится даже интересно.

В его голосе послышалась ирония, но Ирина ее не почувствовала. Она была одержима идеей получить как можно больше информации об Иване.

— А дети у вас есть?

— Нет.

— Чем вы занимаетесь?

— В каком смысле?

— Работаете кем?

— Я юрист.

— Не похоже.

— Почему?

— Вы почему-то плохо защищаетесь.

— Я просто пока не вижу в этом смысла. Думаю, что вы не представляете для меня никакой угрозы. Или это не так? — И он почему-то посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

Я сидела сзади и мечтала только об одном, чтобы вся эта неловкая ситуация закончилась, чтобы быстрее добраться до дома, оказаться одной и забыть об Иване, дурацких вопросах Ирины. Мне нужно было привычное равновесие, а его-то я как раз и была лишена.

Наконец мы доехали до моего дома. Ирина жила чуть дальше и хотела, чтобы ее довезли до самого подъезда. Хотя вполне могла выйти вместе со мной.

Иван первым вышел из машины, открыл мне дверь, довел меня до подъезда и сказал вполне обычные слова прощания:

— Спасибо, что все-таки приняли мое приглашение и не отказались сходить в театр. Мне было очень приятно с вами познакомиться лично.

— Я тоже благодарна вам за билеты. Прошу прощения за мою подругу, она порой говорит много лишнего. Я к этому не имею никакого отношения. — Я пыталась извиниться, а в итоге вышло, словно я перекладывала всю вину на Ирину. Это было не совсем правильно, но я не знала, как объясниться по-другому.

— Ничего страшного, не переживайте. Мое мнение о вас не стало хуже. Напротив. Всего доброго! Спокойной ночи!

Он медленно направился к машине, а я торопливо поднялась к себе, испытывая какую-то досаду, что все так закончилось. Простым прощанием. Неужели подсознательно я ждала большего? Я злилась, что, возможно, так оно и было. Нет, я не ждала жаркого поцелуя или каких-то особых любезностей. Но почему-то была уверена, что Иван намекнет, что наша встреча не была последней.

Не успела я даже помыть руки после возвращения, как раздался телефонный звонок. Я подумала было, что это Иван, но оказалась Ирина. Теперь тон ее разглагольствований об Иване коренным образом изменился, с самых же первых слов она советовала мне больше никогда с ним не общаться.

— Ты знаешь, я ошибалась насчет него. Он просто хам! Он сдерживался в твоем присутствии, но стоило нам остаться наедине, как он сразу показал себя во всей красе?

— Он приставал к тебе? — Почему-то это первое, что пришло мне в голову.

— Я бы ему не позволила! — оскорбилась Ирина.

— Тогда что он сделал? В чем провинился?

— Ты знаешь, он не очень хорошо высказался о тебе.

Я напряглась: неприятно, когда кто-то относится к тебе плохо и тем более говорит об этом за твоей спиной. Настроение резко испортилось. Но все же я рискнула спросить:

— Что именно он сказал?

— Я спросила его о планах насчет тебя. Как он думает развивать отношения. Ты знаешь, что он мне ответил?

— Не имею представления, но ты не имела права задавать такие вопросы, — я начала злиться.

— Он сказал, что это не мое дело и что вы как-нибудь с этим разберетесь без моей помощи. — Она буквально выплюнула эти слова. — Но это еще не все…

— Что еще?

— Я сказала, что являюсь твоей лучшей подругой, а он ответил, что лучшие подруги в этом деле совершенно лишние.

— Что еще?

— А тебе разве этого недостаточно?

— По-моему, ты сама напросилась, — не смогла сдержаться я.

— Вот как? Ты бы слышала, каким тоном он все это говорил!

— Это все? Ты сказала, что он обо мне плохо отозвался. Что конкретно он сказал?

Я знала, что мне не надо было задавать этого вопроса. Но неведение мучило бы меня еще сильнее.

— Он говорил таким тоном, что было и так понятно, как он к тебе относится! Он просто хочет переспать с тобой и все! Маленькая интрижка! И ведь он так и не показал нам свой паспорт, я уверена, что он женат! Ты не должна с ним продолжать отношения. Он просто попользуется тобой, и все. Этот Иван — ужасный тип, мне почему-то кажется, что он даже склонен к насилию. А ты ведь этого боишься как огня. — Ирина знала, как бить по моим больным местам. — Типичное поведение для таких людей. С виду милашки милашками, но потом быстро снимают свою маску.

— Я не собиралась с ним никаких отношений заводить, как ты выражаешься. Смею тебе напомнить, что это ты настояла на том, чтобы мы пошли в театр, а не я.

— О чем очень сожалею.

— Я тебя поняла.

— Ну а ты что думаешь или думала на его счет, пока я тебе не позвонила? Небось уже стала мечтать о следующем свидании? — она не смогла сдержать свойственного ей любопытства.

— Мне он показался вполне приятным человеком, не более. — Я должна была что-то сказать о Иване, иначе Ирина не оставила бы меня в покое.